Похоже, в этом мире дахардяги являлись самым распространенным видом транспорта. Лошади здесь, наверное, тоже имелись но, видимо, использовались исключительно в декоративных или спортивных целях. По крайней мере, даже на ярмарке я ни одной телеги запряженной лошадью не видел. А уж автомобилями здесь, слава богу, и не пахло. Горьковатый осенний воздух был чист и прозрачен, словно в предгорьях Алтая, прямо на обочинах дорог можно было собирать грибы, не опасаясь после их употребления в пищу, обнаружить в своем организме залежи тяжелых элементов или пестицидов, совершенно неполезных для здоровья.
Да и дорог-то здесь, как таковых не было. Вместо привычных глазу асфальтовых или бетонных лент, напрочь изъязвленных российской непогодой, вместо вдрызг разъезженных двухколейных проселков, здесь были только полосы примятой воздушными подушками травы, да неширокие протоптанные людьми тропинки.
Наша компания отправилась в Растюпинск с небольшим кортежем из четырех дахардяг. В головной, четырехместной, дахардяге-лимузине разместились мы с Савкиным. Кори все еще не отошла после вчерашнего и предпочла моему обществу компанию собрата-ковариаципа, то есть пернатого виртуаля-добермана Фарта. Третья дахардяга была грузовой и везла закупленные Савкиным на Столбуновской ярмарке товары. В лавке за старшую осталась секретарша Софочка, которая, как выяснилось, отличалась не только эксклюзивными ногами, но и исключительными способностями к торговле. У Софочки был диплом Растюпинского магико-торгового колледжа и степень бакалавра. Вот уж никогда не подумал бы!
Четвертой, боевой дахардягой - оказывается, здесь водились и такие - управлял наш знакомец Гуцул-Чингачгук. На поворотной рабочей платформе бронированного самохода было установлено нечто вроде модифицированной мортиры, имеющей возможность наведения по углу места. Таким образом, вращением платформы по азимуту и наведением ствола в вертикальной плоскости обеспечивался обстрел практически всей верхней полусферы. На конце тонкостенного крупнокалиберного ствола красовался старомодный зенитный прицел, похожий на стальную паутину или древнюю подставку для сковородок. В целом установка здорово смахивала на цирковую пушку для аттракциона человек-снаряд. Поразмыслив немного, я сообразил, что сие грозное орудие служит для запуска боевых петухов, и что подобное же устройство, скорее всего, использовалось при отражении вероятностной атаки разъяренного Дракона-Ковариаципа на Столбуновскую ярмарку. Подтверждая мою догадку, четверо боевых петухов ровной рысью бежали по сторонам кортежа. Легкость, с которой они держались наравне со скоростными дахардягами кортежа, поражала.
Со стороны мы выглядели, наверное, весьма внушительно.
- Слушай, Васильич, - спросил я, - неужели дорога до Растюпинска требует таких предосторожностей? Вокруг вроде бы все тихо и мирно, да и на ярмарке в Столбунах я ни одной подозрительной личности не заметил. Даже наперсточников и бомжей не видал. Нищих, и тех нет. Я уж подумал, что попал в мир без криминальных проблем, а тут - такая охрана.
Савкин немного помолчал, а потом ответил:
- Так-то оно так, Прокопич. Если конечно позабыть про беглых дахардяг, которые так и норовят заполучить твою человеческую сущность для запрещенных забав, а транспорт разобрать на запчасти для собственного употребления. Или захватить в плен, а потом выкуп потребовать. Так выкуп - это еще ничего, это можно считать, повезло.... Ну, иххи речные по берегам, те просто жрать хотят. Опять же, дикие Зги по ночам, мелкие виртуали-злыдни.... Ну и, конечно, Слепой Снайпер. Он ведь от заказов не отказывается, ему только цель укажи, а уж выстрелит он сам, в этом смысл его существования. Так что, охрана у нас недаром зерно клюет. Тем более что дорога на Растюпинск - не простая дорога, так же, как и сам город - не просто город.
Наша дахардяга бодро скользила по желто-зеленой осенней равнине, держась в полуметре над пожухлой травой. Тихонько посвистывали рулевые сопла, на спидометре было около ста километров в час, но скорость почти не ощущалась, настолько плавно мы двигались.
- Николай, а у тебя дахардяга, чьей сущностью управляется? - я решил немного польстить хозяину каравана, а заодно и продемонстрировать свою техническую грамотность. - Наверное, такой мастер как ты ездит только на юбермехах?
К моему удивлению народный умелец нахмурился.
- Я не держу рабов, уважаемый коллега, - с искренней обидой сказал он. - У моих дахардяг мощный искусственный интеллект, процессоры с пересекающейся параллельной архитектурой на базе поверхностей Лобачевского-Римана, гравитационные экраны вместо древних воздушных подушек, широкополосные синтезаторы речи. Мои дахардяги настоящие механизмы, а не железные ублюдки с человеческими сущностями. И запомни, даже у самого простого механизма есть чувство собственного достоинства, поэтому мои дахардяги слуги - но не рабы. И меня удивляет, как ты, специалист по технической кибернетике, мог такое обо мне подумать?
