Он пропал. Теперь я это знал совершенно точно. Конечно, это было не первое дело из-за которого брату пришлось сорваться и исчезнуть на неделю, но...
Нет, дело не в вещих снах или плохих предчувствиях. И то и другое у меня всегда появлялось, если Ник брался за дело, требовавшего отлучек от дома. А значит настолько часто, что я перестал обращать внимания на эти бабские глупости.
Откровенно говоря, я и сам не верил в это -- "сердце-вещун". Не подсказало же оно про маму с папой...
Просто давным-давно (по моим меркам) было одно дело, от которого брат отказался.
Правда, после этого он два дня пил, несвязно матеря своего босса (и это Ник, который обычно изъяснялся с архаичностью престарелого профессора), установившего "гребаные сроки" -- девять месяцев с момента исчезновения человека -- и не желавшего ничего менять. "Нецелесообразно. Для фирмы престижнее и выгоднее быстро найти пять человек по горячим следам, чем затратить время и ресурсы на поиск одного потерянного, с нулевым коэффициентом на выходе".
Ник знал статистику не хуже босса и умом был с ним согласен, но душой... Тоску ему приходилось заливать винищем:
-- ...да не верят они, и никогда не поверят... Пока своими глазами не увидят. -- Уже ополовинивший бутылку, Ник был что называется "ни в одном глазу", лишь излишне розовые щеки и суетливые движения выдавали его. -- Так пусть лучше увидят -- отплачут, отпоют, и успокоятся. -- Он глотнул прямо из горлышка, вытер губы и рубанул воздух ладонью. -- Нельзя так с людьми! Нет ничего хуже неизвестности.
-- А я бы хотел и не знать... Я и сейчас представляю, что родители уехали отдыхать и скоро приедут...
Никаша обнял меня, успокаивающе сжимая:
-- Ты ещё ребёнок. Тебе можно, и нужно верить, тебе это только помогает расти... -- Ник потянулся к бутылке, -- А для них всё остановилось в тот день, когда их девчонка пропала. И пока они не будут точно знать, что всё... пока они верят, они не живут -- они ждут. Их время замерзло с исчезновением дочки. Но это неправильно. Им нужно отболеть и снова начать жить. -- громко отхлебнул и закашлялся, поперхнувшись. Я было кинулся ему навстречу, но он отмахнулся от моей помощи и продолжил: -- Виталь, это тебе в твои двенадцать кажется, что в тридцать лет наступает конец жизни. Поверь -- это не так.
После того разговора я наконец узнал, что означают нарисованные им кружочки вокруг чисел на календаре. Ник обводил последний день. Дату, после которой поиск их агентством прекращался.
Клиентов заранее предупреждали об этом, так что никакого обмана не было. Они платили за то время, что детектив отработал, а дальнейшее... "Обращайтесь в другие сыскные фирмы. Материалы нашего расследования у вас на руках, может кто и возьмётся продолжить".
Но сам Ник как-то с тоской сказал, что реноме у их агентства такое, что никто не берётся за дело от которого они отказались.
Вот поэтому мой брат и бился над каждым заказом до последнего. Не его вина, если найти человека за оставшийся срок до дня "Х" не удавалось и дело закрывалось.
Но тогда -- случалось -- он сам продолжал поиски, в личное время. Только Ник это делал, когда интуитивно чувствовал: вот-вот, и он найдёт "потеряшку"... Или то, что от неё осталось.
Так вот, датой в кружке, был вчерашний день.
То есть срок договора по последнему розыску истёк ещё вчера, и Ник должен был вернуться домой хотя бы два дня назад. Ему ведь нужно было успеть подготовить отчет: правильный для фирмы, понятный для заказчика. А Ник ненавидел эту часть работы. Он по нескольку раз всё переделывал, пытаясь добиться неведомого совершенства.
Сейчас сидя в пустой квартире и слушая унылое тикание, я на собственной шкуре испытал всю ту гамму чувств: панику, недоумение, обиду, что и клиенты Ника. Только тогда я понял, реально понял, почему каждое дело по "ушёл-не вернулся" для Ника становилось своим собственным...
Перестать депрессовать и оценить ситуацию трезво мне помог сам брат.
Вернее, устав от бесцельных метаний по квартире, бесконечного -- "аппарат абонента выключен или...", я обессилено плюхнулся в кресло, тупо глядя в пространство. И тут чётко, словно он стоял рядом, услышал голос Ника: "Как только родные или близкие заподозрили исчезновение человека, они должны немедленно начать действовать. Сначала позвонить в Бюро регистрации несчастных случаев, если таковое имеется или в службу скорой помощи. Получив отрицательный результат, необходимо обратиться в милицию. Никаких трёх суток выжидать не нужно. Чем раньше начнётся поиск, тем больше шансов найти пропавшего. Однако чтобы в отделении милиции к заявлению отнеслись серьёзно нужно в мельчайших подробностях рассказать о том, что произошло и дать точное описание когда, где и в чём последний раз видели пропавшего человека. Желательно принести список всех, с кем мог, так или иначе, встретиться потерявшийся, с пометками о полученной информации. Это могут быть записи о сделанных звонках или о личных беседах. Обязательным такое требование не является, но наглядно демонстрирует, что серьёзность проблемы. Обязательны: документы, подтверждающие личность заявителя, а также фотография или список особых примет пропавшего..."
На этом месте я всегда засыпал -- нудно-лекторский тон Ника, на всех этих мероприятиях по связям с общественностью, которые проводило "ГПУ" в качестве рекламы, навевали дремоту. Я таскался на них из-за брата, а был ли толк от такого пиара для агентства, не знаю, тем более что собирались там почему-то одни бабки-пенсионерки.
Но вот теперь серая обыденность пресных инструкций для меня стала той самой нитью Ариадны.
"Может Ник и не пропал вовсе, а я тут бегаю по потолку с выпученными глазами", -- решил я и первым делом позвонил на работу Нику.
