Аннотация: Старая история из 90-х, когда времена были жесткими, мобилки еще не придумали, заводы еще работали, а бизнесмены не сильно отличались от бандитов. Словом, любовь не в розовых тонах, отнюдь. Первая часть.
Сергей Моша
"Водокрещение"
Роман
Часть первая
1.
В тот понедельник Анжела Воронкова пришла в университет в новом платье, и студентки ахнули от восхищения и зависти, когда она небрежно сбросила в раздевалке с плеч песцовую шубку. Впрочем, внизу, в фойе, было несколько сумрачно для того, чтобы по достоинству оценить обновку. Зато в просторной светлой аудитории, располагавшейся на втором этаже, Анжела получила возможность полностью насладиться произведенным ею впечатлением на одногрупниц и одногрупников.
Тонкая ткань сочно-зеленого цвета переливалась, играя оттенками в холодных светлых лучах зимнего солнца, плотно обтягивая ладную фигурку девушки, открывая нескромным взглядам парней ее длинные стройные ноги, затянутые в супердорогие 100-денные колготки, а вырез глубочайшего декольте, из которого рвалась наружу не стесненная бюстгальтером молочно-белая грудь, притягивал эти взгляды еще больше. Платье было куплено на уик-энде, который Анжела провела в Киеве, в одном из модных бутиков на Крещатике. Оно идеально шло под ее зеленые глаза и длинные темно-золотистые волосы, и стоило папе целую кучу денег. Но чего только не сделает отец для единственной и любимой дочери, тем более, если у него по жизни не пустой кошелек! Пришлось, правда, Анжеле немного поподлизываться, пустив в ход весь арсенал своих фирменных уловок, против которых Анатолий Павлович Воронков устоять никак не мог. Впрочем, платье стоило затраченных на него усилий: легкое, воздушное, соблазнительно шуршащее, оно будто бы принесло в университетскую аудиторию дыхание долгожданной весны.
Анжела едва успела поприветствовать легким поцелуем в щечку свою подругу Аллу Сизекот, которая сидела перед ней с Наташкой Никольских, как уже начались занятия, и все восторги пришлось отложить до перемены.
Первой парой были основы экономических теорий - самый необходимый для будущих финансистов предмет, как уверял его преподаватель Степан Федорович Нулин. Это был тощий, рано начавший лысеть невроический субъект лет сорока пяти, в своем неизменном черном пиджаке с разрезом сзади напоминавший таркана. Между собой студенты называли его Нуликом - из-за созвучности фамилии педагога одной из его любимых цифр. Обычно Нулин, увлекшись излагаемым материалом, мало что замечал вокруг себя: бегал быстрыми шагами между рядами и оживленно жестикулировал, будто эти широкие углованые движения его длинных рук могли лучше донести до студентов смысл экономических законов, чем слова. Он любил поговорить, и даже практические наполовину превращал в лекции, досказывая и пересказывая прочитанный накануне материал. Робкие перешептывания полусонной молодежи и посторонние предметы на партах, вроде любовных романов, карманных "Тетрисов" и новых компакт-дисков, мало его волновали. Лишь иногда, когда нарушение дисциплины становилось уж слишком откровенным и шумным, он отрывисто делал провинившемуся замечание, что автоматически влекло за собой последующую пытку у доски, когда приходил черед опроса на изученный раньше материал. Но на этот раз привычное течение пары было сорвано безвозвратно и с самого ее начала.
Быстро отметив отсутствующих, Нулик выбрался из-за стола, начинав очередную лекцию еще в полусидячем положении. Он сунулся было в проход между рядами, где с левого краю у окна в гордом одиночестве устроилась Анжела, как вдруг случайно бросил взгляд на будто нарочно выставленные напоказ ножки самой симпатичной студентки-первокурсницы финансового факультета и запнулся на полуслове. Какое-то мгновение Нулин молча таращился на Анжелу, потом беззвучно зашевелил губами, будто его горло перехватил какой-то спазм и он просил выпить воды. Пожалуй, новое платье Воронковой оказалось слишком коротким, а ее ноги - чересчур аппетитными для немолодого препода, от которого лет пять назад, как говорили, ушла жена. Пауза затянулась настолько, что стала заметной и ему самому. Он торопливо кашлянул, словно поперхнулся слюной, тем самым будто оправдав запинку, и рывком развернулся к доске. Пробежал к своему столу, слегка запинаясь повторив только что произнесенную фразу, снова повернулся к аудитории и, старательно отводя глаза от Анжелы, продолжал говорить, постепенно обретая привычную уверенность. Но спустя минуту его взгляд снова метнулся к ее ножкам - Воронкова демонстративно забросила ногу за ногу, почти полностью открыв взгляду преподавателя и тех ребят, которые также могли сейчас наблюдать за ней, свои точеные округлые ляжки, и Нулин не выдержал соблазна. Снова запнувшись, он покраснел и вернулся к столу. Рассеянно потыкавшись длинным носом в журнал, он вызвал отвечать Ленку Рыжову, а когда та выплыла, как каравелла, пред очи аудитории, отошел к правой стене, будто давая ей простор. Торопливыми движениями Нулин пригладил свои жидкие волосы и... опять мазнул издалека маслянистым и перепуганным одновременно взглядом по ляжкам Анжелы.
Этот взгляд уже был замечен всей группой. Народ заулыбался - кто в ладошку, а кто и в открытую, но Степан Федорович увлекся настолько, что уже поверил, что его маленькие хитрости совершенно не заметны со стороны. Ленка зло зыркала на Анжелу, она выводила ее из себя, и и без того слабо выученный материал об Адаме Смите превратился в нечто до невообразимости путанное и сбивчивое, будто героический поход домой вконец набравшегося алкоголика, постоянно спотыкающегося об бордюр и часами кружащегося вокруг фонарного столба. Но Нулин, то так, то эдак перемещавшийся по аудитории, обозревая открывавшуюся его взорам соблазнительную картину с самых разнообразных позиций, слушал в пол-уха, так что даже не сразу понял, когда Рыжова наконец закончила.
