Аннотация: Со словами всегда надо быть осторожнее. Особенно когда их могут услышать мертвецы. Пять мини-историй о друзьях, повстречавших гостей из загробного мира.
Чувствуйте себя как дома
Когда закончилась водка и коктейли, воняющие забродившей ягодой, Олег с друзьями оказались на кладбище. Они затыкали пальцами вдаль, припоминая, что где-то там лежит тот или иной знакомый, родственник. Несмотря на алкоголь в крови, Олег бойко забрался на ближайший гранитный постамент, под аплодисменты развел руками и огласил:
- Чувствуйте себя как дома!
Тихую кладбищенскую ночь нарушили пьяные оры. Ребята не догадывались, что приглашение примут не только они.
Угу-угу
- Давай еще! Да! - Настя хихикала, переводя хмельной взгляд с мальчишки на мальчишку, вытворяющих невесть что, на фоне крестов, могильных плит и кривых деревьев. Она собрала длинные волосы в пучок, закрепила карандашом, намереваясь присоединиться к танцу Алеси, как вдруг замерла. Безликая фигура кивала, выглядывая из-за скрюченного деревца на заброшенной могилке. Кровь ударила в голову, чувства обострились. В эхе криков было что-то еще. Словно мычание через тысячи зажатых губ. "Угу-угу" соглашалось оно. Поднялся ветерок, скользя по коже холодной загробной вуалью. Настя хотела что-нибудь сказать, закричать, но лишь развернулась и не оборачиваясь побежала домой, зажав уши дрожащими ладонями.
Она еще не знала, что безликий будет выглядывать из-за углов, а мычание так и останется с ней, усиливаясь каждую ночь, пока девушка не лишит себя слуха заточенным карандашом.
Прикосновение
- Отцепись от меня, боров! - вскрикнула Алеся и залепила пощечину Максиму. Забежала на уложенную плиткой участок, манерно закрыв дверцу. - Можно смотреть, но не трогать.
Алеся поставила играющую переносную колонку на стелу офицера, продолжая пританцовывать перед не моргающим суровым взглядом. Ладони с наманикюренными красными ногтями скользили по груди и шлепали по заднице, обтянутой кожаными штанами.
Внезапно она взбеленилась, резко развернулась, намереваясь дать пощечину:
- Я же сказала! Не трогать!
Но на участке никого не было. Максим куда-то делся, ребята бесились по соседству, а за оградами удалялся силуэт Насти. Алеся вновь почувствовала прикосновение на запястье, грубое, жесткое, как хват мертвеца. Крик ужаса и музыка слились в неразборчивый вой. Страх погнал девушку домой.
Заперев дверь в своей комнате Алеся набрала первый номер в телефоне - Настин, но выронила его из-за обжигающего холодом прикосновения. Плакаты музыкальных групп один за одним срывались со стен невидимой рукой. Дверца шкафа открылась и на пол полетела вульгарная одежда, разорванная в клочья. Столешница с косметикой с грохотом перевернулась. Красный лак разбился и заструился кровавой полосой к ногам девушки. Закричать Алеся не успела, на шее сомкнулась хватка мертвеца.
Объятья
- Вот сучка, - ворчал отвергнутый Максим, направляясь к друзьям неровной походкой. Лишний вес натягивал пуговицы рубахи в пятнах пота и грязи.
- Жопой вертит, сиськи наружу, а сама... Ох, - он остановился напротив портрета молодой девушки, выглядывающей из-за цветов и венков.
- Привет красавица, я свободен, а ты? - Максим завалился рядом со свежеприсыпанной могилой девушки, исподлобья любуясь красотой женского лица. Затем взял горсть земли, с досадой просыпал сквозь пальцы, приговаривая:
- Лежал бы я с тобой моя красавица.
На парня словно нашел морок. Рядом лежала та самая девушка, в кружевном белом платье. Максим приобнял ее и пролежал до тех пор, пока Олег не собрал всех по домам.
Максим позаботился о Тимофее и уснул, захрапев как неисправный мотор. Из сна его выдернуло чувство тяжести, давящее по всему телу. Стало тяжело дышать. Глаза, нос и рот забивало чем-то сыпучим. Он задёргался, но не мог пошевелиться. Вдох-кашель, вдох-кряхтенье, вдох-тишина.
Когда мать Максима зашла в квартиру тут же заподозрила неладное. С порога тянулись следы от грязных стоп с клочками грязи. Она завороженно проследовала за ними в спальню сына, не заметив зловоние и обмякшего Тимофея на диване в гостиной.
Зайдя в спальню, матушку хватил удар. На одной стороне широкой кровати лежала куча земли, из которой торчали посиневшие пухлые руки и ноги Максима. Рядом простынь пропиталась грязью в форме изящной человеческой фигуры с протянутой рукой к свежезасыпанному парню.
