От автора: данное сочинение является продолжением "Истории болезни", в отредактированном виде размещённой по адресу:
http://drugieberega.com/2006/11/illhist
Авторский, менее грамотный текст его размещён здесь:
http://www.proza.ru/texts/2005/02/17-54.html
Также оно было размещено мною на Прозе.ру и на других сетевых ресурсах. Отклики были разные...
В новом моём сочинении за основу сюжета взята шахматная партия, сыгранная мною в одном из турниров по переписке в тяжёлые годы приватизации. Чтобы лучше понять написанное, литераторам рекомендуется расставить шахматные фигуры в начальное положение и ход за ходом её проигрывать, переживая вместе с автором все перипетии сражения. Шахматисты меня поймут, не расставляя шахмат...
ПОСЛЕДНИЙ ЧЕРВОНЕЦ
1. МЕЧТА
Было время я переписывал свои шахматные партии в тетрадку в тайной надежде, что они не умрут... Но чем лучше я играл, тем больше понимал, как они заурядны - я не родня шахматистам, которые пишут книги. И всё же... Какими бы уродцами не были мои партии, я их любил, детская мечта чего-то добиться в шахматах, нет-нет, да и грела меня в тяжёлые дни невзгод. Однажды я набрал на компьютере базу данных своих немногих встреч... Впопыхах, перед отъездом в Тобольск на заработки. Это было в тяжёлом 1996 году... Денег нам не выдавали полгода...
2. ПОХОРОНЫ
Колька лежал в гробу синий и холодный. Молчали певчие. Пастырь перекрестил покойного и в дорогу... в никуда. "Он покончил с собой! - запричитали адвентисты седьмого дня - "братья и сёстры" покойного. - Грех!.. Это большой грех!", - и не стали отпевать. Многие из них не поехали даже на кладбище - был мороз. Вырытая могила за ночь остыла. Ещё вчера парящая и тёплая земля стала каменной и тяжёлой. Когда опускали в яму гроб, верёвка оборвалась, тяжёлый ящик громыхнул и раскрылся. Покойный ударился головой о стенку ямы, и снова запричитали "святые": "Бог - он всё видит и всё знает!". Кто-то прыгнул в могилу и поправил тело. Недоразумение было исправлено - гроб забит повторно, и забарабанили стылые каменья о его крышку - народ прощался с покойным...
3. ПОМИНКИ
Спустя неделю мы - немногие его друзья справляли поминки.
- Вот книги, - сказала мне вдова Ирина. - Возьми их себе.
На полках лежали потрёпанные югославские информаторы, энциклопедия шахмат, серия книг "Выдающиеся шахматисты мира", журналы - советские и русские.
- Ты же знаешь, я бросил шахматы... Я охладел к ним...
- А письма идут...
Она тяжело вздохнула. На столе лежали четыре открытки из Европы.
- Два больших мешка...
Его старая переписка хранились в кладовке. Я знал об этом.
Ни при жизни, ни после смерти Ирина ни разу не упрекнула мужа в бессмысленной трате денег. Вся его пенсия сгорала в любви к шахматам. Он тянулся к далёким странам, подогревая в себе жизнь тем, что общается с цивилизованными людьми, с лучшим, нежели мы, миром.
- Ты понимаешь по-английски? - спрашивал его я.
- Нет, - отвечал он мне, - одна учительница переводит.
Он не любил эту женщину. За свои труды та деликатно просила почтовые марки и перепродавала их детям из филателистического кружка.
- Ты всё раздаёшь? - поинтересовался я у вдовы. - И марки тоже?
- Уже звонила, - вздохнула она и назвала имя той женщины. - Соболезновала, обещала прийти...
- Отдай мне марки...
Я уже трамбовал в один большой мешок многолетнюю Колькину переписку - его богатство, когда Ирина достала из комода чистые почтовые карточки, на которых шахматисты пересылают свои ходы друг другу. Их было много. Тысячами, впрок, "по дешёвке" покупал покойный открытки, когда стремительно взлетали цены на всё.