- Э-э, садитесь. Четыре, - пробормотал он и пригласил к доске Вовку Лагутенко. Тот вышел уверенно: материал он знал лучше Ленки, на Анжелкины ножки уже успел порядочно насмотреться, чтобы не отвлекаться от дела, и готов был расколоть увлекшегося преподавателя на целую пятерку. Уж если Рыжовой вместо слабенькой тройки досталась четверка, надо было пользоваться моментом...
- Ишь, красавица выискалась! - причина неожиданного везения испортила Лене Рыжовой настроение на целый день, и она не преминула поделиться своим мнением насчет Анжелы со своей соседкой по парте Иннесой Загоруйко. - Ведет себя, как последняя прошмандовка. Не только чашечки, а и весь сервиз выставила! Стриптиз, блин, круче, чем в "Фортуне"! - вспомнила она местную обитель ночного эротизма.
- Скоро, гляди, совсем платье свое снимет... Конечно, почему бы ей и не повыделываться, если папочка три фирмы и пять магазинов держит? Бабки аж из ушей лезут. А без него она кто? Дешевка!
- Вот именно, - согласно кивнула Инна, про себя отметив, что Анжелка и в лохмотьях выглядела бы принцессой. А вот Лене приходится даже летом, в самую жару, одевать широкую юбку до пят и даже не мечтать о лосинах в обтяжку, потому что ноги колесом... Однако спорить с подругой, чей папа был "всего лишь" завкафедрой в сельхозуниверситете, она не собиралась - себе же дороже. Пусть он курирует будущих агрономов и зоотехников, но в случае чего через Лену можно решить кое-какие проблемы и на своем курсе "Финансы и банковское дело".
А между тем Анжела Воронкова по полной программе наслаждалась производимым ею впечатлением на немолодого преподаваетля. Вообще-то говоря, ей всегда нравилось дразнить мужчин, заводить их до озверения, а потом ускользать в сторону, оставаясь для них недоступной, несбыточной мечтой. Нравилось ловить их жадные взгляды, переполненные желанием, нравилось всегда быть в центре любой компании, просто нравилось быть молодой и красивой... Нравилось, и все тут. А какой еще быть в ее восемнадцать, когда, кажется, весь мир лежит у ее ног?
Возбуждение Нулика уже было более чем очевидно. Девушку разбирало любопытство: как далеко может зайти эта игра, и чем она кончится. Но до конца пары оставалось совсем мало времени, а хотелось напоследок выкинуть что-нибуть такое... А что, если?..
Узкая ладонь Анжелы плавно скользнула по гладкой поверхности обтянутого супердорогими колготками бедра, медленно-медленно задирая подол платья на умопомрачительную высоту, пока на свет не выглянул белоснежный край шелковых французских трусиков. Заметив это, Нулин встал столбом, будто проглотил указку, а его нижняя челюсть безвольно отвисла вниз. Реакция остальной части его тела оказалась столь бурной и заметной, что аудитория вдруг вся разом взорвалась смехом. Смущенный преподаватель, опомнившись, запахнул полы пиджака внизу, покраснел, как вареный рак, и спрятался за столом. Впрочем, он еще сподобился проблеять что-то на тему необходимости студентам тщательно вести записи во время практических.
- Господи, да он же кончил! - повернувшись и сделав страшные глаза, потрясенно прошептала Алла. - Анжелка, да тебе медаль за сексуальность давать надо! Золотую, с амурчиком!
Анжела обвела гордым взглядом корчившуюся в беззвучном пароксазме ржания аудиторию - платье уже лежало на обычном месте, прикрывая первую треть бедер, - и поймала одобряющую улыбку Стаса Кравчинского, который сидел за второй партой среднего ряда: "Так держать, подружка!". Воронкова в телепатию не верила, но была просто уверена, что именно так он и подумал, посылая ей столь откровенный взгляд, и только презрительно фыркнула в ответ.
Стас уже давно ее обхаживал, еще с сентября, но не смотря на прилагаемые усилия дальше статуса поклонника пока продвинуться так и не смог. Хотя и имел он подтянутую спортивную фигуру, и обеспеченного папика, и огромные черные глаза, сводившие с ума всех девчонок факультета, но его возраст не оставлял ему надежд на большее, чем переглядываться с Воронковой вот так, на расстоянии. Анжеле нравились парни старше ее, настоящие мужчины, добившиеся кое-чего в жизни и знающие, чего они от этой самой жизни хотят. Женщина должна восхищаться своим мужчиной, и это восхищение должно базироваться на чем-то ином, чем просто симпатичная внешность. Стас, парень не глупый и достаточно интересный, все-таки, по мнению Анжелы, ее восхищения не был достоин. А впрочем, пускай надеется, решила девушка, и через мгновение снова бросила взгляд в его сторону, ответив улыбкой на улыбку. Одна лишь мысль, что такой популярный красавчик сохнет по ей одной, совершенно не замечая расфуфыренных одногрупниц, превращало невинный флирт в непередаваемое, утонченное наслаждение.
Наконец раздался долгожданный звонок. Нулин с места в карьер рванул со своего места, едва не уронив портфель с книгами, и исчез в коридоре. Группа проводила его еще более мощным извержением смеха, в котором слышались явные нотки злорадства. За это им придется расплачиваться на экзаменах, но когда это еще будет? Зато есть что вспоминать всю оставшуюся жизнь.
Как только Нулин позорно сбежал прочь от жестокой искусительницы, вокруг нее самой тот час собралась "своя" компания: пять девушек, беспрекословно признававших над собой лидерство и превосходство Анжелы, и чьи родители занимали достаточно высокое положение в иерархии городских толстосумов. Щупленькая, как фотомодель, большеглазая брюнетка Наталья Никольских - дочка владельца ресторана "Алмаз"; флегматичная толстушка-банкирша Лариса Осадчая, постоянно жевавшая картофельные чипсы; умница и отличница Тамара Компанеец, у которой родители занимали ответственные посты в райгосадминистрации; сексуально озабоченная прокурорская дочка Марина Стрельченко, успевшая за первый семестр переспать с половиной сильной половины факультета; и Аллочка Сизекот, не отличавшаяся особенно "благородным" происхождением крашенная блондинка с симпатичным личиком, чьим пропуском в местный бомонд служило лишь собственное самолюбие и дружба с бывшей одноклассницей Анжелой Воронковой. Впрочем, высокомерия и тщеславия у ее подруги, пожалуй, было куда как больше. Анжела даже за партой сидела одна - не хотела быть в тени кого бы то ни было, даже лучшей подруги.
