Братишка... Первый раз услышал это слово девять лет назад... У подъезда, где меня догнали...
- Вытряхай карманы, шлепок! - рявкает Стержень.
Остальные пацаны тяжело дышат рядом. Окружили. Не вырваться. Откидывают назад.
- Чё, не всосал? - в плечо втыкается кулак.
Бьет в полсилы, но унижение... Слезы кипят на глазах. Не плакать! Кусаю губы.
- Держи крепче!
Я рвусь. Держат за плечи. По карманам шарят руки. Слипшиеся ириски "Кис-кис" шлепаются в грязь.
- Где деньги, мудло? - Стержень бьет по щеке твердой ладонью. - Мы видели, как твоя алкоголичка чё-то тебе сунула.
- Отпустите его! Чего навалились всемером на одного? - раздался из-за спин голос новичка.
- Вали отсюда, не твоего ума дело! - огрызнулся Стержень.
- Нет у него денег, мать только конфеты передала! Я рядом был и все видел! - соврал новичок. - И, кстати, я на аллее мента срисовал, сюда идет, так что лучше его отпустите.
- Живи пока, шлепок! А с тобой, фраерок, еще пересечемся! - цыкнул Стержень.
Плевок под ноги. Вся кодла удаляется. Издевательский гогот.
- Ты как, братишка? - спросил новенький, помогая собирать грязные пластинки конфет.
- Отвянь! - я мотнул головой. - Сам справлюсь.
- Не накаляйся, я тоже одиночка. Давай держаться вместе - все же отбиваться легче! Будем как рыцари, без страха и упрека! - улыбнулся новичок. - Меня Вова зовут. Можно Вован. А тебя?
- Толя.
- Будешь Толямба! Не бзди, Толямба, прорвемся! Пошли, братишка, расскажешь, что у вас тут да как, - и крепкая ладонь хлопнула по плечу.
***
Из пятидесяти четырех детдомовских ребят к пятерым приходили родители. Я оказался среди "счастливчиков".
Раз в месяц навещала мать. Сморщенная, сгорбившаяся, всегда растрепанная. Всегда с перегаром. Частенько с синяком в пол-лица. В выцветшем платье и стоптанных галошах.
Поначалу я радовался, но потом начал стыдиться.
Обнимет, стоит и воет. От перегара кружится голова. Хочется оттолкнуть, убежать.
- Бедные мы с тобой, несчастные! Ох, Толюшка! Как же жить дальше? Как же все опротивело! - заводит обычную пластинку.
- Перестань пить, мама! - не выдерживаю я на этот раз. - Тогда и жить будем нормально!
Мгновенная перемена. Из жалкой собачонки в разъяренную пантеру.
- Не тебе меня судить, отродье! (пощечина) Ты мне всю жизнь сломал! (еще одна) Да если бы не ты! (еще)
- Мама, не надо! - я отскакиваю в сторону. - Я больше не буду.
Щеки горят. Из окон пялятся детдомовцы. Мать оборачивается на воспитательницу. Та выбегает на улицу.
- Толюшка, прости меня! Прости, милый! Вот, возьми! - из кармана платья слипшийся ком в ладошку. - Прости меня.
И опрометью прочь.
Воспитательница прижимает меня к себе. Щеки пылают. Рядом стоит взъерошенный новичок.
- Замутил небольшую делюгу! Вроде прокатило. Накатим, потом почирикаем! Давай, Галюха! - покрикивает Вован.
После третьей горечи во рту выходим покурить
Сигаретный дым струится выше. На балконе прохладно. Но в задымленной комнате сидеть не хочется. Сквозь стекло видно, как Галина украдкой опрокидывает лишний стакан.
- Пусть пьет, заслужила, - улыбается Вован.
- В смысле? На панель пошла?
- Вроде того, гляди!
На протянутом планшете какое-то муторное шевеление. Хлопки. Что-то трясется.
Спустя три секунды понимаю "что".
- Фу, и чего ты показываешь? Покатался на ней и молодец, мне-то на хрена?
- Да ты не понимаешь, Толямба, это же золотая жила! Пока все на сексе помешались, мы можем с тобой порнозвездами стать! Култышки стоят, "Сонька" пашет - не зря оставили, так что нам мешает?
- С Галиной? Да хорош! Меня после первого раза стошнило, а ты тут рисуешь.
- Да я этот ролик скинул Палычу за пятеру! А если удастся с молодыми заснять, то не меньше чирика. А Иринку-целочку затащить - это же на двадцаху потянет. Как она постоянно мне улыбается, хоть завтра из трусиков выпрыгнет! - улыбается Вован.
- Тормозни, братуха! Я вроде как на Иру глаз положил. Вот наберусь храбрости и приглашу в киношку.
- Базара ноль. Баба братишки - для меня сестра! Эх, двадцаха уплывает... Шучу, шучу! Пойдем еще выпьем за днюху, Толямба, - знакомый хлопок по плечу.
В комнате Вован устанавливает видеокамеру на штатив.
- О, опять киношку снимать будешь, Феллини? - улыбается Галина.
- Не, сейчас любимую песню братишки запишем, Галюня! Будешь подпевать?
Вован настраивает гитару.
Ночью храп и пыхтенье на соседней койке.
Я думаю о сокурснице.
***
- А вон та звезда называется Полярной. Она всегда указывает на север. Видишь? В хвосте малой медведицы?
