Продавец идей

Писатель был полноват и невысок. Сидя в кресле против меня, он нервно теребил бумажку с моим адресом. На его бескровном лице, точно вылепленном из засахаренного меда, выделялись внимательные глаза.

- Значит, вам нужна всего ночь, - тонким голосом проговорил он. - Слушайте, Глеб, а как я с вами рассчитаюсь? Вы же не можете взять предоплату.

- Все просто, - я скупо улыбнулся. - Вы приходите завтра. Показываете наличку - пятьдесят штук. Пересчитав деньги, я излагаю идею. Вы осознаете ее гениальность. Я забираю бабки, вы уходите.

- Хорошо-хорошо. Я сейчас пойду в банк, возьму кредит. А что если, - лицо писателя слегка покраснело, - если мне покажется, что идея уже где-то была или...

- Только никаких отговорок, - я предупредительно поднял руку, - типа, вам не понравилось и все такое. Я подаю исключительно свежие идеи, притом, высочайшего качества. С момента, как вы ее услышали, деньги автоматически становятся моими.

Вскоре он ушел просветлевший. У него появилась надежда. После пяти лет безмолвия. "А хотелось бы написать нечто, - говорил он недавно, закатывая глаза, - бестселлер, который перевернет мир. Ну, вроде "Кода да Винчи", читали? Или на худой конец - "Метро 2033".

Конечно, я читал. А если и не читал, то слышал.

Что ж, у тебя появилась работенка, сказал я себе, проводив писателя, и включил телевизор. Днем я люблю лежать на диване, тупо глядя на мелькающий экран. Так я расслабляюсь накануне сеанса.

"Само по себе наличие гениальной идеи вам не поможет, - скептически предупредил я писаку в начале беседы. - Нужно еще достойное воплощение". "О, поверьте, тут я не подкачаю! - его глаза заблестели. - Сколько тонн словесной руды перемесил! Мой язык отточен как карандаш. Стиль отработан до набоковского совершенства. Вот только фантазии не хватает. Ни черта в голову не лезет, кроме банальностей".

Повалявшись у телевизора, я сходил в ресторан. Он в цоколе соседнего дома. После вегетарианского ужина я отправился на прогулку. Это тоже часть подготовки к сеансу.

Вернулся я, когда стемнело и приступил к делу. Собственно, сеансом я называю процесс осознанного сновидения. Это тайная духовная практика, которую я разработал сам. Я давно занимаюсь "всякой эзотерикой", как говорила бросившая меня подруга. Однажды, самостоятельно доработав упражнение из книг Кастанеды, и смешав его с практикой некоего китайского монаха, я получил невероятный эффект.

Итак, я залезаю в гамак, подвешенный вместо люстры, и нажимаю кнопку на пульте привода. Тихо жужжащий электродвигатель с редуктором и шатуном скрыт в механизме крепления гамака. Меня раскачивает всю ночь с одной частотой метронома. Погружаясь, я проделываю кое-какие мысленные операции, которые держу в секрете. Затем я медленно парю вверх. Вверх. Вверх.

Должен заметить, все, что происходит потом - лишь форма, в которую мой мозг облекает путешествие по информационному полю. По этому полю еще "не ходил" ни один человек. Разве что Тесла умел проникать сюда. Это поле я называю глобальным разумом.

Каждый раз мой мозг выстраивает его в виде этакой имперской структуры. Каждый раз империя выглядит по-новому, но сохраняются общие черты, например, бюрократические ведомства.

В этот раз меня встречают на пограничном блок-посту, около голубоватого домика с белым шлагбаумом, два типа в зеленой форме без погон.

- Глеб? Опять ты? Доступ неограничен? - улыбается первый, с черными ямочками вместо глаз.

- А вот фигу! - обиженно возмущается второй, тоже без глаз. - Нынче у тебя последний визит, больше ты не сможешь прийти.

- Это почему? - холодно спрашиваю я.

- Не знаю, - второй пожимает плечами, - так взболтнул глашатай Верховного.

- В таком случае, хотелось бы мне попасть на аудиенцию к Верховному, - замечаю я.

- Это исключено, - первый снова улыбается. - Тебе в какое ведомство?

- Мировой литературы.

Они исчезают, а я уже еду в странном поезде. Пустой вагон с серыми членистыми стенками, как тельце гусеницы, и круглыми черными иллюминаторами, в которых редко мелькают лампочки. Через мгновение мощный гудок и остановка.