Геннадия Петровича -- директора Никашкиного агентства -- на месте не было, но его секретарь, Наташа, клятвенно меня заверила, что он будет через час, и в свою очередь поинтересовалась с чего я такой "разлохмаченный". Девчонка она хорошая, и хоть была старше на пять лет и знала меня ещё прыщавым пацаном, нашему легкому, ничего не обязывающему, флирту это не мешало.
-- Да вот Ника нет до сих пор, а вроде срок заказа того... И телефон "абонент -- не абонент". Ты не в курсе?..
Я старался говорить небрежно, словно ничего такого, что напугало меня до колик и не произошло. Объяснить, почему я так себя вёл, не могу.
Возможно, подсознательно боялся постыдно сорваться в истерику, как маленький ребёнок, оставленный надолго без присмотра. А может потому, что стеснялся признаться что верю в предчувствия или смешно выглядеть с глупой ревностью младшего братишки к возможно появившейся личной жизни старшего.
Или всё это вместе, а может и ничего из этого... я не знаю. Но получилось, как получилось, а Наташа, ничего не заподозрив, ответила "нет". И чуть извиняющимся тоном добавила:
-- Ну, ГэПэ точно знает, на то он и ГэПэУ.
Я проигнорировал идиотский каламбур, которым босс Ника так гордился, что даже сделал его названием своего агентства.
Вообще-то фамилия Уланский вкупе с инициалами Г.П. и складывались в зловещую аббревиатуру, но начальник брата ещё и девизом своей жизни сделал "хочу всё знать".
Меня просто передёргивало, когда он беззвучно подкрадывался к кабинету Ника, также неслышно входил и, чёрт знает сколько времени, тихонько стоял, подслушивая.
Вот что интересного он мог узнать из разговоров двух братьев, если к тому же один ещё и школьник?
Я всегда страшно бесился, а Ник каждый раз педантично тылдычил, что именно нездоровое любопытство начальника и делает его лучшим сыскарём в городе, не забывая меланхолично добавлять: "К тому же это его офис, его вотчина, а кого не устраивает, тот может делать уроки у себя дома".
Став постарше я как-то ехидно поинтересовался: почему ГэПэ не поставит в офисе камеры наблюдения для тотал-контроля? На это Ник пожал плечами и сказал, что они установлены, везде, кроме туалетов -- в них только прослушка.
Как бы там ни было, но Наташа права: Уланский точно знает, где носит моего братца и не только потому, что Ник ещё на "заказе", а значит вроде как в рабочей командировке.
Идя по коридору "ГПУ" я кивал встречным, стараясь удержать на лице фальшивую улыбку: люди, работавшие здесь, хорошо знали и по-своему любили меня, как сына полка -- я практически вырос на их глазах.
В приёмной меня тормознула Наташа:
-- А шеф ещё не подошёл. -- и уткнувшись мне в самое ухо, забормотала, -- Странно, сам сказал, что будет в пятнадцать ноль ноль. Не похоже на него. Он вообще стал каким-то не таким. И без того у нас как в ЦРУ -- сплошная секретность, а сейчас ГэПэ совсем с конфидейшеном свихнулся. Представляешь...
В этот момент дверь в приемную распахнулась с такой силой, что громко ударилась об стену.
Дама, так немилосердно пнувшая дверь, вплыла как каравелла -- величественно покачивая кормой. Она мне кого-то неуловимо напоминала, но вот кого? Близоруко сощурившись, дама злобно спросила, явно обращаясь к Наталье:
-- И кого это ты опять окучиваешь, вместо того, чтобы работать? -- и вдруг её тон резко изменился, став вкрадчиво-мурлыкающим, -- О, какой приятный молодой человек! Вы по делу, к моему мужу? Давайте пройдём в его кабинет и там подождём, побеседуем, -- и совсем интимно, -- познакомимся поближе.
При этом её глаза обшаривали мои джинсы, а блестящих жиром ярко-красных губах змеилась улыбка.
Наверное она казалась себе неотразимой, но я лишь мысленно хмыкнул, наконец вспомнив на кого она так похожа: вылитая лиса Алиса из Буратино.
-- Да, я жду Геннадия Петровича, по личному делу. Я брат Николая Маслова. И Вы уж извините, но я здесь подожду вашего мужа. -- состроив подобающую физиономию пояснил: -- Неловко может получиться для Коли, вроде нарушения субординации.
-- Брат Маслова? -- её взгляд оценивающе проехался по мне, -- Вы совсем непохожи. Папы разные?
Последнее было сказано с такой тонкой издёвкой, что я захлебнулся собственной злостью:
-- У нас один отец, и одна мама. Были...
-- Ну-ну, многие отцы не знают про кукушат... А твою маму понять можно: вкус у неё был... -- бросив эту фразу "Алиса" скрылась в кабинете мужа.
Молчавшая до этого момента Наташа разразилась бурным негодованием. Если можно так сказать, она орала, но шёпотом:
-- Вот стервь, а? Нет, ну какая зараза?! Недаром наш ГэПэ с ней таким ненормальным стал. Такая, кого хочешь, доведёт! -- и совсем сбавив звук до почти неслышного шевеления губами, -- Ты с ней поаккуратней. Эта барракуда на любые штаны кидается, а ГэПэ с ума от злости сходит. А она его нарочно дразнит. И чего в ней шефуля нашёл? Столько лет не женился и на такой гадине подорвался! Да ещё люто-бешено её ревнует, всё ему кажется, что она уйдёт от него. Кому эта выдра облезлая нужна, без его денег?
Я в удивлении задрал брови -- осторожная, дипломатичная секретарша шипела как змея, забыв всю свою осторожность -- выражая полную солидарность.
Мы ещё пошептались с Натальей, однако тему взаимоотношений четы Уланских уже не затрагивали. В основном Наташа жаловалась на нововведения придуманные шефом, для усложнения её и без того нелегкого секретарского труда, и на Олега из техподдержки. На него просто так, в силу привычки сложившейся за время многолетней офисной войны.
