Молокин Алексей Валентинович : другие произведения.

Гоблины в России

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


Алексей Молокин

   Гоблины в России
   Если наших грехов опись,
   Богу Вести надоело,
   Он устроит себе отпуск,
   Отпуск - это святое дело!
   Предисловие
   Значит, так. В одном райском местечке, там, где, крокодилы и пальмы, пятизвездочные отели и красотки топлесс и, разумеется, море, изволили отдыхать Персона Особой Важности. И не просто персона, а не кто иной, как сам Владыка Орков, Великий Магарх, для домашних - Урукхай. Не совсем понятно, что, собственно, нашел в нашем суетном мире один из достойных жителей Средиземья, но ведь и нам свойственно время от времени менять родные березки на какие-нибудь араукарии, а милый сердцу портвейн 777 на настойку из тропических тараканов. Так, между прочим, и называется, коктейль "Бешеный таракан", только для ВИП-персон.
   Итак, заглянем-ка в пятизвездочное бунгало на кокосово-банановом острове. Ба, кто это дрыхнет на громадной, воистину королевской кровати? Чьи это зеленые, покрытые живописной растительностью ноги торчат из под скомканного атласного покрывала? Чей могучий храп заставляет содрогаться непрочные стены тропической избы? Чья подобная державному столпу царственная шея увита осыпающими лепестки на выдающееся оливковое пузо цветочными гирляндами? Ну, конечно же, это же Владыка Орков, сам Великий Просвещенный Магарх, на отдыхе!
   Владыки тоже отдыхают. А отдых иногда бывает, ух какой активный! Так что, стоит ли будить Великого Орка, пусть себе спит, а мы покамест, пользуясь случаем, осмотримся в королевской опочивальне. Подглядывать, конечно, нехорошо, но кто из нас не подглядывал? То-то же!
   Не такая уж она и шикарная, эта спальня, слукавило хоббитанское туристическое агентство "Двое честных из Сумы", когда расхваливало прелести отдыха в комфортабельном отеле в мире людей. Впрочем, не совсем слукавило. Разве что с жильем вот немного, а остальное - как и описано в рекламном проспекте - крокодилы, пальмы, баобабы, пляжи и жаждущие общества, отшлифованные океаном, как галька гладкие дамочки. Дескать, "вот лежу я на пляжу, в неглижу, макияжу...". Все для вас, за ваши деньги. А деньги у Великого Орка, само собой, имелись.
   А вот письменный стол, надежный и устойчивый, как кредитная карточка "Назгулбанка", Великий Орк привез с собой. На отдыхе не следует забывать о делах государственных, такова почетная планида власть имущих.
   И на том столе, на зеленом сукне, под зеленой старомодной лампой на лиловых бархатных подушечках разложены Государственные Реликвии. Великие Артефакты Междуземья. С ними Владыка не расстается даже на отдыхе. Да ведь говорилось уже, что Владыки на отдыхе то и дело занимаются государственными делами, такая у них работа.
   Вот Древняя Боевая Челюсть - настоящее оркское железо, чуть тронутое благородной ржавчиной, но по-прежнему грозное и смертоносное. Этими зубами прадедушка нынешнего Владыки-Магарха чуть ли не насмерть уходил Свирепого Исполинского Винтохвостого Дракона, причем остановился только тогда, когда разгрыз хвост несчастной рептилии на мелкие винтики. Бедняга дракон не вынес позора, эмигрировал из родимого Междуземья в человеческий мир и теперь, по слухам, мыкается по разным автомобильным кладбищам, пытаясь соорудить себе хоть какое-то подобие хвоста.
   А это - Алая Целовальная Челюсть. Ее, сами понимаете, Владыки Орков одевают в особо лирические моменты своей жизни. Жутко сексуальная штучка. Любой знаток отвалит за нее приличную сумму, но сами понимаете, не продается сей артефакт, ибо без него прервется славный орчий род, да и в государстве вместо любви воцарится разврат и всяческие извращения.
   Ну и, наконец, Драгоценная Парадная Челюсть, без которой Владыка Орков не может решить ни одного мало-мальски важного Государственного дела. Розовые алмазы на белом золоте и все такое. Стоит эта челюсть уйму деньжищ, да и не выделывают таких нынче. Некому. А уж магии в нее вложено - представить себе невозможно. И придает эта челюсть своему обладателю такое обаяние, такой шарм, что какое бы решение он не принял, какой бы указ не подписал, все в народе будет ликование и восторг. Даже Эльфы и Хоббиты, с которыми у Орков с давних пор натянутые отношения, и те, как увидят на лице Владыки Орков широкую Парадную улыбку, так враз о своих претензиях забывают, и прямо-таки расцветают в ответ. Так что в Государственных делах без Парадной Челюсти просто никуда. Сами понимаете.
   Раннее утро. Спит Орк-Владыка, сладко вздыхая во сне. Спят зубами внутрь на бархатных подушках его знаменитые челюсти - Железная Боевая, Алая Целовальная и Бело-розовая Парадная. И собственные, весьма, кстати внушительные клыки, торчащие у Великого изо рта, тоже, кажется, спят. И то сказать, отпуск все-таки.
   Оставим все как есть. Поговорим теперь о существах невеликих, а вернее сказать, просто мелких, у которых зубы одни на все случаи жизни, и эти зубы хотят жевать. Мало того, мелким существам свойственны мелкие слабости, и одной из слабостей Сеньки Горлума была "Кока-Кола".
   Да, да, Сенька Горлум происходил из тех самых Горлумов, о предке которых написана знаменитая книжка и снят шикарный фильм. Только вот не погиб этот предок в первозданном огне, потому, как известно, что мелких гадин никакое время не берет. Не только не погиб, а переселился в наш мир и даже размножился. Право сказать, даже меня порой поражает, за каких только уродов не выходят замуж земные женщины. И, что характерно, рожают от них детей, уродов же, естественно. Но это так, к слову.
   По семейной традиции Сенечка Горлум вел ночной образ жизни и занимался разными темными делишками. Работал сутенером у одной спившейся русалки, воровал у отдыхающих бумажники, выступал в популярных телевизионных шоу в качестве эксперта по сексу с земноводными. Имел, между прочим, успех. Но, однажды подсев на "Кока-Колу", которая, как известно, является для горлумов наркотиком, вроде ЛСД, не смог остановиться. А наркота, как известно, требует денег. И вот Сенечка ранним утром пробирается в спальню к Великому Орку в надежде на поживу.
   Спит бравая охрана Великого Орка! Спит и не ведает, какая неприятность ждет их поутру, что рискуют они не только своими ушами, которые, как известно, являются украшением и гордостью каждого оркчьего воина, но и головами. Булькает в животах дармовое кокосовое пиво, и не слышно за этим бульканьем, как шлепают по коридорам и комнатам босые перепончатые ступни подлого ворюги, Сеньки Горлума.
   Никого не любил Сенечка, и даже на Великого Орка ему было глубоко плевать - подумаешь, земляк выискался! Пошлепав в полутьме по спальне, он больно ударился об угол письменного стола, тихо выругался на змеином языке и тут увидел Челюсти.
   - Экие занятные штуковинки, - подумал Сенька, - небось, вон та, розовенькая, со стекляшками, баксов на десять потянет! Точно потянет, не видать мне болота! Ну и эти, вроде, ничего. За компанию и их возьму, а то в глотке совсем сушняк, прямо Калахари...
   Недолго думая, он сгреб штуковинки в мешок и, тихо шлепая по устилавшим спальню циновкам, никем не замеченный, покинул бунгало.
   С этого и начинается новая история Железной Боевой, Алой Целовальной и Бело-розовой Парадной челюстей в Междуземье и в нашем мире.
  
   Часть первая
   Гоблины в натуре
   Глава 1
   Как славно жить, о том лишь беспокоясь,
   Чтоб завтрашнее утро не проспать...
   Ценное наблюдение
  
   Вам бывало страшно просыпаться? Вроде и сна-то нормального нет, так междусоние какое-то. Одеяло совершенно не греет или наоборот, норовит удушить, как нетрезвая толстуха, дорвавшаяся до любовных утех. Подушка подлейшим образом норовит вывернуться из-под всклокоченной, больной головы. Сердце мотается вверх - вниз, как светящийся шарик на резинке. Но окончательно проснуться кажется и вовсе жутко. Наверное, бывало. Тогда Вы легко представите, что за ночка была у Великого Орка. Да еще жена! Неопытный в курортных делах, Великий Орк неосмотрительно взял с собой жену. А ведь намекали ему многоопытные служащие хоббиты из туристического агентства - не суйся к эльфам со своим кактусом, пожалеешь!
   Да, жена, нежно любимая Изумрудная Оркесса, которая, увидев нетрезвого муженька, психанула и заперлась в своей спальне. Ох уж этот способ холодной постели - излюбленный прием обиженных оркских женщин. И ладно бы только оркских. Но, по правде говоря, эта черная карачуночка была очень даже ничего. Конечно, кожа зеленого цвета пошла бы ей больше, да и ушки маловаты...
   Да, тьфу на тебя, Орчище блудовитое! Разве сравнится какая-то земная женщина с настоящей орчихой! Да ни в жизнь, зуб даю! Из Женильной, то есть, Целовальной Челюсти!
   С такими, примерно, мыслями, владыка и проснулся. Точнее сказать, не проснулся, а очнулся. Очнулся, но не очухался.
   - Дворецкий! - простонал Великий Орк. - Дворецкий, зараза, хватит дрыхнуть, дождешься, прикажу ноги побрить!
   - Чего изволите, Ваша Зеленая Светлость? - в дверном проеме нарисовалась хитрая курносая физиономия хоббита-дворецкого.
   - Очуху принеси, не видишь, что ли, хозяину худо!
   - А вот не надо было вчера анакондовку пить, тогда и не было бы худо, - назидательно сказал хоббит, - а еще Ваша Жуткость изволила на спор бочонок драконовой сивухи употребить, кричали, что вы настоящих драконов влет бивали. А местный дракон и не дракон вовсе, а так, здоровая ящерица, и летать не умеет.
   - Ну и как, выиграл я? Кстати, с кем спор-то был? - Великий был несколько озадачен.
   - Ясное дело, не проиграли. А спорить Вы изволили на вчерашнем Урукхае, с вождем Черных Карачунов, причем, как принято у этих варваров, на жен. Вы говорили, ежели не выпью - забирай мою зеленую, а выпью - так вон та черненькая, с мобильником в ухе - моя. Только вот хитрый он, Карачун этот, у него жен, что блох на варге, ему одной больше, одной меньше - все едино.
   - Ох, - только и смог сказать Великий Орк, - Ох и будет мне мобильник в ухо!
   - А еще Вы сегодня приглашены к вождю Черных Карачунов на обед, на тушеного миссионера.
   - На кого тушеного? - изумился Великий, - На какого еще такого миссионера?
   - Ну, это у карачунов блюдо национальной кухни так называется. На самом деле, настоящих миссионеров всех давно поприжрали, так что это всего-навсего крокодил, ну, может, турист какой-нибудь. Вождь карачунов жаловался, что трудно стало поддерживать старые традиции, гибнет, говорит, культура.
   - Разболтался тут, - опомнился Великий Орк, - живо очух неси, да побольше, а не то я тебя в миссионеры запишу и дружественному племени подарю. Чтобы поддержать традиции.
   - Сию минуту, - дворецкий понял, что несколько зарвался и побежал за очухом.
   Тут следует отвлечься и объяснить, что же такое этот самый "очух". В знаменитой книге про орков, хоббитов и прочих обитателей Средиземья, об очухе не сказано ни слова. Но ведь как-то же очухивались волшебники и герои после застолий, которых было немало. Так вот, про застолья в книге есть, а про очух - нет. А все потому, что книжку эту писали хоббиты, существа сами по себе приземленные, а, стало быть, в душе склонные к высокому стилю. А очух, между прочим, типично хоббитанский продукт. Приготовляется он из драконьих плевков, что само по себе требует немалого мужества. Какой-нибудь предприимчивый хоббит нанимает пару гоблинов позадиристей, чтобы те добыли драконий плевок. Гоблины направляются прямехонько к драконьей пещере и у входа начинают громко спорить. Один кричит, что золото подешевело, другой - что на драконьем золоте вообще проба не та, так что оно ничего и не стоит. В общем, разоряются они так до тех пор, пока доведенный до белого каления дракон не высунется из своей норы и не заорет - Тьфу на вас! И, соответственно, плюнет. Тут гоблины быстренько бегут к работодателю, тот поит их элем до бесчувственного состояния, а затем запихивает в бочку и выдерживает там недели полторы, а то и две. После чего очухавшиеся гоблины, получив положенное вознаграждение, уходят восвояси, а сам очух считается готовым. Справедливости ради надо заметить, что очух - не просто драконий плевок, а драконий плевок, настоянный на пьяных гоблинах.
   Между тем Великий Орк в ожидании очуха ходил по спальне, обдумывая сложившуюся ситуацию. Плохо начался сегодняшний день и, судя по всему, главные неприятности были еще впереди. Наконец Великого осенило.
   - А ведь на этот случай у меня имеются мои челюсти, - подумал он. - Какую вот только одеть? Если Боевую, то жена еще пуще обозлится, ее тогда и вовсе спальни не выманишь. Парадную? Да дело-то вроде личное, интимное, можно сказать. А вот Целовальную стоит попробовать, авось поможет. Дамочку эту черненькую передарю кому-нибудь. Или нет, пусть горничной пока побудет.
   Великий Орк вздохнул и направился к письменному столу.
   На зеленой, как эльфийская лужайка, столешнице сиротливо лежали лиловые бархатные подушечки со вмятинами от некогда присутствовавших артефактов. Рядом валялись небрежно отброшенные бархатные же тряпочки. Казалось, туристическая группа лилипутов, переночевав на державном столе, отправилась по утренним делам, позабыв прибрать за собой постели. Не было реликвий. Не было! Великий зажмурился и посмотрел еще раз. Потом заглянул под стол, вывернул ящики. Ничего. Пропали орчье мужество, сгинула орчья любовь, растворилось в нетях орчье величие. Верить в это не хотелось. Великий Орк не глядя, осушил вовремя подсунутую дворецким чашу очуха, очухался и заорал, как раненый паровоз:
   - Укра-а-али!
   - Может, не украли, может Ваша жена изволили прибрать? - осторожно заметил трясущийся от ужаса хоббит.
   - Не изволили! - отрезал очухавшийся Великий. - Чего-чего, а этого от нее не дождешься. Она же королевских кровей, будет она тут прибирать. А потом, она с вечера заперлась в своей спальне и даже разговаривать не желает!
   - Еще бы они желали, когда Вы давеча ее к этому, к Черному Карачуну пытались отослать. В знак дружбы народов. И не вечером это было, а почитай, утром уже, потому как уже светало.
   - А это что еще такое? - Великий Орк брезгливо, двумя пальцами поднял с пола небольшое колечко из фальшивого золота. - Это что, моя жена уронила? Не носит она такой дешевки и носить не станет, хоть бриллиантами ее осыпь. Воры, воры в доме! Где охрана? Стра-ажа!
   Стража, наконец, появилась, наполнив спальню мощным пивным духом. Очух им не полагался, поэтому Боевой гном по прозвищу Дробила и Кривой Гоблин, прозванный за удивительную способность попадать в цель в любой стадии опьянения "Ватерпасом", пользовались местными средствами. Их физиономии излучали решительность и готовность выполнить любой приказ Господина.
   - Дармоеды! - Великий Орк был в ярости. - Только и умеете, что пиво на халяву трескать! Дрыхли на посту, признавайтесь? А воры тем временем основы державы порушили. Уши отрежу, на мифриловые рудники сошлю! Шелудивым Варгам скормлю!
   - А чего? - Дробила с Ватерпасом переглянулись. - Вроде все тихо было. Разве что Вашество изволило шуметь, так это нам не в диковинку.
   - Чего, чего! - А вот чего: - И Великий ткнул в морду подвернувшемуся подданному пустую подушечку. - Покража у нас, с политическим уклоном.
   Подвернувшимся подданным оказался все тот же дворецкий, который, кстати, сам себя называл Базилем, хотя на самом деле был типичным Васей. Странное, конечно, имечко для волшебного существа, однако, почему хоббит может зваться Сэмом, а Васей нет?
   Наконец властитель перестал орать и топать ногами, потребовал пива, и, отдышавшись, сказал:
   - Надо бы вас, конечно, того... Да только ведь других слуг у меня здесь нет, поэтому я вас дома "того", а чтобы не очень больно я вас тогокнул - ищите!
   - Говорил я вам, днем надо спать, а ночью бдить, - встрял Базиль, - ох и будет вам, если реликвии не сыщутся!
   - А ты чего лезешь? Это, между прочим, и тебя тоже касается, смотри, Васька, не найдешь - ответишь! Я давно заметил, больно ты волю взял, забыл, кто ты есть?
   - Я есть, с Вашего позволения, дворецкий, и называть меня прошу Базилем, - обиженно начал было хоббит, потом спохватился и возопил: - Я-то здесь причем, Вашество?
   - А все при том! - Отрезал Великий. - Раз ты дворецкий, то должен двор блюсти, а ты чего делаешь?
   - Да блюду я, блюду, по два раза на день блюду, - Базиль чуть не плакал. - А розыск покраж - не мой профиль.
   - Профиль твой мы сейчас поправим, - усмехнулся Великий Орк. - От обязанностей дворецкого я тебя освобождаю и назначаю Старшим Дознатцем, сыщиком, стало быть. В общем, детективом, понял?
   - Понял, - хоббит посопел немного и спросил, - а надбавка сыщику полагается?
   - Какая еще надбавка? - изумился Великий.
   - А за вредность. Воры, они знаете, какие вредные! Опять же, за риск. Агентуре платить, на такси, на... - Хоббит загибал пальцы, - Ух, сколько надбавок, не одна! Я, пожалуй, согласен, если с надбавками.
   - За риск? - Взревел Великий, - Ну, сейчас ты и впрямь сильно рискуешь ушами, да и головой заодно! Вон отсюда, бездельники, и без реликвий не возвращайтесь.
   Дробила с Ватерпасом уже успели выскочить из опочивальни, Васька же, зная отходчивый характер хозяина, гнул свое:
   - Да как же мы искать-то будем. Ни улик, ничего.
   - Вот тебе улика, - Великий Орк швырнул Ваське колечко. - Да, и еще... - Владыка снял с шеи цепочку, на которой болтался какой-то продолговатый предмет. Держи. Имей в виду, потеряешь - убью. Впрочем, я вас, скорее всего, и так убью. Это тоже реликвия. Мой молочный зуб. Если Артефакт, то бишь, какая-нибудь Челюсть находится поблизости, он даст знать.
   - Каким образом, дозвольте спросить. - Новоиспеченный детектив слегка приободрился. - Светиться начнет, или мотивчик изобразит?
   - Укусит! - пояснил Великий Орк, давая понять, что разговор окончен.
  
   Глава 2

И пошли они, солнцем палимы...

Н. Некрасов

  
   Хоббит Василий вывалился на крыльцо пятизвездочного бунгало. На ступеньках, пригорюнившись, сидели Дробило с Ватерпасом. Впрочем, невеселое настроение не помешало им подготовиться к ловле воров. Дробила облачился в тяжелые доспехи и вооружился своим любимым боевым молотом из черной бронзы, который звался так же, как хозяин - "Дробила". Ватерпас держал на коленях громадный самострел, который никак не назывался, потому что гоблин имел дурную привычку в моменты отдыха класть оружие на бочку с пивом и благополучно забывать. На другой день приходилось героически добывать новую стрелялку, что Ватерпас и делал. Только вот при таком отношении к инвентарю, имен собственных для всяких луков, самострелов и водяных пистолетов не напасешься, поэтому не стоило и утруждаться.
   - Вы что, на мумака охотиться собрались? - поинтересовался Вася-Базиль. - Так здесь их не водится.
   - А что? - искренне удивились разжалованные стражи. - Что нам, воров голыми руками брать? А вдруг они драться будут?
   - Воров сначала надобно сыскать, - назидательно сказал хоббит, - а потом уж брать. И желательно живыми. Их завсегда живыми надо брать. Сколько я здешних фильмов пересмотрел, пока хозяин пузо загорал на пляже, так вот там, всегда вора стараются взять живым. Ну а потом уже раскалывают в подходящем месте. И вообще, таскаться по курортному городу с такими причиндалами - это все-таки дурной тон.
   - Много ты понимаешь, - Дробила погладил рукоять молота. - По мне, так все просто: увидел вора - бей его по башке, он и расколется. Кроме того, где ты видел безоружных гномов и гоблинов? Сразу ведь заподозрят неладное! А так, ну подумаешь, пошли честные охранники немного прогуляться, все при них. Прогуляются - и опять на службу.
   - Мне по должности много понимать положено, - скромно ответил на это хоббит. - Меня Сам старшим дознатцем назначил. С надбавками, между прочим.
   - Ну, ты, Васятка, и жук!- хором восхитились стражи и побежали перевооружаться.
   Дробила прихватил деревянный молоток, а Ватерпас - рогатку. Не следует думать, что деревянный молоток и рогатка - несерьезное оружие. В умелых руках с этим оружием ой-ой-ой, чего можно натворить.
   Здраво рассудив, что всякому делу предшествует слово, а что за разговор под боком у начальства, троица отправилась искать местечко поуютней, чтобы там, не торопясь, с чувством, с толком, с расстановкой, выработать план поимки похитителей, а заодно и позавтракать. Таких местечек на острове Алаули, в городке Улаали было полным полно.
   Красивый, между прочим, островок, а самое главное - находится он по дороге из Междуземья в наш приземленный мир, то есть, как бы, промежду. Так что если обитатели этих миров и могут встретиться, то это происходит именно здесь, в курортном местечке. Вообще, на отдыхе можно встретить кого угодно и это и хорошо и плохо одновременно. С другой стороны, кроме нашей, исконно земной нечисти, как-то: нечистых на руку дельцов, представителей разных там мафий, рэкетиров, просто бандитов, жуликов и остальных сопутствующих им типов, здесь в достатке присутствует и нечисть тамошняя. Причем темные личности и с той, и с другой стороны начисто лишены национальных предрассудков и уживаются так же хорошо, как земные мафиозные кланы. То есть мочат дружка дружку исключительно по соображениям экономической целесообразности и в порядке здоровой конкуренции. В городе на этот случай имеется даже специальное похоронное бюро, общество с ограниченной ответственностью под названием "Медный таз". Совладельцами этой уважаемой всеми фирмы являются Абрам Романович, уроженец российского города Гржопля, и черный эльф Абдулла из Междуземья. Ассортимент изделий и услуг, предоставляемых "Медным тазом", достаточно обширен, если вы намерены воспользоваться ими, обратитесь на сайт фирмы в Интернете. Владельцы подходят к своему делу творчески, с живинкой, так сказать, выбор тазов и цемента огромен. Для любимой тещи, работающей главой конкурирующей группировки, вы можете заказать золотой таз, с выгравированной на нем эпитафией, есть тазы попроще, алюминиевые, латунные, медные. Для любителей попариться напоследок имеются дубовые шайки, но за отдельную плату. Начинающих же преступников мочат в дешевых пластиковых тазах китайского производства. Вот почему они то и дело всплывают то тут, то там, чтобы снова приняться за своё. И так продолжается до тех пор, пока оная мелюзга не оперится и не заслужит, наконец, достойного упокоения, хотя бы в медном тазе, или алюминиевом. Такой вот местный криминальный колорит.
   Между тем троица направила свои стопы в небольшой кабачок с непритязательным названием "Веселая нога", хозяином которого был хорошо знакомый им Огр-три-четверти Аркей, по прозвищу "Кандей". Во-первых, Аркей был существом цивилизованным и верил в долг, во-вторых, обслуга в "Ноге" была очень даже информирована обо всех мало-мальски значимых событиях, происходящих в городе. И вообще, уютное это местечко, хотя и несколько шумноватое, особенно вечером и ночью. Но стояло утро, так что в кабачке почти никого не было. Аркей, как обычно, сидел на стуле за стойкой и читал очередной опус Марьи Концовой, вздыхая и сморкаясь в желтую тряпочку, когда попадались особо заковыристые абзацы.
   - Эй, Кандей, принимай гостей! - Срифмовал Василий, не чуждый изящной словесности. - Ты давай, кончай читать, принеси-ка нам пожрать!
   - Погоди, тут Венера Скорпионова очередное наследство получает, - отозвался Кандей, - Выгодное, скажу я Вам дело, быть частным сыщиком, то и дело какие-нибудь бабки отламываются. А я вот что думаю, ребята, эта самая Венера Скорпионова и есть самая главная преступница, потому как все наследства в итоге ей достаются. Нет, все-таки эта Концова - гениальная женщина. Кого хочешь заморочит. Я на такой женился бы, ей Богу!
   - Как же, только она и мечтает в судомойки податься. У нее, небось, таких как ты - мильён, так вокруг и вьются!
   - Таких как я, у нее не было и нет! - трехчетвертной Огр отложил книгу и воздвигся над стойкой, словно монумент одинокому рабочему, потерявшему свою колхозницу. - Знаете ли вы, кем была моя матушка?
   - Знаем! - хором отозвались голодные посетители. - Твоя матушка была огрской принцессой.
   - А вот и нет, - прогудел Аркей-Кандей, - она была настоящей человеческой принцессой, а огрихой становилась только ночью. А как звали моего батюшку, знаете?
   - Шмяком, кажется, - осторожно предположил Василий, самый образованный из троицы.
   - Шрек! Его звали Шрек! Что значит "ужасный". Эх ты, рожа мохноногая! Язык сначала побрей, а потом уж высказывайся. Ты что, кино не смотришь? Зачали они меня в полдень, вот поэтому-то я и Огр-три-четверти, понятно?
   - Понятно, чего тут не понять, - загалдели Дробила с Ватерпасом, - мы твоих родителей чтим, только ты поскорее пожрать и выпить принеси, а то на пустой желудок чтить как-то невесело.
   - Нам дознатцам, некогда по кинам разгуливать, а если и приходится, то по служебной надобности и мы не на экран должны глазеть, а преступников в зале высматривать, - солидно отозвался хоббит.
   - Ты что, Васятка, детективом подрабатываешь, - поинтересовался Кандей, расставляя тарелки и бутылки на столе, за которым восседала сыскная троица.
   - Старшим дознатцем, - с достоинством сказал бывший дворецкий, - Его Величество меня сегодня утречком назначили. А ты-то, откуда знаешь?
   - Значит, провинился или нашкодил, - глубокомысленно заключил Кандей, проигнорировав вопрос об источниках информации. - Дознатцы у нас долго не живут, быстро старятся, понимаешь ли. А кого ищем, если не секрет?
   - Преступника, само собой, политического ворюгу, а знать бы кого конкретно, так давно бы поймали и раскололи! - Дробила взмахнул деревянным молотком, чуть не попав по стойке.
   - Хм, - протянул Огр-три-четверти, - А что украли-то?
   - Это тайна, - поспешно сказал Василий, - только покража эта может весь орчий род погубить, если не найдем, конечно. Но мы найдем. Великий так и сказал, найдите, говорит мне ворюгу поганого и расколите на мелкие кусочки, пропажу верните, а уж я тебя, Василий, не забуду. Надбавки обещал.
   - Ну, если надбавки обещал, то дело, видно, серьезное, - заключил Кандей, - А какие-нибудь улики на месте преступления ворюга оставил?
   - Не-а, не было улиток, - Ватерпас задумчиво почесался, - если бы были улитки, мы сразу поняли бы, что это кто-то из водянцов озорует, потом что, кроме водянцов никто этих улиток есть не станет.
   - Во-первых, очень даже станет, - поправил орка гастрономически грамотный Кандей, а во-вторых, не "улитки", а улики. Ну, там, предметы какие-нибудь, волосья, клочки одежды, окурки. В общем, что из преступника вывалится на месте преступления, это и есть - улика.
   - Ничего стоящего он там не оставил. Только колечко какое-то. Дрянь, а не колечко, даже не золотое. Вот если бы золотое потерял, тогда это была бы стоящая улика, - хоббит махнул рукой, - а так - чепуха!
   - Ценность улики не в том, сколько в ней золота, а в том, сколько информации, - важно изрек образованный хозяин заведения. Покажи-ка колечко.
   Хоббит помялся немного, все-таки, дело секретное, кто знает, не разглашает ли он тайну следствия, показывая кольцо Кандею. Но деваться было некуда, самостоятельно извлечь информацию из единственной улики новоиспеченный дознатец не мог, поэтому он вздохнул и протянул кольцо трехчетвертному огру.
   Аркей-Кандей обернул лапищу чистой салфеткой и осторожно взял колечко.
   - Ну, конечно, все отпечатки залапали, - недовольно протянул он, рассматривая колечко в большую лупу в медной оправе, извлеченную из-под стойки. - Ну вот, что мы имеем. Колечко алюминиевое, анодированное, простое... Ага, вот здесь и надпись имеется, только написано не по нашенски, и не по людски тоже, так что из всей надписи только одно слово и можно разобрать. Однако, колечко нам знакомое, очень даже хорошо знакомое колечко. Мне это колечко не раз в заклад предлагали, да только я не брал, больно уж дешевое.
   - Кто предлагал, - хором спросили дознатцы.
   - А вот услуги эксперта оплатите, тогда и скажу, - Кандей прищурился: - Что я даром, что ли вас консультировать буду? Не дождетесь.
   Василий скривился, потом полез за пазуху, вытащил ворох скомканных зеленых бумажек, выудил из него пару наиболее потрепанных и протянул эксперту.
   Трехчетвертной Огр молча смахнул бумажки куда-то под стойку, проницательно сощурился и произнес:
   - Зовут вора Сеней. - И замолчал.
   - Ты чего? - Удивился хоббит.
   - Мало платишь, начальник, - с каким-то неприятным акцентом отозвался Кандей, - дай денежка, скажу еще.
   - Вот жлоб, - встрял Дробила, - пусти меня, я его вмиг расколю!
   - А вот этого не надо, - уже нормальным, только слегка севшим голосом сказал хозяин заведения, он же эксперт-самоучка, - я и так скажу. Но приплатить придется. Уж ежели стучать, то за хорошие деньги.
   - Рассказывай в кредит, - потребовал Василий, - потом Великий тебя озолотит.
   - Потом, потом... - вздохнул кабатчик, покосился на деревяшку в лапах Дробилы, вздохнул, и продолжил:
   - Сенька Горлум это, больше некому. Он третьего дня это кольцо у меня заложить пытался, да я не взял. Парень на Коку подсел, а это, сами знаете, какое дело. Он часто здесь бывает, натрескается своей Коки, сидит, рыдает, на кольцо это любуется, и все повторяет: "Моя прелесть, моя прелесть..." Небось, по дамочке какой-нибудь тоскует. Из-за нее и на преступление, поди, решился. Жалко его, поганец вот, а жалко! Да и молодой еще...
   - Сенька, значит... Как же, личность известная, медный таз по нему плачет. Вчера около бунгало ошивался, все что-то высматривал. Я его шуганул от души, он отбежал и давай в меня камнями пулять, гаденыш, эдакий. И где же нам его искать, Сеньку этого? - Хоббит задумчиво отхлебнул пива. - Здешний остров, он, конечно, маленький, но все-таки большой, спрятаться есть где.
   - Вы дознатцы, вам и искать, - пожал могучими плечами Кандей, - может, он в порт пошел, а может в Аквариуме, у веселых рыбок кайфует. Опять же, приятель какой-то у него на Драконовой свалке. Добычу он, небось, уже продал, так что сейчас гуляет.
   - Ладно, запиши все на счет Великого, а нам пора, - подвел итог старший дознатец. - Пошли, парни, работа не варг, но укусить может.
   - Куда пойдем-то? - спросил Ватерпас, до сих пор помалкивавший. - По мне - так сначала в Аквариум, там, говорят, весело.
   - Куда идет вор, после удачного дельца? - Риторически спросил хоббит, и сам же ответил: - Правильно, он идет к девкам, а где девки? Правильно, в Аквариуме, где же еще. Поэтому мы идем в Аквариум.
   - К девкам, значит, - сообразил Дробила, - Это хорошо!
   В каждом курортном городе есть такой квартал, и называется он обычно "Кварталом красных фонарей", но, с тех пор, как веселые дома в Улаали стали принимать на работу русалок, за кварталом прочно закрепилось название "Аквариум". Ох, не только золотые рыбки водились в том аквариуме, попадались и пираньи, и даже акулы, хотя неизвестно, что хуже, быть сожранным одной единственной акулой, или стайкой мелких зубастых рыбешек. Впрочем, у туристов "Аквариум" пользовался большой популярностью. В самом деле, ну где еще можно встретить, кроме обычных женщин всех цветов и размеров, ищущих острых ощущений утонченных эльфиек, пламенных орчих, шустрых хоббитанок, холодно-надменных русалок, неутомимых суккубанок? Имелись, по слухам, даже дома с умертвиями женского пола, но это для извращенцев, об этом даже и говорить не хочется.
   Вот в это веселое местечко и направилась неутомимая троица.
  
   Путь из "Веселой ноги" в веселый же квартал пролегал по узким улочкам южного города, не знавшего снегопадов и метелей, и оттого всегда оживленного и, казалось, беззаботного. В самом деле, какие могут быть заботы в краю, где вечное лето? Ан, нет, заботы есть везде. Конечно, теплый климат лучше холодного, но расслабляет, ох, как расслабляет...
   Наконец, ананасы, дурьяны и прочие киви на лотках уличных торговцев сменились всевозможными штучками явно эротического характера, что означало близость цели.
   Простодушный Дробила остановился возле одного из лотков, внимательно рассматривая выставленный для всеобщего обозрения товар, хмыкнул и принялся озабоченно себя ощупывать. Убедившись, что все на месте, он опять уставился на лоток, потом ткнул пальцем в один из предметов и спросил:
   - А это что за хрень?
   - Не хрень, а хрен, - вежливо поправила его видавшая виды ражая торговка в фартуке и домашних тапочках на босу ногу. - Тут же написано, "Хрен гномский, обыкновенный", Вы что, читать не умеете?
   - Еще как умею, - Дробила переложил молот в левую лапу, а правой, осторожно, словно змеюку какую-нибудь, взял с лотка заинтересовавший его предмет. - Во-первых, почему обыкновенный? Во-вторых, этот хрен мне что-то очень даже напоминает.
   - Мне тоже, - потупилась торговка. - Мне он очень многое напоминает. Хотя, казалось бы, что особенного в обыкновенном гномском хрене? Вот Великий орчий хрен, это другое дело! Это эсклюзив, но, увы, у меня такого товара не водится. Не с кого мерку было снимать. А зачем он вам-то понадобился? Цвет у Вас вроде бы нормальный, зеленоватый такой, приятный для глаз. Или ты, Дробила, просто выделываешься передо мной?
   Тут Дробила, наконец, обратил внимание на торговку. Он положил на лоток "Хрен гномский, обыкновенный", потом обошел вокруг, зачем-то нагнулся, пробурчал что-то невнятное, выпрямился, и, наконец, смущенно сказал:
   - Матильда, ты что ли?
   - Наконец-то узнал, миленький, - расцвела Матильда, - Я уж думала, ты меня совсем забыл! Сколько лет прошло. А помнишь, как я тебя называла в минуты нежности?
   - Еще бы не помнить! - Дробила смутился, но не надо сейчас, лады? Да как же ты сюда попала, голубушка?
   - Ох, - пригорюнилась Матильда, - долго рассказывать. Одно скажу, я была честной девушкой. Но женщины - всего лишь щепки в бурном океане любви. Вот меня и прибило к этому берегу. Но о тебе я всегда помнила, и вот тому доказательство.
   Матильда указала пальцем на "Хрен гномский, обыкновенный", и засмущалась.
   - Только ли обо мне? - сурово сказал Дробила.
   И в самом деле, на лотке были аккуратно разложены другие товары оборотистой Матильды: "Хрен эльфский, обыкновенный", "Хрен орчий, обыкновенный", "Хрен гоблинский, обыкновенный", "Хрен хоббитский, обыкновенный" и почему-то "Драконов корень". Драконов корень на лотке не помещался и стоял в специальной треноге, чем-то, напоминая космический корабль на стартовой площадке. В общем, торговала Матильда сплошной хреновиной. Обыкновенной и не очень.
   - Не сердись, мой мухоморчик, жизнь девушки полна случайных встреч, а бизнес есть бизнес. - Матильда любовно оглядела свои товары и погладила себя по крепким бедрам. - Ты-то как здесь оказался, с работы выгнали что ли?
   - Да нет пока, - Дробила почесал в затылке, - но могут выгнать. Слушай, ты, наверное, всех здесь знаешь?
   - Не то что бы всех, - Матильда задумчиво водила пальчиком по Драконову корню, - но кое-кого знаю. А что?
   - Бродит тут где-то некий Сенька Горлум, - вступил в разговор старший дознатец, - подозреваемый в совершении особо опасного преступления. Вы, милая девушка, случайно не знаете, где его можно найти?
   - Сенька? - Матильда поморщилась. - Такой скользкий, противный тип? Как же, знаю такого. Он раньше у Люськи-русалки в котах ходил. Потом она его все-таки поперла, толку от него никакого. Только и знал, что Коку жрать за ее денежки, а денежки заработать - это вам не хвостиком раз другой махнуть. А уж Люська работящая, не смотри, что у нее с хвоста чешуя сыплется, она иной задрыге эльфийке не уступит.
   Эльфийки, судя по всему, не пользовались любовью остальных обитательниц "Аквариума".
   - Ну, и где же нам его искать, драгоценная? Может он и сейчас у Люськи? - Василий взялся было вести себя, как завзятый сердцеед, но, вспомнив, как жалко выглядел "Хрен хоббитский, обыкновенный" на фоне остальной хреновины, передумал.
   - Нету его здесь, - уверенно ответила Матильда. - Он мимо меня не проходил, а я всю ночь тут простояла и утро тоже. Ох, и тяжело живется честной девушке! Так вот, раз я его не видела, значит, нету. В другом месте ищите. На Драконовой свалке, например, там, говорят, у него корефан завелся.
   - Спасибо Вам, вы оказали следствию большую услугу, - важно сказал хоббит и достал из-за пазухи зеленую бумажку.
   - Да что Вы, - кокетливо пряча деньги за корсаж, сказала Матильда. - Таким кавалерам я ни в чем не отказываю! Заходите еще, особенно ты, миленький, - она ослепительно улыбнулась Дробиле. - Попьем чайку, и вообще, вспомним молодость. Эх, молодость, молодость!
   - Приду, - твердо пообещал Дробила, - Может быть, мне еще на работу к вам устаиваться придется, если вообще жив останусь.
   - Ну что, пошли, братва! Здесь нам, похоже, делать нечего. - Хоббит посмотрел на спутников. - Чего приуныли? Чем больше мест, где преступника нет, тем меньше - где он есть. Как говорится, кольцо сжимается!
   - А как же девочки? - Заныл было Ватерпас. - Мы же у девочек еще не были?
   - Вперед! На Драконью свалку, - оборвал его Василий, - Шагом марш! Запевай!
   И детективы зашагали в сторону Драконьей свалки, во все горло распевая гоблинскую народную песню:
   "Ой, на!
   Ой, на горе хоббиты жнуть!
   Ой, на!
   Ой, на горе хоббиты жнуть!
   А по пид горо-ою,
   Гаем долинно-о-ою
   Гоблины йдуть!
   Гоблины йдуть!
  
   Гей!
   Долиной гей!
   Широка-а-ая гоблиненька!
  
   Попе!
   Попереду Ороченко!
   Попе!
   Попереду Ороченко!
   Веде свое вийско, вийско Мордори-и-ийско
   Хорошенько!
   Хорошенько!
  
   Гей!
   Долиной гей!
   Широка-а-ая гоблиненька!"
  
   Где находится Драконья свалка и почему она называется "Драконьей", в городке знали все от мала до велика. Наши герои не были аборигенами, хотя, формально, Великого Орка и приняли в почетные члены племени Черных Карачунов, но на его подданных эта привилегия не распространялась. Кроме того, привилегия привилегией, но пусть ты будешь трижды почетным жителем какого-нибудь города, знаний о нем у тебя, увы, не прибавится. "Только мертвые знают Бруклин", как говаривал один известный литератор, и, наверное, ошибался, потому что с чего бы это покойникам изучать Нью-Йоркскую подземку? Так что, в данном конкретном случае, перед нами пример так называемого "красного словца", широко практикуемый творческой интеллигенцией в целях укрепления собственной значимости и популярности. Впрочем, оставим это на совести самой интеллигенции, а народ - он сер, но мудр, мудр, но сер, хотя к красному цвету определенно неравнодушен. Говорят, дескать, "красному и дурак рад", и если это правда, то представляете себе, как ликуют умники и умницы, завидев что-нибудь хоть немного красное? Если уж и дурак рад, то все остальные и подавно. А еще народ утверждает, что "Язык и до Мордора доведет". И хотя в этой пословице есть некоторая двусмысленность, потому как, что там хорошего в этом Мордоре, но в целом, она верна. Верна, потому что народна. Или народна, потому что верна. Это, в общем-то, неважно. Важно то, что, расспрашивая местных жителей, не забывая забегать в забегаловки, закусывать в закусочных и рюмить в рюмочных, наши герои достигли, наконец, Драконьей Свалки. По дороге, они, безусловно, получили массу ценной информации об этом милом местечке, но для людей несведущих следует сделать некоторые пояснения.
   Итак, Драконья свалка - это такое место на окраине города, куда его обитатели сваливают, что попало. От прочих свалок, составляющих непременную принадлежность каждого уважающего себя города, вроде туалета в современной квартире, Драконья свалка отличается тем, что на ней живет, здравствует и даже трудится самый настоящий дракон.
   По классификации Д.Б. Пристли, драконы бывают Рыбохвостые, Мечехвостые, Копьехвостые, а также Свирепые Исполинские Винтохвостые. Безусловно, этот великолепно изданный в Лунный День тридцать первого июня Вечнотекущего года справочник и по сей день является самым авторитетным пособием по изучению драконов. Однако, дракон, облюбовавший в качестве места жительства свалку курортного городка, не походил ни на одну разновидность, описанную в классификаторе. Вернее, походил, но не совсем. Чего-то в нем не хватало. Внимательный наблюдатель мог бы отметить определенное сходство свалочного дракона с его Свирепыми Исполинскими Винтохвостыми родичами, если бы не хвост. Хвост нашего дракона представлял собой не гордо закрученный винтище, а так, хилый худосочный винтик, что-то вроде штопора, которым малоимущие пьяницы тщатся открыть бутылку с дешевым портвейном. И, как правило, убедившись в полной невозможности сделать это, мощным ударом мозолистой длани вышибают пробку, чтобы мгновение спустя, припасть пересохшим ртом к живительной отраве. Так припадем же и мы к живительному и сладкому яду преданий и легенд, которые гласят, что именно таким уродом стал Свирепый Исполинский Винтохвостый Дракон, повстречавший в недобрый для себя час пращура Великого Орка, чья пасть сияла стальным оскалом Древней Боевой Челюсти. И теперь Куцехвостый Дракон обитал на свалке, за что у местных бомжей получил обидное прозвище "Экскаватор". Впрочем, сам себя дракон предпочитал называть Автандилом, и охотно откликался на кличку "Авто".
   Итак, наши герои добрались, наконец, до Драконовой свалки, и теперь стояли среди груд мусора, нагромождения ржавых, жеваных автомобильных кузовов и курящихся вонючими дымками подозрительно выглядящих куч. Эти неугасимые дымы делали свалку немного похожей на окрестности милого гоблинам Ородруина, только пахло здесь не магией огня, а какой-то другой гадостью, куда более противной.
   - Ну, вот она, твоя свалка, - недовольно пробурчал Ватерпас, протирая слезящиеся от дыма глаза рукавом кольчужной рубахи. - И где же тут этот Горлум?
   - Прячется, - сморкаясь, отозвался старший дознатец, - или с дружком своим бражничает. Добычу дуванят.
   - А если он в мусор зарылся? - спросил Дробила, - Что нам тогда, всю свалку перелопатить? Я, между прочим - Боевой гном, а не какая-нибудь там землеройка. Мне это зазорно. И вообще, не прав ты, старшой, обещал к девочкам сводить, а сам...
   - Цыц! - Прикрикнул на него хоббит. - Женился бы на Матильде, чем тебе не девочка? А сейчас молчите, я, кажется, что-то слышу.
   И в самом деле, на свалке слышались какие-то скрипы, шорохи, металлический лязг и хруст. Потом раздалось тяжелое топанье и сопенье, и из-за горы старых автомобилей показалась неуклюжая куцая туша Экскаватора-Автандила. Дракон меланхолично дожевывал дряхлую микролитражку и был так поглощен этим занятием, что не сразу заметил замерших дознатцев.
   - Вот оно, - хрипло выперхнул, наконец Дробила, - Вот оно, смертынка наша!
   - Не "оно", а "она", - машинально поправил его грамотный хоббит.
   - Нет, "оно", - упорствовал наблюдательный Дробила. - Смертынька смертынькой, но истина дороже! Смотри, у него корешок оторван, не только хвост. А раньше, видать, справным мужиком был.
   - Теперь понятно, почему он на свалке прячется, - заключил невозмутимый Ватерпас. - Как ему в таком виде родичам показаться? Засмеют ведь. Хвост - это полбеды, хвост вон, хоть куцый, но отрастает помаленьку, ящер, он и есть ящер. А вот корешок - это, други мои, серьезно.
   Дракон, между тем, вперевалку, кивающей походкой - без хвоста ему трудно было удерживать равновесие - подошел к громко обсуждавшим его увечья незваным гостям и с лязгом плюхнулся на куцый зад.
   - Чего надо, - каким-то не драконьим голосом уныло спросил он. - Вот сейчас, как дыхну, и пепла не останется!
   Не дожидаясь ответа, он запыхтел, но ничего существенного из широко распахнутой пасти так и не вылетело, не считая изжеванного бампера и совершенно целых солнцезащитных очков.
   - Не получается, - пожаловался Автандил, - солярка кончилась. Поставщик подвел.
   Поскольку сжечь пришельцев не удалось, дракон попытался схватить их зубами, но, стоило ему вытянуть шею, как лишенная естественного балансира голова перевесила, и Экскаватор с размаха ткнулся носом в дымящуюся кучу мусора. Выпростав голову из мусорной кучи, несчастный осторожно помотал ей из стороны в сторону, вытряхивая из ушей картофельную шелуху, потом уселся по-собачьи и просвистел шипящей фистулой:
   - Видали? И летать тоже не могу, хвоста нет, рулить нечем. Эх, домой бы, в Туманные горы, мне только лавы хлебнуть, через недельку был бы, как новенький! Только куда мне домой, на позорище? Нет уж, видно так и придется свой век коротать здесь на свалке. Эх, калека я, калека...
   - Ты, это... - осмелевший Дробила, как все гномы, не чуждый механики, с интересом рассматривал куцый драконий хвост, - протез приделай. Вон на том конце свалки старый самолет валяется. Возьми хвост и присобачь, как-нибудь с протезом до дома и доковыляешь. Долетишь, то есть. Задница, конечно, с непривычки болеть будет, зато потом, когда приноровишься, полетишь за милую душу, словно и впрямь самолетом родился.
   - Да если бы только хвост! - горестно запричитал Автандил. - У меня ведь еще кое-чего нет! Корень я потерял, корешок свой любимый. Вот, который век мыкаюсь по свалкам, ищу, мусор пережевываю, все надеюсь - может, найдется. Только не находится никак, бедный я несчастный! Я же красный дракон, а не голубой!
   - Ну, как ты хвост потерял, нам известно, - хоббит помахал рукой перед носом, запашок от несчастного дракона исходил тот еще! - А вот где ты корешок свой посеял - это вопрос. Рассказал бы, может быть, что-нибудь присоветуем. Мы существа образованные, мир повидали, но чтобы дракону корень оторвали - такое в первый раз слышим.
   - Да, хвост.... Налетел тут один, лет эдак четыреста назад, со вставными зубами. Железными, между прочим. А я прогуляться вышел, иду себе, никого не трогаю, завтракаю по дороге, мелочь всякую ловлю. - Тут дракон замялся и покосился на Старшего Дознатца. - А этот, как выскочит, то есть, это зубы из него выскочили, и давай мой хвост грызть. И чем я ему не угодил?
   - Знаем, знаем, - прервал его Старший Дознатец, - ты лучше про корешок расскажи.
   - Ага, - гукнул гном, - давай, колись, ведь не просто так ты его потерял.
   - Корешок-то, - Автандил засмущался, и теперь всем стало понятно, что он и в самом деле из красных драконов, - украли у меня корешок. Один ворюга бесстыжий и украл. В доверие втерся, другом прикинулся, а сам напоил этилированным бензином - я, конечно, отрубился - а он чик - и нет корешка! Теперь ходит вот, шантажирует, обещает вернуть, деньги требует. Сколько я ему этих денег передавал, а он все не возвращает.
   - Не Сенькой ли зовут твоего дружка-ворюгу? - Проницательно спросил Василий.
   - Точно, Сенька он и есть, а что, он и вас обчистил? - Дракон даже повеселел, узнав, что не один он пострадал от Сенькиного коварства.
   - Можно и так сказать, - уклончиво ответил хоббит. - А вообще, не только нас, но и всю нашу диаспору. Может быть, ты подскажешь, где его искать? А мы тебе корешок поможем вернуть. Только ведь время прошло, приживется ли?
   - Еще как приживется, - радостным сопрано воскликнул Автандил-Экскаватор. - Это же Драконий корень, а не какой-нибудь мимоз нежный. Он и через сто, и через тыщу лет приживется, если к правильному месту приставить.
   - Ну, вот и договорились! - Заключил хоббит. - Только чтобы добыть твой корень, денежки потребны, так что, давай, раскошеливайся!
   - И вы туда же! - горестно просвистел Куцехвост, сунул лапу под левое крыло и извлек оттуда объемистую торбу. Ну, если обманете!
   - Не волнуйся, мы, чай, не горлумы, и не гнумы какие-нибудь, - с достоинством сказал хоббит. - А чтобы зря времени не терять, я один за корнем сбегаю, а Дробила с Ватерпасом помогут тебе протез наладить. Поможете, ребята?
   - Отчего ж не помочь! - отозвался Дробила, которому очень нравилась собственная идея с протезом из самолетного хвоста, и он жаждал осуществить ее на практике.
   - Если заплатят, - протянул Ватерпас, - то я готов.
   - Ну и лады, - хоббит оставил приятелей и дракона на свалке и рысью побежал к Матильде.
   Дракон, сопровождаемый Дробилой и Ватерпасом, вперевалку направился к дальнему концу свалки, где валялся совершенно бесхозный и никому не нужный стратегический стратосферный бомбардировщик "Бэкфайр". По дороге Автандил-Экскаватор поведал спутникам фантастическую историю этой некогда грозной боевой машины и ее экипажа.
   В свое время, совсем недавно по драконьим меркам, в стране, где создали это летучее чудо, произошли большие перемены. Страна, по словам, дракона, совершенно одурела и, словно выжившая из ума старуха, возомнившая себя невестой на выданье, поспешно бросилась на поиски женихов. Женихи, конечно, сразу же сыскались, только вот жениться они не спешили, ссылаясь на то, что невеста, конечно хороша, но вот имидж у нее непривычный, и пахнет как-то не так, словом, попка не прикрыта, ножка не обута, да и объемы суженой, по мнению претендентов, были великоваты.
   - Тебе, милая моя, похудеть надобно, - говорил ей один, - тогда ты будешь просто конфетка. Да и приодеться не мешало бы, макияж сделать, маникюр-педикюр, волосики, где надо выщипать, шейпингом заняться.
   Одуревшая от несвоевременного прилива гормонов к нежным, а потому неразумным частям тела, невеста только ахала и охала, время от времени восклицая: "Да ведь на это все денежки нужны, где же взять-то, милый!"
   - А вон у тебя в сундуках добра-то сколько, - отвечал очередной ухажер, - давай продадим это барахло, и будут у нас денежки и на шейпинг, и на визажистов, и на все остальное.
   - А слуг-то развела, зачем цивилизованной женщине столько обслуги? - восклицал другой. - Ты слуг-то лишних прогони, а остальным жалованье урежь, все равно ведь воруют!
   - Да они же меня охраняют! - Слабо протестовала невеста. - И меня, и добро мое.
   - От кого же они тебя, милая, охраняют? - белозубо смеялся ухажер. - Уж, не от меня ли? Я тебя, краса моя, сам от кого хочешь, охраню. Ну, давай, решайся!
   Бедная женщина совершенно потеряла разум и принялась следовать советам женихов. Отворила сундуки, поручив продать все, что там было, пусть по дешевке, только бы поскорее, разогнала охрану, оставив только горничных да лакеев, и взялась худеть, наняв для этого целый полк специалистов из дальнего зарубежья. Ох, как она худела! Верьте мне, это было самое душераздирающее зрелище на свете! От нее отваливались целые куски. Отваливались, и пытались жить самостоятельной жизнью...
   Тут дракон помолчал немного, а потом прокомментировал:
   - Я так думаю, что она все-таки была немного драконшей. Тогда понятно, почему от нее обычные женихи шарахались, да и насчет отрезанных частей тела, которые зажили отдельно - это ведь наше, семейное.
   Короче говоря, похудела невестушка, похудели ее сундуки, охрана - кто в разбойники подался, кто другого хозяина нашел. В общем, разбежалась охрана, а если кто и остался, то еле ноги волочил, пока приворовывать не научился.
   А оставшиеся без средств к существованию пилоты "Огнезада", как ласково дракон называл бомбардировщик, собрали жен и детишек, отвели на аэродром и посадили в утепленный бомбовый отсек. Потом слили остатки горючки из аэродромных цистерн, и улетели от безумной старухи. Не куда-то в определенное место, а просто - прочь.
   Так они летели и летели, пока двигатели Огнезада, напрочь сжегшие свое огненное нутро скверным топливом, не стали задыхаться и кашлять. Далеко внизу, изумрудной русалочьей чешуей, рассыпались острова, и пилоты решили совершить посадку - все равно дальше лететь было некуда. Боевая машина, раздирая брюхо, проложила длинную борозду в каменистой почве острова и замерла на городской свалке. Говорят, что пилоты с семьями ушли вглубь острова и положили начало новому племени. Теперь их называют "Белыми Карачунами" и рассказывают о них странные истории...
   - Так вот оно все и было, - закончил дракон, плюхнувшись на кучу мусора возле бренных останков "Огнезада".
   - И что же, в этой державе ни одного умного человека не нашлось, вон ведь, какие замечательные штуковины строили? - спросил гном. - Некому было жуликам по башке дать?
   - Может, и нашлось, - печально отозвался дракон, - Да видно помрачение на всех нашло.
   - У нас в Междуземье такой трюк не прошел бы. - Задумчиво сказал Дробила. - Великий Орк ни за что не позволил бы так себя облапошить.
   - Кто знает? - отозвался Ватерпас. - Он ведь теперь совсем беззубый, наш Великий.
   Гоблин с гномом пригорюнились, а, глядя на них, за компанию, загрустил и куцехвостый дракон.
   - Ну, ладно, кончаем лирическое отступление, давайте пилить. - Опомнился гном. Ничего страшного еще не случилось. - Инструмент найдется?
   - Найдется, - дракон вытащил из под крыла торбу и извлек оттуда двуручную пилу.
   - Вот так инструмент! - ахнул гном.
   Трудно представить себе, на что способны жители Междуземья, охваченные трудовым энтузиазмом. Молчите, победители всяческих соревнований, нишкните, рекордсмены книги Гиннеса, склонитесь, изобретатели потогонной системы. Драконья сила, помноженная на техническую сметку гнома и бешеную энергию уравновешенного с виду гоблина, воистину способна творить чудеса! Через каких-нибудь два-три часа, дракон осторожно пошевелил самолетным хвостом, прикрепленным к соответствующему месту при помощи ремней безопасности.
   - Работает, - радостно воскликнул гном, - ну, теперь давай, пробуй!
   - Как же мне теперь называться, - обеспокоено спросил дракон, - без имени я и не дракон, как будто!
   - Да хоть "Огнехвостом", - посоветовал Ватерпас, - а что, хорошее имя. А еще у тебя красная звезда на хвосте.
   - Гм-м... "Свирепый Исполинский Огнехвостый Краснозвездный Дракон", - с выражением произнес бывший "Экскаватор", - а что, это звучит!
   И начал разбег.
  
   Пока на Драконьей свалке совершалась беспримерная операция по протезированию драконьего хвоста, хоббит Василий бодро трусил в сторону веселого квартала. Стоял полдень, рабочая ночь Матильды давно закончилась, и застать ее на прежнем месте старший дознатец не рассчитывал.
   - Ах, Матильда, как бы нам встретиться, - бодро напевал он, шагая по веселому кварталу, ловко уклоняясь от объятий пылких Карменсит, монументальных Брунгильд и томных Лорелей.
   Но сколько бы мужчина, пусть даже и хоббит, не бегал от женщин, какая-нибудь из них все равно его настигнет. Нет, опытная женщина не станет преследовать добычу, подобно борзой собаке, да и зачем женщине нужно загнанное и деморализованное существо, в котором и от мужчины-то ничего не осталось. Все вышло посредством обильного потоотделения. Грамотная женщина прекрасно знает, куда прибежит предмет охоты и будет спокойно и даже с комфортом дожидаться его там, неторопливо попивая разноцветные освежающие коктейли. Зато когда объект окажется в зоне досягаемости, вот тогда... Нежные ручки наших подружек обладают невероятной длиной и цепкостью, в чем неоднократно убеждался каждый представитель мужского пола.
   Умело увернувшись от юного существа в разлетающихся одеждах, чья прелестная головка была украшена выпуклыми немигающими глазами, Василий вскочил в гостеприимно распахнутую дверь рюмочной, чтобы восстановить физическую форму и душевное равновесие. Он с удовольствием отрюмил первую рюмку, для восстановления сил, и принялся, было за вторую, совершенно необходимую для восстановления душевного баланса, как вдруг почувствовал на шее чьи-то нежные, хотя и довольно прохладные объятия. Скосив глаза, он обнаружил, что его шея обвита зелено-пятнистым хвостом какой-то рептилии.
   - С-спляш-шем, крас-савчик, - выпуклые, невыразимо прекрасные в своем безразличии ко всем теплокровным глаза, казалось, высосали его волю, стройное, гибкое туловище, изогнутое, словно некий таинственный иероглиф пахло призывно и тревожно. - С-с тебя вс-сего с-сотня!
   - За что? - Пискнул старший дознатец суча ногами.
   - З-за с-секс, - проворный раздвоенный язычок стремительно и легко скользнул по хоббитскому уху. Василий дернулся и обмяк.
   - Змея-искусительница, - услужливо сообщили хоббиту остатки сознания, после чего попытались смыться. Но от бывшего дворецкого, привыкшего зорко следить за домочадцами, уйти было непросто. Профессиональные навыки, не изменившие хозяину даже в такой, в прямом смысле щекотливой ситуации, оказались на высоте, и пинками вернули, съехавшую было крышу на место.
   - Ш-шла бы ты турис-стов искуш-шать, - почему-то со змеиным акцентом просипел дознатец, - людей то ес-сть! Людям нравятс-ся з-змеи, уж я-то з-знаю. А я не ч-человек, я х-хоббит. Пус-сти, з-зараза, больно ведь!
   - Полурос-слик, - презрительно просвистела обескураженная искусительница и разжала кольца.
   - Ну и полурослик, - Василий обиделся так, что даже акцент пропал. - И что теперь? Сказано же: "Не ростом славен полурослик, а крепким разумом своим!"
   - С-стихи... с-славно... пос-слуш-шаем... - узорчатый хвост снова качнулся к горлу, но хоббит был начеку, он торопливо отодвинулся от искусительницы, не забыв прихватить рюмку, что говорило о полном восстановлении мыслительных процессов.
   Змея-искусительница свернулась во что-то напоминающее замысловатый кукиш, означавший, очевидно, полную потерю интереса к нашему герою.
   Выпитая, наконец, вторая рюмка, восстановила душевное равновесие хоббита, а третья, та самая, которая для настроения, придала ему решительности.
   - Эй, красавица, - храбро позвал он, - ты ведь местная? Где мне найти Матильду. У нее в вашем районе торговый бизнес. Лоток аккурат напротив этого заведения.
   - С-сто! - просвистела искусительница, не оборачиваясь, однако изобразив телом корысть.
   - Да чтоб тебя Шелоб зацеловала! - Выругался дознатец. - Ладно, пей мою кровь!
   - Невкус-сно, с-сыта, - отозвалась змея, - с-сыпь бакс-сы!
   Хоббит вытащил из-за пазухи зеленую бумажку, расправил ее, и подвинул по стойке в сторону искусительницы. Змея ловко смахнула деньги хвостом, и они исчезли в складках ее одеяния.
   - С-сиди здес-с-сь! Ж-жди, - прошипела развратная рептилия и выскользнула из рюмочной.
   Некоторое время Василий провел в размышлении о свойствах змеиной натуры, после того, как была выпита очередная рюмка, та самая, которая помогает скрасить ожидание, немного занервничал, потом и вовсе решил, что его обманули самым примитивным и бессовестным способом. Наконец, когда он решил плюнуть на все, никому не рассказывать о своей доверчивости, и смирился с мыслью, что Матильду придется искать самому, дверь отворилась и в ее проеме появилась заспанная торговка, сопровождаемая изящно струящейся змеей.
   - Бес-седуйте. - сказала искусительница и заструилась к выходу. - Ис-счезаю, з-здес-сь пус-стовато.
   - Ну, чего надо, - раздраженно спросила Матильда, протирая опухшие со сна глаза. - Вот ведь народ, ни ночью, ни днем от них покоя нет! Чего, за ночь не нагулялся, или подцеп случился? Так предохраняться надо было вовремя. Теперь вот втридорога заплатишь.
   Матильда, похоже, спросонья не узнала старшего дознатца, что было неудивительно, учитывая ее пренебрежительное отношение к полуросликам.
   - Это же я, Матильда, - хоббит неловко слез с табурета и слегка покачиваясь, подошел поближе, - друг Дробилы!
   -А... Дробилы, - торговка подплыла к стойке и водрузила тело на табурет. - Ну, друг Дробилы, закажи девушке что-нибудь выпить, а потом поговорим.
   - Матильда! - проникновенно начал хоббит, - Я у тебя рядом с лотком видел одну штуку, "Драконий корень" называется, так нельзя ли ее купить? Плачу наличными.
   Матильда одним глотком осушила стакан травянисто-зеленой жидкости, проворно налитый ей буфетчиком, бросила в пухлогубый рот квадратик шоколада, и только потом соизволила ответить.
   - Что, коротышка, решил к огрихе какой-нибудь посвататься? Правильно говорят, что мелкое всегда к большому лепится, только вот винной пробкой пивную бочку не заткнешь. Да ладно, ты не стесняйся, дело житейское. Возьми "хрен орчий матерый", у меня как раз есть один такой. Специально для тебя.
   - Да нет, мне орчий не нужен, - Василий решил, что хитрая торговка набивает цену, - Мне нужен "Драконий корень". Не беспокойся, я хорошо заплачу.
   С этими словами хоббит вытащил изрядно похудевшую пачку купюр и выразительно помахал ей перед матильдиным носом.
   - Сколько у меня валялся этот "корень" никто не покупал, все думали, что это, что это какая-нибудь корабельная снасть, мачта там, или, рея, или вообще, зуб мамута, а сегодня покупатели валом валят. Только ты, парень, опоздал, маленько. Раньше надо было думать. Так что, бери что есть, а не хочешь, так я пошла спать. Мне на работу поздно вставать.
   - Как это, опоздал, - ошарашено спросил дознатец. - Не может быть!
   - Обыкновенно, - равнодушно сказала Матильда, - Товар ушел. Продан, то есть.
   - Кому? - у хоббита неожиданно озяб позвоночник.
   - Мы своих клиентов не сдаем, - гордо ответила торговка, собираясь уходить, - Конфиденциальность гарантируем и блюдем.
   Хоббит понятливо протянул несколько купюр, которые сразу же были пригреты деловой женщиной на монументальной груди.
   - Это пойдет на борьбу за участие земноводных и двоякодышащих женщин в управлении островом, - пояснила бизнес-вумен. - Представляешь, красавчик, в правительстве острова нет ни одной земноводной особы женского пола. Я уж не говорю о двоякодышащих. Просто кошмар!
   - А зачем тебе бороться за права каких-то земноводных или двоякодышащих, - спросил удивленный Василий. Ты, вроде бы, нормальная баба, то есть, я хотел сказать, женщина. Так вот и борись за свои права.
   - Эх ты, - с сожалением ответила Матильда, - а еще старший дознатец! Всегда выгодней отстаивать чужие права, ведь при этом, в процессе борьбы ты получаешь и свои и чужие. Учись! Да ладно, это я так, к слову.
   Короче говоря, я уже собралась уходить, товар в сумки складываю, спать хочется - спасу нет! Да еще солнышко припекает, а я привыкла к сумраку, все мы здесь дамы полусвета. Как вдруг подходит ко мне орчиха. Вся такая из себя видная, холеная, похоже, не из простых, и давай мой товар разглядывать со всех сторон. Я уж думала, что вот так, прямо у лотка и примерит, однако, обошлось. Но, чувствуется, что разбирается. Опытного клиента сразу отличишь он всякой мелочи пузатой. Ты, дружок, не обижайся, я не тебя имела ввиду. Ну вот, как увидела эта орчиха Драконов корень, так, прямо к нему и прикипела, хочу, говорит, это, и точка. Эта штука, говорит, поможет мне пережить разлуку с мужем. Ну, я, посочувствовала, конечно, клиенту всегда надо посочувствовать, это делает его более сговорчивым, все, говорю, мужики блудливы, как хоб... - Тут она осеклась и закончила: - Короче говоря, купила она драконий корешок не торгуясь, да и отправилась восвояси. Да вот еще что, с ней двое слуг были, по-моему, гоблинов. Они-то корень и понесли, а мадама следом пошла, грустная такая вся из себя. Ну, ничего, утешится.
   - Спасибо, - произнес старший дознатец уже ставшую дежурной фразу, - вы оказали большую услугу следствию.
   - Стало быть, опечаленная супруга, Её Плодородие, Изумрудная Оркесса, решила напрочь прекратить интимные отношения со своим легкомысленным мужем, - подумал хоббит. - Вот так номер! Бедный хозяин, бедный наш Магарх!
   Расставшись с ушедшей досыпать торговкой, старший дознатец вздохнул, сочувствуя хозяину, выпил рюмку на посошок и вышел из заведения. Немного постояв на улице и обдумав ситуацию, он решительно направил свои плохо выбритые стопы к месту обитания Великого Орка. Туда, где, собственно, и началась вся эта история.
   - А может быть, плюнуть на все, - думал он, неторопливо вышагивая по набережной и критически разглядывая гуляющих по ней туристок, - Барлог с ним, с этим драконом, жил же столько лет без корня, и дальше проживет. Хотя, с другой стороны, что за жизнь без корней? Да и Дробиле с Ватерпасом придется худо. Теперь они, вроде как, заложники. Нет, хочешь - не хочешь, а идти придется.
   Время идет, ноги, пусть и нетвердо, но шагают, подметая небритыми пятками мостовую, так что, отвлекшись от размышлений, старший дознатец обнаружил себя стоящим на пороги временной резиденции Магарха. Почувствовав себя снова дворецким, он предусмотрительно бросил в рот горошину "Антиполицая" и вошел в дом.
  
   В бунгало стояла тишина. Такая тишина стоит на боле боя, после окончания кровопролитного сражения, такая тишина наполняет трюм ограбленного пиратами торгового судна, словом, нехорошая это была тишина.
   Когда Василий сделал несколько шагов по устланному циновками коридору, из спальни Великого Орка послышались некие звуки - всхлипы или стоны, перемежающиеся болезненным бурчанием. Всхлипывала и стонала жена Великого Орка, Изумрудная Оркиня, Ее Плодородие и Вечная Женственность, в общем, как ее только не величали. Бурчание и хрипы, несомненно исходили от самого Великого, уж его-то бурчание хоббит узнал бы из тысяч других, опыт, все-таки. Поначалу, хоббит подумал, что супруги, наконец, помирились и слышимые им звуки сопровождают заключительную фазу примирения, однако, в стонах и всхлипах не было ничего эротического, а бурчание и хрипы никак не походили на яростные вопли вожделения и страсти. Уж в этом-то, бывший дворецкий, а ныне старший дознатец Василий был докой.
   Осторожно ступая босыми ногами по шуршащим циновкам, дознатец подошел к двери спальни, и заглянул в замочную скважину.
   Видели ли вы картину кисти великого художника, да-да, ту самую, на которой изображена сцена родственного убийства, а точнее, послеубийства, когда не верящий в реальность своего поступка отец прижимает окровавленную голову сына к своей безумной груди? Если видели, то вы поймете, почему хоббит сначала отпрянул от двери, а потом, движимый состраданием и преданностью, решил все-таки войти в спальню. Теперь завершающая сцена семейного конфликта предстала перед ним во всем своем ужасающем величии.
   - Ну, вот, - промелькнуло в голове преданного дворецкого, - вот и не нужно ничего искать, вот все и кончилось... Вот и конец Междуземью.
   На ковре, бессильно раскинув уже не зеленые, а буро-оливковые лапы, лежал поверженный Великий Орк, причитающая Оркиня покоила его украшенную громадной шишкой голову, на коленях, а немного поодаль валялся драконий корень, очевидно, и послуживший орудием преступления. Ее Изумрудное Величество, не переставая ахать и охать, прикладывала к шишке Большую Королевскую Печать, отчего на державном лбу в нескольких местах образовались круглые оттиски с неразборчивыми буквами и профилем то-ли деда, то-ли прадеда пострадавшего.
   Обернувшись на скрип открываемой двери, Оркиня махнула изящной лапой с наманикюренными когтями и деловито приказала:
   - Васька, прикажи очуху принести, да выкинь куда-нибудь эту гадость. Слышишь, живо! - После чего продолжила стенания, попеременно прижимая к шишке то холодную бронзу печати, то собственные пылающие губы. Дворецкий с облегчением отметил, что Великий Орк жив, только ушиблен слегка, и расслабился.
   - Слушаюсь, Ваша Гневность, сей минут! - вслух сказал Василий, ухватил злополучный корень за конец и поволок за собой, на ходу выкрикивая:
   - Вы что, оглохли! Очуху для Великого Орка, да заодно и свинцовой примочки! Совсем без меня распустились, дармоеды!
   В недрах бунгало зашлепали босые ноги, захлопали двери, послышались испуганные голоса прислуги, почувствовавшей спинным мозгом возвращение начальства, отчего бестолковые метания горничных и стряпух и прочей челяди обрели некую осмысленность и цель.
   С удовольствием констатировав, что ипостась верного слуги выполнила свое предназначение, Василий пыхтя доволок тяжеленный корень до тротуара и попытался остановить какой-нибудь транспорт.
   На беду подходящего транспорта не наблюдалось, более того, размахивание руками и выразительная мимика хоббита производили противоположный эффект, а именно, немногие оказавшиеся поблизости транспортные средства шарахались от дознатца, словно вороны от внезапно ожившего пугала. Пришлось сменить тактику и уже через минуту, привлеченный мельканием зеленой бумажки, зажатой в кулаке голосующего рядом остановился чернокожий рикша. Судя по незатейливой татуировке вокруг пупка и скромно украшенному мелким бисером хулиму на чреслах, рикша принадлежал к племени Черных Карачунов. Юноша не прошел еще обряда посвящения и, работая рикшей, проходил испытание на мужественность в джунглях современной цивилизации. Впрочем, это мог быть и турист, в пух и прах, проигравшийся в каком-нибудь казино и таким образом зарабатывающий деньги на обратный билет.
   - Мне нужна ваша машина! - выкрикнул дознатец первую пришедшую в голову фразу, и взмахнул купюрой, словно полицейским жетоном.
   - Да забирай, ради Бога! - радостно откликнулся Карачун, выхватывая бумажку у хоббита, ловко выпутываясь из упряжи и накидывая ремни на дознатца. - До смерти надоело таскать за собой эту телегу да еще со всякими жирными уродами!
   Молодой Карачун, а, скорее всего, все-таки турист, в мгновение ока исчез в зарослях араукарий. - Наверное, побежал отыгрываться, - подумал хоббит, прилаживая замысловатую упряжь.
   Те, кого Карачун обозвал "жирными уродами", увидев такую смену караула, торопливо вылезли из коляски и подняли верх руки. Наверное, они решили, что их хотят похитить.
   - Брысь! - Приказал дознатец, и уроды послушно развернувшись, потрусили в сторону пляжа. При этом они поминутно оглядывались, видимо, хотели позвать на помощь, да только не решались.
   Драконий корень хоббит поставил торчком на сиденье коляски и, на всякий случай, чтобы не очень смущать прохожих, накинул на него свою рубаху.
   - Ну, иду на рекорд, - сам себе сказал дознатец и бодро зарысил по набережной, высматривая поворот к Драконьей свалке.
   Надо сказать, что Драконий корень даже будучи выставлен на продажу, в поверженном, так сказать, состоянии, внушал уважение, а сейчас, стоя торчком в коляске, увлекаемой неким заполошным мохноногим субъектом, обряженный в пеструю гавайскую рубаху, он и вовсе казался молодцом-красавцем. Неудивительно, что упряжку провожали восхищенные взгляды гуляющих по набережной туристок, иногда даже бросавших в воздух, за неимением чепчиков, другие, не менее выразительные детали туалета.
  
