Привычку говорить стихами из меня выбивали в буквальном смысле. Оплеухами по губам. Раз, два, еще... Горячая сухая ладонь отца хлещет меня по лицу, будто заставляет выплюнуть очередную рифму, как спрятанную за щекой таблетку. Я послушно выплевываю ее и зажимаю разбитый рот рукавом свитера. Свитер пах табаком и ромашкой и с тех пор эти два запаха символизируют для меня успокоение боли и утоление печалей. И счастливее всего я, кажется, бываю, лежа с сигаретой на ромашковом поле...
Не говори стихами - это вредно, это вредно для тебя и других. Не говори стихами - это дурной тон. Не говори стихами - это тебя погубит, иссушит, твоя плоть разлетится в разные стороны крохотными мотыльками.
Моя маленькая планета умещалась в стакане с водой. Она плавала себе, погруженная наполовину, алогичная, беспечная, резиновый мячик, спрессованный комок хаоса. И на моей маленькой планете не принято было говорить стихами. Хотя многие почему-то рождались с этим умением. Или с этим пороком.
Каждый день я ходил по канату в школу. Каждый день я учился считать облака и умножать их на грани неба. Каждый день я переживал маленькие трагедии, вклеивал в альбом их размытую черно-белую фотохронику и сгребал и выбрасывал в помойное ведро сколки очередного разбитого мира... В общем, у меня было совершенно обыкновенное детство. И у моих друзей-сверстников, с которыми мы вместе запускали воздушных змеев, на губах также частенько красовались темно-багровые следы от ударов.
Мы говорили стихами - как курили, тайком, затаившись на чердаках своих сознаний, полуприкрыв глаза, торопливо и не очень правильно. Хотя с каждым днем шальных рифм в нас оставалось все меньше. Иногда мы просыпались ночами в мокрой от выхарканных рифм постели и краска стыда заливала наши лица. Во время болезни нас тошнило рифмами и нам давали пить противный на вкус солоноватый раствор. Растворившееся в нем послевкусие неудачных стихов становилось похожим на слезы актрисы, смешанные с ее гримом. И мы засыпали - беспокойно, часто вздрагивая, трясь носом об подушку, резко отброшенные болезнь на несколько лет назад. И все никак не могли повзрослеть. Все никак, все никак, все никак. Хотя и спешить было особо некуда.