- А с чего ты взял, что я занимался именно технической кибернетикой? - удивился я. - Я, вроде бы ничего такого не говорил.
- Да у тебя критерий Найквиста-Гурвица на лбу написан, - засмеялся народный умелец. - Кроме того, как говориться, рыбак рыбака.... А вообще, Прокопьич, расскажи-ка немного о себе. Должен же я знать, кому помогаю.
- Ну..., - замялся я, - в общем-то, мне нечего особенно рассказывать.
- Удивительное дело, - заметил Савкин, - те, кому есть, что рассказать, как правило, помалкивают в тряпочку, зато те, кто на самом деле ничего собой не представляют, заливаются, как лягушки в брачный сезон. Не замечал?
- Замечал, - ответил я. - Только рассказывать-то все равно нечего. Обычная судьба способного инженера-оборонщика, не рекомендованного компетентными органами на руководящие должности. То есть - ведущий-везущий, а дальше - стоп. Дальше уже должности административные, работа с подчиненными и начальством, то есть, смазка между хлебом и колбасой. Видимо, меня сочли недостаточно пластичным, чтобы стать смазкой.
- А с чего это тебя компетентные органы так невзлюбили? - полюбопытствовал мой спутник.
- Песни сочинял, - мне было неловко, словно сочинять песни и впрямь постыдное дело. - В молодости.
- А чего бросил? Плохие что ли песни получались?
- Всякие, - неопределенно ответил я. - Но и хорошие тоже.
- И стихи, небось, писал? - проницательно не то спросил, не то констатировал мой собеседник.
- Был грех, - вздохнул я. - К сожалению, сочинение песен, а равно с ними и стихов военным инженером, рассматривается как признак легкомыслия и неблагонадежности, если, конечно это не песни и стихи к юбилеям начальства и сослуживцев.
- Прочти что-нибудь, - задушевно попросил Савкин. - Давненько я стихов не слышал, все больше стишата, да рифмованное ёрничанье. Весь Интернет ими забит.
Терпеть не могу читать собственные стихи, но искушение было велико, и я решился.
Снег сек пространство. Бил вслепую.
Кристаллом воздух. Не вдохнуть.
И отвердев, шкалу, как пуля
Пробила в градуснике ртуть.
Не ведал город, петь ли, спать ли...
И что прохожему дарить,
С трудом сквозь сито снегопада
Цедил густые фонари.
Метели белая хвороба,
Под ветром острых кромок звон
Свежезаточенных сугробов.
Двенадцать било. Никого.
Я шел... Не это ли начало
Историй, былей, небылиц,
Чудесных встреч, знакомых лиц
И дружеских бесед за чаркой...
Так я о чем? Зима светлела,
Метель в сугробы прилегла
Собакой тихою и белой...
Двенадцать било. Ночь плыла
Чуть-чуть кружась и в полный рост,
Сомнамбулой в беззвучном вальсе,
Скользя, рискуя, забываясь
И очертив себя до звезд.
Так вот, смешались города,
И время, вроде бы иное,
Я растерялся. И тогда
Возник подъезд передо мною.
Два зверя рядом. Во плоти,
Но знал я - слеплены словами.
"Войди, мой брат!" - промолвил Тигр,
"Войди, мой брат!" - промолвил Агнец...
- Стоп! - сказал народный умелец. - Похоже, я понял, почему у тебя так запросто увели Амулет Реальности. Ты латентный Бард, а может быть, даже непроявившийся Виртуаль. То есть, скрытый. Поэтому у тебя, как говорится, душа нараспашку, да и сам ты то и дело соскальзываешь в иные реальности. Налицо слабое сцепление с окружающей действительностью. Вот этим-то Высший Злыдень и воспользовался.
- Погоди, Амулет же в крови, как же он его оттуда достал? Даже если этот Злыдень по-совместительству работает вампиром. Тем более, что меня, между прочим, никто не кусал. И вообще, я в вампиров не верю.
- Дело хозяйское, - философски заметил Савкин, закурил длинную коричневую сигариллу и протянул мне серебряный портсигар. Угощайся, дескать.
Похоже, насчет вампиров я несколько погорячился. Может быть, они в этом мире табунами бродят, или стаями летают, как перелетные птицы, кто их знает? Перелетные вампиры, весной - на север, осенью на юг. Я даже голову задрал, - а вдруг стаю увижу, летят себе клином и курлычут, кровушки хотят. Потом сообразил, что если уж существуют перелетные вампиры, то летят они по ночам, а днем отсиживаются в каком-нибудь могильном тенечке. Взяв предложенную сигариллу, я удовольствием закурил. Честное слово, это был правильный табак!
- В крови-то в крови, - продолжал мой спутник, с удовольствием пыхая медовым дымком. - Да только Высшему Злыдню перетряхнуть твою кровеносную систему раз плюнуть. Водку с кем-нибудь на вокзале пил?
