Звонкие детские голоса раздавались вокруг большого дерева, росшего на холме за станом всего в нескольких минутах ходьбы от шатров, куда старик старался приходить каждый день - поработать, подумать, отдохнуть. Детское общество всегда радовало сердце старого земледельца. И теперь он отложил в сторону только что починенную тяпку - треснула ручка от неудачного попадания по камню, когда он утром обрабатывал новый участок поля, - и, усевшись поудобнее, еле успел подхватить на руки четырехлетнего мальца, своего двенадцатого пра-правнука, - бежавшего во всю прыть послушать дедушкины сказки.
- Осторожнее, добрый молодец, - так будешь на своего прадеда прыгать! - Глаза старика, несмотря на осудительный тон голоса, искрились неподдельным счастьем. Эти моменты в окружении детей старик не променял бы ни на что на свете.
- Расскажи опять про зверушек, - попросил мальчик постарше, уже взобравшийся на правое колено рассказчика.
- Да я уже вам все рассказал, что помнил...
- А ты вспомни еще новенького!
Для виду наморщив лоб, старик помедлил несколько мгновений и начал заговощицким голосом:
- А вы знаете, почему у зайца такие большие уши?
- Чтобы слышать, когда к нему подбирается волк! - Посыпались поспешные ответы.
- А я-то думал, для красоты... - улыбнулся старик. - А сколько живет мышка?
- Столько, сколько хочет кошка! - Со смехом выпалила правнучка постарше, которая тоже подошла вместе с младшими детьми.
- Ну!... Все то вы знаете! - Голос старика вроде даже помолодел. - А вот кто знает, почему у змеи нету ног?
На этот раз задумались все, кроме самого младшего, который, не задумываясь, выпалил:
- Он так быстро бежал, что ноги потерял!
Громкий смех старика слился с детским хохотом, таким заразительным, что улыбнулась даже проходящая невдалеке сноха старика, согнувшаяся под ношей тяжелой вязанки дров.
Старик, отсмеявшись всласть, блаженно вздохнул и заметил:
- Такой маленький, а такой умный, - весь в пра-прадеда пошел! А ведь все так и было...
Он помолчал немного, и продолжил слегка изменившимся голосом:
- У змеи действительно раньше было четыре лапки, как у тех ящериц, которых вы ловите летом среди камней. А язык каким был, таким и остался, - раздвоенным, острым и злым. Это сейчас змеи молчат, будто язык прикусили, а раньше они говорили, да еще как говорили - заслушаешься! "Скушай плод", - говорил один, - "и станешь как Бог!" Есть те плоды было нельзя, но змей сказал: "Ешь, не бойся, не умрешь..."
Голос старика дрогнул, глаза теперь не мигая смотрели куда-то вдаль, силясь что-то разглядеть сквозь невесть откуда набежавшие слезы. Маленькая девочка, подошедши поближе, взяла его за руку, чем и вернула в реальный мир.
- Деда, мне пальчик болит! - Она протянула ему сжатый кулачок с оттопыренным розовым мизинцем, на кончике которого явственно проступала черная черточка занозы.
Старик вздрогнул и, шморгнув носом, попытался улыбнуться.
- Давай его сюда! - Нежно обхвалив ее кулачок мозолистой ладонью левой руки, твердым заскорузлым ногтем большого пальца правой он провел несколько раз вдоль темной полоски, затем в обратном движении осторожно приподнял занозу за высвободившийся кончик другим ногтем и, наконец, извлек небольшую колючку.
- Малину опять собирали?
- Да, мама послала набрать на лекарство для братика...
Старик вздохнул:
- А раньше колючек не было. И болезней не было. Было всегда тепло, красиво, уютно, спокойно. Было...
Его воспоминания прервал резкий окрик:
- Дети! Не отвлекайте дедушку от работы, а то завтра не будет чем землю копать!
Дети засуетились и по одному начали направляться в сторону стана, каждый к своему шатру.
Старик закрыл глаза, затем повернулся на звук голоса и взглянул на говорящую женщину. Потемневшие от времени одежды жалко висели на исхудавшем от тяжелого труда теле. Некогда пышные волосы были собраны на затылке поседевшим пучком. Руки, лицо, осанка - изменилось практически все, кроме глаз... О, как отличалась она от той молодой красавицы, которая когда-то стояла посреди того прекрасного сада, под тем запретным деревом, с улыбкой протягивая ему тот роковой плод... Он почти услышал вновь те лживые слова змея, однако звучащие голосом его жены... "Скушай, скушай, скушай..." - отражалось эхом в его голове.
- Скушай похлебки да дочини лопату, а то уже скоро будет смеркаться. - Усталый голос Евы развеял мираж прошлого, и Адам, крякнув, поднялся, опираясь на починенную тяпку, и направился к ней, по-старчески сутулясь. Ева, не дожидаясь его, уже шла в сторону стана, неся в руках корзину диких яблок.
Старик позвал:
- Ева! - Она замедлила шаг. - Ты еще помнишь... сад... дерево... змея?
Она обернулась, потупив взгляд, затем посмотрела на мужа.
- Помню, Адам, я помню все. Такое не забывается. Я... - она помедлила, затем, собравшись с мыслями и проглотив внезапно появившийся в горле комок, через силу улыбнулась. - Ты устал. Поешь и ложись спать.
Адам долго ворочался на своем твердом ложе. Картины из его жизни в Едемском саду всплывали одна за одной: вот он гладит ягненка по кучерявой головке, вот орел садится ему на вытянутую руку, вот они с Евой собирают цветы и разговаривают с Богом в прохладе дня... Но каждое новое радужное воспоминание заставляло его больше и больше хмуриться, пока его лицо не превратилось в старческую гримасу, а тело не начало вздрагивать от все более частых всхлипываний. Старик плакал, скорчившись на постели возле своей спящей жены, вспоминая потерянный рай и не смея - даже на мгновение - задуматься над тем, что могло бы быть, если бы не...