Аннотация: Вас ждут преторианцы и гладиаторы, колизей и загадки, расследования и покушения, распущенность и строгость, честь и доблесть... Добро пожаловать в Древний Рим. ЗАВЕРШЕНО.Выложено полностью. Приятного чтения. Ждем с нетерпением коммов ;-)
НЕВЕСТА СМЕРТИ
Елена Вихрева
Людмила Скрипник
Караульное помещение преторианской гвардии было заполнено двумя десятками молодых офицеров-преторианцев, которых инструктировал префект по случаю предстоящего праздника во дворце императора Октавиана.
Среди них, несмотря на одинаковую форму с белыми туниками из-под чеканных доспехов, алые плащи и покоящиеся на сгибе руки шлемы с красными конскими хвостами, выделялась девушка, что было вообще необычно для римской армии, тем более - для преторианской гвардии. Но, если откровенно, то и выделялась она только прической - светло-рыжеватые, слегка вьющиеся волосы, собранные в высокий хвост на затылке. Что касается внешности, сказать было бы трудно, что она обладала какой-то особой красотой - при отборе в преторианскую гвардию обращали внимание не только на послужной список и происхождение претендента, но и на его внешние данные. В императорском дорце молодого красивого Октавиана Августа, лишь недавно прочно занявшего позиции после междоусобицы, последовавшей за смертью Юлия Цезаря, все должно было быть гармонично и красиво. Так что основу его личной охраны составляли молодые, сильные и красивые воины, но успевшие покрыть себя славой еще в легионах Цезаря.
Но все же она была красива - большие, выразительные глаза под пушистыми ресницами, изящный точеный нос, твердые линии скул и подбородка. И еще - губы. Ровно очерченные, в меру объемные - про такие говорят, что они созданы для поцелуев, тем более нижняя губа девушки была чуть более выступающей, как будто давала определенные обещания. Но все это великолепие для непосвященного глаза было скрыто жестким взглядом ее умных глаз и каким-то непередаваемым выражением лица, которое характерно для опытных, закаленных в боях и походах воинов. И, конечно, разворот плеч, особая стать воина, привыкшего носить тяжелые доспехи и закрывать голову римским шлемом, в котором не получится ее робко склонять.
Закончив, префект отпустил их, негромко окликнув:
-Гайя, останься.
Девушка что-то торопливо сказала на прощание высокому, темноволосому красавцу с чувственными губами и знаками различия центуриона, такими же, что украшали на груди и ее доспех.
-Девочка моя, - вздохнул префект. - У тебя будет сегодня вечером особое задание. Думаю, оно не покажется тебе сложным.
-Я всегда готова к заданиям, - она приложила руку к груди в воинском приветствии, вытянувшись в струнку, но префект, улыбнувшись ей краешками глаз, кивнул на скамью. Разговор предстоял долгий.
-Итак, девочка...
Префект имел полное право так обращаться к Гайе, хотя и допускал это только в таких случаях, когда разговор шел с глазу на глаз. Он помнил ее еще восемнадцатилетней девочкой, случайно как-то обнаружившейся в обозе его легиона, причем уже так далеко, что возвращать ее в Рим пришлось бы снаряжать целый отряд, а еще лучше, разворачивать легион. Что было исключено - они шли быстрым маршем к Германии, где непокорные племена батавов снова жгли римские крепости.
Как эта девочка, которая после недолгих разбирательств оказалась дочерью уважаемого сенатора, стоящая перед ним в его палатке в мужской одежде, коротко стриженая, с обветренными и загоревшими дочерна лицом и руками, смогла пройти с маршевым легионом два месяца? Он тогда устроил серьезное расследование и узнал, что все это время Гайя шла с обозом, пользуясь тем, что обслуживающие его ветераны приняли ее как дочку, а она платила им той же монетой, стараясь сделать повкуснее их скудный обед, состоявший из обычного пайка римского солдата - зерна, копченого сала и чеснока. Она собирала по дороге съедобные травы, стреляла из лука мелкую дичь, готовила на стоянках. Всегда веселая, внимательная, готовая выслушать их ворчание или рассказы о былых сражениях - она покорила ветеранов, и они молчали, не желая с ней расставаться.
Префект помнил, что, соединив в одну картину рассказы ее и ее невольных соучастников, ошалело смог спросить у девушки только одно:
-А когда ты всему этому научилась?
На что она, тряхнув головой, не задумываясь и глядя ему в глаза, ответила:
-У меня были хорошие воспитатели. Отец покупал мне замечательных учителей.
-А как ты явишься теперь к отцу в таком виде?
-А я и не собираюсь к нему возвращаться. Я решила последовать за своим любимым на край света! - и она гордо вздернула шелушащийся от солнца и ветра точеный носик.
-Вот как? И он тоже в этом замешан? - и был потрясен испугом, разлившимся в ее глазах впервые за эту нелегкую беседу.
-Нет. Он вообще ничего не знает! Честно! Он уверен, что оставил меня в Риме, простившись перед походом.
-А что тебя погнало следом за ним? Ты же из хорошей семьи, и твою мать я тоже встречал на официальных приемах у Цезаря, она красивая и благовоспитанная женщина. Как они тебя отпустили?
-Отпустили? Ну, я им кодикиллус оставила, где все написала. Что люблю и не могу допустить, чтобы он рисковал жизнь в дальнем походе, а я ничем не смогу ему помочь.
-А чем ты собиралась ему помочь?! Петь, аккомпанируя на арфе?! Или плести венки?
-Вообще-то, - глаза девушки снова стали бесстрашны и спокойны. - Я уже сказала, что у меня были очень хорошие воспитатели. Так что я умею и раны перевязывать, и из лука стрелять.
-Ценные для невесты качества, что ни говори, - старший центурион, которым тогда был префект, потер внезапно занывшее плечо, простреленное когда-то галльской стрелой. - Ну, а твой жених, как думаешь, оценит твои подвиги?
Она вздохнула:
-Теперь не знаю. Мне пришлось отрезать волосы. Да и бани в походе нет, хорошо хоть, тепло еще, я в речках купаюсь на стоянках. Так что и не стремлюсь ему сейчас на глаза показываться.
-Наверное, это и правильно. Делать с тобой все равно нечего, так что оставайся уже, где есть, - он чувствовал, что решение принимает странное, но правильное, хотя и попадет ему за него. - А когда начнутся стычки, пойдешь помогать медикам. В легионе четыре врача и крепкие солдаты-капсарии, которые выносят раненых с поля боя. Но лишние руки там лишними не будут. Ты хоть себе представляешь, что это?
-Да, - снова потрясла его спокойствием девушка. - Я помогала своей воспитательнице, которая оказалась галльской ведуньей, лечить рабов в эргастуле.
Старший центурион вздохнул с облегчением. И приготовился ждать новых проблем.
А они не замедлили явиться.
