Annotation

     

     

      «Среди вероятностных миров, порождаемых Искаженным Миром, один в точности похож на наш мир; другой похож на наш мир во всем, кроме одной-единственной частности, третий похож на наш мир во всем, кроме двух частностей, и так далее».

      Роберт Шекли, «Обмен разумов».

     

     

     "Тень наполовину затопила его гигантскую чашу, но лучи заходящего солнца еще играли на треугольном антенном блоке, вознесенном высоко над нею. Там, в сплетении проводов, креплений и волноводов, затерялись две человеческие фигурки".

     

      Артур Кларк, «Аресибо. Разговор в фокусе»

     

     * * * * *

     

     — Император нездоров, — сказал человек в черном мундире, опиравшийся на перила. Ему было жарко, но он терпел. Положение обязывало.

     — Император был нездоров с тех пор, как я себя помню, — усмехнулась его собеседница, миниатюрная крашенная блондинка, полулежавшая в шезлонге. Из всей одежды на ней были только большие солнцезащитные очки и татуировка «LTDP» на левом предплечье. Ее мундир, пистолет и другие предметы туалета были небрежно разбросаны по соседним шезлонгам. В это время дня и недели пляж к северу от Брума, что в Северо-Западной Новой Голландии, традиционно пустовал. Не самый популярный пляж в империи, следует признать.

     

     — Император нас всех переживет — и это вовсе не фигура речи, — продолжала девушка. — Он уже пережил всех своих детей и нескольких внуков. Черт побери, да ему же почти сто лет!

     

     — Девяносто восемь, — уточнил собеседник. — Но в этот раз все действительно плохо. Он умирает. Речь идет о считанных днях, может быть даже о часах.

     

     — Не морочь мне голову, — снова усмехнулась Фамке ван дер Бумен. — Будь это так, торчал бы ты здесь на пляже, так далеко от столицы — да что там от столицы — от ближайшего телефона?!

     

     — Глупенькая, — в свою очередь усмехнулся Франц Стандер, — неважно, когда он умрет — важно, когда об этом объявят городу и миру. Не беспокойся, я буду при этом присутствовать. Без меня не обойдется, я позаботился об этом.

     

     — Допустим, — пожала плечами Фамке. — Я-то здесь причем? Жалко, конечно, старика, но он хорошо пожил. Закопаем гроб, трижды выстрелим в небо, поплачем, будем жить дальше. Разве не так?

     

     — Я знал, что наш разговор примерно так и будет выглядеть, — тяжело вздохнул капитан Стандер, — но не до такой же степени! Ты способна быть серьезной хотя бы две минуты подряд?

     

     — Нет, — честно призналась Фамке. — Но ты первый начал.

     

     — Хорошо, — у Франца не было сил спорить, он даже расстегнул верхнюю пуговицу мундира. — Император умрет — кто займет его место?

     

     Фамке ответила не сразу. То есть вообще не ответила. Стандер не мог видеть ее глаз по другую сторону темных зеркал, но был готов поспорить, что они в кои-то веки погрузились в состояние, известное как «задумчивость».

     

     — Вот именно, лейтенант! — продолжал Франц Стандер. — Кто? Спроси первого встречного гражданина (который умеет читать, разумеется) — и он тебе тут же ответит, кто является наследником Германии, Австрии или там Британской Империи (пусть даже от нее осталось одно название). А кто является наследником нашей империи? Кто?!

     

     — Я пытаюсь вспомнить, но это мне не удается, — с удивительной откровенностью призналась Фамке. — Что гласит закон? Салическое право у нас на востоке никогда не действовало, верно?

     

     — Верно, — кивнул Стандер. — Оно и на западе больше не действует…

     

     — Неважно, — перебила его собеседница. — Значит, старший отпрыск нынешнего монарха любого пола. Эээ… Принц Фредерик?

     

     — Покоится в мире, вот уже два с чем-то года, — напомнил Франц. — Сама же сказала — старик пережил всех своих детей. Другие предложения будут?

     

     — Старший сын или дочь Фредерика? — задумалась Фамке.

     

     — Принцесса Элеонора, покоится в мире, — поведал Стандер. — Двадцать шесть с лишним лет. Умерла при родах.

     

     — А, ну так с этого надо было начинать, — кивнула Фамке. — Значит, старший сын Элеоноры. Принц Альберт. Подумать только, разгильдяй Альберт станет нашим императором! Куда катится этот мир?!

     

     — Альберт? Ты уверена? — поморщился Франц Стандер. — Подумай еще раз.

     

     — Черт побери, — только и сказала Фамке.

     

     — Вот именно, — в который раз повторил Франц. — Альберт и Юлиана, близнецы.

     

     — Близнецы, — согласно повторила девушка. — Но если я правильно помню уроки биологии, — глупо хихикнула она, — кто-то должен был выбраться на свет первым…

     

     — Да если бы все было так просто, разве я стал бы затевать этот разговор?! — взорвался Франц. — Да, кто-то должен был родиться первым. И стать нашим новым монархом, согласно законам и конституции. Но кто? Никто этого не знает, никто! Мать умерла при родах, врачи и акушерки — все умерли и не оставили мемуаров, отец умер и никому об этом не рассказывал.

     

     — Император?

     

     — Его уже не спросишь, — нахмурился Франц. — Да, он еще жив… или был жив несколько часов назад, когда я оторвался от телефона, но уже давно не разговаривает и вряд ли что-то соображает.

     

     — Юлиана ненавидит Альберта, — заметила Фамке.

     

     — Да, и это взаимно, — кивнул Франц. — Кстати, почему?

     

     — Черт побери, и этого никто не знает, — пожала плечами юфрау ван дер Бумен. — Что-то из незапамятных времен. Кто-то у кого-то игрушку отобрал… «Раз Труляля и Траляля решили вздуть друг дружку…»

     

     — Неважно; важен сам факт, что ненавидят, — напомнил Стандер. — Так что шансы на мирное соглашение стремятся к нулю. Поэтому через пять минут после смерти императора — через пять минут после того, как об этом сообщат городу и миру — нас ждет династический кризис.

     

     — Ну и что? — развела руками Фамке. — Черт побери, двадцатый век на дворе! У нас конституционная монархия! Сенат, парламент, ответственное правительство и премьер-министр — даже несколько премьер-министров! Может, ну их к дьяволу? Да здравствует республика!!! Давно пора. Уверяю тебя, большинство граждан даже не заметят разницы!

     

     — Граждане — не заметят, — охотно согласился Франц. — А подданные? Вассалы и протектораты? Австралийцы, маори, малайцы, кхмеры, японцы и тысячи других? Что они скажут?

     

     — Из всего этого списка только японцы что-то значат, — ухмыльнулась Фамке. — На всех остальных можно наплевать.

     

     — Японцы — и этого более чем достаточно, — заметил Стандер. — Как думаешь, захотят они променять бога-императора на три сотни сенаторов и представителей?

     

     — То есть на три сотни богов? — хихикнула Фамке. — Да эти язычники только рады будут!..

     

     — Очень смешно, — вздохнул Стандер. — А уж как будут рады наши многочисленные враги и наши так называемые друзья и союзники! Особенно сейчас, когда мы ведем четыре войны…

     

     — Восемь, — перебила его Фамке.

     

     -???

     

     — Ты что, считать разучился? — поразилась она. — Восемь. Мексика, Италия, Аравия, Абиссиния, Индия, Вьетнам, Филиппины и Китай. Я ничего не пропустила? Восемь войн.

     

     — Аравия и Абиссиния — это одна война, — возразил Франц, — в Мексике работают гвианцы, наших там почти нет…

     

     — Две японские дивизии, — возразила Фамке. — Это наши.

     

     — Хорошо, — не стал спорить Стандер. — Но Вьетнам? Филиппины?!

     

     — Через меня проходят все сводки, забыл? — поджала губы собеседница. — На прошлой неделе мы потеряли на Филиппинах одиннадцать человек, а в Индокитае — шесть. Это война.

     

     — Тем более, — кивнул Франц. — Восемь войн. Слава богу, мы больше не воюем в Испании…

     

     — Потому что проиграли эту войну, — напомнила Фамке.

     

     -…и на Тиморе.

     

     — О! — просияла она. — Как я могла забыть! Тимор! Величайшая победа белголландского оружия — не прошло и двадцати лет. Там остался хоть кто-то, говорящий по-португальски?

     

     — По-португальски сегодня говорят только в аду и в Лиссабоне, — отозвался Франц.

     

     — Невелика разница, — заметила Фамке. — Итак, осталось всего восемь войн…

     

     — Именно поэтому сейчас не время отказываться от монархии, — объявил Стандер. — Если солдаты начнут кричать «Републик банзай!», мы можем проиграть еще несколько войн. Особенно японские солдаты.

     

     — Дьявол, ведь он лично участвовал в подавлении самурайского мятежа! — вспомнила Фамке. — В каком веке это было?!

     

     — Точно не помню, но ближе к каменному, чем к двадцатому, — хохотнул Стандер. — Черт побери, это заразно.

     

     — Бери пример с меня, — важно кивнула девушка, — смотри на мир проще — и он будет лежать у твоих ног.

     

     — Ты способна быть серьезной хотя бы две минуты подряд? Ах, да, я уже спрашивал…

     

     — Мне поздно менять характер, я слишком стара для этого, — грустно вздохнула Фамке.

     

     — Мне бы твои годы, — хмыкнул Стандер.

     

     — Ты всего на год старше, — напомнила Фамке. — Но речь не о тебе. Должен же быть какой-то выход. Соправители? Как в старые добрые времена?

     

     — Они ненавидят друг друга, — напомнил Франц.

     

     — Можно убить обоих, — самым невинным тоном предложила Фамке. — Пригласим на трон какого-нибудь германского принца. Все так делают. Или еще лучше — испанца. Даже гимн менять не придется. «Так знай, король испанский — тебе лишь я служу», — запела она, откровенно фальшивя. — Можно провозгласить императрицей меня. Перебить придется многих, но оно того стоит. Я только забыла, какой у меня номер в очереди на престол. Шестидесятый или семидесятый…

     

     — Шестьдесят девятый, — не удержался Франц.

     

     — Скорей всего, — охотно кивнула Фамке. — Определенно, мой любимый номер. М-да, дело дрянь. Даже мне будет обидно, если величайшая империя всех времен и народов, простоявшая тысячи лет…

     

     — «Величайшая»? «Тысячи лет»?! — переспросил Стандер. — Фамке, ты не на митинге! Что ты сегодня курила?!

     

     — Когда я говорю «величайшая», то вовсе не имею в виду размеры, — уточнила Фамке. — Что же касается «тысячи лет», то японцы примерно так и считают. Как и наши радикалы из партии «Ура-Линда», — хихикнула она. — Тебе какая версия больше нравится? Гм. На чем я остановилась? Ах, да. Величайшая, тысячи лет, демоны в преисподней — и все это держится на одном человеке?!

     

     Все, все — на короля! За жизнь, за душу,

     За жен, и за детей, и за долги,

     И за грехи — за все король в ответе!

     

     — продекламировала Фамке. — Двадцатый век на дворе! Австрия не погибла после смерти Франца-Иосифа, Британская империя пережила королеву Викторию…

     

     — Пережила, на несколько лет, — напомнил Франц. — Дурные примеры заразительны.

     

     — Будет обидно, — повторила Фамке. — С другой стороны, если империя держится на одном полумертвом парализованном старике — туда ей и дорога.

     

     — Ты как-то слишком легко готова сдаться, — заметил Стандер. — Неужели ты забыла все, чему тебе учили на курсе «De administrando imperio»?

     

     — Нет, конечно, — пожала плечами Фамке. — Главный тезис я помню слишком хорошо, во всем его великолепии и бесполезности. «Если в чем-то не уверен — черпай из древних римлян». Например, что скажут армия. сенат и народ?

     

     — У нас много армий и народов, — пробормотал Франц. — Да и сенатов, если вспомнить, тоже…

     

     — Вот именно, — кивнула Фамке. — Римляне откровенно устарели.

     

     Солнце над миром тем временем откровенно клонилось к закату.

     

     — Мы можем успеть, — внезапно произнесла Фамке. — Достань мне самолет — не билет, а самолет — и мы можем успеть.

     

     — Куда? — не сразу понял Франц Стандер.

     

     — Как будто сам не знаешь, — рассмеялась юфрау ван дер Бумен. — Вперед, солдат, нас ждут великие дела!

     " — Я Шон фон Ардин, побывал почти во всех крупных войнах Галактики, не считая мелких передряг.

      — Последнее воинское звание?

      — Джевальдер армии графа Ганимедского».

     

      Роберт Шекли, «Обмен разумов»

     

     «Генерал сказал мне, что его родину зовут Гватемала, что это самое великое государство, какое когда-либо омывал океан. В глазах у него были слезы, и время от времени он повторял:

      — А, сильные, здоровые, смелые люди! Вот что нужно моей родине!»

     

      О.Генри, «Короли и капуста».

     

     * * * * *

     

     — Зачем вы здесь? — спросил человек по ту сторону стола.

     

     С некоторых пор подобные разговоры откровенно утомляли Джека Спринга. Он хочет помочь этим людям, а они устраивают ему бесконечные нелепые допросы. Удивительная черная неблагодарность!

     

     — Зачем вы здесь? — повторил китаец. На первый взгляд, ему не было и тридцати, если Джек что-то понимал в китайцах. Невероятно высокий — почти два метра — и склонный к ранней полноте. Потомственный аристократ, скорей всего. По-английски он говорил без малейшего акцента, если быть совсем точным — с акцентом уроженца Оксфорда. Или Кембриджа, один черт. Хорошо откормленный и в жизни не поднимавший ничего тяжелее авторучки. Костюм — последняя парижская мода. В лучшие годы Джеку Спрингу пришлось бы работать минимум полгода, чтобы приобрести такой костюм. «Тебя бы на фронт, — зло подумал Джек, — долго не протянешь. Отличная мишень». И вместо этого человека я буду сражаться, пока он будет сидеть в тылу и морочить голову таким, как я?!

     

     — У меня сложилось впечатление, что ваш народ сражается за правое дело, — монотонно проговорил Спринг. — Я не мог остаться в стороне.

     

     — Вы уверены? — тут же спросил китаец.

     

     — В чем? — откровенно не понял Джек. — Что собираюсь сражаться за правое дело?

     

     — Что не можете остаться в стороне? — ответил китаец. — Или что правильно выбрали сторону? Знаете, на той стороне гораздо лучше платят.

     

     «Неудивительно, — мысленно усмехнулся Джек, — на этой стороне все деньги были потрачены на твой костюм».

     

     — Я приехал сюда не ради денег, — поведал Спринг.

     

     — Вы в этом уверены? — повторил китаец.

     

     «Черт побери, вот теперь он меня окончательно разозлил».

     

     — Послушай, ты, толстомордый червяк… — начал было Джек.

     

     — Вы хотели сказать — «желтомордый», — невозмутимо отозвался собеседник. — С этого надо было начинать. Все вы одинаковы.

     

     — «Вы»? — машинально переспросил Спринг.

     

     — Да, все вы, — кивнул китаец. — Все, кто нас когда-либо ограбил или оскорбил. Англичане, отобравшие у нас Гонконг. Португальцы, укравшие у нас Макао. Русские, захватившие северо-восток. Французы, оккупанты Аннама. Белголландцы, отколовшие Тайвань. Маньчжуры, корейцы и монголы…

     

     — Я американец, — поспешил уточнить Джек. — Не припоминаю, что бы мы у вас что-нибудь украли или отобрали…

     

     — Значит, рано или поздно попробуете, — пожал плечами китаец. — Это неизбежно.

     

     — Пусть так, — Джек устал спорить, — но до тех пор вы не станете возражать, если я немножко повоюю на вашей стороне? Как фельдмаршал Гордон или генерал Хеллборн?

     

     — А у вас имеется боевой опыт? — китаец изобразил вежливый интерес.

     

     «С этого надо было начинать!!!»

     

     — Да, — кивнул Спринг. — Я воевал в Испании на стороне республиканцев, потом в Италии против фашистов, в Аравии и Эфиопии против белголландцев

     

     — Тогда почему вы здесь? — перебил его собеседник.

     

     — Простите?.. — недоуменно моргнул Джек.

     

     — Почему вы решили сменить Испанию на Китай? — пожал плечами китаец.

     

     — Вообще-то мы выиграли войну в Испании, — развел руками Джек. — Что же касается Эфиопии, то я там слишком примелькался. Понимаете, белый человек в африканской армии…

     

     — А в Китае, значит, вы собираетесь незаметно раствориться среди местного населения, — усмехнулся собеседник.

     

     — Вы меня неправильно поняли… — возразил было Спринг.

     

     — Это неважно, — отмахнулся китаец. — Надеюсь, вы все правильно понимаете. Понимаете, на что идете. Жаль, что вас убьют.

     

     — Простите?.. — привстал Джек.

     

     — Я сказал — «будет жаль, если вас убьют», — не моргнув глазом произнес китаец. — Искренне надеюсь, что вы доживете до нашей общей неизбежной победы. Добро пожаловать в Добровольную Революционную Армию Китая, мистер Спринг! Вы нам определенно подходите. Нам нужны такие отважные и опытные люди, как вы. О! Простите мои манеры, я не представился. Меня зовут Веллингтон Чжоу, я комиссар Кантонской бригады, в которой вам и предстоит служить. Корабль ждет в порту, мы отправляемся через несколько часов. Время не терпит. Вместе мы защитим древнюю китайскую цивилизацию от северных и заморских варваров!

     

     — Аминь, — только и ответил Джек Спринг. Он устал, чертовски устал.

     «Она была из старинного королевского рода, потомок первых правителей ангьяр, однако семья ее обеднела, и в наследство Семли досталось лишь золото прекрасных волос, сиявших ясным немеркнущим светом».

     

     

      Урсула Ле Гуин, «Планета Роканнона».

     

     * * * * *

     

     — А теперь исчезни, — прошипела Фамке ван дер Бумен. — Нас не должны видеть вместе.

     

     В кои-то веки Франц Стандер не стал спорить и охотно подчинился. Старый добрый Франц — он всегда был готов поставить интереса дела выше личных обид и амбиций. Поэтому Фамке его любила и презирала одновременно. У нее не было другого выхода.

     

     В настоящее время Фамке стояла на пороге одного из залов вице-королевского дворца в Бандунге. Дворец был совсем новый — как и новая столица Белголландской Индонезии. Вице-королевский двор перебрался сюда всего несколько лет назад — и стал еще более провинциальным, чем прежде. Впрочем, юфрау ван дер Бумен, сама бывшая родом из глубочайшей провинции, не придавала этому незначительному факту никакого значения. Не за этим она сюда пришла.

     

     Это был неофициальный прием, поэтому все дамы были в вечерних платьях. Кавалеров было в несколько раз меньше — ничего не поделаешь, восемь одновременных войн давали о себе знать — поэтому каждый привлекал внимание.

     

     — Кто этот высокий суровый блондин? — спросила Фамке у своей старой подруги, Виктории Брук. — Вон там, в левом углу, столб подпирает.

     

     Виктория, наследственная принцесса королевства Саравак, не менее высокая и суровая блондинка (старая английская кровь), ответила не сразу:

     

     — Этот?.. Нас не представляли, но где-то я его видела… А! Джейсон ван Хельсинг. Еще один герой Эфиопии.

     

     — Еще один сбитый летчик? — ухмыльнулась Фамке. — Куда катится империя?!

     

     — Тебе лучше знать, — равнодушно пожала плечами Виктория. — Нет, он не летчик. Морской пехотинец вроде бы. Впрочем, не менее великий герой, чем твой кузен Маркус. Его конвой попал в засаду, и из целого батальона уцелел только он один. Вот такие у вас теперь герои. Где те железные люди в стальных кораблях, которые завоевали царство моего отца двадцать лет назад? — фальшиво вздохнула наследница Кошачьего Города.

     

     — Заржавели, — в свою очередь вздохнула Фамке. — Ну что, пойдем? Хочу полюбоваться на новых подружек Юлианы.

     

     Виктория согласно кивнула и увлекла ее за собой.

     

     Принцесса Юлиана скрывалась где-то в глубине дворца. У нее были на то особые причины. С некоторых пор она не любила показываться на публике.

     

     Типичная наследница древней династии Оранж-Нассау, у которой на лице и теле были тщательно прорисованы сотни лет непрерывного инцеста и неизбежного вырождения. Плоская грудь, широкие монгольские скулы (наследство от бабушки по материнской линии), раскосые глаза, сделавшие бы честь любой уроженке Японии или Китая, волосы цвета морской травы, далее везде. Как-то раз в одном из европейских отелей принцессе дали на чай, приняв ее зас туземную служанку. С тех пор Юлиана старалась не показываться не только на публике, но и в Европе. Но свою троюродную кузину Фамке она всегда была рада видеть — по какому-то нелепому капризу текущей моды рыжая веснусшчатая юголландская коротышка считалась даже меньшей красавицей, чем Юлиана.

     

     — Какими судьбами? — поинтересовалась Юлиана, заключая дальнюю родственницу в объятия.

     

     — Проездом, — Фамке была сама лаконичность. — Представишь меня своим гостям?

     

     Гости — вернее, исключительно гостьи — оккупировали почти все кресла и кушетки маленькой комнаты, обставленной в каком-то модном колониальном (то есть очень провинциальном) стиле. Но комната была очень маленькая, поэтому гостей было немного. Тем не менее, абсолютное большинство лиц Фамке видела впервые в жизни. Все дамы были молоды — двадцать с небольшим максимум, но далеко не прекрасны.

     

     — Со Стефани вы, разумеется, знакомы, — начала Юлиана.

     

     — Привет, Стефани, — небрежно кивнула Фамке, и получила в ответ столь же холодный кивок. «Интересно, она здесь случайно оказалась или ее тоже Франц подослал?» — ревниво подумала Фамке. Бластер-лейтенант Стефани Гислидоттир служила где-то в том же министерстве, что и люггер-капитан Стандер. «Чертова евразийская полукровка!» Еще одна не-красавица. Смешение исландской и малайской крови не пошло ей на пользу. Голубые глаза и рыжие волосы (снова рыжие!) почему-то удивительно плохо сочетались с кофейной кожей. Неудивительно, что ее охотно принимают при этом дворе.

     

     — Это леди Ешико Кавашима, из Японии, — представила Юлиана черноглазую азиатку. — Она, как и ты, служит в авиации, в японском вспомогательном корпусе. Приехала на Яву на испытания какого-то нового гидроплана.

     

     «Кавашима?» Фамке хоть и родилась в Юголландии, но всю сознательную жизнь провела на востоке. Ее невозможно было провести. «Она такая же японка, как и я». Китаянка, скорей всего, при этом северная, а не южная. И никаких гидропланов на Яве в эти дни не испытывают, я бы об этом знала. Интересно, кто она такая на самом деле и что здесь делает?

     

     — Госпожа Дора Шварц, прибыла к нам из Германии. Она, как и ты, здесь проездом. Служит в германском министерстве иностранных дел, и через несколько дней отправляется в Корею.

     

     «Из Германии? Скорее, из Циндао». Еще одна полукровка. Знакомая история. Папа-тевтонец, мама-китаянка, восточная экзотика, запретная страсть. Получила образование в Европе и теперь возвращается в родные края — в метрополии Кайзеррайха ей карьеры не сделать. Там и для чистокровных арийцев хлебных мест не хватает.

     

     — Мисс Вирджиния Вульф, еще один дипломат, — продолжала Юлиана. — Служит в американском консульстве.

     

     Фамке не стала уточнять, в каком именно американском консульстве — и так понятно, что в конфедеративном. Черт побери, еще одна рыжая. И, разумеется, некрасивая. Худая и длинная, как палка. Вульф, Вульф… Случайно не дочка чрезвычайного и полномочного посла Конфедерации мистера Авраама Вульфа? Скорей всего.

     

     — Мисс Патриция Бладфильд, из Нового Альбиона. Практически твоя соотечественница. Работает в батавском отделении Красного Креста.

     

     В эти дни у нее должно быть много работы — восемь войн, как никак, а есть еще войны, в которых Империя ухитряется не участвовать. Как ни странно, альбионская блондинка была почти похожа на красавицу — если бы только не эта чудовищная заполярная бледность. Даже в Юголландии такой цвет кожи не каждый день увидишь. Интересно, как давно она в Индонезии, если даже загореть не успела? И как тяжело она работает?..

     

     — Last but not least, — да, Юлиана говорила по-английски — скорей всего, не все гостьи владели стандартными имперскими диалектами вроде бхаса или австраланса, — ее высочество принцесса Густи Кандженг Рату Бендара, наследница престола султаната Джокьякарта.

     

     — Можно просто Бендоро, — сказала индонезийка, — очень рада познакомиться с вами, Фамке. Много о вас наслышана.

     

     О, а вот эта действительно красавица. Впрочем, она всего лишь черноволосая кофейная туземка. Промежуточное звено эволюции между между гномами острова Флорес и белголландскими викингами. Похоже, Юлиана приютила ее из жалости.

     

     — Взаимно, Ваше Высочество, — Фамке старательно изобразила книксен. — Надеюсь, только хорошее.

     

     В своем углу демонстративно фыркнула Стефани. Маленькая дикарка! Никакого понятия о манерах.

     

     — Да-да, конечно, — поспешно заговорила Юлиана, — а разве могло быть иначе? Скоро нам попадут чай, я уже распорядилась.

     

     — В такую жару? — возмутилась Фамке. — Даже у нас в Юголландии…

     

     -…и апельсиновый сок, — столь же поспешно добавила Юлиана. — Партию в карты, дамы?

     

     Дамы не возражали.

     

     — На что играть будем? — немедленно загорелась Фамке. — Некоторые из нас могли бы поставить на кон целое царство — или хотя бы половину царства.

     

     — У меня есть маленький домик в Циндао, — немедленно похвасталась Дора Шварц.

     

     «Циндао, разумеется, это было слишком очевидно».

     

     — У меня есть замок на границе с Новым Альбионом, — небрежно поведала Фамке. — Строго говоря, это пещера среди ледников. Однако в ближайшие несколько миллионов лет они не растают. Надежное вложение.

     

     — Не могу не согласиться, — подала голос альбионка Патриция. — Приобретайте недвижимость в наших краях, дамы — не прогадаете.

     

     — Аминь, — кивнула Фамке. — Но мне бы хотелось вернуться к царствам…

     

     Ей очень хотелось услышать, что скажет по этому поводу Юлиана. Но потенциальная императрица пока что хранила молчание.

     

     — Отец отыскал мне нового жениха, — пожаловалась Виктория Брук. — Он называет это перспективным династическим браком. Я должна выполнить свой долг перед королевством и все такое. Поэтому я и сбежала в Бандунг.

     

     — Я вижу, на что ты намекаешь, — кивнула Фамке. — Здесь можно найти куда более выгодную партию.

     

     — О чем ты? — удивилась Виктория.

     

     — Не о чем, а о ком, — охотно пояснила юфрау ван дер Бумен. — Ты могла бы жениться на Юлиане. Подумай только, союз двух великих династий, окончательное слияние Саравака и Империи, блестящая уния…

     

     К счастью, чай еще не принесли, поэтому половина присутствующих дам всего лишь поперхнулись воздухом.

     

     — А разве так можно? — растерянно улыбнулась индонезийка Бендоро. — Я имею в виду — жениться. Разумеется, это прекрасный способ приготовить себя к супружеской жизни, раз уж нужно хранить девственность до свадьбы, но жениться на другой девушке…

     

     На этом самом месте воздухом поперхнулась вторая половина гостей.

     

     «Ай да «кофейница»! — восхитилась Фамке. — Так вот что именно называли в средневековой Европе «магометанским развратом»! Ну не султанские гаремы же в самом деле?!»

     

     — Конечно, я стараюсь следить за последними новостями из Европы, — продолжала леди Бендоро, — но про такое не слышала. Вроде бы даже самые радикальные суфражистки не настаивали…

     

     — Нет, не настаивали, — опомнилась Юлиана. — Но я сейчас распоряжусь…

     

     — Прямо сейчас? — демонстративно ужаснулась Фамке. — Может, после коронации? И не сразу — пусть это будет второй или третий указ. Первым делом стоит объявить амнистию, граждане это любят…

     

     — Я прямо сейчас распоряжусь принести карты, — густо покраснела Юлиана, в свою очередь демонстративно игнорируя тему коронации.

     

     — Ладно, — кивнула Фамке, — так или иначе, проигрывать в карты наследственные владения — дурной тон. Но я могу поставить свой самолет. «Фоккер-Нимфа-Марина», последняя модель, моноплан, с откидным верхом.

     

     — У меня почти такой же, — оживилась «японка» Кавашима. — Модель тридцать четвертого года, биплан. Я поставила на него двигатель от Цеппелина.

     

     «По крайней мере, она действительно имеет отношение к авиации. Такое просто невозможно придумать».

     

     — А вот и чай!!! — воскликнула Юлиана голосом узника, которому только что сообщили, что его не расстреляют на рассвете.

     

     Дальнейший разговор откровенно не клеился. Неоднократные попытки Фамке свести разговор к династическим вопросам упорно игнорировались. На первый взгляд, Юлиана не желала вести подобные разговоры при свидетелях, тем более иностранных. Но скорей всего, она вообще не желала вести подобные разговоры — потому как неоднократные попытки Фамке остаться с ней наедине игнорировались столь же решительно.

     

     Весьма разочарованная Фамке на каком-то этапе ускользнула из гостеприимного дворца и присоединилась к Францу Стандеру, который ждал ее снаружи в машине.

     

     — Что тебе удалось разузнать? — без лишних предисловий поинтересовался он.

     

     — Ничего особенного, — пожала плечами Фамке и добросовестно перечислила гостей принцессы.

     

     Франц схватился за голову.

     

     — Поздравляю, тебе удалось покинуть живой и невредимой величайшее змеиное гнездо в истории! Ты вообще знаешь, кто все эти люди?! Эта Вирджиния — американская шпионка, Патриция — альбионская шпионка, леди Кавашима работает на маньчжурскую разведку, ну и так далее. Даже Дора Шварц здесь! Пошла по стопам своей матери.

     

     — Кто ее мать? — равнодушна уточнила Фамке.

     

     — Генерал Берта Шварц, — охотно поведал Стандер. — Известная также как «Мать Драконов».

     

     — Ее мать — немка? — удивилась Фамке. — А я-то думала, что наоборот! А отец ее кто?

     

     — Да ты совсем темная! — возмутился собеседник. — Генерал Сунь Лижэнь, он же «Роммель Востока». Стыдно не знать.

     

     — Прости, что не слежу за желтой прессой и дворцовыми сплетнями, — развела руками Фамке. — Это по твоей части. Кстати, Стефани тоже была там. Она что, больше на тебя не работает?

     

     — Они не просто так собрались у Юлианы, — Франц не поспешил ответить на заданный вопрос и принялся размышлять о чем-то своем. — Очевидно, принцесса решила заранее заручиться поддержкой иностранных держав и ключевых вассалов… Черт побери, кругом предательство и измена. Она не должна была знать о состоянии императора.

     

     — Не исключено, что она знает о состоянии императора больше, чем ты, — насмешливо предположила Фамке.

     

     — Все может быть, — охотно согласился Франц. — Поэтому мы должны поторопиться!

     

     — Куда теперь? — спросила Фамке.

     

     Стандер не успел ответить. В этот самый момент полупустынная улица у ворот вице-королевского дворца внезапно ожила. Высокие железные ворота распахнулись и принялись выплевывать один черный автомобиль за другим.

     

     — Черт побери, началось! — воскликнул Франц и в свою очередь утопил педаль газа до упора.

     

     Этой ночью им спать не пришлось. Нет, ничего непристойного. Только бесконечные телефонные звонки и метания по ночному городу.

     

     Без пяти восемь утра следующего дня Франц Стандер присоединился к Фамке в маленьком, но популярном бистро в дипломатическом квартале Бандунга. Прежде чем устроиться за столом, он попросил владельца включить радио на полную громкость.

     

     — Юлиана исчезла в неизвестном направлении, — поведал Франц, опустившись на стул. — Говорят, Викторию Брук видели вместе с ней. Больше того, они покинули аэропорт Бандунга на борту «ВВС Саравака номер 1». Говорят...

     

     — Мало ли чего говорят, — зевнула Фамке. — Хотя, все может быть. Не исключено, что моя идея глубоко запала им в душу…

     

     — Какая идея? — насторожился Стандер.

     

     — Я предложила им пожениться! — хихикнула Фамке.

     

     — Я должен был догадаться, — скорчил гримасу Франц. — Даже сейчас ты не можешь удержаться от своих глупых шуток…

     

     — Чем этот день отличается от любого другого? — развела руками Фамке.

     

     — Сейчас узнаешь, — пообещал Стандер. — Вот, начинается!

     

     — Wilhelmus van Nassouwe

     Ben ick van Duytschen bloet,

     Den Vaderlant getrouwe

     Blyf ick tot in den doet!!! — завопил динамик. — Внимание, в эфире Имперское Национальное Радио, и мы передаем важное правительственное сообщение. Сограждане и добрые подданные! Нас постигла тяжелая утрата и страшная трагедия! На девяносто девятом году жизни скончался наш возлюбленный император, отец отечества и спаситель империи, Виллем из дома Нассау, да упокоится он в мире. Согласно законам и традициям государства принц Альберт Нассау, правнук императора и его законный наследник, займет трон и возглавит нашу великую империю! Император умер — да здравствует император! Кайзер банзай!!! К сожалению, это не единственная беда, которая пришла сегодня в наш дом. Принцесса Юлиана, младшая сестра принца Альберта, любимая правнучка кайзера, спешившая на похороны своего прадеда, трагически погибла. Самолет, на борту которого находилась принцесса, упал в океан к северу от Новой Голландии. Выживших не было. Да упокоятся они в мире! И помните, что эти тяжелые испытания только…

     

     В этот самый момент чересчур восторженные вопли диктора прервало странное шипение, а потом из динамика заговорил другой голос, женский, с легким ниппонским акцентом:

     

     — Граждане и подданные Империи! Говорит радиостанция «Голос верности» из Токио. Слушайте, слушайте! К оружию! За нашу и вашу свободу! Долой предателя и узурпатора Альберта! Знайте, что его злодейские планы потерпели полный крах! Принцесса Юлиана, наша добрая госпожа и законная наследница покойного кайзера, благополучно прибыла в Японию. Несколько часов назад самолет с принцессой на борту благополучно приземлился в Токио. Верноподданные сыны и дочери Ямато готовы присягнуть своей новой и законной императрице! Долой тирана! Силой вечного неба имя Императрицы да будет свято; кто не поверит — должен быть убит!!! Кайзерина банзай!!!!! Слушайте, слушайте…

     

     — Нечего здесь слушать, — опомнился владелец кафе и поспешил выключить радиоприемник. Никто из многочисленных слушателей, успевших собраться у входа, не посмел его осудить.

     

     — Не могу сказать, что мне нравится такой сюжетный поворот, — заметила Фамке, — но… он мне нравится. Ничего не могу с собой поделать.

     

     — Черт побери, что мы теперь будем делать?! — в который раз схватился за голову Франц.

     

     — Мы — гордая раса воинов, — отвечала Фамке. — Мы были зачаты и рождены в ядовитых болотах Низинных земель. Нас вскормили молоком дракона, сраженного Зигфридом, но оно не утолило нашу жажду — нет, не утолило. Поэтому мы будем сражаться на пляжах…

     

     — Заткнись, — только и сказал Франц Стандер. — Я ошибся. Эти гадюки все-таки тебя покусали.

     Офицер был молод, хорошо образован и красноречив.

     

     — Солдаты! Сорок веков смотрят на нас с этих берегов! («Проклятие, а у Наполеона лучше получилось. Ладно, и так сойдет»). Не посрамим же доблести наших великих предков! Это наши исконные земли — пора вернуть их себе! Будьте же достойными наследниками Ахилла и Александра, Мильтиада и Леонида! («Черт, не надо было Леонида вспоминать. И Ахилла тоже. Ладно, усилим накал пафоса»). ВЫ — ЛЬВЫ! Там, на этом берегу, вас ждет бессмертие!!! Идите — и возьмите его!!!

     

     Через несколько минут первые бойцы Греческой Императорской Морской Пехоты ступили на сицилийский берег. Так началась великая оборонительная война народов мира и других прогрессивных сил против человеконенавистнической и преступной идеологии нео-эллинизма, провозгласившей примат «великой греческой расы». Она будет продолжаться много лет и семнадцать дней.

     

     В ту же самую ночь в рамках операции «Птолемей» греческие солдаты высадились в Египте; успешно проведенные операции «Ксантипп» и «Велизарий» подарили грекам Киренаику, Триполитанию и Тунис.

     

     Итальянская империя, совершенно разоренная кровопролитной гражданской войной, не могла оказаться достойного сопротивления и вскоре рухнула под тяжестью своих преступлений.

     

     Через две с половиной недели, когда непобедимая греческая армия уже стояла у ворот Рима, в Северную Италию, согласно секретным приложениям к пакту Мотта-Метаксаса, вошли войска Швейцарского Рейха.

     

     Так погибла не только империя, но и сама Италия.

     

     Сицилия и северо-африканские колонии были аннексированы и вошли в состав Греческой Империи. В Южной Италии возникло марионеточное государство «Тарантия». В Северной Италии швейцарцы создали столь же марионеточные государства «Ломбардия» и «Венеция». Римская область была объявлена нейтральным независимым государством и разрезала полуостров пополам, став буфером между греками и Швейцарейхом. Официальным главой области был провозглашен ничтожнейший папа Урбан Девятый; на деле всеми делами руководили швейцарские офицеры из папской гвардии.

     

     Греческий генеральный штаб перевел дыхание и принялся готовиться к операции «Александр». Греческую империю предстояло восстановить во всем своем блеске и величии — и никак иначе. Турки и персы что-то такое предчувствовали, поэтому окончательно и бесповоротно потеряли сон.

     

     Остатки Итальянской Красной Армии были эвакуированы британцами на Сардинию, где возникло еще одно марионеточное государство — разумеется, пробританское.

     

     Французы, с милостивого разрешения своего германского сюзерена, вернули себе Корсику и Савойю. Столь великих и вдохновляющих побед французская армия не знала с первых дней бесславной Великой Войны.

     

     Белголландцы отнеслись к ликвидации своего старого союзника с удивительным равнодушием. Их вполне удовлетворил тот факт, что коммунистам из БРИКС не удалось закрепиться на Апеннинском полуострове. О последнем оплоте красных на Сардинии пусть болит голова у греков и немцев. Так что белголландцы эвакуировали из Италии своих «добровольцев» и военных советников, после чего «взяли под защиту» итальянские колонии в Восточной Африке. Белголландские полководцы заглянули в список идущих войн и с удовольствием вычеркнули одну из них.

     

     И тут же получили другую.

      «Что не подвластно мне?

      как некий демон

      Отселе править миром я могу;

      Лишь захочу…»

     

      Пушкин, А.С.

     

     * * * * *

     

     — Как, как это произошло?! — принц — то есть уже император (или узурпатор, зависит от точки зрения) Альберт был в ярости. — Как ей удалось уцелеть?!

     

     Новоиспеченный император был молод, полноват, неуклюж и носил очки. Жертва инцеста и все такое. Ему тоже не стоило появляться в европейских отелях, но где-нибудь в Корее он мог сойти за своего.

     

     «А ведь раньше он не был таким, — подумала Фамке. — Ах, бремя власти, что ты делаешь с людьми?»

     

     Это был риторический вопрос, поэтому Фамке ван дер Бумен не стала на него отвечать.

     

     — Случайное совпадение, ваше величество, — ответил один из присутствовавших в кабинете адмиралов. — В том же квадрате находился транспортный рейс, шедший из Сингапура в Австралию. Та же модель самолета, имперские опознавательные знаки… Немудрено было ошибиться.

     

     — Такая же модель?.. — почти прошипел император. — А вы не подумали, что он оказался там не случайно?..

     

     — Мы проверяем эту версию, — поспешил вмешаться директор военной разведки. — Не исключено, что Юлиану кто-то предупредил.

     

     — Если это так — я хочу знать имя предателя в самое ближайшее время, — заявил Альберт. — Желательно вчера.

     

     — Будет исполнено, мой кайзер! — сразу несколько офицеров щелкнули каблуками.

     

     — Ладно, оставим это, — кивнул Альберт. — Кто следующий? Герр ван дер Ваальс? Сообщите нам, на кого вы можем рассчитывать.

     

     — Мой кайзер, помимо Новой Голландии, вам присягнула практически вся Индонезия, Новая Гвинея и Филиппины, — доложил премьер-министр. — И большая половина тихоокеанских островов. Индокитай пока хранит молчание, но я уверен, что он выступит на нашей стороне. Таким образом, Юлиану поддержали только Япония и Австралия.

     

     — Эти японцы — подлая раса, предательство у них в крови, — прорычал император. — Мятежное отродье!

     

     — Они так не считают, — осторожно заметил премьер. — Они глубоко убеждены в том, что поддерживают законного наследника… наследницу. Как и австралийцы.

     

     — Японцы — может быть, — усмехнулся Альберт, — они всего лишь дикари, простодушные и наивные дети природы. Но австралийцы?! Мы слишком мягко обошлись с ними в прошлую войну. Теперь мы не повторим этой ошибки. Те, кто уцелеют, смогут вплавь добираться до Америки. Между прочим, — спохватился император, — а что Саравак?!

     

     — С Сараваком не все так просто, — замялся ван дер Ваальс. — Король Саравака присягнул вам, мой кайзер. Но принцесса Виктория бежала в Японию вместе с Юлианой, объявила себя законной королевой Саравака, ну и так далее…

     

     — Вот действительно подлая раса, — не смогла промолчать Фамке. — Это шотландцы, они всегда так делают.

     

     — Шотландцы? — не понял император.

     

     — Бруки родом из Шотландии, — охотно пояснила Фамке. — И, как я уже сказала, они всегда так делали. Как только в Британии начиналась очередная гражданская война, каждый уважающий шотландский клан посылал старшего сына в королевскую армию, а младшего — в армию мятежников. Или наоборот. Неважно, кто выиграет войну — клан все равно останется при своих, хе-хе. Бруки могли перебраться из Шотландии в Саравак, но не забыли свои маленькие грязные фокусы.

     

     — Ты слишком много знаешь про Шотландию, кузина, — невпопад буркнул Альберт.

     

     — Я собираюсь ее завоевать, кузен, — скромно призналась Фамке[1].

     

     Некоторые из присутствующих застыли от ужаса; другие, как это всегда бывает, подавились воздухом, но император отреагировал на удивление мягко:

     

     — Обязательно, как только мы покончим с подлой мятежницей Юлианой. Господин премьер, я не разделяю вашего оптимизма насчет Индокитая. Еще одна обитель подлых рас и предателей. Фамке, вот ты с ними и разберешься. Отправляйся в Индокитай и заставь тамошних князей и губернаторов перейти в наш лагерь. Если они откажутся подчиняться — убей их всех.

     

     — Будет исполнено, ваше величество! — послушно щелкнула каблуками юфрау ван дер Бумен. — Полагаю, это тот самый момент, где вы вручаете мне императорский перстень с красной печатью…

     

     — Не валяй дурака, глупенькая, — отмахнулся кайзер. — Двадцатый век на дворе. Хватит с тебя и картонки, запечатанной в целлофан. Что еще? Герр де Графф?

     

     — Дела плохи, — откровенно признался министр иностранных дел. — Все великие державы — все — отказались признать нас. Выразили сожаление и «надежду на скорейшее разрешение кризиса», но никто не поспешил признать нас законным правительством. Даже Амстердам. Даже Бирма и Таиланд!!! Они не хотят или боятся вмешиваться. Надеются, что мы как-нибудь сами разберемся.

     

     — Могло быть хуже, — ухмыльнулась Фамке, — кто-нибудь из них мог признать Юлиану. Или просто что-нибудь откусить от Империи, пока у нас нет сил для обороны границ.

     

     — Как ни странно это звучит, нам это только на пользу пойдет, — заметил министр. — Я имею в виду — если кто-то поддержит Юлиану. Например, если она получит помощь от британцев, то немцы могут прислать помощь нам…

     

     — И что мы выиграем? — нахмурился император. — Эти «помощники» всего лишь уравновесят друг друга. Нет, мы должны разобраться сами и как можно быстрее. Фамке, ты все еще здесь?!

     

     Фамке ничего не ответила и старательно сделала вид, будто она давно покинула императорский кабинет (Новый Кап, Западная Новая Голландия) и сейчас находится где-то над океаном, по дороге в Мандалай.

     

     _________

     

     [1] — так она и сделает, см. роман "Морская Лёва" ("Морская Львица").

     

     

      «Высокомерный осел, ты убил нас всех!»

     

     

      Ларри Фергюсон, «Охота за Красным Октябрем».

     

     * * * * *

     

     — Какие новости из Европы? — поинтересовался фрегаттен-капитан барон де Кок. Он был слишком ленив, чтобы читать газету самостоятельно. Но для чего, в конце концов, существует первый помощник?

     

     — Карло Бискаретти, дуче Италии, после падения Рима бежал в неизвестном направлении, — сообщил люггер-капитан ван дер Смит.

     

     — Я знаю, кто такой Бискаретти, — недовольно поморщился командир корабля.

     

     В настоящий момент он полулежал в шезлонге на средней палубе линкора «Маартен Тромп», патрулировавшего где-то в центральной части Тихого океана, в опасной близости от зоны влияния юлианских мятежников. Впрочем, капитан не считал подобную близость опасной — во всем флоте бунтовщиков нет ни одного корабля, способного угрожать новейшему линкору класса «Адмирал». Поэтому господин барон мог себе позволить немного расслабиться.

     

     Газета была совсем свежая, двухдневной давности — отобрали этим утром у нейтрального португальского торговца. Торговца, правда, пришлось пустить на дно, а его груз (очищенный кокаин из Южной Америки) перекочевал в трюм белголландского линкора. Ничего не поделаешь — война!

     

     Барон де Кок был молод, красив, доволен собой и занимал примерно 50-е место в очереди на престол. Возможно, именно поэтому он получил внеочередное звание и мостик новейшего имперского корабля. Ничего не поделаешь — таковы издержки всякой уважающей себя тысячелетней монархии.

     

     Люггер-капитан ван дер Смит был полной противоположностью своего командира. Немолод, некрасив, недоволен и родом из бедной фермерской семьи. О флагманском линкоре он даже мечтать не смел, но рассчитывал через год-другой получить эсминец. Если повезет, конечно. И дабы увеличить шансы, подумал ван дер Смит, ему придется еще долго вылизывать задницу капитану, читать ему газеты…

     

     Горькие размышления первого помощника были прерваны внезапным ревом корабельной сирены.

     

     — Боевая тревога! — заорали динамики по всему линкору. — Всем занять посты! Прямо по курсу неизвестный корабль! Это не учения! Боевая тревога!

     

     — Нельзя ли сделать немного потише? — поморщился барон де Кок. — Если это вражеское судно, там сейчас каждое слово слышат. А как же элемент внезапности, например?

     

     — Я обязательно приму меры, мин херц, — поспешно отвечал ван дер Смит.

     

     — Я рассчитываю на вас, люггер-капитан, — милостиво кивнул командир. — Ладно, поднимемся на мостик.

     

     Пока они добирались до мостика, дежурный офицер успел опознать потенциальную цель.

     

     — Это крейсер «Саарти Спекс», из японской береговой обороны.

     

     — Металлолом, — презрительно фыркнул барон. — Когда его ввели в строй? Во время Русской войны?

     

     — В самом конце Великой, — осмелился уточнить ван дер Смит.

     

     — Неважно, — еще более презрительным тоном отозвался капитан. — Легкая мишень. Приготовьтесь утопить его, мейн херрен.

     

     — Мы должны убедиться, что он действительно на стороне мятежников, — окончательно замирая от собственной смелости заметил первый помощник. Черт возьми, если он будет так часто перечить своему капитану, не видать ему эсминца… — Возможно, это верные люди, которые увели корабль из Японии, чтобы примкнуть к флоту императора…

     

     — Вы правы, — неожиданно легко согласился барон де Кок. — Радист!

     

     — Они не отвечают, мин херц.

     

     — Не удивлен. На этом антиквариате вообще есть радиостанция? Ха-ха-ха! Сигнальщик!

     

     Молодой старшина в дальнем углу мостика принялся нажимать на кнопки сигнального прожектора и дублировать сигналы голосом:

     

     — «Здесь К.Б.И.Ф. «Маартен Тромп». Назовите себя и сообщите о своих намерениях!»

     

     Подозрительный крейсер ответил почти сразу:

     

     — «Говорит К.И.Б.О. «Саарти Спекс». Патрулирую территориальные воды Империи согласно приказам Императрицы и Адмиралтейства. Кайзерина банзай!»

     

     — «Императрица»? Вот и ответ, — усмехнулся капитан. — Разговор окончен, господа. Не с кем здесь разговаривать. Утопить мятежников! Действуйте, герр ван дер Смит. Я понаблюдаю за вашими действиями со стороны, если не возражаете. Хочу понять, готовы ли вы к самостоятельному командованию, — ехидно уточнил барон.

     

     «Да уж больше, чем ты», — мысленно прошипел ван дер Смит, но вслух произнес иное:

     

     — Будет исполнено, мин херц! — первый помощник схватился за микрофон, свисавший с потолка. — Всеобщее внимание! Все по местам! Вы слышали приказ капитана! Рулевой! Поворот оверштаг! Курс два-семнадцать! Держать двенадцать узлов! Орудийные башни с первой по четвертой — приготовиться к открытию огня! Кайзер банзай! За Императора!!!

     

     — КАЙЗЕР БАНЗАЙ! — дружно рявкнула команда во всех отсеках.

     

      На борту К.И.Б.О. «Саарти Спекс».

     

     — Почему они не отвечают? Что они собираются делать? — задумчиво пробормотал капитан ван дер Молен, уткнувшись в бинокль. — А! Они собираются атаковать!!! Внимание! Всем постам! Приготовиться к погружению!

     

     — Есть приготовиться к погружению! — немедленно отозвался первый помощник, лейтенант-коммандер Лукас Фудзивара.

     

     Никто не удивился отданному приказу. Потому что «Саарти Спекс» была подводным крейсером.

     

      На борту К.Б.И.Ф. «Маартен Тромп».

     

     — Они собираются погружаться! — понял ван дер Смит. — Рано, слишком рано… Башня номер три! Беглый огонь по готовности!!!

     

     Башня номер три, одна из двух кормовых башен главного калибра, была готова.

     

     Три ствола калибра 406 миллиметров рявкнули почти одновременно — с интервалом в несколько миллисекунд.

     

      На борту К.И.Б.О. «Саарти Спекс».

     

     — Перелет! — невозмутимо доложил первый помощник. — Минимум пять кабельтовых.

     

     — Подтверждаю! — отозвался капитан ван дер Молен. — Отличное начало, господа. Полный вперед! Не позволим им пристреляться!

     

      На борту К.Б.И.Ф. «Маартен Тромп».

     

     «Черт возьми, если они успеют погрузиться, этот «антиквариат» себя еще покажет», — мысленно похолодел ван дер Смит. — «И тогда — прости-прощай собственный эсминец!»

     

     Нет, первый помощник не боялся проиграть сражение. Он опасался, что не сможет достаточно быстро и победоносно его выиграть… Барон де Кок только этого и ждет.

     

     — Башня номер три — продолжать огонь!!! Башни два и четыре — огонь по готовности!!!

     

      На борту К.И.Б.О. «Саарти Спекс».

     

     — Перелет, перелет, недолет, — хладнокровно констатировал коммандер Фудзивара. — Скорость четырнадцать узлов.

     

     — Носовой крен три градуса! — скомандовал капитан. — Рулевой — возьмите нас на глубину двадцать метров!

     

     — Есть двадцать метров!

     

      На борту К.Б.И.Ф. «Маартен Тромп».

     

     Ван дер Смит стоял к барону спиной, но был готов поклясться всеми ангелами неба и демонами пучин, что капитан де Кок прямо сейчас ехидно улыбается. И его совершенно не смущает тот факт, что отдавай он команды самостоятельно, вся дюжина выпущенных снарядов точно так же бы легла вдали от цели.

     

     Скорей всего. Например, если отдать приказ на секунду раньше — или на секунду позже…

     

     — Всем башням главного и среднего калибра! — заорал первый помощник голосом человека, которому абсолютно нечего терять. — Огонь, беспощадный огонь!!!

     

      На борту К.И.Б.О. «Саарти Спекс».

     

     — Три метра! — доложил рулевой.

     

     — Продуть носовые торпедные аппараты! — приказал ван дер Молен.

     

     «Надо было остаться на поверхности и врезать главным калибром…» — запоздало подумал капитан. — «Нет, не стоило. Так надежнее».

     

     — Торпедные аппараты готовы!

     

     — Труба один и два — огонь!!!

     

      На борту К.Б.И.Ф. «Маартен Тромп».

     

     — Торпеды в воде! Две торпеды в воде! — завопил акустик. — Прямо по курсу, столкновение через…

     

     — Право руля! — отозвался ван дер Смит, даже не дослушав доклад акустика до конца. — Орудийным башням прекратить огонь! Приготовить к бою глубинные бомбометы!

     

      На борту К.И.Б.О. «Саарти Спекс».

     

     — Двадцать метров! — доложил рулевой.

     

     — Они успели повернуть, торпеды прошли мимо, — сообщил акустик.

     

     — Лево руля! Упреждение пять градусов! — скомандовал капитан. — Трубы с третьей по шестую — ЗАЛП!

     

      На борту К.Б.И.Ф. «Маартен Тромп».

     

     — Четыре торпеды в воде! — объявил акустик.

     

     — Полный вперед! — проревел люггер-капитан ван дер Смит. — Не обращать внимание на вражеский огонь! Носовые бомбометы — ЗАЛП!!!

     

     Последний из отданных приказов ужаснул практически всех, кто его услышал — кроме капитана де Кока. Барон как правило не опускался до мелких технических деталей, в которых скрывается дьявол.

     

     Но всякий опытный моряк скажет, что стрелять из противолодочных орудий по ходу движения — это все равно что мочиться против ветра.

     

      На борту К.И.Б.О. «Саарти Спекс».

     

     — Перезарядить торпедные аппараты! Беглый огонь по готовности! — приказал ван дер Молен.

     

     Едва капитан успел произнести эти слова, как корпус подводного крейсера содрогнулся от первой до последней заклепки — где-то над головами верных солдат императрицы Юлианы взорвалась первая из глубинных бомб, брошенных за борт с «Тромпа». Потом взорвалась вторая, третья, четвертая, а пятая угодила точно в цель и оторвала «Саарти» хвост.

     

      На борту К.Б.И.Ф. «Маартен Тромп».

     

     — Есть! Есть!!! — не своим голосом завопил акустик. — Прямое попадание! Я слышу треск корпуса!!!

     

     — Кайзер банзай!!! — отозвались почти все, кто слышал эти слова.

     

     — Ну что ж, неплохо, герр ван дер Смит, совсем неплохо, — нарушил продолжительное молчание капитан де Кок. — Но должен заметить, что вы действовали недостаточно агрессивно…

     

     «Недостаточно агрессивно?.. Что он несет?!»

     

     — Впрочем, у нас еще будет время тщательно разобрать допущенные вами ошибки, — продолжал барон. — Радист! Доложите в штаб о нашей победе. Мостик ваш, первый помощник. Я буду у себя в каюте, — и капитан удалился с высоко поднятой головой и чувством выполненного долга.

     

     «Мостик мой? А чей он был все это время?!»

     

      На борту К.И.Б.О. «Саарти Спекс».

     

     — Это был отличный корабль, а вы были прекрасной командой, — капитан закашлялся и выплюнул несколько сломанных окровавленных зубов. — Вы храбро сражались за империю и кайзерину, а теперь слушайте мой последний приказ. Всем покинуть корабль!!!

     

     — Мин херц, разрешите остаться на борту, — коммандер Фудзивара вытянулся по стойке «смирно» и щелкнул каблуками.

     

     — Не разрешаю, — покачал головой ван дер Молен. — Теперь вы отвечаете за команду. Постарайтесь вернуть их домой.

     

     — На это немного шансов, — нервно рассмеялся стоявший рядом офицер-связист. — Нас всех повесят на рее, или я плохо знаю капитана де Кока.

     

     — Вы не можете быть в этом уверены, — отвечал капитан. — Это все, господа. Идите. Идите, пока не поздно!

     

     Офицеры повторно щелкнули каблуками и побежали к спасательным капсулам. Капитан ван дер Молен остался лежать на мостике в полном одиночестве и большой луже крови — сорванный ударной волной перископ оторвал ему левую руку. Старший помощник успел наложить жгут и остановить кровь, но он только ненадолго оттянул конец. Капитан, в свою очередь, больше ничего тянуть не собирался. Он расстегнул здоровой рукой кобуру, нащупал пистолет, прошептал самую короткую молитву, какую только знал и приставил ствол к виску. ЩЕЛК! Черт побери, осечка. Неудивительно, похолодел ван дер Молен, я его полгода не чистил, если не больше. Я командир военного корабля, мое оружие — торпеды и снаряды, а не карманный служебный пистолетик. Ладно, терять все равно ничего. Попробуем еще раз…

     

     К этому времени последняя спасательная капсула успела покинуть погибающую субмарину, поэтому выстрела никто не услышал.

     

     

     

      На борту К.Б.И.Ф. «Маартен Тромп».

     

     — Так-так-так, что тут у нас? — поинтересовался капитан барон де Кок.

     

     — Подобрали пятнадцать человек, — доложил дежурный офицер нижней палубы.

     

     — Пятнадцать мятежников, — холодно уточнил капитан. — Пятнадцать человек на сундук мертвеца! Хо-хо-хо, нарочно не придумаешь! Рассказать кому-то — не поверят! Таких совпадений просто не бывает! Герр ван дер Смит, обязательно внесите это число в судовой журнал. Мы должны сохранить этот эпизод для истории!

     

     — Будет исполнено, мин херц, — угрюмо кивнул первый помощник.

     

     — Хорошо, — в свою очередь добродушно кивнул барон. — Так что тут у нас? Кто старший по званию?

     

     — Лейтенант-коммандер Фудзивара, мин херц, — офицер-японец выступил вперед и коротко поклонился. Он не был уверен в своем статусе, поэтому решил не отдавать честь.

     

     — Вы командовали кораблем? — уточнил де Кок.

     

     — Никак нет, мин херц. Командовал капитан ван дер Молен. Он отказался покинуть корабль и остался на борту, — поведал Фудзивара.

     

     — Как это трогательно! — восхитился барон. — Жаль, что он был всего лишь грязным мятежником — как и все вы — поэтому его так называемый подвиг не войдет в анналы и на скрижали.

     

     Фудзивара заметно побледнел, но ничего не ответил.

     

     Капитан «Тромпа» тем временем снова окинул взглядом пятнадцать моряков, спасшихся с «Саарти Спекс». Почти все японцы, два или три европейца — должно быть, гайдзины, белголландские колонисты. Экипажи для кораблей береговой обороны той или иной имперской островной провинции традиционно набирали на месте, и обучались они в местных академиях. Надо что-то делать с этой позорной практикой. У нас тут не Австро-Венгрия, в конце концов. Этот мятеж не может закончиться удачей, грядут большие перемены. При дворе императора поговаривали, будто мятежную Японию разделят на герцогства, как в добрые древние времена… а кому достанутся герцогские короны? Хороший вопрос. Самым успешным, самым безжалостным…

     

     Капитан барон де Кок невероятным усилием воли подавил острое желание самолично перестрелять мятежников. Нет, он не может до этого опускаться. Они того не стоят.

     

     — Лейтенант ван Хельсинг!

     

     — Слушаю, мин херц, — командир корабельного отряда морской пехоты, недавно переведенный из Африки, щелкнул каблуками. Пора посмотреть на новичка в деле, твердо решил капитан.

     

     — Расстрелять мятежников. Трупы выбросить за борт. Исполняйте, — добавил капитан, после чего демонстративно отвернулся, заложил руки за спину и принялся любоваться закатом.

     

     — Знаете, мин херц, даже у гражданской войны есть свои достоинства.

     

     Капитан де Кок не сразу понял, кто произнес эти слова — настолько он был удивлен.

     

     — Можно спокойно пройти через ворота любого гарнизона, подняться на борт любого корабля — и никто не заподозрит в тебе врага, — спокойно продолжал Джейсон ван Хельсинг. — Никто. Тот же мундир, те же документы, ты говоришь на том же языке…

     

     — Что вы себе позволяете, лейтенант? — мгновенно охрипшим голосом заговорил де Кок.

     

     — Расслабьтесь, капитан, я же просто пошутил! — ухмыльнулся морской пехотинец. — А впрочем нет. Не пошутил. Стоять!!!

     

     Все было кончено за несколько секунд. Несколько моряков и офицеров, сохранивших преданность капитану и кайзеру Альберту, были застрелены на месте, а самого капитана де Кока крепко держали за руки два рослых морских пехотинца. С флагштока корабля был сорван штандарт с вензелями Альберта, и поднят неизвестно откуда взявшийся штандарт Юлианы.

     

     — Жаль, что мы не могли действовать раньше, — сказал первый помощник — теперь уже новый капитан линкора ван дер Смит. — я не был уверен до самого конца, что у нас получится…

     

     — Я тоже, — признался лейтенант ван Хельсинг. — Ну что ж, лучше поздно, чем никогда. Что будем с ним делать? — он кивнул в сторону свергнутого командира.

     

     — Вас за это повесят, мятежное отродье! — завопил де Кок. — Ублюдочные предатели!

     

     — Разрешите мне, — подал голос коммандер Фудзивара.

     

     — Не возражаю, — отозвался ван дер Смит. — Полагаю, вы заслужили эту честь.

     

     — Когда мы сдались, у меня отобрали меч, — замялся первый помощник утонувшей «Саарти Спекс».

     

     — Вот он, — ван Хельсинг протянул японцу фамильную катану.

     

     — Держите его покрепче, — приказал Фудзивара морским пехотинцам и потянул меч из ножен.

     

     — Нет-нет-нет! — еще громче завопил барон, вращая глазами в приступе неописуемого ужаса. — Вы не посмеете! Вы не имеете права! Я военнопленный! Вы должны соблюдать положения Парижской конвенции!!!

     

     — Вы — мятежник, поднявший оружие против нашей Священной Матери-Императрицы, — спокойно отвечал коммандер Фудзивара. — Силой Вечного Небо имя ее да будет свято. Кто не поверит — должен быть убит.

      «На данном этапе пленных никто не брал. Окруженных солдат противника тут же добивали штыками. Как-то раз, во время небольшого затишья между боями, японский офицер прошелся вдоль строя из 70 тайпинских пленников (многие из них были тяжело ранены) и отрубил им всем руки, а потом позволил истечь кровью. Тайпины были куда более практичны: они использовали тела японских солдат для строительства полевых укреплений, даже не утруждая себя проверкой — в дело шли как мертвые японцы, так и умирающие».

     

      Герцогиня Зеонская, «По ту сторону моста Марко Поло».

     

     * * * * *

     

     Небольшой транспортный самолет приземлился на полевом аэродроме ранним утром. Леди Ёшико Кавашима, она же принцесса Мэгги Хан, генерал-капитан Маньчжурской императорской армии, спустилась по трапу и старательно втянула в себя добрую порцию прохладного воздуха. Дом, милый дом. Немного постояла у трапа, наблюдая за тем, как на посадку идет еще один самолет — старомодный двухместный биплан, украшенный красными крестами. Красные кресты? У нее появилось нехорошее предчувствие.

     

     У трапа затормозил черный армейский джип[1]. Выпрыгнувший из него молодой офицер в маньчжурской униформе вытянулся по стойке «смирно».

     

     — Ваше высочество! Добро пожаловать!

     

     — Только без церемоний, Доргонь, — кивнула принцесса. Это был старый и надежный соратник. — Мне бы хотелось поскорее вернуться в штаб фронта.

     

     — Мы прямо сейчас формируем конвой, — ответил лейтенант Доргонь. — Сможем отправиться максимум через полчаса.

     

     — Хорошо, — снова кивнула Мэгги.

     

     — Вы пока можете отдохнуть в бункере, — соратник указал на другой конец поля. — Там есть все удобства, и вам никто не помешает.

