Моша Сергей Васильевич : другие произведения.

Водокрещение

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Старая история из 90-х, когда времена были жесткими, мобилки еще не придумали, заводы еще работали, а бизнесмены не сильно отличались от бандитов. Словом, любовь не в розовых тонах, отнюдь. Первая часть.

  Сергей Моша
  
  "Водокрещение"
  
  Роман
  
  Часть первая
  
  1.
  В тот понедельник Анжела Воронкова пришла в университет в новом платье, и студентки ахнули от восхищения и зависти, когда она небрежно сбросила в раздевалке с плеч песцовую шубку. Впрочем, внизу, в фойе, было несколько сумрачно для того, чтобы по достоинству оценить обновку. Зато в просторной светлой аудитории, располагавшейся на втором этаже, Анжела получила возможность полностью насладиться произведенным ею впечатлением на одногрупниц и одногрупников.
  
  Тонкая ткань сочно-зеленого цвета переливалась, играя оттенками в холодных светлых лучах зимнего солнца, плотно обтягивая ладную фигурку девушки, открывая нескромным взглядам парней ее длинные стройные ноги, затянутые в супердорогие 100-денные колготки, а вырез глубочайшего декольте, из которого рвалась наружу не стесненная бюстгальтером молочно-белая грудь, притягивал эти взгляды еще больше. Платье было куплено на уик-энде, который Анжела провела в Киеве, в одном из модных бутиков на Крещатике. Оно идеально шло под ее зеленые глаза и длинные темно-золотистые волосы, и стоило папе целую кучу денег. Но чего только не сделает отец для единственной и любимой дочери, тем более, если у него по жизни не пустой кошелек! Пришлось, правда, Анжеле немного поподлизываться, пустив в ход весь арсенал своих фирменных уловок, против которых Анатолий Павлович Воронков устоять никак не мог. Впрочем, платье стоило затраченных на него усилий: легкое, воздушное, соблазнительно шуршащее, оно будто бы принесло в университетскую аудиторию дыхание долгожданной весны.
  
  Анжела едва успела поприветствовать легким поцелуем в щечку свою подругу Аллу Сизекот, которая сидела перед ней с Наташкой Никольских, как уже начались занятия, и все восторги пришлось отложить до перемены.
  Первой парой были основы экономических теорий - самый необходимый для будущих финансистов предмет, как уверял его преподаватель Степан Федорович Нулин. Это был тощий, рано начавший лысеть невроический субъект лет сорока пяти, в своем неизменном черном пиджаке с разрезом сзади напоминавший таркана. Между собой студенты называли его Нуликом - из-за созвучности фамилии педагога одной из его любимых цифр. Обычно Нулин, увлекшись излагаемым материалом, мало что замечал вокруг себя: бегал быстрыми шагами между рядами и оживленно жестикулировал, будто эти широкие углованые движения его длинных рук могли лучше донести до студентов смысл экономических законов, чем слова. Он любил поговорить, и даже практические наполовину превращал в лекции, досказывая и пересказывая прочитанный накануне материал. Робкие перешептывания полусонной молодежи и посторонние предметы на партах, вроде любовных романов, карманных "Тетрисов" и новых компакт-дисков, мало его волновали. Лишь иногда, когда нарушение дисциплины становилось уж слишком откровенным и шумным, он отрывисто делал провинившемуся замечание, что автоматически влекло за собой последующую пытку у доски, когда приходил черед опроса на изученный раньше материал. Но на этот раз привычное течение пары было сорвано безвозвратно и с самого ее начала.
  
  Быстро отметив отсутствующих, Нулик выбрался из-за стола, начинав очередную лекцию еще в полусидячем положении. Он сунулся было в проход между рядами, где с левого краю у окна в гордом одиночестве устроилась Анжела, как вдруг случайно бросил взгляд на будто нарочно выставленные напоказ ножки самой симпатичной студентки-первокурсницы финансового факультета и запнулся на полуслове. Какое-то мгновение Нулин молча таращился на Анжелу, потом беззвучно зашевелил губами, будто его горло перехватил какой-то спазм и он просил выпить воды. Пожалуй, новое платье Воронковой оказалось слишком коротким, а ее ноги - чересчур аппетитными для немолодого препода, от которого лет пять назад, как говорили, ушла жена. Пауза затянулась настолько, что стала заметной и ему самому. Он торопливо кашлянул, словно поперхнулся слюной, тем самым будто оправдав запинку, и рывком развернулся к доске. Пробежал к своему столу, слегка запинаясь повторив только что произнесенную фразу, снова повернулся к аудитории и, старательно отводя глаза от Анжелы, продолжал говорить, постепенно обретая привычную уверенность. Но спустя минуту его взгляд снова метнулся к ее ножкам - Воронкова демонстративно забросила ногу за ногу, почти полностью открыв взгляду преподавателя и тех ребят, которые также могли сейчас наблюдать за ней, свои точеные округлые ляжки, и Нулин не выдержал соблазна. Снова запнувшись, он покраснел и вернулся к столу. Рассеянно потыкавшись длинным носом в журнал, он вызвал отвечать Ленку Рыжову, а когда та выплыла, как каравелла, пред очи аудитории, отошел к правой стене, будто давая ей простор. Торопливыми движениями Нулин пригладил свои жидкие волосы и... опять мазнул издалека маслянистым и перепуганным одновременно взглядом по ляжкам Анжелы.
  
  Этот взгляд уже был замечен всей группой. Народ заулыбался - кто в ладошку, а кто и в открытую, но Степан Федорович увлекся настолько, что уже поверил, что его маленькие хитрости совершенно не заметны со стороны. Ленка зло зыркала на Анжелу, она выводила ее из себя, и и без того слабо выученный материал об Адаме Смите превратился в нечто до невообразимости путанное и сбивчивое, будто героический поход домой вконец набравшегося алкоголика, постоянно спотыкающегося об бордюр и часами кружащегося вокруг фонарного столба. Но Нулин, то так, то эдак перемещавшийся по аудитории, обозревая открывавшуюся его взорам соблазнительную картину с самых разнообразных позиций, слушал в пол-уха, так что даже не сразу понял, когда Рыжова наконец закончила.
  
  - Э-э, садитесь. Четыре, - пробормотал он и пригласил к доске Вовку Лагутенко. Тот вышел уверенно: материал он знал лучше Ленки, на Анжелкины ножки уже успел порядочно насмотреться, чтобы не отвлекаться от дела, и готов был расколоть увлекшегося преподавателя на целую пятерку. Уж если Рыжовой вместо слабенькой тройки досталась четверка, надо было пользоваться моментом...
  
  - Ишь, красавица выискалась! - причина неожиданного везения испортила Лене Рыжовой настроение на целый день, и она не преминула поделиться своим мнением насчет Анжелы со своей соседкой по парте Иннесой Загоруйко. - Ведет себя, как последняя прошмандовка. Не только чашечки, а и весь сервиз выставила! Стриптиз, блин, круче, чем в "Фортуне"! - вспомнила она местную обитель ночного эротизма.
  - Скоро, гляди, совсем платье свое снимет... Конечно, почему бы ей и не повыделываться, если папочка три фирмы и пять магазинов держит? Бабки аж из ушей лезут. А без него она кто? Дешевка!
  
  - Вот именно, - согласно кивнула Инна, про себя отметив, что Анжелка и в лохмотьях выглядела бы принцессой. А вот Лене приходится даже летом, в самую жару, одевать широкую юбку до пят и даже не мечтать о лосинах в обтяжку, потому что ноги колесом... Однако спорить с подругой, чей папа был "всего лишь" завкафедрой в сельхозуниверситете, она не собиралась - себе же дороже. Пусть он курирует будущих агрономов и зоотехников, но в случае чего через Лену можно решить кое-какие проблемы и на своем курсе "Финансы и банковское дело".
  
  А между тем Анжела Воронкова по полной программе наслаждалась производимым ею впечатлением на немолодого преподаваетля. Вообще-то говоря, ей всегда нравилось дразнить мужчин, заводить их до озверения, а потом ускользать в сторону, оставаясь для них недоступной, несбыточной мечтой. Нравилось ловить их жадные взгляды, переполненные желанием, нравилось всегда быть в центре любой компании, просто нравилось быть молодой и красивой... Нравилось, и все тут. А какой еще быть в ее восемнадцать, когда, кажется, весь мир лежит у ее ног?
  Возбуждение Нулика уже было более чем очевидно. Девушку разбирало любопытство: как далеко может зайти эта игра, и чем она кончится. Но до конца пары оставалось совсем мало времени, а хотелось напоследок выкинуть что-нибуть такое... А что, если?..
  
  Узкая ладонь Анжелы плавно скользнула по гладкой поверхности обтянутого супердорогими колготками бедра, медленно-медленно задирая подол платья на умопомрачительную высоту, пока на свет не выглянул белоснежный край шелковых французских трусиков. Заметив это, Нулин встал столбом, будто проглотил указку, а его нижняя челюсть безвольно отвисла вниз. Реакция остальной части его тела оказалась столь бурной и заметной, что аудитория вдруг вся разом взорвалась смехом. Смущенный преподаватель, опомнившись, запахнул полы пиджака внизу, покраснел, как вареный рак, и спрятался за столом. Впрочем, он еще сподобился проблеять что-то на тему необходимости студентам тщательно вести записи во время практических.
  
  - Господи, да он же кончил! - повернувшись и сделав страшные глаза, потрясенно прошептала Алла. - Анжелка, да тебе медаль за сексуальность давать надо! Золотую, с амурчиком!
  
  Анжела обвела гордым взглядом корчившуюся в беззвучном пароксазме ржания аудиторию - платье уже лежало на обычном месте, прикрывая первую треть бедер, - и поймала одобряющую улыбку Стаса Кравчинского, который сидел за второй партой среднего ряда: "Так держать, подружка!". Воронкова в телепатию не верила, но была просто уверена, что именно так он и подумал, посылая ей столь откровенный взгляд, и только презрительно фыркнула в ответ.
  
  Стас уже давно ее обхаживал, еще с сентября, но не смотря на прилагаемые усилия дальше статуса поклонника пока продвинуться так и не смог. Хотя и имел он подтянутую спортивную фигуру, и обеспеченного папика, и огромные черные глаза, сводившие с ума всех девчонок факультета, но его возраст не оставлял ему надежд на большее, чем переглядываться с Воронковой вот так, на расстоянии. Анжеле нравились парни старше ее, настоящие мужчины, добившиеся кое-чего в жизни и знающие, чего они от этой самой жизни хотят. Женщина должна восхищаться своим мужчиной, и это восхищение должно базироваться на чем-то ином, чем просто симпатичная внешность. Стас, парень не глупый и достаточно интересный, все-таки, по мнению Анжелы, ее восхищения не был достоин. А впрочем, пускай надеется, решила девушка, и через мгновение снова бросила взгляд в его сторону, ответив улыбкой на улыбку. Одна лишь мысль, что такой популярный красавчик сохнет по ей одной, совершенно не замечая расфуфыренных одногрупниц, превращало невинный флирт в непередаваемое, утонченное наслаждение.
  
  Наконец раздался долгожданный звонок. Нулин с места в карьер рванул со своего места, едва не уронив портфель с книгами, и исчез в коридоре. Группа проводила его еще более мощным извержением смеха, в котором слышались явные нотки злорадства. За это им придется расплачиваться на экзаменах, но когда это еще будет? Зато есть что вспоминать всю оставшуюся жизнь.
  
  Как только Нулин позорно сбежал прочь от жестокой искусительницы, вокруг нее самой тот час собралась "своя" компания: пять девушек, беспрекословно признававших над собой лидерство и превосходство Анжелы, и чьи родители занимали достаточно высокое положение в иерархии городских толстосумов. Щупленькая, как фотомодель, большеглазая брюнетка Наталья Никольских - дочка владельца ресторана "Алмаз"; флегматичная толстушка-банкирша Лариса Осадчая, постоянно жевавшая картофельные чипсы; умница и отличница Тамара Компанеец, у которой родители занимали ответственные посты в райгосадминистрации; сексуально озабоченная прокурорская дочка Марина Стрельченко, успевшая за первый семестр переспать с половиной сильной половины факультета; и Аллочка Сизекот, не отличавшаяся особенно "благородным" происхождением крашенная блондинка с симпатичным личиком, чьим пропуском в местный бомонд служило лишь собственное самолюбие и дружба с бывшей одноклассницей Анжелой Воронковой. Впрочем, высокомерия и тщеславия у ее подруги, пожалуй, было куда как больше. Анжела даже за партой сидела одна - не хотела быть в тени кого бы то ни было, даже лучшей подруги.
  
  - Ну, ты, Анжел, и номер отмочила! - Алла никак не могла прийти в себя после случившегося. - Нулик теперь и на пушечный выстрел к нашей группе не подойдет!
  
  - Что ж, - напустив на себя вид скромницы, ответила Анжела. - Придется сдавать экзамен через почту, в письмах и телеграммах. А зачетки на подпись отсылать спецкурьером. А может, Нулик нам всем автоматом выставит, заочно?
  
  - Ага, жди, - пырхнула Лариса Осадчая. - Он, наверное, уже в кабинете декана сидит, жалуется...
  
  - На что? - выгнула дугой выщипанные "в ниточку" бровки Марина. - Что его Анжела визуально изнасиловала? Ой, мама, я представляю, как он об этом будет рассказывать декану!
  
  - А если до самого ректора дойдет... - опасливо протянула Наташа, быстро заморгав длинными ресницами. На миг девчонки примолкли. Ректором сельхозуниверситета с недавних пор стал бывший глава президентской администрации Александр Астраханов, который, не смотря на быстрое укрепление позиций нового губернатора все еще считался настоящим хозяином всей сумовской области. Сам университет был обязан своим статусом именно Астраханову, который еще за год до своего смещения, при поддержке своего кума - министра сельского хозяйства, добился повышения уровня аккредитации для скромного сельхозяйственного института. Теперь, когда он официально возглавил вуз и получил звание профессора, здесь не прекращались ремонтные работы в евростиле, зарплата преподавателей была минимум вдвое выше, чем во всех остальных вузах города, 98% студентов учились на платной основе, и при этом университет считался самым престижным учебным заведением области. Вылететь отсюда никому не хотелось.
  
  - Никому он ничего не расскажет, стыд-то какой! - отмахнулась Тамара. Ей было даже несколько жаль так опростоволосившегося Степана Федоровича, который как преподаватель ей нравился. Но ситуация и в самом деле была настолько трагикомической, что даже она не могла сдержать улыбку. - Только вот как он будет теперь дорогу переходить на светофорных перекрестках...
  
  - Ты о чем? - нахмурила лобик Лариса. Заумь Томы иногда повергала ее в состояние полной интеллектуальной каталепсии.
  
