Аннотация: О покойном, как известно, говорят или хорошо, или никак. Но что будет, если о покойном расскажут ПРАВДУ?
Алёна Валерьевна Соловьёва, сударыня двадцати четырех лет от роду, с нескрываемым изумлением взирала на мужчину в мрачном чёрном одеянии, с непокрытой головой стоящего на пороге уютной усадебки Соловьиное. Усадебка это была свадебным подарком родителей Андрея Сергеевича, вот уже год супруга Алёны Валерьевны.
- Алёна Валерьевна? - уточнил стоящий на пороге мужчина, по грачиному наклонив голову.
- Совершенно верно, - госпожа Соловьёва любезно кивнула незнакомцу. - Простите возможную дерзость, но с кем имею честь беседовать?
- Порфирий Соломонович Одоевский, поверенный Вашего уважаемого опекуна, Петра Васильевича Чарского. - Мужчина щёлкнул каблуками, а затем поклонился. - Смею надеяться, Вам это имя известно?
- Вы от Петра Васильевича?! - радостно вскрикнула Алёна Валерьевна и одарила гостя сияющей улыбкой. - Ой, да что я Вас на пороге-то держу! Проходите, проходите в дом, располагайтесь! Сейчас Параша нам чаю принесёт!
- Не стоит беспокоиться, - промямлил явно смущённый Порфирий Соломонович, но Алёна его не слышала.
Звонко кликнув остроглазую служанку и приказав ей поскорее накрывать на стол, Алёна Валерьевна стремительно опустилась в кресло напротив гостя. Её зелёные глаза искрились неподдельным счастьем.
- Ну, как Пётр Васильевич, как его здоровье? - Алёна во все глаза смотрела на такого неожиданного (и от того ещё более желанного гостя). - Он в последнем своём письме на грудную жабу жаловался.
Поверенный заметно замялся под этим лучащимся счастьем взглядом.
- Алёна Валерьевна, - наконец нерешительно произнёс мужчина, - а Вы давно от своего опекуна известий не имели?
- Да вот уж месяц никакой весточки нет, - Алёна вздохнула. - И сны мне тревожные снятся. Скажите же, что с батюшкой моим названым?
- Пётр Васильевич скончался пять дней назад от грудной жабы, - промямлил Порфирий Соломонович, не смея поднять глаз. - Выполняя волю покойного, я сразу же после его кончины отправился к Вам. Он очень хотел, чтобы Вы и Ваш супруг прибыли проститься с Петром Васильевичем.
- А мне-то зачем приезжать? - неожиданно раздался от двери бархатистый мужской голос. - Мы с Петром Васильевичем близкими друзьями не были.
- Покойный просил прибыть не только свою воспитанницу, Алёну Валерьевну Соловьёву, в девичестве Рязанову, но также и её супруга, Соловьёва Андрея Сергеевича. - Поверенный пристально посмотрел в глаза молодого красивого мужчины в лёгком охотничьем костюме.
Но супруга Алёны Валерьевны этот довод не убедил. Он недовольно поморщился, и только после длительного молящего взгляда супруги, согласился.
"Вот именно поэтому, - покидая гостеприимное поместье, размышлял поверенный. - Я никогда и не женюсь. Виданное ли дело, сильному мужчине под дамским каблуком быть!"
После ухода поверенного своего опекуна, Алёна устало опустилась в кресло. Андрей сел рядом на скамеечку и взяв безвольно повисшую руку жены, прижал её к губам. На некоторое время в комнате повисла тишина, прерываемая только пением птиц в саду. Наконец, Алёна глубоко вздохнула и поцеловала мужа в непослушные завитки на макушке.
- Он умер, Андрей, - прошептала Алёна Валерьевна, сама не понимая, чего в её словах больше: скорби или облегчения. - Всё кончено.
- Упокой, Господь, его грешную душу, - Андрей передёрнул плечами. - В жизни он покоя не знал, пусть познает его хоть в смерти.
- Андрей, - негромко прошептала Алёна. - Я хочу узнать, что он был за человек.
- Твой опекун, - пожал плечами супруг. - Тот, кто принял тебя, когда ты осталась совсем одна.
