Натаров Алексей Гаврилович : другие произведения.

Война нас гнула и косила

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  
  
  
  
  Война нас гнула и косила
  
  В воздухе пахло грозой
  Разговоры о том, что война для советских людей была внезапностью - это, как говорил В.Высокий, "сказки для богов ". Даже в нашем селе 2-е Поныри , где не было электричества и радио, простые люди чувствовали, что война с немцами скоро начнется. Мой отец, работавший в предвоенные годы на железной дороге Москва- Курск, говорил нам об этом задолго до ее начала. Когда он приезжал домой, мама с тревогой задавала ему один и тот же вопрос: " Гаврик, а что говорят ваши умные начальники о войне немцев с нами?"
   Отец отвечал : "Варнакают, война будет, но когда- завтра или послезавтра? Наш начальник все время талдычит о скором начале войны..."
   Мы рассказали отцу, что три дня назад ночью по колхозным полям и нашим огородам бегали с винтовками в противогазах красноармейцы. Их было много и они громко кричали: "Ур - а- а !"
  - Это были ученья, они этим летом проходят во многих районах ,- сказал авторитетно отец.
  -А я думала, что началась война и Красная Армия отступает...
  - Никогда не кричат "ура" при отступлении, - шутил отец.
  Однажды я шел по улице Карпуневка и увидел несколько женщин, которые разговаривали с Дмитрием Детушевым. Он во время первой мировой был плену у немцев, знал хорошо их язык и его в нашей деревне считали самым умным и мудрым стариком.
  - Скажи, Емельяныч, война с немцами будет и когда она начнется ? - спросила одна из женщин.
  - Не знаю, когда, но будет !.
  - А когда немцы сюда придут, у нас будут колхозы?
  - Чертовы мокрохвостые сороки, вы еще узнаете, кто такой герман? При нем будете вспоминать колхозы как рай земной! - ответил с возмущением мудрый старик.
  
  Черная "тарелка" сообщила черную весть
  Я и мои сверстники очень любили проводить летнее время на территории колхозной бригады (фермы), которая находилась в деревне Гавриловка, в конце большого конопляного поля. Нам нравилось ездить верхом на лошадях. Иногда взрослые ребята сажали нас на их спины перед собой и мы ехали вместе на пастбище или на водопой. Иногда они пускали лошадь в галоп, нас колотило мягким местом о костлявую спину лошадей, мы визжали, но даже натертые до крови ягодицы не останавливали нас от такой "экзотической" езды.
  Большой радостью было, когда нас брали в поездку на лошадях за сеном. Как приятно сидеть на возу и вдыхать аромат подсохшей травы! Мне в этот момент так хотелось, чтобы моя бабушка Анюта увидела меня на вершине этого движущегося холмика!
  Реже мы приходили на колхозную бригаду зимой. Нам нравилось смотреть, как взрослые мужчины ремонтируют трактор, автомашину, сеялки и веялки. Отец моего товарища Саши Хохлова мыл бензином в картере машины небольшие детали, вытирал их чистой тряпкой и говорил нам, как они правильно называются.
  Однажды в колхоз привезли в больших деревянных ящиках какую-то жнейку, но инструкции по ее сборке так и не нашли. Колхозный умелец Прокофий без этой бумаги собрал механизм и опробовал его в работе. Отлично косит! Заглянули в ящики, а в них лежит половина неиспользованных деталей!
  На стене этого большого помещения висела черная "тарелка", из которой часто доносились русские народные песни О. Ковалевой, Л. Руслановой.
   Хмурым туманным утром 22 июня 1941 г. мы с другом пришли на "бригаду" и увидели грустную картину: пришедшие раньше нас на работу мужчины и женщины стояли у висевшей на стене черной "тарелки" и слушали со слезами на глазах голос диктора.
  - Кто-то умер? - спросил у девушки мой товарищ.
  - Тише, тише, началась война! - ответила она, вытирая платком слезы.
  
  Мы им покажем, как надо воевать!
  Мне тогда шел девятый год и я еще не понимал полноту ужас и трагизма этих слов. Мы возвращались домой по узкой тропинке сквозь конопляное поле молча, как с похорон близких родственников. Мне запомнилось это утро серым и туманным Подойдя к дому, я услышал гул мотора почтового самолета, который в это время каждый день летал из Москвы в Курск. Казалось, что это не наш, а немецкий самолет и скоро начнет бомбить железную дорогу.
  На второй день после начала войны в районе началась мобилизация на войну мужчин призывного возраста . Из нашей деревни они с котомками направлялись в районный военкомат пешком, а из отдаленных - их везли на телегах. Помню, как по под проливным дождем в Поныри на телеге ехала "веселая" компания новобранцев, которые, размахивая кулаками, кричали: - " Мы этим немцам покажем, как надо воевать!"
  Многие из них погибли или пропали без вести в первые месяцы войны под Смоленском, в том числе и Василий Быков - муж сестры моей крестной матери Натальи Быковой..
  ***
  Вскоре с Западной Украины в нашем селе начали появляться беженцы. Мне запомнился симпатичный и веселый лет пятнадцати мальчик Юра из г. Белая Церковь, которую немцы бомбили в первые дни войны. Я не помню, у кого он жил, но видел, как с молодыми женщинами и стариками косил траву, возил на лошадях на колхозный ток снопы пшеницы, ржи, ячменя.
  Первые три месяц войны жизнь в нашем селе проходила без каких-либо серьезных перемен: каждое утро бригадир ходил по домам и объяснял каждому колхознику, какую работу он должен в этот день выполнять.
  Колхозники , как и в довоенное время, покорно ходили на ферму, убирали урожай, ремонтировали колхозную технику, пасли скот и т.д.
  Во второй половине сентября немецкие самолеты начали часто бомбить железнодорожную станцию Поныри. Наша мать своими глазами видела , как после сбрасывания бомб на эшелон окровавленные мужчины с криками о помощи бежали в Самохваловский сад. По рассказам поселковых жителей , в этот день погибло много молодых ребята из Белоруссии.
  
  Горит, дымит колхозный труд...
  В это же время по деревне быстро распространился слух, что в пос. Поныри по распоряжению председателя райисполкома В.А. Коваля подожжен элеватор с зерном, а жители ближних сел вытаскивают его из огня и несут по своим домам.
  Узнав об этом , к нам пришла сестра нашей матери Наталья и попросила меня посидеть с ее маленькими девочками Катей и Тоней , чтобы сходить хотя бы один раз в поселок за обгоревшим зерном. Я согласился...
  Из окна дома просматривалась размокшая от дождя дорога, по которой медленно шли в сторону Ольховатки с большими сумками и мешками женщины и старики , а другие везли эту поклажу на одноколесных тачках или на лошадях...
  Говорили, что лошадей мужчины ловили около поселка, взваливали на них по два мешка и , не обращая внимания на потертые до крови спины покорных животных , везли к своим домам.
  Придя домой, я рассказал, что видел своими глазами и что услышал от моей тети, но никто из нашей семьи так и не пошел в поселок за обгорелым зерном. .
  
  Мы однажды всей семьей сидели за столом и о чем-то говорили. За окном послышался топот копыт и фырканье лошадей Я вышел на улицу и увидел наших солдат, едущих на лошадях по размокшей от дождя дороге. Было видно, что кавалеристы куда-то торопятся. Я вернулся в дом и начал рассказывать, что видел на улице. Вскоре в дверь кто-то настойчивый постучал и в комнату вошел молодой парень Поздоровавшись c нами, он вытащил из армейского вещмешка небольшое полотенце и, глядя на мать уставшими глазами, тихо сказал :-" Хозяйка, дай, пожалуйста, за это немного хлеба или несколько вареных картошек "..
  Мать отрезала от ковриги горбушку ржаного хлеба, достала из чугуна несколько крупных неочищенных картошек и подала ему, не взяв полотенце.
  Утром мы узнали, что отступающие кавалеристы на ночлег останавливались на колхозной ферме, где было много сена и соломы. Мои друзья после их отъезда в этом месте нашли много от винтовок патронов и подарили несколько штук мне.
  В соседней с нами деревне Антоновка, по которой прошла кавалерийская часть, в яме, заполненной водой, ребята нашли около двадцати сабель, которыми они хвастались перед мальчишками нашей деревни.
  
  Жеребенок деда Шапары
  Примерно за полмесяца до прихода немцев в наше село в его жизни наступил период полного безвластия. Мы не знали , что делает руководство сельского совета, нашего колхоза. По зеленым колхозным полям днем и ночью бродят "ничейные" одинокие лошади, а к нашим домам часто откуда-то прибегают голодные поросята, которых жители почему-то не "приватизировали".
  Однажды я вышел на наш огород и увидел пасущегося на нем маленького жеребенка. Я его поймал, закрыл в сарае и пошел с ведром к колодцу, чтобы это чудо природы напоить. Когда я вернулся , этого маленького шустрика там уже не было, моя мама его выпустила на зеленое поле. Она сказала, что я поймал жеребенка, который не был колхозным , а принадлежал деду моего школьного товарища Виктора Скоркина по прозвищу Шапара.
  
   Вшивые немцы съели кур и украли самовар
  В нашем селе немцы появились в первых числах ноября сорок первого. Впервые мы их увидели на улице Киселевка, где около ветхих построек почти не было растительности и с нашей улицы, расположенной на более низком уровне, мы хорошо видели, что там происходит.
  Это была небольшая группа немецких солдат и офицеров. Последние были одеты в черные френчи, галифе, сапоги, высокие с орлами и свастикой фуражки. Я не помню, на чем они приехали в эту деревню, может быть, на мотоциклах. Офицеры заходили в каждую хату, а солдаты с винтовками стояли у дверей.
  На другой день такая же компания появилась и на нашей улице, но на этот раз они не заходили в наши хаты, а из пистолетов стреляли по бегающим и кудахтавшим петухам и курам.. Убитых птиц они демонстративно несли по улице за ноги и довольные удачной охотой громко смеялись ...
  Накануне праздника " Седьмого ноября" в нашем селе появилась пехотная немецкая часть. Во второй половине дня, услышав в сенях лающую речь, открыли дверь и увидели двух немцев , которые куда-то уносили связку ощипанных цыплят, приготовленных нами к празднику.
  Через несколько минут в хату ввалилась целая компания вооруженных солдат и, не обращая на нас никакого внимания , начала топить русскую печь..
  Сухие бревна они притаскивали из соседней нежилой хаты и без раскола вталкивали в печь. Языки пламени вылетали даже в комнату и мы боялись, что покрытая соломой крыша от раскаленной трубы может загореться. ***
  Немцы вскоре начали снимать с себя рубахи и по очереди совать их в пламя, чтобы избавиться от многочисленных "партизан". Некоторые, отойдя от печки, по швам рубах щелкали зубами.
  Рано утром немцы по команде проснулись, быстро оделись и куда-то ушли. После их ухода мать обнаружила, что они утащили единственное наше богатство -тульский самовар. Об этом она помнила всю жизнь, когда заходила речь о немцах или о самоварах.
   ***
  Рано утром в нашем доме неожиданно появился мой друг Ваня, которого со дня рождения звали Иваном Ивановичем. Чтобы не увидели мои родители , он отвел меня в угол комнаты и выложил на стол из карманов старой фуфайки несколько обойм с патронами к немецким винтовкам .
  - Вот это да ! Где ты их взял ? - спросил я, поглядывая на такое "богатство".
  - А ты никому не расскажешь ? -ответил он, запихивая в карманы патроны.
  Он мне рассказал, что в их доме на ночь поселились немцы. Они натопили печку, сняли с себя мундиры, поставили в угол винтовки, а широкие с патронташами ремни повесили на спинку деревянной кровати, на которой он лежал, укрывшись рваной фуфайкой. Ночью из каждого патронташа он вытащил по одной обойме и спрятал в старом валенке. На рассвете немецкие солдаты по команде встали, быстро оделись, выбежали из дома и куда-то уехали на мотоциклах .
  -Ты с ума сошел! - вырвалось у меня. - Если бы немцы об этом узнали, то тебя вместе бабушкой и матерью могли расстрелять !
  Патроны мы закопали в мусорной куче и целый день из окна нашего дома смотрели на дорогу, по которой могли вернуться мотоциклисты, но они на нашей улице так и не появились...
  Прошло много лет, Иван Иванович Детушев окончил Московский вуз и работал главным санитарным врачом на одном их мясокомбинатов Курской области. При встрече с ним в Москве я напомнил ему об этом случае. Он внимательно меня выслушал, улыбнулся и сказал: - " Надо же, ты еще помнишь об этом пустяке, а я давно о нем забыл..."
  
