Смерть - будем ее в дальнейшем для благозвучия называть просто СМ, вопреки утвержденным правилам, которые предписывают всем СМ везде и всегда быть в состоянии ровного настроения, с явным неудовольствием подумала:
- Пора выползать.
Надо сказать, что от своей работы СМ отдыхала под надгробием на старой могиле. Но ей предстоял очень тяжелый день, и выползать из своей прохладной норы она совсем не хотела. И тому была причина. Сегодня ей предстояло прекратить земное бытие одной чрезвычайно противной старухи. СМ уже пыталась дважды, но, увы. Эта карга цеплялась за жизнь как клещ.
Дело в том, что СМ на иерархической потусторонней лестнице была ниже первой ступени. То есть она должна была отправлять на тот свет только тех, которые на иерархической земной лестнице также занимали такую же позицию. Иначе говоря, речь идет о категории "мелкий люд". Ни тебе катафалков, ни тебе оркестров, ни тебе мраморных надгробий. А так... Все по-простому, вернее даже очень по-простому. Родственников, знакомых - где-то в пределах десятка. На столе самогон, соленые огурцы, да картошечка с селедочкой. И слова-то на поминках звучат порой очень странные:
- Ну и славненько, наконец-то он (она) отдохнет. Сколько лет приходилось горбатиться, да толку-то. Бывало, придешь к ему (к ней), так жалко смотреть, как жизнь измотала. А сейчас видно, что наконец-то отдыхает. Давайте же, выпьем за помин души, которая, наконец-то, нашла покой.
И все согласно зашумят. Ведь прекрасно знают, как это жить под лестницей.
***
Да ладно... Делать нечего. Вздохнула СМ, открыла свою амбарную книгу. Да, точно старуха Дорофеевна. Уход в 14,38. Причина ухода - падение в погреб (сломается лестница), удар головой об острый край ведра с малосольными огурчиками - и все. Никаких особых хлопот... И будет СМ свободна до 19.47, когда она обслужит бомжа, который отравится сивухой. И больше на сегодня заказов не было. И то хорошо...
***
И вот СМ входит на кухню, где хозяйничает Дорофеевна. Как ни тихо вошла СМ, эта жизнелюбивая старуха ее услышала и говорит:
- Ну и что ты снова приперлась? Тебе, что, делать нечего? Вон тараканья развелось... Вот их и коси налево и направо.
- Ты, старая, не очень-то... Сегодня я должна обслужить тебя. Все написано - кто, где, когда... У меня с учетом все тип-топ. Так что мой руки и готовься.
- Ага, раскатала губу... Не видишь что ли, я студень поставила. Завтра дочка с зятем и детьми приедет, так что проваливай.
- Ты вообще-то понимаешь, с кем разговариваешь...
- Брось ты. Да, а вообще-то интересно, что ты там напридумывала с моей смертью. Давай-ка колись.
Дорофеевна все-таки смогла вывести из себя вообще-то очень невозмутимую сущность, так что эта сущность и прокололась - сообщила то, чего она клиенту говорить ни при каких обстоятельствах не должна была.
- Свалишься в погреб, потому что все у тебя в доме гнилое, ну и лестница в подпол тоже. А там головой о ведро с малосольными огурцами - и я свободна.
Тут Дорофеевна как закричит:
- Дед.
И сразу же в дверях, как по тревоге, появился действительно дед - уже больше полувека ейный муж.
- Чего ты закричала-то? Думал, ты кипятком себя обварила...
- Нет, для меня уготована вовсе другая причина.
При этом старуха рассмеялась, вернее проскрипела.
- Ну что, повеселилась, я пошел, там моя любимая реклама про дешевые квартиры в Москве.
- Пока ж у тебя старая изба в Мухоловске. Так что возьми-ка ты свои инструменты и почини лестницу в подпол. А то полезешь сегодня в 14,38 за огурчиками и все - головой о ведро, а мне справлять твои похороны...
- Слушай, ты часом "не того"?
Но в это время самое мрачное существо с косой вдруг хихикнуло.