   Наконец, упряжка свернула с набережной и, сопровождаемая ахами и охами, пропала в узких улочках жилых кварталов, чтобы вновь вынырнуть уже вблизи Драконьей свалки.
   Уже на подступах к Драконьей свалке, порядком запыхавшийся Старший дознатец услышал многоголосый гомон, резкие, отрывистые фразы команд и надсадный пульсирующий тонкий вой. Хоббит наддал, не останавливаясь, проскочил хлипкие воротца, отделяющие свалку от остального мира, и галопом устремился на шум.
   Протолкавшись через толпу зевак, состоящую по большей части из обитателей свалки, выползших по такому случаю из своих нор, хоббит увидел готовящегося к очередной попытке взлететь дракона с краснозвездным хвостом. Рядом стояли Дробила с Ватерпасом. Ватерпас зычно командовал:
   - Контакт!
   - Есть контакт, - тоненько пискнул дракон.
   - От винта!
   - Есть от винта! - браво отозвался Дробила, и, размахивая молотком побежал разгонять толпу.
   - Па-ашел, родимый! - заорал Ватерпас. После этой команды, бывший Экскаватор, издал высокий жалобный вой и неуклюже начал разбег, неловко взмахивая крыльями и бестолково мотая краснозвездным протезом.
   В толпе, между тем, уже вовсю сновали шустрые букмекеры, предлагая делать ставки на предмет "взлетит - не взлетит". Судя по ставкам, большинство зевак склонялось к последнему.
   - Нет, куда там "Экскаватору" взлететь. Да нипочем он не влетит! - говорил один грязный субъект неопределенной разновидности другому, - Так что, плакали твои денежки, приятель!
   И в самом деле, дракон неожиданно прекратил разбег, затормозил, оставляя длинные борозды в мусоре, и понуро побрел назад, к месту старта.
   - Не получается, - сокрушенно вздохнул он. - Ведь драконы летают вовсе не потому, что у них есть крылья, а потому что верят в себя. А у меня вера в себя подорвана. Какая-такая, вера может быть, при отсутствии корня! Эх, не бывать мне Свирепым Исполинским Огнехвостым Краснозвездным драконом, так и останусь на всю жизнь "Экскаватором". Но все равно, спасибо, ребята! Вы старались, как могли.
   - Эй, помогите кто-нибудь! Запчасти приехали! Кто тут механик? - распихивая зевак закричал хоббит.
   - Он, родимый! - радостно воскликнул дракон, увидев, свой корень. - Я уж и надеяться перестал!
   Давай, надевай свою причиндалину. - Проворчал дознатец - И имей в виду, я на тебя двадцатку поставил. Если не взлетишь - оставлю без пива!
   Дракон отказался от помощи, объяснив, что это дело драконье, интимное, и пыхтя от возбуждения, удалился за груду старых автомобилей прилаживать корень.
   Разочарованная толпа уже собиралась расходиться, когда из-за груды ржавого железа появился Дракон. Да, да, это был именно Дракон, а не дракон, какой-нибудь, и вряд ли кто-то рискнул бы назвать это величественное существо "Экскаватором".
   - Ну, что, други, - глубоким басом прогудел он, - Поехали, что ли?
   С этими словами он взревел так, что толпа сама, без понуканий Дробилы, шарахнулась в стороны, освобождая полосу для разбега. Однако разбег почти не потребовался, взмахнув крыльями, дракон мощно оторвался от земли, отряхнув прах и мусор свалки с лап своих, и взмыл в синее южное небо. Поначалу он летел осторожно, "блинчиком", как говаривали старые авиаторы, потом освоился и принялся закладывать виражи и чертить мертвые петли над головами ошалевших от восторга зевак. Внезапно в небе что-то басовито кашлянуло, потом низко, в тон драконьему голосу, заревело. По бокам краснозвездного хвоста выплеснулись синевато-огненные струи, и дракон свечкой пошел вверх. Это врубились реактивные двигатели "Бэкфайра", самопроизвольно подключившиеся к огненосной системе дракона. Как это могло произойти, так и осталось загадкой, но существует ведь драконье колдовство? Правильно, существует! Так вот оно, драконье колдовство в чистом виде.
   Хоббит деловито нырнул в толпу собирать выигрыши.
   Наконец, дракон налетался и пошел на посадку. Аккуратно подрулив к сыщикам, он прокашлялся и сказал:
   - Ну, спасибо, други! Мне теперь и родимый хвост ни к чему. Эти движки так тянут, что просто загляденье! Может быть, рванем вместе в родные края? А то я без вас скучать буду.
   - Рады бы, да не можем, долг перед нацией, понимаешь ли, - сказал за всех хоббит. - Ты уж себе лети, только скажи нам, где искать этого поганца Сеньку?
   - Сенька не иначе, как на пляже ошивается, - задумчиво сказал Дракон, - в баре "Голубой Павиан", там, по его словам, всегда наркоту раздобыть можно. Туда и идите.
   - Ну, прощай, Огнехвост, - Дробила похлопал дракона по хвосту, - Желаю тебе быстрого полета, легкого ветра, а еще встретить хорошую драконшу и наплодить маленьких огнехвостиков...
   Расчувствовавшийся Дробила еще долго бы расписывал прелести семейной жизни и все такое, но время поджимало, и он остановился.
   - Пока, - сурово сказал Ватерпас, - Может, еще встретимся!
   - Завидую! - Хоббит задумчиво посмотрел на небо. - Всю жизнь полетать мечтал, да видно, не судьба. Ну, прощай, дружище!
   Дракон загудел, прогревая двигатели перед дальним полетом, потом вспомнил о чем-то, приглушил турбины и проревел:
   - В случае чего, свяжитесь со мной по рации, или через спутник. Борт 97-40, это я и буду. Мигом прилечу на помощь!
   Потом рванулся, взмыл в небо, покачал на прощание крыльями и лег на курс.
   Друзья постояли немного, глядя на постепенно расплывающийся в небе розоватый инверсионный след, потом Василий сказал:
   - Ну что, пошли ребята вора ловить. Такая у нас планида!
  
   Глава 3.
  

"Тяжело живется советскому подростку!"

Наблюдение времен перестройки

   Сенька сидел в баре "Голубой павиан", и тосковал. Деньги, полученные от трех доверчивых туристов из незнакомой страны России, подходили к концу, хотя, честно говоря, братаны, как они сами себя называли, не поскупились.
   - Вот лохи, - лениво думал Сенька, - даже не поинтересовались, откуда цацки. Захомутают их на таможне, как пить дать, захомутают, да мне-то что. Вот куда колечко подевалось, это вопрос. Неужели оборонил, когда фатеру этого зеленого дурня потрошил?
   У всех Горлумов была какая-то патологическая тяга к колечкам, причем, колечкам без камешков, гладким и простым. Сенька смутно помнил, что еще его папаша, пребывая в элегическом настроении, вытаскивал из кармана это вот самое, теперь потерянное колечко, и твердил, уставившись куда-то в пространство:
   - Наша прелесть... прелесть... прелесть.
   Сенька по младости полагал, что это следствие неразборчивости в выпивке, но когда горлуменок подрос и заполучил колечко в собственность, попросту украв его у задремавшего папаши, колечная зараза прицепилась к нему самому. Теперь без колечка никакой кайф не по-настоящему не ловился. Сеньке было просто необходимо, наглотавшись Колы, уставиться на кольцо и повторять, следом за своими предками: "Прелесть, прелесть..."
   Вообще, недолгий жизненный путь Сеньки Горлума заслуживает отдельного описания. Если бы о Сеньке узнала какая-нибудь сентиментальная деятельница из "Общества защиты редких негодяев", она, безусловно, опубликовала бы в глянцевом дамском журнале душераздирающую историю о бедном подростке, лишенном родительского внимания и вынужденном бороться за существования просто-таки с пеленок. При этом она бы отметила, что ни пеленками, ни, тем более, памперсами Сеньку в детстве не баловали. Все пропивалось беспутными родителями. В результате, деятельница обвинила бы во всем общество и потребовала отмены наказания за грабеж для детишек с дурной наследственностью, а заодно и наказания за изнасилование, в период полового созревания преступников.
   Сам же Сенька отнюдь не считал себя обделенным судьбой. Темные делишки были наследственным бизнесом семьи Горлумов, довольно-таки уважаемой в определенных кругах.
   На самом деле, если не быть сентиментальной деятельницей какого-нибудь "Общества" или "Комитета", можно заметить, что многие Горлумы сделались очень даже влиятельными членами общества. Вы ведь нередко замечали за спиной видного политического деятеля некую молчаливую, невзрачную фигуру, казалось бы, попавшую на телеэкран совершенно случайно. И в самом деле, засветка на экране отнюдь не входит в планы этой разновидности горлумов - так называемых, "серых горлумов". А вот другие, прямо-таки не вылезают из ящика. Это горлумы публичные, не скрывающие, но и не афиширующие до поры, до времени своего происхождения, гибкие, длиннопалые и вкрадчивые, они подвизаются в качестве всевозможных научных и не очень предсказателей, специалистов по сексуальной меланхолии и прочих редких и высокооплачиваемых профессий, востребованных коренным населением нашей планеты. Я уж не говорю о некоторых бизнесменах, и деятелях культуры. Культура, честно говоря, так и кишит горлумами, правду говорят, что снаружи она смахивает на большое болото. Хотя, наверное, насчет культуры я немного переборщил, да и что я понимаю в культуре...
   Но вернемся к нашему Семену. Итак, вот оно, Семеново детство. Оно не было таким уж безрадостным, как думают разные сентиментальные дамы, и родители отнюдь не забывали делиться с подростком Сенечкой основами жизненной премудрости, вовсе нет. Частенько, посиживая у телевизора, Сенечкин папаша говорил внимающему сыну:
   - Помни, сынок, благородство, коварство, мудрость, та самая, которая выше корысти - все это существовало когда-то в том далеком сказочном мире, откуда мы пришли сюда. Там все совершалось по правилам, даже предательства и измены. Там не было случая, чтобы зло не осталось безнаказанным, или, хотя бы не разоблаченным. Злодеям благородство было свойственно почти в той же степени, как и героям, раскаяние посещало самые темные сердца и все истории, если и не кончались хорошо, то, во всяком случае, имели какое-то вразумительное завершение. Но в драке побеждает не тот, кто лучше сражается, а тот, кто не стесняется ударить исподтишка, в спину, тот, кто знает больше запрещенных приемов. Поговорка насчет победителей, которых не судят, существует в этом мире, а не в легендарном Средиземье, помни об этом! Учись побеждать любой ценой, сынок, и помни, наследственные способности семьи Горлумов помогут тебе в этом.
   И сынок учился. Может быть, в нем изначально и было заложено что-то хорошее, но немного пообтершись среди людей, он понял, насколько мудр был его стареющий родитель.
   На взгляд истинного горлума, то есть такого, чья бледная кровь была процежена десятками поколений предков, кажущихся такими несчастными, а на самом деле, ловкими и безжалостными, оборотистыми и расчетливыми, земному человечеству не хватало ограниченности. То есть, в самый неподходящий момент, в человеке вдруг взыгрывало нечто, называемое совестью, и успех оборачивался поражением. В этом смысле горлумы имели очевидное преимущество перед коренными обитателями нашего мира. С другой стороны, люди быстро учились, а примесь горлумской крови в некоторых, наиболее продвинутых из них, в сочетании со знанием местных обычаев, делала из людей опасных конкурентов в сфере темных и серых делишек.
   - Работать становится все труднее, - жаловался, бывало, Сенькин дядюшка, известный агент по операциям с призрачной недвижимостью. Подумать только, такой выгодный заказ перехватили. И кто? Этот ловкач только на одну восьмую горлум! Да еще имеет наглость сватать своего сынка за мою дочку. До чего докатилось человечество!
   И, хотя, последние слова могли быть истолкованы в совсем нелестном для горлумской породы смысле, негодование дядюшке, торговавшего, по преимуществу прошлогодним снегом, имело основания, да еще какие!
   В такой вот обстановке формировался характер маленького Сенечки.
   Будучи достойным представителем своей семьи, он начал свою карьеру с организации финансовой пирамиды в начальной школе, но ограниченность охваченного бизнесом контингента привела к быстрому разорению рядовых вкладчиков. Последние, будучи незнакомы с этикой современного бизнеса, не стали ходить вокруг Сенечки с плакатиками и униженно просить вернуть деньги, а попросту устроили начинающему предпринимателю темную.
   Так Сенечка понял, что бизнес с человеками - вещь подчас отнюдь небезопасная. Слегка залечив синяки, он смирил юношескую гордыню и пришел к многоопытному дядюшке за советом. Дядюшка по-доброму посочувствовал прыткому родственнику, угостил его пивом, а потом спросил:
   - Скажи-ка, племянничек, а на какой политической платформе ты выстроил свою пирамиду?
   - Как это, на какой? - Удивился Сенечка. - Какая политическая платформа может быть у бизнеса? Бизнес, он ведь вне политики.
   - А вот и нет! - Дядюшка внимательно посмотрел на юнца сквозь старомодные очки. - Платформа совершенно необходима. Наличие платформы позволяет списать убытки клиентов на неблагоприятную экономическую ситуацию, которая, в свою очередь, определяется политической обстановкой. Так что, если бы ты собирал бабки, скажем, на создание партии политических недомерков, то мог бы спокойно сказать, что вкладчики получат свои денежки, когда партия станет массовой и придет, наконец, к власти. Замороченные вкладчики потоптались бы немного возле офиса, да и разошлись. А может быть, еще денег принесли бы, чтобы, так сказать, поскорее эти твои недомерки силу набрали. Так что, не учел ты, племянничек, политического фактора. Вот мой тебе совет, отправляйся-ка ты потрудиться на ниве массовой информации. Там ты многое поймешь и многому научишься. Кстати, с тебя десятка, и учти, это по-родственному. Обычно я беру дороже.
   Таким образом, Сенечка оказался на телевидении. Он долго отирался в коридорах телецентра, участвовал в массовках, подавал кофе маститым шоуменам и шоуменкам, в общем, вертелся, крутился и струился. И сгинуть бы ему в этом хорошо организованном бедламе, если бы не горлумское происхождение в сочетании с горлумской же находчивостью.
   Однажды директор канала, на котором подвизался Сенечка, объявил конкурс на проект лучшего шоу на тему секса. Таких программ к тому времени расплодилось великое множество и, казалось, тема секса во всех видах полностью исчерпана. Зрители мужского пола поняли - то, чем они занимаются со своими женами или подругами, это вовсе не секс, а так, дилетантщина и убожество. Кое-кто под влиянием передач о сексе, вовсе прекратил всякие отношения с противоположным полом, другие попыталась привести свою интимную жизнь в соответствие с рекомендациями специалистов, в результате чего получили тяжелые психические повреждения. Несовместимые, между прочим, с половой жизнью. Но оставались отдельные упрямцы и упрямицы, которые продолжали заниматься этим делом по старинке, то есть так, как им нравилось. Вот для обуздания этих половых ретроградов и создавалось новое шоу, которое по своей омерзительности, а значит, и по рейтингу, должно было оставить далеко позади конкурентов.
   Тут-то и появился Сенечка с проектом сногсшибательного шоу "Секс с земноводными". Это было ново, это было смело, это эпатировало и, что самое главное, до этого еще никто не додумался. Поначалу, как это часто бывает, от реализации проекта непосредственного автора отстранили, сославшись на отсутствие у него необходимого опыта, известности и поклонников. Ведущим шоу был назначен молодой упыренок, не то родственник владельца канала, не то дружок его жены. Несмотря на то, что упыренок страдал хронической водобоязнью, за дело он взялся довольно шустро и привлек к работе опытную русалку Люсенду, с которой познакомился на какой-то тусовке. Сенечка молча страдал, но терпел. Горлумское чутье подсказывало ему, что час торжества неминуемо настанет. И, надо сказать, на этот раз чутье оказалось на высоте.
   Бодро начавшееся было шоу, в которое были вложены немалые деньги, медленно, но верно проваливалось. Виной тому была скудость фантазии организаторов и ведущих, которые не смогли предложить искушенному во всяких штучках-дрючках зрителю ничего, кроме унылых историй из жизни той же русалки Люсенды. Все истории непременно заканчивались утоплением партнеров (Люсенда упорно называла их "клиентами"). Интервью с молоденькими утопленницами, совершивших сей акт в порядке сублимации, по причине неразделенной любви к очередному эстрадному кумиру или неудачного выступления на конкурсе красоты "Мисс Одноразовая Зажигалка", тоже скоро приелись. Деньги, получаемые от рекламы чешуйчатого нижнего белья и колготок, не спасали положения. Шоу уже собирались прикрыть, когда в кабинете директора появился уже забытый, было, Сенечка.
   Какие перспективы рисовал честолюбивый молодой горлум, к каким горизонтам манил - неизвестно. Известно только, что, в конце концов, уже забивший было на шоу директор, плюнул на условности и дал Сенечке шанс. О, это волшебное слово - шанс! В нем есть что-то шипящее, что-то щекочущее и шампанское. Воодушевленный Сенечка вышел из кабинета директора и бросился делать шоу.
   Первым делом он уволил упыренка. Последний, кстати, отнюдь не пропал, а напротив, нашел свое призвание в отделе аналитических программ. Люсенду, поразмыслив немного, Сенечка оставил для собственных нужд. Очень вовремя утонули две знаменитых манекенщицы и одна кинозвездочка. Теперь они каждый вечер выступали перед телезрителями с подробностями личной жизни до, и после утопления. В качестве аналитика, третейского судьи и независимого эксперта в программе фигурировал Сенечка лично. Первым делом, он пустился доказывать глубокую народность, а стало быть, и актуальность самого понятия секса с земноводными. Чего стоит его панегирик ракам, давно и крепко вошедшим в фольклор, и даже давшим название одной из популярнейших поз народной Камасутры. Да, у Сенечки воистину, были все шансы стать великим журналистом, и те, кто в это не верит - да тьфу на них!
   Конечно, у восходящей звезды появились многочисленные поклонницы и поклонники, да и как не появиться, ведь новый ведущий был совершенно неотразим. Бледный, в потрясающем зеленовато-сером костюме из мокрого шелка, он, казалось, только что вылез из болота, чтобы сообщить потрясенным зрителям нечто глубинное и тайное. Сообщить, осчастливить и снова скрыться в зеленоватой трясине, чтобы в назначенный час опять появиться на экранах.
   Модельеры, вдохновленные Сенечкиными передачами, наперебой создавали новые коллекции, в которых, кроме уже приевшегося чешуйчатого белья присутствовали разбухшие от влаги туфли и черные раки, элегантно оттягивающие бахромчатые подолы вечерних платьев. Особенно преуспел на этом поприще знаменитый Савва Мазай, самолично появившийся перед публикой в красном рачьем панцире и с накладными усами.
   Визажисты вовсю трудились над созданием макияжа "под утопленницу", включавшего в себя шевелящиеся, словно пиявки ресницы и пучки водорослей, изящно свисающие с ушей. В моду вошла также приятная опухлость и некоторая расплывчатость черт, придающая женщине особое очарование.
   Словом, на доселе чересчур уж голубом небосводе телеэфира, взошла новая, буро-зеленая звезда, и имя ей было - Сенечка. И неважно, что всплыла эта звезда из болота, какое зрителю дело, откуда берутся звезды?
   В общем, карьера Сенечки весьма и весьма складывалась удачно, сам он строил далеко идущие планы, подумывая о вовлечении в орбиту передачи головоногих моллюсков и голотурий, как вдруг...
   Увы! Как часто первооткрыватели первыми падают жертвой своей предприимчивости. Открывающий бутылку некачественной водки по праву выпивает первый глоток, не думая о жестоких последствиях своего открытия. Копыта взбесившегося таланта мозжат голову нее сумевшего вовремя натянуть поводья седока, и это в порядке вещей!
   Короче говоря, один из наиболее денежных спонсоров программы, вдохновленный на эротические подвиги Сенечкиными выступлениями, получил несовместимые с жизнью травмы, пытаясь в собственном бассейне доставить удовольствие смертельно ядовитой пупырчатой южноамериканской жабе. Причина смерти мецената не подлежала сомнению, поскольку, будучи натурой художественной, он записывал свои упражнения на видеокамеру. Некоторые поговаривали, что страсть к жабам известного бизнесмена не была такой уж случайностью, поскольку сам он здорово походил на это, в общем-то, безобидное существо, но начальству, правосудию и народу потребны жертвы.
   Кто протянет руку упавшему? Кто милосердным пальцем заткнет дырку в боку однажды проколовшегося коллеги? Да никто, скажу я! Во всяком случае, никто из Сенечкиного окружения. Звезда качнулась, вспыхнула напоследок вонючим шумным скандалом и бухнулась туда, откуда появилась, то есть в болото. Но звезды, как правило, не падают в одиночку. Вот и Сенечка прихватил с собой верную Люсенду. Вместе они погружались в уютную зеленоватую жижу до тех пор, пока не коснулись дна. На дне, как оказалось, тоже можно было жить. Люсенда вскоре освоила, а точнее сказать, освежила, специальность русалки по вызову, и стала просто Люськой, а вот Сенечка...
   Сенечка, увы, прочно подсел на Коку и теперь промышлял разной мелочью, а когда выдавался и вовсе неудачный денек, отбирал у несчастной женщины выручку, обзывал снулой селедкой, и даже, говорят, грозился почистить ей хвост.
   Много чего было в недлинной Сенечкиной жизни, ох, как много, но не стоит вдаваться в подробности. Здесь же вам не ток шоу, все-таки!
   Итак, Сенечка сидел в "Голубом павиане" и оплакивал потерю колечка, единственного предмета, напоминавшего ему о семейном очаге, босоногом детстве, беспутной юности и беспокойном отрочестве.
   Владелец бара, одновременно и бармен и официант и повар, так и не дозревший до крупных дел упырь Панкратий, меланхолично протирал бокалы, с пляжа доносились воистину павианьи вопли мужчин и лирические взвизги женщин. Словом, все было, как всегда. И тут, не до конца утопленное в Коке горлумское чутье подсказало Сенечке, что что-то неладно.
   - А вдруг меня ищут? - По-правде говоря, Сенечке очень не хотелось встречаться с представителями закона. - Неужели из-за этих штуковин? Впрочем, братаны еще ранним утром забрались в какую-то летающую штуковину и убрались восвояси. Сейчас они, наверное, выпили своей любимой водки и дрыхнут в креслах авиалайнера, уносящего их на далекую родину. Как, бишь, ее? Россия? Так что здесь все чисто! Вот если колечко нашли, тогда... а что, собственно, колечко? Этому колечку дайм цена в базарный день! Вдобавок, Люсенда куда-то пропала...
   И тут Сенечка отчетливо понял, что всем его воспоминаниям, всему прошлому, всему, с чем связывало его дешевое анодированное колечко с выцарапанными кем-то на внутренней стороне каракулями, цена всего-то дайм! Десять центов, да и то, если брать оптом. И похоронят его, Сенечку, в дешевом пластмассовом тазу неприлично голубого цвета, цена которому те же распроклятые десять центов.
   Эх, прелесть, прелесть! Прелесть ты моя распрелестная, прельстительная... - Печально вздохнул горлум, и, слегка покачиваясь, направился к стойке за очередной порцией Коки.
  
   Глава 4
  
   "Ура, ура, поймали мы вора!"
   Ментовская ликовалка
  
  
   - Чтоб я еще когда-нибудь по такой жаре взялся совершать добрые дела! Да ни в жизнь! - сказал Старший Дознатец, когда сыскари изнывая от жары и истекая выпитым по дороге пивом добрались, наконец, до бара "Голубой павиан".
   - Это ты, о каких таких добрых делах? - отдуваясь, поинтересовался гном. Кольчугу он снял и обмотал вокруг обширной талии. От обильного пота на кольчуге выступили пятна ржавчины, так что теперь она походила на плохо отстиранную юбку жертвы сексуальных репрессий.
   - Как это, о каких? - А вернуть дракону его достоинство, это, по-твоему, не доброе дело? - хоббит присел на вовремя подвернувшуюся лавочку, над которой очень кстати был натянут полосатый тент. - Очень даже доброе, добрее не бывает. О нас, может быть, песню сложат. В эпос войдем. Вам что, ребята, в эпос не хочется?
   - Не знаю, как там твой эпос, а бар он вон, рядышком. Там, наверное, и кондиционер имеется! - сообщил Дробила, усаживаясь рядом и со звоном обмахиваясь подолом кольчужной юбки. А куда Ватерпас подевался?
   - Тут я, - сообщил гоблин, высовываясь из пыльных кустов. - Я в стрельбе тренируюсь. Давно, понимаешь, из рогатки не стрелял, надо потренироваться. Вон дамочек сколько, смотри, сейчас попаду.
   - Ты давай завязывай на дамочках тренироваться, - Василий сурово посмотрел на гоблина. - Неровен час пришибешь какую-нибудь, под суд ведь пойдем. Только этого нам не хватало!
   - Не пришибу, - уверенно сказал Ватерпас. - Во-первых, я в них изюмом стреляю, а это не больно. А во-вторых, я же не просто так, я со смыслом, я же знаю, куда целиться надо, чтобы не навредить. И будут дамочки с изюминкой.
   - Во-первых, они и так с изюминкой, а во-вторых, где ты взял изюм. Дай сюда! - потребовал хоббит.
   - У торговца реквизировал. Мы же теперь, вроде как полиция. - Сказал Ватерпас, неохотно протягивая хоббиту газетный кулек с остатками изюма.
   - Тайная полиция, - уточнил Дробила, запуская лапу в кулек. - А, стало быть, надо было не реквизировать, а украсть.
   - В следующий раз так и сделаю, - пообещал Ватерпас.
   - Разболтались тут! - Прикрикнул на подчиненных старший дознатец. - пойдем лучше вора ловить. Вон он, "Голубой павиан". Рядышком. Сейчас поймаем вора, получим награду и отправимся пиво пить куда-нибудь в тенек.
   - Расколоть еще надо. - С видом специалиста проворчал Дробила и взмахнул молотком. - Пойдем скорее, а то у меня от такой жары того и гляди, молот рассохнется. Деревянный же.
   И бравые сыскари чмокая по разогретой асфальтовой дорожке босыми пятками, направились в бар "Голубой павиан" арестовывать уже почуявшего неладное Сеньку-Горлума.
  
   - Ага, попался, ворюга! - грозно вскричал Дробила вваливаясь в тесное, пропахшее пивом и кокой помещение и занося молоток. - Ужо тебе, государственные реликвии воровать!
   - Окружай его, ребята! - скомандовал хоббит, хотя окружать совершенно расклеившегося от употребленной коки, пива, жары и общей меланхолии горлума не имело никакого смысла. Он и так не собирался никуда бежать.
   - Вы имеете право хранить молчание и... - тут Василий замешкался, не зная, что полагается говорить в таких случаях. - Ну-ка, Дробила, зачитай ему его права!
   - Какие еще права! - гном занес молоток. - Колись, паскуда, и все тут!
   - Ик! - тихо сообщил Сенечка и осел на грязный заплеванный пол.
  
   Старший дознатец подошел к неподвижно лежащему преступнику и осторожно потрогал его босой ногой. Сенечка слабо пошевелился, подложил под левую щеку сложенные лодочкой ладони и подтянул колени к животу.
   - У него шок! - Сделал вывод хоббит и почесал за ухом, что свидетельствовало о крайней степени озадаченности. - Эк ты, Дробила, свом молотком мальца напугал, вот он и ушел в бессознанку!
   - Да уж, слабоват, клиент оказался, - Дробила озадаченно рассматривал деревянный молоток. - Я и вдарить-то не успел, а он уже - брык! И лежит. Надо же, какой нежный!
   - Да пьяный он, а не нежный, - Ватерпас принюхался, - Пьяный и еще обдолбаный.
   - Вот что, понесем его к начальству. Начальству виднее, как поступить. А мы свое дело сделали, вора поймали. - Хоббит еще раз тронул горлума, тот засопел и перевернулся на другой бок. - А ну, взяли, ребятушки!
   - И чему же в тебе, паразите, весить? - возмущался Дробила, пока гоблины выволакивали Сенечку из бара, - Вон какой тощий, глянуть не на что! А тяжеленный, что твой драконий корень!
   - Драконий корень-то полегче будет, - со знанием дела сообщил хоббит. - А потом, драконий корень я тащил в состоянии, так сказать, аффекта, то есть, возможности моего организма усилились и раскрылись, а сейчас у меня никакого аффекта нет. Кончился весь. И потом, у меня ведь бричка была. То есть тележка, которую я реквизировал у рикши.
   - Вот иди и реквизирую еще какую-нибудь бричку, а мы пока посторожим преступника. - Дробила с Ватерпасом положили бесчувственное тело несчастного Горлума в тенек, тяжело плюхнулись рядом и принялись обсуждать проблему увеличения веса преступников в зависимости от тяжести совершенных последними противоправных деяний.
   - Отяготил он свою совесть, вот и стал прямо-таки, неподъемным. Удивляюсь еще, как это он еще так шустро от нас бегал? - Дробила задумчиво подкидывал и ловил свой молоток, потом бросил это занятие, подложил орудие дознания под голову и уставился в нереально синее тропическое небо.
   - Своя ноша, то бишь, совесть, не тянет! - глубокомысленно отозвался Ватерпас и принялся рассматривать гуляющих по набережной дамочек. Наверное, хотел разглядеть в них изюминки.
   Между тем, транспортное средство никак не хотело ловиться. Уж, как ни прыгал старший дознатец по проезжей части, как ни размахивал конечностями - автомобили деликатно объезжали скачущего по мостовой коротышку и, прибавив газку, катили дальше, по своим делам, а рикши, как назло не попадались. Ситуация складывалась та еще. В кустах тихо заскулил очнувшийся Сенечка, Дробила показал ему молоток, но это не впечатлило мающегося с недопоя горлума, и тот заскулил еще громче и жалобнее. В конце концов, Дробиле пришлось просто сесть на пойманного вора, но и это не помогло. Во-первых, сидеть на костлявом Сенечке было крайне неудобно, а во-вторых, придавленный мощным седалищем горлум испустил какой-то странный, низкий и хриплый вой, так что народ на пляже всполошился, побросал вещички и устремился прочь от воды, думая, что надвигается цунами.
   Антигуманные действия Дробилы имели и другие последствия. Возле смешанной компании сыщиков и вора остановился, наконец, долгожданный автомобиль, из него выскочило несколько одетых в тропическую форму полицейских, которые быстренько запихнули нарушителей спокойствия в темный кузов с единственным зарешеченным окошком в задней двери, и повезли в неизвестном направлении, предварительно отобрав у них молотки, рогатки и остатки денег.
   - Ага, попались! - злорадно простонал очухавшийся Сенечка, ощупывая вмятый седалищем Дробилы живот. - Теперь узнаете, как у честных трудящихся на пузах сидеть!
   Сам же Сенечка полиции не очень-то боялся, справедливо полагая, что взять с него нечего. Кроме того, с местным отделением его связывало взаимовыгодное партнерство, да и Люсенда на ежемесячном праздновании дня полицейского регулярно изображала заливную русалку, причем, совершенно бесплатно. Так что, бояться ему было, в сущности, нечего. Ну, дадут пару подзатыльников, да и выкинут на улицу. Не впервой. Хотя Люсенда куда-то пропала, да ничего, не впервой, найдется. А вот гоблинам, действительно, было чего опасаться. С точки зрения местной полиции, расследование, предпринятое дознатцами, было совершенно незаконным, особенно, если принять во внимание, что проводилось оно без ведома соответствующих органов и при полном отсутствии каких-либо разрешительных документов.
   Старший Дознатец живо представил себе реакцию ушибленного драконьим корнем Великого Орка на непредвиденную задержку и загрустил. Дробила с Ватерпасом мрачно сопели на жесткой, обитой жестью скамейке. У них тоже имелось воображение, и оно как-то само собой включилось. Ох, лучше бы оно этого не делало!
   Между тем, бывший пленник, а теперь уже сонарушитель, слегка оклемался и с мстительным удовольствием принялся расписывать прелести пребывания в кутузке, особенно напирая на высокий профессионализм местных полицейских в деле отбивания почек.
   - И, главное, никаких следов снаружи. А внутри все прямо-таки в кашу! - радостно рассказывал он. - Ох, и мастера! Да еще бы, они каждый день на туристах тренируются. Как тот царь, который булат изобрел. Как же его звали? Ага, Экивока! К нему тоже приводили рабов, он саблю нагреет и пшик! Нету раба. Потом велит принести напильник и давай ту сабелюку пилить. Ежели пилиться, он опять ее в огонь, а сам уже кричит, чтобы следующего раба готовили. Вот и вас тоже по одному - пшик! А потом...- горлум сладострастно зажмурился и проблеял полицейским голосом - Следующий!
   - Ну и как, получился у него булат? - заинтересовался Дробила. - Или он попусту рабов перевел, а булата так и не получил? И что он стал делать, когда все рабы закончились, а булат все не выходил?
   - За жен взялся. У него жен знаешь, сколько было! Когда последнюю зарезал, тут как раз булат и получился. - Сенечка довольно захихикал. Похоже, отношения налаживались. Вообще, ничто так не сближает разумных существ, как совместное попадание в кутузку, или, хотя бы в полицейский фургон.
   - Дурак он, твой Экивока! - в сердцах воскликнул Ватерпас. - Неужели непонятно, что сразу надо было за жен браться, булата бы не изобрел, так хоть от баб избавился!
   - И вовсе он не дурак! - не выдержал старший дознатец. - Может быть, ему только и нужно было от старых жен избавиться, а булат это так, побочный продукт!
   - А рабов тогда зачем резать? - Дробила возмущенно взмахнул волосатой лапой, отчего наручники, которым его приковали к металлическому поручню, жалобно лязгнули, а сам поручень крякнул и оторвался.
   - Может быть, он таким образом против рабства боролся, - не сдавался хоббит. - Искоренил рабство вместе с рабами - это раз! От надоевших жен избавился - это два! Да еще и булат изобрел - три!
   Василий победно воздел руку с загнутыми пальцами, словно делая козу, и с удивлением обнаружил, что наручники соскочили с поручня - спасибо гному - и теперь свободно болтались на запястье.
   - Два кольца, два кольца, посередине гоблин! - ни к селу, ни к городу пробормотал Сенечка. И в это время, полицейский фургон, скрипнув тормозами, остановился.
   - Приехали! - констатировал Дробила.
   Заскрежетал отпираемый замок, и зарешеченная задняя дверца отворилась. На асфальтированном пятачке, эффектно подсвеченный последними лучами закатного солнца стоял сержант полиции Карданный по прозвищу "Бухенсад" и радушно помахивал здоровенной резиновой дубинкой, приглашая задержанных на выход.
   "Мы идем за Урукхаем,
   Ночь - хоть выколи глаза,
   Слышен эльфов смех нахальный
   И хоббитов голоса...
   Издевательски грянули в ответ гоблины. И Сенечка солидарно, хотя и не совсем в рифму, взвыл блатным фальцетом:
   "Раздевают догола!"
   Полицейский Карданный выругался и грохнул здоровенной резиновой дубинкой по крылу полицейского фургона.
   Был ли сержант Карданный человеком в полном смысле этого слова или нет, оставалось загадкой даже для его непосредственного начальства. Вообще, может ли человек носить мрачное прозвище "Бухенсад", даже если это прозвище намекает всего-навсего на склонность бухать в первом попавшемся садочке? Во всяком случае, сам сержант себя считал человеком и, как полагается исключительной личности, звучал, если не гордо, то громко. Всех остальных представителей разумных существ сержант, если и причислял к человекам, то с некоторой натяжкой. Поскольку зрение у него было черно-белое, то человеками, в понимании Бухенсада могли считаться существа белые и черные, а вот всякие зеленые и голубые - ну никак!
   - А ну, голожаберная сволочь, вылазь! - скомандовал сержант и плотоядно улыбнулся.
   - Это кого ты сволочью назвал? - угрожающе начал Дробила и полез наружу.
   - И не просто сволочью, а, простите, сволочью голожаберной, - подал голос отудобевший Сенечка. Будучи существом слегка образованным, горлум оскорбился не на "сволочь" - это уж, что есть, то есть, а на прилагательное "голожаберная".
   - Ага, вы еще и пререкаться вздумали, рожи зеленые! - радостно заорал сержант и снова взмахнул дубинкой.
   - Обижаешь, чувак! - переходя на старомордорский, вежливо сказал гном.
   Видели ли вы когда-нибудь гнома. Предположим, видели. А видели ли вы боевого гнома? Предположим, тоже видели, хотя бы в кино. Но, ручаюсь, оскорбленного боевого гнома Дробилу вам видеть, еще не доводилось, и в этом вам повезло!
   - Ну, обижаешь же, чувак! - Дробила с ленивой грацией вернулся от дубинки.
   - А-а, огрызок мохнатый, ты еще увертываться будешь! - взревел разъяренный полицейский, до сих пор весьма гордившийся своим умением убивать дубинкой москита на лету.
   - Обидел, чувак, - с удовлетворением констатировал гном и взмахнул ручищей.
   В результате, сержанту Карданному, прозванному Бухенсадом, крупно не повезло, и никто кроме самого сержанта в этом виноват не был. Нечего было радостно орать и тыкать своей палкой куда ни попадя. Дубинка может разве что разозлить настоящего боевого гнома, но никак не остановить и тем более, не сокрушить. А Дробила, даже без любимого молота, мог сокрушить кого угодно, не то, что какого-то там сержанта. И Дробила сокрушил!
   - Н-да! - задумчиво протянул Старший дознатец, с любопытством, разглядывая бесчувственное сержантское тело. - Это называется тушка!
   Дробила между тем подобрал выпавшую из сержантских рук дубинку и заинтересовано ее разглядывал.
   - Хорошая дубинка, - со знанием дела сказал он. - Качественная. Сразу видно, с душой делали. Внутри, поди, стальной стержень. И сбоку ручечка имеется. Интересно, зачем здесь эта ручечка? Ага, если вот так взять, то можно двумя руками крушить! Смотри-ка, до чего додумались, надо же. На ком бы попробовать?
   В отделении полиции поначалу не сообразили, что произошло, но потом, увидев, что Бухенсад позорно валяется на асфальте, а задержанные, вместо того, чтобы покорно проследовать в камеру предварительного заключения, что-то оживленно обсуждают, решили, что случилось неладное, и бросились на усмирение теперь уже не просто нарушителей, а потенциальных террористов. То есть, закрылись в караулке и храбро вызвали подкрепление.
   Ватерпас между тем, решив, что и ему полагается некоторая толика трофеев, вытащил из кобуры неподвижно лежащего Карданного полицейский "магнум" и весело прицеливался в закрытые жалюзи окна полицейского участка, приговаривая при этом - "Пу!".
   Меж расшалившимися гоблинами бегал здравомыслящий от природы горлум призывая всех немедленно делать ноги.
   - А и верно, - задумчиво сказал Старший Дознатец, - пошалили, пора и честь знать! Великий нас, поди, заждался! Ватерпас, кончай пукать! А ты, давай, полезай в машину. Да не за руль, а в фургон!
   - Фиг вам, не полезу я в фургон! - запротестовал горлум. - Во-первых, это не по понятиям, замели нас всех, значить и драпать надо вместе, а во-вторых, вы, наверное, и тачку-то водить не умеете.
   - Ну почему... - начал было хоббит, понимая, что проклятый воришка прав и полицейская машина это совсем не то, что тележка рикши.
   Между тем, где-то, пока вдалеке надрывно завыли сирены, оповещая преступников и террористов, что их вот-вот будут мочить. А потом выжимать и сушить.
   Смешанная команда сыскарей и преступников втиснулась в кабину полицейского фургона, горлум с треском врубил передачу, и они поехали.
   - Куда едем, начальник? - развязно спросил Сенечка лихо выруливая на приморский бульвар.
   - К Великому Орку. Короче, туда, где ты давеча цацки попятил, - сурово объяснил хоббит.
   - Мне в другую сторону, - быстро ответил горлум. - А к Великому Орку вы как-нибудь без меня доберетесь. И вообще, я лучше здесь сойду, меня дома детишки дожидаются.
   - Подождут! - Коротко бросил Дробила и ткнул Сенечку в бок рукояткой дубинки. - До чего умно сделано! - в который раз восхитился гном.
   - У-у! Менты позорные, - завыл было Сенечка, но, посмотрев на озаренные летящими навстречу огнями мужественные лица конвоиров, осекся. В конце - концов, не съест же его этот Великий Орк. Или все-таки съест? Нет, наверное, не съест. Кроме того, очухавшемуся Сенечке в первый раз за время его пребывания на дне жизни стало интересно, что же такое он украл и нельзя ли с этого поиметь что-нибудь еще? В воздухе ощутимо попахивало авантюрой, а где авантюра, там и деньги.
   - Эх, натура ты моя художественная, до чего же ты меня довела! - вздохнул горлум и утопил в пол педаль газа.
  
   О, эта южная ночь! Эти звезды, подобные сверкающим стразам, вкрапленным мастером пирсинга в нежную кожу живота лиловой негритянки, королевы самбы, отдыхающей после карнавала, а, может быть, просто утомленной любовью! О, эти страстные вздохи прибоя, играющего обнаженными телами. О-о, и еще раз, о!
   Так уж повелось, что тропическая ночь у нас, жителей холодной и безрадостной страны, всегда ассоциируется с карнавалом. И, хотя все доподлинно знают, что карнавал финансируется мафией, которая, впрочем, не очень афиширует свою причастность к этому развлекательному мероприятию, без карнавального шествия и тропики, вроде бы, не тропики.
   Великое множество отчаянно завывающих полицейских автомобилей, весело расцвеченных мигалками, а также мотоциклов и мопедов, устремившихся в погоню за честной компанией гоблинов, представляло, как бы видимую, декоративную часть своеобразной карнавальной процессии, процессирующей, впрочем, довольно быстро. Когда к погоне присоединились конные подразделения, весело подбрасывающие крупы, украшенные габаритными огоньками, стало и вовсе весело. А вот, сами виновники торжества, петляли по улочкам курортного города, соблюдая полную светомаскировку. Как и полагается порядочным нарушителям закона. Хотя, по правде говоря, подумаешь, полицейского побили! Ведь поделом ему!
   Однако во всей цивилизованных государствах бесплатное побивание представителей закона приравнивается к совершению террористического акта, то есть, полицейские, в некотором смысле, в глазах закона, то же самое, что женщины и дети, а может быть даже хуже. Но не будем отвлекаться. Погоня требует отрешенности от всего остального. Кроме того, это такое зрелище! Ух!
   Словом, бесплатное шоу для туристов и праздных жителей городка удалось как нельзя лучше.
   - Да включи ты фары, наконец, - заорал старший дознатец, перекрикивая визг дымящихся покрышек и рев мотора. - Заедем ведь, черт знает куда! Так мы и до рассвета к хозяину не попадем!
   - Отстань! - отмахнулся Сенечка, въезжая в полосу прибоя, из которой, подобно вспугнутым рыбам, врассыпную бросились голые парочки, - Если захомутают - нам крышка! Не понимаешь?
   - Нерест у них тут, что ли? - Задумчиво спросил сам себя Ватерпас, разглядывая улепетывающих купальщиков и купальщиц. И сам же ответил, - Похоже, нерест!
   Блистающая огнями и ревущая на разные голоса кавалькада преследователей, разбрызгивая колесами фосфоресцирующее море, устремилась следом.
   Любители экстремальных видов развлечений, безусловно, остались довольны. Что может быть экстремальнее секса в полосе прибоя под колесами мчащихся во весь опор полицейских автомобилей? Правильно, ничто! Для всех остальных, хилых телом и духом, существует служба девять - один - один и спасатели Малибу. Кроме, того, имеются в ассортименте психиатрические клиники.
   И тут хоббита осенило. Отпихнув Сенечку, отчего фургон опасно вильнул в сторону океана, он с размаха треснул кулаком по панели управления. Что-то клацнуло и все включилось.
   Включились фары, добросовестно пытаясь осветить безбрежный простор, расстилающийся перед носом автомобиля, но, куда там! Вспыхнула мигалка и рассыпала по волнам желтые и синие дискотечные огоньки. Дико заревела сирена, и издалека, со стороны невидимого горизонта, донесся ответный зов какого-то жаждущего любви млекопитающего, может быть даже, неизвестного науке. Заработало радио, осчастливив беглецов шлягером "Палочка-русалочка".
   - Возьми еще немного мористее, а потом выруливай к берегу! Да пропуская их, пропускай! - проорал хоббит.
   "Ты пра-авишь в открытое мо-оре, где с бурей не справиться нам, в таку-ую шальну-ую пого-о-оду-у-у-у, нельзя доверяя-аться волна-ам!" - обреченно заорал Дробила на заднем сиденье. Мошные звуки хоббитанской народной песни напрочь перешибли хлипкие синкопы "палочки-русалочки". Развязный диск-жокей в репродукторе ошалело пискнул и заткнулся, что было само по себе из ряда вон выходящим событием.
   Сенечка, наконец, понял, что от него требуется, пропустил прыткие джипы преследователей вперед и, гоня перед собой бурун, принялся выгребать к берегу.
   - Вот теперь, пусть догоняют, - выплевывая соленую океанскую влагу, сказал старший дознатец. - А мы потихоньку поедем следом. Нам уже недалеко.
   Так, обеспечивая арьергард погони, компания гоблинов, а Сенечка, несмотря на свои преступные наклонности, тоже принадлежал к этому славному народу, добралась, наконец, до бунгало Великого Орка.
   Погоня, превратившаяся незаметно для ее участников, в увлекательные гонки на выживание, пронеслась мимо, только один полицейский фургон, погасив мигалку и выключив сирену, остановился неподалеку от временной резиденции Властителя.
   - Ну, пошагали! - Дробила легонько стукнул по затылку горлума резиновой дубинкой, отчего тот ткнулся носом в руль, ойкнул и заныл:
   - А может, не надо? За что вы меня сиротинушку так не любите? Так славно ехали, даже весело было, а теперь, меня, наверное, снова бить будут.
   - Еще как! - пообещал старший дознатец. И бить и раскалывать. Если ты, конечно, сам не расколешься.
   - Я что вам, орех гнилой, что ли, чтобы меня раскалывать, - продолжал скулить горлум. - Я бы все маме сказал, если бы у меня мама была. Или папе. Если бы папа был.
   - Сирота, значит, - вздохнул Дробила и конфузливо спрятал дубинку с глаз долой. - Ну, пойдем что ли, сиротинушка. Не бойся, Властитель отходчив. Вернешь артефакты, он тебя и простит. Ну, поколотит маленько, может даже лично, так это даже некоторые за честь почитают. А потом пивом угостит, или чем покрепче.
   - Не надо мне пива! - Сенечка еще крепче вцепился в рулевое колесо. - Я от него болею. Мне Коки надо.
   - А вот этого не дождешься! - рявкнул Дробила, презиравший всяческую наркоту.
   И в самом деле, водкой чокаются, пивом - тоже, вино и коньяк дегустируют, да еще и на просвет смотрят, а что такое наркота, хотя бы с точки зрения благородства ритуала? Фигня! Где вы видели придурков, чокающихся тюбиками клея. Правильно, нигде! Спиртные напитки, при всей их вредоносности, сближают разумных существ. Даже похмелье способствует общению, потому что объединяет страждущих общей целью, а именно - опохмелиться. А всяческая дрянь и дурь - совсем наоборот.
   Так что не светило Сенечке разжиться Кокой, даже и не брезжило.
   - Ну, пошли что ли, болезный, - Старший дознатец подтолкнул горлума к гостеприимно распахнутому входу в бунгало. - Тачку ты, надо сказать, классно водишь. Небось, в армии научился?
   - В армии? - Сенечка аж подпрыгнул от возмущения. - Да я этих тачек, если хочешь знать, мильон угнал. И ни разу меня не поймали. Догнать не могли.
   - Так уж и мильон? - усомнился дознатец, потом спохватился и строго сказал: - Топай давай, элементалий ты преступный! Великий ждать не любит.
  
  
  
  
  
   Глава 5
  
  
   "Последний час - веселый час, и время для бравад!
   Сейчас покатится, смеясь, в опилки голова!"
  
   Песня о бароне. Спупендайк Омар. Песни.
  
   Ох, и неудобно устроены эти курортные квартиры! Ни подземелий тебе с каменными мешками, ни пытошной подходящей. Ну, скажите, как в таких условиях работать порядочному дознатцу? Как правильно организовать рабочее место, чтобы, значит, в одном углу жаровня с раскаленными клещами, в другом - дыба с колесом, в третьем - всяческие причиндалы палаческие, клещи там или уховерты - все фирменное, блестит и сияет, все чин-чинарем. В четвертом - какая-нибудь "коза" а может, "козел" или какая иная пыточная скотина позанозистей. Ну, посередке, естественно, стол, покрытый зеленым сукном, на столе лампа, свечей этак на тысячу, чтоб он, подлец, ослеп, а за столом старший дознатец во всей своей грозной красе. В мантии с капюшоном, с цепью на пузе для солидности, подрезает ногти кривым ножиком и поглядывает на преступника с превеликим предвкушением. А сам преступник, козявка-букашка, скорчился на железном табурете и уже от одной только атмосферы здешней колется вовсю, так что не остановишь.
   Не было ничего этого в бунгало Великого Орка. За исключением упомянутого уже стола с зеленым сукном, за которым и восседал Властитель. Преступник же, разместился на легкомысленном плетеном стульчике, даже с некоторым удобством. А самое обидное, что самому дознатцу и бригаде ловил и вовсе сидячего места не досталось. Так и стояли вокруг наглого шкета-горлума, словно официанты какие. Как, скажите в таких условиях работать? Как наставлять закоренелых рецидивистов на путь истинный?
   - Где мои зубы! - грозно вопросил Великий Орк, сверкнув желтоватым натуральным оскалом. - Где артефакты, спрашиваю?
   - Про зубки свои у дантиста спросите, - нагло проквакал подозреваемый, - он вам все про них расскажет, дантисты зубками занимаются. Я же, как существо, вечно несущее культуру в массы, пусть даже и с черного хода, к вашим зубкам отношения никакого не имею. Так что, позвольте откланяться...
   Тут Сенечка сделал ловкое движения и почти уже вывернулся из плетеного стульчика, но не тут то было! Гном тоже сделал движение, и не менее ловкое, так что Сенечка мгновенно оказался на прежнем месте, только не целиком, а без чувств.
   - Эк ты его! - недовольно покосился на Дробилу Великий Орк. - Так и пришибить недолго. Очуху принеси! - Это уже было адресовано Старшему дознатцу, вновь переведенному в дворецкие.
   - Вот еще, на всякую погань очух переводить, а потом сами же маяться будете, - заворчал хоббит, однако за очухом пошел.
   Сенечка, между тем, ожил и принялся озираться по сторонам, словно не понимая, как это он, мальчик из интеллигентной семьи, попал в эту компанию.
   - Ничего, сейчас очухаешься! - зловеще пообещал Дробила.
   Чтобы очухать несчастного Сенечку потребовались усилия всей ловчей команды, то есть, Дробила держал, Ватерпас прицеливался, чтобы плеснуть очух из стакана в раззявленный, орущий рот гордума, а Василий давал руководящие указания, вроде: "Левее, правее, да голову ему держи, голову, чего руки-ноги держать, он ими не пьет..."
   - Не пьет, а лягается, - пыхтел гном. - Ногами. А руками царапается!
   - А головой кусается! - сообщил Ватерпас, отдергивая руку и расплескивая драгоценный очух по полу. Ничего, из стакана не получается, по-другому попробуем! Эй, кто-нибудь, имеется в этом доме клизма?
   - У-у-у! - завыл горлум, вытягивая губы трубочкой, так что попасть в них было и вовсе невозможно. - Насилу-у-уют!
   Ватерпас, между тем, набрал очух в личную клизму его Величества и опять подступил к пытуемому.
   Хоббит, наконец, перестал руководить и включился в работу, то есть, ловко ухватил горлума за уши, что и решило исход операции в пользу ловчей команды.
   - Ма-а-а-ма! - заорал Сенечка.
   На первом "а" Ватерпас прицелился, на втором - ввел поправки на ветер и скорость цели, а на третьем, мощно сдавил грязно-розовую грушу и попал-таки!
   Сенечка поперхнулся, глотнул, выпучил и без того немалые очи, закашлялся и потерял сознание.
   Да, очух, это вам не банальный нашатырь, три капли на стакан воды, очух, это, знаете ли, такая штука...
   Впрочем, чтобы оценить отрезвляющее действие этого чудесного препарата, нужно самому хотя бы раз очухаться, а нам с вами это не светит. Очух в широкую продажу не поступает, прежде всего, по причинам технологическим, то есть, из-за нехватки сырья, а именно - драконов и гоблинов. Так что, все суррогаты очуха, рекламируемые по телевизору, суррогаты и есть, сиречь - подделка, не стоящая даже того, чтобы ее понюхать.
   Хотя, по слухам, один предприимчивый хоббит наладил, было производство очуха в промышленных масштабах. Он, этот ловчила, поставил перед драконьей пещерой телевизор со спутниковой антенной и включил его. Сначала все шло, как и полагается, то есть, дракон исправно плевался, соревнуясь в скорострельности с авиационной пушкой, гоблины-иммигранты, нанятые предпринимателем, разными частями тел прикрывали надрывающийся телевизор и, таким, образом, получали необходимую порцию драконьей слюны, после чего мирно отправлялись дозревать в заблаговременно припасенные братские бочки. Хоббит-бизнесмен весело потирал волосатые ручонки, просматривая прайс-листы знаменитых футбольных команд и политических партий. Как вдруг неожиданно случилась неприятность. Нет, гоблины не подвели, они честно отрабатывали свой глоток портвейна, не выдержал дракон. От просмотра телевизионных программ бедной рептилии стало дурно и ее, как и следовало ожидать, стошнило. Знаете ли вы, чем тошнит драконов? Если не знаете, считайте, что вам повезло, а если знаете, то вы и впрямь везунчик, потому что мало кому удалось пережить этот процесс. Так вот, драконов тошнит исключительно раскаленной лавой, причем цвет лавы...
   Нет, не будем об этом. А вдруг кто-нибудь завтракает?
   Короче говоря, от телевизора остались... В общем, никто не знает, что там осталось от телевизора, потому что копаться в застывшей драконьей, э-э, лаве, дело, знаете ли, неблагодарное. Предпринимателя привлекли и оштрафовали за негуманное обращение с разумными рептилиями, а о гоблинах, естественно, никто не вспомнил, потому как, паспортов у них не было, и все такое...
   Как бы там ни было, очух мощной струей ворвался в Сенечкино сознание, доселе подобное болоту с дремлющими под маслянистой пленкой гадами и, казалось бы, навсегда, подернутое зловонной дымкой Колы. Активные составляющие очуха, подобно трудолюбивым бойцам студенческого строительного отряда, выгребли зловонную грязь, осушили болото, где надо насыпали песочка, где надо - посадили березки и араукарии.
   Солнце взошло над насильственно облагороженными пустошами Сенечкиной души, и он раскаялся. Впрочем, всяческая пакость не исчезла вовсе, а только затаилась до времени. Вот она поблескивает ржавыми глазками между кочек, пованивает тухлым яйцом из простодушной на первый взгляд бочаги. И еще, глядите-ка, это она разлеглась бесстыдным полиэтиленом рваного пластикового пакета на солнцепеке меж невинных березок, и ждет, сволочь, пока ее количество перейдет в качество. И дождется ведь, гадина, Тут не одна доза очуха нужна, а целая очухотерапия.
   Действие очуха мгновенно, но результаты подчас непредсказуемы!
   Глаза очухавшегося горлума расцвели, подобно бравым гвардейским цветам-фанфарам и вострубили, если, конечно, к глазам можно применить это слово. Бледно-зеленые, истерзанные Кокой губы полыхнули обжигающим ультрафиолетом и выдохнули:
   - Вот это кайф!
   После этого Сенечка рассказал все.
   Он рассказал о своем прыщавом детстве, о первых мучительных симптомах полового созревания, о том, как в молодости торговал желаемым, выдавая его за действительное, и о том, как его за это били. Он рассказал об украденной у соседа по парте шариковой ручке с неприличной картинкой внутри и о зеркальце, которой подкладывал под стол училки, чтобы потом с выгодой для себя поспорить с одноклассниками на предмет цвета нижнего белья. Спор, кстати, разрешился вничью, потому что, белье, как таковое отсутствовало. И как его опять били, на этот раз училкин ухажер. Рыдая от собственной откровенности, он поведал смущенным дознатцам о бутылке отцовского коньяка, к которой тайком прикладывался. Не забывая, впрочем, доливать туда схожий с коньяком по цвету чай. Маленькая хитрость не помогла, и его опять били. На этот раз пороли ремнем.
   Кайф от очуха был необыкновенный, не имеющий ничего общего с прочими кайфами. В нем была необъяснимая, неизведанная доселе Сенечкой сладость раскаяния и добровольного признания во всех грехах. Это было нечто!
   Компания следаков, сам Великий, зашедшая на минутку жена Великого и любопытная челядь - все без исключения впали в некий транс под действием Сенечкиного рассказа. А Сенечка не умолкал! Он фонтанировал со всех сторон, подобно подбитой подводной лодке, струи его красноречия били справа и слева, сверху и снизу, и все находящиеся в комнате понимали - скоро конец. То есть, не Сенечка иссякнет, об этом не могло быть и речи, нет, все окружающие пойдут ко дну, если немедленно не бросятся затыкать дыры его речевого аппарата. Но сил не было, и воли не было, и вот уже не стало совсем ничего...
   Но тут в пускающей последние пузыри, тонущей комнате раздался рев Великого Орка. Нет, не зря он все-таки был Властителем, ой, не зря. Неважно, какие у тебя зубы, была бы в порядке глотка.
   - Заткнись! - зарычал Великий Орк.
   На Сенечку это подействовало мало, а вот на подданных - очень даже подействовало. Подданные немедленно развили бурную деятельность по затыканию Сенечки и немало в этом преуспели.
   Изловчившись, изобретательный Дробила воткнул горлуму в рот кляп. Точнее, затычку от бочки с пивом. Затычка была снабжена краном, который можно было открывать-закрывать по мере необходимости.
   - Где украденные тобой челюсти! - отдышавшись, спросил Великий Орк и сделал знак Дробиле, чтобы тот отвернул кран.
   - ... когда я состоял в комплексной банде сатириков-юмористов, - запенилось из открытого крана, - мы делали вот так...
   Как делали комплексные сатирики-юмористы, осталось неизвестным, поскольку Дробила поспешно завернул кран.
   - Какая гадость, - искренне возмутилась Великая Оркиня, - надо же, до чего мальчика довели! С кем связался, с сатириками-юмористами! Хуже этого ничего и быть не может! А вдруг они за ним придут?
   - Успокойся, милая, - Великий Орк погладил супругу по нежно-зеленому запястью, - Их всех сожгли и пепел по ветру развеяли.
   - А вот и зря развеяли, - встрял Василий. - Их не развеивать надо было, а в Ородруин бросит. Живьем. Теперь этот пепел летает, где попало, а он, между прочим, заразный.
   - Точно, - пробасил Дробила. - То-то меня время от времени на шуточки пробивает! Чувствую, что вот-вот ляпну какую-нибудь гадость, а удержаться не могу. Это все они, сатирики с юмористами в придачу. Летают, понимаешь ли, то в пиво попадут, то на воблу сядут. Спасу нет!
   Хоббит осторожно подошел в корчившемуся в мучительных спазмах горлуму и сообщил:
   - Надобно бы крантик-то приоткрыть, а то лопнет малец. Эвон, как его болезного от правдивости колбасит! Смотреть больно. Кто же знал, что очух так на него подействует?
   - Это, наверное, опасно, - Великая Оркиня посмотрела на мужа. - Может быть, я пойду к себе. А ты, милый, будь поосторожней, береги себя!
   - Ну, ступай, - облегченно согласился великий Орк. - Тут и впрямь даме не место. Допрос, все-таки. Да еще и с применением спецсредств.
   - Открывай, только чуть-чуть, - скомандовал Властитель, отворачиваясь от заткнутого Сенечки. - Полегоньку, а то не ровен час, брызнет!
   Дробила осторожно повернул ручку крана. Теперь из Сенечки доносилось невнятное шипенье, в котором можно было разобрать отдельные слова:
   - ... ваучер... доу-джонс... оффшоры... риэлтер...
   - Это он, видать, на бирже играл, а может, политикой занимался, - пояснил грамотный Василий. - Надо же, такой молодой, а уже столько насвинил!
   Постепенно из Сенечки, как из свежеоткрытой пивной бочки, вышла пена и потекла чистая, ядреная правда.
   Ну-ка, приоткрой пошире, а то слов никак не разобрать, - сказал Великий Орк.
   Дробила повернул кран и все, наконец, услышали правдивую историю о похищении артефактов.
   "Душа горит, а сердце плачет! - возвестил горлум, - Но бабок нет, а это значит, что напрочь обломился кайф, и не поднять его никак. Ни на земле, ни в небе звездном, не отыскать задаром дозы! Пылает бедная душа, а кайфа нету ни шиша!
   - Чего это он? Никак стихами заговорил! - Ватерпас задумчиво почесал нос. - Никак не врублюсь, чего у него там с душой, пожар, что ли?
   - Это побочное действие очуха сказывается, - объяснил Василий. - Стишки-то, между прочим, так себе.
   - Ага, - понял Ватерпас, - а вот у меня после очуха затылок чешется, и ругаюсь я почем зря. Только не в рифму, а просто так.
   - Это потому что у тебя таланта к стихам нет, вот ты и ругаешься прозой, а у горлума, видать, есть, вот он и чешет в рифму.
   - А к ругани, у меня, стало быть, талант есть, - пробормотал Ватерпас и задумался.
   ... храпит с похмелья грозный страж, ну чуя поступи дрожащей и от луны, в окно глядящей, морозом пробирает аж!
   - Ишь ты, размер сменил! - восхитился хоббит. - "Морозом пробирает аж!" Сильно сказано!
   - Это кто был с похмелья? - проворчал Дробила. - Я что ли? И вовсе я не храпел!
   ...кроваво-ржавое железо оскал свой до поры таит, достаток серебро сулит, но злато боле мне любезно!
   - Надо же, как него получается, только вот про что это он? - сказал простодушный Ватерпас.
   - Про артефакты, конечно. Железо, серебро, золото... Это же про наши зубы! - вскричал Дробила, обрадовавшись, что и он, простой боевой гном, кое-что смыслит в поэзии.
   - Не про ваши, а про наши! - уточнил Великий Орк. - И не ори так, вдруг спугнешь! Если он еще и заикаться начнет, тогда пиши пропало! Ничего не добьемся.
   Но Сенечка и не думал заикаться. Иногда он, правда, спотыкался, не попадая с разгона в размер или тормозя с рифмой, но в целом получалось довольно гладко, хотя и не всегда понятно. Но разве существует всегда понятная поэзия? То-то! В общем, речь его потекла длинными плавными периодами, как выразился один непризнанный классик.
   ... и драгоценны причиндалы, хватает дерзкою рукой. Беги скорее, отрок мой, забрав сокровища немалы, пока не пробудился жмот, что и за грош тебя убьет!
   - Это кто это "жмот" и кого это "за грош убьет"? - возмутился Великий Орк. - Это я что ли жмот? Да я за грош и мухи не обижу! А за такие вирши - запросто убью. Хорошо хоть Оркесса ушла, не для ее нежных ушей такие слова!
   - Тс-с! Ваша Зеленая Светлость, это же гипербола! Сейчас начнется самое интересное! - хоббит прижал палец к губам.
   ... у крестьянина три сына. Старший - умный был детина, средний был и так и сяк, младший - вовсе был дурак...
   - Опять размер ломается. Да к тому же я это где-то слышал... или читал. - Поморщился старший дознатец.
   А Сенечка, между тем, вошел в поэтический раж. Так неопытный пилот входит в глубокое пике, не зная, сумеет он выйти из него или нет. Стихи, правда, получались разного размера, словно пирожки у начинающей хозяйке, но суть стихотворения не в размере и не в содержании. А в чем? Если продолжить сравнение с пирожками, то в начинке. А еще пирожки должны быть горячими. Вот с этим все было в порядке.
   ... Золото - королеве! Слуге - серебром звенеть. Искусному мастеровому, для ремесла - медь. - Что ж, хорошо, - сказал барон, в рыцарском зале, один. - Но тот, кто владеет холодным железом - тот и этим и тем господин!
   - Здорово сказано! - Восхитился Великий Орк. - Я тоже так думаю, железо - главнее всего! Да он и впрямь, поэт!
   - Это не он,- пояснил грамотный хоббит. - Это один человеческий варлок сказал. А он только повторяет. Я же говорю, свои стихи у него кончились, сплошной плагиат пошел. Давай, Дробила, закрывай кран...
   - Подожди, - остановил гнома Великий. - Мне кажется, в том, что он говорит, есть определенный смысл. А последнее стихотворение вообще, сильно смахивает на пророчество.
   - Вот я и говорю, чисто варлочьи стихи, - не унимался Василий. - Закройте его поскорее, а не то он нам такого напророчит...
   - Ты лучше не пререкайся с начальством, а записывай, что он там несет. - Великий сурово посмотрел на бывшего дворецкого, отчего тому сразу захотелось пить. - Ты хоть записываешь?
   - Записываю, - пискнул Василий и продемонстрировал серебристую коробочку японского диктофона, выигранную им в кости у какого-то Черного Карачуна.
   Между тем у Сенечки уже голова кружилась от собственной правды.
   ... Этап на север, срока огромные... - немелодично, но с большим чувством затянул, было, он, но тут в кране что-то заперхало, видно правда кончалась, а может быть, очух переставал оказывать свое действие.
   Возникла пауза.
   - Он еще и поет, зараза! - восхищенно сказал Дробила. - Надо же, какой разносторонний!
   В ответ кран фыркнул, свистнул, и из него полилось: " Я люблю тебя, Россия...". И опять зашипело и забулькало, так что слов было не разобрать.
   - Ну, в общем, все ясно, - задумчиво сказал Великий Орк. - Сейчас позовем Панзутия, прокрутим ему запись, и он все нам растолкует. Можно закрывать. - Он махнул лапой Дробиле.
   Дробила с видимым удовольствием крутанул ручку, но, как всегда не рассчитал своих сил, потому что ручка сломалась, и остатки правды-матки хлынули на пол прямо-таки рекой. Конкретного ничего разобрать не удавалось, уж больно бурен был поток, но по мощному запаху чувствовалось, что это именно она - правда!
   - А чего она такая вонючая? - спросил Дробила, когда все, включая Великого Орка, зажимая носы, выскочили из комнаты и расселись на крылечке, подышать нормальным воздухом, то есть, таким, в котором содержание правды не превышает допустимых для здоровья гоблина пределов.
   - А потому что, пока до правды докопаешься, она завсегда протухнуть успеет, - пояснил мудрый хоббит. - Правда - она только сначала чистая, оглянуться не успеешь, а она уже голая, после чего естественным образом становится правдой-маткой. Хотя, все-таки непонятно, правда- матка есть, а правды-детки никто и в глаза не видел. Правду-матку принято резать, само собой, она после этого долго не живет. Здоровье не то. Время идет, и вот уже правда горькая, как поцелуй старухи. Смотришь, а правда-то взяла и померла, хорошо, если одна, а то так вместе с кем-нибудь и помрет. И, что характерно, всегда найдется кто-то, кто ее похоронит. В могилу иногда кладут собаку. Так что, когда до нее удается, наконец, докопаться, она уже того... испортилась.
   - Кто испортился, правда или собака? - спросил Ватерпас.
   Но ответить на этот актуальный вопрос старший дознатец не успел.
   - Эй, ты, правдознатец, что-то ты разговорился сегодня! - прервал его Великий Орк. - Ступай-ка, позови Панзутия, да распорядись, чтобы после этой правды в моих покоях убрали и проветрили, как следует. Ну, живо!
   Василий нехотя поднялся, пожал плечами - что, мол, с начальством поделаешь, и удалился.
  
