Таманский Ю. : другие произведения.

"Бумеранг из глубины". часть7

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   "БУМЕРАНГ ИЗ ГЛУБИНЫ".
   (виртуальная война)
   ГЛАВА VII.
  
  
   "В Москву!".
   Ковалёв остановил такси. Водитель, молодой парень, быстро уложил его чемодан и сумку в багажник машины, сев за руль спросил: "Куда едем, шеф?".
  Пассажир, словно очнувшись, невнятно ответил.
  - К железнодорожному вокзалу, пожалуйста.
  - К какому вокзалу, конкретно? - обернувшись, попросил уточнить таксист.
  - Мне надо в Москву, - произнёс безразлично мужчина.
  - Тогда к "Московскому" вокзалу, - пояснил водитель и завёл двигатель.
  - От расстройства забыл название вокзала, - огорчённо подумал Ковалёв и сконцентрировал всю свою волю на том, чтобы успокоиться.
  Наблюдая из окна за проносящимися мимо домами и любуясь видами улиц города, он вдруг вспомнил, что не выполнил ранее данный себе зарок, посетить собор "Воскресения Христова". Приехав на вокзал, он сдал вещи в камеру хранения, взял билет на вечерний поезд до Москвы и зашёл в ресторан пообедать.
   Ковалёв сидел и ждал заказ. Настроение полностью отсутствовало, в душе прочно обосновалась пустота, а в голове кроме сумбура мыслей, не наблюдалось никакого просвета. Состояние - хоть волком вой.
  - Почему? Почему мне так не везёт в жизни? Хочется свить гнездо и до конца дней своих заботиться о встреченной родной душе. Прямо прокажённый какой-то, ей Богу, а отсюда и итог - "вечный бобыль". Неужели это мне всевышний мстит за тысячи загубленных душ. Не верю. Это, скорее всего депрессия, - он быстро отогнал наседавшие мрачные мысли о своей виновности. - Всё что натворил, конечно, требует осмысления, но казнить себя и мучиться так основательно, глупо. Они сами, кого хочешь, задушат в своих объятиях. Весь мир, который год третируют, - сполз он снова в размышлениях к оправданиям. - Нет выхода, остаётся только повеситься от беспросветного одиночества. Казнить себя, нет уже сил. Повеситься, для меня будет не солидно. Тогда купить пистолет, тем более что это сейчас не проблема, и застрелиться. Тьфу ты чёрт, кажется, начинаю сходить с ума, - остановил он себя на недостойной здравого человека мысли. - Ну, не получился союз с женщиной первый и второй раз, получится в третий или в четвёртый. То, что они от меня все отвернулись, причину надо искать только в себе. Можно конечно найти какую-нибудь простушку и умелую хозяйку, но и в моём понимании женщины-спутницы жизни, есть какая-то планка. Имеется и другой вариант, стать современным и отбросить все моральные принципы, которые сейчас чаще называют комплексами, обрести берлогу и заказывать проституток, по мере надобности. Одним словом - жить в своё удовольствие.
  Он задумался.
  - Нет, это не моё, это удел уже "наевшихся" женатых мужиков имеющих приличный капитал, хотя второе не проблема. Дело в первом, в том, что я толком ещё не знаю, что такое семейная жизнь.
  Он поставил точку в своих мысленных метаниях.
  - Хочется жить по-другому, так живи!
  Ковалёв съел поданный суп харчо, и немного стало легче. Отпустило.
  - Мысли мои начинают притупляться, по мере поглощения пищи, не хотят мозги напряжённо работать. Хоть ешь 24 часа в сутки, чтобы не лезла такая чепуха в голову. Ничего, переживу и эту жизненную драму, - успокоил он себя в очередной раз. - Как говорят психологи: "Если осознать свою проблему - значит наполовину решить её".
  После второго блюда, он начал уже шутить.
  - Представляю Дудкину, когда она узнает новость, что Ковалёв застрелился. Катюша уж точно подумает, что не вынес разлуки с ней, неотразимой. Хотя чего лукавить перед собой, влюблён я в неё до сих пор. После нашей разлуки осталось только крепкое осязаемое воспоминание.
  Мимо столика прошла симпатичная девушка, которую он некоторое время провожал глазами.
  - То, что раньше и в голову не приходило, теперь постоянно будоражит меня, а всё началось с Люсьен, - признался Ковалёв.
  Выйдя из ресторана, он остановил такси и попросил довезти его до собора "Спас на Крови".
  Сидя в машине, Ковалёв снова погрузился в раздумья. Вспоминать о Тоне не хотелось, и он нашёл другую тему для размышлений, представив себя в будущем жителем столицы.
  - Это всё равно, что чукчу из тундры выдернуть и запустить в большой мегаполис, - сразу же подобрал он пример для сравнения. - Всю жизнь прожить на периферии, а в конце её осваивать, как маленький школьник, столичную азбуку. Везде втыкаться носом и до конца, даже живя в ней, быть приезжим. Может в бытовом плане там и удобно, но дома во всех отношениях лучше. Одна только вот незадача, что дома, что в столице, да и пока везде, я одинок. Уединение - хорошо, а одиночество это страшно.
  Такси остановилось у красивой, высокой и гордой церкви, прервав размышления пассажира над дилеммой - покупать ему квартиру в Москве, или нет. Ковалёв расплатился и поблагодарил водителя. При входе в церковь, две женщины в тёмной одежде продавали свечки. Он подошёл к ним и поздоровался. Ковалёв достал из кармана тысячерублевую банкноту и протянул женщине стоявшей ближе к нему.
  - Будьте добры. Вы не могли бы, по моей просьбе, поставить 12 свечек за упокой и 25 за здравие?
  - Да, да, конечно. А за кого молиться, мил человек? - переспросила она.
  - Моя просьба, только поставить свечи, я сам за них помолюсь. Сдачу оставьте на пожертвование храму.
  - Возьмите церковный "Требник", - женщина протянула незнакомцу брошюрку, - это православная, богослужебная книга. Она поможет Вам в Ваших молитвах.
  - Спасибо, не надо, - вежливо отказался прихожанин и медленно вошёл во внутрь церкви.
  В след ему от женщин прозвучали слова благодарности.
  Людей в этот час было мало. Лица немногочисленных прихожан, их глаза излучали свет добра, покоя и любви к Богу. Ковалёв остановился недалеко у входа, чувствуя в себе возвышенное настроение. В этом порыве, его мысли и устремления были чисты, стремились ко всему светлому. На душе присутствовало ощущение вечности и незыблемости истинных ценностей.
   Среди тех, кто в это время, по каким-либо причинам присутствовал здесь, был и Александр Степанович Зимин. Непреодолимая сила раскаяния все эти дни толкала его на диалог с Богом, на исповедь души. Подлечившись и выбрав полчаса времени, он заскочил в церковь, чтобы покаяться и очиститься от той скверны и наносной шелухи, которая прилипла к нему. Он отлично понимал, что это возможно только в одном случае, если он сам в себе переборет те пороки, которые впустил в свою душу. В его случае Бог выступит, как мифический гарант, перед которым можно будет дать клятву. Под воздействием атмосферы царившей в храме и располагавшей, только к возвышенным поступкам, его даже осенила одна мысль, что надо вернуть доверие и уважение тех людей, которых он когда-либо обидел, или унизил.
  - Непременно вернуть, не силой физической или подкупом, а своими поступками и отношением. Одна беда, их очень много, этих людей, что говорит о том, какой я уже оставил след на этой земле, - казнил себя Александр Степанович.
  Ковалёв, в отличие от Зимина, не пускался в криминальные или жизненные пороки и грехи в общем понимании, но свою вину, в подсознании, постоянно чувствовал и невольно носил с собой. Когда он вспоминал сделанное им и экипажем подводной лодки, то всё время искал для себя оправдание. Приходя в церковь, на время забывал об этой тяжести на душе. В своих мыслях Ковалёв просил у Всевышнего только прощения, за себя и тех двадцати четырёх, которые ещё числились в живых.
  Давалось это ему тяжело. За обращение к Богу, Ковалёв себя постоянно упрекал, понимая, что это бесполезно, потому что религия продолжала быть для него только условным спасением.
  - Если бы я раньше верил в Бога, то такой грех на душу, наверное, не взял никогда, - произнёс он мысленно, в очередной раз. - Парадокс! Фактически, я не верю в высшие силы, но когда становится трудно и тяжело на душе, то ноги сами несут меня в церковь. Это тот случай, когда вина довлеет над совестью, а в храме становится легче. В этом, все-таки что-то есть.
   Зимин стоял, опираясь на трость и непроизвольно повернув голову, в сторону вошедшего гражданина, неожиданно увидел знакомое лицо. Александр съёжился и, сделав шаг назад, спрятался за группу прихожан, стоявших между ним и Ковалёвым. Враг его остановился и перекрестился.
  Ковалёв замер, смотрел перед собой, не моргая, и думал о чём-то, своём. Зимин не сводил с него глаз. К Ковалёву подошла монашка, которая в руках держала пачку свечек. Она еле уловимым шёпотом произнесла ему какие-то слова и направилась к иконам святых. Поставив много зажжённых свеч, женщина перекрестилась, поклонилась иконостасу и пошла обратно. Когда монашка отошла на несколько шагов, поставленная ею последняя, двадцать пятая свечка, за здравие, неожиданно потухла. Из всех присутствующих, только Ковалёв знал, что эта в честь его. Он сам завёл такую традицию, неожиданно пришедшую однажды на ум, когда по особому случаю присутствовал на молебне в одном из соборов. Пётр Иванович решил тогда, что последняя всегда будет его. Сегодня, по поводу случившегося факта, внутри у Ковалёва абсолютно ничего не ёкнуло. К группе суеверных он причислял себя только в одном случае, находясь на подводной лодке.
   Проходя мимо Петра Ивановича, женщина слегка поклонилась ему. Зимин наблюдал эту сцену от начала и до конца. Он даже пересчитывал поставленные женщиной свечи за здравие, но на двадцатой сбился. Когда она ставила за упокой, он насчитал всего двенадцать штук. Всё увиденное, Александр принял близко к сердцу и истолковал по-своему.
  - Боже мой, а моя свечка, какая была бы? Выходит что тринадцатая.
  У него вспотела спина и несколько капель, сорвавшись, скатились вниз.
  - Спасибо господу Богу, уберёг, и верному другу Адамцеву тоже, что надоумил.
   Ковалёв ещё раз перекрестился и вышел из собора "Спас на Крови". Последний его диалог с Богом, выглядел как просьба.
  - Господи, я знаю, чудес не бывает, а так хочется, чтобы они были. Пусть со мной наконец-то случится что-нибудь хорошее, - произнёс он пожелание, словно магическое заклинание.
  Вечером он уже сидел в своём вагоне, смотрел грустно в окно и под стук колёс думал, думал о том, что с ним произошло и о дальнейшей своей судьбе тоже. Ковалёв словно с кем-то разговаривал, кому-то изливал душу, но откровенные признания окружающие не услышали. Это был разговор с самим собой.
  - И всё же произошло то, чего я никак не мог ожидать. Всё рухнуло в одну секунду. По-прежнему в голове не укладывается. Дикость какая-то. Она второй раз исчезла из жизни так же внезапно, как и появилась в ней, - обречённо поставил он точку в своём ленинградском романе.
  Сердечные страдания задвинули муки его морального раскаяния, появившиеся вновь после посещения церкви, далеко вглубь.
  - Настала пора заняться собой. Не хватает чего-то, тоска в душе поселилась. Вот поэтому, главная задача теперь, не озлобиться и не пасть духом. Мне не в первый раз начинать всё заново.
  Он ехал, молча, стараясь отгонять абсолютно все мысли прочь. Но, как это часто бывает, не получалось, и поневоле к судьбоносной теме возвращался ещё не раз. Лёгкий стресс просто так от себя не отпускал.
  - Чёрт дёрнул этого Азиза, часть денег перевести в Питер. Были бы все в Москве, тогда бы не попёрся к Антонине, в гости. Вроде ничего и не натворил, а в душе нехороший осадок остался. Связано подобное расположение духа, скорее всего с эмоциональными переживаниями, - определил он исток неустойчивого внутреннего равновесия. - Эта чокнутая тётя, сама, по сути, блаженная и племянницу свою такой же сделает. Так, стоп! Я уже начинаю злиться. Пусть поступают, как знают, это их жизнь и среда. Сами разберутся, - он на время задумался, как бы очерчивая границу между тем, что было и что предстоит. - Как говорят философы - история развивается по спирали. Если представить мою жизнь маленькой, личной историей, то это был её очередной уровень, только на следующей стадии развития. Однако, я не вижу разницу, даже очень включив своё воображение, между последним уровнем и предыдущим. Здесь больше похоже на повторение того, что уже было. Французы в аналогичной ситуации говорят: "Дежа Вю", что означает - "уже виденное". Вот это, в большей степени ко мне подходит. Спираль моя оказалась, не, чем иным, как плоской пружиной от часов. Завод закончился и личная история тоже. Как бы высоко я не летал в своих мыслях, а возвращаться приходится на землю. Надо подумать о Москве. Там у меня никого нет и план мероприятий до предела прост. Остановлюсь в гостинице, оформлю деньги и вперёд к тёплому морю.
  Вспомнив о море, возле которого прошло его детство и место, где он вырос, память остановить было уже невозможно.
  - Я заберусь в Чёрное по названию и синее под лучами летнего солнца море, накупаюсь вдоволь, вплоть до предела физических возможностей. Выйду на берег и растянусь на раскаленных, плоских камнях. Когда согреюсь, сяду у берега, опущу в солёную воду ноги, которые будут приятно ласкать набегающие волны. Я уже сейчас ощущаю, как пятки щекочут мечущиеся из стороны в сторону бурые и зелёные водоросли, которыми играют скатывающиеся обратно в море волны и подводные течения. Вокруг калейдоскоп света. Разомлев, скажу: "Какое блаженство!".