  - Так идти же на зеленый! - догадалась Алла, все дружно глянули на Анжелино платье и разом прыснули от смеха.
  
  - Ой, девчонки! - подхватила шутку Маринка. - У него же условный рефлекс может выработаться! Представляете, что будет... Каждый раз... Прямо на перекрестке... Ой, не могу!..
  
  Ответом ей послужил новый взрыв смеха, сквозь который едва слышно пробился звонок, возвещавший о начале новой пары.
  
  
  Английский преподавала худая желчная еврейка лет двадцати восьми, которую девчонки не без основания считали старой девой. Так что подсознательное ожидаемое возбужденной аудиторией повторение Анжелиного представления на бис не оправдалось. Почувствовав явно не рабочий настрой группы, но не догадываясь о его причинах, Светлана Моисеевна жестко вернула студентов с небес на землю, расставив в журнале несколько "двоек" за домашнее задание. Так что на следующей переменке основной темой разговоров проштрафившихся стали жалобы на стервозность англичанки. Анжелина компания, из которой на английском никто, к счастью, не пострадал, с аппетитным шелестом развернула шоколадку - по традиции, ее покупали каждый день, по очереди, чтобы разделить на большой перемене - и, уплетая "второй завтрак", беззаботно предалась обычным девчоночьим разговорам-пересудам: кто, где, с кем, когда, в чем и как.
  
  - В церковь бы сегодня надо зайти, - напомнила подружкам Алла. - Праздник большой.
  
  - А, водокрещение, - понимающе протянула Анжела. - Это когда вербу ломать надо и воду ставить, да?
  
  - Нет, то на Вербное воскресение, весной, - поправила подругу Алла, увлекавшаяся разнообразными гаданиями, зачастую привязанными к давним народным традициям и христианским праздникам. - А теперь воду святить будут в проруби.
  
  - Я в прошлом году видела, как Псел святили! - возбужденно заговорила Наташа Никольских. Когда она описывала яркую картину обряда, пение хора, выпиливание креста изо льда и его воздвижение над получившейся крестообразной прорубью, ее большие серые глаза сделались еще больше, будто помогая голосу лучше передать впечатление от увиденного. - И почти все уважаемые люди там были - на льду не протолкнуться!
  
  - А мне больше Пасха нравится... - задумчиво протянула Лариса, опустошая пакетик с чипсами. Причина этого была более чем очевидна - Осадчая любила плотно поесть.
  
  - Это же после обеда будет, церемония эта? - спросила Анжела и, когда Алла ответила согласным потряхиванием обесцвеченных перекисью кудряшек, произнесла: - Ну, тогда после математики как раз и прогуляюсь к мосту, посмотрю на шоу. А то совсем от жизни отстану...
  
  - Только баночку какую-нибудь не забудь прихватить, или бутылку, - посоветовала Алла. - Воды святой наберешь - от всех болезней лекарство.
  
  - Фу, из речки? - скривилась Тамара. - Там заразы всякой плавает!..
  
  - И ничего там не плавает! - Алла посмотрела на Компанеец, как безнадежно больного человека. - Во-первых, холодно, все микробы перемерзли. А во-вторых, освященная вода чище, чем самогонка.
  
  - Может, Светлане Моисеевне предложить? - с невинным видом проворковала Анжела.
  
  - Зачем? - удивилась Марина.
  
  - А заместо духов и прочих афродизиаков, - объяснила Воронкова. В ее зеленых глазах зажглись искры насмешки. - Она хоть и обливается "Шанель Љ5" с головы до ног, но замуж англичанку носастую все равно никто брать не торопится. А она так хотела уехать на ПМЖ в землю обетованную! Но тамошние женихи переборчивы... Может, хоть святая вода поможет?
  
  Последнюю фразу она произнесла, слегка растягивая "о" - "поу-моу-жет", подражая старательному произношению англичанки, устроившейся в университет по блату, но так и не достигшей мало-мальских успехов в личной жизни, которая частенько являлась предметом обсуждения ее студенток. Впрочем, властный и придирчивый характер Светланы Моисеевны совершенно не способствовал проявлению с их стороны сочуствия к ее неудачной судьбе.
  
  - А ведь может и помочь, - пересмеявшись, сказала Алла. - Я свяченой водой, помню, прыщики в школе мазала - прошло.
  
  - То-то я смотрю, что все личико до сих пор в шрамах! - как здрасьте влезла в разговор Лена Рыжова, только что вошедшая в аудиторию, вернувшись после посещения туалета, где вынуждена была сменить гигиеническую прокладку. У нее был первый день "красной революции", текло, как из ведра, да еще побаливал живот, так что Лена была зла на весь мир, а особенно - на этих двух ржущих, выделистых и никаких проблем не знающих подруг.
  
  Алла резко обернулась к ней, подавшись вперед и слегка расставив в стороны ноги, затянутые в расклешенные внизу джинсы и обутые в полусапожки на мощной платформе, будто собиралась заехать Рыжовой каблуком в подбородок. Бой-френд Аллы Алексей, рекетир и кик-боксер, научил подружку драться не хуже некоторых парней, но в университете знала об этом только Анжела. Ноздри ее точеного носика затрепетали в предвкушении жестокой расправы над Ленкой, с которой они с Аллой умудрились поссориться из-за какого-то пустяка еще когда все вместе сдавали вступительные экзамены.
  
  - Заткнись, канализация, пока из унитаза дерьмо не поперло! - угрожающе прошипела Алка, словно рассерженная кобра. Группа замерла, затаив дыхание. Кравчинский и Лагутенко, сообразив, что сейчас может произойти, практически одновременно двинулись к готовым вцепиться друг другу в волосы девчонкам - разнимать. Но они были еще далеко...
  
  - Фильтруй базар, ведьма блондинистая! - вскинулась было Лена, безрассудно шагнув навстречу Алле, но стычка не состоялась. Прозвенел звонок, и одновременно с ним в кабинет влетел преподаватель высшей математики Павел Ильич Егоров. Он метнул грозный взгляд на проигнорировавших его появление студенток.
  
  - Пара уже началась!
  
  Девчонки прыснули по своим местам, но Анжела отчего-то замешкалась, слезая с крышки парты, на которой сидела, выставив на показ коленки. Их зрелище на Павла Ильича не произвело никакого впечатления. Скорый на расправу, он тот час же вызвал ее к доске.
  
  - Что это вы, Воронкова, как сорока на колышке?.. Если вам на месте не сидится, то милости прошу на индивидуальную работу. Займитесь вот этими уравнениями, - он отчеркнул длинным, желтым от никотина ногтем указательного пальца номер задания в задачнике и сунул книгу Анжеле в руки.
  
  Преподаватель повернулся к аудитории, как ни в чем ни бывало начав урок, а Анжела замерла у доски с мелом в руке, совершенно растерявшись от неожиданности. Пусть высшая математика, по ее мнению, была финансистам совершенно не нужна, а в универе ее ввели разве чтобы сохранить теплое место для ценного кадра в виде Егорова да поддержать подобными понтами репутацию учебного заведения высшего уровня аккредитации, это дела не меняло. Уравнения надо было решать. Но как?
  Анжела не очень-то разбиралась во всех этих синусах-косинусах, интегралах и разных функциях, которые казались ей идиотской абракадаброй. Обычно ей удавалось выезжать на домашних заданиях, которые помогала готовить мама. Лидия Ивановна в свое время с красным дипломом окончила Харьковский политехнический институт и даже работала когда-то в очень перспективном НИИ, и хотя теперь стала по собственному выражению "просто женой очень богатого человека", щелкала дочкины задачки, как семечки. И еще можно было оплучить хорошую оценку за контрольные и самостоятельные, когда впереди сидела верная Алка, а сзади - умница Тамара, дававшие подруге списать в самых неблагоприятных ситуациях, а то и решавших ее задания, если их варианты не совпадали. Анжела не считала зазорным пользоваться чужой помощью, тем более, что в остальных предметах, особенно гуманитарных, она была достаточно сильна. В конце-концов, не все же рождаются Софьями Ковалевскими! Но показать, что ты слабее, чем о тебе думают, проиграть из-за глупой беспомощности - это было совершенно не в ее характере. Да еще после такой победы над другим "старым козлом" - Нулиным... Нет, "двойку" она не получит! Так, сейчас надо собраться, поднапрячь мозги, кое-что вспомнить, прикинуть так и эдак... Черт! Эти проклятые уравнения такие сложные! Егоров специально для нее их выбрал, что ли? Ничего не получается... Что же делать?
  
  Время шло, и Егоров, проходя по рядам и проверяя домашку, уже пару раз будто невзначай оглядывался на Анжелу. Потом он дал какое-то задание всей группе, и головы студентов послушно склонились над тетрадками, а пальцы запорхали над клавиатурой карманных калькуляторов, на которые Павел Ильич неодобрительно косился поверх больших очков в толстой черной оправе. Сказывалась старая закалка: лет сорок назад, когда Паша Егоров заканчивал школу, о компьютерах в стране советов не слышали ни слухом, ни духом, и все как-то привыкли полагаться исключительно на собственные мозги. Или, в крайнем случае, мозги соседа. Не удивительно, что проспав информационную революцию, Павел Ильич теперь наивно полагал, что компьютерным вирусом машины заражаются воздушно-капельным путем...
  Пока аудитория занята своими задачками, Анжеле можно было не волноваться - время еще есть. А вот потом... На несчастную "тройку" и то надо больше половины задания выполнить, то есть три уравнения из пяти. Правильно выполнить, разумеется. А она еще только с первым возится, совсем запуталась. Может, попробовать решить сначала второе или третье? Вдруг окажется чуточку полегче? Но молниеносно расправиться с другими уравнениями у Анжелы тоже не получилось, зря только распылялась, отвлекаясь от первого - остальные были не лучше.
  
  Глаза девушки уже подернулись влагой злых слез, готовых хлынуть по щекам, смывая черную тушь ресниц, как вдруг она заметила маленький комочек бумаги, неведомо как появившийся у ее ног. Неужели чья-то спасительная записка? Но от кого? Алла сидит слишком далеко, а над Тамарой стоит сам Егоров, так что ей не до нее... Анжела осторожно покосилась на Павла Ильича. Кажется, он сейчас ничего не замечает вокруг себя кроме выписанных аккуратным округлым почерком отличницы столбиков цифр. Поднять или нет? Что, если это просто мусор? Хотя нет, она просто уверена, что минуту назад этого клочка и близко не было от мощных каблуков ее черных "саламандр". Рискнуть? Анжела резко присела, отчего платье задралось просто неприлично, одним движением подхватила листочек и...
  
  - Вы что-то потеряли, Воронкова? - Егоров уже смотрел на нее, опершись левой рукой на крышку парты, а пальцах правой вертя свои очки, спасавшие его от дальнезоркости.
  
  - А глаза хитрые-хитрые, как у лисицы, - подумала Анжела. - Под подол заглянул, козел, точно. А у меня трусики сзади - всего ничего... Вот блин!
  
  А в слух ответила вежливо и спокойно, будто ничего не случилось:
  
  - Я мел уронила, Павел Ильич!
  
  И выпрямилась, пряча листочек между пальцами. Пусть только она ошиблась в своем предположении и напрасно сверкала задницей перед Егоровым!.. Преподаватель все еще не отводил от нее взгляд, и Анжела вопросительно-наивно посмотрела на него, прямо в эти хитрые, самодовольные и какие-то маслянистые глазки.
  
  - Продолжайте, Воронкова. У вас еще три минуты, - Егоров все-таки не выдержал, водрузил на место очки и опустил взгляд обратно в тетрадку Тамары.
  
  Анжела повернулась к доске, мельком отметив, что Стас Кравчинский заговорщицки подмигнул ей. Неужели его работа? Или тоже на трусики успел полюбоваться? Этот своего не упустит... Она торопливо развернула шпаргалку, стараясь надежно закрыть ее своим телом от Егорова. Так и есть, его, Кравчинского почерк! И когда только он успел все сделать? Быстро, но не на столько, чтобы Павел Ильич мог что-нибудь заподозрить, Анжела переписала решения всех пяти уравнений на доску. На бумаге, внизу, под цифрами, было приписано: "Если получишь "5" - на водокрещение идем смотреть вместе". Ну и самоуверенный же тип этот Стас! Воронкова смяла шпаргалку в комочек и щелчком отправила в угол кабинета.
  
  - Ну, что там у вас? - Егоров как раз закончил проверять, как выполнила задание группа - краснощекий толстяк Петровский довольно пыхтел, получив "тройку", - и теперь преподаватель с таким вниманием расматривал Анжелины каракули, будто профессор энтомологии - коллекцию редких насекомых.
  
  - Ох, и намельчили же вы, Воронкова, - нотки толи недовольства, толи разочарования в его голосе заставили Анжелу напрячься. В этот миг она была похожа на настороженную большеглазую антилопу, готовую при первых же признаках опасности сорваться с места и бежать прочь. Она бросила короткий обеспокоенный взгляд на Стаса: а вдруг он ее нарочно подставил, подсунув неверные решения? Но Кравчинский успокаивающе махнул рукой, мол, все будет хорошо. Так и случилось.
  
  - Что ж, с этим заданием вы справились отлично, - наконец пробормотал педагог, так и не найдя, к чему бы придраться. - Можете садиться, "пять".
  
  С высоко поднятой головой Анжела продефилировала на свое место, мимоходом успев шепнуть Стасу "Спасибо!" и поймать многозначительный взгляд Аллы Сизекот. От внимания подруги ее манипуляции со шпаргалкой, естественно, не ускользнули.
  
  - Опять, небось, на свидание напрашивается? - прошептала она в пол-оборота, кося карими глазами на гордо задравшую носик Анжелку, пока Егоров объяснял новый материал, что-то увлеченно вымалевывая мелом на доске.
  
  - Ага, - так же тихо ответила Анжела, делая вид, что целиком и полностью погружена в учебный процесс. - На это, на водокрещение, предлагает вместе сходить.
  
  - Ну, а ты что? - не отставала подруга.
  
  - Соглашусь, пожалуй, - не задумываясь ответила Воронкова. А собственно говоря, почему бы и нет? Он ей здорово помог сегодня, так что ей стоит стать немного, ну совсем чуть-чуть уступчивее? Временно, конечно... - Пойду, а то еще засохнет, бедняжка, от неразделенной любви. А хочешь с нами, Ал? Для моральной поддержки?
  
  - Меня, вообще-то, Лешка сегодня обещал на тачке забрать, в бар завалить...
  
  - Ну, раз праздник - значит, сам Бог велел выпить, - согласилась Анжела. - Тогда и мы к вам пристроимся, а потом все вместе - на речку, договорились?
  
  - Угу, - кивнула Алла, преданно глядя в глаза Егорова, подозрительно посмотревшего в их сторону.
  
