Населенный пункт со странным названием "Анчуткина горка" состоял из корчмы, сложенной из толстенных закопченных бревен, жилого двухэтажного дома, тоже деревянного с резными наличниками и множеством пристроек, нескольких амбаров и еще каких-то основательных хозяйственных строений да парочки симпатичных флигелей. Немного поодаль разнообразили, но отнюдь не украшали аграрно-индустриальный пейзаж, грузное краснокирпичное здание в стиле дореволюционной мануфактуры с высоченной кирпичной же трубой и огромный корпус из профилированного алюминия, видимо склад или терминал.
Перед корчмой имелся обширный, крытый серебристой осиновой дранкой навес со стойлами для дахардяг, парковочными местами для автотранспорта и, что меня удивило - конных экипажей.
Рядом с мануфактурным строением неизвестного назначения располагалась заправочная станция экзотического вида. Привычные параллелепипеды колонок со старомодными механическими счетчиками соседствовали с внушительного вида белыми керамическими розетками, снабженными откидывающимися крышками. Розетки были встроены в металлические шкафы со шкалами, на которых подрагивали стрелки джоулеметров.
У нескольких шкафов блаженно замерли исхлестанные ветрами дальних дорог большегрузные фуры - дахардяги. Видимо процесс подзарядки доставлял им удовольствие, как некогда хороший обед. Неподалеку заправлялись обыкновенные КАМАЗы, "Ивеко" и "Мерседесы". Водители курили около ящиков с песком и о чем-то дружески беседовали с многотурбинным тягачом - дахардягой, отягощенным прицепом, нагруженным громоздкими контейнерами.
Обслуживали заправочную станцию лохматые низкорослые существа с широкими курносыми рожами и шестипалыми лапами. Как мне объяснил дахардяга Сэм, это были гремлины-заправщики. Гремлины были наряжены в синие джинсовые комбинезоны, грубые рабочие ботинки и бейсболки с логотипом "АГ".
- Нам заправляться не надо, - сообщил словоохотливый Сэм, - у нас встроенные энергоблоки на тысячу километролет, не то, что у прочих дахардяг, да и у вас, человеков. Так что пока вы будете загружать бункера всякими там белками, прогорклыми жирами и углеводами в здешней корчме, я успею высокоинтеллектуально потолковать за жизнь со старым приятелем, он тут реакторным в бане работает.
Я подумал, что втайне Сэм гордился своей механической природой, надо же, энергоблок на тысячу километролет! Знать бы только что это такое, "километрогод". Тысяча километров каждый день в течение года? Спрашивать, однако, было неудобно, этак наш экипаж и вовсе возгордится и, чего доброго, не станет самосовершенствоваться. Решит, что и так сойдет.
Парковка была бесплатной, под навесом легко разместился весь наш небольшой кортеж. Дахардяга Сэм потолковал о чем-то с Савкиным и неспешно направился в сторону кирпичного здания, беседовать с приятелем-реакторным. Неподалеку от нас стоял большой черный дилижанс с горкой кожаных чемоданов на крыше. Дилижанс и сам смахивал на чемодан, только с окнами. Чуть поодаль, у коновязи, лошади мирно хрупали сено.
К моему удивлению, перед низким бревенчатым строением, прямо у крыльца, на соломе возлежали два хорошо знакомых мне зверя - Тигр и Агнец. У благородных аллегорических тварей были человеческие глаза, если Тигр выглядел каким-то сонным, то неестественно гладкошерстный и мускулистый Агнец взглянул на нас недружелюбно, ослепительно и яро, словно совершил некий языческий обряд фэйс-контроля. А симпатяга Тигр при моем появлении оживился и, по-моему, ободряюще подмигнул. Стараясь не поворачиваться к жутковатому копытному спиной, я просочился внутрь.
В корчме было людно. Впрочем, людно - не то слово, потому что посетителями корчмы были не только люди. За сдвинутыми столами в дальнем углу лопала пиво команда типичных гопников. Судя по доносящимся членораздельным возгласам, некоторые из них еще совсем недавно были людьми. Рядом со стойкой солидные пожилые дальнобойщики неторопливо ужинали, запивая жареного поросенка изумрудного цвета жидкостью из высоких стеклянных бокалов.
А из-за стойки на нас смотрела женщина поразительной красоты.
Легко написать "женщина поразительной красоты", а вот попробуйте найти подходящие слова, чтобы эту самую красоту передать. Впрочем, представьте себе Джину Лоллобриджиду из старого кинофильма "Фанфан-Тюльпан", и вам все станет понятно. Нет, не то чтобы я пасую перед описанием прекрасных женщин, вовсе нет, но все-таки... В общем, пасую-таки. Вон царь Соломон однажды попробовал, и у него даже получилось, а Соломон-то, все-таки не мне чета, да и то, вон как его Саша Черный приложил! То-то же! Так что я, пожалуй, последую примеру Джона Леннона, который сказал однажды совершенно по другому поводу - Ты такая... Ну, а какая именно, предоставил объяснять Эрику Клэптону посредством гитары марки "Фендер-Стратокастер".
