Мудрая Татьяна Алексеевна. Игра в серсо

ИГРА В СЕРСО

Крутилась-вертелась Галактика, разбрасывая в танце широкие спиральные рукава, и была она как рулетка на игорном столе Великой Вселенной.

Игра, впрочем, была призрачная. Хотя - что такое призраки! Разве можно посчитать ими двоих, Его и Её, которым галактическая плоскость была по пояс? Мужчину и женщину, сделанных будто из прочнейшего живого хрусталя, что отливал на гранях свинцовым блеском. Они были наги и нисколько не стыдились этого, черты лиц воплощали в себе как бы все земные и инопланетные расы, сплавленные воедино, и сказать, что они были неимоверно, немилосердно прекрасны, - значит, не сказать ровным счетом ничего.

Речи, которые вели между собой эти двое, не воплощались ни в какие вообразимые звуки, но чистый смысл их в том не нуждался. Вибрация имён, похожая на те звоны, которыми перекликаются отдалённые звёзды, планеты и сгустки материи, была случайной. Скажем, Дзено и Дзена.

Эти двое по видимости не придавали значения ничему, кроме своей забавы.

Играли же они следующим образом. В руках Дзено был меч старинной работы, так называемый колишемард: от рукояти с витым перекрестьем широкое, примерно на середине лезвие резко сужалось, превращаясь в гранёную иглу. В старинной игре серсо на такую шпагу даме полагается бросать обручи или (что во многом труднее) кольца, но Дзена выбрала шары - те, что ходили по эллипсоидным или спиральным путям внутри величественного Круга Зодиака, одновременно поворачиваясь на невидимом стержне, как тележное колесо.

Нет, Вселенная оставалась на месте и даже не прерывала своей собственной игры - падающие и сгорающие планеты, фейерверк хвостатых комет и метеоритная пыль не составляли исключения. Однако от них отделялись как бы двойники, именно их посылала вперёд женщина, стараясь угодить на острие шипа. Так длилось, пока на уступе клинка не накапливалось три - четыре тусклых скорлупы. Потом мужчина либо сбрасывал их назад, либо проводил их над протуберанцами ближайшего из солнц, отчего они ненадолго загорались наподобие разноцветных ламп накаливания. И лишь потом соединялись с физическими прототипами. Общая судьба для тех и других.

- А здесь ничего - простор, - сказала Ольга, жадно ловя горячий воздух, который захлёстывал через ветровик пожилой "Лада-Нивы". - Небо стираное, подсиненное и накрахмаленное. Трава сухая хрустит под колёсами, дубы стоят высокие. Вилка двух рек.

- Древняя Русь, матушка княгиня, - шутливо отозвался Игорь. - Великая и малая. Дон и Тихая Сосна. Мел и чернозём.

Он любил словесную игру - своего рода фехтование на понятиях. Такая уж девчонка попалась на этот раз - вдохновительная. Умела и словами раскрутить, и озорством подначить, и завести мужика сексом. Одно было чуть нехорошо: после баталий становился как выжатый лимон. Потом сил резко прибывало, точно нюхнул бодрящей травки или кольнулся. Даже мог какое-то время говорить о высоком.

Машина двигалась по припорошенному белым "снежком" шоссе, гудя ровно и мощно. По бокам мелькали одиночные деревья и небольшие рощицы, светлые холмы и тёмные воды. В сердцевине ярко-голубого купола маячила еле заметная чёрная точка.

- Ой, что это - те самые...

- Угм. Те самые дивы, которые дали имя. Я теперь один из хозяев.

Сияющие, в легких сероватых тенях, силуэты напоминали то молящегося монаха, то крылатую химеру, иногда странного вида дом или церковь - всю в сквозных арках и выемках. В некоторых скалах, более массивных, были прорублены ступени, укреплённые дубовыми плашками, сооружены перила, внутрь тела вела небольшая деревянная дверца.

- Притормози, а?

- Успеешь насмотреться. Домой опоздаем.

- Ну, на минутку. Секундочку.

Ольга выскочила из машины, побежала к одной из фигур. Игорь последовал за нею, тщательно заперев шоферскую дверцу.

- Фантастика, - сказала она, задирая голову. - Эти склоны. Этот свет. То, что наверху - выемка какая-то. Медальон?

- Икона, - поправил он серьёзно. - Может быть, надвратный крест с богоматерью. Говорят, её греческие богомольцы привезли из Византии, а потом делась куда-то.

- Крест - значит церковь? Культовое здание.