- Пил, - признался я. - Какой-то командировочный угостил. Небольшого росточка такой, смуглый, а пить, однако, здоров. Водка, кстати была дрянная, меня потом тошнило.
- Цыганенок, командировочный небольшого росточка.... Экий ты, братец, непроницательный! Дело ясное. Ведь говорила же тебе мама, не пей, с кем попало. Говорила?
- Говорила, - покаянно согласился я.
- Ну вот... - начал, было, Савкин, но осекся и внезапно насторожился.
Равнина кончилась. Дахардяга сбавила ход, а потом и вовсе остановилась. Перед нами была опушка леса, а под нами - растрескавшееся от времени асфальтовое шоссе с неряшливыми, заполненными коричневой водой промоинами. Не было же никакого шоссе, вот только что не было! Да и зачем оно здесь? И еще... Слева виднелись некогда крашеные серебрянкой ворота с намалеванным на них граффити - гигантским, на обе створки, автоматом Калашникова. Рядом была проходная, сквозь мутные стекла которой маячили ржавые турникеты. За воротами вызывающе торчала черная от ржавчины железная труба, и громоздились уродливые здания из силикатного кирпича и бетонных блоков. Что за черт! Неужели народный умелец меня травкой угостил? Только что никакого шоссе не было, и ворот тоже. Да и с погодой творилось что-то неладное, бабье лето вдруг резко сменилось бабьей осенью, сырой и безрадостной.
- Приехали, - недовольным голосом сообщил Николай. - Бродячий Завод объявился. Ну, держись, брат Артемий, сейчас начнется. Сначала он нас попытается обаять и приманить, а потом, если не получится, попробует взять силой.
Обаять нас, однако, никто даже и не пытался. Никто не сулил высокую зарплату, бесплатное жилье, трехразовое питание полный социальный пакет и отдых на кокосово-банановых островах с личной секретаршей директора. Со стороны Бродячего завода доносился характерный шум работающего предприятия - визг станков, завывание мощных вентиляторов, тяжелый кашель штампов и гидравлических молотов.
- Странно, - заметил Савкин. - Похоже, парадно-декоративная часть отменяется, вместо нее сразу начнется принудительно-добровольная.
Боевые Петухи мгновенно рассредоточились и заняли круговую оборону. Грозная дахардяга Чингачгука-Гуцула басовито загудела, наращивая чешуйчатую броню, выдвинулась вперед и высунула из сплюснутой, словно железный коржик башенки тонкие хоботки спаренной артиллерийской установки.
Внезапно вокруг заскрипело, залязгало и со всех сторон на нас полезли жутковатого вида механизмы, настроенные явно недружелюбно. Механизмов было не меньше дюжины. Позади мокрыми простынями захлопали крылья взлетающих виртуалей.
Савкин не глядя ткнул пальцем в какую-то кнопку на панели управления, зажужжали сервомоторы и кабину закрыл бронетент. Что-то загудело, и по лобовому стеклу заструился ровный поток маслянистой грязно-коричневой жидкости.
- Жидкая броня, - пояснил Савкин. - Только вот прозрачность надо бы доработать, да все некогда.
Действительно, видимость оставляла желать лучшего, окружающее стало похоже на телевизионный фильм "под старину", рыже-белый, с мелькающими на экране неряшливыми пузырями и царапинами.
Но и то, что удалось рассмотреть сквозь зыбкую пленку жидкой брони, как говорится, не радовало.
Несмотря на то, что многие из нападающих казались незадачливыми претендентами на второстепенные роли в малобюджетном фильме ужасов, не прошедшие кастинг в Голливуде, вооружение, смонтированное на верхних плитах клепаных корпусов, выглядело вполне боеспособным. У некоторых, наиболее матерых дахардяг, кроме танковых пулеметов с прямоугольными патронными коробками, имелись даже одноразовые гранатометы типа "Клюква" или что-то в этом роде. Связки этих убойных устройств, словно вязанки дров, громоздились на кормовых частях самоходов, удерживаемые гибкими кольчатыми хвостами со стропальными крюками на конце. Ржавое же большинство сжимало в суставчатых лапах с узконаправленной камерой-прицелом на дополнительном пальце вездесущие АК-47 с перевязанными изоляционной лентой сдвоенными магазинами. Стрелять по людям, однако, они не спешили. Механические твари явно пытались взять нас живыми. К охране это, разумеется, не относилось, поэтому на Боевых петухов обрушился огонь из всех калибров.
Наш бронепернатый конвой мгновенно выкопал себе что-то вроде окопов, откуда торчали только сплюснутые, граненые головы, увенчанные тускло светящимися гребнями. Вокруг окопов грязь, стараниями заводских дахардяг, буквально вскипела от пуль и разрывов.