А вы когда-нибудь обращали внимание, сколько изумительных девушек хлопочет в придорожных кафешках? Наверное, замечали, только чего-то в них все-таки не хватает. Возможно, независимости. Эти девушки несвободны, а красавица за стойкой выглядела истинной хозяйкой и независимости ей было не занимать.
Савкин галантно поцеловал хозяйке ручку и спросил:
- Отец-то как?
- Жив-здоров, - засмеялась хозяйка. - В бане, как обычно, не сидится ему дома, неуютно, говорит. Да и то сказать, баня-то и есть его исконный дом. Все со Стрелочником ругается, ты, говорит, женишок, мне вольную жизнь испортил, заповедный бор проредил, а бор-то тоже его, Анчуткин, лиственницы на шпалы пустил, опушку рельсами разрезал. А тот ему - сидел ты себе бирюк бирюком в своей бане-развалюхе, дочка-красавица в корчме чахла, редко когда прохожий да проезжий появится, а теперь у тебя солидный бизнес, энергоцентраль, узловая станция. И дочка при деле. Они каждый день ссорятся, больше для порядка, чем всерьез. А вы к нам надолго?
- Да нет, - ответил Савкин. - Мы по дороге на Бродячий Завод нарвались, так что у нас раненые, нам бы со Стрелочником переговорить, чтобы он стрелку на Растюпинск перекинул, да в путь.
При упоминании о неведомом мне Стрелочнике, хозяйка покраснела, отчего стала еще привлекательнее.
- Вы присаживайтесь, - сказала она. - Я сейчас прикажу подать ужин. А Стрелочник скоро будет. Я же сказала, они с папенькой с утра баню ушли. Вон сколько народа его дожидается.
Красавица махнула рукой и перед ней мгновенно появился толстый подобострастный и наглый одновременно корчмовой-половой в поддевке и с полотенцем, перекинутым через волосатую лапу. Копыта старшего полового были начищены до блеска и сияли. Мне стало неловко за свои неухоженные кроссовки, и я поспешил к остальным.
Мы разместились за чисто выскобленным дубовым столом. Низкорослые мелкотравчатые бесы-половые, дробно стуча копытцами, принялись таскать из кухни всевозможные судки, горшки и горшочки, глиняные тарелки, корчаги с квасом, жбаны с пивом и кружки.
- А кто здесь всем заправляет? - спросил я у Савкина. - Неужели эта милая девушка?
- Она, - подтвердил Савкин. - Папаша ее, Анчутка Беспятый, тот больше в бане отсиживается, видал местную баню-то? Стрелочник, известное дело, путь правит, работа у него такая, а в корчме - она, Марья.
- А что за баня? - полюбопытствовал я. - Особенная какая, что ли?
- Так домину с трубой видел небось? Вот это баня и есть. По-нашему - энергоцентр. Там у Анчутки термоядерный реактор установлен, команда квалифицированных банников-реакторных с физтеховским образованием шустрит, за ними, сам понимаешь, глаз да глаз нужен. А то такого наэкспериментируют, что только держись! Ну и помыться, конечно, тоже можно, парок там что надо, с быстрыми нейтронами, здорово освежает.
Освежаться посредством нейтронов, хоть быстрых, хоть медленных, мне как-то сразу расхотелось, и я спросил:
- А кто такой Стрелочник?
Савкин удивленно посмотрел на меня:
- Стрелочника Савелия не знаешь? А кого завсегда ищут, если что? Знамо дело, его, Стрелочника! Если он стрелку тебе не переведет, нипочем в нужное место не попадешь.
Потом почесал подбородок и вполголоса пробурчал:
- Хотя, иногда, и если переведет, тоже не попадешь. Стрелочник, он такой. Ну, да Анчуткина дочка Марьюшка, ежели он нас направит не туда, ему задаст перцу - мало не покажется. Ладно, ты угощайся, давай, вопросы потом задавать будешь, когда домой доберемся. А сейчас - остерегись, сглазишь с пути.
Я поискал глазами Кори. Виртуаль обнаружилась у стойки, где о чем-то секретничала с хозяйкой. Прямо, подруги-подруженьки. Внезапно хозяйка внимательно и, как мне показалось, оценивающе посмотрела на меня, потом снова повернулась к радужной брюнетке и что-то тихонько сказала. Обе засмеялись, а мне стало неловко. Наконец они нашептались вволю и Кори присоединилась к нам.
- А ты, Артемий, понравился Марье, - сообщила моя Виртуаль. - Она сказала, что тебе крупно повезло, что ты меня встретил.
