Нахтигаль : другие произведения.

Осколки. Глава 1. Дождик

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Когда-то был мной придуман весьма объемный макси, но так и не воплощенный в жизнь, однако персонажи в нем мне очень уж полюбились. Учитывая, что некоторые даже перекочевали в фанфик по фандому... или же из фанфика в орижинал. Не суть важно. Поэтому решила я написать о них хоть что-то, пусть весьма непонятное другим. Ну что поделать? Меня прорвало. Хотя статус по cути "закончен", время от времени я буду добавлять продолжения в виде отдельных глав, правда не факт, что они будут связанны между собой, или дополнять друг друга. Что, впрочем, не исключено.
  У Лиа были янтарные. Глаза-то. Дождик раньше не замечал, не присматривался какие; думал - карие, ничего особенного. Глупые. И она сама глупая. Пустая, словно набитая мягкой ватой кукла, прошитая богатыми нитями. Лишь снаружи сияла ярким - бусинами, блестками, вплетенными в косы лентами, а внутри - никто, ничего. Тряпичная игрушка, и вовсе ему не нравилась. Слишком радостная там, где радости места нет.
   А оно вон как обернулось; глаза оказались живыми, если смотреть внимательнее. С крохотными золотистыми пылинками на радужке, пшеничными ресницами - не черными. Может, чуть-чуть темнее. Взглядом осторожным, наблюдательным. Открытым и понимающим - для Дождика оно много. Так много, что стыдно - не заслужил. За все слова, сказанные бездумно, за все невысказанные, однако наверняка со вкусом кислоты мысли, которые непременно бы обожгли, упади сейчас с языка.
   Дождик взрослый, он старше намного, должен был быть умнее, рассудительнее, достойней многих, теперь раскаивался. Поздно прокручивая в памяти, словно заезженную кассетную ленту, события давние и безвозвратные. Коря себя за тогдашнее высокомерие, ошибки, ценою в жизни, он сплевывал соленым на истоптанный грязным ботинком пол, смывал с рук кровь и чувствовал собственную беспомощность. Разбитый безобразно, так тяжело отчаявшийся, что пропитавшаяся алым рубаха, казалось, липла к телу намертво, врастая высыхающей тканью в кожу. А тело другое, сломанное, подобно кукле шарнирной, казалось уже мертвым. Остывающим. Почти остывшим. Хотя под ребрами, под белой грудью билось сердце, едва заметно - все еще - тихонько, едва различимо. Дождик обнимал сильнее, мнил себя безумцем, совсем спасителем, когда касался бледневших щек, когда топил в светлых прядях пальцы. В отросших за последний год, спутанных, расчесывал их и приглаживал, точно играл с приснопамятной куклой.
   Он целовал осторожно горячий лоб, спускаясь по скуле губами к губам, без былого стыда вел языком, толкаясь капельку глубже, чем нужно. Влажно вел по шее к ключицам, иной раз забываясь, что поступает неправильно. Невозможно. И на эту невозможность плевав. Сквозь совесть, сквозь скрежет зубов позволяя себе забыть, что тело то - пускай живое, пускай дышащее - не она. Не Лиа. Но лежал с ней на узкой кровати, скрипучей, под скупым восковым светом, потому что душа был рядом. Застрявшая между кораблем - маяком, не позволяющим ей ускользнуть, сбиться с пути, и тьмой, что плескалась за бортами, растекаясь по палубе тонким слоем, однако никогда не стекала дальше - за тяжелую дверь, изрисованную только Дождику ведомыми символами.
   Нужно лишь разбудить, вернуть обратно. Не важно, уйдет ли еще год, десяток лет. Дождик не отступит, не отпустит, особенно теперь, когда рассмотрел наконец цвет ее глаз, сосчитал каждую ресничку на приоткрытых веках, каждую веснушку на давно любимом лице. Когда понял, насколько ошибался, насколько был не прав в суждениях о девочке, тогда протянувшей к нему руки в поисках защиты, а потом защищавшей в ответ. Позже: о девушке повзрослевшей, сильной, не раз принимавшей на себя удар предназначавшийся всем. Его команде, его кораблю и людям, что пошли за ним во имя призрачной цели - его цели. По сути, мечте, едва ли не погубившей все, что удалось построить. Чего удалось достичь.
   Дождик знал, как поступят с Лиа - телом, носившем ее имя, если в ближайшие месяцы настоящая она не вернется, не очнется от раздробившего ее разум проклятия, и не собирался подчиняться решению тех, кто не понимает, потому что уверен - он спасет. Излечит.
   Здесь, на поломанном корабле, среди гладких стальных стен, где разливалась по полу густая застаревшая магия, способная исцелять, но не достаточно могущественная, чтобы исцелить сразу. Чтобы собрать, скрепить то, чего скрепить нельзя. Хотя возможно - нетленной надеждой, желанием одержимого.
   Дождик хотел, хочет больше, чем просто касаться и целовать украдкой, словно вор. Хочет, чтобы янтарные глаза взглянули на него вновь осмысленно, впитали его отражение, а губы улыбнулись - ему одному, мягко, нежно. Он хочет много, даже если много окажется опять слишком; целовать там, где позволено не другу, опуская ладони на не прикрытую одеждой кожу, вести ими медленно по груди, ребрам и животу. Гладить, ласкать и слышать стоны; не боли, а удовольствия. Ощущать сбившееся рваное дыхание, опьяненный близостью взгляд и легкую тяжесть коленей на своих бедрах, смять и сбросить с кровати пропитавшуюся запахами двух тел простынь, и брать-брать-брать, пока желание не иссякнет. Пока не останется ничего, кроме его Лиа под ним, обнимающую его плечи. Лиа, шепчущую что-то, Лиа смеющуюся. Лиа, наконец его узнавшую, вспомнившую. Дождик несчастен в долгом ожидании. Но счастлив, что все еще с ней. Ведь у нее янтарные; глаза, которые из памяти не вырезать, не вырвать и не стереть.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"