  
  2.
  После того, как отзвонил последний звонок, возвестивший об окончании занятий, Анжела и Алла в сопровождении Стаса вышли в коридор, переждали, пока в вестибюле схлынет толпа спешивших домой студентов, приведя себя в порядок у огромного настенного зеркала. Кравчинский, как и подобает галантному кавалеру, помог обеим девушкам одеться, и они наконец покинули душное здание университета. Улица встретила их белым ковром хрустящего под ногами снега и легким морозным ветерком, от которого на щеках Анжелы тот час же заиграл нежно-розовый румянец.
  
  - А вот и Лешка! - радостно пискнула Алла, заметив стоявший напротив крыльца темно-серый "опель-вектра". Из машины неторопливо выбрался высокий плечистый парень лет двадцати пяти в черной кожаной куртке, подбитой искусственным мехом. Не смотря на мороз, он был без шапки, и дыхания холодных потоков воздуха вяло теребили его коротко стриженные светлые волосы. У Алексея Заярного было широкое самоуверенное лицо с массивным подбородком, веселые светло-серые глаза и старый шрам на лбу, полученный в какой-то давней драке, заставлявший его правую бровь круто изгибаться вверх, будто бы он постоянно чему-то удивлялся. Местной братве Алексей был больше известен как Леха Свистун, один из лучших бойцов Сапсана, "бригадира", державшего рынок на "Березках".
  
  - Привет, девчонки! - Леша поцеловал в губы бросившуюся ему на грудь Аллу, пользуясь привелегией старого знакомого чмокнул в щечку Анжелу и небрежно протянул для пожатия руку Кравчинскому. - Леха.
  
  Ладонь Кравчинского буквально утонула в лапище Свистуна. Пожатие рекетира оказалось неожиданно сильным, и Стас на миг болезненно сморщился, подавив в себе искушение немедленно вырвать руку из стальных тисков широкой ладони Алексея.
  
  - Стас, - представился он. Две отцовские бензоколонки и собственный "фольксваген-гольф", сейчас, правда, стоявший на капремонте после пьяных приключений в Новогоднюю ночь, давали ему право держаться наравне даже с такими типами, как Свистун. Впрочем, воспринимая "братков" настороженно и с какими-то реликтами затаенного комплекса неполноценности, в глубине души потомственный коммерсант все же считал, что на социальной лестнице современного общества солидные бизнесмены стоят неизмеримо выше всякой уголовной шпаны.
  
  - Как дела, Анжелка? - с улыбкой осведомился у Воронковой Алексей.
  
  - Нормально, - ответила та и заворковала, теребя затянутыми в изящные кожаные перчатки пальчиками рукав Лешкиной куртки - жест, за который любая другая девчонка тут же заработала бы оплеуху от ревнивой Алки. - Леш, если ты не возражаешь, мы со Стасиком присоединимся к вашему культпоходу в бар, отметим праздник...
  
  - А потом поедем на мост, смотреть, как воду крестить будут, - добавила Алла. - Хорошо?
  
  - А, это ж водокрещение сегодня! - спохватился Алексей. - Лады. Полезайте в машину. Я вас с ветерком прокачу, - пообещал он и услужливо распахнул дверцы "опеля".
  
  Алла устроилась на переднем сидении рядом с водительским местом, а Анжела и Стас расположились сзади. Кравчинский сразу же попытался придвинуться к девушке поближе, но она отодвинулась от него к окну, попросив не мять ей дорогую шубку. В салоне негромко играло радио - одна из местных радиостанций, преимущественно крутившая простую русскую попсу. Алексей добавил звук и нажал на акселератор, разбудив дремавший до этого мотор. "Опель" сорвался с места, словно сзади в него ударила взрывная волна от атомной бомбы. Через какое-то мгновение стрелка спидометра прыгнула куда-то за отметку "100", и продолжала рывками продвигаться вперед, пока не перешагнула рубеж в полторы сотни километров в час. Дома и деревья за тонированными окнами иномарки проносились с головокружительной быстротой, а обшарпанные мыльницы-"запорожцы", "москвичи" и "жигуленки" работяг испуганно жались к обочине, безропотно уступая дорогу до сумасшествия разогнавшейся иномарке. "Опель", честно говоря, был не новый, да и марка далеко не столь престижная, как "Ауди" или "Форд", но вместо стандартного мотора машина Заярного была оснащена мощнейшим дизелем, позволявшим развивать скорость, которой бы позавидовал и Михаэль Шумахер. А Алексей водил действительно классно, будто и родился с рулем в обнимку. Анжела даже заметила огонек зависти в глазах Стаса, который, как она уже знала по университетским разговорам, умудрялся вдребезги разбивать свою машину и на гораздо более скромных скоростях.
  Окраинная улица, в конце которой был расположен новый корпус университета, наконец закончилась - впереди показался оживленный перекресток центрального шоссе, пересекавшего город с востока на запад. Алексей заложил резкий вираж, мастерски вписываясь в поворот, иннерция швырнула пассажиров в бок, и девчонки радостно завизжали. На какой-то миг Анжела оказалась прижатой к Стасу, а его рука - на ее плече, и это мгновение нахально позволило себе длиться даже тогда, когда машина выровнялась, выехав на трассу.
  
  - Летчик! Настоящий летчик! - засмеялась Анжела, восхищенная мастерством Заярного. Но мысленно она разрывала на части Стаса: что он себе думает, этот чернявый мазунчик? Так по-хозяйски обнял ее... Неужели он считает, что она уже принадлежит ему? Нет, хватит баловаться, не стоит позволять ему слишком многого. Во всяком случае, пока. Она осторожно, ни чем не показывая своего недовольства, так, между делом, высвободилась из объятий одногрупника. Почувствовав движение Анжелы, Стас сначала попытался силой удержать ее возле себя, но ощутив непреклонность ее желания избавиться от его руки, сдался, хотя и оставил руку лежать на спинке сидения, символически продолжая обнимать плечи зеленоглазой красавицы.
  
  - Видела бы ты, Анжел, что он откалывает, когда они с пацанами за городом гонки устраивают! - между тем весело тарахтела Алла, охваченная возбуждением от быстрой езды. Ей приходилось почти кричать, чтобы прорваться сквозь шум мотора и музыки. - Там такое творится! Машины прыгают по холмам и ямам, как кузнечики! За ревом моторов ни черта не слышно, тормоза визжат, покрышки рвутся в клочья прямо на ходу - нормальный человек уже раз сто помер бы от страху, а им хоть бы что!
  
  - Сначала Бог создал в качестве спутницы мужчине женщину, но потом понял, что ошибся, и придумал автомобиль, - с умным видом произнес Стас.
  
  В этот миг Алла громко вскрикнула - прямо под колеса "опеля" выскочила из подворотни собака, маленькая и грязная. Но Алексей, резко крутанув руль, промчался на волосок от остолбеневшего животного.
  
  - И посадил в машину бабу - вместо сирены, - улыбаясь, ответил на шутку Стаса Свистун.
  
  - Да ну тебя, - сердито нахмурилась его подружка, от потрясения пропустив мимо ушей "бабу". - Ты же ее задавить мог запросто.
  
  - А пусть не бегает, где попало, - раздраженно буркнул Алексей, потом снова улыбнулся. - В цирке вон собаки даже считать умеют, а эти дворняги не могут выучить правила дорожного движения!
  
  - Сам-то ты их будто сильно придерживаешься! - пришла на помощь подруге Анжела.
  - Ехал бы ты, Леш, чуть потише, а то еще на гаишника нарвемся. Папу моего в воскресенье, когда из Киева возвращались, тормознул один старшина - я ремень безопасности, видишь ли, не пристегнула. Так полчаса мурыжил, пока штраф без квитанции не выпросил.
  
  А сама подумала, незаметно покосившись на увлеченного гонкой Стаса, обидные для любой женщины слова которого не ускользнули от ее внимания:
  
  - Так вот почему ты ко мне клеишься: тачка то твоя на ремонте, время, бедненькому, провести не с кем...
  
  - Ну, мне это не грозит, - заверил ее Алексей. - "Опель" раньше самому Сапсану принадлежал, мне, так сказать, в наследство достался. "Бригадира" моего все менты в Сумове уважают. И меня не трогают по старой памяти - знают, чья тачка.
  Но скорость он все же немного сбавил - они приближались к центру города.
  
  
  3.
  - Все, Подольный, считай, что остался ты без премии! Зато в следующий раз умнее будешь! - злые глаза мастера Семеновича горели ярче пламени газового резака, будто желая сжечь в пепел стоявшего перед ними высокого крепкого парня в засаленной куфайке и в сварочном щитке, который торчал над шлемоподобным головным убором сварщика, как поднятое забрало у средневекового рыцаря. На его лоб низко свисала густая черная челка давно не стриженных волос, и казалось, что серые глаза из-под нее смотрят на мастера не просто твердо и независимо, а опасно, по-волчьи.
  
  - А я с детства дурачок, - спокойным голосом ответил молодой сварщик, но узловатые сильные пальцы, нервно мявшие грязные брезентовые рукавицы, выдавали, что спокойствие это внешнее, напускное. Если бы причиной разноса и вправду было "неубранное рабочее место"! Конечно, музейной чистоты в цехе машиностроительного гиганта все-равно не наведешь, но Мишка Подольный к порядку приучен был с детства и все эти пол-года, устроившись работать на завод после армии, исправно его поддерживал. Дело было в том, что он вчера отказался сделать "за так" кое-какую шабашку для механика Твердыщенка. Механик считал себя в цеху кем-то вроде барина-крепостника в собственной вотчине, и потому отказов не терпел. Тем более, высказанных в такой резкой форме: "Да пошел ты!..". Правда, и сам приказ начальника звучал не мячге, но какое право имеет подчиненный посылать своего руководителя в тридевятое царство? Расплата не заставила себя долго ждать: Семеныч, как верный хозяйский пес, быстро нашел, к чему придолбаться и как поставить на место обнаглевшего "пацана".
  
  - Да, попался ты, Мишка, как гайка на болт, - сочувственно похлопал напарника по плечу Кузьма. Естественно, уже после того, как мастер, завершив "воспитательный процесс", исчез с поля зрения. Смена закончилась, и Семеныч, как и другие заводчане, спешил домой.
  - Хоть круть, хоть верть - а тут ей и смерть, - философствовал Кузьма. - Теперь, считай, труба. Проходу не дадут, клевать будут, пока не выживут. Или пока не сломаешься, шестеркой ихней не станешь. Зря ты против Твердыщенка залупался...
  
  - Посмотрим, - коротко ответил Подольный и, вдруг охваченный вспышкой подавляемого до этого гнева, смял рукавицы в комок и с силой швырнул куда-то в угол, в нагромождение обрезков стальных труб. - А мать его за ногу! Зад заносить не буду, и просить - тоже. Сам уйду!
  
  - Не горячись, Миша, ты - не утюг, - пробасил Петрович, бригадир ремонтной бригады, в которой работал Подольный. Он хорошо относился к молодому сварщику, но особенно защищать его от несправедливых нападок Семеныча не рвался. По его мнению, Михаил сам напросился на конфликт. - А ты, Кузьма, болтаешь много, и почему-то одни только глупости. Напакостничать, конечно, могут. Твердыщенко - еще та язва, но если вести себя тихо, в драку не лезть, он скоро обо всем забудет. И уволить ни за что у них власти нету. А тебе б, Миш, тоже сдержаться бы тогда, сменьшиться...
  
  - А я и сдержался, - скрипнул зубами Подольный. - Обычно, когда на меня матом прут, я сразу - в морду!
  
  - Вот за это уволят моментом, без выходного пособия, - предостерегающе покачал пальцем Петрович. - Ты, парень, раз такой гордый, должен и масло в голове иметь, не пороть горячку, тогда и проблем меньше будет. Понял?
  
  - Понял, - хмыкнул Мишка. - Принцип гвоздя: не высовывайся. Чего ж тут не понятного?
  
  - Да ладно вам головную боль разрабатывать, праздник же! - Кузьма уже собирался в баню - Давай помоемся по-быленькому и завалим куда-нибудь, обмоем это дело. Ты как, Петрович?
  
  - Нет, я - домой, - даже в голосе грузного сорокалетнего бригадира слышалось что-то семейное. - Нет тебе, холостяку, компании, что ли? Бери он молодежь: Пашку, Куртуя там, они не откажутся. И зарплату они еще, вродь, не всю прогуляли.
  
  В бане, пока Мишка расслаблялся под контрасным душем, смывая с себя вместе с грязью и мазутом мерзкий осадок от стычки с начальством, Кузьма успел сколотить компанию для выпивона. Это были молодые безсемейные ребята, как и Подольный, обитавшие в заводских общагах: два слесаря - чернявый молчун Павел Губин, маленький, как воробей, задиристый Игорек Куртуев, и рыжий токарь, отзывавшийся на имя Димон.
  
  - Миха, ты скоро там? - из предбанника окликнул замешкавшегося Подольного уже одетый Куртуев. Парни нетерпеливо переминались с ноги на ногу, мысленно уже согревая свои внутренности крепкой "Столичной", но все-таки дождались Мишку - не годилось бросать товарища в беде, которую можно было разделить вместе, как бутылку водки.
  
  Погрузившись в холодный троллейбус, пятерка парней доехала до первого попавшегося гастронома. Там, в кафетерии, взяли три бутылки водки. Одну распили на месте, закусив черствыми баранками, а с остальными завалили в общагу к Куртуеву, который жил ближе всех от гастронома.
  
  Лет пять назад в тесном полумрачном вестибюле женского общежития визитеров бы встретила строгая вахтерша, а то и сам комендант, и врядли бы им удалось прорваться сквозь эту преграду без предъявления паспортов, клятвенных обещаний в том, что покинут здание до полуночи, и задабривания противной церберши шоколадкой. Но времена имеют замечательное свойство меняться. Старые порядки рухнули, столкнувшись с финансовыми проблемами: жилье постоянно дорожало, заводу все труднее удавалось сводить концы с концами, хоть он и считался флагманом промышленности Сумова, и вахтершу уже было просто не на что содержать. Да и само разделение на мужские, женские и малосемейные общежития как-то незаметно осталось в прошлом. Там же оказались и остатки ханжеской морали совдепии: народ теперь селился, где мог и как мог, без различия по половому признаку и, сходясь парами, даже не утруждал себя получением в ЗАГСе штампа о регистрации брака. Так что когда соседка Куртуева, Лена, заметив ребят еще на лестнице, пригласила к себе на банкет по поводу собственного дня рождения, найти в этом нечто предосудительно было просто некому...
  
  - Проходите же, ребята, садитесь! - за составленными в одно целое двумя столами уже сидело человек восемь девчонок и всего двое мужиков. Судя по тому, что их внимание принадлежало исключительно расположившимся рядом красоткам, остальные девушки, включая и саму именинницу, несколько страдали от недостатка мужского общества. Не удивительно, что парней встретил благоухающий ликером букет призывных улыбок!
  