- Это что?
- А ты не видишь косы?
- Какой, к лешему, косы.
- Ну ладно. Такую красоту с косой, видать, только мне сегодня можно увидать. Нет, всерьез - иди, подправь лестницу.
Дед только вздохнул и действительно пошел латать лестницу. Знал он, себе дороже ослушаться любимую, так сказать, женушку с ее железным характером.
Но тут вышепоименованная женушка, помешивая свое вариво, спросила унылую гостью.
- А ты как появилась?
- Как так появилась? Я всегда была и буду...
- Ну когда-то ты все-таки впервые появилась. Кто тебя родил?
- Точно дед сказал - что ты "того". Родил!? Надо же такое сморозить.
- А как насчет попить, поесть?
- Ладно, хватит болтать. Пойду я, пожалуй. Но жди, скоро вернусь.
- Скоро, не скоро - давай-ка уточним.
- Что уточним?
- Ну, когда ты придешь за мной.
- Когда надо, тогда и приду.
- Что тебе надо, мне без интереса. А вот что нужно мне... Чего смотришь, открывай свой талмуд и подсчитывай. Так... Моей младшей внучке всего-то тринадцать. Это значит...
Сказала это Дорофеевна, сморщила лоб и стала подсчитывать:
- Угу... Сейчас она в шестом. Еще четыре года в школе. Потом. А вот что потом? В институте ей не учиться. Где такие деньжищи найдешь. Ладно, выучится на медсестру - это плюс два года. Ну, потом пусть проработает хотя б годик, чтобы я поняла, что все устроилось. И выходит - четыре плюс два, плюс один. Семь лет ей надоть, чтобы встать на ноги. Вот тогда милости прошу ко мне в гости.
- Ты вообще-то, старая, соображаешь, что наговорила. Какие семь лет... Меня и так за задержку пропесочат, - возмутилась СМ
- Пропесочат, пропесочат... Кому ты нужна? Да и кто там из ваших главных про меня вспомнит... Так что давай по хорошему договоримся. Семь лет и ни дня меньше. Записывай где-нибудь.
- Нет, кому сказать!? Она мне указывает.
- Вот именно - "кому сказать". Ведь сразу видно, что ты одна как перст, потому что у тебе нет никого, с кем можно словом перемолвится. Вот если бы я была миллионерша и дом имела бы в шесть этажей, то тогда вашего брата толпилось бы здесь немеренно. Одна бы боялась, что что-нибудь не так сделает, а подружки бы пришли, чтобы повеселиться, ведь знают, что сейчас вон тот дядюшка богатенький за сердечко схватился, ойкнет - и все... Кругом голоса "ужас", "горе-то какое", "скорее скорую". А сами уже прикидывают, кому же наследство-то отойдет. Друг на друга, стоя у еще тепленького, косятся, бояться в очереди последними оказаться. А я что? Найдешь мне какую-нибудь тихонькую смертушку - и спасибо тебе.
И впрямь СМ призадумывалась:
- А ведь Дорофеевна права. Кому мы с ней интересны? Не зверь же я. Пусть пока помучается, поработает на своих внучек. На семь-то лет и впрямь у нее силенок хватит. А там я ее упокою. Отдохнет наконец.
И с этими мыслями СМ поспешила в свою нору. Ведь до работы с бомжем еще есть время, чтобы отдохнуть от разговоров с Дорофеевной.
Часть 2
У СМ в голове прозвенел будильник. Пока заняться бомжем.
Кстати надо сказать, хоть СМ и была на нулевом уровне в иерархии себе подобных, но многое могла сделать как дважды два. Любой язык - в три минуты, изменить внешность, если вызвано производственной необходимостью, - в одну минуту. Переместиться куда только ни пожелает - со скоростью мысли. Просто ей редко за ненадобностью приходилось использовать эти свои возможности.
