Аннотация: Ричард Элиас Худ родился под несчастливой звездой. Правда, большую часть своей жизни он об этом и не подозревал, искренне полагая себя счастливчиком.
***
Ричард Элиас Худ родился под несчастливой звездой. Правда, большую часть своей жизни он об этом и не подозревал, искренне полагая себя счастливчиком. Старший сын добропорядочного и нищего, как церковная мышь, приходского священника, в возрасте четырнадцати лет он ушел из дома в поисках более интересной и, что уж таить, более достойной его судьбы.
Путь к собственной судьбе получился у Ричи Худа не слишком долгим, но порядком запутанным и извилистым. Для начала он присоединился к труппе бродячих артистов, благо способности к лицедейству у юного Худа были, а еще была пара не лишних рук, хорошо подвешенный язык и громкий голос. Но, к большому разочарованию нашего героя, жизнь бродячих артистов оказалась далеко не праздником, да и денег приносила еще меньше, чем крещение орущих младенцев, тоскливые воскресные проповеди и не менее тоскливые исповеди престарелых дур. И поэтому несколько месяцев спустя Ричи Худ покинул труппу, прихватив с собой, помимо бесценного опыта бродячей жизни и кое-каких актерских навыков и умений, также всю кассу, пару справных кожаных ботинок, и мешок с провиантом. Ботинки оказались слишком велики, и он без сожаления расстался с ними в ближайшем городке, не без выгоды обменяв на добротную куртку и складной нож, а провиантом пришлось пожертвовать, бесславно удирая от стайки местных беспризорников. Но уныние не было присуще нашему герою, и вскоре, поняв, что в одиночку существовать гораздо сложнее, он и сам стал одним из таких бродячих псов.
Впрочем, попрошайничество отнюдь не казалось Ричи Худу, тогда еще не прозванному Хорьком, достойным его занятием. Зачем полагаться на милость других, когда можно самому взять все, что надо? И Ричи Худ стал вором. Сначала - из тех, что под покровом ночи тайком обшаривают чужие кладовые и оставленные без присмотра дома, но затем, не найдя и в этом промысле достаточного применения своим талантам, Ричи Худ решительно сменил образ действий. К тому времени он значительно подрос и возмужал, и уже не был тем нескладным и неопытным подростком, сманенным из дома яркой обманкой бродячего театра. Ричи Худ стал настоящим красавчиком - стройный, изящный, с на удивление аристократическими для сына простого провинциального священника чертами лица. Прибавьте сюда природное обаяние и красноречие, не раз позволявшие Ричи втираться в доверие не только к падким но молодую кровь вдовушкам, но и даже самым недоверчивым хозяевам постоялых дворов, а также склонность к лицедейству - и получится тот самый Ричи "Хорек" Худ, о наглых и ловких делах которого долго еще ходили слухи.
Поначалу дела у Ричи Худа шли неплохо. Обходясь в первое время одеждой, снятой с какого-то пьяного купеческого сынка, и ролью ограбленного простого путешественника, вскоре он значительно расширил и свой репертуар, и набор реквизита. За пару лет Хорек Худ успел побывать: отставшим от каравана паломником, монахом, сыном неисчислимого количества реальных и выдуманных графов и баронов, продавцом чудодейственных зелий, ревизором, королевским переписчиком, студентом, и даже путешествующим инкогнито наследником испанского престола - благо что острый слух, наблюдательность и прекрасная память, натренированная бесконечной зубрежкой Писания, позволяли Ричи Худу, единожды услышав чужую речь, затем искусно ее имитировать, выдумывая на ходу многословную абракадабру. Покинув прежнюю шайку (и, как ни странно, почти не прихватив ничего чужого - в отличие от миролюбивых и привязанных к своим кибиткам артистов, воры могли и разыскать ограбившего их мерзавца), Ричи Худ обзавелся своей собственной, набранной из разного отребья, исполнительного, но по большей части не слишком сообразительного. "Передвижной театр" Хорька Худа исколесил всю округу, не единожды забираясь и в соседние графства, и личность его главного и единственного режиссера и исполнителя главных ролей порядком примелькалась. И не дожидаясь, пока его схватят, Хорек Худ вновь сменил сферу деятельности. В немалой степени этому поспособствовало и то, что к тому времени он уяснил для себя одну немаловажную в его профессии вещь - убивать людей оказалось не только легко, но и полезно. Мертвому свидетелю не поверит ни один суд. К тому же труп еще надо найти.