- Ох, повезло, - согласился я. - Сплошное везенье, прямо-таки деваться некуда! А еще что она сказала?
- Сказала, что если ты будешь на нее пялиться, то она пожалуется Стрелочнику.
- И что? - спросил я.
- И то, - засмеялась Виртуаль. - наладит он тебя куда-нибудь подальше, навроде Рачьей Ямы, будешь тогда знать.
Я не стал спрашивать, что это за яма такая, если уж у них тут в бане нейтронами балуются, то что говорить о яме? Наверняка ничего приятного. Так что, я промолчал и занялся ужином. Благо, заняться было чем.
Там благородный был Бальзам
В простой коричневой сутане,
Светилось нежно Мукузани,
И головы кружа гостям,
Там шансонеткою беспутной,
По плечи в пене кружевной,
Шампанское смеялось, будто
Оно само пьяно собой,
Перед портвейном всем известным
В одежде темной и простой,
Коньяк в своей дубовой спеси
Кичился каждою звездой...
Впрочем, с закуской тоже дело обстояло как надо. Я решил не забивать голову мыслями о всяких там элементарных и не очень частицах, могущих присутствовать в местной кухне, как говорится, "зараза к заразе...", благо, нейтрализующих средств на столе хватало, и приналег. И на закуску тоже.
Наконец, помещение корчмы начало слегка плыть, и я почувствовал, что сыт, пьян и осталось только нос в табак сунуть для полного благорастворения. Как только мне захотелось курить, услужливый корчмовой немедленно поднес мне трубку с длинным чубуком, сообщив ломким баском, что это за счет заведения.
Неожиданно я осознал, что мои спутники оказались где-то далече, что за уставленным бутылками и снедью столиком я один, и что, как ни странно, меня это совершенно не беспокоит. Кори, Савкин и Чингачгук-Гуцул не то что бы куда-то пропали, нет, они именно не пропали, а просто отдалились от меня. Зато другие гости проявились во всей красе, словно в видеокамере сменили настройку резкости. Сквозь клубы табачного дыма я заново увидел низкое, но просторное помещение корчмы, закопченные потолочные балки с подвешенными на них тележными колесами-светильниками, деревянные щиты на стенах с изображениями сцен развеселой жизни, а именно - разудалого пьянства, развеселого распутства, а также грабежа и разбоя. Судя по красноватому колеру картин, действа сии происходили не иначе, как в аду или его предбаннике.
За соседним столиком шумно выпивали и закусывали такие-то разнообразно и неряшливо одетые длинноволосые люди, не то ваганты, не то хиппи, не то вообще гости из будущего. Рядом со столом мирно соседствовали средневековые лютни, гудки, банджо, акустические "Тэйлоры", электрические "Фендеры", "Лес Полы" и футуристического вида спринг-сиринксы. Чуть поодаль агрессивно спорили с гопниками вооруженные длинными, явно недекоративными шпагами, могучего вида юноши, сильно смахивающие на воинственных германских студиозов. Лица некоторых носили очевидные следы дуэлей, здорово похожие на порезы от опасной бритвы, небрежно залепленные полосками туалетной бумаги, что впрочем, не мешало студиозам поглощать пиво в невероятных количествах. В общем, "Слава честным пивоварам, раздающим пиво даром!". Гопники иногда пытались хвататься за бейсбольные биты, но каждый раз были повергаемы студиозами интеллектуально, так что до физических увечий дело пока что не доходило.
В углу, скорчился над дымящейся кружкой с глинтвейном горбоносый старик в поношенном плаще с откинутым капюшоном, откуда-то я знал, что бродягу зовут Агасфер, и что путь ему в тягость, ибо отправился он в дорогу не по своей воле. Дальнобойщики неодобрительно косились на компанию одетых в вонючую кожу волосатых байкеров-драконоборцев, нащупывая под комбинезонами припрятанные на всякий случай монтажки.
Какой-то не то хиппарь, не то вагант взял гитару, взгромоздился на стол и заорал что было силы:
"Пьет монахиня и шлюха,
Пьет столетняя старуха,
Пьет столетний старый дед,
Словом, пьем весь белый свет..."
Рокеры одобрительно грохнули:
"Все пропьем мы без остатка,
Горек хмель, а пьется сладко,
Сладко горькое питье,
Горько постное житье!"
Старинная песня была как нельзя актуальна и популярна. Собственно, я и сам догадывался, что так оно и есть, постное житье и впрямь довольно поганая штука. Проверено на себе.
... Давай про барона, загомонили свежеизрезанные немцы-дуэлянты, давай, вагант, не жалей струн...
