Часа в четыре ночи Та-Циан, крадучись, прошла на кухню к кофезаварочному комбайну - в глиняной турке получалось не то, как ни пыжься по поводу натуральной экзотики. По дороге прислушалась: из детской доносилось выразительное молчание. "А ведь никуда не делись, - с удовлетворением подумала женщина. - Верно я вчера решила, что не стоит дожимать ситуацию. Побольше доброй воли - и все фишки будут наши. Ведь не полосовать себя поперёк запястья, в самом деле, при первой возможности".
Стоит или нет преподносить им тактические и стратегические выкладки? Так размышляла Та-Циан, медитируя на душистую пену в чашке. Молодёжь падка не на нуднятину, а на приключения, впрочем, что до молодёжи, здесь мы явно имеем дело с некой условностью. Во всяком случае, эти клюют на бурлящую страсть, а не хладный разум.
Добыть из побратимов, что писано в приказе по эскадрону, оказалось легче лёгкого. Даже не апеллируя к новой дружбе - из одних реплик, брошенных мимоходом.
По всему Эрку и Эдинеру курсировали и патрулировали небольшие отряды добровольческой армии - нечто вроде конной милиции. Вступали туда люди самого разного кроя и склада, многие по сути защищали простой народ от таких же субъектов, как они сами (были или снова будут). Поскольку служили они до поры до времени без нареканий, то успели примелькаться.
Но, по замыслу, эти войска местного розлива прикрывали настоящую армию, что двигалась отнюдь не циклически, а целенаправленно. К горному массиву, что перерезал малый континент надвое и в самом сердце которого была намечена точка сборки гигантского осадного механизма.
Овладеть горами, взять их приступом невозможно - лишь поладить миром и ждать новой вспышки ярости. Русский Кавказ девятнадцатого века. Шотландия и пограничные илиады, связанные с угоном скота. Лэн, как южный, так и северный, в любое время года кипел от мелких стычек и усобиц - это считалось нормальным состоянием. Лишняя ватага удальцов погоды не делала.
Но идти через непрерывную войну, в которую замешались и части, верные бывшему правительству, - означало потерять половину отряда. Не в сто, положим, в двести сабель, на равнинах народу прибыло, только и он растает, как лёд весной. Слишком великая хитрость нужна, слишком ловко надо просачиваться, чтоб избежать хотя бы крупных стычек.
Но собраться в одном месте и в одно и то же время, составив живую мозаику - что там они думали в Эдинере? "Первая колонна марширен, вторая колонна марширен", как на параде в честь войны и мира Льва Толстого?
Но пытаться зажать в кольцо Лэн-Дархан, Вечный Город, священный город, где вышеназванное прежнее правительство как раз укоренилось, штурмовать и овладеть им для одних себя - чистой воды безумие. Нет разницы, достигнут ли конечного успеха оба дядюшки-соискателя, Лон и Марэм. Здесь случай, когда эмблема теряет значение, уйдя из одних рук в другие, а победа прочитывается как разгром.
- В гражданской войне совсем иные ставки, - проговорила вслух Та-Циан. - Где сражался - там и остался.
Не к лицу рядовому солдату, пускай и "двойному" (побратим сумел выбить ей повышенное жалованье за искусность), пусть и "солдатке", лезть в дела старших офицеров. Можно говорить что угодно, быть сколько угодно правой - веса в твоих словах не больше, чем в птичьем пере.
Однако ещё до Лэна бывали душевные разговоры на равных.
- Если мы - снежный ком в огне, то неизбежно растаем, - сказала Та-Циан, когда пришлось к слову. - Но в оттепель дети любят забавляться, лепя из малых снежков снежного великана. Ком катится, лавина срывается.
- Заводить союзы? - промолвил Керм, дёргая себя за височную косицу. Волосы за время пути отросли, с усами так ловко не получалось. - Вербовать рекрутов? Нам такое приказом не позволено. И где лишняя монета?
