Мудрая Татьяна Алексеевна : другие произведения.

Костры Сентегира 21

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Завершающая глава романа.

КОСТРЫ СЕНТЕГИРА

XXI

   Лошади и женщина стояли под низким полупрозрачным куполом нежно-льдистого оттенка: Шерл и Сардер в попонах, Карди в пончо и ягмурлуке с капюшоном, натянутым поверх светлой косы.
   - Давай сюда, чела: я уже успела все тюки упаковать, пока тебя по коридорам и тупикам мотало.
   - Не боялась, что заблужусь? - спросил он с робкой полуулыбкой.
   - Велика потеря, тоже мне, - она фыркнула. - Ты особь самостоятельная и своевольная. Слишком даже.
   Его накидка лежала поперек седла, и Сорди немедленно в неё влез.
   - Теперь надо отсюда выкапываться, - проговорила Кардинена. - Я начала - ты продолжишь.
   И вложила ему в руки... нет, не лопату, но что-то вроде огромного черпака.
   - Только внутрь башни не кидай, прошу тебя: мокреть разведёшь.
   Содержимое черпаков было подозрительно липким и пахло...ну да, пахло свежей лесной земляникой.
   - Унюхал? Ага. "Кто говорил, что земляника всего слаще по утрам? Твои губы слаще". Это Тиль Зеркальщик сказал. Уленшпигель.
   - И это вовсе не снег.
   - Ну вроде да. Помнишь, как один прыткий горшочек запрудил все окрестности городка сладкой кашей? Сказка братьев Гримм.
   - И жителям приходилось всякий раз проедать в ней дорогу, чтобы выйти или выйти.
   - У нас проблема полегче. Ты попробуй.
   Сорди скатал комок в пальцах и лизнул.
   - Мороженое. Домашнее.
   ...В первый дачный год у семьи не было денег на покупку холодильника. Зимой это не играло роли, а в марте мама набила погреб снегом и плотно его утрамбовала. Сын-малолетка старательно ей помогал и получил награду: мать долго крутила в кастрюльке, наполовину воткнутой в снег, смешанный с молоком клубничный сироп - вправо-влево, - взбивая в пену. Получилось ну почти настоящее мороженое, как то, что иногда завозили в их сельский магазинчик.
   - Нет, верно. Даже лучше.
   - Хорошо, что у тебя не развилась ностальгия, - усмехнулась Карди. - Да ты не просто отгребай, а притаптывай. Скорее получится.
   Когда они вышли на волю и вывели за собой лошадей, вокруг была весна. На небе играла утренняя заря, сугробы сильно подтаяли и покрылись жёсткой коркой, а из тёмных проплешин вовсю выглядывали лиловые, пурпурные и белые крокусы величиной с кофейную чашку.
   - Это потому, что Дракон вернулся к себе на небо, - объяснила Та-Эль. - Там у этого баламута усадьба на уровне седьмого неба: особняк в два этажа с мансардой, вокруг сад в английском духе, с газонами, руинами и водопадом. А время от времени - и хозяйка в лице меня. Да ты чего лопухи поразвесил, а ногу зараз на стремя? В седло пока не смей садиться: дорогу придётся пробивать, лошади ведь не обуты.
   Однако дело это оказалось нетрудное и даже весёлое: в середине лощины покров едва достигал щиколоток. Сорди заподозрил, что Кардинена специально задаёт ему работу, чтобы не мешал думать: после юморного эпизода со сладким снегом она погрузилась в некую мрачность.
   Наконец, он решился спросить, в чём дело.
   - Ты сильный, - неохотно пояснила она. - Стал или был - иной разговор. И ты меня выкупил по полной программе. Оттого здесь так нехило и пораспускалось всё. Только по-настоящему вина должна выходить с потом и кровью. Штука в том, что это не тебя, а ты сам должен простить.
   Сорди хотел было уточнить - кого: других или самого себя. Но понял и без слов.
   Потому что марево испарений, что стояло над землей, вмиг развеялось утренним ветром, и на горизонте, как и всегда, стал Белый Сентегир.
   Только теперь видно было, что внизу склоны его заросли хвойными деревьями, а на снегах вершины расцвели подобия гигантских алых тюльпанов.
   - Он теперь стал совсем рядом, - произнесла Карди. - А не так далеко от его подножия было такое озеро: узкое, как лист камыша, изогнутое, словно карха, и очень глубокое. Почти бездонное. У вас в этом роде тоже есть славное море - священный Байкал. Но Цианор-Ри куда меньше.
   К полудню снег растаял настолько, что путники сбросили накидки, распахнулись и стащили попоны с лошадей, предварительно растерев их потную шкуру. А когда уселись верхом, отдохнувшие скакуны мигом припустили бойкой рысью.
   - Истосковались, - проговорила Кардинена.
   - Ага, - ответил Сорди. - Может быть, если ты расскажешь об озере Цианор, печаль твоя и моя поразвеется?
   Она посмотрела на него, чуть недоумевая, а потом...
   Потом расхохоталась от всей души.
   - Я ж о конях, а ты... вон куда повернул.
   - Путь ещё не кончен, дорога пряма, и никто ведь не знает, что может с нами случиться - зачем помирать раньше времени, верно?
   Так разговаривая, они двигались дальше, пока не настал ранний вечер.
   - Костёр будем разжигать в чистом поле или как? - спросила Кардинена. Что-то я ни пещер, ни иных укрытий не вижу.
   - Ветер, - ответил невпопад Сорди. - Влажный ветер с открытого пространства. Снег и земля пахнут не так.
   - Ты думаешь? - она встрепенулась.
   - Я не знаю: это ведь ты здесь людей водила. Местность изменилась и вообще шуточки шутит, однако.
   Но она почти не слушала, вглядываясь вперед.
   - Когда Магомету нужно, гора идёт...
   - Да, ты говорила...
   - Облако, озеро, башня.
   - Набоков...
   - Дурень. Я про Цианор. Над этой водой почти всегда стоял туман таким длинным облаком.
   Она сжала колени на крупе Шерла - тот ржанул и радостно сорвался в галоп, будто и не провёл весь день, меся копытами чёрную грязь. Сардер молча подтянулся за ним. Отыскали еле заметный поворот, щель, устланную мелкой галькой, что осталась от ручья или реки, переменившей русло...
   И озеро раскрылось перед ними с вышины, точно бутон прекрасной лилии.
   Отсюда не было видно его дальних берегов, хотя вовсе не из-за тумана. Удивительной красоты багряные облака стояли над неподвижной, как бы стеклянной водой, на поверхности которой плавали отпавшие от них клочья. И башня тоже была - вернее, оставшийся от нее фундамент и часть стен нижнего этажа.
   - Спускаемся, - сказала Карди. - Только аккуратней - сам понимаешь, тропа не торная.
   Однако несла она их быстро - свежая зелень, ретиво лезущая из-под прошлогоднего сена, вовсю скользила под копытом.
   На берегу всадники спешились, расседлали коней и пустили их на вольный выпас.