- Ну, ты, Анжел, и номер отмочила! - Алла никак не могла прийти в себя после случившегося. - Нулик теперь и на пушечный выстрел к нашей группе не подойдет!
- Что ж, - напустив на себя вид скромницы, ответила Анжела. - Придется сдавать экзамен через почту, в письмах и телеграммах. А зачетки на подпись отсылать спецкурьером. А может, Нулик нам всем автоматом выставит, заочно?
- Ага, жди, - пырхнула Лариса Осадчая. - Он, наверное, уже в кабинете декана сидит, жалуется...
- На что? - выгнула дугой выщипанные "в ниточку" бровки Марина. - Что его Анжела визуально изнасиловала? Ой, мама, я представляю, как он об этом будет рассказывать декану!
- А если до самого ректора дойдет... - опасливо протянула Наташа, быстро заморгав длинными ресницами. На миг девчонки примолкли. Ректором сельхозуниверситета с недавних пор стал бывший глава президентской администрации Александр Астраханов, который, не смотря на быстрое укрепление позиций нового губернатора все еще считался настоящим хозяином всей сумовской области. Сам университет был обязан своим статусом именно Астраханову, который еще за год до своего смещения, при поддержке своего кума - министра сельского хозяйства, добился повышения уровня аккредитации для скромного сельхозяйственного института. Теперь, когда он официально возглавил вуз и получил звание профессора, здесь не прекращались ремонтные работы в евростиле, зарплата преподавателей была минимум вдвое выше, чем во всех остальных вузах города, 98% студентов учились на платной основе, и при этом университет считался самым престижным учебным заведением области. Вылететь отсюда никому не хотелось.
- Никому он ничего не расскажет, стыд-то какой! - отмахнулась Тамара. Ей было даже несколько жаль так опростоволосившегося Степана Федоровича, который как преподаватель ей нравился. Но ситуация и в самом деле была настолько трагикомической, что даже она не могла сдержать улыбку. - Только вот как он будет теперь дорогу переходить на светофорных перекрестках...
- Ты о чем? - нахмурила лобик Лариса. Заумь Томы иногда повергала ее в состояние полной интеллектуальной каталепсии.
- Так идти же на зеленый! - догадалась Алла, все дружно глянули на Анжелино платье и разом прыснули от смеха.
- Ой, девчонки! - подхватила шутку Маринка. - У него же условный рефлекс может выработаться! Представляете, что будет... Каждый раз... Прямо на перекрестке... Ой, не могу!..
Ответом ей послужил новый взрыв смеха, сквозь который едва слышно пробился звонок, возвещавший о начале новой пары.
Английский преподавала худая желчная еврейка лет двадцати восьми, которую девчонки не без основания считали старой девой. Так что подсознательное ожидаемое возбужденной аудиторией повторение Анжелиного представления на бис не оправдалось. Почувствовав явно не рабочий настрой группы, но не догадываясь о его причинах, Светлана Моисеевна жестко вернула студентов с небес на землю, расставив в журнале несколько "двоек" за домашнее задание. Так что на следующей переменке основной темой разговоров проштрафившихся стали жалобы на стервозность англичанки. Анжелина компания, из которой на английском никто, к счастью, не пострадал, с аппетитным шелестом развернула шоколадку - по традиции, ее покупали каждый день, по очереди, чтобы разделить на большой перемене - и, уплетая "второй завтрак", беззаботно предалась обычным девчоночьим разговорам-пересудам: кто, где, с кем, когда, в чем и как.
- В церковь бы сегодня надо зайти, - напомнила подружкам Алла. - Праздник большой.
- А, водокрещение, - понимающе протянула Анжела. - Это когда вербу ломать надо и воду ставить, да?
- Нет, то на Вербное воскресение, весной, - поправила подругу Алла, увлекавшаяся разнообразными гаданиями, зачастую привязанными к давним народным традициям и христианским праздникам. - А теперь воду святить будут в проруби.
- Я в прошлом году видела, как Псел святили! - возбужденно заговорила Наташа Никольских. Когда она описывала яркую картину обряда, пение хора, выпиливание креста изо льда и его воздвижение над получившейся крестообразной прорубью, ее большие серые глаза сделались еще больше, будто помогая голосу лучше передать впечатление от увиденного. - И почти все уважаемые люди там были - на льду не протолкнуться!
- А мне больше Пасха нравится... - задумчиво протянула Лариса, опустошая пакетик с чипсами. Причина этого была более чем очевидна - Осадчая любила плотно поесть.
- Это же после обеда будет, церемония эта? - спросила Анжела и, когда Алла ответила согласным потряхиванием обесцвеченных перекисью кудряшек, произнесла: - Ну, тогда после математики как раз и прогуляюсь к мосту, посмотрю на шоу. А то совсем от жизни отстану...
- Только баночку какую-нибудь не забудь прихватить, или бутылку, - посоветовала Алла. - Воды святой наберешь - от всех болезней лекарство.
- Фу, из речки? - скривилась Тамара. - Там заразы всякой плавает!..
- И ничего там не плавает! - Алла посмотрела на Компанеец, как безнадежно больного человека. - Во-первых, холодно, все микробы перемерзли. А во-вторых, освященная вода чище, чем самогонка.
- Может, Светлане Моисеевне предложить? - с невинным видом проворковала Анжела.
- Зачем? - удивилась Марина.
- А заместо духов и прочих афродизиаков, - объяснила Воронкова. В ее зеленых глазах зажглись искры насмешки. - Она хоть и обливается "Шанель Љ5" с головы до ног, но замуж англичанку носастую все равно никто брать не торопится. А она так хотела уехать на ПМЖ в землю обетованную! Но тамошние женихи переборчивы... Может, хоть святая вода поможет?