  - Ну, за счастливую новорожденную! - как только новоприбывшие расселись по местам, высокий и худой, как телеграфный столб Кузьма вытянулся над столом с полной рюмкой в руке. Повернув покрасневшее с мороза лицо к виновнице торжества, он говорил долго, но вдохновенно: что-то о сладких двадцати трех, о мужчинах, которые должны были по этому поводу валяться у ее ног, и о море счастья и любви, принадлежащих ей по праву в этот замечательный день. Лена смотрела на тамаду во все глаза, ловя каждое его слово, как откровение. Может, оценивала Кузьму как кандидатуру в мужья, которых у нее уже было двое, но с которыми она в конце-концов рассталась без всякого сожаления? В этом случае Подольный мог с чистым сердцем пожелать ей успеха, уверенный, что больше, чем приключение на одну ночь, девице от Кузьмы в любом случае не добиться. Тридцати двух летний слесарь был твердолобым холостяком и любил бутылку больше, чем всех женщин мира вместе взятых.
  
  Когда оратор окончил речь, Подольный вместе со всеми хлебнул из своей рюмки - и сразу же потянулся за чашкой с холодным компотом, запить. Ощущение было такое, будто по его горлу пронесся поток раскаленной лавы. Дыхание испуганно замерло где-то между вдохом и выдохом, а на глазах выступили слезы. От компота чуточку полегчало, и Михаил торопливо захрустел соленым огурцом, высматривая тем временем среди расставленных на столе блюд, какому шедевру кулинарии уделить свое внимание в первую очередь. При этом он совершенно случайно встретился взглядом с девушкой, сидевшей напротив его. У нее было узкое симпатичное лицо, на котором выделялись большие зелено-серые, чуть раскосые глаза. Свои огненно-рыжие волосы девушка собрала в высокий хвост на затылке, открыв маленькие, чуть заостренные сверху ушки, украшенные простенькими золотыми сережками. Одета она была в белоснежную пушистую кофту, которая соблазнительно подчеркивала два маленьких упругих холмика грудей. Что у нее было ниже, Подольный в точности сказать не мог, поскольку ноги незнакомки скрывал стол. Но если ее ножки и бедра соответствовали тому, что возвышалось над столом, девчонка была даже очень ничего.
  
  - Что, пробрало? - участливо улыбнулась она Подольному, заметив, видимо, его реакцию на выпитое.
  
  
  - Еще как! - криво усмехнулся в ответ Мишка. Они все еще неотрывно смотрели друг на друга. Кого же она напоминает ему? Лисичка, точно, Лисичка! Рыжая, пушистая, и глаза с хитринкой... Минуту назад он даже не обратил на нее внимания, как впрочем, и на всех остальных за столом. Не то что смотреть, дышать не хотелось - из-за Твердыщенка и Семеныча. Даже сто грамм в гастрономе не смогли переломить его паршивого настроения. Но теперь, после адски крепкой выпивки, прочистившей, казалось, все его внутренности, в голове будто посветлело, и все сегодняшние неприятности показались не столь важными как то, что происходило вокруг него. Все улыбаются, все весело болтают о пустяках, всем хорошо... Так почему же ему одному должно быть плохо?
  
  - Ну и самогоночку кто-то подсунул, - сказал он Лисичке. - Чистый спиртяка. Чуть не задохнулся от неожиданности.
  
  - А это спирт и есть, - продолжая улыбаться, покачала она головой в ответ. - Разведенный, конечно, слегка водой, но градусов семьдесят, пожалуй, будет.
  
  - Откуда такая секретная информация? - старательно поддерживал разговор Мишка.
  
  - Да я сама и разбавляла, - пожала плечами девушка. - Я, между прочим, медсестрой работаю, в поликлинике для милиции, прокуроров и прочих внутренних органов. Так что и спирт оттуда, ментовский. В обычных больницах уже давно ничего нет: ни бинта, ни ваты, не говоря уже о лекарствах. А тут еще кое-чем можно разжиться - спонсоры помогают, - объяснила она и добавила, - Кстати, меня Ирой зовут. А тебя?
  
  - Михаил, - солидно представился Подольный, и тут же спохватился. - Можно просто Мишка.
  
  Тут подоспел новый тост - опять слово взял Кузьма, - и Подольный, плеснув Ирине вина, а себе - спирту, протянул через стол руку, чтобы цокнуться.
  
  - Значит, будем знакомы, Ира! - он одним духом опрокинул стопку. На этот раз пошло легче. А на душе - был ли ментовский спирт тому причиной, или озорной взгляд Лисички, - еще больше потеплело.
  
  Потом были танцы. Из-за тесноты комнаты, практически полностью занятой столами и кроватью хозяйки, гости вышли в коридор. Куртуев вынес из комнаты табурет, на который водрузил потрепанную "Весну" и нажал кнопку. Из динамиков душераздирающе захрипел Шуфутинский, даже слов не разобрать, и Лена сменила кассету. Новая музыка зазвучала на удивление чисто. Мишка сразу узнал старую добрую "Прекрасную ночь" Эрика Клептона: медленная и чарующая мелодия, как раз для влюбленных парочек, обожающих кружиться в жарких объятиях друг друга так, будто вокруг никого кроме них и не существует. Между прочим, свет кто-то почти сразу же и выключил...
  
  - Потанцуем? - призывно глянула на Подольного Ирина. Ее глаза в наступившем полумраке горели каким-то магическим огнем, и отяжелевший от выпитого Мишка не смог сопротивляться этому взгляду и полсекунды. Он послушно встал из-за стола и, подождав, когда Ира выберется вслед за ним, привычно обхватил руками ее тонкий стан, привлекая ее к себе. Или она сама прижалась к нему? Опьяненный выпивкой и сладковато-терпким запахом Лисичкиных духов, Мишка слабо соображал, что с ним происходит. Будто бы мозг отключился от тела, позволив ему поступать самостоятельно, на свой страх и риск, а сам ограничился лишь наблюдением со стороны - и как-то издалека.
  
  Увлеченный потоком мелодии, Подольный чувствовал только гибкость и тепло ритмично двигающегося тела своей партнерши, неожиданную силу ее тонких рук, лежащих на его плечах, и забыл совершенно обо всем на свете, кроме широко распахнутых серо-зеленых глаз, оказавшихся так близко от него, и смотревших снизу вверх маняще и обещающе, и влажных алых губ, нашептывающих ему что-то на ухо.
  
  Наверное, он тоже говорил ей о чем-то, свалив в одну кучу свою краткую биографию, пару армейских историй и скандал на работе. А может, заодно и еще чего-то наболтал, чего-то такого, о чем раньше с девчонками никогда и не заикался. Во всяком случае, спустя час (или целую вечность?) Ирина оказалась рядом с ним и на улице, когда разгулявшаяся компания решила с чьей-то подачи прогуляться до речки и посмотреть на освященную сегодня в полдень ополонку. Мороз и свежий воздух несколько прояснили затуманенное сознание Подольного, но от этого ощущение на локтевом сгибе правой руки цепкой ладошки Лисички не стало менее приятным. Скорее, наоборот... А еще Мишка с удивлением отметил про себя, что он уже научился различать ее звонкий голосок среди веселого смеха большой компании, и сам тоже смеялся вместе со всеми над чьими-то шутками, будто и не было у него стычки с паскудным Твердыщенко.
  
  
  4.
  Кафе "Селена" располагалось в полуподвальном помещении одного из зданий исторического центра города. Горбатый купол, прикрывавший ведущую вниз лестницу, усилиями дизайнеров был стилизован под волшебную пещеру, над входом которой подмигивала посетителям неоновая луна - лукавая богиня ночи. Когда Анжела спускалась вслед за Аллой и Алексеем по крутым ступенькам вниз, будто погружаясь в утробу египетской пирамиды или волшебного холма фей, Стас на протяжении всего спуска бережно поддерживал ее сзади под локоть. А в гардеропе предупредительно помог снять шубку. Когда Кравчинский придерживал одежду за плечики, давая возможность Анжеле высвободить руки из рукавов, он неожиданно прижался лицом к ее затылку. Его губы утонули в густых золотистых локонах девушки, опалив ее кожу горячим дыханием. Это было достаточно приятно, но слишком уж откровенно и, по мнению Анжелы, несколько несвоевременно. Разве она дала ему повод проявлять к себе столь интимное внимание?
  
  - Ты что там, сопли об мои волосы вытираешь? - холодно сказала она и, выскользнув из шубки, демонстративно подошла к висевшему возле вешалок большому овальному зеркалу, заключенному в красивую резную раму из черного дерева. Стас на секунду опешил, оставшись стоять с шубой в вытянутых руках, обиженно сопя носом и сверля спину Анжелы сердитым взглядом. Но она, как ни в чем ни бывало, извлекла из сумочки расческу и принялась поправлять прическу, затем зачем-то подкрасила губы, хотя касалась их помадой каких-то десять минут назад, покидая университет. К ней присоединилась Алла.
  
  - Достает? - понимающе спросила она подругу одними губами, взбивая короткую белую челку.
  
  - Ничего, сама разберусь, - так же тихо ответила ей Анжела. Она все еще не определилась, как ей вести себя со Стасом. Кое-какое вознаграждение он, конечно же, заслужил. Но не настолько же большое! И вообще, эта его поспешность и напористость в желании обладать ею только отталкивала девушку, которая и без того не слишком жаловала черноглазого ловеласа.
  
  - Не дуйся, она всегда так, - дружески хлопнул Стаса по плечу Алексей. Кравчинский натянуто улыбнулся, сдал шубу гардеропщице, разделся сам, и они все в четвером вошли в зал.
  
  Как всегда, здесь было не протолкнуться. Молодежь любила собираться в "Селене", где можно было вволю потанцевать при мягком свете стилизованных под старину фонарей, привносившем в погребок интимно-романтическую атмосферу лунной ночи. На мягких пуфиках за маленькими столиками можно было с комфортом потягивать через соломинку фирменные коктейли и соки, или же расслабиться при помощи более крепких напитков. Те же, кто чувствовал необходимость перекусить чем-то более питаттельным, чем мороженное, фрукты и пирожные, заказывали легкую закуску или сытные бутерброды с колбасой и сыром, пирожки и пиццу к чаю или кофе.
  Судя по всему, Алексея здесь хорошо знали, ведь "бригада" Сапсана контролировала и эту территорию в центре города. К нему сразу же подошел крупный парень с лицом вышибалы, уважительно пожал руку и, перемолвившись со Свистуном парой фраз, бросился освобождать столик для новых гостей. Быстро и без лишних слов он бесцеремонно выпроводил из-за одного из столов оккупировавшую его парочку, а подоспевшая официантка - чернявая девушка в коротком фартуке и мини-юбке, - убрала грязную посуду, тщательно протерла крышку стола тряпкой и приняла заказ Заярного: коньяк, шоколад, кофе и мороженое для девушек. Когда Алексей отсчитывал деньги, чтобы сразу же расплатиться, Стас попытался внести долю не только за себя, но и за Анжелу, о чем демонстративно поставил ее в известность.
  Нет, спасибо, - ответила Воронкова, доставая кошелек. - Я всегда плачу за себя сама.
  
  Стас молча спрятал лишние деньги и, как только официантка принесла кофе, шоколадку и коньяк, подчеркнуто деловито занялся откупориванием бутылки "Десны" одесского производства.
  
  - Обожаю кофе с коньяком! - заявила Алла, щедро хлюпнув ароматную жидкость из пятидесяти грамовой рюмочки в такую же крохотную чашечку с кофе - крепким, без сахара. Остальные последовали ее примеру, подслащивая кофе кусочками шоколада. Затем подружки полакомились мороженым с орехами и апельсиновым желе, а ребята прикончили свой коньяк, закусив его шоколадом. Тем временем подоспела горячая пицца с курицей, двойная порция которой заменила поздний обед. Пропустив еще по одной рюмке коньяку, парни лениво обсуждали последние новости автомобилестроения, попутно закурив из Стасовой пачки "Мальборо", пуская сизые струйки дыма под потолок.
  
  - Будешь? - Кравчинский протянул Анжеле пачку, но та отрицательно покачала головой.
  
  - Нет, я люблю "Магну", - сказала она и достала из сумочки свои сигареты.
  
  - Мне тоже одну, Анжел, - попросила Алла. Зажигалка Алексея услужливо полыхнула огнем, давая прикурить обеим дамам, на мгновение опередив протяную через стол руку Стаса. Глаза Кравчинского недовольно сверкнули, но он, будто ничего и не случилось, принялся рассказывать свежие анекдоты о "новых русских". Алла слушала его с интересом, ее друг - с вежливым равнодушием, поглощенный процессом курения и разглядыванием посетителей "Селены". А Анжеле, которая совсем недавно слышала этоти анекдоты (ксати, совсем не смешные) по "Джентельмен шоу", вдруг стало невыносимо скучно. Она уже было хотела напомнить своим спутникам о том, что они собирались на речку, а не сидеть в кафе до вечера. Но тут в зал ввалилась шумная компания парней, которые при виде Алексея разразились громогласными приветствиями, беспардонно оборвав Стаса на середине очередного анекдота.
  
  - Здоров, Леха! Как дела? Привет, Алла. А это кто, твоя подружка? - слышалось со всех сторон. - А она красивая!
  
  - Как зовут подружку? - допытывался у Аллы один из ребят, длинночубый крепыш в дубленке, которую он почему-то не пожелал оставить в гардеропе, не отводя глаз от Анжелы. Глаза у него были веселые и светло-серые, почти голубые.
  
  - Анжела Воронкова, - представила подругу Аллочка.
  
  - А, Воронкова! - понимающе протянул длинноволосый. - Знаю, знаю такую уважаемую фамилию. Очень приятно! Меня зовут Владик, а это - Саня, Коля и Барик.
  Стаса они как-то проигнорировали.
  
  - Ну-ка, давайте сюда второй стол придвинем! - скомандовал Алексей. Но все столы были заняты.
  
  - Так, какую овцу погоним? - плотоядно лизнул языком уголок рта Влад, обводя зал "Селены" агрессивным взглядом.
  
  - Пацаны, не волнуйтесь, сейчас вас всех разместим! - поспешно вмешался вышибала, обеспокоенный ущемлением прав других клиентов. Оказалось, что в подсобке имеется еще один столик, обычно из-за тесноты в зал не выносившийся. Там же нашлись и недостающие стулья, так что через пару минут вся компания уже беседовала с полным комфортом.
  
  - Что это за хмырь с тобой? - улучив минуту, тихо спросил у Свистуна Владик. - Кто он Анжеле?
  
  
  - Да никто, - ответил Алексей, пожав плечами. - Одногрупник. Чего-то у него с ней не клеется. Но с понтами.
  