   - Травки пощиплют и заодно постерегут, как всегда, - заметил Сорди.
   - Не думаю, что здесь найдётся что-нибудь по-настоящему враждебное, - неохотно отозвалась Кардинена.
   - А Тэйн?
   - Шутишь. Давно вперёд ушел, пока мы разбирались с нашим призванием. Стоит в месте, где, по его расчетам, пройдем уж точно. Перед самым Сентегиром.
   Потом он спросил, не желает ли его старшая поесть - воды из великого озера они уже хлебнули. Была она сладкой и неожиданно тёплой.
   - Разве что семян лотоса, да они не созрели. Цветов вон сколько, смотри.
   - Это лотосы?
   - Конечно. Когда становится совсем холодно, они закрываются и уходят на дно вместе с листьями. Этой ночью тоже нырнут.
   Теперь, будто некто о стороны протёр ему глаза, Сорди увидел отчётливо: вдали от берега - широкие буровато-зелёные листья, плавающие на поверхности воды, а посреди каждого скопления - тёмно-розовый цветок с изящно вырезанными лепестками. Лотосы он видел и на Ниле, и на Волге, однако здесь они были гораздо пышнее.
   - Ну, положим, я тебе не лотофаг и управляться с этой травкой не умею. Чай монгольский сготовить?
   - Это вроде жирного молочного супа? Сам потребляй, коли есть охота.
   Карди развернула попону посреди более-менее просохшего пятна рядом с башней и уселась так, чтобы видеть воду. "Что это с ней, - подумал мужчина, доставая твердую плитку "Оолонга", соль, молочный порошок и коробочку с пряностями. - То веселилась, а то вдруг сникла. Отродясь такой вялой не была".
   Чай на костерке вскипел быстро и получился куда как вкусен, несмотря на отсутствие сливочного масла. Сорди впихнул полную пиалу в пальцы спутнице - выпила.
   - Ночевать будем где - в башне? - спросил он. - Темнеет вроде бы.
   - Нет, - ответила она с необычно ровной интонацией. - Так нет ни пола, ни перекрытий. Это заброшенная станция Зеркального Братства.
   - Ну ладно: ты ложись где сидишь, я рядом, лошади с обеих сторон и еще тёплым укроемся.
   Так он и поступил: подоткнул покрепче попоны и остальное тряпьё и как-то вмиг уснул.
   И снились ему невнятные, но отнюдь не пугающие сны про конец света: плоты из мертвецов, окрашенных в радужные оттенки, носились по ветреному небу, время от времени от них отщеплялось одно из тел и рухало вниз. Пара, окрашенная золотым, бойко перепрыгнула через изгородь и приблизилась к его соседке (тут он понял, что вся земная поверхность в таких его соседях). Тот, кто пощуплей, был ангел, высокая фигура в тюбетейке, из которой тянулись вверх три зыбких молнийных зигзага, - его женщина. Он (не Сорди, не Сергей, некто с иным именем) подумал было, что и ему не помешал бы такой свидетель (это слово он произнёс чётче остального), но тут на глади океана закружились, завертелись круглые кожаные челны - эскимосские, нет? В каждом сидел гребец с веслом, которое он держал поперёк туловища.
   Тут Сорди проснулся - оттого, что воздух вокруг изменился. Стал более плотным и - да, звучным.
   Осторожно выполз из кокона, даже не надеясь, что это пройдёт незамеченным Кардиненой, - но прошло-таки.
   Огляделся по сторонам: вокруг рассвело, только свет был какой-то странный, холодный, стирающий все оттенки, кроме серебристо-розового. Лотосы раскрылись, некоторые причалили к берегу.
   - Луна и лунные цветы, - сказал он тихо.
   Однако его услышали - может быть, лишь увидели. Нечто с сухим шелестом змеиного выползка скользнуло по тугой от заморозка земле, пытаясь скрыться, но Сорди перехватил: рука вцепилась в нечто мягкое, тёплое...
   И резко, с болью, отпрянувшее.
   Девушка встала над ним, опираясь спиной на камень, видимо, отпавший от разрушенной стены: худощавое тело, белые волосы, чуть розоватая, как жемчуг, кожа и какая-то длинная хламида цвета тёплой луны.
   Он приподнялся, потирая едва не вывихнутое запястье.
   - Мужчина не должен меня касаться, - проговорила она.
   - Я не буду, - пообещал он. - Откуда ты?
   - Откуда пожелаю: из башни, из чаши цветка, с луны в полнолуние... На запах твоей крови, аромат твоих снов...
   Привидение, вампир? Сорди в сомнении покачал головой. Безумная? Это вернее, только до сих пор ему не встречались в стране Динан лишённые разума. Даже среди эремитов. Даже в Лэн-Дархане, где экстравагантное поведение выставлялось прямо-таки напоказ.
   - Ты зачем подошла?
   - Я тут живу, разве не сказала тебе?
   - Где - на Луне или в лотосе?
   - На Луне. Внутри цветов я только по озеру плаваю.
   Точно - малахольная.
   Но вот цветы...
   "Виктория Регия, - сказало нечто внутри. - Лист этого растения выдерживает вес ребёнка, цветок похож на гигантскую лилию. Безмятежные боги пребывают в лотосе".
   - Ты хочешь выдать себя за Дюймовочку? - пошутил он.
   - Я не хочу выдавать никого. Не хотела, - глаза широко раскрылись - чёрные провалы на пол-лица, в которых не было ни единого блика. - Хотела, но не могла. И за это мужчины сделали мне больно.
   - Это твоя вина? - спросил он. - То, что ты в себе несёшь.
   - Да, это моя тяжесть. Не будь её, я бы и в самом деле могла взлететь в воздух. На луну или на гору.
   - А кто делит эту тяжесть с тобой?
   - Они. Мужчины. Но я их простила, и все они умерли. Зачем оставшийся в живых допрашивает меня о таком?
   - Я не такой мужчина. Я не мужчина, - Сорди встал с земли, выпрямился и подошёл к ней - плавно, не желая испугать. - И не собираюсь дотрагиваться до тебя - только спросить и получить ответ
   - Её тоже спрашивали, - прошептала она. - И сильно хотели ответа.
   - Кого? - он уже знал ответ.
   - Мою кохану. Мою кукен.
   - Ты помнишь её и твоё имена? Не говори, какие. Не произноси ничего - лишь кивни.
   Мир разломился надвое, вспыхнул и снова слился и погас, когда девушка медленно, будто цепляя тяжесть на коромысло, наклонила голову. В глазах вспыхнули огромные луны.
   - Майя-Рена, - сказал он мягко. - Стоит между тобой и твоей кукен что-либо скверное или это всё - между вами двумя и Господом?
   - Он хозяин Последнего Дня и на нём решение, - ответила она заученной фразой.
   И начала падать наземь. Сорди подхватил девочку в объятия - так, будто взял за стебель поникший цветок.
   - Ма, иди на моё место под покрывалами. Вы нашли друг друга - ты и твоя возлюбленная. Только не буди ее прямо сейчас. Пусть она проснётся так, словно ты никуда и не уходила.
  
