Аннотация: Третье место на конкурсе "Рождественский детектив - 3"
Снег поскрипывал под лыжами. Впереди маячил пятном оранжевый рюкзак Михея. Вокруг дороги, которая больше походила на тоннель, плотно стояли снежно-зеленые ели, иногда вплотную подтягиваясь к лыжникам, пытались схватить за яркий рукав, зацепить веткой лыжную палку. Алена улыбалась: все-таки замечательная была идея - собраться снова всем вместе рвануть на праздники на лыжах в Жилое. Да и забыли они уже, как чист деревенский воздух, как лениво лижет пламя кирпичи русской печки. Ночью небо черное, с огромными звездами - в городе такого не бывает. Но -- зимний день короток, а семнадцать километров для людей, последний раз стоявших на лыжах лет десять назад - не шутка.
Открыть заваленную снегом калитку оказалось непросто. Он везде лежал толстым ровным слоем, но у калитки намело целый сугроб. Михей долго возился, пытаясь отбросить снег руками, а потом снял лыжи и перелез через забор.
Зимний вечер быстро угасал, становилось холодно, откуда-то принесся ветер. Утром все было совершенно по-другому. Весело, по-праздничному. Ярко-желтый автобус сгрузил их рано утром у Крутца - так назывался изгиб дороги, от которого и начиналась дорога на Жилое. Маленькая деревенька, застрявшая в глуши, семнадцать покосившихся домов. Только в одном из них жили. Старая баба Маня, из упрямства не пожелавшая переехать в город. Высокая, сильная, жилистая старуха, без следа старческой угодливости, волосатый подбородок всегда задран вверх. И в семьдесят лет баба Маня легко колола дрова, по весне в одиночку, непонятно для кого, поднимала свои необъятные картофельные угодья.
- Закрыто, - крикнул от крыльца Михей.
- Постучись, - попросила Алена, перекинув на грудь толстую, чуть ли не колен, косу.
Михей послушал жену: замолотил по старому дереву, доски отозвались глухим ропотом.
Он сгреб с крыльца снег и поднял странный смерзшийся комок, больше похожий на слежавшуюся меховую шапку.
- Кошка, - растерянно сказал Михей.
- Машка наверно, - отозвался Равиль. - Бабы Мани кошка... Без толку тут стучать... Пошли соседей вскрывать, замерзнем иначе. Эх, пропали празднички...
Михей снова грузно перевалился через забор, и восемь фигур цепочкой двинулись к противоположному дому. Они казались здесь чужими, эти восемь людей, запакованных в яркий нейлон и капрон, на пластиковых лыжах, с высокими рюкзаками за спиной.
От заборов уже ползли, удлиняясь чуть ли не с каждой минутой, длинные лиловые тени. Тьма быстро надвигалась из леса и казалась почти живой, совсем осязаемой - здесь, в глубоких снегах, рядом с замершими до времени деревьями. Люди озирались, веселое утреннее настроение пропало начисто. Вокруг - куда ни глянь - снег, заметенные поля, сугробы, похожие на огромные братские могилы. Даже сквозь легкое подвывание ветра слышен великий звон потревоженной тишины. Ни птицы, ни зверя, движение поземки кажется длинным щупальцем неведомого живого существа. Застывшая вечность, приют белой смерти в нежилой деревне. И кто только догадался назвать ее - Жилое?
- А свет-то горит! - вполголоса проронил Равиль.
Они как по команде обернулись. Сквозь заиндевевшие стекла дома робко пробивалась желтая полоска света.
- Может, она просто уехала? - робко предположила Зиночка, растирая рукавицей щеки.
- На двери замка нет. Изнутри заперто, - отозвался Михей и тут же прикусил язык. С Алениных, раскрасневшихся от мороза щек, мигом слетел румянец.
Дом, в который они решили вломиться, принадлежал московским дачникам - но выбирать особо не приходилось.
- Выставляем стекла, - решил Алексей Кочетов, которого все звали обычно Кочетом. - Двери все равно не разгрести.
Внутри пахло замерзшей плесенью, высокие кровати были завалены старым барахлом и мышиным пометом. Судя по газете, обнаруженной на столе в кухне - хозяева не заезжали сюда уже три года. Зато около печи обнаружились дрова. И лампочки почти везде были целы.