- Но ПОЧЕМУ мои родители погибли, - Алёна пристально посмотрела на заметно смутившегося мужа. - Ты и твои родители знают. Я тоже хочу знать.
История, благодаря которой Пётр Васильевич Чарский стал благодетелем и опекуном несчастной сиротки и правда, была довольно запутанной. Слухов, домыслов и предположений в ней было гораздо больше, чем разумно объяснимых фактов. С максимальной твёрдостью можно было утверждать только то, что ближайший друг Петра Васильевича, Валерий Анатольевич Рязанов, разорился в течение буквально двух недель и застрелился. Его супруга, признанная светская красавица, Аглая Никитична, скончалась через три дня после похорон супруга, несмотря на нежную и трепетную заботу, которой окружил её безутешный господин Чарский. Пётр Васильевич не оставил без внимания и забот несчастную сиротку и забрал её к себе, оформив официально над Алёной опекунство. На этом разумно объяснимые факты заканчивались. Столь скудная почва разумных сведений породила огромное поле толков и предположений. Шептались, что Пётр Васильевич жаждал обладать красавицей Аглаей и тот факт, что она супруга (причём любящая!) его друга, распалённого воздыхателя ничуть не остановил. Он провернул ловкое (и, разумеется, незаконное) дельце, а всю вину непринуждённо взвалил на своего доверчивого друга. На семействе Рязановых повис крупный долг, и тогда отчаявшаяся Аглая Никитична решилась на отчаянный шаг. Она стала любовницей Петра Васильевича при условии, что тот спасёт их семью от разорения, а самого Валерия Анатольевича от позора. Две недели сделка была в силе, а потом несчастная опозоренная женщина надоела своему любовнику, и тот её выгнал. Причём не просто выгнал. Пётр Васильевич в красках, со вкусом, рассказал своему другу, как весело развлекался с его женой. От этого-то известия и застрелился Валерий Анатольевич, разом лишившийся и всего капитала, и своей обожаемой супруги. Безутешная Аглая Никитична хотела покончить с собой, но Пётр Васильевич ей этого не позволил. Искренняя скорбь и отчаяние красавицы снова пробудили в душе господина Чарского пламя вожделения. А чтобы госпожа Рязанова не вздумала сопротивляться, он пригрозил ей, что продаст в публичный дом её маленькую дочь, Алёнку. Аглая смирилась, но её душа была мертва. Вскорости за душой умерло и тело, через три дня после гибели обожаемого супруга. Пётр Васильевич тщательно всю ситуацию взвесил и решил, что выгоднее сиротку себе забрать. Чтобы великодушием своим все рты болтливые заткнуть. Правда, заниматься девочкой он не собирался. Через неделю отдал её на обучение в школу для благородных девиц, заранее обговорив с госпожой директрисой, что на каникулы девица приезжать не будет. Хлопотно, мол, ему с девицей молоденькой. Так Алёна и жила в школе. Закончив учёбу, осталась там учительствовать. Опекуна своего, Петра Васильевича, знала только по письмам, слухов дурных не слушала, а потому и был он для неё самым лучшим человеком на свете. Пока в размеренную жизнь девушки не вмешалась сударыня Любовь.
Прогуливаясь солнечным летним днём по парку, встретила Алёнушка молодого пригожего офицера. Засмущалась девушка, сама не ведая чего, и стремительно из парка убежала. На другой день на прогулке тот же самый офицер Алёне приветливо улыбнулся и поклонился. На третий день офицер дерзнул подойти и представиться. Звали его Соловьёв Андрей Сергеевич. Смущённая Алёна сбивчиво своё имя произнесла и краской мучительной залилась. Но Андрей оказался юношей приветливым, рассудительным и чрезвычайно деликатным. Только через час спохватилась Алёна, что ей уж давно пора в школе быть. Но Андрей Алёнушку за руку удержал, и свидание на следующий день в парке вымолил. Через месяц Андрей представил Алёну своим родителям. Девушка очень переживала, окажется ли она достойной, но родители Андрея оказались люди радушные и сразу приняли Алёну в свой круг. Правда, на вечере знакомства заминочка одна произошла. Когда Алёна имя своего опекуна назвала, показалось ей, что посуровели родители Андрея. А когда Андрей сказал, что завтра же поедет просить руки Алёны, и вовсе на щеках отца Андрея желваки заиграли.