  - Сами с понтами, - презрительно хмыкнул Влад. Он был "коллегой" Алексея по роду занятий, но из другой "бригады". - Если что, посоветуй ему, по дружбе, не путаться у меня под ногами...
  
  - Сам и разбирайся, - вяло отмахнулся Заярный. - Мне он по барабану.
  
  Вскоре у Алексея с Саней и Бариком пошел деловой разговор, но и девушкам скучать не приходилось. Причем большая часть внимания доставалась на долю "свободной" Анжелы. Надувшегося Стаса, похоже, теперь уже никто не замечал. Владик, усевшись рядом с Анжелой, сразу же усиленно заработал языком, не оставив Кравчинскому не малейших шансов на общение с очаровательной одногрупницей. Под распахнутой настежь дубленкой рекетира оказался темный, шитый на заказ пиджак, белоснежная рубашка с золотыми запонками и со вкусом подобраный галстук.
  
  - Аккуратный мальчик, - подумала Анжела. - Он одновременно выглядит так молодо, и так представительно, солидно... В нем определенно что-то есть...
  
  Владик оказался хорошим собеседником, умеющим не только складно рассказывать, и разговорить другого. Причем, слушал он внимательно и с явным интересом, так что вскоре уже сама Анжела увлеченно рассказывала ему о сегодняшнем происшествии в университете, об учебе, о своих далеких и дальних родственниках, и даже о своей собаке, молодом боксере по кличке Рэм.
  
  - Базар идет, а горло промочить забыли, - вдруг спохватился Алексей и окликнул убиравшую с соседнего столика официантку. - Эй, Люд! Нам две водки сюда и закуску, как полагается, по полной программе!
  
  - А нам - вина! - заявила Алла. - "Салютэ" или...
  
  - Никаких "или"! Разве можно такую гадость пить? - возмутился Влад. В этом твоем "Салютэ" и капли виноградного сока нет, разве что Руслан, бармен, подмешал для приличия. Разве это вино? Сироп, разбавленный спиртом! Вот водка - это чистый натуральный продукт, можно пить, пока рука с рюмкой поднимается. И главное - отравление исключено в принципе, не то что от этих импортных шипучек и болтушек. Леха, не вздумай пойти на поводу у наших прекрасных девушек! Все пьем только водку!
  
  Заярный согласился с другом, но все-таки дополнил заказ апельсиновым соком, чтобы девчонкам было чем запивать. Пока Барик наполнял рюмки, а Люда расставляла на столе тарелки с закусками, Владислав и Николай вышли на минуту, решив все-таки раздеться ввиду предстоящего "разогрева". Алла о чем-то ворковала, склонившись на плечо Алексея, они даже целовались в засос, ничуть не стесняясь присутствия посторонних. Воспользовавшись этими обстоятельствами, Стас тут же пересел к Анжеле поближе, заняв место длинноволосого соперника.
  
  - Мы же на водокрещение собирались, или ты забыла? - с трудом скрывая раздражение, зашептал он на ушко Воронковой. - Может, пойдем уже, а?
  
  - А как же Алла? Пришли вместе, неудобно как-то получится, если уйдем мы одни... - перспектива остаться наедине со Стасом, казавшаяся совсем недавно если и не заманчивой, то во всяком случае определенно интересной, неожиданно потеряла для Анжелы всякую прелесть. - И потом, Леша же на машине, а домой далеко...
  
  - Да куда ему за руль-то после стакана коньяка? Лучше я такси возьму, - настаивал Кравчинский. - Мне уже надоело тут рассиживаться, с блататой всякой выпивать...
  
  - Надоело - уходи, тебя никто не насильно здесь не держит, - недовольно ответила Анжела. - А я останусь. Мне здесь нравится.
  
  Появление подзадержавшегося Владика избавило девушку от дальнейших уговоров Стаса. Он не отважился настаивать в присутствии рекетира, хоть и остался самоуверенно сидеть на его месте. Впрочем, Влада это никапельки не смутило. Как ни в чем ни бывало, он уселся напротив Воронковой и продолжил свои ухаживания. А Анжела, раздраженная поведением одногрупника, реагировала на его знаки внимания подчеркнуто доброжелательно, время от времени мстительно поглядывая на хмурую физиономию Кравчинского. И пила она больше обычного, будто чувствуя, что этим она задевает Стаса еще больше.
  
  А когда, после того, как с большей частью выпивки было покончено, Влад потянул ее танцевать. Опираясь на его руку, она со смехом выбралась из-за стола и кружилась на заплетающихся ногах, то и дело сталкиваясь с Аллой и Лешкой. Может быть, если бы она не выпила так много, то и не прижималась бы так тесно к Владику во время танцев, не повисала бы всей тяжестью на его руках, пусть в тесноте "Селены" и развернуться как следует было негде. А когда она, разгоряченная движением и обжигающим шепотом Владовых губ, возвращалась за столик, и Стас пытался пригласить ее на следующий танец, то даже и не пыталась притвориться уставшей или придумать еще какую-нибудь причину, смягчившую бы отказ. Просто говорила, что не желает танцевать с ним, и все тут. И лишь потом, когда они все вдруг оказались на улице, она вспомнила о своих первоначальных планах.
  
  - Я хочу на водокрещение, на речку! - сообщила она заплетающимся языком, дергая Влада за рукав дубленки, как маленькая капризная девочка.
  
  - Да, на речку! - поддержала требование подруги Алла, стараясь устоять на ногах при помощи Алексея.
  
  - Едем, какие проблемы? - поддакнул Владик. - Я везу Анжелу!
  
  - Нет, я с Аллой! - вдруг заупрямилась Воронкова и влезла в салон Лешкиного "опеля", взгромоздившись рядом с водительским креслом. Алла, Стас и кто-то еще заняли заднее сидение, а остальные ребята погрузились в "форд" Владика.
  
  - Поехали! - в один голос скомандовали подружки, и машины сорвались с места, с ревом промчавшись по тихим ночным улицам, заботливо укрутаным зимой в мягкое снежное покрывало.
  
  
  5.
  - Ой! Чуть не шлепнулась!- весело сообщила Ирина, повиснув на руке Подольного. Она умудрилась подскользнуться, хотя замерзшее русло реки покрывал не лед, а толстый слой выпавшего утром снега, скрипевшего под ногами, но совершенно не скользкого. Михаил заботливо поддержал девушку, обняв ее рукой за плечи.
  
  - За спасение моей драгоценной жизни тебе положена награда! - заявила Ира, задрав свое личико так, чтобы видеть глаза Подольного. Ее взгляд светился лукавством. Действительно ли она подскользнулась, или только сделала вид, что падает?
  
  
  - Какая награда? - волна от сладостного предчувствия, что сейчас произойдет что-то необыкновенное, поднялась в груди Мишки, как настоящее цунами, накрыв его с головой.
  
  - А вот такая!!! - обняв его за плечи, Лисичка встала на цыпочки и прижалась на удивление горячими губами к его рту. Юркий маленький язычок легко проник внутрь, нежно коснувшись неба, тем временем, пока нижняя губка девушки возбуждающе дрожала, тесно охватив губы парня. На какой-то миг он растерялся от необыкновенного удовольствия от этого поцелуя, но тут же спохватился и ответил со всей страстью и жаром, жадно пожирая трепещущие уста девушки.
  
  - Гля, в засос целуются! - умиленно пискнул кто-то из девчонок. - Не задуши парня, Ириш!
  
  Лисичка с сожалением оторвалась от Подольного и прошептала, неотрывно глядя ему в глаза:
  
  - Это только начало...
  
  А потом сильно толкнула его в грудь, отчего Мишка, совершенно не ожидавший такого поворота событий, не удержался на ногах и кубарем покатился в снег под восторженный смех окружившей их компании. Кто-то помог ему подняться, и он, сам улыбаясь женскому коварству, погнался за девушкой. Она со смехом пыталась от него убежать, но он в три прыжка настиг ее и, крепко обняв руками сзади за талию, не отпускал до тех пор, опка она снова не поцеловала его.
  Когда они подошли к мосту,у темной поверхности освященной проруби, над которой торжественно высился цельный ледяной крест, уже давным давно никого не было. А сама прорубь, как выяснилось, успела покрыться довольно толстой коркой льда.
  Было безветрено и тихо. В ясном чистом небе на фоне черного бархата ночи поблескивали драгоценными ожерельями узоры созвездий, а бледный свет луны прокладывал серебристую дорожку по снегу, будто перебрасывая волшебный мост между небом и замерзшей рекой.
  
  Парни и девчата обступили ополонку. Кто-то стучал предусмотрительно захваченой из общаги баночкой по звонкому льду, пытаясь разбить прозрачную, но прочную корку; кто-то крестился перед ледяным распятием, а кто-то просто наслаждался красотой ночной реки, которую, казалось, нисколько не тревожил веселый шум молодежи. Возможно, Псел привык уже за многие сотни лет к тому, что в этот вечер неизменно приходили к нему юноши и девушки за его освяченой водой, холодной и необычно чистой, наполненной сегодня могучей целительной силой.
  
  Но вот где-то близко послышался вдруг рев автомобильных двигателей, который разорвал волшебный покров водокрещенской ночи, заставив всех обернуться в сторону правого берега. Оттуда по пологому склону, служившему летом пляжем для купальщиков, медленно спускались, подпрыгивая на неровностях, две иномарки. Ослепив все вокруг бесцеремонным светом своих мощных фар, они выехали на лед и повернули к проруби, заставив толпу податься назад.
  
  - Вот бы провалилась хоть одна под лед... - недовольно пробормотал Мишка, щурясь от яркого света фар.
  
  Не доехав до кромки проруби метров пять, машины остановились. Из них, возбужденно переговариваясь, выбралось шестеро парней и две девушки. Одна из них была одета в роскошную шубку из натурального меха, по ее плечам привольно рассыпались длинные густые волосы, отливавшие в свете фар золотом. Нетвердо ступая обутыми в изящные сапожки на высокой платформе ногами, эта девушка первой приблизилась к проруби и вопросительно оглядела настороженно замолчавших и оставивших все свои дела заводчан.
  
  - Эй, а где хор и священники? Что, все уже кончилось? - спросила она требовательно, но слегка запинаясь. Чувствовалось, что девчонка набралась по самые края.
  
  - Крутые, блин, приперлись, - сплюнул сквозь зубы Куртуев. - Развлечения им подавай...
  
  - Опоздала, красавица! - насмешливо ответил девице Кузьма. - Без тебя справились, видно. А ты что, думала, без тебя вода не освятится?
  Девушка в шубке поперхнулась от возмущения столь вызывающим тоном, но в ее компании было кому ответить вместо нее.
  
  - А тебя никто не спрашивает! - огрызнулся один из прибывших, которые тесной кучкой подошли вплотную к заводчанам, так что можно было хорошо рассмотреть злые черные глаза говорившего. - Заткни хавальник, длинный, и молчи в тряпочку, понял?
  
  - Я то понял, чево ж тут непонятного, - Кузьму "понесло". - Но вот за девушку твою обидно: может, она в хоре спеть хотела, да не успела...
  
  - Тебе, мужик, совет дельный дали, - послышался другой голос. Не громкий, уверенный и очень нехороший голос. Он принадлежал крупному длинноволосому парню в распахнутой настежь дубленке. - Зря девушку задеваешь - она не одна. На оборотку можно запроста нарваться. Так что валите отсюда по-хорошему, пока за гнилой базар отвечать не пришлось.
  
  Крутые согласованно шагнули вперед, окружая вставшую над прорубью девицу в шубке. Она, похоже, совершенно не понимала, что происходит вокруг нее, и только растерянно хлопала ресницами, глядя, как заводчане, в свою очередь, тоже перегруппировались, оттеснив своих девушек назад, под прикрытие своих спин.
  
  - Миш, может, не надо? - как-то жалобно прошептала Лисичка, цепляясь за рукав Мишкиной куртки. Но он молча освободился от ее пальцев и стал сбоку от вытянувшегося в струнку Кузьмы, который что-то нашаривал правой рукой в кармане бушлата. Рядом набычился низенький вертлявый Куртуев, а остальные выжидательно подались вперед, повытягивав руки из карманов и сжимая ладони в плотные тяжелые кулаки.
  
  - Нас семеро против шестерых, - подумал Подольный, рассматривая противников. Длинноволосый, несомненно, опасен, здоровый бык. А коротко стриженый блондин в кожанке еще крупнее. Ну, да его в морпехе научили побеждать любого противника, независимо от его размеров и веса. Остальные же иномарочники внешними данными не особенно впечатляли - так, обычные пацаны. Не самый хреновый расклад. Если только у крутых нет чего-нибудь вроде газовых пистолетов - стреляющих пластмассовыми шариками пневмашек Мишка, учитывая толщину верхней одежды, не особенно опасался...
  
  Напряжение повисло в воздухе, ощутимо надавив на плечи.
  
  - А что будет, если не отвалим? - по-прежнему насмешливо, но совсем уже другим тоном, без тени шутки, проговорил Кузьма.
  
  - Он знает, что драке не миновать, - понял Михаил. - Но провоцирует их начать первыми.
  
  Так и случилось. Здоровенный "лоб" в кожанке вдруг без лишних слов бросился на Кузьму, вогнав кулак ему в живот, а когда слесарь, булькнув, сложился пополам, как сломанная кукла, обхватил его за шею руками, рывком бросив лицом вниз на взлетающее навстречу колено. В следующее мгновение остальные сшиблись в кучу, как две стаи волков, и ночную тишину вспорол истошный женский визг.
  Черноглазый подскочил к Подольному, широко замахнувшись рукой для удара, но Мишка нырнул под замах, от души врезав апперкотом в хрупкую челюсть противника. Черноглазый охнул и упал спиной в снег, даже не попытавшись встать после падения. Михаил на всякий случай поддал ему ногой под ребра и быстро оглянулся вокруг: остальные сбились в беспорядочную кучу, молотя друг друга без особой результативности. Алкоголь понижал боль от ударов, которые по той же причине не отличались и особенной меткостью. Длинноволосый в дубленке успешно отбивался сразу от двоих - Куртуя и Пашки, потом ему на помощь неожиданно метнулась вторая девица, отвлекая Куртуева на себя. Пронзительно визжа, она умудрилась пару раз ударить Игоря ногами, продемонстрировав отличную растяжку, но потом чуть не упала, подскользнувшись, заработала полновесную оплеуху в ответ и рухнула лицом в сугроб. Другие сошлись один на один, то падая на лед, то вновь поднимаясь на ноги и, вытерев рукавом разбитый нос, снова бросались в потасовку. Ничего опасного. Но тот, стриженый в кожанке, повалил Кузьму в снег и теперь озверело бил его ногами. Слесарь уже не пытался сопротивляться или дотянуться до выбитой из его руки "финки", только прикрывал ладонями окровавленную голову.
  