  
   Глава 6
  
   "Ищите, если хотите, найдите, если сможете!"
   Ф. Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль
  
   Панзутий состоял при Оркине в качестве штатного толкователя снов, предсказателя, составителя гороскопов и для прочих мелких услуг. И в самом деле, гораздо экономнее содержать какого-нибудь собственного Панзутия, нежели обращаться к разным шарлатанам и шарлатанкам, которые так и норовят обчистить бедного провинциала. Особенно, если у того имеется приличное состояние.
   Панзутий происходил из древнего и славного рода орков-шаманов. Его предки запросто повелевали погодой, точнее непогодой, бурями, грозами и прочими землетрясениями. Однако время шло, родовые тотемы ветшали, цивилизация крепчала, а вместе с ней и присущие ей, цивилизации, паразиты. Всякие там общества защиты животных, партии зеленых и голубых и прочие вредные образования.
   Короче говоря, деятельность орков-шаманов по управлению непогодными явлениями была сначала засекречена, потом признана экологически вредной и экономически нецелесообразной. Панзутий, будучи по натуре свободным шаманом, наотрез отказался коротать свои дни за колючей проволокой какого-нибудь оборонно-магического предприятия или охранять границу от вероятного противника, махнул на все лапой, спрятал родовые тотемы в тайном месте и подался в шарлатаны.
   Шарлатанил он, впрочем, чрезвычайно грамотно, сказывалась родовая профессия, так, что он и тут отличился. От личностей темного разлива - шулеров, букмекеров и просто игроков отбоя не было. Так что владельцы всяческих казино, да и автомобильных конюшен, вынужденные выплачивать солидные выигрыши клиентам отставного шамана, открыли на него форменную охоту. И, несмотря на свою истинно шаманью изворотливость, достали бы они бедного Панзутия, и украсили бы его чучелом вестибюль какого-нибудь игорного заведения. Для потехи одних и в назидание другим. Затравленный Панзутий уже совсем было решил спрятаться от неприятностей в армии, и быть бы ему штатной боевой единицей в каком-нибудь занюханном гарнизоне, если бы его не приметила и не пригрела Великая Оркиня. Вот так и стал потомственный Орк-шаман Панзутий придворным шарлатаном ее Величества. Все лучше, чем носить погоны, под которыми, говорят, у честных гоблинов тараканы заводятся.
   Хоббит-дворецкий, он же старший дознатец не без труда отыскал Панзутия на заднем дворе бунгало. Бывший шаман в свободное от основной работы время увлекался широко распространенным в Междуземье гаданием на мурашках. Гадание на мурашках, вообще-то говоря, не поощрялось властями, в основном потому, что давало очень даже неплохие результаты. Устроители всякого рода лотерей и розыгрышей якобы халявных призов, пару другую раз выплатили довольно крупные и совершенно не виртуальные суммы именно благодаря гаданию на мурашках, азами которого которым буквально с пеленок владел каждый мало-мальски уважающий себя житель Средиземья.
   Гадать на мурашках совсем просто. Для начала вы должны обзавестись мурашками. Для этого следует полежать или посидеть в неудобной позе, чтобы нужная конечность затекла. После того, как нога или рука должным образом онемеет, надо энергично растереть ее до появления мурашек. Остается только определить, в какую сторону побегут мурашки. В том стороне и находится предмет гадания.
   Но это только самые общие сведения. На самом деле, как и во всяком деле, в гадании на мурашках есть свои тонкости, известные только профессионалам.
   Например, если вы гадаете на любовь романтическую, то мурашки должны появиться в сердце, которое, предварительно необходимо отсидеть или отлежать. Если на любовь плотскую, то отсидеть или отлежать надо совсем другое место. Если на получение денег, то мурашки следует заводить в левой руке, а если наоборот, то, естественно, в правой. Мурашки в ногах, особенно в пятках, скажут вам, куда бежать от опасности. Мурашки, которыми пользовался шаман-шарлатан, были и вовсе особенными, появлялись они исключительно весной в лесах Междуземья и, по слухам, являлись мурашками самой природы-матери, просыпающейся после зимних холодов.
   Исчерпывающие сведения о гадании на мурашках вы можете получить из книги Панзутия, которая так и называется "Мурашковедение", если, конечно, она будет когда-нибудь издана.
   Итак, бывший шаман Панзутий сидел на пальмовом бревнышке и задумчиво считал весело шебаршащихся вокруг него мурашек.
   - Панзутий! - осторожно позвал старший дознатец, не подходя, однако к придворному шарлатану слишком близко. - Слышь, Панзутий!
   Несмотря на то, что шаман-непогодник находился, так сказать, не у дел, обращаться к нему следовало осторожно. Вдруг молнией шарахнет, или землю разверзнет. Не со зла, а так, рефлекторно. К счастью ничего такого не произошло, Панзутий медленно и величественно повернул косматую голову и оскалился, показав внушительные клыки.
   - А, это ты, челядинец! Как, шубу уже купил? Нет? Зря, я на твоем месте побеспокоился заранее, а то всю суть свою холопскую отморозишь!
   - Попрошу не оскорблять! - с достоинством ответил дворецкий. - Во-первых, я при исполнении, а во-вторых - сам был шаман, а стал шарман!
   - Ну ладно, все мы немного холопы, - примирительно сказал Панзутий, - иди сюда, только осторожнее, мурашек не передави. А насчет шубы, это я серьезно. Бесплатный совет, основанный на научном прозрении.
   Василий осторожно, стараясь ненароком не наступить на какую-нибудь мурашку, подошел к Панзутию и присел рядышком.
   - Слышь, Панзутий, тебя Великий к себе требует. Для толкования протокола допроса.
   - Знаю, знаю. Да посиди немного, сейчас вот мурашек соберу, и пойдем.
   Панзутий что-то хрипло прошептал и подставил мурашкам широкий рукав своей робы, в который те немедленно заползли. Панзутий заглянул в рукав, потом нагнулся, осторожно, двумя пальцами поднял что-то с травы и, приговаривая нежным басом "ах ты моя хроменькая, умница...", отправил к остальным.
   - Ну вот, теперь все в сборе, - удовлетворенно сказал Панзутий пивным басом. - Пошли.
   В апартаментах Великого Орка уже успели прибрать. Теперь находиться в ней можно было без особого риска для жизни. Конечно, правдой еще пованивало, но не сильно, а так, слегка, вполне терпимо. Южная ночь, припав звездными ртами к оконным проемам, жадно вбирала в себя остатки правды, чтобы выдохнуть соблазн и надежду. Ведь соблазн и надежда, это почти всегда обман, а для качественного, стойкого обмана необходима некая толика истины. Как микроскопическая доза амбры для хороших духов.
   Панзутий вежливо поприветствовал Великого Орка и его камарилью, внимательно посмотрел на расслабленного, бледного, тяжело дышащего свободным от кляпа ртом Сенечку. и скрестил руки на животе, ожидая указаний. Рукав робы он аккуратно придерживал пальцами, чтобы мурашки не рассыпались.
   - Любезный Панзутий! - обратился к шаману-шарлатану Великий Орк, - Не могли бы вы объяснить нам вот это?
   Великий Орк царственным жестом нажал кнопку воспроизведения на диктофоне.
   Пока Панзутий внимательно слушал запись, очень напоминающую запись истинного голоса модного певца, поющего под фонограмму, Великий размышлял о том, что зря он послушался советников, рекомендовавших упразднить должность придворного шамана и заменить последнего социологом-пиарщиком. Штатный социолог-пиарщик много о себе мнил, много жрал и все время лез туда, куда его не просили. Кроме всего прочего, он оказался страшным хвастуном. По совокупности этих качеств, штатный социолог-пиарщик был оставлен дома в Средиземьи и командирован проводить агитацию среди горных троллей, известных своей тугоухостью и всеядностью.
   - Ну, что скажешь? - по-приятельски обратился к Панзутию Ватерпас, с которым шаман состоял в отдаленном родстве.
   Панзутий не ответил, только кивнул головой в сторону Властителя, давая понять, что отвечать подчиненному при начальстве невежливо. Дескать, жди, когда Сам спросит, тогда и скажу.
   - Ну? - вопросил Великий.
   - В общих чертах все ясно, Ваша Грозность. Вот этот шпендрик, воспользовавшись халатностью охраны проник в Ваши покои и похитил все три артефакта. Похитить-то похитил, а что с ними делать не знал. Поэтому он их продал по дешевке трем братьям, которые были в служебной командировке на этом острове. Командировка у братьев как раз заканчивалась, поэтому они вызвали на местный пляж некий летучий транспорт, и благополучно отбыли к себе домой, на север. Прихватив с собой в качестве сувенира полный комплект Ваших зубов. Вот, собственно, и все.
   - Воспользовавшись халатностью, значит, - задумчиво протянул Властитель и посмотрел на команду сыскарей. - Ну-ну... Скажи-ка, любезный Базиль, где здесь можно купить голодного крокодила? Или на худой конец питона? Нет, трех крокодилов, или питонов, а то ждать долго придется, пока один заново проголодается.
   - Ваша Мудрость, на что нам крокодил, он же жрет, знаете сколько, - засуетился дворецкий, - давайте лучше я вам попугая поймаю. Он и кушает мало и разговаривает. Давайте, а?
   - Нет, крокодил, намного лучше, - сказал Великий Орк. - Попугай тебя одного месяц лопать будет, если ты ему вообще понравишься. Я же не садист какой, а гуманный правитель, так что, давай, все-таки, крокодила.
   Помилуйте Вашество, заныли следаки, но Орк их уже не слушал.
   - Так, Панзутий. В общих чертах понятно. А поподробнее нельзя?
   - Можно, отчего же нельзя, - Панзутий плавным жестом простер руку к открытому окну. - Дозвольте мурашек выпустить?
   - Валяй! - поморщился Великий. - Только смотри, чтобы ни одна мурашка на меня не села, я от них страсть как чешусь.
   Мурашки стайкой светящихся мальков вылетели из широкого рукава шаманской робы, описали круг около головы, зажмурившегося от ужаса горлума, покружились вокруг Великого Орка, посидели на пустых подушечках-ложах, где некогда покоились драгоценные артефакты и брызнули в ночь, ненадолго добавив ей звезд, хотя, последних и так хватало. Одна мурашка отстала, села на нос старшему дознатцу, отчего тот страшно скосил глаза, потом весело стартовала с него, словно истребитель Ф-16 с авианосца и умчалась вслед за подругами.
   В наступившей тишине отчетливо прозвучали тихие хлопки, словно попкорн лопался - это мурашки преодолели звуковой барьер.
   Это только на земле мурашки медлительны, как, впрочем, и многие летучие твари, а в полете, они развивают очень даже приличную скорость. Хотя, конечно, немаловажно, чьи это мурашки. Если потомственного шамана, то будьте уверены, скорость у них очень даже немалая. Поменьше, конечно, чем скорость света, но значительно быстрее звука.
   Наступила пауза. В образовавшейся тишине слышалось только тихое иканье Сенечки, да опасливое сопенье дознатцев, обдумывающих возможные последствия знакомства с крокодилом, которое посулил им Великий Орк.
   Сам же Властитель, казалось, совершенно потерял интерес к проштрафившимся подданным. Но это только казалось. На самом деле, Великий Орк обдумывал сложившуюся ситуацию. С крокодилами он решил немного повременить, хотя и отметил эту мысль, как весьма конструктивную. Похоже, поиски артефактов будут делом непростым и небезопасным, решил он, и посмотрел на приунывшую ловчую команду. М-да... В сущности, хоть они и растяпы, но ведь других под рукой нет, так что придется посылать этих. То, что за артефактами предстоит отправиться в путешествие, Великому было ясно, оставалось выяснить куда.
   Между тем в воздухе опять захлопало. Мурашки возвращались и одна за другой преодолевали звуковой барьер в обратном направлении. Теперь они светились каким-то тусклым красноватым светом, наверное, от усталости. Каждая подлетала к волосатому уху Панзутия, некоторое время шебаршилась в оливковой ушной раковине, после чего облегченно ныряла в родной рукав. На морде шамана появилось легкое недоумение, которое постепенно крепчало, переходя в крайнее изумление.
   Наконец мурашки скрылись в рукаве робы, но Панзутий по-прежнему не говорил ни слова. Он подошел к распахнутому в ночь окну, пытаясь что-то высмотреть в густом пахнущем океаном мраке. Наконец вдали показалась бледно-розовая искорка. Она передвигалась судорожными скачками, словно бабочка, за которой гонится юный натуралист с сачком и банкой морилки. Искорка из последних сил влетела в окно и обессилено опустилась на воротник робы шамана.
   Панзутий осторожно, двумя пальцами взял опоздавшую мурашку и, приговаривая "ах ты умница моя хроменькая...", поднес к уху. Покивав немного, он расплылся в клыкастой улыбке, бережно отправил мурашку в рукав и повернулся к измученной неопределенностью публике.
   - Ну! - хором выдохнули все.
   Панзутий приосанился, осторожно пригладил грязно-серые патлы, прокашлялся и начал:
   - И поведали мне мурашки всю чистую правду, как она есть, неприкрытую и чистую, голую правду-матушку...
   - Не надо нам правду, мы ее родимой уже нанюхались, так, что до сих пор в глотке свербит, - прервал его великий Орк. - Ты лучше нам суть расскажи.
   - Ах, суть, - спохватился Панзутий, - ну, суть, в общем, такая. Зубки Ваши находятся в огромной северной стране, в активном, между прочим, состоянии. Целехоньки, все девяносто шесть штук. Пребывают они все в полном здравии, ни кариеса ни какой другой напасти. Только пара железных клычков слегка заржавела, но это поправимо, наждачком почистим, отполируем, будут как новенькие... Если, конечно, их вовремя вернуть.
   - Ты кончай мне зубы заговаривать, - снова оборвал его Великий, - Ты лучше скажи нам, где их искать!
   - Ах, искать! - Панфутий удивленно посмотрел на Великого Орка, словно тот спросил о чем-то совершенно само собой разумеющемся. - Ну, конечно же, в России. Какое-то время они пробудут под Москвой, на исторической родине, а потом - не знаю, куда их занесет. Бизнес это такое дело...
   - Это, с каких же пор Россия стала исторической родиной народных гоблинских артефактов? - возмутился хоббит Василий. - Твоя правда не только голая, а еще и пьяная в драбадан!
   - Не мешай вещать! - Огрызнулся придворный шарлатан, - Я не артефакты имею ввиду, конечно, а братцев-предпринимателей, которым этот придурок челюсти загнал!
   - А что они предпринимают, эти предприниматели? - осторожно спросил Дробила.
   - Это звание такое, предприниматель. У них там, в России все что-нибудь предпринимают. А тем, кто уже предпринял и остался на свободе, да еще живой, присваивают звание предпринимателя. - Панзутий гордо посмотрел на неграмотных гоблинов. - А эти еще и родственники. Они так сами себя и называют - "братаны"!
   Бывший шаман-непогодник подумал немного, потом сообщил:
   - Они раньше с крышей какой-то дело имели. Держали. Кариатидами что ли работали? Или над ними держали? Непонятно. Ну ладно. Короче говоря, зубки в полном здравии отбыли в российскую столицу, куда за ними кое-кто и направится. Кстати, одного из этих братанов зовут Василий!
   - Понятно! - сказал Великий Орк и выразительно посмотрел на присмиревших дознатцев. - Собирайтесь, охламоны! И этого,- он ткнул когтем в сторону Сенечки, - прихватите, а то он мне своей правдой весь остаток отпуска отравит. Тот, что вы еще не успели испоганить!
   Подведя итог гадания, Великий задумчиво обвел взглядом компанию и поманил к себе Панзутия.
   - А ты...
   Расстроенные перспективой неоплачиваемой поездки незнамо куда, гоблины встрепенулись и злорадно уставились на любителя мурашек.
   - А у меня справка, у меня в высоких широтах головы кружится, - быстро среагировал Панзутий. - И вообще, мне тут один приезжий работу предлагал. В разведке. Высоко оплачиваемую должность шамана-шпиона, так что... Кстати, с артефактами поспешать надо, а то беда будет...
   Но Великий Орк его не дослушал.
   - Ладно, оставайся при мне, будешь обеспечивать связь. И докладывать мне лично каждое утро, - оборвал шамана-шарлатана Властитель, и задумчиво добавил:
   - А крокодилов я все-таки прикажу купить. Вообще, надо завести временный крокодилий питомник. И дело доходное, и на кормежке сэкономить можно, дармовая, можно сказать кормежка. Дармоедами кормить будем. А для державы какая польза! И крокодилы сыты, и дармоедов меньше! Как это я раньше не додумался?
   На этой оптимистической ноте, Великий Орк и закончил аудиенцию.
   Василий, впавший в ступор при известии о том, что придется куда-то ехать или лететь, наконец, оклемался, и вспомнил о том, что в любой безвыходной ситуации следует устраиваться с максимальным комфортом, вопросил:
   - А командировочные? Суточные, прогонные, подъемные, проездные? Не пешком же нам в это Россию топать?
   - А хотя бы и пешком, - не оборачиваясь сказал Великий Орк. - В государстве денег на крокодилятники не хватает, а он туда же, командировочные ему подавай!
   - Так мы же на острове! - завопил хоббит, - Как же мы...
   - А хоть вплавь, - донеслось с трона. - Мне все едино! Вы бы лучше, чем денег клянчить, у этих... у братанов бы поучились! Те тоже, пока крышу держали, небось без денег сидели, то бишь, стояли. Голуби на них гадили, туристы словечки разные на животах выцарапывали. Надоела им такая жизнь, оторвали они свои кариатидские задницы от стены, взяли и предприняли что-то. И теперь запросто наше национальное достояние скупают. Вот как жить-то надо!
   - Если мы в России что-то предпримем, нас ведь посадить могут, - логично возразил хоббит. - Или вообще, прикончить. Тогда никаких артефактов мы не привезем. Так что выдайте хоть что-нибудь на подкуп судебной системы!
   - Ну, подкуп судебной системы - это дело святое, - подозрительно легко согласился Великий Орк. - Вот вам на подкуп! И немедленно отправляйтесь с глаз моих долой!
   И на циновки, покрывающие пол бунгало, упала маленькая никелевая монетка.
   - Это же... - начал было хоббит.
   - Правильно, если судебная система продается, то больше она и не стоит, - Великий Орк встал. - А теперь уматывайте отсюда. Чтобы через двенадцать часов были в Москве. Тем более что здесь вас уже ищут, чтобы посадить. Ваши рожи на всех телеканалах маячат. И называют вас не иначе, как "бандой террористов". Все понятно?
   - Все! - дружно выдохнули гоблины и поплелись к выходу, волоча за собой слабого после очуха Сенечку.
  
   Душная тропическая ночь сразу охватила их со всех сторон, словно толстая, изголодавшаяся по любви негритянка. От нее пахло мускусом и океаном, так, что на губах сразу стало солоно, не то от любви, не то от обиды.
   - Чего делать-то будем? - риторически спросил старший дознатец.
   - Сваливать надо, пока не повязали, - пискнул Сенечка. - Вон, они копы, окружают!
   И в самом деле, справа и слева, со всех сторон доносились надрывные стоны полицейских машин, огоньки мигалок зигзагообразно метались по городу, словно светящиеся тропические насекомые, укус которых вызывает кому у любого порядочного организма. Рано или поздно их поймают, и тогда...
   - Нечего рассиживаться, - Дробила решительно взмахнул трофейной дубинкой. - Пошли к машине. Ты давай за руль, - он хотел ткнуть горлума дубинкой, но передумал, подельники, как никак. - У тебя здорово получается.
   В фургоне булькала и шипела радиостанция.
   - Всем на набережную, всем на пляж, мать вашу! - донеслось из динамика.
   - Все, хана! - хоббит горестно покрутил головой. - Чего ждем, уходим в сторону моря! - скомандовал он горлуму.
   - Не заводится, сволочь! - прошипел в ответ Сенечка терзая стартер.
   В моторе что-то явственно икало и крякало, но заводиться подлая машина не спешила. Видно соскучилась по своим полицейским товаркам.
   - Дракон! - внезапно сказал доселе молчавший Ватерпас.
   - Где дракон, что дракон? - закрутил головой Василий. - Только дракона нам сейчас и не хватает для полного абажура!
   - Вот именно! - заорал сообразительный Ватерпас. - Эй, Дробила, где ты там шляешься? Позывные Экскаватора помнишь?
   - Борт 97-40, кажется. И вовсе я не шляюсь, я подтолкнуть хотел, может сходу заведется, - сказал Дробила появляясь из темноты.
   Ватерпас схватил микрофон рации, зачем-то дунул в него, потом заорал на весь полицейский эфир:
   - Борт девяносто семь сорок, борт девяносто семь сорок, срочно нужна помощь. Вот лежу я на пляжу в неглижу-макияжу и уже едва дышу, сорок ментов на душу. Прием!
   - Рад вас слышать, ребятки! - донеслось из динамика на таких басах, что казалось, диффузоры полопаются. - Как дела? У вас, как я вижу внеплановый карнавал в городе. Ну и как, весело?
   - Куда уж веселее! - Василий вырвал микрофон у Вытерпаса, которого не вовремя пробило на лирику. - Это не карнавал, это нас полиция ловит. Спасай скорее, а то сейчас поймают, и не увидишь ты больше своих друзей-спасителей.
   - А сверху выглядит, как карнавал! - бухнуло в динамике. - Ладно, беру пеленг и лечу. Включаю форсаж. Вы там посторонитесь, а то, неровен час, сожгу кого-нибудь!
  
   Между тем, полицейские тоже услышали про пляж и макияж, быстро разгадали нехитрый ватерпасов код и дружно со всех сторон ринулись к океану.
   Скоро вокруг бунгало Великого Орка и стоящего рядом с ним украденного полицейского фургона образовалось светящееся и отчаянно завывающее сиренами кольцо.
   Прожектора, смонтированные на крышах полицейских "Нисанов" и на вертолетных полозьях прекратили бессмысленное метание и скрестились на гоблинах, словно спицы на ступице велосипедного колеса, явив представителям закона мнимых террористов во всей их беззащитной красе.
   Рядом, подтверждая состав преступления, стоял увязший в песке предатель-фургон с заглохшим мотором.
   - У. волки позорные! - выругался Сенечка.
   По пляжу шустро, словно загорелые тараканы, разбегались любители экстремального секса, норовя поскорее выползти из освещенного пространства.
   - Ишь ты, прямо Голый Вуд какой-то! - восхитился Дробила, любуясь открывшейся панорамой.
   - Все прекратить сопротивление и выйти с поднятыми руками по одному! - громовым голосом заквакал мегафон. В противном случае, будет открыт огонь на поражение. - Повторяю...
   Повторить ультиматум представитель властей, однако не успел, потому что над океаном раздался благородный рев дракона-транспланта, заходящего на посадку.
   Бывший Экскаватор, а ныне Свирепый Исполинский Краснозвездный Огнехвостый Дракон, а для друзей попросту Огнехвост, явил себя публике во всей красе. Вынырнув из темноты со стороны океана, он сделал красивую "свечку", встал на факел и, плавно покачиваясь, приземлился в самом центре светового пятна.
   - Куда там какому-то Вуду, будь он трижды голый! - радостно вскричал Дробила и побежал к дракону.
   Долго будут комментировать это событие ушлые теледикторы, наперебой цитируя корявые строки полицейских протоколов, в которых напрочь отсутствовала эпическая поэзия момента.
   "... непроверенные источники сообщают, что банда террористов в полном составе погрузилась в захваченный самолет и улетела в неизвестном направлении, увозя с собой одного единственного заложника, тележурналиста Симеона Горлума... следует обратить особое внимание на положение свободной прессы... По некоторым сведениям, самолет плевком сбил подлетевший на опасно близкое расстояние вертолет с представителями властей и корреспондентами..."
   - В хвост залезайте, там люк имеется, - распоряжался Огнехвост, красиво изогнув шею, наблюдавший за предпосадочной суетой. - Да пристегнуться не забудьте, взлетать буду на форсаже, места здесь для разбега маловато. Ну, поехали! От винта!
   Надо отдать должное полиции острова. Они не разбежались врассыпную, а только попятились, сохраняя полицейское достоинство и держа дракона на прицеле, на что последнему было глубоко наплевать.
   Конечно, хвостовой отсек стратосферного стратегического бомбардировщика трудно назвать пассажирским салоном, но креслица там все-таки имелись - спасибо прежнему экипажу. На этих креслицах и разместилась компания гоблинов. Отсек освещался тусклыми аварийными плафонами. Василий с любопытством рассматривал внутренности отсека, удивляясь невиданному доселе симбиозу живого и неживого. Из передней части отсека, в которую теперь превратилась задняя часть дракона, выходили толстые, жарко пульсирующие красным жилы, вросшие в боковые стенки, там, где располагались реактивные двигатели бомбардировщика. Титановая общивка плавно переходила в металлически поблескивающую чешую. Снаружи, на гладкой обшивке, как заметил Василий, тоже кое-где начали прорастать чешуйки.
   Посреди передней стенки азартно шевелился закрученный спиралью рудиментарный отросток - родной хвостик Автандила, так и не развившийся в полноценный хвост. На конце хвостика была пристроена швабра, которой, видимо, дракон чистил внутреннее помещение своего протеза. Кроме того, на потолке имелся громкоговоритель внутренней связи, к которому тянулась тоненькая ниточка-нерв и еще микрофон.
   На электронном табло загорелась надпись "Не курить! Пристегнуть ремни!"
   Рев за стенками перешел в пронзительный свист, салон мелко задрожал, потом встал дыбом, и они взлетели.
   Полицейские увидели, как самолет неведомой конструкции оттолкнулся лапами от пляжа, встал вертикально, опираясь на огненные струи, хлещущие из реактивных двигателей, плюнул на назойливый вертолет, отчего последний опасно накренился и, дымя, отвалил куда-то в сторону, и, наконец, стремительно ушел вверх.
   - Слушай, Огнехвост, а как, все-таки, ты летаешь? Движкам ведь топливо необходимо. Ты что, керосин пьешь цистернами. Или как? - спросил любознательный хоббит, после того, как они взлетели.
   - Зачем керосин? - проурчало в динамике. - Мы и без керосина обойдемся. И вообще, что я вампир, какой? Это люди черным вампиризмом занимаются, а я все-таки, дракон! Ведь что такое керосин? Керосин получают из нефти, правильно? А что такое нефть? Не знаете? Нефть - это свернувшаяся и почерневшая драконья кровь, вот что это такое! А у меня своей крови навалом, настоящей, огненной. На ней двигатели куда как сильнее тянут. Видели, как я садился? Такое ни одному самолету не под силу. То-то же! Я и сверхзвук освоил, а скоро и на гиперзвук перейду, только вот чешуя немного окрепнет. Так что, долетим быстро, оглянуться не успеете, как будете на месте. Кстати, а куда летим?
   - В Россию, это где-то на севере. - Сказал Дробила. - Надо бы карту купить, да только, сам понимаешь, времени не было.
   - Зачем карту, дорогу я и так знаю, - отозвался дракон. - Точнее, мой хвост знает. У него там родина. Меня и так за хвост все время в эти края тянет, а теперь, кстати, и повод слетать появился. Вы там как устроились, удобно?
   - Терпимо! - Старший дознатец поерзал в кресле. - Только шумит очень.
   - Ничего, сейчас звук обгоним, и станет потише, - уверил его дракон. - А вообще, я стюардессу хочу завести. И пассажирам удобно, и мне веселее! Где бы только ее сыскать? Принцессу, что ли, какую-нибудь украсть?
   - А что, это мысль, - поддержал Дробила. - Из принцессы должна хорошая стюардесса получиться. Внешние данные, ножки там, и все такое. К тому же, это престижно! Мы тебе поможем.
   - Украсть-то не проблема, - продолжал рассуждать дракон. - Только ведь потом всякие рыцари на "Фантомах", "МиГах" и "Сушках" замучают. Может быть лучше среди топ-моделей поискать? Как вы считаете, ребята?
   - Топ-модели ничем не лучше принцесс, - тоном знатока сказал Сенечка. - Они знаешь, какие капризные, а еще длинные все, как одна. А стюардесса не должна много места занимать. Она должна быть... как это... ага, функциональной!
   - Тогда не знаю, как и быть, - сокрушенно вздохнул Огнехвост. - Хочется чего-нибудь необычного.
   - А ты в России девушку поищи, - посоветовал Ватерпас. - В России девушек много, и все как одна необычные. Русские девушки даже здесь в Междуземье подрабатывают.
   - Интересно, кем? - спросил дракон.
   - Как это кем? - Ватерпас на секунду задумался. - Женами, конечно. А иногда так... девушками!
   - Поищу, - согласился дракон, и добавил: - Мы уже скоро на месте будем. На сверхзвуке идем, не заметили?
   - То-то потише стало, - хоббит поковырял в ухе, - точно потише!
   - На сверхзвуке хорошо, - дракон подышал в динамике, - только вот петь нельзя, сам себя не слышишь. А я в полете петь люблю. - Хотите спою, вам-то хорошо слышно будет по внутренней связи?
   - Давай! - вежливо согласился Василий.
   - Ах ты, бедная овечка, У-у! - затянул Огнехвост мордорскую застольную, и все дружно подхватили:
   - Что же бьется как сердечко? У-у!
   Допев песню, гоблины благополучно заснули. Дракон, между тем, подумал немного, и резко пошел вверх, сначала в стратосферу, потом вышел на околоземную орбиту, убедился, что двигатели тянут, обрадовался и, позабыв про мирно сопящих гоблинов, рванул дальше - прочь от Земли.
  

Конец первой части

Часть вторая

Все мы - немного гоблины

   Глава 7
   - Отчего вымерли мамонты?
   -Их сожрали крысы!
   На школьном экзамене
  
   И в самом деле. Отчего вымерли мамонты? Может быть, и в самом деле тут постарались крысы? Мамонты ведь они большие и неуклюжие, а крысы - маленькие и нахальные. Так и с эпическими фигурами смутного времени. Большие они и неуклюжие, а крысы...
   Как жаль, что эпоха первоначального накопления капитала оставила после себя так мало художественных произведений! Просто несоизмеримо мало в сравнении с размахом этой самой эпохи. Ну, разве что, киношники немного подсуетились, да бурно, дурным маковым цветом расцвел блатной шансон. Потом, правда, так же бурно и отцвел. Только все это не относится к жанру монументального искусства, а потому, увы, недолговечно. Ну, где, скажите, скульптурная группа "Браток и Путана"? Нет такой скульптурной группы! А между тем, в некоторых Российских городах она была бы очень даже уместна. Где грандиозное батальное полотно, скажем, "Стрелка на Васильевском острове" размером семь на восемь? Нет такого полотна!
   Так что, господа мамонты капитализма, ей-богу, не жалейте денег на художников! Пока ваши волосатые ступни гордо топчут наши родимые просторы, пока вас не сожрали крысы, не жалейте! Пусть даже некоторые служители муз халтурят, но кто-то ведь и вправду выписывает билет в вечность. Самый настоящий. Хотя, насчет вечности - это заявление двусмысленное, признаю! Искусство надгробного памятника расцвело и даже очень! Но надгробный памятник увековечивает смерть, а вам же хочется вечной жизни! Скажем, всем известный венецианский купец был тот еще жлоб, а Монтекки и Капулетти типичные мафиозе, как генотипически, так и фенотипически. Но нашелся такой парень, Шескпир его звали, и на тебе! Бессмертие! А вы, господа все футбольные команды покупаете! Стыдно, ей богу!
   Так вот и придется грядущим историкам восстанавливать картину эпохи, руководствуясь, прежде всего кладбищенскими монументами, телевизионными сериалами и литературно беспомощными бульварными изданиями. А могут ли эти, безусловно, коммерчески состоятельные, но какие-то неприкрыто прикладные формы искусства отразить время во всей его полноте? Наверное, нет. Потому что в полированном граните надгробного памятника ничего, кроме кладбищенского пейзажа не отражается и отразиться не может. А уж про телесериалы я и вовсе не говорю, ну кто, скажите, воспринимает их всерьез?
   А между тем, времена эти были воистину эпическими, они бурлили и скворчали, как задница грешника на адской сковороде, или спина незадачливого кооператора под китайским утюгом "Филипс", направляемого жестокой рукой героя смутного времени.
   Автор ни в коем случае не оправдывает насилия, но и не считает его чем-то из ряда вон выходящим. Просто автор не верит в искусственное облагораживание человечества. Поведение человека как такового очень даже зависит от того, чем ему предлагается гордиться. Если человеку предлагается гордиться исключительно количеством денег, то и поведение этого человека будет соответствующим. Юный лоботряс, удирающий на краденом автомобиле от милиции, мог бы при других общественных приоритетах стать летчиком-испытателем. Но не стал и не станет, потому что, обладать крутой тачкой - это престижно, а быть летчиком-испытателем, в смутное время - так себе.
   Но это так, лирика, просто автор не знает с чего начать.
   Итак, в небольшом подмосковном городке, пусть он называется, скажем, "Растюпинск", жили-были три брата-братка.
   Происхождение их было самое обыкновенное. Отец - инженер на Растюпинскском заводе оптических металлоизделий, продукция которого была хорошо известна армиям всего мира, мать - учительница.
   Комсомольским прошлым братья не грешили, поэтому говорить о типичности их судьбы в мире новорожденного капитализма, не приходится. Капитализм, как известно, подобно акуле, рождается с зубами и сразу начинает жрать, провоцируя защитные мутации у прочих существ. Если окружающие не успевают отрастить себе достойные клыки, шипы и прочие защитные приспособления, то тем хуже для них. Если хочешь выжить, то перво-наперво, прикончи в себе созерцателя. Найди и убей, а не то схавают! Так и вершится эволюция.
   Старшего из братьев звали Даниилом. Не Данилой, заметьте, а именно Даниилом. Хотя, конечно, все путали и сбивались на Данилу, или того хуже - Даньку. С детства Даниил-Данила-Данька проявлял недюжинные способности к точным наукам, к механике, инженерии и электронике, с блеском окончил престижный технический институт и устроился работать в родном городе на том же РаЗОМете. Чего он там изобретал нам неведомо, потому что существовало тогда еще понятие государственной тайны, но уважали его сильно.
   Так сильно, что до руководящих должностей не допускали. И правильно, если талантливого человека на руководящую должность поставить, то кто тогда изобретать будет? И работать тоже будет некому. Вот то-то же! В России ведь начальником всегда ставят человека, который ни в чем толком не разбирается, зато на других покрикивать горазд. Про таких индивидуумов так прямо и говорят, большой-де у него опыт руководства. Хоть чем руководить может, и все ему по фигу!
   Смешно было Даниилу глядеть, как другие карабкаются вверх по служебной лестнице. Так он и посмеивался годов до сорока, а потом что-то у него с чувством юмора случилось. Видит, те, над кем он посмеивался, им же и командуют. Так что очень скоро смеяться стало не над кем. Разве что над самим собой, а это оказалось не так уж и интересно.
   А потом и вовсе стало тоскливо. Особенно, когда в ведомости на зарплату расписывался. Стал он по разным злачным местечкам похаживать, на работу опаздывать. Раз выговор, два предупреждение, три - прогрессивка долой. Видно постарел Данила-мастер, раз судьба к нему спиной встала, дескать, гляди, дружок, какая у меня коса да попа, да руками трогать не моги. А зарплаты и вовсе платить перестали. Опыт-то руководства у заводского начальства большой-пребольшой, да толку мало.
   Вот и не выдержал однажды Даниил, протянул руку, ухватил стерву-судьбу за косу, да и рванул, что было мочи. Дескать, что же ты зараза лица не кажешь, или вовсе забыла, какая у нас с тобой раньше любовь была?
   Повернулась-таки к нему судьба-судьбина лицом. То есть, не совсем лицом, а так, наполовину. В общем, боком. А Даниил, как увидел, какое лицо у судьбы, так и обмер. Понял, что она к нему спиной не из пустого гонора поворачивалась, а со стыда. Тут ему и самому перед своей судьбой стыдно стало.
   И показалось тогда сидение за кульманом при практически полном отсутствии зарплаты Даниилу занятием недостойным и даже позорным, поэтому он быстренько прикинул, что к чему и организовал кооператив по производству ультразвуковых пушек, способных разгонять крыс, собак и прочую недружелюбную человеку живность. В отличие от аналогичных изделий японских и американских умельцев, пушки Даниила имели одну маленькую особенность. А именно, встроенный контур, позволяющий транслировать мысленные команды, которые воспринимались объектом воздействия и неукоснительно им выполнялись. То есть, повернешь рычажок вправо, и все бродячие псы от тебя шарахаются, а повернешь влево - так все наоборот, выражают тебе небывалую любовь и почтение. Как выяснилось в результате экспериментов над соседями по подъезду, команды эти действовали не только на крыс и собак, но и на людей, что блестяще подтверждало гипотезу о единстве всего живого.
   Даниил возрадовался, полагая, что создал чрезвычайно эффективное и недорогое средство самообороны и самоутверждения, и уже подумывал о расширении производства и связанных с этим перспективах быстрого повышения собственного благосостояния, однако не тут-то было.
   Однажды приходит Даниилу официальная бумага с вызовом в одно очень серьезное учреждение. Ну, думает Даниил, заметили и оценили. Сейчас пойдут дела. Собирается, темный костюм утюжит, галстук завязывает официальным узлом и прибывает точно к указанному времени.
   А в серьезном учреждении его уже ждут серьезные дяди, некоторые в лампасах, а некоторые, как и Даниил, в темных неброских костюмах и при галстуках, завязанных официальным образом, то есть, на резинках.
   Расспрашивают дяди новоявленного изобретателя-предпринимателя, как это он додумался до своего приборчика, а сам приборчик - вот он - на столике стоит во всей своей гениально-скромной красе.
   Даниил все обстоятельно растолковывает, на соответствующую научную литературу ссылается, потом предлагает приборчик включить, чтобы продемонстрировать его, так сказать, в действии.
   - А вот этого не надо, - говорит самый серьезный дядя, - мы его уже включали, и убедились, что устройство ваше работает, да еще как! Обезьяны дохнут так, что любо-дорого посмотреть.
   - Значит, вы собираетесь профинансировать дальнейшие работы в этом направлении! - радостно восклицает простодушный Даниил, не понимая, однако, при чем тут обезьяны. И почему они дохнут.
   - Нет, не собираемся! - уверенно говорит самый серьезный дядя, а все остальные кивают, дескать, не собираемся, и даже более того.
   - А зачем же вы меня сюда позвали? - недоумевает Даниил. - Не будете финансировать, так я и без ваших денег справлюсь, слава богу, заказов хватает.
   - И этого не будет, - объясняют непонятливому Даниилу. - Приборчик Ваш всякие оппозиционеры да террористы могут на вооружение взять и вообще, изобрели бы Вы что-нибудь другое, а это изделие мы себе в контору забираем.
   И опять про обезьян.
   - Да не водятся у нас в Растюпинске никакие обезьяны, - не выдержал Даниил. - А если бы и водились, зачем мне их убивать?
   - А вот это нам очень хотелось бы выяснить, - говорят серьезные люди, и становятся еще серьезней.
   Тут Даниил смикитил, что ему, как говорится, "дело шьют", и уж не до бизнеса ему стало, а как-то сразу очень домой захотелось.
   Задавали Даниилу еще разные вопросы, намеки всякие делали неприятные, так что совсем затосковал предприниматель и уже был рад - радешенек, когда на улицу вышел.
   В общем, запретили приборчик. Дешево Даниил отделался. Так ему на прощание и сказали.
   Даниил для подтверждения личной благонадежности немедленно в запой ушел. В России, известное дело, если ты пьешь горькую, значит, никакой серьезной опасности для государства не представляешь, махнут на тебя рукой - и все. В крайнем случае, позором заклеймят, но это, честное слово, не очень больно.
   Пока Даниил пребывал в образцово-показательном запое, воротился из армии средний братец, Иван.
   Братец Иван был хорошим солдатом. Именно поэтому служба его протекала не в какой-нибудь столице, где хорошему солдату, по разумению начальства, совершенно нечего делать, и даже не в гарнизоне сонного провинциального городка, где, опять же, хорошему солдату делать нечего, кроме как улучшать демографическую ситуацию, а в местах отдаленных и неуютных. Словом там, где его вовсе не ждут и где ему совсем не рады. Не рады до такой степени, что только и ищут возможности от него, от такого замечательного избавиться.
   Надо сказать, что Иван, будучи действительно хорошим солдатом, всеми способами старался посеять в душах местных жителей любовь к Великой Родине, только они почему-то изо всех сил этому противились. Наверное, потому, что любили свою собственную страну. В результате такого несовпадения объектов любви, множество душ отделялось от тел и отправлялось в те края, где по слухам, царила вечная любовь. Так что, частично цель была все-таки достигнута.
   Такая деятельность по перевлюблению отсталых аборигенов, наконец, надоела Ивану. Хотя он и был хорошим солдатом, но, тем не менее, и до него, наконец, дошло, что если Родина сама себя не любит, то заставить кого-нибудь еще полюбить ее - дело совершенно безнадежное. Даже если заправлять боевые машины пехоты "Шанелью N 5", а каждую боеголовку системы залпового огня снабдить букетом хризантем. Все равно, гады, любить не станут. Даже под градом хризантем!
   Начинать деятельность по внедрению любви к отчизне следовало с тех товарищей, которые, понемногу, пока не особенно афишируя это, стали называть себя господами.
   Так что, когда какой-то неведомый снайпер, действуя исключительно из любви к родине, разумеется, своей собственной, в очередной раз прострелил Ивану левое плечо, бравый капитан, по выходе из госпиталя, решил, что с него хватит, и демобилизовался.
   Иван появился в родных краях через неделю после возвращения Даниила из стольного града, где состоялись похороны достославного крысогонного устройства, что, кстати, повлекло за собой скорое и, увы, необратимое, закрысивание города Москвы.
   Да вы, наверное, помните времена, когда слухи о чудовищных размеров крысах, бегающих по тоннелям московской подземки, заполнили первые полосы красной, белой, желтой, голубой и прочей разномастной прессы. И помните, как эти слухи почему-то разом пропали.
   Если вы думаете, что бравые собровцы и омоновцы при поддержке вооруженной тяжелой техникой группы народных депутатов спустившись в темные тоннели, перебили всех зловредных мутантов, то тут вы глубоко ошибаетесь. Ничуть не бывало! Спецназ как всегда занимался плановыми учениями, то есть, вылавливал фальшивых террористов в Тихом океане, будто террорист креветка какая-нибудь. А депутаты - те и вовсе находились в отпусках. Или в народ ходили. Так что, победить крыс было совершенно некому. А крысам, между тем потребовалось место под солнцем. Да и по обществу они соскучились. Известно ведь, если человек не идет травить крыс, то крысы сами приходят к человеку.
   То есть, деградация человеков в сочетании с эволюцией крыс создает предпосылки для появления некой крысо-человеческой цивилизации, с чем я нас всех и поздравляю!
   Однажды поутру, крысы-мутанты, к тому времени уже почти сравнявшиеся в разумности со средним россиянином, а по хитрости, беспринципности и наглости, значительно превосходящие последнего, вышли из метро на московские улицы.
   Конечно, они постарались не сильно отличаться от людей, хотя бы внешне, тем более что с человеческой одеждой у них проблем не было - сколько людей вошло в метро и не вышло оттуда обратно, кто знает?
   Оглядевшись и увидев, что оказались как бы на огромной помойке, что приятно согрело крысиные души, они радостно запищали и шустро бросились осваивать жизненное пространство. Благодаря некоторым чисто крысиным качествам, они быстро преуспели в бизнесе и политике - вот где помойка-то!
   Наиболее романтичные особи устремились в средства массовой информации и шоу-бизнес, быстро превратив эти виды псевдоразумной деятельности в исконно крысиный промысел.
   Конечно, в глубине своих серых душонок, грызуны все-таки осознавали, что они всего-навсего крысы, и от этого их слегка плющило, поэтому важнейшей задачей средств массовой информации была объявлена борьба с ксенофобией.
   Так что, помните, крысы - они среди нас! Честное слово, не вру! Я вот недавно видел одного весьма упитанного крыса, разъезжающего по улицам столицы в спортивном "Ягуаре". Близко, правда, подойти так и не удалось, из-за охраны. В охране, между прочим, были сплошные человеки. Да что там! Включите-ка телевизор, и все сразу станет ясно.
   Так что, когда Иван заехал в Москву, чтобы оформить документы и получить причитающиеся ему боевые гроши, остроморденький чиновник пискляво ухмыльнулся ему в лицо, и сообщил, что все документы, а особенно платежные ведомости и наградные листы сожраны крысами, а поэтому, увы, бравому ветерану ничего не причитается. После этого чиновник повернулся к Ивану-воину спиной и больше разговаривать не пожелал.
   Напрасно он так поступил. Иван ловко ухватил чиновника за холеный розовый хвостик - предмет гордости последнего и тайных вздохов секретуток разного толка - и с размаху шмякнул об угол тяжелого бронированного сейфа, украшавшего кабинет. Сейф неожиданно открылся, из его черного нутра посыпалась и наградные и подъемные, и боевые. И, что характерно, все в долларах да евро. Иван аккуратно отсчитал причитающуюся ему по праву долю, а остальное прихватил на всякий случай, чтобы поделиться с товарищами. А потом взял, да и выкинул чиновника в окно, словно дохлую крысу, каковой тот, собственно, теперь являлся, и отправился в родной городок Растюпинск. Не торопясь, вышел из офиса, помыл руки в крысином туалете, дивясь нежному запаху, да и пошел себе прочь. И, что характерно, никто ведь его не остановил. Все-таки, побаиваются крысы человека. Так что, может быть, и не все потеряно.
   А Иван-солдат отправился к себе домой, в Растюпинск.
   Приехав, он обнаружил заросшего бурой щетиной старшего брата и после некоторых колебаний присоединился к нему. Братья всегда и во всем поддерживали друг друга, а уж в запое и подавно
   Сидят, стало быть, братья-братаны в гараже, потребляют спиртной напиток и беседуют за жизнь.
   - Хреново, брат, - говорит старший.
   - Хреново, - соглашается средний.
   - А где-то наш младшенький сейчас? - спрашивает Иван-солдат. - Давненько не виделись, большой, наверное, стал.
   - В Москву с гуслями укатил, песни повез, - отвечает Даниил- изобретатель. - Я ему такие гусли спроворил - все в столице так и ахнут! Почище фирменных! Там у него фиброусилитель, уникальная, между прочим, штука, сам изобрел.
   - А что еще за фиброусилитель такой? - заинтересовался не совсем пьяный Иван.
   - Да фибры души усиливает, - сказал Даниил. - У души, у нее знаешь, фибры такие имеются... Она ими чувствует. Вот и получается, фиброусилитель.
   - Жаль, - сокрушается Иван, - а то бы сейчас спели. Пусть и без фибров всяких там, просто хором. Все на душе веселее стало бы. А без младшего нашего, без Васьки-гусляра, и не поется как-то!
   - Он, небось, в Москве хорошо устроился, - успокаивает брата Даниил, - Ведь он единственный на всю планету рок-гусляр с фиброусилителем, других нет. У него, наверное, скоро концерт на Красной Площади будет. Хорошо бы послушать, только я теперь в Москву ни ногой! Ничего, по телевизору, небось, покажут. Только телевизор фибры не передает, частотка не та.
   - Хорошо бы, - вздыхает Иван. - Хотя бы один из нас в люди выйдет, и то хлеб! А в Москву я тоже не ездок. Помойка она и помойка и есть! Одни крысы кругом.
   - Хреново! - соглашается старший.
   - Хреново! - подтверждает средний.
   День сидят, другой, третий. Вот уже в соседних магазинах спиртное заканчиваться стало, а они все сидят и повторяют:
   - Хреново, брат!
   - Хреново...
   Тут гаражная дверь заскрипела-завыла и отворяться начала.
   - Кого это еще несет? - с некоторым трудом выговорил Даниил-умелец. - У нас, вроде, все дома.
   И давай щуриться в дверной проем. Глаза-то за время гаражного сиденья от света отвыкли, вот и не видно ничего. Да еще накурили братовья так, что не топор можно повесить, а танк целый. Только не поместится танк в гараже.
   - А-а... - промычал Иван-солдат и опять уткнулся мордой в пустую канистру из под самогона. Только гул пошел.
   - Вот вы где! - донеслось из-за двери.
   И в гараже появился третий братец, Васька-гусляр. И электрогусли, на которых он крутой русский народный рачешник лабал, при нем. Только поломанные. Струны кудрями, дека треснула, и провода из нутра свисают - смотреть противно. А на месте фиброусилителя и вовсе обугленная дыра.
   - Ва-асятка! - промычал Иван слегка приподнимаясь над полом. - Ты чо здесь делаешь? Ты же должен сейчас на Красной площади с концертом выступать!
   - Это не Васятка, - убежденно сказал Даниил. - Эта его голограмма. У меня на третий день запоя всегда голограммы бывают, а сейчас уже не третий. Какой, кстати?
   - Да никакая это не Грамма, видишь, она и не голая вовсе! - Иван попытался потыкать в младшего брата пальцем, но все никак не мог попасть. - Но и не Васька!
   Солдат с удивлением рассматривал свой палец, которым так и не попал в вошедшего.
   - Вот ироды, нажрались тут без меня, - сказала голая грамма хорошо поставленным баритоном. Пустите меня к столу, я уже неделю не евши и не пивши.
   - Не-а, раз жрать просит, значит, определенно Васька, - подумав, заключил Даниил. - Ну, здравствуй, братан. Чего-то ты какой-то потрепанный, и на звезду не похож!
   - Да уж, звездануло меня будь здоров! - неопределенно заметил Василий, отложил изуродованные гусли и потянулся к бутылке.
   Пока младшенький догонял братьев, разговаривать было не о чем, уж больно далеко ушли Даниил с Иваном. В отрыв ушли, так сказать, то бишь, в запой. И как ни пытался Василий рассказать им что, да как, и почему он сидит здесь на ящике от стеклотары, а не стоит на сцене, гордо потряхивая светлокудрой головой и повелевая восхищенным залом звоном рок-гуслей и нежными вибрациями фиброзвуков - ничего из этого путного не получалось.
   На все попытки что-то объяснить, у старших братьев был один ответ, правда, утвердительный:
   - Хреново!
   Наконец Даниил улучил минутку и вынырнул из сумеречного состояния. Пошатываясь, добрел до захламленного столика в глубине гаража, смахнул с него груду старых бумаг, вытащил маленький железный стул, на котором лежало что-то вроде медной тарелки, скинул на пол пачки пыльных журналов и давай какие-то проводки крутить-скручивать. В темноте да в пыли и не видать - какие.
   - Ба, а тут оказывается и радио имеется! - радостно воскликнул Иван, глядя, как брат нетвердой рукой жмет на какие-то кнопки и включает тумблеры. - Ну-ка, братан, слови что-нито веселенькое
   Братан, однако, ничего веселенького ловить не стал, а к удивлению всей компании вытащил из ящика металлическую штуковину, сильно смахивающую на щучью блесну и, к изумлению всей компании, заглотал ее.
   - Совсем очумел! - прокомментировал Иван. - Эй, Данька! Ты чего, совсем очумел?
   А Даниил, между тем и вовсе распоясался. В самом прямом смысле. То есть, расстегнул штаны и задом плюхнулся на металлическую тарелку, к которой тянулся толстый провод от непонятного прибора. Того самого, который был похож на радиостанцию.
   - Тебе что, "по большому" приспичило? - заорал Иван. - Так давай быстро-быстро во двор, пока весь гараж не завалил!
   А Василий, тот уже из гаража выскочил и нос зажал - одно слово - интеллигент, мать твою!
   Старший брат, между тем, кряхтя, дотянулся до какой-то кнопки и нажал ее. Не с первого разу, конечно, но с третьего попал. Кнопка-то была большая. Специально для таких случаев.
   В гараже грохнуло, полетели синие искры, а запах-то, запах!
   Запахло мощно, только совсем не так, как того ожидали смущенные Даниловым бесстыдством братовья, да и мы с вами тоже.
   Неожиданно запахло, свежо, остро, как после сильной грозы. Озоном. Табачный дым сразу свернулся и мелкой пудрой посыпался на пол. Воздух очистился. У братьев даже в головах прояснилось, но только слегка. А вот у Даниила прояснилось, похоже, совсем, потому как стоял он перед младшими братьями - волосы вздыблены, из ноздрей маленькие шаровые молнии выскакивают, одна рука штаны придерживает, в другой та самая блесна с проводом - совершенно трезвый и даже более того
   - Прошу! - твердым голосом сказал он, и указал на медную тарелку, с которой только что поднялся. - Давайте-ка трезветь, братцы!
   Ивану что, солдат, он и есть солдат! Не в таких тарелках-переделках бывал. Поэтому средний брат чиниться не стал, а обтер блесну рукавом, да и в рот сунул. И тотчас же голым задом - хлоп на тарелку.
   - Врубай свет, братец! - говорит.
   - Погоди немного, - отвечает Даниил, - накопитель еще не зарядился, разряд слабый будет. Вон та лампочка загорится, тогда и включу.
   - Ладно, подожду, - Иван поерзал на тарелке и закурил, чтобы времени даром не терять.
   Тут лампочка, наконец, загорелась, и Даниил нажал кнопку.
   И опять грохнуло. Все прошло как по писаному, только Иван еще и курить бросил, чему, надо сказать был рад, но не очень
   - Эй, Васька, ты где? - заорали трезвые братья. - Давай, присоединяйся! Вместе, так вместе!
   - Спасибо, братишки, только я как-нибудь сам протрезвею, без этой штуковины, - прокричал Васька из-за какой-то поленницы. - Не нравится мне такое насилие над организмом, все должно происходить естественным путем, а не...
   - Иди, иди, и все будет путём, - Иван выволок Ваську из-за поленницы - тот даже и пикнуть не успел, и нежно, но силком усадил на чудо-тарелку.
   - А-а, - начал, было, брат-гусляр, но Даниил ловко всунул в открытый рот блесну-контакт и врубил напряжение.
   - П-пух! - раздалось в гараже в третий раз, только немного потише, чем в прошлые разы, видно накопитель все-таки не успел до конца зарядиться, но ничего, подействовало! Василий все-таки помельче старших братьев был, да и в запой ушел последним, так что, не такой уж он и пьяный был. Придуривался больше.
  
   - А что это меня на женщин потянуло, прямо мочи нет? Я же сейчас не пьяный! - ерзая на своем ящике, спросил Иван, когда совершенно трезвые братья прибрались немного в гараже, запойную пыль за дверь вымели и собрались совет держать.
   - А это побочное действие прибора сказывается, - объяснил Даниил. - Вот этого самого электроопохмела. Мне его один дружок подарил. Савкин его фамилия. Как-нибудь я вам про него расскажу.
   - Так слушайте, братаны, что со мной в Первопрестольной приключилось, - начал рассказывать младший братец, переминаясь с ноги на ногу. Садиться он не стал, сказав, что ему так удобней. И то, правда, в узких джинсах с этим самым побочным эффектом не очень-то посидишь, лучше уж стоя. В общем, приехал я в Москву с электрогуслями, которые ты мне сделал, и начал тусоваться.
   - Чего-чего? - хором спросили братья, чего начал?
   - Тусоваться, - немного смущенно объяснил младший. - Ну, это значит, по разным местам ходить, где люди собираются, по презентациям, вечеринкам...
   - По рынкам и вокзалам, по танцплощадкам, по домам культуры... - понимающе кивнул брат-солдат.
   - Да нет, не совсем, - поправил его Василий. - На рынках да вокзалах, конечно, тоже люди, но на тусовки ходят нужные люди. Понимаешь, нужные!
   - А все остальные, стало быть, ненужные? - удивился Даниил. - Странно, как-то получается.
   - Ну, вообще, нужные люди так и считают, что все остальные, кроме них - ненужные, - смутился брат-гусляр. - Но не в этом дело.
   - Ну и начал ты, это, тусоваться, и что дальше? - Даниил покосился на треснувший и даже слегка закопченный корпус электрогуслей. - Рассказывай!
   - А дальше, меня заметили. Подошел какой-то странный тип, не то мужик, не то баба, и говорит:
   - Клевый у тебя инструмент, только вот играешь ты неправильно. Зажигать надо, а ты не зажигаешь. И чтобы в музыке сексу побольше было. Но что у тебя есть, так это народность! Это может сработать. Так что, поработай покамест с Кощеем Ржовым в группе "Голубые клизмы", будешь своими гуслями народный колорит создавать. И познакомил меня с Кощеем.
   - А ты фиброусилитель включал? - спросил Даниил. - Неужели не работает?
   - Включал, и очень даже работает этот фиброусилитель. Только на нужных людей он почему-то не действует. - Васька взъерошил кудри.
   - Может быть, у них фибров нет? - предположил простодушный Иван-солдат.
   - Фибры у них будь здоров! - сказал Даниил. - Наверное, у них души нет, у нужных-то людей.
   Ну и принялся я, братцы, этот самый народный колорит изо всей сил создавать. - Продолжал гусляр. - Стою на сцене позади всех с гуслями наперевес, лаптями притопываю в такт, а как певичка наша рот открывать устанет, так я, фиброусилитель врубаю, бздынь по струнам и давай русский рачешник наяривать. А певичка эта сразу в пляс пускается. Вообще-то она мужиком была, ее раньше Петей звали, это она потом в Петру переименовалась, когда замуж за продюсера нашего, Кощея Ржова, вышла. Честно говоря, она и так все время плясала на сцене, а тут, ну, прямо с цепи срывалась, страх, что выделывала, но публике нравилось. Публика, прямо, из себя выходила. С милицией потом возвращали.
   - Это, значит, у вашей Петры такие фибры, если у слушателей крышу сносит, - понимающе сказал Даниил. - Фибры без души - страшное дело! А играли-то что? Репертуар какой?
   - А-а... - Неопределенно махнул рукой гусляр, - Какой там репертуар! Сплошная физиология, вот и весь наш репертуар. "У-у, анатомия, у-у, лоботомия, у-у..."
   Ну ладно, лоботомия, так лоботомия, тем более что публика не против. Я уж было, привыкать стал, тем более что платили неплохо. Вот только когда мне предложили из мужиков в бабы перейти, да не понарошку, а взаправду, тут я и не выдержал. Взял гусли и продюсеру в лоб. А он как завизжит, раньше-то он сам женщиной был, Качей его, тьфу, черт, ее, звали, а потом пол переменил, Кощеем заделался...
   - Что-то я никак не врублюсь, может, электроопохмел не подействовал, - братец Даниил задумчиво поскреб в затылке. - Что там у вас творилось, то мужики в баб, то бабы в мужиков перекрашиваются, чудно это все? Это прямо, не шоу-бизнес, а какой-то анатомический театр получается. А из анатомички - одна дорога, на погост.
   - В общем, выгнали меня, - заключил Васька-гусляр. - Сказали, когда пол сменишь, тогда и приходи. Василисой будешь работать. Ну, я плюнул на все, гусли забрал и домой. Только бабки, которые я заработал на сцене, с гуслями выплясывая, все отобрали. По-закону, через суд, как неустойку и в качестве компенсации за моральный ущерб продюсеру. Тот после моего удара снова в бабу перевернулся, в Качу, и сразу же истерику закатил. Так что, на то, чтобы его обратно в мужика, в Кощея, значит, перекроить куча бабла потребовалась. Ладно, хоть гусли вернули, не позарились, когда я из следственного изолятора вышел. На билет, вишь, по электричкам собирал. А там тоже мафия. И верховодит у них тот же хмырь, что в шоу-бизнесе продюсером, Кача-Кощей. Он, хоть бабки свои получил, но и вовсе оборзел, начал меня уговаривать, чтобы я ногу себе отрезал, ты, говорят, без ноги больше соберешь. С гуслями, да без ноги - вот, говорит она, настоящая русская народность. Да только я не дался. Дал этому продюсеру еще раз гуслями по башке, и бегом...
   - А он как, опять в бабу перекинулся, или обошлось? - заинтересовался Иван-солдат.
   - Чего не видел, того не видел, - честно признался Васька-гусляр. - Мне не до его пола было, я трое суток от них прятался, на площади памятник Баяну изображал, а потом, когда какие-то граждане попытались мне руку отпилить, решили, наверное, что бронзовая, не выдержал...
   - Дал им гуслями по башке! - закончил за него Даниил. - Эх, братка, не бережешь ты уникальный инструмент! Ну, да ладно, починю, так и быть, только смотри, чтобы в последний раз. И фиброусилитель спалил. Вон, одни провода болтаются. Теперь опять в резонанс кристаллы настраивать. Да бог с ними, с гуслями. Ладно, что живой вернулся. Да непокалеченый.
   Посидели еще немного братья, порадовались друг другу.
   - А ведь это хорошо, что мы, наконец, вместе собрались. - Сказал Иван-солдат. - Поодиночке у нас ничего не получилось, и ладно. Давайте-ка втроем покумекаем, как быть да жить, глядишь, что-нибудь и придумаем. Да и с Москвой этой неплохо бы прояснить, что к чему. То у них крысы, то еще что-нибудь. А уж из мужика в бабы переходить, это, вообще, последнее дело. У нас в армии таких не уважали.
   И братовья выключили на время электроопохмел, сходили в магазин, выпили, но теперь, конечно, в меру, и принялись кумекать.
  
   Глава 8
   "От перестрелки звон стоял в ушах,
   Вблизи Раубенштейна в камышах
   Схватился кое-кто на бердышах,
   И был пробит болтом из арбалета..."

Освальд фон Волькенштейн

  
  
   Чем могут заняться трое молодых крепких мужчин, так, чтобы и душеньку потешить, и людям помочь, да и себя грешных не обидеть? Вы сразу скажете - пивоварню открыть, или авторемонтную мастерскую, или еще что-нибудь в этом роде. Можно, конечно, еще в Турцию за зипунами сходить, но этим в наших краях больше женщины занимаются. Все правильно, и пивоварня, и авторемонтная мастерская, безусловно, нужное и прибыльное дело, как, впрочем, и хождение за зипунами, но ведь, прежде чем пуститься в плавь по бурным водам Российского бизнеса, требуется научиться плавать. А что такое научится плавать применительно к нашей ситуации? Правильно, это значит, прежде всего, научиться защищать себя от всякого рода посягательств на нажитое и еще не нажитое добро.
   Ах, как часто незрелые бизнесмены попадают впросак, доверив защиту своего дела всяким недобросовестным мордоворотам, у которых кроме желудка и прилагающихся к нему хватательных псевдоподий в процессе эволюции ничего так и не развилось. Но братаны были не из таких. Да и жизненный опыт, какой-никакой, а у каждого имелся. Поэтому они прекрасно понимали, что бизнес в России надо строить не как, к примеру, избу - пятистенку, а совсем наоборот. То есть, не с фундамента, и не со сруба даже, а с крыши!
   В общем, кому, как не Ваньке-воину и быть этой крышей? Да никому. Никто лучше бывалого солдата, умело и недвусмысленно решавшего, в свое время сложные международные проблемы, не решит вопрос защиты будущего семейного бизнеса от посягательств разного рода прохиндеев и хапуг. Как казенного, так и самопального розлива.
   А срубом, то есть, авторемонтной мастерской, кому ведать? Да кому же еще, как не Данюхе-мастеру, вот кому любой инструмент к рукам! А насчет пивоварни, это братья так, погорячились. А когда подумали, то и решили, для пивоварни слишком большой начальный капитал требуется, так что подождет пивоварня. Для личного пользования, слава Богу, электроопохмел имеется, работает покамест, спасибо Савкину.
   Ну а Ваську-Гусляра лучше всего к рекламному делу приставить, там без звона никуда. Даниил гусли отремонтировал, да еще и апгрейт инструменту сделал, так что, играй Вася, шевели клиента! Рекламное дело, это, если продолжать сравнение с теремом, вроде резных наличников или петуха на крыше. Ну, и вывески, разумеется.
   В общем, открыли братаны авторемонтную мастерскую.
   Что такое авторемонтная мастерская в провинциальном русском городке, где большинство автомобилей пережили и вторую и третью молодость, а первую оставили далеко за задним бампером, еще в эпохе развитого социализма? В городе, где если и есть какие-то иномарки, так те и вовсе ведут загробное существование, то есть, после эксгумации с японских, да европейских свалок.
   Правильно, гараж!
   Зарегистрировали братаны свое предприятие, сидят, ждут клиентов. Клиенты, конечно, понемногу стали появляться, одному бампер отремонтируй, другому двигатель поправь, третьему...
   А третьими были хорошо известные в городе ребята-ребятишки, тоже, между прочим, в каком-то смысле, братаны. Мальчиш да Безяйчик. Они-то как раз на крышевании и специализировались. Конечно, авторемонтная мастерская, это вам не рынок-базар, там с крыши очень даже хорошо капает, но все равно, пользу извлечь можно. Вот они и приехали познакомиться, тем более что Данюха в городе был личностью весьма даже известной. Да и братья его тоже.
   Ну, приехали, и приехали. Выходит к ним Даниил-мастер, здоровается, смотрит на японское полноприводное чудо, на котором братва подкатила, но не удивляется, а так, изучает.
   - Здорово, - лениво говорит Мальчиш. - Бизнесом, значит, решили заняться. Что ж, дело хорошее. Только, понимаешь ли, делиться надо, а не то, всякое может случиться.
   - Нечем пока делиться, - отвечает Даниил. - Сами еле-еле концы с концами сводим. Да и с чего бы это нам с вами делиться? Тогда уж и вы с нами делитесь, так, по-моему, правильно будет. По-справедливости.
   - Если бабок нужно для раскрутки - дадим, - говорит, Безяйчик. - Только потом бабки возвращать придется. В десятикратном размере и по первому требованию.
   - Не надо нам ваших бабок, - Даниил обтер руки ветошью. - С вами только свяжись - прилипнешь.
   - А платить-то все равно придется. - Мальчиш посмотрел на Даниила и сплюнул. - А то нам унижение получится. Не можем мы лицо терять. Только, вижу, взять с вас покамест нечего. Так что, давай так договоримся. Мы завтра тебе паленую тачку пригоняем, ты делаешь так, чтобы ни один опер не определил, что она паленая, а мы тебя месяц не трогаем. Лады?
   - Никак нет, не лады, - говорит брат-солдат, выходя из гаража. - Я человек служивый, с законом всегда дружил, так что, валите отсюда ребятки, покуда я не обиделся. А то ведь отделаю так, что ни один опер не узнает. На пластических операциях, конечно, сэкономите. Заодно и честным трудом займетесь. В фильмах ужасов сниматься станете. В роли жертв землетрясений всяких...
   - Э-э! - протянул Безяйчик. - Да ты, видать, крутой! - Ну, ничего, сейчас будешь всмятку.
   И пистолет из-за пояса потянул.
   - "Беретта" - презрительно сплюнул Иван-солдат. - Дерьмо.
   Вроде и не произошло ничего. Так же стоит Даниил у раскрытого гаража, очки тряпочкой протирает. Только вроде сдвинулось что-то в мире, и вот уже лежат Мальчиш с Безяйчиком мордами в капот, и двинуться не могут.
   - Ну, поняли, что есть такое русский солдат? - Говорит Иван. - Если поняли, так ступайте себе, и больше не грешите. Только за моральный ущерб заплатите - и свободны!
   - Эй ты, Кент... - Начал было Безяйчик, но Мальчиш его оборвал.
   - За моральный ущерб платить мы не будем, не по понятиям это. Но и трогать вас пока погодим. Ты конечно умный и все такое, да жизни, видать, не совсем знаешь. Заскорузнул на всяких там войнах. А жизнь - она не война, в мирной жизни умирать много страшнее. Ладно, мы тебе ничего плохого делать не станем. Мы вообще ничего делать не станем. А когда к тебе придут из налоговой инспекции, да из пожарной службы, да из санитарной, вот тогда ты запоешь! Ты сам к нам приползешь и деньги принесешь, если у тебя хоть какая-то заначка останется. Только не останется. Так что, думай, братан!
   Отпустил брат-солдат рэкетиров, те закурили сигары, гараж скучными взглядами окинули, да и отправились восвояси.
   А на другой день явились из налоговой инспекции.
   Тут уж Иван-солдат ничего поделать не смог. Налогового инспектора мордой в багажник не сунешь, он при исполнении и грабит в полном соответствии с законом. А что у тебя пока денег нет, так это не его забота.
   И пошло-поехало.
   Пожарная инспекция, санэпидемслужба, земельный комитет, кого только за неделю не перебывало в старом гараже. Даже из общества защиты животных были. Где, говорят, у вас тут тараканы? Обижаете, значит братьев наших меньших, рожденных ползать...
   Работать некогда, только успевай бумажки подписывать, да денежки отсчитывать.
   Скоро кончились и боевые, и наградные, и подъемные. Кончились деньги.
   А мытари все идут и идут. Дескать, давайте братцы, платите. И все по закону.
   - Эх, - сказал Даниил-изобретатель, - видно эти бритые ребята знали, что говорили. Ступай-ка брат-солдат к Мальчишу с Безяйчиком, и забей эту... стрелку. Мириться будем.
   - На хрен нужно, - проворчал брат-солдат, однако пошел.
   Мальчиш с Безяйчиком официально держали керосиновую лавку на окраине города. Лавка размещалась в невзрачном приземистом строении из красного кирпича, бывшем лабазе купца Скороделова, вошедшего в историю города Растюпинска, как меценат и покровитель искусств. Благодаря купцу Скороделову город Растюпинск славился на всю страну своим театром, в котором ставили пьесы Шекспира и Шиллера, вследствие чего некоторые растюпинцы щеголяли звучными именами, типа "Гамлет" или "Вертер". Но это было давно. В этом же лабазе господина Скороделова местные и приезжие Вертеры да Фортинбрасы пустили в расход. В полном соответствии с канонами драматического искусства.
   А теперь над бывшей лавкой-узилищем висела солидная вывеска, выполненная в стиле социалистического официоза. Золоченые буквы складывались в надпись:
   "ООО "Мальчиш и Безяйчик" Керосин и сопутствующие товары".
   Пониже мелким шрифтом было обозначено:
   "Оказываем услуги в организации свадеб, юбилеев и похорон. Гробы напрокат. Недорого!"
   Что собой представляют эти самые, сопутствующие керосину, товары, можно было только догадываться. Но искушенный клиент понимал, что "сопутствующие товары" как бы заполняли промежуток между собственно "керосином" и организацией свадеб, юбилеев и похорон с гробами напрокат.
   Как бы там ни было, но пахнувший керосином бизнес Мальчиша и Безяйчика процветал, несмотря на непрезентабельный вид лавки. Об этом говорили могучие зверовидные автомобили, приткнувшиеся на засыпанной гравием площадке перед входом в лавку, ну и некоторые другие признаки. Например, вхожесть учредителей в высшие деловые и политические круги города Растюпинска, финансирование собственной газеты с претензионным названием "Солнце Растюпинска", а главное, народная молва. Зачем искать признаки состоятельности человека, когда об этом и так все знают, спрашивается?
   Неразговорчивые ребята, все, как один трезвые, с шеями на ширине ушей, покосились на Ивана-солдата и вежливо попросили погодить немного. Потом самый широкий из охранников позвонил по мобиле и коротко бросил:
   - Проходи.
   Даже обыскивать не стали.
   В лавке, как и полагается, пахло керосином.
   Мальчиш сидел за обшарпанным конторским столом и пялился в экран навороченного компьютера с плазменным дисплеем. Безяйчик обретался тут же, за другим, не менее обшарпанным столом и что-то азартно кричал в телефонную трубку. Можно было разобрать только отдельные фразы:
   - Сколько, говоришь, медных? Понял! С крышками или без? Сам понимаешь, Абдулла, с крышками в полтора раза дороже. А на фига к медному тазу пластмассовую крышку? К медному медная полагается, а то - не фонтан! Лады... ну, бывай! Давай, давай, работай!
   - Ага, созрели, значит, - сказал Мальчиш, увидев Ивана-солдата. - Погоди немного, я сейчас этого гада прикончу и займусь тобой.
   На экране компьютера, раскорячившись, прыгали многоногие чудовища, которых Мальчиш азартно расстреливал из бластера. Наконец, последний враг в страшных корчах издох, и хозяин лавки с явным сожалением оторвался от монитора.
   Однако прежде чем начать разговор с Иваном, он повернулся к Безяйчику и спросил:
   - Ну, чего там опять?
   - Да у Абдуллы тазы кончились. Просит срочно поставить ему две дюжины медных, да центнер пластмассовых. А крышки брать не хочет. А у нас крышка входит в комплект поставки. Как же без крышки-то? Никакого навару! И насчет Медного Гоблина ругается, сроки, говорит, срываем, санкциями какими-то грозится.
   - Что у них там творится, гражданская война, что ли? Ладно, скажи ему, пусть пока по двое в тазу хоронят, а через пару деньков мы новую партию подгоним. И Медного Гоблина в срок доставим, все будет пучком. Абдулла, он хоть и черный эльф, а пацан правильный. Конкретный.
   - Да ему, кажись, не для похорон. Он что-то про другое базарил. Вроде как мода там такая у них образовалась. Карачунов они тазами ловят. Экстремальный вид спорта.
   - А как к этому сами карачуны относятся? - заинтересовался Мальчиш.
   - Нормально относятся. - Пожал плечами Безяйчик. - Ресторан открыли с национальной кухней. Миссионеров в тазах тушат и с укропчиком подают. А поскольку миссионеров нынче раз-два и обчелся, у них за миссионера турист идет. Которому не повезло. Блюдо такое, так и называется, "турист в собственном тазу".
   - Во дает Абдулла, в натуре! - восхитился Мальчиш.
   Наконец, компаньоны обратили внимание на переминающегося с ноги на ногу посетителя.
   - Ну и чего? - ласково спросил Безяйчик. - Чего пришел, Кент? Хреново, значит, без друзей? Обижают?
   Иван-воин хотел, было обидеться и устроить в этом подозрительном, отвратительно воняющем керосином офисе погром, но, неожиданно для себя самого, сдержался, и честно ответил:
   - Хреново!
   - То-то! - назидательно сказал Мальчиш. - Ну, давай, предлагай.
   - Чего? - искренне удивился Иван.
   - Чего, чего... - бабки, капусту, чего ты там можешь предложить, откуда я знаю? Ты же к нам пришел, а не мы к тебе?
   - Ну, не знаю, - сказал Иван и задумался.
   - Ладно, - смилостивился Мальчиш. - Условия прежние. Мы пригоняем тачку, вы ее обрабатываете, так, чтобы ее на родной фирме не признали. А мы перетрем с кем надо, и все будет путем. Через год на Канарах отдыхать будете и нам спасибо говорить.
   - Или на нарах, - встрял Безяйчик. - Тоже полезно.
   - Так тачка же чья-то, - сказал брат-солдат, когда увидел приземистую, налитую силой машину. - Кто-то, может, всю жизнь копил на такую тачку. А мы ее...
   - Да не боись! - засмеялся Безяйчик. - Такие тачки на последние копейки не покупают. На нее так просто не заработаешь, можешь мне поверить. Так что, трудитесь спокойно, пусть совесть вас не мучает. Такие тачки с самого начала паленые, потому как покупают их исключительно на краденые бабки. Так и передай старшему вашему.
   - С тобой, кстати, особый разговор будет, - Мальчиш задумчиво почесал в бритом затылке. - Парень ты и в самом деле крутой, вон, как нас приложил. Только бестолковый. Не тех мордой в капот суешь.
   - А кого надо? - заинтересовался Иван-воин.
   - Ты в столице свои кровные сразу получил? - хитро спросил Безяйчик.
   Иван-солдат помялся немного, потом решил сказать правду.
   - Сразу не получилось. Пришлось какого-то типа слегка погладить. Да, по-моему, это и не человек был, а так, крыса.
   - Слегка! - заржал Безяйчик. - Уж на что крысячья порода живуча, а этот лапки-то напрочь отбросил, после твоего "слегка".
   - Так что, он и вправду крыса? - изумился Иван-солдат. - А я думал просто так, выродок рода человеческого.
   - А ты на сиденье погляди. - Мальчиш откинул вверх дверце спортивного купе ярко-желтого цвета и ткнул пальцем в нежно-кремовое кожаное кресло. Во, видал?
   - А зачем здесь дырка? - простодушно спросил солдат.
   - Как зачем? Для хвоста! - Безяйчик гордо посмотрел на Ивана. - Эх ты, служба!
   - Ну, тогда... - начал, было, солдат, и опять задумался.
  
