В 1998 году мной была предпринята очередная попытка снять фильм, увы, и на этот раз неудачная. Приведенный тут отрывок -- кусок литературного сценария; я все еще надеюсь набрать и остальные эпизоды.
Эпизод 10.
Паломник в Страну Востока.
-- Так ты тоже интересуешься его жизнью? -- настороженно и неодобрительно спросил Викин.
-- Да, -- коротко ответил Ринг. Не ждал он такого приема.
-- Ну когда я напишу его биографию, тогда ты и узнаешь все. А пока читай его книги. В них будет куда больше, чем в биографии. -- И он слегка отступил назад, явно собираясь закрыть дверь.
-- Я не читал ни одной его книги, -- сухо сказал Ринг. -- Меня его судьба интересует совсем по другому вопросу.
Викин поднял глаза и посмотрел на Ринга так, как будто только что его увидел. Потом сделал еще шаг внутрь квартиры и кивнул:
-- Заходи.
В единственной комнате Викина был порядок, всюду чувствовался уют, который может создать только женская рука. Хламом -- бумажным, железным, и еще каким-то непонятного происхождения был завален только один стол в углу комнаты. К нему-то и подсел Викин, пододвинул, смахнув рыжего котенка, второй стул -- для Ринга.
-- Надеюсь, ты не следователь, -- утвердительно сказал Викин.
-- Нет. Я... частное лицо.
Викин помолчал, теребя в руках взятую со стола отвертку. Сунул ее в груду хлама и продолжил:
-- Собственно, я догадываюсь, что тебя интересует. Но расскажи сперва ты. Что ты знаешь и за чем именно пришел ко мне.
-- Видите ли... -- Ринг огляделся, как будто бы что-то рядом смогло бы помочь ему облечь в слова еще самому непонятные мысли и догадки. -- Есть люди с очень сходной судьбой. Они живут не слегка понятной окружающим жизнью, словно что-то знают, что-то чувствуют... Нет, не так. -- Он замолчал, чувствуя, что это молчание может затянуться надолго -- дольше, чем позволяет приличие.
Викин вдруг совсем неожиданно улыбнулся. Протянул руку и коснулся плеча Ринга -- кончиками пальцев, скорее даже обозначил прикосновение.
-- Знаешь, -- сказал он уже совершенно другим, ненастороженным тоном, -- у меня сейчас чайник на кухне кипит. Сейчас выпьем чаю... Мне кажется, разговор будет не особенно короткий, так что...
Он встал, с подчеркнутой осторожностью обошел стеклянный журнальный столик, и скрылся на кухне. Начал там чем-то звякать. Ринг глубоко вздохнул и попытался собрать свои мысли воедино. Необходимость рассказать о своих поисках неизвестно чего застала его врасплох, он вдруг понял, что не может связно рассказать о том, что привело его к Викину. Судьбы людей, да. Но не жизненные линии интересовали Ринга, а нечто, стоящее за ними. Как будто ведущее их непонятным путем к непонятной цели. И почему за ними? А разве он сам не стремится к чему-то, что он сам не может назвать? Раньше было проще. Абсолютная Мелодия. Квинтэссенция музыки. Это было понятно, хотя и труднообъяснимо. Мне надо самому сперва во всем разобраться, подумал Ринг, и только потом что-то делать. Понять, что мне нужно, и, главное, зачем. Организовать свои мысли в систему. Записать? терпеть не могу держать в руках ручку. Нет, лучше я возьму диктофон... Эта простая идея внезапно его успокоила, и когда Викин вернулся, держа в руках поднос, то Ринг уже принял решение. Пока не делать никаких выводов. Подождать. Наверняка Викин может сказать что-то такое, отчего все факты выстроятся в понятную и логическую цепочку...
Викин поставил поднос на стул, достал из-за стола металлическую линейку и сгреб ею с края стола к стене хлам, освобождая место для подноса. Судя по высоте кучи хлама у стены, эта операция делалась далеко не в первый раз... Стаканы в серебряных подстаканниках, крохотные бутерброды с красной рыбой... После первого бутерброда Викин первым нарушил молчание.