- Забросили её.

- Смотри-смотри, её же с ног до головы расписали. В стиле "Здесь был я и моя мочалка".

- Рисовать ненадёжно - резать надо, - объяснил Игорь с важностью. - Мел выветривается, крошится. Когда строили железную дорогу, штук десять таких статуй снесли, чтоб не устроили обвала.

- А тут лестница. Давай полезем? Факт для таких, как мы, туристов.

- Мы не туристы - почти местные. По крайней мере весной, летом и осенью. А зимы тут и нет, можно сказать.

Но когда девушка сделала вид, что хочет взобраться, Игорь заступил ей дорогу:

- Не надо. Ну, не сердись. Вот хочешь, такое же нацарапаю у самого входа? Я и ты равно... и так далее.

Он залез ещё выше, вынул из кармана нож и стал процарапывать на фронтоне первые бороздки. Ольга спустилась вниз, чтобы полюбоваться работой издали.

Вдруг лестница вздрогнула и стала медленно оседать книзу. Струйки светлого праха потекли по склону, ступени сложились, как на эскалаторе, но Игорь ловко перехватил шест перил обеими ладонями и съехал вместе с ним как на салазках. Упал у самых девичьих лодыжек, почти сразу приподнялся на руках и попытался улыбнуться:

- Чуть свет - и я у ваших ног. Деликатная глыба, однако. На щекотку не поддалась. Ну ничего, я всегда настороже. Не испугалась, нет?

- Есть немного. Смотри - нож!

Лезвие вошло в грунт по самую рукоять, едва не пришпилив за рант её босоножку, и слегка подрагивало.

- Не нож, а бундесверовский стропорез. Для десантников. Мощная штука. Хорошо - угодил не прямо в тебя, - сказал Игорь, с натугой выдергивая клинок из земли.

Потом сунул в чехольчик и спрятал вглубь одежды.

- Шагай к машине.

Влюблённые не видели, что позади них огромная чёрная птица на миг спустилась с высоты, села на вершину церковной горы и повертела головой, критически разглядывая обвал. Потом каркнула, расправила крылья и сорвалась вверх - в пропасть без дна.

И снова пылила "Нива" по грунтовому просёлку, волоча за собой широкий белесоватый шлейф. Потом сошла на берег Тихой Сосны - прелестной речки, которая выкладывала свои петли и извивы наподобие кружев.

- Как змея, - заметила Ольга. - Тут они и правда есть - ядовитые? Видела плакаты на склонах.

- Правда. Гадюки. Оттого и кинжальчик ношу - его метать в цель удобно. Раз - и без глаз. Без головы, то есть. Да ты не бойся - здешние сами не нападают, их ещё спровоцировать нужно.

Говоря это, Игорь чуть поморщился, отчего она спросила:

- Не ушибся тогда?

- Спасибо, что это тебе хоть сейчас пришло в голову. Испугалась, ага? Да нет, прошло как по маслу. Ворожить есть кому, наверное.

- Ой. Я ревную.

- Это хорошо, что ревнуешь, - больше дорожить станешь.

- Женщина?

- Не знаю. Птичка это. Чёрный ворон, в Красную книгу записан. Я его младенцем в Воронеже подобрал, со сломанным крылом. Подлечил, подкормил и выпустил. Говорят - нельзя так, птицы привыкают к человеческому ухаживанию. Учатся доверять людям.

- А этого делать не следует. Доверять. Верно?

- Уж мы такие. Доверяй, но проверяй, - Игорь довольно хрюкнул.

Ольга попыталась обнять его, насколько позволял ремень безопасности, и даже чмокнуть в нос, но он дёрнул плечом: не мешай рулить водителю.

- Ещё одна закавыка. Ворон - забава для холостяка. Однолюбы они. Находят себе пару на все пятьдесят лет жизни, вместе контролируют территорию радиусом километров в двадцать, точно не знаю, и бьют претендентов на звание смертным боем. В квартире - то же самое. Никакой человеческой семьи, если ворон не в вольере.

- Потому ты от него избавился?

- Да нет, он, собственно, сам удрал на волю. Я ему как раз опутенки на лапы надел. Это вроде ошейника собаке, только не снимаются никогда. Держу пари, Бранвин так с ними и летает над степью.

Когда белая грунтовка в очередной раз сменилась асфальтом, а мел - чернозёмом, "Нива" въехала на окраину большого хутора.

