***
Я - никто и звать меня никак,
Да и звать-то незачем, допустим.
С глаз скатился, брякнулся пятак
О гнилую притолоку грусти.
И затихло эхо голосов, 
Приманивших день краюшкой света.
Только дверь, закрывшись на засов,
Напоследок прохрипела: "Где ты?".
Нет меня. Ладони жму к глазам,
Пустоте завидуя сквозь пальцы.
Молча что-то бережное за
Плечи держит, не дает сорваться
Вниз, за пламенеющей мечтой,
Безысходно гаснущей, как память.
Отступая в тусклое Ничто,
Я боюсь в руках его растаять.

***
На роль чтеца отнюдь не претендую:
Мои слова страдают малокровьем.
Я чаще молча мыслями колдую
И тихо таю в чьих-то изголовьях.
А вы летите, вам бы выше, выше,
Крылом вписаться в развороты неба,
Где правят балом облака и крыши,
А мир реальный истончился в небыль.
Я здесь, внизу, волнуюсь и желаю,
Держу баланс на грани эпатажа
И постепенно мыслью дорастаю
До ваших битв в сетях многоэтажных.
И вдруг столкнемся в поисках разлуки
В ажуре вмиг остекленевших лилий,
Скрестим улиыбки, опуская руки,
И примиримся в собственном бессильи.

***
Я помню: 
подруг - по книгам, друзей - по мыслям, любимых - по песням.
И каждый уходит так, что становится тесно 
от звуков, от строк, от пометок, заметок, закладок,
от странных идей, от трагически тонких тетрадок.
А я не вписалась и в эту страницу текста.
Но это и к лучшему: значит, осталось место
кому-то компактному, в более легком весе.
За шаг от меня начинается новая пьеса,
звучащая визгом пленительно модных мелодий.
А я - иллюстрация к книге по археологии.

***
Пронизан холодом до каркаса,
Стою не дрогнув, пророк запаса.
Молчу в молитве до исступленья,
Не отличая себя от тени.
Умыты кровью лицо и сердце
Своих же братьев, не иноверцев.
Все мы, Предвечный, простые люди:
Грешны мы были, грешны мы будем.
Глупцы по сути. Так в чем же дело?
Что было черным - пусть будет белым.
И мать, к столу подавая сына,
Как Ты, чиста и, как он, невинна.
А слезы - что же? Все та же жижа.
На том стоим мы и тем же дышим.

2005, зима