Никто не терял присутствия духа, действовали быстро, слаженно. Зиночка, вздумавшая всплакнуть у Равиля на плече, тут же была командирована на кухню, где уже гремели кастрюлями Аленка с Аней. Выломанное окно заткнули снятым с одной из кроватей старым матрацем. Развели огонь, сарай оказался полон дровами, за водой на колодец решили не ходить, а набрать снегу во дворе. Предновогодняя ночь наступала стремительно. Ольга молча накрывала на стол. За все время она не проронила ни слова. Все они были подавлены, растеряны, мужчины цедили слова сквозь зубы. Самое странное - треск и веселый голос ди-джея из динамиков не отогнал тишину за стенами. Достаточно было остановиться, как ватный звон закладывал уши - словно во всей вселенной, кроме них, не осталось никого живого.
Шесть часов до Нового Года - пропасть времени. Суета прекратилась, огонь добродушно потрескивал в печи, кухня и единственная комната постепенно наполнялись теплом - Михей с Андреем уже сняли куртки.
Повисло неловкое молчание. Аня пристально всматривалась в темноту за окнами, не такой она представляла встречу старых друзей.
-Надо выпить, - решил за всех Равиль.
Неожиданно его поддержал обычно непьющий Андрей. Кочет кивнул Ане, и та вытащила из рассохшегося буфета разнокалиберные кружки, такие обычно отвозят на дачу доживать свой посудный век. Аня вместе с Зиночкой села в конце стола - чтобы быть поближе к кухне. Алена примостилась рядом с мужем, по привычке набросила длиннющую косу Михею на плечи - водилась за ней такая привычка. Последними, во главе стола, спиной к огоньку, который упрямо горел в окне бабы Мани, сели Андрей с Ольгой.
- Предлагаю тост за лося, - немного наигранно провозгласил Равиль. - Чтобы былося, моглося, хотелося и так далее. Пьем по полной. А то, как на кладбище... - осекся он.
- Закусываем, - строго предупредила Ольга, глядя на Андрея. На нее смерть бабы Мани (в этом уже никто не сомневался) - не произвела никакого впечатления.
- Сильно развел, - проворчал Михей, а Равиль уже колдовал на кухне. Его звонкий голос разносился по всему дому.
- Так, парни, - говорил татарчонок. - Начинаем пить по восходящей. Первой будет японская сакэ. Две части воды - одна спирта. Потом перейдем на традиционную. Я сейчас 'коньячку' заварю, настоечку сделаю, лимонную и земляничную. Закончим, думаю, настоящим ромом.
Михей не чувствовал вкуса спиртного. Больше всего ему хотелось убраться из этой деревни. Семнадцать километров - не такое уж и большое расстояние, тем более - по знакомому лесу. Пусть ночь, но ведь следы остались. Хотя зимней ночью в лесу никакие следы не помогут - не видно ни зги... Потом можно выйти на трассу, но какие автобусы могут быть в новогоднюю ночь? Дай-то бог попутку поймать. Вчетвером бы убрались, и лыжи бы бросили, и рюкзаки. Но восьмерых даже в УАЗик тяжело запихнуть. Никаких шансов. Михей вздохнул и отложил молчащий мобильник.
Раньше дорогу к Жилому чистили. Бабу Маню не забывали, хотя посылать технику ради одного человека - расточительство даже для России. А в этом году - то ли забыли, то ли горючее слишком дорогое... А может, баба Маня и в самом деле уехала - поэтому дорога заброшена. И нет никакого трупа напротив, не лежит окостеневшее тело на холодной кровати. А кошку баба Маня никогда не кормила - и Машка отлавливала мышей и крыс по всей деревне, юркая была тварь, жилистая, почти дикая. Куда ей в город?
Михей не раздумывая поделился своими мыслями с друзьями, и всем показалось, что даже тусклая лампочка стала светить ярче.
"Но кто-то электричество не выключил", - пришла мысль в голову, но теперь Михей промолчал. Если в деревне было электричество, значит, неведомый "кто-то" думал, что в Жилом все еще живут.
- Живем, братцы, живем! - верещал Равиль, подливая в стопки самодельный 'коньяк'. Татарчонок ужом вился вокруг Зины - казалось, что этим двоим все нипочем - ни холод, ни тишина, ни чужая смерть. Но есть ли вообще кому дело до чужой смерти? Или даже - до чужой жизни? Михей единственный приехал с женой. Остальные собрались как 'друзья' и 'подруги'. Что творится? - думал Михей, опрокидывая стопку в рот, морщась от мерзостного вкуса. Все оставили жен и мужей, приехали сюда, встречать Новый год в глуши. Сообщество предателей... Как можно здесь веселиться? Взрослые люди - взрослые забавы. Равиль сейчас Зину на печку потащит... Так и есть, потащил, шашлык пообещал научить готовить в русской печи...Кулинар, мать его...
