В третьей симфонии Альфреда Шнитке все начинается с едва слышных, медленно разворачивающихся, постепенно приобретающих направленность звуков большей части оркестра. Так, должно быть, собиралась туманность, уплотняясь и преобразуясь - в Солнце и планеты. Так рождалась и развивалась музыка, - наконец появляется классическое совершенство, вспугнутое намеком на никуда не ушедший хаос, - едва возникнув, оно убивается пошлыми, выросшими из него же, мотивчиками, и - снова - через титаническое обрушение, все приходит к неотчетливому сгустку - можно опять повторить заново... Мир музыки - совершеннее? - просто абстракция, облеченная плотью лишь постольку, поскольку мы уделяем ей самих себя. Прожить всю ее - ломаясь и обрушиваясь вместе с каскадами звуков - от самого изначального до логического завершения, будучи всего лишь слушателем, - не захочется ли где-то поправить и дотянуть - на доли, до невозможного великолепия совершенства? Или и вовсе - в момент умирания красоты, чистоты линии - превратить в голую схему не ее, а жуткую насмешку над ней?
Мир, которого не существует
Этот шарик из зеленоватого стекла лежал в шкатулке вместе с пуговицами и лентами. Размером чуть меньше грецкого ореха - не безделушка, а какой-то технический элемент. Если положить его на ладонь, он фокусировал на ней пятно света, а поверхность шарика отражала весь окружающий мир, - казалось: облака снаружи есть только потому, что они есть в шарике. Леночка в детстве любила даже засунуть его в рот, - такой он был гладкий и прохладный - прямо леденец. Удивительно, как шарик не потерялся - так часто она таскала его в карманах и использовала в разных играх - то он служил фамильной ценностью, то редчайшей жемчужиной, которую доставали со дна лужи (синего моря) искуснейшие ныряльщики...
Если бы Леночка внимательнее приглядывалась к отражению в шарике, то она бы заметила... Облака шарик отражал совершенно невообразимые - такие пышные и белоснежные, что... Но дело не в этом! Снаружи они могли быть какими угодно, а в нем плыли совсем не те! Облака плыли - кораблями и замками, огромные - до самых звезд...
Как прически сумасшедших модниц былых времен, как троны богов - плыли облака. Над полями и бескрайними синими лесами, над городом - таким крохотным, что на Земле его назвали бы поселком. Таким уютным, каких там не бывает - по причине тотального отсутствия вкуса к нему. С уютом не совместимы торговые центры и непоправимо синтетические занавески, пластиковые растения и рекламные щиты.
Здесь были: лавочки и вывески над ними, легкие хлопчатые занавески - прошитые и кружевные; были булыжные мостовые и... Во всяком случае, здесь никого нельзя было заподозрить в отсутствии смысла жизни.
В городе был дом, в доме - квартира, а в квартире.... Добротная деревянная мебель, - скорее темная, местами не без изыска, с бронзовыми накладками. Пышные лампы, расписанные цветами и бабочками, - масляные, потому что электричество... Но об этом рано. И вот в том шкафу, который немного угрюмо застыл в дальнем от окна углу, - не в нижнем выдвижном ящике - там всего лишь куча старых журналов и нот, - а на нижней полке левого отделения - очень много разнообразно странных предметов: орешек и елочный шар, ракушки и сучки деревьев, панцирь крохотной черепашки, костяной гребешок, пуговицы, мячик...
Дверь скрипнула и Бенедикт оглянулся: Альма вошла, пряча руки под передником, зеленоватые глаза глядели почти с хищной надеждой - он знал, на что: его улыбку, радость; но теперь девушка даже стала тяготить Бенедикта, - теперь, когда она ясно высказала свое желание - всегда быть с ним. Уже немолодой мужчина, Бенедикт даже не знал - кто он, имя дал себе сам - как казалось близкое и спокойное, хоть Альма поначалу хихикала. Не помнил ничего о себе - его жизнь как будто началась в этой комнате - с основательной мебелью, старинного, почтенного и просто потрепанного вида книгами, окнами с частым переплетом... Однако отчетливо помнил несколько историй про потерявших память, - здесь они представлялись чужими и странными. Такой чужой виделась ему Альма - рядом с ним. Пока она по-приятельски навещала его иногда, готовила или пыталась прибрать, - Бенедикт настоял, чтобы эти одолжения прекратились, - и как они начались? - он находил ее общество приятным, но теперь...
- Бенедикт! - голос Альмы звучал нежно, но требовательно. - Посмотри на меня!
Ее не останавливало, что он ничего о себе не знает, она тоже ничего не знала о нем, кроме того, что каким-то образом знал и Бенедикт: эта квартира - его, - она подходила ему не как одежда - как собственная кожа... Ничего не знал о мире - об этом мире, - можно было предположить - все его знания связаны с другим местом, - Альма рассказала ему об этой земле, потом он читал книги - по истории - его мир не мог иметь такую историю. Если только память его не лгала.
- Альма, я прошу тебя - оставь меня. Я никогда не полюблю тебя. Уйди.
- Нет. Это неважно. Я люблю тебя! Разве этого мало? От тебя ничего не потребуется, кроме...
- Невозможно! И ты невозможна! - Бенедикт начал задыхаться от волнения, от ее настойчивости. - Как ты не понимаешь?!