   Челнок отплыл от берега и погрузился вглубь. Луны в небе и на озере закатились.
   "Как удивительно, - думал Сорди, сидя на берегу и наблюдая за звёздами и облаками. - Вот Волчий Пастух - их с Карди и тянет друг к другу непрестанно, да лишь для поединков, в чём бы это ни выражалось. Для соперничества: только оно одно и приносит радость обоим. А Майя-Рена пускай принесёт моей воительнице покой и тишину".
   Обнял плечи руками - утро обещало быть холодней вечера - и продолжил:
   "Нет, откуда у бывшего правоглава и крещёной католички такие типично исламские формулировочки? Неужто в воздухе носятся?"
   И уснул - очень крепко и без сновидений.
   А наутро первым, что он увидел, поднявшись на ноги, были Майя-Рена и Карди. Одна сидела на некоем подобии табурета, разделив волосы на пробор - великолепное золотое руно, сзади достигающее пят. Другая бережно расчёсывала всё это костяным гребнем: её собственная белокурая коса, аккуратно переплетенная алой лентой, была перекинута через плечо холщовой рубахи, расшитой неяркими знаками.
   Услышав его шаги, женщины обернулись, и Кардинена пропела:
   - Время мою косыньку на две расплетать... так, что ли, мой ученик?
   Глаза её сияли чистейшей васильковой синевой, щёки зарумянились от холода, который натягивало от большой воды.
   - Вы изволите быть магистром и предводителем, - с шутливой чопорностью заметила Майя. - Вам положено иметь две боевых косы. И, прошу вас, не вертитесь на этом булыжнике, а то он, чего доброго, кричать под вами начнёт, будто ирландский камень королей.
   - Вот уж что мне не к лицу - в короли подаваться, - ответила Кардинена. - Хотя вот королева у меня уже есть.
   - А у такого красавца, как ваш стремянный, нет кому его расплести-расчесать, - улыбнулась Ма.
   Сорди почувствовал, что краснеет без всякого ветра.
   - Не дразни его, - предостерегла Кардинена. - Он хоть и носит на себе знаки истинного воина, однако не по полному праву: ни ему истинное имя не наречено, ни для его кархи гран не утведилось.
   Пока они так беседовали, рассвело уже окончательно. Майя окончила свои труды, Кардинена встала с места, дожидаясь, чтобы ей с Сорди подвели коней, на удивление выхоленных и послушных: подчинились одному движению девичьей руки.
   Взошли в сёдла, проверили переметные сумы, в которые упаковалась вся тёплая одежда: всё равно они порядком отощали и висели спереди седел как пустые бурдюки. Женщины поцеловались и что-то тихо сказали друг другу, Майя протянула подруге камчу, которую та и заткнула за кушак. Шерл покосился на эту идиллию с довольно презрительным видом, но ничего не сказал.
   Когда они отъехали на такое расстояние, что голосов не было слышно, Сорди спросил:
   - Отчего ты не взяла Майю-Рену с собой?
   - Зачем? Лучшие свои драгоценности с собой не возят. К тому же ей тут лучше всего. Разве ты не понял, что она аннуат, озёрница? Ну, русалка. Они живут в подземных водоёмах и потоках, а выходят наружу лишь ради того, чтобы поплавать среди лотосов озера Цианор. Оглянись назад.
   Сорди повернул голову: на неподвижной, без единой складки, поверхности раскрылись большие розоватые цветы, внутри каждого сидела крошечная девочка.
   - Это их дочери, но взрослые аннуата тоже могут умаляться, - объяснила Карди. - Тебе повезло: если бы то была не Ма и ты отказал бы ей в потомстве, она могла бы, чего доброго, и отомстить. Затянуть в подвалы башни или утопить прямо здесь, у берега.
   - Они злые?
   - Не думаю. У них, как и у всего в здешнем мире, есть цель и предназначение.
   - Тогда другое. Отчего ни она не попыталась тебя удержать, ни ты - остаться?
   - Я обещала приходить, как только смогу. А могу я отовсюду. Приходить - и глядеться в двойное - нет, даже тройное - зеркало; отходить душой от стычек. "Мужчина - воин. Женщина - для отдохновения воина".
   - Так сказал Заратустра. И еще он сказал: "Ты идёшь к женщине? Бери с собой плётку".
   - То сказал не он, а вредная старушенция, которая его передразнивала.
   - Тогда зачем ты приняла от Майи такой подарок? Ведь говорила же сама, что для лошади плеть - оскорбление.
   Кардинена с укоризной кивнула:
   - Знак власти. Признание над собой старшего - только и всего. Хотя иногда приходится пускать в ход как указку - если кто-то не умеет угадать точный миг для прыжка через барьер.