Привычный бессодержательный трёп с Натальей помог мне успокоиться окончательно. Всё в моём мире осталось прежним, а исчезновение самого родного человека это из области страшилок "на пощекотать нервы" или ночных кошмаров.
Поэтому когда Уланский наконец-то появился, я не бросился к нему с расспросами, а дал возможность переговорить с ожидавшей его супругой.
О чём беседовали супруги я не знаю, но не о погоде точно -- из-за двери доносился шум скандала.
Вскоре Уланская разъярённой фурией вылетела из кабинета, и я, переждав минут десять, постучал.
Получив разрешение, я вошёл. Никашин начальник сидел, вперив остекленелый взгляд в стену. Да и весь он был какой-то маленький, сгорбленный, постаревший. Подняв глаза на звук защёлкнувшейся за моей спиной дверью, вздрогнул.
Я и сам как-то растерялся и вместо заготовленной обстоятельной речи с пулеметной скоростью выпалил заготовленные вопросы.
Реакция на мои вопросы была феерической: издерганный человечек просто визжал, что ничего не знает о моём брате и слышать о нём не желает и вообще Ник уволился, завалив последний заказ.
Вывалившись в приёмную и кое-как отдышавшись, я утащил Наталью покурить на улице. Покосившись на дверь она кивнула. Пока мы курили я ей всё пересказал, ожидая совета и одновременно пытаясь понять: что это было?
Выслушав, она, нахмурив брови, сказала:
-- Я же говорю, он странный какой-то стал. По делам за этот месяц всю инфу к себе перекинул. Сказал, что я много болтаю, а: "Болтун -- находка для шпиона". Но ты не беспокойся. Он отходчивый. Возьмёт он Николая обратно, куда денется. Коля самый лучший по "потеряшкам". Да и Колиного заявления я не видела. Хотя может оно у ГэПэ лежит...
И снова я промолчал, не сказав, что беспокоит меня совсем не его увольнение. Докурив, она заторопилась обратно и я чмокнув её в щёку, ушёл.
Вернувшись домой, я начал методично обзванивать знакомых. Потом больницы. Морги. Если отрицательные ответы по первой группе звонков удручали, то "нет" по второй -- обнадёживали.
Когда звонить было больше некому, кроме райотдела милиции, я подтянул кресло так, чтобы была видна входная дверь, и устроился в нём. Я сознательно оттягивал время в ожидании, что вот-вот и услышу шум, открываемого замка.
Минуты, отщёлкиваемые часовой стрелкой, действовали на нервы как капающий на кухне кран, а ничего не происходило. В конце концов, я не заметил, как уснул в кресле.
Утром, кое-как впихнув в себя бутерброд, залив его сверху черным кофе, я отправился "сдаваться".
Шёл "нога за ногу", было ощущение предательства, будто подача заявления, означала, что я отказался, ну, верить что ли...
Дежурный на моё сообщение отозвался ожидаемо: узнав, что мой брат работал в детективном агентстве, он шутками-прибаутками намекнул, что Ник "сидит себе где-то в засаде и... засаживает, засаживает".
Услышав властный окрик:
-- Скурлатов, опять не тем делом занят? -- дежурный быстренько выписал мне талончик о приёме заявления и, глядя мне за спину, извинительно пробубнил:
-- Да вот, пацан говорит, что брат пропал. А брат у него частный детектив. Небось, сидит сейчас где-то в кустах -- за женой чужой подсматривает...
Оскорбительное замечание, заставило вскинуться: жар злости опалил лицо. Но не успел я отбрить шутника, как мне на плечо легла рука, разворачивая лицом к говорившему:
-- Детектив, говоришь? Ну, пойдём, побеседуем. -- Он был невысоким, крепким, с торчащим ежиком коротко стриженных седых волос и, судя по звёздочкам, дослужился до майора. А в целом, излучал мудрую, доброжелательную уверенность, так необходимую мне сейчас. -- Запиши его ко мне, Скурлатов. -- бросил он дежурному, не отрывая от меня взгляда.
-- Так это ж не ваш участок?..
-- Скурлатов, ты рапорт написал? Нет? Вот и займись...
И повернувшись спиной к недовольно сопящему дежурному, подтолкнул меня к лестнице на второй этаж.
Рассказывал я сбивчиво, перескакивая с пятого на десятое, но майор, представившийся Олегом Ивановичем, не перебивал. Казалось, что он вообще меня не слушал, погрузившись в свои мысли. Выговорившись, я замолчал и, на несколько минут, зависла тишина.
-- Маслов Николай Альбертович, значит. А ты его брат, Виталий... Студент?
Я кивнул.
-- Юридический?
-- Нет, филфак.
Олег Иванович, снова задумался, негромко барабаня пальцами по столу.
-- С Николаем я хорошо знаком, довелось вместе на заочке учится. Человек он нормальный и спец хороший. Скажу так, ты молодец, что заявление написал. Я за его делом пригляжу, но у нас всё со скрипом, не зря люди к частникам идут. Ты сам дома поройся. Записи какие, разговоры, может зацепки есть. К его начальнику следователя направлю, но коль твой брат уволился... -- он развёл руками, а потом, спохватившись, сунул мне визитку, -- Звони, если что...
Меня не было всего полтора часа, но квартира стала совершенно нежилой, в ней даже запах стоял затхлый и открытые настежь окна не помогали.
Послонявшись из угла в угол, я понял, что сойду с ума от неопределенности. Копаться в вещах брата, перлюстрировать его электронку и бумаги -- было в этом что-то от мародёрства, но и сидеть в бездействии дальше я тоже не мог.
С щемящей тоской, я просматривал всё, что так или иначе хранил Ник, а ничего, что могло бы натолкнуть на мысль, где его искать, не находил.
Мне вспомнилось, как брат, мучаясь над какой-то загадкой, внезапно задавал мне вопрос и требовал первого пришедшего в голову ответа, пусть даже самого дурацкого.
