В былые дни пространство-время
сверкало вспышками открытий,
и струнной сталью рвался пульс
вперед, за горизонт событий,
где гравитация эмоций
сжимала чувства и слова
в тетрадные пределы строчек
чуть пожелтевшего листа.
      Я отдавал стихи бумаге,
      как предают тела земле.
      Под плитами четверостиший
      перегоревшее во мне.
      Здесь эпитафиями рифм
      прикрыты взлеты и паденья,
      здесь память - мрачный часовой,
      подтертый ластиком забвенья.
Ну, а теперь, размерен жизни ритм.
Его обыденность я не нарушу.
Лишь иногда блуждают в дебрях снов
иных стихов не упокоенные души.