   Пришел брат-солдат со стрелки в родимый гараж, так и так, говорит. И не хочется, а придется с Мальшишем да Безяйчиком сотрудничать, конечно, неохота, но все не с крысами, а с людьми.
   Пожал плечами Данька и ничего не сказал. Только плюнул.
   Не прошло и часа, как приехал Безяйчик на желтом "Ломбардини". Выпростался из тесного салона, поздоровался - все путем - и пошел с Данилой в закуток, который офисом служил. О делах тереть.
   Через полчаса Даниил с Безяйчиком вышли из закутка - рожи у обоих слегка красноватые - не то поссорились, не то выпили, а может, и то и другое. Но, видно, договорились, потому что Данька махнул рукой в сторону желтой красавицы и скомандовал:
   - Заезжай!
   И сверкающее европейское чудо, урча мощным мотором и недовольно скрипя низкопрофильными шинами по российскому гравию, скрылось в раззявленной ржавой пасти мастерской.
   - Ты это... - дырку в сиденье не забудь заделать, - на прощание сказал Безяйчик. - А то дует. И, повернувшись к Ивану, добавил:
   - А ты зайди завтра. Дело есть. - И пошел себе, напевая потихоньку народную песню:
   "Мы идем по Уругваю,
   Ночь - хоть выколи глаза,
   Слышны крики попугаев,
   И мартышек голоса..."
   - Дырку в первую очередь, - серьезно кивнул Даниил. Ему тоже когда-то нравилась эта песня, наверное потому, что выросли они все в одном городе, а значит, в детстве распевали одни и те же песни, сами придумывая к ним неприличные слова.... А это, знаете ли, сближает. Все мы вышли из одного и того же Уругвая!
   Собрались вечером братья в гараже, стали думу думать. И так и эдак нехорошо получается. Хотя, с другой стороны, живут же те же Мальчиш с Безяйчиком, и на законы поплевывают. А может, ну их, эти законы? Тут Васька-гусляр и говорит:
   - Знаете что, братья, по-моему, надо соглашаться. По крайней мере, никто не требует Василисой становиться, да и на крыс Мальчиш с Безяйчиком не похожи. Нормальные мужики. Безяйчика я еще со школы знаю, вместе к Светке Рыжей ходили. По очереди.
   - Да чего там, уже, считай, согласились, - вздохнул Даниил и пошел вглубь гаража над "Ломбардини" кумекать. А Иван, тот вообще ничего не сказал, закурил, было, да сразу бросил сигарету. Электроопохмел действовал.
  
   На следующий день Иван пришел в уже знакомую нам керосиновую лавку.
   Там его уже, видно, своим считали, потому что даже не спросили, кто такой, да к кому пришел. Сразу пропустили.
   - Ну, здорово, сказал Мальчиш. - Присаживайся. Потолковать надо.
   Иван присел на шаткий конторский стул. В лавке по-прежнему пованивало керосином, так, что в носу свербело.
   - В общем, так, - начал Мальчиш. - С деньгами, как я понимаю, у вас сейчас напряженка. Мы, конечно, клиентов подгоним, но пока вы раскрутитесь - время пройдет. А кушать, между прочим, каждый день хочется. У нас, кстати, тоже с бабками не очень. Чтоб ты не думал, что мы тут в зелени купаемся. Абдулла вон, тазы на реализацию заказал, да все не расплатится никак, ладно, Абдулла эльф свой в доску, хотя и черный. Да мы ему еще истукана задолжали. Перечислили денежки, свои, между прочим, все чин-чинарем, истукана нам изготовили как живого и в срок - только взглянешь - сразу руки-ноги опускаются, не говоря уже обо всем остальном. А эти крысы столичные взяли его и заарестовали. А орки, между прочим, нам платят по факту поставки, так что, пока не получат своего истукана - ни цента!
   - А что за истукан такой? - заинтересовался солдат.
   - А... Медный Гоблин, понимаешь, - нам через Абдуллу его один оркский пахан заказал для ритуала какого-то. То есть, не нам, конечно, но без нас не обошлось. - Мальчиш довольно ухмыльнулся. - Помнишь, Безяйчик, как мы этого.... Ркацители уговаривали?
   - Помню, как же! - Безяйчик тоже ухмыльнулся. - Только его не больно-то и уговаривать пришлось, чуть зеленью запахло, он сразу вдохновился. Тоже, путёвый мужик, правильный. Кто же знал, что крысы нам всю малину обгадят!
   - Ну, ничего, мы им устроим день Сурка, - Мальчиш подмигнул Ивану. - Тем более что теперь и армия за нас! Так что, учитывая сложившуюся ситуевину, имеется предложение. Давай-ка, сгоняем в столицу, крыс потрясем, истукана выручим, а, кроме того, крысиное племя проредим - доброе дело сделаем. И если повезет - не одно.
   - Так это же, того, бандитизм! - возмутился брат-солдат. - Я лично мародеров в армии... под трибунал отдавал, а ты мне такое предлагаешь!
   - Какой же это бандитизм? - в свою очередь удивился Мальчиш. - Если людей грабить, то да, есть немного, присутствует бандитизм, не спорю, а если крыс? Или ты из общества защиты животных такой добрый? В "зеленые" что ли вступил? Что-то непохоже!
   - А точно крысы виноваты? - брат-солдат опять задумался. Задумывался в последнее время он часто, только вот придумать ничего путного не мог.
   - С людьми всегда договориться можно, - засмеялся Мальчиш. - По понятиям. А вот крысы совсем обнаглели, давить их надо!
   - Тогда это...как её, ксенофобия, - не сдавался простодушный Иван-солдат.
   - Я три года в университете имени Патрица Лумумбы отучился, и никакой ксенофобии за собой не замечал, - Мальчиш раскурил толстую пахучую сигару. - А уж там, кого только не было. И черные, и белые, и зеленые, и эльфы, и гоблины всякие... Эльфийки, кстати, очень даже ничего, только вот, не дают нашим. Вот у кого ксенофобия! Но это так, к слову. А вот крыс не было. Не было, понимаешь, крыс. Из чего следует, что крысы - это не люди, не животные и даже вообще не эти....
   - Говноноиды, - подсказал Безяйчик.
   - Ага, гуманоиды, - подтвердил Мальчиш.
   - А кто же они тогда? - спросил Иван. Упоминание о трех годах обучения в университете имени Патрица Лумумбы заставило его как-то по-новому посмотреть на Мальчиша. Ишь ты, бандит, а образованный!
   - Крысы! - отрезал образованный Мальчиш. - А у твоего братана, кстати, на их розовые задницы приборчик имеется. Не забудь с собой прихватить, пригодится. Хана нам без Медного Гоблина, Абдулла предъяву сделает - не отмоемся!
   На том и расстались.
  
   А брат Даниил между тем обдумывал, что бы ему с "Ломбардини" такое сотворить, чтобы в родной конюшне тачку не узнали. Ну, с номерами и прочим - это просто, особенно, если применить темпоральный электролиз. То есть, вернуть атомы в тех местах, где на двигателе и кузове номера выбиты на прежние места. Тогда никаких следов от номеров не останется. А вот внешний облик, это, конечно, проблема. Уж больно спортивная тачка выделяется среди остальных автомобилей. Хотя, ей, конечно, и положено выделяться...
   Есть такая занятная штука - топология называется. Согласно этой самой топологии, что бублик, что шар - одно и то же, только введи преобразование - получится из шара бублик или наоборот. Впрочем, об этом каждая кухарка знает. Было бы тесто, а пирог любой слепить можно. И вкус у того пирога будет тот же самый, только видимость другая. Так что, если применить эту самую топологию к преобразованию спортивной тачки в занюханный "Жигуль" - то требуемый результат будет достигнут. Жалко, конечно экстерьера, но существует ведь и обратное преобразование.
   Между прочим, топологические преобразования сложных технических систем до недавнего времени широко применялись в нашей стране. Вот кому-то кажется, что это обыкновенные телеграфные столбы вдоль дороги стоят, ан - нет. На самом деле это топологически преобразованные ракеты класса "Земля-воздух" или вообще "Армагеддон-2", так что, агрессор, думай, прежде чем что-нибудь предпринять!
   Тут Данька подумал, что и водитель с пассажирами, которые в эту машины сядут, возможно тоже топологически преобразуются, но решил оставить эту проблемы на потом и принялся звонить другу-приятелю Савкину, чтобы вместе сварганить подходящую установку.
   Тут как раз и пришел брат-Иван. Пришел и говорит:
   - Братка, у тебя случаем действующий крысогон нигде не завалялся?
   Брат Иван ткнул пальцем куда-то на полку, возьми, мол, и отвали, не мешай думать.
   Иван-солдат отыскал крысогон и включил подзарядку, чтобы к завтрашнему дню все было готово.
   А Даниил задумался. Он думал о машинах и прочей всяческой технике, с которой, так или иначе, имел дело.
   Каждый человек мужского пола, за редким исключением, всю жизнь, так или иначе, связан с различными механизмами. Сначала это детские игрушечные машинки, которые, в конце концов, ломаются и куда-то теряются. Никто не задумывался - куда? Потом это велосипеды, много-много велосипедов. Человека сопровождает целый выводок этих забавных насекомоподобных машин, причем старые велосипеды долго не хотят уходить из человеческой жизни, покорно заселяя сараи и чуланы, когда становятся ненужными. И однажды, наконец, незаметно уходят. Уходят тогда, когда их уход уже не вызывает грусти и чувства потери. Деликатнейшие существа, эти велосипеды, надо сказать. Честное слово, людям есть чему у них поучиться! Самый первый, самый желанный велосипед - это маленький трехколесный уродец, с которым чадо знакомится на заре своей жизни, потом человек становится старше, и велосипед подрастает вместе с ним. А иногда и в конце жизни человека ожидает трехколесная инвалидная коляска - тоже ведь, велосипед. Правда?
   А куда уходят души детских машинок, трехколесных велосипедов, старых мотоциклов и мопедов? Куда вообще уходят души человеческих машин? Может быть, в некий механический рай, в котором правит Великий Небесный Механик, всеблагой справедливый и всемогущий? Похожий на пожилого работягу с в перепачканных солидолом штанах, иногда нетрезвый, но всегда понимающий. Но тогда следует предположить наличие у машин души, что уже само по себе отдает ересью! Хотя, создавая машины, люди вкладывают в них частички своих душ, используя машины, они волей-неволей, оставляют в них немного себя, так что какая-то, пусть мозаичная душа у машин все-таки имеется. Так что, пусть, хоть на краешке нашего воображения, существует этот самый машинный рай, хотя бы для того, чтобы нам не было стыдно перед нашими машинами.
   Даниил вспомнил, что этой ночью ему приснился дом его детства, сталинская трехэтажка, у подъезда которого стоял совершенно замечательный спортивный велосипед "Спутник" - о таком он мечтал, когда учился в школе. Только приснившийся велосипед был ослепительно белым, и это было так неожиданно и здорово, что мастер сначала немного испугался, а потом задохнулся от счастья.
   Закурил, погрустил еще немного, и принялся за работу, мысленно попросив прощения у красавицы "Ламбордини". Да будет милостив к нему Небесный Механик!
  
   Глава 9

"Дерзай, дерзай, да не слишком дерзай!"

Братья Гримм. Сказки.

  
   Если бы вы знали, какие дела вершатся за обшарпанными дверями московских коммуналок, вы, честное слово, с большим почтением отнеслись бы к этому городу. Но вы не знаете, вы в лучшем случае догадываетесь, и, слава богу...
   Растюпинскские приехали в первопрестольную на старой-престарой "Копейке", посмотреть не на что. Конечно, если бы какому-нибудь продвинутому инспектору приспичило бы проверить ходовые качества этой самой "Копейки", он бы весьма и весьма удивился. Старенький "Жигуленок" запросто разгонялся до сотни за неполных четыре секунды и, при желании, мог развивать скорость около трехсот километров в час. А как же могло быть иначе, если Даниил с помощью хитроумной топологии сотворил его из той самой "Ламбордини"? И пускай машина приобрела истинно копеечный вид, душа у нее осталась прежней, пятисотсильной душой породистого гоночного автомобиля. И как же страдала эта душа!
   Безяйчик, сидевший за рулем, то и дело ругался черными словами - тачка ни в какую не хотела плестись по шоссе с приличной для старого "Жигуля" скоростью, все время норовила вырваться из унылого общего потока автомобилей и, когда ее осаживали, обиженно рыкала мотором. Но Мальчиш сказал:
   - Нечего выпендриваться, все должно выглядеть естественно и натурально.
   Но и нахлебались, конечно, с этой естественностью! Еле доплелись. Хорошо дорожный патруль нигде не остановил, потому что с "копеечников", как известно, взять нечего.
   Поставили тачку на стоянку у Измайловского оптового рынка, и для начала решили осмотреться. Тем более что и ночлег рядом имелся. Неподалеку проживала Танька-шаманка, а у нее в былые времена, когда она еще в Растюпинске обреталась, кто только в котятах не ходил. А уж Безяйчик-то и вовсе от Татьяны ума набрался, книжки читать стал и даже стишки пописывал. Типа:
   "Тебя увидев, у подумал "ё-моё",
   Но ты была, увы, совсем чужое "ё"!
  
   И прочее такое. Лирику, в общем...
   Мальчиш в Растюпинске, тоже к Татьяне захаживал, как вернется с зоны, немного придет в себя, так и зайдет. Любил он о всяких высоких материях порассуждать, о происхождении вселенной там, или о способах варки чифиря. Меж собой они Таньку называли "Инессой", только вслух боялись. Шибко сердилась шаманка за это погоняло. Могла и ушибить.
   В общем, заваливается Растюпинскская братва к Таньке-Инессе в коммуналку, шамовку в холодильник, пузыри - на стол, знают, что у шаманки, как правило, пожрать-выпить нечего, сама невесть каким духом питается. Только ясно, что не святым. Вон как лицо-то обтянуло.
   Сдала, сдала шаманка, а ведь совсем недавно казалось, все ей нипочем.
   Надо сказать, владела шаманка древним и почти забытым в России гаданием на мурашках. И силой тоже владела, только силу эту в основном на себя тратила, потому и не старилась. Надо же, четыре раза замуж выходила, и два из четырех - за сотрудников силовых структур. Кагебешники, по идее, должны были бы от Татьяны как черт от ладана шарахаться, а они наоборот, наперебой руку, сердце, да московскую прописку предлагают! Скажете, не шаманство? Шаманство и есть!
   Сели они за стол, как полагается, пригубила шаманка зеленого вина, да посетовала, что черного нет. Рюмка черного вина ее живо бы в прежнюю норму привела. Да только где оно теперь в России черное вино? Белое, и то из привозного спирта делать стали, вот и нет в нынешнем вине никакой силы, одна дурь. А черное и раньше, разве что верлиоки умели гнать, на черном грехе оно настояно, в черном чане сброжено, и на черный день приготовлено. Но это так, к слову.
   - Ну, Татьяна, ты чего-то не помолодела, - деликатно говорит Безяйчик. - Раньше все молодела, да молодела, любо-дорого было посмотреть на тебя, а сейчас вот сдала. Или чего случилось?
   - А... - неопределенно протянула шаманка, по-старушечьи кутаясь в платок. - Ты лучше молодого человека мне представь. Чую я, неспроста он с вами, да еще сам-третий.
   - Да это новый наш кореш, Иван-солдат, знакомься, Татьяна. - Говорит Мальчиш. - У нас с ним, понимаешь ли, общие интересы в первопрестольной. Ты его не стесняйся, он свой в доску!
   - Вижу, что свой, да не только свой, - отвечает шаманка, и на Ивана эдак так по-особому смотрит. - И сила в нем есть, только не вся, а третья часть.
   - Хорошо, хоть не восьмушка, - засмеялся солдат.
   - Ты, Танька, опять за свое, - смеется Безяйчик. - Только с охмурежем у тебя сейчас не очень-то получается. Или случилось что? Ба, да ты вроде как и впрямь постарела?
   - А ты только заметил? - сказала шаманка.
   И тут все сразу увидели, что разговаривают со старухой. То-то она шамкает, зубов ведь почти и не осталось.
   - Кто это тебя так? - спросил Мальчиш. - Ты скажи, а мы уж предъяву сделаем по полной программе!
   - Беда у меня, - говорит шаманка. И лицо у нее сделалось, как далекая северная луна сквозь черные пихтовые ветви, или, как проигранный до прозрачности бубен, в который стукни - порвется. - Не стало удачи в городе Москве, не стало ее и во всей России, вот и постарела я. Не из чего мне теперь пряжу тянуть. Раньше я у того чуток, у другого чуток - вот и набиралось старой шаманке на жизнь. А теперь глянешь на человека, а у него последняя нитка фарта, да и та вот-вот сгнила почти. Не забирать же! Вот и старею. А вы как сюда, чую, что по делу, да не разберу по какому. Вдаль плохо видеть стала.
   - Ты, вот что, - опасливо обратился к ней Мальчиш, - погадала бы нам на фарт. У тебя мурашки-то еще остались?
   - Покойны они, - вздохнула шаманка. - Пробудить, конечно, можно, да не знаю, что получится. Силу заемную надо, у меня своей нынче маловато.
   - Ну, ты, Инесса, не переживай, - забеспокоился Безяйчик. - Если бабок надобно, так мы сейчас кое-кого тряхнем, и подбросим тебе на прожитье. К врачам сходишь, подлечишься, зубов себе прикупишь, глядишь, следующей весной опять на твоей свадьбе гулять будем.
   И поежился, потому что за "Инессу" и схлопотать можно было. Только на этот раз шаманка не обратила на прозвище никакого внимания, видно и в самом деле стала плоха.
   - Нету в деньгах той силы, которая мне надобна, - отмахнулась шаманка. - Ты наливай, давай. Да мне в чай маленько плесни, не пью я нынче крепкого.
   - А ты вон у него силушки возьми, - сказал не то в шутку, не то всерьез Безяйчик. - Сама же сказала, что есть в нем сила. Пусть с тобой поделится, а ты за это нам погадаешь.
   - Не могу, - сморщила и без того запавшие губы Татьяна. - У него сила прямая, как воинский луч, острая, будто холодное железо, и чистая, словно красная медь, не по нутру мне такая сила. Вот кабы эту силушку, да через могильную землю процедить, в ржу, да медную зелень обратить, вот тогда бы.... Да что это я, ведь есть у него то, что мне надобно, есть, вон в кармане лежит. Даже отсюда чую, только никак не разберу, что там у него.
   - Давай, Сержант, доставай, что там у тебя в кармане, - серьезно сказал Безяйчик, - не жмоться.
   - Я между прочим, капитаном в отставку вышел, - обиделся Иван.
   - Это не важно. В нашем деле ты все равно больше чем на сержанта не тянешь, - ответил Мальчиш. - Значит, так и будешь покамест Сержантом. Присваиваю тебе такое погоняло.
   Иван неохотно полез в карман и вытащил почерневшую серебряную пулю, размером с инжир. Такую же сплющенную и, по всему видать, старинную, потому, что ни в одно современное охотничье ружье не влезет. Калибры нынче не те.
   - Вот,- говорит. - Берите, не жалко. Я ее у одного душмана в подсумке нашел. Сам не знаю, зачем с собой столько лет таскал, а смотри-ка - пригодилась! А то ни выбросить, ни продать.
   Это же Несмертельная Пуля, - шаманка аж вскинулась. Глаза зеленым налились, в волосах молнии стреканули. - Да еще и неупокоенная! Ну-ка, давай сюда, покуда делов не наделал!
   Иван молча протянул черную луковку шаманке.
   Взяла шаманка несмертельную да неупокоенную пулю, с ладони на ладонь перебросила, будто уголек.
   Жжется!
   Бросила в стакан, водки добавила, отхлебнула глоточек - совсем чуть-чуть, и замерла, словно прислушивалась к чему-то. А в самой, как будто костер развели - в глазах уже не зелень, а алое что-то сквозь веки светится, морщины разгладились, желтое лицо порозовело. Потом вздохнула, и сказала:
   - Страшная сила в Несмертельной Пуле, если, конечно, знать, как ее использовать. Вам это, слава создателю, не дано, а кому дано, тот не знает.
   - Какая такая сила? - заинтересовался Иван-воин, он же Сержант. - Тем более, сама же сказала, что она несмертельная. По-моему, настоящая сила как раз в смертельных пулях заключается. Сколько раз видел, иная пуля свистнет - и ничего, только волосы холодом продернет, а иная прилетит без звука, шуркнет тихонько, словно кто кровью в снег сплюнул - и все - конец.
   - Ошибаешься, солдат, - качает головой шаманка, - ох, как ошибаешься. Несмертельная пуля, эта та пуля, которая крови хлебнула, да жизнь до конца не выпила. И в землю не упала, не упокоилась, значит. Вот и ждет такая пуля своего часа. Сила в ней да ярость великая. Думаешь, почему раненые пулю, которая в них попала, с собой носят?
   - Почему? - спросил Иван-солдат и машинально потрогал грудь. Там на стальной цепочке висела обыкновенная автоматная пуля калибра семь целых шестьдесят две сотых миллиметра. В госпитале подарили. После операции.
   - А потому, что это смерть свою они на цепи держат. - Шаманка посмотрела на Ивана, и усмехнулась. - А пока смертынька на цепи - быть солдату живу. Одна смерть от другой защитит, если, конечно та, другая, проворней да сильней не окажется.
   - А это чья смерть? - Мальчиш показал на черную луковку в стакане. Вокруг пули-луковки хороводились маленькие пузырьки, словно водка ни с того, ни с сего закипать начала.
   - Не ваша, - засмеялась шаманка. - А чья - не скажу!
   - Так, выходит, это ты от чьей-то смерти так на глазах и раскрасавилась? - возмутился Безяйчик. - Нет, ты правду скажи!
   - А жизнь она всегда от смерти происходит, больше-то не от чего. И не зыркай на меня глазищами, не больно-то я пугливая! - сказала Татьяна, достала их карману закопченную трубку-носогрейку и затянулась вонючим болгарским табаком. И в каком только соцреализме она его купила? - Ну, чего знать желаете? Спрашивайте, пока я добрая, а то ведь я и передумать могу. Да и недосуг мне с вами тут...
   Иван смотрел рот разинув то на Мальчиша с Безяйчиком, то на шаманку. Что-то вроде изменилось, а не понять что. Потом сообразил - теперь шаманка здесь главной стала, а Растюпинскские ребята перед ней словно съежились и мягкой шерстью обросли. Котята. Хотя и шипят.
   А шаманка наоборот, залоснилась-закруглилась, волосы расправились, губы улыбаются, даже зубы, вроде, резаться стали. Да еще, какие острые. Нелюдские.
   - Да какая же она старуха? - подумал Иван. - У Безяйчика, вон, похоже, в штанах тесно стало, вон, как заерзал.
   - Ты, бабка, - сказал он вслух, - кончай людям мозги парить. - Думаешь я тебе эту хрень - тут он ткнул пальцем в стакан с несмертельной пулей - в подарок привез? Ошибаешься, желторожая, серебряшку еще заработать надо. Оклемалась маленько, и будет! Давай, делай что надо.
   Взял стакан с водкой, поболтал, так что пуля о стенки зазвенела, да одним духом в себя и опрокинул. Крякнул, колбаской закусил, черное серебро пальцами из стакана вынул, обтер об рукав, да обратно в карман и сунул. Шаманка только рот открыла.
   - Ай, силен, ты Иван-воин, - сказала шаманка, когда Мальчиш с Безяйчиком ее минералкой отпоили. - Надо же, и смерть-водка тебя не берет! Ну, коли, выпил - жди похмелья. А пулю себе оставь на память, нету в ней больше силы, я первую пробу сняла, а остальное ты допил и не поперхнулся.
   - С похмельем я, как-нибудь справлюсь, у нас на этот случай прибор имеется, - усмехнулся солдат. - А ты обещала погадать, давай, гадай! Тоже мне, Инесса выискалась!
   - Ну ладно, - сказала Татьяна, - погадаю!
   Шаманка подошла к серванту, выдвинула ящик и достала оттуда большой плоский предмет, похожий на коробку от конфет, или на шахматы, только без шашечек. Поставила коробку на стол, сдвинув бутылки и тарелки с закуской, потом полезла куда-то в книжные полки и извлекла оттуда тонюсенькую свечку. Таким на рынке цена - пучок пятачок. Граждане теперь часто свечи покупают на случай отключения электричества. Так что, свечной заводик в наше время, стараниями энергетиков, дело очень даже прибыльное.
   Между тем, ведьмачка взяла у Мальчиша финку с наборной рукояткой, положила свечку на столешницу и порезала ее на коротенькие желтые цилиндрики, с вершок всего длиной. Лунки в одной стороны концом финки проковыряла и белые фитильки выпростала наружу. Потом открыла коробку. Братва дружно сунулась посмотреть - что там? И так же дружно отпрянула. Аж головами стукнулись.
   В коробке было что-то вроде лилипутского кладбища. Аккуратные могилки с квадратными камешками-памятниками располагались ровными рядами, словно конфетные ячейки с поставленными на попа шоколадными батончиками. Только на могилках имелись маленькие, аккуратные холмики, покрытые зеленой плесенью. Кое-где виднелись малюсенькие растрепанные веночки с совсем уж микроскопическими надписями на них.
   Шаманка установила свечечки на могилках, но не на всех, а по выбору. На некоторые холмики только посмотрела, покачала головой, поправила камушки, а свечку ставить не стала.
   Добыла огонь, трут раздула, и свечечки на могилках затеплила. А потом принялась руками над кладбищем разводить и приговаривать:
   "Лица в памяти сплелись,
   Кружит ветер лик, как лист,
   Лица в памяти моей,
   Северной луны бледней,
   Ликов линия легка,
   Как молитва без греха,
   Лиц ликующих метель,
   Лиц тоскливая метель,
   Лиц безликий хоровод,
   Ломок, словно летний лед,..."
   Тут над могилками, где свечечки горели, появились светящиеся розовым светом огоньки-пушинки. Встали над горящими свечами, а потом медленно поплыли к шаманке, словно их что-то притягивало. А шаманка ладонями к себе делает медленно так, а потом, когда огоньки в стайку сбились, ладони наружу поворотила, дескать - стоп. Огоньки послушно остановились и принялись тихонько кружиться, образовав небольшой мерцающий шарик.
   - Мурашки! - испуганно прошептал не то Мальчиш, не то Безяйчик. А Иван и так уже понял, что это мурашки. Только не страшно ему было. Точнее, не очень страшно, а если и пугало что-то, так только то, что очень уж тихо все происходило. В американском кино все не так - там шум, грохот, слизь во все стороны, и вот уже покойничек из могилы вылез сопли развесил, слюни распустил, так и ищет, кого бы сожрать. А здесь как-то уж больно по-домашнему.
   А шаманка и вовсе разошлась, рукава халата разлетаются, круглое лицо золотом налилось, и кажется, что волки ей откуда-то издали отвечают. Хотя, откуда в Москве волки?
  
   "Лица в памяти моей,
   Лица лилии бледней,
   Лик иллюзии разбив,
   Пусть сольются в лик судьбы!"
  
   Потом вдруг, как дунет на шарик. Мурашки и разлетелись по комнате. Розовым по стенкам так и черкнуло! А братва шарахнулась в стороны. Не дай бог мурашка прицепится.
   - Батюшки, форточка-то закрыта, - вспомнила вдруг шаманка. - Форточку отворите, а то побьются они о стены.
   Иван опомнился и бросился отворять форточку. И то сказать, пора было, накурили в комнате - не продохнуть.
   Мурашки еще немного пометались по комнате, потом сбились у открытой форточки в слабо светящуюся кучку, брызнули наружу и пропали в сентябрьской ночи. Только свечки в коробке остались гореть.
   - И куда это они направились? - спросил Безяйчик, когда немного пришел в себя. А Мальчиш промолчал. Только в ухе у себя спичкой ковырял. Потом спичку вытащил, посмотрел на нее и с облегчением сказал:
   - Ух, чисто! То есть, в ухе, конечно, как говорится, гречку сеять можно, но мурашки там нет. Показалось.
   А шаманка стоит посреди комнаты - ростом даже выше стала, грудь поднялась - дышит! Был бы здесь какой-нибудь полковник, сразу предложил бы свою чистую руку да горячее сердце. А не взяла бы Танька - так бросился бы сгоряча своей холодной головой в ближайший тихий омут. И с концами.
   А шаманка повела крутым эскимосским бедром, да и говорит:
   - Ну, чего рты разинули. Мурашки еще не скоро вернутся, я их далёко послала. Деньги-то еще у кого остались? Давайте, я за зельем схожу. Да не суетись ты, Безяйчик, я сама, а то еще купишь какой-нибудь ерунды.
   Взяла пятихатку, кацавейку накинула, туфли на босу ногу и - только дверь хлопнула.
   Вот так шаманка!
  
   Не успели Растюпинскские выкурить по сигарете, как шаманка вернулась - видно идти было и в самом деле недалеко.
   - Вот, - сказала она и поставила на стол большую оплетенную соломкой бутыль с чем-то бордовым.
   - Ты чо, Танюха, портвешка прикупила? На всю пятихатку? - дурашливо изумился Безяйчик. - Портвешок на беленькую не ляжет. Головка бо-бо будет.
   - Заткнись! - бросила ведьмачка, разматывая платок и бросая его на стул. - Это не портвешок, хотя, как помнится, ты раньше и портвешком не брезговал. Слеза это московская пьяная, на чужой беде настоянная да чужим потом крепленая. У нашего дворника купила, у Яшки, знатное пойло, между прочим. Он не всякому его продает, только своим.
   - А кто он таков, этот дворник Яшка, что ты ему, вроде как своя? - с некоторой обидой за шаманку, дескать, низко опустилась землячка, спросил Мальчиш.
   - Яшка-то? - ведьмачка вздернула крутую бровь. - Яшка - верлиока местный. Староста ночной. И не вздумайте невежество какое-нибудь к Яшке проявить, хоть бы и на словах - убить не убьет, а утра вам точно не видать, притопит в ночи!
   - Ишь ты! - Безяйчик хотел было заржать, но покосился на открытую коробку-кладбище с горящими свечечками, и поперхнулся. - Верлиока, надо же! Так бы сразу и сказала, а то дворник...
   - Ну, будем! - шаманка наполнила мутной московской слезой фужеры, не забыв плеснуть чуток в коробку, и прошептать что-то так быстро, что слов никто не разобрал. Да и если бы разобрал - не понял бы.
   Мальчиш с Безяйчиком опасливо понюхали напиток, переглянулись и со страдальческим видом влили в себя. Иван-солдат покрутил фужер в руках, да и выпил залпом, выкинув из головы мысли о всякой мистике и прочей ерунде. И то сказать, мало ли что пивать в жизни приходится. Если задумываться о том, из чего это сделано, то враз стошнит, а если не думать - то и ладно.
   Безяйчик отыскал на столе замусоленную хлебную корочку и усиленно ее нюхал. На его широкой физиономии явственно отображалась внутренняя борьба. Чего, дескать, не сделаешь из уважения к хозяйке!
   Танька заметила это и сказала:
   - Хорош приблажать-то да придурков из себя корчить. Вон, человек выпил, и ничего, не морщится!
   - Так ему чего, он же солдат! - пробасил Безяйчик. - У него желудок, небось, бронированный, а у нас нутро больное, баландой стертое...
   - Ничего, - Танька строго посмотрела на Растюпинскских. - Стерпит как-нибудь ваше нутро. Допивайте, а не то старосту обидите.
   Упоминание о старосте подействовало. Да и пойло на самом деле было не таким уж отвратительным. Честно говоря, оно вообще было никаким на вкус. Точнее, никто его толком не распробовал. Безяйчик проглотил, наконец, свою корочку, сглотнул и сказал:
   - А чего это ты нас слезами потчевать взялась. Сказано же, Москва слезам не верит.
   - Ну и дура, что не верит, - шаманка уже налила себе багровой бурды и теперь с наслаждением прихлебывала, щуря узкие, вытянутые к вискам глаза. - А вы верьте. Выпивший слезы на сутки становится как бы местным, что ли. Запах у него московский и все остальное. Короче, теперь никто вас за чужаков не примет в любое Московское место вам проход будет.
   - И в Кремль? - спросил Иван-солдат.
   Во многих местах он побывал, а вот в Кремле не доводилось. Разве что в детстве.
   - И в Кремль, кивнула Танька. - И не только пустят, но и выпустят, а это уже кое-что!
   - Это хорошо, - солдат налил себе еще немного, полфужера, выпил, и задумался, что ему, собственно, в Кремле понадобилось. По всему выходило, что ничего, однако, упускать такую возможность все-таки не хотелось.
   - А чего это твои мурашки не возвращаются? - спросил Мальчиш. - Наверное, пора уже.
   - Куда им торопиться? - легкомысленно бросила ведьмачка. - Рады радешеньки, из могилок-то выбраться, вот и пускай погуляют. Ночь, она длинная, а для них она и вовсе длиной в жизнь. Вот и не торопятся в неволю.
   - Ты бы их из коробки почаще выпускала, да на солнышко, им бы веселее было, - пожалел мурашек Безяйчик. - Глядишь, и проворнее бы стали.
   - Много ты понимаешь, - фыркнула шаманка. - Нельзя им почаще. И на солнышко нельзя. Они же дохлые!
   - Так ты что, нам на дохлых мурашках гадаешь? - возмутился Мальчиш.
   - Во-первых, где я вам не дохлых возьму, - Танька опять закурила трубку и выпустила облако вонючего болгарского дыма прямо в потолок. - А во вторых, дело ваше темное, дохлое, может быть, вот я дохлых мурашек и пустила разведать, что к чему. Если они принесут какую весть, то дурную, стало быть, лучше вам собираться и уматывать восвояси, а если спокойные вернутся, да тихо мирно по местам разлягутся, стало быть, все в порядке, можете смело приступать к своим беззаконным делишкам. Нету вас на той стороне! Я доступно объясняю?
   - Ни фига себе! Вот так гадание на фарт! - хором выдохнули Мальчиш с Безяйчиком. - Ну, ты, подруга даешь! Тут без бутылки не обойтись!
   - За водкой сами идите, - безразлично бросила шаманка, окутавшись дымом. - Мне моего пойла хватит, да вон и ему тоже. - Она кивнула в сторону Ивана.
   И застыла каменной бабой, глядя куда-то сквозь осень в зиму, туда, где ей было роднее. И опять вслед за шорохом ночного троллейбуса кто-то проскулил-простонал, хотя, мало ли кто стонет в ночной столице?
   Безяйчик вздохнул и начал собираться, что-то ворча себе под нос. Видимо Яшкин продукт его совершенно не устраивал, в том плане, что местным он становиться не собирался, и вообще, водка, как известно, лучший продукт для адаптации в любом российском городе.
   Между тем Иван почувствовал, как зелье начинает действовать. Он легко мог бы подсказать Безяйчику, где находится ближайший магазин, более того, он понял, что знает множество вещей, которые ему знать вроде бы неоткуда, вплоть до номеров кодовых замков на подъездах микрорайона "Ясенево", который был весьма, кстати, далеко отсюда. Он мог бы с завязанными глазами отыскать, например, дом, квартиру и комнату какого-нибудь Васи Гомоштейна в коммуналке спального микрорайона "Митино" и даже знал, что означенный Вася пребывает в состоянии глубокого минора по причине потери должности грузчика и нуждается в срочной поправке здоровья. Но Вася - это еще что! При желании Иван мог бы найти любого обитателя столицы, включая званых и незваных гостей, миллионеров и светских шлюх, власть имущих и предержащих, всех, всех, всех...
   И это еще не все! Теперь Иван чувствовал, как глубоко под землей, щекотно и жутковато, как тараканы в рукаве, бегут поезда метро, и что рельсовый путь в тоннеле под Москвой рекой износился и ноет, словно зубной нерв. И вялую озлобленность стоящих в пробке на Можайке водителей, он тоже чувствовал, и еще многое другое. Ощущение города было таким, словно он случайно надел чужое тело, по всей видимости, не совсем человеческое, слишком большое, и теперь безуспешно пытался в нем освоиться.
   Как ни странно, Танька-шаманка почему-то сразу потерялась, видно, не принадлежала она к московским обитателям, так что Иван не удержался в коммуналке и рухнул в город.
   Какое-то время он метался среди нелепо и ярко освещенных улиц, чувствуя себя самозванцем, мурашкой незримой. То и дело, попадая в темные, заставленные автомобилями дворы, все какие-то одинаковые, выскакивая на площади, где негде было притулиться хоть на время, торопливо минуя страшные провалы каких-то базаров и рынков, Иван, наконец, нырнул в нишу Мерзляковского переулка, ощутил рядом что-то грустное и незлое и остановился.
   - Отсюда не прогонят, но без бутылки, точно, не обойтись. Холодно, - подумал Иван, сворачиваясь клубочком у низкого постамента памятнику Гоголю, спрятавшемуся от суеты сует в нише Суворовского бульвара, и с головой укрываясь грубой, пахнущей псиной шинелью.
   Стало легче, но глоток водки все равно бы не помешал, потому что привыкнуть к некоторым вещам можно только с помощью водки, и Иван, подтянув ноги в холодных кирзачах под шинель, стал дожидаться Безяйчика. При этом в голове у него вертелась совсем уж идиотская мысль, что, вот, придет Безяйчик, и они вмажут на троих с Николаем Васильевичем, которому тоже холодно и неуютно, а там станет ясно, что делать дальше.
   - Эй, солдат, кончай кочумать! - обеспокоенный голос шаманки вырвал его из единственного доброжелательного к нему места в огромном городе и вернул в комнату в Измайлове.
   Иван с трудом отлепился от постамента и, дергая шеей, натертой грубым шинельным сукном, встал.
   - Ты чего вскочил? - спросил его Мальчиш. Глаза у него были выпученные, как у афроамериканца, то есть, негра, по-нашему.
   - Почудилось, - с трудом выговорил Иван.
   Мальчиш не стал спрашивать, что именно почудилось Ивану, а только хмыкнул, видно и ему было не по себе после Яшкиного зелья.
   - Ты, Инесса, вот что, - сказал он, немного придя в себя. - Ты кончай марафет в портвейн мешать, что мы тебе, бобики какие?
   - Ничего, ничего... Все путем, - успокоила его шаманка. - Воротились же, вот и радуйтесь. Зато теперь у вас к городу иммунитет.
   - Ни хрена себе, иммунитет! - высказался Мальчиш, вытащил дымящийся бычок из пепельницы, и жадно затянулся.
   В это время в дверь поскреблись, Танька пошла открывать, и в комнате появился Безяйчик с кожаной торбой в руках. Вид у него был ошалелый.
   - Принес? - в один голос спросили Мальчиш с Иваном.
   - Ага, - ответствовал Безяйчик и достал из торбы два угловатых штофа, запечатанных сургучом. На мутном пузырчатом стекле были выдавлены какие-то дореволюционные буквы. - Вот, в шланбое взял, пришлось зажигалку отдать. С фонариком.
   - Какую еще зажигалку с фонариком? - возмутился Мальчиш. - У тебя что, бабок не было?
   - Китайскую, - вздохнул Безяйчик. - Не берут там бабки, смеются. Хорошо рожу не начистили. Ну и темень на улице, а еще столица называется! Больше не пойду, пусть другие идут.
   - Во, Танька, видишь, даже Безяйчика приплющило, - сказал Мальчиш расковыривая сургучную пробку. - А все твои штучки.
   Танька только усмехнулась белыми зубами. Стояла она прочная, налитая, словно и не было той старухи-развалины, которая пару часов назад, кутаясь в лохматый платок, встретила гостей из Растюпинска.
   Отудобевший после стакана водки Безяйчик ущипнул ее за плотное голое бедро. Танька покраснела.
   - Когда женщина краснеет, это у нее микрооргазм, - с умным видом сказал Безяйчик, ловко уворачиваясь от затрещины. Видно и в самом деле пришел в себя.
   - А что такое "микрооргазм"? - спросил простодушный Иван, думая, однако о том, что Николай Васильевич на этот раз остался без выпивки, и это нехорошо.
   - Ну, это вроде микроинфаркта, только в другом месте, - засмеялся Безяйчик и налил еще. - А я только вышел - и вдруг разом все фонари погасли. А те, что не погасли, еле-еле светились, да и далеко очень. Иду, грязища повсюду, а уж воняет-то! Шел, шел встретил какого-то бомжа, одет чудно, в старой дубленке, а ведь тепло пока еще, осень еще не началась. Ну, я и спросил его, где тут магазин. Он сначала не понял, но потом, когда я объяснил, что, мол, за водярой иду, повел меня к какой-то хазе, здесь, говорит, шланбой, а что за шланбой - не пойму никак. Босяк в окошко постучал, окошко и открылось. Я думал, сейчас самогонки возьмем, ан нет - настоящая казенка, вот, два пузыря в обмен на зажигалку газовую. С фонариком. Ну, а босяк чекушку взял за труды и слинял куда-то. И хорошо, а то не понравился он мне почему-то, чешется все время, наверное воши...
   - Эк куда тебя носило! - удивилась Танька. - Ну, Яшка, начудил. Он сам любит иногда на хитровку заглянуть, контрабандой промышляет. Не всерьез, конечно, так, больше по мелочам, то эскизик Сурикова, то яичко пасхальное ворованное на хитровке купит, а потом новым русским у нас продаст. За крутые баксы. Жить как-то надо. Видно он давеча себе зелье варил, а посуду плохо помыл, неряха он, Яшка-то, жениться ему пора, триста лет уже бобылем живет. Радуйся, Безяйчик, вон как кругозор расширил, считай бесплатно.
   - А пятихатка? - резонно возразил Безяйчик. - Да еще зажигалку за два пузыря отдал. Китайскую.
   Между тем стали понемногу возвращаться нагулявшиеся мурашки. Теперь они стали желтыми, и, словно наклевались городских огней, слегка пополневшими.
   Тихо и безропотно слетали они в коробку и свечки на могилках одна за другой гасли. Только одна мурашка осталась и, покрутившись немного по комнате, спорхнула Таньке на ладонь. Танька поднесла ладонь к пухлым губам и не то вдохнула, не то проглотила мурашку. Ивана слегка замутило.
   А у Таньки глаза загорелись на миг городской желтизной, потом желтизна всосалась внутрь, оставив золотые ободки на радужке, и шаманка сказала:
   - Все ребята, на той стороне вас не видно. - А теперь, давай, наливай по полной! Теперь мне можно!
   - А фарт? - неуверенно спросил Безяйчик. - Ты же обещала?
   - Будет тебе фарт, - загадочно ответила шаманка и покосилась на солдата. - А тебе будет не фарт, а удача и риск, а еще дорога, да встреча, много чего будет. Я тебе, солдат, даже завидую, только с тобой не пойду. Мне недосуг, я теперь опять в силе, жить надо, вон вокруг всего сколько!
   И жадно посмотрела на город.
   - Ох, Инесса! - протянул Мальчиш. - Доиграешься ты когда-нибудь!
  
  
  
   Глава 10

"И грядет после студенисто-мозговитых, медь обольстительная!"

Станислав Лем. "Возвращение со звезд"

"Ты не давала мене грошей, ты не давала мне включать рубильник..."

Биттлз. "Снова в УССР" Неизвестный альбом.

  
   А как там братец Даниил поживает? А Васька-гусляр? Можно, конечно, попросить Таньку-шаманку погадать на мурашках, только ведь не всякая дохлая мурашка долетит до города Растюпинска. А на живых гадают не здесь, живые мурашки почитай только у Панзутия и остались, и то, потому что он их холит и лелеет, не то, что Танька. Хотя, у каждого народа свои традиции и свои шаманы, у одних мурашки дохлые, а у других тараканы живые. В голове.
   Так что, отправимся обратно из стольного города с патриархальный Растюпинск, прямо сейчас, на электричке с Курского вокзала, поминая Венечку Ерофеева портвешком да вермутом и, по возможности, не сворачивая во всякие там Ливерпули и Манчестеры.
   Простим вон того молодого человека, который отравляет нам и без того сомнительное удовольствие от путешествия в раздолбанном вагоне, мелодиями своего мобильного телефона, простим и не тронем, он и так на пути к полуночи. И полночь его безрадостна и совершенно не волшебна, увы ему!
   И пока электричка, как зеленый, тронутый ржавчиной червяк, ввинчивается в горькое яблоко провинции, в который раз познавая добро и зло, вздремнем, приткнувшись виском холодной ночной раме. Уснем, чтобы проснуться уже в Растюпинске, спуститься на отсвечивающий электричеством мокрый перрон, вдохнуть прохладный воздух, закурить сигарету и направится в авторемонтную мастерскую братца Даниила, посмотреть, как там идут дела.
   А дела идут. Бизнес стоит, а дела идут, и еще как! Это там у них на западе бизнес эквивалентен делу, собственно, слово "бизнес" и означает это самое дело, а у нас "бизнес" и "дело" это иногда абсолютно разные вещи. Например, трудно представить себе всклокоченного, плохо выспавшегося стрельца, вбегающего в низкий коридорчик перед опочивальней какого-нибудь самодержца с воплем "Государев бизнес"! А если и можно, то сразу ясно, что речь идет, скорее всего, о торговле водкой или табаком. И, опять же, не скажешь, "прокурор мне бизнес шьет". Дело он шьет, сволочь эдакая! Кроме того, бизнес всегда связан с деньгами, а большинство дел в России делается совершенно бесплатно. Иногда от неистребимого энтузиазма и любопытства, а чаще - просто по-дурости.
   Так что, пока Даниил занимался делом, бизнес стоял. То есть, мастерская не выполняла никаких заказов, в то время как ее хозяин проницал сущность технических устройств, в частности, автомобилей. В душу лез, так сказать...
   Мыслительный процесс у российского гения устроен следующим образом:
   Созерцание - проницание - претворение или, иначе - творческий угар.
   Далее, по идее, должно следовать застолбление, то есть, по-современному - патентование, освоение и получение прибыли. Но, в силу особенностей национального менталитета, последние стадии, как правило, отбрасываются. Поэтому следом за претворением идет расслабление и, соответственно, опохмеление, а далее - снова созерцание.
   В процессе созерцания Даниил обозрил технический мир, как посю-, так и потусторонний. Плавно перейдя к проницанию, открыл метод темпорального электролиза, позволяющий возвращать автомобильным деталям молодость, который, после некоторых колебаний, связанных с необходимостью затрат и претворил в жизнь, истратив на покупку необходимых ингредиентов последние деньги. Впечатляющая получилась конструкция.
   В данный момент Даниил собирался перейти к стадии расслабления, потому что, состряпанная в творческом угаре установка была готова, но испытать ее было невозможно по причине отсутствия объекта испытаний, то есть, подходящей автомобильной рухляди, которую можно было засунуть в громадную медную обмотку, выполненную по принципу "бутылки Клейна".
   К стадии расслабления перейти, однако, тоже не удалось, потому что денег не было, а просить в долг не хотелось. Поэтому Даниил принялся скрести по сусекам и мести по закромам. То есть, отправился на свалку в надежде обнаружить нечто автомобильное, на что не позарились ретивые собиратели металлолома для Китайской народной республики.
   И обнаружил-таки! На краю свалки стояла кабина от древнего, еще ленд-лизовского грузовика, не то "Студебеккера", не то "Паккарда". В кабине сохранились даже стекла, на которых красовались кокетливые занавесочки в стиле "Ришелье", что указывало на обитаемость данного обломка автомобилестроения. Мотор, рама и прочие части славного экипажа напрочь отсутствовали, но для Даниила это было не важно, наоборот, отсутствие большинства деталей сулило проведение эксперимента невиданной чистоты.
   Даниил уже битый час слонялся вокруг кабины, размышляя о том, каким образом доставить ее в гараж, но ничего путного в его истощенный творческим порывом ум не приходило. Кабина была слишком велика, чтобы поместиться на ручной тележке, имеющейся в распоряжении мастера, а использование механизированных транспортных средств, требовало денег, которых, увы, не осталось. И тут мастера окликнули.
   - Чего тебе тут надо? - раздался скрипучий, какой-то ржавый голос, исходящий, казалось из самых глубин свалки.
   Мастер не нашелся что сказать, поэтому смешался и брякнул:
   - Да вот, прогуляться вышел, стою, архитектурой любуюсь...
   - Не фига тут любоваться, - нелюбезно сказал голос. - Проваливай. Здесь тебе не Барселона.
   Даниил почувствовал себя неуютно, отчасти потому, что здесь и в самом деле была не Барселона, отчасти - потому что понял, что нарушил границу чьих-то владений, что в свободной экономической зоне, каковой являлась городская свалка, было отнюдь небезопасно.
   - Ну, чего стоишь? - поинтересовался голос. - Сказано же, проваливай!
   - А вы кто такой, собственно будете? - догадался, наконец, спросить мастер. - Сторож?
   - Какай я тебе сторож? Я местный гремлин! - с некоторой заминкой ответил голос. - Не знаешь, кто такой гремлин?
   - Так гремлины, вроде, у нас не водятся? - удивился Даниил. - Они больше за рубежом, в Америке. Такие человечки из бензобака, во вторую мировую в самолетных моторах у американских летчиков водились, а потом одичали и про них фильм сняли.
   - Фильм, говоришь? - заинтересовался голос. - Небось, в Голливуде снимали? Там вечно все переврут, но все равно, интересно было бы взглянуть на родичей.
   - Видеокассету в прокате возьмите и посмотрите, или дивидишник, - Даниилу захотелось сделать неведомому гремлину что-нибудь приятное. - Кстати, снято не так уж плохо, только там гремлины...
   - Все равно вранье! - оборвал его голос. - А в прокат мне нельзя, сказал же тебе, я - гремлин. Меня там испугаются.
   - Это вряд ли, - сказал мастер. - Они там, в видеопрокате ни черта не боятся, не то, что гремлинов, они всякого нагляделись!
   - Странно, - проскрипел невидимый гремлин. - Меня даже бомжи побаиваются. Может, мне проявиться, а то неудобно как-то разговаривать. Ты, я чувствую, механик?
   - Валяй, проявляйся, - тоже переходя на "ты", ответил Даниил. - Механик. Ну и что?
   И гремлин проявился.
   Гремлин оказался существом небольшого росточка, кривоногим, чумазым и совсем не страшным. Одет гремлин был в затертый и заляпанный смазкой джинсовый комбинезон и бейсболку с надписью "Away". Кривоватые задние конечности были обуты в стоптанные, порыжевшие от времени ковбойские сапоги.
   - А ты модник! - только и сказал Даниил.
   - Еще бы! - с достоинством ответил гремлин. - Я ведь к вам по ленд-лизу приехал, вот и приходится соответствовать.
   И поправил бейсболку.
   - А звать-то тебя как, турист? - поинтересовался мастер.
   - Вообще-то, раньше меня звали Хэппи-боб, а теперь бомжи местные шибздиком кличут, - немного помявшись, ответил гремлин. - Шибздик - это, наверное, что-то обидное, правда?
   - В России все погоняла такие. Даже вора в законе могут звать шибздиком, а то и похуже, - утешил его Даниил. - Так что не расстраивайся, шибздик - это еще ничего.
   - Все равно, мне не нравится, - сказал гремлин, подходя поближе. От него здорово несло машинным маслом и бензином. - Хотя, с другой стороны, какой я теперь "Хэппи", срамота одна! Я в вашей стране вроде латиноса, иммигрант поневоле. Ребята, которые на "Аэрокобрах" да "Мустангах" служили, все домой отправились, а мне вот на "Студере" ишачить пришлось. А он видишь вот...
   И гремлин грустно ткнул лапкой в сторону развалюхи.
   - Да не переживай ты, давай, я тебя буду звать так, как тебе хочется, - утешил его Даниил. Маленький чумазый человечек из машины был ему симпатичен. - Меня вот зовут по-настоящему Даниилом, а все равно все Данькой кличут. Я уж привык.
   - Знаешь что, - серьезно сказал гремлин. - Зови-ка ты меня Бугивугом. Хорошее имя, оно мне о молодости напоминает.
   - Ну, здравствуй, Бугивуг, - сказал Даниил, пожимая твердую мозолистую ладошку.
   - Будь здоров, - серьезно сказал гремлин. - У тебя проблемы?
   Через час Даниил с Бугивугом обо всем договорились. Бугивуг переселялся в автомастерскую, а в качестве арендной платы передавал в распоряжение Даниила бренные останки "Студебеккера". Проблемы с перевозкой тоже решались, поскольку у хозяйственного гремлина водились какие-никакие деньжата, а доллары, как известно, остаются долларами даже после реформ, чего нельзя сказать о рублях. Так что, на следующий день кабина ленд-лизовского грузовика была водружена в центре "бутылки Клейна", а Даниил с Бугивугом мирно курили на лавочке у ворот гаража перед тем, как включить, наконец, заветный рубильник и тем самым обозначить начало эры исправления несправедливостей, совершенных человеком в отношении механизмов вообще и автомобилей, в частности.
   - Ну что, врубаем? - спросил Даниил, отбрасывая бычок и вставая с лавочки.
   - Let's go! - решительно сказал Бугивуг и закосолапил к рубильнику.
   История подобна поезду, а большинство из нас его пассажирам. Конечно, когда поезд сходит с рельсов, это авария, катастрофа и каждого пассажира она касается. А вот момент, когда поезд перескакивает с одного пути на другой, как правило, проходит практически незаметно. Так, прогремит-проскрежещет что-то под полом вагона, звякнут бутылки на столике, сунутся в окна бесстыжие рожи железнодорожных огней, и все, можно спать дальше. А между тем, стрелки переведены, и поезд уже проследовал, так что точка бифуркации осталась позади, и мы уже едем по новой дороге. Правда, железнодорожные стрелки кто попало не переводит, потому что не положено и правила на этот счет суровые. А вот насчет истории, тут, правила, конечно, тоже имеются, да кто же их читал! Поэтому и балуются все, кому не лень. Впрочем, к нашим приятелям это не относится, они как раз ничего дурного не замышляли. Просто бизнес есть бизнес, ничего личного, как говорят популярные герои боевиков.
   И грянул гром! И перекрестился мужик, то есть, Даниил. И восторженно заверещал гремлин Бугивуг, потому что получилось.
   Одностороннюю полость бутылки Клейна заволокло электрическим туманом, плотно нашпигованным маленькими беспокойными шаровыми молниями, а когда туман рассеялся, перед интернациональной командой мастеров появился новенький армейский "студебеккер" во всей своей камуфляжной красе. Над капотом грузовика несколько негармонично торчал решетчатый лопух какой-то странной антенны.
   - А это еще что такое? - подозрительно спросил Данила-мастер. - Насколько мне известно, эта штуковина в стандартную комплектацию не входит.
   - Эфирная антенна, - несколько туманно пояснил Бугивуг и добавил: - Очень трудно объяснить по-русски, можно я на сербский перейду?
   - Валяй, - согласился Даниил. - Если тебе от этого легче станет.
   Бугивуг покосился на приятеля и вдохновенно заговорил на непонятном языке. Впрочем, отдельные слова все-таки угадывались и имели явно славянское происхождение. Так что Даниил все равно ничего не понял, кроме, разве что последних фраз:
   "Коло коло наша дика, пушка пуца цика цика" и "Вина амо пуне чаше, нека живи што зе наше".
   Фразы, конечно, тоже были не совсем понятными, но ясно, что речь шла о выпивке. И на том, как говорится, спасибо!
   - Ну, как, понял, о чем речь?
   - Понял, что в магазин бежать надо, - ответил Даниил. - А больше ничего.
   - Эх, - гремлин махнул жесткой лапкой с зажатым в ней гаечным ключом. - А я-то думал, что вы, славяне, друг друга всегда поймете!
   - А с чего это ты вдруг по-сербски чирикать взялся? - подозрительно спросил Даниил. - Ты же вроде коренной американец?
   - Во-первых, коренных американцев почти не осталось, - назидательно произнес гремлин. - А во-вторых, я очень долго работал с одним славянином, Николай Тесла его звали. Он, кстати и присобачил к грузовику эту самую эфирную антенну. А потом сгинул. Я так и жил в этом "Студебеккере", пока меня, вместе с грузовиком не мобилизовали и к вам в качестве военной помощи не отправили.
   - Так грузовичок-то по всему видно, еще довоенный, - сказал Даниил. - Как же он в Россию попал?
   - А мы вам всегда старались всякую заваль подсунуть, - честно признался Бугивуг. - Ты уж не обижайся, политика, ничего личного...
   - Н-да, - протянул Даниил. - Обидно все-таки.
   - Я еще по-сербски ругаться умею! - похвастался гремлин. - Хочешь, покажу?
   - Ругаться я и сам умею, - возразил Даниил. - Скажи лучше, а эта штука работает?
   - Наверное, работает, - ответил гремлин, немного обиженный тем, что мистер Дан, как он называл мастера, не восхитился его умением ругаться по-сербски. - Вон, лопух шевелится, эфир загребает. Через полчасика можно заводить.
   - Ну ладно, разберемся, - несколько туманно изрек мистер Дан, - вот что, сгоняй-ка ты в магазин, купи чего-нибудь эдакого, мозги, понимаешь, надо прочистить. С прочищенными мозгами думается легче, правда ведь? Андестенд?
   - Still! - коротко ответил Бугивуг, подсмыкнул комбинезон, взял с полки сторублевку, оставшуюся от размена стобаксовой купюры, и бодро направился к выходу, насвистывая старинную песенку "Told My Captain".
   Пока гремлин бегал в магазин, где, кстати, никто не обращал внимания на его внешность, а напротив, предлагали выпить на троих и скоротать времечко за душевным разговором, Даниил, вооружившись универсальным мультиметром, приступил к осмотру возрожденного из ржи и пепла "студебеккера". Приступил, надо сказать, с опаской. Сначала выключил рубильник, чтобы самому ненароком не попасть под омолаживающее действие темпорального электролиза, потом послюнил указательный палец, осторожно коснулся хитро скрученных прядей обмотки бутылки Клейна - и сразу же отдернул руку. Не потому что обжегся или током стукнуло, а просто так, инстинктивно. Потом, по-прежнему с опаской сунул руку в обмотку - ничего не произошло. Да ведь ничего и не должно было произойти, подумал Даниил, бутылка-то односторонняя, значит, что снаружи ее трогай, что внутри - все едино. И тут его аж морозом продернуло! Ну, если бы они с Бугивугом оказались достаточно близко, чтобы попасть в зону темпорального электролиза, вот номер бы получился! По прикидкам Даниила, поле дальше полутора метров от обмотки не действовало, так что вполне могло выйти так, что половина мастера осталась бы такой же, как была, а другая половина - существенно омолодилась.
   Даниил отошел от бутылки и принялся прикидывать график распределения омолаживания по его телу. Выходило, что кончик левого мизинца так бы и остался неомоложенным, а кончик правого перешел бы в эмбриональное состояние или даже более того. В продольном сечении мастеру было бы примерно лет восемнадцать, что почему-то успокоило экспериментатора. Но когда он всерьез задумался о том, как мог бы выглядеть левый мизинец в доэмбриональном состоянии, то опять расстроился, потом плюнул, и решительно полез в кабину грузовика.
   Отворяя дверцу, он мимоходом отметил, что лопух эфирной антенны больше не шевелится, а стоит торчком и теперь похож на некий фирменный знак, вроде "Крылатого призрака" на капоте престижного лимузина "Роллс-ройс", только более мужественный, и оттого слегка неприличный. Стало быть, преобразователь Тесла, встроенный в старый грузовик зарядился, и можно ехать.
   Устроившись на водительском месте, Даниил поерзал немного на дерматиновом сиденье, потом решительно захлопнул дверцу и принялся изучать приборную доску.
   Ничего особенного на приборной доске не наблюдалось, а из всех отличий от стандартных автомобилей отмечалось лишь отсутствие педали сцепления. Кроме того, на приборной панели имелся замок зажигания, естественно, без ключа.
   - Ерунда, - подумал Даниил, и полез под панель, чтобы скрутить проводки.
   Вот только никаких проводков под панелью не было, а имелась изогнутая серебристая трубочка, уходящая куда-то под капот. Трубочку мастер решил на всякий случай не трогать.
   Тут в гараже послышалось пыхтенье, отворилась стальная калитка, и появился Бугивуг, отягощенный пластиковым пакетом с выпивкой.
   - Эй! - заорал он с порога, - зря ты туда залез, командир. Без меня ничего не трогай, а не то шандарахнет так, что мало не покажется.
   - Не шандарахнет, с чего бы ему шандарахнуть... - проворчал Даниил, довольный тем, что импровизировать, скорее всего, не придется, и, стараясь сохранять достоинство, полез наружу. Благо, повод был подходящий. Гремлин деловито выставил на верстак бутылку водки.
   - С мировым эфиром, знаешь ли, шутки плохи, - назидательно сказал гремлин, вылавливая из банки соленый огурец. - Некоторые шутили-шутили и дошутились-таки. Мой старый хозяин, например... Ну, ладно, не будем о грустном. Давай сначала выпьем. И вообще, в эту тачку сначала надо душу вселить, а уж потом на ней ехать.
   - А где мы эту самую душу возьмем? - спросил удивленный Даниил. - Мы же железяку восстановили, и все.
   - Как откуда, из эфира, конечно, - Гремлин откусил огурец, - Души, они все в мировом эфире роятся. На манер пчелок, я, по крайней мере, так себе это представляю. Во всяком случае, машинные, насчет человеческих - врать не стану, не знаю. Ну, вина амо пуне чаше, нека живи што зе наше!
   - Амо! - подтвердил человек. - И живи!
   Когда в бутылке осталось чуть меньше трети содержимого, Бугивуг решительно встал, отряхнул крошки с комбинезона и заявил:
   - Ну вот, немного расслабились, и будет. Остальное - для души.
   - Так ведь все для души, - не понял мастер. - Ежели пить не для души, то не впрок пойдет.
   - Не для твоей, для его, - гремлин махнул волосатой лапкой в сторону бездушного пока "студебеккера". Душу из эфира приманивать будем. Понял?
   - Не понял, - честно признался Даниил. - Но все равно, валяй!
   Вдвоем они выкатили "студебеккер" из обмотки. Потом Бугивуг приступил к процессу уловления автомобильной души из эфира, а Даниил тихонько присел в уголке гаража на древний венский стул и принялся наблюдать.
   Для начала гремлин забрался в грузовик и засунул в отверстие для ключа зажигания палец. Внутри машины что-то тихо загудело. Бугивуг выбрался из кабины и принялся ходить вокруг автомобиля, время от времени прикладывая волосатое ухо к разным его частям. Потом удовлетворенно хмыкнул и извлек из кармана замасленную тряпицу, в которой что-то тихонько брякнуло.
   Гремлин развернул тряпицу, в которой оказалось десять пятигранных автомобильных свечей с полудюймовой резьбой. Похмыкивая и побуркивая что-то рэгтаймовое, Бугивуг аккуратно расположил гайки на капоте "студебеккера" в виде пятилучевой звезды, поставил в центр откупоренную бутылку с остатками водки и отошел в сторону, весьма довольный содеянным. Полюбовавшись немного бутылочно-свечной композицией, он снова подошел к машине, взял бутылку, отхлебнул из горлышка, потом взболтал остатки содержимого, посмотрел на свет, и допил остатки.
   Даниил даже несколько опешил от такой наглости.
   Гремлин же, нисколько не смущаясь, направился к канистре с бензином, наполнил из нее бутылку и опять водрузил ее в центр конструкции. После чего сел на корточки и негромко запел, вернее сказать, зажужжал и даже, кажется, залязгал. Слова и музыка были совершенно невнятными, так американский дурачок мог бы изображать звук автомобильного мотора, потому что интонации были явно нерусскими. Только звуки, издаваемые гремлином, были не в пример внушительней скворчания дворового дурачка, пусть даже и американского, от них даже в животе забурчало. Запахло электричеством, словно при включении электроопохмела, после чего из свечей посыпались крупные искры.
   - Есть искра, - машинально отметил Даниил. - Сейчас бабахнет!
   Однако пока ничего не бабахнуло, только бензин в открытой бутылке начал сам собой убывать, словно его кто-то тянул через соломинку.
   Гремлин плюхнулся на задницу и заревел еще громче, ни дать, ни взять, придурок, изображающий автогонщика, вырвавшегося на оперативный простор, остервенело дергая несуществующую баранку и дрыгая ногами.
   Наконец, бензин в бутылке подошел к концу. Под крышей гаража что-то или кто-то фыркнул, словно хозяйка, сбрызгивающая пересохшие джинсы водой, остро завоняло бензином, и-таки, бабахнуло!
   Над капотом вспыхнуло ослепительное голубовато-желтое облако, в котором на миг нарисовалась чья-то вдохновенно-печальная харя. Между свечами проскочила синяя молния, образовав пятиконечную звезду, в центр которой харя немедленно и втянулась. После чего разлитый по капоту бензин весело загорелся, как ему, собственно, и полагалось.
   - Чего смотришь! - заорал гремлин. - Туши давай!
   И принялся поливать "студебеккер" пеной из невесть откуда появившегося огнетушителя. Предусмотрительный, зараза!
   Даниил захлопнул разинутый рот и бросился помогать.
   Вдвоем им быстро удалось сбить пламя, и теперь они, отдуваясь, стояли рядом с залитым пеной грузовиком.
   - Ну и что ты наделал? - спросил мастер, стирая рукавом пену с горячего капота и обнаруживая на нем горелую проплешину. Прямо-таки, какой-то юный пионер, а не гремлин!
   - Ничего, закрасим, - пропыхтел Бугивуг, - как новенький будет!
   - Да уж, - отозвался Даниил, вытирая слезящиеся глаза грязной тряпицей. - Вон, какое пятнище!
   - Зато теперь у нас теперь уловленная душа имеется! - гордо ответил гремлин и, пренебрегая правилами пожарной безопасности, закурил.
   - Какая еще душа? - спросил Даниил, выволакивая безалаберного американца за шиворот из гаража вместе с сигаретой. - Вот кое из кого я сейчас душу вытряхну, это точно!
   - Какая, какая... - откуда мне знать, какая? Гремлин изо всех сил выворачивался, но Даниил крепко держал его за лямки комбинезона. - Какая поймалась, такая и есть. Там увидим. Сейчас, вселим куда-нибудь и будет у нас одушевленный механизм!
   - Мать вашу! Опять заместо водки бензину хлебнул! - донесся из пространства задушенный хриплый голос. - Дайте огурца, что ли, ироды!
   - Все ясно! - вздохнул Даниил. - Наша эта душа, русская, слышишь, как ругается?
   Гремлин почесал волосатое ухо, и крепко задумался.
  
   Глава 11

"Как высока грудь ее нагая, как нага высокая нога!"