Один их дахардяг, видимо, командир, здоровенный, словно танк "Меркава", сплошь покрытый бородавчатыми башенками, из которых мелко поблескивали линзы наблюдающих устройств, выпростал откуда-то из спины лапу с зажатой в ней двухтрубной пусковой установкой, развернул в нашу сторону слепую тарелку антенны наведения и бабахнул. Бабах, впрочем, получился довольно тихий, не впечатляющий такой бабах, но из трубы с тяжким шипом вырвалась ракета, сделала небольшую "горку" и устремилась к нашему бронекабриолету. Наверное, все-таки, мы им годились не только в живом виде.
- Держись за что-нибудь, - заорал Савкин. - Сейчас тряхнет!
Тряхнуло так, что будь здоров! Жидкая броня вспучилась пузырем, пошла раскаленными волнами, дахардяга на миг присела, потом подскочила метра на три и, наконец, снова выровнялась.
- Вот и хорошо, вот и подзаправились, - довольным голосом сообщил народный умелец.
Я молчал, потому что никак не мог вытряхнуть из ушей болезненный звон, оставшийся после взрыва.
- Жидкая броня, чем хороша? - продолжал разглагольствовать Савкин, - Ее не надо латать, потому что все дырки на ней и так затягиваются - это раз. Энергию взрыва, она отводит в аккумуляторы дахардяги, а излишки уходят в землю-матушку - это два. Заметил, как мы присели? Это гравищит отключился, чтобы лишний импульс в землю сбросить, потом нас, естественно, подбросило. Но это мелкие неудобства. Если бы мы сидели, скажем, в танке...
Что с нами случилось бы, если бы мы сидели в танке, я услышать не успел, потому что в самый интересный момент в нас попала вторая ракета. На этот раз нас подбросило метров на десять вверх, видимо весь импульс был лишним, и его пришлось сбросить, и хотя гравищит смягчил падение, увлекшийся расписыванием многочисленных достоинств жидкой брони народный умелец явственно лязгнул зубами и нечаянно прикусил язык.
Сквозь круги и рябь от пуль и осколков на маслянистой пленке, покрывающей лобовое стекло я с трудом разглядел смутную, окрашенную в коричневые тона картину развернувшегося боя.
Боевые петухи мужественно выдержали артподготовку, выбрались из окопов и лихо атаковали нападающих. Видимо, для борьбы с бронетехникой, их клювы и шпоры были, все-таки слабоваты, поэтому наши охранники вплотную занялись системами наблюдения и прицеливания. Ловко уклоняясь от очередей, свистящих в воздухе стальных щупалец и неэффективных на дистанции ближнего боя кумулятивных гранат, они выклевывали глазки телевизионных прицелов, вдребезги разбивали кварцевые окна камер кругового обзора и с корнем выдирали облучатели радиолокационных антенн. В общем, действовали грамотно и по-обстановке. Однако и железные бандиты не сдавались. Они выдвигали резервные прицелы, пользуясь немалым преимуществом в массе, шли на таран и боеприпасы отнюдь не экономили. Вскоре один Боевой петух захромал и, теряя бронеперья, завалился на бок, за ним взлетел, подброшенный взрывом боекомплекта в раскуроченной им же дахардяге, другой. Влетел и тяжело грохнулся рядом с железным вожаком. Атаман дахардяг-разбойников немедленно убрал воздушную подушку и выпустил из брюха зловещего вида гусеницы с явным намерением как следует проутюжить оглушенную птицу.
Тут впереди что-то ухнуло. Я, увлекшись картиной боя дахардяг-агрессоров с Петухами конвоя, совсем забыл про Чингачгука-Гуцула.
Над полем боя негромко хлопнуло, раскрылся маленький, словно игрушечный парашют, и движения дахардяг замедлились.
- Магнитная плюха, - невнятно пояснил Савкин, и пожаловался, - Черт, язык прикусил, больно-то как!
На Боевых Петухов, как на существ биологического происхождения, магнитная плюха не подействовала, и пользуясь передышкой, наша охрана, унося раненых, поспешно отступила к своим окопам.
И тут, наконец, в бой вступила виртуаль. Мощная волна отрицательной вероятности, переливающаяся всеми оттенками черного, накрыла площадку перед воротами Бродячего завода. Вот тут-то напавшим на нас дахардягам пришлось по-настоящему худо, некоторые из них взрывались, разбрасывая вокруг себя металлические потроха, другие чадно горели, но большинство просто замерло на месте. Сломалось.
Волна отрицательной вероятности, хотя и смягченная Савкинским ковариаципом, зацепила и нас. Я ни с того ни с сего почувствовал себя очень несчастным, мне мучительно захотелось домой, в свою неухоженную холостяцкую квартиру, где можно расположиться на кухне с бутылкой водки и жалеть себя, жалеть и еще раз жалеть, до полного, извините, сблева.
- Уходим, - заорал Савкин, давя на какие-то рычаги. - Уходим, пока они не очухались!