Михей решил открыть входную дверь - мало ли кому ночью приспичит? Сходить до ветру можно и в сарае, но если будут трудности побольше? Он поцеловал Алену в лоб и вышел в сени. Открыть 'красный вход' не удалось - снаружи висел замок. Зато дверь на сенник была просто заложена доской. Михей вдохнул морозный воздух, вытянул руку - ладонь тотчас же облепило снежинками. В какой-то момент ему показалось, что он слышит возню и слабое поскуливание. С тревогой Михей втянул в себя воздух - и через мгновение уже скатывался с сенника, ломился в темноте через дровяник... Заскочил в избу и почти заорал:
- Куда, черт тебя побери! Вынимай, вынимай!
- Чего вынимай? - голова Равиля свесилась с печи.
- Шашлык свой гребаный из печи вынимай!
- Чего ты орешь как раненый слон? - заглянул на кухню Кочет.
-Волки, мать твою, из лесу вышли, - просипел Михей.
Утром Михей проснулся в скверном настроении. Нет, голова не болела. Просто всю ночь снились отвратительные сны. Иногда казалось, что рядом слышится вой, а иногда - что коса у Алены ожила, превратилась в толстую и холодную змею, обвилась и сжимается на шее. 'Волки', - вспомнил Михей. До сих пор он видел их только мертвыми - когда ходил с отцом на охоту. Михей был местным, уехал пятнадцать лет назад - поступать в институт. Тогда многие уезжали - деревенских в институты принимали зачастую без экзаменов - на непопулярные факультеты.
Михей первым делом уцепился за топор, который оставил с ночи рядом со спальником. Все еще спали, изба остывала, на столе было неубрано. Михей решил растопить печь, спустился в дровяник, набрал охапку поленьев - и замер, едва не уронил топор на ногу. На полу, устланном деревянной щепой, лежал Андрей.
- Надо отсюда сваливать, - горячился Равиль, насаживая трехлапые вилы на длинное древко.
- Его кто-то убил, - сказала Алена.
- Да напился. Упал в темноте. Головой стукнулся и замерз, - высказал догадку Кочет. - Возьмем его на сани и пойдем.
- А как его убили? - тихо, сквозь слезы спросила Ольга.
- Да почем я знаю, - проворчал Михей. - Одежда цела. Ран нет. Нигде ничего нет. Может, у него с сердцем плохо стало? Кто его последним видел?
Все посмотрели на Ольгу.
- Он сказал, что скоро придет, - всхлипнула она. - А потом я заснула. Откуда я знала?
- С грузом мы до дороги не дойдем, - вдруг вмешалась в разговор Алена. - Волки нас порвут. А еще всю ночь снег шел...
- Чья, елки-палки, это была идея? - взвился Кочет. - Какого мы сюда потащились? Я понимаю, когда еще молодые... Когда детство играет...
Эти вопросы беспокоили всех - просто Кочет не выдержал первым. Михей посмотрел не друга неодобрительно. Мужиков ведь всего трое осталось, девок в счет можно не брать. А тут еще Кочет истериком оказался. Навалится стая - и завизжит Лешка не хуже бабы...
- Может, я и дурак, - вдруг сказал Равиль. - Может просто дубина. Но думаю так...
Татарчонок обвел глазами друзей. Он сегодня ходил за деревню - считать следы. Семнадцать волков рыскали ночью по полю. Что за число такое заговоренное? Семнадцать километров, семнадцать домов, семнадцать волков...
- Отбиться мы не сможем. Я своим родным сказал не волноваться до Рождества, так что меня хватятся нескоро. Мобильники здесь не работают. Дома жечь, чтобы сигнал подать - глупо, - татарин четко перечислял все факты, чтобы привести всех к единому решению.
- Вытаскиваем Андрея на улицу. Он весит килограмм восемьдесят. Потом вскрываем дом бабы Мани, - глухо ронял слова Равиль. - Вытаскиваем на улицу и ее. Она женщина крупная, тоже, наверно, столько же весит. Оставляем их. И убираемся отсюда. Все понимают - о чем я говорю?
Татарчонок смотрел на лица. Он не боялся, не опускал глаза. На лице Михея появилось отвращение. Зиночка смотрела на Равиля с ужасом. И лишь на лице Ольги теплилась непонятная надежда.
- Ах ты, сволочь, - взвизгнул Кочет. - Да ты! Да я...