- Вот моя деревня, вот мой дом родной, - наигранно фальшивым голосом пропел Игорь. - Надеюсь, местные пропойцы хоть успели подлатать халупу, которую мне сбагрили. Но ничего: двадцать соток жирной земли, сараюшки, одна даже с меловым погребом - это у местных очень даже ценится. Чисто, прохладно, мухи не кусают.

Машину Игорь загнал во двор позади дома, с трех сторон огороженный ветхой рабицей, а с четвёртой - открытый в чистое поле. Вышли наружу. Перед ними вездесущий дикий виноград оплёл своими лозами стены и просевшую шиферную кровлю, покосившаяся набок веранда скрипела деревянными костями под налетевшим ветром. Двое поднялись на гнилое крыльцо и отворили дверь в дом.

- Какой большой и ещё больше кажется от пустоты. И странный. Глинобитный, что ли? - спросила Ольга. - А внутри доски?

- Соображаешь. Не совсем то, правда, - хмыкнул жених. - Внутри тонкий брус, а снаружи саманным кирпичом обложено. Но тут ведь дождей почти не бывает, а железным листом обшить я уже приказал. Кирпич ведь без навоза, от воды раскисает как нечего делать.

- Фу. Навоза ещё не хватало.

- Я в здешнем хозяйстве соображаю туго, - Игорь подхватил её на руки, закружил. - Вон, печь заказал вытащить по кирпичику - будем ставить газовый котёл. Масляный, чтобы на зиму не сливать. Хотя какая тут зима - минус пять. Я же говорил тебе.

Девушка поглядела в ту сторону, куда он показывал. Пол там слегка просел, и видно было, что часть досок была короче и новее остальных.

- Пыльно как и извёсткой пахнет, - она сморщила изящный носик.

- Свежей побелкой, - поправил Игорь. - Хоть что-то к нашему приезду устроили, лоботрясы. Ничего, за ночь свыкнешься.

- Ты хочешь здесь ночевать?

- А чего?

- Знаешь, ты прав. И ведь здорово получится. Просторно, не то что в нашей раковинке со съёмными сиденьями, - неожиданно для себя решила Ольга. - Надуем помпой двуспальное лежбище и кинем прямо на пол.

- Хорошо. Тогда имей в виду: поганое ведро для оправки на крыльце, питьевая вода в кадке, свет зажигать у дверного косяка. Въезжай сразу, потом поздно будет.

Поели они, к облегчению девушки, в машине, достав термос со стаканами и расстелив на сиденье между собой салфетки. Общественные коты, дико тощие, один рыжий, другой грязно-серый, бродили вокруг, хриплыми голосами намекая, что им кое-что полагается за охрану территории, но Игорь не внял.

Потом они заперли машину и обе двери, на веранде и в доме, бросились на высокий и широкий матрас и занялись любовью.

А чуть позже крепко уснули.

Во сне к Ольге пришёл тот самый рыжий кошачий оборванец: всё обтирался вокруг ложа, вертел огрызком хвоста и ныл по-человечьи:

- Пор-рушили у дом-мовины становой хр-ребет, как ей тепер-рича без него встоять. Кр-рыша без конька вся в дыр-рьях, дожж пр-рям наскр-розь пр-робивает. Нет бедной кошур-рке печур-рки, домовому - укр-рывки, м-мау. А гр-роза придёт - хучь в гр-рубку вм-месте с подр-ругой-дом-мовишкой полезай, м-мау. Ай, глазыньки мои того б не видели...

И глядел прямо в душу зелёными оченятами с круглым пламенным зрачком. Лапки-ладошки у него были тоже как у людей, бесшёрстные, пятипалые и розовые, с изящными коготками, а седые усы и борода - в точности как у испанского идальго. Два крючка загибаются вверх, один вниз.

Потом оборотень с его невообразимым суржиком куда-то делся - то ли в самом деле убрался на улицу, - и сквозь сон Ольга слышала, как гудит ветер и по крыше ритмично барабанят огромные жёсткие лапы...

Проснулась она, когда уже "развиднялось" - и оттого, что простыня была мокрая насквозь. Как и пол. Со стропил лились ручейки и падали увесистые капли, Вдали погромыхивало.

- Игорь, нас грозой залило! Вставай! - крикнула она ему в ухо.

Тот чертыхнулся, повернулся на другой бок - ей насилу удалось его растормошить.

- Ну и пакость, - проворчал он. - А у меня, как назло, все кости разламывает и шею не повернёшь. Клопы ядовитые, что ли? Как жала у них. Ну, быстренько топаем отсюда. Зуб даю, снаружи и то посуше окажется.