Мы развернулись и рванули по лесной просеке прочь от Бродячего Завода с его недружелюбной охраной. И вовремя. Крашеные серебрянкой ворота со скрипом открылись, ломая нарисованный автомат Калашникова пополам, и оттуда вывалился новый отряд агрессивно настроенных дахардяг.
- Что это было? - спросил я народного умельца, когда вокруг нас засиял на сентябрьском солнышке осенний полупрозрачный лес, а испещренный воронками асфальт сменился хрупким паркетом палой листвы. Меня уже отпустило, и было стыдно за минутную слабость, пусть и вызванную волной отрицательной вероятности.
- Я же сказал, Бродячий Завод. Из вашего мира, между прочим, подарочек.
- В нашем мире не выпускают дахардяг, - сказал я, подумав про себя - а так ли? А вслух спросил:
- А что ему от нас было надо, этому заводу?
- Заводу нужны рабочие, инженеры, толковые начальники, наконец... - объяснил народный умелец. - В общем, квалифицированные работники, по сути дела - рабы, потому что Завод их от себя не отпускает до самой смерти. Но изначальные людишки-то с завода давным-давно поубегали, вот одичавшее предприятие и охотится за человеческим материалом по всем доступным мирам. В вашем-то мире он, этот завод, видимо, оказался ненужным, и теперь, так сказать, бомжует по реальностям. Странно только, что они сразу на нас напали. Обычно Бродячие Заводы сначала норовят что-нибудь посулить, а уж потом, если не вышло, пускают в ход группу захвата. Да и в этом случае стараются поберечь людей, а то кто работать-то будет? А этот... Прямо отморозок какой-то. Да и в спектре у него следы отрицательного вероятностного поля. Как думаешь, кто это постарался?
Я замолчал, обдумывая услышанное. Может быть, этот завод люди моего мира некогда считали своим, не подозревая, что дело обстоит как раз наоборот? Это Завод считает их своими, и не без основания, ведь правила симбиоза человека с объектами техногенной цивилизации в моем мире всегда устанавливали отнюдь не те люди, которые по этим правилам жили и работали. Все-таки, в моем положении изгоя имелись и некоторые положительные стороны! Хотя, как показали сегодняшние события, припахать все равно могут.
- Привал, - тем временем скомандовал Савкин остальным дахардягам нашего кортежа. - Впереди подходящая поляна, там и остановимся.
Четыре дахардяги выбрались на поляну, убрали гравитационные экраны и тяжело опустились на упругий лиственный ковер. Рядом с грузовой платформой переступали с лапы на лапу и нервно клохтали два уцелевших Боевых Петуха. Двое раненых птахов лежали на рабочей платформе грузовой дахардяги, прямо на каких-то тюках. Из схватки с Бродячим Заводом наш небольшой караван вышел довольно потрепанным. Если бы не Ковариацип...
Васька Гуцул вылез из своего все еще ощетиненного после боя железного страшилища, вытащил ящик с инструментом и принялся копаться в складках металлической шкуры. Почувствовав хозяйскую руку, дахардяга успокоилась, грубая стальная чешуя на ее боках перестала топорщиться, мне даже показалось, что из недр машины доносилось что-то вроде довольного урчания.
Савкин подошел к грузовой дахардяге, внимательно осмотрел раненых Боевых Петухов, вздохнул и сказал:
- Вот этот сам оклемается, а второй.... Второй совсем плох. Если не встретим Дикого Кура, то к вечеру наш бравый охранник отправится в небесный курятник топтать тамошних хохлатых гурий.
- А где его искать, этого Кура? - спросил я. - И кто он такой?
Впрочем, кое-что о Диком Куре я читал, по-моему, у Алексея Толстого, но в моем мире это существо считалось фольклорным персонажем, довольно неотесанным и к тому же, весьма непредсказуемым.
- Дикий Кур - это... - Савкин замялся. - В общем, придет время, сам увидишь. А искать его бесполезно, он сам нас найдет, надо только в подходящее время добраться до подходящего места.
Захлопали крылья, и на поляну опустился Савкинский виртуаль-доберман. Оказавшись на земле, он немедленно бросился к хозяину, радостно взлаивая, норовя обнять опаленными в битве крыльями и лизнуть в нос. Радовался встрече. Небось от моей драконши такого не дождешься!
Виртуаль-дракон опустилась в стороне от нас, на дороге и пропала в подлеске. Через минуту перед нами появилась радужная брюнетка, вид у нее был усталый, мне показалось, что она даже постарела.
- Ну, как ты? - спросил я, чтобы что-нибудь сказать. Пребывать в состоянии ссоры мне казалось нелепым. Никогда не понимал людей, которые из-за пустяка могут годами не разговаривать, и даже не здороваться друг с другом. В конце концов, мы с ней накрепко повязаны одной дорогой, так что общаться все равно придется.
- Хреново, - отозвалась брюнетка. - Генерировать отрицательную вероятность для Виртуали-плюс тяжело, да и вредно, к тому же. Я от этого старею. Что, не заметно?
- Пока нет, - с честным видом соврал я. - Правда, глоток вина тебе не помешал бы. И поспать пару часиков.
