- Может тебя все-таки проводить? - мама поправила Вовке шарф.
- Да нет мам, не надо. Сам дойду, - ответил Вовка солидно.
- Ладно, - вздохнула мама, - иди.
- Сначала ты, - возразил Вовка. - Холодно ведь.
Мама передернула плечами, поцеловала Вовку в щеку теплыми губами и открыла дверь в зал. В сени вырвалось шумное цветное облако пара и скрыло маму. Хлопнула дверь, облако рассеялось. Вовка остался один.
Мама у Вовки учительница. И еще она классный руководитель. Мамин класс остался на танцы и потому ей пока нельзя уходить из школы. Ну да танцы не интересно. То ли дело концерт.
Концерт Вовке понравился. В школе всегда устраивают концерты перед каникулами или на праздник. А тут сразу и праздник Новый год и послезавтра каникулы.
Собственно говоря, каникулы Вовку не больно-то и касаются. А вот Новый год, это дело. Во-первых настоящий всамделишный праздник, а во-вторых в том году у Вовки начнется совсем новая жизнь. В сентябре ему в школу, так что и у него будет все как у людей: и уроки, и каникулы.
Вовка спустился с крыльца и остановился. Было совсем темно. Когда они с мамой шли на концерт, солнце еще висело над околицей. Днем, да еще с мамой, шагать было весело и приятно.
Вовка тогда и не думал вовсе, как ему придется возвращаться. Просто не думал и все. Казалось, так и должно быть, и нет ничего удивительного, что побежит он домой в глубокой тьме совершенно один. Дорога-то знакомая. Не раз по ней бегал.
Когда Вовка шел в школу, он думал только о концерте. На школьных концертах ребята сами пели, танцевали и даже разыгрывали разные спектакли, как настоящие артисты.
Так что было еще интереснее чем в кино. Артистов в кино или по телевизору можно только посмотреть, а ребят даже потрогать. Любого. Они же все свои, из маминого класса.
В этот раз тоже, сначала пели песни. Потом Вася, он самый высокий в мамином классе, танцевал с девочкой испанский танец. На Васе была широкая шляпа с бахромой, а на девочке большой цветастый платок. Потом еще пели, плясали и рассказывали стихи, но больше всего Вовке понравилась сценка.
В сценке показывали, как у одного мальчика заболел зуб. Он подвязал челюсть платком и пришел к доктору. У доктора была клочкастая рыжая борода и толстый фиолетовый нос. Он посадил мальчика на стул, крепко привязал к спинке ремнями и принялся один за другим выдергивать зубы.
Мальчик жалобно кричал, а доктор зверски улыбался и зловеще щелкал щипцами. Мама стояла в стороне за портьерой и, делая круглые страшные глаза, подсказывала громким шепотом.
Вовка сидел в первом ряду и прекрасно слышал, как подсказывала мама и как то же самое повторяли ребята. Но все равно было очень весело и интересно. Зал хохотал и Вовка заливался вместе со всеми.
Обычно с концертов Вовку забирал папа. Но сегодня он уехал в город и вернется лишь к празднику. Папа с мамой утром даже поспорили из-за Вовки. Победил папа.
Он сказал, что мальчик уже большой и, конечно же, доберется прекрасно один. Что улица у них тихая, машины не ходят и вообще, пора уже быть самостоятельным.
Тогда, утром, оказаться самостоятельным было очень заманчиво и привлекательно. Сейчас же, в темноте, Вовке ужасно не хватало широкой и надежной папиной ладони.
Окна школы ярко светились. Оттуда доносились музыка и гул, будто из растревоженного осиного гнезда. Вовка подошел ближе к свету. Стекло было белым от инея. Он подышал в уголок рамы, туда, где чисто светилась едва видимая щель, но окно только сильнее затуманилось.
К другим окнам Вовка подходить не стал, а направился прямо к выходу со школьного двора. Над воротами горел фонарь и мальчик постоял у калитки, наблюдая как, сверкая под лучами лампы, падают снежинки. Вернее это были, пожалуй, и не снежинки, а так, какая-то мелкая снежная пыль. Пыль эта парила в густом морозном воздухе и искрилась на свету.
Всегда шумная улица, была удивительно пустынной.