- Возьми... Может быть ещё захочешь играть... Колька дважды бросал - не бросил...
Я тащил на себе весь этот скарб домой через весь город, ещё не догадываясь, насколько пророческими окажутся её слова завтра.
4. ДЕБЮТ
Приглашение сыграть в четвертьфинале России по переписке пришло на следующий день. Я дал согласие, и спустя три недели игра началась.
Через несколько лет в новотроицкой газете "Металлург" я прочитал оду рабочим "Уральской стали". Так сегодня называется наш металлургический комбинат - градообразующее предприятие. Новые собственники решили провести литературный конкурс, и лучшим оказалось стихотворение, которое начиналось так:
У мартеновских печей
Вы не встретите бичей...
У мартеновских печей
Очень много кирпичей...
И далее ещё два десятка строчек про героя Гаврилу, посвятившего свою жизнь любимому заводу. Призовой фонд ушёл по этому адресу...
Наше подразделение было сокращено, в работе на комбинате - отказано, и мы с "надеждой" поглядывали в Сибирь, куда уехал искать подряды один из "новых русских" - Балу (здесь и далее я не называю его настоящего имени, оно не нужно). В Тобольске у него жил брат, на короткой ноге общавшийся с директором Нефтехима.
Час настал.
- Завтра в дорогу!
Все нормальные люди подшивали валенки и штопали ватники, а я впопыхах собирал свои только что начатые в турнире партии на компьютер - в базу данных и "обучал" родную сестру оперативному искусству.
- Присланный соперником ход ты перетягиваешь мышкой по указанным на карточке координатам и дожидаешься ответа компьютера. Как он сыграет - тому и быть... И совсем не надо знать куда и как ходит конь!
Моя сестра никогда не играла в шахматы. По сей день она с гордостью вспоминает, с каким успехом выдержала это испытание...
5. ИРОНИЯ СУДЬБЫ
6... b7 - b6
Только шахматист в состоянии понять ужас и юмор этого хода. Позиция чёрных уже безнадёжна. До сих пор ещё многие люди берутся доказывать, что человеческий мозг совершеннее машинного, проигрывая компьютеру с сухим счётом. Пересказывают известные тезисы на эту тему - что, мол, делайте игру на позиционной основе, и он ошибётся!.. обязательно ошибётся! - Ваш компьютер! Но на шестом ходу? Такую медвежью услугу ожидать было трудно. Я почему-то надеялся, что первые десять-пятнадцать ходов будут сделаны по теории, и не научил сестру затягивать партии. Как и любое подсудное дело, шахматы по переписке имеют свою правовую базу и до безобразия навороченный процессуальный кодекс, который, однако, позволяет оттягивать взыскания судьи на немалые сроки. Моя сестра играла честно, и к первому моему возвращению из командировки домой я стоял подозрительно почти во всех партиях турнира.
6. ПОСТЕЛЬ
7.g2-g3 Фd8-d7
Уезжали мы впятером. Следом за нами, спустя неделю, в Тобольск на заработки подъехали еще шесть человек. Десять командированных из нашего города уже работали на Нефтехимическом комбинате, морозили сопли, добывая копейки на жизнь. Дома у меня остались отец и мать - инвалиды второй группы. У матушки был сахарный диабет, отец перенёс два инфаркта. На дорогу мне дали сто рублей, пятьдесят мама и пятьдесят папа. Наиль, мы его назначили старшим, не имел денег вообще, а старики Вакула и Микола свои кошельки поистратили в пути, выпивая...
Катится вагон, стучат колёса. Мнут бока на полках бичи дальнего следования. Жёстко им, неуютно. Под головою рюкзак. Иные их торбы набиты инструментом - рабочая одежда, снедь - чтобы хотя бы неделю продержаться на чужбине, если не ко двору...
