Когда мне было плохо, приезжала Катя. Не было никакой мистики: она не чувствовала никаким местом, что нужна мне, и никогда не появлялась по собственной инициативе. Я просто звонил ей, через пол часа она входила в мою квартиру, и мы занимались любовью до темноты. Потом я провожал её домой. Иногда мне было мало её одной, и тогда я шёл к студенткам. В женском общежитии, находившемся в соседнем дворе, было скучно. Иногородние девушки только и делали, что думали, как бы им охмурить местного парня и обосноваться в городе. Поэтому мне редко отказывали. Если перед моим носом всё же закрывали дверь, я шёл и стучался к соседкам. Обычно двух-трёх попыток было достаточно. Охранник не возражал, хотя прекрасно знал, зачем я приходил. Наверное, грешил тем же.
Я никогда не предлагал Кате пригласить девушку в нашу постель. Я слишком её уважал. Её никогда не интересовало, есть ли у меня ещё кто-то, и она говорила, что я волен делать всё, что мне заблагорассудится, но так, чтобы она этого не видела и ни о чём не подозревала. Наши отношения строились скорее на взаимной выгоде. Она искала мужской ласки, а я женской заботы. Мы давали друг другу лишь то, чего второму не хватало. Остальным распоряжались по собственному усмотрению. Любил её? Наверное, нет. Хотя много лет спустя, когда её уже давно не было рядом, я по ней скучал.
Ей было 15, когда мы познакомились. А мне 18. Не такая уж и большая разница, учитывая тот факт, что мальчики в моём тогдашнем возрасте по развитию обычно ничем не отличаются от 15-тилетних девочек. С ней было жутко тоскливо. Днём я с ужасом думал о том, что вечером надо вести её куда-то, а то обидится. Расстраивать её мне не хотелось, потому что расстроенная Катя казалась мне жутким зрелищем, которое лучше не провоцировать.
Она была худенькой, среднего роста. Потрёпанная косуха была ей велика размера на два и явно до Кати принадлежала кому-то другому. "Брат подарил, - объясняла она позже. - Переболел всем этим... рокерством, повзрослел - и вот, перепало с барского плеча". Я слушал её, представляя себе, очевидно, крупную фигуру брата, и ковырял носком ботинка землю под лавкой. Хотелось курить.
Остальная её одежда была самой обыкновенной: кофточки, юбочки, джинсы, футболки... Пожалуй, только в платье я её никогда не видел. И хорошо, что не видел. Её бы всё равно не пошло, ведь роскошными формами она не отличалась, а на худых платья не смотрятся.
На голове она, как правило, не сооружала ничего сверхъестественного: просто стягивала длинные волосы в хвост. Очевидно, в течение дня она редко поправляла причёску, поскольку к вечеру из "хвоста" выбивалась добрая треть волос и спадала прядями ей на лицо. От этого у неё чесался нос, и она постоянно заправляла пряди за уши.
Вроде, не красилась. Хотя, чёрт её знает, ведь все девчонки в 15 лет грешат тем, что таскают помаду у мамы. Я, по крайней мере, никогда не замечал на её лице никаких следов косметики. Она была одарена свыше длиннющими тёмными ресницами, и если их ещё и накрасить, то, наверное, это смотрелось бы вульгарно. Пожалуй, только эти ресницы делали Катю женственной. В остальном же она была обычным угловатым подростком.
Естественно, Катя училась в школе - ни хорошо, ни плохо. Делала то, что от неё требовали учителя и школьная программа, но не больше того: не участвовала в олимпиадах по предметам, не входила в кружки, не была старостой класса. Наверное, она была тихоней. По крайней мере, я никогда не слышал, чтобы у неё были проблемы с учёбой, одноклассниками или учителями. Сверстники ни любили её, ни недолюбливали; она просто вместе с ними сидела на уроках, а потом их пути расходились. Подруг у Кати почти не было, только приятельницы, изредка звонившие, чтобы уточнить задание на дом. Среди мальчишек она тоже ни с кем близко не общалась, хотя не относилась к тем, кто в 15 лет заявляет, что, цитирую, "все мужики козлы" (а я таких знал немало). Нет, она напротив была дружелюбна с ними, но не заводила близких отношений. Я, как она призналась потом, был её первым кавалером в любом смысле.