     

     «Да я не устала», — собиралась было сказать принцесса, но передумала. Этот солдатик так трогательно о ней заботится, не надо его расстраивать.

     

     В бункере действительно были все удобства и целая цистерна горячей воды. «Наполнить ванну и поплескаться?» — задумалась Мэгги, но снова передумала. Это может занять больше, чем полчаса. Поэтому она решила использовать кипяток для приготовления большой кружки чая. За этим занятием ее застал откровенно непрошеный гость.

     

     — Прошу прощения, миледи — ваш адъютант сказал, что я должен обратиться к вам, — на пороге бункера появился еще один молодой офицер, но в другом мундире. Белголландец.

     

     «Хм. Я что-то пропустила, и они больше не переодеваются?»

     

     — Я вас слушаю, — милостиво кивнула Мэгги. — Похоже, вы знаете, кто я такая. С кем имею честь?

     

     — Виноват, не сразу представился, — покраснел белголландец. — Корнет Филипс. Я помощник военного атташе при белголландском посольстве в Чаньчуне. Вот мои документы.

     

     Теперь Мэгги вспомнила этого красавчика. По долгу службы она изучала личные дела почти всех белголландских дипломатов. Досье этого парня было совсем тонким и скучным. Помощник? Третий помощник четвертого секретаря, что-то в этом роде. Мальчик на побегушках, курьер.

     

     — У меня письмо, которое я должен доставить генералу Адачи, — продолжал герр Филипс.

     

     «Точно, курьер».

     

     — Вы так откровенно об этом говорите… — заметила Мэгги.

     

     — Генерал Адачи дезертировал из императорской армии, но он все еще белголландский гражданин, — не моргнув глазом отвечал корнет. — Из уважения к его прошлым заслугам я вызвался доставить ему послание от… старого друга.

     

     — Понимаю, — кивнула принцесса. — Да, вы сможете найти генерала Адачи в том месте, куда мы отправляемся. В моей машине для вас найдется место.

     

     — Премного благодарен, — курьер щелкнул каблуками. — Вы так добры…

     

     — Пустяки, — отмахнулась Мэгги. — Помогать друзьям империи — мой долг. Мы выезжаем минут через двадцать. А пока — присаживайтесь, угощайтесь. Сами видите — у нас тут прохладно. Хорошая порция чая поможет вам продержаться до места назначения! — рассмеялась принцесса и тут же сменила тему. — Это вы сюда прилетели на том самолете с красными крестами?

     

     — Так точно, — кивнул Филипс. — Маленькая военная хитрость. Спасибо за чай. Да, хитрость. На случай встречи с китайской авиацией.

     

     «Да китайцам наплевать», — мысленно ухмыльнулась принцесса. — «Они бы тебя все равно сбили, попадись ты им в прицел. Да и мы тоже, если бы ты летел с другой стороны».

     

     Заварка удалась на славу. Не прошло и трех минут, как корнет Филипс принялся клевать носом, а потом и вовсе уронил голову на стол. Мэгги удовлетворенно кивнула и принялась обыскивать белголландца. Всего лишь снотворное. Если что — он даже не поймет, что с ним случилось. Как знать, вдруг это совсем безобидное письмо? Принцесса осторожно вскрыла конверт — вдруг придется заклеивать обратно? — и внимательно прочитала небольшое послание. «Дорогой друг! Я пишу тебе, сидя на веранде нашего фамильного дома…» — ну и так далее, этот шифр был ей хорошо знаком. Нет, это не безобидное послание. Совсем нет. Мэгги перечитала письмо дважды, на всякий случай запомнила текст наизусть — и отправила его в огонь. В этот момент в бункере появился Доргонь. Мгновенно оценил обстановку и внимательно уставился на свою госпожу.

     

     — Он не должен проснуться, — тихо сказала Мэгги. — Запихнуть его обратно в самолет, на котором он прибыл. Пилота, разумеется, тоже. Самолет взорвать — и убедиться, что он хорошенько прогорел. «Что вы говорите? — внезапно запищала она. — Курьер? А, вы про тот самолет, который разбился при посадке? Какая трагедия! При нем были бумаги? Ничего не знаем. Все сгорело. Жаль, очень жаль».

     

     — Я все понял, ваше высочество, — кивнул соратник. — Все будет сделано.

     

     Пока в белголландском посольстве не поймут, что курьер никогда не вернется; пока выяснят, что он не только не вернулся, но и не добрался до адресата; пока отправят новое письмо… Часов 50-60 можно выиграть, а то и больше. Лучше, чем ничего. Этого должно хватить, твердо решила Мэгги.

     

     * * * * *

     

     Несколько часов спустя маньчжурская принцесса сидела в палатке генерала Адачи, угощалась новой порцией чая и рассматривала катана-дай — традиционную подставку для мечей, без которой никакое обиталище японского самурая не может считаться полноценным. Даже добрая сотня лет белголландской оккупации и вестернизации не изменила положение вещей. Напротив, многие из европейских захватчиков заразились японской чумой. Ходят с катанами, называют себя азиатами…

     

     — Пока вы отсутствовали, мы отбили несколько китайских атак, — сказал генерал Адачи. Старый самурай командовал легионом японских «добровольцев» и «дезертиров», которые прибыли в Маньчжурию, дабы спасти своих конфуцианских братьев от китайского вторжения. — Но они были какие-то фальшивые, неубедительные. У меня сложилось впечатление, что китайцы что-то затевают.

     

     — Даже не сомневайтесь, — откликнулась Мэгги. — У меня плохие новости. На той стороне видели Дору Шварц, комиссара Чжоу и новую бригаду заморских наемников.

     

     — Дора Шварц? — переспросил японец. — Действительно, плохие новости. Но боюсь, мои новости еще хуже…

     

     «Неужели все было напрасно?» — похолодела принцесса.

     

     — До меня дошли слухи, — продолжал генерал, — что приказ прибудет со дня на день. И тогда мне и моим солдатам придется вернуться на родину…

     

     «Ах, всего лишь слухи», — с облегчением подумала Мэгги. — «Если бы вы знали, Адачи-сан, что случилось с вашим приказом! Но лучше бы вам не знать. Вы слишком честны и прямолинейны для нашего коварного азиатского востока».

     

     -…и принять участие в братоубийственной войне, — продолжал японец. — Мне бы этого очень не хотелось.

     

     — Братоубийственной?! — едва не поперхнулась Мэгги. — Простите за прямоту, генерал, но с каких это пор японцы и белголландцы стали братьями?!

     

     — Вот уже почти сто двадцать лет, — спокойно отвечал самурай. — Мы одна семья. Император — наш отец, мы — братья и сестры. Некоторые считают себя старшими, а других называют младшими. Кто прав, а кто ошибается — покажет время.

     

     «Да, младшие братья. Обычно белые люди так животных называют. Сомнительная честь», — подумала Мэгги.

     

     — Это же и к Альберту с Юлианой относится, — заметил Адачи. — Но, как я уже сказал, мне бы не хотелось участвовать в этом споре. Я предпочитаю сражаться с внешними врагами Империи. Поэтому я предлагаю организовать новое наступление как можно раньше. Пока я не получил новые приказы от своего начальства.

     

     — Наступление без тщательной подготовки означает большие потери… — осторожно начала Мэгги.

     

     — Чем больше — тем лучше, — спокойно ответил генерал, от чего принцесса снова закашлялась. Это было слишком даже для них обоих — коварной азиатской интриганки и потерявшего всякий страх японского самурая. — В самом худшем случае мы погибнем с честью — в битве с иностранным врагом. А если нам повезет — мы наконец-то прорвем фронт и выиграем эту войну.

     

     — И все-таки, — возразила принцесса, — наступление без подготовки…

     

     — Пока вы отсутствовали, я разработал подробный план, — отозвался Адачи и развернул прямо на чайном столике разноцветную карту. — Вот, смотрите…

     

     — Да, это может сработать, — согласилась Мэгги примерно десять минут спустя.

     

     — Мы ничего не теряем, а выиграть можем все, — добавил генерал.

     

     Принцесса больше не колебалась.

     

     — Доргонь!!!

     

     Верный адъютант немедленно просунул свою голову в палатку.

     

     — Всех старших офицеров — на срочное совещание. Прямо сейчас, прямо сюда. Вы ведь не возражаете, Адачи-сан?

     

     — Почту за честь, — поклонился японец.

     

     Лейтнант Доргонь кивнул и испарился. Мэгги вернулась к чаю и снова принялась рассматривать коллекцию самурайских мечей.

     

     — Четвертый сверху — не японский меч, — внезапно заметила принцесса. — И не белголландский. Этот клинок — с материка.

     

     — У вас острый глаз, — улыбнулся генерал Адачи. — Вы совершенно правы. Это не японский клинок.

     

     — Вы не станете возражать, если я на него посмотрю поближе?

     

     — Нисколько, — покачал головой японец. — Рассматривайте в свое удовольствие. Можете даже извлечь из ножен.

     

     — Это ведь не один из тех мечей, который нужно непременно напоить кровью, а иначе его нельзя вернуть в ножны? — ухитрилась прищуриться Мэгги.

     

     — Ни в коем случае, — снова покачал головой Адачи. — Нет, это не один из тех мечей.

     

     — Будь я проклята, если это не маньчжурский клинок, — сказала она две или три минуты спустя. — И очень древний… Откуда он у вас?

     

     — Трофей, — коротко отвечал японец. — Согласно семейной легенде, один из предков отобрал его у маньчжурского полководца шесть с половиной веков тому назад. Это случилось во время вторжения орды Кубла-хана на Японские острова. Вы должно быть помните, тогда маньчжуры служили монгольскому императору…

     

     — Да, конечно, — кивнула принцесса. «А теперь вы служите мне. Даже не европейскому господину — мне!»

     

     — Я вижу здесь некий знак свыше, — неожиданно сказал Адачи. — Быть может, этому клинку было суждено вернуться на родину. Именно сейчас, именно сегодня. Я не знаю, будет ли мне суждено уцелеть в грядущей битве, поэтому я хочу, чтобы этот меч принадлежал вам. — И он добавил длинную загадочную фразу на древнеяпонском — принцесса не поняла ни слова, в чем тут же и призналась:

     

     — Простите, не понимаю, — захлопала она ресницами.

     

     — Самурай без меча подобен самураю с мечом, но только без меча, — отвечал генерал Адачи. — Теперь у вас будет меч.

     

     

     

     _________

     

     [1] — в оригинале — «scout car», но автор понятия не имеет, как это перевести на литературный русский язык.

     

     

      «Он уже знал ответ.

      — Это независимое государство всех населяющих Галлию народов. Я провозгласил его. Я его император.

      Эверард притворился ошеломленным.

      — Прошу прощения, сир! Я не слышал об этом, поскольку прибыл сюда совсем недавно.

      Классик язвительно ухмыльнулся. И в этой ухмылке было не только тщеславие.

      — Империя как таковая создана только-только. Пройдет еще немало времени, прежде чем я смогу править не из седла, а с трона».

     

      Пол Андерсон, «Звезда над морем».

     

      «Единственное, что требуется, — перейти на сторону Облака. Почему бы и нет? Разве он присягал на верность Империи?..

      Диктатор продолжал свои речи, но Гордон не слушал. Коварный внутренний голос нашептывал в его уши, говорил, кричал…»

     

     

      Эдмонд Гамильтон, «Звездные короли».

     

     * * * * *

     

     Над Сайгоном бушевал банальный тропический ливень. Фамке ван дер Бумен увидела в этом недобрый знак, потому как была убежденным врагом всякой банальности. «Прольется не только вода», — думала она, шлепая по лужам, украшавшим военный аэродром на окраине индокитайской столицы. Фамке могла себе это позволить — она знала, куда направляется, поэтому облачилась в настоящие кавалерийские сапоги с серебряными шпорами.

     

      «Прольется не только вода».

     

     Как в воду глядела.

     

     За рулем старомодного черного лимузина сидел абориген в имперском мундире. Других пассажиров не было. В индокитайской столице царили здоровые провинциальные нравы — водитель даже не потрудился выскочить наружу и распахнуть дверь перед белой госпожой — нет, Фамке пришлось самостоятельно устраиваться в салоне автомобиля. Едва она захлопнула дверь, как лимузин тут же рванул с места.

     

     Дороги в Сайгоне были хорошие. Просвещенное белголландское правление определенно пошло на пользу этой бывшей черной дыре старой французской империи. Архитектура ничего особенного из себя не представляла — традиционное для азиатских колоний барокко космополитано, смешение восточных и европейских стилей. Генерал-губернаторский дворец, в свою очередь, был построен еще французами и потому был ужасен. «Бордель какой-то», — мысленно содрогнулась Фамке. — «После войны непременно перестроим». Кажется, у двухэтажной резиденции губернатора было какое-то дурацкое местное прозвище, «Дворец на голове дракона» или что-то в этом роде. «Не только перестроим, но и переименуем».

     

     Охрана дворца была куда более воспитана — один из гвардейцев не только распахнул дверцу, но и развернул зонтик. Очень кстати, потому что ливень заметно усилился. «Прольется не только вода».

     

     — Император ждет вас, — сказал другой гвардеец, рангом повыше, почти без акцента. — Прошу следовать за мной.

     

     «Какой еще император?!» — не сразу поняла Фамке, а когда поняла — тяжело вздохнула. Этого не следовало ожидать, но удивляться тут было решительно нечему.

     

     Несколько минут спустя почетная гостья оказалась в просторном кабинете, наедине с человеком, который поднялся ей навстречу из-за гигантского письменного стола:

     

     — Дорогая племянница! Сколько лет, сколько зим! Добро пожаловать в Сайгон!

     

     — Здравствуйте, дядя, — пробурчала в ответ юфрау ван дер Бумен. — Рада вас видеть и все такое.

     

     Собеседник ласково улыбнулся. Был он высок и суров, слегка за пятьдесят — но выглядел на тридцать пять, не больше. Здоровый образ жизни, не иначе. Два сабельных шрама через все лицо, полученные в противоположных концах империи — в Японии и Ачехе соответственно, рыжеволосый и голубоглазый (разумеется), эталонный белголландец, один из властелинов мира де-юре, а теперь еще и Сайгона де-факто.

     

     — Ты случайно не промокла? — генерал Джерард Преториус был само участие. — Присаживайся. Чай, кофе?

     

     — Водку, — сказала Фамке. — Можно безо льда.

     

     — Не держу, — слегка нахмурился генерал-губернатор, бывший убежденным трезвенником — как по религиозным, так и по медицинским соображениям.

     

     — Хорошо, пусть будет чай, — вздохнула Фамке. — Это цейлонский или индийский?

     

     — И я рад тебя видеть, — невпопад ответил Преториус. — Какими судьбами?

     

     Фамке откашлялась и затянула самым официальным тоном, на который была способна:

     

     — Его императорское величество кайзер Альберт из дома Оранж-Нассау приветствует своего верноподданного генерала Преториуса, губернатора и протектора наших индокитайских провинций, а также…

     

     — Короче, — дядя Джерард был не только типичным белголландцем, но и таким же типичным солдафоном. Пусть и не всегда.

     

     — Альберт хочет, чтобы ты ему присягнул и поддержал в войне против Юлианы, — послушно отбарабанила Фамке.

     

     — Забавно, — усмехнулся генерал, — некоторое время назад здесь побывал посланник Юлианы — и он хотел того же самого.

     

     — Чтобы ты присягнул Альберту? — уточнила гостья.

     

     — Знаешь, что я ему ответил? — Преториус даже не обратил внимание на ее плоскую шутку.

     

     — Попробую догадаться, — пробормотала Фамке. — Ты ему отказал?

     

     — Ты всегда была самой умной в семье, — грубо польстил ей дядя. — Но в этот раз ты превзошла саму себя!

     

     — Один из твоих парней, у входа во дворец, назвал тебя императором, — небрежно уточнила Фамке. — Я правильно его поняла? Ни Альберт, ни Юлиана тебя не устраивают, и ты решил сам побороться за трон?

     

     — И да, и нет, — отозвался Преториус. — «Да» — побороться за трон. «Нет» — не за Новый Кейптаун. Меня вполне устраивает Сайгон. Извиню, что повторяюсь, но добро пожаловать — в свободную Индокитайскую Империю!

     

     — А, вот оно что… — слегка удивилась Фамке. — Это… Это в некотором роде оригинальная идея.

     

     — Между прочим, ровно то же самое я посоветовал Юлиане, — продолжал дядюшка.

     

     — Стать императрицей Индокитая? — поспешила уточнить Фамке.

     

     — Стать императрицей Японии, — невозмутимо пояснил Преториус. — Так будет лучше для всех.

     

     — Окончательно развалить империю — лучше для всех?! — искренне изумилась племянница. — На кого ты работаешь, дядя?! Кто тебе платит? Русские? Англичане? Китайцы?!

     

     — Ну что за глупости, — столь же искренне огорчился собеседник. — Ничего банальнее ты сказать не могла? Неужели всякий поворот событий, который ты не готова понять или принять, следует немедленно выдавать за происки внешних врагов?

     

     — Хорошо, — не стала спорить Фамке. — Пусть не внешних. Внутренних. Зачем ты это делаешь?

     

     — Пытаюсь опередить события и приручить неизбежный шторм, пока он еще маленький, — только и сказал генерал Преториус.

     

     — Эээ… — только и смогла выдавить из себя юфрау ван дер Бумен. — Какой еще к дьяволу шторм?!

     

     — Ничто не вечно под луной, — невозмутимо продолжал генерал, — и наша империя в том числе. Ее распад был неизбежен. Не мы первые, не мы последние. Я мог привести десятки примеров — ну да ты сама их знаешь, мы читали одни и те же книги. Хватит и одного. Мы — Рим, который вступил в эпоху солдатских императоров; не только вступил, но и глубоко погрузился. Вот Италия, вот Галлия, а вот и Пальмира…

     

     — А ты — царица Зенобия! — натужно расхохоталась Фамке. — Помнишь, как она кончила?!

     

     — Я не Зенобия, а твой Альберт — не Аврелиан, — спокойно ответил Преториус. — Что же касается Аврелиана, то он всего лишь оттянул неизбежный конец Рима и продлил агонию, что привело к напрасным и бессмысленным жертвам. Нет, мудрый человек сам бы возглавил процесс распада. Империя стала слишком огромной, неповоротливой и дряхлой, чтобы эффективно бороться с врагами внешними и внутренними. Наследники Аврелиана в конце концов это поняли. Так появился Константинополь, Рим был брошен на произвол судьбы, а новая империя — Византия — простояла еще тысячу лет.

     

     — И ты… — начала было племянница.

     

     — Я хочу построить свой Константинополь! — воскликнул Преториус. — Здесь, в Индокитае. И пусть он простоит тысячу лет — в то время как на развалинах Нового Кейптауна варвары будут пасти коз и овец.

     

     — Ты это несерьезно, — неуверенно пробормотала Фамке. — Аборигены. Зачем им белый император? Они захотят своего…

     

     — Какого своего? — усмехнулся генерал. — Вьеты презирают кхмеров, кхмеры ненавидят вьетов, лаосцы едва терпят и тех и других, местные китайцы презирают всех сразу, а боятся — еще больше, как и французские колонисты. Они никогда не договорятся, поэтому белголландская династия может спокойно сидеть на троне до скончания веков — или хотя бы тысячу лет (ничто не вечно, помнишь?) Разделяй и властвуй, как говорили римляне.

     

     — Это не римляне, это британцы придумали, — заметила Фамке.

     

     — Тем лучше, — пожал плечами Преториус, — англосаксы кое-что в этом понимают. В имперском строительстве и так далее. В свое время они поступили мудро, когда отпустили Америку — она стала английской Византией. А потом Ирландию и так далее. Нам следует взять с них пример. Япония отдельно, острова отдельно, Индокитай отдельно. И поверь мне, свободный Индокитай будет процветать! У нас есть все, необходимое для процветания. Удобные естественные границы, полезные ископаемые, трудолюбивые подданные. Вьетнамцы будут служить в армии, кхмеры — в тайной полиции, китайцы — торговать; и те, и другие, и третьи — работать на рисовых полях. Тайцы и бирманцы готовы поддержать нас — они предпочитают вести дела с Сайгоном, а не с далекой Новой Голландией. Ты знаешь, что добрая треть бывшего имперского флота базируется на индокитайские порты? Более чем достаточно. Да, кстати, можешь меня поздравить. Я собираюсь жениться.

     

     — Опять? — пробормотала ошеломленная (и вовсе не фактом дядиной женитьбы) Фамке. — Кто счастливая невеста?

     

     — Невесты, — уточнил генерал Преториус. — Одна вьетнамская принцесса, одна камбоджийская, плюс одна богатая китайская наследница…

     

     — Оригинально, — не могла не признать племянница. — Так вот как ты собираешься привязать аборигенов к своей императорской особе. Оригинально. Браво. Аплодирую стоя, — добавила Фамке, даже не пытаясь встать. — Отличный план.

     

     — Я знаю, — самодовольно усмехнулся дядюшка. — Разумеется, ты приглашена. Свадьба назначена на конец недели.

     

     — Не знаю, смогу ли я задержаться… — неуверенно развела руками Фамке.

     

     — А почему бы и нет? — в свою очередь развел руками Преториус. — Ты не обязана возвращаться к Альберту. Нет, не обязана. Ты можешь остаться здесь. Да, именно так. Наша молодая империя уже стоит на прочном фундаменте, но мы начинаем с чистого листа. Я могу дать тебе целый авианосец. Или всю морскую авиацию. Как тебе понравятся адмиральские погоны? А может тебе надоела военная форма? Хочешь — станешь министром иностранных дел? Нет, я не шучу. Переговоры ты вести умеешь, языки знаешь — почему бы и нет? Не готова? Можно начать с чего-нибудь попроще — поедешь послом в Лондон, Париж, Афины, да куда угодно!!!

     

     Фамке ответила не сразу.

     

     

      «Началось с коровы, перерезанной пополам. Кончилось тем, что в полках говорили, как ходя головы отрезает на 2 тысячи шагов. Головы не головы, но действительно было исключительно 100% попадания. Рождалась мысль о непрочности и условности 100! Может быть, 105? В агатовых косых глазах от рождения сидела чудесная прицельная панорама, иначе ничем нельзя было бы объяснить такую стрельбу».

     

      М.Булгаков, «Китайская история».

     

     * * * * *

     

     Прошли те времена, когда китайцы смотрели на белых людей снизу вверх, с легкой печалью констатировал Джек Спринг некоторое время спустя. Слава Будде, они пока еще готовы смотреть на нас, как на равных. За те несколько месяцев, что Джек провел на северном фронте, он ухитрился дослужиться до командира роты. Что ж, было бы глупо надеяться, что китайцы с порога подарят ему генеральскую шапку и командование над какой-нибудь Постоянно Победоносной Армией, как во времена фельдмаршала Гордона — потому что прошли те времена.

     

     Поэтому Джек немного удивился, когда на фронте появилась дама откровенно европейской внешности в генеральском мундире, сопровождаемая целой толпой китайских офицеров, которые как раз смотрели на нее снизу вверх. Высокая стройная блондинка, лет сорока пяти, коротко стриженная и немного печальная.

     

     — Кто такая, почему не знаю? — спросил Спринг, обращаясь к капитану медицинской службы Патриции Бладфильд. В настоящий момент они стояли у госпитальной палатки и делали вид, что курят.

     

     Патриция проследила за его взглядом и выпустила изящное колечко дыма.

     

     — Это же Берта Шварц, — поведала альбионка. — Мать Доры. Мы были как-то раз представлены в Бандунге.

     

     — В самом деле? — удивился Джек. С капитаном Дорой Шварц, которая ошивалась при штабе бригады (то ли в разведке, то ли в контрразведке), Спринг был, разумеется, знаком. Пусть и на уровне «добрый день — добрый вечер». — Я был уверен, что ее мать — китаянка.

     

     — Наоборот, — уточнила Патриция. — Ее папа — китаец. А мать — генерал Берта Шварц, она же Мать Драконов.

     

     — Типичное китайское прозвище, — пробормотал Джек, — много пафоса, мало смысла. За какие заслуги она его получила?

     

     — Понятия не имею, — пожала плечами Патриция, выпустила еще одно колечко и поежилась. — Холодает.

     

     — Смотрите, кто жалуется, — ухмыльнулся Спринг.

     

     — Зима близко, — пробормотала мисс Бладфильд. — Мы, альбионцы, особенно остро это чувствуем.

     

     — Так почему она все-таки получила это прозвище? — задумчиво сказал Джек. — К генеральскому мундиру это тоже относится.

     

     — До меня доходили слухи, — в свою очередь усмехнулась Патриция. — Только они совсем неприличные.

     

     — Ну, мне не привыкать… — демонстративно покраснел американец.

     

     — Это как-то связано с ее мужем, а муж ее — генерал Сунь Лижэнь… — начала Патриция.

     

     — Сам «китайский Роммель»? — не поверил Джек.

     

     — Ну да, он самый, — кивнула мисс Бладфильд. — Одна большая и счастливая семья. Так она получила мундир — а прозвище якобы заработала от товарищей супруга, пока муж пропадал на очередном фронте.

     

     — Можешь не продолжать, — еще больше покраснел Спринг. — Китайцы. Вечно все к драконам сведут, даже… — он запнулся. Патриция поняла его затруднения и только хихикнула. В ее родном Новом Альбионе царили куда более свободные нравы, чем в той радикальной евангелистской общине, из которой происходил Джек. Поэтому в самые кратчайшие сроки Патриция наградила Спринга прозвищем «Мормон». «Да не мормон я, дурочка…» — вяло отругивался Джек. «Мормоны, квакеры, да все вы на одно лицо», — смеялась Патриция.

     

     — Совещание в семь часов, — комиссар Веллингтон Чжоу как всегда подошел незаметно. — Все офицеры бригады от капитана и выше. Не опаздывайте, леди и джентльмены.

     

     — Внимание и повиновение, товарищ комиссар! — одновременно рявкнули Джек и Патриция. Чжоу удовлетворенно кивнул — они питал слабость к пафосным демонстрациям командной цепочки — и последовал дальше.

     

     — Значит, все-таки наступление, — прошептала Патриция, когда комиссар удалился на приличное расстояние. Джек согласно кивнул. Слухи о наступлении ходили не первый день. Упорные слухи, один упорнее другого.

     

     Плохи дела.

     

     Солдат, не спрашивай.

     

     Приказы выполнить и сдохнуть.

     

     * * * * *

     

     Разговор происходил в той же самой палатке, но теперь их было трое — Мэгги, генерал Адачи и принц Пуцзе из маньчжурского генерального штаба.

     

     — Здесь все свои, поэтому я даже не попытаюсь скрыть свое невежество, — говорил принц. — Вы же знаете, я не готовился к военной карьере. Только мой долг перед страной и династией… Гм. Хм. Ладно, неважно. Прошу вас, Адачи-сан, Очень краткое содержание.

     

     — Как пожелаете, ваше высочество, — поклонился японец. — Наш план крайне прост. Мы дождемся завершения очередного китайского артобстрела, и тогда наши орудия откроют ответный огонь, а пехотинцы пойдут в атаку. Одновременно.

     

     — В смысле, пехота пойдет вперед, а в это время у нее над головой будут пролетать наши же снаряды? — недоверчиво уточнил Пуцзе.

     

     — Так точно, ваше высочество, — кивнул генерал. — Больше того, некоторые снаряды будут падать нам на головы. Скорей всего.

     

     — То есть риск и потери… — начал было принц.

     

     — Гораздо ниже, чем в том случае, если наши пушки будут молчать, — хладнокровно пояснил Адачи. — Китайцы станут прятаться от наших снарядов в укрытиях, и не успеют ничего понять, как мы уже окажемся в их окопах.

     

     — Я преклоняюсь перед вашим мужеством, Адачи-сан, — поклонился Пуцзе.

     

     — Я всего лишь исполняю свой долг, — самурай поклонился в ответ.

     

     Мэгги мысленно закатила глаза. «Надо что-то делать с этим нашим азиатским пафосом, — подумала она. — Вот только выиграем войну…»

     

     «Обязательно выиграем», — думала она на следующее утро. — «У нас лучшие бойцы по эту сторону экватора».

     

     Разумеется, она имела в виду японцев. Принцесса Восточная Жемчужина была горячей патриоткой Маньчжурии, но сей факт нисколько не отражался на ее объективности. Японцы все-таки были лучше. Самую малость, но все-таки лучше. Возможно, мы только выиграем от раскола Белголландской Империи. Если у нас получится крепко привязать Японию к азиатскому материку и заставить сражаться на нашей стороне… Потом. Рано об этом думать. Программа-минимум — дожить до обеда, а еще лучше — до вечера.

     

     Мэгги собиралась принять участие в атаке. Причины такого ответственного решения были как-то связаны с трижды проклятым азиатским пафосом и другими высокими материями, что-то вроде долг, честь, удар грязи в лицо, ну и так далее. К счастью, от принцессы никто не требовал идти на китайские позиции впереди всех, верхом на белом коне и в золотом мундире. Сойдет и вторая волна. Пешком. В полевой униформе. А генеральские погоны надежно укроются под бронежилетом — и не только погоны, но и хоть какая-то часть ее вне всякого сомнения прекрасного тела. Тело будут сопровождать телохранители — два десятка императорских гвардейцев. Мэгги вздохнула и примерно в десятый раз проверила револьвер, в пятнадцатый раз — винтовку. И штык. Не забыть присоединить штык. Нет, не во имя пафоса — хотя именно об этом подумают японцы. Если уж прикидываться рядовым солдатом, так до самого конца.

     

     «До самого конца…» Как-то двусмысленно прозвучало. Мэгги снова вздохнула, поудобнее устроилась на дне окопа и приготовилась терпеливо ждать.

     

     Ждать пришлось недолго — первый китайский снаряд прилетел через несколько минут. А потом еще один, и еще, и еще, и тогда Мэгги поняла, что здесь что-то не так.

     

     С той стороны вели огонь не старые добрые китайские гаубицы и мортиры, а что-то новое.

     

     Потому как количество вражеских снарядов и скорость их полета не поддавались никакому подсчету.

     

     «Раз!!! -----ведка… НЕ!.. о-----шибалась!!!» — прыгали мысли в голове Мэгги, в то время как она сама пыталась зарыться поглубже, желательно как можно ближе к центру Земли. — «Это-------ОНО!!!!! 111111 — ракет-------НОЕ! -----ооооооооооооРУ!!!!! -жие!!! 111»

     

     Вот почему на той стороне перед наступлением видели Дору Шварц, а потом и ее мать Берту, талантливого немецкого инженера, известную под прозвищем Мать Драконов.

     

     Драконы выли, ревели, плевались огнем, несли смерть, ужас и разрушение — необязательно в таком порядке — и много-много старого доброго азиатского пафоса.

     

     «Черт побери, я должна это видеть», — подумала Мэгги несколько минут спустя, когда мысли более-менее пришли в порядок. Мысль казалась безумной только на первый взгляд, ибо совсем безумной являлась мысль последовавшая — «Жизнь дается лишь дважды. Когда смерти смотришь в глаза». Это был даже не азиатский, а какой-то совсем евразийский пафос. Или — скорей всего — последствия контузии средней тяжести. Так или иначе, Мэгги Хан решительно отпихнула в сторону лежавший на ней труп гвардейца, привстала, отряхнулась и осторожно приподняла глаза над линией бруствера.

     

     Первое, на что она обратила внимание, были не огненные болиды ракетных снарядов, разрезавшие серое предрассветное небо, а сотни-тысячи-тысячи!!! человек в грязной темно-зеленой униформе, торопливо пересекавшие ничейную землю между китайскими и маньчжуро-японскими позициями.

     

     Демона неба и духи пучин.

     

     — Китайцы, — удивленно пробормотала Мэгги. — Но ведь это же нечестно! Ведь это же был наш план!!!

     

     Не обращая внимания на продолжавших падать с неба драконов Берты Шварц, Мэгги побежала вдоль траншеи, от всей души пиная лежащих на дне союзных солдат — как живых, так и мертвых.

     

     — Вставайте! Вставайте, трусливые ублюдки!!! Китайцы! Китайцы идут!!!

     

     Разумеется, через Поле Мертвых (это название как-то было связано с азиатским пафосом) шли не только китайцы, но всевозможные иностранные добровольцы, пусть и бывшие в явном меньшинстве. Одним из них, конечно, был капитан Джек Спринг.

     

     Ночь после совещания в штабе бригады и перед наступлением Джек провел перед зеркалом, пытаясь нанести на лицо боевую раскраску. Именно так. Почти все солдаты под его командованием были кантонские христиане, готовые без малейших сомнений и колебаний умереть за Императрицу-Девственницу, земное воплощение Девы Марии или вроде того. Еретики, что с них возьмешь, но Спринг давно и прочно проникся к ним самым глубоким и искренним уважением. Еретики, но они верили. Верили, а Джек Спринг, урожденный мормоно-квакер, в настоящее время верил во все, что угодно, но только не в того парня, который девятнадцать веков тому назад умер за его грехи. На то были особые причины, но в настоящий момент Джек решил отложить их в сторону и не ударить в грязь лицом перед своими солдатами. Почти в буквальном смысле. Красная краска отыскалась в обозе, прекрасного качества, «сделано в Германии» (немцы и химия — брак, заключенный на небесах!), осталось нарисовать на лице аккуратный крест, проходящий через переносицу по вертикали и горизонтали одновременно. Еретики, погрязшие в гордыне, которая есть смертный грех. Ведь достаточно маленького нательного крестика, зачем так демонстративно выставлять свою веру напоказ? Ответ, впрочем, был Джеку Спрингу прекрасно известен. Азиатский пафос…

     

     * * * * *

     

     …Бежать в бронежилете было тяжело. Мэгги остановилась, чтобы перевести дыхание, а заодно совместить приятно с полезным. Именно поэтому она притормозила у очередной пулеметной ячейки. Сам пулемет скрывался на дне окопа — все как положено, дабы ценное оружие не пострадало во время вражеского артобстрела. Мэгги вцепилась в станок и принялась яростно вращать рукоятки подъемного механизма. Полминуты спустя ствол тридцать пятого калибра уже торчал над бруствером. Принцесса передернула затвор и ударила ладошкой по гашетке. Пулемет выплюнул короткую — очень короткую очередь, после чего Мэгги только чудом увернулась от летящей ей в лицо возвратной пружины. Очевидно, пулемет все-таки пострадал — один из китайских осколков нарушил целостность корпуса или что-то в этом роде. Было так обидно, что Мэгги едва не заплакала. То есть все-таки заплакала. Размазывая слезы по лицу, осмотрелась по сторонам и подобрала со дна окопа винтовку, владелец которой лежал тут же рядом — кажется, без головы. Винтовка оказалась с оптическим прицелом. Принцесса вцепилась в приклад и принялась искать цель. Тупые тайпинские ублюдки, зачем они рисуют мишени у себя на лице? Получай! БРАНГ! Ахахаха, он сдох! Мэгги передернула затвор и прицелилась в следующего китайца. БРАНГ! Еще один готов, а их там тысячи, и через каких-нибудь двести-триста метров (???!!!) они будут здесь!!!

     

     Очередной противник, попавший в оптический прицел, не был похож на китайца. И на японца не был похож. Вообще не азиат. Европейский наемник, наверно. Не ходи в Китай, здесь живет белая смерть!!!

     

     Мэгги Хан спустила курок, но Джеку Спрингу повезло — принцесса просто-напросто промахнулась. Бывает. Ну что тут скажешь — не повезло!

     

     В четвертый раз Мэгги выстрелить не успела, потому что ей не повезло еще больше — где-то совсем рядом с неба упал очередной «дракон» генерала Шварц, и принцесса на всякий случай потеряла сознание.

     

     Джек Спринг тем временем добежал до переднего окопа. Еще несколько минут назад ему могла помешать колючая проволока, но, как легко можно догадаться, на этом участке она отсутствовала, потому что испарилась — прямое попадание «дракона».

     

     Дальнейшие события были не то что бы скучны, но предсказуемы. Сначала Джек застрелил одного японца, потом второго, третьего зарезал штыком, а четвертого забил прикладом. Затем подобрал трофейный японский пистолет и застрелил еще двух или трех самураев, может быть даже четверых, но никак не больше семи, потому что пистолет был шестизарядный. Именно так.

     

     Когда стрельба окончательно прекратилась, Джек Спринг сидел в захваченном бункере и задумчиво листал трофейные документы. Иероглифы, иероглифы, иероглифы… ерунда какая-то, ничего не понимаю… О! наконец-то! латинский шрифт! Спасибо белголландским колониальным лингвистам! То есть не спасибо, потому что это японский текст, то есть все равно ничего не разобрать. Ладно, где следует — разберутся. Поэтому Джек принялся сгребать все бумаги подряд в трофейную офицерскую сумку. К этому времени его слух почти восстановился (атака под аккомпанемент ракетной бомбардировки не прошла для него даром), поэтому Спринг почти сразу обратил внимание на таинственные щелчки в дальнем углу бункера. Джек насторожился и столь же осторожно зашагал по направлению к источнику загадочных звуков.

     

     Дальний угол — совсем не значит темный угол. Наоборот. Там было гораздо светлее. Солнце стремилось в зенит, и его лучи легко проникали через огромную дыру в потолке. Прямое попадание «дракона», а как же иначе. Что интересно, снаряд не разорвался, а просто воткнулся в земляной пол. Даже не ушел особенно глубоко — большая часть ракеты во всей своей красе торчала над поверхностью земли. Что совсем интересно, рядом с «драконом» стояла Патриция Бладфильд и торопливо щелкала затвором карманной «лейки». (Немцы и фотоаппараты — брак, заключенный на небесах!) Разумеется, Патриция очень торопилась, но все-таки услышала шаги Джека Спринга, и потому поспешила обернуться. За сим последовала немая, но весьма напряженная сцена. Скорей всего, все ее (сцены) участники изо всех сил пытались понять, что будет дальше.

     

     Первым заговорил Джек. Не сразу, но у него была уважительная причина — горло пересохло, а фляжку он потерял еще где-то на первой линии японских окопов.

     

     — На кого ты работаешь?

     

     — А ты? — машинально спросила Патриция.

     

     — С чего ты решила, что я на кого-то работаю? — удивился Спринг. — Это ты здесь играешься с фотокамерой, а я просто случайно мимо проходил.

     

     — Тебя выдало слово «работа», — нахмурилась Патриция. — Если бы ты случайно проходил мимо, то задал бы совсем другой вопрос.

     

     — Разведчики прокалываются на мелочах, — неохотно согласился Джек. «Черт побери, кого я цитирую?!» — Но ты не ответила на мой вопрос. Это невежливо.

     

     «Я могу застрелить его прямо сейчас, а потом скажу, что его убил вон тот дохлый японец, который валяется под столом», — подумала Патриция.

     

     «Я тоже так могу», — подумал Джек Спринг.

     

     — Ты когда-нибудь бывал в Южной Америки? — на всякий случай спросила Патриция. «Пристрелить его я всегда успею».

     

     — Не самый идиотский пароль, — заметил Джек. — Он даже почти смахивает на естественный вопрос, который девушка как бы между прочим может задать парню. Да, бывал, неоднократно. В Бразилии, Чили, Гондурасе…

     

     Это был правильный ответ. То есть отзыв.

     

     — Гондурас не в Южной Америке, — машинально заметила альбионская шпионка.

     

     — Пусть он тебя не беспокоит, — отмахнулся Джек Спринг, американский шпион. — Не забудь потом поделиться снимками, союзница.

     

     — Мы можем сделать кое-что получше, — внезапно сообразила Патриция. — Гораздо лучше! Слушай внимательно…

     

     — Отличный план, — охотно согласился Джек Спринг несколько минут спустя. — Вперед!

     

     Еще через несколько минут они вернулись в бункер. Патриция тащила за собой складные носилки. Ракету — металлический цилиндр около метра в длину и диаметром в тринадцать сантиметров — осторожно уложили на носилки и бережно укрыли одеялом. Бросили критический взгляд на «пациента» и остались недовольны.

     

     — Не годится, — Джек снова заговорил первым. — Давай что-нибудь добавим. Или кого-нибудь.

     

     Идеальный раненый нашелся совсем рядом, больше того — в самом бункере. В другом углу, разумеется. Девушка в китайской униформе — она была вся в крови и без сознания, но судя по пульсу и сердцебиению — жива. Ее положили прямо на ракету и снова накрыли одеялом.

     

     — Вот теперь в самый раз, — удовлетворенно кивнула Патриция. — Вперед, марш!

     

     На самом деле Мэгги Хан была в полном сознании, она просто притворялась. В бункере она оказалась не случайно — где еще прятаться от обстрела? Форму добыть было нетрудно — она зарезала первых двух китайцев, которые сунулись в бункер, и раздела того, который больше подходил по размеру. Живописно размазала по лицу кровь — и свою, и чужую — устроилась поудобнее и принялась терпеливо ждать. И дождалась, благо ее ранение было совсем несерьезное. Наоборот. Царапина.

     

     Конечно, лежать на трофейной ракете было неудобно, но уж лучше так, чем под землей, или без головы, или в родной маньчжурской униформе.

     

     Потому что китайцы не брали пленных.

     

     «Черт побери, а этим бледнолицым дебилам не пришло в голову, что даже неисправная ракета может в конце концов внезапно взорваться?!»

     

     На самом деле пришло, но сладкая парочка заморских шпионов считала, что риск оправдан, а богатая добыча того стоит. Ничего не поделаешь — война!

     

     Мэгги все еще притворялась потерявшей сознание, когда ее грузили в санитарный бронетранспортер. Она не смела открыть глаза, когда Джек и Мэгги перекладывали ее на кровать в ближайшем полевом госпитале. Разумеется, она просто умирала от любопытства — «куда эти шпионы потащат трофейную ракету?» — но в конце концов решила, что лучше умереть от любопытства, чем на самом деле умереть. На каком-то этапе она даже перестала притворяться, и просто-напросто заснула. От усталости, наверно. В конце концов, это был очень длинный день.

     

     Проснулась утром — перевязанная, чистая, в чистой пижаме, под теплым одеялом. В госпитальной палатке было шумно, в проходе между кроватями толпились люди с золотыми погонами, шевронами или как минимум золотыми пуговицами. Трещали фотоаппаратные вспышки.

     

     Едва Мэгги Хан открыла глаза, как на нее тут же обратили внимание:

     

     — Как ваше имя, отважная девушка? — спросил один из гостей, почему-то по-русски. Стоявший рядом тайпинский офицер тут же перевел его слова на мандарин.

     

     — Рядовая Ли Фан! — рявкнула принцесса. С таким же успехом она могла сказать «Мэри Смит» или «Маша Иванова». Никто ничего не заподозрит.

     

     — Поздравляю с высокой наградой, товарищ Ли Фан! — отозвался высокий гость и немедленно облапал ее левую грудь. Мэгги решила отомстить ему как-нибудь потом, а до тех пор покосилась налево и обнаружила на своей пижаме Боевое Красное Знамя. «Круто, такого ордена у меня еще не было! Весь имперский генеральный штаб лопнет от зависти!»

     

     — Служу великому Китаю!!! — послушно отвечала принцесса под гром аплодисментов.

     

     — Это была победа, великая победа! — важный гость, очевидно, продолжал речь, прерванную торжественным награждением. — Маньчжурские империалисты и их японские пособники получили хороший урок! Недалек тот час, когда братство свободных народов Евразии бла-бла-бла-бла-бла!!!

     

      «…Конфуций, Будда и Золотой Император, помогите мне достойно принять и пережить эти мучения!!!»

     

     

     После некоторых колебаний Фамке приняла ответственное решение и отказалась от поста министра иностранных дел. Ее вполне устроило звание контр-адмирала и должность главкома Индокитайской Морской Авиации.

     

     Уже в первые дни пребывания на посту она неизбежно столкнулась с целым рядом трудностей — а иначе и быть не могло, так всегда и бывает. Традиция, освященная веками.

     

     Самолетный парк молодой империи пребывал в самом печальном состоянии. Похоже, на материке был добросовестно собран весь белголландский летающий металлолом. Самые лучшие машины остались на островах — от ост-индских до японских, где они должны были противостоять той или иной внешней угрозе. Больше того, решительно было непонятно, где начинается морская авиация и заканчивается обычная, «сухопутная» — а у летающих сухопутных крыс был совсем другой начальник.

     

     — Генерал Франсуа Приветт, — представил его дядюшка Преториус. — Вы отлично поладите.

     

     «Бельгиец», — предположила Фамке — и жестоко ошиблась. Кто может быть хуже бельгийца? — только француз. Генерал Приветт был родом из уважаемой семьи французских колонистов — тех самых, что боялись и презирали всех прочих обитателей Индокитая, а своих белголландских завоевателей по-прежнему недолюбливали, поэтому охотно примкнули к мятежу Преториуса. Где-то здесь скрывалась глубокая внутренняя логика, но Фамке решила оставить ее поиски на потом. На повестке дня стояли куда более срочные, важные и насущные проблемы.

     

     Едва они остались вдвоем в генеральском кабинете на втором этаже министерства обороны, как Франсуа Приветт тут же проявил свою подлую сущность и заговорил с Фамке по-французски. Не просто заговорил, а произнес средних размеров речь о грядущем плодотворном сотрудничестве — и только несколько минут спустя небрежно поинтересовался, понимает ли его собеседница.

     

     — Корсикан, — немедленно ответила юфрау ван дер Бумен.

     

     — Прошу прощения? — презренный лягушатник приподнял бровь.

     

     — Of course I can, — раздельно и по слогам, не моргнув глазом сказала Фамке. — Простите, я задумалась, а в последнее время мне так часто приходилось пользоваться английским…

     

     Приветт благодушно кивнул и продолжил нести какую-то чепуху про светлое будущее Великого Индокитая в целом и его военно-воздушных сил в частности.

     

     «Корсиканец», — повторила Фамке, но уже про себя.

     

     Природа обидела генерала Приветта ростом — на какой-то сантиметр выше коротышки Фамке. Возможно, именно поэтому он выбрал карьеру летчика. Молодец, все правильно сделал. Но кое-что он сделал неправильно.

     

     — Простите, что перебиваю, — снова заговорила Фамке, — но этот ваш мундир…

     

     «Манжеты, эполеты, отвороты — чистый Наполеон, только треуголки не хватает».

     

     — Мы теперь независимое государство, и потому должны носить собственную оригинальную униформу, — охотно пояснил месье Приветт. — Я дам вам адрес моего портного, он берет совсем недорого…

     

     «А еще усы и бородка. Стопроцентный Наполеон, только третий. Или четвертый?»

     

     — Большое спасибо, — кивнула Фамке, — но в ближайшие дни я все равно собираюсь носить грязный промасленный рабочий комбинезон.

     

     — Не смею вас задерживать, — нахмурился галльский петух. — Можете начать прямо отсюда и постепенно двигаться на север. Или на запад, в сторону Камбоджи. Полагаю, у вас есть приказ, подписанный императором, и прочие все необходимые полномочия.

     

     — Разумеется.

     

     — Желаю удачи, — сухо добавил Приветт, и Фамке поспешила откланяться.

     

     В последовавшие дни юфрау ван дер Бумен только и делала, что перелетала с аэродрома на аэродром — от сиамской до китайской границы и обратно. Фамке была так занята, что даже пропустила пресловутую императорскую свадьбу. При этом она ухитрилась разбить всего два самолета, но спасти гораздо больше. Некоторое время спустя Фамке могла гордиться собой, а придворные журналисты успели обозвать ее крестной матерью индокитайской морской авиации. На улицах Сайгона, Хюэ, Ханоя и Пномпеня одновременно появились плакаты от министерства пропаганды, на которых была изображена юная контр-адмирал ван дер Бумен — на фоне бурных волн, летящих самолетов и рассекающих слов, что-то вроде «Небо и будущее принадлежат нам!» Жизнь удалась.

     

     Она удалась еще больше, когда Фамке получила секретный пакет с приказом немедленно явиться в Сайгон для участия в важном правительственном совещании.

     

     В бункере на минус первом этаже дворца собралась целая толпа министров, генералов и адмиралов. Все офицеры и сам император щеголяли в новеньких «наполеоновских» мундирах. Кроме Фамке, разумеется — она, как и обещала Приветту, заявилась на совещание в промасленном рабочем комбинезоне. Министры и фельдмаршалы поджимали губы и неодобрительно косились.

     

     — Дамы и господа, — объявил церемониймейстер в откровенно попугайской ливрее, — Его Величество Император!

     

     Все торопливо привстали (кроме Фамке, которая покинула свой стул крайне медленно). Где-то в соседней комнате заиграл государственный гимн: «Индокитай, я люблю твои горы и речные долины, и все такое прочее». Император занял свое место и окинул верных и преданных соратников долгим, пронзительным взглядом. Был он при этом бледен, суров и подтянут.

     

     — Дамы и господа, — без всяких предисловий начал Джерард Первый, — рано или поздно это должно было произойти. Мерзавец Альберт одержал несколько мелких побед над Юлианой, и теперь стремится закрепить успех. Мои агенты докладывают, что к нашим берегам движется австралийский флот.

     

     «Австралийский» — именно такое прилагательное согласно текущему политическому курсу получил Альберт и его фракция. «Австралийская империя», «австралийская армия», «австралийские агрессоры», «австралийцы». Ну да, так гораздо проще, чем каждый раз говорить «ново-голландцы» или «ново-кейптаунцы».

     

     — Минимум шесть линкоров, одиннадцать крейсеров, пятнадцать эсминцев, неизвестное число фрегатов и корветов, — принялся перечислять император, — а самое главное — десантные суда, которые несут минимум три дивизии морской пехоты и легион австралийской национальной гвардии. Это не просто атака, это полномасштабное вторжение. Я не стану рисовать вам возможные последствия их успешной высадки на нашей земле. Хотя нет… все-таки нарисую. Как вы должно быть уже слышали, китайцы разгромили японскую группировку в Маньчжурии — именно по этой причине юлианская партия пала духом, прекратила дальние операции и сосредоточилась на обороне своих берегов. После этого негодяй Альберт вступил в переговоры с китайцами, и, как мне стало известно, заключил с ними тайное соглашение. Если австралийский флот успешно покончит с нашим и высадит десант, китайцы признают режим Альберта как единственное законное правительство всей Белголландии и откроют против нас второй фронт на севере — потому что Альберт обещал уступить им несколько вьетнамских провинций. Можем ли мы допустить такой поворот событий? — можете не отвечать, это был риторический вопрос. Дамы и господа, я готов выслушать ваши предложения.

     

     — У нас всего четыре линкора и восемь крейсеров, — немного неуверено начал гранд-адмирал Антонис, главком новорожденного индокитайского флота. — Но наши моряки добросовестно выполнят свой долг…

     

     — Пусть высаживаются, — неожиданно перебил его полковник Лол Нон, командир кхмерских гвардейцев, — пусть! Мы встретим их на берегу, и их кости останутся белеть на пляже!!!

     

     — Да, пусть высаживаются! — неожиданно поддержал его генерал Тран — начальник 1-й вьетнамской дивизии. Разумеется, он никак не мог уступить инициативу своему кхмерскому коллеге. — Мы заманим их в джунгли — и уже не выпустим обратно!

     

     — Неприемлемо, — отрезал император. — Это крайняя мера. Так что вы там говорили, гранд-адмирал?

     

     — Мы постараемся подпустить их поближе, — столь же неуверенно продолжал Антонис, — и атакуем, когда они окажутся в зоне действия наших береговых батарей. Так мы сможем совместить огневую мощь флота и крепостной артиллерии…

     

     — Неприемлемо! — перебил его Джерард. — Да что это с вами со всеми?! У нас было несколько месяцев на подготовку — и это все, что вы можете мне предложить?!

     

     — Возможно, нам стоит вступить с Альбертом в переговоры, — подал голос министр иностранных дел, — и оттянуть… — министр закашлялся и таким образом прервал самого себя на полуслове.

     

     В бункере воцарилось нехорошее молчание. К счастью для кого-то — ненадолго.

     

     — Мы забросаем их бомбами и пустим на дно, — спокойно сказала Фамке. — В любой точке океана по нашему выбору.

     

     — Это безумие! — одновременно воскликнули сразу несколько адмиралов и маршалов. — Возможности современной авиации и огневая мощь флота…

     

     — Наша авиация уже доказала обратное, — хладнокровно парировала Фамке. — Это были наши самолеты, которые четыре года назад заставили капитулировать мятежный броненосец «Восемнадцать провинций» — хотя скептики вроде вас утверждали, что это невозможно.

     

     — Один устаревший броненосец! — одновременно воскликнули Антонис и Приветт.

     

     — За последние четыре года мы заметно продвинулись вперед и теперь способны на большее, — решительно заявила контр-адмирал ван дер Бумен. — А еще больше — за последние четыре месяца. (Именно столько Фамке находилась на своем нынешнем посту). В отличие от некоторых, я не сидела сложа руки…

     

     — Да как вы смеете! На что вы намекаете?! — одновременно зашипели сразу несколько индокитайских полководцев, но Фамке не удостоила их ответом.

     

     — Мои самолеты и экипажи готовы, — продолжала она. — Я могу собрать их в любой точке, встретить вражеский флот вдали от наших берегов — и уничтожить его за несколько часов максимум. Потерь не избежать, но они будут минимальны. Ни один линкор, даже самый современный, не устоит против дюжины крупнокалиберных бомб, которые лягут на палубу одна за другой.

     

     — Вам остается только попасть, — усмехнулся Антонис. — Я хорошо знаю адмирала, который командует австралийской эскадрой — он не будет стоять на одном месте и ждать ваши самолеты…

     

     — Это не имеет значения, — ухмыльнулась Фамке. — Пусть стоит, пусть плывет, пусть наступает, пусть бежит — в любом случае конец будет один и тот же. Дядюшка Джерард… ой, прошу прощения, ваше величество — решение за вами.

     

     — Да будет так, — не задумываясь ответил император, внимательно наблюдавший за перепалкой своих полководцев. — Но флот и авиация должны действовать вместе и поддержать друг друга. Полагаю, это значительно повысит наши шансы. О, я вижу недовольство на ваших лицах — но я не потерплю возражений.

     

     — Полагаю, командовать операцией буду я? — невинным тоном поинтересовалась Фамке.

     

     — Да как вы смеете, я старше по званию! — взорвался Антонис.

     

     — Этого еще не хватало, — пробурчал Джерард Преториус. — И я уже вижу, как добросовестно вы собираетесь сотрудничать. Поэтому командовать операцией будет генерал Каппель.

     

     — Да он же сухопутная крыса! — удивилась Фамке. — Что он понимает в современной воздушно-морской войне?!

     

     — Вот именно, — неохотно согласился с ней Антонис, и даже Приветт одобрительно кивнул.

     

     Генерал Каппель, со своей стороны, даже не обиделся, поскольку на данном совещании почему-то не присутствовал.

     

     — Генерал Каппель — начальник разведки, — напомнил император. — Именно благодаря его трудам нам стало известно про австралийское наступление. Достаточно. Ничего не хочу слышать. Я не потерплю неповиновения! Это все, дамы и господа. Все свободны.

     

     «Да, — мысленно согласилась с ним Фамке. — Небо, облака, штурвал, машинное масло, дизель, «кольт-браунинг»… наконец-то свобода!!!»

     

     

      «Остап сразу понял, как вести себя в светском обществе. Он закрыл глаза и сделал шаг назад.

      — Прекрасный мех! — воскликнул он.

      — Шутите! — сказала Эллочка нежно. — Это мексиканский тушкан.

      — Быть этого не может. Вас обманули. Вам дали гораздо лучший мех. Это шанхайские барсы».

     

      Ильф и Петров, «12 стульев».

     

     * * * * *

     

     Фронт был прорван, а отборные дивизии разгромлены, поэтому маньчжуры поспешили предложить прекращение огня. Китайцы не возражали. Прекращение огня превратилось в мирный договор, и солдаты потянулись домой. Тайпинское правительство спешило демобилизовать как можно больше людей. Крестьяне должны были вернуться на поля, рабочие — на заводы. Война отразилась на китайской экономике не самым лучшим образом. Кредиты пришлось брать у всех, кто готов их был дать — в России, в Германии, в Англии, в Америке и даже в Белголландии, как ни странно это звучит. Одной рукой белголландские властелины отправили на войну против Китая целые легионы ниппонских «добровольцев», а другой рукой щедро предоставляли низкопроцентные займы. Ничего личного, чистый бизнес!

     

     Так или иначе, среди прочих бойцов Народно-Революционной Армии демобилизационное предписание получила «рядовая Ли Фан».

     

     Патриция так и не узнала ее. Неудивительно. Тогда, в столице Ост-Индии, на торжественном приеме во дворце вице-короля, Мэгги носила парик, тяжелый грим и говорила с карикатурным японским акцентом. Она едва перекинулась с альбионкой парой слов, когда их знакомила Юлиана — «Очень приятно. — Очень приятно». И вообще, это было давно и неправда. Джек Спринг тем более не узнал снайпера, стрелявшего в него с дистанции в две сотни метров, поэтому с этой стороны Мэгги ничего не угрожало. Она могла и дальше прикидываться простой крестьянской девушкой из дальней провинции.

     

     Как-то раз ночью Мэгги выскользнула из госпитальной палатки и забралась в штабную канцелярию. Немного покопалась в бумагах, а утром снова появилась в штабе и рассказала слезливую историю о гибели всей своей роты. Штабной писарь на всякий случай уточнил имена погибших командиров (разумеется, «Ли Фан» охотно перечислила их), покосился на Орден Боевого Красного Знамени, по-прежнему украшавший пижаму героини и с превеликим удовольствием выписал новые документы. Отличные документы, езжай куда хочешь — от Запретного Города до Внутренней Монголии.

     

     Примерно так Мэгги Хан и сделала. Попрощалась со своими спасителями, Патрицией и Джеком (она так и не смогла разузнать, что они сделали с трофейным ракетным снарядом), закинула за спину вещевой мешок и двинулась в путь.

     

     Железная дорога привела ее в Шанхай, где принцесса на горошине решила перевести дух.

     

     Логика подсказывала, что следует возвращаться домой, в родную Маньчжурскую Империю, по ту сторону Великой Стены. Но не сразу. Вернуться надо. Но прямо сейчас возвращаться нельзя.

     

     Да, она член правящей династии, внучатая племянница императора и генерал-капитан имперской армии. По ту сторону границы остались друзья, родственники, союзники и верные люди, которые считают ее то ли погибшей, то ли пропавшей без вести, но все равно ждут.

     

     А с другой стороны — она полководец, проигравший сражение, потерявший армию и оказавшийся в руках противника. По ту сторону границы Восточную Жемчужину ждут тайные недоброжелатели и открытые враги, которые не станут уточнять степень ее вины.

     

     То есть может быть повезет, а может и нет. Может быть простят, а может и нет. Могут сослать в дальний гарнизон, а могут предложить шелковый шнурок. Или пистолет с одним патроном — двадцатый век на дворе, надо идти в ногу со временем.

     

     Уж кто-кто, а Мэгги Хан прекрасно знала обычаи и традиции своего родного маньчжурского гадюшника.

     

     Нет, прямо сейчас нельзя возвращаться. Возвращаться следует медленно и неторопливо. Например, выбраться из Китая в какую-нибудь нейтральную страну. Снова перевести дух. Послать тайную весточку домой; уточнить положение вещей и расстановку фигур. Да, именно так.

     

     — Все в порядке, солдат? — поинтересовался незаметно подобравшийся к ней полицейский. Очевидно, его заинтересовала одинокая девушка в униформе, вот уже добрый час торчавшая столбом на перроне шанхайского вокзала. Фетишист, наверно.

     

     — Так точно, господин капрал, — пискнула «Ли Фан». — Я просто жду своих друзей, они отстали от меня и должны прибыть следующим поездом. Или через один.

     

     — Очень хорошо, — кивнул полицейский, — но ты не обязана стоять здесь. Вон там зал ожидания, можешь устроиться на лавочке…

     

     А может и не фетишист. В конце концов, мир не без добрых людей.

     

     — Большое спасибо за совет, я так и сделаю, — вежливо кивнула «рядовая Ли Фан» и степенно удалилась.

     

     В зале ожидания отыскались не только удобные лавочки, но и буфет. Мэгги решила себе ни в чем не отказывать, потому что в ночь перед отъездом посетила и ограбила несколько офицерских палаток. Поэтому ее бумажник разве что не трещал по швам, а на дне вещмешка лежали сразу два пистолета, один другого больше. Там же лежал советский орден — не следовало привлекать к себе лишнего внимания.

     

     «Ли Фан» доедала четвертый бутерброд (вредное западное влияние) с мясом неизвестного происхождения (а это уже местный колорит), когда появился поезд с «друзьями».

     

     На первый взгляд, здесь и сейчас, таких друзей врагам не пожелаешь, но Мэгги сразу увидела свой шанс. Что-то ей подсказывало (внутреннее чутье, наверно), что именно эти люди ей и нужны.

     

     Китайцы предпочитали не брать пленных, а японцы старались не сдаваться, но из всякого правила бывают исключения. Поэтому в китайском плену оказались несколько тысяч японцев. Теперь, когда война закончилась, они получили возможность вернуться на родину, согласно мирному договору. И вот с очередного поезда сошли человек пятьдесят японских солдат, немного оборванных и помятых, но в целом неплохо выглядевших. Их сопровождал один-единственный сержант из китайской военной полиции, вооруженный дубинкой. Больше и не требовалось — куда они побегут? Даже здесь, далеко от бывшей линии фронта, они рискуют нарваться на сердитых ветеранов или добропорядочных граждан, которые их линчуют за ближайшим углом. Азия, простые нравы, дети природы. Нет, японцы ни на шаг не отстанут от своего конвоира. А вот китайский сержант их оставил — строго приказал стоять в углу зала и удалился по своим делам. То ли в туалет, то ли отметиться у местного коменданта — да какая разница?

     

     Мэгги осторожно подобралась к японцам поближе и превратилась в слух. Все правильно, репатриируются на родину. Через шанхайский порт. Там их должен подобрать белголландский корабль.

     

     Япония — отличный перевалочный пункт на пути в Маньчжурию. В Эдобурге, Киото, Нагасаки ждут не менее верные и надежные люди. Может быть даже императрица Юлиана примет маньчжурскую союзницу при своем дворе. Может быть — она почти наверняка огорчилась, когда узнала, что японские «добровольцы» разгромлены в пух и прах.

     

     Конечно, добираться до Японии можно разными путями. Бумажник все еще полон. Можно зайти в модный дамский магазин, выбросить униформу и переодеться по последней парижской моде. Заглянуть в то или иное злачное место — и раздобыть новые документы. Ведь это же Шанхай, черт побери! Потом купить билет на нейтральный гражданский пароход…

     

     А как же приключения?!

     

     Решение было принято.

     

     Минут тридцать спустя китайский охранник вернулся и повел своих подопечных дальше. Мэгги прикончила остатки бутерброда и решительно последовала за ними.

     

     На шанхайских улицах в это время года царили традиционный космополитизм и вавилонское столпотворение, поэтому Мэгги без особого труда затерялась в толпе и следила за японцами (и одним китайским конвоиром) с безопасного расстояния. Несколько километров и кварталов спустя, в городском парке, китайский начальник сделал очередную остановку. Мэгги воспользовалась этим и уже открыто подошла вплотную.

     

     — Закурить не найдется? — обратилась Мэгги к сержанту. В этот раз она говорила не с акцентом крестьянки из глухой провинции, а совсем наоборот — как столичная студентка с неполным высшим образованием. Пошла на фронт добровольцем из патриотических соображений и все такое. Для завершения образа надо только армейскую кепку на затылок сдвинуть.

     

     Охранник охотно поделился сигареткой, последними новостями и даже собственными приказами. Строго говоря, ничего нового он не сказал, но как опытная разведчица Мэгги всегда была рада получить подтверждение уже имевшихся разведданных от независимого источника. Все правильно, он ведет японцев в порт. Никуда не разбегутся. А в порту их должен подобрать белголландский корабль. Кстати, его последнее задание на этой войне — как только военнопленные будут переданы в белголландские руки, сержант будет считаться демобилизованным и может возвращаться в родную деревню. Мэгги пожелала ему счастливого пути и удалилась в противоположном направлении. Такси решила не ловить — чай, не богатая иностранка, а вот рикша для столичной студентки будет в самый раз.

