То, что случилось в Ирбите (старинный уральский город находится в трехстах километрах северо-восточнее Екатеринбурга - прим. авт.), никак не укладывается в голове. Почему? Из-за дикости замысла, из-за дикости исполнения, из-за дикости по своим последствиям!
Во всем мире (и в России тоже) идут горячие дискуссии о том, может ли женщина губить только что зародившуюся в ее утробе жизнь путем аборта? Это ли, мол, не самое обыкновенное убийство, - восклицают противники абортов.
Возможно, и так. Но все же в этом случае есть серьезные смягчающие обстоятельства: можно понять и простить женщину. А как, скажите, должен относиться я к случаям, когда мать по-варварски, необычайно жестоко и хладнокровно убивает, например, двадцатипятилетнюю дочь? Если прервать жизнь, находящуюся в эмбриональном состоянии, - это грех, это преступление, то как, какими же словами определить то, что произошло в Ирбите? И только ли там происходят убийства матерями своих детей? Скажем, недавно в Екатеринбурге мамаша выбросила из окна девятого этажа новорожденное дитя и сказала, что он сам выпал.
КАЗНИТЬ, НЕЛЬЗЯ ПОМИЛОВАТЬ, РЕШИЛА МАТЬ, И ПРИГОВОР В
ОТНОШЕНИИ РОДНОЙ ДОЧЕНЬКИ ПРИВЕЛА В ИСПОЛНЕНИЕ
А там, в Ирбите, произошло вот что.
Жила своей непростой жизнью семья. Глава ее Ольга Григорьевна Карпенко работала на Ирбитском стекольном заводе. Кроме вполне взрослой и самостоятельной дочери Светланы, у нее были еще несовершеннолетние сын и дочь. Личная жизнь, судя по всему, у Светланы не сложилась и замужество ее оказалось не прочным, как, впрочем, и у ее матери - Ольги Григорьевны. Кто прав, а кто тут виноват, - глубоко вникать в это не буду... пока.
Скажу лишь, что личная жизнь старшей дочери не устраивала мамашу: та пила, распутничала и не работала, из-за чего в семье то и дело возникали скандалы. Светлана каялась, обещала изменить образ жизни и держала слово, но лишь до первого срыва.
Все это я не смею утверждать: так объясняла Ольга Григорьевна. А ей сегодня вряд ли стоит верить на все сто процентов. Скорее, имеет место обычное в таких случаях преувеличение (наглядное доказательство тому - очерк "Убийца по найму", в котором речь идет о том, как свекровь, невзлюбив сноху, заказала убийство, которое и свершилось - прим. авт.).
Как бы то ни было, но в голове матери долго нарождался и, наконец, созрел-таки некий план, который она решила во что бы то ни стало осуществить.
Однажды (это было в начале февраля) она повстречалась с Михаилом Федоровичем Соломиным. Она,
видимо, хорошо того знала и прекрасно представляла, на что тот способен. А способности свои этот
тридцатипятилетний мужчина уже сумел продемонстрировать на практике.
Кто же такой Соломин?
Родился он в Ревде (город в сорока километрах западнее Екатеринбурга - прим. авт.), но потом по воле случая оказался в Ирбите. Здесь он не работал, не имел определенного места жительства, не имел и семьи. Когда ему было еще двадцать лет, он получил серьезную уголовную отметину. Тогда получил шесть лет лишения свободы и срок свой отбыл полностью. За что же наказан? Его осудили по статье 17-102 п.п. "в, е" Уголовного кодекса (соучастие в умышленном убийстве, совершенном в связи с выполнением потерпевшим своего служебного долга, и с целью скрыть другое преступление).
Считаю необходимым отметить, что тогда суд не очень сурово покарал. Потому что, минимум, ему тогда грозил восемь лет, а он же получил всего шесть лет, то есть ниже низшего предела (была и есть сейчас такая странноватая норма права - прим. авт.).
