- И это так близко? - спросила Маша. - Вход в шахту... а шахта прямо под ногами?
Владигор кивнул, рассмеявшись. Дом чуть побольше семейных, так же, как они, залитый по швам сверхкрепким герметиком - температуры в Антарктике невероятные, жители верха ощущают их как обыкновенный крепкий морозец, но те, нижние, куда более чувствительны. Гены у нас такие, объяснил Марише Горик. А в самом начале прививки. Всего-навсего.
Ну конечно...
Всю площадь дома занимал лифт - две кабины, грузовая и для людей. По виду самые обыкновенные. Только вот лифтёров было явно чересчур. Охрана держала наперевес короткое оружие довольно серьёзного, по мнению Маши, вида, но в пропуск, один на двоих, вглядывалась не так чтобы очень пристально. Похоже, чужие сюда не добирались.
Как только они с Гором вошли и толстая дверь туго-натуго захлопнулась, кабина ринулась вниз с такой скоростью, что полы курток поднялись парашютом, а подошвы меховых сапог едва не оторвались от пола. И то лишь потому, что Гор тотчас же начал раздеваться-разуваться сам и то же делать с девушкой.
- Там чем глубже, тем жарче, и перепад температур солидный, - пробормотал он. - Градусов сто по Цельсию, а то и больше.
В самом деле - спускались точно в огненную яму. Или как снаряд в бурлящую земную атмосферу.
- Горнило адово, - пробормотал Горик, почесываясь под своим шерстяным свитером. - Путешествие к центру земли. Ничего, там мигом адаптируешься.
Мари не сказала ему, что чувствует жару не как он и, похоже, не как все прочие "с царского верху". Для неё это не страдание, а констатация факта.
Едва они собрали снятое в большую и лёгкую охапку, как полёт к центру земли окончился. Лифт дёрнулся, двери с шипом растворились. Горячий воздух поплыл в камеру, вытесняя людей на простор, где было вроде даже попрохладней от лёгкого ветерка.
- Верхние костюмы брось - не пропадут, у всех одинаковые и взаимозаменяемые, - скомандовал жених. - Здесь хватает рубахи с брюками и носков на тонкой подошве. Пошли за мной. Я тут вообще-то присматриваю, меня не один человек в упор знает.
Пол впереди и по сторонам был зеркальный, далеко впереди, на фоне бурых, покрытых бриллиантовыми искрами стен, на желтоватом фоне маячили какие-то механизмы или игрушки. Мариша подняла голову кверху - и крутой, матово светящийся, одетый звёздами свод бросился ей навстречу. Он был так лёгок, что расширяющиеся колонны, которые поддерживали его по сторонам, казались излишними. Или нет - бахрома медузы лишь увеличивает её красоту.
- О. Это стекло? Нет-нет, погоди, не хочу наивничать, как обычно. Неужели лёд?
Он кивнул, смеясь:
- Конечно. Купол - двести двадцать три метра в вышину и ста метров толщиной в самой высокой точке, с учётом выплавленных в нём рёбер жёсткости. Где люди постарались, где природа. Мы, кстати, на острове - здесь посреди озёр есть приподнятые участки голой земли. Пол-то везде одинаков - высокомолекулярное покрытие.
- Иглу. Куинзи. Гор, это же... храм. Настоящий, не то что лачужка наверху.
- Ш-ш. Здесь некому записывать твою речь на носитель, только остерегись всё-таки. Если и храм, то науки и производства. Тут этаких много, соединённых проходами. По первости кто-то их назвал "Жемчужным Ожерельем".
- А проходы тут с самого начала были?
-Кое-какие - да, но большую часть просверлили так, как я говорил, или электронно-лучевыми термальными дрелями. Для обогрева тут пользуются теплом геотермальных источников: наверху это не имеет большого смысла, щит уж очень массивный, не пробьёшь так запросто. И к чему нам создавать себе пекло? Пусть уж в нём здешние работяги блаженствуют.
Только вот, вопреки его словам, жары тут совсем не чувствуется, решила Мари. Интересно, можно поделиться этим с Гориком, который промокает лоб подручной тряпкой? Кажется, рано.
- Горик, там впереди что - пляж?
- Ага, С лежаками для отдыхающих.
Они двинулись вперёд: жених поддерживал её под локоток, и крепко.
На песке, очень плотном и ровном, были скульптуры на низких плоских постаментах - то и другое из одинакового камня. Стиль исполнения и пластика их изумляли - в них проявлялось нечто чуждое человеку, вызывающее невероятный ужас и такое же невозможное восхищение. Хищный зверь, лев или пантера, припал к земле, словно готовясь прыгнуть: над его спиной распростерлись огромные перепончатые крылья с острыми когтями, из приоткрытой пасти торчали длинные тонкие клыки. В глазах, выточенных, казалось, из фосфоресцирующего рубина, светилась мудрость наравне с безумием. Мужчина с обнажённым торсом держал в обеих руках огромных королевских кобр с раздутыми очковыми капюшонами: ещё один гамадриад обвивал его волосы тюрбаном. Тощий медведь, стоя на задних лапах, протянул саблевидные когти передних и встопорщил маховые перья. Рядом с ним огромная нагая женщина опрокинулась на спину: узкие глаза были наполовину закрыты, руки и ноги кончались плавниками или ластами, соски грудей расцветали чешуйчатыми бутонами, из пупка росло деревце. Кит или дельфин распластался с другой стороны крылатого льва: вместо частокола усов у него были мелкие зрячие щупальца, грудные плавники имели суставчатые пальцы, как у приматов, спинной походил на отточенную секиру. А далее шли ещё более невообразимые существа: жукоглазые, головоногие, рукохвостые, жабропанцирные. Ничей язык бы не повернулся обозвать их химерами, тварями или монстрами, потому что была в них некая извращённая целостность. Гармония, которая складывалась в богатый аккорд ещё до того, как глаз ухватывал все чуждые оттенки этого хроматического скопления.