Ударит в голову хмель человеку, и хоть смейся, хоть плачь... Микола решил взять постель. Он достал из кармана последнюю сторублёвку и начал ей размахивать перед лицом проводника, как на митинге.
- Я вас проводников знаю!..
- Да подожди ты, дед, сдачи нет!.. - ответил ему дежурный.
- Меня не обманешь!..
Он сволочил его минут пятнадцать, пока тот, наконец, не обзавёлся разменной монетой. Терпеливо выслушивая глупости нетрезвого старика, проводник отсчитал ему сдачу... Копейка в копейку. По чести - честь! Микола пересчитал её трижды и пошёл восвояси...
- Правильно! - талдычил он встречным. - Не обманул меня, зараза! С ними надо быть построже!.. По миру пустят...
- Дед, а дед!.. - заорал ему вслед проводник, багровея от гнева. - Постель-то возьми...
- Себе её оставь, собака! - ответил Микола и скоро уснул на полке, так и ничего не подложив себе под бока.
Его бельё забрали более трезвые мужики. Ночью весь вагон проснулся от грохота. На пол упал человек.
- Больше некому! - сквозь дрёму догадался я и тоже скатился с верхней полки вниз по зову сердца. Так оно и было - Микола лежал на полу в крови и ничего не соображал. Ухо у него было величиною в кулак... Кое-как мы втроём его водрузили обратно на верхнюю боковую полку, и привязали к ней простынёй... Не падай.
- Кто меня бил? - спросил он утром.
7. ДВА УДАРНИКА
8.Сf1-g2 e7-e5 9.d4-d5 Кc6-e7 10.Кb1-d2 Кe7-g6
Тобольский нефтехимический комбинат находился за городом. Цеха, дымовые трубы, коммуникации и "шарики" - огромные ёмкости для хранения конечного продукта переработки газа - бутадиена. Два пожарных дивизиона дислоцировались на территории комбината. Проходя мимо одной такой части, мы остановились у стенда, на котором увидели фотографии - пепелище и завёрнутые в ткань люди. Это были сгоревшие на тушении пожара сотрудники.
- Вы знаете такой анекдот, - обратился к нам водитель машины. - "Ты кем работаешь?" - спрашивает один одноклассник у другого после нескольких лет разлуки. "Пожарником", - отвечает тот. "Ну и как?", - улыбается ему первый. "Работа хорошая - нравится, - отвечает второй, - но как пожар - хоть увольняйся!".
Мы рассмеялись.
- Бог создал два ударника - милиционера и пожарника! - весело закончил он развлекательную часть беседы и более серьёзно напутствовал нас, показывая на сигареты: - Курить нельзя...
Эти люди получали денежное довольствие без задержек, в отличии от всей остальной страны.
Каждый шарик на комбинате был обнесён противопожарным валом в виде ванны, чтобы горящая жидкость во время аварии не растекалась далее пятидесяти метров в диаметре. Следом за валом был вырыт ров, и в нём была вода (зимой лёд), а далее по периметру ограждённой таким вот образом территории опасной зоны стояли пушки-гидранты.
- Дабы огонь не перекинулся на другие шарики, - заметил Балу.
Двенадцать опор поддерживали над землёй эти огромные ёмкости. Изначально опоры были полностью металлическими, но коррозия ела и гнула их и однажды (была ли это отмывка денег или рацпредложение?) их решили облицевать керамическим кирпичом. И сделали это. Но: то ли климат здесь такой или кирпич оказался хрупким - работа пошла насмарку. Вот тут и появился на сцене чудо-предприниматель - Балу.
- Знаете, - сказал он директору нефтехима, - агрессивная всё-таки здесь среда, даже керамика не выдерживает. Но у меня-то есть огнеупорный кирпич и!.. - огнеупорщики.
Они ударили по рукам.
- Я дам тебе денег, - согласился директор, - только ты и мне что-нибудь построишь на память, пока я у власти...
8. НА САМОКОНТРОЛЕ
11.h2-h4 (Как тут играть чёрным?)