   По сторонам дороги горы сдвигались, будто направляя и сторожа их путь: под копытами скрипел щебень, ниспавший со склонов, на самих склонах изгибались слои пород, курчавилась трава.
   - Сорди, я вот на твоём месте другим бы поинтересовалась.
   - Да?
   - Как далеко осталось до места, где нас Тэйн перехватит.
   - Ему мы во главе войска нужны.
   - А разве мы уже не малое войско? Вздень поверх камзола кирасу, проверь, легко ли Стрелолист из ножен вынимается - и более ничего не надо.
   - Карди, твоей русалке ты говорила иное. Прости, я снова виноват.
   - Да, - коротко ответила его старшая.
   - Я понимаю. Нет дела или поручения, какое бы я не исказил. Нет несчастья, которое я бы не навлёк тебе на голову.
   Она коротко рассмеялась - до сих пор Сорди не замечал у неё такого жёсткого смеха.
   - Твои ляпы на удивление плодотворны. Благодаря им все узы порвались окончательно, а все узлы связались как нельзя прочнее.
   - Однако в этом нет моей заслуги - одна удача. Я не могу принять твоего прощения даром. Даже если вот эти твои слова и есть прощение.
   На этих словах Та-Эль резко потянула за повод: Шерл поднялся на дыбы, и опустил копыта, вслед за ним остановился Сардер, по инерции перебирая ногами.
   - Ты рассказывала мне разное, толковала об отсрочке, вгорячах давала обещания. Я помню твои слова о том, что вина выходит с твоим потом и кровью. Об Иосифе Флавии. И еще о переходе на ступень.
   Кардинена сморщила нос в непонятной гримасе, скосила глаза на свой пояс:
   - А уволить меня от исполнения можешь?
   - Я не имею права насиловать твою волю. Однако всё стремится к завершению.
   - Хм. Я так понимаю, на публичности ты не настаиваешь.
   Он кивнул.
   - Тогда предлагаю игру. Типа чтобы снять обоюдную... хм... неловкость. В Киргизии бывал? Там есть такое свадебное состязание, называется Кыз-куумай, "Догони девушку". Сначала парень пытается добраться до девушки, которая скачет впереди, и чмокнуть её в щёчку, но если ему не везёт - нерасторопен там или девушке не люб, отчего она прытче обычного уворачивается, - на обратном пути она едет позади и пускает в ход камчу. Сойдёт?
   Сорди кивнул снова.
   - Тогда снимай карху, стягивай верхнее и кидай всё мне. Рубаху тоже можно, хотя не обязательно. Дистанция - вон до того белого пятна вдали. Думаю даже, что это юрта и в ней люди живут. Сардер по умолчанию уступает Шерлу, тем более что сидишь ты в седле как кот на диване, так что дело чисто. Ну а если тебя такой расклад не устраивает - можешь меня поцеловать не по-детски и закрыть счёт.
   Он презрительно фыркнул, раздеваясь.
   - Ну, тогда... Смотри сам. Желаешь гнать во весь опор - прошу пана. Если совесть иное велит - придержи Сардера, обгонять всяко не стану. Но насчёт прочего учти: ни коня, ни руку я особо утишать не намерена.
   Сорди вывел жеребца вперёд, потрепал по холке, успокаивая. Толкнул краем стремени.
   И когда уже поднял жеребца в галоп, почувствовал ожог, легший поперёк нагих плеч. Едва не передал это лошади, судорожно стиснув колени - такова была боль.
   "Не выдержу. Я ведь не знал. Когда православы хлестали меня поясами и пинали..."
   Тогда было легче. Но Кардинена в Замке и позже. Но Эррант, которую в молодости примерно так учили соблюдать нужный ритм - хлеща ремнем по ногам. Но сёстры милосердия, которых ранили... даже Майя! Они были женщинами...
   "А я муж. Воин. Да. И Сардер уж точно ни при чём".
   В ответ на его мысли ещё один удар пришёлся по прежнему месту, однако...
   Это возбудило не протест - азарт. Сорди прибавил ходу, дёрнулся влево, желая избежать, но когда его в третий раз настигло, лишь рассмеялся в душе.
   "Я знаю. Теперь я знаю".
   Что именно - он не мог себе объяснить. Петлял, как дикий зверь, не пытаясь глянуть в глаза преследователю, нагибался к холке и распрямлялся будто в желании получить очередной посыл. Во рту возник едкий вкус железа, будто Сорди грыз удила, дышать было почти невозможно - каждый вздох проходил через раскалённое жерло, кожа промокла и слиплась - нечто отдельное от тела. Последние метры до белой отметки он прошёл невредимо - но понял это, лишь когда незнакомые руки переняли повод и бережно спустили Сорди, почти беспамятного, наземь.
  