Повинуясь совершенно нелепому желанию, я мысленно спросил Ника: "Где ты мог пропасть?" И ответил сам себе: "Найти обрыв нити можно только планомерно пройдясь по всей её длине". Поморщился от высокопарности слога, но сомнений не возникло, я просто нечаянно скопировал манеру брата.
Мне предстояло продублировать путь Ника с той лишь разницей, что у меня не было даже отправной точки.
Зато было горячее желание и море обаяния, и после получасовых телефонных романсов Наташе, она сдалась.
-- Сейчас скину тебе смской фамилию и адрес заказчика, но это всё. Учти, если меня уволят, я сяду вам на шею, Масловы! -- Её голос время от времени заглушался шумом проезжающих машин.
-- Мы женимся на тебе! Оба!
Она хихикнула:
-- Нет, достаточно только алиментов.
Минут через десять пиликнул сотовый, сообщая о пришедшей смс. "Ржакса, Тамбовской, Пролетарская, двадцать два, Победимова Нина Владимировна".
Ржакса? Где это? Про что это?
Ладно. Деньги есть, остальное не важно. Ничего не важно. Кроме Ника.
Ржакса поразила. Глядя на этот "поселок городского типа" вспоминались тамбовские волки в товарищах и медведи по улицам. Но гостиница там была. Правда, местные по привычке называли её Домом колхозника.
Я закинул вещи в "номер" и отправился по адресу, который дала Наташа.
Среди разнообразных одноэтажных домиков номер двадцать два был самым непрезентабельным.
Его хозяйка копошилась в палисаднике. Я окликнул её
-- Здравствуйте, Нина Владимировна. Я по поводу вашего обращения в детективное агентство "ГПУ".
Женщина тихо ойкнула: "Серёжу нашли?.." -- прижав груди руки, испачканные в земле, и застыла, перегораживая проход.
-- Где мы можем спокойно поговорить?
Она подобралась и решительно распахнула дверь в дом:
-- Входите. -- и указав на потертый диван, -- Присаживайтесь. Мне нужно сполоснуть руки.
Больше всего это напоминало побег. Через несколько минут она вернулась, сжимая в руках носовой платок.
-- Я так понимаю, что мне тоже лучше присесть... Итак?..
-- Нина Владимировна, прошу прощения, что ввёл в заблуждение, но я не имею представления, о чём вы говорите.
Мне действительно было неловко, но отступать я не собирался.
-- Кто вы такой и что вам нужно? -- Она явно была напугана, но изо всех сил демонстрировала, что это не так.
-- Мне нужна ваша помощь. Мой брат занимался розыском кого-то из ваших родственников и тоже исчез.
Настороженность в глазах женщины сменилась растерянностью.
-- Николай пропал? Вы шутите? -- и снова подозрительно сощурившись, -- Вы точно его брат? Что-то вы непохожи...
Я вздохнул: что-то эта фраза в последнее время стала повторяться слишком часто.
Мы и раньше на матрёшек не походили, но за последние два года и вовсе стали диаметральными противоположностями.
Ник, (он терпеть не мог своё имя и для близких был Ником) невысокий, не толстый, а округлый, как брёвнышко: плечи, талия, бедра -- всё одного размера. Добавьте к этому бело-розовую кожу, пухлые щёки и губы, светлые брови, ресницы и кучеряшки на голове и вы получите представление о том, он как выглядел в моём возрасте: взрослый пупс или купидон большого размера. К своим тридцати Ник обзавелся животиком, залысинами и стал очень похож на Борю Моисеева, правда, без вульгарности последнего. Он был весь какой-то уютный.
Я же возвышался над братом на полторы головы, весь угловатый, мосластый, как говорила бабушка, скуластый, смуглый. Плюс глаза. Мало того, что они были темно-карими, а не голубыми, как у Ника, так и ещё и разрез у них был странным. У меня в школе даже прозвище было -- Скиф.
Такая вот забавную шутку сыграли с нами родительские гены. Но даже если бы и не были не родными, всё равно для меня Ник был бы самым близким человеком -- единственным, кому я оказался нужен после смерти родителей. Он был тем, кто полностью заботился обо мне, несмотря на то, что сам только-только стал совершеннолетним.
Вспомнилось, как день за днём Нику приходилось водить безмозглую куклу, какой я стал, узнав о смерти родителей, в туалет, кормить с ложечки, поить, укладывать спать. А ещё -- разрываться между учёбой и работой, на которую устроился, из-за постоянной нехватки денег. Ему предлагали сдать меня в интернат, но брат сцеплял зубы и выставлял советчиков за дверь.
Сердце сжалось в привычной боли вины. И самое страшное, что я был уверен, что ничего не изменилось за восемь лет: потеряв Ника, я мог слететь с катушек снова.
-- Вот. -- стараясь не сорваться и не накричать, спуская накопившееся напряжение, я протянул ей паспорт и фотографию, где мы с Ником стояли в обнимку. -- Вы прошли через это и понимаете, каково мне сейчас... Я написал заявление и милиция должна была начать поиск, но вы лучше меня знаете... Нина Владимировна, -- я уже умолял, -- не знаю как исчезновение брата связано с вашим делом, но это было последнее, что он расследовал.
Победимова зябко повела плечами, несмотря на летнюю жару.
-- Что вы хотите от меня?
-- Расскажите всё, с самого начала. Всё, что рассказывали Нику, и больше -- всё что делал и говорил он.
