Бабайки
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: Кроссовер SW и TDK
|
-- Как он мог войти? Я вас спрашиваю, как он мог войти? -- в голосе главврача психиатрической лечебницы Аркхэм не было гнева, одна глубокая усталость. -- Каждый из вас давно предупрежден. Более того, я знаю, вы все люди сознательные и в чём-чём, но в этом я доверяю вам полностью, будучи твердо убежден, что наши мнения по этому вопросу абсолютно совпадают. Но тогда как он смог войти?
Приглашенные в кабинет специалисты -- от седовласых психиатров до молоденьких интернов и медсестер -- ничего не могли ответить. Кто-то безнадежно смотрел в пол, кто-то так же безнадежно - на шефа.
-- Сестра Найджел была вынуждена оформить пациента. Я не упрекаю сестру Найджел -- это её работа, это её обязанность, она не могла отказать. Но как он оказался на четвертом этаже нашего лечебного корпуса, в пункте первичного приема больных? Вы помните, три месяца назад, после... после всем вам памятных событий, я специально перенес его с первого этажа на четвертый, чтобы у нас было время...
-- Мы бы предупредили, -- горячно отозвался начальник охраны. -- У всех охранников есть рации и каждый из нас знает, что делать. Но мы его не видели!
-- Все бы предупредили, -- согласилась сестра-хозяйка. -- Слава богу, у всех сотрудников есть мобильники и никто бы не пожалел пары долларов со своего счета -- на такое дело.
Присутствующие дружно закивали.
-- Просто его никто не заметил вовремя, -- горестно подытожил высказывания коллег пользующийся всеобщим уважением у психиатров старейший специалист клинки доктор Самуэль Аткинс.
-- Но как могли его не заметить? Он, извините за каламбур, не мышь, -- усмехнулся доктор Аркхэм. -- Вы не думайте, я никого из вас ни в чём не упрекаю. Я просто хочу понять. Все мы должны понять -- чтобы в следующий раз не допустить подобной ошибки.
-- Через парадный вход он точно не проходил, мы закрылись заблаговременно! -- начал оправдываться начальник охраны. -- И черный ход тоже был перекрыт, все, как вы сказали. И таблички повесили куда надо. Я приготовил своих людей, но он, как вы и предполагали, прочитав таблички, не стал взламывать замок.
-- Возможно, он воспользовался пожарной лестницей, -- предположил завхоз.
-- Пожарная лестница, -- задумался главврач. -- Вполне возможно. Пусть кто-нибудь проверит!
Ближайший к двери интерн молча вышел. Через две минуты он вернулся и доложил, что завхоз оказался прав -- ход на пожарную лестницу на четвертом этаже был не заперт. Все немного оживились -- значит, дело вовсе не в упущении персонала. Главный врач обхватил голову руками.
-- В следующий раз надо будет учесть и это. А что, если её совсем сломать?
-- Пожарная инспекция будет против, -- погрустнел завхоз.
-- Проклятые бюрократы. Вот полиция бы согласилась, они там сами знают, что почём. Ничего, в следующий раз мы поставим посты и у выходов на пожарную лестницу -- и если нам очень повезет, у нас вообще не будет следующего раза.
В его голосе не было уверенности, как и на лицах сотрудников клиники -- он произносил эту фразу, а они слышали её уже неоднократно.
-- Хорошо, с этим мы покончили. А вот что делать с пациентом? Теперь он наш пациент.
-- Может, организовать ему побег? -- предложил начальник охраны.
-- Подсудное дело, -- сказал доктор Аткинс после нескольких секунд размышления. -- Хотя, с другой стороны, все мы здесь люди свои, никто не донесет... Стоит рискнуть.
-- И как вы собираетесь организовывать ему побег? Выкинете его из окна? -- возразил доктор Колин Хаски, молодой, но подающий очень большие надежды специалист. -- Пациент не хочет бежать. По-видимому, он понял, что ему здесь не рады -- он ведь далеко не глуп. И решил остаться, чтобы потрепать нам нервы. Сестра Найджел, вы оформляли пациента. Расскажите, пожалуйста, всем, что вы рассказали мне и что он сказал вам.
Медсестра, высокая веснушчатая шатенка с мрачным лицом, подняла голову.
-- Он сказал, что на воле наступает зима, а в больнице тепло, его будут кормить и о нём заботиться. И он до сих пор помнит, что я ненавижу воровской жаргон. Хотя видел меня всего второй раз, ведь раньше я работала в другом отделении.
-- Неудивительно, -- пробормотал доктор Аткинс.
-- Это что, он у нас на три месяца решил прописаться? -- удивился главврач.
-- На четыре как минимум, -- уточнил доктор Хаски. -- Сейчас начало ноября, и я сомневаюсь, что он нас покинет в первые же дни марта.
-- Та-а-ак, -- протянул доктор Аркхэм. И тут же отплюнулся. -- Всё ясно. Нам предстоит трудное время. Но, уважаемые коллеги, мы ведь тоже к нему в клоуны не нанимались. Разумеется, мы обязаны его содержать в палате, кормить и заботиться о нём -- это он совершенно верно заметил. Но никто из нас не подписывался терпеть его издевательства над нами. И мы не будем их терпеть. С нас хватит! -- голос его окреп. Он пришел к правильному решению.
-- А отчеты? -- неуверенно осведомился доктор Аткинс.
Главный врач усмехнулся.
-- Вы тоже совершенно правильно подметили, Самуэль, -- все здесь люди свои. Как-нибудь уж сами напишем отчеты, без его участия. Или, возможно, кто-то пожелает с ним поработать? Препятствовать не стану.
Все зашевелились, заоглядывались, кто-то присвистнул. Давно миновало то время, когда все врачи Аркхэмской лечебницы стремились во что бы то ни стало поработать с этим интересным пациентом. Чуть позже миновало и то время, когда пациент этот считался у аркхэмских психиатров объектом, с которым интересно было бы поработать. Ещё чуть позже они стали проникаться сомнениями, а стоит ли работать с ним вообще? А спустя ещё не столь долгое время психиатра, который к нему пойдет на следующий раз, стали избирать по жребию. Пациент оставался таким же интересным, но связываться с ним... Это было гробом для любой карьеры. Теперь это понимали даже новички, искавшие любой способ выдвинуться. В этом случае шансов не было никаких. Пациент просто не поддавался терапии.