   Я в воду зашёл, мне по колено.
   Приятно ноги ласкает
   солёная пена.
   Волны шумят сердито и громко,
   Возвращаясь назад,
   плещутся звонко.
   Солнце закрыла туча собою,
   Цвет изменили волны прибоя.
   Вместо лазури и бирюзы
   Вода потемнела,
   как во время грозы.
   Лениво и тихо туча прошла.
   Радость вернулась,
   надежда пришла,
   Что мои ванны
   под солнцем сегодня
   Ещё продлятся,
   целых полдня.
  В голове пронёсся отрывок из какого-то стихотворения. Он продолжил витать в своих мечтах.
  - Мой взор будет устремлён в сторону горизонта, над головой высокое голубое небо и расправившие крылья, классически парящие белые чайки, словно с картины художника. Моя грудь полным своим объёмом будет вдыхать свежий морской воздух, запах моря, который наполняют стойкие ароматы водорослей, йода и соли. Через месяц моё тело покроет шоколадный загар, а пока, глядя в безбрежные морские просторы, моя фантазия будет рисовать дальние сказочные страны. Когда надоест мечтать, вспомню боевые походы, но это уже будет не придуманная романтика, а будни военного моряка, которому мечтается обычно на пенсии, потому что на службе не до этого. Странная вещь, кто побывал в море или океане, в дальнейшем, оказавшись на берегу, почему-то начинает мечтать о том, чтобы туда вернуться, словно морские просторы его родина, а не твёрдая земля под ногами. На боевой службе происходит всё в обратном порядке. Оказывается моря, не бывает много.
  Его дальнейший ход мыслей, которые вскружили голову, прервала появившаяся проводница. Она стала уточнять, кто будет пить чай, брать постель и по ходу решала другие вопросы, которые, как правило, сопровождают пассажира в пути.
   По прибытию поезда в Москву, всё разворачивалось почти по питерскому сценарию - толчея вокзала, такси, гостиница, одноместный номер, ужин в ресторане. Выспавшись хорошо, следующий день Ковалёв посвятил оформлению счетов. К вечеру он был свободен и в любой момент мог продолжить свою поездку на Родину. Ужиная в том же ресторане, у него сам по себе возник вопрос.
  - Чего я так спешу домой? Срочных дел у меня там нет, вдобавок никто не ждёт, а когда появлюсь, после года отсутствия, вопрос будет один и тот же, что и после десяти дней: "Что-то давно тебя не было видно?". Отсюда вывод - не погостить ли в столице несколько дней. Так, наверное, и поступлю. Как там блатные говорят: "Капуста есть, а значит надо её тратить". Пройдусь по улицам, зайду куда-нибудь, куплю что-нибудь. Когда доведётся ещё здесь побывать? Пахнущий морем воздух теперь от меня никуда не денется.
   Прибыв в номер, Ковалёв принял душ и уселся у телевизора. Через полчаса его стало клонить в сон. Вдруг раздался телефонный звонок. Он поднял трубку и произнёс вялым голосом традиционное слово: "Да".
  - Добрый вечер. Вам женщина на ночь не нужна? - услышал он в трубке заискивающий мужской голос.
  Полусонное состояние исчезло, а на его место вернулась способность мыслить. Ковалёв ответил нехотя: "Сегодня нет" и положил трубку.
  - Женщин пока достаточно. Есть необходимость побыть наедине с собой, - произнёс он в пустом номере.
  По простоте души своей Ковалёв не подозревал, что в таких случаях необходимо давать однозначные, а не двусмысленные ответы, без намёка на завтра, чтобы не попасть впросак.
  Утром, проснувшись, он быстро собрался и, выходя из номера, остановился у порога. Мысли крутились вокруг вопроса: "Все ли необходимые вещи я взял с собой?".
  - Что день грядущий мне готовит? - в стиле оперного певца, громко, речитативом произнёс он.
  Переступив порог, Ковалёв в своих мыслях предостерёг этот день.
  - Хватит за последнее время сюрпризов, которые сопровождают меня буквально на каждом шагу. Жизнь и так вызывает полную апатию, и стала похожа на горный, дорожный серпантин. С одной стороны постоянно маячит крутой обрыв и глубокое ущелье, а с другой отвесные скалы. Выбора нет, путь один и проложен уже за меня. Может оно теперь и есть моё предначертанное счастье, сидеть рядом со сверстниками в парке или у моря, довольствуясь малым и радуясь тому, что ты ещё дышишь, и сердце твоё бьётся. Как говорят: "Не пора ли подумать и о душе?".
  Удивившись своей последней мысли, он возмущённо произнёс: "Чепуха какая-то" и пошёл по своим делам. Спустившись на первый этаж, Ковалёв зашёл в ресторан позавтракать. Людей в этот час было мало, его обслужили быстро. Насытившись, он расплатился и в предчувствии сильных впечатлений, вышел на площадь перед гостиницей. Настроение было бодрое, и Ковалёв приступил к осуществлению плана на сегодняшний день. Пётр Иванович заказал такси и отправился в центр столицы, чтобы посмотреть её достопримечательности воочию. День выдался солнечный и тёплый, настроение пело в унисон летней погоде, в пику утренней хандре.
  Побродив по Красной площади, Арбату и другим центральным улицам и площадям, Ковалёв отправился в Центральный парк культуры и отдыха. В этот парк он поехал по одной простой причине, Пётр Иванович был в нём однажды, очень давно, когда находился в краткосрочной командировке в столице. Природа человека такова, что ему всегда хочется побывать ещё раз в тех местах, которые ранее посещал, с которыми связан какой-то период его жизни. В памяти это откладывается навсегда. Как правило, такие воспоминания, привязаны к определённой местности, и все события в них происходили в молодости, самом прекрасном периоде жизни каждого. Если не удаётся осуществить поездку туда ещё раз, то эти светлые воспоминания сопровождают человека до конца его дней. Бывает и так, что он, приехав на это место через много лет, сильно огорчается. Человек не находит здесь того, что все эти годы держалось в памяти. Нет тех построек, которые были раньше, деревья уже какие-то не такие, люди совсем не в то одеты и т.д.
   Время перевалило за полдень, Ковалёв приехал в парк. Пройдя немного по аллее, он решил свернуть в летнее кафе, которое попалось ему на пути, чтобы перекусить, а затем побродить по территории знаменитого парка. Кафе имело, на первый взгляд, странное название и странное ударение в слове, на букве "а". Называлось оно - "Сигал". Ковалёв не стал садиться под летний, цветной брезентовый грибок, а подошёл к стойке, присел на высокое сиденье и заказал себе шашлык из баранины, апельсиновый сок и несколько пирожных. За стойкой на своём рабочем месте, ловко управлялся мужчина средних лет. Он извинился перед посетителем и предупредил, что шашлык придётся немного подождать, вот-вот дожарится.
  - Ничего, у меня времени достаточно, - успокоил его Пётр Иванович.
  Он сидел, попивал сок и слушал медленную, приятную музыку, которая создавала уют и поддерживала настроение. Рядом стоял и протирал бокалы бармен.
  - Интересное название у вашего кафе. Даже не могу предположить, от какого слова или предмета оно могло произойти, так как слаб в этимологии. Если это просто глагол прошедшего времени, то тем более необычно звучит, - попытался разговорить бармена Ковалёв и нарушить отрешённое молчание.
  - Согласен, редкостное. Многие мои знакомые связывают его с именем американского киноактёра Стивена Сигала. Я сам так до конца и не разобрался. Хозяин этого заведения мой давний приятель, у него и фамилия похожая - Сигалов. Как-то я задал ему подобный вопрос, но вразумительного ответа, по моему мнению, так и не получил. Он мне рассказал такую историю. Во времена перестройки, на этом месте стоял, пардон, общественный туалет и доживал свои последние дни. В то время зарождалось кооперативное движение. Сначала его почистили и сделали платным, а потом мой друг выкупил это место, снёс туалет и построил кафе. Так вот, он когда-то посетил это место, ещё под названием "Два ноля", и случайно попал в ту кабину, где на стене было написано фломастером стихотворение безымянного поэта. Это стихотворение Вадим, так зовут хозяина этого заведения, переписал. Где-то эта тетрадь валялась.
  Бармен полез под стойку, минуты две копался в ящиках, а потом представил засаленную тетрадку.
  Он нашёл страницу, где была эта запись, сложил тетрадь вдвое и протянул её Ковалёву.
  - Мой друг сказал, что посвятил название этого кафе неизвестному поэту, который "сиганул через время". Бред какой-то.
  После некоторой паузы, он добавил.
  - Интересно, но Вы всего лишь второй человек из посетителей, за более чем десяток лет существования кафе, кто обратил внимание на название. Один алкаш, дранный, как-то пошутил, лет пять назад: "У вас что тут, наливают водку, после которой сигаешь как кенгуру или наоборот, наливают "палёную", после которой всё в прошлом и сигал тоже?".
  Ковалёв начал читать стихотворение, а бармен добавил: "По моему мнению, это сюрреалист от поэзии какой-то".
   "Посвящение отречению".
   Я бегу и сигаю через время,
   полные ямы и рвы,
   Впереди не видя смысла в главном.
   Это мелочь, по сравнению с тем, как мы
   Топим совесть свою, в дерьме поганом.
   Не чувствуя ничего под собой я упал,
   В испражнения и жижу зловонную.
   Ноги мои над головой, а взор устремлён
   Во вселенную девственную, чистую
   и не перевоплощённую.
   Все проблемы и пороки мои оказались
   ниже пяток -
   И душа, и гордость и собственное "я",
   без бравады и порток.
   Утиралось плевком и старалось
   схватить губами глоток
   Тот воздух, который без забора,
   свободный и очень сладок.
   Часто занимаемся мы самообманом
   и сами,
   Не делаем выбор свой, в пользу
   предыдущей правды срока.
   Потому плывём, так медленно,
   по течению века стока.
   Как будто бревном управляет струя,
   А не ходим гордо кораблём в океаны
   и моря.
   Есть один выбор у нас - отречься
   от стада.
   Которое плебействующее в угоды.
   Выбросить на помойку коварство
   дьявола и Иуды злобы,
   Обречь себя на счастливое будущее
   и чтобы
   Не видя в последующей раскованности
   на прошлое обиды.
   Покаемся грешные,
   найдём же путь свой
   И очередной лысый или на голове
   полубосой,
   Не будет пророком, а только вития
   высший класс.
   Взяв нахрапом, пламенной речью
   сознание масс,
   Пусть проживёт в уме народном столько
   и потом нам претит
   С той поры, пока не окажется ложью
   его притворный глас.
  
   Сорвав оковы, засовы и шоры
   с ушей наших и глаз
   Он никогда, как бы ни тужился
   вместе с системой
   Не завесит и не застит,
   То, что мы видим перед собой, а не то,
   Что обещано или откуда-то из будущего
   к нам прилетит.
   P.S. Наконец-то свершилось, прощайте,
   я покидаю вас,
   Но в душе есть надежда, что слова эти
   не вопиющего в пустыне глас.
   Прочитав внимательно стихотворение, Ковалев, молча, вернул тетрадь и на время задумался. Бармен занимался своим делом и посматривал испытывающе в его сторону. Он ожидал резюме по поводу прочитанного.
  - Можно конечно позлорадствовать и посмеяться по поводу оного стихотворца. Например: "Когда этот поэт сидит долго на унитазе, его распирает вдохновение". Или ещё лучше: "Прёт наружу отчаяние, обида и боль, в стихотворной форме, за несправедливость злобствующую вокруг". Чего стоит только одно: "Прощайте, я покидаю вас". Тут можно придумать что угодно: суицид, тяжёлая болезнь, разрешение на выезд за границу, ну и проще всего - облегчение, - Ковалёв улыбнулся. - Легко, конечно, критиковать. Я в поэзии не силён, но в этом стихотворении, какое-то рациональное зерно и смысл есть, а тем более для тех времён, оно довольно смелое. По стилю чем-то напоминает Маяковского, - высказав мнение, Ковалёв приступил к поданному ему, дымящемуся шашлыку. Пережёвывая медленно баранину, он закончил свою мысль завершающим штрихом.
  - Вашему хозяину видней, но моё предположение, что он хитрит и стихотворением прикрывается. А название кафе происходит от его фамилии, но с привнесённым элементом скромности, без окончания. Как говорят на востоке: "Ишак твой, хочешь, едешь, не хочешь, не едешь".
  Бармен в ответ только утвердительно кивнул головой.
  - Может у поэта однокомнатная квартира и большая семья, а потому и дома у него рабочий кабинет там же. Привычка, знаете ли, - добавил он.
  Они оба улыбнулись. Бармен продолжил шутить, видно ему это понравилось.
  - Я когда прочитал P.S, то подумал, что поэт утонул там же. А Вы, из каких краёв будете? - закончив отпускать шутки, спросил разговорчивый бармен.
  - Большая часть моей жизни прошла на Севере, а точнее, на Кольском полуострове, в Богом забытом уголке - бухта Семужья, посёлок Снежный.
  - Вот здорово! - откликнулся бармен. - Я в семидесятых, срочную службу, коком, на атомоходе в Гранитном отслужил. А Вы кем были?
  - Службу закончил командиром дизельной подводной лодки, а сейчас в запасе, живу в Крыму.
  - Невероятно, Вы что же, все годы на Севере прослужили? - не поверив, переспросил с недоумением мужчина.