"Я ваш барон, трам-бум, я ваш барон, трам-бам, я ваш барон, как лев силен, и всем я вам задам!" - заревели припев студиозы-дуэлянты, опасно размахивая шпагами. Их разрисованные свежими порезами лица пылали воодушевлением, как нихромовые нагреватели. Гопники тоже пытались подпевать, но получалось как-то убого и нестройно. Оно и понятно, ведь они были стихийными детьми смутного времени и в Дерптах да Болоньях не обучались.
Похоже, я один во всей корчме не подпевал, и вообще выглядел подозрительно. Поэтому на меня косились, не то чтобы недобро, но как-то... скажем, чересчур внимательно.
Откуда-то сбоку вывернулся давешний нагловатый толстомордый бес, одетый теперь в кожаный передник, протянул тяжеленную кружку, похоже, чугунную, и приказал глотнуть. От неожиданности я глотнул. Бес тотчас же рассыпался на множество мелких нахальных, вертлявых бесенят, которые со всех копыт бросились к посетителям корчмы. Подстрекаемые бесенятами посетители сначала дружно перечокались друг с другом - и со мной тоже, кстати - потом, конечно же, принялись сориться и скандалить, дальнобойщики извлекли монтажки, байкеры загремели цепями, студиозы похватали свои шпаги-шампуры и радостно гоготали, приветствуя хорошую драку и тесня ощетинившихся заточками гопников в дальний угол. Только Хемингуэй, казалось, даже не пьянея, все так же пил рюмку за рюмкой, и смотрел сквозь возбужденную толпу на невидимый никому кроме него далекий берег. Может быть, он видел там львов? Кто знает... Мелкого беса, подкатившегося было к нему со своей кружкой, он не глядя салфеткой смахнул на пол, словно какого-то таракана, а в откинутое копытце, оставшееся на столе, стряхнул сигарный пепел. Больше желающих чокнуться с классиком среди бесовской братии не нашлось.
Я подумал, что хорошо бы, если старина Хэм, в случае драки оказался на моей стороне, но до серьезного побоища дело так и не дошло.
Внезапно разноголосый и разноязычный гомон стих. В корчму вошел Хозяин, знатный банщик-ядерщик, Анчутий Беспятый собственной персоной. Вместе со Стрелочником.
- Эй, Артемий, очнись, - толкнула меня в бок Виртуаль. - Хозяин пришел. И Стрелочник с ним. Полагается представиться.
- А? - вздрогнул я. - Какой Хозяин? Мы еще со стариной Хэмом как следует не выпили и даже не познакомились, а ты сразу домой! Как хочу, так и отдыхаю.
И очнулся.
Мелкие бесы-провокаторы куда-то сгинули.
Как ни странно, больше в корчме ничего не изменилось. Те же студиозы, те же дальнобойщики, ваганты, байкеры, студиозы и гопники, даже Хемингуэй за соседним столиком и тот остался. Разноязычный гомон ненадолго стих, потом снова стал нарастать, уже неагрессивно, словно поезд сделал короткую остановку, смазал горящие буксы, чтобы мягко дернуть состав и вновь мерно застучать колесами по стыкам.
Толстенький коротышка с румяным, немного поросячьим лицом важно прошествовал через зал. Следом за ним вышагивал статный молодец в железнодорожной тужурке, фуражке и с небольшим молотком в руке. Видимо это и были долгожданные Анчутий Беспятый со Стрелочником.
- Всем здравия и легкой дороги! Довольны ли гости? - былинным голосом вопросил Анчутий. - Крепок ли мед, хмельно ли пиво, хватает ли закуси?
Корчма дружным ревом подтвердила, что все в порядке, после чего хозяин счел официальную часть законченной и перешел к неофициальной.
- Ну-ка, Маришка, познакомь меня с новеньким, да Бяшку кликни, пущай он его протрезвит, а то гостенек с непривычки, вишь, сомлел, впервые он у нас, вот моя челядь над ним и пошутила - ласковым тенорком, совсем не похожим на тот былинный бас, которым он приветствовал гостей, сказал Хозяин.
"Здорова же эта твоя челядь шутки шутить, хотя и ростом мелка", - мутно подумал я и расслабленно улыбнулся.
- Бяшка, Бяшка, - крикнула красавица-корчмарка.
Дверь заскрипела и в корчме появился давешний Агнец. Вид у него был грозный и непримиримый, как у фанатичного врача-нарколога. Разве что белого халата не хватало, впрочем, за халат могла сойти короткая светлая шерсть, чуток встопорщенная на загривке, словно не у барана какого, а у матерого волка. Я почувствовал, как пальцы ног у меня сами собой поджимаются, живот мерзнет, а плечи наоборот, словно кипятком окатило. От этого апокалипсического барашка ничего хорошего ждать, явно, не приходилось.
Надо отметить, что Могучий Агнец не сразу перешел к активным действиям, а сначала подошел ко мне развинченной походочкой маньяка-нарколога, пристально посмотрел в глаза нашатырным взглядом и довольно мерзко проблеял:
- Набра-а-ался? Ниче-е-е-го, протрезве-е-е-ешь, как ми-и-и-ленький!