- Ну, как тебе Древние Стражи? Не описалась? - голос жениха вырвал Мари из мечтаний, в которых смешивались все органы чувств.
- Ох, Горик, и тебе бы не нужно смеяться всуе, - проговорила Маша серьёзно.
- Сюда все новички попадают. Их мигом отворачивает от этого зрелища, некоторые попросту блюют от страха. А ты держишься молодцом, как студент-первокурсник в морге.
Мари и на сей раз не стала уточнять перед ним свои чувства: самой не мешало бы хорошенько разобраться.
- Так я прошла испытание? Можно двигаться дальше? - спросила она.
- Можно. Не согласилась бы - силком потащил.
Следующий зал был зеркальный: всё на уровне человеческого роста казалось горячечным сновидением. Снежный купол отражал себя в полу зеленовато-лимонными бликами, которые шли из балочных перекрестий и перекликались с серебряным сиянием, вытекающим из вертикальных плоскостей или лопастей, каждая из которых была закреплена в узкой раме из непонятного то ли металла, то ли камня. Идти сквозь этот лучезарный хаос казалось невозможным: Гор зажмурился, помахал рукой перед носом, как парфюмер, пробующий разложить сложный аромат на составляющие.
- Туда, - сказал он. - Нос по ветру - рам-пам-пам, слышала песенку? Здесь вообще-то сплошные входы-выходы. Однако помни: окажешься здесь без провожатого - никуда не трогайся, пока к тебе не подойдут. В твою кожу вшита поисковая метка. Чип, если ты понимаешь это слово.
( - И правда. Только не действующая: имитация тутошней, - хмыкнула Мари. Или Рина, которая была куда осведомленней их обеих?)
- Ой. А когда она появилась?
Видимо, нечто в Машиной интонации снова показалось мужчине нелояльным.
- Во время путешествия в дискетте. Так надо, не волнуйся.
В этот момент её сильно кольнуло в грудь - если бы в это время не слушала Гора, она бы вздрогнула от боли.
Ну нет, уж это явно был не чип.
Зеркальце, мой свет, скажи... Что тебе передали твои сёстры и братья, окружающие нас, отчего ты вдруг ожило и тихонько забилось, как сердце?
Дверь уехала в сторону. В следующей жемчужине, нанизанной на незримую нить, в самом деле были агрегаты вполне современного вида и всё же с какой-то непонятной чудинкой. Среди коленчатых труб, ступенчатых колёс и слоноподобных махин изящно и неторопливо передвигались люди, высокие и тонкие в кости. И снова - картинка сложилась внутри девушки куда раньше, чем начали появляться мелкие детали в виде станков, пустых и доверху нагруженных тележек, которые сновали наподобие муравьев, одежды рабочих и их лиц. Довольно некрасивых, подумала девушка: овал лица лошадиный, нос с горбинкой, глаза без бровей, скулы выпирают и подбородок булыжником. И черепа все как на подбор бритые.
- Это конец дороги, которая начинается в глубинах, - пояснил Гор. - Здесь доводится до ума и распределяется готовая продукция: что посложней - идёт нам наверх, что попроще - вниз.
( - К морлокам, - добавила неугомонная Мари.)
- Например, нам нужны урановые печи, обогреватели в дома и в скафандры. Конечно, мы народ тренированный, суперморжи, так сказать, но всё-таки без одежды ни спать, ни гулять не умеем, а суток через двое... сама понимаешь. Внизу-то климат оранжерейный, почти тропический. Геотермальный. Кстати, вот: железки тебя, как и прочих женщин, не интересуют, а цветы?
- Веди куда и как хочешь. Тоже на уране выращиваете?
Он шлёпнул невесту свободной рукой по затылку:
- Нет, на геотермальном тепле и почве типа вулканической. Тут и настоящие вулканы имеются.
- Не беспокойся, не иголка в стогу. Видела их.
- И плодородная земля в оазисах. Да что там - началось с той, которая внутри. На ней почти ничего не росло - отсутствие солнца сказывалось.
В следующей зале купол был значительно ниже, без видимых опор, если не считать чешуйчатые стволы, мало похожие на флору. Не пересчитывать, ибо их был мириад. Без опор и без нервюр - их заменяли жилистые ветви, простертые на все румбы ветра. Листвы не было совсем.
- Красивые деревья. Если бы на них росла омела или орхидеи, им приходилось бы распускаться во льду, - тихонько сказала Мариша. - Потому они и не украшают собой ветки, верно?
- Странные у тебя фантазии, девочка. Это гибрид растения и животного, называется гемохлорида. Направленная мутация. До такой роскоши, как цветы, мы не дозрели: приходится держать массу народа на подножном корму. Вот этом, - Владигор показал себе под ноги.
Внизу, поделенные паутиной разбегающихся тропок, зеленели, багровели и отливали лиловым растеньица, похожие на газонные или пряные травы.
- Этим салатом ты меня и кормил? В самый первый раз.
- Кажется, другой модификацией. Не всегда обращаешь внимание на номера упаковок, знаешь ли.