Продвижение легиона вглубь земель, населенных батавами и другими германскими племенами, шло все труднее. Заметно похолодало, и здешняя зима обещала резко отличаться от италийской. Все чаще им на пути встречались болота и непроходимые чащи. Ломались колеса обозных повозок. Люди начали простужаться, и по ночам над лагерем раздавался лающий кашель нескольких сотен воспаленных глоток. И в довершение всего начались мелкие ночные и дневные вылазки варваров, нападавших в своих родных краях, умело используя каждую кочку и пещеру.
Старший центурион, не спавший несколько суток, с обметанными лихорадкой губами, обремененный тяжелыми мыслями, все же изредка замечал эту девушку, брошенную фактически на произвол судьбы среди монотонной и тяжелой легионной жизни. Все такая же легонькая, тоненькая, с тихой улыбкой, она оказывалась там, где была нужна - помогала врачам, разносила горячее питье, крепила оперение к стрелам и чинила солдатам одежду.
Он тогда все мучительно пытался вычислить, за кем же из его молодых офицеров увязалась это очаровательная крошка, которую даже такие трудности не сломили и даже не особо испортили внешне. Пусть ее коротко остриженные ноготки, с въевшейся костровой сажей, не были больше розовыми миндалинками, но задорная и нежная улыбка скрашивала абсолютно все.
Никто из его воинов не посмел обидеть ее нескромным взглядом или словом - она напоминала всем оставленных в Риме дочерей, невест и сестер... А утешить плоть можно было и с грубыми, рослыми местными пленницами, норовившими кинуться на легионеров с ножом, а то и мечом, подобно их мужьям и братьям.
Старший центурион и не удивился, когда увидел, что воины сами стали учить крепкую и выносливую девочку обращаться с мечом и копьем - у нее должна была быть возможность защитить себя при внезапной стычке с врагами.
Гайя оказалась на редкость талантлива в воинском искусстве - и, когда дело все же дошло до крупных стычек, доказала это на деле с мечом в руке.
И он приказал выдать ей доспехи из обозных запасов - благо, и переделывать не пришлось, только в талии ремни подтянули.
Но все тайное становится явью, и однажды он стал свидетелем неприятного разговора. Несимпатичный ему, хотя и красивый, рослый, умеющий подать себя юноша, выходец из хорошей семьи, но так и не усвоивший представлений о чести и достоинстве римского воина, старающийся ловко обойти все трудности, поберечь себя и больше озабоченный тем, как он выглядит в первой линии строя на торжественных построениях, даже на учениях норовил оказаться в задних рядах, кого-то отчитывал за палаткой.
Старшего центуриона его слова заставили остановиться и прислушаться:
-И что ты все время за мной ходишь? Думаешь, я сразу тебя не узнал, когда ты начала тут везде мелькать, откуда ни возьмись? Но на что ты мне сдалась, такая убогая? Да и приведи тебя домой, стыда перед родней и всем Римом не оберешься. Надо же, девушка, прошедшая с маршевым легионом! Могу догадаться, как тебе удалось прятаться. Да и сейчас... Вот как ты греешься холодными ночами в продуваемой ветром палатке? Вот, то-то и оно.
Старший центурион незаметно выглянул, чтобы удостовериться в том, что ему не показалось. Но нет... Не показалось, и плечи девушки были опущены, они вздрагивали, что было заметно не смотря на доспехи и прикрывающую их сверху грубо выделанную волчью шкуру - они все стремились добыть себе такую, отняв у водившихся в окрестных лесах в изобилии этих серых хищников. Или медвежью, как сделал он сам, принимая в расчет свои размеры.
Валерий, как видно, еще не добыл, и зябко кутался в два обычных зимних плаща, мало спасавших в этом пронизывающем климате. И, видимо, поэтому обратил внимание на мех, закрывающий девушку:
-И эта твоя вонючая шкура... Просто верх изящества для дочери патриция...
-Зато добыла я ее сама, - голос Гайи был совершенно ровным, и ее командир в очередной раз подумал, что не зря оставил ее, еще и дав звание легионера.
Ему хотелось вмешаться, надавать кулаком по надменному лицу молодого патриция, отправленного родителями в этот поход только потому, что надоели его кутежи с гетерами, бессмысленные скачки на колесницах и проигрыши в кости. Но как его смогла полюбить Гайя, причем настолько, что последовала за ним? Ответ нашелся быстро - в мирной жизни в Риме Валерий производил неизгладимое впечатление своей выправкой, щегольской манерой носить форму, умением поддержать разговор на любую тему - от выборов Сената до комедий Плавта.
Как бы то ни было, но спустя полгода он лично отдал приказ обезглавить Валерия перед строем - из-за его трусости попал в засаду и погиб передовой разъезд.
А Гайя в двадцать два года стала командиром разведывательной декурии. В двадцать пять - центурионом.
И, когда ему предложили должность префекта преторианской гвардии, то он, не раздумывая, пригласил ее с собой.
-Итак, девочка, сегодня вечером прием у Октавиана. Но тебе будет отведена другая роль. Стоять с копьем и мечом наготове у его трона тебе сегодня не придется. Будешь его племянницей, внезапно приехавшей из Путеол.
Гайя внимательно слушала и думала, что, наверное, так и надо, что она одна оказалась в родном городе. Когда легион вернулся из похода, выяснилось, что ее родители уже умерли, что не удивительно - она была младшим ребенком в семье. В просторном родительском доме обитали дальние родственники, оказавшиеся владельцами по завещанию - братья разъехались служить во все уголки империи, а старший брат и вовсе был комендантом форта в Лондинуме, на далеком Британском континенте. Сестры нашли свое мирное счастье в домах мужей, и тоже проследовали за ними - кто в Парфию, кто в Испанию. А троюродные тетка с дядей посмотрели на нее совсем не так, как смотрели на триумфально проходивший только что по улицам Рима легион горожане. И целомудренные весталки, и вольноотпущенники, и пестрые дети, и знатные матроны - все приветствовали неспешно шагающих воинов, несущих захваченные у врагов знамена и ведущих в цепях знатных пленников.
Ночь они стояли у знаменитых горячих источников возле стен Рима, и теперь явили городу не пыль дорог и пот сражений, а блеск парадных доспехов и идеально выбритые лица.
Офицеры ехали впереди верхом, и Гайя, чьи доспехи за год до этого украсили фалеры центуриона, тоже. Под шлемом легионера, закрывающим лоб и щеки, не было видно ее золотистых длинных волос, а обветренное лицо с суровым взглядом немного усталых глаз резко отличалось от личик римлянок, подкрашенных, обрамленных завитыми щипцами умелых кипасисов локонами.
А вот встреча с родней - она не походила на триумф. Тетка поджала губы:
-Ну не знаю, тебя вообще-то уже оплакали. Столько лет без известий. Доходили слухи, что ты в армию подалась. Так мы надеялись, что лучше бы это были слухи. И где вот тебе теперь место тут найти? Конечно, можешь, пока пожить тут, или...