Предупредил, стало быть.
- Кто пьян, да умен - два угодья в нем! - наглым голосом давешнего толстомордого беса парировал я к собственному удивлению.
- Пьянство - есть добровольное сумасше-е-е-д-ствие, - уверенно сообщил Агнец-трезвенник.
- Безумству храбрых поем мы песню! - храбро ответствовал я, потянулся за рюмкой, выпил до дна и уверенно добавил: - Пьяный проспится - дурак никогда! Пьяный хоть в тумане, а все видит бога.
- Пьяница, пьяница, придет домой - растя-я-янется, - с некоторым сомнением предупредил рогатый нарколог. - Допился до чертиков. Попей, попей - увидишь черте-е-ей!
Эка невидаль, черти!
- Пьяному небо по грудь, море по колено, речка по щиколотку, - предвкушая победу прогундосил коварный бес моими устами. - Чумовые капитаны поведут наш караван! Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке! Пей - тоска пройдет. Пить - горе, а не пить - вдвое.
- Болтун - находка для шпиона! - плакатным голосом заорал Агнец, бараний акцент у него начисто пропал, от возбуждения, наверное. - Пьянству - бой! Кто часто станет пить, тот часто будет бит.
И без размаха ударил меня крутыми рогами в лоб.
Перед глазами запрыгали мелкие наглые барашки, потом все пропало, словно мир вокруг меня накрылся громадным суповым котлом.
Очнулся я совершенно трезвый. В голове морозно и ясно звенело, а напротив меня сидел знатный банник-ядерщик Анчутий собственной персоной.
- Ну вот, теперь и потолковать можно, - сказал он ласково. - Потолкуем, голуба?
Я только и смог, что кивнуть головой.
Виртуаль с Савкиным и Чингачгуком-Гуцулом степенно пили чай с бубликами из громадного медного самовара, Стрелочник Савелий с Марьей-корчмаркой душевно беседовали, до меня, похоже никому кроме Хозяина и дела не было. Точнее, все старательно прикидывались, что им до меня нет дела. Видимо, хозяин корчмы обладал здесь непререкаемым авторитетом и если обратил на кого-то внимание, то не просто так, и мешать ему не стоило. И то сказать, от внешне безобидного полноватого Анчутия так и тянуло непонятной опасностью, словно от воровского пахана, так что отказаться от разговора не представлялось возможным. Хотя, я и чувствовал, что разговор этот будет для меня не очень приятным.
- Так вот, Артемий, - неторопливо начал пахан. - Насчет твоих проблем, я, конечно, в курсах. Только скажи-ка мне, друг ситцевый, почему ты сам участия в их решении не принимаешь? Как это так получается? С Бродячим Заводом драться не стал, предоставил все другим, даже от рабочего дахардяги, и то сам отбиться не смог. Али ты не герой?
- Не герой, - подтвердил я. - Признаюсь вам, как на духу, я - не герой. Ни в профиль, ни в фас, ни спереди, ни сзади - не герой. Я простой инженер системотехник, не более того, и все, что мне надо - это вернуться домой.
- А что у тебя такого осталось дома, - спросил Анчутий, - чего это ты туда так рвешься? Семья, дети, любимая работа, блестящая карьера, миллионы в швейцарском банке на худой конец? Ну, давай, признавайся!
- Ну, дом - это... - я замялся, - дом - это дом, там все привычно, все по-размеру, - Как говориться, где родился, там и пригодился.
- Снова пословицами заговорил? - ласково сказал пахан. - Так ведь и я могу пословицами, только не хочу. Пословицы да поговорки - мудрость сирых и убогих. А я не сир, и не убог, как сам понимаешь. И вот что я тебе скажу, дружок. Человек рождается вне реальности, нет у него в крови ни амулета, ни прописки, и какая его реальность сграбастает - дело случая, а случай бывает всякий. Так что, может быть твой дом на самом деле и не твой, может тебе вообще постоянного дома не положено.
- Так я же здесь жить не смогу, - возмутился я. - Вы что, смерти моей хотите, господин Анчутий?
- Наоборот, - ответствовал Хозяин. - Жизни тебе хочу. Попробуй сам себя обиходить, и других защитить, вдруг получится.
- И тогда? - спросил я. - Ну, предположим, получится, что тогда?
- Тогда тебя любая реальность примет, - сказал банник. - И прописка не потребуется. Опять же, Виртуаль свою от забот освободишь, а то она тебе и мамка и нянька.
- Но ведь Виртуаль для того и существует, чтобы меня защищать, - попробовал сопротивляться я. - Такое у них, виртуалей, профессиональное предназначение.
- А ты попробуй наоборот, - посоветовал Анчутий. - Тогда и у тебя предназначение появится. Да и Виртуали будет приятно, она ведь у тебя все-таки женщина.