Пусто было и на тракте, который спускался с горы и сливаясь с улицей, редкой цепочкой фонарей над домами уходил к дальнему концу села.
Обычно по тракту то и дело с грохотом проносились машины, а сейчас было тихо.
Вовка вышел на улицу, на самую середину и побрел к дому. Мерзлый укатанный снег зло взвизгивал под подошвами валенок. Вовка заметил это сразу, едва вышел на дорогу. Звук был резкий и прыгучий. Днем скрип этот терялся в крике галок, людском говоре и рокоте тракторов, а тут ледышками выпрыгивал из-под каждого шага и, ударяясь о стены домов, отскакивал обратно.
"Скрумп-п, скрумп-п", - словно капуста на зубах скрипел снег.
"Умп, умп", - отвечали ему избы белыми от инея глазницами окон.
Вовке стало немножко не по себе, и он свернул на обочину.
Снег там был помягче и под подошвами умиротворенно похрумкивало. Иногда нога ступала совершенно бесшумно. Это попадались клочки сена.
Клочки сена на обочине оставались после тракторов, которые возили стога с лугов на ферму. Вовка видел, как трактористы обматывали стог стальным тросом и прикрепляли трос к трактору. Трактор трогался, глубоко вспахивая снег блестящими шипами гусениц, и стог плыл следом.
Ребята поджидали трактора возле школьных ворот. Гурьбой цеплялись они за стог сзади, и трактор тащил их вместе с сеном до поворота на ферму.
Обычно трактора ходили допоздна и даже засыпая, Вовка бывало слышал их тяжелый, так что подрагивал пол в избе, мерный гул. Но в этот вечер тракторов на улице не было. Даже свет в окнах горел не везде.
Вовка поднял голову и посмотрел на небо. Оно было черным как мамин праздничный бархатный пиджак. Луны мальчик не увидел, зато весь небосвод, словно мелкой манной крупой, был осыпан звездами.
Вовка осмотрелся и отыскал созвездие Большой Медведицы. Его показал Вовке папа. Показал и рассказал и про Медведиц - Большую и Малую, и про Полярную Звезду. Так что сейчас фигушки вам, не запутаете, даже в глухой тайге Вовка не заблудится.
И спасет его Полярная Звезда - первый друг и помощник всех путешественников. Она как большой осевой гвоздь у ветряной трещотки на крыше избы.
Звезда - гвоздь, а пропеллер - это все небо. Потому что точно так же как вертушка вокруг гвоздя, все небо крутится возле Полярной Звезды.
Если встать лицом к ней, то там и будет север. Слева окажется запад, справа восток, а позади юг. Ну а когда человек разбирается в которой стороне север, а в которой юг, то домой ему выйти пара пустяков. Даже из самого топкого болота.
Так сказал папа, а папе Вовка верил больше всех на свете.
Большая Медведица висела над правой половиной дороги, слегка накренившись. Так, что если ковш ее и был полон, немножко из него уже выплеснулось.
Как учил папа, Вовка продолжил переднюю стенку ковша, пока она не уперлась в яркую большую звезду. Звезда показалась Вовке и вправду ярче и больше других. Как если бы среди россыпи крупяной манной мелочи, оказалось вдруг одно гречишное зернышко.
Это и была Полярная Звезда. Она стояла прямо над дорогой. Вовка шагами вымерял середину улицы и положил вместо метки клочок сена. Он ступил на сено, примерился и пошел прямо на звезду.
И, словно бы, отмяк снег. Он уже не так яростно визжал под подошвами, и вообще идти стало веселее.
До дому оставалось совсем немного. Вовка видел яркие квадраты окон на кухне. В одном из них, там, где стоял дедов табурет, маячила тень. Стало быть, дед уже дома. Сидит на своем любимом табурете и ужинает.
Вовка представил, как дед зачерпывает из миски густой суп с желтыми копейками жира и острыми черными перчинками. Как дует он на ложку сквозь толстые усы. Представил так отчетливо, что ощутил густой наваристый запах. Даже в животе булькнуло.
И Вовка поскорее представил рядом с дедом за кухонным столом и себя. Как будто он уже вымыл руки и сидит на лавке с ложкой в руке. Ноги сами быстрее пошли, так явственно увиделась кухня.