Последнюю фразу она произнесла, слегка растягивая "о" - "поу-моу-жет", подражая старательному произношению англичанки, устроившейся в университет по блату, но так и не достигшей мало-мальских успехов в личной жизни, которая частенько являлась предметом обсуждения ее студенток. Впрочем, властный и придирчивый характер Светланы Моисеевны совершенно не способствовал проявлению с их стороны сочуствия к ее неудачной судьбе.
- А ведь может и помочь, - пересмеявшись, сказала Алла. - Я свяченой водой, помню, прыщики в школе мазала - прошло.
- То-то я смотрю, что все личико до сих пор в шрамах! - как здрасьте влезла в разговор Лена Рыжова, только что вошедшая в аудиторию, вернувшись после посещения туалета, где вынуждена была сменить гигиеническую прокладку. У нее был первый день "красной революции", текло, как из ведра, да еще побаливал живот, так что Лена была зла на весь мир, а особенно - на этих двух ржущих, выделистых и никаких проблем не знающих подруг.
Алла резко обернулась к ней, подавшись вперед и слегка расставив в стороны ноги, затянутые в расклешенные внизу джинсы и обутые в полусапожки на мощной платформе, будто собиралась заехать Рыжовой каблуком в подбородок. Бой-френд Аллы Алексей, рекетир и кик-боксер, научил подружку драться не хуже некоторых парней, но в университете знала об этом только Анжела. Ноздри ее точеного носика затрепетали в предвкушении жестокой расправы над Ленкой, с которой они с Аллой умудрились поссориться из-за какого-то пустяка еще когда все вместе сдавали вступительные экзамены.
- Заткнись, канализация, пока из унитаза дерьмо не поперло! - угрожающе прошипела Алка, словно рассерженная кобра. Группа замерла, затаив дыхание. Кравчинский и Лагутенко, сообразив, что сейчас может произойти, практически одновременно двинулись к готовым вцепиться друг другу в волосы девчонкам - разнимать. Но они были еще далеко...
- Фильтруй базар, ведьма блондинистая! - вскинулась было Лена, безрассудно шагнув навстречу Алле, но стычка не состоялась. Прозвенел звонок, и одновременно с ним в кабинет влетел преподаватель высшей математики Павел Ильич Егоров. Он метнул грозный взгляд на проигнорировавших его появление студенток.
- Пара уже началась!
Девчонки прыснули по своим местам, но Анжела отчего-то замешкалась, слезая с крышки парты, на которой сидела, выставив на показ коленки. Их зрелище на Павла Ильича не произвело никакого впечатления. Скорый на расправу, он тот час же вызвал ее к доске.
- Что это вы, Воронкова, как сорока на колышке?.. Если вам на месте не сидится, то милости прошу на индивидуальную работу. Займитесь вот этими уравнениями, - он отчеркнул длинным, желтым от никотина ногтем указательного пальца номер задания в задачнике и сунул книгу Анжеле в руки.
Преподаватель повернулся к аудитории, как ни в чем ни бывало начав урок, а Анжела замерла у доски с мелом в руке, совершенно растерявшись от неожиданности. Пусть высшая математика, по ее мнению, была финансистам совершенно не нужна, а в универе ее ввели разве чтобы сохранить теплое место для ценного кадра в виде Егорова да поддержать подобными понтами репутацию учебного заведения высшего уровня аккредитации, это дела не меняло. Уравнения надо было решать. Но как?
Анжела не очень-то разбиралась во всех этих синусах-косинусах, интегралах и разных функциях, которые казались ей идиотской абракадаброй. Обычно ей удавалось выезжать на домашних заданиях, которые помогала готовить мама. Лидия Ивановна в свое время с красным дипломом окончила Харьковский политехнический институт и даже работала когда-то в очень перспективном НИИ, и хотя теперь стала по собственному выражению "просто женой очень богатого человека", щелкала дочкины задачки, как семечки. И еще можно было оплучить хорошую оценку за контрольные и самостоятельные, когда впереди сидела верная Алка, а сзади - умница Тамара, дававшие подруге списать в самых неблагоприятных ситуациях, а то и решавших ее задания, если их варианты не совпадали. Анжела не считала зазорным пользоваться чужой помощью, тем более, что в остальных предметах, особенно гуманитарных, она была достаточно сильна. В конце-концов, не все же рождаются Софьями Ковалевскими! Но показать, что ты слабее, чем о тебе думают, проиграть из-за глупой беспомощности - это было совершенно не в ее характере. Да еще после такой победы над другим "старым козлом" - Нулиным... Нет, "двойку" она не получит! Так, сейчас надо собраться, поднапрячь мозги, кое-что вспомнить, прикинуть так и эдак... Черт! Эти проклятые уравнения такие сложные! Егоров специально для нее их выбрал, что ли? Ничего не получается... Что же делать?
Время шло, и Егоров, проходя по рядам и проверяя домашку, уже пару раз будто невзначай оглядывался на Анжелу. Потом он дал какое-то задание всей группе, и головы студентов послушно склонились над тетрадками, а пальцы запорхали над клавиатурой карманных калькуляторов, на которые Павел Ильич неодобрительно косился поверх больших очков в толстой черной оправе. Сказывалась старая закалка: лет сорок назад, когда Паша Егоров заканчивал школу, о компьютерах в стране советов не слышали ни слухом, ни духом, и все как-то привыкли полагаться исключительно на собственные мозги. Или, в крайнем случае, мозги соседа. Не удивительно, что проспав информационную революцию, Павел Ильич теперь наивно полагал, что компьютерным вирусом машины заражаются воздушно-капельным путем...
Пока аудитория занята своими задачками, Анжеле можно было не волноваться - время еще есть. А вот потом... На несчастную "тройку" и то надо больше половины задания выполнить, то есть три уравнения из пяти. Правильно выполнить, разумеется. А она еще только с первым возится, совсем запуталась. Может, попробовать решить сначала второе или третье? Вдруг окажется чуточку полегче? Но молниеносно расправиться с другими уравнениями у Анжелы тоже не получилось, зря только распылялась, отвлекаясь от первого - остальные были не лучше.