Было бы ошибкой утверждать, что, превратившись из простого вора и мошенника еще и в убийцу, Ричи Худ начал мстить тем, кто, по его мнению, получил то, что имеет, незаслуженно. Логика Ричи была простой и прямолинейной, как нападение хорька на беззащитный курятник. Услышав где-то новомодную идею о том, что человек - не избранное творение Божье, а потомок обезьян, Ричи принял ее на вооружение. Рассудив так - раз в среде животных сильный решает участь слабого, то чем же отличается человеческое общество? Ведь и тех, и других сотворил Господь наш всемогущий из одной и той же бренной материи. Ничем - а значит, Ричи Худ, как сильный, имеет полное право жить так, как считает нужным. Ведь не будь таким изначальный план Его, не было бы ни сильных, ни слабых, и жизнь была бы куда как спокойнее, безмятежнее - и скучнее.
Доведя эту нехитрую мысль до подельщиков, и избавившись от тех, что оказались несогласны, Ричи Худ довольно скоро превратил свой бродячий "театр" в настоящую разбойничью шайку. И вместе со славой "банды Хорька Худа" росла и сумма гонорара за его голову. Смекнув, что не всякая слава является желанной и полезной, Ричи Худ покинул свою банду, успевшую просуществовать - в буквальном смысле этого слова - чуть больше года. Тщательно подготовившись, Ричи Худ предпринял самоубийственное нападение на обоз с золотыми слитками, немало удивив своей наглостью и очевидным слабоумием охрану, сплошь состоявшую из королевских гвардейцев, к тому же вооруженных редким пока огнестрельным оружием. Вскоре труп Хорька Худа с обезображенным аркебузным выстрелом лицом раскачивался на виселице. А недели через две к шайке Серого Лиса О'Коннора, орудовавшей в соседнем графстве, присоединился молодой красавчик со скользким взглядом и несколько театральными манерами.
Будучи отнюдь не дураком, на этот раз Ричи Худ держался в тени, хоть его ловкость в обращении с клинком и деловитая жестокость в общении со строптивыми жертвами грабежей не остались незамеченными, а острый и изощренный ум быстро выдвинул его на роль мозгового центра шайки. И хоть Серый Лис по-прежнему считался главарем, но планированием операций фактически занимался Ричи Худ. Так как при этом он не претендовал на лидерство или большую часть добычи, то это всех устраивало, и даже принесло Ричи новую кличку взамен сгнившей на виселице. Хоть Ричи и предпочел бы что-то вроде "Орел", "Змей" или хотя бы "Счастливчик", но "Умник" Худ звучало тоже неплохо. В конце концов, Ричи Худ вовсе не намеревался играть эту роль до конца жизни. Фортуна, до сих пор бывшая столь благосклонной к сыну простого священника, явно припасла для своего любимца нечто большее. Кто знает - а вдруг ему, столько раз изображавшему аристократов, и в самом деле удастся пробиться наверх? Надо только держать ухо востро и ловить свой шанс.
Насчет Фортуны Ричи Худ не ошибался - она действительно была к нему благосклонна. Вот только извилистая дорожка судьбы вела Ричарда Худа совсем не в те высоты, что грезились ему порой в предрассветной дреме. И, возможно, знай о конечном пункте своего жизненного пути, Ричи Худ предпочел бы смириться и прожить скромную жизнь приходского священника. Но пути Господни неисповедимы, прошлого не изменить, и остается только вернуться к нашему герою, в настоящее время планирующему свою самую дерзкую, если не считать авантюры с наследником испанского престола и мнимого ограбления золотого обоза, операцию.
