Достославный усто Молла Насреддин - мир ему! - как-то раз сострил не вполне удачно. Когда один из учеников спросил его, как изготовляют минареты, Молла ответствовал:
- Очень просто. Копают глубокую-преглубокую, узкую-преузкую яму и выворачивают шиворот-навыворот.
Весь прикол, как говорят в наши времена, состоял в том, что слово михраб - а именно так называется минарет по-арабски - не менее часто означал нишу для святыни и вообще углубление любого рода. Оная словесная игра нелегко переводится на другие наречия, особенно - язык соловьёв. Некто из их рода подарил её двойнику нашего героя по прозвищу Ходжа Насыр, который был ловок дурить простофиль-стражников в благородной Бухаре.
Ввиду того, что Аллах не весьма одобрил сию шуточку, а более того - её будущие интерпретации, Молле, прежде чем попасть в заслуженный тяжкими трудами рай, пришлось вдоволь навертеть таких скважин и сотворить с ними то, что муж, стремящийся поспешно раздеться перед супружеским ложем, по нечаянности делает с рукавом своего халата.
По слухам, некоторые из этих маяков веры возвышаются до сих пор.
В одном из них служит, как и в древности, слепой от рождения муэдзин. Раньше такое было необходимо, чтобы ничьи любопытные глаза не нарушали покой жизни, протекающей далеко внизу, за глухими глинобитными дувалами, и не смущались никакими интимными и вообще мирскими подробностями. Теперь подобное кажется лишним - приватность очутилась вся как есть снаружи, а трубному гласу посреди тёмной ночи или средь бела дня уж не дано кого-либо устрашить.
На другой минарет лихие молодцы затащили по ступенькам ишака - возможно, того, кто при жизни возил Моллу и поднабрался от него святости, но, скорей всего, падишахского. В своё время Молла взялся обучить животное Благородному Корану, а когда возразили ему, что сие невозможно, ответствовал: "Денег мне дали много, а сроку - десять лет. За это время уж кто-нибудь да помрёт: либо я, либо ишак, либо падишах".
Разумеется, оставленный в горьком одиночестве ослик заорал во всю глотку, как заправский глашатай Бога. И вопил, пока вокруг столпа не собрались все двуногие жители кишлака, объятые священным трепетом...
Ох, и доставил же им сей зверь хлопот! Ведь вознести - не то, что низвергнуть, особенно когда лестница крутая и узкая, а морковок или пряников, чтобы крутить перед ишачьим носом, и вовсе нет.
Поговаривают, что жители данного селения по сю пору страдают повышенной набожностью и совершают предписанные саляты вместо пяти - пятьдесят пять раз на дню.
Что касается третьего минарета, то совсем недавно на нем установили рупор, соединённый с навороченной видео-, аудио- и роботехникой; да низвергнет Аллах тех, кто сотворил сие, в самую глубокую и раскалённую часть ада и накормит их горькими фигами с Древа Заккум, что суть плоды неумеренной компьютеризации сущего! Теперь тамошний азанчи, услышав утренний призыв, содержащий фразу о том, что-де "молитва лучше сна", спокойно поворачивается на другой бок и ворчит спросонок: "Изыдите с миром. Сон куда лучше молитвы". Впрочем, прихожан в этой мечети, стоящей посреди крупного современного города, немеряно, ибо благодаря хитроумному механическому разуму тон, лад и конкретное содержание призывов всегда соразмерны с насущными потребностями людей.
Что скажем о четвёртом михрабе?
Возвышается он посреди развалин пустынной крепости, и лишь чёрные бедуинские шатры окружают его подножие. Пять раз в сутки, когда возглашает муэдзин хвалу Аллаху, бьют из сухой земли родники, поднимая свои султаны на высоту человеческого роста, медовые финики с пальм сами сыплются на землю, верблюжья колючка покрывается нежными белыми цветами и источает крупицы манны, а саксаул распускает фантастические листья, подобные опахалу.
Дряхлый старичок-суфий, что с незапамятных времен поднимается на пятый михраб, не видит ничего помимо некоей радужной дымки, он почти потерял слух, и голос его стал шелестящей тенью былого. Накидка его склёпана из заплат разного цвета и качества, войлочный колпак поистрачен молью, в чаше для милостынь монеты и хлебные корки протёрли дыру, откуда всё содержимое вываливается обратно под ноги дающим.
Но когда начинается восхваление, солнце выходит на небо лишь для того, чтобы его послушать, делает все положенные ученику стоянки и ложится за горизонт спать, лишь убедившись, что до утра уж ничего больше не воспоследует.