-- Если бы Лин тебя интересовал как писатель, то я бы вряд ли смог... вернее, вряд ли захотел тебе что-нибудь говорить. Но я вижу -- тут нечто другое.
-- Лин? -- с недоумением повторил Ринг.
-- А-а, так это было его прозвище. Полностью -- Паломник Лин. Паломник в Страну Востока... Его так называли очень немногие, только те, кому было позволено.
Ринг почувствовал, как у него сильнее забилось сердце. Да нет же, это простое совпадение. Откуда уличным мальчишкам знать писателя, проведшего всю свою недолгую жизнь почти затворником. С другой стороны, Мелодия... Нет, стоп, думать оставим на потом, Викин уже что-то говорит, и надо слушать...
-- ...совершенно разносторонним человеком, -- говорил тем временем Викин. -- Я ему просто завидовал. Еще с тех времен, когда он был совсем мальчишкой. Ему все удавалось слишком легко. И так же легко он бросал все то, что ему удавалось. Как-то раз он нарисовал картину. Еще в школе. Совершенно необычную... от нее было трудно отвести взгляд. Я выпросил ее у него, и какое-то время она висела вот там... Когда же я его спросил, почему он больше не рисует, он пожал плечами и сказал: "Я смог." Ну, его песенки под гитару, ты, наверное, знаешь...
-- Нет. Я о нем ничего не знаю, кроме... -- Ринг не договорил.
-- И в то же время ему не удавались вещи совершенно обыденные, для которых нужно только... -- Викин сделал руками неопределенный жест. -- Ну, например, он не мог стоять в очередях. Совершенно. Даже если от этого зависело что-то серьезное. И из института его исключили за то, что он не стал стоять в очереди за билетом на автовокзале... На экзамен не приехал... В личной жизни... Это, конечно, отдельный разговор, ведь считается, что он покончил с собой на этой почве. Но если я правильно понял цель твоего визита, то ты знаешь, что это не так.
-- Я догадываюсь, -- сказал Ринг.
-- Но в то же время было ощущение, что он постоянно что-то ищет. Работает над чем-то, что не укладывается в рамки творчества, скажем. То, что он писал, было всего лишь для него средством решить ту самую задачу... Когда вышла его первая книга, после всех этих встреч в дворцах культуры... Я его прямо спросил -- ты пишешь, как будто бы пытаешься что-то найти. Что?
-- Абсолютный Текст, -- замерев от догадки, сказал Ринг одними губами.
Викин внимательно посмотрел на него. Отправил в рот последний бутерброд, прожевал, и спросил:
-- Ты знал это раньше?
-- Нет, -- качнул головой Ринг. -- Но я вижу... слишком много параллелей. Я даже уверен, что через некоторое время вы снова спросили его насчет его поисков, и он ответил, что на самом деле ищет совсем другое.
-- Так. -- Викин смотрел, не отводя взгляда.
-- То, что стоит за Абсолютным Текстом, и чему, по-видимому, просто нет названия.
-- А что ищешь ты? -- неожиданно спросил Викин.
-- Раньше я искал Абсолютную Мелодию. Я в некотором смысле музыкант... гитарист... А сейчас... Спасибо за чай, -- невпопад закончил Ринг.
-- Да. -- Викин задумался. -- Все и сложнее, и проще, чем я предполагал. В таком случае тебе не надо долгих разговоров. Я тебе просто покажу одну запись. Я много снимал Лина -- в том числе и скрытой камерой.
-- Скрытой камерой? -- удивился Ринг.
-- Он не возражал. Меня все считают биографом, поклонником его таланта... Не беспокойся, все пленки стерты, кроме одной, да и ее кроме меня никто не видел. Я же как раз хотел понять, что же ему в конце концов надо.
-- И вы поняли? -- Ринг не удержался от сомнения в голосе.