"Жена французского посла"

  
   Оставим Даниила с Бугивугом знакомиться с призванной из эфира душой, точнее, с неким странным фантомом русской национальности, о котором пока можно сказать только то, что с вредными привычками у него все в порядке. Пусть Иван-солдат с Мальчишем и Безяйчиком готовятся обрадовать московских крысогархов своим появлением, рискуя уподобится симпатичным, но чересчур доверчивым жуликами из рассказа О'Генри - пусть! Посмотрим-ка лучше, что поделывает Васька-гусляр.
   Как помнится, ему определили заниматься рекламой и маркетингом. Сейчас многие занимаются рекламой и маркетингом, пользы от этой деятельности никакой, сплошное моральное удовлетворение, деньги да прочая ерунда. Словом, суета сует и томление духа. Только вот, какой рекламой и маркетингом можно заниматься, работая в свежеиспеченной фирмочке, единственной продукцией которой пока является темпоральный тюнинг паленых тачек? Чем, спрашивается, заняться простому русскому парню, если ему заняться нечем? Правильно! Или уйти в загул, или пойти по бабам. Если кому-то не нравится народное выражение "по бабам", то пусть ищет ему цивилизованную замену, я лично подобными лингвистическими извращениями заниматься не собираюсь.
   Так что, Васька пошел по бабам. Тем более что для специалиста по рекламе это совершенно естественно, потому что значительная часть рекламы адресована именно женщинам. Фраза великого поэта "Я, Вань, такую же хочу!" как нельзя лучше определяет суть воздействия рекламы на мужчин, а именно - через женщин. Женщина, как правило, знает, чего хочет, а если и не знает, то все равно хочет чего-нибудь, и реклама просто помогает женщине конкретизировать ее желания. И потребовать от "Вани" их немедленного осуществления. Так что в походе рекламщика "по бабам" есть глубокий смысл. Тем более, все необходимые данные у нашего героя имелись, как-то - кудрявость, могутность и обаяние. Могутность, кстати, после электроопохмела повысилась настолько, что по бабам идти все равно пришлось бы.
   Итак, Василий тряхнул кудрями, подстроил отремонтированные братом электрогусли, с удовольствием ощутил гудение напряженной могутности и пошел.
   Представляете ли вы себе город Растюпинск? А город Верхнещивск? Вообще, представляете ли вы себе провинциальный российский город, географически расположенный в среднем Подмосковье, а может быть, и в каком-нибудь другом месте? Особенно, если этот город погружен в легкое безвременье, как всегда бывает в последний день лета? Если представляете, то не стоит его и описывать, а если нет - то тем более не стоит, потому что все равно адекватного описания не получится. Ведь в последний день лета чего только не случается, есть в этом дне какая-то особая магия, что-то дремучее и вещее. И хорошо, что этот день не объявлен каким-нибудь официальным праздником, пусть он существует сам по себе и для тех, кто способен в него войти, наподобие тридцать первого июня, хотя, смею вас уверить, дни эти очень даже отличаются друг от друга.
   Братец Василий весело шагал сквозь замершее в полуравновесии, готовое медленно и неумолимо опрокинуться в осень пространство российской глубинки, пахнущее хрупким кленовым кружевом, улавливая своей артистической душой тонкие флюиды, словно паутинки, плывущие в прохладном чистом воздухе, серебристые ниточки судьбы, сулящие неожиданное и приятное приключение.
   Короче говоря, мужик шел по бабам!
   В маленьких российских городках главная улица, как правило, одна-единственная. И эта улица является продолжением дороги, связывающей городок с остальным миром. Конечно же, именно на главную улицу, носившую гордое, но почти забытое имя героя битвы при Калке былинного богатыря Растюпы и вышел Василий-гусляр. Кстати, на чьей стороне сражался богатырь Растюпа, и какова его национальная принадлежность, до сих пор является предметом спора историков, но жителям города Растюпинска это как-то все равно. Они по праву гордятся легендарным основателем своего города, хотя о нем, кроме участия в упомянутой битве, известно было немного. Однажды, как гласят устные предания, Растюпа отбил у неких не то купцов, не то разбойников, аж семь царских дочерей сразу, и, что характерно, на всех женился. Так что, хождение по бабам издревле являлось народным Растюпинскским обычаем, при этом процедура непременной женитьбы почему-то Растюпинскцами, как правило, всерьез не рассматривалась. Видимо, они считали это делом второстепенным.
   На проспекте Василий увидел породистый автомобиль нежно-серебристого, с легким оттенком розового, цвета, стоящий поперек неширокой проезжей части. "Bentley Continental GTC" определил его Василий, и подошел поближе. Нечасто такие автомобили радовали прикосновением своих аристократических шин избитые улицы города Растюпинска.
   Немного в стороне от роскошного автомобиля раскорячился старенький "Москвич" с развороченным багажником. У "Бентли" же была разбита фара и слегка помят бампер. Но автомобиль-леди оставался таковым даже с подбитым глазом и скособоченной челюстью, чего нельзя сказать о "Москвиче".
   Хозяин "Москвича", тощий старикашка склочного вида направлялся к "Бентли", очевидно, для того, чтобы сделать предъяву.
   И тут дверь роскошного купе стала отворяться.
   В проеме показались невыразимо стройные женские ноги, при виде которых у Василия сладко заныло сердце, а могутность вообще повела себя так, как будто ее напрямую подключили к электроопохмелу.
   Я не оговорился, из автомобиля показались именно ноги, а не одна нога, поскольку их обладательница явно была образованной дамой, имеющей представление о том, как женщина должна садиться и выходить из машины и не забывающая об этом даже в аварийной ситуации, которая была налицо.
   "Издалека-долга, растёт твоя нога..." пронеслись в кудрявой голове Василия лирические строки, и это было истинной правдой! Ослепившее его видение не блистало вульгарным целлулоидным глянцем лайкры, не шокировало взгляд черными ремешками подвязок, придающих женщине, в лучшем случае, очарование умело запряженной лошади, нет! Это были нормальные в меру длинные ноги молодой здоровой женщины, и именно поэтому они показались Василию прекрасными. И электроопохмел был здесь совершенно не при чем.
   Василий мигом оказался у "Бентли" и протянул руку, помогая даме - а это была, безусловно, именно дама - выйти. Одновременно, он самоотверженно заслонил незнакомку от надвигающегося старикашки с недвусмысленно занесенной палкой-клюкой.
   - Спасибо! - сказала незнакомка, принимая мужественную руку гусляра, и вышла из лимузина.
   Описывать красивую женщину все равно, что попытаться описать летнюю ночь, сложно и малоэффективно. В ночь и в женщину полагается входить. Но, поверьте мне, появившаяся из автомобиля особа и в самом деле была подобна летней ночи, сулящей нечто колдовское, чего, в принципе, не может быть, но все-таки, вот-вот случится.
   - А-а! - раздался радостный скрипучий голос старикана. - Понапокупали правов, а сами-то и ездить не умеют! Всех засужу!
   Василий обернулся на голос и признал в пострадавшем обладателе "Москвича" бывшего городского прокурора, а ныне известного общественного правозащитника Измаила Петровича Вынько-Засунько. Измаил Петрович, выйдя в отставку, всерьез занялся правозащитной деятельностью, успешно сочетая последнюю с бизнесом. Вышедший на пенсию работник правоохранительных органов неожиданно для многих - но не для всех - оказался полноправным владельцем двух автозаправочных станций, одной в черте города, другой - на шоссе, ведущем в столицу. На стареньком "Москвиче" он ездил исключительно из принципа, демонстрируя, таким образом, патриотизм и близость к народу. Кроме того, "Москвич" был всеяден, то есть безропотно потреблял дрянной, разбавленный соляркой бензин, которым Вынько-Засунько торговал на своих заправках.
   Дорогие импортные автомобили, которым неосмотрительные владельцы вкатывали порцию вынько-засуньковского топлива, через десяток километров глохли, как миленькие и отправлялись прямиком на станцию автосервиса, которой владела молодая жена пенсионера, госпожа Венера Засунько-Кобель. Таким образом, с одной стороны, действия бывшего прокурора демонстрировали полное отсутствие классового братства у российских капиталистов с одной стороны, и трепетное отношение к семейному бизнесу, с другой.
   Связываться с господином Засунько было опасно, а судиться - бесполезно. Кроме того, очевидно, что незнакомка была, так или иначе, виновата в случившемся дорожно-транспортном происшествии. Может быть, фибры ее женской души почувствовали ступившего на тропу любви Василия и затрепетали? Может, просто каблук подвернулся, и ступня соскочила с педали тормоза - кто знает?
   - Не беспокойтесь, сударыня, сейчас я все улажу, - церемонно сказал гусляр, коснувшись подбородком волос незнакомки. Могутность отозвалась на прикосновение радостным колокольным звоном.
   Незнакомка ничего не сказала, просто на миг задержала свои пальцы в руке гусляра и отошла в сторонку.
   Василий, мощным волевым усилием унял набат в джинсах и храбро вступил в переговоры с господином Вынько-Засунько.
   Отставной прокурор, между тем, прислонил палку к крылу спорткара, извлек из кармана дрянной китайский калькулятор и увлеченно нажимал на кнопочки. Потом посмотрел на дисплей, удовлетворенно хмыкнул, и обратил, наконец, внимание на Василия.
   - Как расплачиваться будем, молодой человек? - скрипуче спросил он. - По курсу или через суд?
   - По курсу, - неосторожно ляпнул Василий. - Мы же цивилизованные люди.
   Старикан недоверчиво покосился на владелицу роскошного автомобиля, дескать, кто это тут такой цивилизованный? Потом остро взглянул на Василия и сказал:
   - Ну, по курсу, так по курсу. Значит, получается вот что. Автомобильчик я брал еще в семьдесят втором по госцене, это четыре тыщи восемьсот рубликов. Доллар тогда стоил, дай бог памяти, девяносто копеечек за штучку. То есть, получается, с вас, ежели по курсу, то пять тыщ триста тридцать три доллара и тридцать три цента. Учтите, ноль целых, тридцать три сотых цента, и так далее, я вам скостил, учитывая, что сам немного виноват, задумался, что в моем возрасте простительно. Как платить будем? Лучше наличными, пенсия, знаете ли, мизерная, а у меня молодая жена на руках.
   Василий опешил и взглянул на незнакомку. Та стояла немного поодаль, поставив ногу на бордюрный камень, стройная и прекрасная, как мраморный ангел на могиле неизвестного братка, и такая же далекая от происходящего. Впрочем, не такая уж и безучастная. Ангелы, как известно, не пользуются мобильными телефонами, а прекрасные незнакомки пользуются. Пока Василий выяснял отношения с пострадавшим пенсионером, красотка успела куда-то позвонить и теперь убирала плоский телефончик в изящную черную сумочку.
   Потом женщина подошла к Василию и немного капризным голосом сказала:
   - Пожалуйста, проводите меня в какое-нибудь приличное кафе. Придется подождать пару часов, пока за мной приедут.
   - А деньги? - вскинулся Вынько-Засунько. - Денежки платите, и идите себе, куда хотите! Хоть в кафе, хоть в трактир с нумерами. Повадились пенсионеров обижать, олигархи проклятые!
   - Вам заплатят, - небрежно сказала незнакомка, не глядя на пенсионера. - Так есть здесь куда пойти, ли нет?
   И тут Василия осенило!
   Чтобы завоевать женщину, надо, прежде всего, помочь ей, потом удивить, а лучше и то и другое одновременно.
   - А нет ли другого способа уладить это маленькое недоразумение? - светским тоном произнес он, обращаясь к отставному прокурору и одновременно слегка приобнимая незнакомку, словно беря ее под защиту.
   - Как же, есть! - ехидно ответил старикашка. - Сделайте мне машину, чтобы была, как новенькая, тогда с вас будет причитаться только за моральный ущерб.
   - Договорились! - воскликнул Василий, надеясь, что братец Даниил не подведет, и подмигнул незнакомке. - Вы не против, сударыня?
   - Что ж, пожалуй... - хрустально отозвалась владелица лимузина.
   Звонарь в Васильевых джинсах радостно отозвался на эту фразу гулким ударом большого колокола.
   У запасливого пенсионера имелся трос, которым искалеченного "Москвича" прицепили к роскошному "Бентли" и автопоезд медленно двинулся в сторону Даниилового гаража, вызывая оживление, как пешеходов, так и автовладельцев. Только милиции нигде не было видно. Наверное, по законам мистики и любви, они были бы здесь лишними, и без них хватило неразберихи.
   Когда участники дорожно-транспортного происшествия добрались до гаража, перевалило за полдень.
   Даниил с Гремлином сидели за столиком около распахнутой двери и о чем-то вполголоса разговаривали с пустым пространством напротив. На столике стояла бутылка и была разложена немудрящая закусь.
   Когда Василий вышел из "Бентли", головы беседующих повернулись к нему, а когда следом за братцем из низкого купе показались ноги прекрасной незнакомки, прямо из пустоты раздался жизнерадостный восхищенный возглас:
   - Вот это бабец!
   Даниил с гремлином зашикали, вскочили, пытаясь собой прикрыть обладателя голоса, но сделать это оказалось не так-то просто. Попробуй-ка, прикрой пустое место!
   Что-то прошуршало в пространстве, легкий ветерок нескромно тронул край и без того короткой юбки незнакомки, на ее лице появилась удивленная гримаска и незнакомка вскрикнула:
   - Ай, оно меня...!
   - Не надо пугаться, девочка, - донесся из пустоты вальяжный баритон. - Я всего-навсего дотронулся до краешка вашего платья, а поскольку оно оказалось весьма коротким - слегка увлекся... И бросьте это ваше "оно". Я, между прочим, видный мужчина, поэт с высшим техническим образованием.
   - Что-то ты какой-то прозрачный, мистер поэт, - с сомнением сказал Бугивуг. - Полезай-ка лучше в грузовик, как и положено, а не то я тебя живо изгоню обратно в эфир! И прекрати приставать к клиенткам, все равно ведь...
   - На что ты намекаешь? - вскипел поэт. - Правильно, поэта в России каждый обидеть рад, особенно, если он дух! Не полезу я в вашу раздолбайку, что я вам, барабашка какой, что ли?
   - Что же ты, так и будешь мотаться туда-сюда? - миролюбиво спросил Даниил. - Духу непременно надо во что-то вселиться. А то не по правилам получается.
   Василий с незнакомкой недоуменно смотрели то на Даниила, то на гремлина, втолковывающих что-то пустому месту, потом бросили это занятие и стали смотреть друг на друга. Честное слово, совместное непонимание некоторых вещей сближает иногда даже больше, чем совместное проживание! Особенно, если присутствует взаимная симпатия. И давайте не будем им мешать...
   - Ну, не хочешь в грузовик, - покладисто сказал Бугивуг, - тогда вселяйся куда-нибудь еще. Только машины клиентов не трогай, а то конфуз получится.
   - Вселюсь, будь спок! Вон я вижу, у вас тут интересная хреновина имеется, - пропыхтел поэт. - Вот уже вселился!
   Внутри бутылки Клейна что-то тихонько загудело, потом послышались шаркающие звуки, словно кто-то подметал пол, хлопнула астральная дверца, и на какое-то время все стихло.
   - Вот зараза! - воскликнул гремлин. - Он же в бутылку полез!
   - А куда, по-твоему, ему было деваться, если он и впрямь поэт? - спросил Даниил. - Конечно, в бутылку.
   А "студебеккер" так и остался неодушевленным. Впрочем, сыщется и для него душа, но об этом потом.
   Между тем, отставной прокурор Вынько-Засунько давно уже выбрался из своего покалеченного "Москвича" и с интересом наблюдал за происходящим. Когда поэт залез в бутылку, он неодобрительно пожевал тонкими губами и решил подать голос:
   - Машину мне кто ремонтировать будет? Может быть, этот ваш Пушкин?
   - Отремонтируем в порядке очереди, - ответил гремлин, осматривая "Бентли". - Хороша тачка!
   - А ты кто такой? - спросил пенсионер, словно впервые увидел живого гремлина. - Гастарбайтер?
   - Ага, прямо из Америки к нам в Растюпинск, - подтвердил Даниил. - Гастарбайтер и есть.
   - Надо же! - с уважением протянул старикан. - Уже из Америки к нам на заработки приезжают.
   - Я к вам по ленд-лизу, - пояснил Бугивуг, закатывая "Бентли" в бутылку Клейна.
   - Как же, помню, из Америки нам много чего полезного по ленд-лизу привозили, - пенсионер погрузился было в воспоминания, но быстро сориентировался и уже совершенно по-прокурорски спросил:
   - А документики у вас какие-нибудь имеются, товарищ ленд-лизовец?
   Тут на самом интересном для отставного прокурора месте разговор прервался, потому что из бутылки донеслись невнятные ругательства, потом голос поэта произнес:
   - Сволочь, руку отдавил, ты полегче, полегче, а то пихаешь, как не знаю что!
   - Посторонись, душа поэта, а не то придавлю! - по-молодецки ухнул Бугивуг и впихнул "Бентли" в бутылку Клейна по самый задний бампер. Зовут-то тебя как, а, поэт?
   - Зовут меня Саньком, - донеслось из бутылки. - А вообще-то я - неизвестный поэт.
   - Ну, держись, Санёк! - сказал гремлин и включил рубильник. - Как ты там? - спросил он через некоторое время. Жив?
   - Нормально, только смешно, - непонятно ответил Санёк-поэт, покамест не мешай, лады?
   - Лады, - ответили гремлин с Даниилом, вышли из гаража и закурили.
   Василий с незнакомкой куда-то пропали, перед гаражом на лавочке сидел старик Вынько-Засунько и сурово смолил вонючую "Беломорину".
   - Когда моей машиной займемся, а, мастер-ломастер? - сварливо спросил он. - Чтобы была, как договаривались, как новенькая! Иначе - суд.
   - Будет, - успокоил его Даниил. - Даже новее новенькой будет.
   - Ну, ну... - неопределенно отозвался дедуля, достал из потертого портфеля какие-то бумаги, и углубился в их изучение. Наверное, готовился к судебному разбирательству.
   - Готово! - донесся из глубины гаража голос поэта-Саньки.
   Гремлин отбросил недокуренную сигарету и, кряхтя, выкатил отремонтированный "Бентли" наружу. От повреждений не осталось и следа. Более того, розоватый оттенок кузова стал намного ярче, а на капоте обнаружился изящный лопушок преобразователя Тесла, похожий на женскую ладошку в розовой шелковой перчатке. Дамский, так сказать, вариант.
   - Я в нее душу вселил! - гордо пробаритонил поэт, - Такая женщина, я вам скажу! Мэрилин!
   - Как я выгляжу? - донеся обеспокоенный голосок из розового чуда. - Мальчики, у меня стрелки на сликах прямые?
   Даниил с гремлином переглянулись и плюхнулись на лавочку рядом с пенсионером, который тут же сгреб свои листочки в портфель и тоже изумленно уставился на "Бентли-Мэрилин".
   Когда первый шок прошел, гремлин с Даниилом взялись за бампер старого "Москвича" и совместными усилиями впихнули его внутрь обмотки. При этом поэт, уже считавший бутылку Клейна своей вотчиной, грязно ругался, требовал молока за вредность и угрожал вступлением в профсоюз рабочих духов. Наконец все закончилось и Даниил, отдуваясь, включил рубильник. На этот раз поэт помалкивал, видимо, ремонт оказался непростым. Наконец из бутылки донеслось:
   - Забирайте вашего урода.
   Мастер с подмастерьем направились, было к рубильнику, чтобы выключить ток, но пенсионер прокурорским жестом остановил их.
   - Ты давай на совесть делай, а то пырь-мырь - и готово! Со мной этот фокус не пройдет, я вам не олигарх какой, а честный трудящийся пенсионер.
   - Санек! - позвал гремлин.
   - Чего еще? - гукнуло из бутылки.
   - Давай дальше, - сказал гремлин. - Клиент скандалит. Говорит, мало поработали.
   - Вот гад, - искренне возмутился дух. - Ну, ужо ему!
   Бутылка снова загудела. Распределительный щит нагрелся, по нему побежали маленькие поверхностные разряды, но изоляция выдержала и, наконец, раздался недовольный голос поэта.
   - Все. Больше ничего сделать не могу!
   Даниил заглянул в бутылку и обомлел:
   Из одностороннего горлышка торчала угловатая корма штурмового танка "Sturmtiger".
   Отставной прокурор отлепил от лавочки тощую задницу, осторожно подошел к танку и нежно погладил сваренные "в лапу" толстенные броневые листы.
   - Ну, держитесь, гады! - страшным голосом сказал он, неизвестно кого, имея ввиду. Из танка гулко и железно донеслось:
   - Zum Befel, Herr Oberst!
   - Gut! - сказал Вынько-Засунько, сунул в глаз, неизвестно откуда взявшийся монокль, и полез в люк, не забыв прихватить с собой портфель и клюку.
   "Sturmtiger" грозно и вонюче заревел, терзая траками нежную обмотку бутылки Клейна, выполз из гаража и тяжело придавив дорогу, уполз, унося в своем стальном чреве пенсионера-прокурора прочь из гаража, города и нашего повествования. Хотя, конечно, такие люди никогда не пропадают, они, увы, возвращаются. И часто на танке.
   - Вот падла, - донесся из бутылки слабый голос поэта, - всю душу гусеницами стоптал, - чтоб тебя ковровой бомбежкой накрыло!
   - Сам виноват, - заметил гремлин, задумчиво ковыряя носком ковбойского сапога вывороченную гусеницами из дороги кучу бетонных обломков. - Перестарался, поэт! Кого ты, кстати, туда подселил?
   - Душу унтер-офицера Ганса Эйбенау, утопшего вместе со своим танком в деревенском пруду при погоне за гусем, во время битвы при Марне - гордо отозвался поэт. Старый мой знакомец.
   - Танк-то поновее будет, - задумчиво сказал гоблин. - Битва при Марне когда была?
   - Так панцер-то сам по себе, - воскликнул поэт из своей бутылки. - Я "Москвич" восстановил до состояния металлолома, а потом металлолом - до танка. Понятно тебе, кактус ты ковбойский? А уж душу потом подсадил, по-знакомству. Мы с этим Эбернау в эфире вместе по бабам ходили, вот я и помог дружбану!
   - Трудненько ему теперь будет бабу найти, - задумчиво прокомментировал гремлин. - Разве что, самоходку какую сосватает.... Удружил ты ему, нечего сказать!
   В бутылке что-то злорадно булькнуло.
   Первым осенним утром, первосветным, послелунным и послелетним, в гараже появилась давешняя незнакомка, только почему-то без Василия. Вид у нее был сытый и довольный, хотя, какой-то неприятный. Словно дамочка не вытерла губ после, сами понимаете чего. Не сказав ни "спасибо", ни "до свидания", она забралась в розовый "Бентли", сделала компании на прощание ручкой, точнее, ладошкой Тесла, и укатила.
   Бледный, какой-то весь встрепанный Василий появился только к полудню. В руке он держал бутылку багрового портвейна, из которой прихлебывал, повторяя, словно клиент Кашпировского:
   - Ах, Телла! Любви ты напилась и улетела!
   И прочую любовную белиберду.
   - Это пройдет, авось через недельку-другую оклемается, - оптимистично заметил освоившийся в бутылке Клейна поэт Санек. - Я хотел его предупредить, насчет этой самой дамочки, что опасно с ней связываться, да вы не дали... Пусть себе отпаивается портвейном, в следующий раз будет знать, как с вамп-секретаршей любовь крутить!
   - С кем? - спросили Даниил с Бугивугом и озабоченно посмотрели на Ваську.
   Рок-гусляр горестно икнул, кивнул и припал к живительному портвейну.
   - С вамп-секретаршей, - охотно повторил эфирный поэт. - Опасные, скажу я вам существа, эти вамп-секретарши, особенно для солидных мужчин. - Враз вылущивают клиента. Иные мужики и пикнуть не успевают. И, что характерно, чем солидней мужчина, тем меньше у него шансов на выживание.
   - Ну, тогда с нашим Васькой все будет путем, - облегченно вздохнул Даниил. - Он у нас, слава богу, вон какой несолидный.
   - Вот и я о том же, - гукнул из бутылки поэт.
  
  
  
   Глава 12

"Кому идолище поганое, а кому отец родной..."

Из манифеста общественного движения "Монументалисты за историческую правду"

  
   Господин Сувениров. Так его звали теперь в человеческом мире. А раньше, до того, как шустрый молодой крыс вышел из столичных подземелий на свет человеческий, его не звали никак. То есть, какое-то крысиное имя у него, наверное, было, но осталось оно там, внизу, в теплых норах, наполненных сухой бетонной пылью, в старых кабельных колодцах засекреченных подземных командных пунктов, там, где юный крыс провел свое голохвостое детство. Теперь же, обжившись здесь, наверху, в немного неуютном, непривычно распахнутом наружу мире человеков, он стал господином Сувенировым, владельцем таможенного терминала, с крысиной настойчивостью дожиравшего территорию некогда могучего оборонного НИИ. Хотя в душе он по-прежнему оставался крысом. Однако, всем известная история с флейтистом, приключившаяся некогда в городе Гаммельн, доказывает, что и крысам не чуждо чувство прекрасного и именно оно-то их, как правило, и губит. Наверное, поэтому слегка очеловеченная, но по-прежнему в целом крысиная душа господина Сувенирова достигнув вожделенной сытости, внезапно ощутила тягу к искусству. Так что, интеллигенты рода человеческого, возрадуйтесь! Луч света пробился в темные души бывших обитателей мрачных катакомб, целеустремленно карабкающихся вверх по социальной лестнице. А значит, скоро, скоро прольется на вас, вечно эстетствующих и скорбящих зеленая благодать!
   Крысам, как известно, свойственна всеядность, так что поначалу эстетические притязания быстро набирающего финансовый и прочий вес господина Сувенирова вполне удовлетворялись покупками дешевых художественных поделок на Арбате, однако, со временем, он разобрался что к чему, и перешел к собиранию ритуальных яиц работы Фаберже. И то сказать, разорение птичьих гнезд, к которым можно отнести и некоторые российские музеи, существующие на птичьих правах, - исконно крысячий промысел, так что, в процессе приобщения к искусству, господин Сувениров еще и тешил свои природные инстинкты. В результате такого рода эстетических упражнений, хилое поначалу чувство прекрасного сына московских подземелий и помоек разрасталось и крепло. Так наш маленький Крыс, в конце концов, докатился до монументального искусства. Нет, конечно, господин Сувениров не бросился коллекционировать работы Вучетича или, скажем, Церетели, не то, чтобы у него не хватило для этого денег, просто не грели его эти произведения, не хватало в них чувства крысиности, что ли. Но однажды, когда на таможенный терминал привезли изваянную из красной меди, не очень крупную, по монументалистским меркам фигуру странного двуногого и остроухого существа, внушавшего трепет и восхищение - коллекционер не устоял.
   Статуй явно символизировал пришествие крыс в цивилизацию, кроме того, при одном взгляде на эти кривые лапки и остренькую мордочку, в каждой крысиной душе что-то сладко попискивало. Конечно, ни Сувениров, ни братки, заказавшие изваяние по просьбе некого Запредельного Властителя, не знали и не ведали, что дело тут не в таланте скульптора, а в элементарной порченой магии. В магический порошок, специально привезенный черным эльфом Абдуллой аж из самого Междуземья для добавки в расплавленную медь, по-недосмотру попала добрая толика крысиного помета, поэтому, монумент, который должен был внушить Оркам чувство законной гордости за свой род, внушал аналогичные чувства и крысам-мутантам, ныне прочно оседлавшим человеческую столицу.
   Крысы тем и отличаются от людей, что своего они добиваются любыми способами и, как правило, из всех доступных, не мудрствуя лукаво, выбирают самый простой и дешевый. И, знаете, срабатывает! Поэтому крыс Сувениров не стал договариваться с Мальчишем и Безяйчиком о покупке приглянувшегося монумента, а просто задержал его на своем таможенном терминале, сославшись на отсутствие каких-то бумажек. Да и то сказать, не впервой ему было проделывать такие кунштюки, и почти всегда получалось. Словом, таможня, цепко схваченная крысиными лапками, "добро" не дала, а так, пропищала что-то невразумительное, вильнула розовым хвостом и оставила груз, предназначенный для отправки на некий тропический остров себе. На неопределенное время. Так что все таможенные крыски, крысюки и крысенята получили своего первого идола, воплощенного в красной меди, что говорило о зарождении некой крысячьей религии, ложной, конечно, с нашей точки зрения, но - лиха беда начало. Многие религии поначалу считаются ложными...
   - Крыс Великий! О-о, Великий Крыс! - вздыхал господин Сувениров, рассматривая арестованное по его просьбе произведение монументального искусства, временно водруженное посередине таможенного ангара. - И что-то голое и беззащитное, как новорожденный крысеныш, шевелилось в его хвостатой душе.
   Вот и сегодня, прежде чем приступить к делам, владелец таможенного терминала, предварительно отключив мобильник, чтоб тот не прерывал своим писком процесс медитации, направился в тщательно охраняемый ангар, чтобы с утра засвидетельствовать почтение Крысославу, как он мысленно окрестил статуй. А заодно, попросить у него удачи в текущих крысиных делах. Выходя из кабинета, он с неудовольствием отметил, что секретарша Ксюша снова укоротила хвостик до совершенно неприличного размера, и недовольно поморщился. С укороченным хвостом Ксюша стала еще больше похожа на человеческую самку, которых Сувениров не жаловал, что служило поводом для разных грязных инсинуаций в человеческой прессе.
   С женщинами, вообще была беда! Некоторые из них чрезвычайно возбуждались при виде голого розового крысиного хвоста, от них было почти невозможно отделаться, более того, им было очень трудно заткнуть рты. До сих пор, только благодаря тому, что вся желтая пресса была крепко зажата в лапках крысиной диаспоры, удавалось избежать нежелательной огласки.
   - Впрочем, люди очень глупые существа, - подумал Крыс, - Они восприняли нас, как нечто неприятное, но естественное. Привядший венец творения грызут остренькие крысиные зубки, а эволюции хоть бы что!
   И тут Сувениров услышал, вернее, почувствовал материнский зов. Разумеется, зов доносился из заповедного ангара, куда и таможенник и поспешал, так что направления движения менять не пришлось. Однако, по мере приближения к ангару, передвигаться на двух ногах становилось все неудобнее, поэтому Крыс быстренько опустился на четыре лапки и припустил к ангару. Материнский зов, исходящий, несомненно, от истукана, возвращал мутанта в первозданное состояние, поэтому Крыс, по мере превращения в обычную крысу, выбросил мобильник, скинул неудобный человеческий костюм и обувь, оставив, однако, на себе пояс с кошельком, мимолетно удивился поредевшей шерстке на собственных боках, и побежал дальше уже, практически, в натуральном виде. Розоватый, покрытый редкой шерстью, возбужденно попискивающий. Обыкновенный Крыс!
   Нервно вздрагивая хвостом, он поднялся на задние лапки и, призвав на помощь остатки человеческого разума, набрал на панели замка заветный код.
   У растопыренных задних лап Крысослава расположились трое человеков, чем-то напоминающие охотников на привале. Между ними стояли бутылки с пивом, на расстеленном полиэтиленовом пакете громоздились ржавые останки вяленого леща. А меж задних лап Крысослава стоял небольшой приборчик, похожий на цифровую телекамеру, из которого и изливались в пространство щемящие, рвущие каждое истинное крысиное сердце звуки материнского зова.
   - Есть один, - радостно заорал Безяйчик, ловко хватая Сувенирова за хвост, и запинывая в большую железную клетку. - Ух, какой здоровый! Отожрался, грызун позорный! Ничего, ты у нас живо похудеешь!
   Последнее замечание относилось не только к Сувенирову, но и к его кошельку, который каким-то непонятным образом, оказался в руках братка.
   Сувениров хотел, было разразиться гневной тирадой, потребовать адвоката, на худой конец, но только жалобно запищал и принялся бессмысленно перебирать лапками по прочным стальным прутьям. Воздействие материнского зова напрочь лишало крыс возможности разговаривать по-человечески.
   - А что мы с ним делать будем? - спросил Иван-солдат. - Надо же, какая пакость!
   - Вообще-то, топить полагается, - неуверенно отозвался Мальчиш. - Только никому еще не удавалось перетопить всех крыс. Да и не наше это дело. Сейчас крысогон выключим, этот крендель маленько оклемается, подпишет таможенные бумажки, я его - за хвост и об угол. А мы забираем Медного Гоблина, и двигаем восвояси.
   Крыс в клетке горестно заверещал, заламывая лапки.
   - Понимает, зараза серая! - сказал Безяйчик и бросил в клетку рыбью голову. Накось, погрызи перед смертью!
   Добр, все-таки русский народ! И щедр.
   Между тем крысогон продолжал работать, заполняя обширную территорию таможенного терминала материнским зовом. Немногие оставшиеся сотрудники НИИ, ютившиеся в полуподвальном помещении, с удивлением и ужасом смотрели на новых хозяев жизни, торопливо срывающих с себя модные костюмы, опускающихся на четыре лапы и вприпрыжку бегущих в сторону металлического ангара с полукруглой крышей.
   - С чего бы это их так разобрало, а, Павел Викторович? - спросил пожилой мужчина, с удивлением разглядывая бегущих со всех лап по двору странных существ, отдаленно напоминающих руководящий состав и офисных работников таможенного терминала.
   - К кораблекрушению, наверное, Степаныч, - не оборачиваясь, отозвался второй. - Нам-то, какое дело, мы и так давно уже на дне, давайте лучше чай пить, вон и чайник вскипел.
   - Не скажите, - любопытный Степаныч задумчиво сощурился. - А ведь они в стендовый бегут, как бы чего не случилось.
   - Все, что могло случиться, уже случилось, все остальное - лишь наши иллюзии, не более того, - философски отозвался Павел Викторович, аккуратно опуская пакетики в кружки.
   - А не помните, в стендовом регрессивный генератор в рабочем состоянии? - не унимался Степаныч.
   - Зачем он теперь нужен этот генератор, - пожал плечами Павел Викторович и отхлебнул из чашки. - Эволюция и без него вспять повернула... За что боролись.... Впрочем, кажется, генератор должен работать, если крысы не сожрали изоляцию. Вы, кстати обратили внимание, что в нашем подвале крыс совсем нет?
   - Как же, они все наверху, - невнятно пробормотал Степаныч, включая рубильник на большом текстолитовом щите, - Вот и посмотрим сейчас, кто деградировал, а кто не очень.
   - Что вы делаете, - возмутился, было, его собеседник, но сник и махнул рукой, - А, будь что будет! Мне тоже иногда хочется посмотреть, от кого наши новые хозяева произошли, во всяком случае, мне кажется, что Господь Бог не имеет к их сотворению ни малейшего отношения! Давайте я вам помогу настроить рабочие режимы.
   И ученые склонились над пультом, совсем, как в былые времена.
  
   Между тем, Мальчиш, Безяйчик и Иван-солдат уже устали отбиваться от странных крысоподобных существ валом валивших со всех сторон и скапливающихся у подножья медного истукана в голохвостую азартно пищащую орду.
   Внезапно в углу ангара что-то электрически крякнуло и басовито загудело.
   - Линяем отсюда! - заорал Безяйчик, и ведомый безошибочным инсктинктом матерого правонарушителя, подхватил недопитую бутылку с пивом и бросился к дверям. Братва, оставив включенным крысогон, рванула за ним.
   - Вот сволочи, все ноги искусали! - сокрушенно сказал Мальчиш, рассматривая разлохмаченные штанины, теперь прививку делать придется. Тебе-то что! - он завистливо покосился на Ивана, обутого в высокие армейские ботинки. Как заранее знал.
   - Да я всегда так хожу, - начал, было, Иван, и тут в ангаре страшно и ярко полыхнуло неземной зеленью, и все стихло.
   - Пойти, что ли посмотреть? - неуверенно спросил солдат. - У нас же там прибор включенный остался.
   - Забудь! - махнул рукой Мальчиш. - ... с ним, с прибором!
   - Нет, братка ругаться будет, - ответил Иван и решительно шагнул к двери.
   Толпа странных существ исчезла. На бетонном полу валялось десятка два-три дымящихся крысиных трупиков. От крысогона остался обгорелый корпус, из которого жалко и беззащитно торчали какие-то проводки.
   Безяйчик с Мальчишем, вошедшие следом за Иваном в ангар ахнули.
   Идол несостоявшегося крысиного божества, изготовленный знаменитым мастером Ркацители по спецзаказу, Крысослав, он же Медный Гоблин, больше всего напоминал теперь бутылку от лимонада "Буратино", переночевавшую в пионерском костре.
   - Что я теперь Абдулле скажу? Он же нам предъяву по всей форме сделает, и будет прав! - ахнул Мальчиш.
   - Ничего, - бодро ответил Безяйчик. - Скажем, что это авангардизм и все такое, теперь это в моде.
   - Ладно, дома разберемся, - решил Мальчиш. - Ты, Сержант, посторожи тут маленько, а мы пойдем фуру поищем. Надо же этого чудака горелого как-то в Растюпинск переправить. Эх, сходили, называется, за зипунами!
   Безяйчик задумчиво посмотрел на медную соплю, свисающую с невнятного бугорка, бывшего некогда носом Медного Гоблина, осторожно потрогал собственный нос, высморкался, и поспешил следом за Мальчишем искать фуру.
  
   Пока Мальчиш с Безяйчиком отсутствовали, Иван-солдат поскучал немного у подножья монумента, потом от нечего делать и из врожденной любви к порядку прибрался в ангаре, то есть, сгреб в кучу обгорелые крысиные трупики и прикрыл куском черного полиэтилена, найденным здесь же. Полюбовался на свою работу - получилось неплохо. Чем-то это напоминало сцену из фильма про американских полицейских. Вот труп в черном мешке, вот молодец в камуфляже, недоставало только стройной, но внутри податливой блондинки с револьвером на боку. Или не блондинки. Но все равно, непременно стройной, и, конечно же, с револьвером. Поразмыслив немного, Иван решил, что, поскольку сам он, очевидно, принадлежал к белой расе, то ему, по канонам американского кино положена темненькая афроамериканка, и немного расстроился. Не то, чтобы он питал к негритянкам, или афроамериканкам какую-то неприязнь, а просто потому, что по-жизни предпочитал блондинок.
   Кроме того, Иван собрал десятка два кошельков и кошелечков, платиновых и золотых цепочек и прочей мелочи, вроде часов "Картье", а также несколько косметичек и пудрениц, валявшихся на полу - солдатская жизнь отучила его быть брезгливым - и теперь с любопытством рассматривал трофеи, удивляясь неизвестным доселе атрибутам быта очеловеченных крыс. Впрочем, всякие личные вещи его совершенно не интересовали, а найденные денежные знаки, которых было не так, чтобы очень много, он вытряхивал в общую кучку у левой пятки Медного Гоблина, почти, кстати, не пострадавшей. И то сказать, эти бумажки и раньше-то, по мнению Ивана, крысам были не очень-то нужны, а теперь и подавно.
   Когда и это занятие надоело, солдат сложил бледные доллары и цветные евро в пачки, и от нечего делать направился в полуподвальчик, в окнах которого горел желтый насморочный огонек. Там он целый час гонял чаи с обнаружившимися в подвальчике учеными, беседовал о жизни, и на прощание оставил им целую кучу крысиных долларов и евро, справедливо полагая, что, таким образом, если и не поспособствует восстановлению величия отечественной науки, то хоть несправедливость-то слегка исправит. И то ладно. Хотя, как это можно - слегка исправить несправедливость? Не знаете? Вот и я тоже, не знаю, хотя возражать против такого частичного действа не стану. Не имею на то никакого морального права, да и желания тоже.
   Ученые, кстати, получив, как они выразились, "долгожданную арендную плату" быстренько допили чаек и засобирались по домам, что было, как раз кстати. Так что на территории бывшего НИИ никого кроме Ивана не осталось. Вы спросите, а где же охрана таможенного терминала, или на худой конец, жалких остатков государственных секретов, куда все подевались?
   Могу сказать, что, скорее всего, охранники-крысы, по всей видимости, также подверглись воздействию регрессивного излучения, а значит, в лучшем случае, попрятались по темным углам. Если, конечно, вообще выжили. Ну, а что касается охранников-людей, то, надеюсь, они не упустили своего и неплохо прибарахлились за счет прежних хозяев, которых, надо сказать, и раньше меж собой иначе как крысюками не называли. Охранники, надо сказать, все видят и понимают. Просто помалкивают, работа у них такая.
   Итак, Иван сидел у подножья оплавленного истукана посреди совершенно пустого научно-исследовательского таможенного терминала, и подумывал о походе в ближайший киоск за пивом.
   Наконец в воротах показалась здоровенная открытая платформа, прицепленная к видавшему виды КАМАЗу. Следом за платформой вкатился раздолбанный автокран "Ивановец", а за автокраном - "Копейка - Ламбордини" с Мальчишем и Безяйчиком.
   - Грузим и сматываемся, - коротко приказал Мальчиш.
   Кран выпустил сизую струю вонючего дыма, взревел и нехотя въехал в ангар.
   Работяги, не обращая внимания на вопли Безяйчика, безжалостно зацепили Медного Гоблина крюками за выступающие детали и с профессиональными матюгами повалили на платформу.
   - Все, линяем, - Безяйчик устало закурил, потом деловито помочился на колесо тягача.
   - На счастье, - пояснил он, бросив бычок в лужу.
   - Прям-таки, Геракл Поверженный, - прокомментировал бригадир грузчиков, пересчитывая деньги. - Гордость Геракланума.
   Бригадир когда-то был известным археологом и теперь, познав радость свободного рыночного труда, не упускал возможности высказаться в духе прежней профессии, как выяснилось, теперь никому не нужной и бессмысленной. Имел право отвести душу, чего уж там!
   И автопоезд с лежащим на платформе ничком оплавленным истуканом, медленно, обдавая улицы черными вонючими выхлопами, пополз через Москву в сторону кольцевой дороги.
   Вот что, однако, странно. Ведь растюпинские ребята запросто вывезли из первопрестольной почти двадцать тонн первосортной меди, причем, вывезли прямо с территории таможенного терминала, не предъявляя представителям властей решительно никаких бумажек, даже долларов, и ничего! Тихо, как на затонувшем Титанике!
   Ивану даже обидно стало, что никто не интересуется, что же это за урода такого везут по улицам, почему и, главное - куда?
   Хотя, может быть, москвичи просто-напросто тихо радовались, про себя, естественно, что хотя бы одно бессмертное творение придворного монументалиста Ркацители покинет столичную территорию. Может быть, именно поэтому растюпинскую команду никто не задержал по дороге?
   Вряд - ли. Скорее всего сказывалось действие снадобья Яшки-сторожа, благодаря которому Мальчиш, Безяйчик и Сержант были для москвичей своими в доску, своими для прохожих, для милиции и для прочих обитателей столицы, исключая, конечно крыс и гастарбайтеров. Но крысам в данный момент было не до похищения какого-то медного идола. Крысы по всей Москве суетились и собирались в стаи. Некоторые для того, чтобы вступить в бой с неизвестно откуда взявшимися истребителями цивилизованного крысиного племени, а другие, наиболее очеловеченные - намереваясь отправиться в теплые края, уподобляясь неким бескрылым журавлям. Ужасная гибель сотрудников терминала уже получила огласку, а стало быть, на них, на крыс нашлась некая управа, что настораживало.
   Гастарбайтерам же до вывоза творения Ркацители вообще не было никакого дела, им бы самим впору удержаться в Москве, везут - и пускай везут. Значит надо. Так что, дорогу от Москвы до Растюпинска автопоезд преодолел медленно, но без приключений, а посему, не будем на этом моменте останавливаться и перенесемся на сутки вперед, прямо в гараж брата Даниила, конечный пункт следования многострадального Медного Гоблина, которому так и не было суждено стать Крысославом.
  
  
   Глава 13

Свои люди, сочтемся!

На первый-второй рассчитайсь!

Сборник цитат "Слово и дело"

   Сентябрьское утро красило нежным абрикотиновым цветом провинциальные заборы Растюпинска, когда Медный Гоблин и сопровождающие его физиономии прибыли, наконец, к месту временного содержания и реставрации неотгруженного заказчику шедевра монументального искусства.
   Несмотря на раннее утро, владелец гаража, Даниил совместно с потерявшим в очередной раз любовь, а вместе с ней заодно и и силу воли, братцем Василием предавались пьянству и печали. Обрусевший гремлин Бугивуг изо всех сил поддерживал братьев в этом исконно русском занятии, может быть, по природной склонности, а может - из чувства международной солидарности. Впрочем, какая тут солидарность, если за время проживания на свалке гремлин совершенно пропитался провинциальным духом и даже выучился играть на балалайке, которую искренне считал русским народным инструментом, с чем, однако, можно поспорить.
   Безусловно, балалайка уникальный инструмент. Прежде всего, ни у одного народа мира не существует инструментов треугольной формы, заметьте это, пожалуйста. Все струнные музыкальные инструменты по форме и сути своей женственны, а стало быть - округлы. А три струны? Даже у банджо, и то минимум четыре! Так что, балалайка является исключением из общего правила, что позволяет сделать некоторые далеко идущие выводы. Ну, скажем о том, что балалайка инструмент, безусловно, сакральный, о чем говорит наличие у него трех углов и трех струн, а во-вторых - вообще нечеловеческий. Скорее всего, этот инструмент был подброшен древним русичам некими таинственными пришельцами, с целью посмотреть, что из этого получится. С тех пор число "три" является священным числом русской, российской и даже россиянской цивилизаций. Судите сами - пьют у нас на троих, считают до трех и, хотя и говорят, что третий лишний, но на практике чаще звучит - третьим будешь?
   Но оставим лирические отступления, вернемся в гараж, где как раз пьют. Разумеется, на троих, и, разумеется, по серьезному поводу. А как же иначе? Пьют, играют на электрогуслях и наяривают на балалайке. Кстати, на балалайке именно наяривают, а не играют, то есть, если и играют, то с особой яростью, или, иногда бренчат.
   "Наяривать" и "ярость" - безусловно однокоренные слова. "Бренчать" тоже имеет сакральный смысл, слово это однокоренное со словом "бренность", вас это не наводит на мысли? Меня лично наводит, но я изо всех сил борюсь с всякими незваными наводчиками - что я им, зенитное орудие на танкоопасном направлении, что ли - и поэтому возвращаюсь в гараж братца Даниила, чтобы вместе с вернувшимися из похода на Москву братками, выяснить, наконец, по какому поводу развернулась эта явно внеплановая утренняя пьянка.
   Так что, просто примем к сведению, что этим утром на балалайке в авторемонтной мастерской яростно играли что-то невероятно бренное. Интересно с какого такого перепуга?
   Пока Мальчиш с Безяйчиком командовали маневрами довольно-таки большой автоколонны, привезшей Медного Гоблина в Растюпинск, то есть, фурой и автокраном, Иван подошел к распевающей печальные народные песни троице и сказал:
   - Ну, здорово, орлы! Чего это вы с утра так набрались?
   Орлы невнятно клекотнули в ответ и нестройно затянули:
   "Когда я на почте служил ямщиком,
   Был молод и ел я селёдку..."
   На этом месте Бугивуг ненадолго прервался, отложил свой яростно-бренный инструмент, пошарил вокруг себя мозолистой дланью, вытащил наполовину обглоданный селедочный хвост и стал его печально жевать.
   Пока он жевал, Даниил с Васькой успели сообщить от лица вскормленного селедкой ямщика, что:
   "И крепко же братцы в селенье одном,
   Любил я в ту пору девчонку..."
   Подробности любви ямщика и прекрасной селянки остались неизвестными широкой публике, потому что Бугивуг отбросил в сторону селедочный хвост и снова взялся за балалайку. Под душераздирающую трель русского сакрального инструмента он, пропустив пару-другую куплетов, потребовал от окружающих жалостливым ковбойским фальцетом:
   "Налейте, налейте скорее вина,
   Рассказывать нет больше мочи!"
   На этом песня закончилась, и нетрезвая троица выжидающе уставилась на Ивана.
   Иван сообразил, что братцы его, да и Бугивуг очевидно тоже находятся в крайне опасном состоянии, именуемом в России "недопоем". То есть, мировая скорбь полностью затопила их души и на этой скорби их, как бы, заклинило, то есть, для того, чтобы осознать все безобразие своего состояния, они с одной стороны были слишком трезвы, а с другой - наоборот.
   - Безяйчик! - воззвал Иван. - У нас выпить что-нибудь есть?
   - В бардачке, - коротко бросил Безяйчик, занятый застропливанием Медного Гоблина.
   Иван полез в бардачок "Копейки", выудил оттуда сначала пистолет Стечкина, а потом непочатую бутыль водки "Ямщик" с весело летящей птицей-тройкой на этикетке. Из этой бутылки он аккуратно отмерял три раза по полстакана и вручил автомеханикам.
   - Бум! - сказали Даниил, Васька и Бугивуг, и сдвинули стаканы. Бума, однако, не получилось, потому что стаканы были пластиковые и к бумканью непригодные.
   - За Санька! - почти трезвым голосом печально сказал Даниил, и все сосредоточенно выпили, старательно занюхав водку черными корочками и высохшими лещиными потрохами.
   - Ну, рассказывайте! - сурово потребовал Иван-солдат, уже чуя, что произошло что-то очень и очень нехорошее. Мальчиш с Безяйчиком тоже почувствовали, некую кривизну ситуации и теперь стояли рядом, настороженно сопя.
   - Санька замели! - Печально сообщил Василий и потянулся к "Ямщику".
   - Кто? - в один голос спросили Мальчиш с Безяйчиком.
   - Абдулла, террорист эльфийский, - сказал Василий. - Они, это... за бутылкой приехали, а Санёк нипочем не хотел из бутылки вылазить, все орал "Я в своем добром, не трожьте уроды ушастые..", и все такое... Ну, короче, его вместе с бутылкой и забрали. Абдулла сказал, что так даже лучше, будет у них одушевленный этот... ах ты факт!
   - Артефакт! - машинально поправил Мальчиш. - И когда это было?
   - Когда это было, когда это было, во сне - наяву...- затянул, было отудобивший после полустакана "Ямщика" Бугивуг, но сразу заткнулся и посмотрел на приехавших круглыми желтыми глазами.
   - На рассвете! - мрачно сообщил Даниил. - Абдулла еще сказал, что теперь вы в расчете.
   - А чего же он нас не дождался? - начал было Безяйчик, но Мальчиш не слушал его. Достав из кармана нечто, сильно смахивающее на раковину-беззубку, он раскрыл створки, приложил квакнувшее совершенно по-лягушачьи устройство, а может быть, существо к уху и заорал:
   - Абдулла, это, в натуре, беспредел, слышишь ты, пень горелый? Ты мне Санька верни, а то... Чего, чего, вон он твой статуй, только что привезли... Ну, ты, даешь! Ты чо, болотника что ль накурился? Очуху попей! Ладно, привезем, но поляна с тебя...
   Поговорив так минуты три, он с трудом оторвал вцепившееся створками в ухо устройство связи, сунул ему в усеянную мелкими зубами пасть батончик "Сникерса" и убрал в карман.
   - Накладка вышла, - пояснил он. - Дело такое...
   Оказывается фирма ООО "Мальчиш и Безяйчик, Керосин и сопутствующие товары" подрядилась поставить давнему и проверенному партнеру, похоронному товариществу ООО "Медный таз", одним из владельцев которого являлся известный в Междуземье и его окрестностях криминальный авторитет, черный эльф Абдулла, монументальную статую медного гоблина. Статуя была заказана и изготовлена в оговоренный срок известным на весь тот и этот свет скульптором-монументалистом Сиропом Ркацители, но, по известным причинам напрочь застряла на таможенном складе, откуда и была выручена Мальчишем и Безяйчиком при активной поддержке Ивана. Мальчиш, на сто процентов уверенный в успехе похода на Москву, заранее связался с Абдуллой и сообщил тому, что он может, наконец, забрать заказанное произведение искусства. Поскольку Медный Гоблин должен был открывать народный гоблинский праздник, день наступления половой зрелости у юных гоблинов, "Урукхай", Абдулла сильно торопился и в результате, будучи эльфом весьма далеким от искусства, вместо Медного Гоблина уволок на свой остров бутылку Клейна вместе с поселившимся в ней поэтом Саньком. А на таможни и прочие людские препоны черный эльф глубоко плевал. Он и не на такое плевал, с помощью магии, конечно. С помощью магии, знаете, как можно плюнуть? То-то же!
   - Таким образом, - заключил Мальчиш, - ничего не остается, как отправиться на этот чертов остров, отвезти туда настоящего Медного Гоблина и вернуть бутылку Клейна вместе с поэтом, разумеется. Без бутылки Клейна, развитие авторемонтного дела в Растюпинске никогда не достигнет того расцвета, как с бутылкой.
   - Хрен с ней, с бутылкой, Санька жалко, - заныл было Бугивуг, но на него никто не обратил внимания.
   - Как они в таком виде в зарубежную командировку поедут? - резонно спросил Безяйчик. - Они же лыка не вяжут!
   - Оклемаются. Кроме того, алкаши всего мира разговаривают на одном языке, так что, хоть с этим проблем не будет, - сурово сказал Мальчиш. - А мы покамест сопли у этого урода немного подберем, отполируем, и все будет ништяк. Засверкает, как новый мерин. Кроме того, Сержант наш вон стоит, трезвехонек! Штык-парень! А этот ковбой - он махнул рукой в сторону Бугивуга, - пока на хозяйстве останется. Рано ему по заграницам шастать. Тем более что у него и паспорта-то никакого нет.
   Бугивуг, впавший в элегическое настроение, горько усмехнулся, сгреб балалайку и заныл:
   "Эх, сирота я сирота, Эх, да плохо я оде-ета, никто замуж не берет девушку за это!"
   Через час объединенная команда братков и братцев-предпринимателей ползала по медному истукану с полировальными машинками, стараясь придать изваянию более или менее товарный вид. Нельзя сказать, что они очень уж преуспели в этом занятии, однако, в конце дня Иван последний раз прошелся шкуркой по громадной медной капле, свисающей с чресл Медного Гоблина и со знанием дела сказал:
   - Сойдет для сельской местности!
   Мальчиш скептически покосился на начищенные до блеска наплывы на животе монумента, потом посмотрел пониже, присвистнул и, наконец, сказал:
   - Может, в какой-нибудь стриптиз-клуб его продадим? А чего, у меня есть кореш, который стрип-клубом владеет. А Абдулле другого сделаем.
   - Не успеем, - сокрушенно отозвался Безяйчик. - У них же скоро этот... Урукхай! Давай уж какого есть отправим, авось никто ничего не заметит.
   - Как же, не заметят, - Мальчиш стукнул палкой по статуе. Медь отозвалась низким гулом. - Такое не спрячешь!
   - Оставь в покое мои яйца! - совершенно явственно произнес Медный Гоблин. - Тоже мне, извращенец выискался!
   - Санек! - радостно заорал мигом протрезвевший Бугивуг. - Где ты пропадал? Щас выпьем!
   - А вот и не Санек! - обиженно прогудел статуй. - Если хотите знать, меня Парфеном зовут. А для вас я и вовсе Парфен Ярвилович Утыкин.
   - А где Санек? - недоуменно спросил Бугивуг. - Куда Санек подевался?
   - Уехал Санек, - терпеливо объяснил Парфен. - К обеду просил не ждать.
   - Эх, Санек! - горько сказал Бугивуг. - А я-то на радостях даже слегка протрезвел! Теперь опять догонять придется.
   Между тем наиболее вменяемые члены этой разношерстной компании, наконец, решили выяснить, в чем дело.
   - Ты кто? - опасливо спросил истукана Безяйчик. - И откудова взялся?
   - Парфен я, - загудел Медный Гоблин. - Сколько можно одно и то же повторять. - Экие вы тупые, одно слово - электорат!
   - Мы поняли, что Парфен, - вкрадчиво сказал Мальчиш. Однако палкой тыкать больше не рискнул. - А что ты здесь делаешь?
   - Живу... То есть, вселился недавно, - Парфен, похоже, немного сконфузился. - Вижу - жилплощадь пустует, ну я и того... вселился. А что нельзя?
   - Да нет, почему же, - задумчиво протянул Мальчиш. - Только выселяться все равно придется, потому что отправится сейчас эта жилплощадь прямиком и без пересадок к черному эльфу Абдулле на остров Алаули, а там, может быть и еще куда подальше.
   - Это как же так? - возмутился Парфен. - Я, понимаете ли, в квартирке прибрался, одного крысиного дерьма выкинул знаете сколько? А вы мою законную жилплощадь на сторону продать хотите? Тоже мне, черные риэлтеры выискались! Ничего у вас не получится! Ну, скажите, и как вы собираетесь меня выселять? Омон вызовете? Ха-ха и еше много раз "Ха-ха"! Поняли ? Ну то-то же! Нет уж, господа хорошие, куда квартирка - туда и я.
   - Ну, как знаешь, - пожал плечами Мальчиш. - Только потом, когда тебе голых девственниц пачками в жертву приносить будут, не говори, что тебя не предупреждали. Лады?
   - Девственницы - это здорово! - восхитился Парфен и громыхнул причиндалами. - Если еще и девственниц давать будут забесплатно, то вам меня отсюда вообще вовек не выселить. Я ведь на чем прокололся-то? На девственницах, на них родимых! Понимаете, в детстве я был половым беспризорником...
   Тут Парфен хотел было поведать печальную историю о том, как из полового беспризорника выбился в мелкие, но вполне осязаемые политические деятели, а потом из-за козней завистников превратился и вовсе в духа бесплотного, и как от этого страдал, мучаясь эфирным воздержанием, но браткам, да и почти уже протрезвевшим братцам было не до него.
   Прямо на пустыре около гаража разверзлась клубящаяся изумрудным сумраком пасть эльфийского портала, из которого донесся хрипловатый голос эльфа Абдуллы:
   - Занасы, дарагой! Сматры только не покарябай!
   - Вот что, пацаны, - торопливо заговорил Мальчиш, бегая от не совсем трезвого Даниила к совсем нетрезвому Василию, а от них к трезвехонькому Ивану. Ну, точно, папаша, провожающий в армию непутевых детишек. - Портал работает только от нас к ним, а наоборот не пускает. Так что, вот вам на сигареты и пиво, и давайте следом. Бутылку свою обратно уж как-нибудь пердячим паром переправите. С Абдуллой побазарьте - он поможет. И мы тут тоже покумекаем, может транспорт какой подвернется, в общем, не бросим. Ну, пока, не прощаюсь...
   Оторопевшие от такого оборота дел братцы мигом оказались в портале вместе с Медным Гоблином Парфеном. Родимый город растаял в синей дымке, и только Парфен, соблюдая традиции, медно пробасил:
   - Поехали!
   - Бум! - донеслось со стороны гаража.
   И братья вдруг поняли, что та сторона стала "этой" и наоборот.
   - Добро пожаловать на наш веселый остров! - встретил их местный криминальный авторитет, черный эльф Абдулла.
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 14
   "Возьми назад свои тряпочки,
   Отдай мои куколки!"
   Из детства
  
   - Добро пожаловать на наш веселый остров! - первое, что услышали братья-предприниматели, когда вместе с Медным Гоблинов вывалились из эльфийского портала на задний двор всем известной фирмы "Медный таз".
   Пока Даниил, Иван и Василий щурились от непривычно яркого солнышка, да оглядывались по сторонам, кучка гоблинов-рабочих, кривоногих, узкоглазых и ушастых, одетых все как один в аккуратные синие, приятно гармонирующие с цветом зеленых рож, комбинезоны с изображением медного таза на груди и спине, споро ухватили монумент, рванули и выдернули из портала словно какую-нибудь репку. Оставшаяся дыра в пространстве еще немного покурилась, воняя торфяным дымком, да и пропала.
   Гоблины-работяги засуетились вокруг изваяния, заводя стропы и тали, потом бережно поставили истукана на попа и почтительно отошли в сторонку.
   Среди валяющихся в буйной тропической поросли бракованных, по большей части пластмассовых тазов, статуя смотрелась весьма и весьма внушительно.
   - Красавэц! - сказал одетый по случаю хорошей погоды в белые бермуды и нежно-розовую гавайку тощий остроухий тип, здорово смахивающий на международного террориста - черный эльф Абдулла. - А яйца-то как блестят! Джигит!
   - Зовите меня Парфеном! - бухнул истукан. - А где электорат?
   Черный эльф нисколько не удивился говорящему идолу, а напротив, благосклонно покивал патлатой, перетянутой шелковой банданой головой, и ответил:
   - Народ ждет! Только тебя сначала, как полагается воздвигнуть надо.
   - Воздвигай! - милостиво согласился Парфен. - А девственницы скоро будут?
   - Скоро, - уверил его Абдулла, и повернулся к сопровождающим лицам.
   Сопровождающие лица тем временем ошеломленно озирались по сторонам и немилосердно потели.
   - Вот что, уважаемые! - вежливо обратился к ним Абдулла, потом подумал немного и совершенно по-свойски спросил:
   - Пива хотите?
   Двоим уважаемым пива ох, как хотелось, честно говоря, пиво им было в такой ситуации совершенно необходимо, тем более что электроопохмел остался в далеком Растюпинске, да и третий уважаемый от пива не отказался бы. Абдулла щелкнул смуглыми татуированными пальцами, сверкнув перстнями, и две хорошеньких легкомысленно одетых эльфийки принесли несколько запотевших кувшинов.
   - Девственницы! - медно выдохнул бывший половой беспризорник Парфен.
   Одна из эльфиек хотела было сделать откровенно непристойный жест, но, посмотрев на радостно сияющего Парфена, неожиданно для самой себя смутилась и стыдливо позеленела.
   - Так вот, уважаемые, - Абдулла закурил тонкую черную сигариллу. - Скоро первый день Урукхая, так что вы как раз вовремя. Сейчас нашего медного дружка воздвигнут в положенном месте, так что здесь все в порядке. Но я хочу сделать вам небольшое предложение.
   - Какое? - спросил Даниил и сделал большой глоток пальмового пива.
   - Дело в том, что мне не хотелось бы расставаться с вашим прежним э-э... артефактом, с этим, как его, с Саньком. Конечно, ночной клуб "Урукхай" для него не самое подходящее место. Во-первых, он плохо влияет на посетителей, то есть заговаривает им зубы до того, что они уже и жевать-то не могут, а во-вторых, требует, чтобы каждый день его бутылку заполняли французским шампанским пополам с абсентом.
   - Так бутылка-то односторонняя, - удивился Даниил. - Ее же заполнить невозможно!
   - В том-то и дело! - огорченно всплеснул руками Абдулла. - Представляете, какие мы несем убытки? Но, будучи деловым человеком, я поразмыслил немного, и пришел к выводу, что вашего дружка вполне можно использовать в качестве оракула. Оракулы, кстати, сейчас в большом дефиците.
   - Так бутылка - это ведь еще и средство производства, - возразил Даниил. - Как же так, мы свою кормилицу-поилицу вам оставим, а сами по миру пойдем?
   - Зачэм идти, когда ехать можно! - с внезапно воротившимся акцентом воскликнул Абдулла, потом наклонился к уху Даниила и шепотом назвал сумму. - А бутылку вы себе еще сделаете, - уже вслух добавил он.
   - Так-то оно так, - задумался Даниил, - А Санек-то согласится?
   - Покажите мне такого поэта, который не мечтал бы стать оракулом или на худой конец пророком? - тонко усмехнулся черный эльф, переходя на нормальный деловой язык. - Конечно, согласится. Может быть, поломается немного для порядка, и согласится. Мы его пророчества отдельной книжкой издать пообещаем, пифий к нему приставим парочку помоложе да с ножками, и все такое.... Если уж очень упираться будет, так и гонорар посулим. Не бывает таких поэтов, чтобы от гонорара отказывались, уж вы мне поверьте!
   - Пожалуй, - согласился Даниил.
   - Ну, тогда милости прошу в офис для оформления договора! - заключил Абдулла. - Кстати, там у нас кондиционер работает, а то я смотрю, вы совсем запарились.
   По дороге в офис Абдулла, оказавшийся на редкость словоохотливым эльфом в законе, рассказал братцам о празднике половой зрелости у гоблинов, Урукхае, который в этом году проводился в одноименном ночном клубе, где и предполагалось воздвигнуть Медного Парфена и посетовал на небольшой спад в торговле ритуальными тазами. Кроме того ушлый эльф, порекомендовал несколько приятных местечек на острове, которые братцы должны были непременно посетить, чтобы потом всю жизнь не жалеть об упущенных возможностях.
   - А "Урукхай", это в честь кого, - поинтересовался Даниил. - Я вот тут смотрел один фильм, так там урукхаями звали особо злобных орков.
   - Великий Орк, Просвещенный Магарх Междуземья, который как раз отдыхает на нашем острове, милостиво позволил назвать ночной клуб своим родовым именем. Урукхаи - древний и оркский род, давший Медуземью великих воинов и Владык. Что касается злобности - это, конечно, полнейшая чушь, хотя истинные урукхаи и впрямь суровы, как и подобает вождям и героям, - церемонно ответил Абдулла. - А вообще, Великому наша драконовка понравилась. Я говорю, можно, Ваша Грозность, в честь вас культурный центр назвать, а он махнул пару кубков, крякнул, и отвечает - валяй! Он у нас хоть и суровый, но простой. В общем - просвещенный Магарх, ничего не скажешь.
   - А этот... праздник, - тоже в честь него?
   - Нет, это в честь его пращура, - Тот некогда прославился тем, что девственниц спасал. Пунктик у него такой был. Сегодня дюжину спасет, завтра - еще две дюжины. Подвижником был.
   - А от кого он их спасал? - спросил простодушный Васька-гусляр. - От драконов?
   - От девичьего томленья, - ответил Абдулла. - Ну, вот мы и пришли.
   В офисе чуть слышно шуршал кондиционер, длинноногая, раскосая эльфийка разговаривала по трем телефонам сразу, ухитряясь одновременно щелкать серебряными ноготками по клавиатуре черного ноутбука и улыбаться посетителям. В общем, контора, как контора, ничего особенного. Разве кожа у секретарши нежно травянистого цвета, да ведь в Москве и не такое, бывает, увидишь. И тату на щиколотках и бедрах самое простое - листочки да цветочки какие-то - провинция, одним словом. Столичные-то секретарши больше кабалистические знаки да прочие мистические закорявки предпочитают.
   Наконец, договор был подписан, деньги получены тут же, на месте, и компания отправилась в ночной клуб, чтобы переговорить с Саньком на предмет его работы оракулом, полюбоваться, как воздвигают Медного Парфена, ну, а заодно поужинать и поразвлечься.
   - Ушлый он тип, этот черный эльф, - негромко, так, чтобы Абдулла не услышал, пробурчал Даниил, устраиваясь на кожаном сиденье раритетного "Эльдорадо" нежно-салатового цвета. - А в книжках еще пишут, что эльфы все, как один, благородные существа!
   - Так благородные же, а не бескорыстные! - пожал плечами Василий. - Разные вещи. У нас бы он, наверное, продюсером работать пошел. Эй, давай в универмаг какой-нибудь заедем, купим себе что-нибудь летнее, а то жарко в нашем-то шматье.
   Только Иван промолчал. Нипочем ему была жара, да и пальмы-баобабы не впечатляли. Да и то сказать, что он тропиков не видел, что ли? Всякого нагляделся Иван-солдат за время своей службы и ничему не удивлялся. Только ухо востро держал.
   Кадиллак остановился у небольшого и явно недешевого бутика, торговавшего модной одеждой. Бутик, как скоро выяснилось, принадлежал тому же Абдулле, так что обслужили братьев по высшему разряду и, кстати, с очень приличными скидками. После чего Васька, облаченный в шорты цвета тропического урагана и майку популярного в этом сезоне покроя "торнадо", сообщил, что "Абдулла точно продюсер", потому что первое, что делает настоящий продюсер - это обеспечивает своим подопечным модный прикид.
   - А потом уже имеет их во все дырки! - весело заключил поднаторевший в шоу-бизнесе рок-гусляр, отчего Даниил с Иваном помрачнели и принялись оглядывать друг друга на предмет обнаружения в одежде нежелательных двусмысленностей.
   Впрочем, таковых, к счастью не нашлось.
   Даниил в мешковатых парусиновых штанах, в парусиновом же пиджаке на голое тело и сандалетах с круглыми дырками здорово смахивал на знатного шахтера эпохи развитого социализма, угодившего на отдых куда-нибудь в Ялту или Коктебель. Иван же и вовсе выбрал короткие штанцы защитного цвета с желтыми разводами и такую же безрукавку с множеством карманов и карманчиков. На ногах у него красовались болотного цвета кроссовки на шипованой подошве.
   - Мундирчик, конечно, не уставной, но сойдет, - сказал братец-солдат, попрыгал немного на месте, убедился, что ничего не брякает, и счел проблему летней экипировки закрытой.
   Выходя из бутика, они случайно обратили внимание на трех чем-то подозрительно знакомых типов, одухотворенно накачивавшихся пивом под зонтиком уличной забегаловки.
   - Глянь-ка! - Василий толкнул Ивана в бок. - Вон тот косолапый бугай, который с алебардой, по-моему, здорово на тебя смахивает?
   - Угу. Точь в точь я перед дембелем, - ответил Иван. - А вон тот, вертлявый шибздик с мохнатыми ногами - на тебя. - А вон тот - вылитый Данька, только зеленоватый какой-то.
   - Кто зеленоватый? Я что-ли? - так это у меня еще после вчерашнего, ничего, сейчас по пиву ударим, и все пройдет... - начал, было, Даниил, но, увидев своего двойника, озадаченно замолчал. Только и сказал:
   - Умеют ребята расслабиться, даром, что туземцы!
   К сожалению, времени рассматривать подозрительно похожих на них самих аборигенов, не было, потому что "Кадиллак" мягко тронулся и устремился к загородному ночному клубу "Урукхай".
   - Слышь, Дробила, а это не твой братан в Абдулловом "Кадиллаке" сейчас проехал? - спросил хоббит Василий порядком-таки уже набравшегося гнома.
   - Не-а! Сирота я, круглый... - прогудел пригорюнившийся Дробила, - Нету у нас таких братьёв, чтобы на "Кадиллаках" раскатывали. Давай лучше еще по одной, а то скоро на дежурство пора... - А вон тот, в бурмалиновой майке, кажись вылитый ты, это точно...
   - Скорее квадратный, - ехидно заметил задетый хоббит, окинув взглядом мощный торс гнома. - Факт, ты, Дробила, вылитый квадратный сирота!
   - Кончайте фигней маяться, - встрял Ватерпас, - вот лучше послушайте.... Тут я как схвачу свой верный карамультук, да как жахну! Полдракона сразу вдрызг, а другая половина, значит, на меня прёт...
   Так произошла первая встреча гоблинов и братцев, и произошла она на далеком острове, тамбуре между Междуземьем и нашим, таким неромантичным миром.. А где еще, по-вашему, она могла произойти? И случилось это, примерно за сутки до похищения Сенькой-горлумом раритетных челюстей Великого Орка.
   Тем временем, "Кадиллак" с принарядившимися в соответствии с местной модой братцами, выбрался из курортного городка, миновал пальмовую рощицу и устремился к красноватым холмам, у подножья одного из которых и располагался загородный ночной клуб "Урукхай".
   В клубе кипела работа. Еще бы! До наступления темноты, требовалось убрать с эстрады бутылку Клейна, с засевшим в ней поэтом, который, ухитрился-таки преобразовать шампанское с абсентом в эфирный аналог алкоголя. Теперь, крепко вдохновившийся Санёк держал одностороннюю круговую оборону, пугая гоблинов-рабочих, а заодно и прочий обслуживающий персонал клуба невнятными пророчествами. Исключение делалось для особ женского пола, которые из свойственного им любопытства спустились из своих комнат, посмотреть, что такое интересное происходит внизу. Полуодетым эльфийкам, оркессам и прочим дамам поэт немедленно предлагал порезвиться в эфире и приглашал в гости к себе в бутылку.
   - Сейчас я этих задранцев налажу, и мы с тобой, цыпуля, завертим бутылочку! - орал Санёк.
   Всем прочим он обещал скорую и бесславную погибель на свалке истории.
   - Санек, кончай разоряться! - обратился к нему Иван-солдат. - Ты своими воплями всю клиентуру распугаешь?
   - Ба! - заорал Санёк. - И вы тут ребята! А где же мой кореш Бугивуг?
   - Гараж остался сторожить, - объяснил Даниил-мастак. - Тебе как здесь, не скучно? Не надоело, в смысле?
   - Да как сказать, - отозвался поэт из бутылки. - С одной стороны, тут у меня, вроде, аудитория имеется, а с другой стороны, не та это аудитория, которая достойна настоящего поэта. Плохо, понимаешь, внемлют. Больше жрут и девок лапают. Одно слово, дикари, вроде новых русских. Да еще все время требуют, чтобы я спел про харю.
   - Ну и спел бы им про харю, - сказал Иван. - Чего тебе жалко что-ли? Публику требуется уважить.
   - Да сколько можно про харю-то петь! - возмутился поэт. - Все про харю, да про харю. Так настоящая поэзия и гибнет, одни хари остаются.
   - А что это за песня такая, про харю? - заинтересовался Василий. - Я много песен знаю, а про харю - ни одной. Может, споешь, так сказать, в порядке обмена опытом?
   - И ты туда же! - горько воскликнул поэт, и противным тоненьким голосом заорал:
   "Харю набила, харю набила, харю набила сорок семь раз!..."
   - Достаточно, - поспешно замахал руками музыкально чувствительный Василий, - про то, что было дальше, я знаю..."
   - Вот-вот! - поэт хлюпнул чем-то в своей бутылке, а потом сказал:
   - Поэт должен петь светло и яростно. Или наоборот, мрачно и величественно. А в этом гадюшнике настоящей поэзии не понимают. Сами они хари набитые!
   - А давай мы тебя отсюда заберем, - хитро сощурился Даниил. - Ты ведь не против?
   - Да... - замялся поэт, - В общем... Харя, она харей, да только климат здесь уж больно хороший, опять же, какая ни есть, а публика, а у вас в гараже и такой нет. Я уже перерос провинцию в творческом смысле, так что.... В общем, извини, браток, буду мучаться здесь. Авось через лет пятьдесят аборигены меня оценят, эволюционируют или просто привыкнут...
   - Так мы тебя отсюда никуда забирать не собираемся, - успокоил его Даниил. - Просто переедешь в отдельный офис, так сказать. Секретаршу тебе дадут, чтобы стихи записывала, или даже двух. Каждый год книгу будут издавать, а если поднапряжешься, то и каждый месяц. В общем, оракулом работать пойдешь?
   Поэт помолчал немного, вспоминая, что ему известно о профессии оракула, потом осторожно спросил:
   - А эти, секретарши, то есть, пифии, они же с когтями?
   - Все секретарши с когтями, - успокоил его Василий. - А вообще-то, ты, наверное, пифий с гарпиями перепутал. Вот, например, Кассандра, она, говорят, была очень даже ничего брюнеточка... или Бакбюк.
   - Мне надо, чтобы секретарш, то есть, пифий, было три, - сказал уже почти согласный поэт. - Блондинка, брюнетка и рыженькая. Как у Джубала Харшоу. А, кроме того, я собираюсь работать в три смены. И еще музу...
   - Должность музы может выполнять какая-нибудь секретарша, - посоветовал Иван. - А то, знаешь, если их слишком много, то так на одних колготках да прокладках разориться можно, не говоря уже обо всем остальном. Да и перессорятся твои музы с пифиями, что тогда делать будешь?
   - Ладно, насчет секретарш я потом лично разберусь, - сказал Санек. - В общем, братцы, считайте, что вы меня уговорили. Только, чтобы с каждого печатного экземпляра мне причиталось не меньше семи процентов, лады?
   - Лады! - сказал невесть откуда появившийся Абдулла. - Договорились. А теперь мы тебя переедем на новое место.
   - Ладно уж, грузите меня, только кантуйте поосторожней, - милостиво согласился Санек-оракул. - Прощайте, друзья, вот теперь я и в самом деле ухожу!
   И запел:
  
   "Там, где ходит ветер спать,
   Там, тра-та-та та-а-а-а-ам,
   Там, там ходит ветер спать,
   Трам, там та-та там..."
  
   Грузчики-гоблины ловко сковырнули поэта с эстрады, положили бутылку Клейна на бок, поволокли к выходу, умело погрузили на трейлер и увезли. И долго еще над горами и равнинами Междуземья разносилось пронзительное, полное неистовой веры в лучшее будущее этого мира, пение:
   "Дзивный естем свят..."
   Все-таки, Санек был настоящим поэтом!
  
   - Может быть зря мы так с ним? - сказал погрустневший Василий.
   - Ничего личного, просто бизнес, - пожал плечами Даниил. И Абдулла согласно кивнул.
   - Так у нас скоро копыта вырастут, - резюмировал Иван. - Хотя, я думаю, мы еще не раз услышим о Саньке.
   - Еще как услышите, и по телевизору увидите, и в кино, - успокоил расстроенных братцев деловой эльф. - Доброе дело сделали, предали поэта гласности, и еще переживают. Не понимаю я вас, кореша! Радоваться надо, а не грустить!
   - Все равно, как-то на душе погано стало, - Василий поежился. - Вроде как мы друга продали...
   - Прошу к столу! - перебил его Абдулла, стараясь как-то разрядить ситуацию, и широким жестом приглашая гостей к уставленному всем, что душа пожелает столу. - Выпьем же за неизбежный успех и громкую всемирную славу нашего общего кунака Санька!
  
   Тем временем к ночному клубу подкатила платформа с Медным Гоблином. Шустрые рабочие при помощи подъемного крана ловко установили Парфена на заранее подготовленный пьедестал посередине поляны у входа в ночной клуб, закрепили ступни анкерными болтами и с головой накрыли изваяние белым покрывалом. Из-под покрывала немедленно донесся недовольный голос:
   - Ноги освободите, сволочи. И тряпку с глаз уберите, а то не видно ничего.
   Абдулла извинился перед гостями и побежал улаживать конфликт. Братья, устав уже удивляться чему бы то ни было, понемногу выпивали и закусывали, а в это время со стороны монумента доносились невнятные возгласы.
   - А как я в народ сходить буду с пришпиленными ногами, ты подумал? И девочек зажал, сволочь немытая! Где девочки? Я тебя спрашиваю, чурек остроухий, зеленой плесенью покрытый?
   Ответов несчастного Абдуллы и вовсе не было слышно, но по размахиванию руками, чувствовалось, что на беду свою связавшийся с мелким российским политиканом эльфийский криминальный авторитет, долго сопротивляться не сможет, или, говоря попросту, "и раунда не выстоит". Тем более что, судя по всему, на празднике "Урукхай" без Медного Гоблина обойтись было нельзя, а вот без эльфа, тем более черного, очень даже можно.
   Наконец Абдулла с Парфеном договорились. Взмокший эльф наскоро опрокинул пару рюмок "драконовки горькой" и убежал по делам, оставив братьев дожидаться ночи и посоветовав ни в чем себе не отказывать, поскольку они почетные гости, и все такое...
   Братья посидели немного, потом погуляли вокруг клуба, окрестности которого напоминали насильственно облагороженную саванну, познакомились с местными барышнями, в общем, с толком провели время до полуночи, когда и начался великий гоблинский праздник "Урукхай".
  
  
  
   Глава 15
  
   "Сегодня праздник и всем быть пьяным,
   Сегодня праздник - звените стаканы!"
  