Хобби? Вот чего у Кати никогда не было, так это хобби. Она либо не занималась ничем, либо всем понемногу. По-другому у неё почему-то не получалось, хотя она несколько раз честно пыталась всерьёз чем-нибудь увлечься. Даже мной она, видимо, за всю жизнь так ни разу и не увлеклась. Ей во всём была свойственна некая поверхностность, но её нельзя было назвать глупой или несерьёзной. Просто она предпочитала не перегружать голову сложными мыслями. Она даже говорила незаконченными фразами, бывало, даже прерывалась на половине предложения и через секунду уже не помнила, о чём говорила. Если бы её послушал кто-то посторонний, он, наверное, счёл бы её немного ненормальной. Я же видел в этом некую прелесть.
Резюмируя это описание, можно сделать вывод, что Катя была настолько обыкновенной, насколько это вообще возможно. И это будет правильный вывод: самая обычная Екатерина Долгорукова (дал же Бог фамилию...), живущая в Москве на улице Лизы Чайкиной.
* * *
А что до меня, то я тоже был самым обыкновенным парнем. В свои восемнадцать я уже успел обзавестись собственным жильём: квартира-студия без перегородок досталась мне от старшего брата, уехавшего три года назад с невестой в её родную северную столицу. Как только я достиг совершеннолетия, сразу собрал манатки и переехал туда. Не то чтобы не любил родителей, но их общество с годами всё больше и больше давило на меня психологически. Мне просто была нужна свобода. Отца и мать я навещал регулярно и, как минимум, раз в неделю у них обдал. С ними жила Верка, моя сестра-близнец, так что не думаю, что они сильно без меня скучали.
Выбравшись из дома, я сделал всё, что не представлялось возможным в старой квартире: поставил кровать посередине комнаты, ободрал стены до кирпича и купил собаку. В течение нескольких месяцев я экономил на всём, чтобы купить мебель и технику. Немного помогали родители. В результате получилось уютное, но чисто холостяцкое жильё, которое легко можно было переделать в семейное гнёздышко, поклеив обои и разделив площадь на комнаты.
Единственным неудобством была... собака. Покупая бассета, я был уверен, что эта ленивая колбаса с ушами была совершенно безобидным существом, но позже выяснилось, что и она обладает привычками, вредными для общества: громко чавкать, топать ночью когтями по полу и спать на моей постели, когда меня нет дома. Пёс (a.k.a. Флетч) регулярно требовал выгула, отчего я часто болел, так как зимой ленился как следует одеваться на прогулки, а от песка на простынях я нервно ворочался по ночам. Но постепенно я к нему привык, даже привязался: жить в гордом одиночестве мне хотелось ещё меньше, чем с ним, а искать себе соседа по квартире я не собирался.
Когда мы с Катей только познакомились (а это произошло в пору летних каникул), она жила у меня около недели, но до и после этого я долго делил жилплощадь лишь с лопоухим Флетчем.
Я вселился в новую квартиру в конце весеннего университетского семестра, где-то в апреле или мае. Как только я получил возможность избежать всестороннего контроля со стороны родителей, я начал жить полноценной студенческой жизнью. Почти каждые выходные кто-нибудь из друзей устраивал вечеринки, и редко какие из них обходились без моего присутствия. Я часто ходил в клубы, бары, не пропускал почти ни одного стоящего концерта. В общем, был в числе "продвинутых".
Одевался не слишком модно, но со вкусом, следил за своим внешним видом. У меня была лишь временная работа, так что бóльшая часть денег уходила на оплату жилья и на модные штучки оставалось не так много. Я скопил на неплохой по тем временам компьютер, чтобы работать дома, купил не слишком навороченный мобильный телефон. Пожалуй, я не особо выделялся на фоне моих сверстников. Вот, наверное, всё, что я могу рассказать о себе. Совершенно не умею писать про себя...
Как мы познакомились? Когда вспоминаю об этом, мурашки бегут по коже - так это было неожиданно и удивительно, как удар молнии сквозь тело.