"Помилуй тебя Бог, сын, - сказал тогда Сергей Борисович, - что-нибудь у этого человека просить. У Чарского можно только требовать. И лучше с оружием в руках!"
Глаза Алёны изумлённо распахнулись, и Анна Михайловна, мать Андрея, поспешила разговор перевести.
На следующий день к господину Чарскому Андрей поехал не один, а с отцом. И вернулся с разрешением на брак и письмом для Алёны. В письме господин Чарский благословлял свою воспитанницу и с глубочайшим прискорбием сообщал, что выделить ей большого приданого не сможет. Да и на свадьбу не выберется. Мол, здоровье стремительно ухудшается, а потому следует по рекомендации господина доктора ехать лечиться на воды. Алёна сообщению о болезни опекуна опечалилась, да не сильно. Радость предстоящей свадьбе всё затмила. А после свадьбы Алёна от опекуна только письма раз в месяц получала. И уже не очень сильно верила в то, что её опекун хороший. С каждым письмом у Алёны создавалось впечатление, что Пётр Васильевич рад-радёшенек, что сбыл с рук Алёну. А ещё упорно казалось, что боится господин Чарский Алёниного мужа. Или его родителей? Почему, ведь Анна Михайловна и Сергей Борисович чудесные люди? Алёна пыталась получить ответ на свои вопросы у родителей Андрея, но они отмалчивались. А Андрей однажды прямо сказал: "Я хочу, чтобы для тебя он остался заботливым опекуном". Тогда-то и стала Алёна вслушиваться в толки о своих покойных родителях. Но, как уже было сказано, разумно объяснимых фактов было мало, а слухам Алёна доверяла мало. Хотя и слушала. Вот потому-то Алёна и согласилась приехать с мужем проститься с Петром Васильевичем. Она ОЧЕНЬ хотела понять, что за человек был господин Чарский, и какое отношение он имел к гибели её родителей. Пришло время получить ответы на вопросы.
В имении господина Чарского, помимо Алёны и Андрея, Порфирий Соломонович ожидал ещё трёх господ и двух дам, коих покойный в своей последней воле пригласил на церемонию прощания. Постепенно все, кто был перечислен в последней воле усопшего Петра Васильевича, прибыли. Порфирий Соломонович собрал всех в уютном зале и, заметно волнуясь, объявил:
- Уважаемые судари и сударыни! Я являюсь поверенным, а также душеприказчиком ныне усопшего господина Чарского, Петра Васильевича. Сей господин был хорошо известен всем Вам, здесь собравшимся. Согласно последней воле Петра Васильевича все Вы обязаны пробыть здесь несколько дней. Можете делать и говорить всё, что сочтёте нужным. Когда придёт время, я назову Вам имя наследника состояния господина Чарского. Надеюсь, я изложил последнюю волю покойного достаточно ясно.
Порфирий Соломонович поклонился собравшимся и сел в глубокое кресло. Гости заметно заволновались и зашушукались.
- Алёна, - потянул супругу за руку Андрей, - давай мы уедем отсюда!
Алёна Валерьевна вскинула на мужа потемневшие глаза. В этом взгляде удивление перемешалось с недоверием, а в самой глубине посверкивали искорки страха.
- Алёнушка, - Андрей взял супругу за обе руки. - Я понимаю, ты хотела проститься с господином Чарским. Предлагаю проститься с ним и сразу уехать. Прямо сейчас, согласна?
- Андрюш, - Алёна провела ладонью по щеке мужа, - я хочу не только проститься с Петром Васильевичем. Я хочу понять, что он был за человек, что связывало его с моей семьёй, понимаешь?
- О, - вмешался в разговор супругов щеголеватый мужчина в военной форме. - Никто лучше меня не знал покойного. Я охотно расскажу Вам, каким грандиозным человеком он был!
- Благодарю Вас, сударь, но, право слово, нам не хотелось бы Вас затруднять, - чопорно ответил Андрей.
- Ну, разумеется, - развязно усмехнулся военный. - Вам, Андрей Сергеевич, покойный даже слишком хорошо известен, а вот Вашей супруге...