А вот свести с ума любого лечащего врача вполне мог. Несколько неосторожных, зашедших на сеансах психоанализа чуть дальше, чем следовало, уже сидело тут же в палатах, и нуждалось в уходе и лечении. В том числе доктор Харлин Квинзель, светлый ум, золотая голова...
Стоила ли игра свеч?
-- Но подождите. У нас ведь есть гости! Может быть, они захотят с ним поработать? -- вспомнил доктор Аткинс.
-- Вы имеете в виду тех двоих из Советской России? -- оживился главврач. -- Неплохая мысль. Вряд ли им попадался когда-нибудь такой любопытный случай. Я предложу им это. И если они согласятся -- отпадет надобность в фальсификации. Так и сделаем.
На этой оптимистической ноте и завершилось внеочередное экстренное совещание персонала Аркхэмской больницы, посвященное очередному -- сто двенадцатому, пожалуй, счет уже не вели -- посещению лечебницы Бэтменом с целью водворить туда психически неуравновешенного человека, а вернее, сумасшедшего террориста и убийцу, более известного, как Джокер.
Доктор Аркхэм и не надеялся на подобный успех. Гости заглотали наживку аж до поплавка. Видимо, дело заключалось в том, что Советская Россия находилась очень далеко, и о событиях в городе Готэме, а также о нравах и традициях его обитателей, россияне не были осведомлены. Мысленно поздравив себя с удачным исходом переговоров, главврач откинулся на спинку кресла и продолжал выслушивать благодарности от главы советской делегации.
-- Для нас это огромная радость. Должен признать, подобного экземпляра я не встречал прежде за годы моей практики, даже у нас -- хотя у нас большое государство. Изучая записи сессий с ним, я... я ощущал огромное профессиональное возбуждение, мне хотелось оказаться там, на месте вашего сотрудника. Такой изумительный случай...
-- Да, он уникален, -- подтвердил доктор Аркхэм с ноткой самодовольства в голосе. В эту секунду он почти забыл, что эта уникальность стоит у него поперек горла -- и собирается стоять там не менее четырех месяцев.
-- И мы очень ценим ваше доверие.
-- Ну что вы. Я придерживаюсь мнения, что дружбу между нашими учреждениями стоит всецело развивать и поддерживать. К тому же, вполне возможно, что вы, профессор, добьетесь успеха там, где потерпели поражение наши специалисты, -- доктор не совсем верил тому, что говорил, это больше походило на дежурный комплимент, но он помнил, что его гость -- светило мировой величины. Чем черт не шутит?
-- Вы правы, это очень заманчиво, -- порозовел от удовольствия гость. -- Но при любом результате и для меня лично, и для нас всех это будет неповторимый опыт, и мы со своей стороны, не замедлим отблагодарить вас, когда вы посетите нашу скромную обитель, в стенах которой мы будем всегда бесконечно рады принять вас...
-- В составе ответной делегации, -- угрюмо уточнил молчаливый второй специалист из Страны Советов. Доктор Аркхэм серьезно сомневался, что этот второй тоже психиатр -- больно уж разбойничья физиономия была у молодчика. Гораздо органичнее он бы смотрелся не в обшитой войлоком палате умственно ущербного, а в звукопроницаемой камере пыток. Хотя... может, это его буйные так?
-- Ну, разумеется, не в качестве же пациентов!
Посмеялись. Нет, похоже, он все-таки действительно из команды психушки. Однако тут в голову доктора Аркхэма, признаемся, в первый раз, пришла весьма неприятная мысль -- а ведь гости-то чужеземные. А если Джокер их... того? Разразится дипломатический скандал. Видимо, не самую удачную идею подал доктор Аткинс. Впрочем, впрочем, впрочем -- смирительные рубашки, цепи, фиксирующие кресла -- механизмы сдерживания в Аркхэмских палатах являлись достаточно надежными, несмотря на то, что Джокер имел и полностью использовал возможность изучить их вдоль и поперек. Оставалось надеяться на это -- идти на попятный не хотелось, да и могло представить его в неправильном свете перед зарубежными коллегами. Но все же стоило их предупредить.
-- Но я должен сказать вам, товарищи, что этот пациент очень опасен.
-- Безусловно, -- кивнул глава делегации. -- Мы же видели записи его сессий. И, если вы не возражаете, нам бы хотелось начать как можно быстрее.
-- Я не имею ничего против. Однако прошу вас быть очень острожными.
-- Ничего, и не таких обламывали, -- отозвался второй психиатр. Или он все-таки не совсем психиатр?
-- А вот здесь ты не прав, мальчик мой, -- улыбнулся его старший коллега. -- Таких нам... обламывать... ещё не доводилось.
Главврач молча смотрел вслед уходящим специалистам. Даже их спины лучились неподдельным энтузиазмом. Всё же идея Самуэля сработала, хотя мысль о возможном неблагополучном исходе неприятной тенью маячила где-то на краю сознания. Только бы пациент их не... Всё-таки кандалы не дают полной гарантии, признаемся честно. Может, стоит сказать ему, что они не американцы, приехали издалека -- тогда он заинтересуется и не станет... Хотя кто его знает, вдруг он ненавидит коммунистов? Что с этого психа возьмешь?! Может, он даже голосует за республиканцев.
Вероятно, Джокеру все здесь было давно знакомым и родным. Сколько раз он сидел в этой палате, в этом кресле, в оранжевом комбинезоне, спутанный цепями по рукам и ногам, и охранник стоял рядом, и ещё один у дверей. Сколько раз это повторялось -- возможно, он выучил все наизусть. Но кто мог что-то сказать наверняка про этого человека? Кстати, человек ли он? Многие в и этом сомневались. Сейчас откроется дверь... Кто войдет на сей раз?
Можно было с уверенностью утверждать лишь одно -- психиатра, явившегося к нему на этот раз, он не видел никогда прежде. Потому что раньше он жил в далекой-далекой стране, и об этом Джокер не мог знать, хотя... опять же, не будем говорить того, о чем мы не знаем достоверно. Пожилой, но ещё крепкий мужчина среднего роста с пышной седой поэтической шевелюрой. Уверенным шагом подошел к столу, сел.