Подъезда к объекту не было. Нарушать целостность противопожарной защиты - перекапывать ров и срезать вал, нам было категорически запрещено. Кирпич выгружался вручную в том месте, куда удавалось прорваться машине по замёрзшему грунту ("Летом будет хуже, - заметил хозяин, - болото"), и далее по цепочке перекидывался к объекту. Механизации не было - не всем достались пакеты акций крупных российских компаний и их техническое вооружение. На заре отечественного капитализма первоначальный свой капитал многие предприниматели заколачивали, не считаясь со здоровьем бесхитростных работяг, отмывая деньги через бесконтрольно-навороченные сметы.
- Что ты видишь? - спросил Балу у Наиля, показывая на одну из колонн, полностью выложенных нашими предшественниками.
- Колонну, Анатолий Геннадьевич...
- А я, вот, вижу три тысячи рублей и не более... А эта?
Рядом с нами стояла на две трети облицованная колонна.
- Не успели доделать, - заметил я.
- Две тысячи, Анатолий Геннадьевич! - улыбнулся Наиль.
- Накось выкуси - ноль копеек.
И при этом он ударил себя по ширинке пальцами так, что застонал от боли - пафос был ясен...
- Но, если вы её доложите, я дам вам две!
Лесов на объекте не было. Соседней бригаде удалось кое-что собрать из инвентарного металлолома. Четыре яруса риштовки, привязанные проволокой к металлическим конструкциям опор шарика поскрипывали, раскачиваясь, в такт движению рабочего, клавшего кирпич.
- Техника безопасности на самоконтроле, - добавил предприниматель, глядя наверх, где измученный человек тянулся руками к верёвке, на которой болтался кирпич. Другой рабочий, разинув рот, удерживал эту верёвку внизу - он стоял на подаче; скрипел блочок...
Легко быть каменщиком на стройке. Вскочил на стол и присвистнул, и матюгнулся в небо; услышал в ответ то же самое, и вот - крановщица подаёт тебе к месту ящик с раствором и кирпич. Раскидали его тебе подсобники по версте, и спустя полчаса ты уже заканчиваешь работу, идёшь в бытовку - играть в козла. Была бы механизация! А здесь на халтуре...
- Обратной дороги нет!..
9. ПОЖАЛЕЙТЕ ТЕЛО
11...Кf6-h5!
(Сам себя не похвалишь - никто не похвалит) Я не ругался и не ворчал. Моя сестра радовалась, как ребёнок. Всё хорошо!.. а про себя я уже поставил крест на этом турнире. Ещё две партии показались мне безнадёжными. Компьютером я решил больше не пользоваться, и на срок следующей вахты взял перерыв в игре.
- Ты знаешь, - как-то признался мне старик Вакула, - после армии я никогда так далеко от дома не ездил.
Он был опытным шабашником и не боялся работы. Я не поверил.
- Ты никогда не мотался по командировкам?
- Да... Я и сейчас бы вернулся домой к старухе... - ответил он. - Но только вот с чем?.. Не с чем. Сегодня на одну пенсию не проживёшь.
Каждое утро он доставал из походного мешка банку с мёдом и жевал его - по одной чайной ложке в день. Это ему придавало силы выстоять на стройке до темноты. Хозяин каждый день нам напоминал, что мы приехали работать, а не прохлаждаться.
- Да и кто меня на работу возьмёт?.. И где?.. Вы - молодые, и то не ко двору пришлись на комбинате.
Глаза боятся, а руки делают. Мы рубили лес, благо, что его в Сибири - море, подмащивались и хоть медленно, но ползли вверх, зарабатывая рубли.
- Не газуйте, - учили нас соседи. - Он не отдаст вам лишние копейки, оштрафует или попросит поработать на себя второй месяц - по среднему, - они называли сумму, которую платил Балу. Так и получилось.
- Пожалейте тело!..