Я так понимаю: суд полагал (а наш суд почти всегда именно так и только так полагает - прим. авт.), что двадцатилетний парень довольно гуманную меру наказания правильно оценит; поймет, что убивать людей не хорошо, и встанет на путь исправления, поведет в дальнейшем праведную жизнь, будет честно трудиться на благо того, социалистического общества. Не получилось. Как всегда.
Ольга Григорьевна, несмотря на разность жизненных дорог (по крайней мере, она так утверждает.), нашла общий язык с Соломиным, быстро с ним столковалась.
Соломин согласился с представленным планом действий, одобрил и пообещал помочь осуществить его.
Все утверждают, что нигде не работающий "бомж", не имеющий стабильного заработка, пошел на сотрудничество бескорыстно, из простого человеческого желания посодействовать ближнему.
Ты, читатель, веришь в подобное? Я - нет. И тем не менее, не имея на руках доказательств обратного, вы- нужден говорить, что Соломин пошел на преступление, не заручившись обещанием от Ольги Григорьевны на соответствующее вознаграждение за труд. Следствие, продолжавшееся довольно-таки много месяцев, не нашло 9или не искало?) доказательств корысти в действиях Соломина.
Таким образом, сформирована преступная группа. Но понадобился третий участник, человек, который бы владел транспортным средством.
Такого Ольга Григорьевна также быстро отыскала среди своих знакомых - это Сергей Геннадьевич Коробицын, имевший мотоцикл 'Урал" с коляской. Сергей Геннадьевич сумел убедить следствие, что он не знал об истинных замыслах Карпенко и Соломина. Пусть так, но... Впрочем, об этом потом.
14 февраля. Вечер. К дому Карпенко подъехал на мотоцикле Коробицын. Из дома вышли Ольга Григорьевна, ее дочь Светлана и Соломин. Карпенко уселась на мотоцикл, за спиной Коробицына, водителя транспортным средством, в коляске разместились Светлана и Соломин.
Они поехали из Ирбита в сторону одной из деревень.
Светлана, так говорят, не упиралась, а ехала даже с охотой, потому что была с похмелья. Мать же ее убедила, что едут они к знакомым на семейное торжество, где будет много и выпивки, и закуски.
Все четверо были в прекрасном расположении духа: ехали и веселились.
Ну, а дальше не могу удержаться от собственного соблазна процитировать документ:
"Абрамову (Светлану, то есть, - прим. авт.) привезли в лесной массив. Там Соломин взятым из мотоцикла молотком ударил Абрамову по голове с целью оглушить ее, причинив легкие телесные повреждения в виде закрытой черепной травмы..."
Тут надо пояснить: Соломин действовал молотком не слишком ловко (видимо, с годами стал утрачивать сноровку), поэтому оглушить Светлану не удалось. Однако это не остановило никого.
Продолжу цитировать документ:
"Затем Соломин через склонившуюся через дорогу березу перекинул веревку и сделал петлю, привязав свободный конец веревки к мотоциклу..."
Тут надо пояснить: Ольга Григорьевна уверяет, что ее дочка все происходившее воспринимала спокойно, не сопротивлялась и, кажется, была готова к самому худшему. Возможно и так: в жизни такой собачьей нечего
больше страшиться. Но тогда зачем мамаша лично связала руки доченьке перед этим? Ни к чему оказывался и молоток, с помощью которого пытались оглушить девушку, то есть привести ее, как говорят юристы, в беспомощное состояние.
Продолжу цитировать тот же документ:
"Карпенко связала Абрамовой руки и надела ей на шею петлю. После этого Коробицын завел мотоцикл и попытался отъехать, но мотоцикл забуксовал. Чтобы сдвинуть мотоцикл, Карпенко и Соломин толкали его сзади, а Коробицын (тот самый, который по его словам и по версии следствия, не знал, что замышляется преступление - прим. авт.) держал руки на руле и удерживал газ".
Все трое действовали спокойно, рассудительно, со знанием дела. Ничто не указывает ни на душевное волнение, ни на суетливость, ни на растерянность либо на непродуманные заранее действия.