-Или, тетушка. Или. В лагере мне будет привычнее и спокойнее. Прощайте.
Она тогда прошагала размашисто через такой родной и знакомый атриум, борясь с детскими воспоминаниями, сбежала по ступенькам, взлетела на коня и больше не обернулась.
А через несколько дней вместе с командиром и лучшим другом, тоже центурионом, Марсиусом Гортензием, которого товарищи звали просто Марс, они перебрались из временного лагеря своего легиона в казармы лагеря преторианской гвардии, располагавшегося за пределами города, недалеко от Соляных ворот.
-Командир, я конечно, готова быть и племянницей, и двоюродной бабушкой императора, но как ты себе это представляешь?
-Легко. Не мне тебя учить. Деньги вот, казенные, - он протянул ей увесистый мешочек с сестерциями. - Купи, что найдешь нужным. Поярче, тебе надо привлекать к себе внимание. Но только...
Префект оглядел с ласковой усмешкой одного из своих лучших офицеров:
-Ты только паллий выбери такой, чтоб руки твои прикрывал.
-Руки?
-Гайя, ты сколько раз отжимаешься?
-Сколько положено, - пожала плечами девушка. - Сто влегкую.
-Вот и ответ. А красавицы, которых ты должна если не затмить, то уж быть не хуже, разве что чашу цекубского сами ко рту подносят. Им даже брови рабыни подводят. Все понятно?
-Так точно! - сдерживая смех, отчеканила Гайя, резко вскакивая на ноги. - Разрешите приступить к выполнению?
-Да иди уже, - махнул префект, пряча отеческую улыбку, потому что знал, что за дверями томится и вышагивает Марс, поджидая свою подругу. Впрочем, подругой Гайю он бы сам не назвал - скорее, товарищ. Хотя в глубине души Марс и не возражал бы, если бы Гайя обратила на него внимание не только как прошагавший бок о бок с боями старый друг, но и любимая девушка.
Что удивительного, внешне суровый, как и положено центуриону, Марс был без памяти влюблен в Гайю. Сказать, когда это произошло, он не мог - может, тогда, когда они несколько суток провели в укрытии из снега и еловых лап, лежа в засаде без костра и пищи, почти неподвижно, только ритмично напрягая мускулы, борясь с неподвижностью и холодом. Они тогда стали согревать друг друга своими телами, чтобы сберечь остатки теплоты, и он впервые почувствовал, какая у нее большая и упругая грудь, чаще всего затянутая доспехами.
Или тогда, когда он угодил с двумя товарищами в засаду, и друзья были сбиты наповал стрелами батавов, а по ним убили коня. Его самого ранили в плечо и уже готовились уволочь в свою лесную деревню, чтобы запытать насмерть, но вылетел из-за поваленных елок на лесную дорогу отряд Гайи, разложил батавов мертвыми на снегу. А после - она сама вытащила зазубренную стрелу, довершив начатое ею дело: обломила древко с оперением над самой раной и с силой пробила стрелу дальше.
А затем, уже теряя сознание, он блаженно ощутил на своем теле ее руки, бинтующие его рану, неожиданно нежно-невесомые, хотя он не раз видел в них и двуручный германский топор.
Так что им обоим было что вспомнить.
***
-Разрешите?
Дверь в таблиний префекта приоткрылась, и на пороге возникла ослепительная красавица. Тончайшего полотна нежно-голубая стола облегала ее гибкую талию изящными складками, а паллий из шерсти того же цвета, но более глубокого оттенка из-за фактуры ткани вился вокруг стройной шеи, спускаясь к небольшим ступням, обутым в сандалии со слегка возвышающейся к пятке подошвой, ремешки которых охватывали ее аристократические щиколотки.
Глаза, и без того большие, были умело оттенены и от этого казались еще больше и ярче, а отблески ткани заставляли их сверкать всеми оттенками голубого и синего.
Ее и без того слегка вьющиеся волосы теплого пшеничного оттенка были собраны высоко на макушке, а спереди укорочены и падали на лоб и виски живописными кольцами.
-Центурион... Гайя... Девочка моя... - потрясенно вымолвил префект. - И когда успела?
-Выполняла приказ.
-Хорошо. А теперь давай ближе к делу. Постарайся запомнить как следует, потому что не известно, когда удастся еще раз поговорить вот так с глазу на глаз. Ты понимаешь, почему ты сегодня предстанешь перед всем цветом Вечного города в таком образе? Ты помнишь, кто ты теперь?
-Да, племянница многоюродная нашего императора, сидевшая до поры до времени тихо в Путеолах, а теперь решившая использовать потенциал великого родственника для новых возможностей красивой жизни.
-Именно так, - префект в очередной раз порадовался, как мгновенно схватывает верную линию его ученица. - Но учти. Разведка войсковая, к которой ты привыкла, это одно. А тут надо все так же тихо, исподволь, но вот где свои, где чужие, оно посложнее будет.
-Разберемся, - она посмотрела своему командиру, с которым рядом прошла эти восемь лет. - А ты не сможешь мне подсказать? Значит...
-Операция под прикрытием. Мы с тобой об этом много говорили, когда возвращались в Рим из Германии. Да и многое ты уже умеешь, те же переговоры как мне помогала вести?
-Помню. Но там был враг. Коварный, жестокий. А тут?
-И я тебе об этом. Разбираться придется на ходу. Но суть в том, что против Октавиана продолжают плестись заговоры. И их корни не только в недовольных провинциях, той же Сирии и Испании, но и в Сенате, и на самом Палатине.
-Я должна попытаться найти заговорщиков?
-Скорее, расшевелить это осиное гнездо, а заодно показать, что император справедлив и умеет быть жестким даже к своей родне, если она идет против отечества.
-Тогда я все же не до конца поняла, - в голосе девушки интерес, внимание, но никак не страх, что снова теплым лучиком поглаживает сердце старого воина. - Лучше давайте все разберем детально, тем более, если мне придется дальше действовать в одиночку.
-Ну не совсем в одиночку, - префект раскрыл кодикиллус, на котором его торопливым стилом были сделаны пометки на греческом языке, причем старым, почти вышедшим из употребления шрифтом. Он знал, что Гайя легко справляется с его манерой делать записи. А вот случайно зашедший в таблиний скриба или даже его контубернал не разберутся. Как и враг, прорвись он в самое сердце дворцовых покоев через бесконечные посты и караулы преторианцев.
-Марс? - девушка подняла на него удивленные глаза. - Но он так родовит, так горд. И вдруг в гладиаторы? Он не переживет позора.
-При чем тут гордость? Это задание. Ничуть не хуже тех, к которым вы привыкли, а так... Так оно еще и опаснее. И прошу вас обоих, постарайтесь там все же не погибнуть оба. Мне же трудно будет объяснить тогда погребальный обряд с воинскими почестями.