- Ещё одно слово, и я буду вынужден бросить Вам перчатку! - отчеканил Андрей, холодно глядя на военного. - Прошлое, каким бы оно ни было, уже прошло. И не вернётся!
Военный щёлкнул каблуками, круто повернулся и вышел, не сказав ни слова. Алёна укоризненно посмотрела на своего мужа.
- Алёна, - проникновенно прошептал Андрей, глядя жене в глаза. - Не стоит ворошить прошлое.
- Я хочу знать! - отчеканила Алёна и вышла в ту же дверь, что и военный.
Андрей зло сверкнул глазами и опустился в глубокое кресло напротив поверенного.
- Сударь, - жеманно улыбнулась одна из приглашённых на прощание с покойным дам, - если лошадь перестала слушаться узды, можно прибегнуть к шпорам.
- Благодарю за совет, - поклонился даме Андрей и покинул комнату.
Ему было больно, горько, тошно и... страшно. Больно за Алёну, когда она узнает правду о своём таком замечательном опекуне. Горько от того, что ничего из свершившегося уже не изменить, как ни старайся. Тошно от необходимости жить как пиратскому кораблю, с двойным дном. И страшно. Страшно до заледеневших ладоней и мурашек по спине. Страшно за счастье, которое повисло на волоске и готово вот-вот сорваться в бездну.
Алёна выйдя за дверь оказалась в узком кривом коридорчике, который неожиданно вывел её в сад. У самого выхода Алёну Валерьевну поджидал военный.
- В стремлении докопаться до истины даже рассорились с мужем? - понимающе усмехнулся мужчина. - Если Вам интересно, сударыня, я поведаю Вам, откуда мне известен Ваш опекун. Расскажу правду. Только, чур, потом не обижаться.
Алёна горячо заверила своего собеседника, что обижаться на него не собирается. Тот усмехнулся уголком губ.
- Меня зовут Валериан Разумовский, - военный заметил блеск узнавания в глазах Алёны и понимающе усмехнулся. - Полагаю, Ваш опекун писал Вам о неразумном племяннике, транжире и выпивохе? Уверены, что готовы меня выслушать... и поверить мне?
Алёна согласно кивнула. Она хотела узнать своего опекуна. Ради этого Алёна Валерьевна готова была преодолеть всё. Даже дрожь в руках. Даже подгибающиеся колени. Даже истошный вопль отчаяния своего голоса разума. Даже искорку боли в глазах любимого Андрея, хотя именно она ранила сильнее всего. Валериан снова усмехнулся, вальяжно развалился на садовой скамейке и начал свой рассказ.
У Петра Васильевича была младшая сестра Мария. Девица красоты неземной и характера ангельского. Господин Чарский твёрдо знал, что такой выгодный товарец должен принести выгоду, а потому к выбору супруга для своей сестрицы подошёл основательно. И присмотрел для неё купца Демьяна Коробейникова, чья репутация вызывала сомнения, но зато денежки водились всегда немалые. Пока братец и господин Коробейников меж собой уговаривались, да сумму за Марию Васильевну обговаривали, сама девица влюбилась. Пылко, трепетно, искренне. Одно плохо: не в жениха, братцем заботливым подобранного, а в гусара, что с Марией на балу вальс танцевал. Проведав о сердечной тайне сестрицы, Пётр Васильевич впал в ярость и сестрицу свою прибил. После чего на замок запер и приказал со свадьбой не мешкать. Но всегда тихая и кроткая Мария в этот раз из-под воли брата вышла и ночью, связав простыни, из дома бежала. Девушке повезло ещё, что избранник её сердца оказался человеком порядочным и женился на ней. Только вот братец единственный, так слёзно переживавший за свою сестрицу публично, в письме ей отписал, что отрекается и от неё, и от всех её гусарских выродков, сколько бы их там не было. Мария от письма этого переживала сильно, даже слегла. Муж её разъярённый хотел брата на поединок вызвать, да близкие друзья отговорили. Не до того мол, жена болеет.