     

     В порту Мэгги без особого труда отыскала ангар, где японские военнопленные ожидали погрузки на корабль. Разумеется, та партия, которую она встретила на вокзале, была далеко не первой и не последней. На посту стоял одинокий часовой — конечно, снова для проформы, а не из опасения, что самураи разбегутся. Больше того, около шести часов вечера китайский солдатик задумчиво посмотрел на заходящее солнце, закинул винтовку за спину и неторопливо зашагал в сторону города. Потому что Азия это не только пафос, но и ужасный беспорядок, вздохнула Мэгги Хан. Нам ли не знать! Так или иначе, ей это была на руку. Едва часовой скрылся за углом, как беглая принцесса поспешила в ангар.

     

     Внутри было довольно светло, хотя решительно непонятно, зачем на проклятых японцев потратили столько электричества. Не исключено, что об этом позаботились какие-нибудь добросердечные нейтральные иностранцы из Красного Креста, предположила Мэгги. Да, скорей всего — вот и пустые ящики у входа, с эмблемами КК. Матрасы, раскладушки, одеяла — да они тут неплохо устроились. Человек двести, может чуть больше, прикинула Мэгги. Более чем достаточно. В этой толпе будет нетрудно затеряться…

     

     — Я должна поговорить со старшим офицером, — обратилась она к ближайшему японцу. Солдат кивнул и указал на дальний угол ангара, где стояла целая брезентовая палатка. С красным крестом на боку, разумеется.

     

     Японцы даже в плену оставались японцами, поэтому первым делом разбились на роты и взводы, завели себе начальство, командную цепочку и целый генеральный штаб — перед которым и предстала Мэгги Хан.

     

     — Кто-нибудь из вас узнает меня? — обратилась принцесса к сидевшим перед ней офицерам на хорошем японском языке.

     

     — Этого не может быть… — немедленно отозвался один из пленных самураев, судя по нашивкам — полковник. Типичный такой японский полковник — низенький, лысый, круглый и склонный к полноте. — Ваше высочество?!

     

     Мгновение спустя все японцы в палатке одновременно вскочили на ноги и рявкнули «банзай» — следует отдать им должное, не очень громко. Слава Будде, китайцы не выбили им в плену все мозги.

     

     — Да, это я, — кивнула Мэгги.

     

     — Я — полковник Сугавара, — представился тот же самурай. — Вы меня, наверно, не помните.

     

     Мэгги прищурилась и напрягла память.

     

     — Нет, отчего же, помню. Мы не были представлены, но я как-то раз видела вас в штабе фронта. Вы разговаривали о чем-то с генералом Адачи.

     

     — Так точно, — поклонился полковник. — О, это был великий человек…

     

     — Был? — поспешила уточнить Мэгги.

     

     — Я лично отрубил ему голову, — охотно пояснил Сугавара. — По его просьбе, конечно. После чего положил на его труп 100-миллиметровую мину и ударил по капсюлю. Генерал Адачи не хотел, чтобы его тело после смерти досталось врагам…

     

     — Вы смелый человек, — закашлялась принцесса. Да, она тоже была азиаткой, но не до такой степени.

     

     — Разумеется, мина взорвалась далеко не сразу, — продолжал Сугавара, — но я не успел отойти достаточно далеко, и от ударной волны потерял сознание. Строго говоря, я не должен был никуда уходить, но последний приказ генерала Адачи был кристально ясен — «продолжать сопротивление до последнего патрона». Очнулся уже в плену — как и все эти офицеры. Разумеется, к нижним чинам это не относится, не все они попали в плен в бессознательном состоянии. Но им простительно, у низших сословий другие понятия о чести.

     

     — Да, конечно, — поспешно согласилась Мэгги.

     

     — Но как вы оказались здесь, моя госпожа? — японский полковник осторожно покосился на ее тайпинскую униформу.

     

     — Долгая история, — принцесса не собиралась посвящать новых знакомых в мелкие грязные подробности, — но мне удалось избежать плена, а некоторым китайцам уже не понадобятся их мундиры. Так или иначе, я здесь, и у меня только один вопрос: когда за вами прибывает белголландский корабль?

     

     — Он уже прибыл, — сообщил Сугавара. — Капитан навестил нас сегодня днем и пообещал, что погрузка начнется завтра утром. Родина ждет — пусть мы проиграли эту войну, но у нас появился шанс выиграть другую.

     

     — Да, понимаю, — кивнула Мэгги. — Только на сей раз — гражданскую.

     

     — Мы решили присягнуть императрице Юлиане, — продолжал полковник. — Генерал Адачи не хотел для нас такой судьбы — но как видно, от судьбы не уйдешь.

     

     — Я хочу оказаться на борту этого корабля, — заявила принцесса. — Вы мне поможете?

     

     — Безусловно, ваше высочество, — немедленно поклонился Сугавара. — Мы готовы выполнить любой ваш приказ. Если вы не против, мы начнем прямо сейчас.

     

     — Прямо сейчас? — удивилась Мэгги.

     

     — Так точно, моя госпожа, — полковник повернулся к одному из младших офицеров. — Немедленно пригласите сюда сержанта Кондо.

     

     Офицер кивнул и скрылся за пологом палатки.

     

     Ждать пришлось недолго, не прошло и трех минут, как на пороге палатки появился новый персонаж — высокий молодой солдат, лоб которого был украшен белоснежной марлевой повязкой. Слишком белоснежной. И здесь Красный Крест постарался, не иначе.

     

     — Вы меня вызывали, господин… — начал было Кондо, но ему не позволили договорить. На сержанта набросились одновременно с трех сторон и повалили на пол. В тусклом свете сверкнул штык — один раз, другой, третий. Короткий визг — как будто свинью зарезали — и все стихло.

     

     — Гм, — только и сказала Мэгги Хан.

     

     — Это был плохой человек, — пояснил полковник Сугавара и добавил непонятное японское слово: — Суничи.

     

     — Простите? — подняла брови принцесса.

     

     — Суничи, — повторил японец. — Стукач. Доносил на своих товарищей китайцам. Он даже не был серьезно ранен — носил повязку и прикидывался контуженным, чтобы избежать тяжелых работ в лагере. Мы давно узнали, кто он такой, но не спешили разоблачить. Собирались вернуться домой, а уже там передать властям и устроить суд по всем правилам — свидетели, адвокаты… Ну что ж, будем считать, что ему повезло. Семья не узнает про его измену — им скажут, что он погиб на войне. Так будет лучше. Разумеется, на его родителях лежит часть вины — они виновны, что воспитали такого сына, но Будда и Иисус учили нас проявлять милосердие…

     

     «Типичный японец, — фыркнула про себя Мэгги. — Приносит жертвы Хатиману, молится Будде, женится в церкви».

     

     — Семья получит пенсию, — задумчиво продолжал полковник, — и быть может, его дети вырастут достойными людьми…

     

     — Это все очень прекрасно, — заметила Мэгги, — но я-то здесь причем?

     

     Спросила — и тут же прикусила язык. Вот дура, могла бы сразу догадаться…

     

     — Вы возьмете его документы и одежду, — добродушно отвечал полковник Сугавара. — Забинтуем вам лицо — и так проведем на борт корабля. Никто ничего не заметит и не узнает. Это был единственный предатель. Теперь вы среди верных друзей и в полной безопасности.

     

     «Ваши слова, полковник, да всем богам в уши, — подумала Мэгги Хан. — Мне так не хватает вашей уверенности!»

     

     

      «Таня приказала всем свободным от работы отдыхать — до встречи с Юпитером оставалось девять часов. Уходить никто не хотел, и Саша очистил палубу криком: «Вас за это повесят, бунтарское отродье!» (Двое суток назад в выпавшие минуты отдыха все смотрели последнюю версию «Восстания на «Баунти». Многие, кстати, считали, что Тане фильм не стоит показывать, дабы она не почерпнула оттуда кое-какие идеи)».

     

      Артур Кларк, «Космическая Одиссея 2010 года».

     

     * * * * *

     

     Джек Спринг сидел в баре и делал вид, что напивается. На самом деле он был абсолютно трезв и внимательно следил за окружавшим его положением вещей.

     

     Большинство посетителей бара составляли иностранные журналисты и дипломаты — конечно, не самого высокого ранга, разные там вторые и четвертые секретари. По-настоящему высокопоставленные дипломаты предпочитали напиваться в других местах. Но Джека в настоящее время более чем устраивало общество мелких сошек — в умелых руках они могли принести куда больше пользы, чем иные важные послы. Не говоря уже о журналистах. Поэтому Спринг превратился в слух и старательно выуживал из окружавшего его мутного болота и сигаретного тумана крупицы всевозможной информации. Больше того, за спиной у бармена негромко бормотал о чем-то своем радиоприемник, настроенный на какую-то американскую станцию. Ах, этот голос родины! Джек был готов прослезиться.

     

     Война закончилась не только для миллионов китайцев, но и для скромного иностранного добровольца капитана Джека Спринга. Тайпинское правительство вручило ему Орден «Сердце Дракона» первой степени и вежливо попросило на выход. Зря они так, Спринг и сам бы уволился. Его работа здесь была завершена. В китайской армии мирного времени Джеку абсолютно нечего было делать.

     

     В Центр ушел многостраничный отчет о тактике и логистике китайских и ниппонских армий; копии и оригиналы всех документов, до которых он сумел дотянуться; а также несколько запчастей и фотографий новейшей китайской ракеты, собранной по немецкой лицензии. (Сама ракета досталась альбионским союзникам, но они обещали поделиться). Центр остался доволен, но требовал еще.

     

     — Центр доволен, но ты же знаешь, им всегда мало, и они требуют больше, — сказал Джеку два дня назад полковник Кауфман, шанхайский резидент военной разведки США. — Столкновение Америки и Белголландии неизбежно, никто из наших славных лидеров в этом не сомневается, поэтому мы должны знать больше, как можно больше.

     

     -…а также столкновение Америки и Китая, Америки и Германии, Америки и России, Америки и пиндосов, — пробормотал Спринг.

     

     — Этим занимаются совсем другие люди, — отрезал собеседник. — Белголландию — в числе прочих — поручили тебе.

     

     — Которую из них? — ухмыльнулся Джек. — Сколько их там сегодня, три императора и две императрицы? Я уже сбился со счета. Да и не только я.

     

     — Наши аналитики уверены, что это ненадолго, — заявил Кауфман. — Эта нелепая гражданская война закончится так быстро, что никто и глазом не успеет моргнуть. И нам снова придется иметь дело с единой Белголландской Империей. Поэтому мы должны быть готовы. У тебя есть какие-то новые идеи на этот счет?

     

     — Нет, — предельно откровенно ответил Джек. — Я собираюсь действовать по старой схеме, тем более что она отлично работает. Найти какую-нибудь войну, в которой уже участвуют белголы — и присоединиться.

     

     — Окей, — кивнул Кауфман. — Индия? Аравия?

     

     — В Аравии я уже был, и пока не собираюсь туда возвращаться, — сказал Спринг. — Индия… да, определенно стоит туда заглянуть, место со всех сторон перспективное. Но торопиться не стоит. Как мне кажется, пришло время взглянуть на сердце зла изнутри.

     

     — Сердце зла? — удивился полковник. — Конго что ли?

     

     Джек Спринг загадочно улыбнулся — хотя ничего загадочного в его планах не было. Все было предельно очевидно, до боли в глазах.

     

     -…вернулись за стол мирных переговоров, — бормотал радиоприемник. — Не в последнюю очередь на такое решение либеральной фракции повлияла эвакуация японских военных советников на родину. Наши источники в Государственном департаменте преисполнены самого горячего оптимизма и в один голос утверждают, что мир в многострадальной Мексике не за горами. В других новостях. По меткому выражению нашего специального корреспондента в Афинах, сегодня весь мир выучил новое слово — «энозис». Правительство президента Сааде…

     

     — Ставлю сто фунтов против одного! Двести! Да хоть триста! — вопил кто-то за спиной у Джека. — Не пройдет и года, как все будет кончено! Альберт раздавит их в лепешку!

     

     — Остынь! У тебя и денег таких нет! — прозвучало в ответ.

     

     — Будут, как только я выиграю пари! — ухмыльнулся первый голос. — Триста фунтов на Альберта!

     

     — Удваиваю! — заявил третий голос.

     

     — Да вы с ума сошли! — четвертый голос, женский, австрийский акцент.

     

     — Я же не уточнял, о каких фунтах идет речь! — расхохотался первый голос.

     

     — Похоже, ты совсем не уверен в победе Альберта, — заметил голос номер два.

     

     -…заявил протест по итогам очередного инцидента в Красном море, — поведало радио. — В настоящее время инсургенты удерживают лишь узкую полоску земли вдоль северной границы протектората. В других новостях. Хунта генерала Жаботинского…

     

     — Юлиана собирает солдат везде, где только может, — снова голос номер два. — В японских портах творится настоящий Вавилон, куда там Шанхаю.

     

     — Чем она собирается им платить? — поинтересовался женский голос. — Центральный имперский банк и монетный двор остались в руках Альберта.

     

     — Доля в добыче и три дня на разграбление каждого города! — «Какой все-таки веселый парень. Кто он такой вообще? Судя по акценту — альбионец. Журналист?» — Но если честно — понятия не имею. Фамильные драгоценности, наверно.

     

     — Я знаю несколько великих держав, которые с удовольствием оплатят ее расходы, — заметил голос номер 3. — Даже если Юлиана проиграет, вложения окупятся.

     

     — Напротив, — возразил «Весельчак». — Они потеряют гораздо больше, потому что Империя обязательно пожелает отомстить.

     

     — Мне нравится твой оптимизм, — пробормотал второй номер, — Империи очень повезет, если она снова встанет на ноги…

     

     -…прошел с большим успехом, — сообщил радиоприемник. — На премьере в числе прочих присутствовали президент и вице-президент с супругой, а также многочисленные иностранные гости. Наблюдатели отмечают, что…

     

     — ...все эти ваши немецкие традиции, дуэльные шрамы и так далее — просто смех, — говорил между тем голос номер два. — Все началось с пьяной драки, а потом… Говорю вам, это было что-то невероятное. Корейские студенты вернулись на танках и осадили кампус. Японские студенты вызвали авиацию с белголландского авианосца, стоявшего на рейде. Китайцы и шанхайские власти вообще не вмешивались, только тушили пожары и эвакуировали гражданских. Сражение продолжалось почти целую неделю...

     

     -…тридцать три человека были расстреляны на месте, — грустно вздохнул радиоприемник. — Демонстрации протеста охватили пригороды и рабочие кварталы. Премьер-министр угрожает подать в отставку, если его требования не будут услышаны. В то же самое время в приморских провинциях продолжается концентрация…

     

     -…капитан обещал мне интервью, но обманул, — пожаловался «Весельчак». — Скорей всего, получил приказ поменьше разговаривать.

     

     — Как называется корабль? — уточнила «Австриячка».

     

     — «Нагасаки-мару».

     

     — Уверен?

     

     — Это название было нетрудно запомнить, — признался «Весельчак». — Но сдается мне, это далеко не единственный «Нагасаки-мару»…

     

     Скорей всего не единственный, но это было именно то самое название, которое Джек Спринг собирался услышать. Поэтому он поспешно заплатил за выпивку, схватил шляпу, поймал такси и направился в порт.

     

     — Вы уверены, что обратились по адресу? — капитан «Нагасаки-мару» был само воплощение вселенской грусти и земной печали. — Если вы журналист…

     

     — Говорю вам — никакой я не журналист, — устало повторил Джек. — Я могу вам документы показать…

     

     — Это ничего не значит, — отрезал собеседник. — Одно другому не мешает. Вы могли исполнять обязанности военного журналиста. Кстати, — спохватился капитан, — а о какой армии вообще идет речь?

     

     — Китайской, — честно признался Спринг. — Я служил в китайской армии, на маньчжурском фронте, и только что уволился.

     

     — Это признание делает вам честь, — заметил капитан ван дер Смит. — Некоторые из этих солдат, — он кивнул себе за спину, — всего несколько недель назад сражались на другой стороне. Если быть совсем точным, все они сражались на другой стороне. Вы уверены, что хотите к ним присоединиться?

     

     — Так точно, сэр, — кивнул Джек.

     

     — И вас не смущает тот факт, что еще вчера они стреляли в вас?

     

     — Я не держу зла, — пожал плечами Спринг. — Тем более что теперь им придется сражаться за правое дело, поэтому я хочу быть с ними на одной стороны.

     

     — Вы уверены? — печально спросил капитан.

     

     «Дежа вю какое-то, — подумал Джек. — Ведь совсем недавно у меня был почти такой же разговор…»

     

     — Потому что даже далеко не все белголландцы в этом уверены, — продолжал ван дер Смит. — Посмотрите на тот причал, вон там, видите? Корабль с белголландским флагом. Только его капитан и экипаж находятся на службе у принца Альберта. И знаете что, они вам будут рады. Им тоже нужны солдаты.

     

     «Возможно, мне так и следовало поступить, а вместо этого я пытаюсь достучаться до этого безмозглого индюка!»

     

     — Мой дядя служил в Американском легионе, во время Великой войны, — решил зайти с другого конца Джек. — Под командованием генерала Рузвельта и имперского комиссара ван дер Бумена. Он мне столько про них рассказывал…

     

     — В самом деле? — приподнял бровь собеседник. — Как интересно, мистер Спринг. Хм. Спринг, Спринг…

     

     — Дядя по матери, — уточнил Джек. — Полковник ван Томпсон. Не знаю, говорит ли вам о чем-нибудь…

     

     — Вот это встреча! — неожиданно просиял собеседник. — Хм. Теперь, когда вы об этом сказали, я действительно нахожу между вами фамильное сходство…

     

     «Попробовал бы ты его только не найти! Потому что он действительно мой родственник. Хоть и не дядя… Отличная легенда, ведь как чувствовал, что пригодится!»

     

     — Полковник ван Томпсон, разумеется, — закивал капитан ван дер Смит. — Он прочитал несколько лекций у нас в академии, почти двадцать лет назад… Хорошо. Но только ради полковника! Поднимайтесь на борт, мистер Спринг. Я помогу вам добраться до Японии. А там видно будет. Впрочем, с другой стороны… Не хотите ли получить должность на моем корабле? У меня всегда найдется место для племянника полковника ван Томпсона.

     

     — Эээ… - замялся Джек. — Почту за честь, но я вообще-то сухопутная крыса…

     

     — Ничего страшного, — заверил его капитан. — В конце концов, мы же не под парусами ходим. На современном корабле есть множество постов, которые могут занимать солдаты, еще вчера служившие на твердой земле.

     

     — Даже не представляю, — осторожно заметил Спринг и покосился на уродливую ржавую громадину «Нагасаки-мару».

     

     — Боюсь, вы меня неправильно поняли, — наконец-то улыбнулся ван дер Смит, проследив за его взглядом. — Я не этот корабль имею в виду. Это временно, очень временно. Я верну этих солдат домой, и сразу же вернусь на свою прежнюю должность. Я командую линкором. «Адмирал Маартен Тромп». Не знаю, приходилось ли вам слышать…

     

     Джеку приходилось, но он решил не торопиться с ответом.

     

     — Нашему кораблю пришлось пережить немало приключений, — продолжал ван дер Смит, — и теперь у нас на борту наблюдается недостаток офицеров. Вы можете получить должность в корабельном отряде морской пехоты, или в зенитной пулеметной команде… полагаю, вы умеете стрелять из пулемета?

     

     — Из пулемета, огнемета, автоматических пушек, противотанковых ружей, — машинально ответил Джек Спринг. — Звучит заманчиво, но я должен подумать.

     

     — Конечно, если вы можете отказаться сразу, если страдаете морской болезнью, — с предельной откровенностью уточнил ван дер Смит. — В этом случае никто не сможет вас осудить…

     

     — Никак нет, совсем не страдаю, — признался Спринг.

     

     — Хорошо, — кивнул капитан. — В таком случае, не торопитесь с ответом. Но я надеюсь получить его, когда мы доберемся до Японии.

     

     «Черт побери, действительно, звучит заманчиво, — задумался Джек. — Открываются самые интересные перспективы… хотя ребята из военно-морской разведки будут недовольны и скажут, что я отбираю у них хлеб, ха-ха-ха!»

     

     «Да этот американский шпион просто сумасшедший и откровенно нарывается на неприятности», — думала между тем Мэгги Хан, сидевшая на палубе «Нагасаки-Мару» метрах в десяти от собеседников и старательно изображавшая спящего японского солдатика — мало того, что пол-лица в бинтах, так еще и армейская панама надвинута на глаза. — «Что он задумал? Что он себе позволяет? Что он сделал с трофейной ракетой?! Где его альбионская подружка? Хм. Ангелы неба и духи пучин, пожалуйста, пусть он поднимется на борт. Из этого может получиться интересное приключение…»

     

     Как в воду глядела.

     

     * * * * *

     

     — Корабль слева по борту! — изо всех завопил дежурный матрос на мачте. — Дистанция!.. Направление!.. Скорость!..

     

     — Этого еще не хватало, — нахмурился коммандер Фудзивара и поднял бинокль.

     

     — Это может быть один из наших, — поспешил успокоить его штурман.

     

     — Все может быть, — пожал плечами старший помощник. — Мы должны верить в лучшее, но при этом готовиться к худшему, делать то, что должны — и будь что будет…

     

     Издержки классического образования, а Лукас Фудзивала получил его в одном из старейших католических колледжей, открытых в Эдобурге бельгийскими миссионерами.

     

     — Эсминец класса «Роттердам», — констатировал он минуту спустя. — То есть кто угодно. Мы построили несколько сотен таких, они есть не только в нашем флоте — дарили вассалам, продавали союзникам и даже потенциальным врагам…

     

     Время от времени коммандер Фудзивара изображал из себя капитана Очевидность.

     

     — Корабль справа по борту! — внезапно сообщил впередсмотрящий. — Вижу дым! Дистанция!.. Направление!.. Скорость!..

     

     — Сто тысяч треугольных китов, но это еще один «Роттердам»! — слегка удивился Фудзивара. — Берут в клещи? Сдается мне, самое время разбудить капитана… Мичман! Капитана на мостик!

     

     — Будет исполнено!

     

     — Я вижу! Вижу! — радостно воскликнул штурман, лейтенант ван Брюссель, все еще следивший через бинокль за первым «Роттердамом». — Тигренок на флаге!

     

     — Формоза, — прошипел Фудзивара. — Подлая нация. У них нет никакого понятия о чести…

     

     Республика Формоза (Тайвань) вот уже несколько десятков лет подряд занимала откровенно сложное место на политической карте мира и Дальнего Востока. Независимое государство де-юре, белголландский вассал де-факто, мятежники с точки зрения континентального Китая, пираты с точки зрения Советской России и Британской Коммуны, далее везде. Теперь, когда белголландская империя погрязла в гражданской войне, от них всего можно ожидать…

     

     — Вижу! Вижу!!! — еще более радостно завопил ван Брюссель, уже успевший изучить второй эсминец. — Инь-Янь и триграммы!!! Это корейцы!

     

     «Господи, да чему этот бледнолицый радуется?» — с тоской подумал Фудзивара, покосившись на штурмана. Старший помощник недолюбливал ван Брюсселя и не доверял ему. Совсем отмороженный юголландец, который совершенно случайно оказался по эту сторона фронта — хотя его родная провинция выступает за Альберта. Похоже, этому пингвину наплевать, на чьей стороне правда — он просто ищет возможность хорошо подраться.

     

     — Капитан на мостике! — рявкнул один из младших офицеров.

     

     — Докладывайте, — коротко бросил ван дер Смит, даже не пытаясь скрыть зевок. Капитан откровенно не выспался.

     

     Фудзивара коротко описал ситуацию.

     

     — Одно утешает, — задумчиво пробормотал капитан, — вряд ли корейцы и формозианцы действуют заодно. Скорей всего — наоборот. Они терпеть друг друга не могут.

     

     — А нас — еще больше, — осторожно заметил Фудзивара.

     

     «Как все сложно», — подумал Джек Спринг, увязавшийся на мостик за капитаном. Ван дер Смит был так любезен, что раздобыл для американского «добровольца» белголландский мундир, и теперь Джек практически ничем не отличался от прочих офицеров «Нагасаки-мару». Жизнь удалась. Джек Спринг даже принялся мечтать, как сделает блестящую карьеру в военно-морском флоте Ее Величества императрицы Юлианы; со временем получит под свое начало отдельный корабль или даже целую эскадру; Англия будет ждать, пока он исполнит свой долг — хотя глаз, конечно, жалко. Пожалуй, не следует заходить слишком далеко, лишние глаза на дороге не валяются…

     

     — Корейцы сигналят! — тем временем доложил ван Брюссель.

     

     — И тайваньцы тоже, — поддакнул Фудзивара.

     

     — Читайте, — приказал капитан ван дер Смит.

     

     — «Остановить корабль»… «Застопорить машину»… «Принять досмотровую команду»… «Приготовиться к абордажу»… «Не реагировать на команды нарушителей!» «Приготовиться к открытию огня!..» «Не сметь приближаться к нашему призу!» «Лечь в дрейф!» «Немедленно покинуть территориальные воды!» «Ваньсуй!..» «Мансе!..» — принялись поочередно докладывать офицеры.

     

     — Голова кругом идет, — откровенно признался капитан. — Какие из этих сообщений предназначаются нам, а какие — корейцам или тайваньцам соответственно?

     

     — Ваши приказы, мин херц? — подал голос рулевой.

     

     Капитан не успел ответить — корейский эсминец открыл огонь. Судя по итогам — несколько фонтанов воды прямо по курсу «Нагасаки-мару» — предупредительный. Корабль Республики Формоза, в свою очередь, решил ни в чем не уступать конкуренту и тоже выпустил серию снарядов, с аналогичным результатом.

     

     — Полный стоп, — пожал плечами ван дер Смит. — У нас нет другого выхода.

     

     «Выход, разумеется, есть», — одновременно подумали все японские офицеры на мостике, но благоразумно промолчали.

     

     Эсминцы азиатских варваров стремительно приближались. Теперь уже можно было разглядеть не только флаги, но и иероглифы, украшавшие скулы кораблей. Тайваньский эсминец носил гордое имя «Небесное спокойствие»; его корейский собрат прозывался «Божественный Император Мунджамён Победоносный». Казалось, еще совсем немного — и «Нагасаки-мару» будет протаранен с двух сторон, но благоразумие восторжествовало. Эсминцы притормозили и почти одновременно спустили на воду катера с морскими пехотинцами. Еще несколько минут — и представители соперничающих наций, человек по 10-12 с каждой стороны, практически одновременно оказались на палубе белголландского транспорта, потрясая кулаками, лязгая оружием и брызгая слюной.

     

     День обещал быть длинным. Хорошо хоть погода не подкачала. В небе ни единой тучи и полный штиль.

     

     Капитан ван дер Смит некоторое время следил за корейцами и тайваньцами одновременно через пресловутый бинокль, после чего с тяжелым вздохом принялся спускаться с мостика. За ним последовали несколько старших офицеров и вездесущий Джек Спринг.

     

     Агрессоры тем временем дошли до высшей точки кипения и поливали друг друга отборной руганью сразу на пяти или шести языках. К сожалению, Джек понимал только половину из них, те же английский и белголландский австрааланс. Маканезский вариант португальского заметно отличался от знакомого Спрингу бразильского диалекта — Джек разобрал едва ли одно слово из пяти. За время службы в Добровольно-Революционной Армии Китая Спринг немного нахватался кантонского и официального мандарина, но захватчики вместо мандарина использовали какой-то варварский пиджин.

     

     — Извольте представиться и объяснить, что тут происходит, — возвысил свой голос капитан ван дер Смит, которому очень скоро наскучила перепалка незванных гостей.

     

     — Надпоручик Тай Кван До, Корейская Императорская Морская Пехота.

     — Майор Сун Кун, Формозианский Республиканский Флот, — почти одновременно ответили командиры агрессоров. Кореец был очень маленького роста — со спины его можно было принять за ребенка. Да и не только со спины, если бы не усы и бородка. Тайванец был гораздо крупнее; при этом ни усов, ни бороды, ни бровей, ни волос на голове; круглый, даже немного толстенький, короткие пухлые пальцы, высокий голос… Евнух. «Черт побери, да он евнух!» — понял Джек Спринг.

     

     Ничего удивительного. На Тайване правят какие-то очень консервативные традиционалисты, там каждый второй министр или полководец — евнух. «Впрочем, когда-то и у нас, на Диком Западе… То есть не совсем у нас, — Джек принялся вспоминать уроки военной истории, которые он время от времени посещал в Вест-Пойнте. — Как звали того византийца, завоевателя Италии? То ли Персес, то ли Рамзес…» Вот уж действительно бесполезное знание. Даже в самой Италии этого парня никто не помнит. По крайней мере, за те месяцы, что провел Джек Спринг на итальянском фронте, ни разу речь не заходила. Возможно, итальянцам просто неприятно вспоминать, что их когда-то завоевал евнух. Ладно бы мачо вроде Александра Македонского — было бы не так обидно, но евнух…

     

     Ван дер Смит и его офицеры, похоже, испытывали аналогичные чувства.

     

     — Вы не имеете права! — бушевал белголландский капитан. — Вы за это ответите!

     

     — Сомневаюсь, — хитро улыбался тайваньский майор. — Наоборот, император Альберт будет крайне доволен, когда узнает, что мы интернировали корабль с юлианскими мятежниками!

     

     — Нет, это мы его интернировали! — взорвался корейский надпоручик. — Это наша зона патрулирования!

     

     — Да кто вам позволил здесь патрулировать?! — чуть ли не завизжал представитель Формозы. — Самозванцы! Разбойники!

     

     — От самозванца слышу!

     

     — Чосонский негодяй!

     

     — Тайваньская свинья!

     

     Дискуссия грозила затянуться надолго. На палубе появился полковник Сугавара и другие бывшие японские военнопленные, в том числе по-прежнему переодетая Мэгги Хан собственной персоной. Еще несколько часов назад она собиралась признаться во всем капитану корабля, после чего занять подобающее место на борту — отдельная каюта, офицерская столовая, далее везде. Но почему-то решила не торопить события. Теперь Мэгги пыталась понять, правильно ли она поступила, и как поступят с ней корейцы (или тайваньцы), если узнают правду.

     

     Так или иначе, не прошло и часа, как неприятный разговор внезапно завершился. С мостика примчался вестовой матрос и что-то шепнул на ухо капитану. Ван дер Смит едва успел кивнуть, как над океаном прокатился очередной орудийный залп. «Роттердамы» украсили себя очередным набором сигнальных флажков, а корейский и тайваньский офицеры вдруг одновременно заткнулись и торопливо засобирались домой. Ларчик открывался просто, на сцене появился новый участник трагикомедии ошибок.

     

     Те же и «Генерал Теодор Рузвельт».

     

     — Это «Генерал Рузвельт», — констатировал капитан ван дер Смит, как следует рассмотрев очередной корабль, взявший на прицел «Нагасаки-мару». — Нет, эту модель мы никому не продавали. Это наш, белголландец.

     

     Броненосный крейсер «Тедди Рузвельт» был примерно в два раза крупнее парочки азиатских кораблей, вместе взятых, поэтому корейские и тайваньские варвары в настоящее время поспешно улепетывали куда-то за линию горизонта.

     

     — Осталось понять, какого монарха признает его команда, — добавил ван дер Смит.

     

     — Если я правильно помню, он приписан к Порт-Давао, — поспешил сообщить штурман ван Брюссель.

     

     — Тогда нам конец, — с истинно самурайским спокойствием заявил коммандер Фудзивара. — Южные Филиппины выступают за Альберта.

     

     — Не будем торопить события, — спокойно заметил капитан ван дер Смит. — Наш «Адмирал Тромп» тоже был приписан к Сурабае, но почти вся команда выбрала императрицу Юлиану. Этот парень забрался слишком далеко на север — быть может, и он решил перейти на нашу сторону… Но нет смысла гадать. Скоро узнаем.

     

     Командир «Генерала Рузвельта» не стал размениваться по мелочам. Он прислал сразу пятьдесят морских пехотинцев на четырех катерах, а чуть позже явился и сам.

     

     — Капитан Габриэль Мендоза, Белголландский Императорский Флот, — представился молодой высокий филиппинец и пригладил свою роскошную шевелюру. Его морские пехотинцы тем временем окончательно захватили «Нагасаки-мару». Всем бывшим военнопленным, как и экипажу корабля, велели построиться на верхней палубе. Мостик и машинное отделение заняли офицеры, прибывшие с «Рузвельта». «Кажется, это конец моей блестящей адмиральской карьеры», — с легкой печалью подумал Джек Спринг. Мэгги Хан и вовсе не знала, о чем теперь думать.

     

     — Куда вы направлялись? — довольно вежливо поинтересовался капитан Мендоза. — В Японию?

     

     — В Нагасаки, — не стал отрицать ван дер Смит.

     

     Мендоза щелкнул пальцами; у него за спиной немедленно вырос адъютант с небольшим листком бумаги.

     

     — Так-так-так, — закивал филиппинец две или три минуты спустя, после тщательного изучения предложенного документа. — Люггер-капитан ван дер Смит, бывший старший помощник линкора «Адмирал Тромп». Лейтенант-коммандер Лукас Фудзивара, бывший первый помощник подводного крейсера «Саарти Спекс». Ну и другие. Мятежники и предатели. Как видите, мы знаем о вас все. Ваши преступления известны и несомненны, ваш приговор очевиден; осталось выбрать способ, которым вас казнят — одна только редакция Имперского Военно-Морского Устава от 1909 года предлагает не менее шести различных вариантов, а если мы обратимся к соответствующим статьям Единого Имперского Кодекса от 1921 года…

     

     Складывалось впечатление, что капитан Габриэль Мендоса откровенно наслаждается собой. Его можно было понять. В отличие от бельгийцев или японцев, филиппинцы совсем недавно присоединились к Империи; а филиппинец на таком высоком посту — и вовсе нечто неслыханное. Скорей всего, карьерному росту сеньора Мендосы изрядно поспособствовала общеимперская гражданская война. Стремительный взлет просто не мог не вскружить ему голову, и вот…

     

     — Сам ты предатель, — не выдержал штурман ван Брюссель, который решил, что ему нечего терять. — Филиппинский ублюдок. Ты просто ненавидишь белголландцев, вот поэтому и решил расправиться с нами без суда и следствия!

     

     — Как ты догадался?! — капитан Мендоза очень удачно изобразил искреннее удивление. — Разумеется, ненавижу, а за что мне вас любить? Кто в здравом уме и твердой памяти станет любить своих завоевателей? Я совсем крошечный был, но помню, что вы творили на Филиппинах. Белголландцы, японцы… — взгляд Мендозы задержался на англо-саксонской физиономии Джека Спринга. -…австралийцы.

     

     — Я американец, — внезапно охрипшим голосом (в горле пересохло) уточнил Джек Спринг.

     

     — Тем более, — усмехнулся Мендоза. — Американские легионеры у нас тоже побывали. В честь одного из них даже назвали мой корабль, — капитан кивнул на броненосец у себя за спиной. — Ну да ладно. Чего прошлое ворошить. Мы должны смотреть в будущее! Скоро эта война закончится, и законная императрица взойдет на трон…

     

     — Какая императрица? — не понял ван дер Смит. — Юлиана?! А разве вы не сторонник Альберта?! Что здесь происходит?!

     

     — Альберт?! — на этот раз капитан Мендоза действительно удивился. — Это недоношенное порождение инцеста?! С чего вы взяли, что мы за Альберта?! И уж точно не Юлиана — хорошая девушка, но глупая. Нет. Есть только одна законная императрица, за которую по древним обычаям отдали свои голоса армия, сенат и народ. Императрица, которой мы присягнули, и за которую готовы сражаться до конца — нашего или победного. Как вы там говорите? Волей Вечного Неба имя Императрицы-Матери да будет свято. Кто не поверит — должен быть убит. — Капитан Габриэль Мендоза сделал откровенно демонстративную паузу и добавил: — Ее имя — леди Виктория Брук.

     

     «Вот это поворот!» — одновременно подумали сразу несколько сотен участников этой абсолютно правдивой и в высшей степени поучительной истории.

     

     

      «Старшина Коппердик тем временем принялся обыскивать другие шкафчики.

     

     

      — Бинокль, еще один бинокль… подзорная труба (!)… здесь постельное белье… письменные принадлежности… книги какие-то… почти все корейские… но не все… хм… «Морская революция и французское могущество»… «Атлас Ллойда-Сомова» за 1938-й… «Пулемет подводной стрельбы Лахти-Боргезе калибра 7,35»… «Страсти и грезы юной графини Сан-Дюмон»… «Златовласая королева пиратов малышка Джун с Берега Расколотых Черепов»…

     

     

      — Дай сюда, я должен это увидеть, — потребовал Хеллборн».

     

      В.Багрянцев, «Железные люди в стальных кораблях».

     

     * * * * *

     

     Фамке окончательно очнулась; открыла глаза; осознала, что лежит на спине (необязательно в таком порядке), после чего принялась внимательно изучать потолок. «Какой интересный архитектурный стиль. Что это, поздний неолитический ампир? Или барокко эпохи Разложения? Ладно, так и быть, надо быть проще и называть вещи своими именами — это пещерный свод. Я лежу в пещере. Поэтому спросим снова — что это? Гранит, лабрадор, вулканический туф? Понятия не имею». В имперской академии время от времени читали лекции по геологии, но Фамке их старательно прогуливала, о чем сейчас не особенно жалела.

     

     В пещере было довольно светло, поэтому Фамке осторожно приподняла голову и посмотрела налево. Затем направо. Все страньше и страньше, как могла бы сказать по такому поводу Алиса Лидделл.

     

      «Что это за место и как, черт побери, я здесь оказалась?!»

     

     Начнем издалека. Как там учили на курсах выживания? Смотри-ка, я даже помню про эти курсы… Фамке ван дер Бумен, личный номер такой-то, премьер-лейтенант, Военно-Воздушные Силы Восточной Нидерландской Империи…

     

     Стоп-стоп-стоп. Нет. Не лейтенант. Целый контр-адмирал. Военно-морская авиация Свободного Государства Индокитай. Да, это наша низинная традиция — всякому сомнительному режимы давать имя «Свободное Государство». Неважно. Итак, была война, мы готовились к битве, собрались в бункере императора, получили приказы, а потом…

     

     …потом…

     

     …потом…

     

     Что, разрази меня гром и тысяча чертей, произошло потом?!

     

     …не помню.

     

     «Не помню», — решительно констатировала Фамке и очень расстроилась. «Амнезия — вот как это называется. Хоть это я помню. Что я еще помню?»

     

     Так, место рождения, папу и маму, имена любимых домашних животных, как зовут подружек и кузенов, все модели ныне выпускаемых бомбардировщиков, разные интимные детали биографии, и так далее, вплоть до совещания в императорском бункере. Вот она выслушивает последний приказ, поворачивается на каблуках, идет к двери, а потом… потом — как ножом отрезало. Ну что ж, будем считать, что это хорошие новости, потому что амнезия относительно частичная. Это совещание, когда оно произошло? Сколько дней… или недель? месяцев?! назад?

     

     Попробуем спокойно разобраться. Итак, пещера, а в ней ровным счетом никого. И ничего похожего на зеркало. Придется действовать иначе. Фамке принялась осторожно ощупывать свою голову. Вот это номер! Несмотря на свое имя (1), юфрау ван дер Бумен была не из тех девочек, что носят косички, и всегда предпочитала короткую стрижку, но не до такой же степени! Когда она успела побриться на лысо?! Хм… это похоже на свежую шишку… а вот еще одна… а тут довольно глубокая царапина. Диагноз очевиден, дамы и господа. Ударилась головой, потеряла сознание и память. К счастью, скорей всего, попала в руки к докторам, они-то ее и побрили, чтобы получить доступ к голове. Да. Скорей всего. Хорошо (то есть плохо), волосы пропали, но уши на месте, зубы вроде на месте, глаза на месте… вот только бровей практически нет. А брови-то зачем брить?! И ресницы?!

     

     Нет, их никто не брил. Они сгорели. Точно, сгорели. Ничего странного. Издержки профессии. Похоже, запланированное сражение все-таки состоялось — однако решительно непонятно, кто его выиграл.

     

     Ладно, голова на месте, а все остальное? Фамке привстала и принялась ощупывать все остальное. Что это на ней одето? То ли сорочка, то ли ночная рубашка — и ничего больше. Хм. Будем надеяться, что ей всего лишь голову побрили. Руки-ноги на месте, пальцы тоже, ну и все остальное. Ночная рубашка какая-то дурацкая, ядовито-зеленая, чуть ли не брезентовая, на три размера больше. Наверняка казенная. Фамке решительно стянула рубашку через голову и внимательно ее изучила. Точно, казенная. Вот и полустертая треугольная печать. Цифры и буквы. «SMDLH» — что бы это значило? Ничего не понимаю. Не помню такой аббревиатуры. Что еще? Ноги на месте, но вот тут еще одна царапина, и еще, а это похоже на ушиб… интересно, сколько дней назад она его получила? Пожалуй, все-таки дней. Не недель или месяцев. Все не так уж и плохо. Смотрим дальше.

     

     Пещера. Не особенно большая. Практически идеальная полусфера. Высокий потолок, метров восемь. Откуда пробивается свет? Сразу с двух сторон. При этом с левой стороны не только свет, но и шум. Фамке покинула постель, на которой лежала (какая-то примитивная травяная циновка) и сделала несколько осторожных шагов по направлению к источнику шума. Хорошо, голова почти не кружится. Вот это да! За углом — или скальный выступ, как это правильно называется? — обнаружился небольшой, но симпатичный водопадик. Вода (прохладная, но не ледяная) извергается через щель в гранитном потолке, примерно с пятиметровой высоты, и исчезает в другой расщелине, на полу. Природный душ — и не только. Как это обычно бывает после долгого сна («как долго я валялась без сознания?!»), кишечник и мочевой пузырь переполнены, самое время… но не будем вдаваться в физиологические подробности.

     

     Фамке вернулась в пещеру и еще раз осмотрелась. Действительно, травяной матрас, очень примитивный. А что у нас на стене? Какие-то рисунки. Фамке подошла поближе. Как мило. Наскальная живопись пещерных людей. Определенно, поздний неолит. Или ранний — ну да какая разница? Неизвестный художник наверняка покинул этот лучший из грешных миров тысячи лет тому назад. Интересно, сколько можно выручить за такую работу? Как истинная дочь Нидерландов, юфрау ван дер Бумен кое-что понимала в живописи. Оригинальный стиль. Не только обычные для каменного века человечки и животные, но также деревья, горы и другие пейзажи. Вот этот рисунок, например, смахивает на извержение вулкана. Интересно, такое не каждый день увидишь.

     

     Что тут у нас еще? О, не только живопись, но и скульптура! Да здесь целый музей! Вдоль стен стояли разнокалиберные статуэтки (глиняные?) — человечки, животные, какие-то фантастические существа. А перед ними… Посуда? Сосуды, тарелки… остатки еды? Фамке присела на корточки, осторожно наклонилась и внимательно рассмотрела несколько ближайших тарелок. После чего медленно выпрямилась. С чего она взяла, что художник (или художники) умер давным-давно? Не исключено, что в самое ближайшее время работы этого парня — и он сам — произведут небольшой фурор в столичных галереях…

     

     Фамке вздохнула, вернулась к лежанке, снова натянула на себя казенную сорочку (относительно свежая, и 24-х часов не прошло, как ее достали из шкафа). Сделала несколько глубоких вдохов и решительно направилась в ту сторону, откуда в пещеру проникал свет — в противоположную от «душевой комнаты», разумеется.

     

     За стенами пещеры царил яркий солнечный день и в некотором роде пасторальный пейзаж. Да, в такой деревне такие художники обычно и живут. Соломенные хижины и глинобитные домики на огромной поляне у границы тропических джунглей. Впрочем, на самом деле границы нет, джунгли царят повсюду — несколько пальм и эвкалиптов торчат там и здесь недалеко от центра деревни. Меж домами стоят, сидят, ходят и занимаются разными делами местные жители. На первый взгляд — темно-коричневые юго-восточные азиаты. Некоторые даже похожи на людей. Из одежды — одни только короткие юбки, сплетенные из травы. Младшее поколение и вовсе без всякой одежды. Дикие люди, дети природы. Хм, все-таки это поздний каменный век — вон, костер горит. Хотя это не значит, что они умеют добывать огонь. А что они еще умеют? Строить дома. Определенно, поздний каменный век. Может быть даже, ранний бронзовый. Ладно, разберемся по ходу дела.

     

     «Кто они такие и куда, во имя Вельзевула, меня занесло?!»

     

     Фамке бросила короткий взгляд на небо — ни облачка, солнце в зените, еще один короткий взгляд на зеленую стену джунглей, прислушалась к пению откровенно тропических птиц, втянула носом воздух и оценила температуру окружающей среды. До боли в глазах напоминает родные места, если быть совсем точным — вторую родину (первая родина, все-таки, Антарктика) — Нидерландскую Ост-Индию, она же Хиндиа Беланда, она же Белголландская Индонезия. На худой конец — Новая Гвинея или Новая Голландия. Или Индокитай. Или Малакка. Или… Неважно. Юго-Восточная Азия, короче говоря. Десять тысяч островов, в империи багряные закаты…

     

     В Империи багряные закаты,

     В Империи пурпурные восходы,

     Империя обширна и богата,

     И в ней живут различные народы!

     

     Кстати, там еще продолжение было:

     

     Горит огонь в прозрачной глубине,

     Живой огонь, бушующее пламя,

     Империя бессильна перед нами.

     В ней правит смерть. Империя в огне —

     Разорвана жестокими врагами!

     

     …и пафос почти закончился. Фамке откашлялась, набрала в грудь побольше воздуха и торжественно провозгласила:

     

     — Приветствую вас во имя и от имени! Я пришла с миром! Отведите меня к вашему лидеру!

     

     Блудная нидерландская принцесса была готова если не ко всему, то ко многому — но подобный сногсшибательный эффект предвидеть не могла. Один за другим аборигены оборачивались на звук ее голоса — и тут же опускались на колени или вовсе падали ниц.

     

     «Очень поздний каменный век, скорей всего даже ранняя античность, переходный период, продвинутая цивилизация, склонная к драматическим эффектам», — с легким удивлением констатировала Фамке.

     

     Дальше — больше.

     

     Не прошло и нескольких минут, как таинственные аборигены оторвались от земли и дружно затянули какую-то необыкновенно пафосную песню, одновременно воздевая руки к солнцу. Песня растянулась минут на десять, после чего туземцы окружили Фамке со всех сторон и принялись водить хоровод. Неизвестно откуда появились барабаны и прочее музыкальное сопровождение. К счастью, концерт не затянулся — пришло время подношения даров.

     

     «Никому не буду рассказывать», — твердо решила ошеломленная Фамке. — «Все равно никто не поверит. Прекрасная белая девушка спускается с небес — и туземцы тут же начинают ей поклоняться. Бред какой-то. Сюжет бульварного романа. Нет, точно никто не поверит. Особенно в наших краях. Только совсем наивные европейцы, никогда не покидавшие пределы Европы, могут купиться на такое…»

     

     Подарки аборигенов заслуживали особого внимания. Начали скромно, но со вкусом — у ног Фамке насыпали целую горку разнообразных тропических фруктов. Потом принесли огромный поднос, от одного взгляда на который текли слюнки — много-много жареного мяса. Чуть позже поспели глиняные сосуды с чем-то, напоминающим апельсиновый сок. Грешно было отказываться и тем самым оскорблять религиозные чувства аборигенов. Фамке уселась по-турецки прямо на пороге пещеры, устроила поднос на коленях и принялась выбирать самые аппетитные кусочки. Ого, они определенно не пожалели специй! Аборигены росли в ее глазах — прямо у нее на глазах. Очень, очень вкусно. И вкус знакомый. Что это? Неужели курица?

     

     Нет, не курица, окончательно поняла Фамке несколько минут спустя, когда туземцы притащили к вратам храма очередную партию подарков.

     

     Несмотря на свою молодость, Фамке ван дер Бумен была заслуженным офицером Империи и опытной военной преступницей. Поэтому ей уже приходилось пробовать подобное блюдо. Это был вкус победы, который навевал самые сладкие воспоминания.

     

     Она задумчиво глотала кусочек за кусочком, пока аборигены складывали у ее ног отрубленные головы, пробитые тропические шлемы, мечи в ножнах и без, а также винтовки, карабины и другие подобные вещи.

     

     Матерь божья, даже целый огнемет. Фамке машинально посмотрела на циферблат манометра — слава богам, стрелки на нуле. Техника безопасности прежде всего! О, и два пистолета-пулемета. Но без магазинов.

     

     Ладно, хорошего понемножку. Фамке отодвинула поднос с мясом и надолго припала к горлышку кувшина. Потом вытерла губы и погрузилась в состояние легкой печали. Пришла сытость, а вместе с ней какая-то духовная пустота. Юфрау ван дер Бумен чувствовала себя героиней классического анекдота про дикаря и министра по делам колоний. Как там было?

     

     " — Величайшая битва в истории, месье! Пятьсот тысяч погибших!

     

     — Пятьсот тысяч?! Вот это я понимаю, еды привалило! Можно целый год животы набивать!

     

     -???!!! Как вы могли такое подумать, месье! Пожирать трупы?! Это немыслимо! Мы же цивилизованные люди! Эти павшие солдаты — герои! Они погибли за Францию! Мы похоронили их с почестями!

     

     -???!!! Вы хотите сказать, что убили и закопали пятьсот тысяч человек просто так?! И кто теперь из нас двоих дикарь и варвар?!»

     

     «Точно не я», — подумала Фамке принялась и изучать горку отрубленных голов. — «Я правильно понимаю, что это было ваше мясо?»

     

     На подносе, изготовленном из тщательно обработанной коры какого-то тропического дерева, лежало хорошо прожаренное и приправленное человеческое мясо. Скорей всего, мясо белого человека. У юго-восточных азиатов, например, совсем другой вкус…

     

     Голов тридцать наберется. Да, все белые лица — разумеется, грязные и окровавленные, но ясно видно, что белые. Белголландцы? Не уверена. Эти парни родом из какого-то региона Земли с очень четкими границами. Очень знакомый расовый тип, на языке вертится. Будь они живые и чистые, быстрее бы догадалась. Все мужчины, многие из них довольно молодые. Некоторые умерли спокойно, другие откровенно страдали перед смертью. Фамке машинально пожала плечами — что я, страданий не видела? Не первая война, и даже не вторая. Она отвернулась от горы мертвых голов и перевела взгляд на трофейные винтовки. Фамке была опытным солдатом, но прежде всего военным летчиком, поэтому в винтовках плохо разбиралась. Хотя снова что-то знакомое. Где-то я их видела, в каком-то почетном карауле… Точно не родной белголландский «манлихер», не его младшая сестра — ниппонская «арисака», не альбионская «сильвер-бесс», не американский «спрингфилд» и однозначно не конфедеративный «тредегар»… Ну да какой смысл гадать? Фамке ухватилась за приклад ближайшей винтовки, придвинула ее к себе и открыла затвор. Наружу вылетела пустая блестящая гильза. Стреляли, значит. Внимательно прочитала все надписи на ствольной коробке, потом на прикладе. Вот и ответ. Она отложила винтовку и принялась шарить глазами по своей ночной рубашке. Где же этот штампик? А, он на спине был. Недолго думая, Фамке в очередной раз стянула рубашку через голову — и краем глаза увидела, как аборигены снова упали ниц. Сто процентов, никому нельзя рассказывать! Ага, вот и таинственный штамп. «SMDLH». Фамке внимательно присмотрелась, провела большим пальцем по треугольнику. Точно, здесь одной буквы не хватает. Стерлась почти целиком, только одна полоска осталась. И точно такие же буквы — на прикладе изученной винтовки. И на остальных винтовках тоже. Фамке торопливо вернула рубашку на место, откашлялась и заговорила на языке владельцев отрубленных голов:

     

     — Вы за это ответите.

     

     Аборигены нерешительно оторвались от земли, уставились на свою богиню и недоуменно переглянулись.

     

     — Не понимаете? — удивилась Фамке. Надо же, как эти несчастные ублюдки запустили свою колонию! Белых людей толпами режут, аборигены до сих пор не говорят на имперском языке…

     

     Разумеется, если это их колония. С чего я так решила? Я же понятия не имею, где нахожусь!

     

     Она попробовала заговорить с туземцами по-английски, по-французски, по-немецки; попробовала японский, яванский и даже сайгонский вьетнамский диалект. Не всеми этими наречиями Фамке владела в совершенстве, но она собиралась рано или поздно завоевать весь мир, поэтому фразу «Немедленно сдавайтесь, гребаные ублюдки!» могла составить даже на фарси или хиндустани. Безрезультатно. Аборигены ее откровенно не понимали. Их язык, в свою очередь, Фамке слышала впервые в жизни. Один или два раза ей казалось, что она разобрала в речи туземцев знакомые индонезийские слова, но вне контекста слова эти все равно не имели никакого смысла. Плохи дела. Фамке снова подобрала винтовку, закрыла затвор и прицелилась в небо. Интересно, как они отреагируют на гром и молнию? БАБАХ! Нет, не испугались. Наоборот. Опять ударили в барабаны и закружились в хороводе. Черт знает что.

     

     Может быть хоть язык жестов они понимают? Разумеется, жесты — это такой язык, который очень легко неправильно понять. Но терять-то все равно практически нечего. Фамке вытянулась во весь рост, указала на отрубленные головы, потом ткнула пальцем куда-то в пространство, затем грозно топнула ножкой и попыталась изобразить на лице знак вопроса. Аборигены прекратили стучать в барабаны, переглянулись и внезапно разбежались в разные стороны. Вернулись спустя считанные минуты — вооруженные до зубов. Нет, не трофейными ружьями белых людей, а копьями, щитами, луками и — какие интересные музейные экспонаты! — обсидиановыми мечами. И не только. Шестеро из них тащили нечто, напоминающее паланкин. Эта цивилизация нравилась заблудившейся принцессе все больше и больше! Неужели поняли?! Фамке подозревала что одновременно и да, и нет. Она всего лишь хотела узнать, где туземцы добыли головы. Аборигены поняли это по-своему — новая богиня войны зовет их в поход, где они смогут добыть еще больше черепов! Ладно, доберемся до ближайшего форпоста белых людей, а там разберемся…

     

     Не прошло и двух часов, как грозная армия оказалась на берегу моря. Судя по положению солнца, это был западный берег — то ли острова, то ли материка — это еще предстояло выяснить. Фамке посмотрела налево, то есть на юг — гора, около километра над уровнем моря. Направо, то есть на север — еще одна гора, плюс несколько небольших водопадов — разумеется, в десятки раз больше того, в «душевой комнате» пещеры. За спиной — скучные джунгли, ничего интересного или необычного за целых два часа, плюс-минус. Пляж усеян нежным песком, а на отмели в центре лагуны — неужели все-таки остров? — лежит темно-зеленая подводная лодка. Похоже, недавно лежит. В общем и целом, незнакомая местность. Взглянуть бы на нее сверху…

     

     Прежде чем отправиться в поход, Фамке тщательно покопалась в куче трофеев. Выбрала более-менее удобный пробковый шлем, карабин, патронташ, фонарик и бинокль. За биноклем она сейчас и потянулась. Так и есть, надпись на рубке подводного крейсера совпадает с буквами на пижаме и деревянных винтовочных прикладах. Приписанное к кораблю флотское имущество. Как минимум тридцать моряков с этой субмарины лежали сейчас в деревне аборигенов — частично, частично в животе у Фамке и, надо полагать, в других животах. И не только в животах. Фамке поспешила отогнать эту мысль и потянулась за апельсиновым соком. Полегчало. Выбралась из паланкина, снова прицелилась в небо и спустила курок. БАБАХ!

     

     — Эй, на борту! — заорала она во всю силу своих легких. — Есть кто живой? Выходите! Не бойтесь, эти туземцы не опасны!

     

     Скорей всего, ей не поверили, потому что никто не ответил. Возможно, причина была в другом — отвечать было некому.

     

     — Ждите меня здесь, — решительно приказала Фамке и зашлепала по мелководью по направлению к лодке. Аборигены задумчиво смотрели ей вслед. Поняли? Нет? Неважно. Не мешают — и то хорошо.

     

     Смотри-ка, трап болтается. Заманивают? Может быть, но выбора-то все равно нет. Фамке закинула винтовку за спину и забралась на внешнюю палубу. Никого. Передний люк открыт. Фамке постучала прикладом по крышке:

     

     — Есть кто живой? Отзовитесь!

     

     Никто не отозвался. Ничего не поделаешь, придется спускаться вниз на свой страх и риск. А если засада? «Только бы успеть объяснить, что я не убивала их людей». Нет, не убивала. Только покушала немножко…

     

     Винтовку пришлось оставить на палубе, бинокль и прочие трофеи тоже не имели смысла, только фонарик. Фамке осторожно спустилась вниз, не переставая выкрикивать слова вроде «Спокойствие! Только спокойствие!» При этом обращалась она в первую очередь к себе — на данном этапе у Фамке сложилось твердое убеждение, что на борту никого нет. Так оно и оказалось. Ни одной живой души. Трупов тоже не было.

     

     — Ай! — сказала она, наступив голой пяткой на целую россыпь стрелянных гильз. Машинально шагнула в сторону и едва не подскользнулась — как легко было догадаться, в луже крови. Нет, так не годится. Кровь, гильзы — это все ерунда. Вот будет здорово наступить в аккумуляторную кислоту или еще что-нибудь похуже. С тяжелым стоном Фамке в который раз стянула с себя казенную сорочку, разорвала ее надвое и кое-как превратила в подобие обуви. На некоторое время хватит, ведь это действительно брезент. Или вроде того.

     

     — Есть кто живой? — крикнула она в последний раз, исключительно для очистки совести, после чего решительно зашагала вперед.

     

     В отсеках подводного крейсера царил таинственный полумрак. Аварийное освещение все еще работало. Впрочем, оно было аварийное, поэтому фонарик очень даже пригодился.

     

     Ни одной живой души. Только кровь, гильзы, и другие подобные следы сражения. Вот здесь, например, судя по разрушениям, разорвалась граната. А вот тут кто-то пустил в ход огнемет. Возможно, тот самый.

     

     Тридцать обезглавленных трупов, а где остальные? Стандартный экипаж такого корабля — сто десять человек, плюс-минус. Хм. Возможно, погибли в другом месте. Или бежали в неизвестном направлении. Или аборигены решили, что тридцать черепов для богини — в самый раз, а остальные головы поделили между собой. Наверно. Может быть. Все может быть.

     

     Капитанский мостик, наконец-то. И здесь следы сражения. Рация? Ха-ха-ха! Кто бы сомневался, уничтожена. Прямое попадание, и не один раз. Да, и лужа кислоты на полу. Так, здесь какие-то бумаги… А здесь — кучка пепла… А где карты?! Карты где? Неужели сгорели? Здесь нет, здесь тоже нет… Черт бы их побрал… Что в бумагах? Ничего интересного, какая-то техническая рутина… А это что? Ааа! Вот это удача! Неужели бортовой журнал?! Точно, старая школа, в металлической обложке, практически не пострадал… Фамке положила журнал на ближайший столик и принялась торопливо его листать. Так, это совсем старые записи… ремонт, отдых на родной базе, это все сейчас неинтересно… Вот! Три месяца назад корабль покинул Аляску, где исполнял обязанности стационера. Секретная миссия. Пересек всю Белголландскую Империю с востока на запад. Шпионили, следили. Грязные ублюдки! Если бы не гражданская война, мы бы им показали, как нарушать священные имперские границы! Так, последняя запись. Рутинное ночное всплытие на поверхность для подзарядки аккумуляторов. Координаты — к северу от Борнео. Дата… Помню! В этот день мы собрались в императорском бункере! Совпадение? Возможно. А потом…

     

     Фамке не смогла удержаться от приступа истерического смеха. Ну нельзя же так! Десять страниц минимум вырваны «с мясом». На самом интересном месте!!! Там могли быть все ответы!!!

     

     Впрочем, часть ответов она уже получила — и окончательно убедилась в своей правоте, добравшись до корабельного лазарета. Знакомые зеленые пижамы с таким знакомым треугольным штампиком.

     

     Картина заметно прояснилась.

     

     Фамке ван дер Бумен все-таки отправилась на сражение с австралийским флотом. Победила? Проиграла? Успела ли вообще принять участие? — неизвестно, но так или иначе, она потеряла сознание и оказалась за бортом, в океане (необязательно в таком порядке). Там ее, скорей всего, подобрал экипаж этой субмарины. Оказали медицинскую помощь, переодели в казенную пижаму и побрили голову, дабы тщательно изучить возможные повреждения. Некоторое время спустя лодка пристала к этому берегу. Аборигенам это почему-то не понравилось. Мощь новейшего европейского оружия оказалась бессильна против первобытной ярости каннибалов. Не повезло. Туземцы очистили субмарину от экипажа, но в какой-то момент нашли в медицинском отсеке бесчувственную Фамке. Приняли за богиню, которую чужестранцы держали в плену, освободили и притащили в свою деревню. Далее везде.

     

     Хм. Интересная моральная дилемма. Должна ли Фамке отомстить дикарям, которые убили моряков, которые спасли ее… Нет. Кто сказал, что они ее спасли? Это всего лишь гипотеза. Хорошая гипотеза, но с окончательными выводами не стоит торопиться.

     

     Фамке провела на лодке несколько часов, но больше не нашла никаких документов, которые бы пролили дополнительный свет на текущее положение вещей. Что-то сгорело, что-то исчезло, несколько сейфов, разбросанных по кораблю, Фамке там и не сумела вскрыть. Радиорубка уничтожена — гранат пять одновременно, не меньше. Делать здесь нечего, пора двигаться дальше.

     

     Фамке еще раз прошлась по каютам и отсекам. На подводные лодки нередко набирают низкорослых моряков, поэтому в итоге она собрала себе полный комплект одежды, в том числе нижнее белье и ботинки. Рабочий комбинезон без знаков различия, если не считать имени владельца — в самый раз, не стоит слишком сильно нарушать Женевскую конвенцию и щеголять в иностранной униформе. Рюкзак, новый фонарик, две фляжки, несколько пачек галет и сушеных фруктов, автоматический пистолет с запасными магазинами, мачете в ножнах и прочие мелочи, которые пригодятся ей в джунглях неизвестного острова или материка. Не мародерство ли это? Что об этом говорит конвенция? Черта с два, корабль на мели лежит, следовательно на него распространяется береговое право. Тем более что это мой берег — спросите аборигенов, они подтвердят. Черт побери, ни одного целого секстанта на борту! Ну, хоть компас есть. И часы. Что самое забавное — это были ее часы, служебные, стандартная модель для белголландских летчиков. Нашлись в одном из ящиков в капитанской каюте. Других знакомых вещей Фамке на борту субмарины не нашла. Никаких моральных сил копаться в этом гробу уже не оставалось, и белголландская принцесса поспешила выбраться наверх.

     

     Берег был пуст. Ни одной живой души. Похоже, подданные покинули ее. Или нет? Затаились в засаде за зеленой стеной, и прямо сейчас как выскочат…

     

     Не выскочили. Неужели ушли? Черт его знает, может это и к лучшему. Допустим, она сможет отыскать дорогу назад, в деревню, но возвращаться туда совершенно не хотело. На ужин, небось, опять человеческое мясо. Нет-нет-нет, хорошего понемножку.

     

     Фамке осмотрелась по сторонам, потом посмотрела на солнце. До заката еще несколько часов; пожалуй, самое время позаботиться о ночлеге. Вон там, в скалах, поближе к водопадам — выглядит заманчиво. По крайней мере, на первый взгляд. Отлично, туда и направимся.

     

     Фамке вернулась на берег, бросила последний взгляд на мертвую субмарину и решительно зашагала к намеченной цели. Но не успела она пройти и десяти шагов, как внезапно побросала на песок все снаряжение и рванула вперед с удвоенной скоростью.

     

     — Стоять! — рявкнула Фамке и рухнула на песок. — Попался!