Монотонно, почти заучено она начала:
-- К моему мужу, Сергею, подошёл сосед и предложил поехать на заработки в Москву. Сказал, что их собралась целая бригада, только электрика хорошего не хватает (а Серёжа как раз электрик шестого разряда). И едут они не в чистое поле, а по запросу конкретной фирмы. Одноклассница бывшего мужа его свояченицы как раз в этой фирме наймом занимается, и всё будет как положено: оформление, общежитие, питание. Зарплату назвал фантастическую -- сорок тысяч. Серёженька и загорелся. Здесь ведь работы нет совсем. А мы впроголодь жили. Игореша у нас диабетик, инсулинозависимый. Толку, что по рецепту нам инсулин бесплатный положен: в аптеке его вечно не бывает. И Катюша школу заканчивала, она у нас умница, с золотой медалью... Не мог Серёжа по-другому... Мы кое-как денег наскребли на дорогу и на первое время. Уехали они. А через день вернулись. Все, кроме Серёжи. И всё. Больше мы о нём не слышали.
Она замолчала, уставившись в одну точку.
-- Нина Владимировна, вы что-то пропустили. Почему все вернулись? Что они говорили насчёт вашего мужа? Как?..
-- Да ничего особенного про Серёжу они и не говорили. Остался в Москве и всё. Нужно будет -- сам напишет, или позвонит. Но вот не написал. А позвонить... Мобильного ни у него, ни у нас, не было. Да и простого тоже. Договаривались, что Серёжа через жену одного из ребят новости передавать будет, может звонить ей когда... А как вернулись они все, так и... Что рассказывали? Ругались, последними словами. Обманули их, а кому о таком приятно рассказывать? Сама кое-как поняла в чём дело.
В неловкой тишине были слышны чисто деревенские звуки, долетавшие из окна: блеяние, кудахтанье, где-то гоготали гуси. Всё это вместе делало её рассказ нелепой выдумкой. Как бы мне хотелось, что бы это так и было!
-- Приехали они в Москву, на вокзале их встретила женщина. Отвезла к зданию той самой фирмы, собрала паспорта и деньги, по десять тысяч, и ушла оформлять. Там не то проходная, не то охранник сидел на входе. Они ждали-ждали... Полдня наверное, а потом зашли узнать. Охранник сказал, что, знать ничего не знает: он внутрь здания не пускает без записи, а по холлу кто угодно шататься может -- там кафетерий, магазинчики маленькие, даже туалеты есть. А ещё там был второй выход -- на другую улицу. Сквозным он был, этот вестибюль, кто хорошо знает -- пользуется, чтобы угол срезать.
Женщина сгорбилась и продолжила:
-- Паспорта они свои нашли -- в углу валялись. Посовещались между собой и решили домой вернуться. А Серёжа упрямый -- остался. Ему наверное и возвращаться не на что было, он даже те десять тысяч, что аферистка собирала, у ребят занял... -- Её вдруг прорвало. -- Вам не понять, что он чувствовал. Он же мужиком привык быть, кормильцем. Он за те три года, что мы тут живём, в глаза нам перестал смотреть -- стыдился. Мы ведь из Таджикистана приехали. В Ржаксу-то занесло случайно: знакомые наши знакомых дом продавали, а мы польстились. Нам бы сообразить, что за те деньги, что у нас были, хорошее жильё в приличном месте не купишь, но думать некогда было: мы просто бежали, спасая детей. Да и цен российских не знали, а жизнь в глубинке нам казалась раем. Приехали. Денег нет, работы нет, и никому мы тут не сдались. Да ещё гражданство... Мы его кое-как получили, а у него затянулось: свидетельство о рождении потерялось давным-давно, а на запросы Таджикистан не отвечал... Или нам так везло...
Она вскинула глаза и принялась горячечно убеждать, меня ли, себя, не знаю:
-- Серёжа не мог нас бросить и сбежать. Мы для него всё-всё значили. Он жил ради нас.
-- Почему вы о нём в прошедшем времени говорите? И откуда мысли о "сбежать"?
Я действительно был удивлён, мне казалось, что если взрослый мужчина хочет уйти из семьи, то он это делает, не подстраивая случайное исчезновение.
Победимова вздохнула и продолжила срывающимся от слёз голосом:
-- Следователь говорил. А потом слухи поползли, что кто-то видел Серёжу с чужой женщиной... Только я не верю. Но искала не поэтому. Пусть он к другой ушёл, пусть нас бросил, лишь бы здоров был. Жив...
Несколько минут стояла пауза, прерываемая тихими всхлипами: женщина всё-таки не выдержала.
-- Нина Владимировна, я понимаю, что вопрос очень личный... но откуда у вас деньги на частного детектива? Я ведь точно знаю, что услуги эти не дёшевы.
В ответ раздался истерический смешок:
-- Ирония судьбы. Через неделю после... Серёжи, мне пришло письмо, что умерла моя тётка. У неё квартира была в Урюпинске, барачного типа, но всё же... В своё время она отказалась нас приютить, шума боялась, а когда умерла, то несколько дней пролежала... В тишине... Пока соседи на запах не стали ругаться. Ну, и... "Смертные" она в тумбочке хранила, так что с похоронами проблем не возникло. Когда в вещах её рылись, чтобы обрядить, то нашли наш адрес, ну и кто-то сердобольный написал. В общем, через полгода я квартиру продала, а деньги разделила на три части: детям и себе. Про свои сразу решила. Самой мне Серёжу не найти было, да и детей я не могла надолго одних оставить -- сердце болело. В киоске газет московских накупила и там рекламу детективного агентства нашла. Надо мною насмехались, говорили, что меня обязательно обманут, выманят денежки и всё, но мне Коля понравился. Он и сюда приехал, и с ребятами теми разговаривал... А когда уезжал, сказал, что всё равно нас не бросит, хоть и надежды немного, но она есть. Хороший он человек.
-- А больше он ничего не говорил?
Она отрицательно покачала головой.
Я остро жалел, что никогда не задумывался над тем, как Ник информацию добывал. Нет, про "наружку" и всё такое, что связано с разными шпионскими штучками я у него выспрашивал, но как задавать людям правильные вопросы, так ни разу не поинтересовался.
-- Нина Владимировна, а как мне поговорить с теми, кто был в той группе?