***
Этого вполне могло бы не случиться, если бы Лис О'Коннор не ушел в запой, оставив Ричи Худа руководить бандой. Недовольный свалившейся на него ответственностью, Ричи тем не менее и здесь нашел, чем поживиться. О'Коннор, которого в пьяном, а то и трезвом виде частенько заносило в сторону болтовни о раскаянии и искуплении грехов, вряд ли бы одобрил такой план. Кроме напускной набожности, Серый Лис также был известен крайней осторожностью, что и хранило его столько лет от желающих получить награду за его голову. Осторожность Умнику Худу также была знакома, но он считал, что точный расчет и внезапность вполне могут быть достаточной заменой этому знамени трусов и слабаков. И ограбление паломников по сути ничем не отличается от ограбления каких-нибудь купцов. И даже более того - паломники обычно обременены меньшим количеством стражи.
С другой стороны, обычно у паломников и поживиться нечем. Но не в этот раз. Как было доподлинно известно Ричи Худу, караван, который должен был через пару дней пройти через контролируемую шайкой Лиса территорию, по большей части составляли богатые и знатные богомольцы. А такая публика не привыкла отказывать себе в комфорте даже в таком богоугодном деле, как посещение святых мест. Конечно, охраны у них будет достаточно, но, как опять же точно знал Ричи Худ, основные надежды в этом деле возлагались на Проклятых братьев. Которые - вот незадача! - из-за каких-то проволочек не успели присоединиться к каравану с самого начала, и теперь должны нагнать его как раз после прохода по владениям Серого Лиса. А до тех пор охранять караван будет лишь горстка обычных наемников, с каковыми быстро и эффективно справляться люди Лиса научились давно. Конечно, Ричи Худ был бы совсем не прочь присовокупить к своему списку достижений еще и убийство хотя бы одного из Проклятых братьев, будучи уверен, что в любом случае успеет ускользнуть, если запахнет жареным. Но остальные члены шайки, и так с трудом согласившись на эту авантюру, иметь дело с Проклятыми братьями отказались весьма решительно. Кого другого за такое самоубийственное предложение могли бы и хорошенько побить, и Ричи не стал настаивать. В конце концов, ему и самому не слишком-то хотелось проверять правдивость всех слухов, ходивших о Проклятых братьях.
Умник Худ рассчитал все верно - перед рассветом внимательность выставленной на ночь стражи и в самом деле рассеялась, и разбойникам удалось подкрасться к лагерю почти незаметно. Более того - они успели оглушить и связать большую часть спящих наемников, прежде чем их бодрствующие коллеги подняли тревогу. Но было поздно. Кое-кто из наемников, с ходу оценив численное преимущество нападавших, не слишком-то геройствовали, предпочтя потерять часть гонорара, но сохранить жизнь. Самые же упрямые продолжали сражаться, безнадежно проигрывая. Не обращая на них особого внимания, Ричи с частью своих людей принялся было за привычное потрошение обозов и кошельков, но тут внезапная секундная заминка в привычном шуме боя и паники привлекла его внимание. Ричи Худ поднял голову - и увидел их.
Четыре черные фигуры, неслышно выскользнувшие из-под полога леса - его, Ричи Худа, леса! Пешие, как и полагается монахам, они как-то слишком быстро приближались к лагерю. А впереди них серыми молниями неслись здоровенные лохматые псы.
- Их всего четверо! - крикнул он сам, радостно оскалившись и поудобнее перехватив верный клинок. Он не оборачивался, иначе бы увидел, как, побросав добычу, пытается скрыться в лесу его шайка. И некоторым это действительно удалось - тем, кто успел проскользнуть мимо ободренных неожиданной подмогой наемников, и кого не успели догнать псы. Для остальных же то, что сперва казалось легкой разминкой, превратилось в настоящую бойню.