Застрявший в снегу мотоцикл им удалось (общими усилиями) сдвинуть с места: он поехал и натянул веревку до предела, затянув удавку на шее Светланы. Несколько судорожных движений и она затихла. Затихла навсегда.
Тогда Соломин обрезал веревку и на снег упало еще не остывшее тело Светланы. На всякий случай он все же убедился, дышит ли та? Нет, дыхания не было и сердце больше не билось.
Очевидно, о неком "душевном волнении матери" свидетельствуют ее последующие действия.
А действия те юристы квалифицируют довольно просто: сокрытие следов преступления с целью уйти от ответственности за содеянное.
Ольга Григорьевна, значит, прекрасно осознавала: то, что она делает, карается законом. Если, конечно, ее найдут. Если, конечно, сумеют доказать ее вину.
Чтобы всего этого не случилось, мамаша лично достала заранее припасенную канистру с бензином, облила труп дочери и подожгла. Сама подожгла. Своими материнскими руками.
Она хорошо понимала, что именно огонь наилучшим образом устраняет улики. Она даже не забыла после того, как пламя угасло, забросать останки снегом. Зачем? Если найдут, то спустя некоторое время. Время же работало не только на нее, но и на двух других соучастников.
Они уехали из леса с чувством исполненного долга и каждый занялся своими делами.
Ольга Григорьевна убыла в неизвестном направлении и ее пришлось долго-долго искать по всей России.
Нашли и этапировали в Ирбит.
Соломина приютил некий гражданин, одолжив тому свою квартиру, точнее - часть её.
Соломин в долгу не остался. : придя как-то домой, хозяин не обнаружил в квартире кой-каких вещичек, представлявших для него некоторую ценность: исчезли две швейных машинки,. электропроигрыватель, светомузыкальная установка, а также два мужских костюма.
Коробицын же, хотя оказался соучастником случайно, кажется, тоже не сильно страдал угрызениями совести. Он продолжал трудиться в одном из частных предприятий. В то же время, как следствие пыталось разгадать загадку, связанную с найденными в лесу останками обожженного женского трупа, ходил, дружил, любил, радовался жизни и ничто его не подтолкнуло пойти в милицию или прокуратуру и рассказать обо всем, что ему известно и чего он стал "невольным" свидетелем.
Не пошел! Не рассказал! Хотя этот его шаг мог быть расценен как явка с повинной. А повинную голову, как говорится в народе, и меч не сечет.
Этого не случилось. Ни раньше, ни потом. Жаль. Потому что у него могла быть судьба иной. Если, конечно, он действительно попал в скверную историю по чистой случайности, помимо его воли и желания.
Мне в этом приходится сомневаться. Допускаю, что поначалу он не знал, что замыслили его подельники. Однако, свернув мотоцикл в лес, обязан был догадаться об истинных целях. Не догадался. Странно: что понадобилось четверым людям поздним зимним вечером в лесу? Все стало ясно до предела, когда Соломин вооружился молотком. Опять у него мозги не прояснились? Странно.
Итак, одни знали все, но молчали. Другие ничего не знали, но продолжали докапываться до истины.
Следствие медленно, очень медленно, однако продвигалось вперед. Полегче стало, когда задержали далеко от Ирбита Карпенко Ольгу Григорьевну и вернули в родные места.
И тем не менее понадобился еще год, чтобы свести хоть как-то концы с концами.
...И в Ирбит выехала судебная коллегия по уголовным делам Свердловского областного суда под председательством Анатолия Александровича Шадрина.
Судьям предстояло разобраться в документах, собранных в три тома, и каждому дать юридическую оценку.
В конце концов, суд огласил приговор.
Соломин признан виновным не только в умышленном убийстве, но и - краже чужого имущества
и ему назначено наказание в виде десяти лет лишения свободы с отбыванием наказания в исправительной колонии строгого режима.