- Не смеши мои подошвы, аньда, - ответила Та-Циан. - Мы присяг не приносили и клятвы на себя не брали - только за рыбу деньги, как говорят. Плата вперёд, однако, тоже обязывает. Но когда это вольные охотники да добрые бриганды под законным правительством ходили?
Бригандами в Европе называли простых мародёров, но в горах похожее слово - бригант - означало нечто, скажем так, экологичное. Тот, кто умудряется жить на подножном корму.
А делать это временами уже приходилось - радужные бумажки ещё могли сбросить им с вертолёта, но вот провиант и обмундирование не удосуживались. Обеспечивайте себя сами за счёт добровольных контрибуций.
Вот при таком раскладе обстоятельств они подошли к незримой границе земель и в один непогожий день пересекли её.
Вначале вокруг были прежние хмурые холмы, вверху - туман, более тёмный, чем обыкновенно.
Но тут вверху солнце прорвало тучи, марь внизу поредела - и вот они стали. Поднялись, возникли из небытия - вместе с именами, которые дал им отец Та-Циан. Вершины в их величавой красе. Покрытый хвойными лесами Сэтон, по виду добродушный, как старец, который в жизни убивал много и не напрасно. Каменноликая Шерра, голая и суровая. Пик Лучэн, разорвавший одеяло снегов как бы острым хребтом дракона. А вдали еле заметной точкой - грозный Сентегир, который каждую весну отпускал от себя глыбы, отколовшиеся от морен, насылал на людей потоки текучего льда, окаменевшего, спрессованного в гранит снега. Погребал под слоем бунтующей почвы целые городки.
Горы застили небо и в то же время казались им самим.
"Вот мне, наконец, и подарили желанное - какой ценой, не стоило и думать. У Тергов иная шкала ценностей: беспощадны и милостивы на свой лад и в одно и то же время. Их горы им под стать. Под стать горам должны были сделаться и мы, если хотели чего-то добиться", - подумала про себя Та-Циан, наливая новую чашечку. Корка, что поднималась в сосуде, отдалённо напоминала сель: там так же бурлили коричневые вкрапления. На сей раз она заказала машине кофе по-восточному, а Восток, как говорится, - дело тонкое.
Тонкое настолько, что ни один, ни другой побратимы так и не поняли до конца, на что она их подбила.
"И снова не та информация, которую мы скормим моим приёмышам", - решила Та-Циан.
С недавних пор она уверилась, что Братство Зеркала, иначе Оддисена - "Воссоединение" на одном из древних языков, этот всединанский светоч и жупел, её выпасает. Заботится, как в Лесу заботятся о малолетнем дитяти: пока можешь выжить - выживай сам, а дойдёшь до края - ищи глазами протянутую руку. Но на пуховую перинку не надейся.
Оддисена не только проникала во все поры бытия: она им играла, если не сказать забавлялась. Могла шутя расстроить чьи-то планы на обогащение и захват власти. В общественной жизни, в политической борьбе, в противостоянии любого рода чётко поддерживала обе стороны. Что было серьёзным - "днём и с зажжённым фонарём в руке" Братство искало человека, особым вниманием оделяя людей талантливых и незаурядных, собирая плоды их таланта. Состоять в ней считалось честью, о которой не принято докладывать городу и миру. Помогать - делом престижным, наподобие безличной благотворительности.
Кто из близких Та-Циан состоял на службе Братства?
Диамис не внушала подобных подозрений: растяпа, простите, растяпой, хоть и великий учёный. Эррата? Скорее всего: Зеркало успешно отражало все реалии древних поверий. Так невыдуманная писательницей Энн Райт Таламаска в оригинальных источниках была школой, куда дьявол каждый год брал девятерых учеников. В уплату за обучение тайным премудростям он оставлял себе одного из них, делая драконом и стражем своего озера.