- Толя, как интересно ты рассказываешь. А где Вова?
- А я тут! Соскучились, голубки? Я за пивасиком сгонял.
- Я не буду, и так родители один раз учуяли. Потом еле отвертелась, что это на празднике на меня пролили бокал с шампанским.
- Как хочешь, Ирен! Значит нам с Толямбой больше достанется! Сухарики будешь? Толкай дальше про то, как корабли бороздят просторы Большого театра.
Мы втроем на крыше высотки. Отсюда лучше видны звезды. Где-то внизу копошится замирающий город. Мы плывем на большом плоту, под черным покрывалом с мерцающими точками.
Я осторожно сжимаю теплую ладошку Ирины, ее глаза сияют ярче звезд. Ладошка сжимается в ответ.
Первый слюнявый поцелуй. Вован тактично линяет.
***
Шепотом в спину.
- А он точно спит?
- Точняком! Он два стакана с клофелином забубенил, так что сейчас в полном отрубе.
- Рисковый же ты, Вован! Напоить сторожа склада у Стержня - на это яйца должны быть стальные.
- От Стержня не убудет, он со своей кодлой еще наворует. А мы месяц сможем сибаритствовать. Это значит барствовать, а не то, что ты подумал. Пригнись!
Срезанная проволока. Прелая трава. Стальные ворота. Камнем в лампочку.
- Пошли!
Скрип двери. Дальше шорох и шелест. Картонные коробки с аппаратурой перемещались за забор. Аккуратно на тележку.
- Э-э-э, твари-и! Вы чо-о тута дела-а-аете? - выход закрывает качающаяся фигура.
От неожиданности из рук вырывается очередная коробка.
- Иди спать, придурок! Мы тебе снимся! - говорит Вован.
Выстрел. Яркая вспышка. Пуля уходит в потолок. Глаза сторожа полузакрыты, он прицеливается, но не успевает выстрелить во второй раз.
Хрясь! Камера бьет сторожа в висок. Что-то темное брызгает на свитер.
Сторож мешковато валится навзничь. С металлическим лязгом падает пистолет.
- Он жив? Вроде хрипит.
- Не твоя забота, Толямба! Дергаем отсюда! Зараза, "Соньку" помял. Ну да ладно, оставлю себе. Бежим.
***
Я поднимаюсь в квартиру после тяжелого дня, спину ломит неимоверно. Лифт еле ползет. Всё бесит и раздражает.
Из нашей квартиры выбегает Ирина. Всклокочена. Лицо опухшее. Расплывшиеся тени спускаются к уголкам губ. На джинсах красные пятна.
- Ира! Что случилось?
Пытаюсь удержать, но отталкивает и забегает в лифт.
- Ненавижу! Ненавижу вас обоих! Уроды!
Дверцы смыкаются.
Я залетаю в комнату.
На кровати Вован в одних плавках. В руках планшет. На столе коробка вина, стаканы, закуска.
Камера мигает в углу красным глазом.
- Ты чё натворил?
- Ты о чем, Толямба?
- Я же тебя просил!
- Да остынь! Всё в поряде, сядь, хлебни, успокойся. А то, как с култышки сорвался.
- Какая же ты все-таки мразь, Вован!
Планшет в руках чего-то мурлыкает
- Базар-то тормозни! Обоснуй предъяву.
- Зачем ты Иру?
Камера моргает в углу...
- Да ничего я с твоей Ирой не делал. Сидим с Галюней, отмечаем дату её развода, а тут она врывается и начинает в любви признаваться.
- Врешь!
- За базар отвечаю. Я же сказал, что баба братишки - мне сестра. Она мне в харю плеснула пойлом, и на хода. Ой, да хрен с ней! Лучше глянь, что я записал. Мы можем прославиться!
- Чё ты заливаешь, или расскажешь что взопрел и разделся?
- Ирка твоя всю одежду вином ухайдакала, не успел переодеться. Мож сейчас еще и Галюню ублажу. Погуляешь?
- Как все гладко рисуешь, Вован!
Я почти успокоился, когда увидел красное пятно на простыне. У паха.
По центру...
Камера...
Планшет...
Не успел одеться...
"Глянь, что я записал"
- Тварь!!! - вырывается изо рта.
На!!!
Удар кулаком по лыбящимся губам. Веером кровь. В глазах испуг.
Страшно?
На еще!
Падает планшет, по экрану трещина.
Как пекарь по вязкому тесту. Кулаки опускаются и тут же взлетают. Пелена перед глазами. Мерцающий глазок в углу.
Откидываешь меня прочь. Из треснувшего планшета льется какая-то музыка.
Стол. Опрокидывается бутылка. Звенят стаканы.
Нож. Лезвие по крестовину в грудь.
- Не надо, братишка! - тухнет возглас. - Я не виноват!!!
Глаза смотрят на меня. Выпускаю окровавленную рукоять. Шаги за спиной.
- Вот, Володя, я принесла тряпку вытереть пятно. Ну и дура эта мартышка, весь праздник испоганила. А что у вас тут? А что? А-А-А!!! - заводским гудком завыла Галина.
Кидается прочь. Я оторопело смотрю вслед.
Мое солнце мне скажет - это про нас...
Что это?
Рассмеется над текстом лучший друг...
Это из треснувшего планшета. Там Вован с гитарой. Веселый, живой. Вместе поем мою любимую песню. Я его обнимаю за плечи. Рыцари без страха и упрёка.