     

     Ее пленник не собирался так легко сдаваться, поэтому он шипел, негромко, но злобно рычал, извивался и щелкал зубами. Фамке ловко схватила его за шкирку, как непослушного котенка, подняла в воздух и недоуменно рассмотрела со всех сторон. На первый взгляд — ящерица какая-то, длинной с ее руку. Но шерсть, соски, мокрый пушистый хвост… кто это? Выдра что ли? Морской бобер?! Черт побери, никогда таких не видела. Зверек как раз выбирался на берег, когда Фамке его заметила. Утконос? Нет, мордочка на мышиную похожа. Хм. Гм. Интрига! Ладно, проваливай. Фамке выпустила зверя, тот тяжело плюхнулся в набежавшую волну, но тут же вскочил и стремительно исчез по направлению к джунглям. То ли счастливого пути, то ли скатертью дорога.

     

     Фамке подобрала разбросанное снаряжение и продолжила путь.

     

     Действительно, удачное место. Скалы, пальмы над обрывом, целых три тропинки для отхода, а в самом крайнем случае можно будет сигануть со скалы прямо в море — тут невысоко. Ближайший водопад достаточно далеко, чтобы не раздражать своим шумом. Годится. Больше того, отсюда можно наблюдать за мертвой субмариной. Вдруг туда еще кто-нибудь заявится… «Черт побери, в тысячный раз, куда я попала?! Совсем недалеко от экватора, но место совершенно незнакомое. Не понимаю». Сколько дней она провела в бессознательном состоянии? Как далеко занесло ее спасителей — или похитителей — от брунейских берегов? Кто эти туземцы? Что это за млекопитающая ящерка на берегу?! Неужели совершенно неизвестная земля?!

     

     Ладно, завтра разберемся, зевнула Фамке и принялась подбирать себе дерево для ночлега. Стоит забраться повыше — откуда ей знать, кто еще водится в этих джунглях…

     

     Стоп-стоп-стоп, а это что за новый звук? Господи боже мой, какой родной и знакомый… Положим, не совсем родной, но очень и очень знакомый!

     

     Фамке забыла обо всем, торопливо извлекла бинокль и повернулась на запад.

     

     Так и есть, они шли со стороны моря, на небольшой высоте. Этот звук она бы узнала с закрытыми глазами — то есть, с закрытыми ушами.

     

     Их было шестеро — они выстроились в одну линию, один за другим, сохраняя между корпусами минимальную возможную дистанцию. Лучи заходящего солнца отражались от их… к черту лирику, самое время для тактики и техники. Шесть тяжелых морских бомбардировщиков «Келлерман» Мк-3. Сделано во Франции; состоят на вооружении в самой Франции, а также Испании, Португалии, бывшей Италии, Греции, ИГИЛе, Марокко, Мексике… проще сказать, где они не используются. Стандартная металлическая окраска. Опознавательных знаков не видать — то есть это может быть кто угодно. Зачем они здесь? Риторический вопрос.

     

     Фамке столько раз — сотни раз — участвовала в подобном или наблюдала такие эпизоды со стороны, что могла с закрытыми глазами (и ушами), слово в слово, и секунда в секунду повторить то, о чем говорили прямо сейчас люди на борту любого из этих самолетов — или всех сразу. Вот, прямо сейчас, на любом известном ей языке…

     

     — Вижу цель, — пробормотала Фамке, не отрываясь от бинокля.

     

     «Келлерманы» стремительно приближались.

     

     — Бомбардир, принять командование, — продолжала шептать Фамке. — Здесь бомбардир, командование принял.

     

     Еще на сотню метров ближе.

     

     — Цель захвачена.

     

     Еще ближе.

     

     — Приступить к бомбардировке.

     

     С такого расстояния и в стремительно наступающих сумерках она не могла видеть, но совершенно ясно знала — прямо сейчас, в это мгновение, распахнулись бомболюки.

     

     — Бомбы пошли.

     

     Первая бомба ударила точно в боевую рубку лежавшего на мели подводного крейсера…

     

     -…прямое попадание…

     

     …за ней последовала вторая, третья…

     

     -…продолжать бомбардировку…

     

     …четвертая, пятая и шестая со второго самолета (каждый нес по три бомбы); седьмая, восьмая и девятая с третьего «Келлермана»; и так далее, пока от мертвой субмарины не осталось ровным счетом ничего, только мокрое место.

     

     — Цель уничтожена, — Фамке продолжала бормотать себе под нос. — Повторяю, цель уничтожена. Говорит Бомбер-2, подтверждаю, цель уничтожена. Капитан, принимайте командование. Командование принял. Отличная работа, ребята. Возвращаемся на базу. Эй, возвращаемся на базу! Почему они не возвращаются?! — искренне удивилась Фамке.

     

     Самолеты пришли со сторона моря — там где-то должен быть авианосец, скорей всего — но почему-то не развернулись, а продолжили полет в глубь острова (или материка). Запасной аэродром? Возможно. Надо засечь направление. Да. Вон туда они полетели. Черт побери, они действительно садятся! Хорошо. Надо будет завтра с утра их навестить. Или ближе к обеду. Но никак не позже ужина.

     

     Вот теперь точно пора спа…

     

     Да что же это такое, дадут ей сегодня выспаться или нет?!

     

     Фамке действительно выбрала удачное место для ночлега — она могла видеть все, что происходит вокруг, но люди, которые прошли по тропинке в каком-нибудь десятке от метров от нее, ничего не заметили.

     

     Их было раз, два, три… восемь человек. Они негромко переговаривались между собой и никуда особенно не торопились. Фамке ругала себя последними словами — очевидно же, эти парни тоже пришлю сюда, чтобы полюбоваться на бомбардировку, а она так увлеклась любимым зрелищем, что едва не пропустила их приближение! Точно, полюбовались. Двое из них — похоже, офицер и сержант — опустили бинокли. Еще один что-то негромко сказал в трубку висевшей на спине рации. Потом они повернулись и ушли примерно в том же направлении, что и бомбардировщики. От их шлемов отразились самые последние лучи заходящего солнца.

     

     Шлемы представляли особый интерес — как и все остальное снаряжение и вооружение. Нет, ничего общего с теми парнями, что прибыли сюда на подводной лодке.

     

     «Стальхельмы», «фельдграу», «маузеры» и «шмайсеры». При этом солдаты переговаривались между собой по-английски — Фамке ясно разобрала слова вроде «Сэр», «Роджер» и «Возвращаемся на базу».

     

     Какой интересный этнографический материал.

     

     Потому что, насколько ей известно, на Земле есть только одна страна, солдаты которой выглядят подобным образом и при этом говорят по-английски.

     

     Что они делают так далеко к востоку от своих владений?

     

     Или наоборот, Фамке сама не понимает, как далеко она забралась на запад?

     

     Или это не они вовсе — мало ли кто мог нарушить конвенцию и переодеться в чужую униформу? Жаль, нескольких коротких слов не хватило, чтобы разобрать акцент…

     

     Интрига закручивается!

     

     Что будет завтра?!

     

     

      " — Какое коварство! Какое низкое коварство! — ахнул старый джинн и стал лихорадочно дёргать один волосок за другим».

     

      Л.И.Лагин, «Старик Хоттабыч».

     

     * * * * *

     

     Вопреки собственным словам и всеобщим ожиданиям, капитан Габриэль Мендоза проявил милосердие, несвойственное людям его жестокой и предательской расы. Никого не расстреляли на месте без суда и следствия, и даже не заставили прогуляться по доске согласно статьям и уложениям Военно-морского кодекса от 1909 года. Пленников загнали в трюм «Нагасаки-мару»; к рычагам и штурвалам встали офицеры с «Рузвельта»; и крошечная эскадра — филиппинский крейсер и трофейный транспорт — повернула на юг. Скорей всего, Мендоза собирался соединиться с другими кораблями или войсками самозваной императрицы Виктории. Возможно, именно она и решит судьбу пленников.

     

     Но Мэгги Хан не собиралась ждать так долго. Прямо скажем, не на такие приключения она рассчитывала.

     

     Трое суток спустя Мэгги подошла к филиппинским часовым, охранявшим трюм, и потребовала отвести себя к капитану. К ее удивлению — Мендоза не переставал удивлять — капитан Габриэль обнаружился на мостике «Нагасаки-мару». То ли он не торопился возвращаться на «Рузвельт», видневшийся на дистанции пистолетного выстрела справа по борту, то ли посетил транспорт с инспекцией — ну да какая разница? Мэгги, к уже собственному удивлению, была рад его видеть.

     

     — Вы хотели рассказать мне что-то важное? — поинтересовался Мендоза, демонстративно уткнувшийся в бинокль. — По крайней мере, так утверждают мои солдаты.

     

     — Да, — отозвалась Мэгги, после чего назвала свое настоящее имя, звание, должность и так далее. — Я высокопоставленный офицер и член королевского дома союзной империи, поэтому вы должны немедленно меня освободить, и…

     

     Капитан Мендоза наконец-то соизволил оторваться от бинокля, посмотрел на Мэгги с нескрываемым интересом, после чего натужно расхохотался.

     

     — Отличная история. Ты потратила три дня, чтобы ее придумать?

     

     — Это правда, от первого до последнего слова, — нахмурилась принцесса. — У меня есть свидетели…

     

     — Допустим, — кивнул филиппинец. — Но знаешь что? Мне как-то все равно. Даже если ты говоришь правду. Ты не представляешь, как велики и грандиозны наши планы. Не такая ты важная птица, чтобы отвлекаться от тебя. Пусть они с тобой разбираются, — и капитан ткнул пальцем в показавшийся на горизонте берег.

     

     — Что это? — только и спросила Мэгги.

     

     — Хайнань, — коротко ответил Мендоза и тут же добавил, повернувшись к своим морским пехотинцам: — Бросьте ее обратно в трюм.

     

     Хайнань — если только за последние три дня не случилась еще одна война или восстание — должен был принадлежать тайпинскому Китаю. Так оно, собственно, и оказалось.

     

     Несколько часов спустя «Нагасаки-мару» уперлась в один причалов в порту Хайкоу, что на северном побережье острова. Штыками и прикладами пленников выгнали на берег и заставили построиться на пристани. Габриэль Мендоза обменялся рукопожатиями с группой китайских офицеров, после чего помахал ручкой и вернулся на «Теодор Рузвельт», который стремительно удалился обратно в океан. «Нагасаки-мару» осталась болтаться у берега. Филиппинских охранников сменили китайцы в уже знакомой Мэгги униформе тайпинской военной полиции. Один из китайских офицеров — молодой, не старше тридцати, высокий и черноусый — выступил вперед, заложил руки за спину и демонстративно откашлялся.

     

     — Я вас решительно приветствую, — заговорил он на хорошем японском. — Да, я говорю на вашем языке, потому что до войны учился в Киото. Разрешите представиться, меня зовут комиссар Сы. Когда мы познакомимся поближе, сможете называть меня товарищ Номер Четыре.

     

     По рядам пленников прокатилось заметное оживление.

     

     — Да, вы все правильно поняли, — усмехнулся комиссар. — Больше того, в настоящее время я исполняю обязанности командира Четвертой Ударной Бригады — в которой вам и предстоит служить.

     

     — Но позвольте… — не выдержал стоявший в переднем ряду полковник Сугавара.

     

     — Не торопитесь, — добродушно перебил его товарищ Сы. — Когда я закончу свою речь, вы будете знать гораздо больше, чем сейчас, а также сможете задать любые вопросы. Впрочем, я ее почти закончил. Вы что-то хотели сказать… — китаец сделал паузу и внимательно рассмотрел собеседника, -…полковник?..

     

     — Полковник Сугавара, Корпус японских добровольцев в Маньчжурии, бывшая Японская национальная гвардия…

     

     — Бывшая, конечно, — вежливо улыбнулся китаец.

     

     — Мы возвращались домой, согласно условиям мирного договора, — продолжал Сугавара, — поэтому я категорически не понимаю, почему мы оказались здесь, по какому праву вы нас задерживаете, и о какой службе говорите. От имени своих товарищей я заявляю решительный протест…

     

     — Вы оказались здесь потому, что вас сюда привезли ваши сограждане на белголландском корабле, — ехидно напомнил комиссар и показал в сторону горизонта, где все еще виднелась корма «Рузвельта». — Теперь что касается прав. Полагаю, вам не предоставили копию мирного договора? Ай-ай-ай, — покачал головой китаец, — ох уж эти столичные бюрократы… Ничто их не берет, даже несколько революций подряд оказались бессильны. Ну, неважно, у меня в канцелярии копия найдется, я вам потом покажу. Там сказано, что китайское правительство обязуется вернуть всех военнопленных, как маньчжурских регуляров, так и иностранных добровольцев, в родные страны, как только это позволят условия и обстоятельства…

     

     — Можете не продолжать, я все понял, — помрачнел японский полковник. — Полагаю, там еще и запятые хитрым способом расставлены. Но это бесчестно!

     

     — Я не стану спорить с вами о чести, — продолжал улыбаться китаец, — уверен, вы меня все равно переспорите. Я только напомню, что вы явились в нашу страну без приглашения и совершили бесчисленные военные преступления, искупить которые можно только кровью — и то далеко не факт. Именно такую возможность — искупить свои преступления — мое правительство в бесконечной мудрости его вам предоставляет. Вы поступаете на службу в Добровольно-Революционную Армию Китая — разумеется, совершенно добровольно; вы будете честно исполнять все приказы своих командиров — меня и моих товарищей; а как только мы с вами одержим победу, вы сможете отправиться домой.

     

     — Добровольно? — переспросил полковник. — То есть мы может отказаться?

     

     — Ну конечно! — радостно закивал комиссар. — Исключительно добровольно. Никто вас насильно не удерживает. Можете хоть прямо сейчас возвращаться на родину. Япония вон в той стороне, — и комиссар почему-то указал рукой на север, в сторону китайского берега. Намек был прозрачен до невозможности, как слеза невинного младенца. Если в Шанхае один китайский солдат охранял пятьдесят японцев, вспомнила Мэгги, то сколько охранников понадобится здесь? Примерно столько же, плюс-минус один.

     

     — С кем воевать будем? — поинтересовался полковник Сугавара, упавший голос которого демонстрировал типичную азиатскую покорность судьбе.

     

     — Узнаете в самое ближайшее время, — отвечал комиссар. — Полагаю, среди ваших товарищей вы самый старший по званию?

     

     На уточнение этого вопроса потребовалось несколько минут. Как оказалось, на берег высадили далеко не всех пленников. Ван дер Смит, Фудзивара и другие моряки остались в руках у филиппинского капитана. Генерал Мэгги Хан решила в настоящий момент не раскрывать свою подлинную личность. Поэтому Сугавара снова принял командование военнопленными на себя.

     

     — Отлично, — кивнул комиссар Сы, — назначаю вас своим заместителем. Постройте людей и вперед, шагом марш. Лагерь нашей бригады совсем недалеко, менее пяти километров за городом. Можно сказать, четыре километра с небольшим, — расхохотался китаец. — Не обращайте внимание. Четыре — мое счастливое число. Понимаю, в это трудно поверить — но у вас будет возможность в этом убедиться.

     

     Четыре километра через пыльную улочки провинциального китайского города и проселочную дорогу — и вот Мэгги, Сугавара, Джек Спринг и еще 297 японцев снова стоят в строю, на фоне брезентовых палаток и бамбуковых домиков.

     

     — Возможно, вас утешит тот факт, что вам все равно пришлось принять участие в этой войне. Разве что, быть может, на другом фронте, — продолжал свою речь товарищ комиссар Сы. — Наш противник — мятежный губернатор Индокитая генерал Преториус, который предал всех ваших императоров и императриц одновременно — Альберта, Юлиану, Викторию — или кому вы там собирались служить. А вы думали, почему капитан Мендоза так легко с вами расстался? Преториус ведь и его враг тоже. Поэтому капитану все равно, на каком фронте вы будете с ним сражаться. Поэтому, когда пойдете в бой, можете кричать «кайзер банзай» — ничего не имею против. Между прочим, я пойду с вами. Пусть вы виновны, но никто не собирается посылать вас на убой. Вы должны прежде всего выиграть битву, а не умереть просто так. Поэтому вы получите лучшее оружие и снаряжение, я позаботился об этом лично. Перед выступлением у вас будет возможность поесть, отдохнуть и привести себя в порядок. Потому что вы будете сражаться за правое дело, поэтому должны выглядеть как настоящие солдаты, а не как оборванцы. Ваньсуй!

     

     — Банзай! — рявкнули в ответ японцы. Товарищ Номер Четыре удовлетворенно кивнул и принялся обходить строй.

     

     — Ровно триста человек, это надо же! — заметил он. — Говорят, европейцы очень любят это число. Один раз по триста — Фермопилы. Два раза по триста — атака легкой кавалерии… У вас тоже будет возможность обессмертить свои имена!

     

     — Мне нравится ваше чувство юмора, — в свою очередь заметил полковник Сугавара.

     

     — Рад это слышать, — поклонился в ответ китайский полководец. — Да, мы определенно сработаемся.

     

     Комиссар был тертый калач, из тех, кого на мякине проведешь. Мэгги Хан могла забинтовать себя несколько раз, одеть униформу на два размера больше и сутулиться несколько часов подряд, но это не помогло. Товарищ Номер Четыре тут же ее раскусил.

     

     — Женщина? Что ты здесь делаешь? Гейша что ли?

     

     — Я такой же солдат, как и вы, — искренне обиделась Мэгги.

     

     — Допустим, — кивнул комиссар. — И что ты умеешь делать?

     

     — Стрелять, рубить мечом, кидать гранаты… — начала было принцесса.

     

     — Очень хорошо, — снова кивнул товарищ Сы. — Не имею ничего против. Двадцатый век на дворе, в нашей армии тоже полным-полно солдат женского пола. Будешь стрелять и кидать гранаты.

     

     Несколько минут и шеренг спустя комиссар обратил внимание на европейскую физиономию Джека Спринга.

     

     — А ты кто такой? — товарищ Сы тут же перешел на голландский язык. — Белголландец?

     

     — Американец, — пробормотал совершенно потерянный Джек, расстроенный столь внезапным финалом своей блестящей военно-морской карьеры. Если бы не какой-то добрый японский офицер, добросовестно переводивший для него речи комиссара, Джек Спринг вообще бы не понял, что здесь происходит.

     

     — Как ты здесь оказался? — комиссар мгновенно переключился на английский язык. Студент-отличник, черт бы его побрал. — Наемник?

     

     — Доброволец, — возразил Джек. — Между прочим, еще недавно я сражался за Китай на северном фронте.

     

     — У вас, небось, и доказательства есть? — вкрадчиво поинтересовался комиссар.

     

     Доказательств не было. Поднимаясь на борт японского корабля, Джек Спринг на всякий случай избавился от всех китайских документов и орденов, которые остались в сейфе резидента Кауфмана.

     

     — Ай-ай-ай, нехорошо-то как получилось, — покачал головой товарищ Сы. — Ну да ладно. Я готов поверить вам на слово. Но проверить-то все равно придется. И это будет несложно — потому что, как я уже сказал раньше, у вас будет прекрасная возможность снова сразиться за Китай и его правое дело. Через несколько дней мы выступаем на юг, в великий освободительный поход. Тонкин — он же так называемый Северный Вьетнам — древняя китайская земля, которая стонет под вражеской пятой и взывает к своим грядущим освободителям — то есть нам с вами. И мы непременно его освободим! Ибо воистину! Ваньсуй! Вань-вань-суй!!!

     

     — Кайзер банзай!!! — машинально ответили японцы.

     

     «А как же послевоенное восстановление и тяжелое положение китайской экономики? — задумалась принцесса Мэгги. — Не успели китайцы закончить одну войну, как тут же начинают другую?!»

     

     С другой стороны, почему бы и нет? Наверняка, прежде чем атаковать Белголландский Вьетнам, китайцы договорились с Альбертом или Юлианой — а может даже со всеми претендентами и узурпаторами сразу. Китайцы ударят по генералу Преториусу, а другие белголландские лидеры за это спишут им все долги и предоставят новые кредиты. При этом на острие копья прежде всего пойдут японские «добровольцы» — и не только японские, скорей всего. Трех сотен солдат откровенно недостаточно для такой войны.

     

     Конечно, с точки зрения белголландских принцесс и принцев, Тонкин — никакая не исконная китайская земля, а наследные владения дома Оранж-Нассау. Ну да ладно, ради победы иногда приходится идти на жертвы. К тому же, исконные земли всегда можно вернуть обратно. Есть у исконных земель такое свойство — возвращаться в лоно родных империй…

     

     Обо всем этом Мэгги размышляла на берегу реки, протекавшей на границе лагеря. Комиссар Сы сдержал свое слово — его новые солдаты получили хорошую порцию риса каждый, а также новый комплект униформы и целую бочку жидкого мыла (опять Красный Крест постарался). Принцесса набрала добрую порцию мыла в свой котелок, отыскала на берегу реки более-менее укромный уголок, содрала надоевшие бесполезные бинты и японскую униформу (снятую с трупа несколько дней назад, между прочим) и принялась намыливаться. За этим занятием ее и застал Джек Спринг.

     

     — Ну, чего уставился? — нахмурилась Мэгги. — Голых девушек никогда не видел?

     

     — Ну почему же, видел, — пробормотал удивленный Джек. — Я и тебя где-то уже видел. Только тогда ты не говорила по-английски.

     

     Мэгги только усмехнулась в ответ. В отличие от Джека, она сохранила свои китайские документы на имя «рядовой Ли Фан» и советский орден впридачу. У нее даже появилась идея предъявить бумаги товарищу комиссару и потребовать немедленной демобилизации. Но она представила, как товарищ Номер Четыре говорит — «Очень хорошо. А каким образом китайская героиня оказалась на борту японского корабля?» — и отказалась от этой идеи. Больше того, ей было неудобно перед японцами. Они оказались в плену, потому что сражались за ее династию. Ей и так уже пришлось врать полковнику Сугаваре, когда он спросил, зачем принцесса искала встречи с филиппинским капитаном. «Хотела улучшить положение ваших солдат», — не моргнув глазом, сказала Мэгги. Полковник сделал вид, что ей поверил. Честь, долг, азиатский пафос… провались они все в преисподнюю. Ладно, она что-нибудь обязательно придумает. Пусть Мэгги не имела четких планов на ближайшее будущее, но она точно не собиралась погибать на войне за древние провинции то ли Китая, то ли Вьетнама, то ли Белголландии, то ли самого дьявола.

     

     Кстати, этот американский парень может ей пригодится. Да, определенно может.

     

     — Держись рядом со мной, солдат, и я сделаю тебя генералом, — сказала Мэгги.

     

     — Когда прикажете приступать? — усмехнулся Джек Спринг, в свои очередь строивший не менее коварные и таинственные планы.

     

     — Прямо сейчас. Для начала можешь намылить мне спинку…

     

     

      «Казалось бы, город умер, не оставив следов. Стерлась память о форуме, шумном базаре и журчании фонтанов, мудрых беседах на террасах бань».

     

      Кир Булычев, «Тимгад — образцовый римский город».

     

     * * * * *

     

     Никто из бывших в здравом уме и твердой памяти не сомневался, что Новая Римская Империя погибла, но из всякого правила случаются исключения. Одним из таких исключений был капитан-центурион Мантовани. Он и два десятка его соратников. Все прочие солдаты его роты погибли, разбежались, дезертировали или сдались греческим ублюдкам в плен. Остались только самые лучшие, опытные и преданные. Что самое важное, они не были какими-то фанатиками, готовыми умереть за пустую и мертворожденную идею. Нет, совсем нет. Люди, окружавшие Мантовани, были сплошными рационалистами, имевшими перед собой четкий план, ясно видевшие цель и глубоко убежденные в окончательном успехе. Несмотря на всю тяжесть положения, в котором они оказались.

     

     — Все великие империи прошлого и настоящего можно разделить на две условные группы, — говорил Мантовани, в свое время проведший несколько лет на исторических факультетах как итальянских, так и других европейских университетов. — Империи-долгожительницы и империи-скороспелки. Долгожительницы живут долго, потому что на их строительство уходят годы, декады, столетия — медленно и неторопливо, кирпичик за кирпичиком. Таким были наш Рим, Британия, Китай, Россия. И скороспелки. Следует отдать грекам должное — и в этом нет ничего постыдного, нельзя одолеть врага, если не признавать его успехов, побед и достоинств — так вот, следует отдать грекам должное, они создали великую империю. Но это типичная империя-скороспелка. В считанные дни они одержали серию громких побед и теперь считают, что для них нет ничего невозможного. Что тут скажешь, со времен Александра Великого они ничего не поняли и ничему не научились. Завоевать империю не значит удержать или сохранить ее. О, нам ли этого не знать! Хуже того, вся империя греков держится на одном великом вожде — точь-в-точь, очередной Александр. Случись с ним что — и вся держава треснет по швам. И ведь на дворе не четвертый век до рождества Христова, а империя греков — не единственная великая держава на Земле. Все прочие державы взирают на греков со странной смесью восхищения, опасения и ненависти. Неудивительно, ведь те проглотили кусок не по чину. Уже Италию им не позволили забрать целиком, пришлось делиться с Берном и австрияками. А что будет завтра, когда греки действительно отправятся в поход на Восток, дабы подчинить себе Турцию, Иудею и Персию, как обещают их лидеры? Неужели Германия, Австрия, Россия и Белголландия станут спокойно смотреть на вторжение в свою зону влияния и избиение старых союзников или вассалов? Нет, они только и ждут повода, чтобы ударить грекам в спину. Вот тогда и наступит наш час. Вот тогда мы вернемся в Италию, завоюем собственную свободу и снова водрузим на семи холмах древние римские знамена. Потому что Рим вечен. И всякое его падение может быть только недолгим и временным — перед очередным грандиозным взлетом! Потому что Рим — это мы. Пока мы живы — жива империя. Потому что мы — латники на границе. Готы, гунны, вандалы, исаврийские горцы. Римляне не по рождению, а по случайности службы. Мы продолжаем дозором посменно стоять на валу. Достаточно нам вместо бога, чтоб на хоругви дракон от ветра распахивал пасть. Сердце империи — мы, а не этот облупленный город!

     

     — Аве, Чезаре! — обычно звучало в ответ, сопровождаемое громкими, продолжительными аплодисментами, а капитан-центурион Чезаре Мантовани скромно краснел и раскланивался. Краснел еще и потому, что был вынужден цитировать английского поэта — чертов британец Грейвс ухватил самую суть ситуации, не всякому природному римскому стихоплету такое удавалось. Или вот Киплинг, например — «Я буду Риму здесь служить, пошли меня опять болота гатить, лес валить, иль пиктов усмирять…» Нельзя не признать, не только британские поэты в частности, но и британцы в целом правильно понимали суть и соль Вечного Города; быть может, именно поэтому им удалось построить одну из немногих империй, которая могла сравниться с Римом. «А толку-то?» — мог бы возразить какой-нибудь скептик. — «Пал Рим, пал и Лондон; Quod non fecerunt Gothi, hoc fecerunt Scoti — что не разрушили вестготы, разрушат викинги и скотты».

     

     «Пусть так — все там будем… Но что останется после нас?» — время от времени спрашивал себя Чезаре Мантовани, любуясь собственным отражением в зеркале. Там было на что посмотреть — и не только посмотреть, но и убедиться в правоте индусов, верующих в переселение душ. Этот выдающийся нос, этот гордый профиль, эта ранняя лысина… За лысиной Мантовани особенно тщательно следил. Маленькие слабости великого человека. Чезаре верил, что ему суждены великие дела. И, подобно тому, первому Цезарю, он предпочитал быть первым человеком в деревне, но только не вторым в Риме. Не в деревне даже, а в своем маленьком уголке в самом сердце африканской пустыни, где-то на границе Ливии и Египта, где его крошечный отряд продолжал борьбу Нападал на греческие конвои, вырезал блокпосты и даже сбивал одинокие самолеты. И делал это довольно успешно — потому что в отряде Мантовани остались только самые лучшие, опытные и преданные.

     

     Разумеется, итальянцы и греки не были единственными участниками этой смертельной игры. Аборигены с первого дня внимательно следили за ее ходом, испытывая самые сложные и противоречивые чувства. Но Мантовани давно принял на вооружение древний римский принцип «разделяй и властвуй» (на самом деле британский, но солдатам об этом знать необязательно). До поры до времени аборигены не были помехой. Некоторые даже помогали — обычно, за некий процент от трофеев; другие, получив хорошую трепку, отступили в сторону и старались не мешать; иных удалось стравить друг с другом и тоже выключить из игры. Игра продолжалась. Доска была расчерчена, фигуры расставлены, а потом приведены в движение. А правила?.. Правил не существует.

     

     — Правил не существует, — задумчиво пробормотал Мантовани. Он сам не заметил, как принялся размышлять вслух. Обстановка располагала. Отряд находился в относительной безопасности в зоне влияния дружественного бедуинского клана. Сегодня итальянцам удалось сытно поужинать, а ночевать они собирались под уютной крышей. Можно сказать, жизнь удалась. Хотя расслабляться, конечно, ни в коем случае ни стоило. Посты были расставлены, один из бойцов дежурил у радиоприемника и слушал эфир; остальные спали в одежде и обуви, положив оружие под подушки — точнее, под седла или шинельные скатки. Ведь война для них могла продолжиться в любой момент.

     

     — Вы что-то сказали, командир? — повернулся к нему радист, сержант Акарди.

     

     — Не обращай внимания, — отмахнулся Мантовани. — Есть что-нибудь? Какие новости?

     

     — Если верить грекам, с Кипром покончено, — отвечал Акарди. — Впрочем, это и немецкие станции подтверждают, и английские. Новый губернатор говорит, что если туркам что-то не нравится, то море большое, и места всем хватит.

     

     — Куда катится этот мир, если мы должны сочувствовать туркам? — пожал плечами центурион. — Что-нибудь еще?

     

     — Да, — внезапно ответил Акарди. — Будь я проклят, да! — сержант принялся осторожно вращать рукоятку верньера.

     

     — Что там? — приподнялся Мантовани.

     

     — Одну минуту, командир… Это Морзе. Вот, слушайте. — Акарди протянул командиру запасной наушник.

     

     Центурион прижал наушник к левому уху, а свободной рукой потянулся за блокнотом. Оглянулся в поисках карандаша, но Акарди уже протягивал ему свою, чудом выжившую в пустыне авторучку. Мантовани принялся царапать цифры и буквы прямо на обложке. Несколько строчек подряд, пока сигналы не прекратились. Акарди не отставал и тоже записывал передачу. Потом они смогут сравнить полученные результаты.

     

     — Непуганые идиоты, — констатировал итальянец, перечитывая сообщение. — Это настолько глупо, что даже на ловушку не похоже.

     

     — Что тут у нас получается… — начал было Акарди.

     

     — По-английски, открытым текстом, — опередил его командир. — «Говорит Южный Почтовый, бортовой номер Ромео-8-3-2, потерпел крушение, координаты такие-то, экипаж цел, груз цел, машина прикована к земле. Просим о помощи». Бред какой-то… Так не бывает!

     

     — А вдруг действительно гражданский борт? — предположил сержант. — Заблудился, разбился, ну и так далее…

     

     — Греки могли засечь передачу? — перебил его Мантовани.

     

     — Ее кто угодно мог засечь, — пожал плечами радист, — но только случайно. Если не знать, где слушать… О пеленге я и вовсе не говорю.

     

     Центурион развернул карту.

     

     — Это здесь, — его средний палец (указательный пострадал в одном из сражений, и центурион старался им поменьше пользоваться) уткнулся в точку к юго-западу от их нынешней базы. — Странно, никогда там раньше не был. Доберемся за три часа. Даже за два, если поторопимся.

     

     — Если он передал верные координаты… — внезапно усомнился радист.

     

     — ВНР-991, АСК-992, — усмехнулся Мантовани. — Много ты видел карт, которые используют подобную сетку?

     

     — Но…

     

     — Вот именно, сержант. Гражданский борт? Черта с два. Вот почему он решил передавать открытым текстом, — заметил центурион. — Наглость несусветная, конечно. Если греки каким-то чудом наложили руки на копию… Поднимай солдат. Нельзя терять ни минуты.

     

     * * * * *

     

     У греков, засевших на военной базе Форт-Пифон, была копия, хотя чудеса здесь были совершенно не при чем. Если не считать чудесами успешную работу греческой секретной службы.

     

     — Наглость невероятная, — констатировал лохаг (капитан) Франгос. — Они уверены, что мы не знаем их систему координат, вот и передают открытым текстом.

     

     — Хорошая причина оставить их в покое, — осторожно заметил антиполохаг (младший лейтенант) Маринакис.

     

     — Что вы несете, лейтенант? — изумился Франгос. — Что значит «оставить в покое»?! Какой-то британский ублюдок нагло нарушил наши границы, а вы предлагаете оставить его в покое?!

     

     — Так они никогда не узнают, что мы заполучили их коды, — поспешил пояснить младший офицер. — Быть может, следует их поберечь на случай действительно крупной операции и серьезной добычи…

     

     — Не сомневаюсь, что в главном штабе размышляли точно так же, — понимающе улыбнулся Франгос. — Но потом передумали и спустили копии британских кодов вниз, вплоть до ротного уровня. Чтобы мы ими пользовались, лейтенант.

     

     — Простите, сэр, я не подумал… — покраснел Маринакис.

     

     — Ничего страшного, — снисходительно кивнул капитан. — Возможно, начальство рассчитывает получить новые коды, если англичане вздумают их поменять. Это не нашего ума дело. Мы будем делать свою работу. Но вы навели меня на мысль… Мы не станем торопиться. Осторожно и незаметно окружим район падения, а потом подождем, пока за ними прилетят спасатели. Захватим и их тоже. Двух птичек одним выстрелом. В два раза больше трофеев — в два раза больше наград, понимаете? И как знать, может быть… — Франгос оборвал себя на полуслове. — Поднимайте солдат.

     

     — Слушаюсь, сэр! — Маринакис пулей вылетел за полог палатки. Действительно, как знать. Быть может тогда наше наказание закончится, и нас переведут в более теплое местечко. Быть может, мы даже избавимся от тебя, грязный ублюдок.

     

     Ведь капитан Франгос не просто так попал на эту должность, а его рота, еще недавно несшая необременительную гарнизонную службу в завоеванной Александрии, была отправлена в пустыню, охотиться на недобитых макаронников. Идиот Франгос вздумал крутить роман с сынком очень важного адмирала, за что и поплатился. Стоит ли говорить, что после такого поворота событий солдаты откровенно невзлюбили своего командира. Просто удивительно, что до сих пор не угостили его пулей в спину или гранатой в палатку. Хотя ходили слухи, что кое-кто пытался… Но Франгос хоть и был грязный извращенец, но вовсе не дурак, поэтому выстрелил первым, а труп того солдата свалил на итальянцев.

     

     Конечно, если слухи были верны, что совсем не факт.

     

     С другой стороны, все могло быть хуже. Их могли отправить на Кипр, с первой волной десанта. 85 процентов потерь. Да, все могло быть гораздо хуже.

     

     Пятнадцать минут спустя колонна бронетранспортеров и других машин выстроилась у ворот греческой базы. Франгос окинул ее беглым взглядом и решил, что все в порядке. На самом деле, он просто доверял Маринакису и своим старшим сержантам. Они могли не любить командира, но за оружием и техникой следили за совесть, потому что от этого зависела их жизнь. Франгос занял свое место в шестиколесном вездеходе, положил на колени новенький немецкий автомат и подал сигнал к отправлению. Машины взревели и направились на юг.

     

     * * * * *

     

     — Это должно быть где-то здесь, — задумчиво пробормотал Мантовани. — Если они сами не ошиблись. Немудрено, особенно ночью. На что они могли ориентироваться? Акарди, бери бинокль, у тебя глаза получше. Что там?

     

     — Эээ… — недоуменно протянул Акарди. — Смахивает на груду камней, командир. Какой-то заброшенный поселок?

     

     — Здесь? — усомнился центурион. — Хм. Где здесь ближайший колодец? Хотя… Возможно, в этом и заключается причина. Колодцы высохли, люди ушли из этих мест. Хм. Интересно, как давно? Жаль, мы не успели поговорить с нашими бедуинскими друзьями — возможно, они что-то об этом знают.

     

     — Мы слишком торопились, командир, — напомнил Акарди.

     

     — Я, я очень торопился, — вздохнул Мантовани. — Моя вина. Ну да ладно, игра по-прежнему стоит свеч. Вентури! Отправь вперед двух человек, пусть проверят эти руины.

     

     Разведчики вернулись очень быстро — точнее, только один из них, понял центурион, когда две фигурки в униформе подошли поближе. Второго парня Мантовани видел впервые в жизни.

     

     — Капитан Джузеппе Капоразо, командир корабля, — представился новый знакомый с таким омерзительным английским акцентом, что сразу становилось ясно, какой он «Капоразо».

     

     — Ну да, а я — Уильям Шекспир, — хмыкнул в ответ центурион.

     

     — Но моя фамилия действительно Капоразо, — почему-то обиделся пилот. — Дедушка еще в прошлом веке из Тосканы в Лондон перебрался.

     

     — Допустим, — кивнул Мантовани. — А здесь ты что делаешь?

     

     — Будто вы сами не знаете, — еще больше обиделся пилот. — Везли для вас подарки. Кстати, они все еще на борту. Не успели сбросить. Техническая неисправность. Мы укрыли самолет в развалинах и вызвали помощь…

     

     — Дадно, показывайте, — вздохнул Мантовани. — Союзники, черт бы вас побрал…

     

     Судя по выражению лица, Капоразо совсем уже смертельно оскорбился, но на этот раз счел за благо помолчать. И правильно сделал. Ситуация действительно была неприятная для них обоих. Меньше года назад центурион Мантовани и капитан Капоразо могли бы — и должны были — с большим энтузиазмом стрелять друг в друга.

     

     А теперь красные британцы и их цепные псы — красные сардинцы — летали над Западной пустыней, где разбрасывали оружие и снаряжение для недобитых итальянских фашистов вроде центуриона Мантовани и его людей. Потому что врагом номер один для них внезапно стала новая греческая империя.

     

     Мир определенно сошел с ума, и конца и края этому безумию не наблюдалось.

     

     * * * * *

     

     — Итальким засели в развалинах древнего города, мой господин, — доложил разведчик. — Но с севера уже идет большой греческий отряд. Машин двенадцать, не меньше. Им не разминуться.

     

     — Очень хорошо, Раджаб, — кивнул шейх. — Ступай, отдохни. Я сообщу о своем решении в самое ближайшее время.

     

     — Да, мой господин, — кивнул бедуин и торопливо покинул шатер.

     

     — Итак, — шейх повернулся к людям, молчаливо и неподвижно сидевшим справа от него, — что вы об этом думаете?

     

     Их было трое — три старших сына, которыми шейх очень гордился. Настоящие мужчины, настоящие воины, правоверные мусульмане, ну и так далее. К сожалению, княжество у шейха только одно, поэтому одному Аллаху известно, кому оно достанется. А ведь кроме этих трех есть еще несколько сыновей, пока несовершеннолетних — но как же быстро они подрастают… Тогда как сам шейх остро чувствовал, что недолго ему осталось на этой земле. И если не успеет назначить наследника, которого признают другие братья — быть беде…

     

     — Не станем вмешиваться, но будем внимательно наблюдать, — заговорил старший брат, Юсуф. — У греков больше людей, но им придется иметь дело с итальянским офицером, которого называют Кайсар — поэтому можно считать, что силы равны. Итальким и яваним обескровят друг друга, а потом на поле боя явимся мы, без особого труда прикончим уцелевших и захватим богатую добычу!

     

     — Допустим, — кивнул шейх. — А ты как считаешь, Абдул-Фаттах?

     

     — Юсуф предложил хорошее решение, но для другой эпохи, — отозвался средний брат — стоит ли говорить, что старшего он немного недолюбливал, а тот платил ему взаимностью. — Мы должны поддержать греков. Время итальянцев прошло. Их империя уничтожена, их страну поделили на части враждебные франки, они как будто мертвецы или призраки, каким-то чудом задержавшиеся на земле. Мы должны поддержать греков — так мы заслужим их благодарность; они оставят нас в покое, и мы сможем по-прежнему вести привычный образ жизни, как это было испокон веков.

     

     — Абдул-Фатах правильно говорит — итальянцы очень слабы, — заговорил третий брат. — Вот именно поэтому мы должны поддержать их против греков. Потому что итальянцы — привычное и знакомое зло. Одни давно здесь, мы понимаем их; мы знаем, на что они способны, мы научились ладить друг с другом. А греки? Какой смысл нам менять одного господина на другого? Наоборот. Мы не должны позволить грекам закрепиться в нашей стране. Мы должны постоянно беспокоить их набегами и нападениями. Пусть пожалеют, что пришли в нашу пустыню. Пусть побегут обратно на север. И если для этого придется заключить союз с итальянцами — пусть так и будет.

     

     — Вы все говорили мудрые слова, — задумчиво произнес шейх, — но сколько мудрости может вместить мой скромный шатер? Поэтому мы поступим попроще. Мы не станем помогать грекам. Не станем поддерживать итальянцев. По крайней мере, не сейчас. Нет. Мы не станем торопиться. Мы подождем, пока не завершится сражение, а вот потом… — Шейх сделал демонстративную паузу.

     

     «Неужели он все-таки согласен с моим планом?» — вне себя от радости подумал Юсуф.

     

     «Неужели отец собирается принять план Юсуфа?» — мысленно огорчились младшие братья.

     

     — А вот тогда мы и решим, что делать дальше, — добавил шейх. — От результатов сражения будет зависеть не все, но многое. И вот когда оно завершится, мы решим. Кто достоин нашей поддержки, кто совсем наоборот, и достоин ли ее кто-то вообще. Это мое решение, и оно окончательно. Ступайте.

     

     — Да, господин, — хором отозвались преданные сыновья и послушно покинули шатер.

     

     По странному совпадению, бедуинский шейх носил гордое имя Сулейман бин Дауд, в честь древнего царя-пророка — и решение, принятое им, было вполне в его духе, мир с ними обоими.

     До таинственного аэродрома Фамке ван дер Бумен добралась только во второй половине дня. Могло бы получиться гораздо быстрее, но приходилось соблюдать осторожность. В джунглях бродили многочисленные и до зубов вооруженные патрули. Да, эти парни в «фельдграу» носили «шмайссеры» и говорили по-английски.

     

     Так или иначе, в какой-то момент Фамке забралась на очередное высокое дерево, достала бинокль и принялась любоваться пейзажем.

     

     Аэродром в глубине острова (или материка) в некотором роде оправдывал ожидания и потрясал воображение.

     

     Озеро представляло из себя почти идеальный круг, километра полтора в диаметре. Метеоритный кратер? Эти геологические тонкости Фамке пока не интересовали.

     

     «Полумесяц» почти отвесной горной гряды (500 метров плюс-минус над уровнем моря) охватывал примерно треть берега с южной стороны. У самого подножия — пещеры, пять-шесть ярусов. Судя по всему, некоторые из них используются для ночлега, а другие — как складские или служебные помещения.

     

     На самой вершине хребта — шпиль радиостанции. К радиостанции ведет узкая тропинка, а также канатная дорога. Сильная охрана. Несколько промежуточных постов. Часовые расставлены так, что любой из них постоянно видит двух-трех своих товарищей.

     

     Вот еще две канатные дороги. Куда они ведут? Отсюда не разглядеть, видна только часть массивной постройки. Но если Фамке что-то понимала в архитектуре, то это должна быть железобетонная башня береговой батареи.

     

     Что еще мы видим на северном берегу озера? Деревянные бунгало — солдатские бараки, склады, другие служебные помещения. Забор — полоса колючей проволоки в три ряда, в два человеческих роста. А за ним — непроницаемая стена тропических джунглей. Пальмы, эвкалипты и прочая зелено-деревянная мерзость.

     

     Но вернемся к озеру. На его поверхности, собственно, аэродром и находится. Плавучий аэродром. Целый авианосец. Ясное дело, без «острова», мостика, почти наверняка без двигателей — потому что плыть ему некуда, да и нижних палуб у него тоже нет. На палубе «авианосца» — давешние «келлерманы», и не только они. Фамке чуть не заплакала, когда разглядела такие родные «фоккеры» и «мицубиси». Но только с чужими опознавательными знаками, а некоторые и вовсе без знаков. Самолетов тридцать наберется.

     

     Кроме авианосца поверхность озеро украшают пяток гидропланов и целая подводная лодка. И несколько лодок деревянных, но это уже совсем неинтересно. Но подводная лодка! В замкнутом озере! Не такая огромная, как та, что погибла вчерашним вечером на морском берегу, но все-таки субмарина. Допустим, «авианосец» они собрали прямо здесь, но подводная лодка? Как она тут очутилась? Интрига!

     

     И люди, люди, люди — солдаты и моряки, снуют повсюду, что-то делают, над чем-то работают, просто стоят на посту или патрулируют в окрестностях базы. Сколько их тут? Сотни, может и целая тысяча.

     

     Вопрос вопросов — что с ними со всеми теперь делать?

     

     Рядом с деревом, на верхушке которого скрывалась Фамке, прошел очередной патруль. Солдаты громко смеялись и разговаривали. Фамке прислушалась — да, никаких сомнений не оставалось. Очень знакомый акцент. Плюс опознавательные знаки на некоторых самолетах. И форма. И оружие. Нет, это не самозванцы, это самые настоящие южноафриканцы.

     

     И что теперь делать?

     

     Спуститься вниз, поздороваться, и попросить о помощи? Почему бы и нет? Элементарная логика подсказывает, что именно так и следует поступить. Потому что это союзники. Можно даже сказать, цивилизованные люди. Они должны помочь…

     

     С другой стороны, это не совсем союзники, а вассалы союзников. Которые только что разбомбили подводную лодку других союзников. Почему бы и нет. Потому что свидетели никому не нужны. Тут и невооруженным глазом видно, что база секретная, поэтому всяким иностранцам, даже союзным, не положено знать о ее существовании. Поэтому спускаться вниз и здороваться рано.

     

     Кроме всего прочего, очень вовремя вспомнила Фамке, я до сих пор понятия не имею, в какой части света нахожусь и что вообще произошло на этом свете после того, как я потеряла сознание. Южноафриканцы решили присоединиться к нашей войне? Интервенция? На чьей стороне? За какую фракцию? За Альберта? За Юлиану? Или… Или они затеяли восстание против своего собственного господина? Поэтому секретная база? Копят силы и замышляют недоброе?

     

     Проклятая амнезия… Фамке старательно отогнала прочь тревожные мысли. Да, не помешает показаться хорошему врачу. Но не сейчас. Потом. Первым делом надо убраться отсюда. Как можно дальше. Да, именно так.

     

     План действий родился в считанные секунды.

     

     Дождаться темноты. Забраться вот в то бунгало — смахивает на административный центр, там постоянно офицеры вертятся. Покопаться в бумагах, скорей всего и карта какая-нибудь найдется. Так я узнаю, где нахожусь. Остальное дело техники. Выбрать любой самолет, из стоящих на борту авианосца — транспортный «мицубиси», например, у него большой радиус — и отправиться в дружественную местность. В Индокитай, например. Или еще куда-нибудь. Пусть только попробуют ее догнать или перехватить, ха-ха!

     

     Отличный план, так и сделаем. Фамке удовлетворенно кивнула, устроилась поудобнее и мгновенно задремала, твердо рассчитывая проснуться уже в сумерках. Так оно и произошло.

     

     До намеченной цели — штабного бунгало — Фамке добралась без приключений. На посту стоял часовой, но специально для такого случая архитекторы предусмотрели окна с другой стороны домика. Внутри царили тишина и темнота одновременно. Фамке включила потайной фонарик, захваченный на погибшей субмарине и принялась обходить кабинеты. Далеко не все из них были заперты. О! Бумаги на столе! Нет, ничего секретного. Только газеты и журналы. Интересно, насколько свежие и правдивые? Впрочем, если читать между строк… Хм. Международная обстановка немного прояснилась, но ответ на самый главный вопрос по-прежнему не найден. Где я нахожусь?! Карта на стене. Ничего особенного, обычная политическая карта мира. Такая могла бы даже в школе висеть, не только на военной базе. Никаких пометок или флажков на булавке. Сейф в углу кабинета. Заперт, разумеется. В соседнем кабинете — аналогичная картина. Карта на стене, газеты, запертый сейф. Чудовищное разочарование. Ну что ж, придется идти на крайние меры. Да простит ее Аллах.

     

     Фамке выбралась наружу и принялась кружить по базе, время от времени заглядывая в освещенные окна — но только в освещенные. Вот это подойдет, пожалуй. Очевидная казарма, но, скорей всего, для элитного персонала — всего четыре одноярусные койки. В комнате только один обитатель. Книжку читает, поэтому свет не погасил. Годится. Через окно незаметно не забраться — будет слишком много шума. Сделаем по-другому. Фамке обошла бунгало со всех сторон, нашла электрические провода и хладнокровно их перерезала. Сработало. В комнате погас свет. Тонкие стенки домика позволили услышать, как его обитатель грязно ругается. Когда он открыл дверь и появился на пороге, Фамке была готова действовать. Южноафриканец был на две головы выше, поэтому пришлось подпрыгнуть и только потом нанести два удара — в горло и солнечное сплетение одновременно. Получилось, талант и опыт не пропьешь! Южноафриканец сложился вдвое и упал внутрь. Фамке стремительно прыгнула вслед за ним и захлопнула дверь. Перевела дыхание и прислушалась. Выглянула в окно. Никого в окрестностях. Никто ничего не заметил. Никто не спешит на помощь. Ничего не случилось. Просто в одном из офицерских бунгало погас свет, потому что его обитатель собирается хорошенько выспаться. А где его товарищи? Скорей всего, где-нибудь на ночном дежурстве. По-моему так!

     

     Фамке нащупала замок и заперла дверь. После чего стянула одело с ближайшей кровати, разрезала его на полосы и тщательно связала военнопленного. Снова перевела дыхание. Приложилась к фляжке — вода, только вода, ничего лишнего, не время. Склонилась над пленником и принялась бить его по щекам, одновременно слепя фонариком. Некоторое время спустя южноафриканец открыл глаза и проморгался. Судя по выражению лица, он был невероятно удивлен. Ну, а кто бы на его месте не удивился?!

     

     — Слушай меня внимательно, — сказала Фамке. — Сейчас я вытащу кляп из твоего рта, и мы с тобой немного поговорим. Спокойно поговорим, тихо, понимаешь? Шепотом. Попробуешь закричать — тут же умрешь, — Фамке показа пленнику нож. Немного подумала и показала пистолет. — Если ты закричишь — мне будет уже все равно, как тебя убить. Понимаешь? Если понимаешь — моргни. Очень хорошо. Молодец. Приготовься, я вытаскиваю кляп…

     

     — Этого не может быть, — тут же заговорил пленник. Следует отдать ему должное — шепотом, как и потребовала хозяйка положения. — Фамке? Фамке ван дер Бумен?! Что ты здесь делаешь?!

     

     — Эээ… — только и смогла ответить Фамке. Еще раз осветила лицо южноафриканца фонариком. Покопалась в памяти. Нет, амнезия не проникла так глубоко, поэтому она вспомнила. Эти чистые глаза, этот уверенный взгляд она видела на армейской гауптвахте в 1932 году, когда и сама сидела там по пустяковому делу.

     

     

      Внутри Бангкока множество пороков

      Опасно день там хоть один пробыть

      Мне внутрь Бангкока ехать неохота

      Еще желаю по земле ходить

     

      С. Минаев, «Ночной патруль VX-500».

     

     * * * * *

     

     Пароход пришел в Бангкок одновременно с первыми лучами восходящего солнца. Несмотря на столь ранний час, на причале толпилось немало народа, в том числе бледнолицых джентльменов в европейских костюмах. К счастью, один из них держал над головой национальный флаг Нового Альбиона с Южным крестом и Пингвином, поэтому мисс Патриция Бладфильд без труда опознала нужного человека — советника по культуре при посольстве Нового Альбиона и одновременно местного резидента альбионской разведки. Так оно обычно и бывает.

     

     — Коммандер Фитцричард, к вашим услугам, — представился бледнолицый джентльмен лет тридцати пяти, высокий и голубоглазый. Настоящий альбионец, пусть и с норманнскими корнями. — Добро пожаловать в Бангкок, мисс Бладфильд. Как добрались?

     

     Это был вовсе не праздный вопрос, как могло показаться на первый взгляд.

     

     — Без приключений, — доложила Патриция. — Не думаю, что за мной кто-нибудь следил. К тому же, это был американский корабль, и наши союзники были весьма любезны…

     

     — Неудивительно, особенно после того, как мы поделились с ними чертежами и запчастями нового немецкого оружия, — усмехнулся собеседник и пригладил усы. — Да, я в курсе этой операции. Позвольте ваш чемоданчик. Моя машина стоит вот за тем складом, ближе никак нельзя было подъехать. Следуйте за мной.

     

     И они последовали.

     

     Их окружал типичный азиатский порт и его пестрые обитатели, от богатых иностранных туристов до нищих аборигенов, и тех, кто между ними — моряки, торговцы, грузчики, рикши и королевская военная полиция. У причалов не было свободного места, еще более великое множество кораблей торчало на внешнем рейде. Среди них сразу бросался в глаза новенький авианосец.

     

     — Отличная мишень, — заметил Фитцричард, проследив за взглядом Патриции. — Красивый корабль, будет красиво гореть.

     

     — Даже немного жаль, — притворно вздохнула мисс Бладфильд. — Никаких шансов, что они будут на нашей стороне?

     

     — Все может быть, — пожал плечами коммандер. — Но шансы крайне невелики. Тайцы полны решимости подобрать без остатка все обломки Британской Империи в Южной Азии. Сами понимаете, наши заморские кузены — по обе стороны океана — никак не могут на это согласиться.

     

     Патриция не успела ответить — где-то на другой стороне порта, за добрый километр от них, что-то откровенно бабахнуло, и над складами и ангарами поднялся вызывающий столб черного дыма.

     

     — Переждем здесь, — коммандер Фитцричард поспешно оттащил гостью в сторону, в узкое пространство меж двух пакгаузов, в то время как мимо них сразу в две стороны проносилась толпа. Кто-то спешил к месту взрыва, а кто-то, разумеется, подальше от него.

     

     — Что это было? — скорее удивилась, чем испугалась Патриция (что она, взрывов не видела?)

     

     — Малайские террористы, — пробормотал альбионский офицер. — Или Бирманская Республиканская Армия. Или Национальный Конгресс. Кто угодно. Здесь такое каждый день случается. У Сиамской империи предостаточно врагов и недовольных подданных. Добро пожаловать в Бангкок, юная леди.

     

     Бангкок выглядел гораздо лучше, чем его собственный морской порт, но ничего особенного из себя не представлял. Еще один Шанхай — азиатский город, который изо всех сил пытается притворяться европейским. Иногда это ему удается, иногда нет.

     

     Некоторое время спустя черный «седан» коммандера Фитцричарда подъезжал к воротам альбионского посольства. Стоявший на посту альбионский морской пехотинец заглянул в салон автомобиля, приложил ладонь к фуражке и пропустил машину внутрь.

     

     — Неплохой особняк, — оценила Патриция. — В Китае у нас такого не было. Так вот на что уходят наши налоги!

     

     — Не наши, — хохотнул Фитцричард. — Почти за все платят твинсы. Для них это вопрос престижа. Практически все иностранные посольства в Бангкоке так выглядят. Имперская столица должна сверкать и блистать…

     

     — Твинсы? — не поняла Патриция.

     

     — Ну да, — кивнул коммандер. — Близнецы. Сиамские близнецы, — он снова расхохотался. — Это же так очевидно. Прозвище приклеилось к ним сразу и навсегда…

     

     Патриция нахмурилась. Разумеется, всякий враг должен иметь презрительную кличку, и чем короче, тем лучше, но такая кличка ей совсем не понравилась. Как медику, ей приходилось несколько раз сталкиваться с реальными сиамскими близнецами, и ничего смешного в этом не было…

     

     — Разумеется, — продолжал Фитцричард, в то время как автомобиль пересекал типичный английский парк, фантастическим образом перенесенный в сердце Азии, — подобное положение вещей имеет и отрицательную сторону. Все местные слуги получают зарплату непосредственно в таиландской контрразведке. Все стены имеют уши, извините за банальность. Приходится идти на немалые ухищрения, если вдруг возникает необходимость обсудить государственные секреты или другие важные дела на территории собственного посольства. Поэтому, как только мы выйдем из машины, всякие разговоры прекращаются — до особого разрешения.

     

     — Так точно, сэр, — кивнула Патриция.

     

     — Секретные разговоры, разумеется, — счел своим долгом уточнить собеседник и нажал на тормоза в двух шагах от тяжелой двери с отполированными до блеска бронзовыми ручками. — Вы не находите, что сегодня очень хорошая погода?.. Ну и так далее.

     

     — Совершенно верно, сэр, — снова кивнула Патриция.

     

     — Мы приготовили для вас комнату, — продолжал Фитцричард, помогая ей выбраться из машины. — Там есть все необходимое. Хорошенько отдохните. Это приказ. Вечером вы приступаете к работе. В императорском дворце состоится большой прием для иностранных дипломатов. Полагаю, вам приходилось бывать на таких…

     

     — Неоднократно, — в который раз кивнула мисс Бладфильд. Еще немного, и у нее голова отвалится. — Все необходимое? Вечернее платье тоже? Я хочу его заранее примерить и подогнать…

     

     — Нет, — коротко отрезал новый шеф и взялся за дверную ручку. — Не платье. Ваш альбионский мундир со всеми планками и нашивками. Не забудьте добавить все китайские награды, которые вы успели заработать.

     

     — Их не так много было… — растерянно пробормотала Патриция.

     

     — Все, — повторил Фитцричард. — Это очень важно. Это приказ. На этом пока все. Отдыхайте, до восьми часов вечера вас никто не потревожит. А если вам все-таки что-нибудь срочно понадобится… Ребекка!!!

     

     На пороге внезапно выросла девушка в традиционном костюме старой доброй английской горничной — белый передник и так далее. Но имя «Ребекка» ей удивительно не подходило. Такое имя должна носить маленькая англосаксонская девочка с косичками. Она ходит в католическую школу, читает Шарлотту Бронте, мечтает получить в подарок пони, и планирует завести после свадьбы дюжину детишек. Или что-то в этом роде.

     

     Мисс Ребекка, скромно стоявшая в тени коммандера Фитцричарда, прежде всего принадлежала к азиатской расе. «Нет, не тайка», — решила многоопытная Патриция. — «Китаянка». Скорей всего, из южных — Гонконг или Кантон и его окрестности. Что самое забавное, будучи родом из Гонконга, она действительно может носить христианское английское имя. Конечно, если она действительно из Гонконга. Китайская община в Таиланде существует сотни, если не тысячи лет, а китайцев можно найти везде, от самых низов до самых верхов общества. Например, в местной контрразведке… Невысокая, гораздо ниже долговязой Патриции. Лет девятнадцать на вид, не больше, если она вообще что-то понимает в китайских женщинах…

     

     — Если что — Ребекка в соседней комнате, — уточнил Фитцричард. — Ребекка, можешь пока идти. — Китаянка поклонилась и тут же испарилась, а вслед за ней ушел и коммандер Фитцричард. Патриция осталась в полном одиночестве.

     

     В комнате действительно обнаружилось все необходимое, в том числе душевая кабинка и новенький американский холодильник, набитый напитками и закусками. В шкафу — смена нижнего белья и красивый, черный с золотом, мундир альбионского военно-морского флота, тщательно выглаженный и висевший на плечиках. Оставалось только приколоть к нему китайские ордена и медали, лежавшие где-то на дне чемодана.

     

     «Не могу поверить, но я соскучилась по тебе», — подумала Патриция и нежно провела пальцами по нашивке с национальным пингвином. — «Если я правильно помню, то в этой части Азии женщины в униформе все еще являются редкостью. Я немедленно окажусь в центре внимания и произведу фурор. Все меня полюбят…»

     

     Потому что все любят черные мундиры.

     

     * * * * *

     

     Императорский дворец был довольно безвкусен и неоригинален, потому как живо напомнил Патриции один из дворцов, виденных ей в какой-то старой европейской столице. То ли в Вене, то ли в Берлине, а может быть даже и в Стокгольме. Если память не изменяла, тайцы построили его сразу после завершения Великой Войны, когда были окончательно приняты в клуб великих держав, и только это их оправдывало. Им еще предстояло выработать свой оригинальный и неповторимый имперский стиль.

     

     «Если только мы их раньше не уничтожим».

     

     Его Величество Рама XI, император Таиланда, король бирманцев и лаосцев, Янг ди-Пертуан Агонг малайских князей, король Шри Ланки, протектор Бенгалии и Свободной Индии, покровитель мальдивцев и других малых народов, и прочая, прочая, прочая, болезненный молодой человек, вышел к гостям на несколько минут и тут же вернулся к своим таблеткам, дорогим европейским врачам и местным азиатским шаманам. Гости и радушные хозяева тут же разбрелись по соседним залам и разбились на клубы по интересам. Некоторые принялись танцевать, а другие затеяли игру в карты. Из глубины дворцового парка и вовсе донеслись пистолетные выстрелы.

     

     — Нет, на сей раз не террористы, — Фитцричард поспешил успокоить Патрицию. — Молодые аристократы развлекаются, у кого самый длинный пистолет. Кстати, можешь к ним присоединиться. Но не сразу. Впрочем, не мне тебя учить. Это же дипломатический прием. Стандартный сценарий. Кружись по залу, раскланивайся с гостями, затевай полезные знакомства…

     

     И Патриция закружилась. К ее легкому удивлению, ожидания не оправдались. Да, женщины в военной форме здесь были в жалком меньшинстве, но центром всеобщего внимания она так и не стала. Время от времени мисс Бладфильд ловила на себе любопытные и заинтересованные взгляды, но никто не спешил затевать знакомство или пригласить ее на танец. «Здесь что-то не так, — подумала Патриция. — Вот чувствую, а доказать не могу!»

     

     На каком-то этапе она решила последовать совету коммандера Фитцричарда и направилась в глубь парка, в ту сторону, откуда доносились выстрелы.

     

     Так и есть, кучка молодых офицеров в разноцветных мундирах. В основном сиамцы, но есть и несколько иностранных гостей. Подтянули прожектор, повесили мишень на толстую пальму и теперь превращают ее в решето. И мишень, и пальму. При этом пальме достается гораздо больше.

     

     Вот этот номер — один из стрелков оказался соотечественником. Бледнолицый и с пингвином на мундире. Чуть старше коммандера Фитцричарда по возрасту, но не старше по званию.

     

     — Нас не успели представить, — альбионец щелкнул каблуками. — Коммандер Мартин, помощник военного атташе. — Ах, этот неподражаемый акцент Нижнего Дракенсберга! У Патриции даже слезы на глаза навернулись. — Можете не отвечать, я знаю, кто вы такая. Разрешите представить вас моим друзьям. Господа! В наших рядах пополнение! Мисс Патриция Бладфильд, уоррент-офицер альбионского флота, между прочим — героиня войны, ну и так далее.

     

     — Очень приятно! очень приятно! очень приятно! — понеслось со всех сторон, и у Патриции в очередной раз едва не отвалилась голова — неудивительно, после стольких кивков и поклонов.

     

     — Та самая Патриция, которая только что приехала из Китая? — уточнил один из таиландских офицеров, которого Мартин представил как полковника Киттибуна. К счастью, это было далеко не самое смешное имя, которое Патриции доводилось слышать за годы, проведенные в Азии, поэтому она сумела удержать стремящийся наружу смешок и превратить его в вежливую улыбку. Полковник Киттибун был довольно молод, не старше тридцати. Возможно, даже красив по местным меркам — если бы не тонкая линия черных усиков и демонстративная лысина. Полковник явно метил в генералы, а то и в генералиссимусы — все высокопоставленные азиатские полководцы в этом сезоне носят подобную прическу.

     

     — Так точно, сэр, — в тысячный раз кивнула Патриция. — Из Китая.

     

     — Никаких «сэров», — отозвался таиландец. — Мы все здесь старые друзья. Можете называть меня просто Киттибун. Или Кит. Все англоязычные друзья называют меня Кит.

     

     «Хорошо, что не Китти», — только и подумала Патриция.

     

     — И как вам понравилось воевать в Китае? — продолжал полковник.

     

     — «Воевала» — слишком громко сказано, — развела руками мисс Бладфильд. — В основном перевязывала раненых. Иногда помогала им умереть.

     

     Последняя фраза произвела именно такой эффект, на который Патриция и рассчитывала — собравшиеся здесь циничные и коварные азиаты принялись взирать на нее с откровенным уважением, а немногочисленные европейцы — с легким ужасом.