-- Нет. Но я понял, что этого понять мне и не дано. Раньше бы я обрушился на тебя с вопросами относительно твоих поисков. Теперь же -- нет. Я просто знаю, что тебе надо, и я тебе покажу это. Я даже не буду требовать с тебя обещания никому не рассказывать об этом, поскольку там есть очень личные моменты... я уверен, что ты никому это не расскажешь и так.
Викин забрал поднос и вновь ушел на кухню. Вернулся довольно быстро, неся с собой видеокассету. Странно, где бы там ее можно хранить, -- мельком отметил Ринг.
-- Садись вот сюда, на диван. Смотри. Вот пульт, можешь перематывать... Потом я комментировать это не буду, сколько бы ты не просил. И вообще пойду-ка покурю... -- Викин сунул кассету в видеомагнитофон и вышел из комнаты, как-то сразу сгорбившись и осунувшись. Хлопнула входная дверь.
Ринг нажал кнопку на пульте, и экран стоящего напротив телевизора засветился. После нескольких секунд помех там появилось изображение комнаты, знакомой по газетным фотографиям. Александр Северков сидел за своим рабочим столом. Он показался Рингу моложе, чем на иллюстрациях в книгах, но когда Ринг обратил внимание на титры даты в углу экрана, его пробила мгновенная дрожь. Эта дата ему была слишком хорошо известна...
-- Опять кадры для истории? -- спросил на экране Северков невидимого Викина.
-- Отнюдь, -- возразил ему Викин. -- Я хочу сделать маленькую зарисовку. Если тебе не трудно, ты прочитай что-то из своих набросков, из того, что уже никуда. А я поснимаю интерьер.
Камера скользила своим электронным взором по обстановке. По книжным полкам, от пола до потолка. По висящей на стене доске с приколотыми фотографиями, рисунками, вырезками из газет. По ковру, на котором висели уж совсем непонятные вещи -- плоский осколок красного стекла, амулет "крест в круге", сухая ветка с замершей на ней бронзовой ящеркой... В другое бы время Ринг с интересом бы рассмотрел пристальнее такие "спонтанные натюрморты", но отсутствующий в кадре Северков читал, и от его слов поверх экранного изображения текло другое, тонкое, неразличимое и вызывающее непонятное чувство узнавания...
Северков говорил:
-- Это не законченное произведение, это даже не набросок. Это просто так -- конспект мгновенного воспоминания, которое дорого мне настолько, что вряд ли будет когда либо развернуто до полной картины... Словом, это называется "В круге Света".
Надвигается августовская ночь, и ветер раскачал ветви старого тополя, что в конце улицы, и опять запутал провода. Темно в доме, темно на улице... И дед достает фарфоровую керосиновую лампу, и весь домашний уют собирается в круг света от нее. Нет возможности читать, слушать радио, и я прохожу по темным и длинным комнатам и коридорам в гостиную. Пришел дед Филипп -- сосед, который приходит только в такие полуволшебные вечера. Бутыль на столе, соленые огурцы, зелень с огорода, и шипит самовар, и пахнет дымом и от самовара, и от папирос -- легкий запах, тотчас уносящийся в открытое окно. Семен на лавке около стены, неразговорчивый, как всегда. Бабушки нет, она у Прасковьи Филипповны -- там свой круг... Пьют в основном чай, ломая шутя сухие баранки. И разговоры, разговоры... -- Было время, и были мы молодыми, полными сил, и все нас интересовало -- и драки с кулаками, и первые стройки, и новые машины, и была гордость за победы -- наши победы! И было трудно, но радостно. Был Сталин! А что сейчас? Чему и кому верить? В какие новые победы? Мы шли впереди, сквозь трудности, мы тянулись к знаниям, чтобы отдать их потом для всеобщего света и радости, а что сейчас поведет их вперед? Какие песни мы пели! Стихи, что читали и сочиняли! И с ними ходили в атаку -- и на финской, и на польской, и на немцев тоже. -- Вся история