   "Раз, два, три - Урукхай!
   Раз, два, три - Урукхай!
   Почки бухнут, яйца пухнут
   У-рук-хай!"
   Междуземские народные песни
  
   - А где Ванька с Даниилом? - спросил Василий удивленно рассматривая высокую стройную эльфийку, протягивающую ему пузатый бокал с чем-то красно-бурым.
   - Васьюша! - нежно просвистела эльфийка, трогательно вытягивая трубочкой зеленоватые губы, - Выпей очуха, уже вечер, пора вставать. Мне надо работать.
   Васьюша не глядя, глотнул из бокала, скривился и принялся собирать разбросанную по комнате одежду. Очух подействовал практически мгновенно, не хуже электроопохмела, поэтому гусляр быстро собрался, отыскал под кроватью свои электрогусли и, чмокнув нечаянную подружку на прощание в оливковую щечку, вышел на балюстраду, опоясывающую ночной клуб "Урукхай" по периметру, где его уже ожидали вполне очухавшиеся к этому времени Даниил с Иваном.
   Фиолетово-лиловые тропические сумерки уже поглотили остров в Междуземье. На поляне перед парадным входом были расставлены белые пластмассовые столики за которыми сидели многочисленные гости клуба. Немного в стороне, чем-то похожие на юных пионеров перед принятием в комсомол или активистов демократических молодежных движений на выездном слете, топтались виновники торжества - юные гоблины из хороших семей, достигшие, наконец, половой зрелости.
   Над толпой молодежи, рассыпая трескучие искры, горели чадные факелы.
   Из саванны доносилось слитное уханье барабанов судьбы и торжественно-грозное пение:
   "Мы идем за Урукхаем,
   Ночь хоть выколи глаза..."
   - Знакомая мелодия! - встрепенулся Василий, перебросил гусли на грудь и ловко втерся в общее звучание, не нарушив, впрочем, ни гармонии, ни ритма, а, напротив, придав древней музыке разухабистое очарование кадрили, то есть, немного очеловечив.
   Тут же из темноты вывалился Абдулла, одетый в богато изукрашенную робу, кивнул братцам, одобрительно подмигнул Василию и увлек всю троицу к накрытому столику, расположенному неподалеку от ступней Медного Парфена. Усадив гостей, эльф махнул рукой официанту - низкорослому хоббиту в белом смокинге и босому, и скрылся в густой, как осьминожьи чернила темноте. Наверное, присоединился к другим эльфам, которым по правилам, официально присутствовать на Урукхае не полагалось, и даже более того - было весьма опасно. Поэтому эльфы наблюдали за праздником так сказать нелегально, то есть, на время официальной церемонии прикинувшись орками или другими уважаемыми представителями гоблинского народа. Конечно же, фальшивые клыки и накладные когти никого не могли обмануть, но, тем не менее, традиция, хотя бы формально была соблюдена. А это, знаете ли, самое главное.
   Тем временем, барабаны судьбы приблизились настолько, что, казалось, грохотали совсем рядом с местом проведения Урукхая, обозначенном горящими каким-то особо кровавым огнем факелами. Факелы, казалось, светили только внутрь поляны, все пространство снаружи словно исчезло, проглоченное ночью. Казалось участники и зрители предстоящего действа очутились внутри непрекращающегося мерно грохочущего обвала, из которого не было выхода наружу.
   Внезапно грохот умолк, но пространство отнюдь не разомкнулось, напротив, тишина отгородила поляну Урукхая от окружающего мира еще более плотной стеной. Василий озадаченно посмотрел на внезапно замолкшие электрогусли и на всякий случай пощелкал выключателем. Гусли молчали. Братья с ужасом обнаружили, что могут выпивать и закусывать, могут смотреть по сторонам, но не могут издать ни единого звука. Над их столиком сгустился из темноты и беззвучно вспыхнул бледно-кровавый, медленно сжимающийся и разжимающийся пузырь формой и размерами, похожий на человеческое сердце.
   Даниил молча показал братьям на другие столы. Над ними один за другим загорались большие и маленькие светящиеся фигуры. Над столами, где расположились орки, пульсировали темно-кровавые сгустки, над теми, где сидели хоббиты, горели небольшие голубоватые огоньки, кое-где пульсировали странные фиолетовые кольца и мохнато-зеленые клочья света - кто там сидел, рассмотреть не было возможности. Да, откровенно говоря, и страшновато было.
   Одновременно из постамента Медного Парфена выплеснулись разноцветные огненные языки, мгновенно сожравшие укрывавшую идола ткань. Схлестнувшись над макушкой истукана, огненные языки оторвались от постамента и сплелись в стремительно крутящееся кольцо цвета побежалости, повисшее наподобие нимба над ушами Медного Гоблина. Кольцо поднялось еще немного, вращаясь все быстрее и быстрее и замерло в пространстве, заключив идола в радужный стакан света, в котором, словно чаинки кружились и падали по спирали вниз лохмотья пепла, оставшиеся от сгоревшего покрывала.
   Братья аж рты раскрыли, увидев Медного Парфена во всей его языческой красе. И было от чего!
   Более всего сейчас бессмертное творение человеческого скульптора-монументалиста напоминало статую матроса на станции метро "Площадь революции". Только голого, хотя и не вполне. Обнаженные чресла Парфена были перепоясаны чудовищным патронташем из красной кожи, в ячейках которого располагались дюжины две крупнокалиберных патронов, торчащих, как бы, пулями вверх, что, в общем-то, не слишком противоречило революционным традициям.
   Тем временем в круге света появилась внушительная темная фигура, облаченная во что-то вроде древнеегипетского передника, тяжело сверкающего грубо коваными золотыми пластинами. Фигура подняла могучую руку, и сразу появился звук. Гусли загудели недоиграным остатком звона.
   - Великий Орк! - услышали братья чей-то выдох.
   - Слава Великому Орку! - грохнули гости так слитно, словно неделю перед этим репетировали в какой-нибудь оркской театральной студии.
   - Слава Великому Орку! - тоненько отозвались молодые гоблины из под своих скворчащих факелов.
   Великий Орк опустил руку и все замерли.
   Справа от Великого Орка обнаружилась шеренга тоненьких и темных женских фигур под покрывалами из пальмовой рогожи, а слева выстроилась такая же шеренга посвящаемых гоблинов с факелами в руках.
   Великий окинул собравшихся яростно горящим взглядом, воздел обе руки к небу и проревел:
   -Урукхай!
   И тотчас же из темноты справа выступила женщина, поднялась на пьедестал идола и выдернула из патронташа то, что братья сначала приняли за крупнокалиберный патрон. Держа это в одной руке, женщина взяла за руку молодого гоблина из левой шеренги и пропала с ним во мгле, засунув ненужный факел в освободившуюся ячейку патронташа.
   - Урукхай! - опять взревел Великий Орк.
   - Урукхай! - отозвался молодой басок из темноты.
   А справа и слева в круг света уже вступили другая женщина и другой гоблин, и опять Великий Орк взревел:
   -Урукхай!
   Так продолжалось до тех пор, пока патронташ на поясе Парфена не опустел, а вокруг талии идола не образовался целый пионерский костер из отчаянно сыплющих искрами гоблинских факелов.
   - Урукхай! - Ревели уже все собравшиеся. - Отдай огонь своей юности! Отдай! Отдай! Отдай!
   Объятый пламенем Парфен грозно возвестил на всю округу медным колокольным голосом:
   - Кончено!
   И официальная часть закончилась, Великий Орк шумно утер трудовой пот с широкого лба и, на ходу снимая церемониальный золотой передник, направился к отдельному столику, за которым его дожидался какой-то тощий, размалеванный с ног до головы светящимися полосами субъект. Среди гостей проворно забегали хоббиты-официанты, у ног истукана, на радость публике и Парфену, принялись извиваться и струиться профессиональные стриптизерщи-эльфийки. Из кустов стали выползать счастливые молодые гоблины со своими подружками, впервые использовавшие дарованную Урукхаем мужественность по назначению.
   - А с кем это там Великий Орк? - полюбопытствовал у пробегавшего мимо хоббита любознательный Василий.
   - Его Грозность изволят с Вождем Черных Карачунов беседовать! - шепотком объяснил хоббит. - Небось, опять пари держать будут, ох, и жулик же этот карачун, даром, что туземец! Но наш Великий по части выпивки покруче будет, так что, пары-другой жен вождь таки лишится. Ну да, у него их много, не обедняет!
   - Скажи-ка, любезный, а чего это здесь все по-русски разговаривают? - спросил официанта Даниил. - И Абдулла, и ты вот, и вообще все?
   - Как это, по-русски? - изумился в свою очередь хоббит. - Мы по-своему разговариваем, по-междуземски.
   - А кажется, что по-русски! - восхитился Иван. - До чего же похоже получается!
   - Так ведь Междуземье же за углом, мать твою гладь! - объяснил официант и почесал мохнатую щиколотку, торчащую из штанины с атласным лампасом. - Еще чего-нибудь желаете? Горячее заказывать будете?
   Тут у столика появилась широкая рожа, цвет которой распознать было невозможно из-за высокохудожественных татуировок, покрывавших все тело ее обладателя.
   - Спорим на жену, что тебе меня не перепить? - вежливо обратилась рожа к Даниилу, признав в нем старшего.
   - Нет у нас жен, - ответил за брата Иван. - Не на что нам спорить?
   - Возьми напрокат у кого-нибудь, и давай соревноваться! - не отставала рожа. - А то уважать не буду!
   - А ты кто, собственно такой? - спросил задетый Даниил. - Впервые он почувствовал себя неполноценным оттого, что был холост. Раньше все было с точностью наоборот.
   - Я - черный карачун! - гордо сказал черный карачун. - И у меня достаточно жен, чтобы одолжить тебе пару другую для спора. За деньги, конечно. Деньги-то у тебя есть?
   - Есть! - неосмотрительно вякнул Даниил, и сам об этом тут же пожалел, потому что карачун немедленно выволок невесть откуда пару зловеще раскрашенных созданий и подтолкнул их к столу. В хулиме он их прятал, что ли?
   Даниил, вздохнув, отделил от пачки несколько купюр и протянул их карачуна. На этот раз было видно, что все свое богатство карачун носит именно в хулиме, потому что купюры буквально канули в эту часть гардероба карачуна, представляющую собой не то продолговатую высушенную тыкву, не то кабачок, привязанный веревочками к талии.
   - Эх, не добрались, видно до вас еще русские туристы! - сказал Даниил. - Ну, давай, посмотрим, на что ты способен!
   - Брось, Данька, не заводись, зачем тебе лишние жены? - попытался образумить братца Иван.
   - Так ведь задарма же, - Даниил покосился на одолженных жен. - Вон какие ладные карачуночки, у нас в Растюпинске таких и не видывали.
   - Бесплатные дамочки бывают только в мужеловке, - назидательно промолвил Василий и принялся наигрывать на гуслях что-то безразлично-веселое.
   Несмотря на худобу, карачун, как выяснилось, был способен очень и очень на многое, но все-таки тягаться с природным россиянином, да еще уроженцем Растюпинска, по части потребления горячительных напитков, ему было рановато.
   Поэтому через пару часов Даниил оказался счастливым обладателем двух чумазых милашек, цвет кожи которых определить в темноте не представлялось возможным из-за толстого слоя смешанной с каким-то маслом разноцветной краски.
   - Н-да, похоже, продукция компании Лореаль де Пари не пользуется особой популярностью у карачунов, - прокомментировал Василий, разглядывая хихикающих красоток. - Сказано, не вкушайте плодов греха, не помыв их, как следует.
   Любезный, - окликнул он пробегавшего мимо хоббита. - А нет ли у вас при клубе сауны? Или бассейна?
   Любезный мотнул головой куда-то в сторону, вскинул на плечо поднос, уставленный тарелками и, сверкнув волосатыми пятками, ускакал в сторону столика Великого Орка.
   Даниил, пошатываясь, взял выигранных женушек под локотки и повлек в сторону бассейна, весело отражавшего огни разноцветных фейерверков, взметнувшихся как раз в этот момент над саванной.
   О, если бы братья знали, что простое купание в бассейне пары замурзанных черных карачунок, является для всего племени страшным оскорблением, караемым даже не смертью, а скармливаниям преступника тем самым женщинам, которых несчастный так неосмотрительно помыл, ну, и их немытым подружкам, разумеется. Так что, быть бы Даниилу поданным к дамскому столу с ананасом в зубах, если бы не природное везенье и заступничество Медного Пафена.
   Кстати, в отмытом виде карачуночки оказались стройненькими блондиночками ни дать, ни взять Мэрилинки в молодости, только гораздо натуральнее и аппетитнее. Между прочим, парадоксальность обычаев племени черных карачунов заключается еще и в том, что ценность свежевымытой женщины в племени многажды возрастает, а вот мойщик немедленно отправляется на кухню в качестве продукта.
   Но простодушный Даниил, разумеется, ничего не знал о местных традициях. Да и откуда ему было знать-то? О нравах и обычаях Черных Карачунов вообще никто ничего не знает, и не узнает, если конечно автору не взбредет в голову эти нравы описать, а ему, увы, пока что ничего подобного не взбродит. Хотя, может быть, зря. Хорошая глава могла бы получиться.
   В общем, когда протрезвевший Даниил вынырнул посередине бассейна, подобно некому левиафану, а за ним словно пара афродиток из благоухающей пены "Пальмолива" появились свежеотмытые красотки, водоем оказался оцеплен воинами племени, потрясающими здоровенными копьеметалками. Намерения у воинов были самые, что ни на есть серьезные.
   Даниил, подсмыкнув трусы, по дюралевой лесенке выбрался из бассейна и нос к носу столкнулся с вождем Черных Карачунов, прервавшим по такому случаю свой поединок с Великим Орком.
   - Миссионер! - провозгласил вождь и ткнул пальцем в грудь братца Даниила, едва не опрокинув того обратно в бассейн.
   Надо сказать, слово "миссионер" на языке карачунов эквивалентно слову "пища", а может быть просто "говядина", но это уже детали. Бедного Даниила немедленно схватили за руки и за ноги и поволокли в сторону здания клуба. Надо сказать, Черные Карачуны частенько пользовались котлами и электроплитами элитного клуба "Урукхай" для приготовления своих национальных блюд, особенно из скоропортящихся продуктов. Абдулла даже приветствовал такое сотрудничество, клубу это добавляло экзотики и таинственности, а главное в этом был экстрим! А какой богатый турист не любит безопасного экстрима?
   Когда процессия проходила мимо Медного Парфена, внутри последнего раздался недовольный гул, после чего страшный голос бывшего полового беспризорника произнес:
   - Немедленно отпустите маво слугу, а не то я вам все хулимы поотрываю, вместе с тем, что в них находится!
   Испуганные карачуны, среди которых, кстати, были и сияющие чистотой жены Даниила, замерли, но добычу тем не менее, не бросили.
   - Ослобоните, корешка моего, говорю! - заревел Парфен, и погасшие было факелы на его поясе, разом полыхнули страшно и гневно. - И девок этих сюда давайте, я их забираю!
   Тут орки и прочие благородные гоблины, включая заполучившую половую зрелость молодежь повскакивали из-за своих столов и с угрожающим ворчанием обступили карачунов. И случиться бы этой ночью смертоубийству, взаимному истреблению и обоюдному геноциду, если бы на поляну не выступили вождь племени в обнимку с Великим Орком.
   - Ну, чего расшумелись? - добродушно произнес вождь, обращаясь к воинам. - Али вина мало?
   Воины потоптались немного, потом выдавили из своих рядов давешнего Даниилового собутыльника-соревнователя, который, путаясь и время от времени порываясь рассказать неприличный анекдот, кое как прояснил ситуацию.
   - Ага, - мудрым голосом сказал вождь, слегка покачнулся и задумался.
   Поразмыслив немного и между делом осушив пару другую пламенных чаш с вином, бдительно следя, однако, чтобы Великий Орк не отставал, он, наконец, изрек:
   - Какая кара ожидает нечестивца, помывшего свою жену на глазах у всех, чтобы единолично ей воспользоваться?
   - А-ам! - выдохнула толпа.
   - А не единолично?
   Толпа замерла в ожидании мудрого слова.
   - А ежели человек не для себя, а ради символа старается? - вопросил Вождь. - Тогда как?
   - Какого-такого символа? - осторожно поинтересовались из толпы.
   - Вот он, великий символ мужества! - провозгласил Вождь. И указал на Парфена, точнее, на наиболее выдающуюся его часть.
   И орки, образовавшие вокруг карачунов оскаленное кольцо, дружно выдохнули:
   - Урукхай!
   Великий Орк, до этого пребывавший в состоянии легкого алкогольного ступора встрепенулся и проревел:
   - Урукхай форевер!
   - Такой человек в ночь урукхая неподсуден никому! - продолжал Вождь. - Но на следующий день он должен быть изловлен, приготовлен со всем тщанием, и подан на стол, согласно древним обычаям. А пока пусть ест, пьет и веселится! Я сказал!
   - А-ам! - взревела толпа.
   Само собой есть пить и веселиться Даниилу и остальным братьям как-то расхотелось, поэтому, бросив полный ненависти взгляд на двух плотоядных блондинок, эротично прильнувших к радостно гудящему Парфену, они направились искать Абдуллу, в надежде поскорее убраться из этого места. Пока кому-нибудь шибко умному не пришло в голову запереть Даниила, словно особо ценный продукт в холодильнике, чтобы не испортился раньше времени, или не сбежал.
   - Ну, как тебе семейная жизнь? - спросил Даниила Иван, когда они катили на взятых взаймы у Абдуллы велосипедах по дороге в сторону города. - Впечатляет, не правда ли?
   - А так всегда, - сообщил братьям Василий. - Как только женщина смоет с себя старые грехи, с твоей же помощью, так сразу же и норовит тебя же и слопать. Обычное дело!
   - Понимал бы что, мальчишка, - беззлобно отозвался отудобевший Даниил. - Сам-то холостой!
   - Потому и холостой, - ответил Василий, - И принялся негромко наигрывать на гуслях "Sweet Georgia Brown".
   Саванна сменилась тропическим лесом, вернее сказать, парком, над выглянувшим из-за пальм океаном поднялась утренняя глазунья солнца, когда братья, бросив ненужные теперь велосипеды на набережной, вступили в портовый квартал, в надежде попасть на какое-нибудь судно. Все равно, какое, лишь бы убраться подальше от всей этой изрядно поднадоевшей экзотики.
   - Надо бы какие-нибудь сувенирчики купить, - озабоченно сказал Василий, вышагивая по замусоренным улочкам портового квартала. - А то неудобно как-то возвращаться из загранкомандировки без сувениров.
   - Только сувенирчиков нам еще и не хватало! - откликнулся Даниил. - Тут чуть было самого, по косточкам не разобрали, а тебе всё сувенирчики!
   А Иван с запоздалым мужеством подумал, что, если дело дошло бы до потасовки, то неизвестно, кого подали бы на стол, Даньку или этого.... В общем, Иван, пытался сообразить, почему это он не затеял драку и не навалял этим карачунам как следует. Потом решил, что черт с ним, раз и так обошлось, а вообще, воздух здесь такой, расслабляющий. Одно слово - вестибюль Междуземья!
  
   Глава 16

"Краденому коню в зубы не тычут"

   Цыганская мудрость
  
  
   - Ба! Сувенирчики! - радостно воскликнул Васька-гусляр, заприметив тетку-лоточницу, разложившую свой товар на прилавке неподалеку от входа в какую-то подозрительную тратторию.
   Сувенирчики при ближайшем рассмотрении, оказались довольно необычными.
   - Чего это у вас? - не выдержал Даниил, поняв, наконец, что самостоятельно разгадать предназначение предметов престранного и непристойного вида, аккуратно, по ранжиру разложенных на лотке, никак не получится.
   - Чего, чего... - тетка повернула к братьям широкое лицо, недовольно зевнула и сказала:
   - Сам что ли не видишь? Товар!
   - Нам бы сувенирчиков! - радостно воскликнул Василий. - А то мы, понимаете ли, туристы, скоро домой, приедем, а похвастаться-то и нечем.
   - Извращенцы, что ли? - брезгливо спросила тетка. - Что-то не похоже. Ну, да ладно, мое-то какое дело. Выбирайте, да поскорее, а то мне спать пора.
   - А для чего это? - осторожно поинтересовался Иван и показал пальцем на нечто сморщенное и продолговатое.
   - Для охренения, - невежливо пояснила тетка и снова зевнула.
   Братья озадаченно замолчали и принялись внимательно изучать содержимое лотка. Наконец, Даниил, кажется, понял, что к чему, отвел Ивана с Васькой в сторонку и принялся объяснять непонятливым братцам, чем именно торгует неразговорчивая коммерсантка. Братья переглянулись и заржали.
   - Охренеть! - сказал Васька. - А может и впрямь купить парочку на сувениры? Для прикола?
   - Нет уж, ты свои попсовые замашки брось, - сказал Иван. - Мы неприличные сувениры не празднуем. А приколов таких, где хочешь сейчас полно, даже в нашем Растюпинске. Заприколили.
   - Послушайте, сударыня, - обратился Василий к торговке. - Дозвольте представиться, мы гости из далекой страны, приехали к вам сюда по важному делу и сейчас направляемся прямо домой. Не подскажете, где бы тут у вас разжиться парой-другой изделий местных народных промыслов. Попристойнее.
   - Чего? - сказала сударыня. - Так вам сувениры нужно? Пешками-матрешками у нас карачуны торгуют, к ним и обращайтесь.
   - Какие карачуны? - спросил на всякий случай Даниил, - Черные?
   - Черные, - кивнула тетка. - Белые все больше электроприборы ремонтируют, когда с гор спускаются, да еще туристов на гидропланах катают. Другие народные промыслы у белых карачунов еще не развились. Чего нет, того нет. Дикие они покамест.
   - А кроме как у черных карачунов, значит, ни у кого ничего не купишь? - Васька с надеждой посмотрел по сторонам. - А то у нас с этими черными карачунами неувязочка вышла... Кроме того, этих самых пешек-матрешек у нас, откровенно говоря, и дома хватает.
   - А другого у них ничего и нету, все остальное - сплошное табу - пояснила тетка и, убедившись, что продать странным туристам ни хрена не удастся, принялась понемногу сворачивать торговлю.
   И тут Василий почувствовал, как кто-то осторожно дернул его за штанину.
   - Мистер, - донеслось откуда-то снизу. - Мистер, сувенир нужен?
   Василий обернулся и обнаружил возле себя плюгавого типа, весьма потрепанной наружности. Тип заговорщицки подмигивал выпуклым лягушачьим глазом и тыкал зеленоватым пальцем свободной руки в синюю спортивную сумку, застегнутую на молнию. Неприятный был тип, чего там и говорить. Не вызывающий доверия.
   - Не подаем, - машинально ответил Василий, и попытался высвободить штанину.
   - Ну, чего там у тебя? - спросил Иван-солдат, тоже заметивший типа. В отличие от брата, он служил в десантных войсках, а не подвизался на стезе шоу-бизнеса и поэтому был не чужд гуманизма.
   - Не здесь, - проквакал тип и поманил братьев в сторону подозрительного подъезда.
   Братья переглянулись. В подъезд им не хотелось, хотя, с другой стороны, отказаться от предложения плюгавца, означало проявить робость, что им было совершенно не к лицу. Особенно, после прошедшей ночи. Иван первым сделал шаг к зияющему провалу подворотни, откуда явственно несло каким-то болотным и нечистым запахом. Мочой игуаньей, что ли? Одновременно солдат нащупал в кармане мелкую купюру, полагая, что типу всего-то и надо, что опохмелиться и рассчитывая на этом закончить уличное знакомство. С минимальными потерями, так сказать.
   Однако у Сенечки-горлума - а это был, конечно же, он - намерения были самые серьезные и, что для него нехарактерно, совершенно честные. Если, конечно, попытку продать свежеукраденные артефакты, можно считать честной. Дело в том, что похищенные из бунгало Великого Орка раритетные челюсти вели себя весьма беспокойно и даже опасно. Так при попытке выковырять алмазный зуб из Парадной Челюсти, Сенечка был натуральным образом укушен, и притом пребольно. И обруган вдобавок, причем всеми трофеями по очереди. Кроме того, все три комплекта зубов непрерывно скандалили и ругались на непонятном языке, так что, с точки зрения мелкого, но тертого уголовника, каковым Сенечка и являлся, беспокойную добычу следовало как можно скорее толкнуть каким-нибудь лохам, желательно заезжим. После полагалось залечь на дно в обнимку с парой другой бутылок Коки и обдумать сложившуюся ситуацию. Тем более что кураж прошлой ночи грозил обернуться крупными неприятностями. Это Сенечка чувствовал всей своей бледной, многажды спущенной шкурой.
   - Вота! - гордо, но с опаской сказал Сенечка, раздергивая молнию спортивной сумки до середины и позволяя потенциальным покупателям заглянуть внутрь. Челюсти, кстати, вели себя довольно прилично. Только Целовальная слегка скривилась и тихонько сказала Боевой:
   - Хам!
   - Вша мелкая, - согласилась Боевая. - Меж зубов проскакивает, не уцепишь.
   А Парадная и вовсе промолчала, дескать, много чести...
   Иван заглянул в сумку и слегка оторопел. Ему показалось, что слегка тронутая ржавчиной стальная штуковина, сильно смахивающая на медвежий капкан, заговорщицки улыбнулась и даже подмигнула. Хотя подмигивать ей было совершенно нечем.
   - Это что такое? - спросил Иван. - Капкан на тираннозавра?
   Сенечка почувствовал, что клиент заинтересовался, и закивал.
   - И на тираннозавра, и на дракончика можно сходить. Самохватный и самокусающий капкан. Редкость, между прочим. Такую штуковину так просто не купить, никто не продаст. Западло, то есть, табу! Посмотрите, какая работа, настоящее оркское железо, ему, этому капкану, уже столько тысяч лет, а он все кусается! Бери, начальник, не пожалеешь, недорого отдам.
   Иван сунул руку в сумку, извлек оттуда Древнюю Боевую Челюсть, гордость оркских воителей, тускло и грозно сверкнувшую черно-красным железом.
   Челюсть плотоядно оскалилась и командирским голосом рявкнула:
   - Равняйсь! Глаза на меня, гнумский помет! Я вас научу весело помирать!
   - Ишь ты, ругается! - восхитился Иван. - Точь в точь, как старшина в учебке, как бишь его звали? А, вспомнил, Несоленый!
   При этом его тренированной солдатское тело само собой встало по стойке "смирно", чуть было не уронив челюсть, однако, не уронило, а держало на сгибе левой руки, на манер гусарского кивера.
   - Тайваньская штучка? - полюбопытствовал между тем Василий, с некоторой опаской поглядывая на грозные зубы. - А я вот еще прикольную вещицу видел, такая сумочка, а из нее...
   - Заткнись, штафирка, - презрительно лязгнули железные зубы. - Смазка для сариссы!
   Василий замолчал и на всякий случай отступил в сторону.
   - Сколько за командира хочешь? - спросил Иван. Ему почему-то показалось совершенно необходимым не столько заполучить странный говорящий капкан, сколько отобрать его у этого мелкого урки. Словно бы боевого товарища из запоя вытащить или из плена, что, собственно, близко по сути.
   - Сто! - храбро сказал Сенечка и замер в вожделении.
   - На! - брезгливо бросил Иван-солдат и сунул в мокрую перепончатую лапку комок смятых купюр. - И вали отсюда, пока цел!
   Железная Боевая Челюсть на некоторое время успокоилась в солдатском ранце, утешившись тем, что на ее месте находились многие маршальские жезлы.
   Докучливый торговец сувенирами, однако, валить никуда не собирался. Правда, от Ивана старался держаться подальше, так, на всякий случай, но надежды распродать прочий товар не оставил и теперь переключился на Василия, как на самого молодого, а следовательно, легко поддающегося психологической обработке. В рекламных целях он извлек из сумки Серебряно-алую Целовальную Челюсть и принялся вертеть ее перед гусляром на манер куклы, надеваемой на ладонь. При этом Целовальная Челюсть невнятно шипела и норовила плюнуть горлуму в физиономию, в чем несколько раз преуспела.
   - У-у, зараза! - не выдержал Сенечка, когда особо удачный плевок повис на его остроконечном ухе, - Вот продам сутенерам, они тебе живо зубы пообломают!
   - Эй ты, кукольник фигов, - возмутился Васька. - Кончай дурью маяться. Что там у тебя, давай, кажи!
   Целовальная Челюсть вывернулась и окинула Василия серебристым томным взглядом. Хотя, по правде говоря, неизвестно, как у нее это получилось, но факт - окинула. Пухлые губы сложились сердечком и чмокнули воздух. Васька попятился.
   - Душка! - сказала челюсть хрипловатым контральто. - Оттянемся?
   - Это что еще за секс по телефону? - возмутился Василий.
   - Именно! - радостно нашелся Сенечка. - Это новейшая гонконгская разработка для секса по телефону. Представляете, сколько бабок она может принести предприимчивому человеку.
   - Фу, - сказала Челюсть. - Урод.
   - Любопытно, - заинтересовался Василий. - А что-нибудь еще она умеет?
   - Рисую, пою и пляшу, - скромно отозвалась Челюсть. - Насчет первого и последнего, я, конечно, погорячилась, а вот второе - истинная правда.
   - А ну спой! - потребовал Василий. - Как это ты споешь, у тебя же ни легких, ни прочего, чем поют. Даже ног нет!
   - Да уж, как умею, - скромно сказала Челюсть. - Только мне бы аккомпанемент желательно, а то я не всегда в тональность попадаю, если без аккомпанемента
   - Это запросто! - обрадовался Васька и перекинул электрогусли на грудь.
  
   "Unchain my heart
   Baby let me be..."
  
   Голосом Джо Кокера заблажила Целовальная Челюсть. И, надо сказать, так здорово у них с Васькой вдвоем получилось, что братьев дрожь пробрала. Даже Сенечка забыл на время про Коку и темные свои делишки и захотел чего-то напрочь забытого. Может быть любви?
   - Сколько? - трясущимися губами спросил Васька-гусляр. - Сколько ты хочешь, за это чудо, зараза ты этакая?
   - Нельзя же так, - плаксиво сказал горлум. - Мы же так не договаривались. Мне теперь полдня подлость восстанавливать, и цинизм понизился прямо до "не могу", меня же такого голыми руками возьмут! Мне же растрагиваться не полагается, я же хоть и мелкий, но злодей, все-таки... Забирай даром! Пользуйся, гад!
   Васька молча вытащил деньги и сунул их горлуму, который машинально зажал их в кулаке и двинулся, было прочь, позабыв и про бизнес, и про то, что с ним сделают гоблины, когда поймают. А в том, что поймают, он почему-то ни секунды не сомневался.
   - А ты собственно, какого пола? - между тем, спросил Васька у Целовальной Челюсти. - С одной стороны, вроде бы, женского, а с другой...
   - Я мужская часть женского пола! - гордо сказала Целовальная Челюсть. - Вообще, мужчина без частей женского пола вообще, не мужчина. Без рук, без ног и прочего. И без головы, кстати. Так, червяк ничтожный, член ползучий. Понятно?
   - Понятно! - ошалело ответил Василий. - Мне как-то до сих пор не приходил в голову такой взгляд на вещи, но, надо сказать...
   Что было надо сказать, так и осталось неизвестным, потому что из потрепанной спортивной сумки донесся бархатистый голос:
   - Господа, а что же вы про меня-то забыли?
   - Это еще что такое? - подал голос Даниил, который все это время молчал, наблюдая за братцами, так не вовремя возжаждавшими сувениров, но, не вмешиваясь из природной деликатности и любопытства. Тем более что ничего плохого не происходило, а только волшебное, а это, согласитесь, стоит того, чтобы позволить ему произойти. Хоть иногда.
   - Это я, - донесся из сумки немного смущенный, но донельзя приятный голос.- И не соблаговолите ли вы избавить меня от общества этого омерзительного типа, этого позора славного гоблинского рода? Поверьте, моя благодарность будет воистину безгранична!
   - Интересно, на кой она нам, эта благодарность, да еще безграничная, - пробормотал Даниил, - На одних таможенных пошлинах разоришься. А вслух сказал:
   - Да жалко, что ли! Эй, ты, как тебя там?
   - Сеня, - отозвался слегка восстановивший прыть горлум. - Я Сеня, и у меня кое-что осталось именно для вас.
   - Ну, так давай сюда, - невежливо бросил Даниил, которому страшно не хотелось покупать кота в мешке, точнее, нечто в спортивной сумке. - Сумку можешь оставить себе.
   Извлеченная из пропахшего Кокой нутра старой спортивной сумки Парадная Челюсть воссияла в старой подворотне подобно утренней звезде. Да что там звезде! Подобно целому созвездию!
   - Твои глазки, как алмазки! - только и смог сказать впечатлительный Василий, а практичный Даниил довольно хмыкнул и спрятал сокровище за пазуху, предварительно завернув в чистый носовой платок - хорошо, что таковой нашелся, а то неловко бы получилось.
   Ну, бывай, дружок, - ласково попрощался Даниил с горлумом, сунул ему дежурную сотню и слегка подтолкнул, чтобы нацелить в нужном направлении. - Остерегайся дурной компании, и все будет в порядке!
   Горлум почесал ушибленное место и потрусил по улочке в сторону бара "Голубой Павиан", где намеревался провести остаток дня в грусти и печали. На том месте, где у порядочных существ расположена душа, у него было погано. Словно некий нахальный гнум в кошелек помочился.
   - В общем, так, - сказал Даниил, когда братья уселись в портовом кабачке и собрались перевести дух и выпить по кружечке пивка. - По-моему, нам пора домой. Что-то этот рай мне начинает понемногу надоедать. Сувенирчиками мы запаслись, так что делать нам здесь решительно нечего. Да и жены мои нас, небось, уже обыскались. Слышите, к обеду звонят!
   И в самом деле. Со стороны города доносились недвусмысленные звуки боевых тамтамов и литавр Черных Карачунов.
   - А как мы отсюда выберемся? - резонно спросил Василий.
   - Хорошо бы еще знать, куда мы попали, - тоже резонно, хотя и с некоторым опозданием заметил Иван.
   - Чего тут гадать, в прихожую Междуземья, ясное дело! Вестибюль мира, так сказать, - объяснил Василий. Ему, как человеку творческому это было совершенно понятно.
   - Неважно куда мы попали и как, важно, как отсюда унести ноги и остальные части тела. Желательно в полном комплекте, - сказал Даниил. - Но вообще-то, я чувствую, что нынче день такой, что что-нибудь, да подвернется. В воздухе этакое что-то разлито... - Даниил пошевелил пальцами и дополнил:
   - Особенное! В общем, сейчас нам повезет или поплывет, а может быть, даже полетит.
   - Точно, прямо-таки, разлюли вы мои разлюли, - подтвердил Васка-гусляр.
   - Как же! - скептически буркнул Иван и принялся смотреть на зеленовато-синюю океанскую даль, волшебно вздыхающую за пальмами.
   Говорят, вдаль смотреть весьма полезно, и это - истинная правда, потому что скоро на горизонте появилась нестерпимо сверкающая белая точка, которая все росла и росла, пока не превратилась в самолет-амфибию Бе-220, совершивший лебединую посадку неподалеку от берега. Летающая лодка взревела моторами, гоня перед собой волну, двинулась к пляжу и выползла на него, явив взглядам ошеломленных путешественников черное разлапистое шасси. Наконец Бешка утвердилась на белоснежном коралловом песке, дверца пилотской кабины распахнулась, и оттуда вывалились Мальчиш. с Безяйчиком, одетые в шорты и татуировки. Ну и, естественно, в шлемофоны с темными очками.
   Братаны крутили головами, привыкая к местному тропическому великолепию, а может быть, высматривая что-то. Или кого-то.
   - Похоже, это за нами, - сказал Иван. - Пошли, парни, нечего рассиживаться.
   Братцы продрались через заросли каких-то пахучих растений и, отряхивая с себя пыльцу, увязая в мелком горячем песке, зашагали по пляжу к самолету.
   - Привет, - сказали Мальчиш с Безяйчиком. - как погуляли?
   - Да ничего себе, - отозвались братья. - А вас сюда, каким ветром? И где это вы такой клёвый лайнер раздобыли?
   - Нравится? - гордо спросил Мальчиш. - Нам тоже. Единственный экземпляр, уникальный, между прочим. Лебединая песня российского авиапрома. Прикупили по-случаю, тем более, что керосин у нас свой, сам понимаешь. Вот, обкатку делаем, а заодно и за вами залетели. Я же говорил, что все будет ништяк!
   - Хэллоу! - радостно заорал кто-то, вываливаясь из моторного кожуха, и на пляже возник Бугивуг во всей своей чумазой гремлинской красе. - Здорово здесь, прямо Гавайи, только лучше!
   - А на хозяйстве кто остался? - начал было Даниил, но гремлин только лапой махнул. Дескать, хозяйство хозяйством, а возможность полетать на таком самолете, упускать никак нельзя.
   В это время грохот боевых литавр и тамтамов выплеснулся на пляж, словно противоестественное цунами, налетевшее со стороны суши. Вопящая и размахивающая копьеметалками толпа Черных Карачунов, одетых в боевые хулимы захлестнула пляж, подобно полчищу тараканов-гастарбайтеров, получивших халявное гражданство в метрополии.
   - Кажется, вам пора, да и нам тоже, - озабоченно сказал Мальчиш, оценив сложившуюся ситуацию, и шустро полез в кабину. - Бугивуг, заводи!
   Гремлин кивнул и нырнул в ближайшую турбину.
   Компания дружно, но без паники погрузилась в самолет, турбины взвыли, амфибия задним ходом тяжело и неуклюже сползла в океан, развернулась и пошла на взлет, зачерпнув пожарным отсеком дюжину русалок легкого поведения, задремавший в полосе прибоя после трудовой ночи.
   - Домой, - одновременно выдохнули братья и братва, - Ну их, эти чудеса, хватит! Картошки с огурцами хочется.
   Хотя, по правде говоря, нельзя сказать чудесам "Ну вас!", это не только невежливо, но и неосмотрительно. Если кому-то так уж надоели чудеса, то пусть пошарит в карманах, выметет сусеки и выбросит за порог все, что ему кажется мусором. Но и тогда этот несчастный не застрахован от всяких штучек-дрючек. Разве что, душу выкинет за порог, тогда уж конечно - да, тогда никаких чудес. Но ведь скучно же, а братцы?

Конец второй части

  
  
  
  

Средисловие

   Что такое "Средисловие" и зачем оно нужно? Если "Предисловие" и "Послесловие" вполне законные части канонического литературного произведения, то почему бы, не быть и "Средисловию"? Тем более что данный, с позволения сказать, опус, ни в коем случае не претендует на роль канонического литературного произведения, потому что в нем "все не так". Герои возникают невесть откуда, то со свалок каких-нибудь выскакивают, а то и вовсе из мирового эфира. И если некоторые соблюдают хоть какие-то приличия, то другие появляются совершенно сами по себе, как, например, неизвестный поэт Санёк, или тот же старик Вынько-Засунько. Вот и ищи им место, сочиняй, какую ни есть сюжетную линию. А Мальчиш с Безяйчиком? Вылезли из своей керосиновой лавки, и теперь без них, ясное дело, не обойдешься. На то и братки, чего уж тут говорить!
   С другой стороны, жизнь сама по себе состоит из переплетения незаконченных историй, и в этом ее особая прелесть. Разве не замечательно, что провинциальный городок Растюпинск поддерживает тесные деловые контакты со сказочным Междуземьем? А шаманка, проживающая в Москве, разве это не реальный образ? Да, если хотите, наличие шаманки в столице факт более значительный, чем тусовочные похождения какого-нибудь занюханного телеведущего, только и умеющего, что морочить голову обывателям. У колдовства, знаете ли, здоровое начало, чего не скажешь о средствах массовой информации. Я бы сказал, что шаманство, ведовство и истинное кащейство имеют крепкие народные корни, а посему - непреходящи, в отличие от всяких модных штучек.
   Впрочем, автор, наконец-то отправил главных героев в Россию, где и совершатся последние события этого повествования. При этом, автор, как заботливый папаша, считающий, что все дочери должны быть пристроены, более или менее удачно распорядился и с второстепенными персонажами. Поэта пристроил в оракулы, где ему самое и место, мелкого политика Парфена определил в идолы, а старому склочнику презентовал танк. Правда, немного грустно, что прекрасная незнакомка на "Бентли" укатила неведомо куда, да с сотрудниками НИИ тоже не все ясно, ну да ладно. Незнакомка сама собой отыщется в третьей части и примет самое непосредственное участие в происходящих событиях. Может быть, даже, дело кончится свадьбой, хотя автор не сторонник крайних мер. У нас все-таки не ужастик, а так, легкая пантагрюэлька.
   Кстати. Чтобы читателю было понятно что к чему, поясняю:
   Средиземье и Междуземье - это совсем не одно и то же. Остров в океане - нечто вроде тамбура-переходника между нашим миром и Междуземьем. Таких тамбуров существует несколько, кроме того, в Междуземье можно попасть через многочисленные прорехи в порядком-таки износившихся стенках пространственно-временного континуума, имейте это на всякий случай в виду, и если очутитесь однажды среди каких-нибудь странных существ, не говорите потом, что вас не предупреждали. Хотя и в этом случае не торопитесь с выводами. Можеть быть вас просто замели в милицию.
   В общем, "Средисловие" это нечто вроде небольшой передышки посередине пути, возможности расслабиться и выпить рюмку-другую в придорожном кафе, пока водитель курит. И позади дорога, и впереди дорога, а посредине - маленький пятачок уюта и покоя. Вот как автор себе это представляет.
   Вот, пожалуй, и все Средисловие.
  
   Часть третья
  
   Русский и гоблин - братья навек!
   Глава 17
   " Кружится штурман вокруг маяка,
   Кружится штурман - земля далека,
   И говорит командир молодой:
   - Тра-та-та-та, полетели домой!"
   Полигонный фольклор
  
   "Мне мил дракон за самобытность
   И неиспорченность души!"
   Из дневника одной девицы
   Примерно через три месяца после того, как летающая лодка вспенила своим белоснежным брюхом темные, уже почти осенние воды речки Половойки, что протекала через Растюпинск, и подрулила к мосткам, у которых болтались полузатопленные ботники и пара стареньких "Казанок", в окрестностях городка появился дракон Огнехвост.
   Насчет летающей лодки доподлинно известно, что все ее пассажиры и экипаж благополучно попали домой и занялись своими делами и делишками, о которых автор поведает в свое время. Что же касается доставленных в пожарном отсеке междуземских тропических русалок, то они, проявив свойственную женщинам сообразительность, а именно - начав громко визжать - сумели-таки выбраться на волю, после чего разбрелись по квартирам состоятельных растюпинцев, отчего в городе резко возрос спрос на джакузи.
   Гоблины, однако же, несмотря на уникальные скоростные качества дракона, а вернее, именно благодаря им, изрядно задержались в пути, чего, кстати, поначалу совершенно не заметили. Все дело было в том, что Огнехвост по дороге в Россию решил проверить свои новые возможности, да и старые, заодно, тоже. И, пользуясь тем, что пассажиры задремали, вышел сначала в стратосферу, потом на околоземную орбиту, ну а там и вовсе провалился в подпространство, после чего вынырнул в открытом космосе где-то в районе Крабовидной Туманности.
   Спохватившись и ругая себя за легкомыслие, гибридный аэрокосмический дракон развернулся, поплутал немного среди звезд, потом нащупал-таки природным чутьем обратный курс и вскоре оказался на Земле-матушке, на которой, благодаря известным, но считающимся в определенных кругах сомнительными законам релятивистской механики, прошло аж целых три месяца или даже немного больше.
   - Ну что ж, пожалуй, пора будить пассажиров, - решил дракон, когда под крылом о чем-то запело теоретически зеленое, а сейчас щедро припудренное белым снегом, море тайги. - Ох, некрасиво получилось, но, авось, обойдется!
   - Что, уже прилетели? - спросил хоббит, разбуженный популярной песенкой про штурмана, который все кружился и кружился вокруг маяка. - Быстро, однако. Я бы, честно говоря, еще поспал.
   Остальные члены экспедиции тоже продрали глаза и теперь кряхтя и потягиваясь крутили головами, словно никак не могли сообразить, где это они очутились. Впрочем, так ведут себя большинство невыспавшихся пассажиров. И человеческих, и не очень.
   Огнехвост из пижонства, а, отчасти стремясь развеселить гоблинов и оттянуть момент, когда придется как-то объяснять опоздание, решил обставить свое появление на исторической родине своего хвоста с эпическим размахом. На подлете к первопрестольной, ему зачем-то приспичило проверить боеготовность войск противовоздушной обороны, для чего он долго и старательно утюжил район Целковского шоссе, в котором, как известно, расположены дачи и коттеджи столичной элиты. Элита, надо сказать, реагировала неадекватно. Дело происходило вечером, поэтому из различных клубов и казино время от времени выходили отдельные ее представители. Охолонуться на морозце после жарких объятий светской жизни. Некоторые, наиболее продвинутые из них, даже смотрели на небо. Увидев летящего на бреющем полете Огнехвоста, они конечно же решили, что в Подмосковье снимается первая серия отечественного фильма-блокбастера в жанре "фэнтэзи" "Властелин - малец" и, решив, что "в Голливуде-то компьютерные эффекты пошибче будут", напрочь потеряли к дракону интерес.
   - Мама моя огнедышащая! - расстроено пробормотал Огнехвост. - Это что же, у них ни одной ракеты не осталось, типа "земля-воздух"? Их же голыми руками брать можно!
   - А может быть они, того.... Всех победили? - предположил оптимистичный Дробила. _ Победили и все свое оружие разломали и повыбрасывали. Перековали на оралы. В знак доброй воли, так сказать.
   - Непохоже, - засомневался дракон. - Я когда летел - вниз посматривал. И вот что я скажу: Никак не похожа эта страна на победительницу, скорее наоборот.
   - Ну, тогда, наверное, их победили, - логично предположил Ватерпас.
   - А чего это они тогда празднуют? - резонно спросил молчавший до сих пор Старший Дознатец. - Чувствуете, чем здесь пахнет?
   - Капустой! Баблом и его опилками! Деньгами! - пискнул из свого угла Сенечка-горлум. - Я большие деньги даже через драконью шкуру чую. - А здесь не просто деньгами не просто пахнет, а прямо-таки разит, как дерьмом в драконьем логове!
   - Ну ты, полегче! - обиделся Огнехвост. - Драконы существа знаешь какие чистоплотные!
   - Отец, слышишь, пилит, а я отвожу, - процитировал хоббит.
   - Знаете что, братья-гоблины, - примирительно сказал Василий. - Это, наверное, все-таки победители празднуют.
   - Судя по всему, ты прав, - грустно согласился Огнехвост. - Победители празднуют, а остальные, которые побежденные, в темноте сидят. Во-он, на горизонте, почитай, редкий огонек светится, а тут прямо какой-то Ородруин. Гляньте, как пылает. Да кто же они такие, эти победители? Ведь какая страна была, я же задним умом крепок, все помню!
   - Может быть гнумы? - предположил Василий.
   При этом боевой гном Дробила стиснул рукоять трофейной дубинки, набычился и побагровел, но, однако, промолчал.
   А и что он мог возразить? Гнумы, это вам не благородные гномы, хотя, происхождение у них общее. Впрочем, гнумы родятся и среди эльфов, и среди хоббитов и, как это ни прискорбно, среди людей. Причем, среди людей родятся самые гнумные гнумы. Каким гнилым ветром их наносит - не знает никто. Но и среди людей и среди честных гоблинов они подобны ржавчине, разъедающей любую цивилизацию. Наиболее полно гнумы описаны в фундаментальном исследовании Панзутия Замурашкина "Плесень обитаемых миров", изданном в Междуземье ограниченным тиражом, к которому автор и отсылает любознательного читателя.
   - Дохнуть что ли? - задумчиво проревел Огнехвост. - Вот будет потеха, заодно и доброе дело сделаем. - Или лучше плюнуть?
   - Да ты что? - вскинулся осторожный хоббит, который, проработав столько лет дворецким, был не чужд дипломатии. - Тебе междумирная война нужна? Пусть человеки сами со своими гнумами разбираются, а у нас другие дела есть. Давай-ка лучше заходи на посадку.
   - На посадку, так на посадку, - отозвался дракон. - Я вообще-то, хотел как лучше, то есть, веселее, но если вы торопитесь, тогда ладно.
   Наконец, заложив вираж над вспухшим чудовищной россыпью огней муравейником столицы, Огнехвост захлопал крыльями и командирским голосом объявил:
   - Наш борт прибывает в аэропорт "Шереметьево-2", прошу приготовиться к таможенному досмотру.
   Так прямо и сказал.
   - Не надо в аэропорт, - спохватился хоббит. - Только встречи с таможней нам не хватало! Давай где-нибудь на поляночке сядем. Лады?
   - На поляночке, так на поляночке, - нехотя согласился Огнехвост. - Я-то хотел, чтобы все было по высшему разряду. - Но если вы настаиваете, пусть будет по-вашему.
   Дракон заложил вираж, попутно стряхнув с хвоста, поднятые, наконец-то по тревоге истребители-перехватчики, и пошел на снижение, выключив реактивные двигатели, после чего перестал рассматриваться силами противовоздушной обороны как вероятный противник, перейдя в разряд обыкновенных летучих тварей. Которые "пусть себе летают".
   Через несколько минут дракон-трансплант совершил мягкую посадку на заснеженном картофельном поле на окраине подстоличного Растюпинска, удивив, но, нисколько не напугав восхищенных этим зрелищем бомжей, среди которых нашлось несколько бывших ведущих инженеров-теплотехников, которые и не такое видали. Например, в Плесецке.
   Впрочем, бомжи были даже благодарны дракону, потому что на месте его приземления и последовавшего за ним старта можно было выкапывать из земли печеную картошку. Да и климат, надо сказать, слегка потеплел.
   - Ну вот, - облегченно сказал дракон, высаживая гоблинский десант на многострадальную землю матушки-России. - Вот вам и Россия. Дальше уж вы сами, а я, пожалуй, полечу на Камчатку, лавы хлебну. Грустно мне что-то. Никак из головы эти гнумы проклятые не идут.
   - Слушай, Огнехвост, - подозрительно спросил Василий, озадаченно глядя на заснеженный аграрно-индустриальный пейзаж, - По-моему, в России сейчас должен быть конец лета, или, в крайнем случае, ранняя осень. Ты, случаем, не заблудился?
   - Не-а... - засмущался дракон. - Не заблудился, только вот, увлекся маленько. Понимаете, ребята, пока вы спали, я тут полетал немного, и вот.... В общем, борт прибыл в пункт назначения с небольшим опозданием. Да вы не расстраивайтесь, в авиации это обычное дело.
   - С каким еще опозданием? - холодея от нехорошего предчувствия, спросил Старший Дознатец.
   А Дробила гукнул:
   - Давай, колись, стрекулист перепончатый!
   - Да вы же ничего даже и не заметили, - принялся юлить дракон. При этом он смущенно шаркнул лапой, вскрыв целый бурт печеной картошки. - Ну, месячишка эдак три-четыре, не больше. А для вас и вовсе пара часов прошло. Благодаря относительности. Так что, вы, почитай и не состарились!
   - Значит, так и умрем молодыми, - печально констатировал хоббит, почитывавший на досуге Эйнштейна, которого считал одним из лучших фантастов всех времен и народов. - Великий Орк нас теперь точно реликтовым крокодилам скормит. Зубки-то, тю-тю!
   - А может быть еще не тю-тю? - сказал склонный к оптимизму Ватерпас. - У тебя же молочный зуб Владыки имеется. Куда ты его подевал?
   - Я его в портсигар положил, чтобы не потерялся, - Василий вытащил из кармана металлическую коробочку и потряс ею. В коробочке что-то загремело.
   - Он же через железный портсигар кусаться не может! Он же еще молочный! - воскликнул умный Ватерпас. - Эх ты, а еще Старший Дознатец. Немедленно доставай и привяжи его куда-нибудь, к запястью, что ли.
   - Ай! - воскликнул хоббит, вытаскивая из портсигара путеводный молочный зуб Великого Орка. - Кусается!
   - Работает. Значит, не все потеряно! - сказал Дробила. - Найдем артефакты и сразу домой! А там видно будет.
   Только Сенечка молчал. Ему было холодно и страшно на этом неуютном белом поле, тем более что Кокой тут, похоже, и не пахло.
   Огнехвост между тем засунул лапу себе в хвост, пошурудил там немного и вытащил четыре кожаных летных комбинезона на собачьем меху. Не новых, конечно, но еще вполне приличных.
   - Вот, ребята, - смущенно сказал он. - Надевайте, а то замерзнете чего доброго. Вы уж простите меня, я, когда снова полетел, просто ошалел от счастья. А счастливым, как говорится, время по колено.
   - Ладно, чего уж там, - буркнули гоблины, залезая в комбинезоны и сразу сделавшись похожими на полярников. - Ты уж не убивайся, может быть, все не так уж и плохо. Смотри там, с лавой поосторожней, а то знаешь сколько порядочных существ гибнет от лавы да от водки?
   - Да ладно вам, - с показным равнодушием махнул крылом Огнехвост. - Драконы ведь практически бессмертны, чего мне сделается.
   - Многие так говорили, да не все нынче землю и небо топчут. Опять же, ты стюардессу хотел отыскать. А нахлебаешься лавы - на тебя ни одна порядочная стюардесса не посмотрит, - Дробила ободряюще ткнул дракона дубинкой в бок. - А ты ведь не хочешь один остаться?
   - Эх, знали бы вы, какие в былые времена из всяких там нежных принцесс драконши получались, не говорили бы так! Просто жуть! - ответил Дракон, однако, приободрился. - Ну, пока. Полетел я. Ежели чего - звоните!
   - Помним. Девяносто семь сорок, - хором откликнулись гоблины и зашагали в сторону светящегося редкими огоньками города.
   А с небес, затихая, доносилась разудалая песенка о космическом шкипере, отце своей команды:
   "Хэлло, шкипер, ты что дремлешь?
   Мигает на пульте сигнал - Взлет!
   И стоит ли помнить грешную Землю,
   Тем, кто на грешном небе живёт?"
   Глава 18
  
  
   Провинция, провинция,
   Скажи, с какой провинности
   Ты головой повинною
   Склонилась пред столицею?
  
   "Провинция, 1980г"
  
  
  
   Что может быть скучнее зимнего вечера на окраине провинциального Растюпинска? Разве что, зимняя ночь в том же Растюпинске? Да и то, вряд ли, потому что ночью порядочные люди, как правило, спят, а вечером - увы, бодрствуют. Именно таким, непроглядным и скучным зимним вечером гоблины вступили в провинциальный российский город. Каждый город начинается с окраины, как утро начинается с рассвета, но в данном случае рассветная символика была бы неуместна. Розовоперстая Аврора не ходит по вечерним окраинам города Растюпинска во избежание нежелательных происшествий, да и не сезон, так что, улочки были темны и пустынны. Только вдалеке светилось что-то промышленно-промтоварное. Похоже, что это были огни керосиновой фирмы Мальчиша и Безяйчика, к которым и направлялись гоблины-сыскари, направляемые легкими покусываниями путеводного молочного зуба Великого Орка.
   - Глянь-ка, натуральные эскимосы пожаловали, - воскликнул Мальчиш, с неохотой прерывая истребление монстров в виртуалке. - Или чукчи.
   В углу экрана, на фоне пышных реалий виртуального мира компьютерной стрелялки, убого маячил мутноватый квадратик окошка камеры наружного наблюдения, в котором показались четыре ковыляющие к дверям лавки фигуры не то действительно чукчей, не то еще кого-нибудь.
   - Да нет, все настоящие чукчи нынче по Лондонам гарцуют, да в столице порядок наводят - возразил Безяйчик, доставая из-под стола АК-47. Любил он всякую оружейную старину и толк в ней знал.
   - Я вот не помню, это кто написал "Все чукчи в гости будут к нам...", англичанин или русский? - задумчиво протянул Мальчиш.
   - Русский афроамериканец, - пояснил литературно подкованный Безяйчик. - И не чукчи, а флаги! Чему только тебя, Мальчиш, в университете Патрица Лумумбы учили!
   - Не-а, - Мальчиш аккуратно состыковал половинки гранатомета РПГ-29 "Вампир", полюбовался своей работой и поставил готовую к употреблению трубу в уголок. На всякий случай. - Про флаги - это Александр Сергеевич, какой же он афроамериканец, нормальный русский арап, а про чукчей - это...
   - Кончаем флудить, - оборвал его Безяйчик. - Как, сразу мочить будем, или сначала спросим, зачем пожаловали? Может быть, зря мы охрану на каникулы распустили?
   - Давай все-таки спросим. - Мальчиш снял с предохранителя пистолет-пулемет "Каштан". В отличие от партнера, он отдавал предпочтение современным образцам вооружения. - Сказано же, гость в дом нам не в лом! И охрана не на каникулах, а на курсах повышения квалификации. Менеджмент без оружия повышают. Слабовато пока у нас в России с менеджментом. Особенно, если без оружия.
   - Кто вы такие, - гаркнул Безяйчик в переговорное устройство и откатился в офисном кресле на колесиках с линии огня. На всякий случай. Мальчиш в это время взял на прицел окно. За стальную дверь и аршинной толщины стены братва не беспокоилась. Купец Скороделов строил на совесть. И на страх тоже.
   - Мы из Междуземья, в командировку, - раздался из-за двери голос хоббита. - Впустите нас, а то уж очень холодно!
   - От Абдуллы, что ли? - недоверчиво спросил Мальчиш, но пистолет-пулемет не опустил.
   - От Великого Орка, - утвердительно гукнули под дверью. - От Урукхая!
   - Безяйчик, мы Урукхая знаем? - спросил Мальчиш. - Вроде я про такого пахана, что-то слышал, только не припомню что.
   - А это тот, которому мы Медного Гоблина впарили, - объяснил Безяйчик. - В законе он, и, между прочим, и в большом. Абдулла его очень уважает, и даже, по-моему, побаивается. Только, Абдулла говорил, что пахан Медным Гоблином дюже доволен остался, так что к нам предъявы быть не должно. Все нормалёк.
   - А.... Ну, тогда заходите по одному, - скомандовал Мальчиш, и бронированная дверь в керосиновую лавку сдвинулась ровно настолько, насколько нужно. Дохнуло морозом, и гоблины по одному вошли в пропахшее горюче-смазочными материалами помещение фирмы Мальчиша и Безяйчика.
   - С чем пожаловали? - спросил вошедших Мальчиш, небрежно положив автомат на стол и с любопытством рассматривая вошедших. - Чего это вы какие зеленые?
   - От холода. Здрассте. Мы по делу, - отстучал зубами хоббит. - Понимаете, вот этот шпендрик - он ткнул пальцем в Сенечку, - украл у нашего начальника кое-что, в количестве трех экземпляров и продал вашим ребятам, а нас послали вернуть. Если не вернем, нас, как пить дать, реликтовым крокодилам скормят.
   - Здрассте, - отозвался Безяйчик. - А что, разве крокодилы жрут мороженых лягушек? Вот не знал. Кого-то вы мне, парни, напоминаете. Только вот никак вспомнить не могу! Так кто, говорите, вас послал?
   А Мальчиш переводил взгляд с монитора компьютера на вошедших и обратно, словно сравнивая, потом обрадовано ухмыльнулся, сунул АК-47 в корзину для бумаг и сказал:
   - Слышь, Безяйчик, а ведь это к нам гоблины пожаловали! Гадом буду, в натуре! Эй, братва, гоблины водку пьют?
   - Гоблины водку пьют, - отозвался слегка оттаявший Ватерпас. - "Драконовку", "Ушаковку", "Эльфийскую стоеросовую", "Черную карачунку", "Белую карачунку", "Сауроновку", "Саруманку"...
   - "Итильское крепкое", - пискнул из груды мехов Сенечка.
   Ватерпас покосился на горлума и приготовился продолжить перечислять сорта водки, которую с удовольствием и пользой для здоровья пьют гоблины, но Мальчиш прервал его:
   - А "Гжелку?
   - И "Гжелку"! - радостным хором отозвались гоблины. - После "Гжелки" такие файерболы изо рта вылетают - любо-дорого посмотреть!
   - Ну, тогда порядок, - констатировал Мальчиш, и вытащил из под офисного стола ящик водки. - Вот, не паленая! Натуральная "Гжелка"! Плата за аренду нашей крыши. Безяйчик, позови-ка Люсенду, хватит ей по серверам знакомств шастать, пусть потрудится немного, на стол соберет и сообразит насчет закуси.
   В комнату вошло, точнее вплыло, соблазнительное длинноволосое существо женского пола, одетое по последней секретарской моде. То есть, слегка и вдребезги. Эти дребезги обходились партнерам по керосиновому бизнесу в кругленькую сумму ежемесячно, но по части охмурения клиентов Люсенде не было равных, так что дело того стоило. Существо грациозно повело страстным чешуйчатым бедром и недовольно спросило:
   - Ну, чего еще?
   - Люсенда! - ахнул Сенечка-Горлум, узнав старую боевую партнершу. - Ну, ты даешь, подруга!
   - Не всем! - отрезала Люсенда, потом присмотрелась повнимательней, и ахнула: - Ах ты, гаденыш! И здесь меня нашел!
   Конечно же, Люсенда оказалась в числе тех самых русалок, которых зачерпнул Бе-220, взлетая из полосы прибой в Междуземье. В отличие от своих подруг, она быстро сориентировалась в новых реалиях, и устроилась работать секретаршей в фирму Малыша и Безяйчика. Нашла себя женщина! И то сказать, кем она была на своей исторической родине? То-то же!
   Старая дружба, равно, как старая любовь и ненависть, не ржавеют ни от крови, ни от соленой воды. Кроме того, эти чувства со временем перетекают друг в друга, совершая некий круговорот с трудно определяемой цикличностью. Но в данный момент отношения Люсенды и Сенечки плавали где-то в районе безразличной дружбы, так что встреча в целом получилась безболезненной и даже милой.
   Встреча со старым дружком не помешала Люсенде умело и споро накрыть расставить по столу всяческие рюмки, стаканы и закуски. Когда же Сенечка, поймав русалку за край мини-юбки, стыдливо попросил стаканчик Коки, та молча показала ему сначала кулак, а потом кукиш. Сенечка покорно вздохнул и налил себе минеральной воды.
   - В общем, так, - сказал Мальчиш, - когда было выпито за хозяев, за гостей и за дружбу народов, так что за столом установилась теплая дружеская атмосфера. - Артефакты ваши здесь в России. У Даньки-умельца, Ивана-сержанта и Васьки-гусляра. А братья сейчас в столице. По правде говоря, как они с этими штуками связались - все наперекосяк пошло, а раньше нормальными пацанами были. Мастерская у них, правда, работает, там теперь гремлин Бугивуг всем заправляет, а сами братцы как заполучили новые зубы, так сразу и рванули в столицу. Прямо скажу, добраться до них там будет непросто.
   Мальчиш уцепил с тарелки кусок красной рыбы, прожевал его, сощурился и, с удовлетворением отметив, что гости внимают, продолжил:
   - Данька, тот в политику пошел, собственную команду организовал "Умелая Россия", речи толкает - будь здоров. Изобретать, правда, перестал. Прямо так туда - Мальчиш многозначительно ткнул пальцем в сводчатый потолок лабаза купца Скороделова - и прет! А допрет - тогда его и вовсе не достать.
   Ванька-Сержант все больше олигархов пугает, задолбал уже всех. Они его страсть как боятся, поседели бедные все, как один, ни в Лондоне от него не спрятаться, нигде! Уж бедные олигархи и про футбол позабыли, вместо яхт и эксклюзивных тачек авианосцы, танки да истребители для Российской Армии покупают, а он все не унимается. Теперь требует, чтобы они детишек в армию отдавали служить. Его по телевизору уже два раза тараканищем обозвали!
   - А этот... Гусляр? - осторожно спросил хоббит, разомлевший было от близости Люсенды, эротично расположившейся на подлокотнике его кресла. - Он что, тоже кого-то пугает?
   - Да как же! - воскликнул Безяйчик. - У него рок-группа "Страстный зуб". Он всю попсу почитай перевел! История, она вообще повторяется, а Разины да Пугачевы в России завсегда плохо кончали. То в железную клетку их сажают на потеху публике, то по Волге на плотах в голом виде сплавляют! В общем, навел шороху! Теперь в России под фанеру петь да ногами бестолково дрыгать - себе дороже! А что он с голубыми сделал - даже мне жалко стало!
   - Что? - заинтересованно спросил Сенечка, не чуждый в прошлом масс-культуре.
   - Он их нормально сориентировал! - страшным голосом сообщил Безяйчик. - Теперь у них семьи, дети и все такое! А тех, кто сопротивлялся - отправил к крысам на перевоспитание. Сказал, что ему все равно, что с крысами будет. Теперь крысы в России размножаться перестали. Вот потеха!
   Старший Дознатец, разомлевший от близости секретарши-русалки, "Гжелки" и приятного общества, только кивал. Задача отъема челюстей у братцев отступила куда-то вдаль. Утро, как известно, значительно мудренее вечера, и, тем более, ночи. Ведь утром все, что ночью кажется таким простым и ясным, предстает перед нами в своем истинном обличье, мудрёном и загадочном. Но до утра было, хвала Гэндальфу, далеко, и поэтому хоббит слегка расслабился. Углядев за стеллажом с образцами продукции керосиновой фирмы потрепанную гитару, он выпростался из Люсендиных объятий, проковылял к инструменту, подстроил на хоббитанский манер, посетовав, что струн всего шесть, а не девять, и провозгласил:
   - Желаю исполнить романс.
   - Валяй! - милостиво разрешила Люсенда, - А то одни разговоры, скучно.
   - Романс! - объявил дворецкий. - И запел:
  
   "Если женщину нежно не трогать,
   Если женщину пылко не лапать,
   То завянет она до срока,
   То погаснет она, как лампа!
  
   Так что, парень, не будь дуралеем,
   И смелее, смелее, смелее!"
  
   "И смелее, смелее, смелее!" - хором подхватила компания.
   Как бывает всегда, поле того, как кто-то рискнул спеть, желание петь появляется и у всех остальных. Безяйчик вежливо отобрал у хоббита гитару, попробовал строй, выпил рюмку "Гжелки", неожиданно ловко взял несколько блюзовых аккордов и сказал: - Знаете ли вы, что такое блюз? Блюз - это когда человек разговаривает с Богом за стаканчиком хорошего вина, а тот его слушает. Вот что такое блюз! После чего хрипловато запел:
  
   "Когда возвращаешься поздно,
   И день одевается в черное,
   Сквозь дождь и оконные слезы
   Приходит маленький чертик.
  
   - Маленький черный чертик,
   Выпьем бутылочку эля,
   Ну что ты сегодня черного
   Мне и другим сделал?
   Чертик закурит устало -
   Дует, прикрой-ка двери,
   Плохо, что очень мало
   Черному цвету верят.
  
   - Маленький черный чертик,
   Гость мой ночной непрошенный,
   Ну что же хорошего в черном,
   В черном что же хорошего?
  
   Он усмехнется - А впрочем,
   Люди немногое знают.
   Добрые черны ночи,
   Белые снеги тают...
   Я вот, как видишь, чертик,
   А ничего, не плачут,
   Самое чистое - черное,
   Сколько его не пачкай.
  
   Выпьем всю ночь до капли,
   Что нам с тобой рассветы!
   Черти, ты знаешь, не так ли?
   Пьяницы и поэты!"
  
   - Спиши слова, а аккорды я уже почти запомнил, - попросил хоббит Безяйчика. Я эту песню Панзутию покажу, он у нас всевозможный фольклор собирает. Да и имп у него страсть, какой черный. Прямо, как в этой песне, и тоже все время лезет, куда не просят.
   Гитара, между тем, каким-то образом перекочевала к Мальчишу, который пощипал струны, потом склонил голову на плечо, грохнул по басам, и с чувством заорал на манер Мика Джаггера:
  
   Что за трезвон в такую рань,
   Звон вёдер, крики баб?
   Горит соседний ресторан,
   По-нашему - кабак.
  
   Как часто я мечтал о том,
   Чтоб он, подлец, сгорел,
   Казанской стоя сиротой
   У запертых дверей.
  
   И вылетая головой
   Из отпертой двери,
   Как я мечтал, чтоб его
   Разбил метеорит!
  
   Как часто мимо проходя,
   Раскаяньем томим,
   Я горько думал - чтоб тебя
   Развеяло, как дым!
  
   Так почему же я не рад?
   И понял я, - а ведь
   Кабак всегда горит, как ад,
   А мне в аду гореть!
  
   И я подумал - как же так,
   Что проку от огня,
   Коль попусту сгорит кабак
   И нету там меня?
  
   Увы, кабак уж догорал,
   Слез не стерев с лица,
   Я скорбный уголь подобрал,
   Как пепел близнеца.
  
   Дым таял в небе надо мной,
   И думал я в тиши:
   Без рая мы живем давно,
   А как без ада жить?
  
   За приятным разговором незаметно пролетела короткая зимняя ночь. Поутру Мальчиш с Безяйчиком отвезли гоблинов в гостиницу, пообещав через пару часов выправить им паспорта граждан дружественного сопредельного государства со всеми необходимыми визами и прочим, а также помочь с транспортом для поездки в Первопрестольную.
   - В Москве к Таньке загляните, ежели, конечно случай представится, - напутствовал их Безяйчик. - Привет ей передавайте. - Впрочем, я не прощаюсь.
   Путеводный молочный зуб, как и все дети, уснувший ночью, утром проснулся, зашевелился и больно укусил хоббита в запястье. Василий неделикатно отцепил агрессивный зубик и спрятал его обратно в портсигар. По правде говоря, искусанное запястье зудело немилосердно, так что его, на всякий случай, пришлось промыть той же "Гжелкой", да еще и зеленкой намазать для дезинфекции.
   Через пару часов гоблинов разбудил мощный автомобильный, а может быть, даже и паровозный гудок, раскатившийся под окнами двухэтажной Растюпинской гостиницы.
   - Кому это не спится в ночь глухую? - сонно пробормотал Старший Дознатец, подходя к окну, за которым морозно сиял славный зимний денёк.
   Под окнами обнаружился здоровенный, пыхающий паром явно самодвижущийся механизм, чем-то похожий на джип "Гранд-Чероки" и паровоз серии "ОВ" одновременно. Рядом с джипаровозом стоял Безяйчик в меховой дохе нараспашку и призывно размахивал руками.
   - Эй, братва, вставайте, время пить пиво! - радостно орал он. Бурная ночь, как ни странно, совершенно не отразилась ни на физическом ни на моральном состоянии братка, хотя, очухом тут, очевидно, и не пахло. - Самовар поспел и джипаровоз под парами, а мы еще ни в едином глазу!
   - Наверное у этих ребят для опохмеления имеется что-нибудь свое, национальное, - философски подумал Старший Дознатец, потирая ноющий после вчерашнего затылок. - У каждого народа свой очух!
   Сформулировав эту мысль и подивившись ее чеканности и афористичности, повеселевший хоббит направился будить остальных сыскарей, а также насильно прикрепленного к команде Сенечку. Сенечка, однако, на месте не обнаружился, но все-таки нашелся и довольно-таки быстро. Шустрый горлум налаживал контакты с обслуживающим персоналом, а именно, с молоденькой разбитной горничной.
   - Давай, собирайся! - неприветливо сказал хоббит и неодобрительно покосился на горничную, от смущения, а может быть, нарочно, забывшую запахнуть полупрозрачный форменный халатик.
   - Слушаюсь, шеф! - бодро вякнул Сенечка и проворно зашлепал за Старшим Дознатцем, не забыв подмигнуть зардевшейся горничной.
   Обращение "Шеф" несколько примирило хоббита с разгильдяйством подопечного, которого он теперь рассматривал, как "перевопитуемого", и они вместе направились будить Дробилу с Ватерпасом.
   Наконец закутанные в меховые летные комбинезоны гоблины выбрались из гостиницы и направились к джипаровозу, в котором поджидал их Безяйчик.
   - Чо за тачка такая навороченная? - спросил Сенечка-горлум, с видом знатока разглядывая массивные черные буфера и выпирающую красную решетку радиатора. - А это, типа, спойлер такой? Это русский тюнинг что ли?
   - Это все Бугивуг балуется, гремлин наш, - сообщил польщенный вниманием к своему транспортному средству Безяйчик. - Он у нас спец по тачкам, только его самого иногда заносит. Приволокла намедни братва покуроченый джип, расколошматили где-то по-пьяни вдребезги. Вот тебе, говорят, Бугивуг подарочек в натуре, хошь продай, хошь - себе возьми. В общем, на тебе, рожа, что нам негоже! Бугивуг, конечно, им на вид поставил, за негуманное обращение с техникой, он пацан конкретный, наш Бугивуг, даром, что америкос. Ну и принялся над тачкой колдовать. Колдовал, колдовал, душу в нее вложил, да не одну, а целых две, а души, они тоже собственное мнение имеют о том, как тачка должна выглядеть. Вот и вышел джипаровоз. Души-то не чьи-нибудь, а самих братьев Черепановых!
   - А патрульная служба нас на этом... джипаровозе, не тормознет? - осторожно поинтересовался хоббит. - Может быть лучше такси взять?
   - Не-а! - махнул рукой Безяйчик. - Что они дураки что ли, под поезд с одной полосатой палочкой бросаться. - Никто нас не остановит. В крайнем случае, подумают, что померещилось. Ну, чего стоим, ехать пора. Залезайте! Тут у нас и самоварчик имеется, так что в дороге можно чайку попить.
   Гоблины уважительно похлопав тачку по клепаным бокам, полезли в пахнущее дорогой кожей, угольком и самоваром, теплое и парное, как мамкина запазуха, нутро джипаровоза.
   Тачка зашипела, плеснула паром из под крыльев, сметая снег со ступенек гостиничного подъезда и протаивая влажные полосы на мостовой, рявкнула, лязгнула рычажными сочленениями кулисного механизма полного привода и, стремительно набирая ход, отправилась в столицу. Братья Черепановы знали свое дело!
  