Если бы я его жалел тогда и далее, разве бы я писал это сидя на костылях? Без государственного пособия и без надежды его когда-либо получить...
Что ещё ждёт бича на чужбине кроме работы? Сколько я не выезжал потом в чужие края: в Тобольск ли, в горы ли, в Крым ли на отдых - везде меня атаковали бактерии. Был кашель и насморк; была аллергия - я чухался и не только от укусов насекомых (на здоровье - пускай они пьют мою вкусную кровь), солнечные лучи на юге опаснее, нежели вампиры; была у меня "горнячка" - вот уже что действительно хуже похмелья; да и руки с мылом я мыл нерегулярно... Поэтому возил с собой повсюду аптечку, мой левомицетин неоднократно спасал меня и соседей от кризиса. Были анальгетики, жаропонижающие средства, бинты и йод.
- Первый день прогула - двести рублей штрафа, второй пятьсот и... до свидания. Зарплата в последнюю очередь... Хромые, косые и однорукие мне не нужны... За жильё и за кормёжку я высчитываю с лихвой...
Дома, последние четыре года с начала реформ, я не ходил на обед в столовую, потому что она была мне не карману, я давно уже забыл запах жареных пирожков и ощущение лености после обеда. Здесь мы на остатки суточных талонов набирали в буфете горох и лапшу, и поздно вечером уже в десятом часу, варили дома супы. Двухразовое питания не давало усохнуть телу. Кто-то из местных жителей подкинул нам картошки - так и пережили мы зиму в Тобольске.
Первые две или три недели работали без выходных. Потом, после обеда в субботу нас отпустили домой - стираться.
- Обовшивите! - заметил хозяин. Люди поехали в общежитие спать, а я вышёл из автобуса в городе около памятника Менделееву и наткнулся на... шахматный клуб. До сих пор я с улыбкой вспоминаю этот день. С нетерпением я кружил около закрытого помещения, как акула около жертвы. Время от времени поднимаясь на крыльцо, я дёргал входную дверь. Часов не было, и когда я уже отчаялся кого-либо дождаться, меня окликнул красавец-мужчина - в меру упитанный, как Карлсон, который живёт на крыше.
- Эй, мужик! Пивная вон там!
Он показал мне рукой на торец соседнего здания.
- Я не пью.
- А чего тогда ты здесь ошиваешься?
- Я хочу поиграть в шахматы.
- Да? - вопросительно заметил он, оглядывая меня с ног и до головы. Вид у меня был не важнецкий. Грач не грач, а гастробайтер. Нечесаные седые волосы выглядывали наружу до самых плеч из-под старой лыжной шапочки, какие в Сибири не носят. Аборигены - охотники, всё больше лиса да заяц или иной мех греет им головы (я слаб в гардеробах), душа нараспашку - бродяга, я стоял перед ним повинный, как на суде: замок у моей "парадной куртки" разъехался в обе стороны и на уровне живота наружу выглядывали заплаты - свитер был заштопан.
Хозяин открыл дверь клуба и исчез в его лабиринте. Шаркающими шагами робко я пошёл вслед за ним, рассматривая на стенах фотографии шахматистов, увлечённых борьбой. В каждом российском доме чтят своих героев. Бывали тут и званные гости: Карпов со Свидлером - их отутюженные лица светились на передовице... Вот они обнимают мальчика - это талант (я прочитал о его успехах), рядом стоит человек при галстуке - административная голова. Когда я изучал таблицы каких-то местных соревнований (и зачем они мне?), директор шахматного клуба окликнул меня вторично.
- Эй, мужик!.. Туалет вон там! В углу... Только для членов клуба! Ты взносы платил?
- Я могу помочиться на улице, - столь же деликатно заметил я.
- Ну, как знаешь...
Вскоре появились первые прихожане. Один из них самоуверенно нырнул в кабинет руководства и через неплотно закрытую дверь в коридор потянулся тонкий шлейф ароматного дыма.
- На короткой ноге, - заметил я. - Курят...