-- Здравствуйте. Меня зовут Тулхов. Профессор Конислав Тулхов.
Знаменитый пациент поднял голову и уставился на профессора. Многих этот взгляд заставлял слинять. Фактически, в Аркхэме не было ни одного психиатра, который мог бы выдержать этот взгляд хоть сколько-нибудь долгое время, не испытывая при этом неприятных ощущений -- и не выдав это физической реакцией. Включая даже тех специалистов, что сейчас занимали отдельные палаты в качестве пациентов. Включая даже доктора Харлин Квинзель, с её необычайными способностями, направленными, увы, не в то русло. А пришелец из Советской России пока держался. Как вошел с легкой улыбочкой, так и продолжал сидеть. Видать, не даром ему профессора дали.
-- Здравствуйте, профессор... -- наконец отозвался Джокер. -- Хм-м... Профес-с-с-сор... Наконец-то меня оценили по достоинству. А то присылают все время молоденьких интернов. Блондинок. Знаете, -- доверительно наклонился он через стол, -- я ненавижу блондинок.
-- Как я вас понимаю, -- проникновенно ответил профессор. -- Мой помощник блондин. И вы просто представить себе не можете, как он меня временами... раздражает.
-- Почему же, вполне могу. Меня тоже некоторые люди время от времени... раздражают. А что вы делаете, когда ваш помощник-блондин... раздражает вас? -- Джокер в точности скопировал интонации психиатра. Обычно это заставляло людей нервничать. Не в этот раз. Старый профессор слегка склонился над столом, повторяя движение самого Джокера.
-- Видите ли, я бросаю в него молниями.
Естественно, ни один нюанс беседы не ускользнул от внимания специалистов, сидевших в комнате видеонаблюдения. Народу там, правда, было немного -- доктор Аткинс, доктор Хаски и второй член советской делегации, тот самый помощник, которого так нелицеприятно обсуждали в палате для терапии. Беседы с означенным пациентом до сих пор протекали примерно одинаково: "Здравствуйте! -- Здравствуйте! -- А вы знаете, откуда я получил эти шрамы?" Затем следовало изложение подноготной лечащего врача, завершавшееся хлопаньем дверью с одной стороны и диким хихиканьем с другой. Сначала это было интересно -- людям всегда интересно узнавать подноготную ближних своих, но когда на стуле перед Джокером побывали по очереди все сотрудники Аркхэма, испытав его методы бесед на собственной шкуре, любопытство как-то поубавилось. Поэтому сейчас здесь находился только русский гость, ничего обо всём этом не знавший, Колин Хаски, желающий побольше узнать о заокеанских коллегах, и Самуэль Аткинс, потому что его главный врач попросил.
-- Ух ты, смотри, как работает! -- восхитился младший специалист. -- Жизни не жалеет, однако. А вдруг дотянется?
-- Видимо, он сумел заинтересовать Джокера, -- отметил доктор Аткинс и про себя подумал о том, надолго ли хватит этого интереса.
Советский врач только молча сложил руки на груди.
-- Молнии? -- тем временем оценивающе протянул Джокер. -- Что же, каждому своё. Но я предпочитаю нож. Понимаете, огнестрельное оружие слишком быстро действует. Не успеваешь насладиться этими последними моментами. А нож... Это совсем другое. К тому же, его чувствуешь в руке, когда он входит в тело.
-- Мой помощник бы с вами полностью согласился. Тех, кто его... раздражает... он предпочитает душить. И, хотя он никогда не говорил мне об этом, я-то знаю, насколько для него важны эти ощущения.
-- Ваш помощник... Давайте поговорим о нём? -- перешел Джокер в наступление.
-- Профес-с-с-сор Кони-и-ислав Тулхов. Какое громкое и звонкое имя. Без сомнения, известное. Чтобы стать профессором, надо много трудиться, верно? В два раза больше, чем обычно. А с годами - ах - наши силы не растут... У вашего помощника ведь не такое звучное имя?
-- И вполовину не такое. Зато он го-о-ораздо меня моложе, -- продолжал улыбаться профессор.
-- Он ваша верная опора?
-- Без него я как без правой руки.
-- А ведь молодым всегда кажется, что им нужно больше, чем старикам. Денег, славы, признания...
-- Вы правы, я закончу тем, что он бросит меня в шахту... мусоропровода, -- согласился профессор.
-- И вас это не волнует?
-- Ну... -- профессор улыбнулся шире и картинно развел руками. -- Что значит моя судьба перед судьбой человечества?
-- Человечество? -- переспросил Джокер. -- Оно вас беспокоит? Оно насквозь больно.
-- Да, -- они напряженно смотрели друг на друга. -- Но ведь есть средство его исцелить.
-- Хаос. Анархия. Разрушение. Всё сгорит, -- Джокер эту тему тоже любил.
Профессор энергично закивал в ответ.
-- Порядок. Железная власть. Тех, кто против -- уничтожить, -- профессор поднялся и в волнении заходил по комнате.
Джокер следил за ним горящими глазами.
-- Чем больше порядка, тем страшнее разрушение.
-- Чем страшнее разрушения, тем крепче порядок, -- остановился профессор.
-- Очень интересная беседа, -- сказал в пункте видеонаблюдения доктор Аткинс. -- Любопытный метод.
-- Жаль, время уже истекло, -- огорченно заметил доктор Хаски.
-- Пускай. Подумаешь, легкое отступление от правил. Всегда полезно посмотреть на работу профессионала такого уровня.
Советский коллега посмотрел на часы.
-- Шеф немного увлекся. Я его потороплю, -- и вышел из помещения.
-- Послушайте, доктор Аткинс, -- сказал Колин Хаски, когда они остались одни. -- Мне метод профессора Тулхова кажется очень странным.
-- Они же русские. Говорят, у них одно время психология вообще считалась лженаукой. Разумеется, у них другие методы.
-- Но не настолько же. Вы ведь сами слышали -- за время этой сессии Джокер не сказал ничего нового. Но зато я услышал много нового о профессоре Тулхове -- и это внушает мне подозрения.
-- О чём вы?
-- Я думаю, они совсем не психиатры. Возможно, они из КГБ -- и Джокер их чем-то заинтересовал.