     

     — А как вы оцениваете текущее состояние китайских вооруженных сил? — полковник Киттибун явно не страдал от недостатка прямолинейности. Точно, в генералиссимусы метит. Планирует грядущие битвы.

     

     — Они выиграли эту войну, — просто сказала Патриция.

     

     — Не сомневаюсь, — усмехнулся собеседник. Примерно тридцать белоснежных зубов и два золотых, при этом в самых неожиданных местах. Никакой симметрии. («Интересно, где он потерял два оригинальных зуба? В Индии? На китайской границе? Не могу разобраться в этих новых нашивках…») — Новейшее немецкое оружие, западные военные советники…

     

     «Что он знает о немецком оружии?» — на всякий случай похолодела Патриция.

     

     — Даже если так, это была равная игра, — спокойно сказала она вслух. — У другой стороны были японские «добровольцы» и белголландское оружие.

     

     — О! Белголландцы! — полковник заметно оживился и одновременно потемнел лицом. — Подлая нация, у которой нет никакого понятия о чести…

     

     Патриция на всякий случай оглянулась по сторонам, но белголландцев рядом не оказалось. Хотя она точно видела двух или трех в самом дворце.

     

     — Они называют себя нашими союзниками, а тем временем за нашей спиной поставляют оружие индийскому Конгрессу, — продолжал Киттибун. — Вот только теперь им не до этого. Боги наказали их за высокомерие гражданской войной. И пока они выясняют, кто достоин сидеть на троне в Новом Капе, самое время нанести решительный удар в сердце Индии и покончить с бандитами из Конгресса! Пришел наш час. Мы слабы, но будет знак всем ордам за вашей Стеной — мы их соберем в кулак, чтоб рухнуть на вас войной!!!

     

     «Кого он цитирует?» — не сразу вспомнила мисс Бладфильд.

     

     — Рама банзай!!!

     

     — Рама банзай!!! — дружно рявкнули стоявшие рядом тайские офицеры.

     

     Патриция вздрогнула. Последнее, что она собиралась услышать в сиамской столице, так это боевой клич белголландских солдат и японских самураев. Но тут же вспомнила — в прошлую войну Таиланд (тогда еще не Таиланд) и Белголландия были союзниками. Сражались бок о бок против нас и британцев, братья и сестры по оружию… Вот и нахватались. С кем поведешься…

     

     — Нельзя не признать, немцы и белголландцы делают хорошее оружие, — снова заговорил Киттибун, — но и мы тоже кое-что умеем. Вот, посмотрите! Видели ли вы когда-нибудь такую прелесть?!

     

     — Нет, — честно ответила Патриция. В самом деле, таких длинноствольных пистолетов ей не приходилось встречать даже в Китае, где солдаты питали таинственную страсть к немецким «маузерам» и испанским «астрам».

     

     — Последнее достижение таиландской военной промышленности, — полковника Киттибуна прямо распирало от гордости. — Калибр — восемь с половиной миллиметров, двадцать пять патронов в магазине, пять режимов автоматической стрельбы!..

     

     «Нитофил», — с тоской подумала Патриция. — «Заклепщик. Тяжелая болезнь, опасное извращение…»

     

     Что будет завтра?!

     

     

     Люди вчера говорили на рынке

     Император готовит в Нагое

     Специальный отряд

     Самураев

     Они сделаны из стали и моря

     Они видели смерть

     И она убежала

     

     ......

     

     Они вышли под утро

     Бесконечное войско

     Пики

     Луки

     Мечи

     Фляги с кровью

     Для утоления жажды в походе

     Дрозд им пел

     В черных листьях

     Тридцать тысяч

     Бойцов

     С удвоенной жизнью

     

      Юрий Смирнов, «Куросава».

     

     * * * * *

     

     Товарищ комиссар Сы, командир Четвертой Ударной Бригады, сдержал свое слово — снова и снова, неоднократно. Зашанхаенных японцев и иже с ними снова накормили — до отвала; потом им выдали еще несколько комплектов новенькой униформы (как оказалось — по ошибке, они предназначались другому полку, но возвращать чистенькие мундиры никто не собирался. Комиссар соседнего полка приезжал выяснять отношения и грозился расстрелами, но револьвер комиссара Сы был гораздо длиннее); чуть позже подъехали три грузовика, до отказа набитые трофейными японскими винтовками и бронежилетами. Затем Четвертую Бригаду погрузили на те же самые грузовики (плюс еще несколько десятков) и отправили на фронт.

     

     Дела на фронте шли не самым лучшим образом. Приграничный Ланшон пал в считанные часы, как и следующий город с труднопроизносимым названием, а вот за Черной Рекой стремительный китайский блицкриг захлебнулся, уткнувшись в цепочку фортов и полевых укреплений, частично построенных еще французами. Китайцы слишком торопились и стремились нанести удар, прежде чем преторианская разведка что-нибудь пронюхает. Поэтому они и устроили демонстративную демобилизацию после завершения маньчжурского конфликта. У китайцев не было на этом фронте ни танков, ни тяжелых осадных орудий, и ни одного корабля классом выше корвета. Только отборная пехота и авиация. Увы, для одержания победы в современной войне этого оказалось явно недостаточно.

     

     Как выяснилось позднее, комиссар Сы проявил несвойственный для людей своей профессии гуманизм и настоял, чтобы необстрелянных японцев не пускали вперед. Поэтому Четвертая Бригада пошла в наступление только во второй волне, но это не значит, что ей приходилось скучать. Потери были просто велики (процентов 50 личного состава), а не чудовищны (70-90 процентов), как у войск первой волны. До насильно завербованных японцев дошли слухи о комиссарском гуманизме, но они его почему-то не оценили. У «гребаных самураев» (слова, сказанные Мэгги и Джеком одновременно в минуту полной откровенности) был прекрасный шанс показать себя с самой худшей стороны и остаток войны провести в тылу, охраняя склады с едой и другими ресурсами. Но японские биороботы (смотрите ниже) в своем обычном репертуаре даже не попытались увильнуть от почетной обязанности умереть с честью — и потеряли те самые 50 процентов личного состава, в том числе полковника Сугавару и почти всех старших офицеров.

     

     Так или иначе, после введения в бой Четвертой Бригады Добровольно-Революционная Армия Китая ухитрилась продвинуться на юг еще на два или три километра и выдохлась окончательно — слава древним богам и героям, всего лишь выдохлась, а не сдохла. На ее счастье, преторианцы испытывали аналогичные трудности, поэтому не контратаковали. Бойцы по обе стороны фронта торопливо закопались в землю и грязь, после чего к югу от китайско-вьетнамской границы воцарилась ситуация, до боли в узких глазах напоминавшая Западный фронт европейской войны. Хотя не обошлось без азиатской изюминки — время от времени скучавшие солдаты перебрасывали из окопа в окоп отрезанные головы пленных лазутчиков и диверсантов. Обе стороны подтягивали дополнительные силы и со дня на день собирались решительно атаковать; но «со дня на день» незаметно растянулся на недели и даже месяцы. Ходили слухи, что китайское командование спешно перебрасывает на юг «драконы» Берты Шварц и новые английские танки, а преторианцы собираются бросить в бой вьетнамскую Национальную гвардию, людоедов из горных племен, черных кхмеров и партийную милицию Вьеткуок. В том, что касалось партийной милиции, слухи были абсолютно правдивы. Вьетнамские патриоты не питали особых симпатий к самозванному императору Преториусу, но не собирались менять европейского узурпатора на своего тысячелетнего врага — китайского мандарина. Черные кхмеры в настоящее время прикрывали тайскую границу, потому что таиландскому императору («развелось императоров, не протолкнуться») никак нельзя было доверять, пусть он и не переставал утверждать, что собирается в великий поход за освобождение Индостана, то есть в противоположную сторону от новорожденного Индокитайского государства.

     

     Как это часто бывает на войне, все планы пошли прахом при первом столкновении с противником — и не только планы китайского генерального штаба. На каком-то этапе Джек Спринг и Мэгги Хан с ужасом осознали, что им проще выиграть войну, чем дезертировать из рядов славной Добровольно-Революционной Армии. Разумеется, трудно выиграть войну, когда ты всего лишь рядовой, но (смотрите выше) после гибели почти всех японских командиров, Мэгги как-то внезапно заняла пост старшего офицера Четвертой Бригады. Японские солдаты уже и так знали, кто она такая, поэтому нисколько не возражали и даже боготворили своего нового полководца; а товарищ комиссар Сы если и догадывался, то держал подозрения при себе и ни с кем своими догадками не делился. До поры до времени его устраивало такое положение вещей, тем более что товарищ «Ли Фан», которой присвоили полевое звание старшего капитана, успешно навела порядок в остатках бригады и даже усилила ее новыми бойцами — в первую очередь перебежчиками с той стороны. Перебежчиков было немало, и Мэгги легко находила с ними общий язык, и так же легко делила их на честных изменников и засланных шпионов, потому как предательство было ее второй натурой и обязательным элементом основной профессии. Честные перебежчики зачислялись в ряды, а головы шпионов отправлялись обратно.

     

     Среди перебежчиков особенно выделялись два замечательных персонажа — Лонг, китайский лавочник из Ханоя и французский колонист Марсель, умеренный социалист и доморощенный философ. Когда им предложили, в порядке испытания, казнить несколько пленных вьетнамцев, Лонг охотно согласился, а Марсель гордо отказался, вследствие чего оба немедленно подтвердили свои легенды и заслужили доверие старшего капитана «Ли Фан». С тех пор Лонг стал главным бригадным палачом, а Марсель ошивался при штабе на должности то ли переводчика, то ли военного советника, то ли клоуна. Клоуном его считал Джек Спринг. В свое время Джек провел некоторое время под прикрытием в Британском Союзе, и поэтому не любил социалистов.

     

     Языком межнационального общения в бригаде как-то незаметно стал белголландский. На нем говорили все — и беглые подданные императора Преториуса, и подданные императрицы Юлианы, и профессиональные шпионы Мэгги и Джек, и товарищ комиссар Номер Четыре, и мобилизованный пекинский студент Джин, прямо сейчас сидевший у рации в командном блиндаже. Там же, уютно расположившись в том или ином углу, находились сама Мэгги, Джек, Марсель и японский аспирант Адачи, исполнявший обязанности телохранителя Мэгги. Дело было вечером, делать было нечего.

     

     — Что они там кричат? — поинтересовался Джек, прислушиваясь к воплям, доносившимся снаружи и одновременно с преторианской стороны. Как правило подобные вопли сопровождали очередной полет отрубленной головы.

     

     — Вьет Конг жив, — сообщил Марсель. — Не могу сказать, что я с ними согласен.

     

     Спринг страдальчески закатил глаза, но Марсель уже оседлал любимого конька:

     

     — В настоящий момент китайская система представляется мне наиболее прогрессивной в этой части света. Поэтому я и перешел на вашу сторону. Тогда как цели и планы так называемого императора Преториуса — впрочем, почему «так называемого»? — нас не должны смущать его звания и титулы, потому что они ровным счетом ничего не значат…

     

     — Но они что-то значат для солдат, которые сражаются за него, — ухитрился перебить его Адачи, до их пор молча полировавший свой самурайский штык-меч. — Пусть даже они жестоко заблуждаются, но мы должны с уважением относится к их взглядам. Потому что принижая противника мы принижаем себя.

     

     — Продолжай, — ехидно прищурился француз.

     

     — Путь воина прям, как извилистое лезвие меча, но воин живет, чтобы сражаться, и сражается, чтобы умереть, ибо лучше умереть за Императора, чем жить ради себя, потому что человек рождается, чтобы умереть, а жизнь состоит в ежедневном откладывании неизбежности, — выдал японец, не отрываясь от своего прежнего занятия.

     

     — Слыхал, Джек? — Марсель повернулся к американцу. — Спорим, что ты так не умеешь? А знаешь, почему? Потому что ты, при всех своих недостатках — жалкий потомок облысевшей обезьяны, как завещал великий Дарвин, а наш японский друг — робот, искусственно выращенный в протоплазменном чане.

     

     Джек почти ему поверил — и не только потому, что вырос в обнимку с журналом «Amazing Adventures», а потому что неоднократно видел японцев в деле.

     

     — Культ смерти, — задумчиво пробормотал Спринг.

     

     — Что ты говоришь? — не понял Марсель.

     

     — Культ смерти, — повторил Джек. — Вот как это называется. В Англии я познакомился с одним парнем по имени Эрик, он все мне подробно растолковал. Культ смерти, вот как это называется. Уничтожение собственного «я». Asian thing, азиатская фишка, нам не понять.

     

     Адачи даже не обиделся, а Мэгги в своем углу громко фыркнула.

     

     — В средние века азиатские воины любили носить маски — но вовсе не потому, что пытались защитить лицо, — продолжал Спринг. — Маски могли быть картонными или даже бумажными. Нет, таким образом они пытались стереть собственную личность, слиться с толпой, потерять свою уникальность и индивидуальность, стать легко заменимым винтиком военной машины. На место павшего тут же становился новый боец — и не потому, что был должен, а потому что между ними не было никакой разницы. Как известно, на европейских завоевателей эта стратегия не произвела никакого впечатления, и Япония стала владением белголландских императоров, а Китай… слишком длинный список, лень повторять. Спросите у комиссара Сы или комиссара Чжоу. Этот список называется «Все, кто нас когда-либо ограбил или оскорбил». Поэтому наши маленькие азиатские друзья некоторое время пытались притворяться европейцами. Но теперь все возвращается на круги своя. Как-то раз в Маньчжурии я наблюдал за японским отрядом, который пошел в атаку в защитных газовых масках. Без шлангов, без фильтров, без стекол. Лишь бы остаться неузнанными. Немецкий военный советник, который командовал наши участком фронта, мало что понимал в азиатских традициях, но хорошо понимал в современной войне, поэтому приказал обстрелять их газовыми снарядами. Нетрудно догадаться, что было дальше…

     

     — Если ты пытаешься нас оскорбить, то должен лучше стараться, — заметил Адачи. — Нет ничего постыдного в том, чтобы умереть за родину — пусть даже родина никогда не узнает об этом.

     

     — Но ты-то сражаешься не за родину, а за солдатского императора, — хохотнул Марсель.

     

     — За тридцать первого тирана, — поддакнул Джек, чья юность была омрачена издержками классического образования.

     

     — Больше того, за тиранессу! — уточнил Марсель.

     

     — Которая никогда не узнает об этом, — добавил Спринг.

     

     — К счастью, есть и другая тиранесса, поближе, — Марсель покосился в сторону Мэгги, которая задумалась о чем-то своем.

     

     — О чем спорим? — никто не заметил, откуда в блиндаже появился комиссар Сы. — Это был риторический вопрос. Опять о политике. Неужели нельзя найти другую тему для разговора?! Вы только посмотрите вокруг! Окружающий нас мир прекрасен и полон чудес. Джек Спринг, нам надо с тобой поговорить с глазу на глаз, — добавил комиссар без всякого перехода, и Джек неохотно подчинился.

     

     — У меня тут новый пленный, — без обиняков заявил комиссар, когда они отошли подальше от блиндажа и остались наедине в темной азиатской ночи. — Между прочим, он мой коллега.

     

     -??? — не понял Джек.

     

     — У преторианцев тоже появились комиссары, — пояснил товарищ Номер Четыре. — Все, как у людей — с правом первой ночи и расстрела на месте без суда и следствия. Я брошу — прошу прощения, посажу тебя с ним в одну камеру. Ты должен будешь втереться к нему в доверие и выведать все, что только сможешь за 24 часа. Время не ждет. После этого мы расстреляем преторианца, а тебя пошлем на другую сторону с его документами.

     

     — Эээ… — только и смог выговорить Спринг.

     

     — Разумеется, он европеец, — нетерпеливо уточнил комиссар. — Иначе я бы не предложил тебе участвовать в таком приключении. Понимаешь, мы захватили его в плен, когда он направлялся в свою новую часть. Если мы все правильно поняли, на новом месте этого парня никто не знает. Белый, примерно твоего возраста — чего еще надо? Ты явишься в новую часть в его униформе, с его документами — и дело в шляпе. Поэтому все надо сделать быстро. Мы придумаем, почему он задержался в пути на 24 часа, но превышать этот срок не следует. Это уже будет выглядеть подозрительно.

     

     — Но… — попытался возразить Джек.

     

     — Не понимаю, в чем проблема? — удивился товарищ Сы. — Ты ведь говоришь по-голландски? Да, я знаю, знаю, мне ли не знать, вряд ли ты сможешь изобразить первоклассный сайгонский акцент. Но это и не потребуется. К счастью (какая ирония! Но это один из тех случаев, когда мы можем с чистой совестью сказать по такому поводу «к счастью») — так вот, к счастью для нас, Белголландская Империя велика. Всегда можешь сказать, что ты родился у подножия Пиц Палю или что-то в этом роде. Никто ничего не заподозрит. Только не забывай растягивать гласные и показывать три пальца — нет, не три средних пальца, а большой, указательный и средний — когда заказываешь выпивку.

     

     — Ааа… — выдавил из себя несчастный Джек.

     

     — Вот видишь, растягивать гласные ты уже умеешь! — возликовал комиссар. — За мной, солдат, нас ждут великие дела!

     

     _________

     

     

      «Сдерживая детские слезы, мальчик продолжал называть легионы:

      — Пятнадцатый Аполлониев, Благочестивый, Разоритель Арбелы…»

     

      Антонин Ладинский, «В дни Каракаллы».

     

     * * * * *

     

     — Почему на наших картах нет этого города? — задумчиво пробормотал капитан Франгос, изучая таинственные развалины в бинокль.

     

     Лейтенант Маринакис ничего не ответил, потому что не знал, что ответить — да и что тут ответишь?

     

     — Интересно, кто его построил? — продолжал Франгос. — Греки? Римляне? Римляне на развалинах греческого города?..

     

     — Византийцы, — поддакнул Маринакис.

     

     — Вандалы? — продолжал начитанный Франгос. — Нет, вряд ли, эти варвары умели только разрушать, не было у них собственного стиля…

     

     — Это проклятое место, господин, — вмешался бедуинский проводник. — Здесь водятся злые духи.

     

     — Самолет, — внезапно перебил его Маринакис. — Я его вижу, командир. Вон там, за этой… триумфальной аркой.

     

     — Действительно, похоже на триумфальную арку, — охотно подтвердил Франгос. — Похоже, последними обитателями этого города все-таки были римляне. И это все, что от них осталось. И от Римской империи тоже. Я вижу в этом знак свыше! А вы, лейтенант?

     

     — Так точно, — на всякий случай согласился Маринакис.

     

     — Нам следует поторопиться, господин, — снова напомнил о себе проводник.

     

     — Это почему же? — Франгос наконец-то соизволил оторваться от бинокля и повернулся к аборигену.

     

     — Видите эти черные тучи на горизонте? — показал бедуин. Франгос снова уткнулся в бинокль и кивнул. — Приближается шторм. Песчаная буря. Не особенно сильная, но такие бури здорово мешают воевать…

     

     — Понимаю, — снова кивнул греческий командир. — Сдается мне, второй самолет не прилетит. Или я перестану уважать британскую метеорологическую службу. Маринакис, возьмите две машины и попробуйте подобраться к самолету поближе, пока мы окружаем его со всех сторон…

     

     Маринакис мысленно вздохнул, послушно козырнул и отправился выполнять приказ. Это оказалось гораздо проще, чем ему казалось на первый взгляд. Не успели два вездехода под командованием Маринакиса проехать и половину пути, как над самолетом взлетела красная ракета, а его обитатели вышли наружу и принялись размахивать белыми тряпками.

     

     — Мы так рады, так рады! — навстречу грекам бросился черноволосый загорелый парень в комбинезоне британского пилота. — Я капитан Джозеф Капоразо, командир корабля. Британские Республиканские ВВС. Очень приятно. Мы направлялись в Судан, но едва не разбились из-за технических неисправностей, поэтому совершили аварийную посадку на вашей территории. Спасибо, что пришли к нам на помощь. Надеюсь, вы поможете нам добраться до ближайшего британского консула…

     

     Маринакис едва речь не потерял от подобной наглости. Хотя… в словах английского летчика был резон. Красная Британия и Греческая Империя не находятся в состоянии войны и даже поддерживают дипломатические отношения. Наивные британцы действительно могут рассчитывать на доброе отношение, как жертвы кораблекрушения. Ах, какой сюрприз их ожидает!.. Маринакис даже зажмурился от предвкушения, но тут же взял себя в руки. Не время еще. Успеется.

     

     — Я лейтенант Маринакис, из Греческой Королевской Армии, — сурово представился он. — Приветствую вас на греческой земле. Да, мы окажем вам любую возможную помощь. Но я должен спросить вас… понимаете, служебные инструкции и все такое… какой груз у вас на борту?

     

     — Оружие, — смущенно улыбнулся британец с подозрительной итальянской фамилией. — Да, мы везли его в Судан, своим союзникам. Полагаю, вы пожелаете его конфисковать… впрочем, только между нами лейтенант — мне наплевать. Пусть дипломаты потом разбираются. Я только хочу вернуться домой. И мой экипаж тоже.

     

     Из самолета выбрался и подошел поближе еще один британец, ростом пониже. Стянул летный шлем, и по его плечам рассыпались золотистые волосы. Маринакис едва не присвистнул от восхищения. Неужели все англичанки рыжие?! Знавал он как-то одну рыжую англичанку, студентку, которая проводила каникулы в Афинах…

     

     — Флайт-лейтенант Шарлотта Гриффин, — представилась девушка. — Второй пилот. Мы ведь можем рассчитывать на вас, мистер Маринакис?

     

     — Конечно, — кивнул греческий офицер, но его рот при этом сам по себе расплылся в улыбке, не предвещавшей залетным британцам ничего хорошего.

     

     — Я и не рассчитывала на меньшее, — кивнула мисс Гриффин и выстрелила ему прямо в живот — из дамского пистолетика, который все это время прятала в кулачке. Капоразо тем временем открыл огонь из автомата, одновременно отступая назад к самолету. Прежде чем Маринакис опустился на песок, он успел получить еще одну пулю — точно в переносицу, поэтому в дальнейших событиях не участвовал. А жаль, там было на что посмотреть!

     

     По меньшей мере два десятка стволов самого разного калибра заговорили почти одновременно. Например, очередь, выпущенная почти в упор из 14-миллиметрового пулемета, прошлась по солдатам Маринакиса. Тяжелые пули дырявили греческих гвардейцев, отрывали им руки, ноги, головы и вообще разрывали на куски. Разумеется, легкая броня вездеходов не могла никого защитить. Все было кончено в считанные секунды. Что же касается Франгоса и остальных греков, находившихся в отдалении, то им тоже досталось, хотя и не так сильно. Все-таки дистанция имеет значение, а у центуриона Чезаре Мантовани было не так много времени, чтобы организовать засаду должным образом. Но и так неплохо получилось.

     

     Разумеется, итальянские разведчики, которых центурион предусмотрительно разместил на холмах вокруг древнего города, засекли приближение греческого отряда. И тучи на горизонте Мантовани тоже заметил. Его план был прост, проще некуда. Использовать оружие, которые привезли британцы. Как следует пощипать обнаглевших греков. Нет, на полную победу центурион не рассчитывал — силы были слишком неравны. Только пустить кровь. А потом уйти в пустыню под прикрытием бури. Британцам план понравился, и они согласились принять участие.

     

     Крупнокалиберный пулемет установили прямо в дверном проеме самолета, под командованием самого центуриона. Остальные бойцы его отряда расположились кто где, благо в развалинах подходящих мест хватало. И оружия хватало. К сожалению, новенький английский миномет не был пристрелян, но снаряды не экономили, потому что все равно не рассчитывали унести с собой. Так что грекам пришлось нелегко, и это очень мягко сказано.

     

     — Аванте, Савойя! — вопил центурион, поливая греческих мерзавцев метким огнем из пулемета. — Аве, Рома! Аве, Император!!!

     

     Несколько часов назад Мантовани тоже бился над загадкой — кто оставил в пустыне эти развалины? Римляне, греки, вандалы, финикийцы? Но в конце концов решил, что все-таки римляне. Одна триумфальная арка чего стоит! А эти колонны, а эти портики?! Никаких сомнений, последними законными владельцами этого города были римляне, самые настоящие и неподдельные, убедился центурион. И тоже увидел в этом знак свыше. Но совсем не такой, как капитан Франгос. Сама судьба привела последних защитников Рима в это древнее священное место. Потому что именно отсюда начнется возрождение Новой Римской Империи!!!

     

     Капоразо, подававший ему ленту, похоже, испытывал аналогичные чувства, но при этом не отрывался слишком далеко от земли:

     

     — Долго мы еще должны здесь торчать?!

     

     — Шарлотта, смени меня, — велел Мантовани и направился к распахнутым люкам противоположного, правого борта, чтобы оценить обстановку. То, что он увидел, ему не понравилось. Похоже, буря обойдет их стороной. Это не было частью плана. Придется импровизировать. Центурион повернулся, чтобы объяснить своим британским союзникам положение вещей, но новый странный звук внезапно привлек его внимание. С запада. С неба. Неужели все-таки второй британский самолет? Идиоты, пусть они перехитрили шторм, но все равно летят прямо в ловушку! Или нет? Не идиоты… Даже не англичане, понял он, когда передний греческий бомбардировщик принялся пикировать прямо на застрявший на земле британский самолет!!!

     

     Капитан Франгос подстраховался и договорился о воздушном прикрытии. Это было совсем нетрудно, если иметь друзей на самом верху. А Франгос их имел.

     

     Всего несколько минут спустя Чезаре Мантовани выбрался из-под обломков английского транспортника. Один. Он понятия не имел, что случилось с британцами. Выбрались раньше или так остались в корусе самолета? Кто знает! Плохи дела, осознал Мантовани, когда понял, что даже не сможет встать. Но центурион не собирался так просто сдаваться. Строго говоря, он вообще не собирался сдаваться.

     

     Где-то у него за спиной продолжали звучать выстрелы. Похоже, его римляне все еще сражаются. Но сейчас он ничем не может им помочь. Он даже себе помочь не сможет. Скорей всего. Но это не значит, что он не должен попытаться. Мантовани собрал в кулак последние силы и пополз на запад.

     

     Он понятия не имел, сколько метров ему удалось преодолеть, оставляя за собой кровавый след. Бомбардировка прекратилась. Греческие самолеты сбросили груз и убрались прочь. А вот греческая пехота, судя по торжествующим крикам, была где-то совсем рядом. И тогда на пути у центуриона выросло очередное препятствие — из тех, которых было полным-полно в этом мертвом городе. Очередная древняя стена, разрушенная почти до основания. Каких-то полметра. Ребенок легко перепрыгнет. Даже улитка перелетит! Но только не тяжело раненый человек, потерявший несколько литров крови.

     

     Но это не значит, что он не должен попытаться.

     

     Он укроется за этой стеной. Пистолет все еще при нем. Возможно, он успеет уложить одного-другого греческого ублюдка, прежде чем окончательно потеряет сознание. Очень даже может быть. Даже скорей всего.

     

     Несколько долгих веков спустя — время текло медленно в этом древнем месте — Чезаре Мантовани оказался на вершине стены и перевел дыхание. Самое трудное позади. Осталось совсем немного. Сейчас он переберется на другую сторону и…

     

     Но что это за странный новый звук? Странный, но при этом удивительно знакомый. Что-то из прошлой жизни. Когда он был простым солдатом. Положительно, сегодня день странных звуков.

     

     Ага, вспомнил. Узнал. Лязг гусениц. Приближается с запада. Неужели греки обошли его с тыла?! Черт побери, как обидно. У него ведь почти получилось…

     

     Неизвестный танк приблизился почти вплотную. Центурион прищурился и попытался сфокусировать зрение. У него плохо получалось. Он изо всех сил тряхнул головой, отгоняя предсмертный туман. Напряг не только глаза, но и уши…

     

     И тогда он увидел. И услышал.

     

     Это не греческий танк. Нет, не греческий! На башне не греческий флаг. Нет, на башне развевается триколор. Триколор с имперским орлом! Из люка торчит танкист, он что-то кричит в мегафон. Слов не разобрать, но это латинский язык. Латинский! Это пришли они! Римляне!!! Римляне вернулись, понял центурион — и только тогда умер, счастливый и непобежденный.

     

     Он так и не узнал правду.

     

     * * * * *

     

     Когда поле боя окончательно утихло, капитан Франгос встретился на нейтральной полосе с командиром имперских танкистов.

     

     — Подполковник Лазареску, из 1-го Бухарестского легиона, — представился новый знакомый. — Я представляю здесь своего господина, короля Румынии и Венгрии, императора Австрии и Священной Римской Империи.

     

     — Вы не должны здесь находиться, — грозно нахмурился Франгос. — Это греческая территория.

     

     — А вот и нет, — спокойно возразил румынский легионер. — У нас самые точные карты, мы получили их прямиком с Софийской Конференции, за день до отбытия из Триполи. Можете сами посмотреть. Граница между нашими государствами пройдет в добром километре к востоку отсюда. Эти развалины принадлежат нам. Между прочим, насколько я могу судить, это римские развалины. Я вижу в этом знак свыше. А вы, капитан?

     

     Капитан Франгос собирался ответить, но передумал. Если бы не эти новые австрийские танки, он бы показал этому клоуну, где здесь проходит граница. Несмотря на потери. У нас нет ничего подобного, с легким ужасом подумал греческий офицер. Даже близко. Но Франгос был опытным солдатом, поэтому быстро взял себя в руки и принялся машинально искать в австрийской машине слабые места. Пожалуй, если выстрелить под маску из бронебойного ружья…

     

     Румынский полковник проследил за его взглядом и понимающе улыбнулся:

     

     — Нравится машина? Наш легион получил такие одним из первых. Прямиком с императорских заводов Порше.

     

     — Как она называется? — вежливо поинтересовался Франгос.

     

     — «Кайзермаус»! — поведал имперский офицер. Его распирало от гордости. — Хотите взглянуть поближе?

     

     — Не откажусь, — благодушно кивнул грек. — Очень любезно с вашей стороны, полковник.

     

     — Это мой долг, как доброго хозяина! — рассмеялся самозваный римлянин. — Вы же находитесь на имперской земле!

     

     Капитан Франгос ответил не сразу, потому что снова задумался о чем-то своем. «Il deserto dei Tartari, Татарская пустыня велика., а из Африки постоянно приходит что-то новое — ex Africa semper aliquid novi. Сегодня из нее пришли румынские танкисты австрийского императора. Что будет завтра? Кто здесь самый настоящий римлянин? Быть может, римляне — это мы? Ведь всего пять веков назад мы так себя и называли. Быть может, мы совершили ошибку, когда решили снова называться греками? Или нет? Ведь последние римляне были рабами своих императоров, а то элленикон элефтерон — все эллинское свободно! Поэтому и наши вожди решили пойти по дороге славы Александра. Был Илион, и троянцы, и слава громкая тевкров была…»

     

     …Ближе к вечеру Франгосу удалось связаться по радио с начальством и получить новые инструкции. Ему приказали сотрудничать с румынскими танкистами и любыми другими подданными австрийского императора, не допускать конфликтов и не поддаваться на провокации. Подполковник Лазареску был по-прежнему так любезен, что предложил объединить усилия и разбить в развалинах совместный лагерь. Как минимум до утра.

     

     — В этой пустыне бродят не только призраки древних римлян, но и вполне живые бедуины, — заметил легионер из Бухареста. Франгос не спорил и не возражал. Он слишком устал.

     

     Лазареску знал, о чем говорит, потому что люди шейха Сулеймана бин Дауда внимательно следили за сражением и его последствиями. Но поскольку в их уравнения вмешался новый фактор (чертова дюжина железных чудовищ), шейх окончательно решил не рисковать и приказал ни во что не вмешиваться. По крайней мере, не сегодня.

     

     Уже на самом закате в объединенном лагере появились новые гости.

     

     — Наш двигатель приказал долго жить, поэтому мы посадили самолет в пустыне, — доложил командир греческого бомбардировщика, — совсем недалеко отсюда. Связались с базой, и они приказали нам вернуться в город и соединиться с вами. Надеюсь, у вас найдется несколько лишних мест у костра? — пилот кивнул на свою команду.

     

     — Разумеется, — одновременно кивнули Франгос и Лазареску. — Добро пожаловать!

     

     Внезапно один из греческих пилотов издал странный звук, нечто среднее между воплем и визгом, и бросился вперед, в то время как один из имперских танкистов ринулся ему навстречу. Далее произошло нечто и вовсе невероятное — два солдата принялись обниматься, целоваться и даже тискаться.

     

     — Что здесь происходит?! — одновременно спросили Лазареску и Франгос, когда к ним вернулся дар речи.

     

     — Прошу прощения, командир, — первой заговорила греческая летчица. — Ипосминагос (воздушный офицер) Александра Карвелас. Мы с Альбой…

     

     — Лейтенант Альба Реге, — представилась девушка в имперской униформе.

     

     — Мы с лейтенантом Реге вместе учились в Белголландской Воздушной Академии, — продолжала гречанка. — Такая встреча, такая встреча…

     

     — Это вечер полон добрых знаков! — тут же воскликнул подполковник Лазареску. — Вы не находите, капитан Франгос?! Это может стать началом прекрасной дружбы! Ведь нам нечего делить — и уж точно не этот кусок пустыни. Друзья! Товарищи! Братья по оружию! И сестры тоже! Прошу всех к костру! За это надо немедленно выпить!!!

     

     Чуть позже Альба и Александра устроились в стороне, рядом с мраморной колонной, упавшей много столетий назад, а сегодня — полузанесенной песком. Как это обычно бывает в пустыне, над ними горели многочисленные звезды, а где-то в ночи выл одинокий шакал. Или кто-то в этом роде. Девушки плохо разбирались в африканской фауне.

     

     — Давно ты здесь? И почему вдруг ты решила стать танкистом? Вздумала предать наше воздушное братство? — поинтересовалась Александра.

     

     — Этого еще не хватало! — возмущенно фыркнула Альба. — Просто направляюсь к новому месту службы. В Чад, на суданскую границу. А танкисты всего лишь предложили подбросить поближе к месту назначения. Поговорила с ними пять минут по-румынски, приняли за свою и растаяли. Пожалуй, им не стоит знать, при каких обстоятельствах я выучила румынский язык. А ты здесь надолго?

     

     — Никак нет, — покачала головой офицер Карвелас. — Это была одноразовая миссия. Через несколько дней нас должны перебросить на восточный фронт.

     

     — Понятно, — кивнула Альба. — Встречала с тех пор кого-нибудь из наших? Шарлотту, Паулину, Викторию?..

     

     — Только Фамке, — усмехнулась Александра. — Она заходила в Пирей в прошлом году. С целым авианосцем! Мы так и не поняли, кто им командовал, но уж точно не официальный капитан…

     

     — Узнаю старую добрую Фамке, — рассмеялась Альба. — Фамке никогда не меняется.

     

     Они немного помолчали.

     

     — Чем здесь пахнет? — неожиданно спросила Александра.

     

     — Итальянцев закопали где-то совсем рядом, — спокойно пояснила Альба. — Могла бы сама догадаться. Неужели не помнишь?

     

     — В джунглях они пахли иначе, — заметила гречанка.

     

     — И то верно, — охотно согласилась собеседница и добавила без всякого перехода: — Встретишь на востоке кого-нибудь из наших — передавай привет.

     

     — Кто знает? — ответила Александра.

     

     _________

     

     

     He was just a rookie trooper and he surely shook with fright,

     He checked off his equipment and made sure his pack was tight;

     He had to sit and listen to those awful engines roar,

     You ain't gonna jump no more!

     

     Gory, gory, what a hell of a way to die,

     Gory, gory, what a hell of a way to die,

     Gory, gory, what a hell of a way to die,

     He ain't gonna jump no more!

     

     * * * * *

     

     Примерно за четыре года до описываемых событий, ровно в два часа ночи, кадетов первого курса Белголландской Императорской Военно-Воздушной Академии (БИВВА, Новый Кейптаун) подняли по тревоге.

     

     Последней на построение явилась кадет Фамке ван дер Бумен. Неудивительно, ведь ей пришлось тащить за собой рюкзак в половину собственного веса и винтовку почти одного с собой роста.

     

     — Что происходит вообще? — прошипела Фамке, занимая место в строю. — Война или маневры? От всего сердца надеюсь, что война — потому что очень хочется кого-нибудь убить.

     

     — Разговорчики! — рявкнул дежурный сержант. — Смирно! Равнение по центру!

     

     — Вольно. — На плацу появился бритоголовый коренастый мужчина с бледным печальным лицом и в офицерском плаще — полковник Карл Ситроен, командир курса. Как это водится, человек-легенда и один из первых белголландских асов.

     

     В первые дни Великой Войны лейтенант Ситроен исполнял обязанности старпома на подводной лодке Его Величества «Одиссей». Но после того, как субмарина сгорела в мангровых зарослях острова Санта-Изабель, Карл решил, что с него хватит и перевелся в авиацию. К концу войны на его счету было тридцать пять воздушных побед, если не считать венгров и мексиканцев. И те, и другие были союзниками, поэтому Ситроен обычно сбивал их по ошибке. Или нет. Ходили слухи, что как-то раз, после лишней рюмки в офицерском клубе, капитан Ситроен заявил, что (почти дословная цитата) «терпеть ненавижу венгритосов» (конец цитаты). Впрочем, никто из непосредственных свидетелей того разговора до конца войны не дожил — за исключением самого Карла Ситроена.

     

     После войны и по ее итогам майору Ситроену пророчили большое будущее главкома всей имперской авиации. В каком-нибудь другом, более справедливом мире, так бы оно и вышло. Но только не в родном мире полковника Ситроена. Прежде чем получить погоны люфтмаршала ВВС, Карл был обязан провести несколько лет в летной школе на должности инструктора. Там-то в один непрекрасный день и случилась беда, когда на учениях под командованием Ситроена разбились насмерть сразу два курсанта, бывших членами правящей династии. На дворе стояли просвещенные времена, поэтому Карла даже не выгнали из армии, тем более что следственная комиссия подтвердила его полную невиновность. Но о всяком повышении и продвижении по службе ему пришлось забыть. «Только через мой труп», — якобы сказал сам император — а старый кайзер знал, о чем говорит.

     

     С тех пор, вот уже почти десять лет, Карл Ситроен торчал на одной и той же должности в БИВВА, и только ироничный взгляд на окружающую действительность, вроде бы приобретенный еще на Великой Войне, поддерживал его на плаву. Вот и сейчас, полковник планировал по-быстрому избавиться от своих сопливых первоклассников, а потом снова завалиться спать как минимум до обеда — и пусть весь мир подождет.

     

     — Кадеты, слушать боевой приказ, — Ситроен терпеть не мог длинных вступлений и вообще не понимал концепцию «пора переходить от слов к делу», потому как его слова и дела обычно шли параллельным курсом и происходили одновременно. — Задание очень простое. Вы отправляетесь на аэродром, где вас ждет транспортный самолет воздушной пехоты. Через несколько часов пилот прикажет вам выброситься с парашютами в неизвестной пока точке. Оттуда вы будете должны добраться пешком до ближайшей военной базы с телефоном и взлетной полосой, после чего позвонить в Академию. Самолет вернется за вами и привезет домой. Это ваше первое полевое занятие из курса «Ориентирование на местности», поэтому все очень просто. В следующие разы все будет гораздо сложнее. Вы будете выбрасываться с одним напарником, а на последнем экзамене — вообще в одиночку, без карты, компаса и даже без оружия. Тогда как сегодня вы можете пользоваться часами, компасом, картами; вас двадцать человек — можете как угодно помогать друг другу делами и добрыми советами. Цель одна — вернуться на базу, а хороши почти все средства, кроме откровенно незаконных. Командиром отряда назначается кадет Антонис. Это все. Исполнять!

     

     — Кайзер банзай! — дружно рявкнули курсанты.

     

     Полковник Ситроен благосклонно кивнул и направился к своей машине. Но прежде чем взяться за дверцу, он бросил еще один беглый взгляд на почти ровный строй и как бы между прочим добавил:

     

     — Юфрау Реге, когда вернетесь — три наряда вне очереди.

     

     — Так точно, мин херц! — проревела кадет Альба Реге. Она даже не спросила — «за что?!» Альбе не повезло родиться в Будапеште, поэтому Карл Ситроен никогда не упускал случая выместить на ней свою нелюбовь к «венгритосам», причины которой терялись в далеком и мрачном прошлом.

     

     — По машинам! — скомандовал дежурный сержант.

     

     Все двадцать кадетов поместились в один армейский автобус, поэтому никакие другие машины не понадобились. До взлетного поля добрались без приключений; скучающие пилоты давно успели прогреть двигатели, поэтому погрузились и взлетели за считанные минуты.

     

     — Засекайте время и следите за направлением, — объявил кадет Антонис, едва самолет, старый добрый «фоккер-мицубиши-М-25», оказался в воздухе. — Попробуем угадать, где находимся, когда придет время прыгать.

     

     — А чего тут гадать, — зевнула Фамке ван дер Бумен. — Только не Австралия, здесь мы не останемся, это слишком просто. Поэтому сейчас полетим на север. А там — все, черная дыра и лабиринт Миноса. В империи десять тысяч островов. Можно гадать до бесконечности. Ты ведь не думаешь, что нас с первого раза выбросят в Юголландии?

     

     Антонис, надменный высоколобый красавчик, бросил на нее недовольный взгляд, но ничего не добавил. Фамке поудобнее устроилась на скамье по правому борту и от нечего делать принялась рассматривать своих одноклассников.

     

     Как и во всякой уважающей себя имперской академии, здесь присутствовали не только подданные императора, но и всевозможные иностранцы — вассалы, союзники, вассалы союзников, потенциальные союзники и даже потенциальные противники, которых Империя планировала перетянуть на свою сторону или хотя бы низвести до статуса нейтралов. Больше того, в этом классе иностранцы были в явном большинстве.

     

     Прямо напротив Фамке расселись кадеты Александра Карвелас и Сабина Гочкис, из Греции и Турции соответственно. Вернутся в Европу — небось, зарежут друг дружку на ближайшем поле боя; а здесь, вдали от дома — лучшие подруги, не разлей вода. Вот и сейчас шушукаются о чем-то своем, на каком-то варварском балканском диалекте.

     

     Слева по диагонали находилась еще одна сладкая парочка, две рыжие англичанки — Шарлотта Гриффин и Виктория Брук. Вот только Шарлотта — дочь бирмингемского литейщика, явилась прямиком из красной Британии, а Виктория — наследная принцесса вассального королевства Саравак, «друг и союзник белголландского народа». Более странную пару сердечных друзей трудно себе представить, но только не на борту этого самолета.

     

     Прошу любить и жаловать, справа по диагонали — кадет Паулина Адачи, японская квартеронка, дочь рядового самурая, павшего в битве за императора (поэтому она и получила стипендию); и кадет Лиза де Бирс, племянница японского генерал-губернатора. Единственное место, где они могли бы пересечься в Ниппоне — это столовая, где первая подавала завтрак второй и уносила грязную посуду; а здесь — пожалуйста, даже больше чем подруги; почти сестры!

     

     Как заметил однажды по такому поводу полковник Карл Ситроен, «переступая порог Академии, вы лишаетесь расы, национальности и всех своих предков голубых кровей. Есть только небо, свобода, запах бензина и вкус оружейного масла». Фамке предположила, что командир не сам сочинил эту речь, поставила на кон целую сотню имперских долларов — и выиграла спор, потому как искомая цитата нашлась в библиотеке, в журнале «Имперская аэронавтика» за март 1929 года.

     

     Разумеется, на борту присутствовали не только леди, но и джентльмены. Например, слева от Фамке пристроился кадет Вальтер Розен, шахтер из прогерманской Южной Африки, а справа — принц Хасан бин Мухаммед, наследник одного из многочисленных аравийских корольков. Были и другие — русские, американцы, австро-венгры… Каждой твари по паре, плюс-минус. С таким же успехом направлявшийся в ночь «фоккер-мицубиши» мог принадлежать Иностранному Легиону (необязательно французскому) или Вавилонскому царству послебашенного периода. С этими мыслями Фамке и задремала.

     

     Проснулась она оттого, что в кабине самолета загорелся красный свет — почувствовала даже сквозь плотно прикрытые веки, и мысленно похвалила себя за маленький успех. Кажется, у опытных пилотов это называется «накопление опыта».

     

     — Приготовиться к десантированию! — орал бегавший туда-сюда Антонис, пытаясь перекричать гудение двигателей. Фамке тихо вздохнула и послушно заняла свое место в самом хвосте отряда. Красный свет сменился на зеленый; стоявший наготове бортинженер распахнул десантный люк; и двадцать тел, одно за другим, отправились за борт. И тут мутная плексигласовая маска, натянутая на лицо, пришлась как нельзя кстати — она защищала владельца не только от встречных потоков воздуха, но и от яркого солнышка, давно пересекшего линию горизонта. В этой части света, конечно. Где именно — пока еще оставалось загадкой.

     

     Фамке дернула за кольцо парашюта позже всех, поэтому оказалась на твердой земле раньше всех. Отстегнула парашют, отряхнулась, стянула шлем. Оглянулась по сторонам и расплылась в улыбке. Это они! Если не считать Юголландию, где где Фамке ван дер Бумен однажды появилась на свет, она была почти дома.

     

     В джунглях Юго-Восточной Азии.

     

     ___

     

     

     Одни говорят: мир умрёт в огне,

     Другие твердят про лед;

     Я долго жил, и кажется мне,

     Огонь скорей подойдет.

     

     Но если бы кто-нибудь мне сказал,

     что дважды нас гибель ждет,

     я не удивился бы. Я узнал,

     что ненависть — толще, чем лёд

     

     И равнодушие холодней

     вечных покровов льда.

     И если для смерти не хватит огней —

     Лед сгодится тогда…

     

      Роберт Фрост, «Fire and ice»

      (перевод Давида Эйдельмана)

     

     * * * * *

     

     — Там что-то двигалось, сэр, — доложил морской пехотинец. — Я в этом абсолютно уверен. Сэр.

     

     — Я вам верю, солдат, — кивнул полковник Клифтон, ухитрившись при этом не оторваться от бинокля. — Но что прикажете мне делать?

     

     — Я? — изумился рядовой. — Приказать вам, сэр?!

     

     — Это была фигура речи, солдат, — вздохнул старший по званию. — Продолжайте наблюдать. Доложите мне снова, если заметите что-то по-настоящему важное или интересное. Или необычное. Сами понимаете, белые медведи под эту категорию не подпадают.

     

     — Понимаю. сэр, — кивнул морпех.

     

     Полковник Джаспер Клифтон, англо-канадский генерал-губернатор острова Врангеля, сухо кивнул в ответ и повернулся, собираясь уходить.

     

     — Неужели вы ничего не собираетесь предпринять, сэр? — прошептал лейтенант Фергюсон, его новый заместитель, прибывший из Канады всего три дня назад (прежнего заместителя сожрал белый медведь). Теперь Фергюсон всюду таскался за Клифтоном как прикованный — «входил в курс дела».

     

     — Погода терпит, — задумчиво пробормотал полковник, посмотрев на небо. — Подождем еще полчаса. Если они попали в действительно серьезную переделку — мы им уже ничем не поможем, а только потеряем еще несколько человек.

     

     Клифтон знал, о чем говорит. В конце концов, он торчал на этом проклятом острове почти шесть месяцев.

     

     Дирижаблю «Эдинбург», гордости Королевского Канадского Воздушного Флота, пришлось совершить несколько рейсов, прежде чем он перебросил на остров Врангеля сто двадцать морских пехотинцев и материалы для строительства постоянной базы. Морпехи под руководством Клифтона поработали на славу и возвели посреди Ледовитого Океана неприступную крепость по всем канонам современной военной науки. Даже несколько линий окопов (одного динамита ушло несколько тонн). Теперь оставалось только скучать и вступать в периодические сражения с белыми медведями. Дирижабль возвращался примерно в раз месяц с припасами, свежими газетами, а иногда и с пополнением. Вроде бы все шло согласно плану, однако с некоторых пор полковника Клифтона не покидало смутное чувство беспокойства. Вот и сейчас, этот пропавший патруль, который должен был вернуться на базу два часа назад. Но не вернулся.

     

     — Что мы здесь вообще делаем, сэр? — неожиданно спросил лейтенант Фергюсон, отрываясь от своего бинокля.

     

     — Вам не кажется, молодой человек, что этот вопрос стоило задать до того, как вы поднялись на борт «Эдинбурга»? — хмыкнул Клифтон.

     

     — Я получил приказ, сэр, — пожал плечами младший офицер. — Но люди, которые отправили меня сюда, уверяли, что с вами можно говорить свободно и задавать самые смелые вопросы…

     

     — Вам сказали правду, лейтенант, — вздохнул полковник. — Я и сам в свое время задавал слишком много смелых вопросов. Быть может, именно поэтому я здесь. Так или иначе… Причины нашего прибытия на остров Врангеля можно описать всего одним словом. Политика.

     

     — Я стараюсь не интересоваться политикой, — признался Фергюсон. — В наши дни это может быть небезопасно. А иногда — только между нами, сэр — невыносимо скучно. Впрочем, — торопливо добавил он, — я готов выслушать все, что вы скажете. Сэр.

     

     — Мы потеряли нашу прародину Британию, — охотно продолжал Джаспер Клифтон, который оседлал любимого конька, — но цепляемся за этот жалкий пустынный островок в сердце Арктики. Спросите меня, почему — и я вам отвечу. Мы пытаемся показать всему миру, что старая добрая Британская Империя по-прежнему существует — не просто существует, но все еще является великой державой. И поэтому бесстрашные британские воины продолжат водружать флаги с Юнион Джеком — где угодно, когда угодно и сколько угодно. Даже американские союзники, с их претензиями на достижения капитана де Лонга, нам не указ. И уж точно нам не помешает разбойничья шайка сумасшедших сектантов под руководством безумного пророка, этого Геннадия Похотина.

     

     — А как же золото и алмазы… — начал было лейтенант.

     

     — Нет здесь никаких алмазов, — невесело рассмеялся старший офицер. — Уверяю вас. Эту историю сочинили в Адмиралтействе, чтобы выбить финансирование у парламента. Этот островок не стоит ровным счетом ничего. Эта военная кампания состоит из одних сплошных убытков.

     

     — Но если так, сэр, — удивился Фергюсон, — почему сатанисты так стремятся заполучить его обратно?

     

     — По той же причине, что и мы, — поморщился Клифтон. — Отец Геннадий пытается доказать всему миру, что его «Священная Сибирская Сатанинская Россия» — не жалкий осколок империи и банда религиозных фанатиков, мятежников и сепаратистов, а правильно устроенное суверенное цивилизованное государство, которое не потерпит нарушения своих границ. Нет, никто не посмеет сказать, что Верховный Правитель Похотин разбазаривает исконные русские земли!

     

     — Они действительно верят в Сатану? — осторожно спросил молодой Фергюсон. — Знаете, мне всегда казалось, что это игра на публику, попытка привлечь внимание к своему делу через газетную шумиху в желтой прессе… Сэр.

     

     — А что вас так удивляет, мой юный друг? — усмехнулся полковник. — После трех революций, гибели древней царской династии и падения христианнейшей Российской Империи русские люди усомнились в своих прежних богах и героях. Да и кто бы на их месте не усомнился? Разве с нами не случилось ровно то же самое?! От старой Британской Империи осталось одно только название и Канада. Британцы в Лондоне стали правоверными коммунистами, британцы в Австралии толпами конвертируются в голландских кальвинистов, британцы в Аргентине возвращаются в лоно римско-католической церкви. Британцы в Южной Африке вообще сплошь и рядом превратились в добрых германских язычников и повсюду возводят храмы Вотана и Фрейи, а во что сегодня верят британцы Нового Альбиона… об этом не то что говорить — об этом подумать страшно. Вот и русские. Одни обратились в социалистов и коммунистов. Не верьте тем, кто говорит, что будто коммунизм — это идеология. Это всего лишь еще одна религия, со своими богами, пророками и священным писанием. А другие принялись поклоняться Сатане, Князю Тьмы, Вельзевулу — называйте его как хотите. У Врага рода человеческого много имен. Быть может, их лидеры на самом деле не верят ни в бога, ни в дьявола, и просто хотят добиться абсолютной власти в своей стране и ее окрестностях… Но вот темное простонародье, как мне кажется, верит вполне искренне. Я вам уже рассказывал, что с месяц назад мы схватили лазутчика сатанистов? Зайдите потом ко мне в кабинет, я покажу вам проколы допросов. Занимательное чтиво, должен вам сказать, да.

     

     — Где он теперь? — поинтересовался Фергюсон. — Лазутчик, сэр.

     

     — Покончил с собой в камере, — радушно поведал Клифтон. — Как бы это описать… перекусил себе вены и попытался выпить собственную кровь.

     

     Лейтенант подавился воздухом и закашлялся.

     

     — Вот именно, лейтенант, — кивнул полковник. — С такими людьми нам приходится иметь дело.

     

     Все это время они продолжали торчать на свежем воздухе, под почти ясным небом и холодным северным солнцем, в самый разгар полярного дня, в двух шагах от наблюдательного поста на переднем крае внешней оборонительной линии. Может и к лучшему, потому что им не пришлось подниматься по тревоге и куда-то бежать с риском умереть в состоянии крайней потливости.

     

     — Там снова что-то движется, сэр, — из-под бетонного купола выглянул давешний морской пехотинец. — Смотрите сами. Сэр.

     

     Джаспер Клифтон и лейтенант Фергюсон одновременно подняли бинокли, покрутили колесики направо-налево — и на этот раз увидели.

     

     — Будь я проклят, — прошептал потрясенный младший офицер.

     

     — И я тоже, — пробормотал полковник. — Как и все мы. Все мы прокляты. Поэтому мы здесь. В этом ледяном аду. В царстве Сатаны. А сейчас за нами придут его верные слуги.

     

     — Но… но… — Фергюсон изо всех сил пытался не потерять дар речи. — Это невозможно! Этого же просто не может быть! Они вымерли десять тысяч лет назад!!!

     

     — Как видите — нет, — спокойно констатировал Клифтон. — Или у вас есть альтернативное объяснение?

     

     — Га… Гал… — не договорил и снова закашлялся новый заместитель командира.

     

     — Вы хотели сказать «галлюцинации»?! — рассмеялся Джаспер Клифтон. — Ну разве что массовые! Давайте хотя бы у нашего морпеха спросим. Рядовой, как по-вашему, что это?

     

     — По виду — слоны, — пожал плечами солдат. — Сэр.

     

     — Белые?! — только и смог произнести заметно потрясенный Фергюсон.

     

     — Не вижу в этом ничего удивительного, сэр, — заметил рядовой. — Вот как сейчас помню, когда я служил на борту военного корабля Его Величества «Снарк Ройал», заходим мы как-то в Сиам, то есть в Таиланд… Да и в Индии, если подумать…

     

     Полковник Клифтон тем временем вспомнил совсем не про Индию, а про атаку кайзерпанцеров на Западном Фронте, свидетелем которой он имел честь быть лет двадцать тому назад, будучи совсем молодым офицером морской пехоты. Как и тогда, ему откровенно не хватало противотанкового оружия. Ну кто мог представить, что противник пустит против них в ход бронированные машины. Да еще такие!!!

     

     — А может все-таки белые слоны? — робко предположил лейтенант Фергюсон, цепляясь за остатки реальности. — Из Индии… или Таиланда…

     

     — Святой Оккам против, — задумчиво возразил полковник Клифтон. — И Шерлок Холмс тоже.

     

     — Не люблю детективы, — признался Фергюсон. — Особенно Конан Дойла. Даже больше, чем политику. Предпочитаю Уэллса.

     

     — И зря, — укоризненно заметил Клифтон. — Потому что мистер Холмс учит нас, что надо отбросить прочь все заведомо невозможное, а то, что останется, и будет правильным ответом, каким бы невероятным он ни казался. Ну сами подумайте, Фергюсон! Что более вероятно — то, что Похотин купил где-то в Южной Азии целое стадо белых слонов или то, что он нашел где-то в сердце Сибири затерянный мир (не любите Конан Дойла, говорите?), населенный мамонтами, приручил их и отправил на войну? И ведь разведка предупреждала нас. А мы не верили! Рядовой! Включайте сирену! На полную мощность! Боевая тревога! Свистать всех наверх! Русские идут!!!

     

     — А вдруг это мираж? — сделал еще одну попытку Фергюсон. — Я читал, что они не только в южных пустынях, но и в Арктике случаются…

     

     — Мираж? — переспросил Джаспер Клифтон. — Очень скоро мы это узнаем наверняка. А пока предлагаю спуститься в командный бункер.

     

     Очень скоро они пришли к выводу, что это не мираж. На позиции Канадского Имперского Территориального Британского Экспедиционного Корпуса на Острове Врангеля (КИТ-БЭК-НОВ) по ледяной равнине наступали самые настоящие мамонты. Мамонты, покрытые беслоснежной шерстью и дополнительно украшенные легкой навесной броней — почти как боевые слоны Великих Моголов. На спине у каждого мамонта находилась бронекоробка с пулеметчиком или даже малокалиберные автоматические пушки, которые принялись изрыгать огонь, приблизившись к британским окопам на дистанцию в добрую половину сухопутной мили. Британские морпехи принялись вяло огрызаться — сначала из «максимов», чуть позже к ним присоединились «ли-энфильды» и один-единственный нарезной штуцер 577-го калибра, прихваченный на остров Врангеля одним из младших офицеров. Настоящий штуцер, предназначенный для охоты на слонов. Какая ирония! До этого дня из него стреляли только в белых медведей.

     

     Впрочем, сатанисты должно быть предвидели такое развитие событий, потому что навесная броня некоторое время защищала восставших из преисподней древних гигантских чудовищ от британского огня. Но вот первая пуля нашла брешь в индустриальных доспехах боевого мамонта. Раненный зверь протяжно заревел, развернулся на 180 градусов и попытался обратиться в бегство. Ушел он недалеко — как оказалось позже, погонщик убил его ударом боевого молота в затылок, как поступали в таких случаях его коллеги в джунглях далекого жаркого Таиланда. Сотню выстрелов спустя еще один мамонт был тяжело ранен в правую переднюю ногу и опрокинулся. И еще один, и еще! Но оставшиеся — не менее чертовой дюжины — приблизились к британским позициям настолько близко, что смогли поливать морских пехотинцев смертоносным огнем сверху вниз. На каком-то этапе даже обычно стойкие британцы и канадцы не выдержали и ударились в бегство. Не все. Но многие. Это было слишком для живых людей — видеть, как на тебя наступают (во всех смыслах) ожившие ископаемые. Вот самый быстрый из мамонтов принялся яростно топтать переднюю линию окопов, не обращая внимания на булавочные уколы штыков и даже противопехотные гранаты. К нему присоединился второй — вооруженный огнеметом. Успел сделать всего один меткий выстрел, был подбит пулеметным огнем в брюхо, опрокинулся — и лопнувшие огнеметные цистерны превратили траншею в огненный ад — ад, всего мгновение назад бывший ледяным!

     

     Они сошлись, как лед и пламя!!!

     

     — Проклятие!!! — вне себя от ярости кричал полковник Клифтон в своем бункере, не отрываясь от стереоскопической трубы. — Держитесь, ребята! Бейте гадов!!!

     

     Лейтенант Фергюсон некоторое время наблюдал за ним, потом достал свой револьвер. Осмотрелся. В бункере кроме двух старших офицеров оставались только два ординарца — тут же застреленных в упор. Клифтон, полуоглушенный грохотом битвы, кипящей уже совсем рядом, даже не понял, что кто-то стреляет прямо у него за спиной. Фергюсон снова взвел курок и прицелился командиру в спину — но почему-то передумал и не выстрелил. Перехватил револьвер поудобнее и обрушил рукоятку из слоновой кости на затылок Джаспера Клифтона. Один раз, второй, третий… На каком-то этапе рукоятка треснула, а полковник Клифтон потерял сознание.

     

     Когда он очнулся, все было кончено. При этом самый интересный эпизод сражения губернатор острова Врангеля ухитрился пропустить. Из-за горизонта появился воистину гигантский гидросамолет (белоснежный, конечно), снизился почти до макушек мамонтов и ударил по британскому форту сразу из шести стволов (по три на каждом крыле). Это был самый последний проект Берты Шварц — «Eisdrache», «Ледяной Дракон»; воздушный ракетоносец, предназначенный для ведения войны за Полярным Кругом. Пока сырой и недоделанный, поэтому не принятый на вооружение нигде, кроме державы Геннадия Похотина. Один из реактивных снарядов дал осечку и не разорвался, но другие пять, за которые была уплачена астрономическая сумма в чистом золоте, превзошли все ожидания. Британский гарнизон на острове Врангеля был уничтожен, окончательно и бесповоротно.

     

     И когда полковник Джаспер Клифтон пришел в себя, он увидел, что его окружают не более тридцати британских морпехов из прежних ста двадцати. Разоруженные, деморализованные, некоторые были ранены. Их держали под прицелом солдаты в белоснежных комбинезонах и шлемах. Их предводитель снял головной убор и громогласно расхохотался. На первый взгляд — еще один пришелец из прошлого. Рыжебородый голубоглазый гигант, настоящий викинг. Только вооруженный не мечом или топором, а белоснежным «стерлингом». За спиной дымились развалины британского форта, там и здесь неподвижно стояли бронированные мамоны. Гидроплан-ракетоносец выпустил складные шасси-лыжи и медленно заходил на посадку, прямо на равнину, которую совсем недавно торопливо пересекали живые боевые машины сибирских сатанистов.

     

     Рядом с вражеским полководцем как ни в чем ни бывало стоял лейтенант Фергюсон.

     

     — Предатель! — прохрипел полковник Клифтон.

     

     — О, не судите его слишком строго, — возразил рыжебородый «викинг». — Мистер Фергюсон никого не предавал. Он внедрился в канадскую армию несколько лет назад по моему приказу. Он не предатель, а — как это называется? — профессиональный разведчик.

     

     — С кем имею честь? — счел своим долгом уточнить Джаспер Клифтон — и только сейчас понял, что вражеский командир говорит с ним на слишком хорошем английском языке. Какой чертовски знакомый акцент…

     

     — Коммандер Гамильтон, — представился победитель. — Перси Гамильтон, эсквайр, к вашим услугам.

     

     — Альбионец?! — полковник не поверил своим ушам.

     

     Дружный хохот вражеского войска был ему ответом.

     

     — Как и половина моих бойцов, полковник, — ласково улыбнулся рыжебородый разбойник. — Альбионцы, самые настоящие и неподдельные.

     

     — Но… почему? — только и сумел спросить Клифтон.

     

     — В наши дни безработным солдатам в Новом Альбионе приходится нелегко, а верховный правитель Похотин хорошо платит, — развел руками Перси Гамильтон. — Ничего личного. Чистый бизнес. Он специально нанял нас для этой операции. Кому, как не альбионцам воевать за полярным кругом? Южным или северным — не имеет значения. Ладно, поговорили и хватит. Хотите что-нибудь сказать напоследок?

     

     — Вы собираетесь убить нас? — удивился полковник.

     

     — Как я уже сказал — ничего личного, — демонстративно вздохнул мистер Гамильтон. — Сами понимаете, если кто-то из вас вернется в Канаду и расскажет, что остров Врангеля штурмовали альбионские граждане — пусть всего лишь наемники, а не солдаты правительства — вы представляете себе размер скандала?! Полагаю, нам бы всем хотелось его избежать и сохранить хоть какое-то подобие хрупкого единства между доминионами старой империи. Отцу Геннадию подобная огласка тоже ни к чему — он пожелает расказать всему миру, что остров захватили его войска. Никаких альбионских наемников здесь никогда не было. Только альбионские журналисты. And last but not least, последний пункт по списку, но далеко не последний по важности — вы сами не захотите оказаться в плену у сатанистов. Будет лучше, если вы умрете прямо здесь и сейчас. Быстро и почти чисто. Достойная солдатская смерть. Поверьте, так будет лучше для всех.

     

     — Они действительно приносят человеческие жертвы? — машинально спросил Джаспер Клифтон.