ВЕДОМСТВО МИРОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Эти буквы летают в воздухе, перемешиваясь в немыслимое "ЛИТМЫТОВСТВО". Едва я выхожу, как вагон пропадает, и через мгновение я уже сижу в тесном кабинете. Круглолицый бюрократ из булгаковских, с плешью на макушке, ведет какой-то реестр, макая в чернильницу пером.

- Первый раз вы к нам пожаловали, - протягивает он, не отрываясь. И старательно высовывает язычок, выводя очередное слово.

- Да, нужда привела. Писателей у меня еще не было.

- Чего, простите? - он поднимает глаза в пенсне.

- Да это я так.

- Не хорошо, Глеб. Редкий гений годами ищет, а вы с черного хода.

Верно, думаю я во сне, озарение таланта после долгих поисков мне понять не дано. Оно сродни оргазму. Одаренные изредка (или часто) выхватывают идеи, словно с неба. А я захожу сюда, как бы на небо, с черного хода, и просто беру первую приглянувшуюся.

- Я же не для себя, - оправдываюсь перед бюрократом. - Человек тоже пять лет искал. А вы ему не дали. Разве это справедливо? Почему именно "Парфюмер" для Зюскинда, почему "Солярис" для Лема? Почему не для Пети Иванова или Васи Пупкина?

Плешивый как-то странно смотрит на меня, затем вздыхает и, снимая пенсне, говорит:

- Ладно, идем.

Мы движемся по не яркому белому коридору.

- Кстати, я слышал, Верховный узнал о ваших похождениях. И теперь вам кирдык! - бюрократ на ходу хихикает в кулачок.

- Опять? От кого?

- От глашатая.

- А как попасть хотя бы к глашатаю?

- Если ты полезешь снова, он сам тебя найдет. Но будет уже поздно, - загадочно говорит чиновник. - Запомни, ты здесь последний раз.

- Как бы не так, - бурчу я под нос.

- Прошу, - его рука указывает на приоткрытую дверь.

Мы проходим в большой полумрачный зал. Здесь на уровне головы парят радужные шарики. Их много, но можно пересчитать.

- Вот все, что осталось, - плешивый разводит руками, глядя на меня.

- Я возьму вот эту, - беру самый красивый шар.

Он вяло кивает.

- Учти, больше не приходи.

* * *

Когда на рассвете я пришел в себя, отключил пульт и слез с гамака... Осознав полученную идею (будто вытащив кота из мешка), я рассмеялся. Она открылась мне со всех сторон, заиграла бликами на гранях. Такая простая и невероятная! Странно, что до сих пор никто не написал об этом!

Обиженный музой заявился через полчаса. Не вытерпел.

- Ну что, придумали?

- Конечно, - я натурально потер руки. - А деньги? Вы принесли?

Он выложил стопку новеньких купюр. Я пересчитал, пристроил на стол.

- Хорошо, слушайте.

Я начал излагать суть.

По мере того, как я говорил, глаза на его оплывшем лице оживали и округлялись.

- Черт! Блин! Это же просто бомба! Лукьяненко и не снилось!

- Да, это фантастично, - кивал я, мило улыбаясь, - но требует трепетного к себе отношения.

- Я смогу! О, я такое из нее вылеплю! - и он убежал.

Я же почувствовал, что у меня на душе неприятный осадок. Ну да, конечно! Глашатай Верховного сказал... Последний раз... Но почему? И что они мне сделают? На что способен Верховный? И кто он вообще? Есть над чем подумать.

В течение дня я перебрал много мыслей. Но так и не найдя ответы, решил, что мне конечно же нужно пренебречь их угрозами и снова заявиться к ним. Хотя бы для встречи с глашатаем. Тут, как нельзя кстати, подвернулся композитор.

Он позвонил вечером и сразу подъехал. Невысокий блондинистый тип с длинными и волнистыми, как китайская лапша, волосами и острым носом. Классический а-ля Укупник-Корнелюк. В его больших глазах читалась печаль.

- Я к вам по рекомендации, - заявил он упавшим голосом. - Видите ли, один мой знакомый уже был у вас. Я пишу музыку, для эстрады, для кинофильмов. И представьте, целый год не могу родить ни одной настоящей мелодии.

"Все ясно, - подумал я. - С этого типчика можно взять побольше. В музыкальном ведомстве еще немало свежих мелодий, которые никому не приходили в голову".

* * *

Итак, я вновь отправляюсь в таинственную страну. Меня встречают два шута около рыжеватого шатра. У них на головах забавные помпончики, шуты прыгают, ходят на руках, и помпончики чудно болтаются. Наконец, из шатра выходит человек в снежно-белой тоге.

- Зачем ты явился? - грубым голосом говорит он. - Ведь тебе ясно намекнули.