И не успели они кое-как одеться, схватить сумку с деньгами и документами и выбраться на веранду, как сзади ухнуло, дико и долго заскрипело, и сразу же накренились вовнутрь все четыре стены. Что-то глухо и увесисто брякнулось о пол, отчего дом заходил ходуном и хилая дверь на улицу распахнулась настежь.

- Вот это да, - свистнул Игорь, почему-то стоя совсем рядом с машиной. На нём были одни плавки с потайным кармашком, на Ольге, как она заметила с нервным смехом, - попавшееся под горячую руку хозяйкино пальто, в котором та, похоже, и белила стены перед продажей.

В самом деле: дом обратился в кучу мокрого хлама, из которой валил пар и торчали концы подгнивших брёвен.

- Ох, - только и сказала девушка.

- Там чего, много твоих вещей осталось, кроме спальника? - хладнокровно спросил Игорь. - Ничего, новые куплю. Дом я крупно застраховал, а второй раз такую громадину возводить незачем.

Вся одежда, кроме той, что была на обоих вечером, была заперта в автомобиле: Ольга прикинула, что пока суд да дело, им обоим надо бы переодеться во что-нибудь приличное. Для этого надо было открыть пассажирскую дверь и пролезть в заднюю часть салона.

Ключ у Игоря нашёлся сразу, будто сам в руку вскочил. Внутри стояла духота: окна были, разумеется, завернуты, железная крыша раскалена тем же буйным солнцем, которое заставляло развалины дома источать из себя пар.

- Адское пекло, - пробормотала она, перебирая сумки на полу перед задним сиденьем и норовя побыстрее отыскать себе и Игорю что-нибудь приличное.

Нашла. Выпрямилась. И замерла в испуге.

Вокруг рулевой колонки была обёрнута прядка грубой рыжеватой шерсти.

А на шоферском сиденье валялось длинное атласно-чёрное перо с красной шерстинкой, завязшей в расщепе острия.

- Ты хочешь сказать, что домовые существуют на самом деле, - допрашивала она приятеля, пока "Нива", вырулив из ограды наружу, тряслась по раскисшему чернозёму, торопясь в город. Игорь уверил подругу, что со страховкой никак нельзя медлить и нужно вызвать агента немедленно - по свежим следам.

- Такая шерсть даже в местном краеведческом музейчике выставлена, - ответил ей тот. - Хозяйку я лично знаю, хотел сначала её имение купить. Что в этом такого особенного? Тетка только и жаловалась, что ходит, обо все углы обтирается, молоко лакает полными блюдцами, а работы по дому не делает.

- Этот сделал. Стащил на время ключ, открыл дверь и оставил погадку. Перо это самое. А, может быть, они в одной шайке состоят?

- Не говори так. Ворон - мой корешок. Он ведь повсюду за мной летает. И тебе от того польза. Вот ты мне свой сон рассказала: предупредили тебя. Домовина - это знаешь что? Гроб. Ты сама почуяла угрозу, а мозги выдали текст и картинку. Моя хата чуть нас в себе не похоронила. И похоронила бы, если б Маврик тебя не напугал, а Бранвин не стучал по крыше.

- Дождь это был, - прошептала Ольга. - Дождь или гром.

У неё в голове смешались навь и явь. Как, вообще-то, и у собеседника. Снился ей провидческий сон или просто услыхала шелест размякшей и готовой обрушиться глины? В детстве ей рассказывали, как такое случалось в Средней Азии, куда старшие эвакуировались в дни войны. И про Алма-Ату говорили. И про Ташкент с его глиняными домишками и дувалами. И про гулей - местных кровососов, которые делают человеческим женщинам таких же смертельно опасных ребятишек.

Что-то ещё нехорошее отложилось в памяти. Будто такие дети ничего не знают про себя и кормятся во сне или во время со-вокупления. Дурацкое слово.

- Кажется, Маврик на нас не в обиде, - продолжал Игорь с какой-то странной интонацией. - Ведь мог. Я ж его гнездовье порушить велел - голландку эту. А Бранвин...

Машина тем временем вышла на гравий и пошла куда легче, почти без брызг: дорога показалась девушке заброшенной - так далеко заходила на обочины тонкая, по виду осенняя трава.

Внезапно Ольгу осенило.

- Бранвин. Ты почему такое имя дал?