  - Ещё невероятнее то, что с лейтенантов и до капитана второго ранга, долгие годы прошли в одной базе. В те уже давно минувшие времена, место службы не выбирали, если конечно не было блата. Тогда главенствовал девиз: "Служить надо там, где Родина прикажет". А воспитаны мы были на чувстве патриотизма и понимании того, что родную землю надо беречь и защищать. Наше поколение делало это с честью, не обращая внимания на трудности.
  - Да Вы, в своём роде, реликт, - усмехнулся бармен.
  Ковалёва было уже не остановить.
  - Я, как и все в молодости мечтал, что придёт и моё время, конечно же, когда наверху отметят старание в службе и переведут в большой и красивый город. В том городе будут все блага цивилизации - театры, музеи, выставки и рестораны, красивые девчонки и штабная карьера. Годы шли один за другим, всё это проскакивало мимо меня и мечты давние, по молодости, оказались в итоге, не более чем созерцание. Служба, незаметно, перевалила середину, альтруизм мой иссяк и начал я потихоньку конфликтовать с политорганами. Гегемония этих ребят распространялась и на такую сферу, как продвижение по службе. Это произошло, наверное, оттого, что появилась во мне обида и озлоблённость на всю эту не публичную гнусность. На бумаге и политзанятиях они декламировали одно, а на практике всё выходило наоборот. Выскочки, блатные и "позвоночники", которые имели волшебную возможность звонка влиятельному родственнику, у нас долго не задерживались, и это больше всего злило. Состояние моё, в то время, можно было охарактеризовать как: "Балансирование на грани нервного срыва". Уже подумывал о досрочной демобилизации, но неблагосклонная гримаса судьбы сделала реверанс и в мою сторону, наконец-то. Того держиморду повысили и перевели в другое место службы, но судьбоносную запись в личное дело он внёс. Я перешёл психологический рубикон, смирился с предначертанной судьбой и пыхтел до пенсии. В конечном итоге, свою жар-птицу удачи в служебном продвижении не поймал, но в сравнении с другими, мне ещё грех жаловаться. Многие такие как я, отчаявшись, начали крепко пить и сгубили не только свою карьеру, но и жизнь. Некоторые составили исключение, правда, единицы, которые одумались, но было уже поздно. О таких ребятах ходила шутка: "Ещё за сорок, а он уже старший лейтенант". Меня сия чаша миновала. Подводя итог исповеди, скажу, что возможности выбора не было. Вот такая моя планида, - и он глубоко вздохнул, закончив рассказ.
  - Я бы, наверное, так не смог, - продолжал удивляться бармен. - Мне двух с половиной лет на Севере, после учебки, на всю жизнь хватило, - от воспоминаний он расслабился и заметно подобрел. - Вы знаете, как-то я с женой, летом ездил на Балтийское взморье отдыхать. Увидев морское побережье и услышав крик чаек, у меня вдруг внутри всё перевернулось. Вспомнил сразу же Север, Лицу, нашу лодку, экипаж и как-будто время повернулось вспять, на какое-то мгновение. В памяти, из далёких времён, всплыли свинцово-серые волны с яростью и рёвом обрушивающиеся на прибрежные гранитные скалы, низко висящие тучи над головой и вокруг, кроме белого снега, всё в серых и тёмных тонах. Пронизывающий до костей ветер свистит в ушах, а в тихую погоду, плавно падающие пушистые снежинки. Мне тогда казалось, что люди от этой окружающей их суровой природы, сами закалялись и становились стальными. Заскочишь, бывало с улицы в береговую казарму с холода, попьёшь горячего чайку с вареньем и всё на своих местах - отогревшаяся душа, разомлевшее тело и начинающие шевелиться в голове мысли. Вот такой он Крайний север в моей памяти. Ощущение и состояние то, конечно не передать. Однако, трудная морская служба и крепкая флотская, мужская дружба навсегда оставляют ещё больший свой след в душе моряка, чем природа Заполярья. Когда подходил срок службы к концу, я себе говорил: "Ногой перекрещусь и домой без оглядки". Когда пролетели годы, и я стал понимать что-то в жизни, то пришёл к сознанию того, что служба на флоте, это самая лучшая школа, которую довелось мне пройти. И не будь этой закалки Севером, штормами, боевой напряжёнкой, я сомневаюсь, что в своей дальнейшей жизни, так твёрдо бы стоял на ногах, как сейчас.
   Беседа о военно-морском флоте их увлекла, и они стали вспоминать истории, казусы, как сложились судьбы у сослуживцев, кто из них каких вершин достиг. У Ковалёва был свой уровень называемых людей, офицерский, а у бармена проще - из матросского кубрика. Они на это не обращали внимание, так как по истечении многих лет в общении эти грани порой стираются, а предмет их разговора был один - флот.
  - У нас был интересный командир атомохода, в экипаже его прозвали "Григорий Великий", а чаще, в обиходе между собой, мы называли его просто "Гриша", - начал свой рассказ бармен. - Это интерпретация его фамилии. Командир по складу своего характера, был так называемый "волевик". Однажды мы уходили в автономку, на причале играл оркестр, с берега помахивали, мокрыми от слёз, платками жёны подводников и кричали приветственное "Ура" их дети. Моряки в ответ, своим единственным, отпускали воздушные поцелуи. Торжественность присутствовала во всём. На пирс прибыл адмирал, по команде все вытянулись по стойке смирно и с внимательными лицами слушали его высочайшее напутствие, постоянно косясь в сторону берега. Оркестр исполнил гимн, после чего прозвучала тревога и весь экипаж до одного, занял свои боевые посты на подводной лодке. Мы вышли на боевую службу. Через часов пятнадцать, в центральном посту, начала твориться какая-то чертовщина. Турбины выдают мощность в 16 узлов, скорость вращения вала подтверждает это, а лаг показывает скорость вполовину меньше. Командир отдаёт приказание увеличить скорость до двадцати узлов, а вахтенный офицер докладывает, что скорость изменилась незначительно. После третьего увеличения тоже самое, да вдобавок усилилась вибрация корпуса. Гриша даёт приказание на экстренное всплытие. Когда лодка всплыла, и отдраили люк, то перед теми, кто был в ходовой рубке, предстала картина. Подводная лодка попала в трал и тащила за собой, кормой вперёд, рыболовецкий сейнер. "Разгадка" покачивалась на волнах невдалеке от субмарины. На юте судна стоял немногочисленный экипаж в спасательных жилетах, а в руках каждый из них держал свои чемоданы. В глазах рыбаков застыл страх. Постепенно оцепенение прошло и у них появилось любопытство к принадлежности подводной лодки. Затянувшуюся паузу разорвал голос нашего волевика.
  - Рубить трал, к ядрёной фене.
  Очистив подводную лодку от сетей, мы ушли наконец-то спокойно в глубины. Окончился срок боевой службы, наша красавица подходила к причалу родной базы. На нём, та же картина: адмирал, оркестр, родные и близкие на берегу. На плавпричал сошёл наш "Великий" и стал докладывать начальству.
  - Товарищ вице-адмирал! За время боевой службы, происшествий не случилось...
  Произведя полный доклад, командир уже хотел протянуть руку и поздороваться с адмиралом, но тот задал встречный вопрос.
  - Как нет замечаний?
  Он достал из папки лист бумаги и протянул Грише. К великому "Великого" сожалению, это был акт об уничтожении рыболовецкого трала на кругленькую сумму денег, а к нему прилагалась жалоба в адрес командования флота. Внизу стояла подпись директора рыбколхоза с названием типа: "Горизонты коммунизма" или "Светлый путь Ильича".
  - Придётся произвести начёт на весь экипаж, чтобы вернуть деньги рыбакам. Если не хотите шума, - добил адмирал командира.
  Два бывших подводника посмеялись, и Ковалёв с позиции профессионала сразу же оценил услышанную историю.
  - Чтобы исключить опасное сближение с рыбопромысловыми судами необходимо учитывать, что при лове рыбы тралом, при скорости вращения линий валов судна, соответствующей скорости 6-8 узлов, фактически она не превышает 2-3 узлов. Если не учесть это при определении минимальной гарантированной дистанции до цели, можно увеличить вероятность ошибки в 2-4 раза и это приведёт к тому, о чём Вы рассказали. Сейчас на вооружении уже стоят более современные гидроакустические комплексы, с которыми вряд ли попадёшь в сети, но и на старуху бывает проруха. Человеческий фактор пока никто не отменял, и он присутствует везде.
  Они ещё немного пообщались, и Ковалёв собрался уходить. Он поблагодарил бармена за вкусный шашлык и приятную беседу, а тот в свою очередь, в знак установившихся хороших отношений и уважения, предупредил его.
  - Увидите наряд из двух или трёх милиционеров, они в парке последнее время часто шатаются, постарайтесь обойти их стороной. Об этих "бдительных стражах порядка" нехорошие слухи ходят. Как говорится, берегись бед, пока их нет.
  Они пожали руки на прощание и пожелали друг другу в этой жизни удачи.
  Ковалёв долго гулял по зелёным аллеям парка. Немного подустав, Пётр Иванович купил мороженное и присел на скамейку, которую накрывала тень деревьев. Отдыхая и разглядывая всё происходящее вокруг, он невдалеке увидел, как два милиционера лениво прохаживаясь, на выбор останавливают прохожих и проверяют у них документы. Не придав этому никакого значения, Ковалёв продолжал отдыхать, доедая вкусное мороженное. Он расслабившись, блаженствовал, обласканный летним теплом и защищённый от воздействия прямых солнечных лучей ветками деревьев, не всегда приносящих только пользу.
   Справа от него, на следующей скамейке, расположилась молодая пара с ребёнком, которому было приблизительно около пяти лет. Ковалёв непроизвольно услышал их семейный разговор.
  Муж и жена лакомились, наслаждаясь, московским мороженным с орехами, а ребёнок начал капризничать.
  - Мама, я тоже мороженное хочу.
  - Вадик, тебе нельзя. Мы же объяснили с папой, что у тебя горлышко болит, кушай леденцы. Кому мы их купили? Ты же сам просил монпансье, в металлической коробочке.
  Она достала из своей сумки коробку с леденцами. Ребенок, насупившись, ответил:
  - Я не буду, их есть.
  - Почему, Вадик? - спросили оба родителя удивлённо.
  - Они все обсосаны, на них нет пупырышков и сахара, - ответил он, потупив взор, в сторону.
  - Вадик, да что ты, разве можно обсосать такое количество леденцов? - бросились уговаривать его папа и мама, улыбаясь.
  - Я бы смог, - невозмутимо ответил непреклонный Вадик.
  Мнения разделились. Через некоторое время ребёнок захотел писать, объявив это настойчиво и громогласно. Молодая пара вместе с забавным сынишкой удалилась на поиски туалета и на прежнее место больше не вернулась.
  Слева от Ковалёва, на другой скамье, сидела пожилая пара интеллигентного вида. Между ними происходил деликатный разговор, который долетел до ушей их соседа.
  - Володя, тебе понравился вчерашний вечер у Пичугиных? - спросила эффектная мадам у своего импозантного мужа.
  - Очень. Хозяева, как всегда, были гостеприимны, а этот деятель культуры, Аристарх Савич, так искусно расшевелил и развеселил нашу консервативную компанию, бывших технократов, что я даже и не ожидал, - он довольно улыбнулся. - Обычно вечера и встречи у нас проходят спокойно, размеренно и степенно, с рассказами затасканных историй. Все друг перед другом марку держат, говорят с большим пафосом и высокопарными словами, а этот молодец сразу нашёл подходы, шутки к месту и прибаутки. Не успели гости щёки раздуть, как все были в танце. Выше всяких похвал, необычайно даровитый организатор и артист. А тебе понравился вечер? - спросил мужчина, обратив внимание на то, что его дорогая смотрит на него необычно придирчивым, сверлящим взглядом.
  - Мне тоже понравилось, кроме одного момента.
  - Интересно, и что же это за такой момент? - переспросил он, улыбнувшись, в предвкушении какого-то особого случая, свидетелем которого он не стал.
  - Мне не понравилось, как ты себя вёл на вечере, в отношении этой вдовы, Капитолины Викентьевны, - решительно заявила она, бросив ему вызов резкими словами.
  - И в чём это выражалось, хотелось бы знать? - недоумённо спросил ошарашенный Владимир.
  У Ковалёва мелькнула мысль:
  - Для этого господина "в воздухе пахнет грозой".
  - Вы весь вечер, друг на друга пялили глаза с откровенным бесстыдством. Со мной ты танцевал один раз, а с ней весь вечер, я даже со счёта сбилась. Вдобавок ты её так развлекал, что со стороны могло показаться буд-то, это твоя любовница. Если подобное ещё раз повторится, то я ей волосы точно повыдёргиваю.
  - Успокойся Маша, просто я давно Капитолину не видел, и нам многое хотелось вспомнить. Ведь мы с ней девять лет преподавали в одном институте. Ты сама не понимаешь, что из-за ревности, говоришь всякую глупость. А потом, Исаак Давидович возле тебя, тоже вился половину вечера и смотрел беззастенчиво в твою сторону. Мне это было неприятно, но я же не обвиняю тебя в неверности, - пытался парировать нападение жены небезгрешный муж.
  - Пусть хоть все глаза проглядит, это всё было без взаимности. Ты не увиливай от ответа. У архитектора Сергеева, в прошлый раз, ты увлекся Ириной Авдеевной и по такому же сценарию. Ведь с этой увядшей розой ты не преподавал? - продолжала выволочку Маша.- Это приобретает хронический характер и обязательно перерастёт в махровый обман.