-- Знаете, доктор Хаски, о чем я сегодня упомяну в своей вечерней молитве? -- повернулся к нему старший коллега. -- О том, чтобы вы оказались правы. Чтобы эти двое оказались из КГБ. Чтобы Джокер их заинтересовал, и они бы его похитили. И увезли бы к себе в Россию. А мы бы его больше никогда не увидели.
Тем временем в палате доктор и пациент смотрели друг на друга.
-- А ещё говорят, что я сумасшедший, -- первым нарушил молчание Джокер.
-- Разумеется, вы сумасшедший, -- ласково погрозил ему пальцем профессор. -- Знаете, у нас все, кто так говорят, как вы... имеют два пути. Либо они сумасшедшие и сидят в сумасшедшем доме -- либо отправляются разгребать снег далеко-далеко на север...
-- На Колыму, -- уточнил вошедший помощник. -- Профессор, время закончилось.
-- Ах, какая жалость, мы вынуждены расстаться, -- огорчился профессор. -- Но я буду с нетерпением ждать нашей следующей встречи.
-- Я знаю, -- ответил Джокер.
В коридоре профессору Тулхову пожал руку доктор Аткинс.
-- Поздравляю, коллега.
-- Сам не ожидал. Вы видели, как он быстро согласился с тем, что порядок -- необходимый элемент нашей жизни? -- спросил он, пожимая руку доктору Хаски.
-- Удивительно! -- согласился молодой психиатр и пробормотал себе под нос: -- А ведь правда, если рассматривать в этом ключе...
-- Такими темпами скоро мы дойдем до демократии, -- продолжал профессор. -- Я люблю демократию... Но! -- обернулся он к помощнику. -- Завтра к нему пойдешь ты. Я не случайно стремился сегодня заинтересовать его твоей личностью. Готовься, Вадим.
-- Как скажете, Конислав Павлович.
Готэм мог спать спокойно, пока его сон охранял неустанный страж, бдительный защитник, Темный рыцарь города -- Бэтмен.
Не спала только готэмская полиция.
Не то, чтобы она была таким уж исключением среди всех других учреждений Готэма. Не то, чтобы Темный Рыцарь поклялся на крови, что все остальные муниципальные образования он будет защищать, а вот комиссариат полиции -- ни при каких условиях, да пусть он даже сгорит синим пламенем, так что полицейским приходилось бы рассчитывать лишь на самих себя в борьбе с могучими силами Зла и Мрака. Нет, конечно. Бэтмен не делал никаких исключений в своей охранной деятельности ни для кого. Да даже если бы он внезапно отчего-то решил обидеться на местных копов и отринуть их заведение из спасительной тени своего крылатого плаща, оставалось не так уж много могущественных сил Тьмы, которые могли бы на комиссариат напасть. В сущности, они уже и могущественными-то не были. Признаться, силами - тоже. А если совсем честно, в городе оставался лишь один человек, который по праву носил эпитет -- Темный. Это был сам Темный рыцарь -- Бэтмен.
Как же так случилось, что в таком большом городе совсем не осталось никаких негативных элементов?
Истинная организованная преступность Готэма, складывавшаяся за столетия его истории, готэмская мафия, была уничтожена давно, практически за несколько дней, совместными усилиями готэмской полиции, Бэтмена, бывшего прокурора Харви Дента, некоторое, очень короткое время действовавшего как криминальный авторитет под погонялом Двуликий, и Джокера. Все четыре стороны с пеной у рта горячо отрицали то, что действовали совместно, но факт есть факт -- их действия были кусочками единой мозаики. Бэтмен уничтожил международные связи мафиозной верхушки Готэма на китайском направлении, передав в руки полиции агента триад Лау. Харви Дент в своей прокурорской ипостаси засадил за решетку всех членов банд, до которых могли дотянуться руки закона, а в не прокурорской физически ликвидировал криминального авторитета Марони, до которого руки закона дотянуться не смогли. Джокер, в свою очередь, обезглавил криминальную группировку русской диаспоры, и нанёс страшный удар по оставшимся в живых и на свободе мафиози, предав огню все их финансовые активы. Разгром был полный.
После этого наступила эра суперзлодеев. Того же Джокера, доктора Крейна, более известного как Чучело, и многих, многих других. Жаль, Харви Двуликий уже не мог занять своё достойное место в их когорте, ибо трагически погиб при исполнении своих должностных обязанностей. Впрочем, необходимо заметить, наступление эры сверхзлодеев началось раньше, за год до крушения традиционной готэмской мафии, когда Анри Дюкард, взявший себе псевдоним Ра'с Аль-Гуль, в содружестве с доктором психологии Крейном разработали так называемый токсин страха и запустили его в городскую систему канализации, там пошла цепная реакция... Количество жертв исчислялось тысячами, но их могло быть больше, если бы анонимные помощники Бэтмена быстро не разработали антидот, а сам Бэтмен совместно с лейтенантом полиции Гордоном не провел операцию по захвату и нейтрализации террористов. Тогда Дюкард погиб, а Крейн был водворен в Аркхэм. Но это были, так сказать, лишь первые журавли приближающейся новой эпохи. Год горожане прожили относительно спокойно -- если не считать за людей мобстеров, для которых этот год был последним и весьма напряженным. А потом появился Джокер, и все стало по-другому.
Выстрелы, взрывы, огонь, крики людей, взывающих о помощи. К счастью, это закончилось через несколько дней -- Бэтмен сработал оперативно, и Джокера поместили в Аркхэмскую лечебницу для душевнобольных, в компанию к Крейну. К сожалению, Крейну, вероятно, не понравился новый компаньон, и он скоро сбежал. По улицам города расползся ядовитый газ, люди кричали в ужасе, взывая о помощи. Бэтмен был начеку и успел обезвредить старого знакомого до того, как он натворил слишком много бед, и отправил его снова в Аркхэм, в прежнюю палату. Но на этот раз сбежал Джокер, прихватив с собой ещё несколько новых сообщников, снова было много взрывов, бензина и огня, но опять недолго, а потом "зеленым" надоело, что в этом городе отрываются все, кроме них, и они выдвинули своего кандидата... В общем, через год городские газеты стали писать о случаях побегов из Аркхэма, равно как и о случаях водворения в Аркхэм, не на первой странице под кричащими заголовками, а максимум на третьей, потом эти заметки переместились ещё дальше и, наконец, очутились среди объявлений, набранных мелким шрифтом. И это было закатом эры сверхзлодеев.