- Захотелось. В Тауэре таких целых шесть: Тор, Один, Фрейя, Хугин, Мумин и ...

- Бранвин - это имя воронихи, Игорь. Птичьей дамы.

- Ого, тебя это задевает? Повторяю для бестолковых. Пол определить затруднительно, когда птенец так жутко клюётся, - Игорь хотел рассмеяться, но вдруг оборвал сам себя.

В тёмных глубинах мироздания двое Первых пригляделись и прислушались. Их зрение объединяло в себе возможности электронного микроскопа (хотя не убивало, как он) и сверхдальнобойного телескопа, а слух работал в интервале всех возможных частот, включая те, что интерпретируются жителями Земли как прикосновения, цвета и запахи.

- Они оба идут по ложному следу, - сказал Дзено. - Мужчина полагает, что Хранитель обязан ему верностью.

- А ненасытная людская самка ревнует, когда стоит смириться, - ответила Дзена. - По крайней мере, укротить нрав было бы безопасней для обоих. Хотя и одни её природные повадки могут стать опасностью чрезмерной. Разбила осевую пару "Хранитель-человек" и не поддаётся на запугивание. Подбила мужчину на святотатство, приняла как должное гибель очага и пьёт жизненную силу от всего, что подвернётся на пути.

Когда пара обменивалась репликами, в такт вибрировали тончайшие нити мироздания, а само оно превращалось в спряденную и сотканную колыбель, послушную любому мановению.

- Но мы не будем вмешиваться? - спросила Дзена.

- Пока, - ответил Дзено. - Возможно, вскоре и придётся. Зловоние гиблого плода раздаётся всё сильнее, а если внешняя гниль и плесень соприкоснутся с раскалёнными глубинами недр... Тогда не будет ни малейшего шанса для жизни вообще, не говоря уж о сохранении разумной.

- Слыхала, как легче всего заткнуть рот ревнивой женщине? - Игорь резко ударил по тормозам, так что "Нива" подскочила кверху, расстегнул ремни безопасности, вышел сам и выхватил Ольгу.

Она сопротивлялась, била по его плечам кулачками, кусалась, азартно вскрикивала, но мужчина заткнул ей рот поцелуем и опрокинул на спину в неглубокий кювет.

- Мне отчего-то пришло в голову, что я кого-то малость не дотрахал рано поутру, - сказал он. - Оттого и бунт на корабле.

В синеве плыли тончайшие, как ягнячья волна, облака, и реяло там, колышась на восходящих потоках, еле заметное тёмное пятнышко, почти не видное из-за широких мужских плеч.

Хотел бы я стать

Тучей над горизонтом,

Молнией в зыбких кронах,

Криком ястреба в чистом небе...

- Отпусти ненадолго, - запыхавшись, сказала она. - Дай мне сверху...

- Лакомка, - ответил Игорь. Отстранился, поворачиваясь, как жернов, и давая себя оседлать и обнять, точно круп жеребца. Прильнуть к губам: от этого голова мужчины сладко закружилась, словно вся кровь бросилась в вены - и из них наружу.

Широко распростертая тень оторвалась от солнца и ринулась вниз почти вертикально, стискивая крылья вокруг узкого тела, как ножны. С непостижимой уму скоростью.

Огромный ворон вцепился клювом в глаза и лишь потом - когтистой лапой в волосы. Другая лапа раздирала в клочья голое плечо. С воплем, похожим на крик обезумевшей зайчихи, Ольга повалилась наземь, немо дёрнулась раз-другой и застыла.

Мужчина поднялся с земли, машинально поглаживая голову чёрной птицы, та тихо каркнула.

- Надо перевязать раны, - сказал он своей Бранвин. - Аптечка есть в каждом автомобильном салоне.

Ворон смирно следовал за ним. Наблюдал за суетой, пока мужчина почти что в беспамятстве опрокидывал и перерывал всё в салоне.

...Жгут - это нельзя наложить на шею, задохнётся. Эластичный и простой бинты, вот именно. Лейкопластырь.

Пальцы медленно крутили тугой рулончик бежевого цвета, и так же неторопливо приходило осознание.

Этот зверь устранил Ольгу. Не ранил - нарочно убил. Женщина - женщину.

Игорь рывком отлепил от рулона конец липкой ленты, в одно мгновение замотал её поверх крыльев и только потом - вокруг длинного клюва, ушей и лап, для надёжности продев кончик в путлища.