  - Я с её бывшим мужем в университете когда-то преподавал, была общая тема в разговоре. Она с ним в разводе, а он сейчас в Сорбонне преподаёт, но они общаются. Давай прекратим этот бессмысленный спор, - он огляделся по сторонам, - и дрязги на людях.
  Супруги какое-то время молчали, очевидно, обижаясь, друг на друга.
  - Володя, а ты заметил, как Капиталина поправилась? - нарушила молчание женщина.
  - Если честно, нет, - удивлённо ответил ей муж.
  - Раньше у неё было два подбородка, а теперь три, - поддела Володю жена, мстя за необдуманный флирт на её глазах.
  - Зря Маша, ты пытаешься над ней издеваться, ведь от старости ещё никто не убежал.
  Но последнее слово, как обычно, всё же осталось за женщиной.
  - Ты возомнил Володечка в молодости из себя Казанову, а это тоже не вечно. От этого разочарования, тоже никто не убегал. Жизнь, мой дорогой, до обидного быстро проходит, остаются воспоминания о минутах настоящего счастья. Всё остальное куда-то исчезает. Так вот это - "всё остальное", лишнее.
  Мужчина никак не отреагировал, посмотрел на часы и оповестил свою преданную жену:
  - Нам пора, Петрушины, наверное, уже ждут.
  Они дружно встали и медленно пошли по аллее. Со стороны, эта симпатичная чета напоминала классический вариант крепкой супружеской пары, прожившей в любви и согласии всю жизнь.
  - Оно, наверное, так и есть, - подумал Ковалёв, - ведь жизнь совместную прожить, это не по гладкому паркету провальсировать.
  Его задумчивый взгляд остановился на цветочной клумбе, где мотылёк перепархивал с цветка на цветок.
  - Чем-то похоже на сценарий моей жизни, - вызвала у него ассоциацию эта картинка. - Время шло - пролетали годы...
  Мимо проходила небольшая группа юношей, старшеклассников, которая прервала его отвлечённые раздумья. Они громко и задорно смеялись, шутили и рассказывали анекдоты на ходу.
  - Ребята, ребята, отгадайте загадку, - пытался обратить внимание и перехватить инициативу, чтобы внести свою лепту в общее веселье, кудрявый паренёк. - Человек невидимка?
  Из среды его друзей, было экспромтом выдвинуто две версии ответов и одно предположение.
  - Это "хомо сапиенс" из параллельного мира, - звучал первый ответ.
  - Это Миша Либерман из нашего класса, в жизни редкий скряга. Как только мы сдаём на что-нибудь деньги, то он исчезает так незаметно, что никто не может застукать его в этот момент, - выдвинул версию какой-то шутник.
  Раздался дружный хохот.
  - Ладно, давай ответ, сдаёмся, - предложил третий парень.
  - Не отгадали. Это лиловый негр в безлунную ночь.
  Все снова дружно рассмеялись, не от глубокого смысла, заложенного в этой чепухе, а потому что они молоды, жизнерадостны и энергия их выплёскивается через край. Она ждёт и ищет своего применения. Закончится лето, и начнут они тратить её на обучение в университетах и институтах, или просто получая профессию в каком-нибудь учебном заведении, а кого-то ждут в дальнейшем и просторные морские дали. Молодость радуется жизни.
   Ковалёв вспомнил откровение, в виде напутствия, женщины преподавателя по высшей математике из своего училища. Перед всей аудиторией первокурсников, на первой лекции, она произнесла с ноткой грусти в голосе:
  - Я вам не завидую товарищи курсанты, у вас впереди, на протяжении пяти лет, трудная учёба, кропотливый труд в освоении военной науки и высшей школы, а это очень тяжело. Я сильно завидую вашей молодости. У вас появятся в жизни свои цели, вы будете покорять эти вершины и приближаться к новым рубежам. Всё у вас впереди и есть возможность достигнуть того, что нашему поколению уже не под силу. Запомните, молодость быстро проходит, и растрачивать её по пустякам нельзя. Это то, что никогда вернуть нельзя. Взяли в руки авторучки и записали первую тему, - объявила она, твёрдым голосом закончив отступление.
  - Золотая была пора, курсантские годы, - с ностальгией подумал Ковалёв.
  После промелькнувшего эпизода из молодости, он переключился на последнюю ночь, проведённую в гостинице. Ему приснился, на его взгляд, очень странный сон, это были купола церквей, и их он насчитал очень много. Купола были разных размеров и отделки, одни позолоченные другие с медным оттенком, а третьи почему-то синие.
  - К чему интересно, этот вид на культовые здания? Не к отпеванию ли случайно? - от неприятной, угнетающей картины он передёрнул плечами. - Бр-р-р...- непроизвольно вырвался звук из нутрии.
  Ковалёв сразу же отогнал от себя прочь эту мысль. К нему пришли другие воспоминания, и он отвлёкся. Через небольшой отрезок времени от раздумий его оторвал строгий, официальный голос.
  - Гражданин, у Вас документы с собой?
   Ковалёв повернул голову, сбоку от скамейки стояли те самые милиционеры, их было трое.
  - Да, а что вас именно интересует?
  - Регистрация Ваша в столице.
  - Регистрации у меня нет, так как я проездом здесь, - уверенный в своей правоте, без колебаний ответил отдыхающий.
  - Тогда предъявите ваш билет и заодно паспорт, - не отступал сержант.
  - Ну, хорошо, - Ковалёв сделал кислое лицо и полез в карман.
   Ему не понравилась такая настойчивость стражей порядка. По его мнению данная ситуация и выеденного яйца не стоит.
  - Только мешают наслаждаться летним днём, - подумал он про себя.
  Ковалёв, в расстроенных чувствах сделал роковую ошибку, открыв портмоне таким образом, что перед глазами милиционера мелькнула пачка долларов. - Настоящая удача! - охватила запредельная радость сержанта и его сослуживцев. Эта опрометчивость в дальнейшем сыграет с Ковалёвым злую шутку. Он ничего, не подозревая, достал и протянул им Российский загранпаспорт на своё имя.
  - Вот, при мне оказался только такой документ, - сопроводил он словами сложившуюся ситуацию.
  Сержант с деловым выражением лица взял протянутый ему паспорт в руки и стал перелистывать страницы, ища любой повод, чтобы зацепиться.
  - Да, но тут нет прописки. Для нас это "филькина" грамота.
  Сказав, он с ухмылкой закрыл паспорт, стоял и сверлил взглядом гражданина - нарушителя, постукивая книжицей о свою ладонь.
  - А вы что не знали, что в таком документе прописки нет? Паспорт общероссийского образца с пропиской находится в гостинице, у меня в номере, - пояснил, как можно спокойнее и через силу себя, сдерживая, Ковалёв.
  Он уже понял, перед ним непробиваемая стена, но не догадывался ещё, что весь этот интерес замешан на деньгах.
  - Хорошо, а регистрация есть? - упорно продолжал добиваться своего милиционер.
  - Регистрация только в гостинице, - решил пошутить наивный гражданин и улыбнулся, не подозревая, насколько это всё серьёзно.
  - Когда Вы к нам приехали? Настойчивый сержант продолжал искать более серьёзные аргументы, усиливая свой натиск.
  - Может дать им денег, чтобы отстали, - начал искать выход из создавшегося положения Ковалёв, - Слушайте ребята, давайте договоримся. Я выдам вам на пиво, и разойдёмся мирно в разные концы этого парка, - как можно примирительней попросил их гражданин.
  - Отвечайте на вопрос, - невозмутимо и с твёрдостью в голосе продолжал раздувать "мыльный пузырь" милиционер.
  - Приехал вчера, уезжаю завтра, - уже нервно начал отвечать Ковалёв.
  - Билеты есть, по которым Вы приехали?
  - По которым я приехал, находятся в мусорнике, а для поездки дальше, ещё не купил.
  - В таком случае гражданин, Вам придётся проехать с нами в участок, для выяснения Вашей личности, - важно произнес стандартную фразу сержант.
  Ковалёв больше не стал препираться, так как понял, что это бесполезно, встал и последовал за нарядом милиции. Он не подозревал, что эти три милиционера, из подавляющего большинства честных, уже свершившиеся негодяи. Они не зря промышляли в парке, где летом в рабочий день, в основном, отдыхают приезжие. Ковалёв, идя к патрульной машине, не мог предположить, что судьба готовит ему очередные неприятности и новые испытания на прочность характера, воли, и в который раз, физической подготовки. Лично он подумал очень упрощённо, о той ситуации, в которую попал сегодня.
  - Наверное, чёрная пресловутая полоса ещё не закончилась.
  Посадили его в заднее отделение милицейского Уазика, где возят преступников, пьяниц и дебоширов. Очень быстро машина подъехала к отделению. Милиционеры вышли из неё. Один из них спешно вошёл в здание, а двое других стояли недалеко от машины, курили, разговаривая с водителем.
  - Интересный у них водитель, очень похож на рептилию, - отметил Ковалёв. Он почувствовал духоту и очень неприятный запах, копившийся годами в выгородке автомобиля. На ходу, это место продувалось, и он ничего не чувствовал. Рядом с машиной, на дерево села ворона. Её противное карканье прибавляло ещё больше угнетения. Томился он так пять минут до того, как из отделения вышел сержант, который скомандовал что-то остальным. Они всей группой подошли к машине, выпустили Ковалёва из заточения и стали его сопровождать. За прошедший промежуток времени, сержант обронил только одну фразу.
  - Сейчас дежурный с Вами разберётся.
  Его привели к дежурному по отделению. За столом, в окружении телефонов, журналов и сейфов, сидел безобразно толстый майор милиции.
  - Присаживайтесь, - сказал он и кивнул на стул, стоявший напротив. Ковалёв присел. Сержант и ещё один милиционер расположились у него за спиной.
  Майор не обращая ни на кого внимания, занимался своим делом, что-то вычитывал, с серьёзным видом, перекладывал из стола в сейф и обратно какие-то бумаги, звонил по телефону. Ковалёв вынужден был рассматривать дежурного. Диспропорция и дисгармония в строении тела у стража порядка лежала вся на поверхности, и это очень хорошо было видно вблизи. Шея и голова сливались и не имели никакой границы между собой. Создавалось впечатление, что природа перепутала и ширину черепной коробки она присвоила его челюсти, а голова заканчивалась острым пиком, как бы подбородком, со стрижкой полубокс.
  - А где же у него находится серое вещество и сколько его, если голова перевёрнута книзу? - сразу, непроизвольно возник вопрос у Ковалёва.
  Всё у майора было большое - и большое мясистое лицо, и орган зрения, напоминавший больше фары, чем глаза, и рот, имевший хищное строение, тоже был немаленький. Вопреки этой тенденции, на удивление, был маленький нос. Большие щёки, со стороны ушей, окантовывала бархатная полоса мелких капилляров, создававших в этом месте багровый румянец. Большой живот этого человека упирался в край стола, а дыхание из-за лишнего веса, напоминало свист радиостанции пробивающейся сквозь сильные помехи.
  - Главное, чтобы человек хороший был, - успокоил себя и вздохнул Ковалёв.
  Майор закончил что-то записывать и окинул его недоверчивым взглядом.
  - Ну, что будем делать, нарушитель? - напыщенно заявил он.
  - С кем? - не понял Ковалёв.
  - Всё из карманов на стол.
  - Я прошу уточнить, меня что, задержали? - решил прояснить ситуацию он.
  - Да. У нас в районе совершён ряд тяжких преступлений и есть основания, что в этом могли участвовать и вы. Приметы сходятся. До выяснения обстоятельств посидите у нас.
  Майор замолчал и выпучил глаза.
  - Безобразие! - возмутился задержанный гражданин. - Произвол сплошной!
  Майор замолчал и что-то писал.
  - Казню себя за беспечность, надо было держаться от вас подальше.
  - Надо, надо было. А пока назовите нам гостиницу и номер, в каком Вы остановились, - спокойно продолжал спрашивать милиционер, не обращая никакого внимания на протесты.
  - А номер вам зачем? - с усмешкой спросил Ковалёв.
  - Я сейчас буду звонить в гостиницу, и наводить справки, кто к ним поселился в такой-то номер. Если фамилия не совпадёт, то с Вами разговор будет другой, - выкрутился майор. - Так какой ваш номер? - он настырно хотел получить ответ.
  Ковалёв был бесхитростный человек, не стал с ним спорить и, не задумываясь, назвал гостиницу и свой 315 номер. Он уже потом осознал, что администратор мог и без номера сообщить милиции сведения о том, проживает, или нет у них такой-то человек. Закончив с адресом, майор повторно предложил задержанному гражданину выложить всё, что имеется у него в карманах. Имущество Ковалёва перекочевало на стол. Он обратил внимание, как майор хищным взглядом впился в бумажник, где находились, пять тысяч американских долларов. Как только он закончил выкладывать содержимое карманов, по команде майора: "В двадцать вторую камеру его", к Ковалёву резко подскочили два милиционера, бесцеремонно заломили руки за спину и повели по коридору. Очень быстро за ним захлопнулась железная дверь. По пути в заточение, будущий узник произнёс только одну фразу и то от отчаяния: "В конце концов, что у нас законы уже не действуют, о правах человека?".
  В плохо освещённой, с серо-чёрными тонами камере, мгновенно ввергающей человека в тоску и уныние, находилось человек пятнадцать. Ковалёв провёл беглый осмотр помещения и поймал на себе угрюмые взгляды. Он поздоровался и сделал несколько шагов, глазами ища, куда бы присесть.
  Половина населения "темницы" стояла и наблюдала, за тем как небольшая компания, расположившаяся в середине круга, азартно резалась в карты. В глаза бросались синие руки завзятых картёжников, на которых не было "живого" места от наколок. - Непростая адаптация ожидает меня впереди, - мелькнуло в голове. Невысокого роста тщедушный мужичок, дурашливого вида, о которых в народе говорят: "Его мама не доносила", отделился от толпы и развязанной походкой подошёл к Ковалёву.