И тут Вовка увидел собаку.
Что и говорить, собаки в селе были не в диковинку. Они жили почти в каждом дворе, и практически каждую из них Вовка знал по имени и не боялся.
Собаки Вовку тоже узнавали. Одни из них сразу начинали вилять хвостами и бежали навстречу. Это те, которые Вовку знали и любили. Другие, похоже, не любили никого. Они лаяли, и Вовка обходил их стороной. Но ни те, ни другие не оставались равнодушными. Даже большие охотничьи псы старика Пугачева.
Дедов приятель Пугачев жил на тракте, в дальнем конце села. Вовке туда ходить запрещали, и потому пугачевских псов мальчик видел редко. Но и они при встрече пару раз взмахивали хвостами.
А эта собака была какая-то странная. Такой в селе раньше не встречалось. Она по-хозяйски сидела спокойно на дороге прямо против ворот вовкиного дома.
Лампочка в фонаре над воротами не горела и в тени собака казалась особенно крупной, серой и большеголовой.
Вовка пробежал еще немного по инерции прежде чем остановился. Идти дальше было страшновато. Да и впрямь, собака-то чужая, - пойми, что у нее на уме.
Надо подождать, - решил Вовка. - Не век же она будет тут сидеть. Надоест, поди, когда-нибудь.
На кухне окна погасли и зажглись в комнате. Значит, дедушка уже поужинал. Наверное, сел в комнате на диван, надел очки с бельевой резинкой вместо одной дужки и взял газету. А бабушка вяжет за столом, А может тоже читает.
Дом был совсем рядом. Пожалуй, если громко крикнуть, то и услышат. Но кричать Вовка не стал.
Чего кричать из-за какой-то собаки.
За все то время, что Вовка топтался на дороге, собака даже не пошевелилась. Сидела себе спокойненько перед воротами, как будто кого-то поджидая. От мысли этой мальчишке стало совсем неуютно. Вовка решил вернуться в школу и подождать маму.
Под фонарем у школьных ворот собака уже не казалась такой странной. Форточки в окнах школы были распахнуты. Оттуда валил розовый пар и слышались голоса. По тракту один за другим прогромыхали три грузовика и тихо прокатил рейсовый автобус. Вовка совсем успокоился и, решив, что собака, наверняка, уже убежала, снова направился к дому.
На этот раз он заметил собаку издали. Еще от Карасевых. Вовка решил зайти переждать к ним. Он подошел к калитке ворот, потянул за кольцо, но дверь не подалась. Ворота были закрыты на засов. Вовка постучал тяжелым кольцом в дверь, прислушался, но никто не отозвался.
Вовка решил было постучать в окно. Он долго стоял на невысоком заборе палисадника, касаясь костяшками пальцев холодного стекла, но так и не смог придумать причины посещения.
Сказать правду было невозможно. Рука сама опустилась, стоило представить, как завтра рыжие братья Караси будут врать, будто Вовка испугался щенка.
Наврут три короба, насмешат весь белый свет, а он будет стоять, молчать и краснеть. И ведь не докажешь, что врут. Перекричат братья. Их-то трое, а он один. Вовка представил это позорище и осторожно слез с заборчика.
Напротив Карасевых, через дорогу, в маленькой избенке жила бабушка Ионовна. Свет у нее в окнах не горел. Но Ионовна была стара, электричества, в отличие от Вовки, сильно боялась и потому свет включала редко.
Двора с высокой оградой и широкими воротами как у Карасевых или у Вовки, ионовнин домишко не имел. Потому Вовка, единым духом перемахнув улицу, вскочил сразу на крыльцо.
Он торкнулся плечом в дверь, но та не поддалась. Ткнулся еще раз, постучал кулаком, прислушался.
За дверью в сенях, как и во всем доме, таилась тишина.
Вовка подергал дверь за ручку, и она отозвалась глухим лязганьем. Только тут заметил он большой висячий замок, продетый в кольца двери. Вовка дернул еще. Замок качнулся на дужке, лязгнул по кольцам и гулко ударил в дверь.
Вовка прислонился к перилам крыльца. В доме у Карасевых окна светились голубым. Там смотрели телевизор. Чуть дальше, по той же карасевской стороне стояли еще два дома. В их окнах света не было совсем.