- Тихо! - крикнула вдруг Алена. - Слышите!
Михей метнулся к двери. Где-то далеко, в лесу, на грани слышимости - раздался сухой треск. Один раз, второй...
- Из Макарова палят, - разрешил ситуацию Равиль. Татарчонок метнулся к лыжам, содрал с себя куртку, покрепче навязал на шею шарф.
- Чего стоишь, Михей? Там человек пропадает, - успел крикнуть Равиль.
- Вот звери, - почти кричал Роман Савеев. - Днем напали. Ну и дела! Обойму целую расстрелял...
Не сказать, что новоприбывшему обрадовались. Савеева не очень любили. Многим он казался холодным, скупым на слова и чувства человеком. Да и работенку выбрал по нраву. Главный прокурор Каменецкого района - важный господин. Однажды Михей к нему обратился - по старой дружбе, да и дело-то было пустяковым. Но не помог Савеев, даже словечка не замолвил. Чтоб его волки задрали - сказал тогда Михей. Не знал тогда, что придется Романа от этих же волков отбивать...
- А вы знаете, - говорил уже Савеев назидательным тоном, - что незаконное проникновение на частную собственность...
- Баба Маня... того, - угрюмо оборвал Михей.
- Чего - "того"? - сразу насторожился Роман.
- Сходи - посмотри, - в тон отозвался Михей. - Свет горит, дом изнутри заперт, стучать бесполезно.
- А на крыльце кошка замерзшая, - добавила Алена, теребя косу.
- Надо посмотреть, - холодным голосом сказал Роман. Он вновь обретал уверенность.
- Погоди, - остановил его Равиль. - Ты лучше сюда посмотри. В сарае...
Тело Андрея никто не тронул. Он так и остался лежать, а может быть - сидеть на четвереньках, будто потягивающийся кот, только руки лежали вдоль тела и голова повернута набок. Роман тоже опустился на колени. Следов насилия нет. Андрей не сопротивлялся. 'Сердечный удар', - решил прокурор, поднялся, обошел тело с другой стороны и вздрогнул. Настоящему криминалисту не надо объяснять, как выглядит лицо человека после сердечного удара. Это же лицо было счастливым. Андрей улыбался. И шарф явно не его... А вот следов удушения нет... Савеев зашел сзади, внимательно осмотрел штаны убитого. Роман уже не сомневался, что Андрея убили. Но, черт побери, убийца был невероятно догадливым парнем... Или невероятно расчетливой женщиной...
- Так, - Роман отряхнул колени. - Пойду к бабе Мане. С этим все ясно...
- Что ясно? - не выдержал Кочет.
- Сидеть здесь, - буркнул Роман. - Из дома ни шагу.
Вернулся он через полчаса. С бабой Маней, а точнее - с Матвеевой Марией Семеновной - тоже все было ясно. От старости не лечат, смерть наступила минимум месяц назад - тело уже начало разлагаться, пока не замерзло - словно в холодильнике. А устойчивые минусовые температуры (Роман уже подбирал слова для рапорта) наступили в начале декабря.
-Ну что, попали мы в переплет, - Савеев спокойно прошел по сеням, потопал унтами, стряхивая снег. - Проходим за стол. Кажется, есть разговор.
Заходили подавлено, рассаживались по местам без разговоров. Роман плеснул себе темного пойла из бутыли без этикетки.
-Опять, Равиль, из спирта и чая 'коньяк' завариваешь? - попытался разрядить обстановку Савеев. - Сколько взяли с собой?
-Женщинам вино и шампанское, - нехотя отозвался Михей. - А на четверых пять литров взяли...
-Пять литров, - покачал головой Роман. - Двадцать бутылок. Не многовато?
-В самый раз, - вмешался Кочет. - Ты скажи - что тебе ясно?
-В общем так, - начал Роман. - Позавчера вечером мне позвонил Андрей и пригласил сюда, к вам, на... пикничок. Я работал, - Савеев говорил спокойно, дружелюбно, - поэтому только вчера днем сорвался. Хорошо, что деревянные лыжи взял, хотел ведь на пластике, у меня же разряд...
То, что у Романа разряд по лыжам - никого не удивило, оказалось, об этом знали все. Между тем Савеев достал из кармана мобильный телефон, пошарил глазами по комнате...
-Здесь связи нет, - предупредил Михей.