Мы стояли на автобусной остановке. Я не сначала не заметил её, хотя она пришла раньше меня. В тот момент, когда я всё же увидел её, она просто стояла. Стояла, немного покачиваясь и переминаясь с ноги на ногу от скуки: автобуса, судя по всему, не было минут двадцать. У неё на плечах был, похоже, совершенно пустой рюкзак, и она периодически дотрагивалась до него правой рукой, как будто хотела убедиться, что он всё ещё на месте, поправляла лямки. По всему её виду было заметно, что ей до ужаса надоело стоять под палящим солнцем на остановке и тем более не хотелось куда-то ехать. В этом я был с ней солидарен.
Я в тот день направлялся куда-то в центр, не помню, куда точно. До метро можно было дойти и пешком, но мне было настолько лень, что такая мысль в моей голове даже не возникала. Настроение с утра было самое обыкновенное - ни радостное, ни хмурое.
Увидев девчонку, я решил заговорить с ней. Сам до сих пор не понимаю, с чего вдруг. Единственным объяснением этого своего поступка, которое я смог найти за эти годы, было то, что на остановке, кроме меня и неё, больше никого не было. Помню, что я тогда даже подумал: "Зачем девочке-подростку ехать куда-то в восемь утра в воскресенье? Неужели есть ещё кроме меня такие придурки?.." И я подошёл к ней. Просто спросить, куда она едет. Диалог получился достойным любого шедевра литературы:
- Куда это ты едешь в такую рань, да ещё в воскресенье?
- Ушла из дома.
- ?
- Как будто ты никогда о таком не слышал.
- Слышал. Но тех, кто это реально проделывал, не видел.
- Теперь увидел. Могу дать автограф. Будешь друзьям хвалиться.
- Да нет, спасибо. И куда же ты теперь едешь?
- Бабушка...
- К бабушке?
- Говорю, бабушка совсем замучила. Против родителей я ничего не имею, а вот с бабушкой ругаюсь всё время. Вот и пришлось уйти.
- Так мама с папой волноваться же будут! Они-то чем виноваты.
- Ничего. Зато, глядишь, бабушку перевоспитают, чтобы я вернулась.
- Знаешь что, ты не права...
- Ой, только не надо начинать меня учить, а то я и от тебя уйду!
- ??
- Ну, возьму и уйду сейчас.
- Да пожалуйста, только тогда ты на свой автобус не попадёшь и придётся возвращаться домой.
- Н-да. Об этом я не подумала. Всё равно не надо мне морали читать, умоляю.
- Хорошо, не буду. Как тебя хоть зовут-то? Уже чуть не поругались, а имён друг друга не знаем...
Мы познакомились, она сказала, что её зовут Катя и ей совсем некуда ехать. Нет, она не жаловалась, а говорила это с таким видом, как будто абсолютно уверена, что у неё всё будет в порядке и её ни капли не смущает сложившаяся ситуация. Автобуса всё не было, и я в конце концов предложил ей никуда не ехать и остаться у меня, хотя бы ненадолго. Денег не возьму. Она сказала, что умеет сносно готовить, и этого мне было достаточно для того, чтобы пустить её в квартиру бесплатно: за несколько месяцев одинокого проживания я успел порядком соскучиться по нормальной еде. Она сначала засомневалась, но довольно быстро согласилась, хотя я её и не особо-то уговаривал.
Флетч приболел, и пришлось временно разместить его у родителей, т.к. выгуливать его теперь приходилось в два-три раза чаще, чем обычно, а я много времени проводил на учёбе. Зато соседи, уехавшие на юга на неопределённый срок, наградили меня своей толстой кошкой. Благо, что следить за ней было почти не нужно: наполняй миску едой раз в сутки и изредка прибирай в туалете.
- Твоя животинка?
- Моя, - соврал я.
- Как зовут?
- Лапша.
- ?
- Ты спросила, как зовут кошку - я тебе ответил.
- Странное имя. Даже для кошки.
- Не говори, сам удивляюсь.
- А зачем так назвал?
- Это было первое слово, которое пришло мне в голову.