   Очнулся он во вполне ожидаемой позиции: задницей кверху, голова повернута на подушке вбок, чтобы ничто не мешало дышать.
   И судя по застрявшему во рту и глотке мерзкому вкусу - блевать тоже.
   - Тише, - проговорил кто-то приятным баритоном. - Вот чего не нужно - это ворохаться. Я тебя от синяков бадягой набодяжил по уши и тёплой тряпкой прикрыл. А мазь едучая, не дай Бог в глаза попадёт. Славно ещё, что в сих краях энтропия сдулась напрочь: раны сами собой исчезли. Кожа, ты учти, полопалась, как на старом диване.
   - Ты к-кто? - спросил Сорди.
   - Давай потом друг другу представимся. Когда последний парад наступит. Пить-полоскать хочешь?
   - Угу.
   - Я тебе сейчас морковного соку дам. С соломиной, чтобы тянуть через неё. Ты такого в беспамятстве литра два через себя пропустил. Туда и обратно, как говаривал один хоббит по имени Бильбо. И через все телесные отверстия сразу.
   - Прости.
   - Чего уж там. Не впервой на матрас клеёнку постилать.
   Акцент был незнакомый, чуть шепелявый, выбор слов излишне простонароден, но распевные интонации, из-за которых кажда фраза делалась строкой из поэмы, искупали всё.
   Рука, что держала фаянсовый стакан, протянулась книзу - смуглая, короткопалая, слегка пахнущая чистым металлом. Сорди вцепился в неё, пытаясь приподняться, но другая рука тотчас придавила его затылок к постели:
   - Не порть мою работу. Хочешь, чтобы твоя прекрасная белая шкурка так и осталась навек пятнистой? Пей вон знай.
   Сок был очень душистый и чуть едкий - чувствовался корень имбиря.
   Сорди не торопясь вытянул его весь и отвалился назад.
   - Это от простуды, - пояснил голос. - Боялись, что лихоманка прикинется.
   - Кто ещё?
   - Хозяйка твоя.
   - Она здесь?
   - Не совсем. На дальнюю верховую прогулку отправилась. Ты чего думаешь, чудик, - ина о тебе тревожится хоть на волос? Она, знаешь ли, человек от природы жёсткий и прямой, хотя в то же время весьма затейливый, а ты её вдобавок раззадорил своими приставаниями. Ну ничего, зато фасонной езде выучился. Этим искусством именно так и овладевают, хотя без того трагизма обстоятельств.
   - Откуда ты взял про езду?
   - Видел твой героический финиш. Да кто бы сомневался! Ина командир к своему делу относится ответственно: учит, оберегает, но уж никогда не станет окутывать тебя теплом, как обычная женщина. Дзенский мастер, типа того.
   - Можно подумать, ты её так плотно знаешь.
   - Кого - высокую госпожу Та-Эль? Шутишь. Я ж охранником и личным ординарцем при ней служил.
   Ординарцем.
   Сорди не выдержал - рванулся из объятий, сел на ложе, откинув пахучие тряпки. Боль ввинтилась в рёбра стаей зубоврачебных свёрл, кислая тошнотная вонь подступила к гортани, но, по счастью, дальше не двинулась.
   Лицо на фоне белоснежных войлоков и янтарного цвета решетки казалось почти коричневым - округлое, тонкобровое, большеглазое. Чёрный волос вился крутым бараном, зрачки сливались по цвету с радужкой.
   - Дар, - пробормотал Сорди.
   - Зато вон ты вовсе не подарочек, - рассмеялся тот, развёл руками. Зубы некрупные, чистые, тоже сияют: как и весь он. Есть люди, у которых малейшее движение поёт...
   - Кардинена о тебе знала, что жив? Но ведь рассказывала...
   - С недавних пор - знала, конечно. Ты думаешь, она перед тобой отчитывается?
   - Юрта. Вот почему я решил. Карди ведь не могла издали разобрать, что это именно юрта.
   - Юрт или джурт, по-здешнему, - вообще мир. Малая человеческая вселенная внутри большой и безбрежной. А я кочевник и свой мир, свой дом ношу с собой. Вожу во вьюках. Увижу красивое место - поставлю. Так что не береди себя: умолчать наша ина ещё может, солгать или схитрить - никогда.
   Уселся рядом с Сорди, снова приобнял осторожно, стараясь не касаться больных мест.
   - Ты скоро сделаешься совсем прежним, светловолосый. Даже ещё прекраснее. Здешние горы и воды всё излечивают.
   - И твою контузию?
   - Ты слышал насчет неё? Её здесь и не было. Проснулся целым. Не говори больше - тебе трудно.
   - Рядом с тобой - нет, нисколько.
   - Всё равно ложись. Тебе принести ещё попить?
   - Не надо. Не ходи никуда.