  - Убьет, сволочь! - понял Подольный и молча ринулся на стриженого блондина, наклонившись вперед, как игрок в американском футболе. Его плечо с разгону врезалось в живот Свистуна, а руки охватили его бедра. Оторвав Леху от земли, Подольный пробежал несколько шагов вперед, по направлению к проруби, а потом со страшной силой швырнул его в крестообразную ополонку. Заярный полетел, как снаряд, пущеный из катапульты, беспомощно дрыгая всеми четырьмя конечностями и ревя, будто бык на бойне.
  
  - Утоплю гада! - мелькнула яростная мысль у Подольного, который сам не удержался на ногах и рухнул на колени, по иннерции проехав пару метров вслед за улетающим противником. Но на пути у Алексея оказалась та самая золотоволосая девица в шубе.
  
  - Ах!.. - только и успела крикнуть она, когда Леха врезался в нее, ударив всеми своими девяноста килограммами помноженными на скорость полета. Толчок оказался настолько сильным, что девушку подбросило в воздух и швырнуло прямо в прорубь. Корка льда треснула под тяжестью ее тела, над ополонкой взметнулся сноп брызг и колючих осколков, и в следующий миг быстрое течение потащило свою жертву под лед.
  
  - Анжела-а-а!!! - истошный вопль второй крутой девицы, которая наконец выбралась из сугроба и теперь стояла на коленях, с ужасом глядя в сторону проруби, заставил замерших от неожиданной силы крика парней оглянуться. Сквозь накачанные водкой и адреналином мозги до их сознания пробилось понимание, что случилось что-то страшное. Но несколько долгих-предолгих секунд, пока ошеломленный падением Леха, находившийся к проруби ближе всех, приходил в себя, а Алла продолжала кричать в той же коленопреклоненной позе, они никак не могли сообразить, что именно произошло и с кем. А Анжелу, чья шубка быстро пропиталась водой и стала неимоверно тяжелой, уже не было видно на поверхности распахнувшей голодный зев реки.
  
  Одним рывком сорвав с себя куртку, Мишка вскочил на ноги и с разбегу прыгнул руками вперед в черную дыру. Темная поверхность воды ударила его в лицо миллионом острых игл холода, мгновенно пронизавших его свитер и брюки, добравшись до тела под ними. Парня тряхнуло, будто электрическим разрядом. Вязаную шапочку, по-пижонски напяленную на макушку, жадная быстрина тут же сорвала и унесла прочь. Намокшая одежда - хорошо, что хоть курточку догадался скинуть, - ужасно мешала двигаться, но Мишка упрямо развернулся по течению и, широко раскрыв глаза, поднырнул под кромку льдины.
  
  Видимость была нулевая. Сплошная чернота кругом, абсолютно непроницаемая для взгляда, адский холод и каждой клеточкой коченевшего тела ощущаемая мощь течения встретили его внизу. Господи! Разве кто-то мог знать, что у этой чахлой речонки столько силы?! Рывками выбрасывая руки, будто продираясь сквозь густой кисель, Подольный усиленно греб вперед, одновременно стараясь захватить ладонями как можно больше пространства по сторонам вокруг себя. Он надеялся, что движется быстрее девушки, которую, невидимую и наверняка уже нахлебавшуюся воды, от него уносило течение. Глупая дура! Хоть бы руки раскинула, когда падала. Как это она умудрилась провалиться в не особенно широкую полынью? И вообще, какого хрена она появилась тут? Сидела бы себе дома в теплых тапочках, смотрела телевизор...
  Внезапно его руки, сами кончики пальцев, коснулись чего-то мягкого и скользского. Она! Подольный даже почувствовал слабое волнение от ее отчаянных движений. Мощным усилием послав свое тело вперед, он дотянулся до ее шубки, ухватился за мех и подтянул ее к себе, вырывая из лап течения. Девчонка отчаянно трепыхалась, совсем потеряв голову от страха. Она даже попыталась схватить его сама, но Мишка вывернулся из ее слепых, но цепких обьятий, могущих стать смертельными для их обеих. Однако, уворачиваясь от нее, Подольный выпустил из рук мех - он оказался слишком коротким, чтобы за него можно было по-настоящему ухватиться.
  
  - Вот черт! - мысленно выругался Подольный, когда река снова отняла у него девушку. Найдя на ощупь растрепанные течением волосы (как хорошо, что они такие длинные!), он вцепился в них левой рукой, намотав для верности на запьястье. Потом развернулся лицом к выделявшейся на черном фоне светлым пятном проруби, над которой метались чьи-то тени, и поплыл туда, гребя правой рукой и ногами, которые будто налились чугунной тяжестью пудовых гирь. Девчонка уже не дрыгалась, верно, потеряла сознание, и от этого стало немного легче плыть.
  Раздувшаяся шуба мешала ему, тянула вниз. Река, не желая выпускать свою добычу, вырывала у него из рук девушку с такой яростью, что Мишка еще дважды едва не потерял ее. Спасло только то, что петля волос намертво захлестнула его руку. Легкие уже резало от недостатка воздуха, в висках стучали молоточки участившегося до сумасшествия пульса, и сил становится все меньше и меньше... Но вот последний рывок, - и голова Мишки пробила отделявший его от воздуха слой воды.
  
  Подольный едва успел глотнуть кислорода промерзшими легкими, как чьи-то сильные руки выдернули его и девушку из воды. Ее сразу попытались оторвать от него, но намотанные на руку волосы не позволили этого сделать. Сам Мишка разжать пальцы не смог, попытался сказать об этом, но из горла вырвалось лишь сдавленное мычание. Впрочем, его все-равно поняли, и стриженый блондин, который по идее должен был оказаться в проруби вместо златовласки, осторожно, но быстро освободил косу девушки.
  
  - Ну, Миха!.. - кто-то из своих ребят накинул Подольному куртку на плечи.
  
  - Давай быстрей в общагу - замерзнешь же! - почему-то кричал ему прямо в ухо взьерошеный Куртуев. Про драку, кажется, все забыли, и теперь заводские девчата суетились вокруг распростертого на льду в кругу света автомобильных фар безжизненного тела Анжелы. Не слушая Куртуева, Мишка отстранил его и, протолкавшись сквозь толпу, подошел к золотокосой красотке, которую уже освободили от мокрой шубы. Над девушкой склонилась Ирина, она делала ей искуственное дыхание.
  
  - Жива? - сипло спроил Мишка, с надеждой глядя на Лисичку. Самоуверенный тип в дубленке - его разбитые губы, казалось, были размазаны на поллица - поднял на него глаза, растерянные и какие-то глупые.
  
  - Не дышит...
  
  - Все нормально, - резко, не борачиваясь, ответила Ирина. - Ну вот, она уже пришла в себя.
  
  Заиндевевшие на воздухе мокрые ресницы Анжелы вдруг вздрогнули, и из полураскрытого рта вырвалось слабое облачко пара.
  
  - Слава Богу! Она живая, живая! - истерически закричала ее подружка. Она бросилась к Подольному обниматься, не обращая внимания на то, что с него текло, как из водопровода, и едва не свалила его с ног. Потом бросилась к Ирине, но та отстранилась от нее, и девчонка склонилась над своей подружкой, которая уже открыла глаза, помогая ей сесть.
  
  - Ну, мужик, ты ваще... - запинаясь заговорил здоровяк в кожанке, обращаясь к Подольному. - Ну, ты даешь!
  
  - Займитесь лучше ею! - Ирина, выпрямившись, едва доставала Алексею до подмышек, но почему-то казалась даже выше него. - Быстро отвезите ее в больницу, или домой, в тепло. Разотрите все тело спиртом. Хорошо сделать горячую ванну - только сначала полить холодной водой, и еще - аспирин и обильное горячее питье. Понятно?
  
  - Да-а, - проблеяла Алла.
  
  - В машину, ну! - Алексей и Владик подхватили ничего не соображающую Анжелу и бросились к "опелю", незаглушеный двигатель которого тарахтел все это время. Алла бросилась открывать заднюю дверцу, а Кравчинский, побежавший было за ними, вдруг спохватился, что шуба Воронковой осталась лежать у проруби. Он вернулся, поднял тяжелый мех, с которого все еще хлюпала вода, и неся ее на вытянутых руках, заторопился назад к машине.
  
  Когда иномарки с натужным ревом взобрались вверх по склону берега, чтобы через пару секунд выехать на шоссе и исчезнуть в лабиринте улиц безмятежно дремлющего Сумова, Ирина накинулась на Подольного.
  
  - Ну, что ты стоишь? Бегом в общагу - замерзнешь же! - она подтолкнула его в нужном направлении и повернулась к Димону и Куртую. - Ребята, помогите Кузьме!
  Слесарю в этой короткой схватке досталось больше всех. Озверевший Свистун, казалось, не оставил на нем живого места. Кто-то из девчонок отер снегом его лицо от крови, но и после этого он имел вид, слишком страшный даже для фильма ужасов. И он не мог самостоятельно стоять на ногах. Друзья подхватили его под руки и потащили следом за спешившими вернуться домой девушками и Подольным, чья одежда уже покрылась тонкой коркой льда, противно хрустевшей на коленях при каждом шаге.
  
  В общаге Ирина первым делом сунула его в душ, сначала включив холодную воду, а потом постепенно довела почти до температуры кипения. Он как-то не сразу понял, что стоит перед ней совершенно голый, и смущенно отвернулся. Но Ира, ни капельки не смутившись, взяла жесткую мочалку и хорошенько потерла ему спину.
  
  - Не стесняйся так меня, Мишаня, - ласково сказала она, набрасывая ему на спину дешевое полотенце с полинялой пляжной красоткой. - Я же медработник...
  
  - Можно подумать, что у тебя работа такая - голых мужиков рассматривать, - недовольно буркнул Михаил, сам не понимая причины своего внезапного раздражения. Она ничего не ответила, только ласково принялась вытирать ему волосы. А он вдруг заметил, что вокруг пальцев его левой руки обернулся длинный темно-золотой локон. Той девчонки... Повинуясь безотчетному импульсу, Подольный стянул волос с пальцев и спрятал его в кулаке.
  
  Пять минут спустя он уже лежал в кровати в чьей-то комнате, закутанный в три одеяла и растертый с ног до головы пахнущими самогоном твердыми и горячими ладошками Иры. Судя по аккуратности и чистоте, царившим в тесном помещении, а так же из-за характерной атмосферы домашнего уюта, под лазарет для героев свою комнату уступили именно девчонки. На колченогом табурете рядом с Мишкиной кроватью дышал ароматом крепкий зеленый чай, приправленый корицей и гвоздикой. А на соседней кровати Лисичка обрабатывала раны Кузьмы, протирая смоченным в самогоне тампоном его разбитое лицо. Слесарь то выл от боли, то матерился на чем свет стоит, но сопротивляться принудительному лечению у него не было сил. А Ирина на все эти крики не обращала ровным счетом никакого внимания, только приговаривала профессионально ласковым голосом, что нужно потерпеть еще немножко - и сразу станет легче.
  
  А Подольному вдруг отчетливо вспомнилась та девушка. Что-то такое было в выражении ее лица, когда она лежала без сознания на льду, и потом, когда жизнь только-только вернулась к ней, что ее черты накрепко отпечатались в его памяти.
  Впрочем, пожалуй кроме того, что она даже тогда была красивой (очень красивой, хоть и не понятно, как это ей удалось так хорошо выглядеть после ледяного купания и в полной отключке... Или просто он ее воспринял именно ТАКОЙ?), Мишка больше ничего о ней сказать не мог. Помнил только длинные-длинные волосы, за которые тащил ее тогда из воды - невесомое золотистое колечко в его правой руке ответило на это воспоминание волной приятного тепла, - да еще короткое мокрое платье зеленого цвета, облепившее ее ладную фигурку. Из под подола смешно торчали ее стройные ножки, из-за тонких чулок казавшиеся беззащитно-голыми...
  
  - Ну, как ты, морж-спасатель? - прервала его размышления Ирина, которая закончила с Кузьмой и склонилась над Подольным, присев на краешек кровати. Она заботливо поправила на нем одеяло. - Отогрелся?
  
  - Немного, - улыбнулся он в ответ. - Вот знобит только слегка...
  
  - Ничего, это пройдет, - в голосе девушки слышались нотки восхищения и нежности.
  - Молодец ты у меня, Мишаня. Смелый, отважный... Если бы не ты, - утонула бы она. А вот дружки ее - дрянь. Кузьму изувечили ни за что, да и тебе только спасибо и сказали, а чтоб одну машину выделить, до общаги довезти, - так нет, не додумались до этого.
  
  - Да ладно тебе, не далеко же было, - проговорил Подольный, глядя в ее широко распахнутые глаза, и подумал: - Хорошо, все-таки, что Лисичка - медсестра, что не растерялась. Просто хорошо, что она - рядом.
  
  Тем временем горячая сухая ладошка Ирины по-деловому, но деликатно и нежно, проникла под одеяла и там легла на руку Михаила.
  
  - Да ты весь дрожишь! - удивленно сказала она, потом оглянулась на Кузьму - слесарь, приняв на грудь в качестве лекарства солидную порцию самогона, спал сном праведника, тихонько похрапывая свороченным набок носом. - Ничего, сейчас я тебя согрею...
  
  Лисичка вскочила с кровати, погасила свет и, прежде чем Мишка успел сообразить, что происходит, она уже была вся под одеялом, горячая и совершенно обнаженная. И когда она успела стянуть с себя одежду?
  
  - Иди ко мне, мой милый... - она нашла его губы и впилась в них глубоким поцелуем, тем временем гладя руками его грудь и затылок. Волна желания охватила Подольного, отогнав прочь озноб. Он повернулся на бок, прижавшись к упругим шарикам Ириных грудей, его рука скользнула по ее спине вниз от лопаток, пока не остановилась на маленьких плотных ягодицах. Задержавшись там на какое-то время, его ладонь скользнула в саму собой раскрывшуюся щель между бедрами, и Лисичка застонала от удовольствия, царапая остро отточенными ноготками его спину. Ее груди заметно напряглись, а тело задрожало, будто они с ней поменялись ролями, и теперь озноб бил ее.
  
  - Мой лисенок, мой рыженький... - почувствовав, что пора перейти к следующей фазе, Миша попытался повалить девушку на спину. Но она сама положила его на обе лопатки и в один миг оказалась сверху, оседлав его широко разведенными бедрами.
  
  - Не надо перенапрягаться, не сегодня... - прошептала она, лоскоча языком его ухо. - Я все сделаю сама...
  
  Потом, когда уставшая и счастливая, Ирина сладко посапывала, положив свою маленькую головку на широкую грудь Миши, он, уже засыпая, вдруг снова вспомнил золотоволосую красавицу в зеленом платье.
  