Зажатые между обозленными наемниками и неумолимо продвигающимися вперед Проклятыми братьями и их серыми тварями, разбойники отчаянно бились, прекрасно понимали, что пощады не будет. Ее и не было - их косили, как траву. И только вмешательство паломников остановило резню. Серьезно раненых добили, прочих же грабителей связали и, примотав конец веревки к последнему обозу, повели в город. В числе таких счастливчиков оказался и Ричи Худ. Невредимый, но оглушенный ударом по голове, он почти не сопротивлялся, когда его связывали. Нащупав в подкладке стилет, он намеревался было перерезать путы и сбежать, полагаясь на свое знание леса, но, наткнувшись на взгляд одного из чудовищных псов, резко передумал. Тем более что у него в рукаве у него, помимо стилета, был спрятан еще и козырной туз - фигурально выражаясь. Умник Худ вовсе не намерен был идти на виселицу.
***
Суд над людьми Серого Лиса был скорым и справедливым. Окажись они просто ворами, отделались бы позорным клеймом, вырванными ноздрями или высылкой в колонии. Но для разбойников и душегубов была предусмотрена лишь одна мера наказания - высшая. К счастью для нашего героя, это был светский суд, не имевший никакого права судить и тем более приговаривать клириков. А для Ричи Худа, сына священника и обладателя актерского таланта и прекрасной памяти, изобразить духовное лицо было парой пустяков. Ричи даже не дал себе труда приготовить оправдательную речь, прекрасно зная, что достаточно будет прочесть вслух что-то из Библии. Словом, перед вынесением приговора Ричи Худ был спокоен, уверен в себе, и уже начинал строить планы на будущее.
Но настоящее грубо перечеркнуло все его планы. Когда Ричи вошел в зал суда, первое, что он увидел, было высокой черной фигура рядом с судьей. Проклятый брат - вполне возможно, один из тех выродков, что помешали Ричи Худу обчистить баранов-паломников, - стоял, прислонившись к стене, и огромный серый пес растянулся у его ног, вывалив из длинной пасти язык. Все время, пока заключенные, растянувшись цепочкой, шли к своим местам, пока судья, брезгливо выпятив нижнюю губу, изучал тонкую стопку дел, пока произносились формальные фразы и усердно скрипел пером секретарь, Ричи Худ почти физически ощущал, как две пары глаз смотрят на него в упор. Стоявшие рядом разбойники ежились и поминутно оглядывались, должно быть, чувствуя то же самое. Собравшись и приказав себе не обращать внимания на пялящихся на него монаха и его шавки, Ричи Худ открыл рот, чтобы выложить судье главный и единственный аргумент в свою защиту, да так и застыл, оглушенный и раздавленный. В тот самый миг, когда нужные слова уже готовы были сорваться с его языка и закружить судью в карусели обмана, Проклятый брат откинул капюшон и посмотрел Ричи Худу прямо в глаза.
Ричи показалось, что он ослеп, оглох, онемел и обездвижел - такая плотная неподъемная мгла обрушилась на него. Через мгновение свет, звуки и ощущение собственного тела вернулись, но Ричи по-прежнему не мог ни пошевелить языком, ни отвести взгляд от страшных бездонных зрачков твари, скрывающейся под черными монашескими одеждами. Его словно выворачивали наизнанку, потрошили, как вытащенную из воды рыбу, и он не мог даже трепыхнуться. Казалось, это исчадие ада залезло прямо в его душу, и копается там, как мясник, пытающийся из груды протухшего мяса выбрать хоть что-то подходящее для продажи. Когда на лицо Ричи опустилась плотная темная ткань, отсекая его от убийственного взгляда монаха, он почувствовал себя счастливейшим из смертных. А потом до слуха Ричи Худа донесся скучающий монотонный голос судьи, зачитывавшего приговор. И сердце Ричи, только-только очнувшееся от липких объятий того, что когда-то было душой Проклятого, остановилось и рухнуло вниз, на грязные каменные плиты.