   Глава 19
   "Мы стараемся на совесть,
   Есть у нас немало прав,
   Говорит хозяин - Голос!
   Говорит собака - Гав!"
   Журналистская корпоративка
  

"Я тебя поцеловала"

Алла Борисовна Пугачева

  

"Культура - это Искусство на пенсии"

Спупендайк Омар "Интервью без вопросов"

  
  
  
   - Сволочи, гады поганые! Коммуняки! Совки! - ведущий популярной высокорейтинговой программы "Истина рядом", любимец стареющих бизнес-вуменш, сынок известного продюсера Кащея Ржова, Анчутий Беспятый некрасиво рыдал, размазывая грим по мужественно-небритому лицу.- Найдите их, найдите! Куда смотрит правительство! У нас, наконец, демократия, или что?
   - Или что, - невозмутимо ответил глава независимого телеканала, на котором только что с блеском провалилось гипер-шоу Анчутия "Истина рядом". - Вообще-то, строго говоря, никуда ты не провалился, рейтинг-то вон как подрос!
   Подросший рейтинг, впрочем, опытного журналиста-волколака, а ныне руководителя программы, Егория вовсе даже не радовал, потому что на канале, да и во всем эфире действительно творилось черте что. А поскольку оставшаяся после многочисленных перекидываний туда и обратно шкура у Егория была последней, по счету седьмой, то и портить ее совсем не хотелось. Не то, чтобы ему была очень дорога эта шкура, но ведь она была почти новая! И вдобавок - последняя.
   Хотя, будучи профессионалом, волколак Егорий оценивал работу неведомых телевредителей очень высоко и даже завидовал немного такому классу искажения действительности. Вернее, исправления умышленно искаженной действительности. Именно искажением-то здесь как раз и не пахло. Неведомыми путями нахальным телетеррористам удалось вернуть сюжетам программы "Истина рядом" почти первозданную правдивость и непредвзятость, не вмешиваясь, впрочем, в сами сюжеты. Просто в одном месте камера повернулась как-то не так, и в ее поле зрения попало то, что никоим образом попасть было не должно. Например, впечатляющие кадры выступления либерального политика сами собой снабдились титрами с расценками этого самого деятеля на разные скандальные услуги. И, хотя, продажность данного субъекта была всем известна, появление этих субтитров на месте рекламных баннеров было вопиющим нарушением телевизионной этики.
   Или затертые режиссером высказывания некоторых гостей программы неожиданно появлялись в эфире, словно невинно убиенные царевичи Димитрии, так что в результате зритель видел совсем не ту версию, которая была ему уготована заботливым руководством канала, а нескорректированную. А в чем заключается работа журналиста? Правильно, в умелой и целенаправленной корректировке реальности.
   Впрочем, и сам ведущий тоже отличился. Неожиданно для самого себя, освещая простейшую проблему повышения налогов на производство отечественных товаров, он ляпнул:
   - Да чем скорее эти совки передохнут, тем лучше. Ишь ты, они еще что-то там производят! Лично мне это и на хер не надо!
   От неожиданно озвученной правды он поперхнулся и даже покраснел, что, впрочем, под слоем грима было не так уж и заметно.
   Режиссер, конечно, вовремя включил рекламу, но и это не помогло. Вальяжный стоматолог, появившийся на экране, воровато оглянулся и сообщил:
   - Подумайте сами, на кой черт вам понадобился этот "Колгейт-тотал"? Вам, честно говоря, и зубы-то уже ни к чему, потому что мясо не укупишь! А, кроме того, знали бы вы, чье это мясо и откуда к нам его везут!
   Два громилы ошалело метались по залитому кровью и забрызганному ошметками мозгов помещению какого-то не то банка, не то офиса.
   - Трындец нам, земеля! - воскликнул первый. - Сейчас приедут менты и нас заметут1
   Второй ухмыльнулся и вытащил из-за пазухи пластиковую бутылку с лысым типом на этикетке.
   - Брателло Мускул всегда на стреме! - прогундосил он. - Так что, не мохай, братан, все будет ништяк!
   Потом на экране появилась очаровательная блондинка, вся в синяках и плаксиво сообщила:
   - Мой муж поссорился со мной после того, как я неделю кормила его лапшей быстрого реагирования. А когда вышел из больницы, то больно побил, а потом и вовсе развелся. И суд присяжных, в порядке следственного эксперимента отведав моей лапши, немедленно его оправдал! Гы-ы!
   И горько зарыдала.
   В общем, в эфире завелся вирус. И, опытный телеволколак Егорий справедливо полагал, что к появлению этого вируса причастны члены новообразованного общественного движения "Умелая Россия", чувствовал своей седьмой и самой новой шкурой.
   Егорий умел держать удар, иначе он не был бы ни журналистом, ни волколаком. Вот и теперь он не запаниковал, а принялся вспоминать, что же такого произошло на телевидении, и каким, таким образом, вирус внедрился в средства массовой информации.
   Наконец, внимательно изучив список передач за последнюю неделю, он остановился на коротком интервью с создателем нового общественного движения "Умелая Россия". Интервью было обыкновенное, ничего крамольного в нем не обнаруживалось. Но в конце интервью глава "Умельцев" развернулся на камеру и широко улыбнулся. Даже после просмотра видеозаписи матерый телеволк Егорий слегка поплыл, а интервью, между прочим, шло в прямом эфире. Так что воздействие улыбки братца Даниила, а это был он, на ослабленные телевидением организмы могло стать воистину непредсказуемым. Скорее всего, именно с этого момента в эфире начался и сущий бедлам. Этакая вакханалия правдивости.
   - Ага! - подумал Егорий и слегка оскалился.
   Подчиненные знали цену легкому оскалу своего босса и мысленно перекрестились.
   Не один и не два раза, вот так же, легко и небрежно скалясь, Егорий насмерть загрызал в эфире набирающие популярность политические партии и общественные движения. А уж всяких мелких тварей, возомнивших себя с какого-то перепуга общественно значимыми фигурами, и вовсе, как семечки щелкал. Только лузга летела с экранов.
   Впрочем, когда надобность в Егориях, Альфредах и прочих телевизионных цепешах отпадала, или означенные труженики эфира, увлекшись, грызли не того, кого надо, на телеволколаков быстренько находилась управа, на кого осиновый кол, на кого серебряная пуля, а на кого и свой брат, молодой энергичный волколакчонок, науськанный власть имущими и щедро покрытый зеленью. Не абсолютно весь, конечно, но щедро, ах, как щедро.
   Егорий тронул кнопку на столе, и в кабинет грациозно и хищно, как куница скользнула шикарно-красивая вамп-секретарша, по совместительству телохранительница и агент по особым поручениям.
   Если бы в кабинете присутствовал Васька-гусляр, то непременно узнал бы в вамп-секретарше ту самую дамочку, чей роскошный автомобиль невесть каким образом оказался на раздолбанных мостовых Растюпинска в конце лета несколько месяцев назад. И, может быть, понял бы, что судьба, как наемный убийца, почти никогда не совершает лишних движений.
   - Теллочка, у нас на этого... русского народного умельца, как его, - волколак прищелкнул холеными перстами, - Даниила, что-нибудь имеется?
   Фамилии Даниила, кстати, никто почему-то не знал, да и то сказать, эпические герои в фамилиях не нуждаются. А наше повествование, таки, претендует на эпос, пускай и местного значения. Кроме того, для опытного секретаря незнание фамилии и даже ее полное отсутствие, как известно, вовсе не помеха. Очаровательная Теллочка, потомственная вамп-секретарша, знающая четыре языка, кроме русского так же хорошо, как и четыре группы крови, прекрасно поняла о ком идет речь. Но предложить шефу ничего компрометирующего главу "Русских умельцев" в данный момент не могла. Поэтому легко и привычно предложила себя.
   Но старому телевизионному волколаку Егорию было не до вамп-секретарского искусства, хотя в "медленной любви", равно как и в "алом ракурсе", Телле, воистину не было равных ни на столичных тротуарах, ни на обочинах российских автострад, ни среди измученных фитнесом обитательниц особняков на Целковском шоссе. Конечно, профессиональная вамп-секретарша весьма недешевая штучка и не далеко не каждый рискнет себе такую позволить. У кого не хватит денег, у кого - здоровья, а о ком-то мы и вовсе говорить не станем, лучше помолчим минуту о незадачливых боссах, сожранных своими секретаршами прямо на рабочих местах. Ведь некоторые из них, несмотря на жестокость по отношению к подчиненным были, где-то в глубине души, совсем неплохими людьми. Вот именно - всего-навсего людьми!
   Поскольку Егорий давно уже не причислял себя к этому отсталому во всех смыслах племени, то мог позволить себе и вамп-секретаршу, и все, что было с ней связано. Нисколько не опасаясь ни за свою сонную артерию, ни за семейное положение.
   - Отзынь! - неласково бросил он Теллочке. - Если льнешь, значит материалов у тебя на этого Даниила, никаких нет. Ступай и добудь. Если компромат нельзя достать, то его можно создать. Ты что-то вялая какая-то сегодня, у тебя что, критические дни, что ли?
   - Может быть, мне его просто нейтрализовать? - вожделенно мурлыкнула секретарша и выразительно потерлась бедром о щеку волколака. - Провинциалы - они такие натуральные, не то, что отравленные цивилизацией столичные жители.
   - Может быть... - неопределенно проворчал слегка оттаявший волколак, и снисходительно укусил Теллочку за бедро. - Но не сейчас. Сначала компромат, а любовь и ужин на пленере потом. Ступай, не мне тебя учить, как и что делать. Ну, ступай же...
   Вамп-секретарша бросила на шефа кокетливо-обиженный взгляд, накинула кунью шубку, и канула в снежную круговерть московских улиц, переулков и площадей, чтобы найти, очаровать, подвести под монастырь или привести на плаху, разбить жизнь, погубить репутацию, стереть в порошок, смешать с грязью, оставить навек слепым и без воли, а пепел по ветру развеять.... Много чего умела делать Телла. Что и говорить, профессионалка!
   Будем надеяться, что Даниилу, явившемуся в первопрестольную во всеоружии, то есть вооруженным парадными зубами Великого Орка, ловко угнездившимися во рту провинциального изобретателя и заразившего последнего властными амбициями, удастся справиться и с вамп-секретаршей и с ее шефом. В крайнем случае, обстоятельства помогут.
   Как известно, каждый мало-мальски значительный политик начинается с компромата. Пока никакого компромата нет, общественного деятеля политическая и прочая тусовка просто не замечает. Таким образом, встреча с Телочкой была бы даже полезна для нашего героя, которому давно уже пришло время потерять политическую невинность и вляпаться в небольшой скандальчик. Кроме того, большинству политиков маленькое кровопускание даже полезно, ибо все они страдают избытком дурной крови. Некоторые даже заводят личных кровопускательниц, которых находят среди экскорт-герлз, массажисток и прочих педикюрш. Такой подход к выбору личной вампирши является крайне легкомысленным и даже опасным. Зачастую вместо дурной крови вамп-подруги наших политиков и бизнесменов сосут из своих работодателей кровь здоровую. В результате некогда вменяемый человек на наших глазах перерождается, порет какую-то чушь, совершает антиобщественные поступки, с пеной у рта защищает права откровенных подонков, и так далее. Это в нем избыток дурной крови играет.
   Телла, как мы знаем, была профессионалкой высокой пробы и на обслуживание всяких сизорожих короткопалых скоробогатеньких молодчиков не разменивалась. Но приказ шефа - есть приказ, ничего не поделаешь и выполнять его надо истово и со всем возможным чаянием. Поэтому вамп-секретарша скользнула в свой розовый "Бентли", чмокнула подружку-Мерилин в рулевое колесо и устремилась на поиски офиса Даниила. Ну, и пусть ее едет.
   А пока посмотрим, как обстоят дела у других братьев. Начнем, пожалуй, с Ивана-солдата.
  
   Штаб-приемная Ивана - я намеренно пренебрегаю зарубежным словом "офис", потому что у Ивана была именно штаб-приемная, - находилась на втором этаже закусочной "Мак Дональд", что на Кутузовском проспекте, неподалеку от Киевского вокзала. Слово "штаб" тоже ведь нерусское, но я использую его сознательно, в сочетании с русским словом "приемная", потому что именно здесь Иван-солдат, вдохновленный боевым артефактом Великого Орка, принимал решительные меры по возрождению Великой России.
   Неподалеку находилась станция метро "Фили", что само по себе вызывало исторические ассоциации. Некоторые удивятся, почему это штаб-приемная новоявленного спасителя отечества разместилась в дешевом буржуазном заведении общественного питания, а не в пельменной какой-нибудь, или блинной. На худой конец в рюмочной. В скольких рюмочных ведутся разговоры о спасении России? Не считали? То-то же!
   Иван-солдат выбрал в качестве штаб-приемной заведение Мак Дональда, потому что там было, во-первых, в отличие от рюмочной чисто и довольно уютно. Во-вторых, Ивану нравились гамбургеры и чизбургеры, а на холестерин он плевал, считая, что настоящего солдата без холестерина не бывает. Кроме того, он не без оснований полагал, что радение о Родине вовсе не определяется количеством сожранных блюд национальной кухни, пельменей там или блинов, равно как и не измеряется в рюмках водки, пусть это даже единственный исконный этнически чистый продукт. Да и что за начинка в этих, так называемых "русских пельменях"? В лучшем случае, это мексиканский тушкан, умерщвленный в далекой Австралии, а в худшем.... Но, не будем о грустном.
   Иван-солдат ждал посетителя. С первого этажа доносились ностальгические аккорды "Отеля Калифорния" в акустическом исполнении группы "Иглз", и негромкий, такой родной и уютный гомон общепита. Иван, слегка сощурившись, постукивал пальцами по столешнице, в такт музыке, и вспоминал что-то свое, солдатское. Может быть, мексиканских девчонок из отеля "Калифорния", а может быть, еще что-нибудь из своей бурной молодости...
   Наконец около припорошенного снежком часового-клоуна остановился разлапистый, дымчато-черный, похожий на египетский саркофаг, лимузин "Майбах". Водитель отворил деликатно клацнувшую бронированную дверцу и оттуда, суетливо ежась, выбрался невысокий олигарх в кургузом костюмчике от "Mitchell Brothers" и белом кавээновском шарфе.
   Олигарх нервно потер залысый лоб и юркнул в предусмотрительно отворенную шофером дверь закусочной. Через некоторое время он уже входил в штаб-приемную Ивана-солдата.
   - Душевная песня, - не глядя на олигарха, уронил Иван. - Ну, Капитоша, рассказывай! Как там дела с виагрой для отечественного автопрома?
   Олигарх-Капитоша с тоской посмотрел на рычащий автомобильными моторами Кутузовский проспект - эх, свобода - за окном, нервно переступил с ноги на ногу, оставляя на потертой красной дорожке мокрые остроносые следы, шмыгнул большим печальным носом и сказал:
   - Может вам, того... в Калифорнию на годик другой съездить? Отдохнуть, развеяться... А то все в трудах, да в трудах!
   - Мои труды не твоя забота! - весело оборвал его Иван-солдат. - Ну, так как дела с отечественным автопромом? Поднимается, или по-прежнему висит в нерабочем положении? Только не виляй, говори, как есть! Докладывай!
   Капитоша потупился, потом поднял на Ивана влажные стеснительные глаза и грустно ответил:
   - Вот, фирму "Бета Джульетта" давеча прикупил. Теперь у отечественного автопрома будет фирма, которая делает спортивные автомобили мирового класса.
   - А на черта она нам нужна, эта "Бабетта-Жульетта"? - резонно спросил Иван. - Что ей у нас делать?
   - Подымать престиж отечественного автомобилестроения, - не задумываясь, ответил Капитоша. - Пускай народ почувствует, наконец, вкус к хорошим автомобилям.
   - Вот пускай народ для начала этот самый хороший автомобиль себе придумает, сконструирует и построит, а потому уже вкушает, - сказал Иван. - А твое дело деньги вложить куда надо.
   - А куда надо? - жадно спросил Капитоша. - И кто мне даст гарантии?
   - Какие такие гарантии? - удивился Иван. - Ты, когда на свет рождался, тоже у мамы гарантий требовал, что станешь счастливым?
   - Я тогда еще разговаривать не умел, - с сожалением признался олигарх. - Глупый был, маленький потому что.
   - Вот-вот! - Иван подошел к окну и стал смотреть на заснеженный проспект. По проспекту, словно гибриды речного трамвайчика с муравьем ползли трудолюбивые снегоуборочные машины. Грязный снег бурными, но аккуратными волнами выплескивался на обочины и пешеходные тротуары.
   - Ишь, как снег-то расшвыривают, - с удовольствием сказал солдат, - сейчас чью-то тачку по самую крышу зароют. - За день не откопаешь!
   Капитоша тоже взглянул в окно и горестно запричитал:
   - Да что же они, уроды безголовые да безрукие, делают? Они же мой новый "Майбах" сейчас засыплют!
   После чего вытащил из кармана телефонную трубку и заорал:
   - Ты чего там, спишь, что ли? Ну-ка отгони этих придурков снегоуборочных... Живо, я сказал!
   - Так это твоя тачка? - удивился Иван. - А что за марка такая интересная? Я что-то таких в Растюпинске не видел.
   - "Майбах"! - гордо ответил Капитоша. - Спецзаказ. Таких лимузинов не то что в Растюпинске, а и в Москве-то всего два. Один у меня, другой у ...
   - Один, - поправил его жестокосердный Иван. - Потому что у тебя такого лимузина больше нет.
   - Как... - начал было олигарх, но, взглянув на оскаленные в жутковатой улыбке зубы Боевой Оркской челюсти, попятился и на последнем дыхании хрипнул:
   - Понял.
   - Ну и лады, - примирительно сказал Иван, пряча улыбку. - А холую своему скажи, пусть тачку отгонит в Растюпинск к Бугивугу. Тот знает, что с ней делать.
   - А я как же? - растерянно спросил олигарх. - Мне что, пешком теперь ходить?
   - Ага, - ласково ответил Иван-солдат, и опять улыбнулся. - Ножками. А еще в метро. А если куда подальше, то на автобусе или поездом. Самолетом, в конце концов. В крайнем случае, на такси. Пока отечественный автопром на твои бабки миллионный русский автомобиль не построит, будешь пользоваться общественным транспортом. Мне неважно, во что тебе это обойдется, и как этот автомобиль будет называться, "Боярин-Ярило" или "Аз-Агния" - все равно. Лишь бы он был спроектирован и изготовлен в России, хотя бы наполовину. Все понятно? Да еще, цена должна быть доступной для нормального человека, не для олигарха, учти и это тоже.
   - Но купить же проще! - запоздало воскликнул Капитоша. - Все же покупают! Никто из наших сам ничего не делает...
   - Ну что вы все заладили "купить, продать, опять купить..." будто слов других не знаете, - с досадой поморщился Иван. - Раз кто-то покупает, значит, кто-то другой делает. Сделать же интереснее! Да и делаешь для себя то, что надо, и как надо. А продавцы эти только и норовят втюхать тебе какое-нибудь позорище. Вот перед тобой у меня один типчик был, тоже олигарх, между прочим, он у нас военно-морской флот поднимает. Так он пытался мне для нашего Российского флота авианосец "Энтерпрайз" прикупить. Тоже, говорит, так проще. Беда с вами, с олигархами! Убогие вы какие-то. Ладно, ступай, работай!
   И солдат задумался об убогих олигархах, которые никак не могут понять - то, что хорошо для них, совсем необязательно хорошо для России, вот то, что хорошо для России - для них единственный способ остаться в числе представителей рода человеческого. В пронзительной тишине страшно и жестоко скрипнули железные зубы Великой Боевой Челюсти. И где-то в роскошных офисах Москвы, Петербурга и Лондона, в далеких оффшорах Каймановых и прочих островов, затрепыхались и больно торкнулись под одеждой "от кутюр" пойманные страхом сердца богатейших людей России. Да полно, людей ли? Или, все-таки людей?
   Капитоша покосился на насупленного Ивана-солдата - слава Богу, больше не улыбается - и, стараясь не споткнуться, тихо-тихо вышел из штаб-приемной. На заснеженном проспекте он поднял воротник модного пиджачка, сразу став похожим на гонимого большевиками интеллигента, и потрусил по направлению к своему офису. Поднимать отечественную автомобильную промышленность.
   - Мы-то, при деле, - повторял он замерзшими губами, кутая враз покрывшийся белой изморозью щетинистый подбородок в шелковый дурацкий шарф. - Слава Богу, мы при деле!
  
   Если и впрямь культура - это всего лишь искусство на пенсии, то масс-культура - это беспутная и неталантливая внученька этой самой пенсионерки. И как бы бабушка внученьку не ругала, а все родная кровиночка, пусть и непутевая. И пусть бы ее, да только внученька эта уж больно нахальная особа - кого хочу, того люблю, кого люблю - тому дарю и прочая бабская белиберда. И себя любить заставлю. Не мытьем, так катаньем! А жадная какая! Вон, не успела бабушка протереть очки, а внучка уже и пенсию ее себе захапала. Только и услышала бабулька:
   - Гоп, гоп, гоп, мы гуляем!...
   И гуляет ведь, стерва!
   - Погодь, милая, - кричала ей вслед заслуженная пенсионерка, - Ты ведь хотела стать искусством! Пенсию не жалко, да тебя дуру непутевую жалко, одумайся, мне не веришь - в ноты посмотри, там все написано!
   - Отвали! - просто ответила масс-культура. - Я вон, какого мужика себе отхватила, Шоу-Бизнес! Не слабо? А твоя пенсия мне разве что на прокладки, да и то не хватит!
   Впрочем, это, так сказать, общее место. А наши герои - существа конкретные, в том числе и Васька-гусляр, даром, что лирник, поэтому и рассказ о нем будет вполне конкретный.
   Как заполучил Васька Алую Целовальную Челюсть с исключительными вокальными данными, так сразу обрадовался, подстроил рок-гусли, смазал кудри конопляным маслом, да и отправился покорять Первопрестольую. По знакомым местам да тусовкам походить, откуда его в прошлый заезд в шею гнали. А если откуда и не гнали, то гнобили, как хотели. Теперь-то небось, не прогонят, зубаст стал гусляр, ох, зубаст. Если добро должно быть с кулаками, то таланту необходимы зубы, локти, ну и еще некоторые агрессивно настроенные части тела.
   Не хотелось Ваське звонить Кащею, да пришлось, потому что, если хочешь что-то изменить, то до этого "чего-то" еще добраться надо. А конец тропочки в корявых лапах заслуженного деятеля масс-культуры Кащея Ржова, так что хочешь, не хочешь, а доставай-ка телефончик и радуйся, если заветный номерок не изменился.
   - Ну, чего надо? - раздался в трубке неприветливый, жестяный, какой-то и впрямь бессмертный голос продюсера. - Прощения просить будешь? Набегался, нагулялся, плохо без батьки Кащея-то! По подворотням да арбатским углам много не заработаешь. Все вы так, побегаете - и назад...
   - Еще чего! Прощения у тебя просить. Не дождешься, гербалайф ходячий! - нахально прервал его Васька. - И вообще, кончай трандить. У меня тут одна дама, она щас тебя поцелует и все будет тип-топ, ежели ты конечно на мелкие доминушки не рассыплешься!
   Кащей некоторое время молчал, сопел в трубку, видимо соображая, какая у него, родимого, на данный момент ориентация и стоит ли обижаться на "герболайфа" и прочие неприличные намеки, потом, наконец, сказал:
   - Ну, ладно, пущай цалует, только через трубку, а то я дюже заразы-инфекции боюся! Да и мошенниц всяких разных до фига развелось.... Про губную помаду с клофелином, небось, слыхал?
   - С какой это стати я должна всяких незнакомых психов целовать? - в свою очередь возмутилась Целовальная Челюсть. - Ты-то хоть, рок-гусляр, а этот и вовсе...
   - Продюсер, - поспешил ей на помощь Василий. - Без поцелуев в шоу-бизнес никак не попасть, это, так сказать, необходимый компонент шоу-колдовства, поняла? Поцеловать, это вроде как заклинание закрепить, припечатать, чтобы крепче держалось.
   - Ох, и тяжело бедной девушке в вашем мире карьеру сделать! Особенно, если она честная, - нежно скрипнула жемчужными зубками Алая. - Ну, уж я его родимого поцелую! Век не забудет!
   - Ну, чего вы там? - нетерпеливо скрипнула трубка. - Пущай цалует скорее, а то мне некогда. Меня сама Емелина, может, дожидается, тоже, наверное, цаловать будет. Популярный я! Звезды зажигаю, как хочу и где хочу.
   Алая Целовальная Челюсть скривилась, брезгливо чмокнула раскрытую коробочку "Самсунга" и тотчас же сплюнула в грязный московский снег. Василий обтер телефон носовым платком и приложил к уху.
   - Ну, как? - спросил он. - Проняло? Пускаешь нас в шоу-бизнес, гад трескучий?
   - Входите, - полузадушено донеслось из трубки. - Я вас ставлю сразу после примадонны, нет, после этой, как ее, Дедкиной. В гала-концерт! Как вас записать?
   - Рок-группа "Страстный зуб", - сказал Василий. - Да распорядись насчет клипа и чтобы по первому каналу, в крайнем случае, на НТВ, понял?
   - Как-как? - заклацало в трубке. - "Страстный Зуд"? Клево! На это могут клюнуть.
   - Не "Зуд", а "Зуб", - орясина ты костлявая, одернул его рок-гусляр. - Чем кусают. Повторяю по буквам: "Заппа", "Уриа Гип", "Биттлз"
   - Понял. "Зуб". В смысле, "Страстный Зуб". Тоже ничего, - отозвался Кащей. - Только мои тридцать процентов, включая пиратку. А как насчет рекламы зубной пасты?
   - Перебьешься, - отрезал рок-гусляр и отключил трубку.
   Так рок-гусляр Василий начал прогрызать себе дорогу в мир шоу-бизнеса. Я бы мог написать, что он процеловал себе дорогу, одним единственным поцелуем, да и то в телефонную трубку, но это будет верно только отчасти, потому что в шоу-бизнесе, как и в любом другом, все начинается с поцелуев, а заканчивается грызней. А Целовальная Челюсть, хоть и выделялась на фоне своих подруг нежностью и чувствительностью, но была все-таки укомплектована зубами самого Великого Орка, и кусаться умела - ой-ой-ой как!
  
   Глава 20
  

"Политик должен уметь улыбаться"

   Не-то Черчилль, не то Дизраэли.
  
   Вамп-секретарша Телла была честной девушкой. Настолько, насколько вообще может быть честной секретарша, то есть, она верно служила боссу, пока тот ей платил, и в то же время, с полным сознанием собственной правоты, могла его сдать, если босс переставал платить, или, каким-то иным способом портил с ней отношения. Вообще, честные секретарши не такая уж большая редкость, во всяком случае, гораздо меньшая, чем секретарши, влюбленные в своих боссов. Справедливости ради стоит заметить, что секретарши, влюбленные в своих боссов, встречаются все-таки чаще, чем жены, влюбленные в своих мужей. Но это так, к слову...
   Покопавшись в базах данных, подключив милицию и прочие доступные органы немассовой информации, созвонившись и встретившись с несколькими знакомыми преступными авторитетами, Телла убедилась, что собирание компромата на невесть откуда выскочившего политика Даниила - дело совершенно бесперспективное. А именно - те, кто Даниила не знал, и сказать о нем ничего не могли, а те, кому доводилось с ним встречаться, говорили только хорошее, словно Даниил приходился им незабвенным дядей самых честных правил, удивительно вовремя оставившим неплохое наследство. Такое поразительное единодушие в позитивной оценке какой-либо, пусть незначительной политической фигуры, само по себе являлось подозрительным. Со стороны казалось, что репутация Даниила была подобна только что построенной и сданной в эксплуатацию совершенно без недоделок египетской пирамиде с наглухо замурованным входом. Снаружи все прочно и скромно, хотя и величественно, но без лишних понтов, а вот внутрь - никак не попасть. И даже факт отсутствия жены и ангелоподобных детишек не мешал полной положительности имиджа братца Даниила. Напротив, он почему-то придавал в глазах окружающих этому образу холостяцкой мужественности и никак не провоцировал на сомнения в правильности ориентации.
   Итак, изучаемый на предмет наличия компромата объект был либо совершенно чист - во что Телла ни капельки не верила - либо наглухо закрыт для исследования. Прямо-таки, колдовство какое-то! Впрочем, именно колдовством здесь и попахивало, а ничто так не привлекает женщин, а тем более, вамп-секретарш, являющихся по-определению существами мистическими, как запах колдовства. Поэтому, памятуя о том, что любой компромат, вообще-то говоря, проще создать, нежели отыскать, Телла приняла меры, чтобы организовать случайную встречу с компрометируемым объектом.
   А еще, природное чутье вамп-секретарши каким-то образом связало преуспевающего политика с героем маленькой романтической интрижки, случившейся с Теллой в одном подстоличном городке, куда ее занесло в период вамп-гона. Телла усмехнулась, вспомнив провинциального простака, разлетевшегося к ней, потомственной вамп-секретарше в гоне со своей смешной любовью.... Впрочем, что-то в нем было, в том чудаке, что-то странное, что заставило, чуть было не растрогавшуюся Теллу спешно уехать из этого, как его... ага, Растюпинска. Кстати, автомобиль они классно модернизировали, теперь у Теллы появилась верная, хотя и несколько взбалмошная подружка. Ведь у вамп-секретарш, как правило, не бывает подружек.... Да и с бензином теперь никаких проблем не было.
   Не будем перечислять меры, принятые Теллой, не будем также описывать процесс подготовки к встрече, сам по себе весьма пикантный и поучительный. Зная особенности психофизиологии вамп-секретарш, можно быть уверенным, что к случайной встрече Теллочка подготовилась как надо, и у объекта ее спонтанной эротически-интеллектуальной атаки не было ни одного шанса на спасение. Как у международного террориста со спущенными штанами, застигнутого коллективом феминисток в дамском туалете, а может быть, и того меньше.
   Итак, по дороге в свой небогатый, но уже популярный в народе офис, братцу Даниилу суждено было разбега наскочить на вамп-секретаршу в полной боевой раскраске и облачении, и пропасть пропадом. И так оно бы все и случилось, если бы не случайная встреча красавицы Теллы с Васькой-гусляром под черным циферблатом последней августовской ночи, густо исцарапанным метеоритным дождем, так что, куда уж там, время разглядеть....
   Надо сказать, что офис движения "Умелая Россия" располагался на одной из многочисленных Парковых улиц, где-то между первой и пятнадцатой, на первом этаже древней кирпичной хрущевки.
   В общем, в квартире Таньки-шаманки этот самый офис и разместился. Что самой Таньке нисколько не помешало по одной простой причине. После памятной встречи с приезжими из Растюпинска, в числе которых был Иван-солдат, Танька, отведав настойки на несмертельной, да неупокоенной пуле выправилась, поймала, так сказать, жизненную жилу и, конечно же, в очередной раз вышла замуж. Как можно было предполагать, за сотрудника тайных силовых структур, правда, на этот раз бывшего. Но, скажите, где это вы видели по-настоящему бывшего сотрудника тайных силовых структур? Разве что на кладбище, да и то, неизвестно, по собственной инициативе сей покойничек, улегся под серый камень гробовой, или, это так сказать, работа под прикрытием? Лично я от таких могилок на всякий случай держусь подальше, чего и вам советую.
   Нынешний Танькин муженек официально в силовиках не числился, а занимал нехилую должность в одной корпорации, напропалую торгующей Русскими национальными достояниями. Например, на внешнем рынке в последнее время здорово взлетели в цене "Русские авоси", не говоря уже о крупных поставках "Русского духа" в страны Европы. Об этом-то все знают. Мало кому известно об экспорте так называемого "Русского бунта", товаре с долгосрочной перспективой, поставки которого некоторым недальновидным экономистам кажутся делом совершенно бессмысленным. А вот люди осведомленные считают совсем наоборот. Да, как говорится, мастерство, полученное в конторе, не то что, не пропьешь, от него и на том свете не избавишься. Так что, занимался Танькин муж привычным и родным делом, и доходы с этого имел немалые. Русские души у него влет шли, со свистом вылетали из родных пенатов, чтобы неожиданно появиться в нужный момент, сами понимаете где. В общем, деловой мужик, жена у него красавица-шаманка, да не абы какая, а из самых, что ни на есть последних шаманок. Ее так и прозвали на столичных тусовках - Московская Росомаха. Работа любимая, дом на Целковке.... Только вот надолго ли?
   А комната в коммуналке была предоставлена Танькой в аренду под офис общественного движения "Умелая Россия". За символическую цену и при полном согласии мужа. Шаманка-то сама частенько там бывала, скучно ей на Целковке было, вот и приезжала пошаманить. А чего здесь странного? Хотя, не будь Танька так ленива, открыла бы салон, как порядочные целковские жены делают, каким-нибудь шаманским фитнесом занялась бы, или кафешку, где купульхен подавали бы.... Ну, ничего, еще откроет, еще накормит весь московский бомонд китовым мясцом в тюленьем жире. Хотя, не россомахское это дело, кого-то кормить...
   Итак, розовый "Бентли", брезгливо шурша по московскому снегу, остановился у офиса "Умелой России".
   - Пока, душечка, - Телла чмокнула подружку "Бентли-Мэрилин" в зеркальце заднего вида, грациозно изогнулась, перепрыгивая сугроб, и направилась к неряшливо покрашенной стальной двери в подъезд. Отметив, что дверь открыта нараспашку, что само по себе для Москвы явление редкое, и поэтому, слегка насторожившись. Простота в наше неискреннее время вызывает недоверие.
   Охраны нигде не было видно. Лидер движения "Умельцы России" как был провинциалом, так провинциалом и остался, несмотря на растущую популярность, а может быть, как раз, благодаря оной. Телла спустилась по бетонным ступенькам вниз, поморщилась от банного, сырого полуподвального запаха и позвонила в неказистую, обитую убогим дерматином дверь с табличкой "Умельцы России".
   Офис "Умельцев" оказался на диво малонаселенным. Наверное, большинство членов объединения находилось в служебных командировках, верша свои умелые дела во всех концах нашей сильно урезанной, но все еще необъятной родины. Короче говоря, в офисе находилось всего два человека. Один из них огорченно рассматривал круглые багровые отпечатки бутылочного донышка, украсившие разнообразные бюллетени и бланки, в художественном беспорядке разбросанные на дешевом письменном столе, а второй...
   Второй вдруг повернулся к вошедшей, окатив ее взглядом провинциально-синих глаз. От этого взгляда отключенное, было, за ненадобностью сердце вамп-секретарши само собой включилось и радостно погнало кровь по артериям и венам, предательски превращая боевую машину секса, потомственную вамп-секретаршу Теллу, в обыкновенную женщину.
   Конечно же, ничем, кроме колдовства, нельзя объяснить появление в офисе брата-политика Васьки-гусляра, во всем его алом целовальном обаянии. Ну, может быть, еще московской скукой. Соскучился Васька по Даньке, вот и пришел. Хотя, в целях мистических, появление Теллы именно в тот момент, когда братья только-только выпили по стакану родимого растюпинского портвейна и собирались побеседовать за жизнь, какая она есть, следует обозначить красивым словом "Фатум" - сиречь - судьба.
   - Ах! - сказала Телла. - И уставилась на Ваську.
   Васька же почему-то сразу смутился, принялся вытирать губы рукавом расшитой рубахи, словно стеснялся только что выпитого портвейна, потом взглянул в сторону брата и сказал:
   - Вот.
   А больше ничего не сказал. Хотя, Даниилу, как старшему, и так все стало ясно.
   Даниил улыбнулся растерявшей боевой пыл вамп-секретарше, сделал шаг навстречу, галантно поцеловал когтистую ручку и радушно сказал:
   - Ну, давайте знакомиться. А то этот охламон, мой, с позволения сказать братец, вечно что-то скрывает. Портвейн будете?
   И вамп-секретарша пропала. Да и как ей, бедной, было не пропасть, если Дружеская улыбка в исполнении Парадной челюсти способна была превратить в союзника самого закоренелого ниндзя, нанятого "Якудзой" для ликвидации главы враждебного клана. А вот насчет Васьки, тут целовальная челюсть, ей-богу, не при чем, потому как, в силу врожденной капризности, она, эта челюсть, портвейн пить отказалась, за что Васька спрятал ее в кофр с электрогуслями. Так что, похоже, в данном случае сработало природное обаяние рок-гусляра.
   И Телле страшно захотелось хоть иногда варить Ваське борщ и ворчать, когда к нему приходят братья и приносят с собой поллитру.
   Такие нескромные желания, как правило, предшествовали скорому и бесславному концу карьеры вапм-секретарш.
   Телла, однако, справилась с собой. Вамп-секретарская натура, испытавшая неожиданное падение в горячую лаву любви, ловко перекрутилась и встала на все четыре лапки. Понятно, что влюбление и совращение Даниила в присутствии синеглазого Васьки теперь отпадало, но возможность внедриться в эту странную семейку, хотя бы и с черного хода оставалась. А, внедрившись, решить, за кого воевать, за братцев или за прежнего хозяина, который в данный момент казался Телле существом бесперспективным, даром, что был волколаком. В конце концов, она была не только секретаршей, но еще и женщиной.
   Телла храбро взяла изящной когтистой лапкой протянутый братом Даниилом стакан ядреного растюпинского портвейна, прошептав:
   - За любовь!
   Ах, любовь, какую только гадость за тебя не пьют!
   Внезапно дверь со скрипом отворилась и в комнате появилась Танька-шаманка во всей своей первобытной красе.
   - Привет! - радостно сказала она, расстегивая песцовую парку, под которой обнаружился весьма легкомысленный шаманский миниприкид. - А я вот посоветоваться приехала. Мне мой муж советует делом каким-нибудь заняться, вот я и решила перетереть с вами на эту тему, я же теперь женщина с положением, мне без дела неприлично. Вот думаю, может мне запеть, а Васька подыграет. Бабки на раскрутку имеются, а не хватит - мой муж их из кого-нибудь быстренько вышибет. Вместе с духом.
   - Мы же русским духом торгуем, - пояснила она, обращаясь, почему-то к Телле. Видимо, признала в нее существо из своего круга. - Ох, и трудно же из людей этот самый русский дух выколачивать! Муж приходит под утро, весь измотанный, словно мартовский кот после побегушек. Даже на меня внимания не обращает.
   Васька-гусляр представил себя на сцене, подыгрывающим на рок-гуслях весело топчущейся с бубном Таньке-шаманке, быстренько налил себе портвейна и проглотил, в целях повышения сопротивляемости организма. Светскость, которую так щедро излучала новоявленная целковская шаманка, вредно действовала на чувствительные фибры его творческой натуры.
   Даниил изо всех сил улыбнулся Таньке, пытаясь спасти брата и его искусство. Или отмазать, на худой конец.
   Но перламутрово-золотая улыбка Парадной Челюсти почему-то на Московскую Россомаху не подействовала, отчего Челюсть смутилась и непроизвольно сказала:
   - Вот и ни фига себе!
   - Или, может быть, модный салон открыть? - не унималась шаманка, и вредоносная светскость зеленовато полыхнула в убогом офисе.
   Дезактивацию придется делать, отметил про себя Даниил. А также дегазацию. Может быть, даже на батюшку потратиться. А вслух сказал:
   - Салон - это ты хорошо придумала, салон шаманской моды - это именно то, чего столице так не хватает. А еще чумы можно в моду ввести. Представляешь себе рекламу - каждому олигарху - персональный чум! Это же, как раскрутить можно!
   - А на мурашках ты уже больше не гадаешь? - осторожно поинтересовался братец Василий, а то Ванька рассказывал...
   - А-а... - махнула смуглой ручкой шаманка, пустив по углам бриллиантовые зайчики, - надоели они, по ночам все ноют, свечку поставить просят. Я их здесь оставлю, можно? А то выбросить все-таки жалко.
   - Оставляй, - согласился Данька, забирая коробку с мурашками и пряча ее в несгораемый шкаф.
   - Ты чего делаешь? - возмутилась шаманка. - Их же нельзя в железный ящик. Положь вон в письменный стол, пусть там лежат.
   Даниил покосился на Таньку, но послушался и убрал коробку с письменный стол.
   - Ну, так как вам моя идея? - спросила шаманка, закуривая вонючую болгарскую сигарету.
   - Которая? - хором спросили братцы.
   - Насчет строительства в Подмосковье чумного дачного поселка? - посмотрев на братьев, словно на непонятливых детишек, сказала шикарная Танька. - Я посоветоваться приехала, а вы ничего толкового...
   - Отличная идея! - облегченно гукнули братцы.
   - Езжай за мной, - бросила шаманка вамп-секретарше. - У меня на тебя виды! Как ты их только терпишь, они же чистые совки!
   Телла беспомощно оглянулась на погрустневшего Василия, и пошла за Танькой к выходу. Вот что значит союз шаманства и силовых структур! Никто и ничто против него не выстоит! Куда там колдовству!
   - Сходил бы ты братец в магазин, - сказал Даниил, вытирая лоб носовым платком. - А то мне от этой новой русской шаманки что-то нехорошо.
   - Почему опять я? - возмутился Василий. - Мне что ли хорошо? Уж идти так вместе.
   И они пошли вместе.
   Таким образом, натиск свободной прессы на братьев был нейтрализован посредством шаманства. Правда, при этом хилый росток нежного чувства, проклюнувшийся в том месте, где у людей душа, а у вамп-секретарш золотая косметичка, был затоптан и напрочь зашаманен. Но Даниил не переживал за брата-музыканта. Дважды несчастная любовь провоцирует творческие порывы, а счастливая может закончиться скоропостижным браком, так что, обошлось, как говорится. Ну и ладно.
   На нечувствительность Таньки к воздействию междуземских артефактов братья просто не обратили внимания, а зря! Вот будь на их месте Великий Орк, он бы забеспокоился, потому что знал, артефакты, как и мобильные телефоны, нуждаются в подзарядке. Только, в отличие от телефонов, которые без подзарядки просто отключаются, артефакты и помереть могут. Такая у них особенность. Живые они.
  
   Глава 21

"От кариеса еще никто не умирал!"

Житейская преглупость

  
   Что послужило причиной столь быстрой разрядки Железной Боевой, Драгоценной Парадной и Алой Целовальной челюстей, доподлинно неизвестно. Может быть, качество спиртных напитков в России другое, чем в Междуземье, а может быть, просто климат оказался неподходящим. Ведь и айфоны всяческие на русском морозе частенько отказывают. А, скорее всего, за артефактами, как и за всякими живыми существами, требуется уход. Их надо холить, лелеять, а самое главное - кормить колдовством. И никакой "Колгейт-тотал" здесь положение не спасает - хотя, не исключено, что и не очень вредит.
   Кроме того, Сенечка-горлум артефакты-то украл, а зарядное устройство осталось у Великого Орка. Впрочем, Сенечка и не знал, что ворует артефакты, думал так - цацки какие. А если бы даже и знал, то сомнительно, чтобы ему удалось похитить это самое зарядное устройство. Потому что таковым являлся сам Великий Магарх. Конечно, украсть Государя вместе с зубами - это круто и даже очень, только... как-то не реально, знаете ли. Его Грозность даже в абстинентном состоянии, это вам не какая-нибудь дочка президента, которых то и дело крадут в голливудских фильмах. А молодой, пусть даже и очень преступный горлуменок как-то не тянет на роль международного террориста. Да и врут эти американцы. Не верю я им ни на цент. Кому, скажите, нужна президентская, насквозь прогамбургленая и прококаколеная, дочка, когда по улицам ихних мегаполисов вон сколько классных девчонок ходит? Из России, с Украины, из Молдовы, из Пуэрториканской республики, в конце концов!
   В общем, случилось с Оркскими зубками что-то вроде кариеса. Как могут заболеть кариесом стальные, золотые или жемчужные зубы? Да запросто! Лично мне доводилось знавать людей с кариесными мозгами, да что там людей, кариес случается у целых отраслей промышленности, у армий, и даже - только никому не рассказывайте - у стран! Старость - это ведь тоже разновидность кариеса.
   А в результате что? Ну, насчет кариесных стран и народов - это ладно, это нас не касается, а что с братцами-то? Ведь они уже милостью Оркских артефактов принялись вершить всякие общественно полезные дела, и не без успеха. Вон, Капитоша-олигарх автопром уже чуть-чуть приподнял, и, глядишь, если бы не перестал бояться, появились бы у нас автомобили не хуже китайских! Но ослабла железная хватка Братца-Ивана - и брызнул Капитоша, словно какой-то неуловимый Джо - а в Европы ли, в Америки - ищи-свищи! А отечественный автопром, понятное дело - упс!
   И остальные Ивановы подопечные не лучше.
   Один авианесущий крейсер недостроил. Строил-строил, потом бояться перестал, выкурил сигарку-другую, посидел на стапеле, сплюнул да и продал на металлолом потенциально недружественной державе.
   Другой - который грузовые дирижабли для районов крайнего севера подрядился мастрячить, построил одну штуку, а потом взял, да и переоборудовал под личную воздухоплавающую яхту. И уплыл на ней, по воздуху, естественно, только вот не на крайний север, а в Куршавель! То-то все тамошние богатые бездельники обзавидовались!
   Третий, который под железный зубовный скрежет взялся науку финансировать, тот, правда, сознательным оказался. Как только скрежет заржавел и стал нестрашным - раздал подопечным по штуке баксов и сказал, примерно, так:
   - Вот что, господа филирики, кто хочет - может на эти деньги за бугром счастья попытать, а кто не хочет, тот пусть поступает с ними по собственному разумению. Ботинки новые купит, или пропьет... Вольному, значит, - воля! А мне пора, дела, знаете ли...
   Засмущался немного - и был таков! Ладно, хоть засмущался.
   В общем, все разбежались, и никто не умер. И то хорошо.
  
   И остался Иван-солдат один. Точнее, не один, а с изрядно тронутой ржавчиной, некогда грозной, а теперь просто скрипучей, словно мамаша старой девы, Древней Боевой Челюстью.
   Вот сидит он вечером в своем Мак-Дональде, на столе бутылка "Шуйской", напротив - несчастная ржавая железяка. Разговаривают.
   - Что это с тобой, командир? - спрашивает Иван. - Так славно работали. Россию, почитай, уже почти спасли, и тут, в самый, можно сказать решающий момент ты ломаешься! Натуральный облом. Непорядок, командир, да и стыдно...
   - Мне не стыдно, - скрипят ржавые зубы. - Мне старо...
   Иван стопку налил, посмотрел с тоской на встопорщившуюся огнями Москву за окнами, выпил без закуски и говорит:
   - Ты же древний,... то есть, древняя.... Тьфу, извини.... В общем, Древняя Воин, тысячи лет сражаешься и ничего, а тут вдруг тебе состариться приспичило. Непорядок это...
   - Я не воин, - шелестит едкая железная пыль. - Я только часть воина.... Я - частицы Силы. Ты - воин.
   - Солдат, - соглашается Иван. - В чине капитана. Так в чем же дело-то?
   - Я не твоя часть, - грустно отвечает Железная Челюсть. - Я часть Великого Воина из Междуземья. Мне здесь не прижиться...
   Иван налил еще стопку, чокнулся с тенью, которая на миг проявилась на стенке, аккурат между Мак-Даком и клоуном Дональдом, выпил, и говорит:
   - А ведь еще немного - и получилось бы! Вон, как нас все это толстосумы боялись! Чего прикажем, то и делали. Эх, совсем чуть-чуть бы, и получилось бы! Не вышло. Скажи, почему?
   - Потому что боялись... - уже совсем мертво шепчет железо. - Нужно, чтобы не боялись, а чувствовали защиту.... Верили...
   - Чтоб я Капитошу защищал? - вскинулся Иван. - Да никогда!
   - И его..., и остальных... - соглашается Челюсть. - Страну... Ты - солдат...
   За окнами совсем стемнело, автомобили отталкивали от себя темноту и снег вытянутыми вперед яркими ладонями. Ночная столица медленно всплывала к небесам, щурясь огнями сквозь снегопад.
   - Сколько тебе осталось? - тихо спросил солдат.
   - Три дня... - спокойно ответили запекшиеся ржавчиной губы. - Если меня через три дня не вернут Хозяину, я рассыплюсь...
   - Кто твой Хозяин?
   - Великий Орк. Владыка. Магарх. Урукхай. - ответила темнота.
  
   А в это время, на сцену, под безжалостные огни световых пистолетов, выбежал братец-Василий, Васька-гусляр. С новенькими, сияющими электрогуслями наперевес, фиброусилитель для которых делали лучшие в мире японцы. И стройные мулаточки бэк-вокалистки нервно дрогнули узкими бедрами, готовые подхватить любую ноту, в нужный момент отвлечь публику от солиста, как бандерильеро отвлекают быка от поскользнувшегося матадора. И зал замер, в ожидании, когда начнется музыка и алая, полыхающая любовью роза раскроется над левым плечом новой звезды Российской сцены - Страстного Васьки.
   Начинался очередной концерт молодой, но уже ставшей культовой группы "Страстный Зуб".
   И грохнуло. Бас тяжело и сладко толкнул недоверчивое сердце толпы и принялся раскачивать и массировать, пока оно не раскрылось, а потом Васька включил фиброусилитель, и жадные души человечьи затрепетали хищными ресничками, словно раскрывшиеся росянки, алчущие насытиться чужой любовью, потому что своей, как всегда было мало.
   Васька, словно гусенок, вытянулся к микрофону и, не прекращая резать зал звуками электрогуслей, запел-закричал песню, о новорожденном человеке, уже умеющем кричать.
   Мне б, гитару занеся с плеча,
   Зал наотмашь звуками рубить.
   Человек, умеющий кричать -
   Может научиться говорить!
   Зал вскипает, лицами мельча,
   Зал тревожным телом ловит ритм,
   Человек, умеющий кричать -
   Может научиться говорить!
  
   Залу вместе триста тысяч лет,
   Зал древней Христа и пирамид,
   Первым человеком на Земле,
   Зал еще кричит - уже кричит!
   Прежде было Слово, но сейчас,
   Только крик - но это до поры,
   Человек, умеющий кричать -
   Может научиться говорить!
  
   И тут над левым плечом музыканта, там, где багровой вспышкой любви должны были раскрыться губы Алого артефакта, что-то звонко лопнуло, посыпались искры и даже, кажется, повалил дым.
   Васька дернулся, слегка осел влево - плечо немилосердно пекло. Но группа и бэк-вокалистки не подвели, поняв, что случилось неладное, девочки затанцевали вокруг рок-гусляра, заслоняя его от публики, а опытные лабухи из духовой секции, спасая солиста и номер, дружно рухнули в зал сверкающим биг-бэндовым обвалом.
   - Ты чего лажаешь? - прошипел Васька почерневшей, но все еще горячей Алой Целовальной Челюсти, сидевшей на его левом плече, словно выскочившая их печки царевна-лягушка.
   - Я не лажаю.... Я перегорела, - странным, словно червивым голосом просипела Алая Целовальная. - Дальше - без меня...
   - Чуда сегодня не будет, - понял Васька. - Но публика пришла за чудом, значит, придется выкручиваться без колдовства, самому... точнее - самим. Он бросил быстрый взгляд на музыкантов, но те все и так поняли. И они стали играть...
   Позже, крикливые и наглые музыкальные комментаторы спорили - что это было. Кардинальная смена музыкального стиля, или просто неполадки с аппаратурой. Во всяком случае, никто не рискнул считать концерт провалившимся, но никто не решился назвать его удачным. Васька от интервью отказывался наотрез, мудро отправляя на встречи с пираньями пера Кащея Ржова. Все равно ведь бессмертный - не жалко.
  
   Поздней ночью, а точнее - ранним утром, Васька сидел в гостиничном номере. На журнальном столике, между рок-гусляром и его боевой подругой, сморщенной, словно отцеловавшая свое женщина, стояла початая бутылка "Шуйской".
   - Эх, - сокрушался Васька. - Так хорошо начали. И без всякой фанеры. Публика на концерты валом валит. Даже Кащей, и тот почти человеком стал, а ты... Что с тобой, подруга?
   - Да вот... постарела я, - шамкает подруга. - Перегорела-постарела.... Нету во мне Любови больше, вся кончилась, ты уж прости, сынок. А насчет фанеры - это ты погорячился слегка.... Лукавишь.
   - Как это лукавлю? - обиделся гусляр. - Когда это мы под фанеру-то выступали? Не было такого! За то нас публика и любила, что все натуральное
   - А я? - тихо спросила Алая. - Я ведь тоже навроде фанеры, только ты по-глупости этого не понял, а может, и понял, только осознать побоялся.
   - Какая же ты "фанера", - искренне изумился Васька. - Ты же эвон как петь умеешь! Зал аж дыбарем встает!
   И выпил от обиды.
   - Ты на водку-то не налегай, - сварливо сказала собеседница. - Не поможет, правду водкой не смоешь. Только вот что я тебе скажу - пел-то на самом деле ты сам, а я только слушателей под тебя настраивала. Влюбляла, короче.
   - И сильно? - заинтересовался захмелевший Васька. - Что, так прямо всех поголовно и влюбляла?
   - Всех, - скучно сказала прежде Целовальная, а сейчас Безлюбая помощница. - А если публика в тебя заранее влюблена, то успех тебе обеспечен, что бы ты ни вытворял. Хоть чижика-пыжика играй, хоть "токатту и фугу ре-минор" - все едино.
   - Ишь ты... - расстроился гусляр. - А зачем ты это делала?
   - Устроена я так, да и понравился ты мне...
   - А теперь? - Васька понемногу начал понимать, что к чему.
   - А теперь я спать хочу.... Погасну вот скоро... - Бывшая царевна-лягушка, а теперь жаба-старуха сонно покачивалась на краю стола, почти уже совсем темная, только иногда по синеватым губам пробегали алые сполохи, словно угли догорали.
   - И когда ты... - ляпнул музыкант и испугался.
   - Три дня, - донеслось с конца стола. - Если к Хозяину не вернусь.... Три дня...
   - Кто твой хозяин? - отчаянно закричал Василий. Ему хотелось обнять подругу за плечи, да только не за что было обнять.
   - Великий Орк. Владыка. Магарх. Урукхай. - ответила темнота.
  
   И у старшего брата, Даниила, того, который в политику ударился, дела тоже обстояли не лучшим образом.
   Когда властность и обаяние, которые придавала ему Парадно-дипломатическая челюсть Великого Орка, стали иссякать, выяснилось, что среди руководителей движения "Умельцы России" настоящих умельцев оказалось - раз-два и обчелся. То есть, умения-то у них были, например, многие из них очень умело распоряжались деньгами, причем, почему-то исключительно в свою пользу. Другие умело обменивались опытом с зарубежом. Приезжает такой умелец в родные пенаты, а его и спрашивают-де, что привез? А он так гордо отвечает, с большим достоинством - опыт! А какой опыт, с чем его едят и какая от этого опыта польза - непонятно. Молчит умелец, словно воды в рот набрал. А может, у него там, во рту - опыт, который он из-за бугра привез?
   А потом уж и вовсе в открытую воровать стали, да ладно бы воровать...
   Приходит в офис какой-нибудь "умелец" местного разлива и прямо с порога:
   - Знаешь, Даниил, я в твоем движении набрался опыта, заработал репутацию. По стране поездил, а теперь вот, меня в другую "Россию" зовут, созрел я, значит. Так что, прощевай! И не помни лихом!
   - А разве бывает другая Россия? - удивляется Даниил.
   - А то! - гордо отвечает экс-умелец. И шасть за дверь.
   И каждый раз после такого случая в офисе какая-нибудь мелочь пропадает. То факс, то модем, то целый компьютер, то еще что-нибудь. Однажды пропала секретарша. Уж эта-то кому нужна была, спрашивается? Ведь дура дурой, да еще и ножки не тем концом вставлены! Однако, факт, пропала!
   А на телевидение и вовсе перестали приглашать, разве что иногда в программу "Вокруг смеха".
   В общем, как заключил опытный волколак Егорий, - было умение, да выдохлось. Одно правда бесило волколака, бесило до того, что и выть на луну ему стало не в радость - Телла так и не вернулась. Осталась с Танькой, светской росомахой. Эх, разлетитесь банки-склянки, мы с подружкой прем, как танки.... Держись, столица! Или в оригинале было немного не так?
   И вот сидит старший братец Даниил в пустом офисе, стоит на заваленном никому ненужными бумагами столе бутылка "Шуйской" а рядышком лежит бывшая Драгоценная Парадная Челюсть Великого Орка, похожая сейчас на облупленную карету Екатерины Второй, забытую на пару столетий в сыром подвале какого-нибудь захолустного краеведческого музея. Печальная картина, прямо скажем, совершенно недостойная кисти великого живописца. И вообще, недостойная.
   - Что, - говорит Даниил, - Госпожа Удача, кранты нам, выходит? Изменила ты мне.
   - Я не удача, - звенит стекляшками - а были алмазы, - бывшая соратница. - Ошибся ты, я - Власть! Да только, видно власть не для тебя.
   - Как это, - обижается Даниил. - Поначалу-то все замечательно шло. Соратников набежало видимо-невидимо, программу писать начали, еще немного и в Думе бы оказались.
   - Эк тебя колбасит, - совсем недипломатично отвечает соратница. - Во-первых, в Думе умельцам делать нечего, там другие качества надобны. А во-вторых, кто тебе сказал, что в Думе Власти есть чего делать?
   - Как же? - удивляется Даниил. - Дума, это школа государственной власти, разве не так?
   - Школа рабства, - шелестит облетающей позолотой Челюсть.
   Даниил задумался и-таки, выпил. Хотя и не очень хотелось.
   - Так ведь трудно Державе, - наконец выговорил он, и посмотрел на полуподвальное окно покрасневшими от водки глазами. Опять же воруют...
   Парадная, хоть и одряхлела вконец, а засмеялась так, что вся позолота трещинами пошла.
   - Ты чего? - обиделся Даниил. - Разве я не дело говорю?
   - Дело делают, а не говорят, - скрипит собеседница. - А ты про бассейн с крокодилами не думал? Очень, знаешь ли, хорошо от воровства помогает!
   - Да не водятся у нас... - начал было Даниил, и осекся. - Значит, только так?
   Парадная промолчала, только почерневшие клыки на миг оскалились.
   Даниил налил еще, посмотрел в окошко, в которое медленно сочилась жиденькая сыворотка столичного рассвета, сглотнул и отставил так и не выпитую рюмку.
   - Так я не согласен, - сказал он с пьяной решительностью. - Я лучше, как раньше, машины изобретать стану.
   Взял бутылку и, наконец, глотнул. Прямо из горлышка.
   Некоторое время в бывшем офисе, а теперь просто в убогой столичной хрущевке стояла тишина. Только кольца табачного дыма терлись друг о друга, и, казалось, слегка шуршали при этом. Будто змеи.
   - А с тобой-то что? - наслушавшись тишины, поинтересовался Даниил.
   - Заряд власти во мне закончился, так что, думай сам...
   - Умрешь? - испугался умелец.
   - Гаснет Любовь, рассыпается Сила, а Власть - Власть теряют. Так что я просто потеряюсь, пропаду, сгину.... Через три дня, если я не вернусь к Хозяину, я стану просто бесполезной раззолоченной железякой, выскользнувшей из твоей жизни и пропавшей навеки. Только в судьбе прореха останется, на память. Вот и все. Так что, смирись, поезжай к себе домой, да займись каким-нибудь делом. Не про тебя, видно, Власть.
   - А кто твой Хозяин? - спросил Даниил, немного помолчав.
   - Великий Орк. Владыка. Магарх. Урукхай. - гордо лязгнула пригоршня позолоченного железа. И рассвет дрогнул в окошке, словно его под дых ударили.
   А скоро приехали Иван с Василием.
  
  
   Глава 22

"Дорогая моя столица,

Золотая моя Москва!"

Песенка человека в кепке

   Джипаровоз, добродушно пыхая паром, стоял в пробке на шоссе Энтузиастов. Пассажиры от нетерпения порядком-таки разогрелись и тоже готовы были пыхнуть, только отнюдь не добродушно. Как только в неряшливый рядах измызганных разномастных автомобилей появлялся просвет, какой-нибудь шустрый водитель немедленно нырял туда. Непривычный к московской манере езды водила-Сенечка, не успевал даже ребордами шевельнуть. И перед озлобленными ожиданием гоблинами в который раз воздвигалась какая-нибудь грязная и нахальная автомобильная задница. Мало того, объезжающие по кривой громоздкий джипаровоз шустрики оскорбительно махали руками, строили неприличные рожи, да отпускали неостроумные шуточки в адрес незадачливых провинциалов, растерявшихся в обыкновенной московской автомобильной толкучке. Хорошо еще, что за всеобщим шипением в салоне не было слышно шуточек столичных водил, но жесты были достаточно красноречивы, так что общий смысл просачивался в салон джипаровоза. Дробила, понемногу зверея, принялся ругаться по-гномски, а это, знаете ли, в перспективе ничего хорошего москвичам не сулило.
   Внезапно смартфон, стоящий торчком в специальной стойке у лобового стекла, как надгробный памятник на могиле неизвестного рэкетира, воскрес и истошно заголосил:
   - Стриги уша-ами! Уша-а-а-ми!
   И так далее.
   Старший дознатец, закемаривший было в парном чреве джипаровоза, встрепенулся и нервно схватил трубку.
   - Ну, чего вы там? - заквакал голос Безяйчика. - Добрались?
   - Не-а, - отозвался Старший дознатец. - В затычку попали. То есть, в пробку. Стоим, ждем. Застряли, похоже, намертво. Тут автомобилей, что хоббитов в пивнушке в канун дня Гэндальфа.
   - А каукетчер на что? - резонно поинтересовался Безяйчик. - Там есть такой рычаг, ты его нажми, и езжай себе, куда надо. А на чайников внимания не обращай, сами дорогу уступят, они понятливые, когда им все правильно объяснишь. Нашел?
   - Нашел, - сопя, ответил дознатец, и нажал скользкий от смазки рычаг.
   Тотчас же вперед с маслянистым лязгом выдвинулся волевой паровозный спойлер-каукетчер, выкрашенный в веселый красный цвет.
   - Ну? - спросила трубка.
   - И что дальше? - жалобно поинтересовался хоббит, ожидавший, наверное, что джипаровоз немедленно выпустит клепаные крылья и перелетит через пробку, словно железная бабочка.
   - А дальше ехай куда хошь. Только посвисти сначала, а то невежливо будет.
   - Езжай, - сказал Старший Дознатец Сенечке-горлуму. - Только свистни сначала.
   Сенечка свистнул. После чего джипаровоз облегченно вздохнул, мстительно обдал нахальных соседей струями горячего пара, и медленно тронулся, легко, словно картонные, раздвигая преграждавшие дорогу транспортные средства. При этом Сенечка не забывал время от времени свистеть. Все-таки, когда-то он воспитывался в хорошей семье, и свято придерживался национального интеллигентского правила, а именно - хамить надо вежливо.
   Верьте мне, это мощное неудержимое и целенаправленное движение могло присниться автолюбителю только во сне. При этом если спящий смотрел сон с места водителя джипаровоза, то сновидение с полным правом можно было отнести к разряду светлых и радостных, а если с другого места, то, извините, это был сущий кошмар!
   Так, весело чухая и окатывая мешающих соседей струями пара, демократично не делая различия между "копейками", "бумерами", "меринами" и прочей автомобильной мелюзгой, джипаровоз преодолел, наконец, пробку. Точнее, продавил ее внутрь города, как нетерпеливый, жаждущий похмелки пьяница проталкивает неподдающуюся штопору затычку в бутылку вожделенного вермута. Свершив сие, дважды одушевленное транспортное средство свернуло направо, не спеша, и с удовольствием проломило какой-то забор, после чего величественно покатилось через безлюдный в это время года Измайловский парк. Туда, где располагалось коммунальное логово бывшей шаманки, а ныне светской россомахи Татьяны, известной своими неординарными пристрастиями и экстравагантными нарядами всей столичной тусовке. То есть, прямиком на встречу с потерявшими силу, почти полностью разряженными Челюстями Великого Орка.
   Да, братья Черепановы - это вам не самолет Джефферсона! Это - сила!
   Джипаровоз, преодолев несколько гектаров парковой зоны, выбрался, наконец, на какую-то улицу, наддал, и скоро оказался неподалеку от станции метрополитена "Партизанская". Памятное, скажу я вам, местечко, может быть даже историческое, но об этом как-нибудь в следующий раз.
   Дробила, с интересом изучающий окрестности, покрутил головой и сообщил товарищам:
   - А вон, смотрите, кажись, двое наших пиво пить собрались. Давай спросим, куда нам дальше править?
   И действительно. У входа в станцию оживленно беседовали о чем-то два типа. По виду явные гоблины - один в скособоченном берете и темных очках на горбатом гоблинском носу, а другой слегка небритый и, несмотря на морозец - в клетчатой шляпе. Ну, чистые гоблины!
   - Да какие они гоблины, - гукнул с заднего сиденья Ватерпас. - Собрались мужики выпить, третьего ищут, вот и все дела.
   - А вот мы сейчас это и проверим, - оживился, до сей поры помалкивавший Старший Дознатец, хоббит Василий.
   Джипаровоз притормозил и деликатно гуднул. Так, слегка, чтобы привлечь внимание. От гудка веером встопорщились афиши на тумбе возле входа на станцию, бабульки и девочки, раздающие прохожим рекламные листки, бросились врассыпную, повалилась пара киосков, да унесло куда-то в сторону измайловских прудов назойливого крикуна - водителя маршрутной "Газели". Вместе с "Газелью". Даже недавно самостоятельно выведшиеся в столице собаки, породы "Московская бомжовая", дрыхнущие в нишах станции метрополитена, и те слегка встрепенулись, правда, сразу же успокоились и продолжили свойственное этой странной породе занятие - греть место в каком-нибудь закутке хозяину-бомжу. Для чего, собственно, и вывелись.
   На парочку же гудок впечатления никакого не произвел.
   - Я же говорил, натуральные гоблины! - с удовольствием констатировал Дробила, высунулся из окна джипаровоза и спросил:
   - Доброго пива, земляки-междуземцы! Как бы нам на Третью Парковую проехать?
   - К Таньке-шаманке, что ли? - спросил носатый, почесал висок под беретом, окинул очкастым взглядом джипаровоз, кажется, остался доволен, потом сказал:
   - А вот по трамвайным путям, на Красноармейский проспект, а там к станции "Измайловская" направо.
   И, обращаясь к небритому, добавил непонятно:
   - Ну вот, кажется и эта история скоро закончится.
   - Чего это он? - спросил хоббит у второго, того, который в шляпе. - С похмелья, что ли?
   - Да нет, - коротко пояснил второй. - Так.... Автор.
   - А-а, - понимающе кивнул Старший Дознатец, хотя не очень-то понял, причем здесь какой-то "автор". - Ну, мы поехали. Веселой удачи!
   - И вам того же, - дружелюбно ответили шляпа с беретом и вернулись к прерванному разговору.
   Джипаровоз еще разок погудел, в знак гоблинской солидарности, и ведомый Сенечкой, решительно двинулся по Красноармейскому проспекту в сторону Третьей Парковой улицы, к дому Таньки-шаманки.
  