  - Кто такой? Я, например Дохлый, - он оглянулся на своих сокамерников, мерзко улыбаясь.
  - Что тебя привело, брателла, в наш гранд-отель "Европа", в интеллигентное общество постояльцев двадцать второго люкса?
  Создавалось впечатление, что это была самая мудрёная фраза, которую он сложил в своей непутёвой жизни. Дохлый нагло смотрел на Ковалёва и улыбался, обнажив наполовину беззубый рот, а те которые ещё уцелели, блестели металлическими коронками. От него исходил противный запах, плотный и вязкий.
  - Ну, чего молчишь и важничаешь? - он попытался схватить новичка за грудки.
  Ковалёв резко отвёл в сторону своей левой рукой, согнутой в локте, костлявые, женоподобные руки нападавшего преступника. Его движение напоминало защиту от бокового удара. Перехватив Дохлого за шиворот, он хотел было запустить наглеца в то направление, откуда тот появился, но не успев этого сделать, услышал грозный окрик.
  - Э чудило, а ну отпусти братана.
  От толпы отделился весь в наколках верзила и неспеша стал приближаться к ним. Дохлый, перепуганный насмерть, воспользовался замешательством, вырвался из рук и дал стрекача за спину надвигавшегося мастодонта. Он понял, что его шутовская роль пока закончилась и надо выждать момент, когда обидчик будет лежать на полу, чтобы подскочить и попинать его ногами. Такие как он шестёрки, только на это и способны. Из-за широкой спины-крепости своего защитника, он крикнул в адрес предполагаемой жертвы:
  - Сейчас из тебя будут делать дублёнку или под "хохлому" распишут. Береги голову, Вася, - и рассмеялся.
  Смех его походил больше на козлиное блеяние. Ковалёв, конечно, не знал и не мог даже предположить об этом, что "сценарий" представления принадлежит нечистоплотному майору, который уже успел проинструктировать уголовников, пока он парился в машине.
  Верзила остановился, не доходя несколько метров до жертвы. Он решил сначала поиздеваться, а потом избить ершистого урода.
  -Ни дать, ни взять, очень смахивает на "Гамадрила", в лучшем случае, издалека, может сойти за мифологический персонаж, - хорошо разглядев его вблизи, пришёл к выводу Ковалёв.
  - Я Руль и правлю в этой хате, а ты кто? - грозно произнёс он.
  Ковалёв по внешнему виду бандита, очень похожего на примата, понял, что у этого чудовища мозгов, как у курицы, а сила недюжинная и дикая. - Вызов брошен, и надо с ним сразу разобраться, иначе житья не будет, - принял он мгновенно решение. - Прошу меня извинить. Я не понял, Вы за рулём или всё-таки неодушевлённый предмет - руль?
  Произнёс Ковалёв, прикинувшись простачком, смотря серьёзно на бандита.
  Уголовник сразу и не сообразил, что над ним издеваются. Его шокировало обращение на "Вы", такой жаргон он не понимал.
  - Слышь Дохлый, интеллигента приятней будет отметелить, - он повернулся к своему другу и они заржали, словно лошади объевшиеся овса.
  Закончив смеяться, самоуверенный нахал повернулся и снова вперил взор в свою жертву.
  - Так кто ты?
  На этот раз Ковалёв промолчал, он прокручивал в голове свой план действий.
  - Интересно, за что это "мусора" заказали поупражняться с тобой вплотную? - продолжал резвиться уголовник Руль. - Просили только "фасад" не портить.
  Ковалёв окончательно убедился в том, что разборки не избежать и не воспрепятствовать, если милиция решила его попресовать, и он догадался почему. В его защиту раздался слабый голос из "народа", который ничего не решал.
  - Что ты прилип к нему, как говно к подошве?
  - Если "руль" уже занят, тогда я "штурвал", - спокойно ответил Ковалёв.
  - Значит, лётчиком хочешь быть, полетать по камере, - произнеся угрозу, верзила двинулся вперёд.
  Когда дистанция сократилась, он правой ногой нанёс удар снизу и попытался попасть в область паха. Ковалёв был уже готов к любым действиям противника и встретил его во всеоружии. Задача была не только выжить, но и во избежание дальнейших разборок поставить всё на свои места. Он резко, с небольшим ударом выбросил свою левую ногу, при этом развернув туфель ребром вперёд.
  Блок ногой пришёлся в аккурат под коленную чашечку нападавшего уголовника, который переоценил свои возможности. Верзила взвыл от боли и перегнулся вперёд, где его встретил крюк правой снизу в подбородок. Ноги у пострадавшего подлетели выше головы, и он плашмя спиной упал на пол. Сознание его на короткий миг воспарилось в заоблачную высь, а затем медленно опустилось на землю, и Руль погрузился в забытье. Дохлый медленно попятился назад. У обитателей камеры в недоумении вытянулись лица, и на какой-то миг вокруг установилась тишина. Ковалёв обвёл взглядом помещение, он увидел немую сцену и по-рыбьи открытые рты. Все блатные и не блатные обитатели, смотрели на него с уважением и с нескрываемым интересом. Гегемония Руля в камере закончилась. Из "зрительного" зала прилетела первая шутка в адрес поверженного.
  - Осторожно, здесь скользко, можно геморрой потревожить.
  В камере раздался дружный смех. Ковалёв вместе с ними рассмеялся.
  - Что ж ты забияка, насупился и стоишь? - обратился он ко второму персонажу. - Помоги своему брателле. Я понимаю, что тебе его не поднять, но поднеси хотя бы водички.
  В камере снова засмеялись, а верзила зашевелился и стал подавать признаки жизни.
  Кто-то отпустил шутку совсем не вяжущуюся с контингентом камеры.
  - Время цинизма, господа. Старшее поколение не уважают.
  Новичок отбил желание у блатных впредь учинять с ним разборки. Ковалёв прошёл и сел на свободные нары.
  - Меня зовут Пётр Иванович, - обратился он ко всем.
  Худощавый парень, из круга картёжников, с внешностью прожигателя жизни, предложил ему:
  - Пётр Иванович, не желаете перекинуться в "двадцать одно"? Если нет наличных, можно в долг.
  - Спасибо, желания нет, - отказался он.
  Жизнь продолжилась: возобновилась игра в карты, чтение книг, другие забавы и занятия. Атмосфера камеры, замкнутое пространство, Ковалёва пока не тяготили, так как он длительное время вёл аскетический образ жизни и к лишениям привык.
   Дохлый, которого публично пристыдили, помог верзиле доковылять до нар. Руль лежал на спине с закрытыми глазами и с сильным шумом в ушах, сопровождавшимся головокружением.
  Прошло полчаса, дверь камеры неприятно скрипнула, лязгнула и открылась. Вошёл милицейский старшина. Он осмотрел всех задержанных, подошёл к Рулю.
  - Давай на выход, начальник вызывает, - произнёс милиционер.
  Руль открыл глаза, посмотрел на него и продолжал лежать.
  - Ну, чего вытаращился? Вставай, майор вызывает, - начиная нервничать, повысил голос старшина.
  Руль перевалился на бок, глубоко вздохнул и стал медленно подниматься. Приняв вертикальное положение, он сильно хромая направился к двери.
  - Ты тоже за ним заодно, Слизняков, - обратился он к Дохлому. - Чего набычился?
  - Я Слизнякин, а не Слизняков. Сколько раз вам говорить? - начал он возмущённо возражать.
  - Пошёл на выход, а то получишь сейчас дубинкой по рёбрам, - закричал взбешённый старшина, окончательно потеряв терпение. - Каждое дерьмо здесь права качает.
   Дохлый почувствовав угрозу своему тощему телу, от грубого окрика вскочил как ужаленный и рысцой побежал к дверям. Милиционера эта сцена позабавила, и он улыбнулся. Старшина направился вслед за задержанными, которых в коридоре уже поставил к стенке конвойный рядовой. В пути его догнал вопрос обывателей камеры. Вопрос задал уголовник по фамилии Капустин и кличке "Пельмень". Это был обычного склада весёлый, неугомонный молодой человек с одним исключением, мясистая его голова, как две капли похожая на большую азиатскую дыню, лежала поперёк, почти на плечах. Венчали её маленькие, близко посаженные, постоянно бегающие по сторонам глаза и нос-картошка. Глядя на его одутловатое лицо, вполне можно было согласиться с подобным прозвищем.
  - Гражданин старшина, а что сегодня на обед?
  Милиционер остановился и обернулся.
  - А что бы ты хотел, Капустин? - ответил он парню, который был примечателен ещё и тем, что на его груди красовалась оригинальная татуировка.
  В камере было душно, и он разделся по пояс. Основу композиции составлял двуглавый державный орёл, но вместо привычных орлиных голов, друг на друга смотрели портреты Ленина и Горбачёва. На челе у вождей, разных временных периодов, были красные метки, у Ильича серп и молот, а у Сергеевича расколовшийся контур карты Советского союза. Трещины откололи от бывшей империи нынешнюю территорию России. В когтях каждой лапы хищная птица держала по куску фрагмента, вяло свисающего, разорванного кумачового знамени. На первом, под Ильичём, была нарисована цифра - 7, на втором -4, а между ними, с трёх игральных карт, злобно смотрелся сатанинский знак - 666, магические цифры раздвигали остатки знамени пролетариата. Венчала эту композицию надпись: "Бог фраера всегда метит".
   - Ну, не такую бурду, какую давали на завтрак.
  - А что же тебе, жаркое из свинины с французскими булками подать? Рылом не вышел для деликатесов. Что заработал, то и ешь.
  - От такой еды через неделю цинга будет, а через две кирдык. Я в гробу видал такое пойло.
  Милиционер окрысился.
  - Будешь возмущаться, в карцер посажу, - он добавил ещё кое-что, не стесняясь в выражениях.
  - Это Вы со зла, - ответил ему Пельмень.
  - Повторяю, не успокоишься, будешь свою кличку грызть. Не суй пятак туда, куда не надо.
  После этих слов, старшина в ярости хлопнул за собой дверью. В адрес немолодого милиционера из всех углов камеры полетели ругательства и проклятия.
  - Нашёл из кого жалость давить, - рьяно поддержал Пельменя, его долговязый закадычный дружок по тёмным делам, Киря, - это всё равно, что больного гриппом уговаривать пойти на танцы.
  Он повернулся к картёжникам и произнёс: "Сдавай, Мурена".
  - Чтоб его больной мозоль замучил, - вставил своё проклятие Мурена.
  - Точно, а я мучаюсь, кого он мне напоминает, этот человек, - осенило Петра Ивановича, когда Киря обратился к парню, державшему в руках колоду карт. - Губы у него интересные, на вареники похожи.
  Больше всего Ковалёву понравилась шутка, которую придумал Капустин.
  - Когда этот урод сдохнет, закажу себе торжественную наколку на спине. На ней Володя и Миша будут стоять в почётном карауле у гроба этого козла и горько рыдать.
  Всеобщий смех разрядил напряжённую обстановку в камере.
  - Добавь туда и лик Генерального прокурора, - послышалась реплика с лежака. - Изобрази его с венком, - это внёс свою лепту рецидивист по кличке Вегетарианец, на вид очень худой, болезненного вида парень.
  - В виде антуража "парашу" изобрази.
  Ковалёв повернул голову, в сторону человека внёсшего последнее предложение в шутку Капустина. Это был его сосед по нарам, дядя далеко не юного возраста.
  - Глыбов - потомственный аристократ, - представился мужчина и протянул руку.
  - Ковалёв - потомственный пролетарий, - приняв за шутку его позёрскую выходку, без смущения ответил он.
  Позже, немного пообщавшись, Пётр Иванович изучил и его. Это был надменный человек, средних лет, с неправподобными почтительными манерами, а по сути своей вор, в крупных размерах и мелкий прохиндей по повадкам. Он вовремя успел ухватить пару миллионов в мутные времена от общего куска, но вот беда, в отличие от остальных попался. К касте, в которой он себя означил, его трудно было причислить, разве что только по аристократической бородке. Благородство этому человеку не было присуще вовсе. - Никаких явных признаков солидности, - подвёл итог Пётр Иванович.
  Ковалев, пообщавшись с "аристократом", сидя на нарах, прислонился к стенке и задремал в забытьи. Разбудил его скрежет и стук металла. Открыв глаза, он увидел входящих в камеру Руля и Дохлого. Они подошли к нарам, где сидел их обидчик. Первое, что бросилось в глаза, оба были навеселе, и стойкий запах спиртного распространился по всей камере.
  - Привет дебошир, скоро посадят тебя в тюрьму, - произнес, улыбаясь, довольный Руль, глядя на Ковалёва.
  - А он счастливый, ещё не знает об этом, - начал подпевать своему напарнику Дохлый.
  - Побои, которые нам были нанесены, врач зафиксировал, и мы по этому поводу заявления уже написали, - продолжал глумиться верзила. - Лет семь тебе грозит. Ковалёв в ответ на их выходки терпеливо молчал.
  - Долго твоей зазнобе придётся посылки в зону слать, - верещал Дохлый, ухмыляясь. - И не видать тебе волюшки, как своих ушей.
  - А у вас какая травма, жалкий человек? - обратился Ковалёв к Слизнякину.
  - Как, какая? - картинно удивляясь неосведомлённости спрашивающего, произнёс закоренелый уголовник. - Типа того, ушиб правой почки и синяк на шее. Синяк - это следствие удушения. Все перечисленные мною травмы записаны в медицинском освидетельствовании и заключении эксперта. Чем всё это закончится - покажет время, - гордо завершил свою тираду аморальный тип.