Глаза девушки уже подернулись влагой злых слез, готовых хлынуть по щекам, смывая черную тушь ресниц, как вдруг она заметила маленький комочек бумаги, неведомо как появившийся у ее ног. Неужели чья-то спасительная записка? Но от кого? Алла сидит слишком далеко, а над Тамарой стоит сам Егоров, так что ей не до нее... Анжела осторожно покосилась на Павла Ильича. Кажется, он сейчас ничего не замечает вокруг себя кроме выписанных аккуратным округлым почерком отличницы столбиков цифр. Поднять или нет? Что, если это просто мусор? Хотя нет, она просто уверена, что минуту назад этого клочка и близко не было от мощных каблуков ее черных "саламандр". Рискнуть? Анжела резко присела, отчего платье задралось просто неприлично, одним движением подхватила листочек и...
- Вы что-то потеряли, Воронкова? - Егоров уже смотрел на нее, опершись левой рукой на крышку парты, а пальцах правой вертя свои очки, спасавшие его от дальнезоркости.
- А глаза хитрые-хитрые, как у лисицы, - подумала Анжела. - Под подол заглянул, козел, точно. А у меня трусики сзади - всего ничего... Вот блин!
А в слух ответила вежливо и спокойно, будто ничего не случилось:
- Я мел уронила, Павел Ильич!
И выпрямилась, пряча листочек между пальцами. Пусть только она ошиблась в своем предположении и напрасно сверкала задницей перед Егоровым!.. Преподаватель все еще не отводил от нее взгляд, и Анжела вопросительно-наивно посмотрела на него, прямо в эти хитрые, самодовольные и какие-то маслянистые глазки.
- Продолжайте, Воронкова. У вас еще три минуты, - Егоров все-таки не выдержал, водрузил на место очки и опустил взгляд обратно в тетрадку Тамары.
Анжела повернулась к доске, мельком отметив, что Стас Кравчинский заговорщицки подмигнул ей. Неужели его работа? Или тоже на трусики успел полюбоваться? Этот своего не упустит... Она торопливо развернула шпаргалку, стараясь надежно закрыть ее своим телом от Егорова. Так и есть, его, Кравчинского почерк! И когда только он успел все сделать? Быстро, но не на столько, чтобы Павел Ильич мог что-нибудь заподозрить, Анжела переписала решения всех пяти уравнений на доску. На бумаге, внизу, под цифрами, было приписано: "Если получишь "5" - на водокрещение идем смотреть вместе". Ну и самоуверенный же тип этот Стас! Воронкова смяла шпаргалку в комочек и щелчком отправила в угол кабинета.
- Ну, что там у вас? - Егоров как раз закончил проверять, как выполнила задание группа - краснощекий толстяк Петровский довольно пыхтел, получив "тройку", - и теперь преподаватель с таким вниманием расматривал Анжелины каракули, будто профессор энтомологии - коллекцию редких насекомых.
- Ох, и намельчили же вы, Воронкова, - нотки толи недовольства, толи разочарования в его голосе заставили Анжелу напрячься. В этот миг она была похожа на настороженную большеглазую антилопу, готовую при первых же признаках опасности сорваться с места и бежать прочь. Она бросила короткий обеспокоенный взгляд на Стаса: а вдруг он ее нарочно подставил, подсунув неверные решения? Но Кравчинский успокаивающе махнул рукой, мол, все будет хорошо. Так и случилось.
- Что ж, с этим заданием вы справились отлично, - наконец пробормотал педагог, так и не найдя, к чему бы придраться. - Можете садиться, "пять".
С высоко поднятой головой Анжела продефилировала на свое место, мимоходом успев шепнуть Стасу "Спасибо!" и поймать многозначительный взгляд Аллы Сизекот. От внимания подруги ее манипуляции со шпаргалкой, естественно, не ускользнули.
- Опять, небось, на свидание напрашивается? - прошептала она в пол-оборота, кося карими глазами на гордо задравшую носик Анжелку, пока Егоров объяснял новый материал, что-то увлеченно вымалевывая мелом на доске.
- Ага, - так же тихо ответила Анжела, делая вид, что целиком и полностью погружена в учебный процесс. - На это, на водокрещение, предлагает вместе сходить.
- Ну, а ты что? - не отставала подруга.
- Соглашусь, пожалуй, - не задумываясь ответила Воронкова. А собственно говоря, почему бы и нет? Он ей здорово помог сегодня, так что ей стоит стать немного, ну совсем чуть-чуть уступчивее? Временно, конечно... - Пойду, а то еще засохнет, бедняжка, от неразделенной любви. А хочешь с нами, Ал? Для моральной поддержки?
- Меня, вообще-то, Лешка сегодня обещал на тачке забрать, в бар завалить...
- Ну, раз праздник - значит, сам Бог велел выпить, - согласилась Анжела. - Тогда и мы к вам пристроимся, а потом все вместе - на речку, договорились?
- Угу, - кивнула Алла, преданно глядя в глаза Егорова, подозрительно посмотревшего в их сторону.
2.
После того, как отзвонил последний звонок, возвестивший об окончании занятий, Анжела и Алла в сопровождении Стаса вышли в коридор, переждали, пока в вестибюле схлынет толпа спешивших домой студентов, приведя себя в порядок у огромного настенного зеркала. Кравчинский, как и подобает галантному кавалеру, помог обеим девушкам одеться, и они наконец покинули душное здание университета. Улица встретила их белым ковром хрустящего под ногами снега и легким морозным ветерком, от которого на щеках Анжелы тот час же заиграл нежно-розовый румянец.
- А вот и Лешка! - радостно пискнула Алла, заметив стоявший напротив крыльца темно-серый "опель-вектра". Из машины неторопливо выбрался высокий плечистый парень лет двадцати пяти в черной кожаной куртке, подбитой искусственным мехом. Не смотря на мороз, он был без шапки, и дыхания холодных потоков воздуха вяло теребили его коротко стриженные светлые волосы. У Алексея Заярного было широкое самоуверенное лицо с массивным подбородком, веселые светло-серые глаза и старый шрам на лбу, полученный в какой-то давней драке, заставлявший его правую бровь круто изгибаться вверх, будто бы он постоянно чему-то удивлялся. Местной братве Алексей был больше известен как Леха Свистун, один из лучших бойцов Сапсана, "бригадира", державшего рынок на "Березках".