Он обвел рукой комнату:
- Это все не твое! Никогда не будет твоим. Ты... Мне кажется, я должен выглядеть иначе - возможно, моложе... Уходи. Я даже не скажу тебе, что ты мила. Ты мне надоела.
Мужчина закрыл лицо руками.
- Хорошо, любимый.
Он слышал, что она улыбнулась.
- Но я приду снова! И снова! Пока ты не согласишься...
- Да уйди же, наконец!
После ее ухода он медленно, о чем-то размышляя, подошел к шкафу и достал оттуда неожиданную вещь: елочную игрушку - сине-фиолетовый шар с серебряными звездами.
Лесная сказка
И существование их, как слог "ом" - бесконечно растянутый - от земли до неба, которые они соединяют. Это танец, который не увидеть. Самое прекрасное, что есть на земле. Вот он - венец творения. А все остальное - даже конь, с заплетенным в гриву ветром - не более чем дополнение, насмешливая улыбка. Да-да - храм для Бога давно выстроен, - а надменный ум - сам Сатана или несовершенный образец, вместивший массу погрешностей, - не ему кичиться богоподобием. Впрочем...
Там существа проживали по две жизни - одну растительную, другую - животную. Люди - древесную, а какой-нибудь вьюнок, отмирая, убегал юркой ящерицей, куст калины порскал куницей. И то прежнее существование вспоминалось, как величественный сон о звездах, музыка и хрустальные конструкции чудеснейших пропорций.
Ветрагим вздрогнул, проснувшись, - он лежал, растянувшись на поляне среди вики, ромашек и васильков, задремав после сбора земляники, тихий вечер уже опустился на землю, кузнечики разливались особенно звонко, - молодой человек и так бы проснулся - скоро должна была выпасть роса, но разбудило его чье-то прикосновение - не насекомого, нет, никто из друзей не пришел звать его домой, - такое странное, слегка тревожное - слишком необычное, - раскрыв глаза, Ветрагим увидел перед своим лицом чудесное маленькое создание - оно зависло в воздухе, изящно сложив ножки, легко подперев подбородок одной рукой, поддержанной другой. Похожее на дитя лет десяти - одиннадцати, стройное и загорелое, оно тихо, не разжимая губ, смеялось, глядя на юношу, а потом, стоило тому моргнуть - исчезло...
Некоторые из товарищей Ветрагима не поверили, что эльф (конечно, этот мир сочинял свои сказки, но эльфов не могли не придумать) явился ему наяву, - решили, что прелестная крошка, как это иногда бывает, пригрезилась его уставшим глазам на грани сна и пробуждения, хотя Ветрагим со страстным упорством продолжал утверждать - видел! Слышал трепетание крыльев у него за спиной. Никто не назвал его безумцем - здесь не ведали такой напасти, но, похлопав по плечу, сказали - перегрелся на солнышке. Но нашелся один, который засомневался и на следующий день пошел к старейшим. Мудрейшие, - те, что прожили самые длинные древесные жизни и лучше всех помнили и умели толковать звездные видения тех дней, - встревожились. Взволновались. Задумались. И - легкий, как летний ветерок над цветущими полями - полетел слух: что-то сдвинулось в мире, - к лучшему ли к худшему - только время покажет.
Светлые нити
Наталья Витальевна вздрогнула и уронила клубок. В таком возрасте, как у нее, человек временами прислушивается к себе - не оно ли? Грустно остаться в старости совершенно одному, - не потому даже, что жалобы на здоровье можно адресовать лишь участковому терапевту, а потому, что приходят ненужные и неприятные мысли - как твой неловко раскинувшийся труп будет дожидаться, пока его не ощутят соседи... и не дай бог что-нибудь останется на плите. Конечно, ее могла хватиться Вера - тоже соседка, но через два этажа. Но что она сможет сделать? Вера - инвалид детства, умственно недоразвитая. Ей, конечно, не восемьдесят с лишним, как Наталье Витальевне, однако, тоже много лет - за семьдесят. Вера с ее детским эгоизмом и детской же привязчивостью - существо очаровательное. Она говорит: "Я еще не старая, правда ведь? Галочка сказала (Галочка - ее опекун, заключила с Верой договор на квартиру), что я старая. А какая же я старая? Мне все говорят, что мне не дашь мой возраст, что я модная, я же не ты - я еще совсем не бабушка. И бабушка, это когда мамина мама, а я никому не бабушка". Вера успела - не один раз - поведать об отце, который и назвал ее Верой: не Валей, нет, как мама хотела; о сестре в другом городе; о Жене, умершем от диабета; о том, как она заболела по тубу; про медсестру Наташу из санатория, которая ее так любит - и все ее там так любят, - она уже (она едва оттуда вернулась) скучает по санаторию... За несколько лет она думает, когда у нее будет юбилей, в начале лета - о своем дне рождения, после дня рождения - сразу об именинах и уже и о Новом годе - "Ты мне пришлешь туда открытку?" И, боже мой, какая на самом деле беззащитная и беспомощная... "Галочка не понимает, что я не могу с моей рукой (у нее был перелом, неудачный - задет нерв) открыть банку, она говорит, чтобы я не обращалась ни к кому за помощью, а как не обращаться? Она не понимает - а я даже в метро не могу ездить - там надо за поручни держаться".