Итак, любимчика судьбы Ричарда Худа самое большее через неделю ждала виселица. Коротая дни до казни в утопающей в нечистотах и помоях яме, травясь тюремной баландой и до крови расчесывая зудящую от укусов насекомых кожу, он продумывал план спасения. Безумный и невероятный, он родился в голове у Ричи в тот миг, когда его выводили из зала под конвоем скучающих тюремщиков и буравящих спину взглядов двух псов - серого и черного. Огромной собаки, никак не желающей вести себя, как полагается обычному псу, и человека, видящего тебя насквозь, со всеми твоими потрохами, смешными надеждами и маленькими мерзкими тайнами. Усталость и какое-то отчаянное равнодушие читалось в этом взгляде, и Ричи Худ многое отдал бы, чтобы не знать, что именно привело этого человека в ряды Проклятых братьев.
Ими пугали непослушных детей - и не было охраны надежней, чем эта закутанная с ног до головы в черное молчаливая фигура, неизменно сопровождаемая столь же безмолвным псом. Их невозможно было нанять или подкупить. Они охраняли паломников, участвовали в рейдах против разбойников, выслеживали убийц, беглых преступников и похитителей детей. Они боролись со злом, поселившимся в человеческих сердцах, - не молитвами и благими делами, как монахи прочих орденов, а холодной сталью и острыми клыками. При встрече с ними не просили благословения, а опасливо обходили стороной, а еще лучше - по другой улице. Они скрывали свои лица за плотной темной тканью, а свое прошлое и настоящее - за высокими стенами монастырей. О них ходило множество самых нелепых слухов, и вычленить из пены суеверий и страхов зерна истины было нелегко. Но Ричи Худ попытался. Сидя в яме с таким же отродьем, как он сам, Ричи мучительно, до головной боли размышлял. Отбрасывая заведомую ложь, тщательно рассматривая крупицы того, что имело хоть какой-то смысл, он пришел к безумному на первый взгляд выводу. Его единственный шанс спастись - это раскаяться.
Раскаяться. Искренне, до конца, во всеуслышанье. Чтобы каждая вошь в этом гиблом и зловонном местечке знала - Ричард Элиас Худ не только полностью осознал все свои злодеяния, не только готов понести заслуженное наказание, но и горит страстным желанием искупить свою вину. О, без сомнения, это будет величайшая и сложнейшая роль, сыгранная Хорьком Худом за всю свою жизнь! И если он не ошибся в расчетах, и если продажная девка Фортуна не окончательно отвернулась от него, и если есть там, на Небе, хоть какая-то справедливость...
Ричи Худ был великолепен. В другом месте и в другое время ему бы рукоплескали не только неискушенные в зрелищах простолюдины, но и пресыщенные зрители столичных театров. Его папаша, слишком рано понявший, что от отпрыска не будет никакого толку, рыдал бы, увидев, как тот сейчас часами читает молитвы, стоя на коленях в грязи и нечистотах и не обращая внимания на брань и побои. С Ричи Худа можно было писать ангела для икон - выражение его лица, по обыкновению горделивое и презрительное, сейчас выражало смирение и всепрощающую любовь к каждому конкретному человеку и человечеству в целом. Ричи Худ унижался, прося оскорбляющих его - не жалеть бранных слов, а замахивающихся на него - не скупиться на удары, ибо он грешник великий и воистину достоин презрения. Гордившийся своим изысканным вкусом и здоровым аппетитом, сейчас он отказывался от жидкой тюремной баланды, обходясь в день кусочком заплесневелого хлеба и кружкой тухлой воды.
Маска кающегося грешника так крепко приросла к Ричи Худу, что он не снимал ее, даже оказавшись вне поля зрения надзирателей или тюремного священника. Сокамерники, порядком взбешенные столь невероятным и невозможным преображением Хорька Худа, не раз избивали его до полусмерти, пытаясь заставить заткнуться, но каждый раз он, собрав в кулак всю волю и все силы, упрямо вставал и продолжал молиться, кашляя кровью и поминутно теряя сознание.