-Трассу замело, - все так же спокойно говорил прокурор, втыкая зарядное устройство в розетку. - Выходные будут целую неделю. Как вы отсюда собираетесь выбираться? До ближайшего жилья сорок километров - два дня перехода. Так что придется себя ограничить в спиртном - не более двух бутылок в день. Или уже меньше? Сколько вчера выпили?
-Это допрос? - словно с удивлением поинтересовалась догадливая Алена.
-Да. Это допрос, - ответил Роман. - Я скажу больше - это очная ставка на семь человек...
-Ты что, думаешь, что его убили? - почти шепотом спросил Кочет. - Среди нас - убийца?
- Я не думаю. Я предполагаю. Смерть может быть естественной, может быть насильственной, может - самоубийство. Следователь проверяет все вероятности. Я, конечно, не следователь, но кое-что понимаю. По крайней мере, знаю - какой срок можно получить за убийство.
Повисла почти театральная пауза. Молчание вновь ворвалось в дом, сдавило холодными объятиями, зазвенело так, что голова вот-вот разорвется.
-Мне нужно знать поминутно все, что происходило вчера вечером и сегодня утром, - четко произнес Роман. - Кстати, чей это шарф на шее у Андрея?
Равиль явился через пять минут. Его не трясло, но глаза подернуло поволокой.
-Это мой, - просипел татарчонок. - Андрюха, верно, со своим спутал. Одинаковые, только по запаху и можно... Моим 'Спайсом' пахнет, не спутаешь... Ребята, но это не я! Да и как? Я даже не знаю - отчего он умер! Я же с Зинкой всю ночь прокувыркался... Я же с ним работаю вместе, меня на работе прикончат... Как я его отцу на глаза покажусь?
Роман покачал головой. Равиля больше беспокоит - что скажут сослуживцы, родственники и знакомые... Обычная реакция невиновного... Да и нет никакого резона татарчонку убивать начальника информационного отдела. Пусть даже и работающего в банке. Хотя, конечно, для многих эта версия покажется соблазнительной.
-Я так и знал, - взвился Кочет. - Я сразу понял. Он еще собирался Андрея волкам на мясо отдать. Следы хотел замести, паскуда!
'Бурная отрицательная реакция' - слова будто сами всплывали в памяти Савеева.
-Да ты чего? Озверел? - самообладание постепенно возвращалось к сыну холмистых степей. - Да если бы я хотел... Я бы лучше сам остался! Да я ваши задницы пытался спасти... ах ты, падла! - татарин сплюнул на пол.
-Что бы ты хотел? - задал вопрос Роман.
-Что хотел? - не сразу понял Равиль.
-Ты сказал - 'если бы я хотел'.
-Да вот как этот пес шелудивый! - почти кричал татарин. - Думаешь, я не знаю? Ты сам хотел! Андрюха твою Аньку... и не раз...
-Я тебя сейчас...
-Что, скажешь не так?
Роман внимательно смотрел на Аню. Все правильно, покраснела, лицо руками закрыла. Адюльтерчик беспокоит ее больше, чем сама смерть Андрея. Не она. А вот Алена могла. Задушить. Своей метровой косой. Тем более - Роман почти уверен - на шарфе обязательно найдут длинные волосы. Они тут повсюду - длинные Аленкины волосы. А одежду все сваливали на одно старое кресло.
- А ну, тихо, - рявкнул Михей. - Дело серьезное.
Потом повернулся к Роману:
- Слушай, вряд ли кто чего вспомнит. Я вчера напугал всех волками. Выпили мы много, по себе скажу, люблю водочкой побаловаться, я человек простой...
Пошел городить - какой он хороший и пригожий, думал Роман. Невиновен.
- Михей не мог этого сделать! - четко заявила Алена. - Я могу подтвердить его алиби. Я вчера почти не пила. За всеми не уследить. Парни входили и выходили - волков боялись, шумели сильно...
Нет, конечно, не Алена, - говорил себе Савеев. Невиновный бьет фактами, всегда возвращается к скользким вопросам... Может быть - Зина? Да уж куда ей, сикилявке глупенькой? Тем более что Равиль, похоже, и в самом деле ее дальше протянутой руки не отпускал...
-Ну, а ты что скажешь? - с внутренним содроганием спросил Роман. Ведь он приехал сюда только ради нее, сердце болело, будто подсказывало - что-то случилось.
Ольга пожала плечами.
- Ну что ты об этом думаешь?
- Почему его убили? - непонятно кого спрашивал Михей.
- Кошмар какой-то...
- Меня мама ждет...
- Говори...
- Наверно, я видела его последней, - тихо произнесла Ольга.
- Дорогу замело - ты слышала...