  Немцы приехали на битюгах...
  Вскоре на нашу улицу на тяжеловозных лошадях (битюгах) приехала небольшая немецкая воинская часть, которая находились здесь в течение всего периода оккупации нашего села. В нашем доме немцев в это время никогда не было.
  Однажды вечером немецкий солдат завел тяжеловоза в наш сарай, в котором когда-то был погреб. Ночью прогнивший деревянный накат под тяжестью битюга обрушился и он по брюхо оказался в яме. Увидев утром эту картину, немец, увидев моего соседа, истерично закричал: - "Патизан, патизан!"
  В доме нашего родственника Дмитрия Детушева, жили, как нам казалось, простые немецкие солдаты, которые ухаживали за тяжеловозами - битюгами . Мы часто сюда приходили и смотрели на этих неуклюжих гигантов, которые в упряжке тащили большие фургоны, похожие по размерам на железнодорожные вагоны на резиновых колесах..
  В доме деда Никанора Меркулова ( Лютика) жили немецкие офицеры. которые по вечерам часто включали патефон и громкие звуки бравурных маршей разносились по всей округе.
  Немцы в период оккупации практически не покидали дом Петра Детушева ( Петяка), работавшего писарем в какой-то немецкой конторе. В "присутствие" он ездил на лошади, запряженной в двуколку. Иногда на этой "тележке" он проезжал по нашей улице с женой Натальей, что для деревенских женщин было предметом постоянных сплетен и молвы.
  Однажды, катаясь недалеко от этого дома на санках, мы оказались свидетелями очень неприятного для воспоминания случая ... Немецкий солдат, увидев бегущую по заснеженному лугу черную собаку, быстро установил на крыльце ручной пулемет и начал по ней стрелять ... Собака извивалась, ползла, но он остервенело строчил и строчил до тех пор, пока черный предмет на белом снегу перестал шевелиться.
  
   ***
  Немецкие солдаты иногда на лугу играли в футбол. На игровом поле были установлены без сетки ворота. которые защищали шустрые вратари. Мы, мальчишки, сидели на траве и слышали лающие крики игроков.. Я обратил внимание на их длинные волосы ( чубы), которые они постоянно пальцами рук откидывали с лица на затылок.. - "А наших солдат почему-то стригут до самого черепа ", - подумал я, глядя на футболистов..
  С такими прическами мы однажды видели молодых парней, которые в немецкой форме стройной колонной шагали по нашей улице и громко пели : - "Роспрягайте, хлопцi, коней, тай лягайте спочивать ..". Откуда и куда шли эти украинские молодчики, мы в то время не знали..
  
  Финская баня
  Наша бабушка Евдокия Федоровна, которую в деревне звали Доней, во время войны жила одна в маленьком домике в самом начале села Писаревка , рядом с деревянным мостом через небольшую речку Снава. По грунтовой дороге, соединявшей поселок Поныри с селом Ольховатка, отступали наши солдаты и наступали немцы, покидали перед боем родные очаги женщины, старики, дети и возвращались из эвакуации к сожженным деревням и селам.
  В бабушкином доме всегда было уютно и я - первоклассник часто из школы, которая располагалась в старом поповском доме, рядом с церковью, прибегал к ней. Она угощала меня чем-нибудь вкусным, зашивала вручную разодранные по швам рубашки, штаны.
  Когда в село пришли немцы, в ее доме поселился офицер, который знал несколько русских слов. Я хорошо помню небольшой столик под образами, на котором стояла фотография молодой женщины с детьми. Офицер говорил, что ему надоела война и когда она кончится, убежит босиком в Германию к своим детям и жене. Ему очень нравилась красочная русская матрешка, нарисованная на печке нашей мамой в самом начале войны.
  Однажды поздно вечером бабушка Доня пришла к нам (мы жили тогда на ул. Карпуневка) и рассказала, что добрый немец уехал, а в ее комнате теперь находится большая лошадь, которую туда с большим трудом втащил финн, а сам куда-то скрылся.
  Одну ночь она провела на печи, но не могла уснуть - лошадь громко фыркала, топала копытами и глодала сырцовые кирпичи печки. Бабушка боялась, что она может добраться и до нее. Три дня она жила у нас, но на четвертый, во второй половине, ушла в свою деревню, чтобы хотя бы через окно посмотреть, что творится в доме и тут же вернуться, если лошадь находится еще в доме.
  Поздно вечером в замерзшее окно нашего дома кто-то тихо постучал, мама вышла в сени и открыла дверь. Это была наша бабушка. Она упала на пороге входной двери сеней и застонала. Мы помогли маме поднять бабушку и ввести ее в натопленную хату. Все лицо у нее были в крови, руки дрожали.
  - Он меня убил, он меня застрелил! - рыдая, повторяла бабушка Доня.
  Мама с ее головы осторожно сняла пропитанный кровью платок и мы увидели на ее голове слипшиеся седые волосы и большую шишку.
  - Кто тебя ударил так сильно по голове? - спросила мама.
  - Финн, проклятый финн! - ответила она и зарыдала.
  Немного успокоившись, она рассказала, что с ней случилось.
  Когда она тихо вошла в свой дом, то увидела, что огромная лошадь по-прежнему, фыркая, грызет с жадностью сырцовые кирпичи печки. Увидев такую картину, бабушка поспешила выбежать из дома, но на крыльце ей дорогу преградил тот самый финн, который три дня назад оставил лошадь. Он грубо втолкнул бабушку в комнату, где его лошадь, не обращая никакого внимания на вошедших , продолжала свою черную работу.
   Финн на непонятном для бабушке языке кричал, топал по грязному полу коваными сапогами, размахивал перед ее носом в черных кожаных перчатках огромными кулаками, показывал на лошадь и обглоданный угол печки. Бабушка догадалась, что эту огромную скотину нужно было кормить и поить.
  Разъяренный финн резким движением снял с плеча автомат и поднес холодный ствол к ее губам, а жестами показал, что нужно открыть рот.
   - Нет, нет, не надо стрелять сюда! Стреляй лучше сюда! - умоляла финна бабушка, показывая на темя.
   - Эта гадюка даже перед смертью не дала мне помолиться, - рыдая, говорила она.
  Бабушка пришла в себя и ничего не могла понять, что же случилось и сколько времени она пролежала в холодной комнате... Болела голова, в ушах стоял колокольный звон; попыталась подняться с пола, но не смогла - перед глазами все кружилось, плыло. Лошади и финна в комнате не было, а входная дверь в дом была настежь открыта.
  -Хорошо, что он послушался меня и стрельнул в темя, - продолжала рассказывать наша бабушка.
  -Твой финн ударил тебя по голове чем-то тяжелым и тупым, может быть, прикладом автомата, - сказала мама, аккуратно приподнимая слипшиеся от крови волосы.
  -Нет, нет! Этот безбожник и разбойник стрельнул мне прямо в темя, я слышала выстрел, там должна быть большая дырка, смотри лучше, - раздраженно сказала Евдокия Федоровна и в очередной раз жалобно застонала...
  
  
  
  Немецкий велосипедист и корова
  Многих немецких солдат и офицеров мы знали по именам. Некоторые из них относились к нам, детям, более ил менее нормально, и даже разрешали стрелять вверх из винтовок. Самым неприятным и злым немцем среди них был молодой маленького роста солдат, которого его сослуживцы называли "маленьки". . Я до сих пор помню, как он меня догнал и ударил кованым сапогом по мягкому месту за то, что я на дороге поднял окурок сигареты, чтобы отнести его деду.
  Я также не могу забыть случай, когда под дулом автомата немецкий солдат меня заставил мыть его велосипед.
  Моя тетя Наталья во время оккупации жила вместе с маленькими девочками ( Катей и Тоней) на краю улицы Гавриловки (Быковки) у дороги, идущей из поселка Поныри в Ольховатку Я часто приходил к ним и даже оставался ночевать. В сенях хаты находилась корова и чтобы попасть с чистыми ногами в жилую комнату нужно было осторожно пройти около стенки.
  Однажды поздно вечером в начале ноября в эту деревню на велосипедах приехала группа немецких солдат и несколько из них остановились на ночлег в этой хате. Рано утром послышалась команда к подъему, немцы быстро встали и выбежали из хаты. Неожиданно один немец вернулся и начал что-то выкрикивать, показывая дулом автомата на дверь и на меня . Я выбежал на улицу. Немец автоматом показывал на велосипед и кричал: - Шнеллер, шнеллер ! От страх я в начале ничего не понял, но потом увидел, что спицы заднего колеса велосипеда были в замерзшем коровьем помете и оно не вращается. Немец продолжал размахивать автоматом и кричать, его товарищи уже держали ноги на педалях и хохотали. Я быстро сбегал в хату, принес чистое полотенце и ведро с холодной питьевой водой и начал лихорадочно мыть колесо велосипеда. Немец, тыкая в мою спину дулом автомата, продолжал кричать - "Шнеллер, шнеллер !"
  Увидев, что группа велосипедистов, не дождавшись его, спускается к большой дороге, он грубо оттолкнул меня, сел на пахнущий навозом велосипед и быстро начал крутить педали.
  В 1955 году я работал геологом в г. Иоганнгеоргенштадте, расположенного на границе с Чехословакией, и наблюдал международный велопробег Берлин-Прага. Среди велосипедистов в желтой майке лидера был известный в те годы немецкий гонщик Густав-Адольф Шур. Когда он проезжал по трассе мимо нас, я вспомнил того немца, велосипед которого я под дулом автомата мыл от коровьего помета и мне приходила мысль:
   - А , может быть, гонщик в желтой майке является его близким родственником, или даже сыном ?
  
  Озверевший фашист...
  Одна старушка из села 1-е Поныри со слезами на глазах рассказала о расстреле человека перед ее домом. По ее словам, в окно постучал мужчина средних лет и попросил разрешения войти. Но не успел он развязать свой небольшой рюкзак, чтобы перекусить, как в хату вбежал молодой немец и , наставив на него автомат, приказал выйти на улицу. Через минуту или две послышались выстрелы... Немец, как сумасшедший, вбежал в комнату и начал перед зеркалом лихорадочно зачесывать нависающий на лоб рыжий чуб.
  Кто был этот человек и за что его застрелил фашист, я так и не узнал.
  
  Деревенские полицаи
   С приходом в наше село немцев многие сыновья и родственники репрессированных в советское время кулаков вступили в полицейские отряды. От немцев они получили обмундирование и оружие. Я не знаю, чем эти молодчики занимались в дневное время , но в ночное - они разгуливали по улицам и, поймав кого-нибудь из нас, безжалостно секли ременями
  Свою преданность оккупационным властям они проявляли во время так называемых сельских сходов, один из которых я хорошо помню.
  В нескольких метрах от церкви из досок была сколочена высокая трибуна, на которую поднялись немецкие офицеры и вооруженные автоматами солдаты.
  Вскоре к этому месту подкатили богато убранные сани, в которых в меховой шубе с тростью сидел похожий на сибирского богатого купца мужчина,, а рядом с ним молодая женщина.
  Я позже узнал, что фамилия этого солидного мужчины - Овчаров, который в это время был волостным бургомистром, а женщина у него работала переводчицей .
  Они прошли через толпу и по ступенькам поднялись на трибуну.
  Немецкий офицер в окружении вооруженных солдат читал на своем лающем языке по бумаге текст , а другой - его переводил на русский.
   В то время я мало понимал, о чем идет речь, но улыбался, когда от "толмача " слышал слова "команское комадование".
   Во время этого сборища деревенские полицаи в белых халатах бегали с винтовками вокруг церкви и по заснеженному кладбищу. Им, по-видимому, казалось, что из-за могильных холмов могут появиться партизаны и начнут палить по трибуне, откуда слышится лающая немецкая речь
  В феврале сорок третьего полицаи пытались уйти вместе с отступающими немцами, но были арестованы и направлены на фронт в район пос. Турейка, где многие из них, по рассказам нашего отца, погибли от пуль немецких снайперов.
  
  Расстрел у моста
  Зимой 1942 г. по деревне пошел слух, что около моста через р. Снаву, по которому мы ходили в деревню Большая дорога, немцы расстреляли нескольких молодых ребят. По словам свидетелей, группу ребят куда-то вел один вооруженный винтовкой немец. Когда они подошли к мосту, парни напали на конвоира, разоружили и побежали. Но неожиданно откуда-то появился еще один фашист и из автомата начал стрелять по убегающим ребятам. Но были убиты , вероятно, не все юноши. Семен Жуков, наш деревенский житель, мне рассказывал, что он своими глазами видел сквозь щели в сарае, как немцы во дворе дома деревни Большая дорога расстливали молодых парней.
   Их трупы немцы родителям не разрешали хоронить и они долго лежали в снегу. Где и за что они арестовали этих молодых ребят, их имена я так и не узнал.
  