В третий раз поглядел на меня директор и обратился к гостю: - Слышишь? - кивнул он в мою сторону головой. - Говорит, что играть умеет!
Вместе они на пару изучали меня, как тибетскую лошадь, предназначенную на мясо. - Потренируй-ка ты его, чтобы не скучал.
Не вынимая изо рта сигареты, одухотворённый еврей творческого склада морщин на лице, сделал мне одолжение.
- Какие ставки? - взял он быка за рога.
Матушкины деньги почти закончились. Были ещё у меня какие-то копейки за душой: - чего греха таить, - гремели за пазухой, но отнюдь не первоначальный капитал натирал мне карманы, и залазить в долги не хотелось. Сказано было серьёзно, и я предложил ему свой свитер. В ответ он кисло поморщился и сошёл с небес на землю: - Хорошо!.. Играем в долг.
Ближе к вечеру по пути домой - в общежитие я купил себе молока и печенья. На мгновение криминальный российский капитализм повернулся ко мне лицом... Тобольские законодатели шахматной моды не оставили меня голодным и голым.
- Нет денег, - закричал как-то один из них пожилой женщине-тренеру, покидая клуб, проигравшись до нитки.
- Ты куда помчался, родной? - заверещала она ему в след.
Не помню я, на какой праздник выдал Балу нам "подарки". За наш счёт... Очень мы боялись брать у него что-либо под расписку, чтобы не попасть в долговую зависимость. Видя эту нашу стеснительность и страдание, он смилостивился и сам "пошёл навстречу". Была Пасха или Первомай.
- Не жрёте вы ничего и худеете! Молодцы - уже столько работы сделали...
В подарочных пакетах лежали какие-то консервы, спагетти, иная снедь, и (вот уже что действительно зажигало глаза) водка. Она была выпита, а всё остальное старики решили вернуть хозяину.
- Он с тобой советуется, - начал издалека Вакула. - Как лучше украсить кладку, как дальше жить... Ты ему и объяснишь - что и зачем...
Язык у меня и на самом деле был подвешен неплохо. За словом в карман я не лез, и хозяин любил побалагурить со мной.
- Ты бы вернул ему подарки. Зачем они нам?.. - закончил Вакула.
Я плохо себе представлял, как это сделать, но согласился.
Мы строили детскую площадку около дома предпринимателя. Вечером, когда все ушли домой, я, спрятав злополучные сумки с подарками под лавку, сидел как Сократ, около подъезда, размышляя о прожитой жизни.
- Ты всё думаешь, - начал он и, не дожидаясь моего ответа, продолжил, - вот и я ночами не сплю, пересчитываю копейки... Что тебе заплатить... Жалко мне денег, - признался хозяин. - Завтра я всё пересчитаю начисто и выдам вам корешки - я справедлив. Но почему ты ещё не дома?
- Самое время, - решился я. - Анатолий Геннадьевич! Забери подарки...
От неожиданности он крякнул и поперхнулся слюной - не высокие материи пленяли меня. Достав из ящика злополучные пакеты, я стоял перед ним, как навьюченный осёл перед дальней дорогой, не зная, куда пошлют.
- Хорошо!.. Отнеси их моей жене в квартиру - пускай возьмёт...
- Вы же не высчитаете у нас за них из зарплаты?
- Только за водку...
- Спасибо...
- С глаз долой... - зарычал Балу.
- Свиньи! Вы грязные неблагодарные свиньи, - сказала мне его супруга, выпроваживая за дверь...
Утренний холод растаял, и солнце топило спину по-весеннему радостно, в полную силу. К полудню я стянул с себя тёплый свитер и остался в одной рубахе. Где-то в кармане потел последний червонец - на чёрный день. Словно горчичник, он грел мою душу надеждой. Я часто задумывался, на что же его истрачу (полезное!) и, словно буриданов осёл, разглядывал на базаре ряды и прилавки, не решаясь что-либо купить. Но у меня оставалась свобода выбора, та маленькая соломинка, за которую я цепко держался изо всех сил в урагане передела собственности - мой час ещё не настал...