Тут внутри его брюк что-то зазвенело. Гор вытащил из потайного кармана мобильник, воткнул в ухо штырь:
- Да. Я не на работе, чтобы вам ясно... Прости. Радиофон? Где? Да, конечно.
Сунул телефон назад, повернулся к невесте:
- Вот незадача. Служебная мелочь, но такая срочная, что некогда тебя отсюда выводить. И допуск твой пропадёт, если... Постой-ка.
Он крикнул куда-то в сторону стволов:
- Дольфи! Вернер! Вернер Раубаль, с вами говорит Верхний!
Из щели между змеестволами вынырнул человек. Не такой длинный, как рабочие в товарно-машинном зале, но куда более тощий, волосы редкие, от природы тёмные, но с лёгкой проседью.
- Дольфи, твой сын здесь?
- Снова в госпитале, простите, Верхний.
- Ничего, так даже проще. Вот, проводи фройляйн по залам, открытым для посещений, и будь с ней почтителен. Это моя невеста Мари, Мария.
И убежал.
- Радиофон, особенно если он повышенный, не чета радиотелефону, - человек усмехнулся в редкие, еле заметные усики. - Строго говоря, это вообще разные феномены. Вам мой акцент не мешает, фройляйн? Вы не полагаете, что на свете должен существовать один-единственный?
Мари недоумённо кивнула.
- Да-да или да-нет? Видите ли, я был знаком и с болгарскими геноссе, у которых всё наоборот, чем у русских. Даже свежий хлеб именуют чёрствым. Стандартный допуск новичка подразумевает ещё один зал, самый роскошный: злаковые и медоносы, прочее факультативно. Но нам, очень надеюсь, не туда. Зеркала признали вас за свою и открылись - это очень много для нас значит.
- Я поняла про зеркала. И ещё про утечку радиации. Но про вас самих...Кто вы такой, Дольфи?
- Садовник из Нижних, не более того. Буду вам весьма благодарен, если вы станете именовать меня Адольф. И, покорно прошу вас - не бойтесь. Для страха у нас нет времени: Вернер вовсе не в госпитале, это он отвлекает на себя вашего мужчину. И как долго ему это удастся - вопрос времени. Здешнего времени.
Он крепко взял Марину за руку и повёл сквозь деревья.
- Ваш друг теперь рядом с паковочным помещением, так что не стоит попадаться ему на глаза. Мы перейдём сразу в Зеркальный Зал, хорошо?
Среди мерцания и терпких запахов, которые начали-таки доходить до Мари, Адольф сразу отыскал нужный.
- Стекло своё покажите. Лицом к лицу. Нет, в самом деле: там ваши черты отпечатаны, лучше всякого считывания по сетчатке.
Она вытянула морской подарок из прятки, взяла за ручку, наставила на переливающееся полотно.
Дверь не отодвинулась - просто растворилась в радуге.
Купол из светлого камня с сиреневыми бликами и прожилками сотней крыльев взлетал ввысь. Берег из белого кристаллического песка круто обрывался книзу. И перед людьми предстало озеро.
Тёмное, с такой гладкой поверхностью, что она казалась искусственным льдом, как в Зале Статуй. Но была настоящей. Истинная поверхность истинного озера, от которой веяло тонким холодом. Что-то вроде тумана или изморози, отчего разглядеть то, что внизу, было трудно.
- Верхние сюда боятся приходить ещё сильнее, чем к Обликам. А новичков и вообще не водят. Потому - сказано: что немцу здорово, то поморянину смерть, - странно хихикнул старик - в голубоватом свете из пластин, укрепленных под низким потолком, его возраст стал более чем очевиден.
- Теперь, девочка моя, придётся немного подождать. А пока вот что: мы настоятельно просим у вас не только личной храбрости, но доверия, которого, по правде, не заслуживаем. Рискуем мы порядочно, а уламывать вас некогда. Здесь можно находиться долго, но всё ж не до бесконечности.
Мари кивнула ещё раз, соглашаясь.
- Эта купель сообщается с огромным озером Восток, как малый сосуд с большим. Но не только физически. Открыли и её, и многие залы верхнего яруса нацисты. Ну да, те самые. В тридцать восьмом. Обрадовались раю земному, обустроили помещение и в конце концов решили перевезти сюда то, что осталось от Третьего Рейха. А оставалось многое... до тех пор, пока мы... они не разбудили хозяев. Нет, никаких особенных ужасов. Не все были в достаточной мере младенцами, чтобы выдержать прикосновение. А младенцы, то есть достаточно невинные, не так чтобы очень замаравшие пелёнки, - с ними был заключён строгий договор всеобщего метаморфоза. Я так понимаю, потому что не нашлось лучшего сырья.
Нам вручили тысячелетиями хранимое достояние. Новая Швабия и прекрасный город Окмарон вверху, базальтовые гроты, ледяные своды и озёра внизу. Письмена и их приблизительную расшифровку. Приблизительную - оттого что язык был скорее поэтическим, чем научным. Образы, вернее - образы образов: непостижимые хозяева здешних глубин не хотели для нас позора идолатрии. Шли на риск частичного непонимания ради будущего торжества правды. Залежи урана, красной ртути и самородного золота. Излучения и пища, побуждающие организм к долголетию. И, наконец, вот это.
Озеро внизу покрылось мелкой рябью и водоворотами, будто со дна забили ключи, вода заходила ходуном. Нежная аквамариновая флюоресценция сменилась яростным багрянцем, потом возобладала тёплая, солнечная зелень.