Карпенко также признана виновной в совершении убийства и она приговорена к десяти годам лишения свободы.
Коробицын также признан виновным, но подругой статье, - тоже в умышленном убийстве, но без отягчающих обстоятельств и он приговорен к шести годам лишения свободы.
Приговор, замечу, достаточно гуманен. И он наглядна свидетельствует о том, что суд буквально =-- учел все имеющиеся крупицы смягчающих вину обстоятельств, и определил сроки намного меньше того, что им полагалось.
Меня, честно сказать, меньше всего беспокоят Соломин и Коробицын. Они все-таки убивали чужого им человека. А вот Карпенко...
Я читаю многостраничное послание Ольги Григорьевны Карпенко, направленное в Москву. Это - ее кассационная жалоба. Лучше бы ее опубликовать в полном объеме, но, увы, объемы одного очерка не позволяют сделать это.
Жаль, потому что жалоба, сама по себе, представляет для знатоков большой интерес. Потому что она воочию убеждает, что мать, зверски убившая родную дочь, не сделала для себя никаких выводов. Наоборот, она. искренне верит, что с ней обошлись слишком строго. А так ли? Есть ли такое наказание, которое могло бы искупить ее вину? Нет и не будет никогда: детоубийца есть детоубийца, даже, если и были некие обстоятельства, облагораживающие ее вину. Никакими положительными характеристиками не смыть с ее рук кровь дочери.
И кощунственно звучат ее некоторые слова, содержащиеся в кассационной жалобе.
"Поймите меня правильно, - пишет Ольга Григорьевна, - мне даже на ум не приходило, что я смогу убить свою дочь".
На ум, может, и не приходило, но вот ведь, тщательно спланировав, подготовив, взяла да и сначала повесила на березе, потом облила бензином и сожгла, надругавшись уже над мертвым телом убиенной.
"Дороже и роднее, чем дети, - пишет далее она, - у меня никого нет".
Экая, право, мелодрама - даже слеза наворачивается. И все равно не верю. Карпенко ведь не только убила старшую дочь, но она осиротила двух других своих детей - сына шестнадцати лет и дочь девяти лет. Как далее сложится их жизнь? Даже представить страшно.
"Я учила, чтобы дети могли различить, -продолжая в том же духе, пишет Карпенко, - где добро, а где зло".
Наставляла, значит? А она вот, старшенькая, взяла да и ушла совсем в обратную сторону. Разве возможно? Да и были ли на самом деле материнские воспитательные усилия - вопрос, конечно, интересный и остается открытым.
"Мы решили, -уточняет она, - немного попугать Светлану".
Ну, и "попугали". Но зачем продолжать глумиться уже над мертвым телом?
"Сейчас моя мать и двое детей находятся в крайне тяжелом материальном положении, -действует на эмоции читателей Ольга Григорьевна - у них не хватает денег не только на одежду, но и на питание".
Спохватилась, называется: снявши голову - по волосам не плачут. О чем же думала, когда убивала Светлану? Надеялась, что все обойдется? Глупо! Кто поил, кормил и одевал тех же детей, когда больше тринадцати месяцев находилась в бегах и материнские обязанности исполнять не могла?
Она пишет:
"Вы же прекрасно понимаете, что материнская ласка нужна детям больше, чем все золото мира".
Вот это верно! Особенно, если учесть, что случилось со старшенькой. Особенно ей, Светлане, пригодились ласки, когда мать затягивала на шее дочери петлю, когда обливала мертвое тело бензином и поджигала.
Карпенко пишет в кассационной жалобе, направленной в Верховный Суд Российской Федерации:
"Ведь я и по сегодняшний день люблю свою дочь..."
Это она об удушенной и сожженной Светлане!
Извращение какое-то, присущее разве что вурдалаку, пожирающему с любовью свою жертву.
И на этом ставлю точку в рассказе об этой страшной истории, приключившейся в Ирбите. Я не сумел обо всем рассказать, но представление у читателя о героях драмы должно сложиться соответствующее.