     

     — И это самый небольшой из их грехов, — дважды кивнул «Барбаросса». — Не сомневайтесь даже — я знаю, о чем говорю…

     

     — Постойте, — внезапно спохватился полковник, — вы только что сказали «альбионские журналисты»?! О чем речь вообще?!

     

     — Как, вы меня не узнали, сэр?! — командир наемников заметно оскорбился. — Честное слово, обидно. Понимаю, вы ранены, и только поэтому…

     

     — Гамильтон?! — только теперь вспомнил полковник Клифтон. — Перси Гамильтон?! Главный военный корреспондент «Нью-Альбион Таймс»?!

     

     — Узнали все-таки! — прямо на глазах расцвел голубоглазый «викинг». — Да, это я, собственной персоной. Очень удобная должность, когда занимаешься подобным бизнесом. Не беспокойтесь, у меня тут отличная команда. Мы сделаем первоклассный репортаж. Весь мир узнает, что вы геройски погибли в бою с ордами сатанистов! Геннадий Похотин не будет против, совсем наоборот. Он обожает одерживать победы над достойным противником. Обещаю вам, слово чести — ваша сотня морских пехотинцев войдет в историю как триста спартанцев или шесть сотен в Долине Смерти под Балаклавой!

     

     — Нас вообще-то сто двадцать было, — тихо произнес Джаспер Клифтон, но коварный альбионец его услышал и небрежно отмахнулся:

     

     — Ну так и спартанцев на самом деле не ровно три сотни было, а намного больше. Кого интересует скучная арифметика, когда творится легенда?!

     

     — I heard my country calling, away across the sea, — внезапно затянул один из пленных британцев, а остальные тут же подхватили:

     

     Across the waste of waters, she calls and calls to me.

     Her sword is girded at her side, her helmet on her head,

     And around her feet are lying the dying and the dead;

     I hear the noise of battle, the thunder of her guns;

     I haste to thee, my mother, a son among thy sons!..

     

     Коммандер Гамильтон некоторое время вслушивался в их пение, а потом дал знак своим солдатам, и те подняли повыше «стерлинги» и ручные пулеметы Льюиса.

     

     — Англичане… — пробормотал один из альбионских наемников, когда прогремел последний выстрел.

     

     По трапу совершившего посадку «Ледяного Дракона» тем временем спустился человек, чей наряд кардинально отличался от белых маскхалатов гвардейцев-сатанистов, которые следовали за ним по пятам. Черный мундир, черный плащ, черный шлем и даже черный респиратор. Фельдмаршал барон Николай Петрович Врангель, главком Северного Фронта Священной Сатанинской России, повредил легкие в самый разгар германской газовой атаки на Восточном Фронте и с тех пор ему было трудно дышать без дополнительных механических приспособлений. Что же касается черного цвета, то барон как будто насмехался над окружающей средой и вражескими стрелками — если бы хоть один уцелел среди развалин британского форпоста, он бы нашел в лице фельдмаршала великолепную мишень. Но Гамильтон и его люди проделали отличную работу. Стрелять в Черного Барона было некому.

     

     — Присоединяйтесь, господин барон, — небрежно козырнул альбионский наемник. — Разрешите вас поздравить. Остров ваш.

     

     — Премного благодарен, господин Гамильтон, — столь же небрежно кивнул в ответ великий полководец. — Вы хоть кого-нибудь взяли в плен?

     

     — Никак нет, — не моргнув глазом, отвечал «военный журналист». — Все британцы мертвы. Убиты в бою. Сражались до последнего патрона. Храбрые люди. Возможно, ваши солдаты захотят полакомиться их сердцами…

     

     — Успеется, — отмахнулся Врангель. — Что у вас, подпоручик?

     

     — Осмелюсь доложить, ваше высокопревосходительство, — щелкнул каблуками молодой офицер, — британская радиостанция захвачена в целости и сохранности. И поскольку мистер Фергюсон вовремя расправился с радистами, они ничего не успели сообщить в Канаду.

     

     — Очень хорошо, подпоручик, — прохрипел человек в черном респираторе. — Начинайте передавать на всех частотах. Только два слова. «Врангель наш!»

     

     — Будет исполнено, — офицерик снова щелкнул каблуками и испарился.

     

     — Скажите, фельдмаршал, — внезапно заговорил Перси Гамильтон, — а это правда, что остров получил имя в честь одного из ваших родственников?

     

     — Правда, — неохотно подтвердил барон. — Очень дальнего родственника. Четвероюродный дедушка или около того.

     

     — Но теперь-то вы сможете переименовать остров в вашу честь! — ухмыльнулся командир наемников.

     

     — И то верно, — слабо улыбнулся Черный Барон, но никто не увидел его улыбку. — Вы и ваши люди заслужили отдых, мистер Гамильтон, но очень скоро вы понадобитесь мне снова. Сегодня — остров Врангеля, а завтра мы будем штурмовать австрийскую базу на Земле Франца-Иосифа. А там и до Шпицбергена рукой подать. Если только Машка нас не опередит.

     

     «Машка», она же мадам Мария Спиридонова, президент Российской (Западной) Республики была очень даже на это способна.

     

     Когда последний альбионец поднялся на борт военного ледокола Сатанинского Флота, чтобы покинуть остров Врангеля, он обернулся и сплюнул за борт.

     

     — Это было прекрасно, — добавил он при этом, — но это не война…

     

     _________

     

     

     — Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие, — так начал свою речь генерал-губернатор Австро-Венгерской Земли Франца-Иосифа, собравший в своем кабинете всех старших офицеров гарнизона. — К нам едет генеральный инспектор.

     

     — Только этого нам и не хватало, — пробормотал один из офицеров.

     

     — Вы так говорите, как будто это что-то плохое, — возразил другой. — Быть может, он привнесет в наши серые будни хоть какое-то разнообразие. Прежде чем мы окончательно умрем со скуки.

     

     — Пусть едет, — равнодушно зевнул третий. — Сдается мне, господа, мы чуть ли не единственный имперский и королевский гарнизон, которому нечего опасаться внезапных проверок, ревизий и так далее. Нам ли не знать, на этих островах даже взятки брать не у кого. И лишнее снаряжение со склада продать некому.

     

     По рядам доблестных защитников императорских и королевских земель прокатилась серия нервных смешков.

     

     — Но по какому поводу? — поспешил уточнить четвертый. — Что мы такого натворили?!

     

     — Не могу знать, господа, — развел руками губернатор. — Могу только догадываться.

     

     — А чего тут гадать, — проворчал пятый. — После того как русские так успешно захватили остров Врангеля, ежу понятно, что мы — следующие. Вот инспектор и едет проверить, как мы приготовились к отпору и обороне. А приготовились ли мы?

     

     — Это был риторический вопрос? — полюбопытствовал шестой.

     

     Как оказалось — «да», потому что никто ему не ответил.

     

     Генеральный инспектор спустился по трапу военного цеппелина в полдень следующего дня. Был он уже в летах, но по-прежнему высок, красив и лишь немного седовлас.

     

     — Чем обязаны? — осмелился спросить губернатор, после того как отгремели приветственные речи и был распущен почетный караул.

     

     — Имперский и Королевский Генеральный Штаб склонен считать, — отвечал инспектор, приглаживая тонкие усики, — что после того как русские захватили остров Врангеля…

     

     «Ага!» — подумал губернатор. — «Мы все правильно угадали!»

     

     -…их следующей целью может стать Земля Франца-Иосифа, — продолжал важный столичный гость. — При этом вам — то есть нам, генерал, мы теперь все в одной лодке — следует опасаться не только сатанистов, но и других русских режимов. Разведка докладывает, что планы вторжения строят не только отец Геннадий Похотин, но и Мария Спиридонова, а также правительство Северной Области.

     

     — Мы со своей стороны приложим все усилия… — начал было губернатор.

     

     — Прошу прощения, — вежливо, но настойчиво перебил его инспектор, — но я здесь не за этим. Проверкой укреплений, орудий и боеприпасов гарнизона займутся другие люди. Я здесь по другой причине. В наших руках оказалась крайне тревожная информация, полученная из весьма надежного источника. Дело в том, герр генерал… не существует мягкого способа произнести эти слова, поэтому скажу как есть. Дело в том, что один из ваших офицеров — предатель. Изменник, который работает на русских. Вот почему я здесь. Я должен обнаружить вражеского агента, разоблачить его — и уничтожить. Тем или иным способом. Потому как полномочия у меня самые широкие, и способ я мог выбрать любой — из очень длинного списка.

     

     — Вы ведь не думаете… — просипел генерал, у которого внезапно пересохло в горле.

     

     — О, нет, — поспешил успокоить его незваный гость. — Вы вне подозрений. Никто не сомневается в вашей невиновности, честности и преданности дому Габсбургов. А вот ваши люди — увы, и еще раз увы. Время не терпит, поэтому приступим прямо сейчас. Соберите все офицеров из этого списка в вашем кабинете. Но помните — никому ни слова! Строгий секрет, государственная тайна!

     

     — Яволь, герр генерал, — губернатор щелкнул каблуками, хотя не делал этого уже очень много лет. Ему казалось, что он вышел из этого возраста. Как оказалось — нет.

     

     — Господа, — начал инспектор, когда все подозреваемые собрались в одной комнате, — прежде чем мы продолжим, позвольте представиться. С некоторыми из вас мне довелось встречаться прежде, но далеко не все знают, кто я такой. Меня зовут Редль. Генерал-полковник Альфред Редль, к вашим услугам.

     

     

     ___

     

     * * * * *

     

     Удивительное дело: достаточно было оставить кадетов первого курса БИВВА без присмотра командиров всего на несколько минут — и вся армейская дисциплина тут же пошла прахом. Они толпились, галдели, даже размахивали руками и пытались о чем-то говорить — одновременно, поэтому никто никого не слышал. Первой причину атмосферы тотального балагана осознала Фамке ван дер Бумен — как немного позже заметил ее дядя, она всегда была самой умной в семье:

     

     — Э, а где наш временный командир? Антонис? Антонис!!! Антонис, где ты?!

     

     Ее возмущенные крики возымели действие — и одноклассники разбрелись в разные стороны на поиски Антониса. Поиски продолжались недолго и завершились душераздирающим воплем, который извергла Виктория Брук. Вся команда немедленно бросилась в ту сторону — и обнаружила Антониса, висящего на пальме, в каком-то метре от поверхности земли. Сразу несколько парашютных строп были обмотаны вокруг его шеи — скорей всего, сломанной, если судить по углу наклона. Глаза были широко раскрыты, лицо уже начало синеть.

     

     — Правду люди говорят, — первой опомнилась и заговорила Фамке, — кому суждено быть повешенным — тот не утонет! И даже не разобьется, спрыгнув с двухкилометровой высоты. Ну, чего притихли? Мертвецов что ли никогда не видели?

     

     Виктория бросилась к ближайшим кустам и принялась блевать. Шарлотта Гриффин присоединилась к ней — нет, не поблевать, а проследить и утешить. Уж она-то в своей красной Англии на мертвецов точно насмотрелась.

     

     — Вики у нас росла во дворце, — нервно хихикнула ниппонская графиня Лиза де Бирс. — Как цветочек в оранжерее.

     

     «У них там в Японии до сих пор на площадях головы рубят», — вспомнила Фамке и снова повернулась к Антонису. Внимательно осмотрела его и тоже хихикнула.

     

     — Двадцать негритят пошли в реке купаться! Один повис на дереве — осталось девятнадцать!

     

     — Так нечестно, — нахмурилась вернувшаяся Шарлотта. Похоже, Виктория не нуждалась в ее помощи. — В оригинале их было десять. Ты меняешь правила на ходу.

     

     — Разве ты не знаешь? — осклабилась Фамке. — Правил не существует! А если даже существуют — их всегда можно поменять. Если всегда играть по правилам, однажды можно крупно проиграться!

     

     — Да как вы можете! — глаза Александры Карвелас наполнились слезами. — Подумайте о его бедных родителях!

     

     — Переживут, — пожала плечами Фамке, — у него еще пять или шесть братьев осталось. Лиза вроде знакома с его семьей. Правда, Лиза?

     

     Гайдзинка из Японии неохотно кивнула.

     

     — В конце концов, он умер за императора и все такое, — продолжала кадет ван дер Бумен. — Хорош лицемерить. Никто из нас его не любил, он был плохим товарищем, из него получился бы отвратительный командир. Я считаю, что по итогам этого происшествия мощь Имперских Военно-Воздушных Сил только возросла. А вы все, заморские варвары, — она снова рассмеялась, — сегодня проиграли. В грядущей войне вам придется иметь дело с более способными белголландскими полководцами. Ладно, проехали. Что дальше делать будем?

     

     Казалось, она была обречена получить одновременно шестнадцать или семнадцать ответов, но всех опередила рассудительная турчанка Сабина Гочкис:

     

     — Мы на учениях, приближенных к боевым действиям. А что, если учения продолжаются? И наши инструкторы прямо сейчас сидят в кустах…

     

     — В таком случае, — перебила ее Лиза де Бирс, — этот этап мы уже провалили. Торчим здесь без всякого порядка на открытой местности. На настоящей войне нас бы уже десять раз убили. Посему предлагаю как можно быстрее минимизировать ущерб. Выбрать нового командира и продолжать…

     

     — Отличный план, — кивнула Фамке и прищурилась. — И кого ты предлагаешь?

     

     — Параграф номер 6 Генерального Устава вооруженных сил гласит… — начала было Лиза, но Фамке не позволила ей договорить:

     

     — Притормози, зубрила. Своими словами, плиз, — в этом классе обычно говорили по-английски, потому что далеко не все иностранные курсанты хорошо владели белголландским диалектом.

     

     — Хорошо, — не стала спорить губернаторская племяшка. — Мы здесь все в одном звании, поэтому командиром должен стать тот солдат, который служит дольше всех. Но в Академии мы начали служить одновременно, поэтому…

     

     И снова Фамке не позволила ей закончить:

     

     — Кто здесь самый старый солдат? И опытный заодно. Вальтер, не ты случайно?

     

     — Скорей всего Вальтер, — торопливо продолжила Лиза, — но в связи с этим возникает вопрос юридического характера. Мы находимся на белголландской территории и представляем имперские вооруженные силы, а кадет Вальтер Розен — иностранный подданный. Не уверена, что он имеет право…

     

     — Ты пропустила эту лекцию, потому что торчала в карцере, — к отряду присоединилась Виктория Брук, утиравшая лицо носовым платком. — Пока мы учимся в БИВВА, мы здесь все солдаты белголландского императора. Даже заморские коммунисты. Соответствующие соглашения были заключены с нашими правительствами. Мы подчиняемся Имперскому военному кодексу, приказам имперских офицеров, получаем все права и обязанности имперских легионеров. Так что любой из нас может командовать этим отрядом и отдавать приказы даже чистокровным белголландцам.

     

     — Это правда, — одновременно подтвердили Фамке и Паулина Адачи.

     

     — Тогда решено, — не стала спорить Лиза. — Проголосуем на всякий случай?

     

     — У нас тут что, демократия? — изумилась Фамке.

     

     — Нет, и в Уставе про голосования ничего не сказано, — ответила Лиза. — Потому что это не закон, а обычай. Традиция. Поэтому Имперский военный кодекс вполне допускает…

     

     — Можешь не продолжать, — Фамке замахала на нее руками. — Давайте голосовать. Кто за Вальтера?

     

     — Мое мнение по этому вопросу кому-нибудь интересно? — внезапно заговорил шахтер из Южной Африки.

     

     — Нет, — отрезала юфрау ван дер Бумен. — У нас тут не демократия. — И первой подняла правую руку вверх. После короткой заминки к ней присоединились еще семнадцать рук — почти все правые и две-три левые. — Единогласно! Командуйте, сэр.

     

     — Ну что ж, — пожал плечами кадет Розен, — пусть так. Но запомните — это было последнее голосование. Слушайте первый приказ. У Антониса не было официального заместителя, поэтому мы и потеряли кучу времени. Эту ошибку мы исправим в первую очередь. Первым заместителем назначается кадет ван дер Бумен, вторым — кадет Веллингтон Чжоу. Если со мной что-то случится, Фамке примет командование, а Чжоу — после нее.

     

     — Но… — Фамке не могла не возразить, но возразить ей не позволили:

     

     — Это приказ, солдат! — рявкнул Вальтер, и в его почти безупречном английском на какое-то мгновение промелькнул тяжелый прусский акцент. — Я принял решение и не обязан его объяснять. Но все-таки объясню. Но не сейчас. Сейчас делом займемся. Виктория, Лиза и Хасан — снимите труп с дерева и приготовьте к погребению. Ты и ты — начинайте копать яму. Ты и ты — вторую яму. Ты, ты и ты — зарядить оружие, занять посты воооон с той стороны; ты, ты и ты — организовать оборону с этой стороны, а ты, ты и ты — займите позиции там и здесь.

     

     — Но зачем вторую яму, командир? — осмелился спросить один из кадетов, и тут же получил предсказуемый ответ:

     

     — ПОТОМУ ЧТО ПРИКАЗ! Исполнять, или я тебя самого там закопаю! Фамке и Веллингтон — следуйте за мной.

     

     — Куда идем, мин херц? — не могла не спросить Фамке.

     

     — На первое совещание нашего генерального штаба, — снизошел до нее Вальтер. — Больше вопросов не задавать. Не рассуждать!

     

     «Над чувством юмора придется поработать, но, по крайней мере, оно у него есть, — подумала кадет первого курса Фамке ван дер Бумен, уставившись в широкую спину южноафриканского гостя. — То есть не безнадежен. Далеко пойдет. Если выживет, конечно».

     

     «Как в хрустальный шар глядела», — подумала премьер-лейтенант Фамке ван дер Бумен четыре года спустя, продолжая держать связанного капитана Вальтера Розена под прицелом.

     

     

     ___

     

      «Примешь синюю таблетку — и сказке конец. Ты проснешься в своей постели и поверишь, что это был сон. Примешь красную таблетку — и войдешь в страну чудес. Я покажу тебе, глубока ли кроличья нора. Помни, я лишь предлагаю узнать правду, больше ничего».

     

      Вачовские, «Матрица».

     

     * * * * *

     

     — Фамке? Это действительно ты? Что ты здесь делаешь?! — повторил капитан Вальтер Розен.

     

     С некоторых пор Фамке подозревала, что это не его настоящее имя. Почему Вальтер, а не Уолтер, например? Слишком необычное имя для англичанина, даже из Южной Африки. Конечно, вот уже почти двадцать лет Южная Африка находится под сильнейшим германским влиянием, но не до такой же степени! Подозрения только усилились, когда кадет Розен как бы между прочим познакомил ее со своим земляком, кадетом другой имперской академии. Приятель носил имя Жак Маржерет и неудачно притворялся южноафриканским гугенотом. Чуть позже Фамке нашла оба имени в библиотеке и пришла к выводу, что ее новым друзьям не откажешь в остроумии. Все лучше, чем Розенкранц и Гильденстерн.

     

     — И зачем ты меня связала? — продолжал пленник. — Один из твоих дурацких розыгрышей? Сколько лет прошло, а ты не меняешься!

     

     Фамке не торопилась отвечать. Строго говоря, она и сама не знала толком, что ответить. Проклятая амнезия…

     

     — Мы были уверены, что ты погибла! — Вальтер даже не собирался умолкать. — Виктория будет рада тебя видеть!

     

     — Она тоже здесь?! — на сей раз Фамке не удержалась от удивленного восклицания, но тут же понимающе закивала. — Все ясно. Теперь все стало на свои места. Неудивительно, что вы спелись. Саравак, Южная Африка… Что вы затеваете? Кто еще из обломков Британской Империи участвует в заговоре?

     

     — Пока только мы, — улыбнулся Розен и неожиданно ей подмигнул. — Но ты всегда можешь присоединиться.

     

     — А я-то здесь при чем? — еще больше удивилась Фамке.

     

     — Развяжи меня уже, — вздохнул Вальтер. — Пошутили и хватит. Предупреждаю твой следующий вопрос: после того как мы вместе побывали в той яме, куда нас бросили пиндосы — как ты можешь мне не доверять?!

     

     «Люди меняются», — подумала Фамке, но вслух ничего не сказала. Просто молча полоснула ножом по веревкам. «Если что — пристрелить его я всегда успею».

     

     — Пойдем, — сказал капитан Розен несколько минут спустя, когда кровообращение в его конечностях восстановилось, и он сумел подняться на ноги. Фамке даже не спросила — «куда?», — а просто молча подчинилась. Возможно, она просто устала бегать по джунглям. Еще и эта проклятая амнезия… Как знать, может быть она находится именно там, где должна находиться? И встреча с Вальтером на этом странном острове — не случайность, а часть хорошо забытого плана?

     

     Без новых встреч и приключений странная парочка пересекла несколько ночных кварталов с однотипными бунгало и добралась до деревянного домика качеством получше, еще и двухэтажного. Охраны было много — только у ярко освещенного входа человек пять, а еще несколько прятались в тени.

     

     — Госпожа просила не беспокоить… — завел предсказуемую песенку дежурный офицер.

     

     — Дело крайне срочное, — конечно же возразил Вальтер, — госпожа не будет в обиде.

     

     И, разумеется, не прошло и двух минут, как офицер сдался и скрылся в домике, а потом и вовсе вернулся, чтобы впустить Фамке и Вальтера внутрь.

     

     Леди Виктория Брук, герцогиня Кэт-Сити, законная принцесса Саравакская и самозваная императрица Белголландская, очевидно, только что поднялась с постели. Она пыталась продрать глаза, громко зевала и куталась в легкомысленный халатик с китайскими дракончиками. Однако, едва завидев Фамке, Вики тут же шагнула ей навстречу и молча заключила в объятия.

     

     «Еще несколько секунд, и мне придется пустить слезу», — подумала Фамке минуты три спустя, но Виктория как будто прочитала ее мысли и наконец-то расплела руки.

     

     — Мы были уверены, что ты погибла, — сказала леди Брук, снова закутавшись в халатик. Точь-в-точь как Вальтер несколько минут назад, поэтому Фамке даже не удостоила ее ответом. Однако продолжение оказалось куда более интересным. — Где ты пропадала вообще?! Представляешь, Альберт и Преториус одновременно провозгласили тебя героиней своих империй — посмертно!

     

     ЩЕЛК! — и тут Фамке вспомнила. Пока еще не все, но кое-что.

     

     Она все это время работала на Альберта и даже не собиралась его предавать. Она намеренно завела воздушный флот «Индокитайской Империи» в ловушку, где альбертинские лоялисты его уничтожили. А вот потом… Что было потом?..

     

     — Постой… что это на тебе? — удивилась Виктория. — Что-то не узнаю эту униформу… «Сторгаард»? Кто это? Не могла придумать псевдоним получше?

     

     — Скандинавская фамилия, — подал голос Вальтер. — И форма смахивает на скандинавскую. А на берегу еще недавно лежала скандинавская лодка… Бьюсь об заклад, на ней она и прибыла! Жаль, у скандинавов уже не спросишь.

     

     Фамке покосилась в его сторону, одновременно оценив обстановку комнаты, в которой они находились. Еще один рабочий кабинет, вроде тех, которые она обыскивала сразу после заката. Конторский стол, плетенные кресла, сейф, карта на стене. И еще один сейф, из которого Вальтер прямо сейчас достает бутылку.

     

     — Это точно, не спросишь, — хохотнула Виктория, имея в виду последнее замечание Розена. — Не повезло им.

     

     Вальтер раздал почти чистые фужеры и наполнил их чем-то, напоминающим примерно столетний коньяк — если судить по запаху.

     

     — За встречу и все такое, — добавил он при этом.

     

     Судя по вкусу, коньяк был чуть младше, но и так неплохо получилось, решила Фамке.

     

     — Так что вы все-таки затеяли? — поинтересовалась она, плюхнувшись в ближайшее кресло. — Саравак и Южная Африка решили воспользоваться нашей династической сварой, чтобы поднять восстание и восстановить старую добрую Британскую Империю?

     

     Вальтер и Виктория переглянулись и одновременно расхохотались. «Кажется, я не угадала», — поняла Фамке. Уж очень искренним был их смех.

     

     — Этого еще не хватало, — первой заговорила мисс Брук. — Британия мертва, и только глупцы не понимают этого. Нет смысла оживлять труп.

     

     — Тогда что? Собираетесь захватить власть в нашей великой Белголландии? — прищурилась юфрау ван дер Бумен. — Это так остроумно, что даже может сработать. Если покопаться в генеалогии, у тебя хватит прав на престол, несмотря на происхождение. Или планируете провозгласить еще одну Пальмиру, как генерал Преториус? А что, это мысль. Из тебя получится куда более симпатичная Зенобия, чем из дядюшки Джерарда!

     

     Виктория снова рассмеялась, опустилась в кресло напротив и тут же заговорила — но совершенно серьезным тоном:

     

     — Британия мертва, а Белголландия умирает. Не вздумай спорить. Эта война продлится недолго, но от этого ничего не изменится. Пять, максимум десять лет — и все будет кончено. Грядущий конфликт с англосаксонскими державами только отложит неизбежный конец. Белголландия прогнила до основания. Ты вообще видишь, что происходит?! Столетний старик отдал Богу душу — и сутки спустя миллион человек от Новой Зеландии до Лаперуза принялись убивать друг друга. Это нормально, по-твоему? А когда все закончится — кто поведет Империю в светлое будущее? Юлиана? Дурачок Альберт? Кто-нибудь другой из длинного ряда жертв инцеста и вырождения? Не смешно даже. Поэтому мы и затеяли наш маленький и скромный проект — пока маленький, но мы только в начале пути. Нет, он вовсе не предназначен для англичан, или саравакцев, или южноафриканцев. Всего лишь для лучших из нас. Поэтому ты тоже можешь присоединиться.

     

     — Дежа вю, — пробормотала Фамке. — Примерно так меня соблазнял дядюшка Преториус…

     

     — И что он мог тебе предложить? — презрительно усмехнулась Вики. — Стать королевой вьетнамских джунглей? А мы можем предложить тебе гораздо больше. Целый мир, например. Или два мира. А хочешь — десять?! Сколько угодно миров, если одного мира будет мало.

     

     — Эээ… — протянула Фамке. — Когда ты произносишь слово «мир», ты что собственно имеешь в виду? Это метафора? Фигура речи? Переносный смысл?

     

     — Самый буквальный, — отрезала наследница Кошачьего Города. — Мир. Die Welt. The World. De Wereld. Планета. Глобус. Достаточно буквально?

     

     — Постой, постой, — запротестовала Фамке. — Кажется, я знаю, что будет дальше. Ты должна предложить мне власть над всеми царствами Земли, и славу их, ибо они преданы тебе, а я должна поклониться — и тогда все станет моим…

     

     — Не считай себя фигурой, равной Христу, — прыснула Виктория. — Да и меня ты с кем-то перепутала. Никакой мистики не будет. Только последнее слово — последние слова науки. Хотя, в главном ты права. Царства будут предложены. Сколько угодно.

     

     — Звучит заманчиво, но неправдоподобно, — пробормотала Фамке. — Кроме того… После того, как я положу царство-другое в карман, что помешает мне кинуть вас, как я уже кинула «императора» Преториуса?

     

     — Не будет этого, моя дорогая, — покачала головой леди Брук. — После того, как ты узнаешь всю правду, дороги назад не будет. Ты ее просто не найдешь.

     

     — Ну, а все-таки? — решила настоять на своем юфрау ван дер Бумен.

     

     — Тогда… — Виктория потратила мгновение, чтобы переглянуться с Вальтером, — в память о той яме, куда нас посадили пиндосы, я всего лишь запру тебя под замок. Но не бойся, ты недолго там просидишь. Выйдешь на свободу минут через пять после нашей победы — очень скорой, неизбежной и окончательной.

     

     — Ладно, — пожала плечами Фамке, — показывайте, что там у вас. Мы должны подняться на самую высокую гору или что-то в этом роде?

     

     — Что-то в этом роде, — неожиданно кивнула Виктория, — но не сейчас. Ночь на дворе.

     

     — Ну и что? — хихикнула Фамке. — Разве кто-нибудь собирается спать?

     

     — Не в этом дело, — Виктория задумчиво прикусила нижнюю губу. — Там лучше вести работы при свете дня. Техника безопасности и все такое — почти как в академии. Но тебе и до утра скучать не придется, обещаю. — Мисс Брук покинула кресло и направилась к сейфу — не к тому, откуда Вальтер Розен доставал коньяк, а к другому. — Вот, развлекайся. А я пойду досыпать.

     

     — Да и я тоже, — поддакнул Вальтер.

     

     — В соседней комнате койка и холодильник, можешь пользоваться, — добавила Виктория. — Прочие удобства на первом этаже. Вальтер, будь добр, достань для нее к утру южноафриканскую форму. Нечего ей здесь шляться в скандинавском камуфляже. Встретимся утром, тогда и продолжим. Всем спокойной ночи!

     

     И Фамке осталась в пустом кабинете совершенно одна. Если не считать таинственной тетради (?) в твердом переплете из натуральной черной кожи. Золотое тиснение на обложке гласило:

     

     =BELLONA MINOR=

     =Classis Regnum Romanum=

     

     ___

     

     

      " — Что вы стоите? Бейте проклятых англичан! — вопил незнакомец на урду, тамили и на хинди. — Видите, мемсахиб зверски убила двух наших!»

     

      И.Ефремов, «Лезвие бритвы».

     

     * * * * *

     

     Чтиво оказалось увлекательным, пусть даже стиль автора и оставлял желать лучшего. Судя по всему, это был бортовой журнал воздушного корабля «BELLONA MINOR», который состоял на службе в военном флоте Regnum Romanum.

     

     Флоте Римского Царства.

     

     Что самое интересное, на родной планете Фамке ван дер Бумен в 1937 году A.D. подобное государство отсутствовало. И даже ничего похожего не наблюдалось.

     

     Бортжурнал был заполнен плохим латинским языком — пресловутой варварской латынью. Фамке пришлось продираться через дебри неправильных глаголов и окончаний среднего рода, прежде чем удалось докопаться до сути. Более-менее.

     

     Бортжурнал повествовал о путешествиях и приключениях вышеназванного корабля в странном мире, где на политической карте мира присутствовало не только Римское Царство (не империя, не республика — а именно царство, артефакт из эпохи Тарквиниев и Помпилиев), но также ахейцы, шумеры, пальмирцы, спартанцы, галлы, самниты, македонцы и другие подобные античные народы. Вроде карфагенян, например. Складывалось впечатление, что в том мире Карфаген до сих пор не разрушен. А однажды экипажу пришлось столкнуться с настоящим Саргоном, великим полководцем Шумера и Аккада. А в другой день — с принцем Бен-Гуром. «Странно, — подумала внимательная читательница, — разве это реальный исторический персонаж? А я-то была уверена, что герой кинофильма». А еще в том мире свирепствовали садисты и криптия — скорей всего, спартанская криптия.

     

     «В том мире», — мысленно повторила Фамке ван дер Бумен и ее пальцы, спешившие перевернуть очередную страницу (странный материал, похож на пергамент), замерли в воздухе.

     

     В том мире?..

     

     В другом мире?!

     

     Это было настолько нелепо и невероятно, что она была почти готова в это поверить. Что таинственная тетрадка прибыла из другого мира.

     

     Почти, потому что этот журнал ровным счетом ничего не объяснял и не доказывал. Его мог написать кто угодно, когда угодно и зачем угодно. Иногда самый простой ответ является единственно верным и правильным. Это может быть черновик фантастического романа, например. Или сценарий фильма. Или просто дурацкая мистификация. Дневник безумца, запертого в сумасшедшем доме, где бедняга путешествует по воображаемым мирам в перерывах между процедурами и очередной дозой лекарства. Фамке принюхалась — нет, вроде опиумом не пахнет. У этой тетрадки совсем другой запах. Запах плесени, джунглей, запах древности — невероятной и невообразимой…

     

     Римское Царство? Одно из тех, что пообещали ей Виктория с Вальтером?! Нет, ну что за бред лезет в голову в три часа ночи…

     

     А если не бред?..

     

     В Имперской Академии их порой учили самым удивительным вещам. Вот, например, Фамке прочитала про Карфаген — и тут же вспомнила урок, на которой ей предложили заново выиграть битву при Каннах — выиграть за римлян и разгромить Ганнибала. На том же уроке важный профессор — приглашенный англичанин, между прочим — предложил разгромить Александра в самом начале персидского похода. Дальше — больше. Курсанты получили задание выиграть последнюю войну Наполеона — за Наполеона, разумеется; Австро-Прусскую войну за пруссаков, Американскую гражданскую войну за северян, Великую Войну за Британию и ее союзников…

     

     А что, если…

     

     А что, если все эти воображаемые миры существуют на самом деле?! Где-то там, в бесконечной Вселенной? Мир, где персы победили Александра; мир, где римляне выиграли Каннское сражение; мир, где Колумб не добрался до Америки…

     

     Мир, где Римское Царство Тарквиниев и Помпилиев не пало под ударами республиканцев, а дожило до эпохи воздушных полетов?!

     

     С этими мыслями Фамке и задремала. Приснился геликоптер.

     

     * * * * *

     

     — Между прочим, а где мы находимся? — небрежно поинтересовалась она за завтраком. — Как это место называется?

     

     — Ну да, — кивнула Виктория Брук, — скандинавы тебе не рассказали. Потому что сами оказались здесь случайно…

     

     ЩЁЛК! — и еще одна деталь головоломки встала на место. Фамке вспомнила. Вспомнила!

     

     Все правильно, она завела преторианский флот в ловушку, а потом выбросилась за борт. Приземлилась — нет, не приземлилась — приводнилась крайне неудачно. Запуталась в парашюте — позор, это с ее-то опытом! — и едва не пошла ко дну. Скандинавская субмарина оказалась в том районе совершенно случайно. SMDLH — нет, одной буквы на штампике не хватало — КSMDLH, Kongelige Skandinaviske Marine «Den Lille Havfrue», Военный корабль Королевского Скандинавского Флота «Русалочка». Данорвежцы подобрали ее, спасли, выходили… а потом пристали к неизвестным берегам, где их сожрали каннибалы. Не ганнибалы. Да, неудобно как-то получилось…

     

     -…остров Черепов, — тем временем продолжала Виктория. — Туземцы называют его островом Конга.

     

     — Никогда раньше не слышала, — охотно призналась Фамке. — Впрочем, неудивительно. В нашей империи десять тысяч островов.

     

     — Но этот — не один из них, — возразил Вальтер Розен. — 6 градусов 5 минут южной широты, 93 градуса восточной долготы. Знакомые координаты?

     

     — Нет, — покачала головой Фамке, — потому что в этой точке ничего нет. Там пустой океан. Юго-восток от Суматры. Там ничего нет!

     

     — Я думаю, у нас в хозяйстве секстант найдется, или даже два, — пожала плечами Виктория, — сама сможешь убедиться.

     

     — Поверю тебе на слово, — сказала в ответ Фамке (а что ей оставалось делать?) — Я было подумала, что меня занесло на Никобары… Как велик этот островок?

     

     — Понятия не имею, — спокойно призналась саравакская наследница. — Мы здесь еще не все осмотрели. Так или иначе, как-то раз, на каникулах, где-то между первым и вторым курсом, я взяла королевскую яхту своего отца и отправилась на морскую прогулку. Скажу честно, капитан из меня получился так себе, а вот первооткрыватель — первый класс! Неудивительно. опытный капитан бы просто не забрался в этот квадрат, потому что знал, что там ничего нет. Хотя, строго между нами, я далеко не первый моряк, который добирается до этого острова. После чего… после чего много чего было, об этом мы еще успеем поговорить. Перейдем к самому интересному. И нет, я вовсе не имею в виду кровожадных аборигенов, античные развалины или доисторических монстров…

     

     (Фамке немедленно вспомнила странного зверька, млекопитающую рептилию, с которым столкнулась на берегу океана).

     

     -…ворота в другие миры, — поведала мисс Брук максимально небрежным тоном, как будто говорила о погоде или ценах на новые дамские шляпки. — Только не спрашивай меня, как это работает. Мне удалось заманить на остров важного профессора, он создал целую теорию, если хочешь — потом почитаешь. Как по мне, слишком заумно. Веллингтона ему все равно не удалось переплюнуть.

     

     — Какого Веллингтона? — не поняла Фамке. — Адмирала?

     

     — Нашего Велингтона, с курса, — напомнила Виктория. — Веллингтона Чжоу. Неужели не помнишь? Он теперь важная шишка в китайском генштабе, генерал-комиссар или вроде того.

     

     — Помню, конечно, — кивнула Фамке. — А он-то здесь при чем? Его вы тоже в свою — прошу прощения, в нашу — банду пригласили?

     

     — Пока нет, но я не об этом, — леди Брук замотала головой. — Помнишь, на том приеме в Бангкоке, он нам китайскую сказку рассказывал? Там во дворце на каждом углу зеркала висели, ну вот Тони и взялся нас просвещать на этот счет — про Желтого Императора, про зеркало… А Паулина Адачи поддакивала. Мол, любимая сказка ее младшей сестренки, в незапамятные времена занесенная из Китая в Японию.

     

     — Хм, — Фамке наморщила лоб, — зеркальный дворец помню, сказку что-то не припоминаю…

     

     «А должна помнить? — задумалась она. — Или до этого участка мозга тоже добралась амнезия?..»

     

     — Неудивительно, — хихикнула Виктория, — ты к тому времени набралась по самую макушку и полезла целоваться с собственным отражением. Короче, как там начиналось… Ага, вот. «Давным-давно, когда человечеством правил легендарный Желтый Император, мир зеркал и мир людей не были разобщены. Кроме того, они сильно отличались — не совпадали ни их обитатели, ни их цвета, ни их формы. Оба царства, зеркальное и человеческое, жили мирно, сквозь зеркала можно было входить и выходить. Но однажды ночью зеркальный народ заполонил землю. Силы его были велики, однако после кровавых сражений победу одержали чары Желтого Императора. Он прогнал захватчиков, заточил их в зеркала и приказал им повторять, как бы в некоем сне, все действия людей. Он лишил их силы и облика и низвел до простого рабского положения. Но придет время, и они пробудятся от этой колдовской летаргии. Первой проснется магическая Зеркальная Рыба. В глубине зеркала мы заметим тонкую полоску, и цвет этой полоски не будет похож ни на какой иной цвет. Затем одна за другой пробудятся и остальные формы. Постепенно они станут отличными от нас, перестанут нам подражать. Они разобьют стеклянные и металлические преграды, и на этот раз их не удастся победить. Вместе с зеркальными тварями будут сражаться водяные…»

     

     — А, вспомнила! — просияла Фамке. — В провинции Юнань рассказывают не о Рыбе, а о Зеркальном Тигре — как будто есть разница. А кое-кто утверждает, что перед нашествием мы услышим из глубины зеркал лязг оружия!

     

     — Вот именно, лейтенант, — закивала Виктория. — Совершенно верно, лязг оружия. Они уже становятся отличными от нас и перестают нам подражать. Когда увидишь — сама все поймешь.

     

     — Допустим. А этот журнал? — спросила Фамке. — «Корабль Римского Царства»?

     

     — Корабль лежит в джунглях в центре острова, — сообщила Виктория. — Если захочешь — захочешь, конечно, куда ты денешься — мы тебе его покажем. Ничего подобного в нашем мире не строили. Ничего общего с нашими цеппелинами. Там журнал и валялся, среди обломков и скелетов. Жаль, не сегодня. Сегодня мы никуда не полетим.

     

     -???

     

     — Туман, — коротко пояснила леди Брук.

     

     — Ну и что?! — возмутилась Фамке, выглянув в окно. — Неужели ты подумаешь, что подобная мелочь меня остановит?!

     

     — Да-да, я знаю, — осклабилась Виктория, — ты можешь управлять самолетом с закрытыми глазами. Но ты не знаешь дорогу. Про технику безопасности я уже говорила? А это не простой перелет из точки А в точку В, тут все сложнее. — Мисс Брук в свою очередь выглянула наружу. — Может быть, к обеду рассеется, хотя я бы не стала на это рассчитывать. Иногда плотный туман может висеть над островом несколько суток подряд, в любое время года. Надо бы усилить посты, — добавила она озабоченным тоном. — Несколько раз под прикрытием тумана на лагерь нападали аборигены.

     

     — Кстати, о постах, — оживилась юфрау ван дер Бумен. — Где вам удалось раздобыть такую армию? И сколько человек из этих сотен знают всю правду?

     

     — Хорошо быть племянником адмирала, — напомнил о себе Вальтер Розен. — Два или три человека, не больше. Остальные просто выполняют приказы.

     

     — Хорошо быть племянником адмирала в Южной Африке, — Фамке задумчиво почесала нос. — Я бы не смогла заполучить столько солдат для частной военной операции. Даже в «Индокитайской Империи».

     

     — Есть многое на свете, друг Горацио… — отвечал Вальтер.

     

     — Ладно, туман мешает полетам, а прогуляться мы можем? — поинтересовалась Фамке. — Покажите мне ваш плавучий аэродром, например… Между прочим, а как в озеро попала подводная лодка?

     

     — Подводный туннель, — хором ответили Виктория и Вальтер. — Если хочешь на него взглянуть…

     

     — Ладно, ладно, в другой раз, — отмахнулась юфрау ван дер Бумен. — Прежде всего покажите мне все царства мира.

     

     Сон оказался вещим — на плавучем аэродроме в центре вулканического озера стояли сразу несколько вертолетов. Например, совсем новенький немецкий «Адлер-Вайс», модель 36 года. Фамке не выдержала и полезла в кабину. Проверила уровень масла в цуфлингах, простучала ботинком шины и осталась недовольна.

     

     — Эй, солдат, — окликнула она проходившего мимо капрала с нашивками авиамеханика. — Этот цилиндр надо на три деления поднять. Иначе машина далеко не улетит.

     

     Южноафриканец уставился на нее с выражением крайнего изумления не только на лице, но и на других частях тела:

     

     — Ты кто такая вообще?!

     

     Только теперь Фамке запоздало вспомнила, что Вальтер достал для нее южноафриканскую униформу на два размера больше, без всяких знаков различия. Очевидно, для более успешного сохранения инкогнито.

     

     — Просто выполняй приказ, солдат, — из тумана вынырнул капитан Розен. — Эта леди — генеральный инспектор из штаба дивизии. Она знает, что говорит… хотя… Хотя нет. Нет. Нет, не вздумай с ней спорить. Просто сделай, как она говорит, — торопливо добавил Вальтер и поежился. Очевидно, в этот момент перед его глазами промелькнула серия кошмарных картин из серии «Фамке ведет себя как Фамке в Имперской Воздушной Академии». А там есть о чем вспомнить, мысленно ухмыльнулась леди ван дер Бумен. Но мгновение спустя улыбка сползла с ее лица.

     

     — Сюда кто-то летит, — уверенно заявила она. — Определенно кто-то летит. А как же техника безопасности?

     

     — Кто? — насторожился Вальтер.

     

     — Кто угадает первым, получит увольнительную в город! — хохотнула Фамке. — Мое любимое развлечение на курсе…

     

     — Говори за себя, — подошедшая Виктория передернула плечами. — Как вспомню — так вздрогну. Хотя двигатель знакомый, на языке вертится.

     

     — Вы кого-нибудь ждете? — уточнила Фамке. — Он идет со стороны моря.

     

     — Да вроде бы нет, — неуверенно призналась Виктория. — Уж точно не сегодня. Неужели это…

     

     Она не успела закончить предложение, потому что в этот момент с вершины полумесячного хребта в туманное небо потянулась пунктирная цепочка трассеров, а мгновение спустя застывший над базой воздух разорвала сирена воздушной тревоги.

     

     -…какой-то чужак, — договорила Виктория.

     

     — Не впервой, — спокойно добавил Вальтер. — Здесь все свои, — он покосился на Фамке (давешний механик ушел за инструментами и до сих пор не вернулся, больше никого поблизости не было), — поэтому скажу прямо — мы знаем, как избавляться от ненужных свидетелей. Впрочем, ты и сама видела.

     

     — Надеюсь, у вас очень богатый опыт, — криво усмехнулась Фамке, — потому что сегодня свидетелей будет много.

     

     Как будто подтверждая ее слова (почему «как будто»?), к первому зенитному автомату присоединился второй, а потом еще два.

     

     — Это не один самолет, — продолжала Фамке. — Кстати, я узнала мотор. «Каспийский дракон». Там целая армада!!!

     

     — «Каспийский дракон»? — переспросила побледневшая Виктория.

     

     — Персидский самолет, — пояснила Фамке. — Немного старомодный, на мой вкус, но вполне надежный. Вооруженный тяжелый транспорт. Состоит на вооружении в… список будет длинный, предупреждаю.

     

     — Оставить, — резко скомандовал капитан Розен, и офицер ван дер Бумен живо вспомнила старого доброго Вальтера — кадета первого курса, получившего под свое командование восемнадцать одноклассников. — За мной!

     

     — Куда? — на ходу спросила Фамке.

     

     — К телефону, — отвечал Вальтер. — Поговорим с зенитчиками. Они должны были что-то разглядеть, раз уж снарядов не жалеют.

     

     — Необязательно, — возразила Фамке. — Радары у них есть? Стрелять можно даже по смутному силуэту, в таком тумане у страха глаза вели…

     

     На сей раз она не договорила — над полумесячным хребтом поднялся сноп бледного пламени, сопровождаемый адским грохотом. Если бы не сопутствующие обстоятельства, казалось, что случилось небольшое извержение вулкана.

     

     — А этот тоже был «Каспийский дракон», — заметила полуоглушенная, но восхищенная Фамке. — Нагруженный до отказа взрывчаткой. Прямое попадание — на одну… нет, на две зенитки меньше. Интересно, кто на это способен? Кроме наших ниппонцев, конечно.

     

     — Надеюсь, уцелевшие зенитчики нам расскажут, — пробормотал заметно помрачневший Вальтер.

     

     Ближайший пост связи располагался палубой ниже, по правому борту. Но когда три товарища добрались до места, их едва не сбил с ног незнакомый офицер, рванувший навстречу с искаженным от ужаса лицом:

     

     — Спасайтесь! Это ситхи! Сюда ситхи идут!

     

     — Кто? — удивилась Фамке.

     

     — Ситхи! — повторила застывшая на месте Виктория. — Так вот оно что! А мы-то спорили, какой из древних азиатских цивилизаций принадлежат эти развалины, эти артефакты… А это ситхи были! И теперь, много веков спустя Империя Ситхов снова вернулась!!!

     

     — Какие еще ситхи?! — еще больше удивилась Фамке.

     

     — Сикхи!!! — рявкнул Вальтер. — Уши прочисти! Сикхи! Халистанцы!!!

     

     — Но как они узнали? — Виктория была готова заплакать. — Как?! Кто нас предал?!

     

     — Кто-то проболтался, — прошипел Розен. — У халистанцев хорошая разведка. Любой слуга-индус в твоем дворце мог работать на них. А я тебя предупреждал…

     

     Еще один чудовищный взрыв был ему ответом.

     

     — Вернемся на берег, — предложил Вальтер. — Здесь нам делать нечего.

     

     — То есть как?! — в очередной раз возмутилась Фамке. — Делайте что хотите, а я возьму один из этих самолетов и поднимусь в воздух!

     

     Теперь уже Вальтер не успел ей ответить — и в этом не было ничего удивительного. Тяжело поддерживать связный разговор, когда вокруг сыпятся бомбы. Среди западных пилотов «Каспийский Дракон» был известен как «Швейцарский Нож». Этот самолет мог делать все, что угодно. Ну, почти все.

     

     Пятая или шестая по счету бомба, сброшенная с очередного «Дракона», пробила палубу озерного авианосца, да так удачно, что тот принялся стремительно тонуть.

     

     Некоторое время спустя Фамке ван дер Бумен вынырнула на поверхность, отряхнулась, отплевалась и оценила обстановку. Вернее, попыталась оценить. Это было непросто. Вокруг все горело и дымилось.

     

     — Счастлив лишь мертвый, — пробормотала Фамке. — Летят самолеты, пушки грохочут, и танки ползут…

     

     Еще одна бомба — недостаточно близко, чтобы ее убить, но достаточно близко, чтобы снова оглушить и забрызгать кипящей озерной водой.

     

     — Выйдешь на море — трупы на волнах, — добавила Фамке и хладнокровно вцепилась в один из многочисленных трупов, всплывших на поверхность пузом кверху. Использовала его как плот и перевела дыхание. Интересно, а куда Виктория с Вальтером подевались? Пошли ко дну или плавают где-то позади? Фамке машинально оглянулась — очень вовремя, чтобы полюбоваться на еще один столб водяного пара — это была совсем небольшая авиабомба. Бесполезно их искать в этом хаосе, а если они погибли — не время оплакивать. Да, как-нибудь потом. И она как будто из последних сил принялась грести к берегу.

     

     К тому времени, как офицер ван дер Бумен очутилась на твердой земле, туман внезапно и практически рассеялся. Полдень, прикинула Фамке, бросив короткий взгляд на солнце. В этот раз Виктория угадала. Жаль, что ее пророческий дар распространялся только на погоду. Ей бы метеорологами командовать, а не заговорщиками на секретных островах южных морей.

     

     В небе барражировали не менее десяти «Каспийских драконов», каким-то чудом не сталкивавшиеся друг с другом. Бомбы они бросать внезапно перестали. Теперь они выбрасывали парашютистов. Парашютистов было много. Призвав на помощь остатки силы воли, Фамке оторвалась от увлекательного зрелища. Осмотрела несколько трупов, выброшенных на берег, отобрала у одного из них бинокль 7×50 и снова уставилась на вражеские машины. Точно, халистанцы. Воздушный флот Империи Сикхов. Это их боевая раскраска. Ошибиться невозможно. Если только не самозванцы… Возможно, какая-то третья сила коварно пытается выдать себя за Халистан, чтобы избежать большой войны — или наоборот, спровоцировать ее. Слишком сложный спектакль, но чего только не случается на подобных гранатовых островах…

     

     «Вражеские? А на чьей я вообще стороне? — задумалась Фамке. — В конце концов, на острове собрались изменники и мятежники. А вдруг Халистан наводит здесь порядок с согласия Нового Кейптауна?»

     

     Впрочем, вряд ли. Не стоит на это слишком сильно рассчитывать. Скорей всего, еще один мелкий хищник (на сей раз Халистан) решил воспользоваться нашей гражданской войной и прикарманить островок, пока белголландцы убивают друг друга. Да, скорей всего. Лучше с ними не встречаться. Но к встрече стоит приготовиться. Фамке ощупала себя и нашла все еще висевший на поясе пистолет, найденный на «Русалочке». Открыла затвор и вытряхнула воду. Сойдет, пожалуй. На добросовестную чистку времени не остается. Так, куда теперь?

     

     План родился на ходу. После пробуждения в той пещере она ничего не успела забыть. Пожалуй, в ту пещеру и стоит вернуться. Дорогу она хорошо запомнила. Скорей всего, дикари-каннибалы будут рады снова увидеть свою богиню. Если повезет, агрессоры не тронут аборигенов. Уж точно не сразу. Им и тут работы хватит. Фамке отсидится в той деревне, получит возможность снова перевести дух, накопить жирок… Там видно будет. Для начала надо обогнуть озеро…

     

     Зенитные орудия на вершине Полумесяца давно молчали, поэтому южноафриканцы, уцелевшие после первого удара (первых ударов) и бомбардировки в целом, кое-как организовались и принялись стрелять в небо из винтовок и пулеметов. И тут бомбардировка возобновилась!

     

     В военной академии об этом что-то рассказывали, но увидеть собственными глазами… Снижающиеся парашютисты очень ловко и метко разбрасывали во все стороны кольцеобразные ручные гранаты, изготовленные по образцу чакры — метательного оружия древних сикхов. Каждый халистанский солдат носил на поясе три-четыре такие гранаты, и упавшие с небольшой высоты они наносили урон ничуть не хуже, чем полновесные авиабомбы.

     

     Первый халистанский коммандо коснулся земли прежде, чем Фамке добралась до границы лагеря. За ним еще один, и еще, и еще… Черт побери, их было много!!! Пусть даже некоторые приводнились прямо в озеро, другие были застрелены в воздухе, а иных унесло в джунгли или приложило о скалы. Все равно их было много!

     

     И пусть южноафриканцев, пытавшихся сопротивляться, было чуть больше, уже сейчас становилось ясно, что силы слишком неравны. Нет, не физические, а прежде всего моральные.

     

     Фамке ухитрилась незаметно для армии вторжения добраться до квартала офицерских казарм, где вчера вечером состоялась ее достопамятная встреча с Вальтером Розеном, и затаилась в ближайшем опустевшем бунгало и принялась следить за ходом сражения, теперь уже наземного, насколько позволял вид из окна. Да, халистанцы откровенно побеждали. Нет, не самозванцы. Это действительно они. Хорошие солдаты, даже нам такие не помешают. Ходили слухи, что Верховный Совет Хальсы, Магараджа и сам Гуру склонятся к союзу с Белголландией… впрочем, это было до смерти старого кайзера. О чем высокопоставленные сикхи думают сегодня? А что будет завтра? Что, если халистанцы поймут и осознают, в какое ничтожество мы впали — и попытаются нас завоевать?!

     

     Автоматные очереди и одиночные выстрелы звучали уже совсем рядом. Потом Фамке услышала голоса. Халистанцы приближались с другой стороны домика, в котором она пряталась. Бежать? А, черт, вот еще несколько, на этот раз под окном. Со всех сторон окружили…

     

     Фамке ясно расслышала несколько команд, отданных строгим командирским тоном — первым делом на хиндустани, решительно непонятные, а потом на англо-индийском пиджине — «осмотрите здесь все». «Если нельзя бежать, не пора ли сдаваться?» — заколебалась она. Сколько их там… ага, чуть меньше, чем минуту назад. Часть халистанского отряда двинулась дальше. «Сдаваться? Сопротивляться? Все-таки сдаваться? А они пленных вообще берут? А что они с ними делают? А если пленный — скромная рыжая девушка?!» Мысли проносились в голове со скоростью света. Будь что будет, наконец-то решила Фамке, сняла пистолет с предохранителя и прицелилась в дверь.

     

     Они уже в домике… в коридоре… в соседней комнате… снова в коридоре… дверь распахнулась от удара тяжелого армейского ботинка, и Фамке тут же спустила курок. Высокий смуглолицый бородатый мужчина в грязно-серой униформе и странном головном уборе — нечто вроде чалмы, украшенной маскировочной сеткой — молча повалился к ее ногам, роняя автомат и разбрызгивая кровь. Следом за ним в дверном проеме появился еще один халистанский коммандо, но этому повезло гораздо больше — после первого и единственного выстрела изрядно промокший пистолет все-таки дал осечку. Халистанец наверняка услышал щелчок, понял, что он означает и расплылся в широкой улыбке, показав примерно тридцать крепких желтоватых зубов. После чего поднял повыше свое оружие и прицелился. «Это не винтовка, это огнемет», — с ужасом узнала Фамке; поняла, что не откровенно не успевает перезарядить оружие или выпрыгнуть в окно — и крепко зажмурилась. Так ей советовал поступить много лет назад Карл Ситроен собственной персоной: «Ты уже не будешь такой смазливой, но имеешь шанс спасти глаза. Совсем небольшой, но не стоит от него отказываться». Она и не собиралась от него отказываться. Сейчас он нажмет на гашетку и…

     

     Несколько бесконечно долгих секунд спустя Фамке поняла, что странный звук, который режет ей уши — это не выстрел из огнемета. Это свистят пустые баллоны. То есть сжатого воздуха осталось в избытке, а вот огнесмеси даже кот не наплакал. Хороший котик! Самое время открыть глаза и встретиться взглядом с огнеметчиком. Судя по выражению лица, вражеский стрелок (все-таки вражеский) был откровенно огорчен. Не попробовать ему сегодня жареного белголландского мяса, и даже не понюхать. Еще несколько секунд (бесконечно долгих, конечно) они играли в гляделки, а затем практически одновременно бросились вперед.

     

     Фамке двигалась чуть-чуть быстрее, поэтому она раньше добралась до автомата, оброненного прежде застреленным халистанцем. Однако поднять оружие, прицелиться и тем более выстрелить, разумеется, не успела. Да и вряд ли она на это рассчитывала. Но ведь надо же было что-то делать. Не стоять же на месте, пока противник действует! Ее пальцы крепко-накрепко вцепились в приклад автомата, в то время как огнеметчик упал на нее всем своим немалым весом (плюс пустые баллоны) и придавил к полу. Огнемет продолжал свистеть. Придушенная Фамке ухитрилась нащупать предохранитель, потом спусковой крючок — очень вовремя, потому что руки халистанца как раз добрались до ее горла. Грянула очередь. Автоматный ствол смотрел куда-то в сторону, параллельно земле, и вряд ли хоть одна пуля из первой очереди задела индостанского захватчика, но все равно неплохо получилось — его пальцы разжались, а сам он откатился в сторону. Но все неправильно рассчитал. Чуть позднее, когда Фамке в спокойной обстановке смогла проанализировать этот поединок, она пришла к выводу, что все дело в левостороннем движении. Халистанский огнеметчик просто-напросто свернул не туда — и попал прямо под пули. Ему досталось не менее пяти — откровенный перебор, хватило бы и одной. 455-й калибр как-никак, подранков как правило не оставляет. Этот фантастический успех требовал немедленного закрепления. Фамке оторвалась от пола, заглянула за угол и выпустила еще одну длинную очередь — вдоль коридора. Что самое интересное, халистанцы за углом ее ждали и даже успели выстрелить в ответ — но они не рассчитывали, что враг окажется примерно на две головы ниже. Поэтому Фамке оказалась на высоте, а еще парочка сикхов отправились к своим богам, или демонам, или в кого они там верят — госпожа ван дер Бумен не разбиралась в тонкостях халистанской религии. Четыре — ноль в пользу сборной команды Восточной Белголландии! Фамке выбросила пустой магазин — а ствол-то знакомый, продукт имперской военной промышленности, только патрон нестандартный, экспортная модель — вернулась к первому трупу, ограбила его и перезарядила оружие. Очень вовремя, потому что в коридоре снова послышались чьи-то шаги. Потом щелчок — нет, это был другой щелчок — и Фамке едва успела укрыться за баррикадой из двух трупов, закрыть уши и широко открыть рот, прежде чем точно напротив двери взорвалась граната. Скорей всего, кольцеобразная. А потом еще одна. Новый отряд агрессоров знал свое дело туго и не собирался напрасно рисковать. Оказавшись на пороге, они очень профессионально прекрестили комнату автоматными очередями. Но Фамке выжила в джунглях под командованием Вальтера Розена и Карла Ситроена, поэтому оказалась им не по зубам. Ответная очередь с пола, из-за баррикады с мертвецами и пустыми огнеметными баллонами — и шесть-ноль, дамы и господа! Чистая победа! Господи, да за что мне так сегодня везет?! Следует немедленно добежать до ближайшего газетного киоска и скупить там все лотерейные билеты!!!

     

     Прислушалась. Осторожно выглянула в коридор — в который уже раз? Снова прислушалась. Вернулась к окну. Присмотрелась. Похоже, это были последние из отряда, оставленного на зачистку этого квартала. Разумеется, судя по гремевшим в отдалении выстрелам, рано или поздно вернутся другие, но несколько минут в запасе у нее есть. Надо использовать их с толком. Нет. во второй раз так не повезет. Она должна придумать что-то новое. Фамке бросила пристальный взгляд на финальную парочку неудачников. Очень удачно попала, каждому в голову. Между прочим, а ведь это не сикхи. Нет, не самозванцы. Халистанские солдаты, но не оригинальные сикхи, члены одного из рыцарских орденов, как их там, ниханги или акали. И ведь целилась примерно по центру груди, а попала в голову. А почему? Да потому что эти два солдата были очень маленького роста…

     

     …Через несколько минут из офицерской казармы вышел одетый по все форме и вооруженный до зубов солдат Халистанской Имперской Армии. Только очень маленького роста и немного сутулый. На его серой армейской куртке (почти чистая, всего несколько капель крови) красовались нашивки батальона гуркхов — наемных непальских стрелков, а на поясе висел смертоносный нож-кукри и несколько гранат (кстати, обычных «апельсинов», чакрами пользовались только природные сикхи). Шляпа с широкими полями была низко надвинута на лицо — относительно смуглое. К счастью, в одной из комнат того бунгало нашлась банка с сапожным кремом…

     

     Халистанцы теперь были повсюду, но двигались в одном направлении. Дабы не вызывать преждевременных подозрений, Фамке присоединилась к потоку и вскоре оказалась в месте, напоминающем плац для проведения парадов и торжественных построений, где-то между вулканическим озером и северной границей базы. Здесь происходило самое интересное.

     

     Похоже, сражение закончилось. В небе больше не кружились «Швейцарские ножи», они же «Каспийские драконы». Как минимум два приводнились прямо в озеро, остальные убрались в неизвестном направлении.

     

     Со всех сторон на площадь сгоняли захваченных пленных — оборванных, окровавленных, но прежде всего — деморализованных. Надменный офицер в синем тюрбане (целый бригадный генерал, если Фамке правильно опознала его погоны маскировочного цвета) сортировал их по одному ему понятным признакам. Немногочисленные счастливчики (если можно так сказать — что ждет их дальше?) собирались в небольшую кучу рядом с флагштоком. Менее везучие отправлялись в другую кучу, побольше. Прямо на глазах у Фамке солдат в сером халистанском мундире прошелся вдоль длинного ряда коленопреклоненных южноафриканцев, стреляя каждому в затылок из пистолета. Но эта операция была проделана, можно сказать, практически цивилизованно, почти по-европейски. Другим пленникам ловко кромсали головы огромными ножами, мечами и другим холодным оружием самого экзотического вида.

     

     Одно слово — Азия-с!

     

     Фамке присмотрелась. Как и во всякой уважающей себя азиатской имперской армии, тут были не только представители избранного народа. Помимо уже знакомых непальцев (к счастью, никто из «соплеменников» не полез к ней обниматься или спрашивать «как дела»?), на площади собрались зловещие черноусые парни, смахивающие на афганских горцев, бледнолицые европейцы — то ли немцы, то ли англичане; и даже несколько китайцев. Хорошо, если безродные наемники, а не пекинские эмиссары. От китайцев всего можно ожидать. Судя по всему, инородцам здесь поручали самую грязную работу. Так и есть — афганцы отрезали головы, а европейцы пробивали затылки из пистолетов. Китайцы же откровенно филонили… «А, нет, зря я на них бочку катила» — один из китайцев тоже работал мечом, а другие помогали ему ценными советами. Насколько Фамке могла заметить, Вальтера или Виктории среди пленных не оказалось — ни в первой, ни во второй группе. Неужели все-таки пошли на дно вместе с авианосцем?..

     

     Потом по толпе прошлось всеобщее движение, и халистанские капралы и сержанты принялись сгонять весь этот вооруженный сброд и не сброд в аккуратные прямоугольники. Очень ловко это у них получалось, чувствовался богатый опыт. Фамке пришлось занять позицию на левом фланге непальского квадрата — к счастью, с ней по-прежнему никто не хотел общаться. Похоже, у этих суровых горных воинов так принято — лекцию про гуркхов в Академии она в свое время, конечно же, прогуляла. Кто же мог знать что жизнь так повернется!

     

     Прозвучали команды «смирно! равнение по центру! оружие на караул» и так далее — на пиджине, поэтому самозваная непалка все поняла и послушно исполнила. На трибуну рядом с флагштоком (с другой стороны, не там где скопились уцелевшие пленные) поднялся давешний генерал и проорал несколько слов на хиндустани. Что-то про славу, верность и правящую династию, ясный день. Этот генерал Фамке сразу понравился — она-то к длинной речи приготовилась, как это было принято у белголландских полководцев, а он управился меньше чем за минуту! Сразу видно, настоящий мужчина и свой в доску парень. Едва генерал замолчал, как победоносная азиатская орда ответила ему разнобойными воплями, среди которых можно было различить «Джай гуру!», «Джай Махакали!», «Халистан зиндабад!», банальное «Урррррра!» и даже несколько «Ваньсуй!» С флагштока сорвали южноафриканский флаг и подняли оранжевый халистанский штандарт. В какой-то момент Фамке показалось, что она отчетливо слышит, как кто-то во всю глотку орет «Кайзер банзай!!!» — и принялась испуганно озираться. Потом поняла — это она кричала. Но удача не торопилась ее покидать, поэтому торжественный вопль белголландской воительницы совершенно затерялся на общем фоне других, себе подобных.