Посудите сами. Какой смысл быть суперзлодеем и вынашивать планы захвата мира в масштабе отдельно взятого американского города -- причем, учтите, эти планы должны быть жизнеспособными и оригинальными, потому что конкуренция царит бешеная, -- и все это только для того, чтобы прочитать своё имя на последней странице готэмской "Вечерки"? Хорошо, если не переврут. Про фотографии речь уже и не шла. Да гораздо легче заплатить пять долларов и поместить там же платное объявление -- по крайней мере, больше гарантия, что имя всё-таки напишут верно. А если не поскупиться и добавить ещё, то объявление сделают даже в рамочке. И суперзлодеи в конце концов осознали, что смысл их жизни потерян. Потихоньку они стали сдавать позиции. Кто-то умер за свои рухнувшие идеалы. Кто-то осел в Аркхэме -- будучи в очередной раз доставленным туда Бэтменом, бежать отказался, да так и остался на государственном обеспечении. Кто-то сменил карьеру и легализовался -- все-таки люди они были способные и на ниве законной деятельности добились заслуженного успеха: в предпринимательстве, промышленности, науке, искусстве, даже в политике.
Дольше всех держался Джокер -- поскольку газеты он ценил только как хорошее средство для растопки, причём, чем меньше типографской краски, тем лучше. Но теперь набирать сообщников ему становилось все труднее -- всё же процент неграмотных в Америке низкий.
Ну и, конечно, продолжал свою деятельность готэмский супергерой -- Бэтмен, ведь он сражался не ради того, чтобы видеть своё имя на обложках журналов, а чтобы очистить родной город от преступников. И, в конце концов, ему было все равно, бороться ли со сверхзлодеями или с обычными правонарушителями, ведь и те, и другие преступали закон и несли в себе угрозу обществу. Его городу, покой которого он взялся хранить. Это была его работа, его долг и его святая обязанность. И, в отсутствие суперзлодеев и угроз уничтожения человечества, Бэтмен так же спокойно взялся за раскрытие мелких бытовых преступлений, поимку и доставку в полицию их виновников. А у него имелись просто огромные способности и желание к раскрытию всяческих преступлений. Неудивительно, что скоро процент раскрываемости стал расти, а число правонарушений -- падать. В общем, рай для правоохранительных органов. Но почему же полиции Готэма не спалось ночами?
Дело в том, что у них висело одно большое незакрытое дело, и имелся один не пойманный правонарушитель, систематически бросавший вызов закону. И этим преступником был сам Бэтмен.
Полицейские могли вменить ему в вину несколько сот случаев нарушения уголовного и административного кодекса. Он занимался розыскной деятельностью, не имея соответствующей лицензии. Его транспортное средство ни разу не проходило надлежащий технический осмотр, и наличие в нём сертифицированной аптечки вызывало большие сомнения. И, конечно, никакой закон не разрешал ему бить по лицу и прочим частям тела добропорядочных готэмских граждан, даже если они за пять минут до этого занимались минированием больницы или подготовкой газовой атаки, но вина их не была доказана судом, и им не был вынесен приговор. В уклонении от уплаты налогов Бэтмена обвинить не могли, похоже, его деятельность молчаливого стража не приносила ему каких-либо доходов, кроме глубокого морального удовлетворения, однако детективы из отдела борьбы с экономическими преступлениями уже работали в этом направлении. Но и без того в общей сумме это тянуло на несколько миллиардов долларов штрафа или тюремное заключение свыше ста пятидесяти лет. Поневоле начнёт болеть голова, когда такой преступник гуляет на свободе.
Итак, все полицейское управление ломало голову над тем, как им поймать Темного рыцаря и заставить его ответить за все свои прегрешения. А скажите на милость, над чем ещё они могли думать, если уровень преступности в Готэме был ниже, чем когда-либо, и расследование всех оставшихся преступлений Бэтмен взял на себя?
-- Я считаю, план Филипса имел некоторые шансы на успех, -- сказал в курилке сержант Бэйлок своему напарнику Смиту. -- Не понимаю, почему комиссар Гордон отказался его даже рассмотреть.
-- Это ты про то, чтобы инсценировать ограбление прямо во дворе комиссариата, а когда Бэтмен примчится на помощь пострадавшему, накинуться на него всем вместе, набросить ему на голову его же плащ, связать и... Это же глупо, Джон!
-- Но почему, Бенджамин? Он бы пришел!
-- Он бы пришел. Возможно, мы бы даже ухитрились его связать. Но ты гарантируешь, что ребята удержались бы от самосуда? Который год наше управление не может работать нормально. Который год мы вынуждены заниматься одним делом -- безнадежным делом...
-- Он доставил нового преступника! -- разнесся по коридору истошный крик.
Детективы рванули на выход, одновременно вынимая пистолеты из кобуры.
Сама собой, поздно. Им оставалось только смотреть в открытое окно, сквозь которое в помещение врывался ветер и ночная прохлада.
-- Я чуть не ухватил его за плащ! -- возбужденно рассказывал дежурный.
На полу лежал связанный молодой человек неопределенной внешности с приколотой к одежде бумажкой: "В комиссариат полиции".
-- Что ты натворил, бедолага? -- спросил сержант Бэйлок, наклоняясь над преступником и откалывая бумажку.
-- Стырил жвачку в универмаге, -- потупившись, признался тот.
На обратной стороне бумажки было написано: "Мелкое хищение", -- а также приведены номер соответствующей статьи УК и имена и адреса свидетелей по делу.
-- Ладно уж, иди. Разумеется, из города выехать ты не можешь...
-- Никуда я не пойду, -- заартачился воришка. -- Он же меня будет к вам каждый вечер таскать, пока не отсижу положенных трех суток! Что, в первый раз, что ли! Нет уж, лучше уж я начну прямо сейчас.
-- Хорошо. Отведите его...
Паренька увели.
-- Когда-нибудь мы его всё-таки поймаем, -- сказал сержант Бэйлок, снова взглянув на открытое окно.