Миляга Нойи - ну никак... Формат не тот, а если хорошо замаскировался - и вовсе ей не по зубам. Нет, всё равно не вписывается в картину.
Тётушка-монашка - безусловно.
Керм - само собой разумеется, но мелкая сошка на подхвате.
И Эржебед.
Тогда что же получается: лекарь мог не убить Майю, но лишь убрать? Ввергнуть в летаргический сон и увезти? А Рене - в самом деле прямой её потомок?
Та-Циан сморщилась. "Становлюсь сентиментальной. Что бы там ни было, а такая логическая цепочка не выдержит длительного натяжения".
Что, собственно, с достоверностью можно было сказать о Братстве Зеркала?
"Тайна Полишинеля для всех островитян. Смутные слухи для остальной Ойкумены - лишь те, которые сама Оддисена и распускает".
Итак. Есть большой круг с весьма расплывчатыми очертаниями: Сочувствующие, или Причастники. Эти люди не связаны с Оддисеной никакими обязательствами, но их защищают, а они то и дело добавляют свою лепту в копилку Вселенского Добра. Если судить со строгостью, не огульное добродеяние - цель Оддисены, но нечто куда более сложное и амбивалентное.
Среди этих высоконравственных амёб нередко появляются те, кто хочет знать и узнаёт. Большой соблазн для иных - помочь Тайне, мало чем рискуя и не обременяя себя клятвами или обязательствами, или принять подобную помощь как некую интригующую загадку. Типичная игра подростков в рыцарей и дев в беде. Однако это не более чем рекруты Оддисены.
"Я сама была в ту пору такова, - добавила Та-Циан с редкой ясностью. - Любопытный нос в чужой скважине. Мной заинтересовались - так гибнущему в капле росы муравью подсовывают соломину за соломиной. Или уже тогда Оддиссена имела на меня дальние виды? Я, во всяком случае, заимела, и пренаглые".
Итак, переходим к главному. Основной круг Братства именуется страта, от "слой". Стратены - закалённые воины. Их обучают, подвергают инициации, с них берут клятву. Это, в целом, не регулярное войско - если говорить в армейских терминах. Они могут жить обычной жизнью, пока их не призовут, но всё же и обычная жизнь их посвящена целенаправленному и целеполагающему служению.
Далее идет круг военачальников, доманов, своего рода господ, которые не столько господствуют, сколько служат некоему общему идеалу. У них закалено тело и изощрен ум, они умеют управлять людьми, причём на самый различный манер. Есть доманы различных уровней, так называемые "высокие" и "низшие". Ни в коем случае не высшие и низкие - перевести, если питомцы дозреют до такого знания, необходимо именно так. И прокомментировать, что иерархия Братства обеспечивает особого рода равенство и препятствует любым унижениям, которые связаны со статусом.
Даже самый узкий круг политиков и управителей, легены, не имеют ни права, ни оснований кичиться властью. Их мало: девять, реже двенадцать на тысячи и десятки тысяч. Эти управляют не собственно людьми, но сферами их деятельности, однако ими не ограничены. Девять и Двенадцать объединены в Совет, во главе которого обыкновенно стоит старший леген, но в тех редких случаях, когда Братству необходимо совершить нечто выходящее за рамки его обычной деятельности, на его место избирают магистра.
Магистр, таким образом, есть нечто расплывчатое, уникальное и практически легендарное.
А вот три главных закона Оддисены словно высечены на Моисеевых скрижалях.
"Что то же - писаны вилами по воде. Истинные-то скрижали были разбиты, и ветер развеял оставшийся от них песок".
Для того чтобы подняться на высший круг, необходимо неукоснительно пройти все низшие.
Положение в Братстве, даже наивысочайшее, не дает никаких привилегий, кроме одной: чем больше власть, тем выше и ответственность за то, что совершено силой и авторитетом этой власти.
Братству клянутся в верности навсегда. Пребывание в нём кончается вместе с жизнью - и этот закон обратим.