- Привет, девчонки! - Леша поцеловал в губы бросившуюся ему на грудь Аллу, пользуясь привелегией старого знакомого чмокнул в щечку Анжелу и небрежно протянул для пожатия руку Кравчинскому. - Леха.
Ладонь Кравчинского буквально утонула в лапище Свистуна. Пожатие рекетира оказалось неожиданно сильным, и Стас на миг болезненно сморщился, подавив в себе искушение немедленно вырвать руку из стальных тисков широкой ладони Алексея.
- Стас, - представился он. Две отцовские бензоколонки и собственный "фольксваген-гольф", сейчас, правда, стоявший на капремонте после пьяных приключений в Новогоднюю ночь, давали ему право держаться наравне даже с такими типами, как Свистун. Впрочем, воспринимая "братков" настороженно и с какими-то реликтами затаенного комплекса неполноценности, в глубине души потомственный коммерсант все же считал, что на социальной лестнице современного общества солидные бизнесмены стоят неизмеримо выше всякой уголовной шпаны.
- Как дела, Анжелка? - с улыбкой осведомился у Воронковой Алексей.
- Нормально, - ответила та и заворковала, теребя затянутыми в изящные кожаные перчатки пальчиками рукав Лешкиной куртки - жест, за который любая другая девчонка тут же заработала бы оплеуху от ревнивой Алки. - Леш, если ты не возражаешь, мы со Стасиком присоединимся к вашему культпоходу в бар, отметим праздник...
- А потом поедем на мост, смотреть, как воду крестить будут, - добавила Алла. - Хорошо?
- А, это ж водокрещение сегодня! - спохватился Алексей. - Лады. Полезайте в машину. Я вас с ветерком прокачу, - пообещал он и услужливо распахнул дверцы "опеля".
Алла устроилась на переднем сидении рядом с водительским местом, а Анжела и Стас расположились сзади. Кравчинский сразу же попытался придвинуться к девушке поближе, но она отодвинулась от него к окну, попросив не мять ей дорогую шубку. В салоне негромко играло радио - одна из местных радиостанций, преимущественно крутившая простую русскую попсу. Алексей добавил звук и нажал на акселератор, разбудив дремавший до этого мотор. "Опель" сорвался с места, словно сзади в него ударила взрывная волна от атомной бомбы. Через какое-то мгновение стрелка спидометра прыгнула куда-то за отметку "100", и продолжала рывками продвигаться вперед, пока не перешагнула рубеж в полторы сотни километров в час. Дома и деревья за тонированными окнами иномарки проносились с головокружительной быстротой, а обшарпанные мыльницы-"запорожцы", "москвичи" и "жигуленки" работяг испуганно жались к обочине, безропотно уступая дорогу до сумасшествия разогнавшейся иномарке. "Опель", честно говоря, был не новый, да и марка далеко не столь престижная, как "Ауди" или "Форд", но вместо стандартного мотора машина Заярного была оснащена мощнейшим дизелем, позволявшим развивать скорость, которой бы позавидовал и Михаэль Шумахер. А Алексей водил действительно классно, будто и родился с рулем в обнимку. Анжела даже заметила огонек зависти в глазах Стаса, который, как она уже знала по университетским разговорам, умудрялся вдребезги разбивать свою машину и на гораздо более скромных скоростях.
Окраинная улица, в конце которой был расположен новый корпус университета, наконец закончилась - впереди показался оживленный перекресток центрального шоссе, пересекавшего город с востока на запад. Алексей заложил резкий вираж, мастерски вписываясь в поворот, иннерция швырнула пассажиров в бок, и девчонки радостно завизжали. На какой-то миг Анжела оказалась прижатой к Стасу, а его рука - на ее плече, и это мгновение нахально позволило себе длиться даже тогда, когда машина выровнялась, выехав на трассу.
- Летчик! Настоящий летчик! - засмеялась Анжела, восхищенная мастерством Заярного. Но мысленно она разрывала на части Стаса: что он себе думает, этот чернявый мазунчик? Так по-хозяйски обнял ее... Неужели он считает, что она уже принадлежит ему? Нет, хватит баловаться, не стоит позволять ему слишком многого. Во всяком случае, пока. Она осторожно, ни чем не показывая своего недовольства, так, между делом, высвободилась из объятий одногрупника. Почувствовав движение Анжелы, Стас сначала попытался силой удержать ее возле себя, но ощутив непреклонность ее желания избавиться от его руки, сдался, хотя и оставил руку лежать на спинке сидения, символически продолжая обнимать плечи зеленоглазой красавицы.
- Видела бы ты, Анжел, что он откалывает, когда они с пацанами за городом гонки устраивают! - между тем весело тарахтела Алла, охваченная возбуждением от быстрой езды. Ей приходилось почти кричать, чтобы прорваться сквозь шум мотора и музыки. - Там такое творится! Машины прыгают по холмам и ямам, как кузнечики! За ревом моторов ни черта не слышно, тормоза визжат, покрышки рвутся в клочья прямо на ходу - нормальный человек уже раз сто помер бы от страху, а им хоть бы что!
- Сначала Бог создал в качестве спутницы мужчине женщину, но потом понял, что ошибся, и придумал автомобиль, - с умным видом произнес Стас.
В этот миг Алла громко вскрикнула - прямо под колеса "опеля" выскочила из подворотни собака, маленькая и грязная. Но Алексей, резко крутанув руль, промчался на волосок от остолбеневшего животного.
- И посадил в машину бабу - вместо сирены, - улыбаясь, ответил на шутку Стаса Свистун.
- Да ну тебя, - сердито нахмурилась его подружка, от потрясения пропустив мимо ушей "бабу". - Ты же ее задавить мог запросто.
- А пусть не бегает, где попало, - раздраженно буркнул Алексей, потом снова улыбнулся. - В цирке вон собаки даже считать умеют, а эти дворняги не могут выучить правила дорожного движения!