-- Давай смотреть на жизнь реалистичней, Джон, -- возразил ему напарник. -- Может быть, когда-нибудь к нам прилетят инопланетяне и заберут его отсюда к чертовой матери.
Доктор вошел в палату, прошел к столу, положил на него картонную папку, отодвинул стул, сел и взглянул на пациента. Охранник затворил дверь, видимо, по забывчивости оставленную доктором открытой, мимолетно подумав, что, пожалуй, этому психиатру подобная забывчивость вполне простительна. Судя по его габаритам, а ещё более по его лицу, на котором была написана готовность и способность в любую минуту эти габариты ввести в бой, пробиться к незапертой двери через доктора было бы трудновато даже для Джокера.
-- Здравствуй. Меня зовут Вадим. Твоё имя есть в деле, можешь не представляться.
Джокер внимательно рассматривал нового специалиста.
-- По-видимому, мои истории о том, как я получил эти шрамы, тебя не заинтересуют, -- наконец сказал он.
-- Почему? У меня все банально. Горячая точка.
-- Очень горячая?
-- Горячее не бывает. По некоторым источникам, до восьмисот градусов доходило.
Джокер обдумал эту информацию.
-- Да и у меня, в принципе, все тривиально. Бандитские разборки.
-- А-а.
Помолчали.
-- Так ты и есть тот самый помощник-блондин? -- поинтересовался Джокер.
-- От блондина слышу, -- неожиданно улыбнулся врач.
-- Я обычно крашу волосы в зеленый, -- улыбкой на улыбку ответил пациент. -- Но здесь... Представляешь, они мне не разрешают. Разве можно так обходиться с больным человеком? -- пожаловался он.
-- Ещё как можно. Шеф бы сказал: "Скажи спасибо, что налысо не обрили", -- "успокоил" его доктор.
-- А что, отличная мысль, -- заметил в комнате видеонаблюдения Колин Хаски.
Доктор Аткинс ничего не сказал, но головой кивнул едва заметно.
-- Коллеги, коллеги, ну что вы! -- запротестовал профессор Тулхов. -- Мой помощник просто преувеличивает! Разве можно так с нездоровым, психически ущербным человеком! Это жестоко! Согласен, красить волосы для пациентов -- излишняя роскошь, но обривать его наголо...
-- Я всего-навсего пошутил, -- неловко оправдался доктор Хаски.
-- Они могут, -- продолжал между тем Вадим. -- Не то, что волосы, руки-ноги оттяпают, и скажут, что для пущей санитарии. И что им возразишь? Врачи. Профессор их знает. Сам такой.
-- А любишь ты своего профессора. Это заметно.
-- Это у нас взаимное, -- кивнул доктор.
-- А он мне рассказал, что ты любишь душить людей, которые тебя раздражают, -- наябедничал Джокер.
-- Подумаешь, троих всего, одного -- не до смерти.
-- А ножичком пробовал?
-- Тоже вещь.
-- Послушай, какие-то вы странные психиатры. Даже не спросили меня о моих проблемах.
-- Да знаем мы их. Нам бы твои проблемы.
-- Ну ладно, тогда давай поговорим о ваших проблемах. Вот у тебя какие проблемы? Работа? Семья? Ты ведь красивый парень... Хорошо, если внимательно не приглядываться... Ночью... В новолуние... На улице без фонарей... А у тебя обручального кольца нет! Впрочем, это, наверно, и не принято у вас... в Советской России.
-- Угу, -- подтвердил доктор. -- Вдовец, двое взрослых детей. Одна беда с ними, оболтусами. На работе проблем больше, но ничего, стаж почти двадцать лет, держусь.
-- Шефа ещё в мусоропровод не выбросил?
-- Да нет пока.
-- А враги-то хоть у тебя есть?
-- Были.
-- Ах, догадываюсь. Их было трое, и один -- не совсем враг?
-- Ну да, примерно.
-- А у меня, -- погрустнел Джокер, -- врагов и не было никогда. Характер у меня незлобивый, мягкий, так и не сумел их завести. Вот и приходится всё время драться с лучшим другом.
-- Так это ж замечательно, -- утешил Джокера доктор. -- По дружбе он тебя гораздо качественнее отделает. На то и нужны друзья.
-- Тоже верно.
-- Это он про Бэтмена, -- пояснил зарубежному коллеге доктор Аткинс. -- Он называет его своим лучшим другом.
-- Да-да, я понимаю, -- ответил профессор Тулхов. -- Изумительный случай. Во всех прочих вариантах проявление крайней социопатии -- и в то же время фиксация на строго определенном субъекте, для которого он делает исключение... Вадим, не подкачай!
Между тем Джокер продолжал.
-- Я раньше как-то не задумывался об этом, но сейчас... Думаю, что ты абсолютно прав.
Что тут началось в пункте видеонаблюдения! Ничего даже близкого к подобному заявлению от Джокера прежде добиться не могли -- ну просто не было такого случая, чтобы он признал, что кто-то может быть прав, кроме него, любимого, и что он, несравненный, о чем-то раньше не подумал. Все кинулись поздравлять профессора, а тот раздувался от гордости за своего помощника. И все пропустили самый конец его сессии, а пересматривать, разумеется, уже не стали. Между тем в палате произошли интереснейшие события.
-- Но я не верю, что у тебя совсем уж нет никаких проблем, -- сказал Джокер, внимательно глядя на врача.
-- Так я ж сказал -- нам бы твои проблемы, -- ответил доктор, так же внимательно глядя на пациента. И посмотрел на часы.
-- Извини. Время вышло, регламент. Ну, будешь у нас на Колыме... -- доктор с шумом отодвинулся со стулом от стола, поднялся. На полпути к выходу остановился.
-- Это... А тебе идет зеленый -- в смысле, волосы. Глаза оттеняют.
-- А тебе и с естественным цветом неплохо... Вадим.
-- Отчего вы не задержитесь ещё на пару дней? Сами видите, наметился прорыв, -- уговаривал советских коллег доктор Аркхэм.
-- Ах, мы бы с радостью остались и поработали ещё немного с вашим уникальным пациентом, но, увы, это невозможно, -- огорченно ответил ему профессор Тулхов. -- Мы обещали посетить и Блэкгейт хотя бы на пару дней, отказать нельзя, администрация приготовила для нас специальную программу. А через три дня мы должны отбыть на родину.