Вот так. Сурово, в общем. Но если в Эдине и Эрке Братство буквально и фигурально надевает маску, то в горах оно - властитель дум. Пройти через такую землю, как иголка через рядно, ещё суметь надо. А уж потянуть за собой нить и присобрать полотно...
Но с какой-то стороны и легче. Одна дверь закроется - другая откроется. Эту землю тотальная революция застали врасплох: говорят, никто не знает, под чьё знамя становиться, старое нелюбимое или новое, ещё не распробованное на вкус. В том смысле, что никому из горцев пока не приходилось целовать кончик знамени, держа его - или свой собственный - в руке.
План Та-Циан поначалу был туманен, словно женская интуиция, и мозаичен, как упомянутый приказ главнокомандования и политика Полковничьей Народно-Демократической Республики в частности.
Ночевал отряд далеко не в чистом поле под ракитой и не в глуби мрачных ущелий. Чтобы как следует отойти от постоянных стычек, он занимал брошенные усадьбы в покинутых селениях: такого в интересные времена отчего-то делается много.
Во главе селения, зачастую имевшего вид жилой крепостцы, обыкновенно стоял бывший или просто мелкотравчатый дворянин: сравни с японской старорежимной деревней или семьёй Жанны д"Арк. Старосте прилично было считаться образованным - оттого он неизбежно заводил библиотеку. Как фамильные портреты в европейском замке, библиотека должна была свидетельствовать о древности рода, но содержала куда меньше фальшивок - ибо даже лэнский простолюдин отличался неплохим уровнем грамотности и легко просекал фишку.
Удаляясь в места неизвестные, дворянин чаще всего бросал именно библиотеку: тяжела и громоздка. Те, кто отворял ворота, небрежно закинутые крючком, стеснялись грабить то, что имело вид добровольной милостыни, и брали только необходимое, имеющее явную ценность. Разумеется, усадьбу могли поджечь или она сама загоралась помимо умысла, в неё мог попасть снаряд, когда было некому тушить. Но книг всё равно сохранялось немало.
Та-Циан еле уговорила Керма выделить ей двух обозных лошадок и повозку.
- Я понимаю, ты книгочей и тебе без такого тоскливо, - сопротивлялся он. - Да и арба в горах легко поворачивается¸ мешать особо не станет. Но ведь блажь всё это.
- Блажь - украшение жизни, - возражала она. - А жизнь наша коротка. Запас кармана не трёт: увидишь.
Глубже в горах начали попадаться широкие пепелища: иногда листы и обрывки переплётов разлетались по всей округе, будто в этой земле нечего было уничтожать помимо воплощённого слова. Книги обжигало огнём, припорашивало золой и прахом - кудрявый насталик Корана и сунны, золотое руно греческого письма, стрельчатую "народную" готику, унциальную латынь и древнееврейское квадратное письмо, оправленные в дерево и кожу. Книги бывало зачастую жальче, чем людей - в них заключался смысл жизни тех, кто погибал в сражениях, умирал от голода и болезни за рукотворными скалами стен.
В крытой повозке все они не умещались - приходилось оставлять менее ценное, раздаривать своим же солдатам, увещевая, чтобы не пустили на самокрутки. Керм уже давно перестал изумляться и вздыхать - человек он был по природе головастый. В своё время посестра спросила его прямо в лоб:
- Кстати об искусстве. Ты "возведенного" силта нарочно не носишь или не заслужил?
Силт, или "перстень со щитом", своего рода гибрид печатки с медальоном, издавна служил украшением. Внутри, под плоской или выпуклой крышечкой, романтики издавна прятали локон возлюбленной, реалисты - миниатюру сына или дочери, люди с прагматическим склоном ума - кристаллик верного яда. Нужно было хорошо присмотреться, чтобы заметить в этом множестве некое подмножество, колец с крутой, наподобие купола, створкой, обведенной чуть более рельефным рисунком, чем необходимо с точки зрения красоты.