   Сорди внезапно для самого себя притянул юношу, уложил с собой рядом:
   - Скажи имя.
   - Даларн. Кроме тебя никто не будет его знать. А ты кто?
   - Сэрен. Я его только что его придумал. Красивое имя?
   - Очень: если оно лишь для одного меня.
   И несмотря на то, что малейший жест навстречу тянет из рук ссохшиеся жилы, а ответное движение бередит едва зажившие рубцы, оба они сплетаются в немом объятии.
   Ибо не нужно никаких слов, когда ты сам, вы сами - одно восклицание...
   Когда ласки так целомудренны, как не бывает и с женщиной, а их завершение - острей наточенного копья.
   ...Они лежат, наконец насытившись и отвалившись друг от друга; Сэрен ничком, Даларн лицом кверху, Теперь гостю видно, что белизна передвижного дома не так безупречна: отверстие над очагом слегка закоптилось, рядом с низким столиком и чем-то вроде шкафа или высокого ларя отгорожено место для кузнечной мастерской. Впрочем, самая грязная работа совершается на открытом воздухе, а здесь хозяин лишь собирает и шлифует свои хитроумные изделия.
   - Сэрен. Ты пахнешь, как имбирная коврижка.
   - Скорей - морковная запеканка. И хватило у тебя ума поить того, что умеет обходиться без еды и выделять через кожу.
   - Это отменилось на время - ради того, чтобы я мог о тебе позаботиться.
   - Правда?
   - Госпожа Кардинена так шутила.
   - Ты очень искусен. Был с кем-то кроме меня?
   - В действующей армии это обыденность. Командование запрещает держать батальоны добрых услуг по причине самоличной добродетели, а без этого впору бросаться на всё, что движется. Вот и находим естественный отток. Только... Нет, это не называется "был". Ты мой первый.
   - И ты мой первый.
   - Как это тебе показалось?
   - Я отыскал себя. Впервые я нашёл себя. А ты?
   Даларн смеётся:
   - У меня пока нет никаких слов. А когда придут - наверное, сложу целую касыду.
   - Тебе надо с этим поторопиться - думаю, когда наша повелительница вернётся, то заберёт меня себе.
   - Я уже с ней напросился. Когда конец пути уже на пороге, нет проку соблюдать уговор. Однако у нас впереди целая неделя. Почти. Ну, три дня это наверняка. Знаешь, Сэрен, если ты можешь усесться прямо, я сниму кожу с твоей косы - ты, как и наша повелительница, ушёл от власти Змея. И от магии Волчьего Пастыря. А твой Стрелолист отыскал себе верные ножны. Вторые или самые главные?
   Оба смеются: как удивительно, боль и слабость отошли от Сорди. Ему даже кажется, что навсегда... как отпавшая от него змеиная, волчья, человеческая кожа.
   Но ничто не бывает вечно. Карди появилась через день, с шумом переступила порог юрты и первым делом схватила со столика пиалу с зелёным чаем. Что заварен он был явно без расчёта на неё, никому из троих не пришло в голову.
   - Вот что, кавалеры, - проговорила она, опрокидывая чашку в себя. - Тэйн уже выстроил свой народ на подступах и мается от безделья, лакая кумыс из горла и теряя боевую форму. Нет, что до одёжек и оружия - тут полный ажур. Никаких Аллахом проклятых механизмов: лучники меченосцы и пара-тройка ребят с этими... дальнобойными рогатками имени Давида с Голиафом. И защита от них чисто декоративная. Но если мы не прибудем на днях, воцарится полная анархия.
   - Нас только трое, - проговорил Сорди. - Нам не справиться.
   - Опять ты за своё. Недавнего урока тебе мало? - усмехнулась Карди. - Перед тремя они расступятся. Только вот это не будет значить никакого Сентегира. Так и застрянем у подошвы горы, а то ещё и назад отбросит. Ему же нужно противостояние армий, помнишь?
   - Можно мне сказать, ина? - вклинился Дар. - Я сохранил ту ачару, что направила мой путь, и сделал ещё лучшую.
   - Забери с собой, - она улыбнулась. - Глядишь, и пригодится тебе. Только не следует сейчас никуда уклоняться. И не кто иной как ты проповедал мне, что она лишь символ, помнишь? Символ неисчерпаемого множества жилых миров.
   - Мы выезжаем сейчас? - проговорил он вместо ответа.
   - Ну, стоило бы сначала как следует насытиться, - ответила она. - Чтобы ничто не докучало в пути. А потом - снаряжайтесь и навешивайте на себя все мыслимые регалии.
  
