- Да, так вот что я хотел сказать, ты слышал - Нина умерла.
- Нина, не может быть...
- Три дня тому назад, как похоронили.
Алексей опустил телефонную трубку на аппарат. То, о чем ему сейчас сообщил его приятель, Сашка, просто не укладывалось в голове. Нины, их Нинки больше нет!
"Надо собраться с мыслями, кому-то позвонить, что-то сделать!" Немного успокоившись, принялся рыться в объемистой телефонной книге, перелистывая страницы с номерами телефонов, исписанные карандашом и пастами разных цветов. Вот, наконец-то, домашний телефон Людмилы. Они были одноклассниками, жили в одном подъезде, даже когда-то дружили. Давно уже жизнь разбросала их по разным районам города, но, сохраняя теплое чувство благодарности друг к другу, они изредка перезванивались, делясь новостями.
На том конце провода тоже сначала не поверили, потом застыло ледяное молчание, наконец сдавленный Людин голос сказал: "Я обзвоню, кого найду, а там дальше решим, что делать". И уже через час Алексею названивала Маша, бывший комсорг класса, а теперь сотрудница одного из банков. Всем хотелось знать - что все-таки произошло, но он не мог сказать ничего более того, о чем ему сообщил Сашка - скоротечный рак. В конце концов, как-то выяснили номер участка с захоронением и договорились на завтра, на субботу, встретиться у входа на кладбище. Получалось, что придут из класса человек пятнадцать.
Алексей занялся повседневными домашними делами, но мысли все время возвращались к Нине и знакомая ноющая боль под сердцем, зародившаяся после звонка не отпускала. Ему было очень хорошо знакомо это состояние. Так бывает, когда долго живешь без особых потрясений - обыденная черно-белая смена декораций, но потом неожиданно вступаешь в полосу смертей. Полгода назад у него страшной, темной, августовской ночью, под колесами неизвестной машины погиб младший брат. Алексей плохо помнил подробности, тогда все слилось в череду дел, обязательных к механическому исполнению - оформление места на кладбище, бесконечное ожидание у морга, отпевание, похороны... Все происходило как во сне, душа просто онемела от горя родителей, слез родственников и друзей. Осознание случившегося и память начали возвращаться со временем, и то - не полностью, с провалами. Месяц назад - тихо умерла бабушка, и ее так же тихо похоронили в февральскую стужу, завалив огромными комьями промерзшей земли, которые без устали и без перерыва выковыривал кладбищенский экскаватор в огромном, бескрайнем городе мертвых. И вот Нинка...
Она вела у них в школе английский язык два года - их восьмой и девятый классы, в девятом же - взяла классное руководство. Странный это был человек, никак не вписывавшийся в систему социалистических ценностей, партийных съездов и митингов. До самозабвения любя свой предмет, Нина, как будто сошла со страниц средневековых рыцарских романов - маленькая, хрупкая, тонкая девочка, с волнистыми волосами до плеч и совершенно обезоруживающей доброй улыбкой. Ей удалось экстерном закончить несколько курсов университета, так что, когда она пришла преподавать в школу, не смотря на все героические попытки окружения устроить ей более достойное будущее, разница в возрасте с ее учениками составляла всего несколько лет. Нину любили все - пожилые классные дамы считали ее чуть ли не дочкой, ученики принимали ее за свою, но без малейшего намека на панибратство - это даже в голову не могло прийти. Класс Алексея был у нее первым в жизни, она принимала участие почти во всех классных мероприятиях - выездах за город, на шашлыки, на днях рождения. И везде присутствовала тихо и незаметно, примостившись где-нибудь в уголке, на стуле, глядя на веселящийся молодняк со своей неизменной улыбкой. Также неизменными были ее постоянные дополнительные занятия с классными балбесами, в попытке хоть что-нибудь оставить в головах, упорно этому сопротивляющихся. По отчеству ее называли только в официальной обстановке, между собой и по окончанию школы она уже была - Ниной. Они жили вдвоем со старенькой мамой, в маленькой двухкомнатной квартирке, на городской окраине, и каждый день требовалось довольно много времени и сил, чтобы добраться до работы и обратно. Возможно, это и послужило веской причиной для того, чтобы через два года Нина перешла в школу, расположенную в квартале от дома. Но и после этого дружба с классом не прекратилась - то поодиночке, то группами бывшие ученики частенько забегали в знакомую квартиру на втором этаже кирпичной пятиэтажки, чтобы почесать языки, поделиться новостями, поплакаться и неизменно находили теплый прием и поддержку. Хотя, со временем, на протяжении двадцати с лишним лет, эти посещения стали эпизодическими.