-- Но почему бы не остаться здесь ещё хотя бы на неделю? Неужели проблема с визами?
-- Нет, вы не понимаете, мы должны быть в Союзе ко Дню празднования Великой Октябрьской социалистической революции, пропустить важнейший государственный праздник мы никак не можем.
-- Октябрьской социалистической революции? -- главврач был немного озадачен.
-- Празднуется седьмого ноября, -- вывел его из заблуждения помощник профессора.
-- Да, конечно, -- тогда осталось три дня...
-- Ещё раз благодарим вас за бесценный опыт, который вы нам предоставили, за вашу теплоту и заботу...
-- Ну что вы, это я должен безмерно благодарить вас...
Распрощавшись с русскими делегатами, главный врач Аркхэмской психиатрической клиники вернулся за свой стол и сел, обхватив голову руками. Наметился прорыв. Это значит, что с Джокером все же придется работать! Снова придется посылать к нему сотрудников, а потом отпаивать вернувшихся с сессий валокордином, если не более сильнодействующими препаратами. Придется снова тянуть жребий - а кто пойдет к нему в следующий раз? И все из-за какой-то одной его дурацкой фразы. Промелькнула дикая, но очень заманчивая мысль разгромить и сжечь архив видеоматериалов, замаскировав это под несчастный случай или нападение банды террористов. Останавливало только то, что никто не поверит -- самый известный готэмский террорист сейчас надежно сидел под замком и бежать, гад такой, не собирался. А как все хорошо начиналось! Русские так замечательно с ним работали -- но всего два дня! Два дня из четырех месяцев -- из них в двух по тридцати одному дню, в феврале, правда, всего двадцать восемь -- или все-таки двадцать девять, уж не високосный ли это год, ещё чего не хватало? Так сколько же дней остается? Много, ох, много...
В кабинет ворвался начальник охраны. По его лицу расплывалась счастливая улыбка. Видно было, что ему и горюшка мало.
-- В чём дело? Вы поймали Бэтмена? -- неприязненно осведомился доктор Аркхэм.
-- Нет. Лучше! Упустили!!! -- начальник охраны едва не смеялся.
-- Вы опять упустили Бэтмена, и говорите, что это лучше. Давайте уж, добивайте меня. Кого он приволок на этот раз?
-- Да не Бэтмена, босс! Джокера! Джокер бежал!!!
-- Что??? Я не верю... Я... Я не верю! Не могу поверить!
-- Это правда!!! Мы все обыскали!!! Его нигде нет!!!
-- А подземелья? Последний раз он прятался в подземельях...
-- Я не стал бы вам докладывать, если б не был полностью уверен. Мои люди обшарили каждый закоулок. И не нашли его! Он действительно сбежал.
Доктор расслабленно откинулся на спинку кресла.
-- Какое счастье, -- прошептал он, глядя в потолок. -- Он намеревался прожить у нас четыре месяца, а пробыл всего два дня. Это надо отметить!
Начальник охраны радостно кивал, соглашаясь. Его рот, казалось, не был способен закрыться, а улыбка расползалась до самых ушей без помощи Джокеровского фирменного приемчика, и вообще вид был до крайности идиотский, но кто обращает внимание на такие мелочи в минуты беспредельного блаженства?
-- ААААААААААААА!!!!! Улю-лю-лю-лю!!!! -- доктор Крейн, вернее, бывший доктор, потому что звания его теперь лишили, известный так же под кличкой Чучело, ныне пациент клиники, где раньше состоял в штате, проснулся в своей уютной одиночной палате от страшных воплей, доносящихся снаружи. Первым его побуждением было залезть под кровать. Давало о себе знать застарелое психическое расстройство, так и не излечившееся до конца. Впрочем, и абсолютно здоровый человек испытал бы подобную тягу -- настолько жуткими были звуки. К сожалению, сделать это было затруднительно -- лежанки в аркхэмских палатах были совершенно не приспособлены для того, чтобы под них залазить. Тем более Джонатан Крейн вдруг вспомнил одну вещь, которая заставила его встать и подойти к двери, чтобы заглянуть в глазок и увидеть, что творится в коридоре. А там творились невообразимые вещи, на которые в любом случае стоило посмотреть.
Медсестры, охранники, интерны и врачи беспорядочно носились друг за другом по коридору, бросаясь конфетти, серпантинками, блестящим дождиком и мишурой, дуя в рожки и хлопая друг друга по головам воздушными шариками и надутыми медицинскими перчатками. Прямо напротив двери Крейновской палаты, на полу в позе лотоса сидел доктор Самуэль Аткинс -- ещё при Джонатане он считался старейшим и опытнейшим специалистом Аркхэма. Сейчас доктор Аткинс был в одних трусах зеленого цвета с белыми слониками. Лицо его было разрисовано помадой под клоуна, седые волосы покрашены зеленкой, и доктор непрерывно, громко и искренне смеялся. В руках он держал судно. За спиной Аткинса стояло три молодых психиатра под предводительством самого главврача доктора Аркхэма. Форма их одежды и макияжа была примерно такая же. Заливаясь идиотским хохотом, все четверо лили в судно шампанское из четырёх бутылок. Перед доктором Аткинсом на коленях стоял в смирительной рубашке тщедушный парнишка, в котором Джонатан распознал новенького интерна, поступившего в больницу всего три дня назад. Несмотря на то, что он был связан, а сзади его за плечи держал почему-то переодевшийся охранником Колин Хаски, парень лыбился во весь рот.
-- Во имя Авиценны, Эскулапа и святого Гиппократа! -- взревел Аткинс, когда струи вина, льющегося из бутылок, стали чуть уже. По этому сигналу Хаски схватил интерна за затылок и с размаху ткнул лицом прямо в полное судно.
-- Пей до дна, пей-до-дна, пейдодна! -- остановились и заорали все собравшиеся, глядя на интерна. Тот глотал, сколько мог, это было заметно по его опускающимся и поднимающимся плечам, но в конце концов не выдержал и пустил пузыри. Все завопили, засвистели и зааплодировали. Со смехом доктор Хаски вытащил за волосы молодого коллегу из шампанского, а доктор Аткинс надел ему на голову судно с остатками вина.