- О, кажется, получается, выходит, - пробормотал старик. - Признали своих. Каждый раз боюсь, понимаете. Озеро последний раз колыхнулось и стало ясным. До самых глубин. Так что гигантская золотая фигура на дне как бы всплыла навстречу.
Свастика. Повёрнутая по ходу солнца и отливающая тихой радугой, отчего насечки узора на ней мерцали и расплывались.
- Вот это самое важное из наследия предков. Знак Древних. Что вы знаете о свастике, Марихен? Да: Мари - ваше истинное имя? Нет, я понял. Возможно, вам следовало бы призвать вашу умную сестру-королеву, чтобы она подсказала вам.
- Я и одна, - пробормотала Мари. - Один из самый древних символов, который использовался разными народами. Знак жизни, движения, пожелания благоденствия и удачи. Также это говорит о присутствии Шамбалы - страны, что является своеобразным центром мира, в котором находится некий кристалл или субстанция, дарующая всему жизнь и обновление. Признанные граждане Шамбалы встают на дорогу к бессмертию и безграничной власти.
- Что значит интернетное и, возможно интернатное образование, простите за каламбур, - хихикнул Адольф. - Свобода от шор и уверенное лавирование во всякого рода выдумках.
Мари тем временем стояла как зачарованная, ощущая, как с нею и, безусловно, с Риной говорят через зеркало...
Нет, без зеркала и очень ясно, хотя ни одного знакомого слова, вообще слова, состоящего из звуков, не разобрать. Просто они впечатываются в кровь и плоть. В душу.
Адольф молчал, потом произнёс.
- Великое Делание. Вы подверглись тройной инициации лучами Света, алхимическим камнем и живым золотом. Теперь вглядитесь в свастику - глаза ваши прояснились.
Она послушалась - и увидела выпукло выступающий на поверхности знака прямой клинок. Нет, даже не рельеф...
- Меч Максена. Калибурн короля Артура, - сказала она без тени сомнения.
- Вам открыто, - подтвердил старик. - Это не для вашей битвы, однако вы имеете право выбрать ему наследника из своих потомков, многочисленных, как обитатели неба. А вот этим, сверху, он так и не дался в руки!
Меч и символ подёргиваются дымкой, исчезают в зыби.
- А вот теперь я буду говорить о своём. Когда после войны то, что вверху, передали поморянам в качестве то ли контрибуции, то ли возмещения проторь, они наткнулись на то же, что и мы. И на нас самих. Сначала при виде ужасающих статуй и под воздействием смертоносной радиации погибло несколько человек, но им было наплевать. Они рвались в дарам. Они вынудили нас объяснить им кое-что насущное и завладели этим. Реликвии, дарующие относительную неуязвимость. Сверхспособности. Вы не подумали, каковы натуральные морозы в Антарктике? До восьмидесяти восьми по Цельсию. Здесь же вообще ледяной щит! Жидкое топливо обращается в белую негорючую кашу. Ртуть в термометре становится крепким шариком. Дыхание замерзает почти в самих лёгких человека, воздух опаляет рыхлую губку и выходит из уст шорохом. И вдобавок на такой высоте слишком мало кислорода. Самый высокий континент изо всех, мечта Ноя! Только забудь про то, как дышать.
Но вот ваши добрые знакомцы круглый год бегают рысцой да трусцой, как летом. Это вам ни о чём не говорит?
Мари хотела ответить, но вдруг её осенило:
- Это не простая адаптация, правда? Владигор и другие, те женщины и молодые ребята, которых под уколом привозят "тарелки"....
- Они воруют. Нет, неточно. Они забрали ту силу, что была связана, ну, скажем так, с Причастием Соли. Морской воды. Овладели техникой - летающие тарелки, авианосцы, ядерные бомбы. Потеснили Людей Договора, то есть нас, и добились, чтобы Владыки их терпели до времени. А сами думают - вечно. Мы, живущие в тепле, закабалены. Почти что их рабы. Говорят, это нам за прошлые грехи. Ну что же, мы принимаем. Вот они не принимают на свой счёт ничего.
- Я поняла, - проговорила Мари почти с ужасом. - Ваш народ - те самые наци. Фашисты. А вы сам - Гитлер?
Адольф усмехнулся:
- Боялись понять раньше? Нет. Наш народ - да, они те самые первые немцы-колонисты: учёные, профессиональные вояки, что держались подальше от концлагерей, жёны ученых и вояк, члены гитлерюгенда. А меня и мою Еву Браун привезли сюда в виде угольного порошка, насыпанного в два контейнера, и опустили в Главное Озеро. Здешняя магия способна породить существа, которые ничего не забывают из прошлого, но оно стоит от них в стороне - как прочитанная о себе история, полная шума и ярости. Так что кто я и кто Ева - решайте сами, фройляйн. Я не намерен отнекиваться. Но вот Вернер, сын Евы ... Он чист. Наши грехи его не измарали, наши дурные комплексы он не перенял.
- А ваше оружие? Кто перенял его? Владигор?
Он помолчал.
- Если говорить откровенно, я не всё знаю. Дискетты вы видели. Стальных левиафанов поморяне сразу же затопили - не соответствуют современным стандартам. А бомбы... Вернер говорил, что часть их официально демонтируется для мирных целей, другая часть подвергается тайному...хм...саботажу с нашей стороны. Хотя сдетонировать все это имущество может и без капсюля с критической массой урана.