  - Интересно, а какие глаза у нее? - подумал он сквозь обволакивающую сознание дрему. - Кажется, подружка ее Анжелой звала...
  
  
  6.
  - Больницы уже закрыты... - растерянно пробормотал Алексей Заярный, то и дело отвлекаясь от дороги и бросая через плечо обеспокоенные взгляды назад, где на коленях у Аллы билась в ознобе Анжела. - Куда нам ее?
  
  - Может, "скорую" вызвать? - предложил Кравчинский.
  
  - Да ты что, сбрендил совсем, какая "скорая"?! - вскинулась блондинка, под правым глазом которой наливался чернотой огромный синяк. - Не дай Бог ее родаки узнают, что произошло... Да они ТАКОЕ устроят! Мало не покажется! Так что ни в больницу, ни в "скорую", ни к ней домой нельзя, понятно? - она говорила быстро и громко, как ей казалось, для убедительности. Но на самом деле Сизекот просто растерялась. - Значит, давай ко мне. Мои к бабке в деревню укатили кабана колоть, раньше послезавтра не появятся. Так что там все и заночуем. А ее папику я позвоню, сбрешу что-нибудь.
  
  - А может, лучше ко мне? - несмело предложил Заярный. Он все еще не мог отойти от того, что едва не стал причиной гибели дочери такого влиятельного человека, как Анатолий Павлович Воронков. - Мать поможет, если что...
  
  - И ты будешь три часа воду из колонки носить за полкилометра и в кастлюлях греть?! - возмущенно набросилась на него Алла. В частном секторе на Глинской, где жил Заярный, удобства в виде водопровода и ванны отсутствовали. Сам Свистун понемногу собирал деньги на нормальную квартиру, где он мог бы поселиться с Аллой, но эти планы пока оставались отдаленной перспективой. - Слышал же, что та рыжая сказала? Горячую ванну и питье! И лекарства у нас есть: аспирин, антиангин, анальгин и еще что-то...
  
  - Но мама...
  
  - Да что ты заладил: мама, да мама! - вскинулась Алла. - Тоже мне, маменькин сыночек нашелся. Сами справимся! Лучше, чем спорить, ехал бы быстрее...
  
  Заярный послушно прибавил газу. "Опель" рванулся вперед, как преследуемый стаей койотов мустанг, и Кравчинский, который сидел на переднем сидении рядом с Алексеем, с удовлетворением посмотрел в боковое зеркало назад: красный "форд" Владика потерялся в темноте где-то сзади, отстав на повороте.
  
  - Струсил. Струсил и сбежал, - подумал Стас, хотя и понимал, что тот, скорее всего, просто решил не путаться зазря под ногами - помочь он всеравно ничем не мог. Но то, что он, Кравчинский, остался с Анжелой, когда весь вечер вилявший перед ней хвостом соперник позорно смылся, наполняло его смешанным чувством какой-то гордости и собственной значимости. А еще перед его помутневшими от выпитого глазами стали вырисовываться очертания открывавшихся теперь перед ним радужных перспектив: после всего, что случилось, она будет принадлежать ему, только ему! Ведь разве не он первым вступился за Анжелу, когда длинный хмырь оскорбил ее? И он дрался за нее, даже в челюсть получил... Болит, зараза... Но зубы, кажется, целы. И сейчас он не покинул ее в тяжелую минуту, он - рядом. И она обязательно оценит это...
  
  Алла Сизекот жила в районе новостроек, почти что на самой окраине юго-восточной части города. Эту длинную девятиэтажку из белого силикатного кирпича до наступления кризиса чудом успел достроить местных химкомбинат, на котором работали ее родители: начальник цеха красных пигментов и заведующая заводской столовой. Они сумели получить отличную квартиру в четыре комнаты на третьем этаже, с двумя балконами и просторной кухней. На троих совсем не плохо! Аллочка всегда радовалась возможности легко и быстро выйти на улицу или вернуться домой, не теряя времени в ожидании вечно где-то застревавшего лифта. И теперь, когда она УЖАСНО спешила, а лифт был где-то на восьмом этаже, Лешка без лишних разговоров сгреб совершенно закоченевшую Анжелу в охапку и в три прыжка оказался у дверей квартиры.
  
  - Сразу в ванную неси! - крикнула Алла, открыв дверь и пропуская Алексея вперед.
  - Ложи ее прямо туда и выметайся на кухню: ищи водку и ставь чайник! Дальше я сама с ней...
  
  В спешке сбросив с себя куртку и сапожки, Алла вбежала в ванную комнату, заперла дверь на щеколду и осталась наедине с Анжелой, не способной из-за сотрясавшей ее дрожи даже говорить. Она открыла кран, переключив воду на "дождик". Горячая вода с шумом ударила по дну ванной, оббрызгав ноги Анжелы, которая сидела в белой емкости, бессильно привалившись спиной к бортику. Девушка болезненно застонала, пытаясь отодвинуться от парующей струи.
  
  - Горяче-о... - чуть не заплакала она.
  
  - Ой, извини, совсем забыла, надо же постепенно нагревать! - Алла немедленно добавила холодной воды, как и советовала ей Ирина, а потом заткнула слив. - Ты не волнуйся, Анжел, все будет хорошо. Вон моржи целыми днями из проруби не вылазят - и ниче. Так, давай разденемся. Нагнись вперед, я расстегну твое платье. Не можешь? Ну, ладно, я так как-нибудь... Чертова змейка! Давай сюда рукава... Брр, какое оно холодное! Вот так, - она с трудом стащила с Анжелы мокрое платье, высвободив посиневшие груди с скукожившимися сосками. - А теперь давай колготки...
  
  Промокшая лайкра поддавалась еще хуже, и Алла, нетерпеливо дергая колготки вниз, кажется, порвала их в двух-трех местах. Платье и колготки отправились в большой белый таз, следом за ними последовали и узенькие трусики. Вскоре совершенно обнаженная Анжела лежала под постепенно теплеющими струями "дождика", которые принесли ей одновременно и тепло, и боль. Понемногу Алла довела температуру воды до по-настоящему горячей, погрузив в нее подругу по самую шею. Она тщательно размяла Анжеле ступни ног, потерла всю жесткой мочалкой, и под конец заставила окунуться с головой, чтобы вымыть из волос ледяную корку. Едва не утонувшая четверть часа тому назад девушка попыталась воспротивиться этой процедуре, но у нее не было сил, чтобы бороться с подругой.
  
  - Ох, и напугала же ты нас, - теперь, когда казалось, что все уже позади, Алла говорила немного спокойнее и медленнее. - Тут какой-то коротышка мне прямо в глаз засветил, упала, только голову подняла - смотрю, Лешка прямо на тебя летит. А потом раз, и тебя нету!
  
  - Я на самом краешке проруби стояла, уж не знаю, зачем. Сама перепугалась страшно, когда драка началась, - горячая вода постепенно успокаивала. Тело будто растоврялось в ней, а заодно растворялись, уходили прочь пережитые страх и шок. - А потом вижу, один из них Лешку в меня как швырнет! Я и опомниться не успела, как уже в воде очутилась. Господи, как же там было холодно! А я еще и воды глотнула, вместо воздуха...
  
  - Ага, потом еле откачали, - вид у Аллы был такой, будто это ее тогда вытащили из проруби.
  
  - И еще помню, будто кто-то там, уже под водой, схватил меня за волосы. Так больно! Но я тогда уже даже не испугалась...
  
  - Это тот самый, который Лешку толкнул, - пояснила Алла. - Как же его зовут? То ли Митя, то ли Миша... Что-то в этом роде. Он сразу за тобой прыгнул. А я кричала, как дура.
  
  - Я его толком и не разглядела тогда... - Анжела подняла любопытнй взгляд на подругу. - А он, этот Митя или Миша, как, симпатичный?
  
  - Ну, я не знаю... - наморщила лобик Алла. - Как-то не до того было, чтоб его рассматривать. Сначала я его в темноте только как черный силует восприняла, здоровый, почти как Лешка. А когда он из воды вылез и попал под свет фар - страшнее тебя выглядел. Весь мокрый, волосы растрепаны и прямо на глазах в сосульки превращаются! Хотя, вообще он, вроде бы, ничего...
  
  - А я... - голос Анжелы предательски дрогнул. - Что, и вправду такая страшная была?
  
  - Нет, что ты, Анжел, совсем не страшная, - успокоила ее Аллочка, пряча в ладошке улыбку: кому что, а курице просо. - Совсем наоборот даже - очень хорошенькая утопленница, как русалка из сказки Пушкина! А вот мне теперь хоть в универ и не показывайся...
  
  Она со вздохом посмотрелась в зеркало над умывальником: правый глаз опух, превратившись в узкую щелку, а кожа под ним почернела.
  
  - И дернул же меня черт с пацанами в драку влезть! - выругалась Алла. Анжела попыталась успокоить подружку, что-то советуя о медном пятаке, который следовало положить на синяк.
  
  - Да где ж ты теперь эти советские пятаки найдешь? - с несчастным видом посмотрела на нее Алла, потом улыбнулась. - Ничего, что-нибудь придумаем. До свадьбы, во всяком случае, заживет, правда? И вообще, мой глаз по сравнению с твоим купанием - это пустяки. Ладно, ты лежи, Анжельчик, оттаивай дальше, а я сейчас вернусь.
  
  - Моим позвони, сама знаешь, что и как сказать... - напутствовала ее Анжела, блаженно вытягиваясь в ванне.
  
  Алла на минуту заскочила в свою комнату, переоделась в домашнее: белый с красными вставками спортивный костюм и тапочки. В коридоре постояла возле трюмо, критически разглядывая подбитый галаз. Смазала его тонирующим кремом - синяк, казалось, стал выделяться еще больше.
  
  - А, фиг с ним, сейчас не до этого, - махнула она рукой на безнадежную задачу косметической маскировки и прошла на кухню.
  
  - О, Алла! Ну, что там? - Алексей сидел за столом на табуретке напротив Стаса. Перед ними стояли граненные стаканы и наполовину опустошенная бутылка "Смородиновой". Чайник на плите пускал из носика пар и свистел, как устремившийся в атаку бронепоезд, но парни этого не замечали. Алла молча бросилась к плите и выключила газ.
  
  - Как она? - икнув, спросил Стас.
  
  - Нормально, - девушка смахнула бутылку со стола и сердито скользнула взглядом по пьяным физиономиям. Ее правый глаз смотрел зловеще, как амбразура пулеметного дота. Алексей с удивлением посмотрел на нее. В его серых глазах застыл немой вопрос: "Зачем?"
  
  - Для Анжелы, - коротко бросила ему Алла. - Ей это нужнее, чем вам. Впрочем, там, где ты взял эту, есть еще. Потом купишь точно такую же, а то от бати влетит за растрату стратегических запасов. А сейчас, будь так любезен, завари чай. Только по-крепче, хорошо? И еще возьми мед в холодильнике, положи пару столовых ложек в чашку.
  
  - Все путем, Алик, - Заярный кивнул головой в знак того, что все понял, и медленно поднялся из-за стола. - Я все сделаю так, как ты говоришь.
  
  - Я проверю, - Алла еще раз смерила взглядом его высокую, но как-то ссутулившуюся фигуру, и вернулась в ванную. Анжела вздрогнула, когда подружка рывком распахнула двери, запоздало прикрыв руками обнаженные груди.
  
  - Не бойся, это всего лишь я. А они оба на кухне. Бухают, - усмехнулась Алла и протянула ей бутылку. - Пей, звезда стриптиза!
  
  - Не хочу, я и так уже... - воспротивилась было Анжела.
  
  - Пей, так надо, - строго прикрикнула на нее подруга и сунула горлышко йе прямо в рот.
  
  - Ну, раз надо... - покорно пробормотала Анжела и послушно отхлебнула из горлышка. Она поперхнулась на втором глотке, но Алла заставила ее понемногу допить все. Теперь приятное тепло разлилось внутри, наполняя тело девушки непреодолимой тяжестью. Веки с длинными ресницами сами собой закрылись, и Анжеле стоило большого труда открыть снова глаза. Не будет же она и в самом деле спать прямо в ванной?
  
  - А теперь будем ложиться спатоньки, - нежно ворковала над ней Алла. Она принесла большой цветастый банный халат, в который закутала подружку, тщательно вытерев ее махровым полотенцем. Поддерживая Анжелу под локоть, Алла провела ее в комнату родителей, где уже послала ей постель. Анжела буквально утонула в мягкой пуховой перине, а подруга заботливо укрыла ее двумя теплыми одеялами.
  
  - Сейчас я чай принесу, - сказала Алла. - И кое-какие таблетки. Выпьешь для профилактики.
  
  Анжела слабо кивнула головой, мол, хорошо, но когда Алла вернулась, она уже спала.
  
  - Бедняжка! - Алла тихо поставила чашку на журнальный столик и, прикрыв дверь, так же бесшумно удалилась. Какое-то время из гостиной, где стоял телефон, слышался ее наигранно спокойный голос - она говорила с отцом Анжелы. Девушка врала столь убедительно, что Анатолий Павлович не мог не поверить в рассказанную ему сказку о несколько затянувшейся вечеринке, на которой Анжела немного - ну самую малость! - перебрала и теперь была не в состоянии подойти к телефону лично, что было не далеко от истины, и о том, что с юной Воронковой все в полном порядке, что было абсолютной ложью.
  
  
  7.
  Развалившись на кожаном диване в гостиной, Станислав Кравчинский тупо смотрел на мигающий экран телевизора, на котором то и дело показывали мчащиеся один за другим автомобили, стреляющих друг в друга людей и сексуально озабоченных женщин, отдающимся мужественным парянм в самых разных позах. Показывали какой-то полицейский триллер, но фильм совершенно не интересовал Стаса. Он даже звук уменьшил до предела, но так, чтобы Алка и Леха, которые несколько минут назад удалились в соседнюю комнату, не догадались, что он их подслушивает.
  Они трахались, кувыркались, харились, жарились... Словом, занимались любовью, нисколечки не беспокоясь о том, что Стас находится рядом, на расстоянии двух шагов, отделенный от них только завешенной ковром бетонной перегородкой, пропускавшей звуки из соседней комнаты практически без искажений: и ритмичный скрип кровати, и томные постанывания Аллы, и тяжелый хрип в стельку пьяного Алексея. Кто-кто, а уж Алла должна была знать об исключительных звукопроводительных свойствах стен своей квартиры, но она порой выдавала такие вопли любви, что впору было ожидать, что сейчас кто-нибудь из соседей этажом выше или ниже начнет стучать по батарее. Может, им просто наплевать на него?
  То, что слышал Стас, вызывало у него странные чувства: смесь брезгливого отвращения (Леха - это настоящее животное, помесь гориллы и кобеля!) и какого-то болезненного любопытства. Наверное, то же самое должен чувствовать маленький мальчик, впервые ставший случайным свидетелем того, как его родители занимаются ЭТИМ. А может, он когда-то действительно пережил подобное? Память услужливо подбросила обрывки каких-то смутных образов, но Стас прогнал их прочь. Вздор, конечно, хотя все могло быть... Кравчинский даже не мог с полной уверенностью сказать, возбуждает ли его эта возня за стеной. Интересно - это, пожалуй, да. Но ведь он не был таким себе сексуально озабоченным, пускающим похотливые слюни из отвисшей челюсти при одном только виде частички обнаженного женского тела. Что-что, а проблем с девушками у него никогда не было. Или все-таки были?
  