Лишь только раз выдержка изменила Ричи - когда спустя семь дней палач накинул ему петлю на шею и, поправив узел, отошел к следующему смертнику. И, слыша, как с грохотом открывается люк под ногами его соседей справа, как они хрипят и дергаются в долгой агонии, и наконец затихают, и как возбужденно обсуждает детали казни толпа, Ричард Худ по прозвищу Хорек прервал свою молитву. Скривив в усмешке разбитые губы, он поднял связанные руки и, еле слышно прошептав: "Горите вы все в Аду!", неожиданно сам для себя перекрестил бездну голодных глаз, с нетерпением ожидающую, когда и он спляшет им на веревке свой последний танец.
И чудо свершилось. Откуда-то из неприметной двери в торце ратуши выбежал тюремный священник - тот самый, что с ласковой улыбкой и насмешливым взглядом выслушивал горячечную исповедь Ричи Худа. Тот самый, что за свою жизнь наслышался столько лжи от самых отъявленных негодяев, что заранее знал все, что каждый из них может ему сказать. Человек, ради которого Ричи Худ и играл свою коронную роль, и понятия не имея, тот ли это зритель, что ему нужен. Чудо свершилось - палач уже надел на голову Ричи белый капюшон, целомудренно скрывавший от зрителей неприглядное лицо смерти, и взялся за веревку, откидывающую люк под ногами приговоренного, но замешкался. До Ричи Худа, уже успевшего попрощаться с жизнью, донеслись лишь два слова, сказанные запыхавшимся голосом тюремного священника. Но их вполне хватило, чтобы ожили погребенные было надежды.
Он не ошибся! И он будет жить! А то, что для этого ему снова понадобится сменить роль - так это ерунда. Он был бродягой, был испанским принцем, а теперь побудет Проклятым братом. До первой же возможности уйти. Хорька Худа еще никакие стены не могли удержать. И никакие стражи.
***
Вопреки опасениям Ричи, в монастыре оказалось не так уж и плохо. Конечно, приходилось соблюдать дисциплину и не самый легкий распорядок дня, и продолжать выказывать смирение и раскаяние, но привыкшего к постоянному лицемерию Хорька Худа это не слишком-то напрягало. Он быстро привык к размеренному образу жизни послушников, и даже находил в этом постоянстве и определенности некое удовольствие. У Ричи Худа была своя койка, не слишком роскошная, но удобнее многих тех, в которых ему приходилось ночевать за свою бродячую жизнь. Монастырский стол был не слишком-то разнообразным, но питательным, а обязанности - не слишком-то обременительными. Даже женщины в монастыре были - не только среди немногочисленных послушников, но и среди старшей братии. И хотя выглядели они крайне неприступными, но, как уже успел убедиться Ричи Худ, нет такой крепости, которую нельзя было взять. Словом, монастырь Проклятых братьев оказался подходящим логовом для Хорька Худа.
Единственное, что по-настоящему беспокоило - это Проклятые братья. В монастыре они жили отдельно, и послушники видели их только во время обеда, но Ричи Худ все равно до одури боялся даже смотреть в их сторону, памятуя, какой впечатление произвел на него тот единственный взгляд в упор. Поэтому ел Ричи, не поднимая головы, и старался побыстрее ускользнуть из трапезной. А увидев где-нибудь еще черную фигуру, сопровождаемую псом, предпочитал обходить их как можно дальше. Не стоит рисковать. Сколь хорошо ни играл он свою роль раскаявшегося грешника, а против этого проникающего в душу взгляда у Ричи Худа не было никакой защиты. И никакого оружия.