-Отлично. Там мы уцелеем! - засмеялась Гайя. - И погибнем в бою с поганцами. И будем рассчитывать на похоронную процессию, впереди которой понесут наши фалеры. Хорошо?
-Коза ты иногда бываешь... В хорошем смысле, но коза..., - префект покачал головой, украшенной седым ежиком. - Так что веселись сегодня, знакомься, флиртуй. И завтра, и еще декаду. А там готовься, что на одном их пиров тебя наши же ребята и примут. Надеюсь, мы избежим даже пары часов в Маммертинской тюрьме. Сразу скорый и справедливый суд императора, конфискация украшений и ты в цепях окажешься в Лудус магнус.
-А Марс?
-Марс там окажется уже завтра. Причем сам запродастся ланисте. Якобы ему скучно без войны, сил нерастраченных много и хочется острых ощущений.
-Что, вот так и клятву принесет, что разрешает себя бить плетьми и жечь огнем?!
Префект развел руками:
-Ну да. А других вариантов нет. У него там должно там быть все же побольше свободы. Они и в город сможет выходить. Это ты у нас будешь особо опасна.
-А так не опасна еще? - она откинула назад непослушный локон с виска.
-Честно говоря, очень. Центурион, ты же понимаешь, что у меня еще две сотни крепких мужчин, причем в большинстве офицеров. И послать на арену можно хоть декурию. Но толку? А ты сможешь еще и нити заговора, ведущие через Лудус Магнус поймать.
-А Марс?
-Марс отважный и сильный воин. Но он солдат до мозга костей. А ты... Ты все же женщина.
-Девушка.
-Знаю. Но сейчас не об этом. А об особом взгляде на мир. Взгляде умной женщины. И одновременно центуриона.
Гайя вздохнула.
Марсиус был ей дорог. В первый год в легионе они именно выживали - самовольно оказавшаяся там восемнадцатилетняя девочка и отправленный родителями на перевоспитание семнадцатилетний взбалмошный мальчишка, мало к чему приспособленный делать руками. Они вместе учились быть воинами, и гордого, честолюбивого и порядком избалованного Марсиуса во многом постегивало к усердию то, что упрямая девчонка была во многом лучше его. Гайя без особого надрыва бегала в доспехах, купалась в ледяных речках, ночевала на снегу, завернувшись в плащ. Еще и успевала ему помочь подтянуть ремешок щита. И он сам не заметил, как все чаще его стал хвалить командир.
За последующие годы они стали неразлучными друзьями. Не раз прикрывали друг друга в бою, делились последним куском. Так случилось, чо Марсиус получил звание центуриона чуть позже Гайи, и то по ее настоянию - он не хотел уходить из ее разведотряда. А когда префект предложил им вместе служить в особой когорте преторианской гвардии, он не раздумывая согласился.
И вот теперь над головой красавца Марса нависла смертельная угроза. Гайя понимала, что это ей придется прикрывать его - у Марса вспыльчивый характер, и он не стерпит обид и насмешек.
А Марс... А он совершенно беззаботно ждал ее снова.
-И как оно, без меча и без доспехов?
-Без доспехов, - она повела плечами. - Непривычная легкость.
-А меч?
Она приподняла, нисколько не стесняясь, подол столы, так как знала, что ее бедро Марса не удивит, ведь форменная туника была намного короче, не достигая колен. К длинному, стройному бедру девушки были прикреплены легкие ножны, в которые лесенкой были вложены два узких метательных ножа. Марс хохотнул и по-дружески шлепнул ее по плечу:
-Точно, подготовилась!
-А то! - она вернула ему шлепок.
В свои двадцать шесть Гайя не была наивной девочкой, и, даже проведя восемь лет вдали от Рима, его храмов, бань и увеселений, там, где из цивилизации были только свежепроложенные дороги и возводимые самими же легионерами с помощью местных пленников крепости, не забыла уроков, полученных в родном доме.
Как вести себя в триклинии, она прекрасно помнила еще с юности, присутствуя на праздниках в родительском доме или с ними в гостях, в семье того же печальнопамятного жениха. К тому же есть люди, которые даже в самых нечеловеческих условиях умеют сохранить усвоенные с детства хорошие манеры - очевидно, Гайя по природе своей относилась к такому сорту людей. И даже на привалах где-то на опушке леса, она умудрялась есть обычную солдатскую похлебку - не чавкая и не пачкая подбородок от голодной торопливости, чем грешили многие ее товарищи.
Дослужившись до центуриона, она приобрела и новые обязанности - например, присутствовать при переговорах с вождями покоренных племен или принимать высоких гостей, пожаловавших из самого Рима с депешами и проверками.
На таких, с позволения сказать, пирах ей было интересно услышать что-то новое о жизни Рима или попытаться выведать у оробевших при виде обилия парадных фалер варварских вождей то, что они не планировали рассказывать римским захватчикам. Обаяние Гайи делало свое дело - в купе с тем, что девушка сразу научилась только делать вид, что пьет и слегка хмелеет, а на самом деле ее глаза горели не хмелем, а любопытством.
Однажды дело чуть не кончилось бедой. Когда девушка выскользнула из палатки командира легиона, где проходил праздник, то следом за ней покинул прием и молодой германский военный вождь, незадолго до этого выдавший спьяну все планы на год вперед этой удивительной девушке с большими удивленными и теплыми глазами. Ему польстило ее внимание к нему, одетому только в волчью шкуру и холщовые штаны. Она даже попросила разрешения потрогать своими тоненькими пальчиками его оберег из рунного камня в окружении волчьих клыков. Вульфрик с гордостью рассказал ей, как сам добыл с помощью ножа этого матерого крупного хищника и удивился, когда она не стала ахать от восхищения, а с живейшим интересом поддержала разговор об охоте на волков. И уж когда он понял, что и сама римская воительница заставила расстаться с теплой шкурой даже нескольких волков из германских лесов - то решил, что такое сокровище должно принадлежать ему.
А протрезвев от мысли, что сказал этой валькирии слишком много, он побежал за ней следом в непроницаемую осеннюю ночь, надеясь своим любовным пылом затуманить ей память.
Но не тут-то было - едва догнав 'валькирию' возле палаток ее центурии и схватив за руку повыше локтя, гордый германец улетел в лужу. Сам и не понял, что произошло, потому что часовые как стояли на посту у центральной палатки, так и продолжали недвижно и невозмутимо оставаться на своих местах.
Вульфрик Безжалостный не смог сразу поверить, что его сбила с ног девчонка - и не особо высокая, и не слишком плечистая рядом с ним и на фоне остальных мужчин. Да и усилий много ей не понадобилось - они же не сходились в поединке на вытоптанной площадке. Она просто повела рукой...
***
Марс стоял перед ланистой Лудус Магнус, с ленивым видом разглядывая то место, где ему предстояло прожить ближайшие несколько месяцев. И именно прожить, а не бесславно пропасть, и поэтому он старался запомнить каждый поворот, каждую дверь или нишу, что попадались ему на пути.