   Бухенвальд в Понырях
  За время оккупации нашего села немцами я всего один раз с матерью был в поселке Поныри. Это было летом 1942 г. Но я до сих пор не могу забыть ужасающую картину, которую мне пришлось увидеть. Примерно на том месте, где сейчас находится водонапорная башня , я увидел за колючей проволокой большую толпу людей, которые сквозь ограждение из колючей проволоки протягивали руки и что-то выкрикивали. Многие из них были одеты в солдатские рваные гимнастерки, а их головы обвязаны грязными бинтами.
  Мне мать объяснила, что это наши пленные солдаты,
  -А почему все проходят мимо и с ними не разговаривают и ничтожества им не дают? - спросил я у матери по дороге к дому.
  - Попробуй, дай им кусок хлеба, сразу немцы пристрелят, ты видел сколько их с винтовками ходят около колючей проволоки?
  Рассказывали, что одна женщина из поселка бросила им буханку черного хлеба и ее тут же немцы застрелили.
  
  Дед Лютик донес, а каратели повесили...
  По имеющимся сведениям, за время оккупации в Поныровском районе было расстреляно и повешено 113 человек и отправлено в Германию 835 человек.
  Однажды июньским днем 1942 г по нашей улице прошел слух о том, что в соседней деревне Низ в саду, против дома Дородных, немцы повесили председателя нашего колхоза Ивана Федосеевича Лепина и учительницу школы - председателя сельсовета Марию Степановну Новикову
  Ивана Федосеевича я до войны хорошо знал и много хорошего о нем слышал от своих родителей. Моя мать любила повторять его слова: - "Хлеб бывает плохим не только от муки, но и от руки."
  Когда мы прибежали к месту казни, то увидели в саду небольшую группу наших односельчан, которые молча стояли и смотрели на яблоню, на толстом суке которой от легкого ветра раскачивалось на веревке тело Марии Степановной, а слева от нее с петлей на шее находился мертвый Иван Федосеевич. Он не висел в полный рост, а в скрюченной позе сидел на коленях на земле.
  Очевидцы казни говорили, что Мария Степановна, когда ее поставили на табуретку, вырвала у палача веревку и сама накинула ее на шею. И.Ф.Лепин перед казнью пытался бежать, но его застрелили и уже мертвому накинули на шею петлю, а веревку привязали к суку яблони.
  Повешенные были членами коммунистической партии и в довоенное время , по рассказам, боролись с ворами, бандитами, грабителями. К их числу относился Никанор Меркулов ( Лютик), которого постоянно "раскулачивали", обыскивали, куда-то водили на допросы. Даже его сын, когда приходил в наш дом, будучи , как говорила моя мать, "партейным", говорил , что он никогда не простит советской власти, которая "взяла у них одну корову, потом другую..."
  После прихода в феврале 1943 г. в наше село Красной армии в бывшей немецкойfканцелярии были обнаружены заявления деда Лютика на многих советских работников, в том числе и на казненных. Что было дальше с этим подлым стариком , никто до сих пор толком не знает. Жители села 1-е Поныри видели весной 1943 г. в большой воронке, наполненной талой водой, труп человека в чекмене коричневого цвета, а рядом с ним кожаный летный шлем. По всей вероятности, в этой канаве плавал труп расстрелянного Никанора Меркулова (Лютика).
  
  
  Кто-то подвесил гранату...
  За два года оккупации немцами нашего района мы ничего не слышали о партизанах.. Здесь не было лесов, где бы они могли "водиться, а рощи часто "прочесывали "немецкие солдаты и русские полицаи При этом тщательно обыскивали даже грибников и пастухов..
  Ходили слухи, что на улице Большая дорога на входную дверь старосты партизаны ночью подвесили гранату. Говорили также, что они арестовали за связь с партизанами участника финской войны Николая Казначеева , но он от них сбежал.
  Я вспоминаю один немецкий плакат, на котором был изображен небритый мужчины, поджигающий спичкой бикфордов шнур в динамите, подложенным под железнодорожный рельс , а над ними немецкий солдат , который замахивается прикладом винтовки, чтобы ударить его по голове
  Однажды мы наблюдали, как на краю деревни группа немецких солдат делала зарядку. Мой сосед, наклонившись ко мне, тихо сказал: "Были бы в этих местах партизаны, они бы им показали ..."
  Когда я через много лет в разговоре с моим дядей Дмитрием вспомнил об этом случае, он сказал : "Хорошо , что по немцам в этот момент никто не пальнул, в противном случае каратели всех жителей деревни тут же расстреляли или сожгли заживо ".
  
   Слова пророка в устах священника
  Однажды поздно вечером в замерзшее окно нашего дома кто-то постучал. Мама открыла скрипучую дверь. В комнату вошел с саквояжем в руке мужчина средних лет и помолился на висевшую в святом углу старую икону, поздоровался с нами и вежливо попросил разрешения отдохнуть у нас до утра и сварить ему большого ощипанного гуся, которого он достал из саквояжа. Мужчина сказал, что он священник и идет в Коренную пустынь к святым местам. Мама положила гуся в большой чугун и поставила его в печь на раскаленные угли от торфяных "кочек." Вскоре комната наполнилась необычным ароматом гусиного жира. От предложенного матерью молока он вежливо отказался, а выпил с кусочком лепешки стакан кипяченой горячей воды.
  - Скажи, батюшка, а где наши и когда они придут? - робко спросила мама перед его уходом из нашего дома.
  Он ответил, что в Библии сказано :" И возвращается ветер на круги своя".
  Из этого ответа я ничего не понял и после его ухода спросил у матери: "А что он сказал о Красной армии?
  - Я не знаю , о каком ветре он говорил , но мне показалось, что батюшка намекнул о скором приходе Красной Армии в наш район.
  Слова ночного гостя оказались пророческими : в начале февраля 1943 г наши войска вернулись в район , но главное сражение за возврат "ветра на круги своя" было еще впереди...
  
  Зарево над Ливнами
  Во время оккупации мы не знали даже о разгроме немцев под Москвой и Сталинградом. В листовках, которые разбрасывались фашистами с самолетов, были слова: "Заберем Москву и Елец и войне конец! "
   В дневное время с востока до нас доносились глухие громовые раскаты, а в ночное - в небе были видны багровые всполохи. Мы знали, что ожесточенные бои идут за г. Ливны, который находится от пос. Поныри примерно в ста километрах.
  ***
   В один из ноябрьских дней сорок второго года мы увидели, что немцы из дома нашего соседа выносят вещи и оружие и грузят в большой фургон...
  Перед отъездом от него отошел высокий немец и направился по тропинке вниз к ручью, на котором была небольшая запруда. Мне показалось, что он, прижав к груди, несет несколько коротких поленьев дров.
  В начале января, когда ручей покрылся льдом, я вспомнил об этом и вместе с кем-то из моих друзей пошел посмотреть, что же выбросил в воду этот фриц ? На тонком льду мы сделали несколько лунок и железными костылями осторожно начали прощупывать дно. В одной из них наш щуп уперся во что-то металлическое и при его покачивании в воде появились масленые пятна. Через несколько минут мы из воды вытащили около десяти новых немецких штыков ( кинжалов).
  
   Самолет с красными звездами ...
  В один из хмурых осенних дней 1942 г. послышался ревущий звук летящего самолета и крики немецкого офицера: - "Alarm! Alarm!". Вскоре в небе мы увидели низко летящий на большой скорости с двумя фюзеляжами самолет, на крыльях и стабилизаторах которого были хорошо видны красные звезды. Немцы, ожидая его возвращения , поставили рядом с окопом ручной пулемет, но штурмовик пролетел, вероятно , другим маршрутом...
  
   Девятый вал дошел до Понырей
  В самом начале февраля сорок третьего, во второй половине дня наша дремавшая улица неожиданно проснулась . Работающий в немецкой конторе писарем Петр Детушев спешно укладывал в сани чемоданы, а дед Никанор вместе с полицаями куда-то спешил , подгоняя свою лошадь не только ременным кнутом, но и крепкими нецензурными словами.
  Наш любопытный сосед Федор пошел посмотреть, что же творится около церкви, куда устремились эти люди. По его словам, в толпе он увидел знакомые ему лица и нескольких немецких солдат, которые пытались в русские сани запрячь колхозную лошадь. Один из них, увидев Федора , подвел его к саням и показал рукой в сторону поселка Поныри. Федор догадался, что немцы хотят, чтобы он немедленно отвез их к железнодорожной станции. Но в этот момент со стороны ул. Антоновка послышался рокот мотора танка. В небе на низкой высоте пролетел советский штурмовик. Немцы, оставив лошадь, быстро побежали по заснеженному полю к железной дороге.
  Все пытавшиеся уйти с немцами ( полицаи, писари, переводчики, староста, доносчики ) вскоре были арестованы и осуждены . Многие из них получили большие сроки заключения . Наш сосед Петр был приговорен к десяти годам, сослан в Казахстан, где трагически погиб, а старики Лютик и Чудный за клеветнические доносы немецким властям на советских партийных работников были приговорены к расстрелу.
  В этот же день мы узнали от сестры матери Натальи, что рядом с ее домом была подбита грузовая машина, на которой ехали немецкие солдаты к железнодорожной станции Поныри. Выстрел был произведен из танка , когда он переезжал мост у деревни Антоновка. Поврежденная снарядом машина остановилась на подъеме дороги недалеко от места, где сейчас находится святой "Рынов источник".
  Ехавшие на ней немцы выпрыгнули из кузова и побежали по зимней дороге к поселку, оставив свои вещи и оружие. Местные жители, увидев брошенную машину, в течении нескольких минут растащили весь груз. Моя тетя Наталья из этой машины успела утащить канистру с бензином и спрятать ее в сенях под кучей торфяных брикетов (" кочек"). Вскоре поселившиеся в ее доме лейтенант, стреляя из пулемета по немецкому самолету, поджег соломенную крышу ее дома. Я видел, как пожар пытались погасить и как тетя плакала и просила вытащить из кучи торфа канистру с бензином.
  Ближе к вечеру послышались автоматные очереди, гул моторов танков и орудийные выстрелы... В деревне неожиданно появились с автоматами наши солдаты, одетые в теплые полушубки, валенки и шапки с красными звездами.
  Я помню, как колонна танков Т-34, поднимая вихри снега, на большой скорости мчалась по нашим огородам к железнодорожному переезду "Батурина будка". По рассказам, под огнем немецкой артиллерии танки не могли прорваться к Понырям с юго-западного фланга по шоссейной дороге. Как только они появлялись на возвышенности, противник открывал по ним бронебойными снарядами огонь, которые долетали даже до нашей деревни. Вероятно, танкистам был дан приказ выйти к станции по ровному полю с юго-восточной стороны, где наступавшие танки не были мишенями для немецкой артиллерии.
  К вечеру в садах солдаты расчистили от снега площадки и установили тяжелые минометы, а нам сказали, чтобы мы эту ночь провели в подвальных помещениях.
  Как только стало темно, мы всей семьей ( мама, бабушка, сестра брат и я ) , прихватив с собой старые одеяла и фуфайки, пошли к погребу, который находился недалеко от дома.
  С нашего пригорка хорошо было видно мерцающее зарево пожара над селом 1-е Поныри. Казалось, что там начал извергаться вулкан. Все небо было багровым, очаги пламени появлялись то в одном , то в другом месте, автоматные очереди и глухие взрывы не прекращались ни на минуту, следы от трассирующих пуль пронизывали небо.
  Мы спустились по скользкой лестнице в погреб и при свете "коптилки" сидели около часа, как вдруг услышали из соседнего сада громкие и непонятные нам слова приказа и команду "Огонь ! ". Раздались оглушительные раскаты и с гнилого потолочного настила посыпалась земля. Мама прижала к себе маленьких детей, а бабушка шептала молитву и крестилась. Мы вышли из этого укрытия рано утром , когда стрельба из минометов прекратилась, а артиллеристы куда-то уехали, оставив за собой на снегу вытоптанные до земли площадки.
  Бои за станцию Поныри, как известно, шли около трех суток и только в ночь с 8 на 9 февраля вокзал десантниками был взят. В течение этих "огненных" дней и ночей слышались громовые раскаты, гул моторов танков, автоматные очереди. Санитары в этом пекле находили раненых солдат и привозили в деревенские дома. Среди них были русские, украинцы, узбеки, казахи, якуты.
  Однажды я зашел в дом деда Кузьмы Панова и увидел в сенях замерзшие трупы солдат, которых вскоре везли в последний путь по деревне на лафетах пушек и хоронили около Свято-Троицкой церкви. В наш дом однажды пришел раненый в полость живота молодой лейтенант. Он был одет в новую темно-зеленую гимнастерку, подпоясанную широким со звездой на пряжке ремнем, в галифе и обут в новые сапоги. Глядя на его внешний вид, было трудно поверить , что он тяжело ранен. Выдавала только его бледность лица и тихая речь. Я хорошо помню, что он был родом из Одессы. Через несколько дней врачи нам сказали, что по дороге в госпиталь этот умный, симпатичный человек умер. К сожалению, его имя и адрес проживания в Одессе мы тогда не записали.
  