Из холла послышался скрежет. Крейн скосил глаза. На середину холла начальник охраны вытащил письменный стол из чьего-то кабинета. Следом за ним шла сестра-хозяйка -- почему-то в полном облачении, кроме всего прочего -- в шапочке, бахилах и маске. Глаза у неё горели каким-то странным огнём. В руках она несла капельницу. С громким треском водрузив её на середину стола, полноватая сестра склонила голову и обвела взглядом всех присутствующих. Убедившись, что теперь все внимание направлено на неё, она одним прыжком, с грацией, которую при её комплекции было трудно от неё ждать, очутилась на столе. Снова обведя взглядом коллег, высоко подняла левую ногу и сняла бахилу.
Ни доктор Джонатан Крейн, ни даже Чучело, хотя эта его личность знала и могла себе вообразить много всяких разных не совсем нормальных явлений и сущностей, никогда не были способны даже представить себе, что подобные вещи можно сотворить с обычной полиэтиленовой одноразовой бахилой. Даже под воздействием токсина страха. Но, конечно, сестра-хозяйка была старше их обоих и гораздо опытнее, и ни в каких возбуждающих средствах не нуждалась. Наконец, закончив свои манипуляции, она, изящно наклонившись, надела то, что от бахилы осталось, на голову начальника охраны. Тот, свершено ошалев от действа, выхватил пистолет и стал стрелять в потолок. К нему тотчас же присоединились все его подчиненные и Колин Хаски. Сестра же, немного пообнимавшись с капельницей, задрала правую ногу и сняла другую бахилу.
Крейн сейчас заметил, что из окошечка двери, расположенной по другую сторону коридора, блестят глаза какого-то его собрата по недугу. Он напряг помять -- кто же сидит в этой палате. Ах, да, безусловно...
-- Коллега, -- обратился он к этому человеку, стараясь перекричать шум. Глаза уставились на него -- больной его услышал.
-- Доктор Квинзель, -- продолжил Крейн, -- что случилось? Лорд Ра`с вернулся?
-- Нет, -- ответила Харли Квин с другого конца коридора. Признаться, доктор Крейн недолюбливал эту свою коллегу за её высокий зубодробительный голос, но он был слишком тактичен, чтобы порицать людей за их физические недостатки. А на этот раз пронзительный голосок Харлин пришелся весьма кстати -- перекричать гвалт, который устроили психиатры, было не так-то легко даже для сумасшедших.
-- Это Мистер Джей в очередной раз сбежал из лечебницы, вот они и веселятся, -- объяснила ему доктор Квинзель и задумалась. Джонатан уже хотел отойти от глазка, ведь ничего экстраординарного не произошло, когда она окликнула его.
-- Знаешь, если бы они умели так отрываться в моё время, я ни за что бы не бросила нашу родную психушечку ради какой-то там криминальной карьеры.
Смеркалось. Здание лечебницы Блэкгейт смотрелось особенно хорошо в часы рассвета, когда первые лучи восходящего солнца освещали его фасад, но и на закате тоже выглядело весьма величественно. Две человеческие фигуры спустились с крыльца и медленно направились по дорожке вглубь прилегающего парка.
-- Что за программа нас ждет?
-- Да все как обычно. Банкет, выпивка, сауна, девочки. Могли бы остаться и в Аркхэме, коли уж на то пошло.
-- Увольте меня, мастер.
-- Да ладно, не беспокойся, мальчик мой. Поработаю за двоих, не в первый раз. Но, должен сказать тебе, это самая сложная из ролей, которую я когда-либо играл.
-- Да что вы. Вы всегда были отменным психологом. И ещё более отменным актером.
-- Я имею в виду роль русского.
Профессор из Советской России Конислав Тулхов -- или, возможно, не из Советской России? -- обернулся и посмотрел на своего помощника. Тот только пожал плечами.
-- По-моему, вполне представитель старой потомственной интеллигенции.
-- И как же тогда меня, такого представительного, потомственного и интеллигентного, до сих пор не репрессировали на север, на эту, как ты сказал...
-- Колыму.
-- Вот именно, туда. Как?
-- У них там тоже теперь не тридцать седьмой.
-- А они здесь об этом знают? У меня сложилось такое впечатление, что новости через океан добираются очень, очень медленно.
-- Всё будет в порядке. Вы Колыму почаще упоминайте -- и никто ничего не заподозрит.
-- Ко-лы-ма, -- по слогам произнёс профессор. -- Никак не могу запомнить это название. Лучше уж буду цитировать классиков марксизма-ленинизма, все к жизни ближе.
-- Вы, главное, на наших классиков не сбейтесь.
-- Можно подумать, кого-то здесь интересуют хоть те, хоть другие.
-- Меня интересуют, -- раздался сзади вкрадчивый голос. -- А вас все ещё интересуют мои проблемы?
Оба психиатра обернулись.
-- Проблемы, юноша, никогда не бывают безынтересными, -- сказал, прищурившись, старший, между тем как его помощник обменивался с вновь пришедшим рукопожатием. Черная и фиолетовая перчатки смотрелись вместе весьма... органично.
-- Тем более, такие, -- хлопнул Джокера по плечу Вадим.
-- Польщен, польщен, -- захихикал тот. -- Знаете, тут поблизости есть небольшая кафешка, где не обращают внимания на лица посетителей и можно спокойно поговорить. Зайдем?
-- Ну... Мне тоже было бы любопытно познакомится с местным вариантом заведений общественного питания.
-- Веди, -- подытожил Вадим.
-- А возьмите кофе, -- предложил Джокер, когда они уселись за столиком. -- От здешнего кофе зубы желтеют быстрее, чем обычно. Я часто этим пользуюсь.
Из своего полного боевого облачения он оставил только фиолетовые перчатки, а в остальном был одет в неприметный костюм, тот самый, в котором грабил свой первый банк мафии. Появись здесь Джокер в своем обычном прикиде, их бы не спасло даже полное равнодушие персонала кафе к лицам своих посетителей. Впрочем, психологи тоже были одеты как среднестатистические американские граждане -- им ведь предстояло возвращаться в Блэкгейт. По крайней мере, профессору Тулхову.