Изрубил ножом кустарник в защитной полосе и сложил костёр с перекладиной, как для туристского котелка. Подвесил ворона вверх ногами и чиркнул зажигалкой.

Громко объяснил себе:

- Не хочу тратить бензин. Ещё далеко ехать. Очень далеко.

И когда костёр занялся так быстро и жарко, будто туда всё-таки плеснули горючего, когда с омерзительным звуком лопнули глаза и кровь из ожогов закипела на открытом огне, а смрад палёных перьев и страдающей плоти поднялся вверх, мужчина почувствовал, что с его души свалилось давнее бремя.

Подкинул ещё веток и, не оборачиваясь больше, отошёл - на всякий случай сделать женщине перевязку.

В самом низу аптечки оказалось кое-что получше бинтов: нечто вроде маски, смазанной изнутри дезинфицирующим средством. Для лицевых травм. Игорь смоченной в спирту ватой протёр лицо подруги от крови и мозга, отлепил плёнку с обратной стороны маски и с силой надел.

Ольга простонала от боли чужим голосом и слегка шевельнулась.

- Жива, - равнодушно прокомментировал тот. Подхватил подмышки, затащил снова на переднее сиденье и застегнул ремень поверх рук. Сам уселся рядом и сразу рванул вперёд на большой скорости.

Сзади них закрутился хобот небольшого смерча, подхватил крылатую золу и втянул её в то из облаков, что стояло ниже прочих.

Края Галактики чуть плыли в тумане, в сердцевине метались и искрили хлопья, похожие на ёлочный снег, но Дзена сложила руку ковшом и метко выловила из гущи крошечный шарик,

- Вот о чём мы говорили. Любую жизнь на таком вот мячике соблюдают тысячи Хранителей. Каждый держит свою территорию и отвечает как за неё, так и за свои действия по спасению. Хранители не ведают ни зла, ни добра - но всякий раз знают, как им должно поступить во имя Равновесия.

- Да, - подтвердил Дзено. - Но когда равновесие зыбко, его может нарушить любая капля или крупица. Здесь было допущено именно такое.

- Под конец человечья самка сделала недвусмысленный знак. Покушение на верховенство партнёра и на него самого, - добавила Дзена. - Когда Хранитель, отчаявшись, убрал зловредную чужачку единственно возможным для него способом, он готов был принять любую кару от старшего. Такова - во всех тонкостях - психология этого вида. Однако то, что совершил его партнёр, переходит границы допустимого своей неимоверной жестокостью. Кинжал не настолько бы перевесил чашу весов.

- Теперь двуногая плесень уверилась в своей безнаказанности. Она расползётся по всей поверхности, засорит кратеры, разбудит вулканы, - задумчиво проговорил Дзено. - И погибнет уже вся жизнь до основания.

- Тогда обеззараживаем? Погружаем в звёздный свет? - спросила Дзена.

- Именно. Давай!

Виртуальный шарик взлетел вверх и обоими полюсами наделся на острие шпаги.

По пятам за ними ступала гроза, простирала распухшие руки, стараясь охватить дневной фронт подковой. Синие тучи набрякли от гнева, внутри них тяжело ворочались громы. Иногда молния с треском погружала растопыренные костлявые пальцы в белую землю, выхватывая кусок и разбрасывая крошки и осколки. Длинные щели рассекали тело холмов: когда они расширялись, изнутри показывалось нечто вязкое, исчерна-рыжее, когда захлопывались - выбрасывался дым. Мужчина гнал машину вперёд, сам не зная куда.

- Игорр, - донеслось до его слуха подобие глухого карканья. - Спер`ди. См`три.

Ольга натужно приподнялась. Сквозь прорези в мертвенно-белой маске текли кровавые слёзы - четырьмя липкими алыми струями. Пятая, изо рта, окрашивала подбородок и стекала на обнажённую грудь, что приобрела зловещий гангренозный оттенок. Синее с чёрным. Вороное.

У самого горизонта пустынная, идеально прямая дорога резко поднималась кверху.

Там, подобный мечу, царил шпиль, блистательный, прямой и пронизывающий в своём мерном движении земные небеса.

Комментарии: 106, последний от 10/09/2012. © Copyright Мудрая Татьяна Алексеевна (Cardinena@yandex.ru) Размещен: 31/07/2012, изменен: 10/03/2022. 27k. Статистика. Рассказ: Хоррор Игры чистого разума Иллюстрации/приложения: 2 шт.		Ваша оценка:

Мудрая Татьяна Алексеевна : другие произведения.

Игра в серсо