Такие перстни служили парадоксальной оправой для самоцвета - и отличительным знаком домана высокого ранга или одного из легенов. И знали о том не очень многие.
- Ты же знаешь, я человек простой и от такого держусь подальше, - ответил аньда уклончиво. - Но ты-то откуда разбираешься?
- Дед Стуре учил и, скажем, крёстная. Дед больше по книгам был знаток, а крёстная держала дома небольшой музей всяких редкостей - украшения, инкунабулы, манускрипты и отдельные переплёты в виде коробки с инкрустациями. Немного и меня поднатаскали.
Имени Диамис женщина не назвала: хитрить так хитрить. Не умножай реальностей свыше потребного чужому разуму.
- Вот как, - Керм надвинул шапчонку на брови, затем вернул на прежнее место. - То есть никому в твои дела не суйся - как есть необразованные мы. И что же ты полагаешь делать со всей этой тиснёной бумагой - должно быть, в коробейники податься?
- Солидное занятие, - с некоей прохладцей в тоне подтвердила Та-Циан. В этот момент её осенило до дрожи во всех членах - так бывало в момент пришествия к ней особенной силы. Именно! Купеческий караван, который шествует в центр горного Лэна, чтобы вручить заказанный товар особой ценности. Для того и вооружены. А кто из смертных не от мира сего может сделать - и делает - подобный заказ в дни, когда иного мира нет на земле? Кто неустанно печётся, чтобы сохранить культуру Динана в целости?
Всем известно кто. Люди Зеркала.
- Мы пройдём, - с уверенностью и неким юмором подытожила она. - Что без крови и драки - не обещаю. Но пройдём, выстроимся по ободку чаши и поглядим на град в низине. Что ещё требуется, чтобы оправдать солдатское жалованье?
С Нойи было куда легче.
- Ты отчего и слышать не хочешь о зеркальщиках? - спросила однажды полушутя.
- Нечем мне хвастаться, - ответил уныло. - Звали в молодости, так побоялся. Там испытания такие суровые - врагу не пожелаешь. А друзей - подруг и без того хватает. Лучше уж с ними быть плечо к плечу. Ты всяким культурным делам обучена, половину земных языков знаешь. Вот и бери эти... бразды управления.
- Обучена... - повторила Та-Циан со вздохом. - Подумаешь, поэт-переводчик с никакого. Лучше не притворяйся простачком, аньда. Оба не притворяйтесь.
Неужели только в то мгновение пришло ей в голову, что она перенимает все умения, как умственные и духовные, так и физические, без затверживания и повторений, с первого раза и навсегда? Причём нисколько не обделяя дающих знание? Идеальная ученица...
Вот так и перетасовали впервые колоду, подумала Та-Циан. В новой ипостаси эскадрон стал подчиняться ей: образованность выпирала из неё сильнее, чем военная косточка из Нойи, а Керм довольствовался ролью военного вождя при наличии двух культурных.
Что до тонких и не очень намёков на известного рода миссию, которые им надлежало отпускать, побратимы до тех пор сомневались, честно ли прикрыться авторитетом Оддисены, пока Та-Циан не сказала:
- Мы не будем лгать, только позволим другим вволю заблуждаться. Если схватят за руку - простые воины как бы вообще не знают, куда и зачем их ведут. Керм сам из Братьев, превышение полномочий наказуемо, но не до смерти же - могут, напротив, наградить. Тебе, Ной, и вообще не стоит бояться: убьют легко и незатейливо.
- А ты, посестра? - спросил он.
- Я отвечу за всех, - ответила она будто чужим голосом, более гулким и звучным. - Не привыкать. Главное - победа, а после неё и за самозванство сладко ответить.
Что такое? Уже рассвело, и её тогдашние слова прозвучали наяву?
Та-Циан подняла голову от стола - напротив сидели её парни, восхищённо улыбаясь и едва не аплодируя в тонкие ладошки.