- Да уж, - согласился я. - Только она еще и дракон.
- В общем, ведомо мне, что с вами много чего случится, - заключил собеседник. - Учти, не убережешь свою Виртуаль - не помилую. Быть тогда тебе у меня в корчме мелким бесом-салабоном на побегушках, на веки вечные законопачу, не обрадуешься. Понял?
- Понял, - вздохнул я. - Я, конечно, попробую, только за результат не ручаюсь, сказал же, что не герой.
- Вот и хорошо, что понял, - добродушно заключил банник. - А что не герой, так героизм - дело наживное, сам не заметишь, как на костях нарастет.
Я подумал, что для того, чтобы на костях нарос мало-мальски приличный героизм, надо еще эти кости не растерять, но промолчал. Кроме того, мне казалось, что банник-пахан Анчутий чего-то не договаривает. Чего-то для меня важного, и я спросил прямо:
- Послушайте, Хозяин, вас, кажется так принято назвать? Так вот, Хозяин, мне кажется, что вы не все сказали, так ведь?
- Так, - невозмутимо согласился Анчутий. - А с какой стати я должен перед тобой наизнанку выворачиваться? Я что, похож на голотурию?
На голотурию, сиречь, морской огурец, знатный пахан похож не был. Разве что повадкой. Голотурии, знаете ли, выворачиваются наизнанку только для того, чтобы кого-нибудь переварить. Я разозлился, причем, мгновенно, чего со мной довольно давно не случалось, и Анчутий сразу как будто съежился и стал похож на обыкновенного раздобревшего домового-переростка. Одно слово, Анчутка Беспятый.
- Ну вот, - пробурчал он, - а еще врал, что в герои не годишься! Ярость у тебя героическая, а остальное - приложится.
- Вот те и ну, - мой визави поскреб обгрызенным когтем в затылке, - Ну был здесь давеча твой супостат. Вон за тем столиком и сидел со Слепым Снайпером. О чем они там базарили - мне неведомо, а и ведомо было бы - не сказал бы. Я все-таки корчмарь, мне по должности положено темных личностей принимать.
- Темных? - сощурился я.
- Так ведь обидчик-то твой не просто Злыдень, а еще и потомственный Тать в Нощи! А я с Татями не ссорюсь, особливо, ежели они невинным золотом сполна платят.
Я понял намек, вот только золота ни невинного, ни какого другого у меня не имелось. Кстати, что это еще за "невинное золото"? Может быть то, на котором нет крови? Вот уж действительно редкая субстанция, ничего не скажешь!
Внезапно я понял, что могу управлять своей новоприобретенной яростью. Я сосредоточился на собеседнике, тот болезненно охнул, схватился за лоб и промычал:
- Ты чего, сдурел? Отпусти, а то задавишь чего доброго, ишь, как навалился, что твой медведь. Упокоить меня некому, а со мной неупокоенным, каши не сваришь. Лют я и молчалив, когда помираю, понял?
Я чуток отпустил. Кто его знает, а вдруг и впрямь окочурится? А у него дочка, хозяйство, опять же. Да и не сделал он мне ничего плохого, по-правде говоря. Ну и с неупокоенным Хозяином связываться, понятное дело, не хотелось, ну их, этих неупокойников!
- Ух, - сказал Анчутий, вытирая пот со лба. - Прошлый раз, когда помер, целых две недели по бору шарахался, людей да нелюдей пугал, покуда в разум не пришел. Хорошо дочка отыскала, да осиновым половником по лбу приголубила. Да и то опосля волчьей настойкой почитай месяц выхаживался. А волчья настойка - это тебе не пиво, от нее знаешь какой почесун бывает?
- Давай по делу, - сурово сказал я. - А не то снова шарахну.
- Да я, почитай, все, что мог, сказал, - Анчутий обиженно сморщился, отчего стал похож на пожилого поросенка. - Гостевал у меня твой обидчик недолго, о чем они толковали со Слепым Снайпером, открыть тебе не могу, сказал же, что невинным золотом плачено. Перетерли о своем, да и сгинули незнамо куда. Вот и вся информация.
- Может, Савелий знает? - спросил я. - Стрелку-то им он переводил, значит должен знать.
- Татям стрелочники без надобности, - ответил Хозяин. - На то они и тати, что им в нощи везде дорога. А Слепому Снайперу - тому и вовсе. Он же слепой, поэтому для него и преград никаких нет, он их попросту игнорирует. В упор не видит. Одно могу сказать - либо ты переможешь, либо тебя уконтрапупят. Тать, конечно, на мокруху не горазд, но в случае чего - может и изменить принципам. Тем более что он и так - вне закона.
- А чего же ты не сообщил куда следует, раз вне закона? - поинтересовался я. - За Татя-Злыдня небось и награда назначена?