- И тогда начнётся хаос, - пробормотала девушка. - Полнейшее разрушение нашей полой Земли и её внешней оболочки. Вся планета лопнет, как гнилой пузырь.
- Кто это вам объяснял, фройляйн? - удивился её спутник. - Рейна? Ну, не совсем так, однако. Полая Земля - это не дырки в нашем сыре. Это теория, что родилась ещё до нашей эры и время от времени давала причудливые вспышки. "Земля не выпуклая, а вогнутая, - говорилось в ней. - Мы живём не на наружной поверхности шара, а внутри него. Наше положение сравнимо с положением мух, ползающих внутри мяча. Мы живем внутри шара, который образовался в массе скалы, тянущейся бесконечно далеко. Мы живем, прилепившись к внутренней стороне, а небо находится в центре шара. Это масса синеватого газа с точками сверкающего света, которые мы принимаем за звезды. Есть только Солнце и облака, но бесконечно меньшие, чем утверждают ортодоксальные астрономы. Вселенная этим ограничивается. Мы одни, и мы заключены в скалу". Вот. Когда стало модным понимать мироздание как арену вечной борьбы льда и огня, её сторонники сразу потребовали запрещения теории "полой Земли". Меня попросили быть арбитром, и знаете, что я ответил? "Нам вовсе не нужна связная концепция мира. Могут быть правы и те, и другие, причем одновременно".
"Он прав. Вселенная подобна сосуду Клейна. Когда наступает огненный хаос, он выворачивается наизнанку", проговорила изнутри её лучшая половинка.
- Адольф, но что тогда станет с мухами?
Он ласково улыбнулся и развёл руками:
- Те, кто выживут - разлетятся в разные стороны. Наверное, так. Всё же у тебя очень умная сестра. Держу пари на мою загробную жизнь, что она и насчёт Атлантиды знает.
"Ну конечно: только не очень верится".
- Атлантида - это и есть Антарктида до обледенения?
- Да, фройляйн. Турецкий адмирал Пири Райс и чуть позже - повторивший его карту Оронтий Финней изобразили очертания Антарктиды весьма точно, кроме одной детали: там не было ледового щита, проступали горы и реки. У них, разумеется, была копия очень старой карты. Тех времен, когда шестой континент ещё не отплыл от материка Гондвана в направлении полюса и не охладился окончательно. Впрочем, началось это задолго до человека: ископаемая растительность относится к субтропикам или даже периоду динозавров.
- Арктогея. Колыбель всех цивилизаций.
- Так её назвали далёкие потомки. И населяли её приемные дети - нет, не инопланетян. Почему всё необыкновенное должно происходить из космоса? Но Древних. Соль земли, помните? Те, кто родом из соли и несёт её в своей крови.
- Вы наговорили много чего. Я бы даже не сказала, что это так меня поразило: в сетях бродит ещё и не то. Но зачем?
- Меня попросил сын, а сына - его друзья, - ответил Адольф. - Верить буквально в мои россказни вам не нужно, просто может случиться, что это поможет сориентироваться, когда нагрянет.
В это мгновение радужная плёнка порвалась, и в их тайник влетел юноша - с такими же аристократичными чертами лица, такой же худощавый и безволосый, как прочие.
- Отец, отпускай фройляйн. Сын Дикого Хаоса уже освободился от меня и рыщет по всем открытым залам.
( - Это ведь всё урановые руды, - сообщила Мари. - То есть лысина и худоба. Надеюсь, совсем не убивают. Договор же.)
Вернер - это, разумеется, был он, - схватил девушку за руку. Действительность заструилась мимо, мимо...
Судя по всему, они оказались в небольшом помещении второго яруса пещер. Ни следа красот, низкие потолки, вертикально поставленные у стен узкие ржавые туши.
- Мария, вот ты где. Как сюда попала? - донёсся до них голос Гора. - Черт. Вернер, так это из-за тебя?
По всей видимости, он забыл, что сын "Дольфи" почти до конца был рядом с ним самим.
- А ты! Я ведь хотел тебя женой, сука. Честь хотел оказать.
- Она вернулась такой, как была взята, - вежливо объяснил Вернер, выходя вперёд. - Вы слишком высокого мнения о моих репродуктивных способностях.
- Твой папаша факт в уши ей вдул, - ответил Владигор. - Теперь кончено.
- Я никогда не хотела венчания, - одновременно с ними обоими сказала Мари. - Но не желала и спорить.
- Пока не вынюхаешь всю нашу подноготную? Да кто тебя заслал, такую.
- Спокойно, госпожа, - прошептал Вернер как-то так, что губы его не пошевельнулись. - Я ничем больше не помогу. Сейчас вам будет плохо и страшно, но это не достигнет глубины души и сердца.
В этот самый миг Владигор сделал полусогнутыми руками нечто, словно отбрасывая от себя тяжесть. Вернер отлетел в сторону и неподвижно замер у стены, втиснутый в щель между болванками.
А потом тяжесть раскалённого докрасна тела почувствовала и сама родильница.
"Я с тобой. Настало моё время. Держись, мамочка!", - сказала Королева изнутри неё.
- Ты виновата, стерва. Падаль, - рычал мужчина, роняя на пол и покрывая её собой. - Как я держал в узде. Зачем. Теперь расквитаюсь. Сполна.
Слов почти было не различить - но на пределе своих сил Марина чувствовала их как толчки выбрасываемой из вулкана лавы. Как сотрясения земных глубин, грозящие сорвать колесо с оси.
В который раз за время существования планеты.