- Сам-то ты их будто сильно придерживаешься! - пришла на помощь подруге Анжела.
- Ехал бы ты, Леш, чуть потише, а то еще на гаишника нарвемся. Папу моего в воскресенье, когда из Киева возвращались, тормознул один старшина - я ремень безопасности, видишь ли, не пристегнула. Так полчаса мурыжил, пока штраф без квитанции не выпросил.
А сама подумала, незаметно покосившись на увлеченного гонкой Стаса, обидные для любой женщины слова которого не ускользнули от ее внимания:
- Так вот почему ты ко мне клеишься: тачка то твоя на ремонте, время, бедненькому, провести не с кем...
- Ну, мне это не грозит, - заверил ее Алексей. - "Опель" раньше самому Сапсану принадлежал, мне, так сказать, в наследство достался. "Бригадира" моего все менты в Сумове уважают. И меня не трогают по старой памяти - знают, чья тачка.
Но скорость он все же немного сбавил - они приближались к центру города.
3.
- Все, Подольный, считай, что остался ты без премии! Зато в следующий раз умнее будешь! - злые глаза мастера Семеновича горели ярче пламени газового резака, будто желая сжечь в пепел стоявшего перед ними высокого крепкого парня в засаленной куфайке и в сварочном щитке, который торчал над шлемоподобным головным убором сварщика, как поднятое забрало у средневекового рыцаря. На его лоб низко свисала густая черная челка давно не стриженных волос, и казалось, что серые глаза из-под нее смотрят на мастера не просто твердо и независимо, а опасно, по-волчьи.
- А я с детства дурачок, - спокойным голосом ответил молодой сварщик, но узловатые сильные пальцы, нервно мявшие грязные брезентовые рукавицы, выдавали, что спокойствие это внешнее, напускное. Если бы причиной разноса и вправду было "неубранное рабочее место"! Конечно, музейной чистоты в цехе машиностроительного гиганта все-равно не наведешь, но Мишка Подольный к порядку приучен был с детства и все эти пол-года, устроившись работать на завод после армии, исправно его поддерживал. Дело было в том, что он вчера отказался сделать "за так" кое-какую шабашку для механика Твердыщенка. Механик считал себя в цеху кем-то вроде барина-крепостника в собственной вотчине, и потому отказов не терпел. Тем более, высказанных в такой резкой форме: "Да пошел ты!..". Правда, и сам приказ начальника звучал не мячге, но какое право имеет подчиненный посылать своего руководителя в тридевятое царство? Расплата не заставила себя долго ждать: Семеныч, как верный хозяйский пес, быстро нашел, к чему придолбаться и как поставить на место обнаглевшего "пацана".
- Да, попался ты, Мишка, как гайка на болт, - сочувственно похлопал напарника по плечу Кузьма. Естественно, уже после того, как мастер, завершив "воспитательный процесс", исчез с поля зрения. Смена закончилась, и Семеныч, как и другие заводчане, спешил домой.
- Хоть круть, хоть верть - а тут ей и смерть, - философствовал Кузьма. - Теперь, считай, труба. Проходу не дадут, клевать будут, пока не выживут. Или пока не сломаешься, шестеркой ихней не станешь. Зря ты против Твердыщенка залупался...
- Посмотрим, - коротко ответил Подольный и, вдруг охваченный вспышкой подавляемого до этого гнева, смял рукавицы в комок и с силой швырнул куда-то в угол, в нагромождение обрезков стальных труб. - А мать его за ногу! Зад заносить не буду, и просить - тоже. Сам уйду!
- Не горячись, Миша, ты - не утюг, - пробасил Петрович, бригадир ремонтной бригады, в которой работал Подольный. Он хорошо относился к молодому сварщику, но особенно защищать его от несправедливых нападок Семеныча не рвался. По его мнению, Михаил сам напросился на конфликт. - А ты, Кузьма, болтаешь много, и почему-то одни только глупости. Напакостничать, конечно, могут. Твердыщенко - еще та язва, но если вести себя тихо, в драку не лезть, он скоро обо всем забудет. И уволить ни за что у них власти нету. А тебе б, Миш, тоже сдержаться бы тогда, сменьшиться...
- А я и сдержался, - скрипнул зубами Подольный. - Обычно, когда на меня матом прут, я сразу - в морду!
- Вот за это уволят моментом, без выходного пособия, - предостерегающе покачал пальцем Петрович. - Ты, парень, раз такой гордый, должен и масло в голове иметь, не пороть горячку, тогда и проблем меньше будет. Понял?
- Понял, - хмыкнул Мишка. - Принцип гвоздя: не высовывайся. Чего ж тут не понятного?
- Да ладно вам головную боль разрабатывать, праздник же! - Кузьма уже собирался в баню - Давай помоемся по-быленькому и завалим куда-нибудь, обмоем это дело. Ты как, Петрович?
- Нет, я - домой, - даже в голосе грузного сорокалетнего бригадира слышалось что-то семейное. - Нет тебе, холостяку, компании, что ли? Бери он молодежь: Пашку, Куртуя там, они не откажутся. И зарплату они еще, вродь, не всю прогуляли.
В бане, пока Мишка расслаблялся под контрасным душем, смывая с себя вместе с грязью и мазутом мерзкий осадок от стычки с начальством, Кузьма успел сколотить компанию для выпивона. Это были молодые безсемейные ребята, как и Подольный, обитавшие в заводских общагах: два слесаря - чернявый молчун Павел Губин, маленький, как воробей, задиристый Игорек Куртуев, и рыжий токарь, отзывавшийся на имя Димон.
- Миха, ты скоро там? - из предбанника окликнул замешкавшегося Подольного уже одетый Куртуев. Парни нетерпеливо переминались с ноги на ногу, мысленно уже согревая свои внутренности крепкой "Столичной", но все-таки дождались Мишку - не годилось бросать товарища в беде, которую можно было разделить вместе, как бутылку водки.
Погрузившись в холодный троллейбус, пятерка парней доехала до первого попавшегося гастронома. Там, в кафетерии, взяли три бутылки водки. Одну распили на месте, закусив черствыми баранками, а с остальными завалили в общагу к Куртуеву, который жил ближе всех от гастронома.