-- С ними уже разговаривали. Милиция, Николай... Ну, попробуй, -- она пожала плечами и, порывшись в ящике стола, подала мне обрывок тетрадного листа, -- это адрес Петра. Они с Сергеем дружили. Он и про других расскажет: где, да как.
Поблагодарив её, я попрощался, отправившись по адресу. Мне не повезло: на стук никто не вышел.
Возвращаться в гостиницу не хотелось и я уселся на лавочку возле дома -- ждать. Часа через два к дому подошёл рыжий парень, постарше меня.
Заинтересованно окинул взглядом:
-- Меня ждёшь?
-- Если ты Пётр, то да.
Он коротко кивнул.
-- Виталий.
Мы обменялись рукопожатием. Я коротко объяснил причину своего визита и был изумлён азартным вскриком рыжего:
-- Ну я же говорил! Ма-а-а-фия! -- и поймав мой взгляд, виновато: -- Ты, Витёк, не серчай. Тут, видишь, какая песня, я детективу, ну, Коляну, говорил, чтобы он не связывался: Игнатыча они замочили, на органы там пустили или ещё куда, и его в бетон закатают.
В отличие от Победимовой Пётр провёл меня в дом с радостью. Сразу полез в холодильник и достал две, сразу запотевшие, бутылки "жигулёвского".
Он был болтливым, этот рыжик. И простодушным. Слушая его наивный лепет, я казался себе всезнающим взрослым, хотя он был почти ровесником Ника.
-- У вас там, в Москве, одно ворьё и мафия. А цены! За стакан кофе из пакетика двадцать рубликов! Охренеть! Мы за день по триста рублей с носа проели, а сами голодные, как собаки. Помыкались, да и пошли за билетами домой. Пока ехали, мужики нажрались в лохмоты с горя, и давай планы строить, как Белька на ленточки пустят. Проспались, успокоились, канеш. Да и потом узнали, что он не при делах был: его самого развели на бабки... Но, ты про Игнатыча хотел... -- его тон изменился, став спокойнее, -- Игнатыч не наш, не ржакский, но чел он серьёзный и не запойник какой-нибудь. Поэтому его наша бригада и взяла. Только он не разговорчивый и на скинуться тяжёлый. А когда нас эта баба кинула, он упёрся: "Никуда, говорит, не поеду пока деньжат не заработаю". Мужики с ним поспорили, да и бросили. А чо? Не маленький -- уговаривать. Мы на вокзале сутки парились, а он по Москве шатался. Уже перед самым нашим отъездом пришёл. Меня в сторонку отвёл, а там какой-то бандюган стоял, видать нас с ним дожидался. Блин, у него шея шире моей задницы, -- Пётр размахнулся, показывая охват бандитской шеи, -- а на ней цепок золотой как у шарика дворового толщиной. Игнатыч сказал, что его приняли на стройку, но ещё сварной нужен, хороший. Я честно зассал с мафией связываться, но рэкетирщик сам меня не взял: на документы глянул и сказал, что не подхожу. А я, между прочим, газоэлектросварщик, и даже по жестянке работаю...Но кто его знает, чего этим тюремщикам от нормальных людей нужно? Одно слово -- столичная мафия.
Меня начало злить такое отношение к москвичам.
-- Чего ты заладил: мафия, бандиты, рэкет?.. Ну, подошёл к тебе наниматель, ну не устроила его твоя квалификация и что, сразу уголовник?
От злости рыжий Петя стал малиновым, у него кажется даже волосы покраснели.
-- Ты меня не учи, я, чо, по-твоему, совсем тупой? У него на руке наколка была. Паук страшный, кривой весь. Вот здесь. -- Он обрисовал кружок, размером с пятирублёвую монету вокруг большого пальца.
-- Нарисовать можешь?
-- Паука? Могу, но не точно, столько времени прошло.
С трудом разыскав ручку, Петр прямо на этикетке от пива нацарапал нечто очень напоминающее... иероглиф!
Я расхвалил Петин художественный талант, и он пустился в долгие объяснения о том, как важна твердая рука и хорошая память для сварщика. Аккуратненько я перевёл стрелки на интересующую меня тему:
-- А женщина, что вас на работу должна была оформить, с этим бандитом знакома была?
Петр задумался.
-- Не, хотя хрен их знает? -- и уже уверенно: -- Нет, это точняк. Твой Колян звонил в Москву, вроде хозяину своему, про бабу эту сказал, что вычислил и в органы сообщить надобно. Что ему там отвечали не слышно было, но про бандита сказал, что отдельный разговор и подключить кого-то просил... Может и ещё звонил, но уже не при мне.
У меня сердце ёкнуло:
-- Стой, давай по порядку. Сначала про женщину...
-- А чо про неё? Твой брательник тут всех перетряс, такой дотошный, куда тебе. Белёк аж бегать от него начал, но Колян -- душу из него вынул. А потом нотбук достал и по нему полазил и нашёл эту бабу. Никакая она не одноклассница бельковского зятя, или кто он там. Она подделывает фамилию, имя и знакомится в этих, как их?.. В "Одноклассниках", во. Расспрашивает там про всех, а потом кому с квартирой "помогает", кому с "работой"... Но я половину не понял, что Колян объяснял. Я вообще по компьютеру ничего не секу. Услышал, что её поймают обязательно и успокоился. Что деньги вернут -- не верится, но хоть не так обидно.
Я напрягся. Всё это как-то не вязалось со словами Уланского, что Ник дело провалил. Он реально шёл по следу и тот был в курсе. Но информации слишком много и слишком мало одновременно.
-- А чего это Ник тебе всё выкладывал? Он не из тех, кто языком треплет про работу.
Рыжий обиделся.
-- Он и не рассказывал ничего, кроме аферистки. Я сам слышал. Он же у меня остановился, в Доме колхозника не захотел, а я чо? И деньги не лишние.
-- Извини, просто я знаю брата. Потому и не поверил... А дальше?
-- Дальше -- ничего. Сказал, что здесь он всё выяснил, собрался и уехал.