   - Но как быть с войском? - спросил Сорди, когда они завесили резную дверь юрты войлоком и положили ключ на порог - знак того, что любой может владеть покинутым жилищем и брошенными вещами всех троих. Кони, верховые и один вьючный, шли бойкой тропотцой - лучший аллюр в горах.
   - О. ты меня снова опередил, ученик. Спрашиваешь, как? Я надеялась, ты помнишь. Ну, расшевели соображение!
   - Та песня?
   - Угм, - улыбнулась она.
   - Я слышал только первый куплет вашего кондотьерского гимна, а ты вроде говорила, что она бесконечна.
   - Вот и начни, а мы подхватим. Ты как сегодня - в голосе? Не истратил его на любовные серенады?
   Сорди метнул в неё укоризненный взгляд, слегка откашлялся - для пущей важности - и начал:
  

- "Мы с гор спустились, чтобы к вам прийти

И навсегда остаться вместе с вами:

Комедианты Звездного Пути

С шальными ястребиными глазами".

   Нечто тяжело колыхнулось позади - будто вздохнула и покатилась за ними по торной дороге туча, полная громов.
   - Не смотрите назад, - тихо сказала Кардинена. - Не надо пока. Это должно ещё целиком выйти из Эреба. Пойте дальше.
   - Дальше я знаю, - сказал Дар. - Можно, ина?
  

"Вот Керт, стремной котяра - живоглот,

Охотник до бабла, коней и драки;

Вина он в рот по жизни не берёт,

Зато не просыхает от араки".

  
   - Смеху-то сколько, - буркнул сзади знакомый голос. - Мусульманину вино запрещается, но архи - это ж самое лучшее, что есть в кобыльем молоке. Квинтэссенция, ага. Деньги хороши, когда есть куда тратить, я и тратил не считая: на друзей, на пиры, на тех же породистых скакунов, доспех и оружие.
   - Я помню и благодарен тебе, - ответил Сорди.
   - Ещё мы для вас всех шапки сделали. С такой же стеклянно-кремнёвой прослойкой внутри, как твой нагрудничек.
   - Что, и для Тэйна? - спросила Карди. - А нет - так и мне не надо.
   - И нам, верно? - спросил Дар. - Ты лучше песенку подхвати, Корсар.
   И тот запел на самых хриплых своих тонах:
  

"А Нойи - Буриданов наш осёл -

Из нежных уст не выпуская трубки,

Весенним вихрем по земле прошёл,

С отвагой позадрав всем девам юбки".

  
   Колыхнулся занавес реальности, и побратим, чуть запыхавшись, стал рядом с Сорди: как и под Кертом, под ним тотчас проявился конь.
   - Вот спасибо вам, что позвали, - сказал он, встряхнув седой шевелюрой. - А то не одни девы, все возрасты мне оказались покорны. Надоело - аж жуть. Как скажешь, посестра, - моя очередь дразниться?
  

"Армору наша главная хвала:

Что в Кремнике, не медля ни минутки,

Он прозвонил во все колокола

Из длинноствольной скорострельной дудки".

   - Я ведь сил не щадил, отстраивая всё, что подлежало ремонту и реставрации, - ответили сзади с некоей сильно интеллигентской интонацией. - Вот моя верная подруга подтвердит.
   - Я бы не очень мне доверяла, - хихикнула Эррант: она сидела бедром к бедру со смирным пожилым офицером в подзорных очочках. - Ибо муж и жена - одна сатана. Кто там у нас дальше на очереди? Ай, Арми, давай в две глотки и четыре руки кота подерём! Нет?

"Чего достоин умник наш Карен,

Не скажешь мигом - вот уж точно жалость!

Наш милый враг жил под покровом стен,

Которые сломить мы все пытались".

   Сеф Армор фальшиво с азартом продолжил:

"В колеса палки ставить не впервой

Тому, кто ось земную вздел на шкворень:

Он, лысой покрутивши головой,

Фортуну мигом ухватил за корень.

И хоть мы взяли Лэн - и город наш! -

Cеф - комендант, Карен - правитель града,

И их судьба отныне - баш на баш

Публично выражать свою досаду".

   - Полагаешь, что расквитался с бывшим соправителем? - невозмутимо спросил Карен. - Ну и располагай на здоровье. Мне теперь без разницы. Не будь тебя с твоим докладом высокой ине старлейту - не случилось бы у нас хорошего спутника в лице юного изобретателя. Верно, Теодар?
   А Дар повертел головой, так что смоляные кудри растрепались, и нахально пропел:
  

"С собой везём мы старую метлу,

Которая метёт похлёстче новой

И - ангелок, подсевший на иглу, -

С врагом любезна и к друзьям сурова".

   - Меня-то зачем вызывать, поганцы, - проворчала Карди. - Вот она я.
   Дар тем временем продолжал:
  

"Ваш несравненный Тэйн своим клинком

Едва не разложил ее на части -

Элиты мастер вышел новичком

И оказался у неё во власти.

Эх, жаль, не дожил, чтобы посмотреть

Чудесное во Братстве устроенье -

Стать другом нашим помешала смерть

И дряхлых норн суровое решенье".

   - Кто это не вышел и не дожил? - гулко раздалось спереди, там проявились пока нечёткие шеренги всадников, что, поднимаясь по склону, закрывали собой подножие великой огненной горы. - Врёте, как сивые мерины, что у вас всех под седлом. Ну как, Та-Эль Кардинена, довольно тебе от меня чести? Что-то мало народу ты привела для моей собственной.
   - Погоди, - ответила она добродушно. - Кое-кто ещё не допел.
  