  
  
  Зенитки стреляют, мы катаемся ...
  Зима в эти февральские дни у нас была морозной, солнечной. Но в напряжении всех жителей и военных держала немецкая " рама", которая постоянно летала над нами, а зенитки залпами стреляли, но она продолжала летать. Осколки от разорвавшихся снарядов падали в снег, а мы их пытались отыскать. Я помню, как старик Петр Калужских шел, опираясь на посох, по заснеженной тропинке, читал молитву и, глядя со страхом на небо, крестился, а мы в это время катались с горок на лыжах и санках, на замерзшей речке на коньках.
  В деревне не было ни одной горки, с которой бы мы не скатывались на самодельных лыжах. Их мы делали всего за несколько часов: приходили с топором в старый сад, находили толстый, похожий на хоккейную клюшку яблоневый сук, срубали его топором , раскалывали вдоль на две части, обстругивали каждую из них, заостряли изогнутые концы, прибивали к этим деревяшкам широкие ремни и...лыжи готовы ! Некоторые ребята их делали из тонких досок или из тяжелых, окантованных металлом немецких лыж.
  Старшина роты, увидев мои неуклюжие лыжи, подарил мне свои, настоящие, на которых я катался до окончания войны. Лыжи были длинные и часто на резких перегибах горок меня подбрасывал вверх и я приземлялся на живот без них, ожидая удара по спине или по голове.
   Я в детстве мечтал кататься на настоящих коньках. Они мне снились даже во сне, но мне их родители не купли. Еще до войны отец их мастерил сам и говорил, что в детстве он и его братья катались только на таких. В небольшому куске дерева пропиливалась бороздка и в нее вставлялся и закреплялся в торцах кусок проволоки. Привязать веревками такие деревяшки к валенкам или сапогам было непросто, но мы их примораживали, опуская ноги в прорубь и в снег.
  Однажды я пришел к бабушке Доне и забрался по ее просьбе за чем-то на чердак. Я не поверил своим глазам : в его углу около двух велосипедов лежали коньки! Я таких коньков не видел никогда у ребят нашей деревни ! По форме они были похожи на большие "снегурки ", но с глубоким желобом на скользящей поверхности. Забыв обо всем, я прибежал домой и уже через несколько минут скользил по льду замерзшей речки.
  
  Маленький оркестр и большая болванка
  В первых числах февраля сорок третьего наша пехота и танки стремились подавить сопротивление немцев у железнодорожной станции Поныри. Оттуда слышались автоматные очереди, разрывы снарядов. Когда стрельба немного утихла, мы увидели как из грузовой машины в дом бабушки Савонихи люди в гражданской одежде заносят какие-то зачехленные предметы. Вскоре из хаты послышались странные для нас звуки, похожие на кваканье лягушек, звон разбитой посуды, мяуканье кошек. Мы с моим другом побежали к этому дому. В окно мы увидели раздетых по пояс людей, которые не слушая друг друга выдавливали из инструментов звуки, посматривая на листы белой бумаги. Мне больше всех понравился человек, который двигал туда - сюда медную трубку и из нее вылетало "пук - пук - пук.".
  Один мужчина поднялся во весь рост и постучал по своей ладони тонкой палочкой, взмахнул ей перед носом с большой балалайкой очкарика и полилась веселая музыка. Неожиданно послышался громкий хлопок и мы увидели на склоне бугра облако из снега и чернозема . Увидев эту картину, мы быстро побежали к нашему дому . Примерно через час мы вновь пришли послушать музыку, но бабушка Савониха сказала, что музыканты поспешно собрали свои трубы и балалайки и куда-то уехали... Позже мы от военных узнали, что немцы стреляли болванками из пушек по танкам, которые по грунтовой дороге стремительно приближались к поселку Поныри.
  
  Разведчик Костя
  Среди первых солдат, пришедших в нашу деревню, был один которого звали Костя. Он отличался от всех подчеркнутой независимостью : днем ходил по улице в теплой шубе, в ушанке, валенках со снайперской винтовкой и, не обращая ни на кого внимания, стрелял ворон. Говорили, что Костя по ночам ходит в разведку и охотится за "языками". Деревенские мальчишки всегда ходили за ним , а он разрешал им собирать пустые гильзы и рассказывал смешные истории. Мы очень любили веселого солдата и всегда ожидали его появление на улице. Но вскоре мы узнали, что Костя не вернулся с задания и, вероятно, погиб при его выполнении.
  
  "Береги его, он твой кормилец ..."
  Через несколько дней после освобождения нашего района от немцев отцу вручили повестку о немедленном прибытии в райвоенкомат - на пункт сбора призывников. Рано утром отец оделся, набросил на одно плечо лямки тощего вещмешка и, обнимая мать, , с грустью в голосе, вытирая ладонью слезы, сказал :-"Береги его, он твой кормилец! "
  Я на всю жизнь запомнил эти слова. Мать сберегла меня, отец вернулся с осколком в груди домой, но моя жизнь сложилась так, что я не все выполнил завещания отца, о чем горько сожалею...
  Отца направили на передовую линию фронта, которая находилась в 15 км. от нашей деревни. Отец один раз приходил домой и рассказывал, что он сидит со снайперской винтовкой в окопе у деревни Турейки.. В кирзовых сапогах у бойцов мерзнут ноги. Но он умудряется сохранить их в тепле с помощью газет, которые почтальоны приносят каждый день.
  По его словам , он из трехлинейки сбил немецкий самолет, который упал в расположение другой части и награду за это незаслуженно , вероятно, получил кто-то другой. Моя мать в этом случае с присущим ей природным юмором говорила: -"Ты, наверное, сбил наш почтовый самолет и благодари Бога за то, что тебя еще не расстреляли ..."
  В этих местах он находился с перерывами на отдых в пос. Поныри около пяти месяцев. В это время в одной части с ним находилось несколько молодых деревенских ребят , которых призвали в армию вместе с ним в феврале сорок третьего. Многие из них погибли от пуль немецких снайперов.
  Однажды мама нашла на огороде зеленого цвета баночку и повесила ее за кольцо на гвоздик за старой бабушкиной иконой. Во время прихода отца домой, она решила похвастаться этой находкой.
  - Посмотри, какую лампадку я нашла за нашей хатой,- сказала она, снимая висевшую на кольце гвоздя зеленую банку с трубочкой вверху.
  Увидев это , отец осторожно взял из рук матери эту "лампадку", вышел молча на улицу и вскоре послышался сильный взрыв. Отец вернулся и сказал, что это была боевая граната и хорошо, что никто из нас не выдернул кольцо.
  
  " Прости им , Отче..."
  Когда в нашей семье заходила речь о староверах отец вспоминал расстрел баптиста, свидетелем которого он был. Впервые об этом я от него узнал еще весной сорок третьего года, когда ему однажды разрешали на несколько часов придти домой с линии обороны,
  Однажды, по словам отца, их стрелковый взвод неожиданно построили и повели к лесу. Когда они подошли к опушке , то увидели одетого в старую фуфайку мужчину, который копал саперной лопатой мерзлую землю. В нескольких метрах от него стояла шеренга с винтовками солдат, а перед ней с кожаной сумкой капитан.
  Когда мужчина выкопал неглубокую яму, воткнул лопату в холодную землю и выпрямился, к нему подошел командир шеренги и на вытянутых руках предложил взять винтовку. Мужчина покачал головой и движением руки показал, что этот "подарок" он принять не может. Капитан тут же из полевой сумки достал белый лист бумаги и начал читать, где в конце были два зловещих слова " приговорить к расстрелу..."
  Подсудимый, услышав эти слова, снял шапку, рукавицы и положил их у ног на черную землю, перекрестился и, глядя на весеннее голубое небо, тихо произнес : " Прости им, Отче, они не знают, что творят...".
  Отец продолжал, что после поворота его взвода по команде "Кругом!" из винтовок раздался громкий залп.
  - А за что расстреляли этого человека ? - спросил я у отца.
  - Я сам толком из этого приказа ничего не понял, но командир потом объяснил, что этот человек был баптистом и отказался защищать нашу страну.
  
  "Быть может , это место для меня..."
  В феврале 1943 г. в деревенские дома разместили подразделение наших солдат для отправки на передовую. Несколько из них поселили в наш дом. В это время в небе летала и сбрасывала небольшие бомбы немецкая "рама", по ней стреляли наши зенитки. с линии фронта постоянно доносились звуки канонады, похожие на громовые раскаты, а ночью на небе висело зловещее мерцающее крыло огненного зарева .
  Я хорошо помню, как накануне отправки в это пекло один средних лет солдат стоял, курил и с грустью смотрел на голубое зимнее небо, как будто прощался с ним навсегда. Я подошел к нему, он положил руку на мое плечо и , достав из кармана смятый платок, вытер им с глаз слезы. Может быть, в этот момент он вспоминал об отчем доме, свей семье, где третий год ждет его похожий на меня сын, которого он не может обнять в последний раз. Поздно вечером бойцов отправили на линию огня, где многие из них , как мы узнали от отца, погибли около деревне Б.Тагино.
  Когда я слушаю песню "Журавли" Я. Френкеля на стихи Р.Гамзатова , я вижу перед собой этого бойца, который с грустью смотрит в последний раз на голубое зимнее небо .
  
  Медико-санитарная рота
  В нашем доме поселился штаб 530 медико -санитарной роты 5 Краснознаменной артиллерийской дивизии. Начальником ( командиром) этой части был Акимов, его адъютантом Шишкин , а писарем - Мандров.
  Медицинский персонал роты принимал и размещал по деревенским домам доставленных с поля боя раненых солдат, оказывал им медицинскую помощь и направлял в тыловые госпитали, а умерших хоронил на нашем деревенском кладбище
  Я до сих пор помню Акимова сидящим за столом и рисующим на листе бумаги план нашей деревни со всеми домами, родниками и элементами топографии
  Адъютант Шишкин в отсутствии начальников тихо пел куплеты из популярных фронтовых песен и был кумиром многих молодых медсестер и санитарок. От него я впервые услышал: "Вставай страна огромная", "В землянке", "Синий платочек".
  Эти и другие песни девушки пели и читали стихи на самодеятельных концертах., которые они устраивали в деревенской хате. Мне очень нравилось слушать поэму К.Симонова "Сын артиллериста", которую, послушав несколько раз, выучил наизусть и многие куплеты помню до сих пор.
  Между начальником Акимовым и писарем Мандровым часто происходили споры, один из которых кончился для последнего арестом на трое суток. Я хорошо помню этот случай.
  В конце зимы в часть привезли американские ботинки красновато-коричневого цвета. Мандров, сидя на табуретке, пытался их одеть , но они были очень жесткими и ноги в них влезали с большим трудом.
  - Вот за эту дрянь нам после войны придется расплачиваться, - сказал тихо писарь.
  - Сержант Мандров, разговоры на эту тему отставить ! - произнес Акимов, взглянув строгими глазами на своего подчиненного.
  - Я знаю, вас это не коснется, товарищ старший лейтенант!- сказал Мандров, снимая американскую обувь.
  Акимов встал из-за стола во весь рост и громко произнес: Сержант Мандров, объявляю вам трое суток ареста!
   Арестованного уводили в сарай почему-то только на ночь, где его охранял с винтовкой часовой, а утром приводил в наш дом и арестованный весь день что-то молча писал.
   ***
  В этой части служил сын полка Витя, очень симпатичный и веселый мальчик, которому было около четырнадцати лет. Нам очень нравилась его военная форма и мы с завистью смотрели на него. Вите разрешалось , как нам казалось, многое. Около дома, где он жил, он выкопал окоп, установил ручной пулемет и палил из него по немецкой "раме", летающей на большой высоте. По рассказам моего двоюродного брата Максима , с этой частью Витя дошел до Берлина и погиб от "шальной" пули за несколько дней до окончания войны.
  Максим был сыном брата моего отца Егора Трофимовича, который со своей женой Евдокией постоянно находился в отъездах и в деревне в детские годы я их видел очень редко, они работали где-то на севере, на железной дороге
   Наши солдаты, увидев крепкого и беспризорного Максима, оформили его в мае сорок третьего года в эту медицинскую часть санитаром., а куда делась его мать - я не помню. Знаю, что моя мать Ефросинья Дмитриевна всю жизнь упрекала невестку за брошенного ребенка.
  Максим со своей частью дошел до Берлина, потерял за несколько дней до капитуляции Германии своего друга Виктора, был награжден медалью "За боевые заслуги". В наградном листе, представленном командиром 530 особой медико-санитарной роты сказано:
  "Рядовой Натаров Максим Егорович прибыл в медико-санитарную роту в мае месяце 1943 г. С тех пор он принял участие в оказании медицинской помощи сотням раненых артиллеристов, мужественно, самоотверженно, умело нес службу. Во время прорыва наших частей к Берлину и уличных боев в Берлине с 16 апреля по 1 мая с/г лично положил 28 шин, 80 повязок раненым , подготовил к хирургическим операциям 21 человека.
  Свой пост не оставлял несколько суток, отказываясь от сна и отдыха. Способствовал успеху оказания медицинской помощи в Берлинских боях".
  К сожалению, после возвращения с войны жизнь Максима сложилась трагически и его могила затерялась на деревенском кладбище.
  