По этой стороне до самого вовкиного дома тянулись огороды. Сначала маленький - бабушки Ионовны, потом, через забор, большой - вовкиных родителей. А уж за огородом и дом. Там все так же светились окна в комнате.
Собаки на дороге видно не было. Вовка решил идти прямо домой.
Да и впрямь, чего ее бояться, собаки-то. Не съест же она его. А если и схватит за валенок, так он ее палкой, палкой!
Вовка огляделся. Палка была тут как тут. Стояла в углу возле двери. С этим посошком старая Ионовна бродила по улице. Вовка так обрадовался палке, что даже и не подумал с какой стати стоит неизменная бабкина спутница возле запертой двери.
Батожок был гладкий, до светлого блеска отполированный шершавыми старушечьими ладонями и это придало Вовке уверенности. Словно бы сама Ионовна стояла рядом.
Собака появилась, когда Вовка пробежал забор между огородами. Она вышла из-за сарая и остановилась. Положительно это была очень странная собака и, пожалуй, Вовка не зря ее боялся.
Собака стояла не шелохнувшись словно нарисованная и в упор смотрела на Вовку. Не шевелились ни острые уши, ни провисший поленом хвост. Только в глазах теплились зеленые огоньки.
И тут Вовка понял, что страхи его совсем не были пустыми. Что это вовсе ни какая не собака, а самый настоящий волк.
От догадки этой сразу вдруг замерзли плечи и ноги стали ватными. Вовка, наверное, тут бы и уселся, если бы не бабкина палка.
Первым желанием было кинуться назад в школу, к маме. Но пока ноги стали слушаться, Вовка вспомнил, что бежать ни в коем случае нельзя. Так говорил папа.
Нельзя показывать зверю свою боязнь - говорил он. Зверь никогда не нападет на того, кто сильнее его. Но если почувствует твои страх и слабость, - пиши пропало.
Так говорил папа, а папа знает все.
И еще, нельзя отводить взгляда. Нужно смотреть прямо в глаза. Любой зверь боится человеческого взгляда.
Это Вовка тоже знал твердо. Вот только кто говорил, не помнил.
Вовка отступил на шаг, второй, пятый. Волк стоял неподвижно. О том, что это не статуя, а живой зверь, можно было догадаться лишь по облачку пара возле черной бульбочки носа, да огонькам в глазах.
Не отрывая от волка взгляда, Вовка допятился почти до ионовнина огорода. Все это время волк не шевелился. Вовка постоял немного, сурово хмуря брови и решительно глядя на волчью морду. Поглядев, как ему показалось, достаточно, чтоб внушить хищнику почтение, он твердо повернулся и медленно направился по дороге.
Сейчас уже мерзли не только плечи. Спину и руки до локтей, даже живот, стянуло холодными противными пупырышками.
Хотелось закричать во весь голос, броситься по дороге и бежать, бежать, что есть силы. Но Вовка сдерживал себя и ступал нарочно медленно.
Со стороны могло показаться, будто идет мальчишка, идет себе, не торопится. И никого не боится. Это уж абсолютно точно. Вон как прочно ногу ставит.
А то, что голову втянул в воротник и спина прямая, будто кол проглотил, того сзади и не заметно вовсе.
Вовка оглянулся. То, что он увидал, ошеломило. Волк, оказывается, бежал следом. Как будто он, волк, его, Вовки, совершенно не боялся.
Вовка остановился. Волк тоже.
Вовка повернулся. Волк сел.
Вовка шагнул навстречу, - волк вскочил, но не убежал.
Вовка понял, что волк и вправду не боится. И что спиной к нему поворачиваться нельзя. А задом далеко не уйдешь. Обязательно где-нибудь споткнешься, и тогда... Что будет после, было страшно и подумать.
Вовка глянул на Большую Медведицу. Ковш ее накренился еще сильнее.
Так, что если в нем что и было, то осталось ровно наполовину.
Полярная Звезда висела прямо над волком. Холодная и далекая, она отливала зеленью и казалась третьим волчьим глазом.
В отчаянье и обиде Вовка закричал. Но крик застрял в горле, а наружу выполз какой-то сиплый хрип.