Мария поправилась, вскорости в семействе Разумовских появился первенец, Валериан. Потом ещё две девочки родились. Казалось, счастье и покой воцарились в семействе, но в одном из кровопролитных сражений погиб супруг Марии. Не успели оплакать отца семейства, как слегла с жаром младшая дочь Марии. Лучшие доктора пытались спасти малышку, но... оказались бессильны. Малютка ушла в день именин покойного отца. Горе подкосило Марию, но не сломило её. Она держалась ради сына и дочери. Писала брату, просила помочь, но так и не дождалась ответа. Пётр Васильевич ответил позже, когда жизнь семьи успокоилась и даже пошла на лад. Господин Чарский отписал своей сестрице, когда та свою дочку замуж выдавала. За чиновника министерства иностранных дел. Сразу после свадьбы молодые отбыли во Францию, а на стол Марие Васильевне положили пухлое письмо от любящего брата. Женщина письмо прочитала, подумала, но ответ отписала. И завязалась у неё с братом переписка нечастая, раз в месяц - два. Пётр Васильевич однажды, растроганный пробудившимися родственными чувствами (а точнее сказать, сообщением о том, что дочь из Франции матери пенсион хороший посылает), даже в гости сестрицу с племянником пригласил. Но Мария благоразумно отказалась, предпочла дочь в Париже навестить, а вот Валериан согласился.
По приезде Валериана никто не встретил, особой радости от прибытия не выразили, только дядюшка на бедность свою усиленно жаловался. Смешливый Валериан по родственному сообщил дяденьке, что с матушкой он в ссоре великой, а потому нижайше просит любезного дядюшку облагодетельствовать, не оставить в беде и прочее. Пётр Васильевич юноше непутёвому посочувствовал и помочь согласился. Но поставил условие: Валериан дядюшке ни в чём не перечит и во всём всегда угождает. Валериан продержался неделю. На восьмой день, когда получил приказ от дяди выгнать из дома семейство, кое Петру Васильевичу задолжало уплату за проживание, юноша взорвался и высказал дяде своё честное мнение о нём, его знакомых и занятиях. После этого и стал Валериан транжирой и выпивохой, позором всего рода человеческого вообще и семейства Чарских в частности.
- Ну, как Вам анекдотец, Алёна Валерьевна? - Валериан блеснул глазами. - Хороший у меня дядюшка, верно?
Алёна молчала. Ей всё сильнее казалось, что стоит послушать Андрея и вернуться домой. Бог с ним, с прошлым. Настоящим надо жить. И будущим.
Валериан окинул девушку понимающим взглядом, а потом неожиданно серьёзно произнёс:
- Ехали бы Вы, Алёна Валерьевна со своим супругом домой. Ни Вам, ни тем более Андрею Сергеевичу здесь не место.
Алёна согласно кивнула и направилась в дом. В гостиной Алёну ждала расфуфыренная дама, чьё платье громко кричало о наличии денег и полном отсутствии вкуса.
- Милочка, - томно проворковала женщина, грациозно приподнимаясь из кресла. - Рада Вас видеть. Как прошла беседа с господином Разумовским?
- Господин Разумовский очень приятный собеседник, благодарю Вас, - холодно поклонилась женщине Алёна и обвела комнату нетерпеливым взглядом.
- Мужа своего ищете? - не отставала настырная дама. - Так он с господином Михайловым в парк уехал. Не нравится ему здесь. За Вас переживает. Понимает как Вам тяжко в доме человека, который Ваших родителей со света белого извёл.
Сердце у Алёны на миг замерло в груди.
- Что Вы сказали? - пролепетала Алёна Валерьевна побелевшими губами.
- А то Вы не знали, - довольно передёрнула обнажёнными плечиками женщина. - Ведь об этой наискандальнейшей истории давно слухи ходят!
- Я... не слушаю сплетен, - пролепетала Алёна. - Не слушала.
- Напрасно, - хищно блеснула глазами девица.