- Надо выпить, шайтан, хоть я тебя и ненавижу...
- Баба Маня...
- Электричество...
- А сколько дают за убийство? - спросила Ольга сквозь гам голосов, и в голове Савеева Романа щелкнул неведомый включатель. Или выключатель... Не все ли равно?
- Давайте, что ли, выпьем? - предложил прокурор. - Равиль, у тебя такой хороший ром получается. Тащи его сюда.
Татарин просветлел лицом:
- Восемьдесят градусов, дорогой. И шашлык недоделанный.
- Тащи уж. А мне и трех градусов хватит, - очень тихо прошептал Роман последние слова.
Где-то совсем близко выли волки. Если нет людей - кто-то должен занять их место. На сорок километров вокруг - ни одного человека. Хотя нет, люди здесь, рядом. Семь живых и два мертвых. Хорошо, что у бабы Мани на окнах ставни есть, иначе бы добрались сегодня волки до старухи, думал Роман. Где-то рядом - цивилизация, ядерные электростанции, виртуальные пространства, некоторые даже уверены, что мы и живем там - в пространстве и воображении. Пусть приедут сюда, попробуют сумасшедшего рома и самогонки, разожгут огонь в печи, послушают песнь волков и эту невероятную, чудовищную тишину. Попробуют поспать на снегу, как я вчера ночевал. Пусть пробуют достать воду из колодца, заросшего льдом метровой толщины.
- А мы ведь все деревенские, - тихо говорил Роман Ольге. - Даже Равиль из деревни. Село Нея в Вологодской области... Михей вообще здесь и родился, дом его раньше у пруда стоял. Один Андрюха - городской... Я, когда узнал, что в Каменецке место освободилось - сразу туда попросился. Приехал - и словно не уезжал никуда. Дом себе ставлю...
Она тряхнула стриженными волосами, свела на переносице аккуратно выщипанные брови.
- А я все танцую. Все там же... Школу нашу закрыть хотели, а потом ремонт сделали, в классе зеркала повесили во всю стену, наконец-то станок поставили. Сегодня модно увлекаться бальными танцами.
- Я знаю, - продолжал Роман. - Я же всегда был рядом. Знаешь, все хотел тебя удивить. В двадцать четыре года депутатом стал... Ох, и дурак был. Как вспомню - выть хочется, как эти волки.
Они стояли в полумраке - свет лампы из сеней едва проникал в дровяник. Андрей лежал где-то рядом - невидимый в темноте. С крыши доносился стук и скрип - по старой жести съезжали пласты слежавшегося снега, дождь барабанил непрестанно. Дождь в середине зимы... Что поделаешь - цивилизация, глобальное потемнение и потепление...
- Ты знаешь, я рад, что не взял снегоход. Была такая мысль. Дурацкая, правда?
- Почему дурацкая?
- Потому что я бы сейчас привез всех в отделение. Мы бы не стояли сейчас рядом. Сейчас бы стучали факсы и скрипели ручки, разные люди задавали разные вопросы. А потом бы я потерял тебя, - Роман прижал Ольгу к себе.
- Почему?
- Ты самая большая почемучка в мире. Нас бы разлучили на семь лет - больше бы я не дал...
Она попыталась отстраниться, но Роман почти умоляюще попросил:
- Не уходи. Нам надо о многом поговорить. Мы ведь так давно не говорили. Просто поговори со мной. Не хочу больше догадываться...
- Ты догадался?
- Догадался, - сказал он спокойно, и Ольга перестала вырываться. - Страшно тебе?
- Очень страшно...
- Не бойся, ты теперь со мной. Знаешь, я ведь долго думал, что слова, которые говорю - это хорошие, правильные, серьезные слова. Я ведь и вправду хотел добра. Хотел, чтобы все жили хорошо. Молодой идиот. Слушай, сейчас меня трясет, когда я слышу, что человек должен жить хорошо. Посмотри вокруг... хочешь, мы на улицу выйдем? В эту пустыню на краю Европы? Никак не могу отвыкнуть говорить глупости. Мы не должны жить хорошо. Когда вернешься в свой город - просто пройди по улице, всмотрись в лица, подними глаза на фонари, дотронься до красивой машины...
- Что с тобой? - прошептала Ольга.
- Мы здесь не случайно. И эти волки - не случайно. Мы бросили наши дома. Уехали туда, где 'хорошо'. И вот, - голос Романа чуть дрогнул, - вернулись. Но это уже не наша родина. Мы бросили ее, и теперь она мстит. Тут нет злобы или несправедливости. Мы должны были приехать в гости к Михею - а теперь он сам здесь как гость. Нежданный гость...