  Фронтовой подарок
  Весной 1943 года линия фронта на Курской дуге находилась от нашего села примерно в пятнадцати километрах. Мне тогда исполнилось десять лет. Почти каждый день железнодорожную станцию Поныри бомбили немецкие самолеты. Зенитки открывали по бомбардировщикам шквальный огонь, но они, как заколдованные, сбрасывали и сбрасывали смертоносный груз на школу, больницу и поезда с раненными солдатами.
  Однажды мы получили от нашего отца фронтовое письмо, в котором сообщал, что через несколько дней он, может быть, на несколько минут зайдет к нам. Мы очень обрадовались, что отец жив, здоров и мы его скоро увидим! Отец появился в доме поздно вечером и рассказал, что их полк направляется на передовую и временно остановился в поселке Поныри, рядом с бывшей почтой. Прощаясь с мамой, бабушкой и с нами - детьми, отец сказал, что он будет просить своего командира, чтобы ему разрешили до отправки на передовую хотя бы еще раз навестить семью. Прошла целая неделя, но отец в родном доме так и не появился...
  Я и мой друг Витя решили пойти в поселок и разыскать там нашего отца. Из села мы вышли в первой половине дня и через полчаса уже были на разбитой военной техникой широкой грунтовой дороге. По ее обочинам стояли обгорелые автомашины, разбитые трактора, без башни большой танк. Когда до поселка оставалось пройти около одного километра, мы услышали зловещий гул немецких самолетов, а вскоре огромные хищные птицы с черными крестами на крыльях уже летели над нами на небольшой высоте в сторону железнодорожной станции. Мы быстро залезли под разбитый танк. Завыла сирена, земля задрожала от сильных взрывов, над поселком до самого неба поднялись огромные клубы черного дыма, глухие взрывы снарядов от зениток оставляли в небе белые хлопья, их осколки, как крупный дождь, падали на землю и стучали по броне нашего танка.
  Немецкие самолеты улетели, взрывы прекратились, мы вылезли из-под танка и в воздухе почувствовали едкий запах гари.
  - Вить, пойдем назад, мы в таком дыму отца не найдем, - сказал грустно я, глядя на черное облако, окутавшее весь поселок.
  - Нет, нет, пойдем и найдем, - возразил он и, не оглядываясь, быстро пошел по ухабистой дороге.
  Около небольшого деревянного моста мы встретили старика, едущего на лошади, запряженной в телегу. От него мы узнали, что немцы разбомбили пекарню, водокачку, эшелон с новобранцами, сожгли почту. Старик долго убеждал нас вернуться домой, но мы твердо решили идти дальше.
  Наконец-то мы нашли то место, к которому стремились. Сидевший на сломанном дереве молодой солдат показал землянку, в которой должен находиться рядовой снайпер Натаров. Отец, услышав детские голоса, вышел на лужайку и пожурил нас за такой рискованный поступок. Перебивая друг друга, мы старались рассказать ему, где мы сидели и что видели во время бомбежки. От отца мы узнали, что завтра рано утром их снова отправят на передовую, а нам нужно немедленно возвращаться домой - немецкие самолеты могут сегодня снова бомбить. Он достал из рюкзака два черных сухаря и дал один мне, а другой Вите. Попрощавшись с отцом, мы быстро побежали по грязной проселочной дороге, съедая на ходу подаренные отцом сухари.
  В самом конце войны от отца из Германии пришло письмо, в котором был вложен листок со стихами. Их написал для меня его фронтовой товарищ. Из этого стихотворения в моей памяти, к сожалению, сохранился всего один куплет:
  
  "Подрастешь, сынок, увидишь,
  Где прошла, война,
  Всей душой возненавидишь
   Вражьи имена..."
  
  Прошло много лет, время стерло из памяти многие эпизоды военного времени, но я помню и никогда не забуду два ржаных сухаря, подаренных моим отцом за несколько дней до начала кровопролитного сражения под Курском.
  ***
  Отец очень мало рассказывал о летних боях под Понырями. По его словам, вечером перед началом сражения сам К.К. Рокоссовский с ординарцами обходил передовую линию окопов, бойцам из большой канистры наливали в алюминиевые кружки по сто граммов спиртного и командующий говорил : - "Пейте, ребята, завтра будет горячий день!". Не знаю, была ли в его словах доля правды, но о Константине Константиновиче он всегда говорил с большим уважением.
   Во время боев на этом участке его роту или полк постоянно перебрасывали с одного места на другое - из Малоархангельска, в Поныри, из Понырей - в Олховатку. Однажды их часть попала под обстрел нашей артиллерии, был ранен командир. Отец помог молодой санитарке вынести раненого в безопасное место, но его обвинили в дезертирстве и грозили применить самые суровые меры. За него вступился раненый и отцу под шквальным огнем приказали вернуться на исходную позицию.
  Около двух месяцев мы об отце ничего не знали. Надежды на то, что он остался живым после такого кровопролитного сражения было очень мало. Но, возвратившись из эвакуации мы узнали, что он лежит в госпитале в г. Курске. Мать поехало туда, но его к этому времени уже перевезли в г. Елец и ей пришлось ехать в этот город.
  Позже мы узнали, что наш Гаврил Трофимовыч был тяжело ранен под Кромами 5 августа 1943 г. Он рассказывал, что наступление наших войск на этот город проходило под шквальным минометным огнем противника. Много наших солдат погибло, ранен был командир взвода. Отец положил его на свою спину и понес к оврагу, но в это время в нескольких метрах от них взорвалась мина, раненого командира изрешетило осколками и он умер, а отец получил тяжелое ранение в спину. С осколком в легких он жил до самой смерти.
  
  До свиданья, наши хаты...
  В мае сорок третьего года на северных склонах оврагов наши солдаты начали днем и ночью копать окопы, сооружать блиндажи и какие-то другие непонятные для нас большие ямы.. До этого мы видели под крутым склоном оврага только три таких углубления, в которых стояли накрытые зеленым чехлом машины с наклонными рельсами в кузове - "Катюши ." В дневное время около них суетились солдаты, а поздно вечером они часто куда-то уезжали , может быть, на передовую, которая от нас находилась в 10- 15 километрах. Когда мы вернулись из эвакуации, то недалеко от этого места увидели несколько больших воронок от авиационных бомб. Не исключено, что немцы знали об этих грозных машинах и старались их уничтожить большими фугасами.
   В конце июня 1943 г. в нашу деревню приехали на автомашинах военные и объявили, что им приказано отвезти нас подальше от линии фронта, которая в это время находилась всего в 15 км к северу от нашего села. Во второй половине дня нас посадили в открытый кузов "полуторки" и повезли по ухабистой дороге в сторону г. Курска. Я хорошо помню, как в небе летали немецкие самолеты, по ним стреляли зенитки, а на парашюте спускался, вероятно, немецкий летчик.
  Я до сих пор не могу понять, почему мы ехали так долго эти двадцать пять или тридцать километров, в какой-то деревне даже останавливались на ночлег. Ночью в открытом кузове машины было прохладно и мать с трехлетним Иваном ушла в маленькую избушку.
  Рано утром машина нас привезла в деревню Поярково и высадились около небольшого дома, из которого вышла старушка и показали нам на сарай, где мы и поселиться. Мать, оставив нас, уехала на этой машине в Поныри, где оставалась корова. Она вернулась только вечером 5 июля, когда мы уже целый день слышали непрерывный гул, под ногами дрожала земля. Мать рассказала, что она вышла из дома за два или три часа до начала этого кошмарного зрелища , которое она увидела из деревни Верхняя Смородина. От нее мы узнали , что многие жители деревни Киселевка, отправленные со станции Поныри в товарном поезде, погибли недалеко от станции Золотухино от сброшенных на эшелон бомб немецкими самолетами.
  С этого дня моя жизнь в эвакуации в основном была связана только с этой буренкой - спасительным источником нашей семьи от голода. Рано утром я выгонял ее на колхозное поле пасти. Таких, как я, в этой деревне было около восьми маленьких пастухов.
  В течение нескольких дней мы слышали со стороны Понырей громовые раскаты и видели в небе облака дыма и чувствовали запахи "печной гари". На низкой высоте пролетали немецкие самолеты, по ним стреляли зенитки и по сухой траве щелкали пули или осколки. Когда я вспоминаю об этом, перед моими глазами встает картина художника А.А. Пластова "Фашист пролетел". Но, к счастью, никто из нас в это время не пострадал.
  
  
  
  "Над нами мессеры кружили ..."
  Прошло несколько дней, как мы разместились в сарае у нашей старенькой и гостеприимной бабушки. Мы постоянно слышали к канонаде, которая днем и ночью доносилась со стороны "огненной дуги", а также к полетам на низкой высоте наших самолетов.
  Однажды утром мы услышали приближающийся с севера нарастающий монотонный гул, орудийный грохот и частые хлопки от разрывов в небе снарядов. Мы выбежали из сарая и увидели небо, усеянное с черными крестами немецких самолетов, летевших звеньями в сторону Курска. Казалось, что они не обращают внимание на разрывы зенитных снарядов, треск крупнокалиберных пулеметов и нахально движутся к намеченной цели, как стая хищных акул, почуяв запах крови. Зениток обрушили на купол неба шквал огня и его заволокло облаками дыма, начали падать осколки. Кто-то из взрослых крикнул, что немцы могут бомбить деревню и надо быстрее бежать в окопы.
  На какой-то миг стрельба из зениток прекратилась и со стороны Курска мы услышали рев моторов, в небе появились наши истребители и, как ястребы, начали преследовать и клевать стервятников. Было хорошо видно, как один из них пристроился в хвост немецкому бомбардировщику и стрелял из пулемета до тех пор, пока из него не пошел густой черный дым. После этого он сделал в небе петлю и начал преследовать другого бомбардировщика.
  Через две или три минуты мы увидели горящего немецкого самолета, который летел на небольшой высоте, чуть выше деревьев. Я даже успел увидеть лица летчиков, которые по железной крыше школы произвели очередь из пулемета. Прошло не более одной минуты, как горящий факел упал на колхозное поле рядом с другой деревней - Останково. Мы вылезли из окопа и побежали к месту падения. На ровном поле мы увидели большую дымящуюся воронку, в которой трещали патроны. Недалеко от нее лежали фрагменты тел немецких летчиков. Вскоре появились наши солдаты, оцепили воронку и оттеснили на далекое расстояние зевак, объясняя, что могут взорваться находящиеся в земле бомбы.
  