Конечно же, никто кроме волка не услыхал на пустой промороженной улице этого жалкого сипения. И уж тем более не мог его услышать дед за толстыми стенами избы. Вовка осознал, что он совсем один и надеяться ему не на кого. Не на звезду же, в самом деле.
Неожиданно для себя он поднял палку и шагнул к волку. И волк отпрыгнул назад. Он все-таки боялся Вовку!
Тогда Вовка побежал. Он бежал на волка и грозил ему батожком. А волк, волк трусил впереди, и хвост его прилип к брюху!
Так пробежали они последний фонарь.
До тропки к воротам оставалось шагов двадцать. Но свет лампочки туда едва достигал.
Чем дальше от фонаря, тем было темнее. Тем меньше уверенности оставалось у Вовки. Словно чувствуя это, волк бежал все медленнее и чаще оглядывался.
Вовка остановился на повороте. Здесь он должен был свернуть с дороги к воротам и показать спину. Тотчас же остановился и волк. Он повернулся и снова уставился тяжелым немигающим взглядом.
Зверина словно бы примеривался, за которое место поудобнее Вовку цапнуть.
Их разделяло шагов десять и Вовке казалось, что он чувствует зверя. Ощущает то напряжение, с которым волк ждет какого-то одному ему известного момента.
И тут Вовка, абсолютно неожиданно для самого себя, резко вскинул ионовнин посошок. Вскинул так, словно это была не мирная старушечья подпорка, а настоящее грозное ружье.
Вскинул, как вскидывают к плечу винтовку, и громко крикнул: "Ба-бах!"
Волка будто огрели плетью. Он сиганул с дороги в снег, а Вовка пчелкой влетел в калитку ворот. Краем глаза он успел заметить длинную серую тень сбоку из-за сарая, но уже громыхнула щеколдой калитка, а за ней бухнула дверь сеней.
- Деда, волки! - крикнул Вовка и, теряя валенки, помогая руками на узких крутых ступеньках лестницы, взлетел на печь. Только здесь, на горячих кирпичах, в душном закутке, где уютно пахло овечьей шерстью и сухарями, он мог чувствовать себя спокойно.
- Откуда им взяться, волкам-то, - рассмеялся дед. - Последнего с Пугачевым еще о прошлом годе зашибли. Собака, поди.
- Волки, деда, волки! Не сомневайся! - сердце мышонком трепыхалось под самым языком, и говорить Вовке было трудно.
- Да сходи ты, старый, посмотри. Даже если и собака, глянь как ребенок перепугался, - вмешалась бабушка.
Дед пошуршал газетой, встал, надел валенки и снял со стены ружье. Он постоял немного, подумал и выдернул из патронташа два патрона.
Слышно было, как проскрипели доски мостков от сеней до ворот, дзенькнули стекла в окнах от близкого выстрела.
Вовка полез с печи.
Пока вернулся дед, он успел раздеться и сидел на диване с котом Кузькой. Так же молча, дед снял валенки, повесил ружье и сел рядом.
- Убил волка? А, деда, чего стрелял-то? - потянул его за рукав Вовка.
- Чего молчишь, старый? Кого стрелял? - вступила и бабушка. - Небось опять пугачевские кобели отвязались.
- Да нет, - дед взял Вовку на колени. - Волки были.
- Убил? - выдохнул Вовка. - Неужто промазал?
- Ушли волки, не дождались. Для острастки стрелял, в воздух, - ответил дед.
- Почем тогда знаешь, что волки, - съехидничала бабушка.
- Волки ушли, следы остались, - усмехнулся дед. - Четыре штуки было. Трое за сараем в засаде, да один на дороге. Заманивал.
У бабушки в руках звякнули спицы. Клубок упал с коленей и покатился по половику.
Кузька спрыгнул с дивана, оседлал клубок и уехал на нем в кухню.
Вовка прижался к деду. От его свитера сладко пахло пороховой гарью и ружейным маслом.
- Как же это ты, как умудрился, Вовка ты наш, морковка, - приговаривал дед, гладя Вовку по голове. Шершавая дедова ладонь дрожала, и Вовка снова увидел холодную зеленую звезду.
Только тут к нему пришла мысль, что ворота дома могли быть заперты на засов. Как у Карасевых.