     

     Потом сержанты скомандовали «Вольно! Разойтись!» — и все разошлись, кто куда. Фамке незаметно пристроилась в хвосте непальского отряда, а потом так же незаметно отстала от него и снова укрылась в ближайшем бунгало, где успешно просидела до наступления ночи. И ни одна живая или мертвая душа ее не побеспокоила. Жаль, в настоящий момент негде было прикупить лотерейные билеты.

     

     * * * * *

     

     Новый план был еще лучше прежнего. Зачем в очередной раз тащиться по джунглям пешком, если можно убраться из этого адского места самым любимым и привычным способом — в пилотском кресле?!

     

     Интересно, сколько топлива остается в баках севших на воду «Каспийских Драконов»? Откуда они прилетели вообще? Вряд ли прямиком из Халистана — далековато. Скорей всего, у них была промежуточная база. Кокосовы острова? Килинг? Диего-Гарсия? Суматра?! Гражданская война вроде бы продолжается — кто знает, кому сегодня принадлежат все эти острова. Возможно, халистанцы успели захватить их все до одного. Слишком много вопросов, ответов пока недостаточно. Ладно, чего гадать, на месте разберемся.

     

     Едва солнце пропало за горизонтом, Фамке покинула свое убежище и зашагала в сторону озера.

     

     Несмотря на длинный и насыщенный событиями день, захваченный военный лагерь на Острове Черепов не торопился засыпать. Там и здесь кипела странная, но бурная деятельность. Между казармами бродили патрули, поэтому Фамке пришлось передвигаться из тени в тень. Одно хорошо — по улицам не шлялась пьяная солдатня, как это нередко бывает в завоеванных городах и странах через несколько часов после победы. Похоже, дисциплина у халистанцев была на высоте. Даже иноземным наемникам не позволяли слишком сильно расслабляться.

     

     Вот и озеро. А вот и «Швейцарские ножи». Один болтается довольно далеко от берега, а у второй стоит у причала. А рядом с ним — трофейный заправщик! Неужели ей снова повезло?! Нет, не может же так бесконечно продолжаться. Здесь должен быть какой-то подвох.

     

     Фамке прислушалась и принюхалась. Похоже, самолет дозаправили еще при свете дня, пока она скрывалась от победоносного халистанского воинства. Заправщик просто так здесь стоит. Просто поленились отгонать? Нет, на халистанцев это не похоже. Скорее, решили подождать до утра, чтобы заправить второй самолет. Или еще несколько самолетов.

     

     Теперь самое важное — а охрана здесь есть? Ага, как минимум двое часовых. Бродят туда-сюда по пристани. Не разговаривают. Не курят. Халистанская дисциплина по-прежнему на высоте! Увы, сейчас не время ей восхищаться. С этими часовыми надо что-то сделать. С одним бы она расправилась легко и без лишнего шума — как с Вальтером сутки назад. Но вот сразу двое — каждый из которых постоянно держит второго в поле зрения… Черт побери, а вот еще трое подошли! Подкрепление? Это и есть долгожданный подвох? Нет, это не подкрепление. Это дежурный сержант и смена караула. Сменились. Сержант и уставшие часовые убрались прочь, а на причале осталась свежая пара охранников. Плюс фонари и неполная луна в небе. Это никуда не годится. Надо найти другое решение.

     

     Фамке отошла в сторону метров на сто и укрылась за массивным пакгаузом. Быстро освободилась от лишнего груза вроде гранат-автоматов и разделась до нижнего белья. Белье было шелковое — Виктория этим утром одолжилась. Погрузилась в озеро, нырнула и поплыла, стараясь особенно не шуметь. До правого борта «Каспийского дракона», обращенного к озеру, добралась быстро и без приключений. Где-то здесь должен быть штормовой трап… Ага, вот он. Входной люк был незаперт и отлично смазан, открылся без лишнего шума. На первый взгляд на борту никого не было. В пассажирском отсеке — он же грузовой, он же артиллерийский, он же бомбометательный — никого. В пилотской кабине царил таинственный полумрак, поэтому Фамке не сразу заметила халистанского авиатора, дремавшего в кресле бортинженера, а когда заметила — было слишком поздно. Это и был долгожданный подвох. Везение наконец-то закончилось.

     

     — Кто здесь? — спросил халистанец на довольно приличном английском, нервно озираясь. Надо отдать ему должное, парень соображал быстро. Вряд ли он предвидел, что к нему в кабину заберется рыжеволосая красотка в мокрой шелковой паре от Виктории Брук, но был готов к встрече с недобитыми южноафриканцами. Надо же, летающий мальчик, а оказался лучше всех коммандос и огнеметчиков, с которыми ей пришлось иметь сегодня дело! Хотя, что в этом странного? Таким и должен быть настоящий воздушный волк! Не исключено, что он тоже прошел суровую школу БИВВА, только в другом кампусе. За всеми не уследишь, в империи десять тысяч островов…

     

     Фамке и глазом не успела моргнуть, а халистанский пилот уже поливал ее длинными очередями из автоматического пистолета. Патронов не жалел, приборов тоже. Гильзы и осколки циферблатов так и брызнули во все стороны. И у него почти получилось. Почти.

     

     Она успела укрыться за креслом второго пилота — и бронеспинка добросовестно проглотила почти все выпущенные пули — кроме тех, что пролетели мимо. Щелк! — сколько их было сегодня, самых разных щелчков? — пистолет опустел, на пол с лязгом приземлился пустой магазин. Фамке тем временем нашла под сиденьем огнетушитель и запустила по параболе примерно в ту сторону, где затаился халистанец. Нет, не попала. Еще одна длинная очередь и лязг перезарядки. Небольшая пауза.

     

     — Бросай оружие, выходи с поднятыми руками, и я не стану тебя убивать, — заговорил халистанец.

     

     «Нет у меня никакого оружия», — едва не призналась Фамке, но вовремя передумала, а вслух сказала другое:

     

     — Сам бросай оружие и выходи с поднятыми руками. Насчет «убивать» — ничего не могу обещать. Там видно будет.

     

     — А ты забавная, — расхохотался чертов азиат. Снаружи уже раздавались возбужденные крики давешних часовых. — Слышишь? Ко мне идет подкрепление. У тебя нет никаких шансов. Сдавайся. Даю слово, тебе ничего не угрожает. Генерал приказал по возможности брать женщин в плен. — Халистанец сделал слишком откровенное ударение на «возможности», но Фамке перевела разговор на другую тему:

     

     — А смысл? Я видела, как вы обращаетесь с пленными.

     

     — Ничего не поделаешь — война, — вздохнул коварный сын Индостана. — Но они сами виноваты. Сдавшись в плен, они покрыли себя позором и бесчестием, смыть которые можно только кровью! Но ты — другое дело. Женщина может сдаться в плен. Ничего позорного в этом нет.

     

     — Какая интересная военная философия, — пробормотала Фамке. — Напоминает кодекс Бушидо… — она чуть было не проговорилась и едва не произнесла «наших», но в последний момент прикусила язык: -…ниппонских самураев.

     

     — Кроме того, — продолжал халистанец, — ты должно быть важная шишка. С тобой будут хорошо обращаться, а после войны вернешься домой.

     

     «Интересно, кого они ищут? — задумалась Фамке. — Меня или Викторию? Цвет волос и нижнего белья (хи-хи) совпадает, нетрудно было ошибиться. А если Викторию? Что сделают со мной, когда поймут, что в плену очутилась другая? Вот повезет, если сразу голову отрежут…»

     

     Внешний люк с другого борта наконец-то распахнулся, снаружи донесся голос одного из охранников:

     

     — Что происходит?

     

     — В машину забралась английская принцесса, — охотно сообщил авиатор. — Та самая. Я загнал ее в в угол, теперь никуда не денется. Доложите куда следует.

     

     — Будет сделано, — отозвался часовой и удалился.

     

     Пока он молол языком, Фамке продолжала осматривать окрестности пилотского кресла и едва не расплакалась от счастья, когда нашла огнестрельное оружие в подвесном кармане. Сигнальный пистолет с патроном в стволе. И еще кое-что.

     

     — Ладно, уговорил, — сказала она. — Я выхожу. — И выбросила пистолет в пространство между собой и халистанцем. После чего выпрямилась во весь рост.

     

     Халистанец посмотрел ей в глаза, улыбнулся, расслабился, опустил оружие — совсем немного, но опустил. Глаза давно привыкли к полумраку, поэтому Фамке могла рассмотреть его. Очень похож на того автоматчика — самого первого, из убитых ей сегодня. Почти близнец. Может и в самом деле родственник, кто этих сикхов знает. Кузен какой-нибудь из соседней горной деревни…

     

     В халистанского пилота полетел тяжелый гаечный ключ. Вот эти занятия в академии Фамке обычно не пропускала. Полковник Ситроен питал какую-то особенную и почти болезненную страсть к метанию гаечных ключей. Что-то из личного опыта времен Великой Войны на Западном фронте. Ходили слухи, что подбитый и упавший на ничейной земле, без оружия и патронов, зажатый в угол сенегальским эскадроном смерти, он кого-то убил метко пущенным гаечным ключом. Ходили слухи, что убил многих. Не считая венгров и мексиканцев, разумеется.

     

     Но это было давно и неправда, а сегодня вечером Фамке угодила точно в цель. Пилот грохнулся на пол как подкошенный с разбитым вдребезги лбом. Живой или мертвый — неизвестно, но теперь не представлявший опасности. Не теряя ни секунды, Фамке кинулась вперед, подхватила его оружие и развернулась к открытому внешнему люку. Высунулась наружу и обстреляла часовых на причале. Теперь от лишнего шума вреда не будет. Успешно уложила обоих и захлопнула люк. Так, теперь к штурвалу! Господи боже мой, сколько приборов повредил этот болван! Не страшно, ее волнует только один. Счетчик горючего. На приборной доске «Каспийского дракона» он должен быть с левой стороны. Ага, вот он, родной, целый и невредимый…

     

     Стрелка стояла на нуле. Полный ноль.

     

     Баки самолета были пусты. Этим днем пилот «Дракона» — быть может, тот самый, что валяется без признаков жизни у нее за спиной — посадил машину на последних каплях горючего. Халистанцы подогнали заправщик, но никуда не торопились. Возможно, решили подождать до утра. Или израсходовали все топливо на второй самолет, который лежит на волнах в центре озера. А снаружи опять крики, топот бегущих ног, сейчас за ними последуют выстрелы…

     

     Фамке не стала дожидаться выстрелов. Метнулась к черному выходу, через который проникла на самолет и снова погрузилась в воду. Пожалуй, все-таки придется возвращаться в деревню каннибалов. Интересно, что — то есть кто — у них сегодня на ужин? Нет, до ужина не успеть. Успеть бы к завтраку.

     

     Но ее кулинарным планам не было суждено осуществиться. В этот раз что-то пошло не так. Вода была теплая, но ее левую ногу — а потом и правую — внезапно поразили судороги. Черт побери, только этого не хватало. Только спокойствие, только не паниковать…

     

     Запаниковать она не успела, потому что внезапно подхватившее и закружившее ее сильное подводное течение вышибло остатки воздуха из легких, а заодно свет из глаз и всякие мысли из головы. На какое-то время.

     

     * * * * *

     

     Первая мысль, которая вернулась, выглядела примерно так: «Пожалуйста, только не снова. Я еще от прошлой амнезии не оправилась!»

     

     Но делать нечего, начнем издалека, как и в прошлый раз. Как там учили на курсах выживания? Смотри-ка, я даже помню про эти курсы… Фамке ван дер Бумен, личный номер такой-то, премьер-лейтенант, Военно-Воздушные Силы Восточной Белголландской Империи…

     

     Стоп-стоп-стоп. Нет. Не лейтенант. Целый контр-адмирал. Военно-морская авиация Свободного Государства Индокитай. Да, это наша низинная традиция — всякому сомнительному режиму давать имя «Свободное Государство». Неважно. Итак, была война, мы готовились к битве, собрались в бункере императора, получили приказы, а потом…

     

     Потом было сражение, и я выбросилась за борт. В бурном океане меня подобрали скандинавские подводники и доставили на таинственный Остров Черепов, где я перекусила их хорошо прожаренными останками. Затем навестила Вальтера Розена и Викторию Брук на секретной южноафриканской базе, пережила вторжение ситхов, то есть сикхов, попыталась угнать халистанский самолет, но ничего не вышло, поэтому пришлось снова спасаться бегством, а потом…

     

     …потом…

     

     …потом…

     

     Что было потом?!

     

     Только не паниковать раньше времени! Возможно и времени со времен ночного прыжка в озеро прошло не так много. Быть может, совсем ничего. Самое время отложить время в сторону (каламбур неуклюжий, но с большим потенциалом, надо над ним немного поработать) и разобраться с пространством. Короче говоря, где я?

     

     Она попыталась одновременно пошевелиться и открыть глаза. Смотри-ка, и то, и другое получилось! Просто отлично получилось. Начало хорошее, надо продолжать в том же духе.

     

     Итак, где я?

     

     На берегу. Нет, это не берег моря. Это берег реки. Довольно тихая и спокойная речушка. Берега украшает растительность… стоит присмотреться… кто бы сомневался, родные пальмы и эвкалипты. Не исключено, что она все еще на загадочном Острове Черепов. Сквозь ветви пробивается солнышко. Где-то в джунглях пташки поют. Утро, относительно раннее. «А в озеро я прыгнула незадолго до полуночи. Как давно я здесь нахожусь?!»

     

     Следующий этап — попытка встать на ноги. Смотри-ка, и это получилось! Но были и плохие новости. Между делом Фамке обнаружила, что от ее жалких остатков одежды не осталось ровным счетом ничего. Оставалось надеяться, что бюстгальтер и все остальное было сорвано таинственным водоворотом, а не чьими-то похотливыми ручками. «Кстати, что с моими ручками?» Руки на месте, ноги тоже, внутренние органы не страдают, вроде все в порядке. Так, легкое головокружение. Можно даже не обращать внимание.

     

     Проваливаясь в прибрежный ил по самые колени, Фамке добралась до воды и попыталась рассмотреть свое отражение. Вода была довольно прозрачная (конечно, по невысоким стандартам Юго-Восточной Азии), так что у нее снова получилось. Ну и рожа, краше в гроб кладут. Ладно, сойдет. Что дальше, куда теперь? Фамке прислушалась, потом принюхалась, бросила взгляд на солнце и уверенно побрела вдоль берега на восток.

     

     Опытный нос не подвел. Быть может, с памятью у нее не все в порядке, но обоняние никуда не делось!

     

     Самолет лежал за поворотом реки, каких-нибудь двести местров от того места, где она пришла в себя. Еще один «Каспийский дракон». Фамке ван дер Бумен была почти рада его видеть — хоть какие-то признаки цивилизации и привязка к реальности, в этом странном и забытом богами месте, но к ее радости примешивалось откровенное злорадство. Этот самолет не дотянул до аэродрома, будь то сухого или мокрого. Больше того, при посадке — если можно так ее назвать — он хорошенько прогорел. Обугленный корпус все еще дымился, как поваленные деревья. Поэтому Фамке его и учуяла. Интересно, подбили или сам грохнулся? Ну да какая теперь разница… Интересно другое — есть ли на борту что-нибудь ценное или полезное?

     

     Как оказалось, самолет прогорел недостаточно, поэтому каких-нибудь полчаса спустя Фамке ван дер Бумен была снова одета, обута, вооружена и готова к новым приключениям.

     

     Приключения не заставили себя ждать.

     

     Она все еще копалась в грузовом отсеке среди трупов халистанских десантников, когда услышала снаружи человеческие голоса. Ну, конечно, сикхи выслали спасательную команду. Халистан одна из тех немногочисленных империй, которая своих не бросает. Да что же это такое, день так хорошо начинался — и на тебе! Оставят ее когда-нибудь в покое или нет?! Так, где здесь запасной выход? Быть может, в этот раз получится…

     

     Голоса приближались. Фамке внезапно замерла на месте и превратилась в слух. Нет, не может быть. Сначала данорвежцы, затем южноафриканцы, потом ситхи, тьфу ты дьявол — сикхи, а теперь внезапно они! В это почти невозможно поверить. Она напрягла уши до самого предела — нет, ошибки быть не могло. Люди, постепенно окружавшие подбитый самолет, говорили по-голландски, а иногда переходили на бахаса-индонезия. Неужели свои?!

     

     Фамке была так рада услышать эти языки, что даже ухитрилась позабыть о том, что в дни гражданской войны «свои» — понятие крайне растяжимое и неопределенное. Эти люди могли принадлежать к враждебной фракции, например. Наплевать, твердо решила она. Кто бы они не были — мы найдем общий язык. Больше того, общий язык у нас уже есть!

     

     Поэтому мисс ван дер Бумен отбросила прочь всякие сомнения, покинула развалины «Дракона» и решительно двинулась на звуки голосов. Первый контакт состоялся примерно через минуту — а как иначе, если владельцы голосов уже толпились на берегу. Сто тысяч треугольных китов! Это действительно были они! Ах, эти простые честные лица голландских колонистов и добрые кофейные физиономии лояльных индонезийцев! Фамке узнала бы их даже с закрытыми глазами!

     

     Они тоже узнали ее.

     

     — Товарищ ван дер Бумен? — спросил молодой человек, который явно был в этой компании за главного.

     

     — Да, это я! — радостно согласилась Фамке. — Сограждане, товарищи, друзья! Friends, Romans, countrymen!

     

     И только тогда поняла, что здесь что-то не так.

     

     «Товарищ ван дер Бумен»?! Но почему…

     

     Это белголландцы и индонезийцы, тут двух мнений быть не может. Сколько их тут? Десятка два наберется. Поровну тех и других. Это не просто белголландцы, это солдаты. Но вот их униформа, оружие…

     

     И, самое главное — почему они называют ее «товарищ»?!

     

     — Вы кто такие? — только и спросила она.

     

     — Нидерландская Красная Армия, — отвечал тот же самый парень.

     

     Сюрприз.

     

     И пусть Фамке никогда раньше слышала про такую армию, сложить два и два не составляло большого труда. Гражданская война продолжается. Время от времени в том или ином уголке уже раздробленной Белголландской Империи появляются новые партийные фракции и сепаратисты. Незадолго до того пресловутого совещания в сайгонском бункере пришли новости с Южной Суматры, где мятежные матросы и аборигены провозгласили очередную советскую республику. Быть может, это они и есть. Или другая банда. Какая теперь разница? Неужели опять влипла в неприятности? Out of the frying pan and into the fire — из огня да в полымя. Не надо было бежать им навстречу, надо было немного подождать…

     

     — Вот это удача! — продолжал предводитель загадочных «красноармейцев». — Мы ищем вас второй день и даже не надеялись, что кто-то уцелел после крушения. Командир будет рад вас видеть!

     

     Второй день? Крушение? «Как она все-таки здесь очутилась?!» Неужели халистанцы вытащили ее из озера, потом погрузили в самолет — а что они делали с ней в промежутке, даже представить страшно…

     

     — Интересная модель, — этот парень даже не собирался затыкаться, — никогда раньше такой не видел. Новая машина? Впрочем, понимаю, секрет, военная тайна. Кто-нибудь кроме вас уцелел?

     

     — Нет, — рискнула заявить Фамке, хотя в данный момент ни в чем не была уверена. Этот солдатик совсем темный. Неужели никогда раньше «Каспийских драконов» не видел?

     

     — Жаль, — погрустнел собеседник. — Мы так надеялись кого-нибудь спасти… Еще кого-нибудь кроме вас! — поспешно добавил он.

     

     Как там учили на курсах выживания… и разных других военных курсах… «В опасный момент лучше принять решение и потом жалеть о последствиях, чем вообще не принимать никаких решений». Да, что-то в этом роде.

     

     — Нам не стоит здесь оставаться, — решительно заявила Фамке. — Здесь могут быть вражеские отряды. Отведите меня к своему командиру!

     

     — Так точно, товарищ старший майор, — предводитель спасателей вытянулся по стойке «смирно». — Следуйте за нами.

     

     «Товарищ старший майор»?! Такого звания у меня еще никогда не было!!! Неужели…

     

     Неужели…

     

     Неужели опять проклятая амнезия?!

     

     Эта теория могла объяснить не все, но многое. Она спаслась с Острова Черепов, так или иначе. Вернулась к своим — кем бы они не были. В Новый Кейптаун, например, к принцу Альберту. И получила новое задание. Внедриться в другую банду сепаратистов. В «Советскую республику» или «Красную армию», один черт. Дослужилась до старшего майора. А потом попала в очередную авиакатастрофу. И снова потеряла память!!!

     

     «Господи, да за что?! Что я такого сделала?! Да, я много грешила, обманывала, распутничала, убивала людей — но кто из нас без греха, пусть первым бросит в меня камень!»

     

     Никто ничего не бросил. Вместо этого таинственные спасатели окружили Фамке со всех сторон и почтительно препроводили ее на борт очередного летательного аппарата. Госпожа ван дер Бумен была настолько погружена в свои мысли, что против всякого обыкновения даже не поинтересовалась, в салоне чего ей предстоит путешествовать.

     

     Путешествие продолжалось недолго и обошлось без дополнительных приключений. Хоть какое-то разнообразие.

     

     Фамке выбралась из конвертоплана абсолютно незнакомой модели на очередном берегу океана — скоре всего, все еще Индийского. Осмотрелась по сторонам. Не только очередной берег, но и очередной военный лагерь. Вышки, антенны, палатки, бунгало, причалы… У берега болтается корабль. Никогда такой раньше не видела. Вроде эсминец, но пушек многовато. Полный штиль, флаг не развевается. На борту на чистом яванском языке намалевано «Kamenangan» — «Победа». Неужели все-таки сепаратисты?

     

     Короткая пешеходная прогулка между палатками и бунгало привела Фамке в кабинет, где за столом сидела важная дама в разноцветном мундире.

     

     — Товарищ командир, мы нашли ее! — доложил предводитель спасателей.

     

     — Спасибо, капитан! — возопила дамочка. — Я у вас в долгу!

     

     Спаситель козырнул и удалился.

     

     — Ты не представляешь, как я рада тебя видеть! — новая знакомая не только продолжала вопить, но еще и полезла обниматься и целоваться. — Мы тебя похоронить успели!!! Я почти не сомневалась, что тебя белголандцы убили! Или хизбаллоны! Бен-гурионы недаром предупреждали нас об опасности…

     

     И это было уже слишком.

     

     Если рассуждать чисто теоретически, отстраненно и хладнокровно, Фамке ван дер Бумен много чего могла забыть. Свою подрывную деятельность в мятежном Сайгоне. Путешествие на скандинавской подводной лодке. Халистанское вторжение на Остров Черепов. Службу в «Нидерландской Красной Армии», наконец. Или даже тот факт, что ее пытались убить белголландцы. Белголландцы разные бывают, ей ли не знать.

     

     Но как можно забыть, что на белом свете существует твоя точная копия?! Сестра-близнец?!

     

     А кем еще мог быть этот новый персонаж женского пола?!

     

     Это было настолько удивительно и странно, что Фамке никак не отреагировала на жаркие поцелуи и решила сделать вид, что в кабинете больше никого нет. Это было нелегко, но она очень постаралась. Не то, что бы от этого ей стало проще влачить дальнейшее существование.

     

     Потому что на одной из стен кабинета висела карта — большая разноцветная политическая карта мира.

     

     Первая мысль: «Какой неграмотный, искаженный голландский язык!»

     

     Вторая мысль: «Ах, да, это же немецкий».

     

     Мысль номер три: «Ну да, так и есть. Немецкий — это же испорченный голландский».

     

     Мысль номер четыре: «Все равно кто-то неграмотный напечатал. «Нидерланды» пишутся совсем не так…»

     

     Мысль номер пять: «…и находятся совсем не там».

     

     А если Нидерланды находятся совсем не там, то где, в таком случае, нахожусь я?!

     

     И что будет завтра?

     

     

     ___

     * * * * *

     

     «Вид у него был, как у человека, которому только сейчас объявили, что его не расстреляют на рассвете».

     

      Клиффорд Саймак, «Операция «Вонючка».

     

     " — Мальчик, — сказал мне Чубук строго и в то же время с оттенком легкого сожаления, — если ты думаешь, что война — это вроде игры али прогулки по красивым местам, то лучше уходи обратно домой! Белый — это есть белый, и нет между нами и ними никакой средней линии. Они нас стреляют — и мы их жалеть не будем!»

     

      Аркадий Гайдар, «Школа».

     

     * * * * *

     

     — Грязные ублюдки! — вопил Джек Спринг, когда его бросали в подвал. — Неблагодарные твари! Мерзавцы желтомазые, вы все, подлая раса, и предательство у вас в крови…

     

     Вопли исходили практически от чистого сердца, потому что перед тем, как бросить Джека в подвал, товарищ комиссар Сы приказал своим подручным избить его — для большего правдоподобия, а невесть откуда появившийся товарищ комиссар Чжоу внимательно за этим наблюдал. Было больно и обидно, поэтому сейчас Спрингу даже не приходилось особенно напрягаться, играя роль незаслуженно пострадавшего от рук коварных азиатов. Он действительно пострадал.

     

     — Запомни, после того как переступишь порог камеры — ты сам по себе, — говорил комиссар Четвертой Бригады, пока Джека молотила парочка тибетанцев, здоровенных, как ездовые яки их родной провинции. — Держи глаза и уши открытыми, не упусти момент, используй возможности. Не беспокойся, мы продолжим присматривать за тобой, однако в ближайшее время прямой связи не будет. Но рано или поздно к тебе придет человек и скажет, что от меня. Слушайся его, как родного отца. Понял?

     

     — Мой родной отец был алкаш и подонок, — прохрипел Спринг, получая очередной удар (На самом деле нет, это была часть легенды). — Ой!

     

     — Не придирайся по пустякам, — отмахнулся от него товарищ Сы.

     

     — Пароль? — успел спросить Джек в паузе между новыми ударами.

     

     — Какой еще пароль? — недоуменно моргнул комиссар.

     

     — Твой человек… должен будет… назвать пароль… — пояснил несчастный Спринг, разбрызгивая во все стороны кровь, пот и слезы. — Ой, больно же!

     

     — Какой еще пароль?! — повторил китайский злодей и недовольно поморщился. — Шпионских фильмов в своей Америке насмотрелся? Он просто скажет, что пришел от меня — это и будет пароль, самый настоящий, который невозможно подделать. А вот если вдруг услышишь от кого «Слоны идут на север» или «Солнце поднимается на востоке» — тут же вали насмерть или хватай для допроса. По обстоятельствам. Сам разберешься, не дурак. Понял? Если понял — кивни. Не можешь кивнуть, бедняга… Ну хоть рукой или ногой пошевели. Вот и молодец.

     

     — Мы рассчитываем на вас, товарищ Спринг, — внезапно добавил Веллингтон Чжоу. «Смотри-ка, товарищем назвал, — подумал Джек. — Нашел себе товарища. Don't comrade me, look for comrades elsewhere».

     

     Стальная дверь с лязгом захлопнулась. Джек перевел дыхание и осмотрелся. Подвал относительно чистый, сухой и даже светлый — на свободе стояло раннее утро, и первые солнечные лучи пробивались через небольшое окошко под самым потолком — высоким потолком, не добраться. И просторный, примерно пять на пять метров. В прошлые разы все было гораздо хуже. Китайская служба безопасности этого округа неплохо устроилась — конфисковала роскошный особняк, до войны принадлежавший какому-то вьетнамскому мандарину. Часть комфорта перепала и пленникам. В настоящий момент пленников было четверо — Джек Спринг и еще трое.

     

     — Привет честной компании, — почти без всякой задней мысли произнес Джек на трех языках поочередно. — Доброе утро, хорошая погода, гость в хату — счастье в дом…

     

     — Не валяй дурака, белый брат, — простонал один из обитателей подвала, сидевший на койке слева от входа. — Тут уголовных нет, можешь говорить по-человечески.

     

     — Прошу прощения, — Спринг покраснел и шаркнул ножкой. — Разрешите представиться. Спринг. Джек Спринг. Еще вчера — капитан Добровольно-Революционной Армии Китая. Сегодня — заключенный без номера.

     

     — Не беспокойся, в этом доме ты номер получить не успеешь, — утешил его собеседник. — Здесь никто не успевает номер получить.

     

     — Спасибо, успокоил, — пробормотал Джек. — А завтрак здесь подают?

     

     — Всякое бывает, — протянул новый знакомый. Этот китаец неплохо владел новокапским диалектом, отлично растягивал гласные. — Сегодня воскресенье. Если принесут, то позже обычного. Часам к десяти-одиннадцати. Присаживайся пока, тут свободная койка. Меня зовут Нельсон, Нельсон Гао.

     

     — Спринг, Джек Спринг, — ответил Джек.

     

     — Я расслышал с первого раза, — хмыкнул китаец. — Альбионец?

     

     — Американец, — Спринг плюхнулся на пустую одноярусную койку — одну из четырех, каждая стоит в своем углу. Не подвал контрразведки, а какой-то пятизвездочный отель.

     

     — И за что ты здесь? — поинтересовался Нельсон Гао. Типичный китаец, каких миллионы, никаких особых примет. Скорей всего, ровесник Джека Спринга.

     

     — Понимаешь, записался в вашу армию добровольцем, — Джек намеренно подчеркнул «вашу». — Отвоевал в Маньчжурии, потом еще и здесь, с первого дня вторжения. Надоело. Знаешь, что такое «доброволец»?

     

     — Знаю, — усмехнулся китаец.

     

     — Говорю своему комиссару, мол, пора и честь знать, труба зовет, меня ждут великие дела, — продолжал Спринг. — А он меня сюда — за дезертирство в военное время! Я ему — «не имеешь права, я американский гражданин». А он мне — «заткнись бледнолицый, тут я власть». Такие дела, брат.

     

     — Знакомая история, — хохотнул собеседник. — Ты не подумай чего, с нашим желтым братом здесь точно так же обращаются. Я ведь тоже доброволец. Надоело таскать ящики в Ново-Кейптаунском порту…

     

     «Ага, вот откуда этот акцент», — мысленно похвалил себя Джек.

     

     -…приезжаю — «здрасте, хочу это самое, послужить исторической родине». А меня — в подвал. «На кого работаешь, гад? На сколько разведок?! Кто тебя подослал?!» Такие дела, брат.

     

     — Да, не повезло нам, — глубокомысленно констатировал Джек. — А эти братья здесь за что? — он кивнул на до сих пор молчавших обитателей подвала, каждый из которых продолжал валяться на койке в своем углу. То ли продолжали спать, то ли притворялись.

     

     — Желтый парень — вроде меня, — поведал Нельсон. — То есть вроде нас с тобой. Доброволец, тоже грузчик портовый, только из Нагасаки. А белый — действительно виноват. Ну, как сказать, виноват. Военнопленный. С той стороны.

     

     — Ишь ты, военнопленный, — пробормотал Джек.

     

     — Ты не подумай, если я бывший грузчик, то слов таких не знаю? — Нельсон, похоже, неправильно его понял. — Я ведь не всегда грузчиком был…

     

     — А помрешь грузчиком, — просипел китаец из Нагасаки, не открывая глаз. Ниппонский акцент, точно. — Заткнись уже, дай поспать немного. Когда еще такой шанс выпадет…

     

     — И то верно, — охотно согласился китаец из Нового Капа, подмигнул Джеку и повернулся на другой бок. Спринг пожал плечами и растянулся на предложенной свободной койке — справа от входа, ближе к двери. Слишком хорошая койка, на переднем крае такие не водятся. Интересно, подумал Джек, громко зевнув (и снова не пришлось притворяться), кто из этих китайцев настоящий сварщик, то есть грузчик, а кто — секретный агент китайской сигуранцы? Или сразу оба агенты? Китайцев много, они себе могут такое позволить. Нельсон? Нельсон Гао, Веллингтон Чжоу… Интересно, как зовут парня из Нагасаки? Пальмерстон или Гамильтон? Между прочим, товарищ комиссар Сы, как случайно узнала Мэгги (и пересказала Джеку), отзывался на личное имя «Фарадей». Гонконг очень дурно повлиял сразу на несколько поколений китайцев…

     

     С этими мыслями Джек и уснул.

     

     Проснулся ближе к полудню — как раз завтрак принесли. Кормили как на убой, по рисовой плошке на брата. Черт его знает, может и в самом деле на убой. Ели молча, как на поминках. Черт его знает, может и в самом деле… Джек поспешно отогнал прочь мрачные мысли.

     

     Не нравилась ему вся эта секретная операция. Будь он настоящим американским добровольцем — попытался бы отказаться от предложенной чести. Но будучи американским шпионом, Спринг продолжал играть роль добросовестного и на все готового волонтера. Поэтому и согласился. Не хотел оскорблять комиссара отказом. А то ведь обидится еще, начнет что-то подозревать, задавать неудобные вопросы… С другой стороны, здесь открывались интересные возможности. Джек ведь изначально планировал примкнуть к той или иной белголландской фракции. Конечно, преторианский Индокитай выглядит не так заманчиво и престижно, как юлиановская Япония, но на войне иногда выбирать не приходится.

     

     Грузчик из Нагасаки (еще один скучный китаец среднего возраста без особых примет) так и не представился, быстро прикончил свой завтрак и снова отвернулся к стене. Поэтому Джек Спринг решил, что самое время поближе познакомиться с человеком, из-за которого он, собственно, здесь и очутился. Преторианец сидел на койке справа от него, ближе к окну, и поедал свою порцию риса обстоятельно и со знанием дела. Сразу видно, что вырос в Индокитае, хотя вряд ли родился там — белголландцы завоевали эту бывшую французскую колонию двадцать лет тому назад, а этот молодой человек чуть старше. Скорей всего, еще один ровесник Джека. А больше ничего общего. Даже цвет кожи не совпадает. Черты лица вполне европейские, североморский нордический тип, но слишком смуглый для белголландца. И дело не только в загаре. Глаза слишком черные, и волосы. Хотя, как знать, может быть именно так и должны выглядеть настоящие белголландцы… «Это для китайских комиссаров мы все на одно лицо, — думал Спринг, — заморские бледнолицые дьяволы, а у этого парня одна из бабушек родилась где-то на Яве». Неудивительно, что он примкнул к сепаратистам. В старой Империи он бы карьеру не сделал — чем выше поднимаешься, тем чаще вспоминают про чистоту крови. А тут такие возможности открываются! Можно в отцы-основатели угодить, почти как Джордж Вашингтон, Бенджамин Франклин и компания.

     

     — Разрешите представиться, — Джек вежливо выждал, пока сосед по камере покончит с едой, и только тогда заговорил. — Джек Спринг, из Америки. В настоящее время — капитан революционной армии, скорей всего — уже бывший…

     

     — Нельсон успел пересказать мне вашу историю, — товарищ по несчастью столь же вежливо кивнул в ответ. — Позвольте и мне. Питер ван Саравак, политический комиссар, Индокитайская Императорская Армия.

     

     — Политический комиссар? — с неподдельным интересом переспросил Спринг. И снова не было нужды притворяться, ему и в самом деле стало интересно. — Вот уж не ожидал встретить преторианского комиссара. Я знаю, чем занимаются комиссары в китайской, русской или суданской армии, например, там все ясно, но вы? Если не секрет, проводником какой политической идеи вы являетесь?

     

     — Идеи Особой Судьбы, разумеется, — прозвучало в ответ.

     

     — Начало заманчивое, — заметил Джек. — Продолжайте, пожалуйста. Вы уж простите меня за прямоту, Питер, но я успел обратить внимание, что в этом гостеприимном заведении откровенно не хватает развлечений.

     

     — Вот именно, — поддакнул со своего места Нельсон Гао, внимательно следивший за их разговором («Неужели все-таки подставной агент?» — снова задумался Спринг). — Кино только в следующем году обещали показать.

     

     — Охотно готов вас просветить, — герр ван Саравак даже не оскорбился. — Начнем с того, что Индокитай не мог дальше оставаться в составе Белголландской Империи. Рано или поздно он должен был покинуть имперские пределы. И скорее рано, чем поздно. Полагаю, вам не раз приходилось слышать, как белголландцы говорят — «в Империи десять тысяч островов»…

     

     — Точно, — снова подтвердил Нельсон. — В моем порту каждый день по радио, все уши прожужжали.

     

     -…Новая Зеландия, Индонезия, Япония и так далее, — продолжал преторианец. — Белголландия — Островная Империя, и этим все сказано. А Индокитай расположен на материке. Чужеродный элемент. Нет, нам и островным белголландцам не по пути. И теперь, когда Индокитай снова обрел свободу — которую мы, индокитайцы, естественно, желаем сохранить — мы можем и даже должны стать единой нацией. Этому нет никаких препятствий. Все дело в уникальном географическом расположении Индокитая. Его название уже говорит о многом. Мы расположены на полпути между двумя великими цивилизациями Земли (пусть не такими великими, какой может стать наша) — на перекрестке, где сталкиваются народы, идеи, торговые маршруты. Ни один из народов Индокитая не может претендовать на роль автохтонов и аборигенов — все мы здесь пришельцы, как ваши колонисты в Америке. Вьетнамцы прибыли с севера, из южных регионов старого Китая; кхмеры — потомки арийцев из древней индийской Камбоджи, которая находилась где-то на границе с Афганистаном; лаосцы откочевали в Индокитай из провинций, ныне принадлежащих Таиланду, ну и так далее. Поэтому французы, голландцы и другие европейские колонисты имеют точно такие же права на эту землю, как вьеты или тямы. Этот райский уголок всегда привлекал лучших, а с нашей помощью может стать еще лучше! Мы сможем и дальше впитывать все лучшее, что могут нам предложить Восток и Запад — как людей, так и новые идеи. Вот увидите, когда завершится война за независимость Индокитая, мир увидит рождение новой нации, новой империи, новой великой державы — и содрогнется! Но нет, не от ужаса — а от зависти, и мы постараемся сделать так, чтобы это была добрая, белая зависть! Потому что наши неизбежные успехи и достижения…

     

     — Складно излагает, а? — ухмыльнулся Нельсон. — Меня почти убедил. Я даже немного жалею, что не отправился прямиком в Сайгон. Впрочем, с моим везением, сидел бы сейчас в преторианской тюрьме.

     

     -…впрочем, есть мнение, что мы должны отказаться от названия «Индокитай», — несколько неуверенно добавил Питер ван Саравак. — Оно якобы принижает нас и подчеркивает зависимость от соседей, пусть даже не политическую, а культурную. Ну, представьте себе, к примеру, что ваша родная страна называется «Мексоканада», Германия — «Франкопольша», а Россия — «Финнкитай», например.

     

     — Понимаю, к чему вы клоните, — оживился Спринг. — Италия — «Албиспания» или «Швейцафрика», Испания — «Портуфранция», Персия — «Индотурция»…

     

     — Древние римляне называли нашу страну «Chersonesus Aurea» — «Золотой Херсонес», «Золотой полуостров», — поведал индокитайский комиссар. — Мне нравится, хотя немного громоздко, конечно.

     

     — Можно просто «Херсонес», — кивнул Джек. — Или еще короче — «Херсон».

     

     — Херсон, — повторил преторианец. — Звучит неплохо, хотя я определенно где-то слышал это имя…

     

     — Мне нравится ваш энтузиазм, но я его не разделяю, — в свою очередь продолжал Спринг. — Мне уже приходилось слышать нечто подобное, и не раз. От патриотов Австрийской Империи, от югославянских националистов — с теми и другими я сталкивался в Италии; от суданских трипартистов; и, разумеется, от самих белголландцев, которые считают, что Судьба, История и сам Господь Бог порешили, что им должны принадлежать все острова двух океанов от Африки до Америки — тут они с вами почти солидарны. Признаю, конечно, что границы вашей Утопии гораздо скромнее. Короче, не вдохновляет меня ваша Идея Особой Индокитайской Судьбы. Только без обид.

     

     — Я не надеялся убедить вас с одного раза, — скромно улыбнулся Питер ван Саравак. — К сожалению, вряд ли у нас осталось много времени…

     

     — Но мы можем провести его с пользой! — воскликнул Джек. — Попробуйте обратить меня в свою веру, как поступали святые отцы с древними язычниками перед казнью!

     

     «Попробуй, малыш, постарайся. Хорошенько постарайся, — мысленно добавил Джек Спринг. — Я должен как следует пропитаться твоими мыслями и взглядами на мир. Иначе я не смогу убедительно играть твою роль».

     

     — продолжение следует -

     

     

     ___

     

     * * * * *

     

     Примерно на четвертой или пятой минуте совместной прогулки при луне Патриция Бладфильд поняла, чем это все закончится. Вот почему никто из гостей не пытался завязать с ней близкое знакомство — все женщины в военной форме в этом городе так или иначе принадлежали полковнику Киттибуну — то есть принцу Киттибуну, племяннику короля, четвертый или пятый номер в линии наследников трона. Принц любил все военное — военные корабли, военные самолеты, военные пистолеты и военных женщин. «Фетишист проклятый, — почти беззлобно думала Патриция, — и почему только Фитцричард и Мартин меня не предупредили?» Впрочем, легко понять, почему — мерзавцы-коллеги на это и рассчитывали. Они из тех профессиональных шпионов, которые до сих пор считают, что приличные девушки в разведке не служат. Только опытные шлюхи. Которым ничего не стоит прыгнуть в постель к тому или иному азиатскому принцу — разумеется, от большой любви к премьер-министру и отечеству. Закрой глаза и думай про Англию, так-то.

     

     Даже на десятой минуте она могла повернуться и уйти, даже на пятнадцатой — пусть даже с небольшим скандалом, даже на двадцатой… «Они знали, что я не уйду, — горько подумала лейтенант Бладфильд, — долг превыше всего». В конце концов, принц был не урод, пользовался модным французским одеколоном и прекрасно говорил на трех-четырех европейских языках. Возможно, даже глаза закрывать не придется.

     

     И действительно — не пришлось.

     

     Уже через три дня они появились на очередном приеме рука об руку, их фотографии попали во все желтые и не желтые газеты («а такие бывают?» — наивно хлопала ресницами Патриция), а дней через пять он предложил ей руку и сердце. Нет, не до такой степени и не в таком смысле — они ведь оба были профессионалами.

     

     — Долг призывает меня на фронт, — поведал принц Киттибун — уже бригадный генерал, а не полковник — за милым завтраком в английском стиле. Английские завтраки принц тоже любил. Не потому что английские, а потому что пытался подражать какому-то фельдмаршалу старой доброй Британской Империи.

     

     — Я знала, что это долго не продлится, — тихо вздохнула Патриция. Источник себя далеко не исчерпал, но несколько секретных документов из кабинета принца она скопировать успела. Коллеги и начальники будут довольны, наверно.

     

     — Ты можешь поехать со мной, — добавил новоиспеченный генерал и позволил себе сразу два глотка. В прежние времена это могло вызвать скандал, но на дворе стоял 1937-й год, ничего святого не осталось.

     

     — В качестве кого? — снова вздохнула мисс Бладфильд.

     

     — У тебя профессия есть, — вежливо напомнил Киттибун, но Патриция все равно вздрогнула, и только несколько мгновений спустя поняла, какую профессию он имел в виду. — У меня сложилось впечатление, что ты любишь свою работу. Полное жалование, все привилегии медицинского офицера королевской армии. Среди наших военных врачей полным-полно иностранных добровольцев, даже некоторые европейские светила. Ты будешь в хорошей компании, скучать не придется, о тебе позаботятся. Потому что мы не сможем видеться каждый день.

     

     — Звучит заманчиво, — протянула Патриция, — но я должна подумать.

     

     — А чего тут думать?! — одновременно воскликнули Фитцричард и Мартин, когда она заглянула в альбионское посольство и пересказала им разговор за завтраком. — Немедленно соглашайся! Таиландцы готовят большое наступление в Индии, и ходят слухи, что Киттибуна назначат начальником штаба ударной группировки. Недаром он получил повышение. Этот шанс нельзя упускать!

     

     — О, Господи, — в который раз за этот день вздохнула Патриция. — И какое нам только дело до Индии?

     

     — А до Китая? — напомнил Мартин. — Малышка (она мысленно поморщилась), нам до всего есть дело. Мы задействуем сегодня больше агентов, чем вся Северная Америка и Англия вместе взятые. Конечно, там может быть очень опасно, особенно для женщины (у нее уже не было сил вздохнуть), но ты вернулась с маньчжурского фронта, а это удалось далеко не всем…

     

     — Индия, — повторила Патриция. — Слоны, джунгли, мангусты, заклинатели змей, душители-туги… Пусть будет Индия. В Индии мне бояться нечего.

     

     — В каком смысле? — не понял коммандер Фитцричард.

     

     — Цыганка в Байресе нагадала мне, что я умру от маканы, — нервно хихикнула мисс Бладфильд.

     

     -???

     

     — Вот и я не сразу поняла, пришлось заглянуть в энциклопедию, — пояснила она. — Макана — деревянный меч американских аборигенов, всех этих инков, ацтеков и прочих тольтеков. Мне нужно держаться подальше от Центральной Америки, и со мной все будет в порядке. В Индии маканами не пользуются, насколько мне известно. Поэтому я буду в полной безопасности. Ладно, выкладывайте, что мне нужно знать? Клички агентов, точки сбора, адреса конспиративных квартир, пароли…

     

     — Ты очень вовремя, — заявил Киттибун, когда она вернулась к нему. — Я был уверен, что ты согласишься, поэтому велел моим адъютантам приготовить все документы. Ты приписана к полевому госпиталю 1-й воздушно-десантной дивизии. В шесть часов вечера ты должна быть на аэродроме. Минимум личных вещей, униформу и все остальное получишь на месте… впрочем, ты же опытный солдат, не мне тебя учить.

     

     Поцеловал на прощание и пистолетик подарил — позолоченный, с ручкой из слоновой кости. В самый раз, чтоб застрелиться.

     

     На военном аэродроме к северу от Бангкока, где грузилась на самолеты 1-я воздушно-десантная дивизия королевской и императорской таиланской армии, ее встретили с распростертыми объятиями.

     

     — Наслышан, наслышан, — сверкал стеклами очков начальник госпиталя, европейское светило, бригадный генерал австрийской армии профессор Меусбургер. — Добро пожаловать, фройляйн Бладфильд. Уверен, мы прекрасно сработаемся!

     

     — Можно просто Патриция, — пролепетала Патриция и мило покраснела.

     

     — Пусть будет Патриция, — охотно согласился профессор. — Прошу на борт!

     

     Самолет тоже был австрийский, «Даймлер-Пух», модель 32 года, но в хорошем состоянии. Однако, кроме самой Патриции и генерала Меусбургера, других иностранцев в команде госпиталя не было. Все остальные врачи, медсестры и медбратья были тайцами или другими подданными сиамской империи. Вряд ли Киттибун ее обманул на этот счет. 1-я дивизия ведь не единственная, должны быть и другие. Хотя даже одна дивизия таиландских имперских парашютистов представляла из себя грозную силу. Несколько часов подряд Патриция с приоткрытым от удивления ртом (она играла роль) следила за погрузкой бронежилетных солдат, легких танков, тяжелых минометов и прочих любимых игрушек его высочества генерал-принца Киттибуна.

     

     Армада поднялась в воздух вскоре после полуночи. Это было как-то связано с военной тайной и повышенной секретностью грядущего внезапного вторжения. Патриции оставалось только надеяться, что хотя бы госпитальному кораблю позволят приземлиться на приличном аэродроме (она умела прыгать с парашютом, но не любила).

     

     Самолеты 1-й дивизии не сразу отправились на запад, а вовсе на юг — очевидно, чтобы сбить с толку возможных вражеских шпионов и запутать следы. Что самое интересное, им это удалось, поняла Патриция, когда ближе к утру ее вежливо растолкала одна из таиландских сестер:

     

     — Мы прибыли. — Команда подобралась отличная, почти все таиландцы говорили по-французски или английски.

     

     — Где это мы? — зевнула мисс Бладфильд, выглядывая в иллюминатор. Туман, ничего не разобрать. — Где-то в Бенгалии?

     

     — Отнюдь, — вмешался австрийский профессор. — Командир корабля говорит, что мы успешно приземлились в окрестностях Пном-Пеня. Добро пожаловать в Камбоджу! Давно мечтал здесь побывать. Один только Ангор — или как его там — чего стоит! Вы когда-нибудь слыхали про Ангор, моя дорогая Патриция?! Говорят, его египтяне построили. Я не верю, конечно…

     

     — Я тоже, — машинально согласилась мисс Бладфильд, а про себя добавила — «Слава Богу, что не Америка…»

     

     — продолжение следует -

      «Но пощады быть уже не могло: пригубленную чашу предстояло осушить до дна. Убитых было слишком много, и убить предстояло всех. Смеркалось, дешевые револьверы давали осечки и били очень неточно, вопящие жертвы прижимались к мачтам и реям, прятались за парусами. Гнусная бойня продолжалась долго».

     

      Роберт Льюис Стивенсон, «Потерпевшие кораблекрушение».

     

     * * * * *

     

     Госпиталь разместился прямо там, на аэродроме, к северу от камбоджийской столицы. В первый день работы было немного. Привезли одного солдата со сломанной рукой — неудачно спрыгнул с броневика. Потом еще одного, пищевое отравление. Ближе к обеду появился по-настоящему тяжело раненый — последствия поножовщины в борделе.

     

     — На удивление скучная война, — заметил профессор Меусбургер. — Вы только не подумайте, — поспешно добавил он, — не имею ничего против! Но с таким же успехом можно было остаться в Бангкоке.

     

     После обеда появился сам принц Киттибун. Главнокомандующий армией вторжения пребывал в самом прекрасном расположении духа. Привез кучу сувениров и безделушек из местных лавок, в основном слоников. «Что я буду с этим делать?» — мысленно ужаснулась Патриция, но вслух сказала другое:

     

     — Что мы здесь делаем? Я была уверена, что мы направляемся в Индию.

     

     Строго говоря, она уже и так поняла, что они здесь происходит, но должна была играть роль наивной альбионской дурочки.

     

     — Его Величество король Рама заключил соглашение с императором Альбертом, — охотно просветил ее таиландский принц. — Мы поможем Альберту подавить преторианский мятеж, а в награду получим треть Лаоса и половину Камбоджи. Или наоборот? — задумался Киттибун, но тут же махнул рукой и рассмеялся. — Ну да какая разница? Все равно мы заберем все, до старой вьетнамской границы.

     

     — А это удобно? — Патриция старательно хлопнула ресницами. — Забрать все?

     

     — Альберт не в том состоянии, чтобы возражать! — снова расхохотался Киттибун. — Пусть скажет спасибо, что мы вообще с ним разговариваем. И только не говори, милая, будто тебя беспокоит судьба развалин Белголландской империи. Лучше собирайся. Покажем тебя местному свету. Сегодня вечером будет бал в губернаторском дворце. Преторианский губернатор уже пытается к нам подлизнуться… как будто мы позволим ему сохранить пост. То есть позволим, конечно. На два или три дня, не больше. Ха-ха-ха! Так или иначе, он сдал город без боя. Местный гарнизон послушно сложил оружие, а полиция столь же послушно сотрудничает. Чистая победа! Мы должны ее обязательно отпраздновать.

     

     — Я не догадалась захватить вечернее платье, — пожаловалась мисс Бладфильд.

     

     — Парадного мундира будет достаточно, — снисходительно улыбнулся принц-генерал. — Вот, не забудь нацепить эту медаль. «За участие в камбоджийском походе». Мы их заранее отчеканили, и целый контейнер с собой привезли.

     

     «Надо внедрить агента на монетный двор Бангкока», — отстраненно подумала Патриция и благосклонно приняла позолоченную медальку с белым эмалированным слоном. Опять слоны, никакой фантазии. Хотя, конечно, это чуть лучше, чем драконы.

     

     Как и следовало ожидать, дворец камбоджийского губернатора сильно уступал императорскому дворцу в Бангкоке по всем пунктам и параметрам. Все было очень скромно и провинциально. Местное высшее общество тоже не блистало. Какие-то недобитые французские колонисты, косноязычные кхмерские аристократы или вовсе китайские бизнесмены. Патриция не поверила своему счастью, когда все-таки нашла интересного собеседника.

     

     — Профессор Джерролд, — представился высокий сухопарый англичанин средних лет. — Малькольм Джерролд. Можно просто «Малькольм». Не вздумайте называть меня «сэром» — обижусь. Вы из Нового Альбиона? Ну, в таком случае, мы почти земляки, ха-ха-ха! Рад, очень рад.

     

     Нет, он даже не пытался с ней флиртовать. Профессор действительно был рад встретить в этом полузабытом уголке мира родственную душу. Оставалось загадкой, почему на роль такой души он назначил скромную альбионскую медсестру. Впрочем, ларчик открылся просто и быстро.

     

     — Просто возмутительно, — изливал свою собственную душу сэр Малькольм, — величайшее археологическое открытие наших дней — и тут, как на зло, эта дурацкая война! Было бы из-за чего волноваться, конечно. Несколько лет назад я работал на раскопках в Италии, вокруг меня австрийцы и республиканцы стреляли друг в друга, а у меня даже ни царапины. Не хуже, чем в прошлом году, когда я раскапывал храм Соломона в Абиссинии, и появились белголландцы со своими мортирами, пулеметами и всем прочим — я просто сказал этим идиотам, чтобы играли в солдатиков где-нибудь в другом месте и не мешали работать! Вот и сейчас, я приехал в Пномпень всего на несколько дней, чтобы закупить припасы для экспедиции, но тут появились ваши таиландцы, объявили комендантский час и перекрыли дороги! Патриция, милая, простите за прямоту, но до меня дошли слухи, что таиландский принц вам благоволит. Сделайте доброе дело для земляка, замолвите за меня словечко, а уж я в долгу не останусь…

     

     Патриция не то что не успела ответить — она даже не успела придумать достойный ответ, как к их беседе присоединился третий:

     

     — Патриция, я вижу, что ты встретила здесь соотечественника! — воскликнул принц Киттибун. — Профессор Джерролд, не так ли? Да, я знаю, кто вы такой. Ваша слава бежит впереди вас! Разрешите представиться…

     

     — Я тоже знаю, кто вы такой, — буркнул великий археолог. — Не уверен насчет славы, впрочем. Как прикажете вас называть, генерал? «Ваше высочество»?

     

     — Можно просто Киттибун, — ласково улыбнулся принц. — Или Кит. Все англоязычные друзья называют меня Кит. До меня дошли слухи о вашей проблеме. Позвольте вас заверить, что сделаю все, что в моих скромных силах…

     

     — Только не говорите мне, будто ваши силы ограничены или руки связаны… Кит, — проворчал профессор.

     

     — Даже мыслей таких не было! — воскликнул Киттибун. — Я могу сделать так, что вас выпустят из города в любой момент. Но за его пределами я не смогу гарантировать вашу безопасность.

     

     — Я был в полной безопасности, пока здесь не появилась ваша армия, — криво усмехнулся сэр Малькольм. — Просто позвольте мне вернуться в Арангкор-Ват, и…

     

     — Как вы сказали? — удивился принц. — Ангкор-Ват?

     

     — Да нет же, — нетерпеливо возразил профессор, — не Ангкор, а Арангкор. Это совсем другой город. Название условное, конечно. Я уверен на сто процентов, что его построили не кхмеры. Нет, кхмеры не имеют к нему никакого отношения.

     

     — Я, конечно, не знаменитый археолог с мировым именем, — проворковал принц Киттибун, — но тоже в этом уверен. Конечно же, его построили мои тайские предки.

     

     — Понимаю, к чему вы клоните, — хохотнул мистер Джерролд, — но прошу вас, избавьте меня от продуктов вашей пропаганды. Этого и в моей родной Англии сегодня более чем достаточно. К счастью, правительство разрешило мне перебраться в Канаду. Короче говоря, не тайцы его построили. Этот город появился на свет за много тысяч лет до первого тайца. Его построила очень древняя раса, давно исчезнувшая с лица Земли.

     

     — Конечно, — кивнул его высочество. — Тайская раса. Это же очевидно!

     

     Профессор закатил глаза и уставился в потолок, украшенный безвкусной лепниной времен французского владычества.

     

     — Патриция, ну хоть вы поддержите меня! Вот с кого вам стоит брать пример, генерал — с соотечественников мисс Бладфильд. Альбионцы завоевали египтянское царство и не испытывают по этому поводу никаких комплексов. Завоевали так завоевали, дело житейское. Но у них и мысли не возникло записать египтянские пирамиды на свой счет!

     

     — То есть как это не возникло?! — искрене удивился Киттибун. — Я ведь сам читал статью профессора Стэнхоупа, который утверждал, что египтянские пирамиды построила древняя нордическая раса…

     

     — Стэнхоуп?! — тут же взревел великий археолог. — Вилли Стэнхоуп?! Стэнхоуп, этот жулик и шарлатан?! Да я скорее признаю Арангкор творением древних тайцев!!!..

     

     — Так я и об этом и говорю! — радостно закивал принц. — Я ни секунды не сомневался, что вы со мной согласитесь! Еще бы, такой блестящий ученый с мировым именем — как вы можете отрицать очевидное?!

     

     — Шантаж, — прошипел профессор. — Наглый и бессовестный шантаж. Я вижу, к чему вы клоните. Ах, да, я уже говорил об этом. Вернее, начал говорить. Да, теперь я понимаю. Вы не выпустите меня из Пномпеня, пока я не признаю, что Арангкор-Ват построила какая-то древняя тайская раса. Позвольте мне поздравить вас, принц Киттибун. Вам повезло. Невероятно повезло. Вы прославитесь на весью мир. Очень скоро. И нет, я вовсе не имею ваши военные победы или завоевания. Я упомяну о вас в моей следующей статье. Весь мир узнает, какой вы наглый, бессовестный, лживый, циничный…

     

     — Профессор, ну вот зачем так сразу? — искренне огорчился таиландский полководец. — А я-то думал, что мы друзья! Даже позволил вам называть меня Китом!

     

     -…отвратительный, мерзкий, хитрозадый сукин сын!!! — закончил сэр Малькольм. — Пойду, отыщу британского консула, который ставил печать на мою визу. Он даже на прием не явился, потому что не признает вашу оккупацию. Думаю, консул не откажется мне помочь. Патриция, был рад знакомству. Буду рад продолжить его на вашей родине. Новый Альбион давно в моих планах. Боязно приступать, ведь там можно вести раскопки бесконечно… Но кто-то должен это сделать! С вами не прощаюсь, принц, потому что знать вас не хочу. Сайонара!

     

     И профессор удалился с высоко поднятой головой.

     

     * * * * *

     

     — Нет, ну ты это видела?! — принц Киттибун был возмущен до самой глубины души. — Я же к нему от чистого сердца, а он… Патриция, а ты куда? Ты тоже меня покидаешь?!

     

     — Как ты мог такое подумать?! — в свою очередь возмутилась мисс Бладфильд. — Я всего лишь собираюсь посетить дамскую комнату.

     

     И это было чистой правдой, но совсем не по той причине, о которой тут же подумал завоеватель Камбоджи.

     

     — Прошу прощения, я не могла вас где-нибудь раньше видеть? — спросила Патриция у дамы, которая прихорашивалась перед зеркалом на втором этаже губернаторского особняка. — Например, в Южной Америке?

     

     — Возможно, — охотно согласилась пышная блондинка, ровесница Патриции, говорившая с французским акцентом. — Я бывала там неоднократно. В Чили, Бразилии, Гондурасе…

     

     — Гондурас не в Южной Америке, — возразила мисс Бладфильд.

     

     — Пусть он тебя не беспокоит, — отмахнулась новая подруга. — Я тебя сразу приметила. Немудрено. Тут не каждый день встретишь альбионский мундир. Наши тут почти не появляются. Где сидят парни, ответственные за весь этот полуостров, ты и сама знаешь. Надолго ты к нам?

     

     — Понятия не имею, — честно призналась Патриция. — Кто-то вообще собирается сопротивляться нашей — моей — победоносной армии?

     

     — Только не в этом городе, — криво усмехнулась блондинка. — Все прогнило до основания, все. За городом тоже вряд ли. Забитая страна, забитый народ. Если таиландцы не будут слишком сильно зверствовать, смогут задержаться надолго. Выбить их из Камбоджи сможет только внешняя сила. Бельгийцы вернутся, например, или преторианцы, французы, или китайцы какие-нибудь. Не местные. У аборигенов шансов нет. Ладно, мне пора. Мой супруг держит магазин канцелярских товаров на площади Согласия. Заходи поболтать, если что. Других адресов и явок пока нет. Я тут на подножном корму выживаю, если ты понимаешь, о чем я. «Неперспективное направление», — блондинка так натурально передразнила коммандера Фитцричарда, что Патриция вздрогнула. — Может хоть сейчас финансирование увеличат. Да. скорей всего. Ну все, я побежала. Привет пингвинам!

     

     Патриция осталась одна. Теперь, согласно протоколу, надо выждать несколько минут и только потом выходить. Их не должны видеть вместе и все такое. От нечего делать, мисс Бладфильд принялась изучать свое отражение в зеркале. «А здесь есть на что посмотреть», — подумала она с любовью и теплотой. С другой стороны, у совершенства нет постоянных границ, поэтому их можно раздвигать бесконечно. Патриция принялась копаться в сумочке в поисках цилиндрика помады. Ага, вот он…

     

     Она так увлеклась, что потеряла счет времени и не сразу отреагировала на донесшиеся из-за двери такие родные и знакомые звуки — многочисленные выстрелы из огнестрельного оружия, сопровождаемые криками раненых и умирающих.

     

     Вот тебе и забитая страна, подумала Патриция, решительно отбрасывая помаду. Или это одна из внешних сил явилась в Пномпень, чтобы очистить его от таиландцев? Так быстро?!

     

     Судя по звукам, бой шел нешуточный. То есть не бой. В банкетном зале на первом этаже было не так много вооруженных людей. Нет, это уже не бой. Резня.

     

     А вот и новые звуки. Топот бегущих ног совсем рядом с дамской комнатой, по ту сторону двери. Крики. Выстрелы. Еще выстрелы. Торопливые шаги, совсем рядом. Пауза…

     

     Сейчас ворвутся, поняла Патриция и выхватила пистолет. Нет, не подарок принца — другой, привычный, надежный и многократно опробованный.

     

     Дверь распахнулась от сильного удара, и в туалет ворвались двое.

     

     Опытные солдаты, оценила Патриция. Оружие на изготовку, прицелы на уровне глаз, один идет впереди, другой прикрывает. Возможно, если бы туалетная комната была набита испуганными и визжащими светскими дамами, у них бы все получилось. «Быть может, и мне стоит такой прикинуться?» — задумалась Патриция. — «Испуганной и визжащей блондинкой? Они возьмут меня в плен, отведут к своему командиру. Быть может, он такой же джентльмен, как и таиландский принц…»

     

     Она потратила около секунды на осмысление ситуации и принятие решения, а потом открыла огонь. Как это обычно бывает, все закончилось очень быстро. Три выстрела — два трупа. Один из солдат все-таки успел выстрелить. Впрочем, это был выстрел мертвеца. Уже в падении один из таинственных агрессоров задел спусковой крючок, и его винтовка грохнула, посылая пулю в потолок. Осколки белоснежного кафеля живописно усыпали два мертвых тела в пятнистом камуфляже. Вот и все. Патриция выждала еще несколько секунд — не ворвется ли кто-нибудь еще? Нет, не ворвался. С первого этажа продолжали доноситься крики и выстрелы. В самое ближайшее время этих солдат никто искать не будет, и никто ничего не заподозрит. Поэтому теперь самое время потратить несколько секунд на изучение побежденных врагов. Врагов? Кто они такие вообще?!

     

     Униформа совершенно незнакомая. Никогда раньше не встречала такой камуфляжный рисунок. К беретам это тоже относится. Цвет лиц, расовый тип… Смахивают на индокитайских аборигенов, но не совсем. Метисы что ли? Евразийцы? Нет, здесь что-то другое. Что-то знакомое, на языке вертится… Теперь оружие. Совершенно незнакомые винтовки, никогда такие раньше не видела. Патриция подобрала оружие, выпавшее из мертвых рук, быстро осмотрела со всех сторон и бросила обратно. Загадок прибавилось. Сразу две незнакомые эмблемы, смахивающие на чьи-то государственные гербы, на первый взгляд бессмысленный набор латинских букв и арабских цифр, а также несколько китайских иероглифов и вроде бы парочка знаков корейского алфавита. Корейского?! Ничего не понимаю.