Итак, СМ поговорила с собой:
"Пора решить проблему бомжа... Надоели мне эти людишки. Живут, еле сводя концы с концами, рады были бы, что я их проблемы решаю. Так нет, как пиявки в свою никчемную жизнь впиваются. Понимаю тех, кто уходит от миллиардов. Я же знаю, что их даже больше чем мое дело, беспокоит то, что нажитое достанется родственникам-прохвостам, коих не счесть. Сразу понабегут".
Итак... Посмотрела СМ еще раз для верности в свою амбарную книгу. Все точно - сегодня в 19.47 бомж по паспорту Стенин Иван Фомич, 2 мая 1967 года рождения, бывший слесарь сантехник сделает в своем подвале последний глоток сивухи, посинеет и отлетит... Вот и вся недолга.
Миг - и СМ уже стоит перед поименованным Фомичом, который сидит на одном ящике, а другой побольше выступает в роли обеденного стола.
И на этом "столе" СМ видит мутную бутылку с мутной жидкостью и граненый стакан с мутными стеклами, который Фомич уже наполнил сивухой и смотрит на нее мутным, но страждущим взглядом. А еще на столе для закусона два разнокалиберных кусочка черного хлеба, щедро посыпанных солью. Хотел уж было Фомич опрокинуть свой стакан, но заметил СМ, которая забыла стать невидимой:
- Привет, синяк, - поздоровался по складам Фомич в силу перевозлияния. - Что ж так зенки-то залил. Назюзюкался до синьки. Часом можешь и копыта отбросить.
- Чего ты там бормочешь? Давай, пей. Нет у меня ни желания, ни времени ошиваться в твоих вонючих трущобах.
- Ты бункер-то свой завали. Не я к тебе на хату притопал.
- И как это я засветилась!? - подумала про себя СМ. Но потом постаралась, правда, безрезультатно вникнуть в смысл только что услышанного приветствия сантехника.
Дело в том, что русский СМ учила по учебнику 9 класса средней школы, в которой блатной сленг почему-то, не изучали. А зря. Вот СМ и застопорилась.
Поэтому, сделав отмашку рукой, совсем невежливо поторопила Фомича:
- Чего медлишь? Давай, пей. Нет у меня абсолютно никакого желания, ни времени сидеть с тобой в этих вонючих трущобах.
- Отвянь синяк. По-хорошему говорю. Ты у меня окрас-то сменишь. Станешь не синим баклажаном, а красной помидоркой. Не зли лучше, не знаешь с кем связался.
СМ тяжело вздохнала. Она была недовольна не тем, что слова Фомича нельзя было назвать вежливыми, а тем, что она снова здорово выбивается из графика. Вот почему СМ упрямо вернулась к утвержденной повестке дня:
- Еще раз говорю, пей быстро, нечего мне рассиживаться. У меня и без тебя дел много, - зачем-то соврала гостья.
- Не-а, не люблю я пить один. Давай присаживайся. Я без тебя ни глотка. Щас накатим по стопарику - и все дела. Не стой верстой. В ногах правды нет...
- Слушай, не буду...
Но здесь его речь была прервана:
- Не понял что ли... Мое слово крепче стали. Сначала хлопнем, а там ты мне, что хочешь, то и нащебечишь...
СМ, увы, поняла, что ей не отвертеться. Потом огляделась, но больше ящиков не увидела. Тогда она на секунду оставила подвал и тут же вернулась с удобным стулом, выпуска середины 19 века.
- Ты чего припер сюда!!! - прямо-таки заголосил местный житель. Давай-ка отсюда со своим экспонатом... Не хватало, чтобы нас из-за тебя ментюра загребла в каталажку.
СМ опять мало чего поняла из профессиональной речи экс-сантехника, но было ясно, что тот перепугался по-настоящему... Этот стул СМ видела, когда выполняла работу в одном краеведческом музее по поводу старого смотрителя, у которого в положенный срок случился разрыв аорты. Вот она и слетала за этим, как оказалось, музейным экспонатом.
Но не успел сантехник договорить слово "каталажку", как стул был возвращен в музей, а СМ уже садилась на точно такой же, как у Фомича, ящик, который упал с потолка подвала.