- Хуже Равиля, - усмехнулась Ольга, вспомнив их старую поговорку.
Роман не улыбнулся. Он шел сюда - сквозь снег и тишину, через ночь и обнаглевших волков. Никогда больше Ольга не оттолкнет его. Надо просто объяснить, чтобы она поняла, глупая, беззащитная и самая любимая женщина. Единственная в его жизни. Ольга напряженно молчала.
- Хорошо, тогда я сам начну. Стоял шум и гам. Равиль порывался выйти на улицу и покрошить всех волков 'в капусту'. Михей дрова запас, топор нашел, потом Кочета напоил. Умеет Михей кого угодно напоить. Андрей пошел в дровяник - потому что ты его позвала. Вы вышли отдельно. Никто не заметил - все были заняты собой и собственными страхами. Что было потом?
- Неделю назад Андрей сказал, что ему надоела такая жизнь, он не может бросить жену, - тихо начала Ольга.
- Конечно, ее отец - директор банка...
- Сказал, что я просто надоела ему нытьем. Но я никогда не плакала, - Ольга шмыгнула носом. - Сказал, что у него вообще - другая. Я не знала, что это Аня.
- Не знала, что все мужики - кобели, - сказал Роман и смутился.
- Мы еще встречались. А вчера ночью я сказала, что беременна. Я так хотела... А он пьяный, рассмеялся только. А шарф Равиля я взяла случайно. Перепутала, - Ольга сглотнула слюну.
- Что - хотела? - тупо спросил Савеев. На мгновение он перестал быть прокурором. Он вдруг подумал, что она хотела Андрея прямо здесь, в холоде и грязи, ей было все равно. Сколько раз Роман задыхался от лютой злобы, когда представлял, что тело, обязанное принадлежать только ему - бьется в чужих объятьях? Но через секунду здравый смысл взял верх. Мужчина часто говорит - 'я не собирался убивать, просто хотел испугать'. Ольга скажет: 'Я не хотела убивать...'.
- Просто хотела сделать ему больно. И я... предложила ему танец. Последний танец - белый танец. Дамы приглашают кавалеров.
- Он согласился, - продолжал жестко Роман. - Я знаю, видел ваш парный номер. Тогда. Давно еще...
Он снова видел, будто сам присутствовал - как здесь, в темноте, в холоде и тишине танцуют два человека - мужчина и женщина. Это был их коронный номер. Андрей за прошедшие годы погрузнел, а Ольга оставалась прежней. Маленькая, хрупкая, но сильная: клубочки мускулов ходят под смуглой гладкой кожей. Там был момент - партнерша хватает партнера за шарф, притягивает к себе, заходит за спину застывшему мужчине, он - прогибается, словно хочет что-то сказать в маленькое ушко...
- Знаешь, многие убийства даже сейчас не выглядят таковыми, - в Романе снова говорил криминалист. - Раньше, в средние века, был популярен способ убийства, когда жертву били по голове мешочком с песком. Если очень сильно и ловко ударить - снаружи не остается никаких следов. А в голове - не очень обширное кровоизлияние. Шел человек, сознание помутилось, споткнулся, упал головой на землю... А шелковый шнурок - вовсе не шнурок. Слышишь, как доски скрипят?
Ольга прислушалась. Старый дом, купленный москвичами, обитый оцинкованным железом по крыше, покрашенный в красное, с врезными замками... Он словно проснулся, тихо скрипнул плечами-лагами, дрогнул фундаментом, вздохнул ребрами-бревнами. Он все слышал, все понимал, этот старый дом с подклетью, засыпанный по глаза-окна снегом, чувствовал, что под его крышей снова что-то родилось.
- Почему он умер? Я ведь несерьезно, совсем слабо его держала... И недолго, - шептала Ольга. - Пошла потом, забралась в спальный мешок, думала, что он сейчас встанет, и придет.
- Он умер не от недостатка воздуха, не от удушья, - еще тише говорил Роман. - Шарф пережал артерии, сонную и каротидный синус - есть такие важные штуки на шее. Кровь не поступала в мозг, он не сопротивлялся, даже не чувствовал ничего, только улыбался. Одна минута - и все, надо было запускать сердце и делать искусственное. Никаких следов, просто остановка дыхания. Или сердца. Ни один эксперт не определит, что с ним произошло... Тем более что замерзшая кровь уже изуродовала артерии.