хранится у них, в этом круге света, и кажется, что времени нет -- только что окончился бой, и это -- всего лишь передышка. И в новом бою будет место и для меня... Но кто там? С кем бой? -- Новые веяния. Телевизор! Эдак и разговаривать не будешь. Сидеть и смотреть. Разве что света опять не будет... -- И снова дед: -- А как им все это передать? Дать понять, что это не главное, а чтоб не порвалась нить... -- Но его не понимают. Кроме меня. И уже не в силах пребывать в этом круге света, полный до краев пониманием, я выхожу на улицу, за конец огородов, где за ручьем -- степь, и холмы, невидимые в темноте, и океан звезд, и бесконечность пути. Не потерять понимание... Знать больше, чем вокруг. Видеть больше, чем взглядом. Знать слова, что больше слов. Вся вселенная пронизана невидимыми нитями связей, и каждая говорит обо всем мире. И что творится, и что меняется. Что уходит, а что остается. Ведь были времена, и будут времена. И тогда я повторяю вслух, звездам, холмам, всему объятому темнотой миру прочитанное сегодня перед тем, как погас свет, вроде бы чтобы запомнить, хотя это уже навсегда стало моим:
И уже электронная лира
От своих программистов тайком
Сочиняет стихи Кантемира,
Чтобы собственным кончить стихом.
Ринг нажал на кнопку "стоп" и некоторое время сидел, закрыв глаза. Ему на мгновение показалось, что этим все сказано, что ответ перед ним... Выйти за пределы... Это Город. Море людей. Этот монстр просто держит в своих сетях всех -- и своих подданых, и тех, кто мечтает вырваться, вздохнуть иной воздух, там, где бесконечность дороги. Выйти за пределы. Мелодия тут не причем, и Текст тут не причем, и Картина... Северков знал об этом, он смог это сказать, не говоря прямо ни слова, так, что понять сможет только тот, кто... Кто что? Значит что -- я так отличаюсь от прочих людей?
Стоп. Мысли потом. Наверняка Викин не это имел в виду, он бы этого не понял так, как я. Там дальше есть еще что-то... Ринг провел ладонями по лицу. Слезы. Никогда бы не подумал, что просто слова способны на такое. Нет. Не просто слова, а слова, что больше слов...
Ринг вновь включил воспроизведение.
-- А почему ты не напишешь воспоминания о детстве? -- спросил Викин, и его голос прозвучал до невозможности обыденно. Нет, он действительно ничего не уловил в словах Мастера...
-- Я не смогу. Это надо быть писателем. С большим талантом.
-- А ты кто? Вот, этот отрывок взять. Мне вполне понравилось. Написано на уровне. Только зачем ты взял стихи Тарковского? У тебя же куча своих.
-- Тогда я прочитал именно Тарковского.
-- А как же писательский вымысел?
-- А нет его у меня. -- Северков встал, и глядя в камеру, точнее, на невидимого Викина, продолжил: -- Я ничего не вымышлял в своих книгах. Не способен... И таланта к писательству у меня нет. Если и есть талант, то к чему-то другому, чему и названия-то еще не придумали. А значит, все равно, что нет его. -- Он повернулся к столу, взял Синюю Тетрадь. -- Вот, две сотни идей, какие можно развить до полноценной книжки. Если быть профессионалом. А я не профессионал, это тебе спасибо, что меня издали, а так бы все это дальше близких друзей не ушло... Я ведь писал все это для себя, потому что не мог иначе решить кое-что... ну, да ты знаешь...
-- Ты еще все это напишешь. -- Изображение на экране дергалось, видимо, Викин ставил камеру на что-то вроде столика. Наконец на экране появился и он, высокий, сутулый, Северков рядом с ним выглядел мальчишкой. -- Твои книги помогают людям. И ты это знаешь. И как -- нравственно ли это -- гасить искру божию? Ты уже полгода ничего не пишешь...
-- Значительно больше, Сева, -- печально сказал Северков. -- То, что пошло в журнал, было написано еще знаешь когда?