  Пилот в крови со смятой грудью...
  Когда я слышал слова из песни " Пилот в крови со смятой грудью...", которую исполняли после войны молодые девушки нашего села 2-е Поныри, то в моей голове возникала реальная картина гибели молодого летчика, которую я видел собственными глазами.
  В солнечный летний день 1943 г. мы, мальчишки, эвакуированные перед началом боев под Понырями в деревню Поярково Золотухинского района, пасли в поле своих коров. Увлеченно играя "в ножечки ", неожиданно над нашими головами услышали неровный звук мотора самолета. Мы пристально всматривались в небо, откуда слышался этот подозрительный рокочущий звук, но за легкой дымкой облаков никакого самолета так и не увидели, а звук продолжал "ныть и ныть". Кто-то из ребят сказал, что самолет летит на большой высоте и мы не побежим в землянку, выкопанную нами на случай стрельбы наших зениток по немецким самолетам. Неожиданно звук начал быстро усиливаться и, казалось, приближаться к нам, а вскоре превратился в такой рев, что стало страшно... Я взглянул на небо и увидел в штопоре пикирующего истребителя, от которого метрах в 300 от земли оторвалось и упало на поле крыло, а вслед за ним из самолета выпал темный предмет. Мы быстро побежали к месту падения самолета, но перед воронкой уже стояли солдаты и нам не разрешили близко подойти к ней. Но нам хорошо был виден погибший летчик. Он лежал на спине, глубоко вдавленный в землю, как в снежный сугроб, с распростертыми руками и широко расставленными ногами. Около него лежал на лямках нераскрытый парашют. Вероятно, летчик до последних минут старался вывести из штопора самолет, но не смог и покинул падающую машину слишком поздно - парашют не успел раскрыться.
  Говорили, что погибшим летчиком был курсант Курского аэроклуба, проводивший тренировочный полет на боевом истребителе. Кто был этот юноша и что о нем известно, мне до сих пор не удалось узнать...
  
  Пилотка партизана
  Я упоминал выше, что во время оккупации нашего района немцами я не видел ни одного живого партизана и не слышал об их ратных делах. Говорили, что в Орловской области они доставляют много неприятностей фашистам и полицаям. На плакатах, которые расклеивали немцы на заборах, был изображен грязный небритый мужчина, который поджигал бикфордов шнур взрывчатки , подложенной под железнодорожные рельсы, а немецкий солдат бил его прикладом винтовки по голове.
  Однажды летом сорок третьего года я шел со своей коровой по пыльной дороге в деревню Поярково, в которой мы жили во время эвакуации, увидел группу едущих мне навстречу всадников, похожих на немцев. Многие из конников были одеты в немецкую форму, но она на них сидела как-то неряшливо и в целом эта компания была похожа на шайку разбойников.
   Я от испуга прижался к обочине дороги. Один из них спрыгнул с лошади, подошел ко мне, что-то сказал и с моей головы снял старую немецкую пилотку, а свою красноармейскую отдал мне.
  Когда я пришел к своему дому, то мои друзья, увидев пилотку с красной звездой, перебивая друг друга, начали спрашивать, где я ее взял? Я им сказал, что мне ее дали какие-то люди, похожие на пленных немцев, но говорящих по-русски.
  - Ты что, не можешь отличить пленных немцев от наших партизан? - спросил возмущенно один мальчик, поглядывая с завистью на пилотку с красной звездой.
   - Я всяких немцев видел, а партизан никогда! - ответил я, поправляя пилотку с пятиконечной звездой.
  
  Фильмы и концерты под ночным небом
  Часто в деревню приезжала кинопередвижка,. На два столба натягивали белое полотно и показывали фильмы : "Секретарь райкома", "Она сражалась за Родину" и другие. Откуда-то приезжали также артисты, которые в кузове машины с опущенными бортами пели, плясали, читали стихи и юмористические рассказы. На бортах машины расклеивались карикатуры на Гитлера, Геббельса и других фашистов.
  Зрители располагались прямо на земле. Мы, мальчишки, брали старые фуфайки, ложились на них и с удовольствием смотрели кинофильмы и концерты. Нередко просыпались, когда машины с артистами или кинопередвижки уже не было. Фуфайки за рукава мы тащили по пыльной дороге к своим сараям. Никто из взрослых в этом случае не пытался нас искать.
  
  ***
  Недалеко от нашего дома среди деревьев стояли два танка, около которых всегда можно было видеть в синих комбинезонах молодых танкистов. Они от них не отходили целыми днями: мыли, чистили ствол пушки, красили башню, заводили двигатель и на одном месте "вертелись волчком". Однажды танки куда-то уехали и их не было видно в деревне около двух дней . Когда один из них появился на своем месте, то мы на лобовой броне увидели большую вмятину с бронзовым отливом. Танкист объяснил, что это рикошетный след от бронебойного немецкого снаряда. Что было со вторым танком, я не помню.
  
  "К золе и пеплу наших улиц..."
  Я не помню, как возвращались из эвакуации в нашу деревню мать с братом Иваном и сестрой Липой. Мы с бабушкой Анютой шли через село Ольховатка по дороге, усеянной разбитой военной техникой. На обочине дороги стояли без башен танки, сгоревшие машины, вся дорога усеяна смятыми гусеницами артиллерийскими гильзами и патронами. Анна Михайловна вела за собой корову, а я шел в нескольких метрах от них, собирая в карманы патроны. Когда мы шли к улице Писаревка, где жила моя бабушка Евдокия Федоровна, то увидели лежавшую на печи сгоревшего дома большую неразорвавшуюся бомбу, которую жители потом стащили на веревках в яму и засыпали землей. Не исключено, что этот смертоносный груз до сих пор лежит в этой "могиле" и, не дай бог, когда-нибудь напомнит о себе.
  От дома бабушки Евдокии Федоровны остались только черные головешки. Из эвакуации в деревню Писаревка она пришла одной из первых и, увидев еще дымящиеся бревна фундамента своего дома, села на землю и горько заплакала. Но рыдания и причитания некому было услышал. Неожиданно она почувствовала, что кто-то ласкает ее руку шершавым языком. Сквозь пелену заплаканных глаз бабушка увидела свою серую кошку, которую она оставила, покидая в спешке под грохот канонады родные места . Бабушка прижала мурку к груди и, как маленького ребенка, погладила по голове. У кошки не было хвоста: его, может быть, оторвало осколком мины или снаряда.
  В нашу деревню мы вернулись вечером и сразу погрузились в тишину, от которой мы уже отвыкли. Наша улица практически от пожаров уцелела, хотя многие дома были повреждены. Из яблоневого сада слышалось щебетание и писк маленьких пташек и , казалось, что они обрадовались нашему возвращению. Повеяло уютом и теплом родных мест.
   Около нашего дома нас встретили мои товарищи: Витя, Гриша и Ваня, которые пришли в деревню на день или два раньше нас. За это время они успели побывать на многих местах боя, о чем старались, перебивая друг друга, рассказать мне. Я с завистью слушал их рассказы и с нетерпением ждал утра, когда они меня поведут туда, где недавно шли кровопролитные сражения. Я им показал собранные мной по дороге "трофеи", которые в карманах нес не менее десяти километров.
   - Выбрось, выбрось!, Мы тебе завтра покажем место, где насыпана целая куча новых, блестящих, да и около вашего погреба лежит целый ящик с автоматными патронами!
  Еще вечером я увидел, что от нашего дома сохранилась левая часть, а от провой - только фундамент и длинные жерди, свисающие беспорядочно с крыши уцелевшей половины.
  Рано утром я пошел посмотреть, что лежит около погреба. Ребята меня не обманули : около него в траве лежал небольшой черный ящик, полностью набитый патронами. Мое внимание привлекли газеты, журналы, красочные плакаты, листовки, которые лежали под соломенной крышей погреба.
   В это время я не очень хорошо читал и мне хотелось взять в руки "картинки" с крупными буквами. Я никогда не забуду большой плакат, где был изображен ребенок, в глазах которого было столько скорби, ненависти на фоне изможденных детей за колючей проволокой, а вверху большими буквами: " Папа, убей немца ! ".
  Среди этих бумаг я нашел рукописный текст стихотворения про партизана, который мертвым лежит под дубом, а над ним его плачущая от горя мать. Позже я на эти слова слышал песню, которую часто пели наши деревенские девушки и женщины. Из нее я запомнил всего один куплет :
  
  На опушке леса старый дуб стоит,
  А под этим дубом партизан лежит.
  Он лежит, не дышит, он как- будто спит,
   Золотые кудри ветер шевелит.
  
  Ходили слухи, что в Орловской области есть дуб, рядом с которым немцы живыми закопали много местных жителей и из этой общей могилы долго слышались стоны.
  Я вышел на "Батурин бугор", который был для нас местом детских игр.. На этом месте мы учились кататься на лыжах, играли в чижик ( "клеп" ) , лапту ("шару") На этот раз я его не узнал : на его пологом склоне был выкопан глубокая яма, где, по рассказам, во время боев находилась пушка, из которой по своей деревне, где были немцы, стрелял молодой артиллерист, а около тропинки, ведущей к роднику, было несколько неглубоких воронок от разрыва мин или снарядов. Эти округлой формы углубления мы видели также и на нашем картофельном огороде.
   В вишневом саду соседнего дома во время боя располагался , по-видимому, полевой медицинский пункт. В зарослях кустарника мы видели с валку окровавленных бинтов, ватных тампонов, пробирок, банок, склянок и других предметов.
  
  "О , поле, кто тебя усеял трупами ?"
  Во второй половине дня мои друзья предложили пойти на поле, где много убитых русских и немецких солдат и где можно найти винтовку или автомат. Я согласился. Перебравшись через неглубокий ручей, мы по оврагу вышли к дороге, идущей из поселка Поныри в деревню Ольховатка -передней линии нашей обороны во время летней битвы под Понырями .
  В овраге были разбросаны деревянные ящики, а среди них лежали большие крылатые минометные снаряды, от которых через несколько дней пострадал один мальчик, ему при извлечении отверткой порохового заряда оторвало пальцы левой руки.
  Когда мы перешли дорогу, то сразу почувствовали неприятный удушающий запах, я закрыл подолом рубашки нос. Вскоре мы вышли на поле, "усеянное" разлагающимися трупами. Немецкие и русские солдаты лежали вместе и отличить их можно было только по одежде и каскам На ногах всех убитых не было обуви. У немцев рукава были по локоть закатаны. Говорили, что они шли в этом месте в атаку пьяными, а наши солдаты вступали с ними врукопашную.
  Виктор на одежде убитых искал значки, кресты, медали и даже что-то в карманах. Мне стало совсем плохо и я первым побежал через дорогу в овраг
   Когда ребята меня догнали, кто-то из них сказал, что есть еще одно место - "Опытное поле", там можно найти даже пулемет.
  Мне хорошо было известно это место: там всегда сеяли много гороха и мы бегали его рвать Иногда сторож на лошади настигал нас и порол кнутом, но нас это не останавливало.
  На этот раз я решил идти за оружием один: мне не приятно было видеть, как ребята у убитых выворачивают карманы. Хорошо, что мать в этот день собиралась
  Узнав , что мама пошла навестить бабушку Доню, которая жила у ее сестры Матрены на ул. Кобыловка., я пошел по Романину логу на "Опытное поле" Этот овраг был весь в блиндажах, глубоких ямах со следами от гусениц танков, воронках от бомб и снарядов. Казалось, что эти места наши солдаты оставили сегодня ночью, хотя с тех пор прошло около двух недель.
   Переходя заросший осокой ручей, я в воде рядом с дымившими торфяниками увидел обгорелую русскую винтовку, вытащил ее и спрятал под кустом ракиты.
  Когда я вышел из оврага на "Опытное поле" , то увидел несколько подбитых немецких танков. В те годы все машины на гусеничном ходу ( Тигры, Пантеры, Фердинанды) были для меня танками. У некоторых из них башни были оторваны и лежали рядом с основным корпусом. В целом это поле напоминало колхозное, на котором одновременно работает несколько комбайнов. Среди них выделялась обгорелая полуторка ЗИС-5, которая , казалось, приехала за намолоченным зерном. Я подошел к ней, но кроме обгоревшего металла не нашел никакого оружия.
  Мое внимание привлекла большой танк без башни. Я подошел к этой обожженной машине и под правой гусеницей увидел большую воронку, в которой лежал в синем мундире немец, а в кабине обгорелый труп, накрывший собою затворную часть пулемета.
  Я влез на лобовую броню и попытался его вытащить через амбразуру, но он за что-то внутри кабины цеплялся. После долгих раскачиваний я все же его извлек .
   Пулемет оказался не очень тяжелым и был похож на тот, из которого стрелял немец по собаке зимой сорок второго года.
  На берегу ручья я пытался нажимать на курок ,старался оттягивать затвор, но эта "железяка" совсем не слушала меня.
  Притащив домой, я увидел на его боковой части глубокую вмятину, которая и заклинила затвор. По-видимому, в него попал осколок противотанковой мины, на которую наехал этот броневик.
  Под навесом нашего погреба мы с другом до самой ночи разбирали это большое " ружье", но собрать обратно его так и не смогли, многие погнутые осколком детали выбросили в яму, а ствол потом вбивали в землю и привязывали к нему теленка или козу.
  В августе 1943 г., мне шел одиннадцатый год. Моей обязанностью в семье, как и прежде, было пасти корову. Каждый день рано утром мы выгоняли своих буренок в "Романов верх" и до вечера находились там , прибегая на несколько минут на обед. Как уже говорилось выше, этот большой многокилометровый овраг во время боев под Понырями был передовой оборонительной линией фронта. Поглядывая за коровами, мы , естественно, не сидели на одном месте, а бегали по местам, где еще не была убрана разбитая военная техника ( танки, орудия, самолеты ), а также разбросаны артиллерийские и минометные снаряды, ручные гранаты и патроны разных калибров.
  В этом овраге я видел всего один труп нашего солдата и одну убитую лошадь. Труп солдата лежал в неглубокой канаве, присыпанный наполовину землей.
   На одной могиле несколько лет стоял скромный деревянный памятник, который со временем разрушился, а могильный холмик сравнялся с землей.
  