Местному обитателю надоело удивляться, но еще больше захотелось выпить, поэтому он, отбросив возможные вопросы, предложил:
- Давай же дерябнем. Правда, второго стакана нет, но ты глотни из моего, а я напрямую отхлебну из бутылки.
Но вместо того, чтобы поддержать Фомича, СМ сказала со злостью в голосе:
- Давай-ка по-хорошему. Пей, мне некогда с тобой волыниться.
- Блин, ты че совсем не в теме? Я кому сказал - выпьем вместе.
СМ приуныла... Она поняла, что этого упрямого заросшего щетиной осла не уговорить. Ладно... Фьють - и в руках у СМ учебник по анатомии. Ведь у нее внутри никаких органов из-за полной ненадобности не было. Но мы уже говорили, что такая мелочь СМ под силу... Момент - и по картинке из учебника, появившегося из воздуха, внутри СМ организовались все органы по списку.
- Ну, давай быстро выпьем и я уйду.
- Не гони пургу. И куда ты намылился? А поговорить? Расскажи - кто ты, откуда и почему ты такой синий. И зачем тебе здесь коса? Чего косить-то собрался? Вот сейчас хлебанем и, ты, пожалуйста, на луга. Хушь коси, хушь сажай... Поставь ты эту ржавчину к стенке.
Предложение Фомича имело смысл.
После этого преобразованная личность получила от бывшего сантехника стакан с мутью и, морщась от отвращения, залпом его осушила.
- Ну, и куда ты понесся? А за что дерябнул-то?
- За то, чтобы ты окочурился, наконец, - подумала СМ, но вслух сказала и даже несколько игриво. - Не знаю, как у вас здесь принято.
- Давай за здоровье.
- Вот еще придумал. Давай за твой отлёт...
- Как скажешь, - ответил Фомич, потому что трубы горели, а беседа с этим синим была, надо прямо сказать, абсолютно дурацкой. Экс-сантехник знал толк в застольных беседах. И Фомич сделал два больших глотка по 50 грамм каждый. Крякнул, закусил черным хлебушком с солью.
- Ништяк, - подвел он итог своим ощущениям.
- Ага, - неожиданно согласилась с ним СМ, почувствовав прилив сил, приятную теплоту в желудке и легкий шум в голове. - Налей еще.
- Ты что? - там на донышке. Это для Сереги, когда он вернется.
- Но мне еще хочется.
- Хочется - перехочется, - поставил точку в полемике Фомич.
- А где ты взял эту воду? - спросила СМ с большой заинтересованностью в голосе.
- Какую воду? Это Нюркин самогон. Она с контакте с нами уже целый год.
- Так пусть даст еще.
- Ты вообще-то откуда? Думай, что говоришь. Что значит "даст". Хороший самогон стоит хороших денег.
- Денег, денег, - пробормотала СМ, и у нее в руках тут же оказалась книга, изданная Российским казначейством.
Потом СМ протянула книгу визави:
- Посмотри, какие деньги нужно дать Нюрке, чтобы купить две бутылки ее самовона?
- Сам ты самовон. Это первач. А бобла нужно, - сказал Фомич, ведя своим грязным пальцам по фотографиям денежных купюр, оставляя легкий грязный след. - Нужны две сотни.
- Покажи.
- Ну, ты даешь. Вот же стольник.
Он не успел договорить, как в руках у Фомича оказались две картинки как в книге.
- Ну ты и ловчила. О, черт, - сказал Фомич, проведя визуальный анализ денежных купюр. - Какие же это башли? Посмотри на изнанку.
СМ посмотрела и увидела на этой самой изнанке фрагмент литературного текста.
- Не деньги, говоришь, а где же взять деньги для Нюрки?
- Как где? Можно в казне, можно в магазине.
И снова не успел Фомич вымолвить эти слова, как - миг - и от СМ осталась только тень. Но эта тень обрела синюю плоть уже через второй миг. И держала она в руках довольно солидную кипу денег, от вида которых у Фомича помутнело в голове, и он долго не мог вымолвить ни слова.