А потом Сын Хаоса отпрянул в ужасе от того, что сотворил. И Мать Матерей взорвалась его семенем и зрелым семенем всех прочих своих мужчин, орошая стены потоком своей молоди.
От детонации взорвался единственный боевой снаряд и сей же час - все обезвреженные. Волна разрушения и смерти ударила в стены камеры и прокатилась по всем кавернам былой Шамбалы. Выросши стократно, ринулась в центр ледяного щита, сокрушая заодно твёрдую породу. Колыхнула и накренила Землю...
Но вместе с ней летели во все стороны нежные хрустальные зародыши оплодотворённой жизни. Жизни, непостижимой в своём разнообразии и приспособляемости, напитанной излучениями. Летели вместе с крупицами и осколками плоти их матери, и было это вовсе не страшно.
...Марина очнулась по колено в мокром алом снегу; по всей видимости, её выбросило из арсенала наружу, потому что яркие многоцветные сполохи освещали руину Великой Поморской Стены, слякоть поверженных лачуг и острый силуэт церкви, что казалась невредимой.
Полярное сияние на самом деле исходило от неких овальных тел, сквозивших в возмущённом воздухе наподобие чаек. Сатанинские чайки с пылающими клювами, подумалось ей. Беззвучные убийцы с огненным языком и раскалёнными плевками. Они накрывали своим огнём горстку полуголых людей, которые размахивали непонятного вида оружием - копья, алебарды?
Впрочем, что бы там ни было, стреляло оно как раз метко: то одна, то другая птица - нет, дискетта, сообразила девушка, - кренилась от удара в корпус, черпая загнутой мантией океанскую воду, а то и погружалась в неё. Теперь эти беспомощно распластанные штуковины, истекающие в воздухе струями как бы рыжего песка, а в воде - пенистой крови, куда больше прежнего походили на медуз. Возможно, все они хотели уйти с поля боя, однако удавалось им плохо: над сушей витали раскалённые смерчи с гротескным подобием человеческих лиц в передней части. Они обвивали корпус летучих тарелок, и тот начинал бездымно тлеть, распадаясь на чадные лоскуты, которые подхватывал ветер и уносил вглубь материка. Из океанских глубин, подтягивая к себе корабли и раскрывая как устриц, поднимались белые великаны, ожившие айсберги: иные двигались к берегу вплавь, прыгая и изгибаясь наподобие летучих рыб и с той же грацией, но большинство широко и чуть неуклюже шагало вброд.
- Нинген, нинген! - закричали люди. - Люди-киты!
Когда нинген ступили на сушу, оказалось, что они в самом деле огромны: раз в пятнадцать выше тех, кто их звал, и никак не ниже церкви и уцелевшим крестом на маковке. Лица их были вполне человеческими, но будто закрыты мглистой вуалью.
И летучие корабли не могли с ними сделать уже ничего.
Кое-какие дискетты заполошно метались у берега, должно быть, отыскивая проходы в подземный ангар, выплюнувший их наружу. Плазменники растеклись в хмуром небе семицветными лентами и исчезли, обнаружив разгар необычно яркого дня. Собратья Вернера ринулись к людям-китам, бросая по пути лазерные пики и фауст-патроны, и обхватили русалочьи ноги, как ребенок - ствол секвойи.
Марина приподнялась. Она казалась себе абсолютно невредимой, но опустошённой. Выпотрошенной.
"Да верно. Я же родила. А где Рина - Рейна?"
"Считай, что меня больше нет. Не нужна больше. Как и Марии, которая и вообще была миражом".
"А мои мужчины?"
Рина больше не отвечала, разве что изнутри и совсем глухо. Оттого девушка знала, что тех двоих больше нет на свете. Что всё-таки произошло внутри земли? Почему "верхние" пострадали, по ощущениям, куда больше "нижних"?
С этими мыслями, застрявшими в голове, Марина кое-как побрела к храму. Тот вроде бы даже не покосился, только золочёные чешуи луковицы слегка расплавились.
Внутри было полно хлама. Кажется, землетрясение застигло прихожан во время многолюдной службы, потому что в останках опознавались очки и капюшоны, накидные, на завязках, юбки женщин и носильные чехлы грудных детишек, которые было принято сразу же снимать с них в тепле. Кто-то позаботился о том, чтобы сдёрнуть со стен иконы палешанской работы и снять с алтарного стола чашу. Трупов не было ни одного.
Вот только алтарная преграда была повалена, дверь в святая святых - ни открыта, ни закрыта, оттого что поперёк неё застряло нечто громоздкое и тёмное.
Отец Боривой лежал на боку и тяжко дышал. Когда Марина подошла к его лицу, то увидела короткое древко: почти всё копьё сотника ушло в мощную грудную клетку.
- Только не вынимай, - пробормотал он. - Мне жить ещё долго и речь выпевать, будто оперному герою. Последняя жертва Господу. Христос простил блудницу. Я не обязан. Думаешь, не знаю про тебя? Явились они. Древние. Поведали. Когда верные вспять убежали - по домам прятаться. В тарелки лезть.
- Отчего они побежали? Земля дрогнула?
- Тогда еще нет. Копие ожило и прободало меня насквозь. Это потом начался великий трус и ядерный хаос. Ты что, полагаешь, коли я поп, так и фантастики не читал? Читал: не одну Библию. Тут ею вся земля пропитана.
- Чем? - переспросила Марина. (Вот значит, как. Нечто погнало людей из одной западни в другую? Или хотело спасти не от раската стен - от давки и удушения?) - Книгой?