-- Ну и глупо! -- с раздражением сказал Викин. -- Ты бы мог нобелевку отхватить! Где эти твои наброски? Они великолепны, говорю тебе! "Конец Сильмариллов", "Дорога семи", "Там, за гранью" -- это же отличнейшие задумки!
-- Нобелевка мне даром не нужна, и ты это знаешь. Да, деньги за "Призраки" мне очень помогли -- теперь я не думаю о том, что буду есть завтра... А большего мне не нужно... Впрочем... да. Есть у меня одна идея... Надо кое-что написать... Прямо сейчас, иначе не успею... -- Северков открыл ящик стола и вытащил оттуда маленький компьютер -- нотебук. Сел за стол...
-- Ладно. -- Викин похлопал Северкова по плечу. -- Мне пора. Вечером я зайду. Пиши. Очень тебя прошу, пиши. Работай. Человек должен работать. Счастливо!
-- Счастливо! -- махнул рукой Северков. Викин вышел из поля зрения камеры. Потянулись долгие минуты. Ринг еле сдерживал внутри растущее возмущение Викиным. Он же его за человека не считал! Так, экземплярус уникум, объект для исследований. Съемка скрытой камерой. И смотреть это непорядочно... Но Ринг сдержался и продолжил просмотр.
Северков что-то набирал на своем нотебуке. В один момент он встал, подошел к полке, снял книжку. Полистал страницы, посмотрел на одну, видно, убедившись в чем то, поставил томик на место и вернулся к столу. Ринг нажал клавишу ускоренного просмотра. Северков, видимо, сидел за столом еще минут пятнадцать, потом встал, потянулся, достал откуда-то из-под стола маленький принтер. Соединил с нотебуком, и через минуту держал в руке отпечатанный лист. Затем он убрал и нотебук, и принтер, вынул из ящика стола конверт, свернул лист и положил внутрь. Подумав несколько секунд, написал что-то на конверте.
Ринг смотрел и не мог понять -- зачем Викин оставил его смотреть запись? Наверняка не из-за первых кадров. Его до сих пор нет -- значит, то, что он хотел показать, еще впереди. Неужели?.. Но ведь тело не было обнаружено, значит, нет, здесь что-то другое...
Тем временем Северков положил конверт на стол, и вышел на минуту из комнаты. Вернулся с сумкой, которую обычно носят через плечо. Посмотрел на часы. Огляделся. Как будто бы он собрался уйти, и уйти надолго. Впрочем, Рингу было известно, что оно так и произошло. А сейчас Северков просто смотрит, не забыл ли что из необходимого... Странно. Уходя из жизни, о необходимом не думают. Значит...
Наконец Северков опустил сумку на пол. Снял висевший над столом портрет в рамке, начал вытаскивать оттуда фотографию. И в это время раздался звонок в дверь. Северков, оставив портрет на столе, побежал открывать. Неразборчивый разговор в прихожей... И вот в комнату вошла молоденькая девушка. Почти девочка. Красивая. С длинными вьющимися волосами. Северков вошел следом, и по всему было видно, что не ее он ждал, кого-то другого...
-- Боже мой, Алька! Я не знал, что ты придешь... Все как-то... -- Он явно не знал, что говорить.
Девушка не спеша повернулась к нему.
-- Мы вчера так странно растались...
И голос ее оказался красивым. Она вполне бы могла петь... петь на сцене, вокруг которой яркий свет, дым, нетрезвые люди и грязь на полу... Ринг замотал головой, прогоняя видение. Теперь он уже не замечал ни комнаты Викина, ни телевизора, он был там, он присутствовал при этой странной встрече... Кто она ему? Нет, явно не "подруга жизни", здесь что-то другое...
Девушка наклонилась к столу и увидела разобранный портрет. Непонимающе взглянула на Северкова.
-- Моя фотография... зачем? -- Северков молчал. Она осмотрелась и увидела брошенную посреди комнаты сумку. -- Ты собираешься уехать? Но почему? Ты мне ничего не сказал...