Петр видимо оскорбился -- его словоохотливость пропала.
Напоследок я взял у него адреса остальных, поблагодарил и отчалил.
-- И тебе не хворать. -- буркнули мне в спину.
Моя подозрительность обижала людей, но ведь кто-то из них всё же причастен к исчезновению. Или я себя накручиваю?
В номере было невыносимо душно, несмотря на открытые настежь окна. А ещё я никак не мог избавиться от роя мыслей, вертящихся в голове -- всё пытался рассуждать как Ник, взявшийся за розыск. Не получалось.
Утром я умылся водой из графина, поморщившись от её запаха. Гостиничный сервис не предусматривал наличие не только туалета, но даже водопровода в помещении. Посмотрел на залитый пол, поморщился и оставил его высыхать. При такой жаре это недолго.
Весь день я промотался разыскивая и разговаривая с каждым из гастробайтеров-неудачников. На мои вопросы они отвечали неохотно, но, тем не менее, отвечали, а могли и послать. Из разных кусочков складывалась та же картинка, что нарисовал Пётр.
Впрочем, больше, чем своим впечатлениям я доверял мнению Ника, а он считал, что члены горе-бригалы ни при чём, раз решил вернуться.
Опять же, если верить рыжему, то Ник звонил ГэПэ и просил помощи по "пауконосцу". Следовательно, версии, что Сергея Победимова убил кто-то из них, скажем, выкинув из поезда, а моего брата, слишком близко подобравшегося к разгадке, прикопал в местном лесочке, можно спокойно отмести.
И уж если Ник позволил Победимовой верить в то, что её муж жив, значит он досконально прошерстил базы по всем неопознанным, всем беспамятным, коматозным и Сергея среди них не нашёл.
Поскольку больше в Ржаксе делать было нечего, -- не бегать же по улицам с фотографией, спрашивая у прохожих видели ли они этого человека? -- я собрал вещи и поехал на вокзал.
В кассе я решил узнать, не покупал ли мой брат билет, но нарвавшись на неприкрытое хамство, отступил. Да и что бы мне это дало?
Стук колёс и пробегающие за окном телеграфные столбы угнетали: я возвращался ни с чем. Поэтому за возможность утихомирить разбушевавшегося пьянчугу, досаждавшего молоденьким проводницам, ухватился с радостью -- это позволило не думать о собственном бессилии.
В благодарность проводницы поили меня чаем с клубничным вареньем в своём купе и напропалую флиртовали. Я честно признался девчонкам, что обижать их не хочу -- они замечательные, но настроение у меня не то, и вообще... И сам не заметил, как- нечаянно выложил им всю подноготную моей поездки:
-- ... я даже не смог узнать уехал ли он из этой Ржаксы, а если да, то доехал ли до Москвы?.. А дальше? Куда он мог деться дальше?
Проводницы выслушали с сочувствием, покивали, поахали: "вот так живёшь-живёшь и не знаешь, что завтра..."
И я в который раз потянулся за нашей фотографией. Зачем? А зачем люди вообще показывают фото любимых людей? Разделить чувство, наверное.
-- Ой, а я его помню! Просто в жизни бы не догадалась, что он твой брат... -- Одна из девушек, Светлана, с удивлением разглядывала улыбающегося Ника. -- Ты не узнаешь, это без тебя было, -- обратилась она к напарнице, -- я тогда с той бригадой в рейсе была -- Стрельцову подменяла. Я его запомнила потому, что у него билет до Москвы был, а он в Узуново сошёл. Так торопился, что постель не сдал. Мой вагон в голове поезда, и когда отмашку давала, видела как он в машину садился, черную. Вроде джипа, но горбатая такая, из двух половинок.
Меня обдало жаром: я не только понял какую машину описывает Света, но и знал чья она. В последний раз этот джип я видел у здания "ГПУ" -- новенький черный Мицубиси Л200, гордость Уланского.
"Он мне соврал". Честное слово, у меня просто руки задрожали от желания немедленно схватить ГэПэ и вытряхнуть из него всю правду, вместе с его мерзкой душонкой.
Наверное в этот момент я выглядел отвратительно потому, что девчонки испуганно засуетились, затормошили меня, заглядывая в глаза. Успокоив их, как мог, я пожелал спокойной ночи, и убрёл в сое купе.
Лежа на верхней полке я уставился в тускло светящуюся лампу, пытался понять, связать разрозненные фрагменты. От напряжения разболелась голова, но я продолжал себя мучить. Какой-то обрывок, какая-то неоформившаяся мысль скользила на периферии сознания, но я никак не мог её ухватить.
В конце концов я провалился в тяжёлую дремоту. Обрывки фраз, лица, голоса мелькали как в калейдоскопе.
Проснулся я от яркого света, бьющего в глаза и сильного шума. Невыспавшиеся пассажиры, рвущиеся в туалет до начала санитарной зоны, раздраженно хлопали дверями и переругивались.
Страшно болела голова, а ещё всё казалось, что во сне я нашел разгадку, но проснувшись её забыл, и это заставляло злиться на себя и на окружающий мир. Нужно было что-то делать, но что? Всё на что меня хватило -- записать Светкины данные. Я предупредил, что её могут вызвать в качестве свидетеля. Она грустно кивнула, но попросила: "Позвони, когда всё закончится... Просто так". Пряча клочок с рядом цифр в карман, я чувствовал себя манипулятором. Чувство было мерзким.
В таком настроении я приехал домой, и меня оглушила враждебная тишина пустующей квартиры.
Некоторое время я двигался совершенно механически: полежал, посидел, поковырялся в холодильнике и, соорудив омлет, поел. Но всё это в каком-то замороженном оцепенении.
И только нечаянно ткнув вилкой не в тарелку, а в стол, с ужасом встряхнулся: так нельзя! Брата, который справлялся с любой бедой, со мной не было. Напротив, если я опущу руки, сгинем мы оба.