Монастырь Проклятых братьев делился на две неравные части. Меньшая, располагавшаяся фактически в пристройке к основной территории, предназначалась для послушников, наемных рабочих, поставщиков, паломников и прочих временных постояльцев и посетителей. Большая же часть, отгороженная от мира высокими стенами и жутковатой репутацией, и была гнездом, в котором неведомым образом вызревали и из которого выходили те, ради которых и был несколько веков назад основан орден святого Дисмаса. Теперь Ричи Худ знал, что большинство, если не все из Проклятых братьев в прошлом были преступниками - и не просто ворами или бродягами, а отъявленными негодяями, способными за грош удавить родную мать. По сравнению со многими из них сам Ричи был невинным младенцем. И неудивительно, что они прятали лица, даже находясь под защитой монастырских стен. Это Ричи вполне мог понять и принять. Но вот причины, побуждавшие жестоких и циничных убийц и мерзавцев не только изображать искреннее раскаяние, но и годами вести смиренную монашескую жизнь, по-прежнему заставляли Ричи Худа ломать голову. Разве что возможность безнаказанно убивать, прикрываясь именем Божьим, и не имея с этого абсолютно никакой выгоды, кроме устрашающей репутации?
Так или иначе, Хорек Худ вовсе не собирался становиться цепным псом церковников. В жизни есть множество куда как более интересных - и достойных для смелого и предприимчивого человека занятий. И, продолжая старательно играть роль раскаявшегося грешника, Ричи примечал все детали, способные облегчить ему задачу распрощаться с монастырем. Сонливость привратника, деревья, протягивающие свои ветви за высокие стены, крестьяне, доставлявшие в монастырь припасы, и отправляющиеся в обратный путь с пустыми повозками, расположение ближайших деревень и городов, протекающая неподалеку река, которую вполне можно будет использовать для того, чтобы сбить со следа псов. Уходить сейчас, по снегу, было небезопасно, да и не слишком подходящее для бродяги это время - зима. А вот весной, как закончится распутица... Тут надо не зевать - наверняка не один Ричи планирует не задерживаться долго в этом не слишком-то гостеприимном месте.
Зима перевалила за середину, когда Ричи Худ наконец-то узнал, к чему его вела все это время извилистая дорожка судьбы. И что то, что он принимал за улыбку Фортуны, было всего лишь ее насмешливой гримасой.
За ним пришли незадолго до полуночи. Настоятель разбудил Ричи Худа и еще нескольких послушников, и жестами велел следовать за ним. До Всенощной еще оставалось больше часа, и Ричи поначалу решил, что случилось что-то непредвиденное, и понадобилась их помощь. Когда, пройдя через неприметную дверцу в стене, послушники очутились на запретной для них ранее основной территории монастыря, Ричи сообразил, что кое-что неожиданное и в самом деле случилось - но неожиданное для него, а не для настоятеля. Другие послушники, похоже, тоже поняли, что их ожидает. Некоторые из них расплылись в блаженной улыбке и явно испытали облегчение, но большинство, и в том числе и Ричи, запаниковали. И только неслышно выплывшие из мрака темные фигуры, сопровождаемые горящими в свете масляных ламп собачьими глазами, удержали Ричи Худа от немедленной попытки к бегству.
Дальнейшее напомнило Ричи Худу дурной сон - сначала послушников завели в какое-то подземелье, и долго водили по бесконечным коридорам и шахтам с сочащимися влагой стенами. Ричи был уверен, что они давно покинули не только пределы монастыря, но и графства. Наконец повеяло свежим воздухом, и, щурясь и моргая от яркого после затхлой тьмы подземелья света, послушники вступили под своды незнакомого храма. Множество свечей не могли осветить его весь, выхватывая только отдельные участки. Массивные колонны уходили далеко вверх, тая в ночи. Стены были расписаны фресками, давным-давно потерявшими цвета и четкость линий. Откуда-то доносилась негромкая музыка и пение - должно быть, началась служба.
В центре храма зияла черная дыра. Подойдя поближе, Ричи Худ с изумлением увидел, что это вода - темная, неподвижная. Даже огни свечей не желали отражаться в ней, словно брезгуя - или опасаясь. Учуяв какое-то движение позади, Ричи повернул голову - и наткнулся на взгляд настоятеля. Ласковый и все понимающий. Укоризненно вздохнув, настоятель кивнул, указывая на темную лужу впереди. Ричи отшатнулся, судорожно оглядываясь - не может быть, чтобы не было никакой возможности спастись. Псы достаточно далеко, а настоятель стар и немощен...