  Неожиданно их словесную дуэль прервал старшина, который крикнул в открытую дверь: "Ковалёв на выход".
  - Этот старшина, интересно, не орёт дома во сне - "На выход". За то время, которое я здесь пребываю, он уже уморил, - поднимаясь со своего места, подумал Ковалёв.
  - Кабан ему сейчас растолкует, что по чём, - услышал он сзади голос Дохлого, выходя из камеры.
   Ковалёва завели в дежурную часть. Майор, как и в первый раз, любезно предложил ему присесть на стул. Полистав для важности какие-то бумаги, липовый законник поднял глаза на задержанного гражданина. Он некоторое время, уставившись, молчал.
  - Я думаю, Вы понимаете, что Вам грозит суд и немалый срок, гражданин Ковалёв, - начал он атаку на клиента.
  Ковалев, молча и спокойно, смотрел на обнаглевшего милиционера. Он решил, что надо выдержать паузу и еле сдерживался, чтобы не нахамить.
  - У меня в руках пачка заявлений от граждан, которым Вы нанесли побои, материальный и моральный ущерб, - он потряс в воздухе какими-то бумажками. - Первые три заявления написаны патрульно-постовым нарядом милиции в составе: Григоренко, Наливайко и Сидоренко.
  - А-а-а, мрачные мужики с серьёзными намерениями. Если перед перечнем фамилий, ваших милиционеров, поставить - "эй", то получится законченное предложение, - сказал с подвохом Ковалёв, не меняя серьёзного выражения лица.
  - Что Вы имеете против российских полицейских? - произнеся с угрозой, майор прищурил глаза.
  - Против российских полицейских ничего не имею и против других тоже. Боже упаси. Фамилии у ваших сотрудников, уж больно похожи на соседних, братских славян. Прямо целая обойма. Они что, по обмену опытом?
  - Вы не дерзите, задержанный, забыли, где находитесь, - спокойно предостерёг майор. - Фамилии ни о чём ещё не говорят, для нас важно, чтобы работники были хорошие.
  - Не сомневаюсь. Даже какой-нибудь Ватман может быть хорошим человеком. Ну а водитель, уж точно, наверное, Иванов? - продолжал язвить Ковалёв.
  - Водитель машины, гражданин Василий Моисеевич Зиннатуллин, тоже написал рапорт, но уже, как свидетель происшествия, - снова сохраняя спокойствие, ответил майор.
  - Бог ты мой, чего только не услышишь на этом чудном свете, даже такое нелепое сочетание, - подумал Ковалёв и продолжил злить дежурного. - Вот у гражданина водителя, есть общее между его именем и Россией, а между отчеством и фамилией, к сожалению, другая связь, но не государственная.
  - Что Вы имеете в виду? - непонимающе моргал майор, он не одолел сходу этот ребус.
  - Обрезание, - серьёзно и вкрадчиво произнёс Ковалёв.
  - Ну, ну, шутите дальше. В Вашем положении, гражданин, пора на волю весточку слать, чтобы сушили сухари, - со злорадством произнёс милиционер.
  - Или откупились.
  Майор прищурил глаза, глядя на него.
  - Ну и что же написал ваш водитель? - поинтересовался Ковалёв, ему начинала надоедать эта тягомотина.
  - Я начну с рапортов патрульных. Кино выходит такое, когда они попросили Вас предъявить документы, то в ответ в свой адрес, услышали скверную брань, оскорбления, а если короче, словесное унижение чести и достоинства человека в погонах. Чего Вы улыбаетесь, Ковалёв? - нервничая, перебил свою речь майор.
  - Честь и достоинство, как-то неуклюже звучит на фоне этой красивой липы, я бы сказал, даже цинично, - с сарказмом ответил он и брезгливо сморщился.
  Никак не прореагировав, на эти слова, майор продолжал упорно гнуть свою линию.
  - Когда Вас пригласили проехать в отделение милиции для беседы, то Вы оказали сопротивление. В рапортах указано всё, как это происходило.
  - А свидетель Василий Моисеевич, что зафиксировал, интересно знать? - безразлично спросил задержанный.
  - Тут много кое-чего. Например, оказывая физическое сопротивление, Вы ударили по лицу милиционера Сидоренко, оторвали две пуговицы на форме Григоренко, хватались рукой за кобуру Наливайко и пытались отобрать у него пистолет и так далее.
  - Звучит дико: "отобрать пистолет". Написал бы, для убедительности, что хотел отобрать пистолеты у всех троих. Здаётся мне, что он больше Моисеевич, чем Василий. К сожалению, этот шофёр оставил в моей душе негативный след, а была надежда на объективность. Скромная "рептилия" превратилась в свирепого "хищника", способного целиком проглотить, - он глубоко вздохнул. - У меня такое ощущение, что ваши такие разные подчинённые написали сочинение на одну тему: "Как правильно надо вязать интересующий начальника объект".
  У майора заходили желваки, налились кровью глаза, но он на этот раз промолчал.
  - В камере Вы жестоко, с элементами садизма, избили граждан Слизнякина и Рулина, нанеся им серьёзные телесные повреждения.
  - Правильно Вы говорите, славные они ребята, таких надо охранять и зря я их обидел, - вставил реплику Ковалёв. - Я уже ощущаю острую потребность в раскаянии. Не согласен только в одном, элементов садизма не знаю, и о них даже не слышал.
  - У Рулина выявлено сотрясение мозга.
  - Несуразица. В природе не бывает сотрясения того, чего нет, - смеясь, уточнил спорный, по его мнению, факт Ковалёв.
  Милиционер ещё долго зачитывал то, что якобы сотворил Ковалёв, а он сидел и безучастно смотрел в стену, ожидая вердикт. Наконец, аморальный майор, ловко манкировавший законом, оторвался от чтения стандартных фраз, наклонился вперёд, посмотрел со злостью в глаза Ковалёву и тихо зашипел, брызгая слюной в лицо.
  - Сейчас тебя переведут в другую камеру, а я возьму письменные показания у четырнадцати свидетелей, которые наблюдали избиение. Вот тогда и посмотрим, как ты будешь смеяться.
  - Согласен, это не "патрицианский" круг, "доброжелатели" могут написать.
  Майор, с лицом человека получившего моральное удовлетворение, откинулся на спинку стула, выпятив и так огромный живот, посмотрел на Ковалёва отстранённо, с брезгливостью и свысока.
  - Майор, у меня постоянно присутствует ощущение, что Вас больше всего интересуют, пять тысяч долларов, которые уже умыкнули из моего кармана. Весь этот фарс и зачитанная Вами ересь для того, чтобы я забыл о них и не поднимал шум. Только вот дело никак не сдвигается с мёртвой точки, что Вас и злит, - не вытерпев разыгрываемой комедии, произнес Ковалёв с равнодушным видом. - У Вас нездоровый аппетит жулика.
  Он решил расставить все точки на "и". У милиционера заходили желваки, он нервно напрягся и болезненно сморщил лоб. Майор, забыв о достоинстве начал материться.
  - Бля, какие пять тысяч? Какие доллары, твою мать? - притворно возмутился он, округлив и так выпученные глаза. - Что за ахинея? Может, Вы ещё заявите, что у Вас тут авоську украли с яйцами, работы Карла Фаберже. Вот акт изъятия личных вещей у задержанного гражданина Ковалёва, - после своих слов он бросил на край стола лист бумаги.
  Пётр Иванович наклонился, взял в руки акт и пробежал по тексту глазами. Из личных вещей, у него, оказывается, было: портмоне, загранпаспорт, три тысячи российских рублей и самая главная вещь - расчёска. Прочитав фикцию, он в конце усмехнулся.
  - Подписались: Григоренко, Наливайко, Сидоренко. Всё та же бан..., - осёкся Ковалёв. - Пардон, бригада борцов за финансовую справедливость, - произнёс он во всеуслышание, и положил лист на стол. - Я не удивлюсь майор, если ваши хорошие работники, профессионалы ратного дела, сейчас у меня в номере шарят, - метко подметил он.
  Майор резко вскинул глаза. На него пристально и дерзко смотрел Ковалёв.
  - Да, да майор и вот ещё испарина у Вас на лбу выступила. Не тужьтесь до выпученных глаз, это правда.
  - Старшина! - заорал на всё отделение майор, у которого лопнуло терпение.
  На пороге мгновенно вырос милиционер.
  - В камеру его, одиночную. Буйный он. Пусть посидит сутки другие, а то "права качает".
  От крика майор раскраснелся как варёный рак и глаза на две трети вылезли из орбит. Ковалёв очутился в холодной, сырой и полутёмной камере. Запах помещения обдал его далеко не французскими духами.
  - У них явно наработанная схема, в которую я глупо попал по банальной неосторожности. "Зевнул", а надо было предвидеть всё это, - он грустно посмотрел на тускло светившую лампочку над головой. - Жизненный опыт должен же был сработать, предчувствуя беду. Оправдались самые мрачные прогнозы бармена, а майора зря, наверное, завёл. Такие "законники" на убийство пойдут и не моргнут. Да и на этих деньгах, честно говоря, я уже крест поставил, - с тревогой подумал он. - Какой смысл было лезть на рожон, когда толку, от этого мало? Спасти меня теперь может только чудо, хотя на это надеяться наивно. Проблема более чем серьёзная. Есть правда одна надежда на то, что не всё правосудие у нас, хочется верить, как этот майор.
  Он задумался.
  - Место, где можно обрести "душевное равновесие". Мне нравится размышлять в уединении, но не до такой же степени, - пошутил Ковалёв над собой с иронией.
  Больше всего его угнетало чувство собственной беспомощности.
  
   "Прокол".
   На стоянку перед гостиницей вырулил светлого цвета Опель, из которого появились два милиционера в форме. Они закрыли на электронный ключ машину и направились к входу в здание. Администратор, обеспокоенный появлением блюстителей порядка, встретил их с тревожной улыбкой на лице.
  - Что вас привело к нам, уважаемые? - поинтересовался он.
  - Не беспокойтесь. У вас проживает наш друг, позвонил нам по телефону и попросил помочь в переезде на вокзал. Мы сами во всём разберёмся.
  Милиционеры проследовали мимо успокоившегося администратора к лифту.
   Человек Азиза снимал свой номер через один от того, где остановился Ковалёв. Дверь его была немного приоткрыта, и он слышал всё, что происходило в коридоре. Услышав возню, связанную с открыванием двери, где-то по соседству, рядом с его номером, араб набросил летний пиджак, который скрыл кобуру пистолета. Ещё больше приоткрыв дверь, стараясь при этом не обнаруживать себя, он выглянул в коридор. У номера Ковалёва, что-то происходило. Увидеть полную обстановку не было возможности, спиной к нему стоял милиционер и прикрывал всю картину происходящего и второго человека, копавшегося с замком. Араб вышел из своего номера, закрыл тихо дверь и бесшумно, по ворсистой ковровой дорожке, подошёл сзади. Голос его неожиданно нарушил тишину пустого коридора.
  - Вы что-то хотели, господа? Есть проблемы?
  Оба милиционера бросив своё занятие, повернулись. Он поймал на себе напряжённые взгляды.
  - А ты кто такой? - спросил сержант, быстро согнав с себя страх и делая ставку на неожиданный напор.
  - Я работник этой гостиницы. Так чем вам помочь?
  - Ничем, - резко ответил ему один из милиционеров, с большим желанием нагрубить, но его остановил товарищ, видно обладавший умом более гибким.
  Он натянуто улыбнулся.
  - Наш приятель, проживающий в этом номере, сегодня уезжает. Он сейчас гостит у меня дома, и попросил, по случаю того, что я оказался в этом районе, забрать его вещи. Говорит: "Витёк, зачем мне мотаться туда-сюда, заскочи за моими шмотками". Жалко, что ли. Только видно ключ перепутал".
  - Хорошо. Я сейчас спущусь к администратору и принесу запасной ключ, - предложил свою помощь работник гостиницы.
  - Не надо, - отказался милиционер. - Мы сейчас съездим домой, и возьмём родной ключ от этого номера. Его всё равно надо сдавать.
  Они оба, молча, обошли парня с разных сторон и направились к лестничному пролёту. Отойдя на приличное расстояние, один из них вдруг попытался возразить, но другой его сразу оборвал.
  - Дёргай отсюда молча, - процедил он сквозь зубы.
  Человек Азиза провожал их взглядом до тех пор, пока оба не исчезли из его обзора. Он подошёл к двери и два раза потянул ручку на себя, чтобы убедиться, что она заперта. Потом немного постоял, что-то обдумывая, принял решение, повернулся и направился в свой номер.
  - Эти "нехорошие ребята" обязательно вернуться, - сделал он вывод.
  Навстречу ему шёл квадратного вида, сильно перекаченный мужчина, с угрюмым видом. Этого человека-гору по бокам украшали две размалёванные девицы, с оголёнными ногами, в условных юбках шириной с ладонь. Они открыто демонстрировали свои привлекательные филейные части.
  Завершало соблазнительный вид глубокое декольте, которое наполовину обнажало грудь. Дистанция между ними сократилась.
  - Вы не из 315 номера, случайно? - спросил верзила.
  Подчинённый Азиза остановился.
  - Сегодня 315 номер пользуется большим спросом, словно других нет, - подумал он. - Да, я из 315, - ответил уверенно араб.
  Каменное лицо качка дрогнуло, и он расплылся в улыбке.
  - Что же ты дружище, девочек заказал на сегодня, а сам куда-то исчез. Я уже третий раз тебе их привожу, своё драгоценное время теряю.
  - Подождите. Напомните мне, пожалуйста, когда я их заказывал, что-то не припомню.