Лет пять назад в тесном полумрачном вестибюле женского общежития визитеров бы встретила строгая вахтерша, а то и сам комендант, и врядли бы им удалось прорваться сквозь эту преграду без предъявления паспортов, клятвенных обещаний в том, что покинут здание до полуночи, и задабривания противной церберши шоколадкой. Но времена имеют замечательное свойство меняться. Старые порядки рухнули, столкнувшись с финансовыми проблемами: жилье постоянно дорожало, заводу все труднее удавалось сводить концы с концами, хоть он и считался флагманом промышленности Сумова, и вахтершу уже было просто не на что содержать. Да и само разделение на мужские, женские и малосемейные общежития как-то незаметно осталось в прошлом. Там же оказались и остатки ханжеской морали совдепии: народ теперь селился, где мог и как мог, без различия по половому признаку и, сходясь парами, даже не утруждал себя получением в ЗАГСе штампа о регистрации брака. Так что когда соседка Куртуева, Лена, заметив ребят еще на лестнице, пригласила к себе на банкет по поводу собственного дня рождения, найти в этом нечто предосудительно было просто некому...
- Проходите же, ребята, садитесь! - за составленными в одно целое двумя столами уже сидело человек восемь девчонок и всего двое мужиков. Судя по тому, что их внимание принадлежало исключительно расположившимся рядом красоткам, остальные девушки, включая и саму именинницу, несколько страдали от недостатка мужского общества. Не удивительно, что парней встретил благоухающий ликером букет призывных улыбок!
- Ну, за счастливую новорожденную! - как только новоприбывшие расселись по местам, высокий и худой, как телеграфный столб Кузьма вытянулся над столом с полной рюмкой в руке. Повернув покрасневшее с мороза лицо к виновнице торжества, он говорил долго, но вдохновенно: что-то о сладких двадцати трех, о мужчинах, которые должны были по этому поводу валяться у ее ног, и о море счастья и любви, принадлежащих ей по праву в этот замечательный день. Лена смотрела на тамаду во все глаза, ловя каждое его слово, как откровение. Может, оценивала Кузьму как кандидатуру в мужья, которых у нее уже было двое, но с которыми она в конце-концов рассталась без всякого сожаления? В этом случае Подольный мог с чистым сердцем пожелать ей успеха, уверенный, что больше, чем приключение на одну ночь, девице от Кузьмы в любом случае не добиться. Тридцати двух летний слесарь был твердолобым холостяком и любил бутылку больше, чем всех женщин мира вместе взятых.
Когда оратор окончил речь, Подольный вместе со всеми хлебнул из своей рюмки - и сразу же потянулся за чашкой с холодным компотом, запить. Ощущение было такое, будто по его горлу пронесся поток раскаленной лавы. Дыхание испуганно замерло где-то между вдохом и выдохом, а на глазах выступили слезы. От компота чуточку полегчало, и Михаил торопливо захрустел соленым огурцом, высматривая тем временем среди расставленных на столе блюд, какому шедевру кулинарии уделить свое внимание в первую очередь. При этом он совершенно случайно встретился взглядом с девушкой, сидевшей напротив его. У нее было узкое симпатичное лицо, на котором выделялись большие зелено-серые, чуть раскосые глаза. Свои огненно-рыжие волосы девушка собрала в высокий хвост на затылке, открыв маленькие, чуть заостренные сверху ушки, украшенные простенькими золотыми сережками. Одета она была в белоснежную пушистую кофту, которая соблазнительно подчеркивала два маленьких упругих холмика грудей. Что у нее было ниже, Подольный в точности сказать не мог, поскольку ноги незнакомки скрывал стол. Но если ее ножки и бедра соответствовали тому, что возвышалось над столом, девчонка была даже очень ничего.
- Что, пробрало? - участливо улыбнулась она Подольному, заметив, видимо, его реакцию на выпитое.
- Еще как! - криво усмехнулся в ответ Мишка. Они все еще неотрывно смотрели друг на друга. Кого же она напоминает ему? Лисичка, точно, Лисичка! Рыжая, пушистая, и глаза с хитринкой... Минуту назад он даже не обратил на нее внимания, как впрочем, и на всех остальных за столом. Не то что смотреть, дышать не хотелось - из-за Твердыщенка и Семеныча. Даже сто грамм в гастрономе не смогли переломить его паршивого настроения. Но теперь, после адски крепкой выпивки, прочистившей, казалось, все его внутренности, в голове будто посветлело, и все сегодняшние неприятности показались не столь важными как то, что происходило вокруг него. Все улыбаются, все весело болтают о пустяках, всем хорошо... Так почему же ему одному должно быть плохо?
- Ну и самогоночку кто-то подсунул, - сказал он Лисичке. - Чистый спиртяка. Чуть не задохнулся от неожиданности.
- А это спирт и есть, - продолжая улыбаться, покачала она головой в ответ. - Разведенный, конечно, слегка водой, но градусов семьдесят, пожалуй, будет.
- Откуда такая секретная информация? - старательно поддерживал разговор Мишка.
- Да я сама и разбавляла, - пожала плечами девушка. - Я, между прочим, медсестрой работаю, в поликлинике для милиции, прокуроров и прочих внутренних органов. Так что и спирт оттуда, ментовский. В обычных больницах уже давно ничего нет: ни бинта, ни ваты, не говоря уже о лекарствах. А тут еще кое-чем можно разжиться - спонсоры помогают, - объяснила она и добавила, - Кстати, меня Ирой зовут. А тебя?
- Михаил, - солидно представился Подольный, и тут же спохватился. - Можно просто Мишка.
Тут подоспел новый тост - опять слово взял Кузьма, - и Подольный, плеснув Ирине вина, а себе - спирту, протянул через стол руку, чтобы цокнуться.
- Значит, будем знакомы, Ира! - он одним духом опрокинул стопку. На этот раз пошло легче. А на душе - был ли ментовский спирт тому причиной, или озорной взгляд Лисички, - еще больше потеплело.