Ланиста изучающее рассматривал этого парня, который обещал стать находкой сезона и укрепить пошатнувшееся благополучие его гладиаторской школы - еще бы, не каждый день добровольно хочет продаться в гладиаторы легионер с боевым опытом. Чаще ланисте приходилось или сразу отказывать, или браться на свой страх и риск за обучение проигравшихся в кости молодых мужчин из числа граждан, зачастую и родовитых, всаднического, а то и патрицианского сословий. Но чаще это были разорившиеся плебеи-ремесленники или же вольноотпущенники, не сумевшие найти себе места в бурной жизни Вечного Города. Встречались, к радости ланисты, и такие подарки судьбы, как крепкие сыновья свободных крестьян, не надеющиеся на получение своей доли при дележе наследства.
Но в основном ему, конечно, работать приходилось с пленниками - оно и проще, так как раб есть раб, орудие говорящее. Но и обучить варвара не просто убивать, а делать это красиво - сложно, потому что если уж захвачен человек в плен в бою, значит, как-то убивать уже приспособился. К тому же язык - большинство варваров не особо желали сразу вот так взять и начать говорить на латыни. И язык гладиаторской школы представлял собой дикую смесь слов и произношений, которые пачкали и перемешивали чеканный язык почтеннейших квиритов, но странным образом был понятен всем обитателям лудуса.
-Итак, ты хорошо подумал, прежде чем подписать документ? Ты понимаешь, что это не армия, и свободу ты теряешь? Ты не будешь распоряжаться собой, своим временем, у тебя не будет собственности? - уточнил ланиста вкрадчивым голосом, не особо желая иметь дело с судом, куда может обратиться этот вояка, проспавшись и увидев себя в казарме лудуса.
-Не привыкать, - небрежно усмехнулся стоящий перед ним высокий мужчина с покрывающей его четкие скулы и волевой подбородок двухдневной темной щетиной.
-И развлечений здесь тоже особо нет, - хохотнул ланиста, боясь спугнуть драгоценную добычу, но и стараясь прощупать незнакомца как следует. - Гладиаторы сами развлечение для толпы. А ты, я вижу, еще и выпить любитель?
-Да нет, - мужчина пожал широкими плечами, обтянутыми форменной изрядно поношенной легионерской туникой. - Так, со скуки. А что тут еще делать? Куда бежать? Кого бить? Это вы тут сидите, пригрелись, едите с соусом.
Все более распаляясь и распространяя запах перегара, мужчина осыпал ланисту и спрятавшегося за него скрибу попреками, сводившимися к тому, что жители Рима ведут сытую и праздную жизнь, в то время как легионеры спят на голой земле и ежемоментно рискуют жизнью во славу Империи.
Опытного владельца гладиаторской школы трудно было чем-то выбить из колеи, да и доводилось ему уже видеть такие надрывные выплески души у отслуживших свое легионеров, оказавшихся вмиг не у дел.
-Не довоевал? - он спокойно посмотрел в горящие яростью, темные глаза мужчины. - Что ж, тут у тебя будет такая возможность. И не где-то в лесу, где твою доблесть видят варвары да твои товарищи, а на глазах у всего Рима покажешь, как умеют сражаться его защитники. Согласен?
Марс кивнул, мысленно похвалив себя за удачно выбранный тон. Единственное, что раздражало молодого центуриона, это отвратительный привкус во рту от выпитой с утра половины чаши неразбавленного фалерна, который в таком количестве не затуманил голову, но дал столь необходимый ему сейчас запах, дополняющий тщательно продуманный им образ заскучавшего без постоянного риска солдата, привыкшего жить исключительно войной и на войне.
-Раздевайся. Я должен знать, за что плачу деньги, - ланиста, которому стали ясны все мотивы этого молодого ветерана, без промедления приступил к делу.
И понял, что не ошибся: тело добровольца было идеально - с ровными ногами, что удивительно для конника, а то, что мужчина прекрасный наездник, показывали загрубевшие колени, привыкли сжимать бока коня. Несколько шрамов, в которых ланиста безошибочно распознал следы стрел и меча, а также руку умелого врача, залечившего эти раны, только подтвердили биографию претендента в гладиаторы - отличить боевые раны от полученных в драке скамейками в таберне было не сложно. Лепная грудь и широко развернутые плечи напомнили даже видавшему виды ланисте о греческих статуях.
-Что ж, понятно, что с мечом ты управляешься легко. Хотя вот эти два следа говорят о том, что не всегда...
-Их было больше, - небрежно кивнул на свое бедро Марс, и его слова были чистой правдой.
-Еще какое оружие?
-Копье, лук, нож.
-Глупо было бы, если у тебя восемь лет в легионе за плечами. А что поинтереснее?
-Могу и кулаком врезать.
-Не дерзи! - поморщился ланиста. - Хотя, если дать тебе кастеты с длинными шипами и выпустить против двуручного топора...
-Было бы даже интересно, - не моргнув глазом, согласился Марс, а в уме прикинул, что если сделать ставку на скорость и успеть поднырнуть под неповоротливый двуручный топор тогда, когда он только уходит вверх, то шансы на выживание существенно увеличиваются.
-А вообще-то, - размышлял вслух ланиста. - Такое тело даже жаль прятать под доспехами. Так что быть тебе ретиарием.
Марс пожал плечами - мол, не мне выбирать, и отправился вслед за скрибой туда, где ему предстояло продержаться сначала десять дней до прихода Гайи и успеть сделать все, что бы его отважному товарищу не грозили лишние опасности. А затем - вместе с ней не просто выжить, но и раскрыть путь, по которому заговорщики в дальних провинциях получают ценную информацию о всех передвижениях молодого императора не только по стране, но и по городу и даже по дворцу.
Наемные убийцы, едва только не плюющие ядом - мечи, копья и стрелы как способ покушения стали бесполезны с тех пор, как личную охрану Октавиана возглавил вновь назначенный префект, недавно вернувшийся из длительного похода. Умный, мыслящий, не обремененный лишними дружескими и родственными связями, растерявшимися за годы вынужденного отсутствия, он свежим взглядом сумел увидеть доставшуюся Августу атмосферу императорского дворца, приведшую к преждевременной гибели его же дяди Гая Юлия Цезаря. Цезарь, под началом которого сам префект еще начинал службу, погиб от рук заговорщиков, в числе которых были его родственники - вот и решил умудренный опытом воин эту же ситуацию ускорить, довести до абсурда и тем самым заставить нынешних заговорщиков выдать себя с головой.