Наталья Витальевна засыпает за вязанием - с некоторых пор с ней такое случается. Может, ей тоже стоило бы заключить договор на квартиру? Это было бы разумно. И кому достанутся ее шесть запущенных соток? И все-таки она умиротворена и почти счастлива: смерть придет к ней своим чередом, - она немало пожила, - спокойная смерть... Вспомнить страшно - ей есть что вспомнить - как оно бывает, если по сути кроткое, равнодушно природное приносится людьми. Наталья Витальевна думает: а ведь мы почти все, как Вера, - в ней так наглядны человеческие слабости: "Мне врач на Новый год подарила - никому не дарят, только мне!" - кто не думал, что только он заслужил хорошее отношение? "Представляешь, ко мне Оля приедет! А что я ей скажу? Она даже не знает что у меня с рукой. Я ее двадцать лет не видела. Она не знает, как я живу. Она приедет, а у меня такие обои! Не буду откладывать на двери, буду откладывать на ремонт", - вначале , пока Наталья Витальевна не сказала, ей и в голову не пришло, что сводной сестре, если она приедет из другого города, надо будет где-то жить... И всегда можно определить, что ей говорили другие люди, - с кем так не бывало, что кто-то подсказал мысль, показавшуюся стоящей? - просто по тому, что сама не может сформулировать сколько-нибудь сложную, - возможно, даже родить... Умерла знакомая ей соседка: "Я ведь не умру? Она постарше меня была. Я не могу вот так лечь и умереть во сне? Я ведь буду жить долго?" Вспоминая ее в свои именины: "Жаль Нину Алексеевну, она бы меня сейчас поздравила", - Вера - чудо. Безобидное создание. Она не сумасшедшая, просто умственно отсталая. Как-то сказала, что была в психиатрической больнице: "Зачем тебя туда?" - спросила удивленная Наталья Витальевна. С первых слов стало все ясно: они с матерью жили тогда в коммуналке - пятнадцать человек народу, какой-то алкаш-сосед, поколачивавший жену, нассал мимо унитаза (Вера говорит просто - без аллегорий) - можно было понять, что думали на Веру: "Он нассал, а я должна убирать!"; какая-то Тамара, которая ее невзлюбила и в ПНД (психоневрологический диспансер) "все ходила и показывала что я там и как я там"; "Позвали меня в ПНД, а домой не пускают, приехали двое в плащах, а из под них белые халаты торчат - медработники, надо понимать, домой повезли - вещи и паспорт взять, а я говорю - у меня мать больная, у нее гипертония, кто ей продукты будет носить? В больнице мне аминазин давали, - если отказываться, тогда укол делают, а если буянить - привязывают. Мать потом с Тамарой не говорила, - та заходит - не надо ли чего? - а она молчит, отвернулась - Вера мне продукты покупала, а от тебя ничего не надо".
У Натальи Витальевны опять укатился клубок - моток тонких хлопчатых ниток, из которых она вяжет салфетку, - и сон ее очень глубок.
Женщины, девушки в дымке золотого света тянут прозрачные нити - от самых звезд через весь мир - прядут их под песни, из нитей ткутся - луга и поля, вышиваются на полотне звери и птицы, шьются нарядные рубахи мальчикам и девочкам - бегать по росам и водить хороводы. И не монотонно жужжит прялка - особый звонкий ритм придают они от себя и всему миру - только светлые и мягкие ниточки тянут - лен да хлопок - все колючее и темное от того ритма сгорает, исчезает - лишнее оно и ненужное.
И чьи-то горячие слезы опять текут и текут - каждый раз и снова: о чем поют девушки в "Летучем голландце", собравшись за рукоделием. Чья это рабочая коробочка и исколотые пальцы? Совершенно не важно, - и слезы и остальное - вне повествования.
Нигде и никогда
В комнате - в комнате ли? - углы утопают во мраке, свет от торшера обрисовал массивный шкаф и стул рядом с ним, дверь напротив притворена, посредине стоит стол, накрытый скатертью, на нем небольшая лампа и множество мелких вещиц. Их перебирают двое, сидящих не совсем вплотную друг к другу - мужчина и женщина, со следами возраста на лицах.
И они, и эта комната, чье окно таинственно показывает только звезды, звезды, звезды, - всего лишь миг вольной фантазии, то, чего нет, и если будет, то совсем не так.
Она берет пуговку - хорошенькую бубочку из натурального перламутра.
- И что ты скажешь? Какие пусенькие бывают миры: там будто все с булавочную головку и фарфоровые пастушки обнимают своих любимых, увитых гирляндами роз...
Он гладит пальцами скромный окатыш.
- А здесь все просто и лаконично. Никто не спросит вас о жизни, если и в самом деле не хочет о ней услышать. Сколько мы всего натащили: надо разобраться - что и где положить, и найти ключевую вещь для всех них, ту, что для тихого досуга и ненужных, набегающих волнами слов.
- Я ее не вижу. Вот глуповатая брошка для жутеньких рассказок. Совсем детская искусственная жемчужина на цепочке - что она украшала?
Женщина выдергивает из шелкового лоскута, также нашедшего свое место в пестром беспорядке, ниточку и пропускает ее сквозь звенья цепочки.
- Просто сказочка...
Злодей крадется, прячется за кустами, высаженными вдоль дорожек. На деревьях развешены фонарики - сегодня у прелестнейшей феи Эльхен праздник: отмечают ее совершеннолетие. Неважно, когда оно наступает - все равно феи бывают только милыми девочками и прекрасными девушками, - старые феи зовутся волшебницами, имеют сварливый характер и говорят, что феи легкомысленные особы, не способные постичь суть волшебства, - а в чем она, если не в том, чтобы и тогда, когда тебе... неважно, сколько лет... выглядеть очаровательно?