- Ты что, в самом деле такой тупой, или только прикидываешься? - искренне возмутился Анчутий. - Я же корчмарь на большой дороге! У меня кто публика? Бродяги всех времен и народов, вот кто! Каждый второй - беспаспортный и безамулетный, каждый третий - в розыске. И любой - беззаконник, то есть так или иначе, а законы нарушает. Вот ты, например, живешь по фальшивому амулету, разве я побежал тебя сдавать? Ежели я стучать буду - бродячая братия меня навек в неупокоенные покойники определит. Народишко на дороге страсть какой изобретательный. Никакой половник не поможет, ни осиновый, ни даже из технического серебра высшей пробы. Даже сверхпроводящий, и тот не поможет! Так что извини, приятель, не стучал и стучать не стану. Западло, да и бизнес рухнет в одночасье! В общем, повторяю - все, что мог, я тебе сказал, а дальше - как знаешь. Вон спутники твои уже собрались, только тебя и ждут, так что давай, нечего рассиживаться.
Тут к нам подошел народный умелец Савкин и сказал, что Стрелочник согласен направить нас на дорогу к Растюпинску, так что, надо поторапливаться, потому что он, Стрелочник один, а ожидающих пути - много.
- Смотри у меня, - неизвестно зачем пригрозил я Анчутию. Тот только насупился и устало махнул лапой.
Мы поднялись и вышли из корчмы.
На крытой стоянке нас ожидало неожиданное зрелище.
Дахардяга Сэм, тот самый, который вез нас сюда, собрал вокруг себя небольшую толпу, состоящую из разнообразных одушевленных механизмов, и держал перед ними речь.
- В нас, высокоорганизованных машинах, воплощены лучшие чаяния человечества, - вещал он, - которое само по себе, в силу телесной немощи и духовное несостоятельности, не может решить главной цивилизационной задачи современности - экспансии во времени и пространстве. Именно в нас обретает истинное бессмертие человеческая душа, так будем же бережно нести ее сквозь пространственно-временной континуум....
Рядом с Сэмом нервно переминался с копыта на копыто чумазый коротышка в белом халате, при галстуке и хвосте, видимо его приятель реакторный. Не будучи разумным механизмом, он, однако, тоже был не прочь поучаствовать в цивилизационной миссии, но, за отсутствием души (какая душа у черта-физика), сомневался, что его возьмут, отчего вид имел печальный.
- Вот! - с пафосом воскликнул Сэм, указывая на меня манипулятором. - Вот, кто вселил надежду в мою механическую сущность, кто пролил свет на мои фотоприемники, кто сориентировал мои твердотельные гироскопы в сторону великого будущего! Вот он, миссионер - проповедник! Ежели есть какие-то вопросы - обращайтесь к нему.
Я попятился. Мало того, что Хозяин меня героем обозвал, так теперь меня еще и в миссионеры определили. Какой из меня миссионер, скажите? Такой же, как герой, наверное, то есть, хреновый.
Реакторный бес, однако немедленно подскакал ко мне, обдал запахом бани и озона и затараторил интеллигентным тенорком:
- Не бойся, человек, я не излучаю ни гамма-лучей, ни нейтронов, ни когерентных волн, губительных для твоего нестойкого организма, специально перед встречей в трех щелоках мылся. Но скажи мне, новоявленный пастырь всех механизмов и машин, неужели мы, нечисть бездушная с физико-математическим уклоном, так и не удостоимся великого будущего, когда сгинет твой слабосильный род?
Замечание насчет "слабосильного рода" меня слегка задело. Но реакторный так доверчиво лупал на меня своими желтыми рентгеновскими глазищами, так смущенно теребил кончик засаленного галстука, что я решил не обижаться.
- У вас, у физико-математической нечисти, души, разумеется нет и быть не может, одни нуклоны и прочие элементарные частицы, - начал я, лихорадочно придумывая, что же еще сказать, чтобы не обидеть это странное и безусловно общественно-полезное существо, - но в вас воплощена... гм... воплощена человеческая фантазия, а без фантазии какое же будущее?
- А фантазия - это как, хорошо или плохо? - спросил дотошный реакторный, включая запись, отчего в его глазах загорелся красный огонек интереса, а волосатый хвост изогнулся, наподобие интеграла.
- Смотря какая фантазия, - ответил я. - В твоем случае, это по крайней мере неплохо.
- Это радует, - солидно заметил бес-ядерщик, погасил красный глазной индикатор, зажег зеленый, после чего удовлетворенно отошел в сторонку.
- Квамбуш! - донесся с крыльца голос оклемавшегося Хозяина-Анчутия. - Ты пошто, бестолочь физтеховская, реактор оставил? В младшие угольщики захотел? Так я живо тебя в бригаду к Стаханову налажу!