"И Бурый Волк хотел её куснуть,

Но, обломавши зубик ненароком,

В смятении упал на белу грудь

И помер в обожании глубоком", -

  
   почти выкрикивал тем временем Дар.
   - Спасибо, что не забываете меня, сироту, - учтиво произнёс Денгиль. Он, казалось, уже давно пребывал в рядах и теперь лишь выдвинулся на передний план, став рядом со своей кукен: чернопламенный Бахр в поводу, Тергата за поясом. Подмигнул чуть оторопевшему юноше и в свою очередь спел:
  

"Их оженить предоставляем вам,

Но хрен их знает, по какой там вере;

Она из папства прыгнула в ислам,

А он в противной поступил манере".

   - Мы и так ведь наперекрест обручились, - ответила Кардинена, сходя с седла садясь в седло коня-дракона. - Обменялись ныне лошадьми и оружием. Не так важно, у кого раньше было чьё, муженёк.
   - Паве нет смысла рядиться в вороньи перья, - ответил он негромко. - Не зови ни себя, ни меня больше никакими именами, и я тебя не буду: ты выше их всех, моя джан.
   А позади смыкался невиданный строй, и уже можно было обернуться - увидеть коричневые плащи, и седые волчьи шкуры, наброшенные пастью на головы, и блеск волшебной брони.
  

"И всё же, братья, кровь из старых ран

Крепит союз надёжнее печати;

Пусть крепкой петлей стянут весь Динан

И ввек не размыкают тех объятий".

   - Что, друже Тэйн, достойны мы сразиться с тобой и твоим войском за первенство? Довольно тебе от нас почёта?
   - Довольно, - донеслось спереди, и Тэйнрелл отделился от переднего ряда: как и прежде, косат и рыж, чёрный плащ на плечах, капюшон небрежно накинут на голову. - Только вот незадача: истомились мои дети в ожидании. Лошади на месте не стоят, гарцуют как бешеные, кархи ёрзают в ножнах, а люди вперёд меня в сечу рвутся. Даже моя тройка бывших рабов и святош. Не сыграть ли нам на то, какое войско первым сделает шаг навстречу противнику? А под чью руку оно пойдет после битвы - само решится.
   - Что же - принято, старый друг. Сегодня хороший день для смерти!
   И оба военачальника выступили друг другу навстречу. Сверкнули и зазвенели клинки.
   Сорди не видел дальнейшего, потому что ряды подтолкнули его вперёд, спереди тоже накатилась волна. Оба строя нарушились - каждый искал себе поединщика и каждый впал в яростное беспамятство. Он пробивался сквозь толпу, рубил направо и налево: его уже не однажды ранили, однако голову пока удавалось уберечь. А в крови звенела последняя строфа бесконечной литании, что пришла неизвестно откуда:
  

"Достойные, чтоб быть у вас в чести,

Пройдя путем разгульным и суровым,

В земле уснули мы, чтобы взойти

Под белым - снежным - кружевным покровом".

   Потом сразу всё оборвалось, как чёрно-белая лента в неисправном проекторе. Сорди стоял по колено в снегу над мрачным обрывом: впереди виднелось что-то несколько более тёмное. Груда отсыревших веток? Он пригнулся, чтобы рассмотреть получше.
   - Огонька бы ещё, - проворчал еле слышно.
   С рукояти Стрелолиста - оттуда, где голова Змея прислонялась к его руке, - сорвалась шипящая искра и пала в неясную груду. В глубине сразу затеплилось, пламя резво разошлось по древесным косточкам, выплеснулось наружу - и затанцевало, как храмовая плясунья.
   - Вот ты и зажёг свой костёр на Сентегире, - Даларн приподнялся на локте, отбросил в сторону длинный плащ. - Я уж по тебе соскучиться успел.
   - Так это и есть он?
   - Это и есть я, - рассмеялся белозубо. - Зачем мне отдельный мир, если в нём не будет тебя?
   - Отдельный?
   - Дурень, - слово прозвучало почти с той же интонацией, как у Карди. - Разве ты не понял, что вокруг этого костра начинается твоя собственная малая Вселенная? Твой джурт с очагом, чей дым уходит через крышу? Поэтому извне видно пылающее множество, а изнутри - лишь то, что сотворил ты сам. В этом заключается твоя работа и моя помощь в ней.
   - Я думал, что попаду в рай, а не в пустыню.
   - Сэрен, мы двое - уже не пустыня. По твоему слову будут появляться деревья, плодиться звери, постепенно подтянутся и люди - те, которые не в силах зажечь свой собственный огонь. Или те, кто любит без конца перелистывать, пересчитывать собой всё великое множество миров Аллаха. А насчет рая... Знаешь, что тебе скажу? Он остался внизу. Рай для тех, кто ищет любви и прочих кровавых столкновений.
   - А то, что над нами вверху? Ну, в метафорическом верху, наверное.
   - Царство возвышенных сущностей, отказавшихся от собственного "я". Лоно Божие для тех, кто изжил в себе всё земное. Прожжённый технарь вроде меня сравнил бы его с безопасным термоядерным котлом, что согревает бытие.
   - Странно это и не очень уютно, правду говоря. Но как же - ина Та-Эль Кардинена обещала мне, что тоже сюда придёт.
   - Значит, придёт. Что ей? Она вхожа во все миры. Она магистр.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список