  Три или четыре могилы без надписей я также мы видел на огороде Якова Паршина у крутого спуска к ручью. Вероятно, здесь были похоронены артиллеристы, погибшие на том месте, где и ваше время можно видеть углубление в рельефе от окопа для орудия или миномета.
  Напротив Свято-Троицкой церкви, около бывшего дома Шелиповых я во рву видел присыпанного землей убитого нашего солдата. При этом сквозь рваную гимнастерку было видно только одно посиневшее плечо. Я не думаю, что его перезахоронили . Вероятно, его останки находятся на том же месте, но могли быть закрыты асфальтом при строительстве дороги от плотины до церкви.
  На полях было много воронок от упавших самолетов Мы туда ходили за винтиками, гаечками, магнитами. Однажды я притащил домой огромную алюминиевую лопасть винта самолета, из которой после возвращения с войны отец отливал сковородки.
  
  Наша бабушка - " шпион и диверсант..."
  Прошло несколько дней после возвращения нашей семьи из эвакуации в деревню. Был солнечный день. Я не помню, что я делал в конце нашего огорода, на котором было две неглубоких воронки, вероятно, от взрыва пушечных или минометных снарядов. Вдруг я услышал сильный взрыв и увидел за церковью черный столб дыма, который превратился в гриб и мне показалось, что от него отделились круглые темные предметы. Вскоре к нам пришла бабушка Доня и сквозь слезы рассказала о взрыве, который произошел недалеко от ее сгоревшего дом. Из этого несвязанного рассказа мы узнали, что она пришла на пепелище своего бывшего дома и. как всегда, плакала горькими слезами. Мимо нее проехала большая грузовая машина, которая около моста взорвалась. Бабушка не помнит, как долго она оглушенная взрывом лежала на земле.
  К месту взрыва прибежали деревенские жители, но оно уже было оцеплено солдатами. Молодой лейтенант, увидев старушку, подбежал к ней и истерично закричал: -Это ты , это ты подложила мину! Твои документы, шпионка старая?!
  Услышав угрожающие выкрики обезумевшего военного и рыдания бабушки, прибежали деревенские женщины и, перебивая друг друга, набросились на него: "Ты что, с ума сошел? Какая она шпионка? Это же бабка Колыжиха, а это ее сгоревший дом!"
   Позже мы узнали, что в этот день взорвалась машина, которая куда-то везла противотанковые мины, собранные саперами на полях минувших боев, а округлые предметы, которые я видел в облаке черного дыма, были колесами от этого грузовика.
  Противотанковые мины без взрывателей часто встречались в солдатских окопах, траншеях и в других местах. Большую кучу этих тяжелых "кастрюль" мы обнаружили в глубокой канаве на окраине деревни в конце огорода Евдокии Шолоховой. Мы из них удаляли взрывчатку, а железные банки использовали в хозяйстве как кормушки для поросят, кур и собак. Из артиллерийских гильз делали лампы и при горении коптящего фитиля выполняли домашние уроки.
  Мы вооружаемся , милиционер разоружает
  Мы знали , что по местам, где шли недавно бои оружие собирает какая-то воинская часть и складывает его в большом сарае, расположенном на высоком бугре на улице Киселевка, которых хорошо виден от нашего дома. Однажды мои товарищи прибежали ко мне и сказали, что солдаты куда-то ушли и оставили все оружие, а киселевские ребята уже его растаскивают. Мы быстро добежали до этого склада и увидели целый арсенал оружия . Я схватил винтовку немецкую, русскую трехлинейку, автомат ППШ, и набрал много всяких патрон. Какие-то неизвестные нам тяжелые предметы мы сбрасывали в глубокий колодец, который находился около сарая. В этот же вечер на Карпуневке и Киселевке слышалась пальба из винтовок и автоматов, а небо бороздили ракеты.
  Об этом кто-то сообщил милиционеру и он тут же начал ездить на телеге по деревне и собирать оружие .
  - Ефросинья, у твоего есть оружие? - спросил милиционер у матери.
  - У кого его нет? Забери, ради бога, эти ружья, чтобы он не остался без рук или без глаз, - сказала она и показала под навесом погреба мои "игрушки".
  После такого "разоружения " найденные на полях винтовки, автоматы, патроны, порох мы прятали от родителей и в оврагах продолжали стрелять.
  Мать в этом случае раздраженно говорила: - Узнаю, что ты вместе с этой шпаной стреляешь, оторву голову! Голову она, конечно, не откручивала, но ремнем от нее мне доставалась часто. Помню, как она меня "воспитывала" за то, что маленькому брату Ивану от какой-то подожженной мной "штучки" оцарапало ухо.
  Найденное оружие часто отнимали или выманивали у нас взрослые ребята и оно у них находилось долгие годы. Обрез винтовки у моего дяди Дмитрия Дмитриевича хранился много лет и был выброшен его женой в болото только после его гибели в 1975 году.
  Взрослые ребята часто между собой выясняли отношения, бряцая кинжалами, обрезами, но я не помню, чтобы от этого кто-то пострадал.
  Однажды в Красном лесу в день Святой Троицы между деревенскими ребятами была драка. В начале размахивали кулаками, дубинками, а за тем началась такая стрельба, что отдыхающие с криками побежали из леса.
  Через два или три дня все стрелявшие были арестованы и их показательно судили выездным судом под открытым небом около дома сельсовета. Я не помню, к какими сроком заключения приговорили дебоширов, но помню, как их на телеге со связанным руками везла через все село милиция в поселок Поныри. После этого все деревенские праздники проходили без единого выстрела.
  
  Граната с деревянной ручкой
  После возращения из эвакуации от мин, снарядов и гранат пострадало много моих сверстников и взрослых жителей нашего села.
  Мои друзья Витя, и Вова Пановы погибли, выкручивая взрыватели у снарядов в одном из окопов недалеко от " Опытного поля", а раненный при этом в грудь мальчик из Ленинграда умер в доме бабушки, которая почему-то не повезла его в больницу.
  Ваня Детушев - будущий главный врач Суджанского мясокомбината, лишился пальцев левой руки, разрежая патрон от противотанкового ружья.
   Миша Калужских был контужен в результате взрыва гранаты РГД, в которую вставил запал от противотанковой гранаты и она взорвалась в воздухе в двух метрах от него.
  В это же время от немецкой крылатой мины погиб ученик нашей школы, который бросал эту "железяку в маленького жеребенка, пасшегося на его огороде. Мина взорвалась в нескольких метрах от мальчика и ему осколком оторвало в ноге большой палец. В больницу его никто не повез и вскоре он умер от заражения крови.
  Две девушки погибли, раздувая погасший костер, в который они до этого положили большой артиллерийский снаряд.
  В деревне Битюг старик нашел немецкую гранату с деревянной ручкой и принес ее в дом. Бабушка обрадовалась: она давно просила сделать такую "толкушку", чтобы в большом чугуне разминать вареную картошку для поросенка и коровы. Передавая гранату бабушке , он увидел в ее ручке шарик с толстой ниткой и дернул за нее. В руке что-то зашипело и он тут же выбросил ее в сени, где стояла корова. Раздался взрыв, корове перебило заднюю ногу, изрешетило брюхо, а деда осколком также ранило в ногу. Мы часто наблюдали, когда это семейство двигалось по улице Киселевка: впереди шел хромой дед, за ним на поводке, с трудом передвигая ноги, корова, а за ней, опираясь на посох, сгорбленная старушка.
  Рассказывали, что в одной деревне старик вечером привязал гранату к двери погреба, куда часто по ночам залезали воры, предупредил свою старушку, но она рано утром пошла туда за молоком и погибла от взрыва.
  Моя бабушка Евдокия Федоровна всю жизнь проклинала своего родственника за то, что он серьезно повредил ей глаз, ковыряя шилом в какой-то "медной трубке", которая взорвалась в его руках.
  Даже в послевоенные годы, когда я учился в восьмом классе в пос. Поныри, погиб от взрыва противотанковой гранаты ученик параллельного класса.
   Был также случай, когда рядом с кладбищем погибли от взрыва люди, которые во рву сжигали мусор. Не исключено, что костер был разведен на том месте, где еще с времен войны лежал артиллерийский снаряд или крылатая мина.
  
  "Лёник, скажи матери ..."
  На поле долго лежало большое крыло советского самолета, из которого торчало дуло крупнокалиберного пулемета. Сквозь небольшое отверстие в фанерной обшивке крыла была видна пулеметная лента с блестящими патронами. Я много раз ходил к этому крылу и отрывал от него очень прочную фанеру, из которой мне отец даже сделал балалайку. Но я всегда боялся дотронуться до этих манящих к себе пулеметных патронов. Может быть, меня отпугивали воспоминания о том, что таким патроном месяц назад оторвало пальцы моему другу Ване Детушеву?
  Я до сих пор не могу понять, почему так долго не убирали это пулеметное гнездо до тех пор, пока не произошел трагический случай, косвенным свидетелем которого я неожиданно оказался.
  Стояла солнечная осенняя погода, я шел по тропинке вдоль оврага в поисках нашей убежавшей коровы. Неожиданно слева от меня я услышал резкий хлопок , не похожий на выстрел из охотничьего ружья или из винтовки. Я на минуту остановился и посмотрел в сторону, откуда послышался не понятный для моего уха звук. С невысокого бугра к тропинке быстро спускался мальчик, которого я хорошо знал - он был внуком нашей пожилой учительницы. Из его сбивчивого рассказа я узнал, что около крыла самолета лежит весь в крови Волчек - так звали в нашей деревне Володю Полисова.
  Я быстро побежал к этому месту и увидел сидевшего на земле с окровавленной ногой перед стволом пулемета стонущего Володю. Его правая нога ниже колена была раздроблена и даже перевернута. Увидев лужу крови, мне стало страшно и я в этот момент не мог сообразить, чем ему помочь?
  Вдруг Володя открыл глаза и простонал : - "Лёник, скажи моей матери ..."
  Не успел я сделать несколько шагов, чтобы сообщить неприятность его родителям, как увидел бегущую мне навстречу толпу женщин и детей. Мать подбежала к истекающему кровью сыну и вцепилась обеими руками в его волосы, сопровождая истерику нецензурными словами. Мальчика без перевязки положили на лоскутное одеяло и понесли в медпункт поселка Поныри. При перевозке по железной дороге в больницу Курска Володя умер.
  По деревни быстро разнеслись слухи, что в его смерти повинен его товарищ Саша Хохлов, который дернул какой-то тонкий стальной трос в крыле самолета в тот момент, когда Володя стоял против дула пулемета. Раздался выстрел, пуля попала в его ногу и раздробила кость.
  С тех пор прошло много лет, но я не могу забыть этот трагический случай и слова смертельно раненого Володи: - "Леник, скажи моей матери..."
  