Ограниченная с двух сторон высоким каменным забором с закрепленными по верху заточенными железными прутами, а с двух оставшихся - строениями лудуса, учебная арена была достаточно велика, чтобы создать у гладиаторов реальные ощущения того пространства, которое их ожидает в Большом цирке, не говоря уж об амфитеатрах или частных вечеринках, включая похороны. Сейчас, в разгар утра, она была заполнена упражняющимися гладиаторами, практически полностью обнаженными - посторонних глаз тут не было, а рабыни, занятые обслуживанием отлаженного механизма лудуса, трудившиеся на кухне и в фуллонике, а по приказу ланисты исполнявшие и некоторые другие, для многих из них менее обременительные задания, сюда не заходили.
Собственно, ничего необычного для себя или неожиданного Марс не увидел - такие же упражнения, как и на тренировках легионеров. Удивило только разнообразие оружия, которое было в руках сражающихся и в стойках под навесом портика. Не только обычный короткий римский меч, но и более длинные, узкие галльские мечи, испанские загнутые фалькаты, греческие кописы с односторонней заточкой по внутренней грани лезвия, предназначенное в первую очередь для рубящих ударов, боевые топоры германцев... У Марса разбежались глаза и он сразу подумал о Гайе - вот такое изобилие ее точно обрадует и скрасит все неприятные стороны пребывания здесь.
Но пока что самое важное, что было в его силах сделать для нее - это занять здесь такие позиции, которые позволили бы сразу заявить свои 'права' на нее - при планировании операции они все предусмотрели, что появление молодой красивой женщины неизбежно спровоцирует внимание к ней среди гладиаторов.
Он оглянулся на наставника:
-И что ты мне предложишь?
-Для начала закопаться в песок, - мощный, почти идеально кубической формы негр с бычьей шеей и смотрел на этого надменного красавчика с неприкрытым презрением.
-Что?! - взревел негр, пытаясь сбить его ногой на песок, но это оказалось трудноразрешимой задачей, он и сам устоял на ногах только за счет того, что раза в два с лишним был тяжелее стройного, хоть и мускулистого новичка.
Марс, конечно, помнил строжайший приказ префекта держать себя в руках, не давать волю своей горячности и особенно не наглеть, чтобы не внести в свою 'карьеру' гладиатора неожиданные повороты вроде перепродажи, отправки в каменоломни или даже просто в подвал лудуса, в карцер на цепь. Все это поставило бы под угрозу как саму спецоперацию, так и безопасность Гайи, ради которой ему все это и предстояло пройти. Но и дать себя сломать - хотя бы внешне - тоже не входило в планы. И Марс балансировал на лезвии ножа.
-Упал! - рявкнул негр, и Марс предпочел подчиниться, более того, не дожидаясь еще каких-то распоряжений, которые могли бы ему и не понравиться, и начал отжиматься, легко подбрасывая свое послушное тело над ровным слоем мелкого чистого песка и хлопая себя по груди. Негр сначала считал вслух с презрительной гримасой, а затем только шевелил толстыми губами.
И начались бесконечные тренировки, составляющие весь день гладиаторов с короткими перерывами на то, чтобы съесть миску ячменной или чечевичной каши, щедро заправленной вареной рыбой, чесноком и сельдереем.
Все это тоже не стало для Марса ударом судьбы - горячая свежая еда три раза в день была гораздо большим, чем то, на что приходилось рассчитывать им на войне. А тренировки - так легион, пробирающийся вместе с обозом и оружием через непроходимую чащу или сквозь размокшие по осени болота давал физической усталости во много раз больше.
Интересной оказалась и возможность овладеть новым видом оружия - трезубцем и сетью. И если трезубец во многом был схож с коротким копьем, но с еще большей площадью поражения за счет трех острых лезвий, а не одного, то с сетью пришлось попотеть гораздо дольше. Полукруглая плетенка так и норовила не полететь вперед, чтоб раскрыться над головой чучела смертельным покрывалом, а запутаться вокруг ног, причем еще и ударить по щиколоткам привязанным по краям каменными шариками-грузилами. Его голени к вечеру покрылись синяками и ссадинами, и он добрым словом вспомнил привычные поножи, спросил о них у наставника, давно сменившего гнев на милость после более подробного знакомства с новичком.
-Нет, их не будет еще долго, ты должен привыкнуть к сети, почувствовать ее всем телом в полном смысле слова. Оберни ее вокруг пояса, когда идешь обедать, бегаешь, отжимаешься. Пусть она пропитается твоим потом, а ты прочувствуешь каждую ее ячейку, будешь знать, где она слабее натянута при вязке, где перетянута и может треснуть.
Как ни странно, совет наставника сработал. Марс постепенно отрешился от мысли, что у него, воина, в руках какая-то рыболовная снасть, и перестал злиться 'еще б мешок дали'. И дело пошло на лад. Через три дня он уже успевал одновременно действовать и сетью, и трезубцем, выбрасывая ее и тут же пронзая соломенного пока что противника трезубцем, не давая ему возможности встать или разрезать сеть ножом - если бы солома могла отвечать на его удары.
-Сегодня я дам тебе возможность почувствовать, каково это, когда тебя лишают и сети, и трезубца. Учти, у ретиария есть еще нож, но он слишком мал, чтобы противостоять мечу мирмиллона. Нож понадобиться для того, чтоб перерезать мирмиллону глотку, если тебе удастся поймать эту серебряную рыбку.
Несмотря на кряжистость и кажущуюся тяжесть, негр-наставник, выйдя на учебную арену в качестве мирмиллона, оказался проворным и сильным противником, загоняв даже выносливого Марса, которому отсутствие панциря и шлема с нащечниками придавало дополнительную легкость.
В конце занятия, утирая обильный пот со своего лица с перебитым когда-то носом, негр заявил:
-Ну наконец-то у меня такой ученик, с которым и самому интересно.
-Рад доставить тебе удовольствие. Я и сам доволен таким учителем.
Но не все оказались рады проворному новичку. Когда Марс, ополоснувшись у водоразборника с львиной мордой, специально устроенного на стене казармы, выходящей к арене, пошел за своей миской каши и уже предвкушал, как наконец-то усядется на лавку перед длинным деревянным столом и вытянет свои ноющие от мелких, но многочисленных ушибов, почти сплошь синие спереди ноги, как навстречу ему поднялись двое парней примерно его возраста, одинаково коротко стриженые, в таких же сублигакулюмах из простой грубой ткани на мускулистых бедрах. Словом, друг о друга они все трое мало отличались, как мало отличались и от остальных гладиаторов Лудус Магнус.
-И как? Думаешь, что заслужил жрачку?
-А что, это определяет кто-то из вас? - Марс был закален первыми месяцами пребывания в легионе, и теперь мог только с улыбкой вспоминать, как давали отпор его замашкам избалованного юного патриция суровые легионеры.
Он учился огрызаться, но это рождало только более жесткое сопротивление всем его попыткам. И только дружба с Гайей помогла разорвать замкнутый круг:
-А ты попробуй, - сказала она ему тогда, понаблюдав его мучительные попытки настоять на своем, что-то отстоять для себя. - Попробуй сделать так, чтобы не пришлось выпрашивать, а сами предложили.