  Шакалий интерес у сутенёра усилился во стократ.
  - У этого ары капусты, наверное, немеренно, надо его как следует подоить, - и он начал раскрутку. - Ну, как же дружище, я тебе вчера вечером звонил. Ты сказал, что они сегодня не нужны, но намекнул, что завтра ты точно не против.
  - Я вас должен огорчить тем, что ваш товар мне и сегодня не понадобится.
  Верзила от удивления, чуть подался вперёд. Обиженный благодетель начал заводиться.
  - Так дружбан, за ложный вызов, ты мне отстегнёшь неустойку, стоимость часа эксплуатации этих прелестных созданий. Ты меня понял?
  Девицы по вызову стояли и переминались с ноги на ногу. Грустное выражение их лиц было похоже на лица кукол, которым однажды придали форму и оставили навсегда.
  - Вы отправьте девушек, а мы с вами договоримся о цене, - предложил неуступчивый молодой человек.
  - Как здрасьте.
  Повеселевший верзила отослал, путан, приказав им ждать его внизу, в фойе, а сам уже потирал огромные ладони в предвкушении халявного барыша.
  - Так, дружок, по сто долларов за каждую и мы разбежались.
  - Сказочная щедрость, я думал много больше.
  Парень оглянулся, убедившись, что вокруг никого нет, запустил руку под пиджак и вытащил оттуда пистолет с глушителем. Он наставил его на наглого сутенёра. Верзила находился в состоянии оцепенения несколько секунд и был похож на восковую фигуру из музея "Мадам Тюссо". Лицо его побледнело, и он не мог ничего внятного произнести, так как услышал щелчок снятого предохранителя.
  - Слушай меня внимательно "Горилла", только дорожку не замочи, если ты в течение суток ещё раз здесь появишься, со своими матрёшками, то я отстрелю тебе этот орган, - он направил пистолет ниже пояса - Станешь евнухом, и будешь соответствовать своему роду занятий на все сто процентов. Ты меня понял?
  Верзила утвердительно закивал головой.
  - А теперь поворачивай оглобли и очень быстро исчезни, не до тебя.
  Проявив удивительную для своей комплекции прыть, невезучий сборщик податей через мгновение уже летел по лестнице вниз, сотрясая землю слоновьей поступью. Его обидчик, спрятав пистолет, вошёл к себе в номер и позвонил шефу.
  Милиционеры в этот момент сидели в "Опеле" и выдерживали паузу. Они рассчитывали, что назойливый работник гостиницы уйдёт и можно будет проникнуть в номер. На выходе из отеля, экспроприаторы предусмотрительно предупредили администратора, что их друг куда-то отлучился, и они зайдут чуть позже. Один сержант стал распекать другого.
  - Что ты там базар устроил? Надо с головой, наверное, дружить и включать её иногда. Можно буреть, когда свой номер открываешь, а не чужой.
  - Да я...
  - В следующий раз молчи и не лезь нахрапом, я сам всё объясню. Ничем не обоснованная дерзость, исходит только от глупости.
  Через полчаса они снова появились у 315 номера. "Нашествие воронья" продолжилось. Постояв немного и поговорив между собой, постоянно озираясь по сторонам, сообщники дождались, пока коридор опустеет хотя бы на короткое время.
  Этой минуты им хватило, чтобы открыть дверь и попасть вовнутрь просторного, одноместного номера. Подельники замерли в нерешительности у входной двери, хотя заниматься этим им уже приходилось неоднократно. В комнате был полумрак, только из-за задёрнутых плотных штор кое-где пробивались лучи солнца. Наливайко включил свет и медленно подошёл к шкафу, где он рассчитывал найти и обыскать вещи Ковалёва. Григоренко из любопытства решил заглянуть в ванную комнату, его прямо какая-то неведомая сила туда тянула. Милиционер распахнул двери широкого шкафа, в лицо ему, с характерным шипением, ударила струя едкого газа. Он как подкошенный, без сознания, рухнул на пол и почти одновременно с раздавшимся грохотом в комнате, Григоренко почувствовал удар по голове в ванной. Он потерял сознание и тоже очутился на полу.
  
   "Чудесное избавление".
   В дежурной части отделения милиции царило оживление. Дежурный, майор Царьков, сидел за столом на своём рабочем месте. Обступив его, двое старшин рассказывали поочерёдно свежие анекдоты, забавляя майора. С некоторой периодичностью из этой части здания милиции раздавался откровенно громкий мужской хохот. После очередного анекдота майор на мгновение задумался.
  - Что-то они очень долго копаются. Почему не позвонили и не доложили обстановку?
  Ход его мысли, и процесс травли анекдотов нарушил вошедший в отделение смуглый мужчина. Майор смерил его взглядом. Это был широкоплечий парень высокого роста, одетый в светлый летний костюм. Мужчина поздоровался со всеми присутствующими в помещении и обратился к дежурному.
  - Николай Васильевич, нам необходимо поговорить с Вами тэт-а-тэт.
  Майор удивлённо пожал плечами.
  - У меня нет секретов от сотрудников, говорите.
  - Разговор будет о Ваших сотрудниках, Григоренко и Наливайко.
  Царьков заёрзал на стуле. От названных фамилий и такого напора незнакомца, он весьма перетрухнул, но продолжал держать марку.
  - И всё равно они мне не мешают.
  - Хорошо, я вижу Вас не переубедить. Надеетесь, что пронесёт.
   Незнакомец достал из кармана пиджака обычный, миниатюрный диктофон, включил его и держал в руке, направив так, чтобы звук с максимальной силой долетал до ушей неуступчивого майора.
  Из динамика полились слёзные признания милиционера Григоренко.
  - Я, сержант Григоренко Ричард Сергеевич, был послан в эту гостиницу моим начальником, майором милиции Царьковым Николаем Васильевичем.
  Майор усиленно замахал рукой и торопливо запричитал:
  - Выключайте, выключайте, эта информация сугубо служебная.
  На его лице застыла растерянность.
  - Я бы даже сказал - лично секретная, - словно издеваясь, добавил незнакомец.
  Такого поворота никто из присутствующих не ожидал. Майор срочно отправил своих подчинённых подальше из дежурной комнаты, произвести обход и осмотр камер.
  Когда за ними закрылась дверь, он с большим удивлением обратился к мужчине, интуитивно чувствуя, что это непростой посетитель.
  - Вы кто? - повысив голос, бесцеремонно спросил он.
  Незнакомец игнорировал его вопрос, что может сделать, в подобном заведении человек, либо чувствующий сильную уверенность в себе или правду на своей стороне, подкреплённую железными аргументами.
  - Слушайте майор, меня внимательно. Ваши сообщники, оборотни в погонах, дали признательные показания. Все их исповеди и раскаяния записаны на технические средства, там есть буквально всё, чем Вы занимались со своей группой на протяжении последних двух лет. Эта запись - копия, - он потряс в воздухе плеером, - и всё будет зависеть от Вашего дальнейшего поведения. Если выполните наши требования, то оригинал не попадёт в Министерство внутренних дел. В противном случае, Вы сами понимаете?
  Раздавленный майор имел жалкий вид, который дополнял растерянный взгляд, а с лица катился градом пот. Не дав ему опомниться, незнакомец продолжил своё наступление.
  - Меня интересует Ковалёв Пётр Иванович. Есть такой?
  - Да, он в камере, - милиционер отвечал как заколдованный, не сводя глаз с незнакомого мужчины.
  Он кивнул головой в знак подтверждения своих слов и его щёки, всегда упругие, почему-то заколыхались как студень.
  - Вы сейчас его выпустите, возвратите всё, что у него отняли, в том числе документы. Надеюсь, что он в книге задержанных лиц не зарегистрирован?
  - Нет, нет, его в списках нет, - торопливо и подобострастно стал заверять майор.
  - Если Вы устроите этому человеку преследование, или будете мстить, то у нас имеется и другой способ. На плёнке есть адреса и телефоны всей Вашей семьи и родственников.
  Он сделал паузу.
  - Этот случай нигде не упоминать, иначе усугубите своё положение и проживёте не очень долго, - перешёл к угрозам посетитель.
  Майор сидел неподвижно и продолжал смотреть на него, как жертва на палача. В этом необычном и безвыходном положении, в котором находятся, как правило, поступающие к нему подопечные, он оказался впервые. В воздухе витал дух грандиозного скандала, маячил суд, и завершение истории тюремными нарами. Его понемногу начала душить злоба. Оскорбления в свой адрес, как должное, он спокойно воспринимал только от начальства, перед которым всегда раболепствовал, а здесь оказался униженным неизвестно кем. Бесило его больше всего то, что ничего нельзя было сделать в ответ, так как вляпался конкретно и рыло было в пуху.
  - Действуйте майор, и не забудьте перед Ковалёвым извиниться. Я подожду его на улице, - майор, молча, кивал головой в ответ, приняв страдальческий лик для убедительности.
  Выходя из дверей, мужчина остановился и обернулся.
  - Да, и людей своих заберёте в 313 номере, через два часа.
   Ковалёв вышел на улицу, жмурясь, после тёмной камеры и полутёмной дежурной комнаты. Ещё яркое, но уже начавшее свой путь к закату солнце, слепило глаза.
  - Ощущение, словно извлекли на свет божий из вечной темноты. Вот и я ощутил на себе все "прелести" общения с родной полицией.
  В голове всё перемешалось. Продажный майор вдруг стал шёлковым, а кто наступил ему на хвост, Ковалёв примерно догадывался. Только оставался один вопрос без ответа - "Как они узнали?".
  - "Статус-кво" восстановлен. Снова люди Азиза выручили меня, - с благодарностью подумал он. - В камере оставалось рассчитывать только на них или надеяться на чудо.
  Он вспомнил, как с извиняющимися нотками в голосе майор сообщил ему, отводя глаза в сторону, что гражданин Ковалёв свободен. Вышла ошибка. Вспомнилось ему и прощание с мерзким дежурным, последние сказанные в его адрес слова, уже стоя в дверях.
  - Обычно, господин майор, говорят, что в человеке всегда борется добро и зло, преимущественно побеждает добро. Классический вариант. В Вас, мне кажется, чёрное зло давно съело добро, без остатка, и осталось в одиночестве, а отсюда и на выходе, то, что имеете, - высказался, с моральным удовлетворением, Ковалёв в адрес человека который был ему неприятен.
  По ответной реакции и внешнему виду, он понял, что бесполезно, этого "броненосца" ничем не пронять. На ум пришли когда-то прочитанные слова: "Разум и его эмоциональная составляющая - совесть".
  - У этого майора эмоциональную часть, явно подменяют человеческие пороки.
   Быстро забыв обо всём, что случилось, в голове неожиданно всплыл вопрос: "Что дальше?". Он нервно зашагал прочь.
  - Главное теперь, не зацикливаться на негативе, а жить интересной насыщенной жизнью дальше. Поучительная вышла для меня история.
  Когда Ковалёв отошёл от отделения милиции метров на двести, его кто-то окликнул. Он повернулся и увидел приближающегося мужчину, восточной внешности.
  - Пётр Иванович, здравствуйте, - обратился он к Ковалёву.
  - Добрый день.
  - Вам привет от Азиза.
  У Ковалёва исчезли все сомнения, лицо его расплылось в улыбке и подобрело.
  - Ему тоже привет передавайте. Спасибо Вам, что выручили меня.
  - Что это у Вас с глазом, он совсем заплыл?
  - Ерунда, комар в камере укусил.
  - Пётр Иванович, Вам необходимо переехать, на всякий случай, в другую гостиницу, чтобы эти прохиндеи не смогли совершить ещё какую-нибудь подлость. Если нужна наша помощь, то мы поможем с удовольствием.
  - Нет, спасибо. Я все свои дела в Москве уже сделал, завтра утром, наверное, уеду.
  - Вот, возьмите карточку с номером телефона на тот случай, если не уедете, и понадобится наша помощь, - он протянул ему визитку.
  - Большое Вам спасибо, за всё.
  Они пожали руки и попрощались. Человек из команды Азиза сел в подкатившую иномарку и уехал. Ковалёв, в состоянии глубоких раздумий, неспеша, шёл по тротуару в неизвестном направлении. Его, после душных камер и помещений милицейской вотчины, мучила жажда. Он остановился и поискал глазами соответствующий магазин или какой-нибудь ларёк, чтобы напиться газированной воды. Ничего подобного, не найдя, он остановил какую-то сухощавую старушку, в задумчивости проходившую мимо.
  - Будьте так добры. Вы не подскажете, где здесь можно утолить жажду?
  - Бабушка подняла на него грустные глаза и слегка отшатнулась назад.
  - Кто ж тебя так напугал? - удивился Ковалёв.
  Она указала рукой на переулок.
  - Пойдёте по этой улице и увидите то, что Вам нужно.
  Ковалёв поблагодарил её и ринулся вперёд, ускоряя шаг к источнику жизни, но очень быстро разочаровался, так как это была обычная пивнуха с сопутствующим ей антуражем.
  - Что происходит, не пойму? Даже бабуся, одетая по-старушечьи бедно, от меня шарахнулась. И надо же, божий одуванчик, похмеляться направила.
  Из-за угла злачного заведения, навстречу Ковалёву вышли два обшарпанных мужика, универсальный типаж для любых забегаловок.
  - "Типус-колдырис" или "синяк обыкновенный", - шутил он при виде таких, деградированных постоянным воздействием алкоголя, личностей.
  Сблизившись с ним, пьяницы остановились и предложили сообразить на троих.
  - Других речей услышать я не мог, - мысленно пошутил он и начал искать причину такой чести.
  Ковалёв тоже остановился и, смотря на помятые лица, с замутнённым взором, "новых друзей", размышлял.