Грушенька Агапова с детства отличалась красотой. И с детства же знала об этом. Её маменька, женщина весьма свободных взглядов на мораль и нравственность, не уставала повторять дочери, что главное в этом мире - устроиться как можно лучше, а как это сделать, каждый решает сам. Мол, предать и обмануть не грех, была бы выгода. А вот упустить шанс - глупость первостепеннейшая. Грушенька науку маменьки как губка впитывала и в жизни активно использовала. Могла, когда нужно, бедной беззащитной сиротинкой прикинуться. Могла, если была возможность, и человека уничтожить. У Петра Васильевича Чарского смышлёная красотка была в содержанках, но при необходимости исполняла и различные поручения. Господин Чарский не мог нарадоваться на Грушеньку, пока девица, пользуясь отсутствием своего благодетеля, внимательно не изучила его архив. Пётр Васильевич Грушеньку на месте преступления застукал, но покарать не успел: зарёванная красотка с истошным воплем: "Помогите, убивают!" выбежала на улицу и буквально кинулась под ноги одному пожилому господину. Господин аппетитную крошку под своё крылышко взял, господин Чарский только зубами от злости заскрипел. Когда старик умер, Грушенька потребовала с Петра Васильевича сумму определённую за своё молчание. Господин Чарский пробовал было с девицей спорить, да она сообщила, что все свои сведения, из архива почерпнутые, в дневник записала. А дневник тот спрятала в месте потаённом, и если с ней чего-либо случиться, то сведения сии моментально в газетах опубликованы будут. Это известие подорвало и так шаткое здоровье господина Чарского, а позже привело к его кончине.
Алёна с широко раскрытыми глазами слушала откровения Грушеньки Агаповой. От этих откровений кровь вскипала в жилах, а руки невольно сжимались в кулачки. Алёна Валерьевна сама не замечала, как сдавленно шептала: "Гад! Мерзавец!! Негодяй!!!"
Грушенька со злорадной усмешкой посмотрела на Алёну, а потом томно прощебетала, что хочет пить. Она выскользнула из комнаты и направилась к господину поверенному. Порфирий Соломонович внимательно выслушал женщину, сухо кивнул и взял со стола бумаги. Через полчаса все приглашённые в поместье господина Чадова собрались в гостиной для того, чтобы выслушать оглашение завещания покойного.
Порфирий Соломонович внимательно оглядел собравшихся, поправил чёрные складки своего одеяния.
- Ну не тяните, сударь! - поторопил душеприказчика Валериан. - Назовите, наконец, имя счастливчика, унаследовавшего эти миллионы. Проклятые миллионы!
- Алёна Валерьевна Соловьёва, в девичестве Рязанова, - произнёс Порфирий Соломонович и, помявшись, добавил. - Как человек, получивший от Петра Васильевича самый ценный дар.
- Вы бредите, Порфирий Соломонович, - ошеломлённо прошептала Алёна. - Клянусь честью, я не желаю никаких подарков от этого... господина Чарского! Я презираю его! Он уничтожил моих родителей!!! Мне противно само воспоминание об этом человеке!
- А между тем, милочка, - зло усмехнулась Грушенька, - Вы замужем за его сыном!
Алёна резко обернулась к Андрею, чтобы он поставил негодную сплетницу на место, и... замерла. Во взгляде Андрея застыла такая острая боль, такое отчаяние, что слова оказались лишними. Грушенька была содержанкой. Завистницей. Беспринципной хищницей. Сплетницей, способной оклеветать ради собственной выгоды. Но сейчас она сказала правду. Убийственную, разрушающую последние надежды и иллюзии, но правду. Вполне возможно, первый раз в жизни.
- Моя мама искренне любила его, - похоронным набатом прозвучал в полной тишине голос Андрея. - Он выкупил её из крепостного театра. Она надеялась, что он обязательно женится на ней. И даже после моего рождения продолжала верить в это... Пока он не продал её вместе со мной моему отцу. Который женился на ней и усыновил меня. Хотя она уже не надеялась. Не верила... И не любила...
Андрей сглотнул тяжёлый колючий ком в горле и попытался поймать взгляд Алёны.
- Вы сказали, Алёна Валерьевна, что Вам противно само воспоминание об этом человеке и Вы не желаете никаких подарков от него? - голос Андрея не дрожал.
Лицо Андрея Сергеевича было также спокойным и непроницаемым, руки не дрожали. Только сердце в груди разваливалось на мелкие, острые осколки. Только вся жизнь летела в ад в эти убийственные минуты тишины и безмолвия.