-Предложат они, как же, - пробурчал тогда обиженный черноглазый мальчишка.
-А ты если требуешь равного со всеми к тебе уважения, то будь равным во всем. Никто не обязан пускать тебя к костру обсушиться, если ты не помогал вытягивать из болота увязшую повозку.
-Можно подумать, ты помогала, - он взглянул искоса на нее, забрызганную до болотной жижей самой соломенной челки, которую она сейчас отбросила назад измазанной в торфе ладошкой, совершенно не заботясь о том, что оставила на лбу и щеке полосы грязи.
А она вовсе не обиделась:
-Да, конечно. И, кстати, нужны руки поставить на место чеку в колесе. Ты сможешь приподнять край телеги?
-Я? А эти? Они вон какие здоровые! - он кивнул на легионеров, тянущихся ближе к едва теплющемуся костру из влажных болотных коряг.
-А им еще вставать в боевое охранение. Мы с тобой туда еще бесполезно, толку от нас немного будет, от тебя в особенности.
-Можно подумать, - снова фыркнул заносчивый юнец. -А от тебя такой толк тут! Женщина нужна только в женских покоях или как украшения триклиния.
Она пожала плечами, несколько широковатыми для девушки:
-Здесь, в этом болоте, нет триклиния и покоев. Есть застрявшие телеги и всегда готовые прилететь из леса германские стрелы. И если мы не поторопимся до наступления темноты, то рискуем влипнуть все, - и она решительно направилась к перекосившейся на бок повозке, возле которой суетились два усталых донельзя немолодых легионера. - Ну? Идешь? Согреемся за работой, а затем обсушимся у костра, когда те, кто там сейчас, уйдут охранять нашу стоянку.
Марс подумал тогда и бросился за ней
Смешно сказать, это произошло лет восемь назад, а помнилось ему так отчетливо, как будто вчера - и запах жирного влажного болотного торфа, облепившего колеса телеги, их руки и ноги, и ледяную прозрачную воду бочага, в котором бесстрашно искупалась после этого рыжая девчонка и загнала туда и его, не рисковавшего помыться на таком холоде уже много дней.
Марс мог бы припомнить сотни таких моментов, от смешных до страшных, прожитых им вместе с Гайей. Но ни разу он не рискнул признаться ей в любви - из боязни причинить боль. Что он мог ей предложить? Они оба не вольны были бросить службу и вернуться в Рим, а пытаться жить вместе в походных условиях было бы дико и нелепо. О том, чтобы просто склонить Гайю стать его любовницей, он даже не помышлял, потому что слишком уважал ее. Да и не представить невозможно было бы гордую красавицу в такой унизительной роли. К тому же. Они все время все были друг у друга на виду, и рискни он проявлять к ней повышенные знаки внимания, как это послужило бы разрешительным сигналом и для всех остальных - и тогда уже Гайе пришлось бы не сладко, разгоняя непрошенных женихов. Так что Марс держал себя в руках.
Пришлось ему держаться и в Риме, где они обосновались совсем недавно. Лагерь преторианской гвардии под стенами и казарма личной охраны императора тоже оказались совершенно неподходящими для проявления чувств местами. А родительского дома, на который так рассчитывал Марс - не оказалось. К сожалению, в круговерти гражданской войны, вспыхнувшей после гибели Цезаря, его отец встал на сторону Марка Красса, и этим все было сказано. Он уже испугался было и за свою судьбу сына предателя, но префект только пожал плечами:
-У тебя давно собственные заслуги перед отечеством. И за отца, которого восемь лет не видел, отвечать не можешь. Но чтоб не дразнить мелких шавок, пока не особо на всех углах свой номен выкрикивай. Будь какое-то время поскромнее....
Так что для Марса участие в этой смертельно рискованной операции было еще и шансом восстановить доброе имя свое древнего патрицианского рода, вернуть конфискованные дома и земли. И получить право надеяться на благосклонность недосягаемой пока Гайи.
...Но пока что на него с наглыми усмешками надвигались два его новых собрата по лудусу:
-А ты еще не понял, что ты тут еще никто? И пока арены не отведал, будешь спрашивать разрешение на каждый глоток.
-Глоток? - Марс поднял бровь и посмотрел на явно нарывающихся наглецов, прикидывая, как удобнее обезопасить себя от их нелепой выходки. - Ну, если вы тут кашу через край миски хлебаете, то я вам не помощник.
Ввязываться в драку не хотелось, чтоб не осложнять ситуацию, но все шло к тому, что драки было не избежать - когда до его невольных собеседников не сразу, но дошел смысл шутки, а Марс сумел оценить скорость их соображения, то они перешли к активным действиям.
Один из парней преградил ему путь, а второй был наготове сбить с ног - и их дальнейшие действия легко читались в их глазах. Поэтому Марс предпочел просто продолжить свой путь, отодвину в сторону плечом того, что стоял у него на пути. Парень отлетел, едва не перевернув собой стол - тот был вкопан в землю толстыми ножками и не шелохнулся, зато задира ощутимо приложился бедром и от ярости бросился в атаку. Марс легко сбил его с ног, не причинив особого вреда, но одновременно услышал за спиной звон разбиваемого глиняного сосуда - это второй, схватив со стола узкогорлый кувшин с водой, разбил его о край стола и занес получившие острые неровные края, чтобы ударить возле ключицы. И с разворота ногой выбил глиняный обломок из руки у второго, подломив ему руку в запястье. Гладиаторы, естественно, не кричали криком, но скрыть боль не смогли и молча корчились на утоптанной до каменного состояния земле, катаясь между столом и лавками.
Все произошло достаточно быстро и, очевидно, не было чем-то сверхъестественным вначале для остальных, потому что собравшиеся обедать гладиаторы только в этот момент обратили на них внимание. К ним подбежали, и уже спешил один их дежурных наставников в сопровождении надсмотрщика с плеткой:
-Мерзавцы, даже пожрать спокойно не могут! Что вам опять неймется? - и, оглядев поле битвы, забрызганное кровью из ладони того, что был с обломком кувшина, сжавшейся в момент удара и напоровшейся на окончательно сломавшееся глиняное горлышко. - Этих к Рените. Или ее сюда позовите, хотя... Да не связывайтесь, проще их отволочь.
И, убедившись, что пострадавших товарищи подняли и увели, наставник обратился к Марсу:
-А ты что ищешь с первых же дней на свою голову приключений?
Марс, не успевший даже запыхаться во время этой короткой схватки, спокойно глянул ему в глаза:
-Миска каши еще не приключение.
Надсмотрщик предусмотрительно распустил плеть и расправил ее в воздухе щелчком. Наставник остановил его движением ладони:
-Погоди, тут разобраться надо. Ему и правда тут бузить смысла нет, он же доброволец, - и обратился к Марсу. - Так что здесь было?