  - Чем же я их так привлек? Почему меня сразу за "своего" приняли? - но разгадка была впереди.
  Выпивохи никак не могли сообразить, странный мужик, молча, стоял и безразлично смотрел на них. Короткое молчание нарушил тот, который выглядел приличней другого. У него даже галстук был, который выглядывал из-за засаленного пиджака, правда, старый, бесцветный и пожёванный.
  - Ну что, будешь третьим? - поторопил он.
  - Троица - всегда была христианским символом единения славян, - задумчиво ответил им странный гражданин и пошёл своей дорогой.
  - Был бы повод, а компания всегда найдётся, - крикнул ему вдогонку, с обидой в голосе, один из них.
  - Не сомневаюсь, - буркнул в ответ Ковалёв.
  Опешившие мужики, ещё некоторое время обескуражено смотрели ему в след.
  - Рехнулся паря, - был диагноз первого.
  - Нет, скорее всего, белая горячка, - добавил второй.
  Вопрос о принадлежности к определённому слою населения решился сам собою, когда Ковалёв зашёл в первый попавшийся гастроном. Он случайно посмотрел на зеркальную витрину и увидел свой облик.
  - Я ли это? Хочется обнять, прижать к груди и заплакать.
  Перед ним стоял мужчина, у которого: волосы на голове были всклокочены и давно не видели расчёски, небритое лицо украшал заплывший глаз, светлая, летняя одежда была сильно помята и грязна, очевидно, от нар, и в довершении ко всему, рукав на рубашке разорван. Красноречивее всяких слов, было отношение окружающих к нему. Ковалёв обратил внимание, что на него с сожалением смотрит пожилая женщина, которая проходила мимо.
  - Бывает мать, в "обезьяннике" ночевал, не по своей воле, - не понимая даже для чего, тряхнул он тюремным жаргоном.
  В его словах прослеживались нотки обиды. Она сочувственно покачала головой и пошла дальше.
  - У меня теперь один выход, надо побыть некоторое время человеком без комплексов, пока не доберусь до номера.
  Ковалёв купил бутылку лимонада, поймал такси и отправился в гостиницу, избавляться от образа ему не присущего. На вопрос таксиста: "Что с ним произошло?", ответил без иронии.
  - Изрядно помяла жизнь.
  
   "След".
   Сотрудник отдела по "Борьбе с терроризмом" спецслужбы, Жуков Виктор Васильевич, зашёл для беседы к своему начальнику Хискину Борису Марковичу. Такие рабочие встречи у них были обычным явлением.
  - Борис Маркович, - начал он доклад, - я должен доложить Вам, что зацепил очень интересное дело.
  По внешним признакам было видно, что его прямо распирала какая-то необычная новость.
  - Давай, не тяни, - подстегнул начальник отдела подчинённого.
  - У меня на крючке сидит несколько лет один директор банка. Две недели тому назад он сообщил, что в его заведении открыл счёт на предъявителя какой-то толи кавказец, толи араб. Он проследил за этим счётом, и на него поступило пятьсот тысяч американских долларов. Фирма, перечислившая деньги из-за кордона, однозначно "мутная". Вчера к ним зашёл некто Ковалёв Пётр Иванович и переоформил эти деньги на свой личный счёт. Директор банка в тот же день мне доложил свершившийся факт и паспортные данные этого Петра Ивановича. За прошедшие сутки я всё выяснил. Российский паспорт он оформлял и получал три года назад в городе Мурманске. Я сегодня звонил туда и выяснил его предыдущее место жительства и, оказывается, военной службы на флоте. Три года назад, он ещё служил командиром подводной лодки в отдельной бригаде, в посёлке Снежном Северного флота.
  Глаза оперативника блестели, а радость в предвкушении серьёзного дела и ценности материала, который он докладывал начальнику, переполняла его.
  - Ну и что с этого? - безразлично спросил Хискин.
  - Как что? - у Жукова перехватило дыхание. - За что бывшему командиру подводной лодки, такие деньги? Я уже подозреваю, что это были арабы и даже уверен, если сделать запросы, то мы и в других банках найдём этот след. Весь мир гудит об этой атаке неизвестной подводной лодкой и потоплении целой армады американских кораблей, - энергично убеждал он начальника отдела, у которого по этому поводу промелькнули свои соображения.
  - Командиру подводной лодки таких денег иметь нельзя. Зато ловчилам и жучилам, вовремя назвавшимися бизнесменами и безнаказанно разграбивших страну, иметь миллиарды можно. Нефтяные и газовые месторождения, компании по их добыче, банки, целые авиакомпании и другие гиганты индустрии ушли в частную собственность за копейки. Те дяди имеют к их созданию такое же отношение, как я к запуску ракет в космос. Никто из них так не рисковал, как этот Ковалёв, - внутренне возмутился Хискин.
  После небольшого отступления, он продолжил слушать своего подчинённого.
  - Так ловко отправить их в бездну мог только экипаж под руководством очень опытного командира, а не дилетанта и тем более "Калифа на час". Между прочим, этот Ковалёв до выхода на пенсию, десять лет командовал разными проектами дизельных подводных лодок и водил их по морям и океанам, - продолжал он наступать и убеждать Хискина в правильности своей версии.
  Борис Маркович встал, прошелся, молча, из угла в угол по своему кабинету, подошёл и стал у окна, словно любуясь открывшейся перед ним небольшой диорамой столицы. Но ему сейчас было не до любований. Не поворачивая головы в сторону Жукова, он огорошил его своими словами.
  - А зачем нам раскручивать это дело? Ты что против того, что этим зарвавшимся американцам дали прикурить? Кто это был, уже неважно. Что ты предъявишь этому Ковалёву? Он ответит приблизительно так: "Целый год был на заработках, в далёкой Танзании, и оттуда мне пришла оплата моего труда". Поедешь проверять, или бесконечно будешь ждать из банановой республики ответ? Тем более, если его арабы ведут, то ты и получишь соответствующий ответ.
  Он повернулся к собеседнику.
  Жуков сидел и слушал с хмурым лицом.
  - Ну, допустим, ты прав. Раздуем мы этот случай и опозорим только себя и свою страну, если окажется верным то, что ты сказал.
  - Я думаю, надо доложить наверх, а они пусть сами думают и принимают решение, - перебил начальника Жуков.
  Хискин стоял, смотрел на упирающегося подчинённого и думал:
  - Эх, парень, зачем ты лезешь в это дело, здесь замешаны деньги и немалые. С ними никто так просто расставаться не собирается, а твоя жизнь на тех весах, ничего не стоит. Влезть в такую историю, а потом попытаться выскочить, всё равно, что проскочить между жерновами.
  Он прервал размышления.
  - Ты, Виктор Васильевич, когда шёл сюда, то думал, что орден или в худшем случае премия тебе уже обеспечена. Так ведь?
  - Я Вас что-то не понимаю, Борис Маркович. У нас с Вами впервые такое недопонимание.
  - Значит ты, Витя, настаиваешь, чтобы этому делу дать ход?
  - Да. Я считаю, что наша с Вами задача разобраться. Мы рассматривали одну версию, а может это деньги, полученные через посредника, на террористический акт. Есть ещё и другие версии - киллер, наркотики, денежные махинации и так далее.
  - Ну что ж, ты подписал себе приговор, - подумал и решил Хискин. - Хорошо, как звать твоего осведомителя?
  Жуков несколько секунд молчал.
  - Ферсман Михаил Иосифович, - поколебавшись, ответил он.
  - Самостоятельно ты пока ничего не предпринимай, а я по своим каналам уточню, не связана ли эта история с ГРУ. Ты ещё дело не заводил? - задал он вопрос, между прочим.
  - Пока нет, - вяло ответил Жуков.
  - Хорошо, иди, работай, а завтра ещё раз вернёмся к этой теме. У меня уже будет результат переговоров с разведкой.
  Жуков встал и вышел из кабинета начальника.
  - Странный он какой-то сегодня, - идя по коридору, удивился сотрудник ФСБ, - этот Маркович.
  Хискин посидев и подумав за своим рабочим столом, принял решение, позвонил начальнику управлению и отпросился. Он соврал, что во второй половине дня у него важная служебная встреча. Получив разрешение, Борис Маркович вызвал зама, проинструктировал его и оставил руководить за себя. Хискин позвонил и заказал машину, торопливо спустился вниз по лестнице и вышел из здания. Он нашёл глазами поданный автомобиль, подошёл, сел в него и уехал по делам. Проезжая по Рублёвскому шоссе, Хискин попросил водителя остановить. Борис Маркович поблагодарил его и отпустил. Выйдя из машины, он хлопнул дверью и тревожно огляделся по сторонам. "Волга" в это время отъехала, влилась в гудящий автомобильный поток и быстро затерялась. Хискин растворился в толпе людей и, пройдя немного, нырнул в большой магазин. Он немного потолкался среди покупателей, по многолетней своей привычке и сверх осторожности проверил отсутствие за собой слежки, и снова появился на улице. Борис Маркович подошёл к ближайшему таксофону и сделал первый звонок. Он набрал номер сотового телефона, но никто не поднимал долго трубку. Тогда он набрал другой номер. Приятный женский голос в трубке ответил: "Алло, это приёмная Кудрявцева".
  -Здравствуйте. Александр Петрович на месте?
  - Да, он у себя.
  - Соедините меня с ним. Скажите, Борис Маркович беспокоит.
  Через некоторое время в трубке послышался тот же женский голос.
  - Он попросил Вас перезвонить ему по мобильному телефону.
  - Хорошо, - ответил Хискин и повесил трубку.
  Он повторно набрал номер, на этот раз сотового телефона.
  - Да, - ответил уверенным голосом мужчина.
  -Это Борис, - негромко произнёс Хискин.
  - Боря привет, всё нормально. Контракт на разработку месторождения нефти подписан, - сразу повеселевшим голосом сообщил ему собеседник, - два зелёных лимона уже перечислены на твой счет, куда ты хотел. Можешь тратить, "трудяга", - усмехнулся он.
  - Спасибо, Саша.
  - Больше просьб не будет?
  - Нет.
  - Ну, будь здоров, Борик.
  - До свидания, - Борис Маркович повесил трубку и задумался.
  - Только бабки получил, можно красиво пожить, так нет, этот следопыт Жуков, бдительный, на мою голову свалился. А ведь только сейчас жизнь начала видеться мне в радужных тонах. Если он даст ход делу, то я загремлю вслед за Пышковым. Серёжа пытался уже обмануть и "подоить" арабов, прожил ровно сутки. У меня ситуация ещё хуже, потому что частная нефтедобывающая компания получила с моей помощью контракт, и я с них поимел крупную сумму. Если с ними разорвут этот договор, то представляю, какое будет соревнование арабов с нефтяной компанией: кто из них раньше меня достанет. Азиз на последней встрече так и сказал, что за голову подводника, оторвёт любую. Вот, вот, вокруг этого Петра Ивановича всё и крутится. Так, надо срочно звонить Азизу. В трубке ответили: "Да".
  - Это Борис Маркович.
  - Одну минуту.
  Прошло несколько секунд, и в трубке послышался голос Азиза.
  - Я слушаю.
  - Надо встретиться.
  - Хорошо, через сорок минут на прежнем месте.
  Хискин отправился на встречу. В голове его крутились слова.
  - Серое прошлое, серое настоящее. Теперь денег столько, что можно сделать романтическое будущее, но почему-то всегда находятся проблемы.
  Ровно через сорок минут, в условном месте, Хискина подобрал чёрный "Мерседес". В машине они быстро провели короткие переговоры и попрощались с Азизом. Машина остановилась у обочины, Борис Маркович быстро вышел из неё и затерялся в потоке людей. Азиз сидел, молча, после проведённых переговоров и размышлял, выстраивая логическую цепочку.
  - Хискин с потрохами "куплен", получил от нас триста тысяч долларов, да и нефтяная компания наверняка ему подкинула за посредничество, хотя он думает, что мы об этом не знаем. Пышков напрямую по службе связан с ним не был. Жуков - несчастный случай, а банкиров, такого уровня, каждый месяц отстреливают.
  Его размышления прервал звонок на сотовый телефон. Азиз приложил трубку к уху и ответил: "Да".
  - У его номера крутились два милиционера и пытались открыть дверь. Я их спугнул, но могут вернуться.
  - Сейчас подъедет помощь. Я дам им указание, - произнес Азиз и прервал разговор, отключив телефон.
   В этот же вечер, почти одновременно, по иронии судьбы, произошли два трагических события. В первом, в подъезде своего дома был застрелен банкир Ферсман Михаил Иосифович. На месте преступления, рядом с трупом, лежал пистолет с глушителем. Из всех опрошенных свидетелей, жителей дома, никто не смог дать хоть какую-то зацепку для следствия. Следы на местности и на самом орудии преступления отсутствовали. Молодой следователь посетовал.
  - До чего же люди нынче, в основной массе, закрылись в своей "раковине", что кроме собственных проблем ничего не видят.
  А в это время, разворачивались события второго спланированного сценария. На скоростной трассе, тяжёлая иномарка БМВ подрезала лёгкую "девятку", которая на большой скорости, сбив ограждение дороги, улетела в откос. В воздухе "девятка" несколько раз перевернулась, ударилась о землю, отскочила и налетела боком на толстое дерево. В машине находился один человек и шансов выжить, в этой ситуации, у него не было никаких. По найденным документам, милиция установила, что это был Жуков Виктор Васильевич. Машину БМВ, инсценировавшую аварию, по горячим следам и в дальнейшем найти не удалось.
   ( продолжение следует)
  
   Ю.Таманский
   г. Севастополь 2012г.
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"