- Кровью Судного Дня. Они говорят. Ты жена им всем через их детищ. Вот имена. Спрут Ктулху, Змей, клубящийся у порога, - Йог-Сотот. Гнусный жаб Цатоггуа. Ползучий мрак Ньярлахтотеп, Леденящий ветер Итаква. Чёрная козлища Шаб-Ниггурат, И самый страшный: ядерный хаос Азатот.
- Тогда это ваш любимый Гор - сын Азатота. Он и довершил дело.
- Не лги. Со всеми ты сходилась по доброй воле и с большой охотой. Так всегда бывает с детьми нечистого. С фавнами, нимфами, сатирами, троллями, иноземцами, детьми вод и бури. Как те, кто поклонялся Вакху и Дионису, ты одевалась в шкуры, упивалась вином. Пела и плясала у костра на ведьминских шабашах. Возлежала с инкубом и суккубом.
Похоже было, что у отца Боривоя изрядно перемешалось в голове. Однако суть он выразил едва ли не буквально. И разве не переходила она, Марина, из рук в руки и не...
- Наполнялась, как сосуд скверны и гноя, пока не извергла их, - добавил священник и сплюнул. Это усилие, очевидно, стоило ему последних капель жизни, потому что он содрогнулся и замолк навсегда.
"Они все погибли из-за меня. И вверху, и внизу. И отец Боривой, и Влад, и Вернер. Я стала ненужной добру и злу одинаково".
С этими мыслями Марина отыскала лестницу на колокольню и стала подниматься - ступенька за ступенькой. Очень медленно.
"Броситься оттуда - высоты хватит. И головой об лёд. Надо было копьё для себя выдернуть - испугалась. Оно непростое".
Семь колоколов, развешанных на разных площадках под узким шпилем, - встретили её тихим переливчатым рокотом. Ропотом.
"Слишком красиво для проклятия. Благословляют?"
Она коснулась самого верхнего колокола рукой, зачем-то перекрестилась - и перелезла через ограду. Покачалась раз другой на узком бортике, набираясь смелости, - и рухнула вниз.
Вмиг её подхватило нечто невидимое, упругое, словно тёплый летний ветер, и бережно опустило к изножию церкви.
- Ой, глупа ты, девица, и неразумна, и силы своей страшной не ведаешь, - Марк прятал её трепет в объятиях. Совсем такой, как в последний раз, только чуть более женственный и насмешливый.
- Какой силы?
- Летаешь на заёмных крыльях, как все истинные Дети.
- Откуда ты здесь взялся, Марк?
- Ну, положим, это моя родина. И ещё положим - ждал, пока ты очертишь предписанный круг. По всем континентам, включая Азиопу.
- Боривой лгал?
- Ах, до чего бы ты этому обрадовалась! Нет. Он, разумеется, не стал тебе говорить, что само копьё наказало его за святотатство. Не знал того, что беглецов мы тотчас переняли и отправили вниз, на самые надёжные уровни. Дискетки поднимала вверх дежурная людь или вообще автоматы. Но остальное верно.
- А те мои...
- Вернер был человек. Герой. А Гор - он и правда сын Азатота. Всего лишь сын, который неплохо умеет распадаться на атомы и пользоваться паттернами для самосборки. Вот быть самим собой без дураков - этому его ещё поучить надо.
- И ещё. Явление Древних. Статуй.
- Было, разумеется. Правда, они не убивали священника - ну, я говорил - и не выдавали тебя ему: зачем? Он сам всё сделал. В нём тоже есть капля нашей провидческой сути.
- А Древние в самом деле такие?
- И да и нет. У них нет иной плоти. В смысле - другой, чем измышленная для них людьми. Теми самыми антарктами и атлантами, что перемешались с местным населением. Или их потомков. Отчасти: я вот потомок, а не умею многого из того, что легко может мой Ктулху. Рождать и переплавлять уже рождённое. Придавать форме сугубую изменчивость. Зачем тогда мне - да и всем моим братьям и сёстрам по воде и соли - была нужна ты?
- Убогая и некрасивая детдомовка.
- Погоди, вот отыщем наше дарёное зеркальце. Оно ведь снова выросло в размере, коли не разбилось.
- И чья теперь я женщина?
- Да своя собственная. Замуж тебя мне звать несподручно. Ты ж теперь - типичная дама племени туарегов. Можешь гостить у всех кавалеров и кавалерш подряд, начиная с Кахина. Или поплотнее сойтись с Цатоггуа: он тебе своё семя из щупальца в руку и рот передал, как до того делали только осьминоги.
- И для чего затеялась вся катавасия? Чтобы ввязаться в войну и одержать победу над поморянами?
- Того не стоило. Если бы они, конечно, выполняли свою настоящую работу. Договор с Древними.
- Ты про что?
- Оглядись хорошенько. Делание уже родит плоды.
Марина и не заметила, что оба снова парили - нет, не над Страной Льда и Снега, вовсе нет. Ледяные горы таяли в океане, как сахар в чайном блюдце. В прозрачной воде ликовала многоцветная жизнь, раскачивая и одновременно удерживая в равновесии чаши жизни и смерти. Шкура континента стала пегой и влажной, яркие, как мак, цветы и зелёные мхи проступали на буром фоне, озёра плескались на воле, ручьи стремились смыть ржавую кровь земли. Дети и женщины играли на проплешинах, сбросив куртки. И чей-то нежный голос говорил для них так чётко и мерно, что до Марины долетало каждое слово:
- Эта легенда родилась в Австралии, и многие пересказывали её, изменяя так, как им хотелось. Ибо у сказок нет автора, даже если их записал на бумагу сам Маршал Аллан. Или, наоборот, у каждого рассказчика - своя собственная сказка, хоть слова почти совсем не меняются. Так слушайте же!