Андрей спросил и замер, ожидая... Он и сам не знал, чего. Улыбки, нежного взгляда, движения навстречу? Он ждал, прекрасно понимая, что ждёт напрасно. Но продолжал ждать, надеяться и верить. Совсем как его мать. И также тщетно. Алёна молчала. И взгляд отводила, словно боясь осквернить его созерцанием Андрея. Андрей глубоко вздохнул, набираясь сил для предстоящей короткой фразы. Лучше рубить с плеча, тянуть больнее.
- В таком случае, Алёна Валерьевна, я не буду больше осквернять Вас своим присутствием, - Андрей круто развернулся на каблуках. - Честь имею, дамы и господа!
Дверь за Андреем захлопнулась с глухим стуком, словно крышка гроба. В гостиной повисла тишина.
- Деточка, - разорвала тишину пухленькая старушка с благообразным лицом. - Я понимаю, что лезу не в своё дело, но Вы уверены, что поступили правильно?
- Андрей... сын Петра Васильевича! - Алёна крепко обхватила пылающую голову руками. - Он его сын!
- И что? - пожала плечами старушка. - Наш род происходит от Малюты Скуратова, но это не мешает нам, его потомкам быть достойными людьми.
- Насколько я помню Вас, Евдокия Фроловна никто не спрашивал! - зло прошипела Грушенька. - Не лезьте не в своё дело!
Старушка от такой откровенной грубости смешалась и часто заморгала белёсыми ресничками.
- Так я же ничего... - залепетала старушка. - Я просто...
- Вот и помолчите, раз просто! - отчеканила Грушенька. - И вообще, дамы и господа, имя наследника известно, остальные могут покинуть поместье.
- А чего это ты так раскомандовалась, а, Грушенька? - сверкнул глазами Валериан. - Какую опять подлость затеяла? Что думаешь, я не знаю, что Андрей тебя отверг, а ты ему отомстить поклялась?
- Да мне этот байстрюк и даром не нужен, - прошипела разозлённой коброй Грушенька. - Я и получше найду!
- Вот и ищи! - сурово произнёс Валериан. - И не лезь в чужую семью, поняла, гадюка?!
Грушенька открыла было рот, чтобы что-то сказать, но увидев, каким адским пламенем вспыхнули глаза Валериана, промолчала.
- Дамы и господа, - предотвратил начинающийся скандал (а то и душегубство) Порфирий Соломонович, - оглашение воли покойного произошло. Можете возвращаться домой.
Гости бесшумно поднялись со своих мест и покинули гостиную. Вскоре за окном раздались голоса, ржание лошадей, скрип колес. В гостиной остались только оглушённая произошедшими событиями Алёна, вольготно расположившийся в кресле Валериан, зло сверкающая на них глазами Грушенька да поверенный, стоящий у стола.
- Алёна Валерьевна, - окликнул девушку Валериан. - Давайте я Вас к Вашему супругу провожу?
Алёна встрепенулась. К Андрею... Родному и любимому, такому надёжному, островку спокойствия в этом бурном житейском море.
- Буду Вам очень обязана, Валериан! - Алёна широко улыбнулась.
Валериан ответил на улыбку. Он хорошо знал всю семью Соловьёвых, близко и дружески общались. По родственному. И теперь Валериан готов был спорить на что угодно, что расстроенный Андрей уехал к Марфутке, младшей сестре Валериана. Эта девушка отличалась удивительным умением слушать и не задавать лишних вопросов. Многие мужчины просто рыдали, когда она решила посвятить себя Богу.
Валериан не ошибся, Андрей был у сестры Марфы. Алёна робко подошла к мужу и легонька потёрлась щекой о его плечо.
- А я никуда и не уходила, - Алёна улыбнулась мужу и поцеловала его. - И не уйду. Даже не надейся!
Валериан с умилением посмотрел на супругов, а потом подмигнул сестре.
- Не жалеешь, что у тебя такого не будет? - грубовато спросил он.
Сестра Марфа с мягкой улыбкой посмотрела на брата и промолчала. Она никогда и ни о чём не жалела, потому как знала, что всё происходит к лучшему в этом лучшем из миров.