- Во-первых, ничего не ясно, - отвечаю я, разглядывая его, у него несимметричное лицо с черными глазами без выражения. - А во-вторых, с кем имею дело? Не ты ли тот самый глашатай Верховного?

- Да, я глашатай. Тебе намекнули, что больше приходить нельзя. Но ты нагло наплевал на предупреждения и снова нанес визит.

Мы идем вперед вдоль тихой широкой реки по пологому берегу.

- А почему мне нельзя? - резонно интересуюсь я.

- Да разве ты еще не понял? Всему есть предел. Ты уже слишком много взял у нас!

- Это решил Верховный? Кто есть Верховный?

- А ты не догадываешься?

- Догадываюсь. И что теперь будет? - смело улыбаюсь я.

- Ты немедленно покинешь нас.

- А если я не уйду? Вы не сможете меня заставить.

- О, ты преувеличиваешь свои возможности! - глашатай насмешливо косится на меня.

- Вот это мы еще посмотрим! - выкрикиваю я и тут же делаю фантастический прыжок внутри сновидения.

Это вершина моей практики. До сего момента только один раз мне удалось прыгнуть на другой уровень империи. Тогда я пытался избавиться от назойливого стража, почему-то не пускавшего меня на корабль к островам идей рекламных роликов. И я успешно избавился - оказался на островах без всякого корабля.

И вот передо мной высоченная стеклянная башня. Стекло непрозрачное, без бликов. Входа нет, но перед глазами на стене висит нечто, похожее на электронную карту. На карте мигают кругляшки с подписями: "Ведомство высшей математики", "Ведомство квантовой физики", и так далее. От них отходят стрелки к мерцающим звездочкам: "Подведомство - теория множеств", "Подведомство - математическая статистика", и еще много других. В самом низу карты громоздятся точечки с надписями: "Колония бизнес-идей", "Провинция шахматных дебютов", и тому подобное.

Я тяну палец к кругляшу с названием "Ведомство музыки". Но тут же качаю головой. А стоит ли? Вдруг и вправду последний раз!

Рука ложится на другую кнопку. Спустя миг меня уносит на дельтаплане сквозь серые облака. Я долго парю в небе, а подо мной низвергаются молнии.

Наконец, я в кабинете очередного чиновника. Он стоит на возвышении, опираясь на бюро, сам весь в черном.

- Я знал, что ты придешь сюда и ждал тебя, - басовито говорит он. - Потому что ты пошел против моей воли.

- Странно... Ты и есть Верховный?

- А что ты ожидал увидеть? Огромную голову в облаках? - он зычно смеется.

Я смиренно жду, когда он успокоится.

- Ты совершил невозможное, - наконец, говорит он. - Поэтому я удостоил тебя своим вниманием. Я отдам тебе эту идею. Но за нее ты получишь смертельную болезнь. Еще не поздно вернуться ни с чем и остаться здоровым. Но времени на раздумья у тебя нет. Решайся!

- Беру ее, - тихо отвечаю я.

* * *

В то утро я извинился перед музыкантом, сославшись на иссякнувший источник. Волосатый композитор весьма расстроился. Плюнул мне в лицо и ушел. Я же только рассмеялся.

Прошло три месяца. И я ни разу не погрузился в сеанс.

Да и зачем? Теперь у меня есть самое главное.

Я достиг совершенства в тайных психопрактиках, но так и не решил, куда девать легкодоступные идеи. Они напоминали золотые слитки, валяющиеся тут и там. Приходя в себя по утрам, я осознавал их и обалдевал от их гениальности. Наслаждался их красотой. Но сам применить их не мог. И от безысходности я стал их продавать.

Впрочем, я изначально знал, что когда-нибудь возьму самую главную - идею мироздания. Которая объясняет исключительно все. Я просто ждал подходящего момента. И он наступил. Нет, точнее, я долго не решался, откладывал на потом, боялся перейти Рубикон. И вот сама судьба привела меня к такому концу.

Теперь я быстро угасаю от рака. Лучевая терапия не помогает. Мои дни сочтены. Но я так счастлив, как никто другой. Еще бы! Один из семи миллиардов я знаю. Только один. Только ради этого и стоило жить.

Впрочем, смерть для меня уже не является смертью в обычном понимании данного слова. А телесную боль я почти не чувствую, благодаря восточным медитациям, в которые я постоянно погружаюсь.

Я даже не сожалею о том, что не с кем поделиться моим знанием. Поскольку оно убьет простого смертного. Или укажет ему путь в психушку. Мне вообще чужды теперь сожаления и сомнения.

Я пребываю в полном спокойствии.