- Так я и сделаю, - ответила Кори и добавила: - Я с тобой, Артемий, скоро совсем старухой стану, придется тебе меня с ложечки кормить и в коляске выгуливать со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Я так и не понял, всерьез она говорила о старости, или нет.
- По машинам, - скомандовал Савкин. - Ты, Артемий, поедешь с Кори, нечего кобениться, мне Фарт нужен, он неприятности за версту чует. К вечеру доберемся до Анчуткиной Горки, перекусим в тамошней корчме, а там, глядишь, к утру и в Растюпинске будем. Если, конечно, Стрелочник на месте. Только ты особенно на хозяйку не заглядывайся, Стрелочник этого не любит, да и твоей Виртуали не понравится. Понял?
Я ничего не понял, но решил, что спрашивать не имеет особого смысла. Сам все увижу.
Один из раненых Боевых Петухов и впрямь оклемался. Он по-птичьи, запрокидывая бронированную голову, пил из небольшой алюминиевой мисочки и осторожно склевывал страшенным клювом кукурузные зерна пополам с железными опилками с ладони Гуцула. Второй так и лежал, затянув глаза тусклой металлической пленкой. Василий приподнял тяжелую голову боевого птаха и аккуратно влил в клюв ложку живодки.
- До Стрелки дотянет, - сообщил он. - И еще немного. А там вся надежда на Кура. Ну, поехали, что ли?
Мы погрузились в дахардяги. Путешествие продолжалось.
Кори, как только наша дахардяга вырулила на просеку и пристроилась в хвост головному экипажу, перебралась на заднее сиденье и сразу уснула.
Я сидел на месте водителя, однако, делать мне было решительно нечего. Дахардяга шла в самостоятельном режиме, подчиняясь командам ведущего экипажа. Да и управлять разумными механизмами я не умел. Конечно, опыт работы с интеллектуальными системами у меня кое-какой имелся, например, роботами-саперами или беспилотными разведчиками. Но эти аппараты ни в какое сравнение не шли с савкинскими дахардягами, наверное, по уровню интеллекта, им даже с унтермехами тягаться было бы трудновато. Во всяком случае, любой из существующих в этом мире механизмов запросто выиграл бы состязание самоходных роботов в США. И получил бы приз в миллион долларов. Впрочем, миллион, в наше время - это не сумма, это так....
Кори спала. "Спит мой ангел-хранитель, подвернувши крыло..." Я задумался о том, чем же Виртуаль отличается от ангела-хранителя? Впрочем, каким образом ангелы-хранители хранят, я тоже толком не знал. Хранят, вроде бы, но как? Судя по всему, ангел-хранитель - существо, прикрепленное к тебе пожизненно, если он вообще существует, а значит - несвободное. И не хранит он по-настоящему, а только предостерегает, ну и, естественно, если ты предостережениям не внял, но все-таки остался жив, начинает тебя пилить изо всех ангельских сил, ни дать ни взять, чрезмерно заботливая жена. А вот виртуали - те сами выбирают себе объект служения, да и служения ли? Виртуали ведь не только активно вмешиваются в ситуацию, но и сами горазды таковые создавать. А вот влипать в разнообразные неприятности они тебе нисколько не мешают. По крайней мере, Высшие Виртуали с радужными прическами. Насколько я понял, виртуали со знаком плюс способствуют, грубо говоря, твоему везенью, а со знаком минус, то есть, злыдни - наоборот. Кроме того, чтобы не изуродовать вероятностное пространство, Виртуаль должна соблюдать принцип сохранения баланса между удачей и неудачей. То есть, большая удача нормального индивидуума, не очень-то от природы везучего, но и не слишком невезучего, должна компенсироваться такой же крупной неудачей. Или несколькими неудачами калибром поменьше. Например, если ты ломаешь ногу раз в два года, то это неприятно, но не смертельно, а если ты зараз переломаешь себе все кости, то, скорее всего, так и останешься инвалидом. Если, конечно, вообще выживешь.
Так что, радоваться мне было особенно не чему. Если мои рассуждения верны, то Кори как бы давала мне везение в кредит. А в кредит покупать дороже, это известно каждому. Я поежился. Терпеть не могу кредитов! Впрочем, оставалась надежда, что Высшие Виртуали каким-то образом вырабатывают везенье, словно пчелы мед. Этакий маленький медоносный дракончик.... Я представил себе ковариаципа-дракона, зависшего на манер колибри над громадным бесстыже растелешившимся цветком, и усмехнулся.
Дахардяги между тем, неторопливо двигались по лесной просеке. Судя по отсутствию пеньков и упавших стволов под днищами, наверное, это была все-таки местная дорога. Иногда сорванные с веток разноцветные многопалые листья по-детски шлепали ладошками в ветровое стекло. Шумно сорвавшись с осины, через просеку перелетела пестрая ворона-ронжа. Лес по краям дороги дышал осенней жизнью, обычный русский лес, ничего особенного в нем не было, кроме, пожалуй, чистоты. Мне давно уже не приходилось видеть леса, не заваленного всевозможным мусором, пластиковыми пакетами, банками и прочей дрянью. Может быть, здесь жили другие люди, а может - здешний лес умел за себя постоять.