-- Извини, -- хрипло сказал Северков и откашлялся. -- Видишь ли... Боже мой, как все странно получается! Я вовсе не тебя ожидал...
-- У тебя есть... женщина? -- с видимым усилием сказала девушка.
-- Нет, что ты... Знаешь что? еще есть время. Ты сядь...
-- Ты собрался уехать, -- сказала она утвердительно. -- Надолго?
-- Навсегда.
Она не услышала эти слова, не поняла их смысла. Машинально отодвинула сумку в сторону от стула. Удивленно подняла ее.
-- Совсем легкая! Там же ничего нет! Ты не берешь с собой ни книг, ни-че-го... Она испуганно повернулась к нему. -- Куда ты уезжаешь? Почему ты мне ничего не сказал? Отвечай!
-- Потому... потому что ты мне очень нравишься, -- как-то неохотно сказал Северков.
-- Я? Нравлюсь? -- у нее перехватило дыхание.
-- Да. -- Северков подошел к ней вплотную. -- Ты очень, просто невозможно красива.
-- И поэтому ты уезжаешь? Разве...
-- Нет. Помнишь, я тебе рассказывал про Дорогу?
-- Помню. Дорога, открытая для всех. Ждущая всех. Но это же сказка...
-- Это не сказка. Это серьезно. Я нашел...
Он мягко взял ее за плечи.
-- Я безнадежный дурак, Алька. И неудачник. Я не должен тебе говорить всего этого -- что ты мне нравишься, и про Дорогу... И того, что говорю сейчас, тоже не должен. Потому что я должен уйти...
-- А я? -- со слезами в голосе воскликнула Алька. -- А про меня ты подумал?
-- Да. Именно поэтому я и не хотел тебе об этом говорить. Остаться для тебя одним из многих...
-- А если ты не один из многих! Ты -- это ты...
-- Между нами слишком большие расстояния, Алька.
-- Это может, между тобой и мной расстояния. А между мной и тобой их... их нет. Веришь? Я что-то не так говорю?
-- Алька... Ты не представляешь...
-- Лин... Ты знаешь, что будет, если ты уйдешь? Как мне будет?
Северков промолчал.
-- Знаешь что? -- негромко, но решительно сказала Алька. -- Я пойду с тобой.
-- Ты так это решаешь за одно мгновение...
-- Это что, плохо?
-- Это невозможно. Пропуск на Дорогу только один... -- Он повернулся и устало сел на стул. -- Но боюсь, теперь это и для меня невозможно. Теперь и я не смогу уйти. Ну скажи, что я для тебя ничего не значу!
Алька повернулась к нему. Сделала движение руками, вначале не решаясь, потом все же положила руки ему на голову.
-- Не скажу. Ты же знаешь -- я не умею врать. Как и ты...
-- Тогда я останусь. И всю жизнь буду вспоминать о возможности сделать шаг на Дорогу... А если уйду, то всю жизнь буду вспоминать тебя. Зачем ты пришла, Алька?
Она села на ковер рядом с ним и обняла его ноги.
-- Не надо, Алька...
-- Нет. Ты должен идти. Это твое. А я пойду с тобой, потому что это мое. Не спорь со мной. Ты хотел принести себя в жертву ради меня, да? Свое чувство... Но жизнь не требует жертв, ты сам мне об этом говорил...
-- Ты не знаешь, что такое Дорога, Алька. Там можно сделать шаг -- и расстаться навсегда, и не найти друг друга среди пространства. Я не хочу этого. Мне не страшно расставание, но ты...
-- Тебе не страшно расставание? Ну почему ты хочешь так казаться сильнее, чем есть?
Они смотрели друг другу в глаза. Он гладил ее по волнистым волосам, а она улыбалась. Сквозь слезы.
-- Слушай! Я знаю, как нам не расстаться, -- вдруг сказала она. -- Смотри!
Она достала из своей сумочки длинную нитку.