Одна такая волшебница стояла на полянке, где на маленьком столике возвышалась ваза с фруктами, - она сосредоточенно, - это требует большой ловкости, если не хочешь запачкать мантию, - ела огромный персик, - и как раз в тот момент, что злодей крался мимо, старая дама обсосала косточку и кинула ее в кусты.
- Пф-ф-ф... - послышалось оттуда сдавленное шипение.
Волшебница было посмотрела в ту сторону, но ее отвлекли маленькие феечки, желавшие вот сейчас, прямо сейчас посмотреть - как рождается иллюзия...
Как рождается иллюзия? Вам нужно чуть-чуть забыть, где вы находитесь, кто вы...
Как рождается иллюзия? Просто нужно совсем немного поверить - да, правда, все так и есть!
Улыбнуться, повернуться вокруг своей оси...
- Старая карга, - сказал про себя злодей и, пока девочки смотрели на рой ярких бабочек и стрекоз, сплел с помощью заклинаний тончайшую паутину, накинул на ближайшую к нему фею, а сам опять притаился в тени, шепча что-то зловещее.
Злодей - колдун и чернокнижник - имел намерение испортить светлый праздник. И не он один! Сюда слетелось еще несколько ведьм - отбить у феечек чародеев, обратить их к черному колдовству.
Вот на поляне никого уже не осталось, кроме той девочки и злодея, - бедняжка застыла в оцепенении, не понимая, что с ней: краски померкли, в голове слегка помутилось... Но тут прибежали ее подруги, затормошили: мы тебя потеряли, идем, сейчас начнут представление маги и волшебницы! Паутина от их голосов и прикосновений порвалась, феечка очнулась... Но колдун лишь злобно усмехнулся: он успел собрать немного энергии, маны для своих черных дел.
Маги и волшебницы создавали столь великолепные картины, что зрители буквально затаили дыхание: радужнопёрые птицы пели звонкие песни, по кругу бегали белые, серебряные и золотые единороги, эльфы танцевали в воздухе, перепархивая с цветка на цветок, источавших волшебные ароматы, - всего пересказать невозможно.
А тем временем колдун и ведьмы строили свои коварные планы, потихоньку протягивали невидимые нити.
В конце зрелища на всех посыпалось разноцветное конфетти из цветочных лепестков и разнообразные фенечки из бисера - на память. С балкона прелестная Эльхен посылала приглашенным улыбки, - она и ее ближайшие подруги кидали в толпу серпантин и букетики цветов из корзин.
Гости занялись разговорами, стали разбредаться по дорожкам и аллейкам, только выступавшие еще оставались у самого дома, обсуждая удачи и неудачи своего действа.
На больших праздниках чего только не происходит - даже и без участия темных сил. Вот, например, и минуя нити злой паутины, чародей опрометчиво решил прочесть простенькое заклинание одной юной феечке, но, то ли феечка была очень юной, то ли в атмосфере много электричества, - вместо легкого дуновения ветерка вышел вихрь, и еще долго из их ушей вылетали мыльные пузыри. Или вот: опытный маг забрел на полянку к молодым волшебницам, - то есть феечкам, которые, может статься, со временем превратятся в них, - разбиравшим заклинания представления, подошел к своей бывшей ученице посмотреть, как она плетет формулы и - кто знает, что на него нашло? - прочел, как ему казалось, про себя, древнее заклятие: облако золотой пыльцы стало опускаться им на волосы и плечи, заползало в уши и носы, убегало ящерками с подолов мантий в траву, - бедная феечка подумала, что, может, это она провинилась, и продолжала делать пассы, отгоняя облачко выдохами, а маг тихонько стоял у нее за спиной, должно быть, удивляясь сам себе - как оно вышло. Феечки обычно и не подозревают о существовании этого заклятия, потому, что оно совершенно недоступно феям и волшебницам, только магам и чародеям, но его черный вариант могут читать не только колдуны, но и ведьмы - та самая гнусная паутина, ворующая энергию. Светлый же вариант читают по особым случаям - как дарят цветы и зажигают фонарики.
Вон ведьмы собрались вокруг ничего не подозревающего чародея, принимавшего участие в выступлении, - протянули в воздухе липкие нити, тут же оказалось несколько глупых фей, лепетавших слова поздравления, одна, упоенная восторгом от его мастерства, тоже артистка - в другом шоу, задела паутину, как бы споткнулась и стала падать прямо на молодого человека, тот, конечно, подхватил ее, нить прилипла к нему, - по счастью, их защитил искренний порыв, поистине светлое чувство феечки: заклятие преобразовалось в свой праздничный вариант - золотое облачко стало опускаться на чародея и другую фею, оказавшуюся на линии его взгляда, невольно фыркнувшую на устремившиеся к ней золотинки.
Ах, молодым чародеям так нравятся дурацкие шутки! Оттого только ведьмы надеются увести их к своим мрачным замкам - черная магия предоставляет столько возможностей для небольших и крупных гадостей, для опасных похождений: вызов демонов и лягушки за шиворотом недруга, создание зомби и понос, не вовремя одолевший принимающего зачет преподавателя... Феечки же превращаются в ведьм только от непроходимой глупости, - если их плохо воспитывали, если колдун пообещает кормить их только сладостями, - дурочки пойдут куда угодно, но и сильных ведьм из таких не получается...