От нечего делать, я покрутил на приборной панели дахардяги какую-то ручку, негромко щелкнув, включилось радио. Стрелка сама собой поползла по круглой, как у древнего "Телефункена" шкале, засветившейся желтым светом. Работала автоматическая настройка, казалось бы неуместная при таком архаичном дизайне приборной панели. Из старомодной деревянной обрешетки динамика доносились невнятные шорохи и трески, потом кто-то запел без слов, далеким электрическим голосом и я понял, что слушаю песни феддингов, волновых существ, живущих за горизонтами физических миров. Так под эту призрачную музыку я и заснул.
Мне приснился начальник первого отдела Зулькин, отправляющий меня на Бродячий Завод за утерянную справку о допуске и проваленную командировку. Бродячий Завод, как водится, шлялся невесть где и добираться туда надо было на тюремной дахардяге - неуклюжем унтермехе со сваренной из арматурных прутьев корзиной на спине.
Унтермех всю дорогу жаловался на службу, ругмя ругал нечуткое начальство и бубнил что-то про пиво и девок. Потом на время заткнулся, видимо, чтобы собраться с силами, собрался и завыл голосом Майкрософта Сэма:
"Нас было семеро фартовых ребятишек,
Все были жулики, блатные, хоть куда,
А шестерых прибило к стенке пулею,
Я ж дахардягой стал на долгие года..."
Пугливые феддинги за горизонтом немедленно замолчали.
С этого момента, сон мне и вовсе перестал нравиться, тем более что Бродячий Завод мы так и не нашли, поэтому я предпочел проснуться.
Я волевым рывком выдрал себя из вязкого забытья. Шея затекла, и поворачивать голову было больно. И, что самое ужасное, гнусавое пение никуда не делось. Голос Майкрософта Сэма теперь звучал со всех сторон, от него не было спасения, в дахардяге, будь она неладна, неожиданно включилась система "звук вокруг", убойная, словно залп системы "Буратино" с термобарическими боеголовками объемного взрыва.
"Тебя любил я - ты сдала меня, подруга
Ты дахардягой сделала меня,
Ты предала меня. Тюремный слесарюга
Мне тело на железку поменял..."
- Выключи сейчас же, Артемий, - потребовала взъерошенная спросонья радужная брюнетка. - А не то я за себя не ручаюсь! Ты назло мне включил эту гадость, акустический садист! Вот сейчас рассержусь - век тебе удачи не видать!
- Это не я, - растерянно отозвался ваш покорный слуга. - Это оно само запело.
- Ну, сделай так, чтобы это "оно" как запело, так и замолчало, - Кори раздраженно поправила растрепавшиеся радужно-черные волосы. - И немедленно.
- Эй, - неуверенно попросил я, - как вас там, не могли бы вы включить что-нибудь другое? Или просто выключить магнитолу, честное слово, мы не соскучимся без музыки.
Гнусавое пение немедленно прекратилось. Потом хорошо поставленный баритон, совсем непохожий на голос Майкрософта Сэма, обиженно произнес:
- Я подумал, что вам это должно понравиться, вот и запел, чтобы не так скучно было. Как говорится, с хорошей музыкой и дорога короче. И вообще, нам песня ехать и спать помогает. А вам что, мое пение совсем не нравится?
- Мм... не то что бы... - начал, было, я, но Кори опередила меня, отрезав: - Еще как не нравится! Уж лучше ножом по стеклу. Кстати, где ты дружок, этой пакости нахватался?
- Да так, - смущенно произнес баритон, принадлежавший, как я понял, нашему экипажу. - В Столбунах на бесплатной стоянке случайно познакомился с одним крутым дахардягой, вот он-то меня и научил. Матерый, судя по всему, мужик, где только не побывал, один раз даже чуть в переплавку не угодил, да вовремя сбежал. Он мне целый гигабайт этих песен сбросил, а заодно и петь как надо научил. Я вообще-то могу петь любым голосом, но тот дахардяга сказал, что я пою неправильно, и показал, как будет правильно. Вот, смотрите и слушайте.
Дахардяга принялся делать ныряющие движения угловатой головой, раскачиваться из стороны в сторону, выпростал из брюха и растопырил лапы в стороны, цепляя придорожные кусты, после чего с чувством затянул:
"Какой-то стрелочник без дам
Остановил все поезда
Сигналом, блям,
Сигналом, блям,
Сигналом.
И я, как курва с котелком
Пятьсот километров пешком
По шпалам, блям,
По шпалам, блям,
По шпалам!"
- Замолчи сейчас же! - закричала Кори. - И учти, если меня стошнит, то ты немедленно сломаешься.