  Здравствуй, школа и "Жадная собака"!
  После возвращения из эвакуации прошел всего месяц и нам сказали, что с первого сентября начинает работать школа. Занятия будут проводиться в небольшом уцелевшем от пожара деревянном доме, который когда-то принадлежал церкви.
  Первого сентября нас посадили за деревянные столы и сказали, что здесь будут одновременно учиться во вторую смену ребята двух классов - второго и третьего. Я учился во втором классе. От учебы в этой школе у меня остались не самые лучшие воспоминания : не было учебников, тетрадей, чернил, ручек, перьев, карандашей. Писали самодельными перьями и острыми палочками на обрывках газет, журналов, чернила делали из красной свеклы, черной сажи, из угольной пыли противогазов.
  Пожилая учительница Прасковья Григорьевна старалась нас научить читать и писать, а мы ее не слушали, хулиганили, на переменах забирались на крышу и колокольню церкви и не спешили заходить в класс. Мы знали, что во время боев на колокольне был наблюдательный пункт, а в подвале храма , под большим куполом, - медицинский пункт.
  Немцы, несомненно, знали об этом и пытались в первую очередь разрушить колокольню. Под ее крестообразными деревянными балками, с которых был сброшен в тридцатые годы колокол, мы видели коричневые пятна, похожие на запекшуюся кровь.
  На большей части церкви не было железной кровли, в кирпичных сводах крыши было несколько сквозных проломов, через которые мы сбрасывали вниз кирпичи и даже маленькие минометные мины.
   Внутри церкви лежала груда битых кирпичей, обломки алебастровой лепнины, а своды главного купола с фресками на библейские сюжеты были изрешечены пулями. При этом выделялся сплошной след , по форме напоминающий арку, концы которой упирались в захламленный пол . В то время говорили, что этот глубокий след на куполе оставил из пулемета один пьяный или сошедший с ума лейтенант.
  Многие из учеников, в том числе и я, за два с половиной года перерыва в учебе забыли, как пишутся буквы письменного алфавита.
  На одном из уроков учительница дала нашему классу задание: списать из книжки короткий рассказ "Жадная собака". Многие буквы я не писал, а срисовывал. В итоге моя контрольная работа состояла из печатных и письменных каракулей и в ней было не менее двадцати орфографических ошибок.
  Зимой в школе было очень холодно и мы сидели за грубыми деревянными столами в зимней одежде, в валенках, в солдатских ушанках и рукавицах. Кирпичная печка топилась сырыми дровами и из нее шел едкий дым. Хулиганистые ребята иногда в печку заталкивали большое полено и вскоре помещение наполнялось дымом, начинался кашель и нас отпускали домой.
  Первая географическая карта полушарий Земли в нашем классе появилась, когда я учился в третьем классе в новой школе, которая была наспех построена и по внешнему виду не отличалась от деревенских домов. Я не помню, чем была она покрыта ( соломой или железом), но хорошо помню, что полы были земляными и мыши бегали во всех направлениях во время проведения занятий и мы их ловили самодельными капканами.
  Четыре листа географической карты мы склеили сделанным из ржаной муки клеем и прибили маленькими гвоздями к белой стене. На следующее утро мы увидели: все места склейки мыши съели, а глянцевые обрывки бумаги висят на гвоздях.
   ***
  За одним со мной столом , сколоченным из грубых досок, сидел мальчик Юра, который очень хорошо рисовал. Мне также хотелось научиться рисовать, как Юра. Еще в первом классе я любил рисовать, но мои рисунки были не лучше, чем у других деревенских сверстников. Мне очень нравилось копировать из школьных учебников портреты Ленина, Сталина, Пушкина. Их профили я могу воспроизвести по памяти даже в настоящее время, хотя прошло много лет.
  Я до сих пор помню рисунок Юры, на котором был изображен с винтовкой красноармеец, колющий штыком в мягкое место убегающего от него Гитлера. Он скопировал эту карикатуру с фронтовой листовки или газеты и мог ее по памяти много раз повторить. Один такой рисунок он подарил мне, с которого я также делал копии и отдавал их маленьким деревенским детям. Меня за это хвалили дети и их родители. Я считаю, что Юра был моим первым учителем по рисованию, которое стало моим хобби на многие годы.
   ***
  Однажды нам объявили, что после уроков мы всем классом пойдем собирать на колхозном поле колоски. Вместе с другими школьниками я безропотно их собирал, но через три или четыре часа сказал учительнице, что мне нужно идти домой и пока еще светло отыскать убежавшую из стада корову.
  Учительница сказала, что с коровой ничего не случится, сама придет, а сбор колосков дело государственное, важное и неотложное, хлеб нужен всем...
  После этих слов я положил в большой мешок собранные мной грязные колоски и пошел по скошенному полю к своему дому. Учительница мне что-то говорила вслед, но я "уходил все дальше без оглядки..."
  Когда я на следующий день пришел в класс, то мне объявили, что меня на три дня исключили из школы, могу идти домой и пасти свою корову.
  Я рассказал об этом матери, она тут же пошла в школу и после напоминания в резких тонах завучу об ее сотрудничестве с немцами во время оккупации нашего села мне разрешили вернуться в школу.
   В нашу деревню из района часто приезжала кинопередвижка. В большом сарае, который назывался клубом, показывали фильмы в основном на венные темы. Входной билет для детей стоил несколько копеек, но их у нас никогда не было. Мы заранее знали, в какой день в этот клуб привезут кино.
   За несколько часов до начала его показа мы делали под бревенчатым фундаментом подкоп.. Когда заводили стоявший на улице движок и начинал трещать кинопроектор, мы сквозь этот подкоп залезали в сарай и бесплатно смотрели картину. Но, как правило, "киншики" замечали наше появление в этом зале и в перерывах между частями фильма выталкивал по подкопу на улицу, сопровождая эту процедуру подзатыльниками и пинками. Хулиганистые мальчишки в свою очередь не оставались перед ними в долгу и забрасывали тарахтевший движок грязью.
  
  "Грабили нас грамотеи десятники..."
  В конце августа сорок третьего года, когда еще шли бои на территории Орловской области, возобновилась работа в колхозах. В это время в них трудились вернувшиеся из эвакуации женщины, старики, инвалиды и подростки, Утром можно было слышать разговор наших соседок: "Кума , а тебя куда нынче выгнал бригадир?".
  Несмотря на жестокие бои во многих местах от пожаров сохранились поля ржи, пшеницы, овса, засеянных деревенскими жителями осенью и весной перед началом сражения.
   Скошенные вручную хлеба привозили на волах, маленьких монгольских лошадях на колхозный ток и молотили цепами, а сортировали на веялке, барабан которой быстро вращали с двух сторон женщины. От этой нудной работы они быстро уставали и просили нас мальчишек покрутить этот большой вентилятор. В это время в нескольких метрах от тока в одной и той же позе на деревянной табуретке сидел человек, который был похож на сталинского наркома. Он был одет в военную без погон гимнастерку, подпоясанную широким со звездой ремнем, в галифе темно-синего цвета, хромовые сапоги, на голове - "сталинская кепка ". На коленях он всегда, не выпуская из рук, держал тощий портфель с двумя блестящими застежками. Мужчина пристально смотрел за работающими женщинами и, когда наполненные зерном мешки клали на весы, он подходил и что-то записывал в блокнот. Убедившись, что этот груз уже на телеге, он садился на свое насиженное место. Все знали, что этот человек - уполномоченный райкома партии по заготовкам зерна. Неразговорчивый истукан находился в колхозе до тех пор, пока в нем оставался хотя бы один пуд зерна. При этом на районный склад вывозили даже семенное зерно, а ранней весной по грязной дороге на клячах и женских спинах его для посева доставляли в колхоз Это продолжалось даже в послевоенные годы. Об оплате труда колхозникам никто и не думал, все работали практически бесплатно.
  С появлением первых комбайнов и полевых мобильных молотилок воровство колхозного зерна возросло. Если до этого крестьяне ночами собирали колоски и из зерен готовили еду, то с появлением на полях уборочной техники появилась возможность тащить уже готовое зерно большими мешками. При этом воровали не простые колхозники, а комбайнеры, трактористы, шоферы, сторожа. Между ними была круговая порука.
   ***
   Многим было известно, что одним из таких воров был "охранник колхозной собственности" Григорий Меркулов, которого в деревне звали Гришей Лютиковым. Его отец, как уже упоминалось выше, при немцах писал на активистов доносы на партийных активистов и с приходом в Поныровский район нашей армии, как говорится, получил по заслугам.
  Гриша Лютиков вернулся с фронта в деревню раненым в левую руку в конце сорок третьего или в самом начали сорок четвертого года.
  Из его рассказов мы также знали, что он в Туле перед началом войны убил молодого комсомольца и за это был осужден на пять лет. В 1943 году Гришу направили в штрафной батальон. Вскоре где-то под Ленинградом он был ранен, приехал в дом своего отца, вступил в партию и стал заместителем председателя колхоза. Многие не верили, что левую руку ему прострелили немцы ...
  Всех деревенских жителей он держал в страхе. Они между собой говорили, что этот зверь, не моргнув глазом, может убить каждого. Мы знали, что у него есть двуствольное охотничье ружье, пистолет, винтовки.
  В своем саду он часто стрелял из пистолета и даже в пятидесятые годы палил из него по окнам нашего соседа, вернувшегося из заключения..
  Лютик часто приходил в наш дом и, когда был пьяным, доставал из-за голенища сапога финский нож и демонстрировал перед нами, как он одним ударом "порешил" комсомольца. В этот момент он не давал никому говорить, а если кто-то пытался вставить хотя бы одно слово, он тут же, скрипя зубами, говорил: - " Больше пуда не мели, молчи и слушай! ".
  Он никогда не скрывал своей ненависти к советской власти и коммунистической партии, в членах которой он числился. Мы много раз от него слышали :- "Эти сволочи, дух из них вон, забрали у нас одну корову, потом другую, убили отца! Я им этого никогда не прощу!
  В хорошую погоду уборочные комбайны на полях работали до наступления темноты и нередко намолоченное за день зерно не успевали вывозить на районный элеватор. Каждую ночь Гриша Лютиков на лошади привозил домой один или два мешка пшеницы. А когда почувствовал, что ворованный хлеб могут найти, то он его прятал до весны в погребах у беспомощных стариков и старушек. Часто случалось так., что зимой мыши прогрызали мешки, зерно высыпалось, портилось. Узнав об этом, Лютиков свирепел и угрожал " вышибить душу вон ", если "эти твари" не возместят убытков.
   Бедные люди обещали отдать эти килограммы осенью, если что-то получат на трудодни. Другие, боясь, что им "вышибут душу, "возвращали зерно тут же, со слезами выпросив в займы у знакомых комбайнеров, трактористов или шоферов.
  Мой дядя Дмитрий Дмитриевич часто говорил, что он этого Лютика когда-нибудь застрелит или перережет на две части косой, если он приблизится к нему во время заготовки в роще сена.
  Через много лет Гриша Лютик, живя на Донбассе, ослеп, а мой отец, узнав об этом, сказал: - "Этой сволочи нужно было выколоть глаза еще до появления на свет! "
  
  Не человек, а лютый зверь...
  В годы войны большой жестокостью отличалась железнодорожная милиция поселка Поныри. Среди них наиболее деспотичным был маленького роста милиционер . Он напоминал мне фашиста , который своим кованным сапогом сделал мне очень больно по мягкому месту за то, что я поднял окурок сигареты для своего деда.
   Однажды моя мать налила в бидон молока и сказала, чтобы я на станции Поныри продал его пассажирам поезда дальнего следования Я пришел с бидоном на станцию и дождался прибытия скорого. Когда я подбежал к одной из дверей вагона и начал робким голосом предлагать молоко выпрыгивающим на перрон пассажирам, услышал удар по бидону, который с грохотом упал под колеса поезда, а чья-то рука схватила мня за ворот и поволокла по перрону...
   В милицейскую комнату вокзала меня, как оказалось, "вежливо пригласил " деспотичный блюститель порядка , который после проверки содержание моих карманов и записи в журнал имени и фамилии произнес:- Если я еще увижу тебя около поезда, то оторву ....!
   Знакомые железнодорожники рассказали, что один матрос, увидев , как этот деспот грубо отталкивает с перрона продающую сметану старушку, взял у нее кастрюлю и одел на голову обидчику. Милиционер пытался что-то вытащить из кобуры, но, услышав "полундра!" быстро побежал по перрону, стряхивая с фуражки сметану. Моряк положил в морщинистую руку бабушки деньги и вскочил на подножку медленно отъезжающего поезда.
  
  Весть о Победе
  Весть о Победе над Германией нам принесла девушка - почтальон, когда мы на огороде сажали картошку. Мы ждали этого дня, но она в нашей деревне не вылилась в большой праздник, ликование. Многие женщины, потерявших на войне мужей, сыновей, близких родственников, плакали горькими слезами. Моя мать у соседки, которая в одиночку сажала картошку, спросила: - Кума, ты слышала, что война закончилась?
  Женщина, опершись на лопату, заплакала : "" Тебе хорошо, твой Гаврик скоро придет живым и здоровым, а моего убили..
  Много мужчин нашего села погибло в самом начале войны под Смоленском, под Москвой и даже на своей земле - в боях под Понырями летом сорок третьего.
  
  Алексей Натаров 25.02.2019
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"