А злодей крадется - все ближе и ближе к своей главной цели: к виновнице торжества. Нет, конечно, он не рассчитывает ее похитить, всего лишь наложить заклятие, которое испортит весь праздник. Эльхен сидела в окружении феечек и волшебниц - все они плели гирлянды из светлячков, для освещения танцевальной залы - они вот-вот должны были начаться; гирлянды подхватывали маги и чародеи и уносили в зал, подвешивая в воздухе и вдоль стен. Музыканты настраивали инструменты, гости тихонько болтали, жевали пирожки с коринкой и земляникой, некоторые даже совершили набег на стол с замороженным фруктовым соком, приготовленным для разгоряченных танцоров, - раньше времени!
Темной тенью скользнул, скакнул по стене в верхний угол - и завис там жирным пауком. Что такое тут случилось с феечками? Светлячки у них в руках вдруг стали превращаться в оводов и слепней, Эльхен почернела, раздулась, глаза ее выпучились и полезли на лоб, платье затрещало по швам, упало на пол: прекрасная девушка обратилась в толстую, огромную жабу! Подружки ее в ужасе вскочили, кинулись прочь из комнаты, отбиваясь от вредных насекомых, маги и чародеи закрыли глаза и тоже бросились кто куда, гости переполошились и побежали вслед за ними.
- И чем же все закончилось? - спросил мужчина.
- Ну, конечно, нашелся маг, который расколдовал бедняжку Эльхен; злодея потом почти поймали - ему, правда, в конце концов, удалось скрыться; ведьм выдворили обратно в их темные пределы; а праздник завершился еще веселее, чем начинался.
Лена и Валентин были ровесниками, помнили друг друга по школе - там они учились в параллельных классах. Но по-настоящему судьба свела их в институте, куда они поступили на одну специальность. Им было легко вместе. Леночка даже познакомила его со своими родителями, - кажется, ее мама рассчитывала, что он будет интереснее, состоятельнее, - девочка заслуживала большего, чем непримечательный, немного стеснительный мальчик. А впрочем, никто не возражал, когда Валя и Лена решили провести вместе летние каникулы, - собралась компания, жаждавшая диких лесов и озер, - обосноваться лагерем на берегу девственного водоема и пожить там недельки две - три...
Кроме них еще присоединился Ленин двоюродный брат Андрей, - ее родителям с ним было спокойнее отпустить дочь, Макс - однокурсник молодых людей, собственно и организовавший экспедицию, и две девушки - его знакомые с младших курсов - Катя и Яна.
Место, выбранное Максимом, оказалось замечательным, - пришлось запастись продуктами, зато чистота и красота кругом, тишина и уединение.
Капли росы утром, запах соснового бора, компенсировали тесноту в палатках: в одной расположились девушки, в другой - юноши.
Нельзя сказать, что обошлось без трений - Катя, подруга Макса, не умела обходиться без всеобщего внимания, а Яна откровенно завидовала ей и пыталась отбить парня, - Андрей был не в ее вкусе. Макс, похоже, находил удовольствие в интриге. Валентина и Лену, переживавших расцвет влюбленности, все эти страсти не задевали; Андрей наслаждался природой, - так что две недели для них прошли неплохо.
Леночка зачем-то, - наверно, просто попался под руку во время сборов, - прихватила в поездку свое детское сокровище - стеклянный шарик. Обнаружив его в косметичке, придала своему случайному жесту символический смысл - это прозрачное и круглое... сначала подумала - подарить Валентину - здесь, в окружении толстых елей и золотых сосен, над зеркалом вод; а потом как-то утром, когда все еще спали, встала на берегу озера, последний раз посмотрела на него - и закинула в воду.
Андрею в то утро тоже не спалось - или в палатке было душно, или сосед, неловко разметавшись во сне, разбудил его, но, собираясь выбраться наружу, молодой человек увидел, как его кузина бросила блеснувший в солнечном свете предмет... Он, в отличие от остальных, предпочитал не плавать или барахтаться на мелководье, а нырять, - не с аквалангом, конечно, а насколько хватит дыхания. Местами озеро заросло травой, и дно там заилилось, но это только с одной несколько заболоченной стороны, - в основном же, оно было чистым, песчаным. Шансов найти стеклянную мелкую вещицу в воде не так уж много, с другой стороны - имея некую цель, нырять гораздо интереснее - и почему не попробовать? А Леночке он ничего не скажет в любом случае, - вопрос: зачем она это сделала?
Выполнив обычные утренние дела по лагерю, Андрей надел маску и ласты и приступил к поискам: в том месте, куда по его прикидкам упал шарик, глубина едва ли достигала двух метров. Повезло - разумеется, это было чистое везение - ему где-то раз на двенадцатый, когда он порядком замерз и устал. Все остальные еще ели, слушали радио на берегу, - купаться никто пока не хотел - умылись только. Так что Андрею не мешали, воду не замутили, - солнце стояло высоко - так что видимость была отличная. Также никто не удивлялся его раннему нырянию: в воде он проводил едва ли не больше всех вместе взятых, не считая Макса - отличного пловца, эффектно переплывавшего озеро вдоль и поперек то брассом, то кролем.