Порывшись в карманах я нашёл визитку и, не задумываясь, набрал номер Олега Ивановича. На звонок никто не ответил.
Ну, что же, придётся действовать самостоятельно.
Итак, у меня по списку две "галочки": тату и телефонный звонок Уланскому. Здраво рассуждая, нужно было начинать с последнего, но я боялся, что в теперешнем моём состоянии разговора у нас не получится, только мордобой. А учитывая разницу в комплекции, всё закончится больницей для него и судом для меня.
И я, Пинкертон доморощенный, отправился на поиски "бандита с наколкой". Начал я с того, что спустился в метро переписал все адреса тату-салонов из телефонного справочника. Их было много. Очень много! Но оказалось, что проблема совсем не в их количестве, а в том, что в любом из них делали татушки по эскизу клиента. И это не принимая во внимание армию самопальных "асов", "трудившихся" на дому.
А я то насмотревшись детективных сериалов считал, что любой мастер узнает свою работу или укажет на "почерк" конкурента. И в то, что они помнят каждого клиента, тоже верил. Мне посмеялись в лицо, пояснив, что постоянных или особенных, с которыми что-то связано, помнят, но их единицы в огромном потоке желающих украсить своё тело. Модно.
Единственное, что было хорошего в моих поисках -- сам процесс. Бездействие свело бы меня с ума. Это я понял, промаявшись всю ночь без сна.
Кое-как дождавшись начала рабочего дня, я снова набрал номер майора. Он ответил сразу и, к моему удивлению, сразу понял, с кем разговаривает.
-- Новости есть, говоришь? Что же, сейчас у нас планёрка, а в десять жду тебя в своём кабинете. Пропуск у дежурного будет выписан.
Олег Иванович встретил меня крепким рукопожатием и цепким взглядом, под котором я поёжился. Но он тут же его притушил, а мой подробный отчёт слушал вообще очень рассеяно. Меня это уже не напрягало: я знал, что ленивое равнодушие к собеседнику -- маска, видимость. На самом же деле ни одна подробность моего рассказа от него не ускользнула.
Закончив, я выжидательно посмотрел на него и Олег Иванович меня не подвёл:
-- Сначала запомни: всё, что я тебе скажу, не должно выйти из этого кабинета. Причины объяснять не буду. Значит так. К непосредственному начальнику твоего брата следователь приходил. Тот от всего отказался и все бумаги, предоставил. Там всё чисто: дело закрыли, по истечении срока договора. Заказчик не опротестовал. Твой брат оставил заявление на отпуск, с последующим увольнением. Заявление было написано до его расследования по последнему клиентскому договору, и Уланский пояснил, что в качестве причин Маслов якобы озвучил личные проблемы. Уланский очень сильно распинался, что сожалеет о том, что ушёл такой работник, но задерживать его он не имел права. Оснований не верить Уланскому нет: сам он на хорошем счету -- активно сотрудничает, его ребятки не один наш "висяк" сняли. Только Вася Каплун, он дело Маслова ведёт, засомневался: "Чую, мутит этот ГПУ". А я привык доверять своим кадрам... Так что раскручивать будем. И новые зацепки -- это хорошо. Молодец, оперативно и грамотно сработал. Контакт с девчонкой-проводницей оставь, а сам на время прижухни. Что будет -- сообщу. Жди.
"Жди". Ждать я не мог, но объяснять почему, не собирался. В голове звенело, глаза слезились (сказывался недосып), но я был настроен решительно: "Сейчас маленько посплю, а потом... Потом снова искать Ника".
Кое-как добравшись до дома, я не раздеваясь свалился на кровать и вырубился.
Разбудил меня звонок. Спросонья я не сообразил, что звонит телефон и пошёл открывать дверь. Хорошо, что телефон звонил, не умолкая.
-- Алло?
-- Спишь, Виталий? Так вся жизнь пройдёт мимо. -- Игривый тон помешал мне сразу распознать обладателя голоса. -- С тебя магарыч не хилый -- нашёлся твой пропавший.
Сон рукой сняло.
-- Олег Иванович!!! Где он?! -- я так растерялся, что не мог сказать ничего вразумительного.
-- В шестьдесят седьмой городской, но ты туда не лети. К нему пока не пускают. -- Я сполз по стене. -- Да не падай ты там. Жить будет. Отлежится, подкормится, и станет как новенький. Сегодня ещё он в реанимации, а уже послезавтра в обычную переведут. Так, что все выходные можешь у него в палате провести, там не строго с посещениями.
-- Сегодня, что четверг? -- тупо переспросил я, потирая лоб, и пытаясь собраться с мыслями.
-- Ну да, ты чего, заспался? -- он хохотнул.
-- Немного. -- ничего себе немного, я проспал двое суток!
-- Я чего звоню. Спасибо сказать. -- Благодарностью это не звучало, скорее констатацией обыденного факта.
-- С твоей подачи Уланского в разработку мы взяли конкретно. Пробили связи, контакты. Запросили у оператора связи распечатку разговоров за месяц. Последний входящий с номера твоего брата зарегистрирован семнадцатого, а Уланский давал показания, что после пятнадцатого они не виделись и не разговаривали. Василий его вызвал. Я присутствовал на допросе. Уланский оказывается про звонок "забыл", а сейчас "вспомнил" и материалы на Струмилину передал. Ту, что бригаду строителей на бабки кинула. Вроде звонил ему Маслов по этому поводу. Ну, может звонок по ней и был, только чего он столько ждал, чтобы сообщить? Уланский закон не хуже меня знал, калач тёртый. Выходит инфу он не просто так слил, что-то ему нужно было. Побеседовал я с ним, Струмилина лишь предлогом была -- дело по чужому району пройдёт, Уланскому это было отлично известно -- он нас прощупывал. Как это ясно стало, мы за него и взялись, как следует. Раскололи. -- голос майора лучился самодовольством, но о методе "раскалывания" он распространяться не стал. -- Твой Николай сам Уланскому идею подбросил, как от него избавиться.