- Не говори так, мне страшно, - попросила Ольга.
- Не бойся, прижмись...
- Когда я поняла, что он не придет, я вдруг ощутила себя другой...
- Свободной.
- Да, свободной. Он держал меня. А я, оказывается, хотела вырваться. Я привыкла жить хорошо и хотела жить еще лучше. Хотела семью, красивый дом, в отпуск на Канары. Мечтала всю жизнь...
- Слушай, - шептал Роман ей на ухо. - Я научу тебя. Никто не узнает. Я ведь и допрашивал для того, чтобы убедиться, что никто и ничего не видел. Но тебе нельзя говорить. Ты выдала себя второй фразой. Но не бойся, все будет как нельзя лучше.
- Но я вправду беременна...
- Это хорошо, - Роман не кривил душой. - Он навсегда останется с тобой. Нам остается только одно...
- Что?
Роман тихонечко засмеялся. Теперь и он чувствовал себя свободным.
- В отличие от некоторых, - Савеев нагнулся к Андрею. - Я интересуюсь прогнозом погоды на ближайшую неделю. Сегодня плюс три градуса. Мышцы лица разморозятся, - он не жалел Ольгу. Она ведь не жалела его, отталкивала множество раз.
- Я подержу руку на губах, согрею их, - Роман вздрогнул, прикоснувшись к холодной коже. - И сотру улыбку. Когда у человека болит сердце - он не улыбается...
- Скажи мне, как я выдала себя? - она вцепилась в Романа.
- Виновный всегда выжидает, - глухо ответил мужчина. - А невиновный никогда не интересуется, сколько ему дадут лет за совершенное преступление. На втором курсе учат. Все уже... Пошли домой...
В избе дым стоял коромыслом. Пили все - и Михей, и разъяренный Равиль, и надутый на всех Кочет. Зина покачивалась с бокалом, вцепилась в рукав татарина. Анька со страху забилась в угол, видно было, что ее мутило. Даже Алена сидела с кружкой.
-Я знаю, - говорил хмельной Михей. - Не случайно все это. Меня еще с ноября тянуло... Да и вас, чувствую, - Михей хотел сплюнуть на пол, но удержался, с силой проглотил слюну. - Она же нас держит. Дорогу засыпала, волков собрала, Андрюху убила...
-Кто - убила? - строго спросил Савеев, готовый ко всему.
-Деревня эта, - тут же отозвался Михей. - Дома наши. Поля. Позвали, потому что умирают...
- Ну ты придумаешь, - Роман прошел к табуретке, на которой оставил заряжать мобильник, набрал номер. В тишине раздались длинные гудки. Все замерли, смотрели только на Савеева.
-У меня связь спутниковая, - объяснил он.
-Але? Говорит главный прокурор Каменецкого района капитан Савеев Роман Сергеевич. Что? Алексеич, это ты? Я в Жилом, деревня такая, сорок километров по семнадцатой трассе. Да, около Крутца. Два трупа. Бабка, семьдесят два года, предположительно паралич. И Смирнов Андрей Прохорович, тридцать лет, внезапная остановка сердца, похоже, что перепил. Волки здесь, Алексеич. Вытаскивай нас...
Утром пришла техника. Два трактора - гусеничный и противно-желтый 'Кировец'. Подъехал УАЗик, потом автобус - на снег выпрыгнули спецназовцы, а с ними - пара штатских, на широких деревянных лыжах. Роман улыбнулся, когда услышал стрекочущий звук в вышине. Через несколько минут на поле приземлился маленький вертолет. Все спешили спасти большую шишку маленького района, второго человека после главы самоуправления.
Только и успевай честь отдавать.
Мертвецов погрузили на вертолет - Роман настоял. Сам же решил уехать вместе с милицией. Перед тем, как захлопнуть дверь синего 'козла', Роман еще раз осмотрел деревню. Больше в ней никто не жил. Но дома стояли, гордо выпрямились, стряхнули за дождливую ночь снег с крыш, хитро посверкивали мокрыми стеклами. Последний раз деревня видела людей - но была довольна. Давно могучая человеческая техника не заглядывала в этот волчий угол. Давно не слышалась музыка в серых стенах, не кипели страсти, не брали здоровые мужики оружие в руки. Силой людей жила она, бывшая деревня с простым названием. Сегодня ночью здесь родилась любовь, и дома словно гордились собой, поднялись над снегом, будто старики, взглянувшие на правнуков. Теперь и помирать можно.
Роман вздохнул и захлопнул дверь.
На душе было пакостно.