"В те дни, когда жил Припригги, не было в небе путей-дорог. Звёзды были тогда совсем юные и яркие и скучали в одиночестве, потому что не находилось для них пути, по которому они могли бы пойти в гости друг к дружке и поплясать в долгие тёмные ночи.
А на земле люди были счастливы: они часто пели и танцевали вокруг костров, на которых жарилась дичь. Ещё они затевали корробори и вплетали в музыку всякие священные и житейские истории, перекладывая их на язык телодвижений.
И приносили свои огни, и песни, и пляски другим племенам.
Во все стороны тянулись по земле тропы, гладко утоптанные ногами друзей.
Припригги жил на длинной косе, в устье большой и сильной реки. Он был певец и танцор. Когда звучали во тьме гуделки-чуринги и его братья по племени густо разрисовывали себя священной глиной, нанося на тело белые, красные и чёрные круги и полосы, Припригги запевал песню и заводил танец. И песни, которые пели люди его племени, были песнями Припригги, и танцы, которые они танцевали, тоже придумывал Припригги. За это люди любили его, и он стал сильным, и гордым, и счастливым от их признания.
Как-то утром, когда вернулись с охоты летучие лисицы и затих шум их перебранки, Припригги взял свое копье и металку для него, воммеру, и пошел в мангровую рощу, чтобы попытаться убить кое-кого из них.
Этой ночью, думал он, должно было состояться большое празднество. Много племен собралось на корробори. Ночью мужчины будут стучать копьями, танцевать под музыку Припригги, весело хлопать себя по ляжкам и отбивать пятками дробь. От его песен всем станет радостно и хорошо, и люди будут танцевать почти так же красиво, как и он.
Но для праздника нужна еда, а Припригги был к тому же хорошим охотником, так что решил он помочь своим братьям ещё и этим.
Ещё не заалело на востоке небо, ещё летучие лисицы висели на вершине деревьев, словно огромные чёрные плоды, а Припригги уже неслышно подкрадывался к огромному дереву, на котором спали самые большие и самые сильные летучие лисицы. Великая сила и мощь таились на этом дереве.
Припригги зацепил воммеру за конец копья и откинулся назад, чтобы метнуть его. Он спустил копье, и оно стремительно полетело вверх. Страшный шум и свист раздался от взмахов множества крыльев. Мангровые деревья закачались и загудели, словно в бурю, но еще громче вопила и пищала разъярённая стая.
Летучие лисицы ринулись вниз с вершин. Словно испуганные духи, пронеслись они меж ветвей, спустились к Припригги, схватили его и потащили наверх. Прорвались сквозь завесу листвы и взлетели прямиком в небо. Чёрными полосами прочертили зарю крылья, которые уносили неудачливого охотника.
Люди из племени Припригги услышали свист и хлопанье крыльев, выбежали из хижин и увидели, что их певца и плясуна уносит прямо в небо.
Те племена, которые заранее пришли на корробори, тоже проснулись и тоже увидели, как Припригги яркой звездой пронёсся над горизонтом. Только не падала та звезда, а всходила. Он летел так быстро, что за ним тянулась струйка дыма.
Когда свист крыльев стих и пропал дымный след, с неба, из-за самой дальней звезды, люди услышали голос.
Это Припригги пел им на прощание самую последнюю свою песню. Ведь все знали, что там, на небе, он уже больше петь не сможет. Звёзды не поют так, как люди: правда, их голоса похожи на звук бамбуковой трубы йуллунгул и одновременно на голос человека, но тонов и оттенков у них куда больше, чем может извлечь человек из своего горла и из древесного ствола. Только не для человеческих ушей эти голоса.
И вот именно такую мелодию, похожую одновременно на песню человека и на песни звёзд, Припригги теперь отдавал своим людям. В ней рассказывалось о красоте и одиночестве небесных светил, о холоде мрака и пыле их сердец, о вечной и неутолимой тяге человека к звёздам - но и звёзд к человеку.
А племена людей слушали его, и в их воображении зарождался новый танец. Вдруг все стали притопывать ногами, взмахивать руками и покачивать головой из стороны в сторону. И запели прощальную песню Припригги так же в точности красиво и складно, как пел её он сам.
Изо всех танцев это был самый прекрасный танец, и изо всех песен эта песня была самой торжественной и величавой.
Люди пели и плясали, глядя вверх, и вдруг они увидели, как через небо протянулся Млечный Путь - торная дорога для звёзд, которые тоскуют и мечтают в своём одиночестве, и для тех людей, которые мечтают и тоскуют о звёздах.
А прежде его там не было".
- Прежде Земля была отгорожена солёной водой от самой себя, - сказала Марина. - От своей сути и своей настоящей цели.
- Да.
- И замкнута в тяжкую скалу, как в темницу.
- Да.
- А теперь она свободна, Марк? Теперь мы все свободны?
Та улыбнулась и ещё крепче прижала подругу к себе.
![Ледяные цветы Антарктики []](/img/m/mudrowa_t_a/obretenije/cwetyantarktikiled.jpg)
![цветы Антарктиды []](/img/m/mudrowa_t_a/obretenije/cwetyantarktidy.jpg)