- Вот только закончатся деньги - научусь воровать, а куда деваться? - утешал я себя. - И буду жить как все...
Однако, что украду в первую очередь - не знал, и поэтому побаивался грядущего...
Последний червонец, как промокашка раскис. Я решил его посушить на солнышке, положил на кирпич и чуть придавил сверху расшивкой для кладки, чтобы ветер не баловал...
- Того и гляди порвётся, - сказал напарнику.
У него уже давно не было ни копейки денег. Срок нашей командировки заканчивался. Детская площадка была построена. Мы наводили порядок на её территории: убирали строительный мусор, поливали саженцы - два десятка причёсанных нами ёлочек зеленели около забора снаружи по всему периметру стройки.
- Дай мне его взаймы... - попросил старик.
Я молчал.
- Шёл я сейчас мимо базара и вижу, водку продают, по восемь рублей баночка. Железная такая - новая, ты знаешь, грамм двести пятьдесят. У нас в таких пиво на Новый год по талонам давали.
Сегодня никого не удивишь этой дюралевой тарой. В ней продаётся не только пиво - соки, минеральные воды, газированные напитки. В те же годы на заре капитализма человека пьющего из такой баночки считали преуспевающим в жизни.
- Не по средствам живёшь... - заметил я. - Где ты видел такую дешёвую водку? Ты одного нуля на ценнике не заметил...
- Нет!.. Я четыре раза обошёл киоск. Со всех сторон поглядел - настоящая водка. Чёрная смерть!..
- В самом деле!.. - согласился я. - Соки у нас так не называют...
Старик забрал у меня червонец и похромал в сторону базара. Упустить такую возможность - купить дешёвую водку, значит корить себя всю жизнь за бездеятельность в двух шагах от рая. Через десять минут он помолодевший вернулся назад с оттопыренными карманами. Свежая зелень сверлила повсюду оттаявшую землю. Мы нашли лужайку посуше и развалились на ней в желанной истоме. Из одного кармана старик достал банку с водкой, а из другого стакан.
- Попросил у жильцов... - догадался я.
- Там пацанва прямо из банки хлещет... Лужёные глотки... В молодости, бывало, и я тянул из горлышка да поперхнулся однажды...
Водка, словно одеколон, плевалась из стороны в сторону прерывистыми бросками. Стакан звенел.
- Мне без водки никак нельзя... Я ночами не сплю, ворочаюсь с боку на бок - суставы ломит... боль адская; лекарство от неё только баня да водка... Суженные сосуды распариваются, и хочется жить...
Я не составил ему компанию. Сон меня хорошо охмурил без всякой выпивки, и когда полчаса спустя я проснулся, мой сосед сидел, в три погибели согнувшись, и плакал. Рядом с ним стоял стакан с остатками водки, пустая банка из-под неё валялась рядом.
- Хорошо пошла - обещала вернуться! - улыбнулся я деду, а про себя подумал: - Эко его разобрало...
- Ты попробуй, - сказал старик, пододвигая ко мне напиток. - По-моему это не водка...
Я осторожно допил остатки.
- Нет!.. конечно же, это не водка... Лимонад!.. - вот что это такое...
- Дважды переспросил мерзавца: "С градусом или нет?", - простонал он мне. - "Да, конечно с градусом", - промычал тот!.. Не-ет гра-адуса!..
Я взял в руки пустую банку - "Чёрная смерть". Весёлый скелет молодцевато склабился мне навстречу, вселяя в опустошённую работой душу жизненно необходимый оптимизм.
- Да нет же, с градусом, - увидел я.
- И ни в одном глазу...- сокрушался старик.
- Восемь градусов... Ты погляди! Джин-тоник...
- И это водка?.. Даже здесь одурачили они нас... Во всём... Как жить?.. А я-то думал...