Днем, уже ближе к вечеру, Андрей зашел в лес подальше от лагеря - небольшая цветущая полянка ему очень приглянулась, - и, вместо того, чтобы искать сухостой и хворост для костра, растянулся там и достал из маленького кармашка джинсов свою добычу.
Взрослым смешно видеть, как их малыш пишет письмо деду Морозу, хотя сами же поощряли его к этому. А чем хуже Дед Мороз любой другой веры? Тем более, этот персонаж очень наглядно и доказательно может появиться у вас дома... Вырастая, не продолжаем ли мы ожидать подарков - за наше хорошее поведение - от судьбы? Ожидая их, как нам кажется, не без оснований, не забыть бы о том, что в наших силах их сделать - кому-нибудь. Иногда даже не сделать чего-нибудь - уже подарок... Да - вера в чудеса не угасает, она просто ждет своего часа. Однако - сколь многого лишаются люди, не замечая чуда в повседневности, - так ведь можно не заметить и как жизнь пройдет - от праздника до праздника... Вера - соседка Натальи Витальевны - в свой день рождения торопит именины, в именины - поездку в санаторий и Новый год... Чудо... Надо просто внимательнее присматриваться - к мелочам. И тогда можно увидеть много - гораздо более чудесного, чем... Не хочется никого задеть. Взрослые люди обычно знают - чего бывает, а чего - нет, но знать - одно, а видеть и проверять - при каких условиях могло возникнуть - совсем другое... Но здесь речь не о таких природных волшебствах - а о самом натуральном расчудесном чуде, не требующем никаких условий... кроме авторского произвола фантазии...
Андрей сначала любовался световой точкой в шарике, потом своим искаженным отражением, смотрел сквозь стекло на траву и цветы... Убрал опять в карман, через некоторое время достал снова и - наконец заметил то, что Леночка за многие годы обладания не сумела увидеть, - на небе размазались легкие, прозрачные облачка - сегодня их нарисовали очень небрежно, а на поверхности шарика отчетливо виднелись роскошные кучевые облачища. Он несколько раз переводил взгляд с неба на шарик - ничего не менялось: здесь почти чистое небо, на сфере - огромные образования конденсата. А лес и луг шарик отражал вполне исправно. Андрей было подумал - не голографическое ли это изображение? Но тогда - он повертел шарик и так и сяк - было бы видно... Нет, облака выглядели так же естественно, как все остальное, и - понаблюдав, Андрей заметил: они менялись в очертаниях и плыли по небу!
- Чертовщина...
А потом подумал: может, Леночке все же что-то известно? Но как об этом спросить?
- Послушай, сегодня утром я случайно видел, как ты что-то блестящее кинула в озеро, - начал он, найдя кузину в лагере.
- Что? - Леночка уже успела позабыть об этом. - Ах да! Стеклянный шарик, я им играла в детстве... На память!
- Он какой-нибудь особенный? - затаив дыхание, Андрей уставился ей в лицо.
- Да нет. Я его нашла на нашей свалке у залива.
Леночка и Андрей жили неподалеку, ходили в одну школу, их семьи часто встречали праздники вместе. Андрей был старше Леночки на год. Конечно, свалку он знал даже лучше нее.
- А-а...
- Разве что, он никогда не терялся, а я его, как Том Сойер, закидывала подальше, чтобы он притянул к себе еще, в секретики прятала, - и всегда потом находила! Других же вещей столько перетеряла!
- Может, и в этот раз найдется? - не удержался и улыбнулся он.
- Может.
Андрей показал шарик Яне, чтобы она сказала: видит ли она то же, что и он. Девушка подтвердила - облака в отражении другие, но ее этот феномен ничуть не заинтересовал: какая-нибудь новая технология нанесения изображений, хотя, конечно, забавно, - добавила она. Андрей не стал ее разубеждать.
Тем временем две недели закончились, палатки были сложены, и все, навьючившись вещами, зашагали к железнодорожной станции.
Сны Андрея
Неразрешимых загадок не бывает, - просто может не найтись точки, с которой задача видна во всех подробностях.
Шарик с потусторонними облаками в комнате отражал всего лишь потолок - той же самой комнаты. Андрей и себя в нем рассматривал, и в разное время дня изучал отражения - ничего примечательного больше не обнаружил. Но однажды он положил его недалеко от кровати - на тумбочку у изголовья, - наверно, есть вещи, которые просто не могут не произойти, так и со случайным жестом Леночки вышло, и помещением шарика на тумбочку...
И Андрею приснился сон. В нем он брал шарик, слегка поворачивал его, как бы пытаясь развинтить его на две половины: тут же в шарике становилось видно деление на сектора - в каждом из них отражались части различных миров, - это Андрей, скорее, знал, потому что, случись ему в действительности так держать шарик, он не увидел бы таких подробностей; потом, после поворота на несколько градусов сектора исчезли - вновь поверхность сферы отражала только одну реальность - но уже совсем не ту, в которой только что пребывал Андрей! При этом он будто смутно вспоминал - да, в шарике много миров - и с его помощью можно переходить из одного в другой...
Некогда в этой стране много улыбались, веселый смех часто слышался на улицах городов, но потом люди выбрали себе строгих правителей - им должно быть казалось, что их серьезные речи и убежденность в собственной правоте дают им право распоряжаться судьбами беззаботных и где-то легкомысленных граждан. А может, их и не выбирали - они сами помогли себе избраться... Но с тех пор, как власть переменилась, повсюду раздавались лишь лозунги, прославляющие мудрость правителей, величие родины и марши, под которые вышагивали колонны детей - будущих ответственных граждан, рабочих, славным трудом укрепляющих мощь страны, женщин - хранительниц семейных ценностей.