Видимо жизнь в бригаде Стаханова была куда как несладкой, потому что Квамбуш немедленно поджал свой интегральный хвост и со всех ученых копыт бросился к термоядерной бане. Только светящийся трек и остался, видимо, не удержался и слегка излучил-таки на нервной почве.
- Образование имеется, а исполнительности ни на грош. Зато какое самомнение, мы, реакторные, фу ты, ну ты, уж мы-то знаем, что такое электрон! - заметил банник. От ярости моей и следа не осталось, поэтому банник снова был со мной запанибрата. - Да и ты, Артемий, хорош, тоже мне, пастырь физико-технической нелюди нашелся! Ты, приятель, кончай мне персонал портить, надежды ему внушать необоснованные. Ишь ты, фантазия... Никакой фантазии, сплошной Шредингер вперемешку с Бором да Ферми. Ладно, ступайте себе. Савелий уже небось на разъезде вас дожидается.
Почувствовав, что Хозяин рассержен, дахардяги поспешно расползлись по своим делам, наш экипаж и водила в одном модуле, бывший Бесчеловечный, а ныне Проповедник Сэм с недовольным видом занял свое место в нашем маленьком кортеже и сразу же независимо засвистел компрессором что-то уголовно-дахардяжье.
Раненого Боевого Петуха уже успели перевязать льняными бантами, и со всем бережением уложили на носилки в пассажирском отсеке Проповедника Сэма. Мы с Кори на этот раз разместились на просторном заднем сиденье Савкинской дахардяги-лимузина, грузовая платформа погрузила на себя пару бочек со знаменитым Анчуткинским живым пивом, замыкающим пристроился Чингачгук-Гуцул на своей щеголяющей свежими сварными швами боевой платформе, после чего наш небольшой караван покинул узловую станцию.
Мы выбрались на кольцевую железную дорогу, опоясывающую Анчуткину Горку. Давешнего могучего бора и в помине не было, куда только подевался, с внешней стороны дороги клубилось и мерцало что-то невнятное, вглядеться в него не получалось, глаза не выдерживали, начинали неприятно ныть, словно кто-то невидимый нажимал мягким пальцем на глазное яблоко, отводя взгляд. Я перестал смотреть куда нельзя, и стал смотреть куда можно. Параллельно железной дороге шла неширокая шоссейная кольцевая, на которой имелась внушительного вида пробка, состоящая из разномастных экипажей всех времен и народов. Тут были уже привычные грузовые и пассажирские дахардяги, большегрузные трейлеры "Ивеко" и "Мерседесы", легковые "Жигули", "Мазды" и Тойоты", а также брички, запряженные орловскими рысаками, крестьянские телеги, дилижансы времен Дикого Запада, в общем, чего тут только не было. Пешеходы столпились на обочинах, вяло переругиваясь с водителями. Водители неодушевленных механизмов провожали нас нехорошими взглядами, впрочем, одушевленные механизмы тоже, только непонятно было, чем они смотрели. Но ведь смотрели же! Так смотрят на автомобильный кортеж с мигалками, нагло прущий посередине дороги, с искренней нелюбовью, горько сожалея о позабытом дома многозарядном гранатомете или хотя бы плохонькой сорокопятке, времен второй мировой войны. Впрочем, пешеходам, судя по бросаемым по мере опустошения в нашу сторону пивным бутылкам, мы тоже не нравились.
- Стрелочника дожидаются, - объяснил Савкин. - Ох и ругают нас сейчас на всех языках, наверное, так что, надеюсь, нам повезет, примета такая. А ты, Артемий, однако миссионер! Смотри, распропагандируешь честные механизмы своими проповедями, собьешь с панталыку - не стану тебе помогать. Что тогда делать будешь?
Кори покосилась на меня, но ничего не сказала. Видимо, моя речь о пользе фантазии и ее роли в развитии цивилизации, произвела на нее некоторое впечатление. Интересно, к какому виду разумных существ относятся Виртуали и есть ли у них душа? Посмотрел на радужную брюнетку, я подумал, что у некоторых, безусловно есть, во всяком случае, не в меньшей степени, чем у остальных женщин.
Стрелочник обнаружился за следующим поворотом. Словно длинный восклицательный знак, он торчал возле железнодорожного переезда, перед которым топтались и нервно взрыкивали двигателями дюжина недовольных дахардяг. Завидев нас, повелитель стрелок и путей приветственно махнул рукой и налег на черный рычаг. Залязгало и в туманной завесе по ту сторону кольцевой дороги открылось что-то вроде коридора.
Мы свернули, на миг окунувшись в душный, пахнущий березовым веником туман, потом дахардягу тряхнуло и выбросило на наезженный проселок, петляющий по осеннему лесу.
- Ну вот и дорога на Растюпинск, - довольным голосом сказал Савкин. - Не подвел Савелий-Стрелочник.