- Господь любит тебя, Ричард Элиас Худ. Настало время искупить все зло, что ты принес в мир, - женский голос прозвучал прямо над ухом Ричи, заставив его вздрогнуть от неожиданности. Он повернулся и изумленно выдохнул ругательство, увидев, что из-под капюшона Проклятого на него смотрит женское лицо - вполне миловидное, но с такими жестокими глазами, что даже самый бесстрашный храбрец десять раз бы подумал, прежде чем сказать что-нибудь скабрезное обладательнице этих глаз.
- Не бойся, - добавила Проклятая - сестра? - и, ласково улыбнувшись ошеломленному Ричи Худу, легонько толкнула его в грудь.
Ричи показалось, что в него выстрелили из арбалета. Тонкая изящная ручка едва не пробила его грудную клетку, отшвырнув на несколько шагов. От боли у Ричи перехватило дыхание, и горячая пелена ярости заволокла голову - какая-то сучка осмелилась ударить его, Хорька Худа! Но ярость тут же испарилась, стоило затылку Ричи коснуться ледяной поверхности.
Лужа оказалась бездонным колодцем. Вода - или то, что ей только притворялось, - спеленала Ричи Худа в объятьях, как заботливая мать, и потащила его вниз, сдавливая все сильнее. Ричи, у которого удар проклятой сучки выбил весь воздух из груди, судорожно вздохнул, и его легкие тотчас же наполнились ледяной водой, а в глазах потемнело. "Это - конец", - думал он, бесконечно долго проваливаясь во тьму и холод. Страха не было, лишь только недоумение и обида - как же так?
И тут - через несколько мгновений или часов, - непонятная тяжесть, увлекающая Ричи в глубину, пропала. Чья-то сильная рука ухватила его за ворот рясы и потащила вверх. Ричи на миг потерял сознание, а когда очнулся - уже лежал на холодных каменных плитах рядом с колодцем, и здоровая серая псина лизала его лицо горячим языком. Шерсть пса была мокрой, а дыхание его пахло чем-то горьким и до боли знакомым.
- Добро пожаловать в новую жизнь, брат, - сказал надтреснутый голос настоятеля, теперь улыбавшегося Ричи - искренне и добро. Толкнувшая его в воду сучка тоже смотрела на Ричи и улыбалась.
- Убери свою тварь, - прохрипел Ричи, откашливаясь. Перед глазами его до сих пор мелькали огненные вспышки, в груди словно разгорелся огонь, и странная легкость и пустота ощущалась в душе. Но это все было неважно. Он снова остался жив! А это значит, что еще не все потеряно, и судьба дает своему любимцу еще один шанс. И будьте уверены, Ричи Худ по прозвищу Хорек им непременно воспользуется. Теперь дождаться, пока эти безумцы со своими волкодавами окажутся подальше - и только его и видели.
Женщина негромко рассмеялась. И, опустившись на колени и наклонившись совсем близко, шепнула:
- Ты еще не понял? Посмотри внимательней. Это твоя тварь, Ричард Худ.
И, выпрямившись, ушла, сопровождаемая по пятам серой тенью.
Холодный нос ткнулся в лицо Ричи. Тот скривился и попытался снова оттолкнуть надоедливого пса, но замер, наткнувшись на его взгляд. В этом взгляде не было ничего звериного - только продолговатый овальный зрачок. Не было там и ничего человечьего, как втайне опасался Ричи, всегда подозревавший, что собаки эти - не те, чем кажутся. Из глаз огромного серого пса на Ричи Худа глянула сама вечность. Бесконечно прекрасная, страшная и безжалостная.
***
Так Ричард Худ по прозвищу Хорек, сын священника, вор, мерзавец и убийца, узнал, что у него есть совесть. А у его совести - длинные острые клыки и пронзительный, вымораживающий все изнутри взгляд. И теперь она будет следовать за ним по пятам. Куда бы он ни пошел. Что бы он ни делал. Охраняя. Напоминая. До конца его жизни. Вечно.