Раньше было много цирков и театров, теперь люди будто сами участвовали в бесконечном представлении, - они не нуждались в иных зрелищах, кроме укрепляющих дух и веру в могущество родины и народа - то есть их самих! Двум маленьким акробатам пришлось туго, после того, как их цирк распустили, - по виду брат и сестра (так их всегда и объявляли), на самом деле были семейной парой.
Амра и Войтель Заховские познакомились, когда цирк Войтеля приехал на гастроли в родной город Амры, около двух лет назад. Она тогда выступала в паре с клоуном - в качестве куклы: ее засовывали в чемодан, бросали, она вскакивала с пола как мячик или расхлябанно гнулась во все стороны. Ей было девятнадцать, Войтелю - двадцать. Амра перешла в труппу, в которой работал Войтель, но вскоре они ушли оттуда и сделали сольный номер - и имели с ним успех; их пригласили в хорошую труппу.
После роспуска своего цирка молодые люди искали работу в большом городе, где еще можно было устроиться: крупный столичный цирк объявил о приеме новых артистов, готовых создавать зрелище в духе времени, но там их не взяли, сказав, что нужны рослые представители народа - воплощение силы, древней мощи земли, напоминание о предках-варварах. А смешить публику, как они было наивно предложили, и вовсе не нужно - это не сообразуется с современными устремлениями: важно быть серьезным, ответственно подходить к любому делу, смешливая южная расхлябанность не подходит суровой северной стране. "Люди у нас не развлекаться станут, а оттачивать направленность своего духа, поднимать мысль, узнавать, чего от них хочет власть, - а власть хочет праведного труда и высоконравственного представления", - сказал директор по найму.
И все-таки акробаты остались здесь, - денег было мало, тратить их на бесцельные разъезды не хотелось, - вряд ли в других местах дело обстояло лучше. Удача, казалось, улыбнулась им через некоторое время: нашелся импресарио, готовый сотрудничать с ними. Полгода Амра и Войтель выступали в антрактах театральных представлений, на курортах неподалеку от столицы, но потом новые веяния унесли их милого агента (однажды он просто исчез из своей конторы - говорить об этом громко никто не решался, но шепотом: забрали для выяснения в участок, как неблагонадежного). Театры тоже многие позакрывались, и курорты не хотели сотрудничать из-за "безыдейности" номеров... Они оказались буквально на улице: первое представление супруги, стесняясь своих линялых, - на сцене, при искусственном освещении, это не так бросалось в глаза, - трико, провели на пробу не на самой людной, - в результате, после двух часов работы: несколько зевак, задержавшихся чуть дольше, чем на пять секунд, и только один господин с аккуратно подстриженной бородкой, кинувший серебряную монетку. Она звонко звякнула о мостовую.
- Спасибо! Спасибо! - шутовски раскланялся Войтель. - Есть еще ценители искусства в нашей стране!
Амра тронула его за локоть:
- Не ерничай, он же от чистого сердца.
- Ах, солнце, столько усилий - и все впустую! Если бы я был уверен, что мы плохи, как профессионалы, никуда не годимся, я бы сказал - надо бросать, - такие настали времена. Но уйти на завод, когда мы еще в расцвете сил и способностей...
- Нас там очень ждут! - усмехнулась Амра.
- Если бы мы уехали за границу несколько месяцев назад... Боюсь, сейчас нам просто не оформят документы на выезд, да и денег нет.
Еще пару дней они пытались заработать уличными представлениями, а потом Войтель пошел по кабакам - спрашивать у владельцев: не согласятся ли они, чтобы посетителей удерживали в заведении подольше интересными и оригинальными акробатическими трюками? В пятом по счету ему повезло - хозяин согласился посмотреть, что из этого выйдет, предложил в случае увеличения выручки постоянный заработок и бесплатный стол. И действительно - как будто число посетителей увеличилось, кто-то задерживался, чтобы посмотреть на пару акробатов - они так подходили друг другу: чуть ниже среднего роста, изящные и гибкие, оба светловолосые, но у Амры волосы завивались в колечки, голубоглазые, симпатичные - не красивые, но приятные.
Несколько месяцев все шло гладко, пусть денег платили мало, акробаты радовались и этому заработку, - они знали, что многим из циркачей пришлось переменить профессию, один силач, говорили, даже нанялся в порт грузчиком. Вообще, в стране произошли перемены: все стали подозрительными, везде людям мерещились шпионы соседних держав; несмотря на обилие безработных и постоянный рост цен, говорили о подъеме экономики, мечтали о возвращении заморских колоний.
Трюки Заховских, не столько силовые или поражающие видимой опасностью исполнения, завораживали слаженностью движений, их четким ритмом, геометричностью фигур, которые они образовывали своими телами, - все вместе производило даже на не знатока большое впечатление, заставляло затаивать на время номера дыхание. Иногда говорят: балерины и спортсмены - без царя в голове. На самом деле, владение телом требует ума, а хороший трюк - результат не просто упражнений, а расчета и фантазии. Войтель и Амра, кроме того, так дополняли друг друга - как правый и левый глаз; там, где один человек непременно что либо упустил бы, двое устраняли погрешность, там, где одному не хватило бы сил для абсолютной завершенности, двое доводили до совершенства.