-Ничего не было, - Марс снова посмотрел ему в глаза, и наставник поежился от прямого и жесткого взгляда 'бывшего' легионера.
-Ну раз не было, то не было. И смотрите у меня, - рявкнул наставник в сторону остальных. - Лопайте давайте и на тренировку.
Марс, несмотря на плохие предчувствия, заставил себя поесть - силы были нужны и, судя по всему, в том числе на незапланированные схватки в неожиданных местах.
Но на этом происшествие в кухне не завершилось.
На следующий день во время тренировки он обратил внимание на какие-то пререкания, возникшие в сумраке портика, составляющую одну из границ учебной арены - там располагался проход во внутренний двор лудуса, где располагалась кухня и другие многочисленные строения, связанные единой крышей из красной глиняной черепицы: оружейный склад, баня, валентрудий и другие службы, делающие жизнь лудуса отлаженным механизмом.
Что-то бубнил вчерашний дежурный наставник, возмущался и махал руками ланиста и к их возбужденным голосам примешивался женский голос, но не мелодичный, как у Гайи, и даже не щебечущее-приторный, как разговаривали римские матроны, считая это проявлением хорошего тона. Женщина говорила как делала одолжение, с нескрываемым раздражением, срываясь иногда на визгливые, резкие нотки:
-А я что вам всем, Подалирий?
-Ренита, и неужели ничего нельзя сделать?
-Можно. В зубы ему меч дать. Ну или в левую руку.
-Но ты можешь хоть что-то сделать? За него же заплачено вперед!
-Да какая разница, - махнула рукой женщина, и Марс краем глаза за столбом портика разглядел ее, невысокую, невзрачную, закутанную полностью с головой в выцветшую столу из холстины, когда-то подкрашенной луковой шелухой.
-Ну, знаешь, ты уже забываться начала! - вспылил ланиста. - Пары я тут подбираю и клиенты. Он сегодня должен был выйти с Таранисом, и что? Смотри, договоришься тут, я тебя отправлю. А что? Свадьба, вот и будет красивое зрелище.
Вот тут Марс обратил внимание, что разговор слышал не только он, но и другие гладиаторы на учебной арене - ланиста уже не стесняясь, кричал и брызгал слюной. И при его крайних словах многие не потрудились скрыть усмешку, а стоявший с ним в паре галл на ломаной латыни фыркнул:
-Ренита и красивое зрелище... Да ею можно ворон в Эсквилине отгонять...
-Кто это? - быстро спросил Марс, не переставая кружить вместе с галлом, пользуясь тем, что удары их мечей заглушали разговор.
-Врач здешний.
Марса не особо удивило, что врачом в лудусе является женщина - Римское право не запрещало женщинам приобретать профессию и самостоятельно работать. Вот только решались на это немногие, чья жизнь складывалась совсем безнадежно - все же приятнее выйти замуж и вручить свою безопасность мужу, а не зарабатывать каждый квадрант своим трудом. И тут же подумал, что вот как раз квадрант-то почему то чаще женщины решались зарабатывать в прямом смысле слова - он подумал о квадрантариях, торгующих любовью. Его самого миновала необходимость, да и возможность ближе знакомиться с этими несчастными - Рим он покинул рано, а на войне ему доводилось согревать свою постель красавицами-девственницами, захваченными в плен, причем ему ни разу не пришлось применить к ним принуждение. Завидев красавца-легионера, белокурые дочери Германии еще и устраивали драки меж собой за право принадлежать именно ему. Сказывался германский практицизм - раз уж в плен попались, значит, их мужчин оказались слабее и не смогли защитить, а теперь надо искать наиболее приятной доли.
Слышал Марс и о женщинах, занимающихся вполне достойными делами - те же торговки, повитухи. Видел он как-то и женщину-врача, что пользовала его мать, помогая ей подбирать притирания для того, чтоб избежать рано ставших появляться морщин. Но тут... Он вспомнил, во что после крупных стычек превращались палатки легионного госпиталя, где четыре полагающихся врача со своими помощниками безостановочно сшивали разрубленные мышцы и вправляли сломанные кости. И что тут может сделать женщина? И подходит ли ей зрелище воющих сквозь зубы окровавленных мужчин? Но тут же опроверг себя: Гайя прекрасно справлялась и лично с ним, и не гнушалась помогать в госпитале в первые годы своей службы, пока еще не заняла прочных позиций в легионной разведке.
-А, так это к ней вчера этих двоих наставник велел отнести?- Марс вспомнил, где уже слышал это имя, и тогда наставник сказал про 'не связываться', но он как-то не обратил внимания, не поняв, с кем это не связываться. И решил, речь идет о задирах.
-Ну да.
Марс, болтая с галлом, не забывал прислушиваться и к спору в портике, набиравшему обороты.
-А я тут при чем?! Вот кто ему руку ломал, тот пусть его и заменяет на свадьбе почтеннейшего Квинта Марониса.
-Ренита, иногда ты изрекаешь здравые мысли, - как-то сразу успокоился ланиста и вышел на песок. - Эй, ты, горе-легионер! Бегом сюда!
Марс предпочел повиноваться и предстал перед ланистой, переводя дыхание после схватки с галлом - они сражались настоящими мечами, только чуть притупленными, и это требовало большего напряжения сил, чем деревянные тренировочные мечи, но наставник счел подготовку Марса достаточной, чтобы миновать период первоначального обучения гладиаторскому ремеслу.
-А что? - удовлетворенно хмыкнул ланиста, успев разглядеть своего нового бойца в нескольких учебных схватках и порадоваться его силе и выучке. - Вот ты и пойдешь. Ты свадебный обряд же представляешь? Ты ж римлянин?
Марс молча кивнул.
-Так что главное, чтоб твоя кровь забрызгала подол платья невесты. На счастье. Ну, и может, кто из почтенных старцев-родичей, приглашенных на свадьбу, захочет выпить чашу свежей крови гладиатора. Это, говорят, омолаживает. Ну, и с падучей если кто окажется...., - ланиста задумался, что-то подсчитывая толстыми губами. - В общем, мы в деньгах-то не особо потеряем, тебе же даже вознаграждения пока не полагается. А убьют, то и контрактные выплачивать не придется. Да, решено! Готовьте его.
Надсмотрщик отвел его в баню, в которой гладиаторы и так мылись каждый вечер после дня валяния потным телом по песку. Грек-массажист размял его тело, а еще один хмурый немолодой мужчина из числа обслуги лудуса принес свежий сублигакулюм и голубую льняную эксомиду и открытые сандалии с удобно охватывающими голень ремешками.
Пришел, прихрамывая, еще более хмурый, темнолицый оружейник и вручил наставнику два обычных гладиуса и такие же привычные Марсу армейские небольшие щиты. Марс вздохнул с облегчением - достойного зрелища с трезубцем и сетью он пока не был готов показать.