Аннотация: Как провожают пароходы... А как насчет поездов? А если вы - его машинист?
Мой поезд идет в депо
Путь все; цель - ничто.
Неделя выдалась контрастная.
Понедельник, утро в метро. Окраина города, Купчино. Пожилая дама с трудом втискивается в уже битком забитый вагон и вместо того, чтобы психологически терроризировать сидящего перед ней молодого человека, угрожающе нависая над ним со страдальческим видом, внезапно наклоняется и шепчет ему на ухо - но так, чтобы все слышали:
- Юноша, вы меня не осчастливите? Уступите мне место, пожалуйста.
Вагон замер. Но через мгновение дружно грохнул раскатами смеха. Я в том числе. Так и смеялись - вместе с молодым человеком, который улыбался, стоя перед дамой, аж до Гостиного двора.
Вторник. Еду с занятий в аспирантуре. Сидящему напротив мужчине стало плохо - эпилепсия. Изо рта пошла пена, он страшно зарычал и внезапно повалился на пол. Народ в ужасе бросился врассыпную. Благодаря однокласснику Ванечке, я теперь знаю, что это такое. Всего-то надо подойти и помочь бедняге - положить его на бок, так, чтобы язык не запал внутрь, а если не удается перевернуть-хотя бы просунуть между зубами карандаш или нечто подобное, чтобы было чем дышать. И немедленно вызвать помощь. Однако люди либо опасливо шарахались от лежащего на полу вагона недвижного дяденьки, или равнодушно шли по своим делам. В итоге мы ждали дежурную по станции и спасателя, который быстро разогнал любопытных бездельников.
Среда. Я уронила в лужу свой паспорт, а к вечеру в моей электронной книге сдох аккумулятор, а на замену для данной модели украинской сборки в магазинах электроники я ничего не нашла. Читалка была нужна мне как воздух, я постигала целый литературный мир на ходу, к тому же изучала научные материалы по диссертации. Теперь я лишилась важной отдушины. Мой брат посочувствовал мне и хотел подарить мобильник с функцией чтения, но я отказалась. Ему не понять мое пристрастие именно к той потрепанной модели, с фабричным штампом на коробке и со всеми царапинами на корпусе!
Четверг. У подруги не стало отца. С перекошенным лицом она приехала к нам с друзьями, мы в смятении посадили ее на кухне и начали поить чаем - как вдруг она стала истерически смеяться, что очень нас напугало. По себе знаю - это тревожный знак запредельных эмоций, когда уже психика не выдерживает. Ее парень при этом сказал ей две взаимоисключающие вещи в преддверии похорон - что он в нее верит, она сильная и справится. Но при этом добавил, что она слабачка и все ею пользуются. От такой разнополярной зарядки мозговая батарейка подруги дала сбой, и она еще долго истерически хихикала, пока мы почти насильно вливали в нее коньяк и потом уложили ее спать в спартанских условиях нашей коммуналки - на запасном матрасе, между двух походных спальников под финским пледом тигровой раскраски. Она немедленно заснула и во сне еще долго ворочалась.
Пятница. Мы расстаемся с Петром. Обвинив меня во всех смертных грехах (неумении готовить, в охоте к перемене мест, в сексуальном буйстве), он слинял к такой б***ди, что у меня слезы навернулись на глаза. Там, кроме юбки чуть повыше волосатого треугольника и топика чуть выше коричневых кружочков, ничего даже не намечалось - в любое время года. Не то чтобы я завидовала, но искренне не понимала, что там ловить в плане интеллектуального общения. Очевидно, мы с ним не сошлись модальностями. Я, понимаете, семью хотела, а он б***ства.
Так или иначе, вечером я уже отдыхала в кафе в объятиях старого друга, который внушил мне снова веру во все прекрасное, что есть в людях. Артем, правда, сох по прекрасной девушке, которая любила программиста. Мир несовершенен своими несовпадениями, что делать! А впрочем, может это и есть его главная загадка.
Суббота. Накануне коллега рокер пригласил выступить бэк-вокалисткой в их группе, на что я немедленно согласилась. Пожалуй, даже слишком поспешно, потому что Илья спросил:
- Ты там что, ревешь в трубку?
На что я радостно хрюкнула и скрыла нервные нотки: "Нет, что ты! Это я от радости" - "Угу", отключился он, предоставив меня оплакиванию своей прежней жизни на прокуренной коммунальной кухне. Начинался свободный незанятый и нераспланированный вечер.
Предстояла чокнутая неделя: набросать несколько научных статей по аспирантской нагрузке, найти подработку для их платной печати, покраситься, сделать маникюр и постричься, навестить в больнице старую приятельницу, загремевшую с аппендицитом, купить котенка по объявлению приюта для животных, наконец, прийти в себя после разрыва.
Погода стояла мерзкая. То-ли-снег то-ли-дождь срывался с небес, оседая мочевом на зеленой фетровой шляпе, которую я носила, подражая А. Делону, слегка набок. Длинное серое пальто услужливо подметало все ступеньки в учреждениях и вытирало подножки трамваев и пандусы в метро. Гулять не хотелось, но много дел требовало моего присутствия в разных местах, поэтому всю неделю я носилась по городу, и лишь в субботу вспомнила, что у меня есть я.