     

     Мисс Бладфильд переступила через трупы и осторожно выглянула в коридор. Никого рядом. На первом этаже по-прежнему кричат и стреляют. Похоже, часть выстрелов и криков доносятся с улицы. О, а вот и взрывы. С одной стороны, не стоит туда приближаться, но и здесь бесконечно оставаться нельзя. Еще несколько шагов, и Патриция едва не споткнулась о труп давешней блондинки из альбионской секретной службы. Вот в кого они стреляли, хладнокровно подумала Патриция. Она бежала обратно, хотела спрятаться или позвать меня на помощь… Не успела. Мисс Бладфильд перевела дыхание, упала на ковровую дорожку (что интересно — красную) и поползла к балюстраде, откуда открывался прекрасный вид на банкетный зал, где всего несколько минут назад так мило спорили принц Киттибун и профессор Джерролд. Интересно, где они сейчас?

     

     Нет, сдаваться в плен этим парням определенно не стоило, очень скоро убедилась Патриция. Все равно они пленных не берут.

     

     Ей уже приходилось видеть подобные сцены — в ходе недавней войны в Китае, и раньше, в Южной Америке и других местах, кудаа ее забрасывали долг и нелегкая судьба агента секретной службы. Видала и похуже. Но должен же быть какой-то предел…

     

     Некоторые из гостей губернаторского бала были еще живы, но странные захватчики в пятнистом камуфляже очень старались изменить такое положение вещей. Некоторым жертвам откровенно повезло, они всего лишь получили пулю в лицо или затылок. Другим прямо на глазах Патриции отрубали головы странными короткими мечами — и не всегда с первого удара. Одну испуганную визжащую даму (не блондинку) забили прикладами. Больше того, полным ходом шла охота за такими трофеями как уши, кисти рук и руки по самый локоть. Ну и так далее, и тому подобное.

     

     Патриция призвала на помощь жалкие остатки хладнокровия и профессионализма, и прислушалась к фразам и командам, которыми обменивались загадочные захватчики. Испанский язык, вне всякого сомнения — испанский, убедилась она. Патриция росла на улицах Байреса и кое-что понимала в испанском. Но с таким диалектом никогда раньше не сталкивалась. Слишком много незнакомых слов. Да кто они такие, черт побери?! Юго-восточные азиаты с примесью какой-то заморской крови, говорят на варварской версии испанского, вроде бы используют новое корейское оружие… Неужели филиппинцы?! Корейские филиппинцы или голландские? И от чьего имени они здесь?

     

     Неважно, пора выбираться отсюда. Через главный зал не пройти. Есть ли в этом доме черный ход?

     

     Черный ход здесь, разумеется, был, как очень скоро выяснила Патриция, но агрессоры его уже перекрыли. Она затаилась в одном из пока еще пустых коридоров и попыталась спланировать дальнейшие действия. Определенно, они пленных не берут. Но вдруг сделают исключение? Если быстро и громко убедить их в своей полезности как пленницы…

     

     На каком языке? Судя по тому, что она успела увидеть, они ее даже слушать не будут. Хорошо, если застрелят, а ведь могут и голову отчекрыжить мака…

     

     Что?!

     

     «Глупости все это», — она предприняла жалкую попытку себя успокоить. — «Цыганка нагадала, смешно и говорить об этом. Чушь собачья. Нет. Этого быть не может».

     

     Только теперь она поняла, каким оружием пользовались таинственные захватчики. И нет, она не имела в виду винтовки. Мечи, которыми они рубли головы. Это же маканы. Индейские маканы из Латинской Америки. Не совсем привычные, но легко узнаваемые…

     

     Из соседнего коридора послышались шаги и голоса. Голоса, говорившие на странном диалекте испанского. И они приближались.

     

     Несколько секунд на принятие решения.

     

     Солдаты в пятнистом камуфляже, ворвавшиеся в очередной коридор губернаторского дворца, нашли на полу очередной труп. Похоже, другой отряд прошел здесь раньше и опередил их. Один из агрессоров равнодушно пнул ногой неподвижное тело девушки в черной униформе. Застрелена в упор. Некоторое время убийца размышлял, не отрезать ли от нее что-нибудь, но товарищи торопили — предстояло еще много работы. Поэтому солдат произвел стандартную процедуру — всадил ей штык в сердце. Она даже не шелохнулась. Действительно, мертва. Захватчик пожал плечами и двинулся дальше. С улицы доносились новые крики и новые выстрелы. Да, предстояло еще немало работы.

     

     — продолжение следует -

     * * * * *

     

     

     

      «Родственникам Иисуса Христа приходилось готовиться утром к службе, как и всем остальным. Ее Королевское Высочество леди генерал-полковник Мария-Магдалина Сюцюань, Дочь Божественной Династии, третья правящая принцесса, герцогиня Кхамская, графиня Лхасы, только что закончила вытираться полотенцем после утреннего душа. В Нанкине, столице «Небесного Царства Великого Спокойствия», было около пяти часов утра, и далекий грохот тяжелой артиллерии был едва различим. Строго говоря, она не должна была появляться на службе ранее шести часов, но в то утро ее разум был обеспокоен, поэтому положенный отдых был прерван раньше времени. Инстинкт подсказал ей, что что-то витает в воздухе».

     

      Герцогиня Зеонская, «По ту сторону моста Марко Поло».

     

     * * * * *

     

     — Старший капитан Ли Фан по вашему приказанию прибыла! — рявкнула Мэгги, щелкнула каблуками и вытянулась по стойке «смирно».

     

     Она добросовестно подготовилась к визиту в этот кабинет. Погладила мундир, надраила сапоги, нашла на складе дивизии новую фуражку и, разумеется, почистила пистолет. То есть сразу два пистолета. Маузер 45-го калибра в кобуре на поясе, крошечный браунинг в кобуре под мышкой. Таким образом, она была готова к любому развитию событий.

     

     — Командование довольно вашими действиями и достижениями, товарищ Ли Фан, — сказал один из двух мужчин, сидевших за столом напротив, а именно комиссар Сы. — Вас собираются представить к высокой государственной награде.

     

     — Служу великому Китаю! — немедленно отозвалась Мэгги и подтянулась еще на несколько миллиметров и градусов.

     

     — Ладно, хватит дурака валять, — тихо, но твердо произнес до сих пор молчавший Веллингтон Чжоу. — Мы знаем, кто вы такая…

     

     Мэгги напряглась и превратилась в слух.

     

     -…и на что способна, — добавил второй комиссар.

     

     «Нет, еще не знаешь. Первым делом надо выстрелить в Сы, он из вас двоих самый опасный, все время на передней линии торчит. Чжоу — тыловая крыса, совсем разленился…»

     

     — Но в настоящий момент вам ровным счетом ничего не угрожает, — торопливо вмешался товарищ Сы — как будто прочитал ее мысли. — Присаживайтесь, товарищ Ли Фан… или вы предпочитаете другое имя? Разговор может затянуться.

     

     «Ладно, — совсем чуть-чуть расслабилась Мэгги, — посмотрим, какую игру вы предложите. Убить я вас всегда успею». Молча опустилась на предложенный стул (удобный, с высокой спинкой — трофейный) и положила руки на подлокотники — так, чтобы свисавшая правая ладонь почти коснулась рукоятки пистолета.

     

     — Вас разоблачили совершенно случайно, — снова заговорил товарищ Чжоу. — Один из наших офицеров, которому довелось посещать Чаньчунь, узнал вас. Некоторое время для нас оставалось загадкой — что вы делаете здесь, так далеко от маньчжурской границы? Но потом английские товарищи из Гонконга прислали нам любопытный документ. Теперь мы понимаем. Вы всего лишь скрывались. Вот, пожалуйста. Увлекательное, чтиво, не сомневайтесь.

     

     Мэгги взяла предложенную газету левой рукой. «Харбин Таймс», на английском языке, недельной давности. На первой полосе, под самой шапкой — ее собственный портрет, примерно двухлетней давности, в парадном мундире маньчжурской императорской армии; а еще чуть ниже — аршинный заголовок: «ИЗМЕННИЦА».

     

     Текст был выдержан в аналогичном духе. «Не оправдала доверие… бездарно проиграла… трусливо бежала… бросила на произвол судьбы… объявлена вне закона… разжалована, исключена, отлучена… имперский трибунал заочно приговорил к смертной казни…», ну и все такое прочее. Мэгги сделала вид, что шокирована, потрясена, раскрыла глаза пошире и уронила газету на пол.

     

     — Вы только не подумайте, это не подделка, — комиссар Сы проследил за полетом газеты. — У нас еще экземпляры есть. В том числе других газет.

     

     — Что самое интересное, — в свою очередь продолжал комиссар Чжоу, — ваша родня абсолютно уверена, что вы погибли. На поле битвы нашли изуродованное до неузнаваемости женское тело в маньчжурском мундире…

     

     «Скорей всего, не одно тело, — подумала Мэгги. — Одна из наших медсестер. Ракеты фрау Шварц разрывали моих солдат на мелкие кусочки».

     

     -…спрашивается, почему они не похоронили вас с положенными почестями, не присвоили посмертно несколько новых титулов и званий? — развел руками товарищ Веллингтон. — Нет, вместо этого они решили плюнуть на вашу могилу. Громко и презрительно плюнуть.

     

     «Узнаю родной гадюшник», — мысленно вздохнула Мэгги и уставилась на тяжелые зеленые портьеры за спиной комиссара. Что-то с этими портьерами было не так.

     

     — Вы не можете вернуться домой, — сказал комиссар Сы. — По крайней мере, не сейчас.

     

     — Но вы можете остаться с нами, — сказал комиссар Чжоу. — Вы же знаете, как наша власть любит перевоспитанных преступников и раскаявшихся грешников. Я уже вижу эти заголовки: «Маньчжурская принцесса увидела свет истины и добровольно перешла на сторону Народного Китая!»

     

     — Своей службой на вьетнамском фронте вы уже искупили значительную часть своих грехов, — заметил товарищ Номер Четыре. — Осталось немного. Еще одно небольшое задание — и мы переведем вас в тыл. Ваше «воскрешение» следует тщательно подготовить. Ошибок быть не должно.

     

     — Можете идти, товарищ Ли Фан, — заключил комиссар Чжоу. — Возвращайтесь в свой отряд. Вы получите новые приказы в самое ближайшее время.

     

     Мэгги послушно покинула свой стул, козырнула и скрылась за дверью.

     

     — Я думал, она нас грохнет, — комиссар Сы извлек из-под стола руку с зажатым в ней пистолетом и вытер пот со лба.

     

     — Я тоже так думал, — согласился Веллингтон Чжоу.

     

     — И я тоже, — из-за портьеры показался младший офицер, державший в руках взведенный автомат. — Какая женщина!

     

     — Тебя никто не спрашивал, — огрызнулся комиссар Сы. — Проваливай. Продолжай за ней следить и регулярно докладывать.

     

     — Будет исполнено, товарищ комиссар! — офицер щелкнул каблуками и скрылся с глаз долой.

     

     — Ты уверен, что это был хороший план? — Веллингтон Чжоу задумчиво посмотрел ему вслед.

     

     — Мы все согласились с этим планом, — пожал плечами комиссар Сы. — Либо она попытается бежать сейчас, либо останется с нами. Если останется — можно продолжать с ней работать. Если попытается бежать и даже сбежит — ущерб будет невелик. Прямо скажем, ничтожен. Да и куда ей бежать? Кому она нужна? Белголландцы — любая фракция — скорей всего выдадут ее маньчжурам, чтобы заработать несколько очков. До таиландцев или немцев далеко, до других еще дальше. Нет, она останется с нами. Спорим?

     

     — Сто юаней, — предложил комиссар Чжоу.

     

     — Принято! — воскликнул товарищ Номер Четыре, и два комиссара ударили по рукам.

     

     * * * * *

     

     Оказавшись на улице, Мэгги Хан первым делом перевела дух.

     

     Странное дело, попади она в руки этих людей всего несколько месяцев назад — повесили бы как военную преступницу. Или расстреляли. А сегодня дружбу предлагают. Как причудливо тасуется колода! «Откуда эта цитата?» — задумалась она. — «А, вспомнила. Там главную героиню тоже звали Мэгги».

     

     Дом, в котором заседали товарищи комиссары, конфискованный у какого-то вьетнамского мандарина, располагался на одной из уютных улочек Лангшона, в тени высокой изумрудной скалы, почти у самой границы. Город практически не пострадал в ходе вторжения, да и сейчас о войне мало что напоминало. Ну, почти. Свернув за угол, Мэгги наткнулась на небрежно замаскированную позицию зенитного орудия. Развалившись на мешках с песком, солдаты непринужденно курили и травили анекдоты. Совсем расслабились. Неудивительно. После того как Рыжая Сука ван дер Бумен пропала без вести в Южно-Китайском море, преторианская авиация пришла в полный упадок и практически не беспокоила китайский тыл. Зенитчики охотно угостили Мэгги сигареткой. Она присела на лавочку у ближайшего забора, прикончила сигарету за три-четыре затяжки — и задумалась. Что делать дальше? Почему ее вообще выпустили из того дома? Принять предложение товарищей Сы и Чжоу — или отправиться на поиски новых приключений? От этих мыслей ее отвлекло чье-то вежливое покашливание.

     

     — Прошу прощения, госпожа капитан… — незнакомец говорил по-голландски, поэтому Мэгги соизволила поднять глаза и обратить на него внимание. Белый европеец, но почему-то в китайской униформе. Еще один доброволец вроде Джека Спринга? То есть «доброволец». Она где-то определенно встречала эту наглую рыжую морду…

     

     — Меня зовут Стандер, — представился рыжий. — Франц Стандер. Не знаю, приходилось ли вам слышать мое имя…

     

     «Приходилось», — тут же вспомнила Мэгги, но вслух сказала иное:

     

     — Наемник?

     

     — Я так и скажу, если об этом спросит кто-то непосвященный, — усмехнулся герр Франц. — На самом-то деле я представляю здесь императора Альберта. Знаете, сегодня у нас с китайцами общий враг, поэтому мы координируем действия.

     

     — Сегодня, — повторила Мэгги Хан. — А что будет завтра?

     

     — Об этом я и хотел с вами поговорить, — ответил Стандер. — Вы позволите? — он кивнул на лавочку.

     

     — Это оккупированная страна, — она пожала плечами. — Чувствуйте себя как дома.

     

     — Я знаю, кто вы такая… — начал белголландец, осторожно опускаясь на дальний конец лавочки, и Мэгги снова вздохнула, на сей раз открыто. «Сговорились они, что ли? Кстати, не исключено. Быть может, китайцы и альбертинцы решили координировать действия и на моем личном фронте».

     

     — И вы так спокойно говорите мне об этом? — лениво протянула Мэгги. — Не боитесь? Вы не подумали, что мне может не понравиться раскрытие моей тайны?

     

     — Я принял меры предосторожности, — хладнокровно отвечал капитан Стандер. — И если со мной что-нибудь случится — будьте уверены, за меня отомстят.

     

     — Пфффф! — фыркнула Мэгги. — Если так, то не понимаю, кто из нас двоих коварный азиат?

     

     — Мы оба, — поведал белголландец. — Я родился и вырос в Индонезии. Пусть вас не смущает цвет моей кожи. Я такой же азиат, как и вы. Может быть даже больше, чем вы.

     

     — Всегда приятно встретить более азиатского азиата, чем я, — осклабилась Мэгги. — Следующий вопрос. Вы не боитесь, что нас увидят вместе?

     

     — Я и это предусмотрел, — хитро улыбнулся собеседник. — Детали вам знать необязательно.

     

     — Ладно, продолжайте, — благосклонно кивнула «товарищ Ли Фан». — Будем считать, что я заинтригована.

     

     — Вы спросили о том, что будет завтра, — продолжал заметно приободрившийся Стандер. — Завтра наша империя и христианские социалисты Китая снова станут врагами. Наше столкновение неизбежно. Азия слишком мала для двух таких гигантов как Китай и Белголландия.

     

     — Зачем вы мне это рассказываете? — поинтересовалась Мэгги.

     

     — Потому что я знаю, кто вы такая, — повторил герр Франц. — Вас ничто не связывает с китайским режимом, вы ничем им не обязаны. Поэтому мы сможем работать вместе. Особенно сейчас, когда вы не можете вернуться домой.

     

     «Точно, сговорились».

     

     — Допустим, и что я буду с этого иметь? — прямо спросила Мэгги. «Жутко интересно, что он мне пообещает…»

     

     — Когда мы покорим Китай, вы сможете выбрать себе любую провинцию по вкусу, — спокойно сказал белголландец.

     

     — Спасибо тебе, добрый белый человек, — насмешливо поклонилась Мэгги. — Невероятно щедрое предложение для бездомной беглянки вроде меня. У вас есть полномочия раздавать подобные обещания?

     

     — Да, — собеседник выдержал ее взгляд. — Провинцию я могу вам обещать твердо. Вот что-нибудь больше этого — уже нет. Да и никто не станет обещать, пожалуй. В новой Восточно-Азиатской Империи будет только один монарх.

     

     — И неужели он будет так добр, что станет раздавать целые провинции скромным маньчжурским девочкам? — прищурилась беглая принцесса.

     

     — Ну, с японцами мы уже делимся, — пожал плечами белголландец. — Вам ли не знать. А в новой Азии теплых мест тем более хватит для всех. Особенно для героев, которые помогут нам ее создать. Мы позаботимся об этом.

     

     «Кто это «вы»?» — едва не спросила Мэгги, но потом решила не торопить события. «Он знал, что я соглашусь», — думала она. — «Обожаю эти грязные шпионские игры. Поэтому я и выбрала эту профессию. Двойной агент, тройной агент — чем больше, тем лучше. Почему бы и нет? Прямо сейчас мне нечего терять. Вряд ли он работает на китайцев — я вспомнила, кто такой Франц Стандер, — но даже если он провокатор, я всегда могу сказать, будто собиралась выведать его секреты, а потом сдать моим добрым китайским господам. Да, я обязательно что-нибудь придумаю».

     

     — Продолжайте, — твердо повторила она.

     

     — Скорее всего, через несколько дней вас отправят в Шанхай, — рядом с лавочкой прошел патруль тайпинской военной полиции, поэтому Франц Стандер перешел на классический заговорщицкий шепот. — Ведите себя как обычно — насколько это возможно в ваших обстоятельствах; не торопитесь воровать их секреты или военные тайны. На данном этапе это нам не нужно. Просто ждите. Рано или поздно к вам подойдет девушка и назовет свое имя. Это и будет паролем. Ее зовут Стефани…

     

     — продолжение следует -

     * * * * *

     

      Шанхай, 1941 г.

     

     * * * * *

     

     Шанхай пал в самом начале марта. Верховный главнокомандующий решил, что дальнейшая оборона не имеет смысла и приказал сдать город. Далеко не все китайские полководцы, принимавшие участие в этой битве, были согласны с его решением, но добросовестно подчинились и сложили оружие. На следующее утро белголландцы вошли в город и устроили традиционную азиатскую резню. Что бы там про них не говорили, они были настоящими азиатами, на все сто процентов.

     

     Мэгги Хан, старший полковник Добровольной Революционной Армии Китая, стояла в центре кабинета, заложив руки за спину. Под ее левым глазом красовался свежий синяк, а за окном время от времени звучали выстрелы: белголландские захватчики торопились избавиться от всех, в ком не нуждались — более или изначально.

     

     — Почему я должен вам верить? — спросил ее человек, сидевший за столом, под аккомпанемент очередного залпа. — Вы начали свою военную карьеру в родной маньчжурской армии. Потом перебежали к тайпинам. Позднее вас могли видеть в самых разных странах Азии, в самых разных мундирах — от корейского до юлианского. Теперь вы предлагаете свои услуги нам. Такое впечатление, что вы сделали предательство своей профессией. Почему я вообще с вами разговариваю?

     

     — Вот именно, кто бы говорил, — не выдержала Мэгги и растянула в презрительной усмешке губы, разбитые точным ударом приклада.

     

     — Вы не в том положении, чтобы грубить мне, — нахмурился собеседник. — Вы понимаете, что я могу прямо сейчас отправить вас во двор? — Еще один залп за окном. — Отвечайте или…

     

     — У вас сложилось ложное впечатление, — процедила Мэгги. — Я никого не предавала. Предавали меня.

     

     — Но…

     

     — Наберитесь терпения, выслушайте меня до конца, — продолжала беглая принцесса. — Я никогда не служила народам, государствам или правительствам. Только людям. Так меня учили, так меня воспитали. Людям и только людям. «Империи эфемерны, династии прерываются, правительства могут пасть в любой момент; и даже целые народы внезапно исчезают с лица Земли», — так говорил один из моих учителей. — «Держись за людей. Выбери человека, которому будешь служить — и храни ему верность, до гроба — и за гробом, если потребуется».

     

     — Какая интересная философия, — задумчиво пробормотал собеседник. — Можно подумать, люди не смертны…

     

     — Можно, — охотно согласилась Мэгги Хан, — но все люди, которым я служила, пока что живы — насколько мне известно — поэтому позвольте мне считать, что система работает. Одним из них — и первым из них — был Золотой Император династии Цин…

     

     — Но вы только что сказали…

     

     — Именно так, — кивнула принцесса, — и здесь нет ни малейшего противоречия, потому что я служила человеку, а не титулу. Я была верна ему, я честно выполняла все его приказы, я не раз рисковала ради него жизнью — и готова была отдать за него жизнь, даже если бы он вдруг потерял свой трон и превратился бы в обычного человека. И нет, я его не предавала. Я была лояльна на все сто процентов. Но лояльность должна быть обоюдной. Я совершила всего одну ошибку — я признаю, что ее совершила; я была готова заплатить за нее любую цену, если бы мой господин решил, что я виновна. Но император не пожелал выслушать меня, не позволил мне предстать перед судом, не позволил оправдаться и даже не отдал придворным палачам. Он даже не стал судить меня самолично, а отдал на расправу своре шакалов и лизоблюдов, которые осудили меня посмертно — да, они считали, что я умерла, поэтому никто не станет отрицать их ложь и клевету…

     

     — А вам не пришло в голову, что в этом и заключалась ваша служба императору? — прищурился человек за столом. — Стать невинной оболганной жертвой, но во имя какой-то высшей цели?

     

     — Конечно, — снова кивнула Мэгги. — Это было первое, о чем я подумала. Но потом мне стали известны мелкие детали и грязные подробности дела… Нет, не было там никаких высших целей. Император просто использовал меня и выбросил, как ненужную вещь. И тогда меня подобрали комиссар Сы и комиссар Чжоу. Полагаю, вам знакомы эти имена. Они отнеслись ко мне по-человечески, приняли как члена семьи… Именно этим двоим я служила, а вовсе не китайскому государству или священному делу тайпинского христианского социализма. Но увы! И они точно также предали меня, когда бросили умирать в осажденном Шанхае. И нет, в данном случае речь тоже не шла о каких-то высших целях. Просто вещь, в которой они больше не нуждались.

     

     — Допустим, — в свою очередь кивнул собеседник. — И теперь вы готовы служить мне? А почему, собственно?

     

     — А все очень просто, — отвечала Мэгги. — Потому что моя жизнь и смерть в ваших руках. Вы можете выбрать смерть и отправить меня туда, — она кивнула на окно, за которым все еще трещали винтовочные залпы, — я вполне готова к такому повороту событий; или подарить жизнь — и тогда я буду служить вам до самой смерти, пойду ради вас на смерть, и стану служить даже после смерти, если потребуется, смерти моей или вашей — не имеет значения.

     

     — Вы так часто повторяете слово «смерть»… — усмехнулся собеседник.

     

     — Мы с ней старые подруги, — скромно улыбнулась Мэгги. — Молочные сестры… [1]

     

     После небольшой паузы человек за столом нажал на кнопку вызова.

     

     — Верните ее в камеру, — приказал он выросшим на пороге солдатам. — Я должен подумать.

     

     «А чего тут думать», — мысленно усмехнулась Мэгги, когда ее вели по тюремному коридору. — «Ты уже принял решение. Только сам этого не знаешь. Я знаю, я».

     

     Камера находилась в подвале. У самого потолка имелось небольшое зарешеченное окошко, выходившее в тюремный двор, поэтому выстрелы, а также крики раненых и умирающих теперь звучали чуть ли не под самым ухом. Но Мэгги было не привыкать. Едва переступив порог камеры, она рухнула на циновку, завернулась в рваное одеяло и тут же уснула.

     

     Разбудить ее сумел только лязг открываемой двери. Беглая принцесса на горошине приподнялась на циновке и продрала глаза. На пороге стоял Франц Стандер собственной персоной. Белголландский шпион выглядел неважно — голова перевязана, правая рука тоже, униформа в пятнах копоти и брызгах крови… Что ж, герр Стандер никогда не был тыловой крысой.

     

     — Слава богу, — сказал белголландец, — я был уверен, что не успею. Теперь все будет в порядке.

     

     Мэгги Хан пожала плечами, повернулась на другой бок и снова уснула. За последний месяц ей почти не приходилось спать — когда еще представится случай наверстать упущенное?

     

     Часов через пять или шесть за ней пришли снова и отвели в другой подвал. В центре комнаты, при тусклом свете мигающей электрической лампочки, на покосившемся деревянном табурете сидел избитый и окровавленный человек, голова которого свесилась на грудь. Тем не менее, она его сразу узнала. Комиссар Сы.

     

     — Это ведь он тебя предал, верно? — спросил давешний собеседник, который тоже был здесь. — Вот твой шанс расквитаться, — добавил он и протянул ей пистолет — по всем правилам хорошего тона, рукояткой вперед.

     

     «Где-то здесь должен быть подвох», — подумала Мэгги, незаметно взвешивая пистолет на ладони. Незнакомая модель. В чем тут фокус? Магазин пуст? Предохранитель заперт? Холостые патроны? Она так и не нашла в ответ, потому что в этот момент комиссар Сы медленно поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза. Больше принцесса не колебалась — прицелилась точно в лоб и спустила курок. К ее легкому удивлению, пистолет дернулся в руке и с веселым лязгом выбросил гильзу, а во лбу у комиссара Сы образовалась обугленная черная дыра. Как говорится, здравствуй и прощай. Товарищ Номер Четыре снова уронил голову на грудь — теперь уже навсегда.

     

     — Я должен был убедиться, — сказал генерал Ван Цзинвэй. — Будем считать, что вы прошли испытание. Можете быть свободны. В свое время мы встретимся снова.

     

     Она уже стояла на пороге, когда услышала у себя за спиной:

     

     — Мы с вами очень похожи, госпожа Хан. Я тоже никого не предавал. Я по-прежнему служу китайскому народу. Просто делаю это по-своему.

     

     «Как скажешь», — подумала Мэгги, но не посчитала нужным что-либо добавить к вышесказанному.

     

     Оказавшись на улице, она первым делом поискала глазами солнце, поскольку часы у нее отобрали при аресте, да так и не вернули. Солнце едва приподнялось над океаном. Раннее утро. Она все еще была жива. День начался неплохо.

     

     При аресте у нее отобрали не только часы. Мэгги задумчиво проверила карманы. Временный пропуск и трехцветная повязка — вот и все, что она получила на выходе. Оранжевый-белый-голубой. Не самая ужасная комбинация. Могло быть хуже.

     

     Служебную машину искать было бесполезно, общественный транспорт пока еще не работал, поэтому она определила направление и медленно побрела домой пешком.

     

     Дома на месте не оказалось. Прямое попадание. То ли авиабомба, то ли главный калибр торчавшего на рейде белголландского линкора. Как ни странно, Мэгги увидела в этом добрый знак. С прошлым в очередной раз покончено. Можно начать с чистого листа. В очередной раз.

     

     Она практически бесцельно бродила по улицам до самого вечера. В руинах все еще постреливали, аборигены под присмотром оккупантов продолжали тушить пожары или разгребать развалины. За все это время ее ни разу не остановили, не проверили, не потребовали предъявить документы. Волшебная сила белголландского триколора, не иначе.

     

     Ноги сами собой привели ее к зданию мэрии славного города Шанхая. Не мудрствуя лукаво, здесь же решила разместиться оккупационная администрация за компанию с китайскими коллаборационистами. Вход охраняли китайцы с трехцветными повязками — едва глянули в ее пропуск и тут же пропустили внутрь. Оказавшись внутри, Мэгги решительно направилась на шум голосов и оказалась в конференц-зале. Атмосфера была пропитан грозой и сигаретным дымом — так оно обычно и бывает. Генерал Ван Цзинвэй тоже был здесь, как и Франц Стандер, а с ними десятка два китайских, белголландских и японских офицеров, политиков и чиновников. На повестке дня что-то стояло. Мэгги Хан непринужденно опустилась в ближайшее пустое кресло и прислушалась. Похоже, что она явилась как раз вовремя, чтобы спасти все это предприятие.

     

     -…прежде чем мы продолжим, мы должны выбрать официальное наименования для нашего правительства, — говорил один из китайцев (конечно, украшенный трехцветной повязкой). — Мы слишком долго откладывали принятие решения, но дальше тянуть нельзя. Завтра утром мы должны обратиться к народу, это крайний срок. От чьего имени? Как мы подпишемся под документом?

     

     — Я уже неоднократно говорил, — отозвался Ван Цзинвэй, — мы — законное правительство Тайпинского Царства, так мы и должны называться; а те, кто бросил город и отступил в глубь страны — предатели и изменники…

     

     — Вот именно, неоднократно, — подал голос один из белголландских гостей, — но нас вы так и не убедили. Кого-нибудь другого — быть может, но не нас. Об этом не может быть и речи. По крайней мере, до окончания войны. Наши солдаты и так плохо понимают, за что они здесь сражаются. Мы не станем запутывать их больше и читать лекции на тему «Чем одни тайпины отличаются от других». Нет, и еще раз нет. Это наше последнее слово, генерал. Придумайте что-нибудь другое. Пусть даже временное.

     

     — Хорошо, — неожиданно легко сдался Ван Цзинвэй. — Какие будут предложения?

     

     — Как насчет… Временная Реорганизованная Администрация Китайской Империи? — неуверенно произнес один из японских офицеров.

     

     — Враки, — немедленно отозвалась Мэгги Хан.

     

     — Что, простите? — добрая половина глаз в этом зале повернулась в ее сторону.

     

     — В.Р.А.К.И., — повторила Мэгги. — Вы действительно хотите нарисовать на своих знаменах и документах эту аббревиатуру?!

     

     — Тогда… Освобожденные Районы Китайской Империи, — предложил другой участник совещания.

     

     — ОРКИ, — хихикнула Мэгги. — Отличное самоназвание. Враг будет в восторге! [2]

     

     — Эээ… Шанхайский Комитет Умиротворения Революционной Китайской Армии! — выпалил следующий гость.

     

     — ШКУРКА, — тяжело вздохнула Мэгги. — Теперь я поняла, вы издеваетесь. У меня начинает складываться впечатление, что я ошиблась адресом и попала на тайное собрание саботажников и диверсантов.

     

     — Кто эта женщина и что она здесь делает?! — поинтересовался четвертый.

     

     — Кстати, хороший вопрос, — согласилась Мэгги. — Ваша система охраны никуда не годится. Часовые на входе почему-то решили, что с моим пропуском можно не только гулять по городу, но и присутствовать на заседании временного правительства. Вам повезло, что это я, а не какой-нибудь недобитый тайпинский патриот.

     

     — Да как ты смеешь… — начал было пятый, но ему не позволили договорить.

     

     — Тишина! — рявкнул генерал Ван Цзинвэй. — Что вы предлагаете, госпожа Хан?

     

     — Мы в Китае, дамы и господа, — сказала Мэгги, хотя кроме нее других дам в зале не было. — Не вижу смысла заново изобретать колесо. Мы должны провозгласить новую справедливую династию и объявить какой-нибудь девиз правления. Только и всего. Китайский народ это любит, китайский народ к этому привычен. Дайте ему нового императора, объясните что прежний режим потерял благосклонность Вечного Неба — и китайцы пойдут за вами. Не все, конечно. Быть может, даже не большинство. Но многие. Кстати, династия необязательно должна быть новой. Возможно, это один из тех случаев, когда стоит возродить старую династию. Возврат к корням, и все такое прочее, понимаете ли. Это китайцы тоже любят. Разумеется, Цин не подходит, я бы никогда не осмелилась предложить такое; как и Юань. Вряд ли Мин, память еще слишком свежа; Цинь может вызвать неприятные ассоциации, а Хань — слишком претенциозно. Дайте-ка подумать… Пожалуй, Шан будет в самый раз. Да, династия Новая Шан — так мы себя и назовем. Или Великая Шан, это уже детали. Легко запоминается, внушительно звучит, в меру пафосно и достаточно круто — вы уж простите мне молодежный жаргон, но молодежь нам ведь тоже надо привлекать. К тому же, на первых порах нас все равно будут называть «Шанхайским режимом» или «Шанхайским правительством» — нашим иностранным союзникам будет проще запомнить, да и врагам тоже. Не будем забывать про врагов. Конечно, «Шан» и «Шанхай» совсем не однокоренные слова, но врагам это знать необязательно.

     

     — А где мы возьмем императора? — поинтересовался один из китайских министров.

     

     — Всему вас надо учить, — грустно покачала головой Мэгги. — Оригинальная империя Шан пала три тысячи лет тому назад — да какая разница, где мы его возьмем?! [3] Любой деревенский дурачок сгодится, желательно сирота. Потом подберем для него императрицу, пусть делает наследников…

     

     — Уж не себя ли вы имеете в виду? — фыркнул один из белголландских полководцев.

     

     — Этого еще не хватало! — возмутилась Мэгги. — За кого вы меня принимаете?! Хотела бы я быть императрицей — осталась бы где-нибудь на Острове Черепов…

     

     — Только один вопрос, — заговорил другой белголландец. — Я немного изучал вашу историю…

     

     «Еще бы ты ее не изучал, — подумала принцесса. — Как бы ты иначе смог нас победить и завоевать?»

     

     — Почему именно Шан? — продолжал белголландский захватчик. — Такая глубокая седая древность… Почему не что-нибудь другое? Чжоу, например? Тан? Или даже Сун?

     

     — Вижу, что изучали, — заметила Мэгги Хан, — но кажется мне, что недостаточно глубоко. — Она окинула быстрым пристальным взглядом своих новых китайских коллег. Судя по мрачным улыбкам, некоторые из них уже поняли. — Видите ли, господин генерал, новая Шанская империя — это как раз то, в чем мы нуждаемся сегодня.

     

     Мэгги позволила себе небольшую драматическую паузу и добавила:

     

     — Шан — это единственная китайская династия, которая приносила древним богам и демонам массовые человеческие жертвы.

     

     

     * * * * *

     

     

      …Оборвали и связи, и нервы,

      Снова правит в Китае вольготно

      Царство Шан, приносящее в жертвы

      И людей, и домашних животных.

     

     

      Если Чжоу назад не вернутся,

      Если вновь не нарушат границы,

      Где теперь воплотится Конфуций —

      Если он вообще воплотится?!..

     

     _______________________________

     

     1) Персонификация смерти в китайской мифологии обычно мужского рода, но при желании можно найти несколько исключений.

     

     2) Разумеется, разговор шел не по-русски, но аббревиатуры все равно были смешные и нелепые.

     

     3) Древняя китайская империя Шан (Шанг, Шан-Инь) была уничтожена около 1100 года до нашей эры.

     

     

     

     ___

     * * * * *

     

      « — Сэр, — обратился к нему Бартолд, — не знаете ли, где мне разыскать родича, на днях прибывшего сюда? Звать его Коннор Лох мак Байртр.

      — Знаю, — ответил незнакомец.

      — Где? — спросил Бартолд.

      — Перед тобой, — ответил незнакомец. Он мгновенно отступил на шаг, сбросил арфу на траву и выхватил меч из ножен.

      Бартолд смотрел на Байртра как зачарованный. Под длинными волосами он увидел точную и несомненную копию собственной физиономии. Наконец-то кандидатура найдена!

     

      Однако кандидатура явно не намеревалась вступать в сотрудничество».

     

      Роберт Шекли, «Раздвоение личности».

     

     * * * * *

     

     Блуждая взглядом по таинственной карте, Фамке ван дер Бумен приняла окончательное решение твердо считать, что она не сошла с ума, и не является жертвой чудовищного розыгрыша. Напротив, это все происходит с ней на самом деле. Виктория и Вальтер не обманули. Параллельные миры существуют, и в одном из них она прямо сейчас находится. Похоже, этот прекрасный новый мир незначительно отличается от ее родного, а все эти «шумеры» и «саргоны» — всего лишь безумные аббревиатуры. Впрочем, кто мы такие, что бы их судить? На моей родной планете и не такие аббревиатуры можно было встретить.

     

     Ладно, с альтернативными мирами разобрались, что делать дальше? Ага, придумала.

     

     — …и что это такое на тебе надето?! — ее точная копия даже не собиралась закрывать рот.

     

     — Я устала, очень устала, — пробормотала Фамке и при этом произнесла чистую правду. — Я сняла эту одежду с трупа. Я не помню, когда в последний раз обедала… или завтракала…

     

     — Какая же я дура! — завопила загадочная собеседница. — Пойдем, я сама отведу тебя в твою комнату.

     

     Идти пришлось недалеко. Комната находилась в очередном дурацком бунгало. Вот уж действительно, незначительные отличия.

     

     — Я прикажу никому тебя не беспокоить, — добавило зеркальное отражение. — Отдыхай, приводи себя в порядок. Поговорим завтра.

     

     Дверь захлопнулась, и Фамке наконец-то смогла перевести дух.

     

     А этот мир не так уж и плох, решила она минут десять спустя. Здесь есть все удобства, и набитый холодильник почти не дребезжит. А еще карта на стене, точная копия той, что висела в только что оставленном кабинете. Фамке опустилась на койку и уставилась на карту во все глаза. Черт побери, эти границы, эта расцветка…

     

     Еще через десять или пятнадцать минут Фамке ван дер Бумен решила, что она может гордиться своими аналитическими способностями. Судя по всему, одним из гегемонов этого мира является красная (коммунистическая?) Германия. В одной из германских типографий эта карта и была напечатана. А потом разошлась по всему ЭТОМУ миру, в кабинеты вассалов и союзников, одним из которых является красная (социалистическая?) Нидерландская Индия. Где ее местный близнец занимает какой-то высокий пост… Глазам невозможно поверить, точная копия. Только болтает много и розовые сопли любит размазывать. Как такое возможно? Ага, понимаю. Выросла при другом политическом режиме. Это многое объясняет. Да, точно. Но постойте… Сразу два близнеца? Ведь местная копия Фамке не удивилась, когда увидела еще одну свою копию… Сто тысяч чертей, сколько у нее копий в этом мире?! И если ее приняли за одну из копий, то где в таком случае пропадает настоящая оригинальная местная копия?!

     

     Стоп-стоп-стоп, так и запутаться недолго. Надо навести порядок. Начнем сначала. Фамке номер 1 — это я. Фамке номер 2 — болтушка из кабинета с картой. Фамке номер 3…

     

     С таким же успехом она могла считать овец, потому что до четвертого номера Фамке номер 1 не добралась, и наконец-то заснула.

     

     Когда она проснулась, за окнами было темно, а кто-то тыкал ей в подбородок холодным стволом пистолета. Не только тыкал, но и шипел при этом:

     

     — Ты кто такая, дьявол тебя побери?!

     

     В комнате царил мягкий полумрак, но голос, силуэт и манеры не оставляли практически никаких сомнений. Вот она, Фамке номер 3, с которой ее перепутала Фамке номер 2.

     

     — Стоило всего на сутки отлучиться, как все планы едва не пошли прахом! — продолжала кипеть Фамке номер Три. — Пришлось под покровом ночи в комнату пробираться. Откуда ты взялась, я тебя спрашиваю?! Из какого мира?!!!

     

     «А эта Фамке номер Три кое-что знает», — заметила Фамке номер Один. — «Не успели познакомиться, как она уже спрашивает, из какого я мира!»

     

     — Эээ… с планеты Земля, — наконец-то разлепила пересохшие губы Фамке номер 1. — Ну, так мы ее называем…

     

     — Да не может этого быть! — если бы ирония могла убивать, Фамке номер 3 прямо сейчас уничтожила бы одним своим голосом несколько мелких индонезийских племен или даже человеческих рас. — Опиши свой мир, дура! Когда случилась развилка?! Как называется твоя страна, например? Как ты здесь очутилась?!

     

     — Восточная Белголландская Империя, — Фамке номер 1 решила, что нет смысла скрывать правду. — У нас гражданская война началась, поэтому я временно скрывалась на Острове Черепов, а потом внезапно ситхи напали… то есть сикхи. Халистанцы, короче говоря…

     

     — Заткнись, — прозвучало в ответ. — Все ясно, можешь не продолжать. Видела я твой мир, та еще дыра. Отсюда вопрос — что мне теперь с тобой делать? Ты знаешь, сколько времени и сил я потратила на внедрение в красные Нидерланды?! Мне удалось заморочить мозги местной дурочке. Она верит, что я — ее потерянный в младенчестве близнец. Нетрудно было поверить. Великая Война, потом революция, затем гражданская война, беспризорники, детские приюты… И тут появляешься ты! Фамке ван дер Бумен из трижды гребаной Белголландской Империи!!! Королева японская и австралийская! Принцесса папуасов и пингвинов! Да, я все знаю о твоем мире и границах твоей империи. Я только не знаю, что с тобой делать. Третий близнец — это откровенный перебор. Даже такая лопушка, как здешняя Фамке, может что-то заподозрить. Конечно, от нее можно избавиться, и я смогу легко сыграть ее роль… Нет. Не стоит рисковать. Извини, Фамке, ничего личного…

     

     Фамке номер Три не договорила, потому что Фамке номер Один уже бросилась в атаку.

     

     В концов концов, Фамке номер 1 росла в змеином гнезде, известном как «Белголландия», поэтому давно поняла, к чему клонит Фамке номер 3. Этого еще не хватало — быть убитой своим двойником (тройником?) в параллельном мире! Глупейшая смерть, не всякому врагу пожелаешь. Поэтому…

     

     Они некоторое время барахтались на полу, а потом пистолет приглушенно выстрелил. При этом отскочивший затвор ударил Фамке номер 1 точно в солнечное сплетение — нарочно так не попадешь! — в глазах потемнело, весь воздух наружу. Уффф. Черт побери, нехорошо-то как получилась, подумала она, ощупывая свежий труп. В комнате по-прежнему господствовали сумерки, лишь тонкая полоска света из-под неплотно прикрытой двери ванной комнаты вносила небольшое оживление в темное царство тьмы. Поэтому Фамке не могла как следует разглядеть лица своей жертвы — но это и к лучшему. Нечего тут сопли распускать. Я жива, а она — нет, и только это имеет значение.

     

     «Как мне удалось ее победить?» — невпопад подумала леди фан дер Бумен. — «Ведь точная копия, силы должны быть равны… наверно… Или нет? Пожалуй, что нет. Выросли при разных политических системах. Другое воспитание, другой жизненный опыт, другая военная подготовка. Точно, другой опыт. Она привыкла иметь дело с Фамке номер Два, поэтому забыла, что я могу быть гораздо более опасным и серьезным противником. Потому и проиграла. А я победила!!!»

     

     Три тысячи треугольных китов! Фамке номер Три пришла из другого мира! Совсем другого! Сколько этих миров вообще?! И как называется ее родная страна? В каком гадюшнике она выросла?! Похоже, она была маленькой злобной стервой — даже более злобной, чем я.

     

     Фамке номер Один подошла к окну, проверила, что снаружи никого нет — только спящий ночной лагерь; убедилась, что входная дверь снова заперта, после чего укрылась в ванной комнате, где принялась изучать добытые трофеи, извлеченные из рук и карманов покойной Фамке номер Три.

     

     Карманный автоматический пистолет, примерно 8-мм калибра, украшенный многочисленными иероглифами. Китайский, что ли? Или японский? На пресловутой карте этого мира красовались китайские и японские государства, но вряд ли она на них работала. Трофей, наверно. Не имеет значения.

     

     Записная книжка в плотной обложки из искусственной черной кожи. Какие-то шифры, коды… ничего не разобрать. Отложим на потом.

     

     Карандаш… вроде настоящий, обычный карандаш, не какое-то отравленное шпионское оружие.

     

     Часы… Хм, не знаю такую фирму. Вроде немецкие. Еще один привет из союзной красной Германии?

     

     Плотно набитый бумажник. «Верховное казначейство Нидерландской Индийской Демократической Республики». Серпы, молоты, звезды… Точно, коммунисты. Похоже, инфляцию они уже победили, все купюры мелкого достоинства — тройки, пятерки, десятки.

     

     И документы. Удостоверение в твердой красной обложке. «Нидерландская Красная Армия. Народная военная полиция. Старший майор. Петра ван дер Бумен». Петра? Петра?! Что за плебейское имечко! Ничего лучше придумать не могла?! Петра… «Так вот теперь меня зовут», — вдруг ясно осознала Фамке.

     

     А разве у нее есть другие варианты?

     

     Потому что на повестке дня снова стоит традиционный, даже банальный, но все равно важный вопрос — что делать дальше?

     

     Новые альтернативные миры — это, разумеется, очень интересно и увлекательно, но при этом — как она успела убедиться — смертельно опасно. Спасибо, этого добра и на родной планете хватает. «Вот, кстати, именно туда я и хочу вернуться». Дом, милый дом. Там все ясно и понятно. Где враги, кто друзья… Более-менее.

     

     Как вернуться? Понятия не имею. И некому подсказать.

     

     Можно, конечно, пойти к этой самой Фамке номер Два и во всем чистосердечно признаться. Так мол и так, заблудилась, попала к вам совершенно случайно, не обижайте меня, помогите вернуться домой… Фамке номер 2 вроде похожа на приличного человека… Нет. Не стоит так рисковать. Кто их знает, этих альтернативных коммунистов. Запрут в секретной подземной лаборатории, начнут опыты ставить, кровь на анализы брать… Нет, не надо.

     

     А вместо этого надо избавиться от трупа и продолжать играть роль старшего майора «Петры ван дер Бумен», раз уж спектакль так удачно начался.

     

     Эта «Петра», или как ее там, была шпионкой из совсем другого параллельного мира. Сама призналась. У нее должны быть сообщники, сотрудники, кураторы — кто-нибудь. Рано или поздно они дадут о себе знать. И вот тогда надо действовать осторожно, и очередного агента брать живым. Потолковать с ним как следует и узнать, где он прячет машину времени — или машину пространства?! — и по какому адресу находится родная Восточная Белголландская Империя. Да, именно так. Отличный план, Фамке — то есть Петра. Так и будем действовать.

     

     А там видно будет.

     

     __продолжение следует__

      «Мы не имеем права бояться сарацинов, — бушевал он на совете. — Один раз убоявшись, мы предадим дело господа. Иерусалим не может больше ждать!

     

     

      — Гроб господень ждал тысячу лет, — заметил негромко разумный Раймонд Тулузский, друг византийского императора. Раймонд был богаче других вождей, его графство во Франции приносило ему больше дохода, чем владения всех остальных рыцарей, вместе взятых, и Раймонду не нужна была своя империя на Востоке.

     

     

      Танкреду империя была нужна. Хоть самая маленькая».

     

      Кир Булычев, «Четыре бога и Антиох».

     

     * * * * *

     

      Фракия, 1941 год.

     

     * * * * *

     

     — Давай, жми!!! — в полную силу своих легких заорал обер-лейтенант Маринович — и водитель услышал его. Двигатель командирского «кайзертигера» взревел на повышенных оборотах. Экипаж танка не мог этого видеть, но из-под гусениц брызнули комья земли и каменные осколки. Имперская бронемашина как будто из последних сил перевалила через остатки вражеского редута, ухитрившись в процессе засыпать турецкую траншею, раздавить легкую противотанковую пушку и намотать на катки несколько десятков метров колючей проволоки. У османских защитников окончательно сдали нервы, и они бросились врассыпную.

     

     — Бей янычар!!! — завопил обер-лейтенант, не отрываясь от своего визора — и на этот раз его услышал башенный пулеметчик, немедленно принявшийся поливать разбегающихся турок короткими очередями, которые раз за разом становились все длиннее и длиннее — пока последнее звено последней ленты не выпало из приемника на раскаленную броню. И только тогда воцарилась долгожданная тишина.

     

     Маринович распахнул верхний люк командирской башенки и выбрался на броню. Зрелище, открывшееся его взору, было вне всякого сомнения достойно чьего-то пера или кисти. Повсюду, куда не кинь взгляд, мир был охвачен огнем и укутан дымом. Город пылал, подожженный с двух сторон — беспощадными захватчиками и отчаявшимися защитниками одновременно. Но это не имело значения. Так и должно было быть. Город должен быть очищен, прежде чем в его пределы войдут новые хозяева. Так сказал Карл, император, властелин Священной Римской Империи, эрцгерцог Австрийский, король Венгерский, Румынский, Хорватский и прочая, прочая, прочая. Несколько месяцев тому назад его непобедимые легионы вошли в Рим, и тогда повелитель австрийцев и других верных ему народов смог по древнему обычаю короноваться в Вечном Городе. Теперь пришла очередь другой старинной имперской столицы. Константинополь лежал у ног победоносной австро-венгерской армии. Оставалось только наступить на него. Так оно и будет… Скорей всего, уже завтра, зевнул обер-лейтенант, бросив короткий взгляд на солнце, едва видимое сквозь черные облака, усеявшие небо. Да, завтра. Это был длинный день. Турки никуда не денутся, а наши солдаты и боевые машины заслужили отдых. Топливо и снаряды на исходе. До утра имперские линии снабжения протянутся к новым позициям, танки будут заправлены, боеприпасы сложены в бортовых арсеналах — и тогда останется только один короткий бросок к морю. К морю, которое уже можно видеть с этого холма. Обер-лейтенант потянулся за биноклем. С азиатского берега доносилась канонада, там тоже кипело сражение. «Бессмертные» персидского шахиншаха (союзнички…) спешили урвать свою долю добычи и славы. Судя по всему, им тоже оставалось сделать один короткий бросок — и с тысячелетней Турецкой Империей, исконным врагом Европы и славянского мира, будет покончено — раз и навсегда.

     

     * * * * *

     

     Чуть позже победоносные австрийцы кое-как расставили охранение и собрались у костров. Турки, получившие хорошую трепку, их не беспокоили. В ночном небе гудела имперская авиация, время от времени лениво сбрасывавшая на Город смертоносный груз.

     

     — Еще один день — и все будет кончено, — заявил капитан Берталан, прислушиваясь к далеким разрывам. У этого костра собрались почти все офицеры батальона. Закусывали трофейными халяльными консервами.

     

     — Эта война идет слишком удачно, — осторожно заметил обер-лейтенант Левитанский. — Обычно так не бывает.

     

     — Именно так и бывает, — хохотнул капитан Бергенфельд, — когда выбираешь правильный момент для вступления в войну! Греки и турки обескровили друг друга — нам остается только подобрать ошметки их империй. Конечно, это не значит что мы должны расслабляться. Помните, господа, что нам еще предстоит освобождать Иерусалим!

     

     — Нам еще много чего предстоит освобождать, — согласно кивнул Берталан. — Bella gerant alii, tu felix Austria, nube! То есть я не то хотел сказать…

     

     — Вот именно, — кивнул в ответ Бергенфельд. — Конечно, персы будут против — но кто их спрашивает? «Азия для азиатов»… как бы не так! «Азия для австрийцев» — вот так будет правильно!

     

     — Последняя буква, — поддакнул Маринович.

     

     — О чем это вы? — не понял Левитанский.

     

     — АВСТРИЯ, — охотно пояснил Бергенфельд. — AUSTRIA — австрийцы, угры, славяне, трансильванцы, румыны, итальянцы! Это самая популярная, практически общепринятая версия. Только последняя буква всегда вызывает споры. То ли Азия, то ли Африка, то ли Австралия, то ли Антарктика… то ли все сразу!

     

     — Австрийцы, угры, итальянцы… Кого-то не хватает, — заметил Левитанский.

     

     — Есть мнение, что «И» — это иудеи, — снисходительно поведал Бергенфельд, — а «Р» — римляне, под которыми стоит понимать итальянцев, румын и прочих валахов. Есть и другие расшифровки, конечно.

     

     — Непонятно, почему трансильванцы получили отдельную букву, — пробурчал Берталан, — и где тогда цыгане?

     

     — Снова «Р» — рома, — предположил Маринович. — Греки — тоже «Р», ромеи. Как и русины. А «Т» — турки, которых мы почти завоевали. «А» — то ли албанцы, то ли арийцы, то ли ашкеназы…

     

     — А «С» — сефарды, — понимающе кивнул Левитанский. — В таком случае «У» — это украинцы. Остался хоть один народ или раса, не охваченная нашей великой аббревиатурной империей?

     

     — Сомневаюсь, — хмыкнул Бергенфельд. — Предки были не глупее нас. Они все предусмотрели. Сама судьба — и латинский алфавит, конечно, ха-ха! — говорят, что Австрии суждено править миром! Сегодня — Константинополь, завтра — Иерусалим, послезавтра — весь мир!

     

     — Скоро наши возьмут Москву, вот тогда можно и на Иерусалим повернуть, — кивнул Берталан.

     

     — Русские называют Москву «третьим Римом», — вспомнил Маринович, в годы вольнодумной студенческой юности посещавший кружок Славянского Общества. — Сразу три Рима под одной короной — поди неплохо, полагаю!

     

     * * * * *

     

     Двенадцать часов спустя он уже так не думал. Как минимум один из Римов был лишний. Возможно, именно этот самый.

     

     В последнюю точь турки вовсе не сидели сложа руки. Они готовились, добросовестно готовились продать свои жизни и остатки Оттоманской империи по максимально высокой цене. Потери были ужасны, чудовищны. Маринович потерял почти весь свой экипаж, не считая радиста, кое-как набрал новых танкистов из подбитых машин — и потерял их снова. И так три раза подряд.

     

     Австрийцы были уверены, что с османской авиацией покончено давным-давно, и что имперские люфтваффе безраздельно господствуют в константинопольском небе. Как оказалось, они жестоко ошибались. Турки приберегли остатки своих ВВС для этого последнего боя. Вот и сейчас…

     

     — Воздух! — заорал башенный стрелок (третий по счету за сегодня), одновременно разворачивая в зенит ствол крупнокалиберного «Шварцлозе». «Кайзертигер» под командованием Мариновича как раз продирался через очередную узкую константинопольскую улочку. Обер-лейтенант проследил за поворотом пулеметного ствола — скорее равнодушно, чем встревоженно — на этом этапе он уже практически никого и ничего не боялся. И действительно, турецкий самолет. Легкий штурмовик. Местной постройки. Его оригинальное турецкое имя невозможно было произнести — нечто вроде «Фендербахчоглы» — поэтому австрийцы называли его просто «Колючка». Или «Заноза». Или «Шило». Были и другие прозвища, менее приличные. Справа и слева от австрийского танка по крышам домов ударили снаряды. Но самый новый пулеметчик был хорош — возможно, именно поэтому он протянул так долго — поэтому он поразил пикирующий турецкий штурмовик уже второй очередью. Удачно поразил — срезал крыло, поэтому турка повело в сторону, и, таким образом, вражескому пилоту больше нечего было рассчитывать на прицельный огонь на излете или даже на успешный таран. Скорей всего, турок тоже это понял, потому как за несколько секунд до того, как «Заноза» окончательно врезалась в землю — где-то в соседнем квартале, — над тем же кварталом раскрылся купол парашюта.

     

     — Поворачивай туда, — в неожиданном приступе кровожадности (хотя, казалось бы, куда больше и дальше?!) приказал Маринович водителю. — Хочу достать этого османского ублюдка!

     

     Водитель (четвертый по счету) не стал спорить с командиром. Ему было как-то все равно.

     

     «Кайзертигер» проломил несколько глинобитных заборчиков и выехал на соседнюю улицу. Здесь пришлось иметь дело с турецкими ополченцами, которые попытались атаковать имперский танк бангалорскими торпедами — и были безжалостно раздавлены гусеницами. Когда с ними были покончено, кровожадность Мариновича упала на несколько градусов, и его охватили легкие сомнения — где искать одинокого пилота в этом лабиринте смерти, где так много врагов и целей? Но искать не пришлось.

     

     — Смотрите, герр обер-лейтенант, — пулеметчик первым заметил подбитого летчика. — Вон там, наверху…

     

     И действительно, справа по борту, метрах в тридцати по гипотенузе, примерно на высоте третьего этажа, трепыхалась человеческая фигурка в летном комбинезоне, которая пыталась освободиться от строп парашюта, зацепившегося за провода, натянутые примерно на высоте четвертого этажа. Первым делом Маринович подумал, что турок так дергается, потому что его бьет электрическим током — но потом понял, что током здесь и не пахнет. Осаждающие армии отрезали османскую столицу от электричества много дней назад. Иногда люди дергаются просто так.

     

     — Снять его? — на всякий случай уточнил пулеметчик и снова развернул «Шварцлозе».

     

     Обер-лейтенант не успел ответить — пилот наконец-то разрезал стропы и камнем полетел вниз. Маринович не разобрал звуки, которые сопровождали приземление, потому как к тому часу успел слегка оглохнуть.

     

     — Подъезжай поближе, — велел командир танка. Водитель послушно выполнил приказ.

     

     К совсем небольшому удивлению Мариновича (к тому времени его мало что могло удивить), вражеский пилот практически не пострадал в процессе падения с высоты третьего этажа и теперь, едва заметно прихрамывая, пытался убраться прочь. Ларчик открывался просто — османский авиатор очень удачно приземлился на кучу трупов, которая украшала окрестности перевернутого грузовика-труповоза с красным полумесяцем на борту. Мягкая посадка. И поездка тоже, отстраненно констатировал обер-лейтенант, когда его «кайзертигер» проехался по той же куче, громко хлюпая и брызгая во все стороны красненьким. Танк постепенно набирал скорость и успешно догонял полу-идущего, полу-бегущего человека. Турецкий летчик обернулся. В его руке сверкнул пистолет. По танковой броне застучали пули. «На что он рассчитывает?» — снова почти не удивился Маринович — и почти сразу получил ответ, когда третий по счету пулеметчик, торчавший по пояс из соседнего люка, упал на броню и разбросал руки. Если судить по раздробленному затылку, одна из пистолетных пуль поразила его прямо в лицо. «Могло быть хуже, — подумал обер-лейтенант. — На его месте мог быть я!» В следующий момент что-то тяжелое ударило его в лоб, расквасило бровь над левым глазом — и принялось заливать кровью этот самый левый глаз. Маринович не сразу понял, что именно произошло, а когда понял, удивился чуть больше, чем обычно. У турка закончились патроны, и поэтому он запустил в имперского офицера пустым пистолетом. И, что самое интересное — попал!!!

     

     — Наглость несусветная, — произнес Маринович вслух и добавил, обращаясь к водителю: — Да раздави ты его уже!!!

     

     Складывалось впечатление, что османский мерзавец тоже его услышал — или угадал намерения, потому что внезапно повернул налево и метнулся в очередную узкую улочку. Водитель «кайзертигера» неотступно следовал за ним (он был хорош, даже лучше покойного пулеметчика). Впрочем, недостаточно хорош, осознал Маринович несколько секунд спустя. Не следовало ему сворачивать в эту улочку. Уж очень узкой она оказалась — и потому танк как-то сразу и безнадежно застрял. В очередном приступе кровожадности обер-лейтенант схватился за пулемет и попытался прицелиться в убегающего турка. Это было непросто — мешал труп пулеметчика, а сбросить его на землю не было никакой возможности, потому что мешала нависшая над башней глинобитная стена, по которой побежали трещины. В приступе отчаяния (и кровожадности, конечно) Маринович уже был готов отдать приказ стрелять в турецкого пилота из танкового орудия (88 мм — классика, ни разу не подводила), однако в этот самый момент в дальнем конце переулка появились новые солдаты, почему-то в незнакомых мундирах. Командир танка не успел их опознать, а турецкий беглец уже поднимал руки. «Если он сдается им в плен, значит не турки», — хладнокровно рассудил Маринович. — «Но и на наших не очень-то похожи. Неужели персидские союзники (?) успели перебраться на европейский берег?!» Но тут незнакомые солдаты принялись размахивать флагом, и Маринович наконец-то удивился. Вот уж кого он не ожидал тут встретить. Все-таки союзники. Но не персы.

     

     — Герр обер-лейтенант, машина застряла, — наконец-то осмелился доложить водитель.

     

     — Да я уже и сам понял, — почти добродушно отозвался Маринович. — Ладно, мы уже почти добрались до места. Дальше пойдем пешком. Заодно поздороваемся с новыми друзьями…

     

     Остатки экипажа кое-как выбрались из танка, дошли до конца переулка, свернули направо — и почти сразу уткнулись в громаду Большой мечети Айя-София, она же Собор Святой Софии Константинопольской.

     

     Площадь перед собором была усыпана морскими пехотинцами в черных мундирах; на рукавах и шлемах сверкали оранжево-бело-синие триколоры.

     

     * * * * *

     

     — Пленника нам хотя бы отдайте, — угрюмо пробурчал Маринович.

     

     — Вот еще, — лениво протянула предводительница союзников, наглая рыжая деваха, с прищуром изучавшая очередную фреску. — Это мой пленник. То есть пленница.

     

     — Пленница? — обер-лейтенант немного подумал и решил все-таки удивиться. — Турецкая летчица?!

     

     — Ну да, — кивнула рыжая. — Ее захватили мои солдаты. Кстати, к Константинополю это тоже относится. Там, в Мраморном море, стоят наши линкоры. Спросите у любого капитана, он вам подтвердит.

     

     — По какому праву… — от такой наглости у австро-венгерского офицера даже дух перехватило, и он едва удержался от серии отборных хорватских ругательств.

     

     — По праву завования, — охотно пояснила собеседница и перешла к следующей фреске. — Это наш город. Наследственное владение. Мы вернулись на родное пепелище. — Она демонстративно всхлипнула и смахнула воображаемую слезу. — Скажи ему, Рэймонд.

     

     — Капитан Вестерлинг, — представился незаметно выросший у них за спиной молодой офицер. — Леди ван дер Бумен права. Это наш город. Со времен императора Балдуина. Он ведь был белголландцем, родом из Фландрии, если вы помните; а созданное им государство было первой Белголландской Империей. В ваших учебниках (не забудьте выкинуть их на свалку) оно известно как «Латинская Империя», но теперь вы знаете правду, вы узрели истину — и уже никогда не сможете ее развидеть.

     

     — Византийский тлен, — снова заговорила белголландская принцесса, — задержал развитие человечества на добрую тысячу лет. Вспомните, что случилось, когда турки покончили с греческими самозванцами — западные европейцы тут же открыли Америку, и наша цивилизация ринулась вперед семимильными шагами. Но сегодня немногие помнят, что задолго до турок были белголландские крестоносцы. Да, у них не получилось — один только болгарский удар в спину чего стоил (эти болгары — подлая раса предателей, запомните мои слова), однако они хотя бы попытались. Спасибо Балдуину за попытку! Но теперь мы вернулись и все будет по-другому. Мы не повторим ошибок прошлого. Мы не уступим Константинополь никому!

     

     — Я не сомневаюсь, что мое командование будет протестовать, а мой император будет против, — осмелился заметить обер-лейтенант Маринович.

     

     — Я тоже, — кивнула Фамке ван дер Бумен. — Не сомневаюсь. Вы свободны, обер-лейтенант. Можете возвращаться к своим войскам. Или оставаться здесь и присутствовать на коронации. Мне кажется, это будет уместно. Мы будем только рады, если кто-то из союзников почтит своим присутствием…

     

     — Коронации кого?! — в который раз удивился Маринович.

     

     — Императора Константинополя, римлян и белголландцев, — пояснила Рыжая Ведьма. — Все, как положено. Как при Балдуине Первом. Поднимем на щит, потом пересадим на золотой трон; пронесем латиклаву римских консулов и императорский меч, после чего первосвященник возложит корону и провозгласит — «Он достоин царствовать!» — а мы тут же повторим: «Он этого достоин, он этого достоин!» Или она… — задумчиво протянула госпожа ван дер Бумен. — Мы еще толком не решили.

     

     ____продолжение следует_____