-- Смотри, я связываю из нее кольцо. Она одна, нитка, неразрывная... Два узелка, тут и еще тут... Теперь так... -- Она крутила нитку на пальцах, словно играя в кошачью колыбельку. -- И вот -- смотри! -- обрадованно воскликнула она. -- В самом деле вышло! Два кольца, по узлу на каждом! Одно тебе на руку... вот так. И здесь узелок, чтобы не свалилась. А второе мне. Не забудь, это одна нитка, одно кольцо, пусть даже кажется, что их два... Она неразрывная... Это же будет работать, верно?
-- Верно, -- ответил Северков после недолгого молчания. -- Как у тебя это получилось?
-- А! Нелинейное топологическое преобразование. Ты мне сам как-то рассказывал... -- Она уткнула голову в его колени.
-- Алька! Это же такая теория... Я вообще думал, что людям это недоступно...
-- Лин, мы пришли, -- раздался вдруг знакомый мальчишечий голос.
Они стояли у закрытой двери -- младший держал в руках скрипку-половинку. Флейты старшего не было видно, но она вполне могла быть в закинутом за плечи рюкзаке.
Ринг тормознул кадр. Этого не может быть, сказал он себе. Если в это поверить, то надо спятить. И в то же время -- как все сходится! Мальчишки не из этого Города... Что же понял Викин, посмотрев все это? Он же смотрел и на их объяснение... и я смотрел, хотя не должен, не имел права! Но я забыл про все, я просто был там... Потом, потом, вся рефлексия потом! Он снова пустил пленку.
-- Как вы вошли? Дверь заперта... -- спросил Северков.
-- Мы не входили... -- начал старший, но младший дернул его за подол куртки, и тот оборвал фразу.
-- Лин, пропуск только один, -- напомнил старший.
-- Подожди, -- опять перехватил инициативу младший. Он положил скрипку на пол и подошел ближе. -- Ты кто? -- спросил он Альку.
Та взглянула на него -- глазами, полными слез. Младший в испуге отступил.
-- Простите, Хозяйка... -- почтительно сказал он.
-- Мы знакомы? -- спросила Алька, переводя взгляд с одного мальчишки на другого.
-- Пока нет, Хозяйка, -- ответил старший. -- Идем. Дорога ждет.
-- Но пропуск? -- недоуменно спросил Северков.
-- Хозяйке не нужен пропуск, -- покачал головой младший.
-- И тебе с ней -- тоже не нужен, -- добавил старший. -- Если бы ты нам раньше сказал...
-- Да он же ничего не знал, -- возразил младший.
Алька протянула ему свою руку -- с ниточной петелькой. Потом -- руку Северкова.
-- Посмотри.
Младший пожал плечами и вопросительно глянул на старшего. Тот шагнул вперед, посмотрел.
-- Все верно. Малыш просто еще не разбирается в этом...
Северков и Алька поднялись. Младший торопливо поднял скрипку и выскочил в коридор.
-- Как тебя зовут? -- спросила Алька старшего.
-- Сашкой, -- ответил тот и насупился. -- Но учти, это не настоящее имя. Это чтобы быть твоим тезкой... Можно, да?
-- А младшего?
-- Сейчас его бесполезно звать. Он на себя обиделся...
Северков задумчиво поднял сумку. Покачал в руке и опустил на пол. Подошел к столу, порвал конверт. Провел рукой по корешкам книг, стоящих на полке над столом.
-- Ты фотографию не берешь? -- спросила Алька.
-- Зачем мне теперь фотография? -- спросил он в ответ. И улыбнулся -- впервые за все это время.
Ринг поднялся с дивана. Только теперь он заметил, как колотится его сердце -- как после подъема на девятый этаж. На экране застыла в недвижности пустая комната. Не останавливая пленку, он положил пульт на журнальный столик. Аккуратно закрыл за собой дверь квартиры, вышел на улицу. Он уже знал, что Викина ждать не стоит, что ответы получены. Даже на те вопросы, которые он не задавал.