Без него.
Вспомнилось, как всего неделю назад он, в минуты пьяного откровения, вспоминал, что много старше меня (на двадцать лет). Тогда, подперев небритую щеку ладонью, он сладостно заныл, полагая, что я как обычно брошусь его утешать:
- Мой поезд уходит в депо.
"Что?" переспросила я. "Мой состав скоро отправится в депо. Насовсем". Признаться, я не сразу поняла, о чем он, поскольку была занята тем, что караулила, как бы он опять не нажрался и не смахнул мамину любимую вазу со стола. Это была одна из немногих вещей, оставшихся от матери. Поэтому я передвинула ее подальше.
В воскресенье утром я стояла на конечной станции метро, той, что выходит на поверхность. Вдали виднелся черный проем тоннеля с витьеватыми путями; один рельс под напряжением, второй безопасен. На мгновение промелькнула мысль: а что, если? Отогнала ее, проталкиваясь в вагон подошедшей электрички. Села на свободное место, открыла бумажную книгу, учебник по социологии. Как я отвыкла от привычного источника чтения!
Рядом сел молодой человек. Не помню, как - но мы начали украдкой посматривать друг на друга. Сначала я через страницу скашивала взгляд в его сторону: больно он был хорош собой и от него приятно пахло мужским парфюмом. Затем он осторожно наблюдал за тем, как я читаю: вот почесываю нос... зеваю... поправляю непослушную челку... смотрю в мобильнике время... перелистываю. Наконец, я не выдержала.
- Может, пересядете?
"Зачем?" - "Чтобы вам было лучше меня видеть". От такой наглости у него покраснели уши, и он послушно пересел. Мы ехали напротив друг друга до самых "Озерков", где мне надо было выходить на работу. Он вышел тоже, мы обменялись телефонами и договорились встретиться на следующей неделе.
Он мне понравился.
Воскресным вечером с рок-группой коллеги мы радостно голосили отрепетированные песни. Половина содержала тексты непечатного формата, другая часть поносила на чем свет стоит правительство, мировые катаклизмы и институт брака. Еще была в загажнике одна лирическая вещь, но ее сразу же отмели. И правильно, зачем народу расслабляться. Какая погода - такие и песни!
...Я смотрела, как они отрываются. Тощий Илья по кличке Декабрь (рожден накануне Нового года) хриплым голосом орал свои хиты в микрофон; усатый барабанщик Тигр (Тигров Володя) стучал по всему, что придется, замозолив натруженные руки; на гитарах парни отжигали такой драйв, что я затаив дыхание ностальгировала по своим рокерским годам, забывая, что мне самой тридцатник. Однако басисту было за пятьдесят - а этому живому дядьке никто бы не дал его "'дцать". И тем не менее, наш гараж трясся и завывал в такт хардкору. Ребята отрывались, и мне было грех грустить!
Я бы ответила теперь моему бывшему, только звонить уже было некому и некуда писать - он удалил меня из друзей в социальных сетях и сменил номер телефона. Всего за несколько дней...
"Да, Петр, знаешь, - мой поезд тоже идет в депо. И я тоже иногда - довольно часто - боюсь смерти. Но я не спасаюсь от нее в объятиях случайных связей, не пытаюсь больше притвориться, что ее нет. Она с нами по факту рождения каждого из нас. Пугая неизвестностью в детстве, стращая одиночеством в отрочестве, беря за горло болезнями в любом возрасте, подстерегая в автокатастрофах, съедая по клеточкам в раковых опухолях, она заставляет нас думать, что прибрала нас к рукам. И мы верим ей, потому что ничего убедительнее ее нет.
Однако мне хватило недели, чтобы понять еще вот что. До того как поезд моей жизни, громыхая костлявыми вагонами, скатится, погасив тусклое освещение, в зловещий тоннель, ведущий в депо, я хочу... немного посмеяться. Позволю себе эту сильную слабость! Разрисую свой поезд - пусть пошалит цветными вагончиками, обитыми желтым войлоком сидениями, с летающими шариками в нем и смеющимися пассажирами. Пускай рок-музыканты в нем исполнят последние партии - бесплатно, для зрителей; ненужный том моей диссертации пусть пылится в последнем вагоне, вдруг случайный прохожий на мгновение заглянет в научный бред, излагаемый "на 305 страницах, с 15-ю таблицами в приложениях" и улыбнется:
- Надо же, писали такую чушь!
Возможно, и меня кто-то заметит - усталого машиниста, послушно ведущего целый состав в ночное депо. Он будет ехать туда, уже будучи спящим за рулем, но на отъезжающий поезд будут смотреть влюбленные парочки, запаренные курсанты, смеющиеся дети и мудрые взрослые. И поезд отправится тогда, когда нужно. И последнее, что запомнит машинист - это взгляды людей вокруг."
"Поезд дальше не пойдет, он проследует в депо. Просьба освободить вагоны!"