- Я, конечно, могу и замолчать, если мне угрожают, - с достоинством произнес дахардяга, - Только мне кажется, что в настоящих дахардяжьих народных песнях вы ничего не понимаете. Вот тот мужик - тот да, понимает, потому что он не просто железка, вроде меня, а дахардяга с человеческой сущностью. Я ему запчастями помог, запасной гравитатор одолжил, а он меня за это дахардяжьему шансону научил. И, кроме того, если вы меня поломаете, то на чем поедете дальше? А песня, между прочим, правильная, законная, можно сказать, песня. О нашей дахардяжьей жизни песняк! И Стрелочник тот нам известен, да вы сами скоро с ним познакомитесь. Только в те времена, когда эта песня сочинялась, он был одинок, потому что ясно сказано - без дам. А "курва с котелком" - это эпический древний дахардяга на паровом ходу и с кривошипно-шатунным приводом на все лапы. Ну, а "блям" - это когда он за рельсы когтями и хвостом задевает. Так что, все по-делу, все пучком, можно сказать.
Я сообразил, что на ярмарке наш возница встретился с каким-то ушлым дахардягой, который навешал ему титановой стружки на уши, раскрутил по полной программе, да и был таков. В этом мире не было наперсточников, жуликов, воров и нищих, здесь не было даже тюрем в нашем понимании, по одной простой причине - все криминальные элементы немедленно отлавливались и использовались для одушевления полезных механизмов - дахардяг. Тела, видимо, где-то складировались или вообще пускались в распыл. Скорее всего, отсутствие человеческой преступности с лихвой компенсировалось преступностью механизированной. И неизвестно, что было хуже. Во всяком случае, преступника в железном теле прищучить, на мой взгляд, гораздо труднее. А криминальные наклонности - они не зависят от того, из чего ты сделан.
Впрочем, и в моем мире водилы обожают блатной шансон, видимо это у них что-то вроде профессионального заболевания, музыкальный геморрой, так сказать. И, опять же, неважно из чего ты сделан - важно чем занимаешься.
- Сколько раз я просил заменить мой эмопроцессор пусть плохонькой, но человеческой сущностью, - продолжал сокрушаться наш экипаж, - только мой творитель никак на это не соглашается. Ты, говорит, высокоинтеллектуальный механизм со свободой волеизъявления, вот таким и оставайся на веки вечные. Представляете? Навеки! А у меня, между прочим, без эмоциональной человеческой сущности развился чудовищный комплекс неполноценности. Вот вы, например, разве вы согласились бы меня одушевить? Нет, разумеется! Так вот и экзистирую. Экзистирую и комплексую, комплексую, но экзистирую, и зовут меня Бесчеловечный Сэм. Каково имечко, а?
- Кто ж тебя бедолагу так назвал? - спросил я. - Неужели Савкин?
- Нет, - смущенно признался Сэм. - Это я сам, чтобы не забывать о своем несовершенстве. Впрочем, я и без того ничего не забываю, так уж устроен.
- Слушай, приятель, ты не особенно расстраивайся, - сказал я как можно проникновенней. - Во-первых, далеко не всякая человеческая сущность стоит того, чтобы ей гордиться, а во-вторых, Савкин, когда тебя мастерил, наверняка вложил немного своей души. Вроде кристаллика-зародыша, а остальное ты должен вырастить сам. У людей, если разобраться, дело обстоит точно так же. Душа в процессе жизни меняется, зреет, а потом покидает ненужное больше тело. Так что у тебя все на месте, и первичная душа в тебя вложена, и, между прочим, не абы какая. А вот какой она станет со временем - зависит только от тебя самого. Так что, старайся, совершенствуйся духовно, и все будет в порядке.
- Я буду стараться, - прогудел дахардяга Сэм. - И духовно совершенствоваться тоже. Спасибо за вразумление.
Кори с заднего сиденья посмотрела на меня с интересом.
- А ты, Артемий, оказывается, психолог, - ехидно сказала она. - Надо же, Артемий - дахардяжий пастырь. Звучит! Может быть это твое истинное призвание?
Я только вздохнул. Ну что с ней поделаешь!
Между тем, наша компания неторопливо двигалась через великолепный сосновый бор. Высоченные отливающие красным золотом стволы казались туго натянутыми басовыми струнами огромной арфы, верхняя дуга которой терялась в небе. Дахардяги скользили меж них легко, словно водомерки среди зарослей камыша. Местность понемногу повышалась. Вскоре меж соснами, далеко внизу заблестела река, осыпанная сверкающими перьями низкого сентябрьского солнца. Мы подъезжали к Анчуткиной горке. К моему удивлению на въезде мы пересекли накатанные до синевы рельсовые пути с поднятым шлагбаумом. На жестяной табличке рядом со шлагбаумом имелась надпись:
"Анчуткина горка - 0, 5 км"
Чуть ниже красовались изображения чугунка с поднимающимся над ним паром, пивной кружки, коновязи заправочной колонки и розетки с воткнутым в нее штепселем.