Все шло неплохо, пока в кабачке не появился один человек. Он почему-то вызывал беспокойство - слишком серьезен он был, если не мрачен, - не похоже было, что представление доставляет ему радость, слишком пристальные взгляды кидал он на Амру и Войтеля, да и вокруг. Кроме того - он почти не пил и всегда сидел за столиком один. А потом хозяин заведения сказал, что этот человек расспрашивал о них.
- Я бы ничего не сообщал - да и много ли я знаю? Но он показал мне книжку члена среднего круга, - для нас, простых граждан, большая шишка, выходит.
Партия власти принимала в свои ряды - как кандидатов, потом рядовых членов, широкий круг - влиятельных граждан, средний круг - партийная номенклатура, и, наконец, высший - партийные боссы. Конечно, принадлежность мрачного типа к властным структурам сама по себе ничего не означала, но почему он проявил внимание к Заховским? Отчего-то добра от этого внимания они не ждали. И правда - однажды он явился в сопровождении четырех полицейских и те, даже не дав артистам переодеться, увели их под шепот завсегдатаев.
Куда идти?
Андрей проснулся, чувствуя, как у него перехватывает дыхание:
- Пусть так никогда и нигде не будет...
Конечно, наяву шарик оказался совершенно цельным: только шов от отливки слегка проступал на нем.
На следующую ночь ему опять приснился сон - уже не такой кошмарный, но печальный: он не помнил, как его зовут и все что-то искал в шкафу среди разного хлама: в комнате было темно, одна лампа на столе слабо освещала ее, углы терялись во мраке; он сидел на полу, рядом с выдвинутым нижним ящиком и перебирал разные мелкие вещи и лоскуты ткани, - зачем все это было здесь собрано, он не понимал.
Проснувшись, Андрей задумался... Есть два способа думать. Например, когда думаешь о том, как пойдешь в магазин, купишь то-то и то-то, вернешься, приготовишь так-то и так-то, пригласишь того-то и того-то, в каком прядке готовить и подавать, - это первый способ, - как бы совершая забег по прямой, с целью увидеть по пути как можно больше сменяющих друг друга видов, и, по идее, даже не видя ничего впереди, поскольку оно тут же смещается вбок и назад. Благодаря влиянию каждого шага на последующий может выйти, что окажешься совсем не там, где предполагал, или - тоже не очень здорово - там, где предполагал, но очень далеко от истинного положения вещей... Он хорош, если знаешь свою цель, то есть как бы оставляешь ее за спиной - в мыслях - и намечаешь перед собой - в действительности, - как с вечеринкой: всего лишь нужно согласовать замысел с реальностью. Другое дело, если поставил перед собой задачу найти что-то неизвестное и оттолкнулся от ошибочной посылки... Второй способ, когда на тебя со всех сторон наплывают предположения, вероятности и соображения - одни нелепее других, ты крутишься вокруг свой оси, оглядывая панорамный вид на них и выбираешь одно, наименее не располагающее к себе - и тогда можно или заглянуть за него - есть за ним что-то еще - или совершить в ту сторону небольшую прогулку - какой может выстроиться ряд в этом направлении, - главное при этом не забыть место, с которого виднелись изначальные предположения, чтобы можно было возвратиться... Этот способ совсем не гарантирует достижения хоть какого-то результата - и если цель известна, лучше к нему не обращаться - можно заплутать во всякоразличных вариантах одного и того же... Тем более - разветвлений чем дальше, тем больше.
Так вот, Андрей, задумавшись, отмел те варианты, которые не могли быть воплощены по объективным или субъективным причинам: забыть или даже выкинуть шарик, попытаться найти самому то, что нужно, продолжая смотреть сны, обратиться к экстрасенсам, отдать шарик на исследование ученым, - много чего еще он перебрал в уме, пока не оказался в той точке, откуда открылась новая панорама: отойти в сторону, взять координацию поисков на себя, посмотреть, что приснится - и приснится ли - ребятам, и как они к этому отнесутся, - в общем, он решил все рассказать Лене и Виталию.
Что же он собирался искать вместе с ними? Воспоминания человека во сне, смысл сновидений, другой шарик, который и вправду перенесет их в иные миры? Что-нибудь, что объяснит присутствие этой вещи в их реальности.
Леночка протянула руку к шарику:
- О! Это такой же или...
- Подожди, - сказал Андрей. - Пойдем, я кое-что покажу.
Они все втроем, - Виталий, разумеется, был у Лены, как просил Андрей, - подошли к окну.
- Вот. Посмотри сначала в окно.. Да нет - на небо: какие там облака?
- М-м, - сказали вместе Леночка и Виталий.
- Пушистые? - спросила девушка.
- Белые? - спросил юноша.
- М-м, - сказал в свою очередь Андрей. - Просто запомните - сколько их, какой они формы и размеров, а теперь...
- А зачем? - опять вместе удивились молодые люди.
- Затем, чтобы сравнить. Вот, глядите теперь на отражение в шарике.
Сразу обоим сделать это оказалось неудобно, и они смотрели по очереди. Леночка приподняла брови и обернулась к окну, потом снова уставилась на шарик. Виталий охнул:
- Надо же! Слушай, мне не кажется? Они действительно другие?
- И это еще не все.
И Андрей вкратце рассказал, какие красочные видел сны - совсем непохожие на обычные смазанные сновидения.