У Алексея были особые отношения с Ниной. Он, также выросший на книгах, рано научившийся тонко чувствовать состояние души собеседника, да и к тому же перешедший в эту школу только в пятый класс, всегда чувствовал себя немного обособленно от проделок классных заводил. Поэтому-то ему и было так просто общаться со своим молодым педагогом, которая оказалась не намного старше его. Еще в десятом классе, он частенько заезжал к ней домой и они вместе долго гуляли, разговаривая, по расположенному рядом парку. Один раз, в уже не вспоминаемом контексте, Нина сказала фразу, которой Алексей не придал значения, но смысл которой, выплыл и врезался в память значительно позднее. Так, вспоминая кого-то, она вслух спросила: "Интересно, сколько может продлиться дружба, когда человек обрастает семьей, работой и обязанностями?" Тогда Лешка, с пылом юности, предположил, что - навсегда, о чем в дальнейшем частенько вспоминал. Нина была последним человеком, к кому он заехал проститься ночью, перед отъездом, при поступлении в военное училище. В училище он не поступил, но остался в другом городе, затем институт, армия. Вернулся только через восемь лет. Пару раз заскочил к Нинке и закрутилось, завертелось - семья, работа, дети... Через третьи руки слышал о ее неудачном замужестве, продлившемся полгода, о работе в той же школе, о проблемах со здоровьем. Периодически, тревожившая совесть напоминала, что надо бы сходить, проведать. Все собирался, откладывал и, в конце концов, точно решил съездить этой весной. А тут такое известие...
На следующий день, к месту встречи пришли человек двенадцать - все, кто смог. Долго выясняли по кладбищенским документам, где находится участок, как к нему пройти. Оставив машины, решили пойти сквозь кладбище пешком. День выдался теплый и солнечный, как по заказу. Ранняя весна в этом году давно съела остатки мартовского снега и даже успела подсушить землю, так что теперь порывы ветра поднимали в воздух пыльные облачка. Народу среди могил было довольно много - кто-то убирал и сжигал прошлогодний мусор и сухую траву, кто-то красил оградку, были и такие, что, расположившись у столика, не спеша подливали и закусывали под неторопливую беседу. В воздухе стоял горьковатый запах тлеющей прошлогодней травы, перемежающийся с запахом краски. После многочисленных расспросов, вроде бы нашли искомый квадрат. Могилы были давнишними - Нину решили подхоронить к бабушке, так что оставалось лишь искать свежую землю. После недолгих поисков все собрались у крохотного пятачка земли с простенькой оградкой, сваренной из металлических прутьев. Рядом с небольшим, старым памятником был насыпан свежий, неосевший холмик земли с торчащей из него табличкой с фамилией и датой погребения Нины. Яркое весеннее солнце светило сзади и ощутимо грело шеи и спины, почки на деревьях набухли и готовы были распуститься. Радуясь теплу и солнцу, птицы устроили веселую возню в кронах высоких, старых деревьев. И то, что было перед ними, ну никак не вязалось с той воздушной маленькой Нинкой, шекспировской Джульеттой, так тепло улыбавшейся им когда-то. Это было так же дико и неестественно, как живые цветы на голой, влажной, темной глине холмика. И, так же как и ранее, на могиле брата, в душе осталось одно только слово: "Прости!", но кто его теперь услышит... Девчонки зашмыгали носами, кто-то из мужиков деловито достал бутылку и раздал желающим пластиковые стаканчики. "Помянем...". Ссылаясь на наличие машины, Алексей отказался, про себя помолился за усопшую рабу Божью Нину, перекрестился и перекрестил холмик. Не смотря на весеннюю теплынь, на душе было пусто и холодно, как бывает пусто всегда, когда ничего нельзя вернуть.
Немного постояв еще, решили съездить проведать Веру Васильевну - маму Нины, и потихоньку побрели к машинам. Далее была квартира, в которой с момента последнего посещения Алексеем практически ничего не поменялось, рассказ совсем ослабевшей седой женщины о том, как все любили Нину уже в этой, нынешней ее школе, как плакали старшеклассники, когда прощались с ней, о том как она, уже будучи прикованной к постели неожиданно произнесла: "Мама, у меня была такая хорошая жизнь! Видно пришло время за все расплачиваться". Были незаметные собственные слезы, когда и пришедшие одноклассники - взрослые мужики старательно отворачивались к стенке, слова сочувствия и прощание. Чем еще можно было утешить ее, потерявшую единственную дочь и на старости лет оставшуюся совсем одинокой.
Обратно ехали молча. Алексей, попрощавшись, высадил по дороге трех человек и вызвался завезти домой Людмилу. Солнце клонилось к западу, теплый, весенний день заканчивался. В приоткрытое окно врывались запахи дороги и то ощущение тепла и начала жизни, которое бывает весной. И тут Алексея прорвало:
- А ведь она ждала меня!
- Что? - не поняла Люда.
- Она все время ждала меня, ждала, что я покажусь, что хотя бы забегу узнать, проведать, хоть на пять минут! Она спрашивала обо мне у наших общих знакомых - как там мои дела, ненавязчиво, ничего не передавая мне. Ждала. А я...
Машину пришлось остановить у обочины. Сердце ломило так, что тяжело было поднять руки. Немного подышав и заставив себя успокоиться, потихоньку тронулись дальше.
Высадив, по ее просьбе, Людмилу недалеко от дома и попрощавшись, Алексей развернулся и поехал обратно. Острое чувство собственной вины немного сгладилось и сменилось тупой опустошенностью. Ветер стих, день догорал, в опущенные окна машины не спеша вползали свежие весенние сумерки субботнего дня. Алексей ехал рядом с обочиной медленно, не спеша, как молитву повторяя про себя: "Любите, любите друг друга! Не жалейте тепла - жизнь так коротка. И самое страшное в ней тогда, когда и хотел бы повиниться, сказать - прости, прости за все, что сделал и не сделал, да уже некому. Когда никто не услышит. Когда этот камень придется носить до конца жизни! Любите!..."