- Ты заныкал такую кучу бобла?
- Нет, просто взяла.
Фомич дрожащей рукой вынул из этой кипы три купюры по сто рублей, а остальную бумажную массу бросил в костер, который, был единственным источником тепла и света и чадил всегда.
- Ты что спалить нас всех хочешь?
- Не поняла. Как спалить? Я никогда никого не сжигала. У меня другие методы... Так что насчет Нюрки?
- Не знаю, когда она притащится сюда.
- Где она живет?
- Да вон в той хате напротив на четвертом этаже, квартира 7, - ответил подуставший от нового знакомства старожил.
В это время Фомич чихнул от души, а когда открыл глаза, то увидел синюшника, сидевшего на своем ящике, а на столе - полную бутылку из того же винного погреба.
- Черт... Ты как это?
- Да Нюрка стояла с бутылкой прямо за дверью. Ну я ей деньги, а она мне бутылку, - соврала СМ. Не будет же она объяснять, что Нюрка грохнулась в обморок, когда увидела, что из стены появилась фигура, которая схватила еще теплую после производственного процесса бутылку, но, правда, оставила на столе три сотни.
- А теперь умолкни. Разливай, - поторопила жаждущая СМ.
- И сколько ты ей отвесил?
- Что было, то и отвесила.
- Ты же ей, дурья башка, отдал денег на целых три бутылки. Эх ты, мы бы...
Но СМ не дала ему договорить, приказала умолкнуть, что и произошло, а потом протянула свой стакан. И Фомичу не оставалось ничего лучше, как этот стакан наполнить до краев.
СМ жадно осушила стакан и замерла. Она с блаженной улыбкой, которую ей присвоил учебник по анатомии, ощущала, как струя "огненной воды" прокладывала себе дорогу внутри приобретенных недавно органов.
Оба они, осушив бутылку, разомлели, и Фомич скорее приказал, чем попросил:
- А теперь спой мне... У меня с этим ноль...
СМ была теперь на все готова и сказала:
- Спеть, говоришь?
Потом глубоко задумалась и вспомнила, что она, когда пришла в срок упокоить древнюю старушку, услышала в ее комнате, что какой-то мужик поет в приемнике.
У Фомича мутные глаза широко распахнулись, когда СМ по памяти запела:
"E lucevan le stelle
ed olezzava la terra
stridea l'uscio dell'orto
e un passo sрiorava la rena".
"Эл че ван ле стеле
эдолезава ля терра
стридеа альчоу дельеорто
эн пассо спирава ля рена"
То была известная ария Лучано Паваротти - E Lucevan Le Stelle из оперы Пуччини "Тоска".
Последствия арии были таковы. Во-первых, Фомич от удивления протрезвел.
Во-вторых, в это время по той улице, на которой стоял дом, где в подвале вдруг запел Лучано Паваротти, шел домой преподаватель консерватории Петр Николаевич Скоробогатов. Он шел после дружеской попойки по поводу окончания учебного года. Вообще-то он мало пил, но не сегодня. И вот, когда до дома оставалось всего ничего, вдруг из подвала старого трехэтажного дома зазвучал прекрасный голос. Его профессиональное ухо сразу доложило, что это не запись, а живой звук.
Паваротти в подвале, а не в могиле, в которой он должен покоиться с 6 сентября 2007!? И, не переварив эту новость, Петр Николаевич сам позвонил по номеру 03. А на следующий день проснулся в палате для тихих пациентов Городской психиатрической больницы ? 10. Но через три дня после всех возможных тестов и рентгенов был отпущен домой. И в родных стенах он быстро приобрел прежний душевный покой.
СМ об этом ни сном, ни духом. А Фомич ей впредь запретил петь вообще, поскольку не хотел привлекать ничьего внимания к их тихому образу жизни. Дело в том, что СМ в одностороннем порядке оформила увольнение с работы и теперь наслаждалась подвальной жизнью. И, надо сказать, что никогда она не была так счастлива, как теперь.