  Впервые это произошло в подвале грязной многоэтажки, где он жил раньше, еще когда ходил в девятый класс, а отец только-только стал собирать на приличное жилье. Компания из четырех пацанов - дворовых друзей, старшему из которых едва исполнилось пятнадцать, затащила в это укромное убежище местную "давалку" Ленку Клингерт, которую и взяли все по очереди на влажном вонючем матрасе, брошенном прямо на пол. Ленка бесстыже разводила в стороны ноги, елозила по матрасу мокрой задницей и тоненько вскрикивала, когда разошедшийся Стас больно щипал ее за не по годам пышные груди. А через пару дней новоявленный "мужик" выспрашивал у старших пацанов, как извести мандавошек. Потом они подловили Ленку вечером в подворотне, все так же вчетвером, когда она возвращалась из школы, и от души налупили по тощей большеглазой роже...
  
  Позже, поумнев и узнав реальную силу денег, Стас стал куда как разборчивее в партнершах. Его избранница должна была быть прилично одетой, чистой, опрятной, и само собой, симпатичной. Подцепить где-нибудь на вечеринке, в баре или просто на остановке, когда он проезжал мимо на своем "фольксе", не обремененную прочными моральными устоями телку для него особого труда не составляло. И пусть не со всеми удавалось дойти до постели, - иногда для этого не было условий, а иногда он просто не настаивал даже (нет, он - не кобель, бросающийся на все, что шевелится!), - но он, кажется, с того самого вечера в подвале никогда не страдал от отсутствия секса.
  
  Да, у него было много девушек. Пожалуй, мало кто мог похвастаться таким длинным хвостом побед, как Стас Кравчинский! С одними у него получались приключения на одну ночь, с другими он встречался в постели два-три раза, а с третьими, которых, правда, можно было по пальцам пересчитать, отношения продолжались довольно долго - месяц или два. С этими последними, как ни были они хороши, он в конце-концов расставался. Причины были разные, но никогда разрыв не происходил из-за того, что он разочаровывал свою партнершу по сексу. Некоторые до сих пор время от времени названивали ему домой, напрашиваясь на свидание... Короче, Стас мог бы с полным правом считать себя неотразимым мужчиной и идеальным любовником. Мог бы, если бы не Анжела Воронкова.
  
  Поступив в университет и в первый раз прийдя на занятия, Стас едва не обалдел от невиданного количества симпатичных девушек, собравшихся в одном здании. От запаха разномастных духов в аудитории порой было не продохнуть, а от мелькавших в переходах и коридорах затянутых в нейлон и лайкру ножек просто глаза разбегались. Но на золотоволосую одногрупницу Анжелу Воронкову он сразу обратил внимание. Из толпы студенток она выделялась не только своими потрясающими внешними данными, богатым даже по университетским меркам папочкой, но и неуправляемым и независимым характером. А еще с ней можно было полноценно общаться, в отличие от недоученных малолеток, с которыми он знакомился на улицах и пляжах. Акселератки с с пышными формами и длинными ногами, но с затраханными, лишенными извилин мозгами годились только для одного - для простого животного секса. И именного этого Стас никак не мог добиться от Анжелы за полгода совместной учебы и настойчивых ухаживаний.
  
  А ведь он точно знал, что она - уже давно не девственница, и совсем не против погулять с парнями, даже переспать с кем-нибудь. Но не с ним. И хотя Анжела не проявляла к нему явной антипатии, но даже в тех нескольких полуинтимных ситуациях, которые иногда возникали между ними, Стасу ни разу не удалось ее поцеловать. Ни одного поцелуя!
  
  Наверное, именно эта неприступность, холодность, ее равнодушие к нему, как к мужчине, и заставляло Стаса добиваться Анжелиной благосклонности с таким упорством все эти полгода. Блин! Он ни за кем еще так долго не бегал! Но сегодня произошло нечто особенное... Пусть она вела себя в баре, как распоследняя сука, но потом была река и прорубь... Изменится ли теперь что-нибудь в их отношениях? Все-таки, он был с ней рядом, когда Анжела испытала сильнейшее нервное потрясение. А такое, как знал Стас, обычно не проходит бесследно для человека, побывавшего на грани смерти.
  
  А там, за стеной, после минутного затишья все началось по-новому, и Стас, не в силах и дальше выносить все эти стоны и поскрипывание кровати, охваченный внезапным порывам злости (на кого только?) с размаху саданул кулаком в стену за спину. Удар вышел глухим и гулким, как эхо пушечного выстрела. На миг у Стаса похолодело внизу живота: что это с ним? А вдруг Леха сейчас выскочит из спальни и отделает его по первому разряду? Свистун, блин, такая рама против него... Секунды ожидания неминуемой расправы тянулись мучительно долго, но сладкая парочка, кажется, ничего не услышала, и Кравчинский облегченно вздохнул. Он схватил с журнального столика пульт дистанционного управления и добавил немного громкости, чтобы хоть как-то заглушить раздражавший его шум за стеной.
  
  
  8.
  Чьи-то холодные липкие ладони коснулись тела Анжелы под одеялом, и девушка проснулась. В темноте она увидела склонившийся над ней черный силует и тихо вскрикнула:
  
  - Кто здесь?!
  
  - Это я, - ответил ей жаркий и неожиданно близкий шепот Стаса. Его дыхание, отдавашее алкогольными парами, тяжело коснулось ее щеки.
  
  - Что... Что ты хочешь? - язык в пересохшем рту едва двигался, губы шевелились с трудом, будто обьявили забастовку рождающимся где-то в глубине ее груди хриплым и слабым звукам. Анжела плохо соображала - сознание было как в тумане. Боже, сколько же она выпила сегодня?! А когда ладони Кравчинского зашарили по ней, девушка вдруг ощутила свою полную и такую унизительную беспомощность - тело просто отказывалось ей подчиняться. Она хотела оттолкнуть Стаса, который уже добрался до ее грудей, больно впившись в мягкие белые округлые холмы твердыми, как прутья арматуры пальцами, но руки ее только шевельнулись, тяжело и бессильно, словно они были скованы пудовыми кандалами.
  
  - Анжелка! Анжелочка! Я. Люблю. Тебя, - раздельно проговорил ей в ухо Кравчинский, одеяло вспорхнуло на миг вверх, обдав порывом прохладного воздуха, и вдруг Стас оказался под ним рядом с нею, холодный и абсолютно голый. Его бесцеремонная рука скользнула от грудей вниз по животу Анжелы и, прорвав слабый заслон сомкнутых бедер девушки, грубо смяла лепестки ее розочки.
  
  - Совсем сухая... - Стас вытащил руку назад, поднес ее ко рту и вернул ее на прежнее место, уже привычно преодолев ее слабое сопротивление. Ладонь была полна склизкой влаги, которую Кравчинский размазал по всему ее кустику. Затем его жесткие колени вклинились между ее бедрами, раздвинули ноги Анжелы еще больше, освобождая место для его торчавшего в боевой готовности члена. Мелкая дрожь сотрясала девушку, стиснутую в его обьятиях, как в стальных тисках. Она оказалась способной только неуклюже отворачивать свое лицо от его настойчивых губ, шепчущих между поцелуями:
  
  - Дрожишь, любовь моя? Ничего, я согрею тебя. Я - твоя горячая батарейка на всю длину твоего прекрасного тела...
  
  - Нет, нет, не надо! - просила она, чувствуя, что он уже начал свое вторжение в ее пещерку. Сил сопротивляться его натиску у нее совершенно не было. Горячие пульсирующие волны боли накатывались волнами, одна за одной на лоб девушки - у нее поднималась температура. Но Стас не обратил на это внимания.
  
  Он вошел в нее глубоко и грубо, как таран, взламывающий ворота осажденного города, и самозабвенно заворочался ТАМ, совершая ритмические поршнеобразные движения бедрами. От этого чуждого проникновения тело Анжелы сжалось в мучительной судороге, инстинктивно напрягая каждую, даже самую маленькую мышцу, но было уже поздно. Его яростную атаку остановить она уже не могла. Наверное, можно было еще собраться с силами и закричать по-настоящему. Но то, что тогда Алла или, что еще хуже, Алексей, могли увидеть ее в таком положении, прямо вот так вот, под Стасом, удержали Анжелу от этой попытки. И поэтому она только плакала, закусив до крови нижнюю губу, мысленно моля Бога, чтобы этот кошмар поскорее закончился.
  
  Но Стас не торопился. Казалось, он хотел взять сейчас от нее как можно больше, наверстав то, что по его мнению, должно было принадлежать ему еще полгода назад. Он садистически растягивал свое удовольствие, замирая на какое-то время, интенсивно исследуя каждый кусочек ее тела руками и губами, а потом снова начиная возню между ее горячими бедрами. Наконец его шепот перешел в бессвязный хрип, движения участились, он навалился на нее всей тяжестью своего тела, вдавливая в перину, потом дернулся, будто умирающий в последней конвульсии, замер, лежа на ней, на минуту, а потом с отвратительным чмокающим звуком, послышавшимся откуда-то снизу, отвалился от девушки, как пресытившаяся пьявка.
  
  - Ты - просто потрясающая, Анжел! Ты - класс! - выдохнул девушке в лицо Стас, поднимаясь с дивана и педантичной заботливостью (ее чуть не стошнило от этого) наново укутал ее одеялами.
  
  - Я... Мы повторим с тобой этот номер в другой раз, немного позже, - улыбаясь, сказал он. - Тебе ведь понравилось, правда?
  
  - Подонок! - прошептала в ответ Анжела тихо, но отчетливо. - Мразь!
  
  - Что? - удивился Стас, оцепенев от неожиданности.
  
  - Ты... Ты изнасиловал меня! - в голосе девушки явственно слышались слезы, но Кравчинский, тараща на нее мутный взгляд залитых водкой глаз, отреагировал, по-своему истолковав причину ее истерики.
  
  - Ты че, опупела? Сама разрешла мне это сделать, а теперь меня же и обвиняешь? Да ты просто шлюха! - он наклонился к лицу девушки и голосом, в котором уже не слышалось пьяных теплоты и нежности, произнес, глядя ей в глаза: - Попробуй только повторить это еще кому-нибудь - и я не буду молчать о том, что было сегодня между нами, и о том, что ты вытворяла в постели...
  
  - Я?!! - возмущению Анжелы не было предела.
  
  - Да, ты! - прикрикнул на нее Стас. - Все равно потом, когда ты будешь все отрицать, тебе никто не поверит. А мне - поверят. А знаешь, что я скажу? Что оттрахал тебя во все дырки! И что ты сама у меня брала в рот! Сосала, как последняя проститутка! И не только это - фантазии у меня хватит, не беспокойся. Представляешь, как к тебе будут относиться после этого? И не надейся на своего папочку, тут он тебе не поможет. Но захочешь проверить - попробуй, я не буду возражать. Мне даже хочется, чтобы ты это сделала, и тогда я смогу вдоволь потащиться, наблюдая, какими взглядами тебя будут провожать в универе! Вон, скажут, пошла попка, которую трахнул Стас! - эта мысль настолько понравилась Кравчинскому, что он на миг даже прикрыл глаза, будто представил себе только что нарисованную картинку.
  
  - Может, тебя и вправду в задницу?.. - спросил он, и Анжела содрогнулась от отвращения. Но Стас, исследовав состояние своего члена, только разочаровано вздохнул. - Ладно, считай, что тебе повезло. Но описать твою жопу во всей красе я смогу и без этого. Представляешь, как Нулик обрадуется? Ха! Так что подумай, подружка, над своим поведением. Может, тебе нужно вести себя немного скромнее? Подумай об этом.
  
  - Сволочь! Сволочь!! Сволочь!!! - прорыдала Анжела в подушку, когда Стас ушел. В гостиной под тяжестью его тела громко заскрипели пружины дивана - и больше ни звука.
  
  - Ублюдок! - девушка глотала слезы. Трахнул ее в наглую, изнасиловал ее - Анжелу Анатольевну Воронкову! - и заткнул ей рот тем, что пригрозил разболтать об этом. Всем. Знакомым, сокурсникам, своим дружкам, таким же подонкам, как и он сам, - всем! Господи, она же теперь в глаза никому посмотреть не сможет, даже Алке... А подруга, стерва, дрыхнет сейчас со своим ненаглядным Лешиком в обнимку!.. Убить, разорвать на куски этого извращенца, отрезать Стасу яйца, утопить в дерьме, сварить заживо, опетушить его, в задницу, в задницу!!!
  
  - Госпо-оди!!! - подушка поглотила ее стон. Ну, о чем она думает? Да, он заслужил самую жестокую, самую изощренную пытку, и она могла бы кое-что подобное устроить... Но решится ли она на это? Ведь это нужно кому-то рассказать о том, что произошло - отцу или Заярному...
  
  - Все они одинаковые, все! - ее трясла самая настоящая лихорадка, но она не чувствовала этого. - Животные! Звери! Только секс, только тело, только дырка, куда можно засунуть свою вонючую штуковину!
  
  Она давилась слезами и соплями, не в силах даже поднять руку, чтобы вытереть нос. Слова превратились в шморгающие звуки и жалостливые всхлипы, которые по прежнему никто в квартире не слышал. Ужасный жар охватил измученное, истерзанное тело девушки, а ее сознание стало понемногу сползать куда-то в бездну бреда.
  И вдруг Анжеле почему-то вспомнился тот парень, который ее спас. Из-под льда вытащил. Он же не побежал за ней, требуя законной награды - обладания ее телом. А ведь он жизнью рисковал, спасая ее, совершенно незнакомую, чужую девчонку... А Стас в это время отстаивался в сторонке. Зато потом - тут как тут... И если бы женщина, любая женщина, должна была выбрать из этих двоих настоящего мужчину, то Стас достался бы разве что его ненаглядной мамочке... А тот, первый... Миша или Митя? Раньше таких называли героями...
  
  - Он - герой. МОЙ ГЕРОЙ! Мой... - последняя мысль угасала в ускользающем сознании Анжелы. Она перенесла слишком много сегодня и не могла больше сопротивляться навалившимся разом сну и усталости.
  
  И Анжела забылась в горячечном сне...

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"