Клац
Тимофей был жутко пьян, а желудок требовал еды. После того как он закончил с овсяными печеньями, не оставив и крошки на столике могилы, заглянул на соседнюю. Ноги подкосились, парень упал на ухоженный цветник. Голод твердил:
- Ешь, ешь, ешь!
В полубреде Тимофей принялся выкорчевывать кусочки печенья из могильной травы. Последнее что он запомнил, как вгрызался в деревянный крест.
Очнулся он дома у Максима на диване. Его мутило. Таз с вонючей желчью рядом и горечью во рту напомнили о ночных спазмах. Голова болела, но пальцы на руке ныли сильней. На двух пальцах не хватало ногтей и кусочка кожи, а ближе к запястью зияла запекшаяся в крови рваная рана.
- Наверное, поранился, когда упал, - подумал Тимофей.
В соседней комнате храпел Максим. Вдруг раздался треск. Потом хруст. Кто-то громко клацнул зубами. Еще и еще. По телу побежала дрожь от затылка до копчика. Запахло тухлятиной. Со стола упала компьютерная мышка с перегрызенным проводом. Клац! Обивка на диване лопнула под натиском невидимых челюстей. Вонь усилилась. Липкий тяжелый смрад вытеснял воздух из легких. Тимофея вырвало. Все вокруг закрутилось. Клац! Парень вскочил от жуткой боли в ноге. Он задрал замызганную штанину и вскрикнул. На лодыжке кровоточила рана от укуса. Рядом скрежетали зубы.
Клац! Щелк! Клац!
За мгновенье все тело покрылось укусами. Белки глаз превратились в кровавую пелену. Тимофей закричал, но из разорванного горла вырвался лишь присвист и сопение. Это был последний клац.
Чувствуй себя как дома
Подлый нрав Олега и алкоголь в крови подначивали друзей на всякую дикость. Круши, ломай, кидай, разоряй, танцуй, валяйся, заедай. Камера на телефоне записывала все гнусности.
Он не понял почему убежали девчонки, да и пусть. На Алесю у него были большие планы, а материала уже достаточно для их исполнения.
Когда Олегу наскучило, он вновь забрался на гранитный постамент, лихо свистнул и огласил:
- Ну что черти, по домам!
Предложение, которое приняли буквально все, но об этом уже будет поздно жалеть.
Ребята, запевая отрывки из песен, сцеплялись в шатающиеся пары и брели как зомби в сторону города. Трудней пришлось с двумя: будить храпящего Максима и вытаскивать его жирное тело из провалившейся под ним земли; а блюющего Тимофея осмелился нести лишь Максим, по чистоте не сильно отличающийся от компаньона.
Спрыгнув с постамента, взгляд Олега привлекли выбитые строчки на плите. Буквы чуть подрагивали, становились то четкими, то размытыми. Олег прочел три слова в слух:
- Сколько осталось жить?
Он ухмыльнулся, но улыбка вытянулась в тугую нить. Тело сковал холод, словно он голый стоит посреди снежной вьюги.
- Дв... Я-я. Дн... А-а... - Замогильный ветер рвал и скручивал слова и души. - Дв... Я-я. Дн... А-а...
Все кончилось также внезапно, как и началось. Паралич прошел после двух слов, сказанных скрипучим голосом над ухом:
- Два дня.
Все двери дома закрылись на замки и щеколды. Олег запустил записи. На каждой мелькали люди, которых не могло там быть. Сгорбленные и скрюченные тела стояли покачиваясь, бродили или ползали за ребятами.
Олег не уснул, скорее потерял сознание. Очнулся он от гудящих голосов, холодных и острых, повторяющих одно и тоже:
- Чувствуй себя как дома. Чувствуй себя как дома. Чувствуй себя как дома.
Олег был не в кровати, а на дне вырытой могилы на том самом кладбище. По краю ямы стояли мертвецы. Тимофей с разорванным горлом. Максим, распухший раза в два. За его спиной пряталась девушка в белом платье. Алеся стояла по стойке смирно с черными следами на шее, а позади мужчина держал ее за плечи. Олег не мог двигаться, не мог кричать. Лица мертвецов закрутились. Нежить полезла к нему в могилу, заполняя яму смрадом смерти.
На утро парня нашли работники кладбища. Не живим, не мертвым. Родители незамедлительно отослали его в больницу для душевно больных. Когда медбрат завел Олега в палату, он что-то сказал, отчего парень забился в припадке, крича в ужасе, пока не испустил дух.
При разбирательстве у медбрата спросили, что же он сказал. Ответ был прост: