Аннотация: Карди намеревается принять Сергея - Сорди в ученики по всем правилам.
КОСТРЫ СЕНТЕГИРА
III
- Не знаю, как тебя по горам тащить такого расхлёстанного, - проговорила Карди. - Душа мал-мала упорядочилась, но в кишках ветер свистит.
- Я что - я ничего, - ответил Сорди. - Голода не чувствую, только голова разнылась и под ногами земля пружинит. Но насчет земли - даже хорошо. Ступать мягче.
- Это он и есть - настоящий голод. До того ты знал только воспаление аппетита.
Мужчина хотел возразить, что там, на скале, он... И вдруг засомневался: между тем моментом, когда он испытал первые болезненные судороги в пустом желудке, и фразой, что была брошена в воздух наудачу, а угодила в его будущую спасительницу и ментора, зияла пропасть.
Нет, не из таких, на краю которых они с его старшей время от времени балансировали, передвигаясь по узкой кромке. Безмозглая, бессмысленная. Где-то в этой тьме, наполовину стёртое, маячило мгновение, когда Сергей из какого-то невнятного бахвальства приподнялся на ватных ногах, расстегнул ширинку - и отомстил наступающей тьме единственным возможным для него способом. Весьма нагло.
"Такое чувство, что я после того потерял сознание так прочно, что мои алчные мучения прошли мимо, нисколько меня не задев, - подумал Сорди. - И голода я в самом деле не испытал. Но Карди - она-то откуда взялась? Где она существовала между обоими моими жестами - первым в досмертии и вторым - в посмертии? И откуда, кстати, взялись эти мысли о несуществовании?"
- Не тормози, юноша, - ворчливо проговорила здешняя и вполне осязаемая Карди. - В то уютное гнёздышко, куда я собиралась тебя направить, мы не поспеваем, но есть шанс до темноты устроиться неплохо. Правда, в отличие от вчерашнего, постоянный хозяин там есть - и еще какой.
Тем временем они отошли в сторону от большой тропы, прошли по уступам, что сходили за дорогу, по видимости, лишь в глазах местных жителей, и приблизились к очередному склону, сплошь покрытому вертикальными складками.
Карди указала на щель почти в рост человека, что пряталась в одной из складок:
- Вот, давай сюда. Или нет, конечно. Сначала рискует мастер, потом подмастерье.
Она сняла плащ, подвинула саблю ближе к переду, повернулась боком, как-то сразу сузилась вся и начала протискиваться.
- Да сюда впору одной змее пролазить, - сказал Сорди ей вслед.
- Ты не представляешь, малый, насколько ты прав, - хихикнуло оттуда нечто вроде эха. - Вот и вообрази себя ею. Или диггером: не развлекался этак до того сакраментального обращения?
- Нет, только спелеологом немного.
- Отлично! Вот вернись мыслью в свое грешное и разнообразное прошлое - и валяй.
Как ни странно, кожу он с себя не содрал; даже одежда осталась почти невредимой. Пара-другая царапин на рукавах куртки, каменное крошево на ткани свёрнутого и протянутого перед собой ягмурлука - и всё.
Внутри оказалось просторно: ход не тянулся коридором, как в прошлой пещере, а обрывался в довольно глубокую впадину с гладкой, как бы даже отполированной стенкой, по которой подошвы скользили с опасной прыткостью. Зато искать или зажигать свет не понадобилось: здесь слегка фосфоресцировал сам воздух, вернее - некая взвесь парящих в нём частиц. А внизу мертво стояло круглое озерцо с тёмной, тяжёлой на взгляд водой и широкими песчаными берегами.
- Споры, - отрывисто сказала Карди, опуская ношу на влажный песок. - Светящиеся споры. Это от растений здешних - вон какие бороды на дальнем склоне. Снова мох или, верней сказать, водоросль. Вообще-то не опаснее болотной гнилушки, но зрелище имеем недурное.
В самом деле - стоило глазам чуть отойти от вечернего солнца, как замерцали уже стены грота, песок и даже вода.
- Можно пить с берега внаклонку или прямо из горсти, если ты хочешь, - продолжила Карди. - Но не очень рекомендуется. Лучше подожди, пока устроимся в задних помещениях.
Они обошли озеро по краю, поднялись по противоположной стороне чаши - растения не скользили, а лишь слегка пружинили - и увидели низкую арку хода. Идти по ней можно было лишь пригнувшись, а позже - и вообще ползком.
Когда запыхавшийся и вконец истомлённый Сорди сумел, наконец, подняться на ноги, его старшая уже била кремнем о кремень, зажигая огонь в светильнике чугунного литья.
- Хорошо быть запасливой, что скажешь?
- Хорошо весьма. Это всё ты с собой принесла?
- Только камушки. Ты примечай - металл тяжёлый, работа местная. Богатая.
Узор вокруг глубокой плошки был неожиданно изысканный - крылатая змейка с раскрытой пастью. Жало в виде языка пламени перевешивалось внутрь сосуда - оттого казалось, что огонь в нём есть продолжение самого гада.
- Затейливо, - ответил Сорди. - Да, прости, я могу отпускать по делу какие-никакие замечания?
- Конечно, юноша. Запрет на слова и даже на вопросы - вовсе не самодурство: ты должен учиться слышать те тихие ответы, что звучат здесь со всех сторон.
Когда они поели - нечто вроде толокна, заболтанного водицей, которая была запасена у них во флягах с прошлого раза, - Сорди высказался вторично:
- Карди, это я по твоему примеру стал вегетарианцем или окрестная натура подсказывает?
- Говоришь в том смысле, что ты моей затирухой не наелся?
- Ну... не знаю. Живот вроде набил, а морального удовлетворения как не было, так и нет.
- Знаешь, тут место особое. Впрочем, во всем Динане места особенные, а в горном Лэне - тем паче. Вот как было, или не было, или в какой-то мере всё-таки существовало царство пресвитера Иоанна.
- Умберто Эко, "Баудолино". Да, я читал.
- И только-то? Маловато. В таких книгах поселяться внутри надо, чтоб их суть познать. Знаешь, как твои православцы здесь оказались? Динан по своей природе точно книга, страницы которой перелистывает нездешний ветер. И оттого как бы мерцает. То встраивает себя в человеческое бытие вплоть до заметок в прессе и дружественных визитов глав государства, то стирает следы подчистую. Обыкновенная жизнь ведь тоже с двойным дном, только вы того не замечаете. То есть, то нет, то горит, то тухнет и протухает. Одна сторона - свет, другая - тьма, одна - плюс, другая минус. Двоичный код. А твои приятели свет не по чести воруют. Берут то, что им пока не предназначено от Бога. Заповеди блаженства соблюдают, а внутренний смысл для них закрыт. Получили чаемое - а потом стоп машина.
- Погоди, прошу тебя. И прости, что внедрился в паузу. Это ведь... Синдром Мерфи. Каждый застревает на уровне своей некомпетентности.
- Ха! Лихо. Так вот они внедрились со своим заёмным светом в Динан, когда он проявился, и позже засели в нём инородным телом. Бревном в глазу. Вляпались или влопались. Ни туда, ни оттуда, ни вверх, как Иштен, ни вниз. Хотя в одну сторону могут, пожалуй... Да, тебе понятно или не очень?
- Не очень. Это не мозгом, наверное, а всем телом надо постигать, как танец. Сердцем. Они нам опасны?
- Нам ничто не опасно.
- Ну, могут навредить из-за меня?
- Как сказать. Они - не те, кто тебя с горки спустил. Как и ты не совсем тот.
- А Тэйн нас здесь в узком месте не подстережёт?
- И не помыслит. Подождёт чистого поля. Я ему, видишь ли, прилюдную схватку задолжала, перед лицом ваших и наших. Прошлый раз верх-то мой вышел.
Сунула ему большую миску и две малые чашки с ложками - вытереть расхожей тряпицей и выполоскать. Сняла плащ и положила на пол, бросила в изголовье оба заплечных мешка. Сказала с холодноватой интонацией:
- Теперь ложись отдыхай. Я тут кое с кем из местных поговорю, но тебе не надо при этом присутствовать. И на берег озерца не выходи тем паче.
Сорди упал на постель как был - в одежде и обуви. И снова заснул, как умер. Но уйти далеко не успел. Ибо его позвали.
В узком проходе встала луна - или нет, он сам сделался луной, круглым осколком зеркала, похожим на то, что дала ему Карди для бритья, но девственным и не тронутым никакими изъянами, как сама античная богиня.
Нечто свыше подняло Сорди с ложа и окунуло в Луну. По лунной дорожке он не двигался подобно прочим смертным - плыл, купаясь в молочном, серебряном волшебстве. И сам не понял, как очутился в месте, что было ему запретно...
Нет, не так. Смотреть издали - не находиться, подумал он. И берега нет: озеро встало вровень с краями своей чаши, это его вода сияла живым фосфором. А у самой воды, в одной светлой рубахе и шароварах, - увидел он - лежала Карди. Запрокинутое так, что коса полощется в лунной воде, лицо казалось высеченным из здешнего мрамора: не подрагивают веки, не трепещут круглые ноздри. А вокруг всего тела.... Чёрное, лоснящееся, со сложным рисунком более светлых ромбовидных пятен и зигзагов...
Огромная змея, что обвила человека кольцами, подняла изящную стреловидную голову и уставилась немигающими глазами в полупрозрачной плёнке - в другие глаза, плотно закрытые веками. Спящие. Зачарованные.
Видимо, Сорди непроизвольно подался назад, вообще шевельнулся. Ибо змей рывком повернул голову - отверстая пасть, кинжальные клыки - и с почти беззвучным шелестом ринулся навстречу святотатцу.
Но наперерез ему уже летел, поворачиваясь вокруг оси, уже раскрытый "Белый Волчонок", неведомо как вышедший из-за пазухи и возникший в руке Сорди.
Клинок ножа ударил точно поперек шеи, звякнув о камни. Голова отлетела к ногам убийцы - челюсти судорожно раскрывались и открывались, язык трепетал обоими концами, как алая лента на ветру.
Кольца раскрутились, соскользнули вниз. Кровь пролилась в воду и пригасила своим пурпурным цветом фосфорное сияние.
- Недоумок, - Кардинена, полуобнаженная и злая, подобрала нож и держала его, по-прежнему раскрытый, на отставленной в сторону руке. - Это ведь с ним я говорила. Хорошо, что беседа наша уже шла к концу, а то бы тебя не так еще приласкало.
Теперь Сорди почувствовал немоту во всём теле и понял, что его парализовало. Как жену Лота. Откуда повылезли некстати эти библейские реминисценции...
- Это как раз ерунда, - она плеснула ему в лицо тепловатой водой из озерца, и он вмиг очнулся. - Ты нарушил запрет. Ты убил вместо того, чтобы самому стать на пороге гибели. Здесь за такое полагается вира.
- Я заплачу.
- Сказано смело. Откуда ты знаешь, как и чем? При всём том ученик не платит и ничем не платится - за него отвечает учитель, - Кардинена подобрала змеиную голову, приложила к извивающемуся в последних судорогах узкому телу. Теперь, в более естественном свете небольшой лампадки на стене, который проявился, когда озеро помутнело, стало видно, что змей скорее атласно-коричневый, чем чёрный, а узоры на нём - золотистые и алые, как пламя.
- Я виноват... Но мне было страшно за тебя, и я разозлился.
- Убить со страху презренней, чем от злости. Что ты выбираешь?
- Второе, Карди.
- Хорошо. Учту, когда придётся тебя наказывать. Не сей же час, разумеется, а когда у меня будет пояс с тяжелым набором вместо этого шарфика или хотя бы жеребец в полной боевой сбруе. Кстати, можешь меня спросить, пока я не занята тем или иным: верный вопрос - зачёт в твою пользу.
- Я убил разумного?
- Да, но, по счастью, не высокоразумного. Главу Подземного Народа. Единая мысль природы - вот это Высокий Ум, Вселенская Связь Разумов. Капли, что сливаются в реку, не теряя своего вкуса и запаха.
Кардинена произносила двухсловные и трехсловные термины так, что отчётливо звучали прописные буквы.
- Ну что же, сделанного не переделаешь. Остаётся использовать то, что дано в непосредственном опыте. Я хотела взять от Змея силу для твоей инициации - придётся совершать иной ритуал, хотя с прежним смыслом. Вот твой нож, забирай. Свежевать змею сам будешь? Ну, шкуру снимать? Ученику положен выползок, старая кожа, что кай-коаты оставляют внутри грота, пробираясь наружу сквозь щель, но судьба вновь нас переиграла.
Теперь Сорди почувствовал уже не страх, как в самом начале, - но неподдельный ужас.
- Я не смогу.
Однако принял своего "Волчонка" и сунул в узкий карман на внутренней стороне плаща.
- Немногое ты можешь, однако.
Карди забрала свой камзол из кучи, где были сложены все ее вещи. Откуда-то из недр вынула плоский, величиной в палец, кинжальчик и начала не торопясь снимать змеиную кожу, выворачивая наизнанку чулком.
- Мы должны показать, что взяли жизнь Нейги не понапрасну. Единственное, что может нас извинить. Да, что глазеешь попусту? Огонь высеки - здесь не принято его мхом прикрывать. Воду здешнюю в котелок набери и вскипяти, пока назад не ушла.
В самом деле, под ногами уже показались края обрыва, поросшие здешними непонятными растениями, и Сорди пришлось перегнуться ради того, чтобы черпнуть жидкости, до того, как ему показалось, для них запретной. Некоторые водоросли показались ему отчасти высохшими - когда собрал и подложил под кресало, зажглись вообще как порох. Вода в сосуде, который он с умением, куда большим прежнего, укрепил на рогатке над костерком, тоже вскипела почти мгновенно.
Тем временем Карди совершенно обнажила и разрезала тело змея на куски, побросала в котелок. Взломала хрупкий череп, вынула и разрезала надвое мозг, похожий на грецкий орех в сетке прихотливых извилин, протянула мужчине половину на кончике лезвия:
- Это надо есть непременно сырым. Пополам: мне и тебе. И не кривись напоказ, будь другом.
Сорди покорно проглотил, стараясь не слишком давиться. Однако мучения были разве что нравственными: подрагивающая масса оказалась нежной, солоноватой и чуть пряной на вкус.
- А варёное мясо съешь один. Дабы...как его там? Обрести змееву мудрость и ведение.
И добавила, сжалившись:
- Можешь не всё. Но непременно чтобы с благоговением. И не смей вырвать, чтоб тебя!
Однако плоть мужа из рода кай-коатоказалась, даже если отвлечься от ее сакрального значения, вполне приемлемой на вкус. Более того - Сорди понял, что в некоем смысле именно такой пищи он желал всё время.
- Теперь возьми меня за правую руку и слушай мои слова, но не повторяй. В том нет нужды.
Оба стали на кромку берега, и Кардинена произнесла первые слова:
- Глубины и хляби, внемлите мне. Своды и склепы, слушайте.
Нечто дрогнуло в незыблемом мире. Всколыхнулась и ожила, пошла медленными кругами поверхность водоёма. Зыбь пошла по бугристым стенам, накрыла светом, точно сетью из крупных световых ячей.
- К мудрости вашей прибегаю, древностью вашей клянусь. Вот отысканное странником в мирах живое бремя, кого именует он отныне частью его здешнего пути. Ученик - плоть великого Негайры, в нём ум и сердце великого Негайры, и вашей волей да будет он отныне облечён в кожу великого Негайры. И да станем мы оба едино с Народом Вод и Недр: мастер и ученик.
Под конец этой речи фосфоресценция грота померкла. Озеро втянулось, будто в воронку, вернулось в прежние берега, и оба человека увидели на гладком сером песке радужные извивы огромных рептилий. Змеи самого различного вида и цвета, иные, как казалось, с лапками и зачатками крыльев, выходили из подземного водоворота и скользили по песку, оставляя борозды, с лёгким шипением поднимали головы, смотрели - причем взгляд их явно был более пристальным, чем у простых особей. И - они явно слышали голос Кардинены, а не только ощущали вибрацию воздуха: по обеим сторонам головы у них находились как бы крошечные чешуйчатые раковины.
А когда голос утих, с десяток самых ярких и крупных созданий поплыли вверх по склону навстречу женщине и мужчине.
- Теперь не шелохнись и не пикни, храбрец, - прошептала Кардинена, - а то, чего доброго, навек замолкнешь.
Живая масса обвилась вокруг ног Сорди и тотчас перекинулась на плечи - он со стеснением в груди подумал, что это будет похоже на ледовую глыбу и вмиг опрокинет его навзничь. Однако от змей исходило тончайшее сухое тепло, одевая его грудь и спину, они, по всей видимости, опирались на хвост, чтобы не тяготить человека сверх меры, известной одним лишь скальным ползунам, не имеющим ног и обладающим мощью и лёгкостью движения, которыми с этого мига будут одарены их духовные чада на дороге вечной и принадлежащей вечности, в которой нет ни живых, ни мёртвых, но есть только идущие - те, кто принял Путь, стал Путём и следует ему так же точно, как лучшему в самом себе...
Наверное, Сорди опять зачаровало, и надолго. Ибо когда он очнулся, слегка вздрогнув, ни на берегу, ни в тёмной воде, неподвижной, как и прежде, не было ни души. Только он и Кардинена, которая уже не держала его руки, а возилась, сворачивая нечто у самых своих ног в тугой рулон.
- Нас простили, - сказала она. - А свой змеиный накосник ты получишь, когда я его чуток обомну, просолю и вымочу в растворе едкой травки. Потом бы еще прикоптить маленько на индейский манер. Работа не очень долгая, если умеючи: вот только таскать придётся за собой в мешке. Ты не возражаешь, надеюсь?
- Нет, - еле ответил Сорди. - Я снова могу спрашивать?
- Можешь.
- Я ведь умер? Ты меня приняла в совсем ином Динане?
- Угм. Ты слышал, что перед смертью часто очень хочется пописать? До конфуза сильно? Ну вот, сие и было последним твоим деянием на том свете, а конкретно тебя спасать мне пришлось уже в этом. В смысле от голодного обморока, который за тобой и сюда последовал. Что до меня самой - я ведь из тех, кто свободно проникает в разные миры. Такая уж уродилась.
- После смерти попадаешь в ад или рай, но это место не похоже ни на то, ни на другое.
- В чистилище ты, значит, не веришь, как и положено истому правоглавцу. Ладно, суть не в ярлыках. Ибо, как говорит святой Даниль, некоторые люди попадают в рай по обетованию и застревают там на веки вечные... а есть такие, кои сами есть свой рай, и эти свободны. Похоже, тебя прибило именно к тому берегу, к какому нужно. Вообще-то здесь нет ничего, никаких частей суши, кроме Большого, иначе Великого, Динана: а это остров или даже континент посреди океана, где собираются персоны вполне исключительного склада. Скажем, которые в прежней жизни не долюбили. Или не додрались, что для них почти то же самое. Ты в себе соответствующих задатков не замечал?
- Я - не знаю, правда. Но мои бывшие собратья - неужели и они...
- Признаться, я тоже сему удивляюсь. Такие постные, такие целомудренные и вообще неубиенцы. Своими руками, имею в виду. Впрочем, всякая тварь нужна для своей цели, даже если сама цель ей неведома. Может быть, и не они сами были важны - один ты.
Каковы были цель и смысл того, что произошло между ними и змеем, думал тем временем Сорди. Показать ему, что он, в своём праведном или неправедном возмущении, нисколько не лучше тех, кто зарубил Иштена? Что в глубине души он такой же зверь, каннибал и адское исчадие? Или, напротив, - достоин того, чтобы помочь ему, Кардинене - да, в какой-то мере самому Большому Змею - совершить ритуал посвящения в ученики, соблюдая все подобающие тонкости? Кто знает?
"Меня сподобили, - вдруг подумал Сорди внятно и вполне чётко, как будто желая передать кому-то другому свою мысль. - Или, если по-простому, спровоцировали на неподобающее деяние".
Но вслух этого не произнёс. Только снова сказал:
- В последний раз спрошу, ладно? Змей умер для этой земли. Иштен умер для этой земли. Каков смысл во всём этом?
- Не умрёшь - не поднимешься. Многого ли стоит жизнь, если ты на нее обречён? Не покажется ли она тебе - рано или поздно - чужой и скучной? И вообще: жил, умер, потерял, нашёл - какая разница, мой человечек. Мой чела...