   Трое братцев, Даниил, Иван и Василий, сидели в разоренном офисе движения "Умелая Россия" и думали о плохом.
   На чистом полотенце, расстеленном на офисном столе, лежали все три артефакта, три Волшебных Челюсти Великого Орка. Драгоценная Парадная, Алая Целовальная и Железная Боевая. Сейчас они были похожи на три спекшиеся, оплавленные кучки металла, извлеченные из-под развалин музея, невесть зачем разбомбленного озверевшими миротворцами. И только легкое, болезненное шевеление, да тихий металлический шепот выдавали, что артефакты еще живы.
   - Ну и наделали мы делов, братцы! - сказал брат Даниил, в который раз порываясь налить по рюмке, но почему-то не наливая. - Эх, знать бы, что так получится, я из родного Растюпинска в жизни бы в столицу не поехал. Сидел бы дома, изобретал бы всякие штуковины на пользу себе и людям, и никаких тебе проблем.... Разве что иногда похмелье поутру, да на этот случай электроопохмел имеется. А сейчас вот, совестно, да и вообще, на душе как-то погано...
   - Херово, - угрюмо согласился брат-Иван. - Протянул руку и погладил иззубренный, ржавый кусок металла, бывший некогда могучим артефактом. - Говорили же мне, чужое оружие, даже трофейное, рано или поздно откажет, а то и в тебя самого выстрелит ...
   Васька осторожно придерживал рукой струны электрогуслей, чтобы ни в коем разе не брякнуть. Сейчас брат-гусляр мало походил на боготворимого поклонницами Страстного Ваську - волосы свалялись и потускнели, с носа все время норовила свиснуть мутная капля, модная в этом сезоне легкая небритость обернулась неряшливой бурой щетиной и придавала музыканту бомжеватый вид. Одно слово - не красавец. Не секс-символ - куда уж там!
   - А может, братцы, не все еще потеряно? Давайте-ка прямо сейчас двинем в родной Растюпинск? - вдруг оживился он, - Там у Мальчиша с Безяйчиком "Бешка", на ней до острова всего-то двенадцать часов лета, отыщем этого Великого Орка и вернем ему артефакты, глядишь, все и исправится?
   - Где это мы его отыщем, Великого-то? - проворчал Даниил, огорченный тем, что этот единственный и очевидный выход предложил не он, а младший братец. Чтобы хоть как-то самоутвердиться, бывший политик скомандовал чересчур инициативному гусляру:
   - А ну, Васька, кончай соплю дрочить, звони шаманке немедленно!
   Все-таки, хождение в политику несколько меняет человека, и, надо сказать, не в лучшую сторону.
   - Зачем шаманке-то? - спросил оторопевший Василий. - Она-то здесь причем?
   - А я и сам не знаю, просто вот индукция у меня такая, - Даниил задумчиво поскреб в затылке. - Чую, надо звонить, вот и все. Сказано - звони!
   - А, кроме того, мы тут все нетрезвые, - добавил Иван. - Да и ехать не на чем. Я вон, сдуру зарок дал, пока отечественный автопром путную тачку не сделает, буду на метро ездить или пёхом ходить. На Васькином "БМВ" сейчас Кощей от корреспондентов российские просторы разрезает. Уже, наверное, до казахской границы успел добраться. Это после вчерашнего-то концерта. А где, кстати, наша "Копейка-Ламбордини"? А, Данюха?
   - Так на ней же Бугивуг ездит. Забыл что ли? Любимая его тачка. Он недавно в нее душу Адама Козлевича уговорил вселиться. Здорово, надо сказать вышло. Вот и получается, что добираться нам в Растюпинск придется либо на такси, либо общественным транспортом. А у Таньки-то колеса найдутся. Да и сдается мне, что поможет она нам отыскать этого самого Хозяина, как его... Урукхая. А то эти артефакты, того и гляди, придется платочком подвязывать и хоронить с воинскими почестями. Кстати, и Бугивугу тоже позвони. Пусть "Бешку" к полету готовит. И Мальчиша с Безяйчиком надо в известность поставить, аэроплан все-таки ихний.
   Иван крякнул, вытащил мобильный телефон и принялся названивать шаманке, Бугивугу, а заодно и Мальчишу с Безяйчиком.
   Через полчаса у старой пятиэтажки, что на Третьей Парковой, появилась брезгливо-элегантная розовая "Бентли-Мэрилин" с Теллой за рулем. Из машины сначала выпорхнула бывшая вамп-секретарша, а ныне вамп-компаньонка Телла, а потом выбралась Танька-шаманка вся в мехах, с драгоценным желтым бубном в правой руке, которым московская росомаха, несмотря на мороз, обмахивалась на манер веера.
   - Пьют? - не то спросила, не то констатировала Телла.
   - Да нет, похоже, еще хуже, - отозвалась опытная шаманка и нервно перебрала пальцами по гулкой коже старинного бубна.
   Женщины переглянулись между собой, решительно поправили прически и направились к подъезду.
   Как только дамы вошли в подъезд, тесное пространство улицы наполнилось мощным пыхтеньем и джипаровоз, груженый гоблинами, с деликатностью промышленника-миллионщика, подрулил к розовой барышне "Мэрилин".
   Пивной народ, которого полно в московских закоулках, с большим интересом наблюдал, как могучая машина аккуратно припарковалась, пыхтя, втянула под брюхо красный спойлер, похожий на бороду какого-нибудь ассирийского царя, облегченно выдохнула паром и, наконец, превратилась в нечто похожее на обыкновенный джип.
   Какой-то знаток автомобилестроения, углядев на радиаторе аббревиатуру "БЧП", исполненную кириллицей, с гордостью произнес:
   - Умеем же, когда захотим!
   И взял себе еще пива.
   Оставим же праздных и нетрезвых обитателей Измайловского района обсуждать секретные, еще не проданные коварным американцам, Российские разработки, и войдем в офис, вслед за Старшим Дознатцем, хоббитом Василием, грозным боевым гномом Дробилой, сметливым снайпером Ватерпасом, которому, слава Гэндальфу, так и не пришлось никого застреливать и шустрым, но осторожным Сенечкой-горлумом.
   В маленькой квартирке на первом этаже было накурено, как в лучшие времена движения "Умелая Россия". Ввалившись в офис, дверь которого была по обыкновению не заперта, гоблины обнаружили там всеобщую неразбериху, которая в России является необходимым признаком кипучей и целеустремленной деятельности.
   Даниил с Иваном ожесточенно кричали в телефонные трубки, требуя немедленного разрешения на пролет частного гидроплана над территориями государств Европы, Азии, Северной и Южной Америк, Австралии, а заодно и Антарктиды.
   Нечеловечески прекрасная вамп-блондинка обнимала кудлатую голову Васьки-гусляра, шептала ему что-то в ухо, не занятое телефонной трубкой, не забывая нежно покусывать, отчего младший братец слегка дергался, сбивался, но терпел. Блондинка при этом нежно ворковала:
   - Ничего, миленький, потерпи, сейчас полегчает.
   - Ишь ты, как кровавая эльфийка-то старается, - одобрительно заметил Ватерпас. - Любит, наверное....
   - А меня вот кровавые эльфийки никогда не любили, - огорченно заметил Дробила. - Меня эльфийки вообще почему-то не любили, одни гномихи.... Хотя вот, Матильда, она же на гномиху не похожа...
   - Вот и радуйся, - со знанием дела сказал Старший Дознатец, которого эльфийки, видимо, иногда все-таки любили. - Эльфийки, они знаешь какие? Не любит, не любит, а потом ка-ак полюбит - не знаешь куда бежать.
   Вокруг офисного стола самозабвенно и ожесточенно плясала полуголая Танька-шаманка, изо всех сил колотя в бубен, от которого по комнате расходились разноцветные волны, словно в бубне было спрятано северное сияние. Артефакты на столе впитывали зыбкий мерцающий свет и понемногу оживали.
   - Вот они, родимые! - радостно заорал Старший Дознатец, бросаясь к столу, чтобы грудью пасть на найденные, наконец, сокровища.
   - Куда прешь? - невежливо остановил его братец Иван. - Не видишь, люди делом заняты?
   Старший Дознатец внезапно ощутил себя болтающимся в воздухе, потом его небрежно отбросили в сторону, отчего хоббит откатился в угол, но тут же вскочил, готовый исполнить свой долг до конца и заслужить уважение Великого Орка, хотя бы посмертно. Дробила ловко извлек откуда-то из глубин мехового комбинезона трофейную дубинку, набычился, и бросился прокладывать дорогу к найденным, наконец, артефактам. А в руках у Ватерпаса появился невесть когда взятый взаймы у Мальчиша с Безяйчиком автоматический гранатомет типа "Василек".
   - Всем на пол! - яростно заорал боевой Орк-снайпер, водя гранатометом из стороны в сторону.
   - Положь пушку, дура, стрельнет же! - рыкнул Иван и решительно двинулся к Ватерпасу.
   Около открытой входной двери азартно подпрыгивал Сенечка-горлум, время от времени возбужденно взвизгивая:
   - У... ворюги голожаберные.... Врежь ему, Дробила, пусть знают, как чужие зубья тырить!
   Старший Дознатец к этому времени окончательно пришел в себя и отчаянно заорал:
   - Не стреляйте! Артефакты попортите, нас всех Великий Орк крокодилам скормит!
   Тут Танька-шаманка вспрыгнула на стол, с натугой подняла над собой налитый тяжелым медным светом бубен и скомандовала:
   - А ну, прекратить безобразие. Я камлаю! И здесь, между прочим, моя квартира!
   Как ни странно, это подействовало. Ворча и ругаясь сквозь зубы, враждующие стороны расцепились, и встали по сторонам обшарпанного офисного стола, на котором лежали найденные артефакты. Медное сияние грузной каплей скатилось с коротко прогудевшего бубна и обрушилось на стол, чтобы всосаться без остатка в разложенные на полотенце артефакты. Теперь, после Танькиного камлания, они выглядели немного лучше вчерашнего, но все равно, до былой силы и мощи им было, ох, как далеко!
   - Батюшки! - возопил, заламывая руки хоббит, - Что вы с ними сделали, уроды вы невежественные!
   - Мы же не знали, - угрюмо пробасил Даниил. - Мы не знали, как с ними обращаться, и вот...
   - Ладно, отношения потом будете выяснять, - Танька-шаманка тяжело дыша, обмахивалась своим бубном, теперь белым с розовыми прожилками, как полярный день. - Я пытаюсь связаться с Панзутием через его мурашек - почему-то не получается. Но, чувствую, что нас ждут. Как с транспортом до Междуземья?
   - Бугивуг говорит, что мадмуазель Раймонда-Элиз Де Лярош готовы лететь в любой момент. - Василий, крепко держась за талию кровавой эльфийки, помахал зажатой в свободной руке телефонной трубкой.
   - Какая еще такая мадмуазель? - хором спросили остальные братцы.
   - Не знаю, - честно хлопая глазами, ответил Василий и почему-то виновато посмотрел на Теллу. Та недоверчиво зашипела.
   - Может с Абдуллой связаться, пусть портал из Межуземья в Растюпинск вырастит? - осторожно спросил Иван. - Помнишь, как Медного Гоблина отправили? - Раз и на месте!
   - Порталы созревают только в августе, - грустно сообщил Старший Дознатец. - Когда идут Звездные Дожди. В декабре новые порталы не растут, а старые, если их не подкармливать, засыхают и скукоживаются. Да и телефон у Абдуллы не отвечает.
   - Значит, ничего не поделаешь, придется лететь с этой мамзелью, как ее? Де Лярош, - констатировал Васька-гусляр. - Знать бы еще, кто она такая. Судя по фамилии - француженка. Красотка, наверное! Ай! Телла, перестань кусаться!
   - А как с разрешениями на полет над территорией суверенных государств? - деловито поинтересовался Даниил. - Дают?
   - Как же... - отозвался Иван. - Стоит мне сказать, что мы летим в Междуземье, сразу начинают смеяться. И фантастики советуют поменьше читать. А я фантастику, между прочим, отродясь не читал. Попробовать, что ли?
   - Ладно, как-нибудь обойдемся без разрешения, - решил Даниил.
   - Собьют, - уверенно сказал брат-солдат. - Как пить дать, собьют. Хоть бы прикрытие какое...
   Тут Ватерпас, которому пришла в голову некая идея, встрепенулся и толкнул хоббита.
   - Начальник, звони Огнехвосту. Хватит ему по вселенной порожняк гонять. Помощь нужна.
   - Что еще за Огнехвост? - заинтересовался Иван. - Может, огнемёт?
   - И огнемет, и самолет, а вообще-то он дракон, - любезно пояснил обалдевшим братцам Старший Дознатец.
   - Ишь ты, дракон! - с уважением повторил за хоббитом брат-солдат. - Нет, точно, начинаю читать фантастику. А то рехнуться можно!
   А хоббит-Василий уже раскрыл переговорное устройство и закричал в раковину:
   - Борт девяносто семь сорок, борт девяносто семь сорок...
   И где-то на краю галактики, безмятежно и одиноко скользящий среди звезд Свирепый Исполинский Огнехвостый Краснозвездный Дракон услышал его, развернулся, глотнул горячей плазмы из косматой короны голубого гиганта и лег на курс к Земле.
  
   Когда компания людей и гоблинов гурьбой выкатилась из подъезда и стала рассаживаться по машинам, нежно-розовая "Мэрилин" капризно шепнула братьям Черепановым:
   - Ну вот, опять всю помнут в этой давке. Знаете, что сейчас на шоссе творится? Ужас, все с работы едут, все грязные.... А я только вчера из косметического автосалона. Обидно, право слово!
   - Не сумлевайтесь, барышня, не помнут, и не запачкают, все будет в аккурате! - дружными басами ответили братья Черепановы и выпятили волевой подбородник.
   И они поехали в Растюпинск. Впереди, деликатно выплескивая лирические струйки пара, предупреждающе посвистывая, в общем, прокладывая дорогу, пёр могучий джипаровоз, а за ним легко катилась "Бентли-Мэрилин".
   То-то было дива на дороге!
  
  
  
  
   Глава 23
   "Когда б, блаженствуя в раю,
   Я вас увидел, в ад бредущей,
   Я душу отдал бы свою
   И выкупил бы Вашу душу...."

Омар Спупендайк "Баллада о лежалом товаре"

  
  
   Несмотря на то, что гремлин Бугивуг всю свою сознательную жизнь провел можно сказать, в науке, как нам уже известно, ему даже посчастливилось работать с великим естествоиспытателем Николасом Тесла, все равно, первой и вечной любовью его оставались самолеты. О, как же он завидовал своим собратьям-гремлинам, получившим распределение на всякие "Мустанги", "Аэрокобры", Б-29 и прочие летающие крепости! И пусть большинство его сверстников-товарищей сгинуло в смертельной неразберихе бесконечных войн, пусть гремлин-экипаж "Энолы Гей" в полном составе рехнулся и перебрался в Японию, где до сих пор бродит по мемориалу Хиросимы - пусть! Бугивуг был гремлином, а гремлин просто не может не любить самолеты.
   Поэтому когда красавица-амфибия Бе-220 появилась в хозяйстве Мальчиша и Безяйчика, любовь, обслуживание по высшему разряду, да что там обслуживание - вечная преданность счастливого гремлина были обеспечены ей на всю летучую жизнь.
   Одно только огорчало Бугивуга - в аэроплан никак не удавалось вселить бессмертную душу. Хотя все механизмы, ездящие, ползающие, а уж летающие - тем более - по мнению бывалого гремлина, безусловно, заслуживали, чтобы у них имелась душа.
   - Эх, СанькА нет! - сокрушался Бугивуг. - Уж он-то присоветовал бы что-нибудь! Поэт, все-таки! И надо же было ему остаться в этом Междуземье! Тоже мне, оракул выискался! Теперь до него и не дозвониться, вон какой важный стал - звезда в бутылке!
   Дело в том, что в изготовленную заново Даниилом бутылку Клейна летающая лодка Бе-220 никак не помещалась, а опыты по установке оного прибора в грузовом отсеке самолета тоже ни к чему хорошему не привели. Заскакивали, правда, на электромагнитный огонек души разных авиаторов, но, убедившись, что самолет совершенно мирный, вежливо раскланивались и отправлялись обратно в эфир, ссылаясь на неотложные дела и прочую чепуху.
   Какой-то немецкий барон так прямо и сказал:
   - А где у меня пулеметы? И почему крыльев мало? И вообще - это не "Фоккер", я таким быть не хочу.
   И был таков. В общем, не понравился этот барон Бугивугу, спесив больно.
   - Эх, Санёк, Санёк, - восклицал Бугивуг после очередного неудачного вселения. - Надо же, забрался в бутылку и с концами, позабыл другана!
   Но тут Бугивуг был не прав. Поэты не забывают друзей, даже если напрочь застревают в какой-нибудь бутылке, даже если дни и ночи трудятся оракулами в далеких, а то и вовсе несуществующих краях, нет, не забывают! Просто поэты так устроены, что само понятие времени у них относительно. То они названивают каждые пять минут, не считаясь с тем, что все порядочные существа давно спят - им, видите ли, нечто божественное на ум пришло - то пропадают на неопределенное время, а потом появляются, как ни в чем не бывало, чтобы занять сотню-другую на насущные поэтические нужды. Да что с них взять, релятивистские они существа, эти поэты.
   Так что в одну прекрасную ночь Санек позвонил-таки из своего Междуземья.
   - Как поживаешь, Бугивуг? - раздалось в обычной сименсовской мобильной трубке. И тут же поэт, не удержавшись, гордо сообщил:
   - А у меня уже три тома пророчеств вышло, сейчас избранное к изданию готовится. Хочешь послушать?
   Бугивуг, конечно же, захотел. А куда деваться?
   - Вот, слушай, - квакнула трубка.
  
   "Повсюду жизнь. Ее приметы во всем.
   Понятны и близки
   Живые, жадные планеты
   И звезд нагрубшие соски..."
  
   - Это ты о чем? - осторожно спросил Бугивуг. - Про звезды, как соски - это здорово, хоть сейчас в рекламу детского питания, а пророчество-то о чем?
   - А фиг его знает, - легкомысленно ответил поэт Санёк. - Мое дело пророчествовать, а толкованием у меня пифии занимаются. Ты давай приезжай, я тебя со своими пифиями познакомлю. Знаешь, какие у меня пифии? Одна блондинка, другая брюнетка, а третья рыженькая...
   - Ты не про группу "Виагра", случаем, говоришь? - поинтересовался Бугивуг. - То-то я смотрю, они из ящика пропали!
   - И ноги у них нормальные, - не слушал его Санёк. - Я раньше думал, что у пифий лапы, как у стервятников, короче корявые, а потом это оказалось, птичьи лапы не у пифий, а у гарпий. А у моих пифий ножки - первый сорт!
   - Ну, ты и эстет, - искренне позавидовал дружку Бугивуг. - А еще эфирное существо!
   - Это, знаешь ли, ни на что не влияет, - туманно ответил поэт. - А хочешь еще стихи?
   - Валяй! - покорно согласился гремлин.
  
   "В душах ближних моих - совершенство улитки,
   Так презрителен панцирь. Ну что же, сумей
   Заточить на лице алебарду улыбки,
   Чтоб железом в железо царапнулся смех.
  
   Не сумеешь, так что же, слова рассоривши,
   Напоследок, когда уже гонят взашей,
   Зашвырни им в глаза, как пульсируют скрипки
   В затаившем ненастье полете стрижей.
  
   Не успеешь? Тогда уходи не прощаясь,
   Уходи, как пришел, стало быть - налегке,
   Как жонглер, бесконечное небо вращая,
   Словно блюдечко вишен на остром зрачке..."
  
   - А это что, тоже пророчество? - спросил простодушный Бугивуг. - Это про что, вообще?
   - Да это так, - слегка смутился поэт. - Лирика. Хотя у меня все пророчество, что ни напишу. Таким уж я провидцем уродился.
   - Кстати, о душе, - Бугивуг улучил момент и теперь собирался им воспользоваться. - У тебя на примете подходящей души нет? Желательно летучей.
   - Все души в некотором смысле летучие, - со знанием дела сказал поэт. - А тебе какую конкретно надобно?
   - Мне летучую в прямом смысле, - скромно ответил гремлин. - У меня тут самолет образовался, всем хороша машина, только вот душу для нее никак не подберу, понимаешь ли.
   - Тебе какого пола? - по-деловому прямо спросил Санёк.
   - Лучше женского, - смущенно ответил Бугивуг. - У меня почему-то этот самолет с женщиной ассоциируется. - Есть в нем что-то такое, не знаю как это и назвать...
   - Женственное, - подсказал поэт. - Ладно, была у меня в эфире одна знакомая баронесса...
   - Может не надо баронессу? - испугался гремлин. - Попроще чего-нибудь, кухарку там, или домохозяйку какую...
   - Нету у меня знакомых кухарок авиатрис, - сварливо буркнул поэт. - Баронесса вот есть. Она, между прочим, еще и француженка, а это знаешь, дорогого стоит.
   - А как я с ней общаться стану, - запаниковал Бугивуг. - Я же по-французски даже ругаться не умею, не то, что еще чего-нибудь.
   - Не боись, - утешил его поэт. - Она же душа, а души и так все понимают. Ну, как, дать эфирный адресок?
   - Давай, - вздохнул гремлин.
   Так в летающую лодку Бе-220 вселилась душа прекрасной француженки, мадмуазель Раймонды-Элиз Де Лярош, первой авиатрисы в истории человечества.
   - Ах, какая я большая, - первое, что сказала красавица-авиатриса, вселившись в самолет-амфибию. - И толстая!
   После чего Бугивуг долго капал валериану в топливный бак.
   Наконец баронесса успокоилась и изъявила желание полетать.
   Бугивуг лично проверил турбины, нырнул в пилотскую кабину и угнездился в кресле второго пилота.
   Мадмуазель Де Лярош быстренько прогрела двигатели и принялась разбираться с управлением, причем, в наушниках то и дело раздавались восхищенные возгласы:
   - Ах, а что это у меня? Шарман! Как здорово! А это? О-ля-ля!
   Француженка-авиатриса оказалась на диво сообразительной особой, она быстро освоилась со своей новой ипостасью, а когда зашедший полюбопытствовать Безяйчик просек ситуацию, смотался в цветочный магазин и положил на приборную панель маленький букетик свежих фиалок - растаяла и даже, кажется, подмигнула Бугивугу зеленым экраном радиолокатора. А Безяйчику кокетливо сказала: - Мерси!
   После чего летающая мадмуазель грациозно скатилась на лед Половойки и, нежно грассируя турбинами, легко, как истая француженка поднялась в небо.
   Вот так летающая лодка, построенная в конструкторском бюро Бериева и спасенная криминальными элементами - пардон, видными бизнесменами - города Растюпинска от продажи на металлолом, обрела истинно летучую душу, немного капризную, кокетливую, но храбрую и самоотверженную, какой и полагается быть душе каждого порядочного крылатого существа.
   Теперь Бугивугу приходилось с утра пораньше топать на рынок и покупать свежие цветы, в пилотской кабине пахло "Шанелью N5" - другие духи мадмуазель Де Лярош напрочь отвергла, а на экране бортового компьютера на фоне полетных данных дефилировали длинноногие манекенщицы. Но с этими мелкими неудобствами бывалый гремлин смирился. И даже когда мадмуазель хандрила, что свойственно всем женщинам без исключения, даже летающим, на вопросы типа: "Как ты думаешь, Бугивуг, может быть мне перекраситься в брюнетку?", научился реагировать неопределенным, но как бы одобрительным, бурчанием. Главное - мадмуазель Де Лярош всегда была готова к полету - она любила и умела летать, а за это женщине можно простить все что угодно.
   Вот сколько всего произошло в славном городе Растюпинске, пока Даниил, Иван и Василий пребывали в столице и пытались спасти Россию с помощью трех комплектов зубов Великого Орка.
   Впрочем, встреча с мадмуазель Де Лярош еще предстояла братцам, а пока джипаровоз с гоблинами и следующая за ним в кильватере "Бентли-Мэрилин" стремительно приближались к Растюпинску.
   А с другого конца Вселенной, стремительно рассекая море Дирака, огибая Голубые Гиганты, пронзая газовые туманности и ловко увертываясь от коварных Черных Дыр, к Растюпинску мчался на сверхсветовой скорости борт девяностосемь-сорок - Свирепый Исполинский Огнехвостый Краснозвездный Дракон - для друзей - просто Огнехвост.
  
   А в далеком Междуземье тоже стояла зима. Зима в Междуземье - это, конечно, не совсем то, что в наших краях, но как ни крути, а зима - это сон мира, оцепенение и холод. Хотя, по нашим меркам, в Междуземье, было, конечно, тепло. Но все равно - зима. Огромные эльфийские города-деревья не сбросили листья, они просто замерли в неподвижности и казались дешевыми пластмассовыми имитациями самих себя. Потоки лавы на склонах вулканов почернели и запеклись, как старая, непринятая землей кровь. Зимы в Междуземье случались и раньше, в сущности, зима - обычное дело, но эта зима, казалось, проникла в души всех обитателей страны, сделав их зябкими и вялыми. Даже магия, звонкая, морозная магия зим колдовского мира, и та свернулась, как прокисшее молоко и только чмокала, когда ее пытались использовать.
   Как вы понимаете, отпуск Великого Орка давным-давно закончился, и Властитель вернулся в родные края. Отпуск отпуском, а государством, между прочим, надо править, насущные дела, знаете ли...
   Тем более, без Драгоценной Парадной, Алой Целовальной и Железной Боевой челюстей, дела эти как-то разладились. Артефакты ведь имеют свое предназначение, а орчьи артефакты призваны поддерживать магический порядок в орчьем Междуземье. В наших краях они, конечно, работают не в полную силу, другая у нас магия, а вот дома - в полную. В мир Междуземья драгоценные челюсти были встроены, как замковые камни в арку. Вынь их - и все станет непрочным, свод перестанет опираться на самого себя, а руками его долго не удержать, будь ты хоть трижды Великий Орк.
   Нельзя сказать, чтобы дела в Междуземье обстояли совсем уж плохо, нет, Великий Орк пока еще контролировал ситуацию, держал свод на своих могучих плечах, но некоторые отдельные моменты настораживали.
   Невесть откуда, появилось великое множество гнумов скандалистов, которые, собравшись в неопрятные кодлы, немедленно принялись грызться между собой. А когда и это занятие им надоедало - принимались в невежливой форме требовать каких-то особых прав для всех обитателей Междуземья и, для начала, конечно же, для них, гнумов, а Великого Орка обзывать диктатором, тираном и прочими, по их мнению, оскорбительными словами. На них и, кстати, на их, довольно гнусненькую магию, всеобщее оцепенение почему-то не действовало, напротив, на фоне сонных аборигенов, гнумы выглядели просто шустриками.
   Гнумы, эта плесень цивилизованных миров, и раньше появлялись в Междуземье. Но в простодушные былые времена наиболее скандальных гнумских особей быстренько скармливали реликтовым крокодилам - драконов жалели, драконы - существа благородные. После того, как крокодилы впадали в сытую спячку, недоеденные гнумы прятались в свои щели, где сидели тише воды и ниже травы. Или вообще на какое-то время пропадали, о чем никто, кстати, не жалел.
   Теперь времена изменились, и традиционное скармливание гнумов крокодилам становилось проблематичным. Когда какой-то вдрабадан пьяный гнум по собственной дурости угодил в заповедный крокодилятник, остальные, едва похмелившись, подняли такой шум и гвалт, что разбудили каменных троллей на склонах Ородруина. И не успокоились, пока преступный крокодил не был пойман, умерщвлен и ободран. Причем, самый гнумный гнум отсудил себе в качестве моральной компенсации крокодилью шкуру, из которой тут же заказал плащ. В этом нелепом одеянии он отныне регулярно появлялся на гнумских сборищах, демонстрируя победу справедливости над произволом.
   Кроме того, гнумы, нахватавшиеся в своих скитаниях по мировым закулисам всяческой заразы, притащили с собой в Междуземье цивилизацию, точнее, ее болячки. В домах порядочных граждан Междуземья, в оркских хижинах, гномьих пещерах, на эльфийских кронах и даже в хоббитских норах, гипнотически-радужно замерцали телевизионные экраны, изливая ядовитое колдовство в лишенные иммунитета души подданных Великого Магарха. Невесть откуда вычесался плешивый волколак Егорий, немедленно организовавший и возглавивший Междуземское телевидение. Причем, было совершенно непонятно, как у него это получилось, не иначе, как гнумская магия помогла.
   Егорий приволок с собой белесую не то эльфийку, не то утопленницу Окосению, которая быстренько сварганила совершенно идиотское телевизионное ток-шоу "Дупло". Смысл этого противоестественного действа, разворачивающегося в прямом эфире перед гражданами Междуземья, заключался в следующем: В здоровенное дупло мертвого эльфийского баобаба запихивали молодых эльфов, гномов, хоббитов и орков обоих полов, расставляли всюду, где можно и где нельзя телекамеры, после чего зрители каждые вечер наблюдали за неотвратимым превращением обитателей дупла в типичных гнумов. Окосения умело и энергично руководила процессом. При этом подсевшие на "Дупло" зрители сами понемногу огнумливались, чего, к сожалению, совершенно не замечали. Граждане, сохранившие здравый смысл, называли таких, подсевших на разные телевизионные шоу, несчастных, "дуплонами".
   В общем, разладилось что-то в Междуземье. Если зима - это сон Междуземья, то нынешний зимний сон понемногу превращался в мерзкий кошмарик, который понемногу становился большим всеобщим кошмаром.
  
   Владыка сел на постели, опустил громадные ступни на холодный каменный пол опочивальни, потом встал, потянулся и, с отвращением вздохнул. В полукруглое окно сочился какой-то тоскливый, простоквашный свет, даже воздух, благословенный воздух Междуземья, прежде наполненный упругим, веселым колдовством, казался тошнотворно кислым.
   - Панзутий! - позвал, Великий Орк.
   - Слушаю, Великий Магарх - Панзутий возник словно ниоткуда. Вид у придворного шарлатана был изрядно помятый.
   - Ты бы очуху выпил, что ли, - брезгливо покосился на него Владыка. - Несет, от тебя, как от пьяной виверны. А еще ученый, называется. Интеллектуал. Отойди на два шага.
   - Очух давеча весь Их Изумрудное Величество изволили потребить, - хрипло пробасил Панзутий. - Они, насмотревшись, "дупла", сильно заскорбели, по причине порушенной любви хоббита Кваса и черной эльфийки Гадинаэли, приказали сначала драконовки, а когда не помогло - незрелого очуху. Нешто незрелый очух с драконовкой мешать можно? Так что нету у нас больше очуху, не вызрел.
   - Ох, брошу я эту Окосению в крокодилятник, - сморщился Великий. - Доиграется. Вот и будет ей реалити-шоу.
   - Нельзя ее в крокодилятник, - грустно ответствовал Панзутий. - Общество борьбы за права крокодилов не позволит. Да и прочие гнумские правозащитники тоже.
   - Так зачем же крокодилятники-то существуют, - возмутился Владыка. - Если в них бросать никого нельзя. Так и крокодилы все передохнут, а они, межу прочим, реликтовые.
   - Уже дохнут, - сообщил Панзутий. - Но все равно, говорят, негуманно их всякой нечистью кормить. А привозное мясо кончилось, гнумы денежки получили, а поставки сорвали.... Ссылаются на какого-то Дауна Джонса, говорят, упал, бедняга, отсюда и все наши беды.
   - Ох, - только и ответил Владыка. - Не удержать страны! Беззубая власть - не власть, а позорище. Рухнет Междуземье, как этот... как его, Даун, чтоб ему пусто было! Где же вы мои артефакты, зубки мои любимые, худо без вас в Междуземье... Мурашек посылал?
   - Мурашки нынешней зимой почему-то не хотят летать, - потупился шаман-шарлатан. - Климат, наверное, испортился, магия не то просваталась, не то загустела от холода. Я уж с отчаяния даже к новомодному оракулу ходил на ту сторону озера. У нас тут неподалеку оракул появился, Саньк?м зовут, вот к нему и ходил.
   - И что? - с надеждой спросил Великий Орк.
   - Да вот, посидели слегка, - смутился Панзутий и посмотрел на Хозяина красными, как у селедки глазами.
   - Мне неинтересно, сколько бутылок вы усидели с этим оракулом, как его... - Великий Орк отыскал, наконец, тапочки, подошел к окну, открыл, выглянул наружу в грязно-желтый туман, зло сплюнул, и снова повернулся к шаману.
   - Саньк?м, - услужливо подсказал Панзутий, косясь на полупустую бутылку "Эльфийской горькой", стоящую на прикроватном столике. На горлышке, бесстыже обхватив его ногами, прилепилась малюсенькая фея-алкоголичка. Фея изо всех сил пыталась вытащить из бутылки пробку. Крылья нежного существа были грязны и обтрепаны.
   - Ну и что тебе этот Санёк напророчил? - спросил Владыка, милосердно снимая фею с горлышка и осторожно взяв за крылышки, выпроваживая в открытую форточку.
   Шаман болезненно сглотнул.
   - Да, как обычно, выдал какие-то стишки, пифии стриптиз сплясали, да и все дела. Вот счет за услуги.
   - Положи на бюро, - сморщился Хозяин Междуземья.
   - Стишки или счет? - поинтересовался Панзутий.
   - Счет! Чтоб у тебя мана прокисла! - выругался Великий. - Ты чего сегодня какой квелый?
   - Мана прокисла, - печально сообщил Панзутий. - А со стишками что делать?
   - Читай, - махнул лапой Великий Орк.
   Шаман-шарлатан отступил еще на шаг, поднес к глазам измятый листочек, прокашлялся и начал:
   "Мы улетели от зимы.
   От удивленья рты разинув,
   С тоскою понимаем мы,
   Что снова прилетели в зиму..."
   - Толкуй, - приказал Владыка.
   Панзутий хотел было сослаться на прокисшую ману, утреннее недомогание, слабость в членах, колики в чародейной железе, но посмотрел на Великого Орка и передумал. Реликтовые крокодилы все-таки, желали жрать, а защитой прав шаманов-шарлатанов гнумские правозащитные организации не занимались. Пришлось сосредоточиться, отцедить кислую ману от пригодной к употреблению и заняться толкованием пророчества оракула.
   - Чтоб ты утоп в своем абсенте, - мысленно пожелал шаман Саньку, понимая, что это благое пожелание в принципе неосуществимо, поскольку бутылка, в которой сидел поэт-оракул, была односторонней, а стало быть, бездонной. Мысль об утоплении поэта-оракула вместе с его бутылкой в подходящей емкости со спиртным, в тесную от утренних страданий голову Панзутия так и не пришла.
   Смятый листок вспыхнул зеленовато-желтым пламенем, внутри явственно обозначилась темная сердцевина, в которой проступило неясное изображение.
   - Вот мерзавцы! - с чувством сказал Великий Орк, разглядев в сердцевине пламени забирающихся в некий белый летательный аппарат Старшего Дознатца Василия, Дробилу и Ватерпаса. Следом за пропавшими, а теперь отыскавшимися подданными, в дверцу аппарата полезли какие-то люди, после чего леталка втянула лесенку, развернулась и стала разгоняться по руслу какой-то покрытой льдом речки.
   Бумага догорела, и изображение пропало.
   - Ну, чего скажешь? - обратился Орк к шаману. - Как все это понимать?
   - Кажись, возвращаются, - ответил Панзутий, дуя на обожженные пальцы.
   - А артефакты? Везут?
   - Кажись, везут, - сказал шаман, и добавил. - Если довезут.
   - Как это если? - вскинулся Урукхай. - Говори толком, везут или нет?
   - Да везут, везут, - успокоил его Панзутий. - Только вот беда, пользовал кто-то ваши зубки, весь магический заряд потратил, так что, ежели к завтрему не привезут, то помрут Челюсти, как есть помрут. Но у них леталка быстрая, есть шанец, что успеют. Потерпеть надо, Ваша Грозность, может оно и обойдется.
   Великий Орк хотел было вспылить, отправить Панзутия на мифриловые рудники, или чистить клетки с боевыми вивернами, но, поразмыслив, понял, что все это не поможет и остается только ждать.
   Великий Правитель должен уметь ждать. Такая уж у него работа.
   Выставленная из опочивальни фейка вернулась, слизала с горлышка капли спиртного и с настырным писком закружилась-заметалась вокруг шаманской головы, требуя не то продолжения банкета, не то очуха.
  
  
  
  
   Глава 24
  
  
   "Я - искра, я - слезинка на экране,
   Я - родинка у Бога на щеке..."

"Самолет-мишень"

  
   - Ну, куда летим, господа? - весело спросила мадмуазель Де Ларош, закладывая изящный вираж над заснеженными окрестностями Растюпинска.
   - В Междуземье, - хором ответили гоблины, - В Междуземье, мадмуазель. И если можно, поскорее!
   - Куда? - раздалось в наушниках. - Никогда не бывала в Междуземье. Где это?
   И тут все сообразили, что баронесса Де Лярош понятия не имеет, где это самое Междуземье находится и каким маршрутом туда лететь. Более того, никто из пассажиров не знал толком, как попасть в таинственное Междуземье, даже гоблины, которые, как известно, прилетели в Россию на Огнехвосте и всю дорогу то пели, то спали. Правда, летающая лодка уже побывала однажды на острове Алаули, но остров в океане - это не совсем Междуземье, это, так сказать, его прихожая, тамбур, одно из многочисленных мест на нашей планете, соприкасающихся с Междуземьем. Но чтобы попасть в квартиру, надо сначала попасть в прихожую, если, конечно, вы не какой-нибудь уголовник и не лезете в окно с преступными намерениями. Впрочем, такой вариант возможен, если вы просто захлопнули дверь и забыли ключи дома.
   - На остров Алаули, пожалуйста, - вежливо попросил Бугивуг, который, как мы помним, тоже уже успел побывать на острове и даже видел Черных Карачунов, хотя и издалека. Даниил пытался было возражать, ссылаясь на то, что у него не сложились отношения с аборигенами, но его никто не поддержал. Семейные отношения это дело личное.
   - Обожаю тропики, - весело сказала авиатриса. - Бугивуг, ты крем для загара не забыл?
   - Уи, мадмуазель, в смысле - не забыл, - сказал запасливый гремлин.
   И они полетели.
  
   - Где носит этого сверхсветового балбеса! - брюзжал Старший Дознатец, глядя в иллюминатор на бесконечный океан, расстилающийся под нервно вздрагивающими крыльями мадмуазель Де Лярош. - Тоже мне, Свирепый Исполинский Огнехвостый Дракон. Да еще и Краснозвездный. Не-ет, как был он Экскаватором, так Экскаватором и остался, все такой же тупой, и еле ползает. Вот блуждаем мы по этим воздушным коридорам, как сироты какие безвестные, ни тебе истребителей сопровождения, ни ковровой дорожки у трапа, ни почетного караула.... Даже дорогу некому показать. Как только появится - обзову его Экскаватором, пусть себе обижается.
   И снова заорал в трубку:
   - Борт девяносто семь-сорок, борт девяносто семь сорок.... Да где же тебя носит, чудище кремнийорганическое на реактивной тяге!
   Огнехвост и в самом деле несколько отвлекся. Дело в том, что на подлете к Земле, мирный дракон был подло обстрелян боевыми лазерами с космической платформы, что, конечно, не причинило ему существенного вреда, но сильно расстроило и подорвало веру в гуманность человеческой цивилизации. Плевок гамма-лазера с термоядерной накачкой он воспринял не иначе, как плевок в душу, и некоторое время занимался тем, что гонялся за многочисленными крутящимися вокруг планеты спутниками и поддавал им лапой, отчего спутники сходили с орбит, а некоторые врезались в атмосферу, где очень красиво сгорали. Любуясь этим восхитительным зрелищем, дракон внутренним голосом громко распевал популярную песенку "Хорошо подраться в субботу вечерком" и воплей Старшего Дознатца попросту не слышал.
   Наконец на зуб ему попался твердый, как орех, спутник-шпион, Огнехвост с хрустом раскусил его, и спутник, созданный как раз для того, чтобы перехватывать чужие разговоры, в предсмертной судороге пискнул голосом хоббита Василия:
   - Борт девяносто семь сорок...
   - Мать моя драконица! - воскликнул легкомысленный Огнехвост, уцепил пеленг, проложил курс и стремглав, окутавшись облаком синеватой плазмы, устремился к Земле. И вовремя.
  
   Ох, напрасно неосмотрительный Старший Дознатец сетовал на отсутствие истребителей сопровождения. Не сетовал бы, глядишь, может, и обошлось, как говориться, не поминай лиха, пока спит тихо.... Но помянул, не удержался, и истребители сопровождения, конечно же, появились. Только экипаж летающей лодки им совершенно не обрадовался.
   Пятерка новейших палубных истребителей стартовала с авианосца, выполняющую очередную миротворческую миссию аккурат в этом районе земного шара. Поскольку мадмуазель Де Лярош на грубые оклики с земли отвечать не желала - она искренне считала, что порядочная девушка не должна знакомиться с кем попало - то была идентифицирована, как самолет террористов. И вот пятерка рыцарей неба, на истребителях пятого поколения включив форсаж, мчались, чтобы познакомиться с мадмуазель поближе. С точки зрения стороннего наблюдателя, каким являлся Огнехвост, действия миротворцев сильно смахивали на попытку изнасилования беззащитной дамочки пятью обкурившимися отморозками неопределенной национальности. Во всяком случае, нездоровые намерения пилотов истребителей были налицо. Хотя... Миротворцы могли и не поднимать в воздух истребители, могли просто шарахнуть ракетой, а вот подняли, так что, спасибо им и на этом, гуманным нашим!
   Видимо командир палубной авиации разрешил молодым пилотам-миротворцам попрактиковаться в стрельбе по безопасной мишени, ну, а заодно и поразвлечься, вот и отправил самый способных и мужественных на рандеву с мадмуазель Де Лярош.
   Истребители легко догнали летающую лодку, взяли в клещи, и, убедившись, что мирное воздушное судно презрительно игнорирует требования немедленно приземлиться, а самое главное - не может оказать никакого сопротивления, принялись отрабатывать на прекрасной француженке различные боевые приемы. То в лоб зайдут, то на хвост сядут, то из пушки шмалять начнут, покамест мимо, так, выпендриваются, заразы. В общем, миротворческое плечо раззудилось, кулак размахнулся, мальчишеские лица в кабинах запылали азартом, и даже небо над океаном, казалось, пошло звездами да полосами. И быть бы этому небу последним в жизни наших героев, если бы не дракон.
   Из фиолетовых, сияющих бездонным темным светом высот, появился, долгожданный, спаситель. Спереди - боевой дракон, гроза рыцарей-мародеров, оплот и хранитель древней воинской чести, сзади - грозный ракетоносец некогда великой военной державы, воплощенная месть, возвращенный огонь войны! Ослепительно белая точка возникла в немыслимой высоте, оставляя за собой радужный шлейф выгнула траекторию, и, наконец, расцвела огромным огненным цветком - дракон тормозил. Оказавшись позади гидроплана и висящих у него на хвосте истребителей, Огнехвост оценил ситуацию, как хулиганскую, догнал замыкающий истребитель и аккуратно плюнул плазмой ему на хвост.
   - Ф-Фу! - раздалось в небе над океаном.
   Истребитель мгновенно задымился, его закрутило, полетели огненные клочья, хлопнула катапульта, и над океаном раскрылся белый плевок спасательного парашюта.
   Оставшиеся истребители оставили мадмуазель Де Лярош в покое, рассыпались тюльпаном, потом развернулись и храбро атаковали дракона. Ох, лучше бы они этого не делали!
   Не более чем через полминуты в океан падали обломки новейших истребителей на сумму четверть миллиарда долларов, а довольный собой Огнехвост крылом к крылу летел рядом с мадмуазель Де Лярош, ни дать, ни взять, кавалер, сопровождающий даму на прогулке по Булонскому лесу.
   Только дракон хотел, было завести светскую беседу, как откуда-то снизу появилась дымная полоса, увенчанная белым ослепительно сверкающим на солнце карандашиком. Карандаш-убийца нацеливался прямо в грудь прекрасной француженки.
   - Пардон, мамзель, - возбужденно заорал дракон и бросился наперерез.
   Первую зенитную ракету класса "Содомит" Огнехвост принял на грудь, отчего чешуя мгновенно окрасилась в цвета побежалости и даже слегка оплавилась. Вторую и третью он перехватил в полете передними лапами, смял титановые корпуса и швырнул вниз, туда, где морщинистую лазурь, океана утюжил серый авианосец, похожий сверху на скопище псов-рыцарей, построившихся "свиньей".
   После чего, справедливо рассудив, что бороться надо не со следствием, а с причиной, дракон растопырил крылья и совершил посадку на палубу авианосца, попутно сметя за борт, готовившийся к взлету палубный истребитель последнего поколения F-666.
   При посадке Огнехвост зацепился выступающим корешком за посадочный трос, протянутый поперек взлетной палубы, выдрал его из тормозных лебедок и сильно обиделся.
   К некоторым когда-то потерянным и вновь счастливо обретенным, благодаря друзьям-гоблинам, частям тела, дракон относился особенно неравнодушно.
   Сначала он откусил и выплюнул за борт все выступающие над палубой части авианосца. Аккуратно, словно некий чешуйчатый жираф, дракон оборвал, старательно разжевал и выплюнул лепестки радиолокаторов, антенны систем связи и наведения, и прочие хрупкие устройства. Потом принялся за шестиствольные автоматические зенитные установки, сшибая их лапой, словно поганки, та же участь постигла зенитно-ракетные комплексы, и, наконец, добрался до ходовой рубки. Отгрызть у авианосца ходовую рубку - это совсем непросто, даже для дракона. Поэтому Огнехвост вышиб бронированное лобовое стекло и пустил внутрь маленькую струйку слезоточивого дыханья, от которого весь командный состав авианосца немедленно потерял способность командовать, чем бы то ни было.
   И только после этого принялся вспарывать полетную палубу. Со стороны дракон был похож на чудовищного бронированного петуха, разгребающего когтистой лапой навозную кучу в поисках вожделенного жемчужного зерна. Стальные листы сначала пошли гофрами, потом полопались сварные швы, брызнул фонтан вонючего гидравлического масла из разорванных шлангов гидросистем... Вы видели, как открывают банку со шпротами? Честное слово, обиженный дракон вскрывал авианосец как эту самую банку и, наконец, добрался до содержимого. На нижней палубе обнаружились тридцать два новеньких палубных истребителя со сложенными по-походному крыльями и парочка боевых вертолетов. Дракон радостно взревел и принялся крушить.
   Через десяток минут дракон добрался до атомного реактора, довольно заклекотал, учуяв радиацию, и принялся выковыривать его из покалеченного корпуса корабля.
   - Хватит, Огнехвост, - заорал Даниил в переговорное устройство, наблюдая за процессом сокрушения с борта мадмуазель Де Лярош, из свойственного всем женщинам любопытства, совершившей посадку на воду неподалеку от искалеченного драконом агрессора-миротворца. - Сейчас так рванет, что мало не покажется! Полетели, у нас мало времени.
   - Дракон с видимым сожалением оставил реактор в покое, поерзал - видимо хотел нагадить на остатки палубы, но постеснялся авиатрисы - мощно оттолкнулся лапами и взмыл в небо, на лету выковыривая из пасти застрявшие в зубах вертолетные лопасти и обломки крыльев.
   - Так куда же вы направляетесь, сударыня, - со всей возможной галантностью обратился Огнехвост в мадмуазель Де Лярош. - Может быть нам по пути? А то, боюсь, эти хамы не последние в здешних местах...
   - В Междуземье, месье, - ответила авиатриса, кокетливо качнув крыльями. - К сожалению прямая дорога в этот край мне неведома, поэтому я буду рада такому храброму провожатому.
   - Так нам и в самом деле про пути! - радостно заревел дракон, делая свечку и зависая перед носом аэромадмуазель. При этом он каким-то образом ухитрялся двигаться спиной вперед со скоростью, достаточной, чтобы избежать нечаянного столкновения.
   - О, да Вы, как я вижу, опытный авиатор! - заметила авиатриса. - но все-таки, мне было бы спокойнее, если бы Вы летели рядом. Крылом к крылу. А то пассажиры, знаете ли, волнуются...
   - Крылом к крылу с Вами я готов пересечь всю Вселенную, - воскликнул дракон. Кстати, Вам действительно повезло, я как раз лечу в Междуземье и буду просто счастлив сопровождать Вас.
   - Благодарю Вас, месье. И позвольте опереться на Ваше крыло, - сказала мадмуазель Де Лярош.
   Так крылом к крылу они пролетели над океаном, нашли вход в Междуземье - заплатку синевы на синеве - и канули в него, словно и не было их нашем мире. И небо нашего мира сомкнулась за их крыльями. Только и остались парные инверсионные следы, словно срезанные бритвой там, где кончался наш мир, и начиналось Междуземье.
  
   Глава 25
  
   "Где-то далеко, мой друг,
   Губы обметало солью,
   Жажда, пыльные проселки
   На соломенном ветру.
  
   Где-то далеко, мой друг..."
  
   Омар Спупендайк. Песни
  
  
  
  
   Так, где же находится это самое Междуземье? И чем оно отличается от Средиземья, открытого для широкой публики Джоном Рональдом Руальдом Толкиеном в эпопее "Властелин Колец"? Отличается ведь, поскольку согласно Толкиену, орки существа злобные, подлые и уж ясное дело, неблагодарные, самоотверженно служащие вселенскому злу, а эльфы, хоббиты и гномы - совершенно наоборот - гордые и благородные и служат они не менее глобальному добру. А ведь о наших знакомцах нельзя сказать, что они такие уж злобные, вовсе нет. Нормальные они, ну, корыстные немного, ну, бестолковые порой, так и это нормально. Сами-то мы разве не такие же? А, может быть, как раз в этом все и дело? Нам, обычным людям, междуземские жители кажутся совершенно нормальными, а вот с точки зрения эпической - они форменные выродки именно потому, что никого не убивают, не грабят и не рвутся к мировому господству. Но, как бы то ни было, они существуют, а значит, им где-то надо жить.
   Успокойтесь, толкиенисты и иже с ними, Средиземье, как было, так и останется великой страной, предназначенной для эпических подвигов, и непримиримых битв добра со злом. Там все либо Черное, либо Белое, один Гэндальф Серый, да и то только поначалу - наверное, пижонил по-молодости. Но после того как добро на всех фронтах победило, разумеется, добросовестно и начисто искоренив зло, волшебная страна закрылась от нас, так что теперь Средиземье сообщается с нашим миром только посредством книг чудаковатого профессора, да еще, говорят, через Голливуд, в чем автор лично, весьма сомневается.
   А вот Междуземье вполне реально и смыкается с нашей реальностью во многих, подчас совершенно не сказочных местах. Иногда это какое-нибудь загадочное озеро, иногда просто клочок нездешней синевы в пасмурном европейском небе, а бывает так, что вход в Междуземье находится на приусадебном участке нашего хорошего приятеля, Кости Бонадветурова, аккурат между дощатым туалетом в стиле "а ля Рюсс" и мангалом для шашлыков. И когда Костя впадает в элегическое настроение, то есть, принимает на грудь достаточно, чтобы почувствовать позыв к самовыражению, но недостаточно, чтобы обратиться к малознакомой девушке с предложением типа "Мадам, улягемте у койку", берет гитару и начинает напевать: "Под небесами невиданными, в еще неоткрытых морях, ждет как невеста на выданье Удивительная Земля...", он и ведать не ведает, что рискует загреметь под эти самые невиданные небеса в любой момент, стоит только шагнуть во-он в те заросли крапивы.
   Междуземье, это, так сказать, опрощенный, бытовой вариант Средиземья, возникший путем векторного суммирования различных человеческих представлений о том, какая она, эта волшебная земля. К примеру, там тоже имеется свой Ородруин, но в куда менее величественном варианте - просто старый, иногда страдающий огненной отрыжкой, вулкан. А всякие орки, тролли, хоббиты, эльфы и гномы в Междуземье уживаются друг с другом если и не всегда мирно, то, во всяком случае, без эпических конфликтов, потому что нормальная жизнь чурается эпоса и, увы, тяготеет к обыденности.
   Самые великие свершения, да и гадости тоже, нашего времени были подготовлены маленькими смешными человечками в кургузых пиджачках, которые ссорились с женами и любовницами, мучались похмельями, переживали из-за прохудившейся подошвы, боялись сквозняков, забывали смыть за собой в туалете и всё такое. Одновременно, эти человечки затевали войны и революции, изобретали космические ракеты и водородные бомбы, разрушали великие державы и все это на фоне тривиального, я бы даже сказал, серенького быта. Реальность не терпит эпоса в чистом виде, реальный героизм проще, грубее, не так отчетлив и трагичен, как эпический. Самое страшное зло - это привычное зло, а добро в реальном мире всегда сомнительно и зачастую вызывает подозрения в корысти.
   Но человекам и гоблинам необходим эпос в чистом виде, вот для этого, где-то там, далеко-далёко, существует Средиземье, с его подвигами и битвами, великими волшебниками и не менее великими злодеями, бескорыстной дружбой и любовью до гроба. Так оставим же Средиземье таким, каким его открыл Толкиен, как символ, как память, как бесценный слиток мифрила небывалой чистоты, упавший с небес в наш мир.
   А вот обычные орки, эльфы, гномы и хоббиты - они тоже в какой-то мере люди, и ничто человеческое им не чуждо, поэтому они и предпочитают жить в Междуземье. И время от времени навещать нашу реальность, которая по отношению к Междуземью является тем же самым, что Междуземье по отношению к сказочному Средиземью. Так автору, во всяком случае, представляется.
   Где находится Междуземье? Да, конечно же, где-то далеко, но все-таки, поближе, чем Страна Толкиена. Не далеко-далёко, а просто далеко. На том и порешим. Лады?
   А теперь, вслед за мадмуазель Де Лярош, Огнехвостом, компанией гоблинов и людей туда - в Междуземье. Нас там, поди, уже заждались.
  
   Дракон и авиатриса, крылом к крылу, вынырнули в отвратительную зимнюю морось над черно-алым фурункулом Ородруина. Огнехвост недовольно фыркнул, вдохнув кислый разреженный воздух, помотал головой, ловя магию Великого Орка, разочарованно чихнул - магия была, но очень слабая - и неуверенно, почти наугад лег на курс. Мадмуазель Де Лярош аккуратно, с чисто женской грацией повторила его маневр.
   - Что-то мне здесь не нравится, - бормотал дракон, брезгливо передергивая крыльями. - Что-то не так. Или я просто долго отсутствовал? Да еще и воняет как на свалке, где я когда-то работал экскаватором.
   - Месье был сослан на каторгу? - невинно поинтересовалась авиатриса. - Как интересно! Вы, наверное, инсургент.
   Дракон не знал, кто такой инсургент, поэтому покраснел, как стоп-сигнал, и пробурчал:
   - Да нет, там, на свалке, я и впрямь слегка прихварывал инсургенцией, но сейчас-то все в порядке.
   - Вы меня неправильно поняли, - в свою очередь засмущалась мадмуазель Де Лярош, - Инсургент, это такой борец за свободу, когда я была... ну, в общем, раньше за это ссылали на каторгу.
   - А чего за нее бороться-то, за свободу? - удивился Огнехвост. - Драконы всегда свободны, так уж они устроены. Люди вот - другое дело, но они тоже свободны, в смысле, свободны выбирать между волей и сытостью, то есть, несвободой. Её-то они обычно и выбирают, то есть сытость. Свобода, это, знаете ли, довольно неуютная штука, вроде космоса. Кто для чего создан, тому там и свободно. Мне вот в космосе хорошо, в небесах черных и голубых, а людям.... Но ведь некоторые человеческие особи все равно лезут в космос! Уважаю! Но, извините, сударыня, кажется, я немного запутался. Давайте поговорим о чем-нибудь другом.
   - Давайте, - согласилась авиатриса. - Однако местность под крыльями, холмистая буро-зеленая равнина, подернутая туманом, словно плесенью, к разговору не располагала, поэтому некоторое время они летели молча, нежно посвистывая двигателями в знак взаимной симпатии.
   Между тем, в салоне авиатрисы гоблины и люди, прильнувшие к иллюминаторам, обменивались впечатлениями об открывшейся им панораме.
   - И это, называется, волшебная страна? - разочарованно протянул Даниил, отлипая от окна. - У нас в России и то веселее! У нас если зима, так это - зима! Солнышко светит, снег искрится, морозец играет...
   - Ага, - глубокомысленно поддержал его брат-гусляр. - Водка стынет, капуста хрустит, огурец торчком стоит, в общем, девки гуляют - и мне весело!
   И тут же получил тычок в ребра от прикорнувшей в соседнем кресле Теллы.
   А Иван промолчал. Не любил он зиму, вот не любил, и все. Дырчатые от человеческой и собачьей мочи сугробы, замерзающая, освещенная только небесными огнями провинция, тяжелая неудобная одежда - чего тут любить-то. Но не любить зиму - это как-то непатриотично, поэтому и промолчал.
   - Да ведь и у нас правильная зима должна быть не такая, - сказал Старший Дознатец, вглядываясь в затянутую мутной пенкой равнину. - Зимой, конечно, все как бы замирает, словно природа присела на лавочку и решила немного отдохнуть. У нас зима - время раздумий и мудрости. Именно зимой можно семь раз отмерить, чтобы летом один раз отрезать, да так, чтобы заново кроить не пришлось.
   Дробила с Ватерпасом, мирно дремавшие под низкий, с легкой хрипотцой звук турбин мадмуазель Де Лярош, проснулись и крутили головами, соображая, где они находятся. Потом Дробила спросил:
   - Что, уже прилетели?
   - Не-а, еще летим, - успокоил его Ватерпас. - Спи дальше.
   - Жрать хочется, - пожаловался Дробила. - Спасу нет!
   - Что за выражение такое - "жрать" - возмутилась Телла, свернувшаяся клубочком в кресле рядом с Васькой-гусляром. - Неужели нельзя выразиться по-другому, например, кушать хочется, или, если уж совсем невмоготу - есть?
   - Так, сударыня, - Дробила даже обиделся на такое непонимание. - Кушать мне хочется всегда, есть я хотел, когда мы еще над океаном летели и с истребителями дрались, а сейчас я хочу жрать. Пока хотелось кушать и есть, я еще терпел, уснул даже, а вот когда захотелось жрать, тут-то я и проснулся.
   - Потерпишь, - бросила Танька-шаманка таким тоном, что Дробила сразу замолчал. Только засопел обиженно.
   Танька-шаманка держала бубен на коленях, словно вышивальщица пяльцы, смуглые руки летали вверх и вниз, укладывая невидимые стежки, и на белесой коже понемногу возникали незаконченные, смутные картинки, которые шаманка тут же стирала ладонью, чтобы вновь приняться за своё колдовское рукоделье.
   А Сенечка-Горлум забрался в пилотскую кабину и с восторгом рассматривал многочисленные приборы, рычажки и кнопки. Больше всего ему хотелось взяться за штурвал, но штурвал был заблокирован, и Сенечка время от времени принимался канючить:
   - Мадмуазель Де Лярош, тётенька, ну можно я чуть-чуть порулю? Я ведь автомобиль водить хорошо умею, а самолет еще не пробовал. Честное слово, у меня получится! Ну, мадмуазель Де Лярош....
   - Не сейчас, - коротко отвечала авиатриса. - И перестань дергать штурвал. Не мешай, тоже мне, племянничек выискался.
   Сенечка ненадолго успокаивался, а потом снова принимался за своё...
   Шаманка, наконец, прекратила свои пассы и прошла в пилотскую кабину. Там она решительно села в кресло второго пилота, зыркнула недобрым взглядом на Сенечку, отчего тот сразу перестал ныть, и сказала:
   - Раймонда, ты меня слышишь?
   - Да, мадам, - ответила авиатриса.
   - Я нащупала пеленг Великого Орка, сейчас дам тебе курс, а то мы в этой простокваше до самой весны кружить будем.
   - А дракон? - спросила Мадмуазель Де Лярош. - Я вообще-то за ним лечу.
   - Огнехвост, похоже, летит наугад, - отмахнулась шаманка. - Только признаться не хочет, надеется, что оно само отыщется. Одно слово - мужчина. Если бы их способности соответствовали самолюбию, ах, как бы мы их любили! Тебе ли не знать мужчин?
   - Вы, как всегда правы, мадам, - согласилась авиатриса. - Я вас слушаю.
   Танька держала бубен перед собой, теперь его мембрана подернулась сеточкой и стала похожа на поверхность антенны системы наведения боевого истребителя. Естественно, самой современной антенны, с фазированной решеткой. Танька принялась водить бубном из стороны в сторону, пеленгуя Великого Орка, и скоро на его поверхности, у левого края, на засаленной, потемневшей коже появилась неяркая зеленая точка.
   - Сигнал слабый, но есть, - удовлетворенно буркнула шаманка. - Левый разворот на полрадиана. Давай, девочка!
   Огнехвост, переоценивший свои способности к магической навигации, грустно вздохнул и послушно повторил маневр.
   Теперь точка оказалась в центре бубна.
   - Вот так и полетим, - констатировала Танька-шаманка.
   - Что Вы сказали, мадам? - переспросила авиатриса.
   - Так держать, милочка, - приказала шаманка. - Скоро будем на месте.
   Некоторое время они летели молча, только бубен иногда взрывался сухим треском, словно в него бросали пригоршни гороха, при этом зеленая точка, обозначающая положение Великого Орка, тонула в рое агрессивных грязно-бурых вспышек, но шаманка снова выуживала ее из вороха помех, нащупывая верное направление.
   - Странные какие-то помехи, - пробормотала шаманка. - Сигнал словно вязнет в трясине, чую, действует какая-то поганая магия, а что за магия - никак не пойму.
   Наконец экспедиция вынырнула из липкой небесной мути над озером, похожим на огромный овальный таз, до щербатых краев наполненный недоваренным холодцом. На дальнем берегу смутно виднелись палаты Великого Орка. На площади перед палатами копошилось нечто неопределенной формы, многорукое и многоногое, утыканное плакатами и флажками, оно пискляво и требовательно кричало, и даже с высоты было видно, что оно вело себя безобразно.
   В другом конце овала тоже наблюдалось некое организованное копошенье, только не понять было какое.
   Старший Дознатец, хоббит Василий, не отрывавшийся от иллюминатора все время, пока они летели над Междуземьем, горестно воскликнул:
   - Это же священное Храм-Озеро, как же так, что же с ним сталось-то!
   Храм-Озеро, на берегу которого располагались палаты и дворец Великого Орка, всегда, в любую жару оставалось чистым и холодным, если в нем и водились русалки и прочая разумная водяная живность, то это были русалки-жрицы, русалки-весталки, а не обычные водяные дамочки, образ жизни которых описан в популярной литературе и желтой прессе. Рассказывали, что именно здесь поселился знаменитый рак-отшельник Питер Крукс, после того, как на озере Якобс-ярве головотяпы от науки построили атомную электростанцию. А что такого? Должность храмового сторожа вполне подходит бывшему главе общины независимых раков. В конце концов, все мы зависимы от старости, а в Храм-Озере можно стареть долго и мудро.
   Вошедший в Храм-Озеро орк, гном или хоббит выходил из него очищенным и просветленным. Воды озера растворяли камни за пазухой, излечивали от дурных мыслей и намерений, не говоря уже про обычные болезни, которых у обитателей Междуземья, как и у нас с вами, было предостаточно. И вот теперь, в его некогда колдовских, темно-прозрачных водах, плавали какие-то неопрятные волокна, сами воды загустели и напоминали желе, подернутое желтоватым жиром, а уж пахло-то!
   - Прилетели. Заходи на посадку, - скомандовала шаманка, облегченно опуская бубен. - Ох, и притомилась же я!
   - Может, поищем какое-нибудь другое место? - неуверенно возразила авиатриса. - Уж очень тут... нечисто.
   - Нет другого места, - твердо сказала Танька. - Сейчас здесь все места одинаковые, вся страна загажена. Что, подол замарать боишься? Стыдись, подруга, нам сейчас не до дамских заморочек, сама понимаешь!
   Мадмуазель Де Лярош вздохнула, выпустила закрылки, развернулась над мутной жижей и брезгливо приподняв кончики крыльев пошла на посадку.
   Летающая лодка вспорола густую поверхность озера, оставляя за собой лохматый, медленно смыкающийся разрез, затормозила и, разбрасывая комья того, что раньше было водой, тяжело поползла к берегу. Гремлин Бугивуг выбрался на крыло, заглянул в турбину, недовольно покрутил головой и нырнул в двигатель, посмотреть, не попала ли туда какая-нибудь гадость.
   Огнехвост, кружившийся над озером, сообщил, что о навозных драконах он слыхом не слыхивал, а уже первым драконом-навозником и вовсе становиться не собирается, и вообще, существам его породы специальные взлетно-посадочные полосы ни к чему, на то они и драконы. После чего отправился в сторону палат Великого Орка, искать подходящую крышу, чтобы на нее и приземлиться.
   Когда гоблины и люди выбрались на сушу, то увидели перед дворцом Великого Орка разномастную толпу непонятных существ. Существа орали что-то невнятное, размахивали плакатами и транспарантами, время от времени кидали в сторону дворца тухлые яйца василисков и прочих яйценоских тварей. Толпа была явно не в себе и на свежего зрителя производила странное впечатление. Впрочем, если когда-нибудь наблюдали шествия граждан малоимущей ориентации, хотя бы по телевизору, то вам нетрудно представить это сборище во всем его безобразии.
   Здесь были орки, переодетые и причесанные под хоббитов, хоббиты, прикидывающиеся эльфами, эльфы, похожие на огров, вся эта живая окрошка бурлила, орала, плевалась ядом и кидалась неаппетитными предметами. Время от времени из установленного на площади ядовито-желтого шатра появлялся гнусно-зелененький гнум, облаченный в плащ из кожи реликтового крокодила. Гнум принимался дирижировать толпой, не достигая, однако, никакой гармонии, а напротив, прибавляя хаоса и сумятицы, что, кажется, его вполне устраивало. Совершив акт руководства, сей субъект, с чувством выполненного долга удалялся в свой шатер, чтобы через некоторое время снова явить толпе свою пройдошистую рожу с раструбом мегафона у рта.
   - Кто это? - шепотом спросил Васька-гусляр и Василия-хоббита. - И чего они хотят?
   - Гнумы, - тоже шепотом ответил Старший Дознатец. - Вон тот коротышка в крокодильем прикиде, это урожденный гнум, я о них слышал, но видеть до сих пор не доводилось. И нисколько об этом не жалею.
   - А остальные? - не унимался гусляр. - Вообще-то, они здорово смахивают на озверевших трансвеститов. У нас тоже такие сборища иногда случаются. Ничего хорошего, но и страшного тоже ничего, поорут-поорут, да и расползутся по своим притонам.
   - Остальные тоже гнумы, только обращенные. Их еще можно вернуть в нормальное состояние, знать бы только как... - Старший Дознатец махнул рукой следовавшей за ним компании: - Сейчас обойдем это сборище и во-он туда, к колодцу, там есть тайный ход во дворец. Через парадные нам не пройти, сами видите, что делается.
   Между тем гнумское сборище перешло к развлекательной части программы. На ступеньках лестницы, ведущей к парадному входу, появилась некая особь, которую при всем желании нельзя было отнести к какому-нибудь определенному виду живых существ. А уж о разумных расах и вовсе говорить нечего. Особь совершила несколько двусмысленных телодвижений, поднесла к накрашенному рту ядовитый грибок микрофона и зашипела, устремив змеиный взгляд куда-то поверх голов публики.
   - Делай -У"!
   Делай ляк-Сляк"!
   Делай ак-Как"!
   Я покажу-у!
   Толпа гнумов, потрясенная мудростью простых и доходчивых рекомендаций артиста, немедленно поняла, что от нее требуется, завелась, и стала делать "У-У", "Сляк-Сляк" и "Как-Как". Существо, что находилось на сцене, показывало, причем делало все одновременно. И "У-У", "Сляк-Сляк" и "Как-Как".
   Люди и гоблины аккуратно обошли веселящихся гнумов и, стараясь не вступить в какое-нибудь "Сляк-Сляк", или, не дай Барлог, "У-У", обошли палаты Великого Орка и оказались на заднем дворе, около каменного колодца, прикрытого серой от дождей деревянной крышкой. В колодце обнаружились железные скобы, уходящие вниз, в пахнущую сыростью темноту.
   Закрывая за собой дощатую крышку старинного, обложенного диким камнем колодца, Иван-солдат заметил Огнехвоста, оседлавшего донжон одного из замков, окружающих резиденцию Владыки. Дракон с любопытством рассматривал укающую и слякающую толпу на площади, словно размышляя - дунуть-плюнуть сразу, или все-таки посмотреть, что будет дальше. А потом непременно-таки непременно дунуть и плюнуть. Внезапно на третьем этаже резиденции открылось стрельчатое окно, из него высунулась здоровенная ручища и погрозила дракону пальцем. Узнав длань Великого Магарха, дракон смущенно кашлянул, выпустив клуб дыма, потом отвернулся и стал смотреть куда-то вдаль, делая вид, что гнумские забавы его совершенно не интересуют. Толпа на площади приняла жест державного пальца на свой счет и возбужденно завыла:
   - У-у-у-у!
   - Тьфу ты, надо же, пакость какая! - выругался брат-солдат и закрыл за собой крышку колодца.
   Стало темно. Потом под ногами зачавкало, откуда-то сбоку потянуло гнилой картошкой. Наконец, где-то в стороне зажегся маленький светлячок - шаманка постаралась. Телла высвободилась из объятий Васьки-гусляра и канула в темноту. Вамп-дамам свет был не нужен.
   - Сюда, - раздался ее голос где-то впереди, - Эх вы, слепыши несчастные! Васенька, ну возьми меня за руку, наконец, где ты там?
   Компания, держась за руки, двинулась по тесному коридору.
   Наконец, над головами гоблинов и челов забрезжил неяркий свет, Даниил нащупал в стенке какую-то рукоятку и, конечно же, повернул ее. На головы посыпались картофельные очистки, рыбьи хвосты, какие-то кости и прочий кухонный мусор. Потом ухнуло, и обнаружился выход, который, к великому огорчению Теллы и шаманки, оказался в мусорном ящике в поварне Великого Орка.
   Вообще, если уж делать потайной ход, то его выход - он же вход, это для кого как, непременно должен быть размещен на кухне. С одной стороны, если придется спешно удирать, можно заодно запастись продуктами, которых на всякой порядочной кухне полным-полно. А если возвращаться - то, опять же, на кухне можно перекусить после трудной дороги, а это, согласитесь, немалое удобство.
   Дробила немедленно уцепил с ближайшего стола сырокопченый окорок и вгрызся в него, как совесть в интеллигентного гражданина, случайно обсчитавшего продавщицу в винном отделе.
   - Кончай жрать, - зашипел на него Старший Дознатец, вспомнивший, что некогда был дворецким Базилем. - Все вы так и норовите Хозяина объесть да обпить, что, сладко на халяву-то? А меня потом премии лишают!
   Ватерпас, которому окорока не досталось, вытащил изо рта обглоданный селедочный скелет, хотел, было бросить его на пол, потом покосился на хоббита и аккуратно опустил в мусорный ящик.
   Челы вертели головами, удивленно разглядывая громадные вертела над очагами, предназначенными для жарки быков, начищенные бронзовые котлы, тяжелые серебряные супницы и тарелки, кубки из горного хрусталя и прочую кухонную утварь, поражающую своей основательностью воображение современного горожанина, привыкшего к хлипкой одноразовой посуде.
   - Нет, - вздохнул братец Иван. - Неправильный это был тайный ход. Правильный подземный ход должен оканчиваться в винном погребе, а не в мусорном ящике. Во-он там.
   Действительно, в конце поварни имелась дубовая дверь, ведущая, очевидно, в винные подвалы. На двери красовался внушительных размеров замок.
   - Если бы подземный ход проходил через винные погреба, народ живо бы это разнюхал. И тогда ход перестал бы быть тайным, - гордо пояснил хоббит. - Так что, все устроено с умом, а не абы как. А, кроме того, как бы ты оттуда вышел, из винного погреба. Замок-то, вон какой, да еще и заговоренный от алкоголиков.
   Ивану не очень понравился намек на алкоголиков, но он промолчал.
   Ну что, пошли, что ли? - Старший Дознатец оглядел честную компанию. Артефакты он нес в синей спортивной сумке, все время прижимая её к боку, чтобы ни в коем случае не потерять. - Великий Орк ждет, да и реликтовые крокодилы, наверное, проголодались. Ничего, братья-гоблины, когда нас переварят и вывалят, возродимся в виде деревьев и цветов. Ты вот, Дробила, скорее всего, станешь дубом развесистым, а ты, Ватерпас - кактусом. Бедному Сеньке-горлуму вообще кроме лишайника ничего не светит, да и то вряд ли. Скорее всего, он возродится в виде сине-зеленой водоросли.
   Сенечка, успевший забраться в кухонный шкаф и стырить серебряную чайную ложку, испуганно дернулся. Торопливо положив ложку обратно, он сам себя куснул за нашкодившие пальцы, ойкнул и замер, лупая честными глазищами на хоббита.
   - А ты? - спросил Ватерпас, обидевшийся на кактус.
   - А я фиалкой, - скромно ответил хоббит. - Потому что, у меня душа нежная. Идем, что ли, чему быть, того не миновать.
   Люди нерешительно переминались с ноги на ногу. Доля их вины в пропаже артефактов несомненно присутствовала, и не маленькая. Васька-гусляр думал о том, кем он станет, если Великий Орк и впрямь скормит всю компанию реликтовым крокодилам, ничего не придумал - в голову почему-то лезла одна развесистая клюква - потом решил, что помрет с песней. Только неясно было, какую музыку предпочитают реликтовые крокодилы.
   - То-то Кащей Ржов на мне бабок наварит, - мелькнула завистливая мысль. - Уж он постарается. Раструбит на весь мир о моей героической смерти - еще бы, такая реклама - и будет себе бабло ковать. А меня переваривать в это время будут. Говорят, у крокодилов очень медленный пищеварительный процесс. Бр-р!
   Только женщины почему-то совершенно не боялись встречи с Владыкой, а напротив, возбужденно перешептывались, и вид у них был предвкушающий. Нравятся женщинам сильные натуры, ничего тут не поделаешь. Инстинкт.
   Хоббит первым шагнул в коридор. Палаты Хозяина он знал не хуже содержимого своего кошелька, и ориентировался в них прекрасно. Ведь большую часть своего трудового пути он прошел здесь, кружась по коридорам, курсируя от кухни до столовой, в общем-то, топчась на месте. И только недавно, в связи с чрезвычайными обстоятельствами, хоббит вырвался из однообразных пут своего дворецкого бытия в большой мир. Так что, теперь родные коридоры казались ему короткими и скучными, и Василий пообещал себе, что если эта история не кончится для него крокодилятником, то он обязательно уговорит Великого Орка оставить его в должности старшего Дознатца. Ну, пускай даже и не старшего, а просто Дознатца. Можно и без надбавок. А на должность дворецкого пускай возьмут кого-нибудь другого, хотя бы Сенечку.
   Размышляя о том, что все мы, в сущности, живем в бутылках Клейна, хоббит неторопливо шагал по коридору. За ним тянулись остальные участники экспедиции. Дворцовая челядь предусмотрительно попряталась куда-то, а может, кое-кто и вовсе огнумился и теперь упоенно скандалил на площади, укал, да слякал, всякое, знаете ли, случается с внешне порядочными существами.
   Наконец хоббит распахнул высоченные, сделанные в незапамятные времена из несокрушимого хам-дерева двери в кабинет Великого Орка и, как полагается вышколенному дворецкому, отступил в сторону, вежливо пропуская остальных вперед.
   - Васька, - раздался хриплый голос Великого Орка. - Ну-ка, иди сюда, нечего прятаться за чужие спины. Кого я Старшим Дознатцем назначил, с того и первый спрос. С надбавками, между прочим, сам же настоял.
   - Да Саруман с ними, с надбавками, - севшим голосом отозвался сразу же скукожившийся хоббит. - Приветствую Вас, Ваша Державность! А мы вот слегка задержались, понимаете...
  
   В кабинете Великого Орка, кроме него самого, присутствовал еще и шаман-шарлатан Панзутий, который первым делом церемонно поклонился Таньке-шаманке, подошел и встал рядом, ничего, однако, не объясняя. Танька кивнула Панзутию, как старому знакомому.
   Остальная компания сгрудилась сразу же, за грозным гулом закрывшимися за их спинами дверями, и теперь осторожно осматривалась, прикидывая возможные пути к экстренной эвакуации из этого роскошного, но какого-то недружелюбного кабинета.
   И в самом деле, было, от чего ёжиться. Над несокрушимым столом из вулканического дерева, инкрустированным драконьей костью, возвышалась величественная фигура Владыки Междуземья. Стены комнаты были увешаны разнообразным колющим, рубящим и режущим оружием нечеловеческого вида и размера. Там, где оружия не было, красовались охотничьи и боевые трофеи, среди которых видное место занимала голова гигантского вервольфа в фуражке штурмфюрера СС, украшенная моноклем и с железным крестом на шее. Когда же увлекавшийся в молодости мистической историей Даниил рассмотрел выцветший гобелен на соседней стене, изображающий, по всей видимости, бой одного из предков Великого Орка с Огненными Колесницами Арджунны, то стало совершенно ясно, что государь сей - весьма грозен, а значит, скорее всего, жизненный путь гостей закончится в крокодилятнике.
   Какая-то зубастая голова, покрытая квадратными бугорками, как танковая башня коробочками с активной броней, утвердительно оскалилась со стены, и подмигнула тусклым желтым глазом. Голова была никак не меньше танковой башни, только немного поуже, но зато куда клыкастее.
   - Здрассте, - смущенно сказали братья.
   Великий Орк коротко кивнул им, мимолетно улыбнулся потупившим глаза дамам, потом протянул царственную руку в сторону хоббита, за спиной которого переминались с ноги на ногу Дробила с Ватерпасом. Сенечка каким-то невероятным образом ухитрился оказаться позади всех, у незапертого окна, под которым растопырился желтый шатер истинного гнума. На этот шатер хитрый горлум и намеревался упасть, если Великий Орк надумает применить к гостям карательные меры.
   Старший Дознатец буквально вмерз в пол под взглядом Хозяина.
   - Зубы давай! - рявкнул Владыка. - Беда, когда власть беззуба. Об остальном потом побеседуем.
   Васька-хоббит, мобилизовав в себе навыки истинного холопа, позволяющие ничего не ронять на пол, даже когда господин гневается, расстегнул синюю спортивную сумку, и аккуратно выложил на письменный стол три некогда грозных артефакта, три почти неживых комка металла, бывших когда-то Железной Боевой, Алой Целовальной и Бело-розовой Парадной челюстями властителей этой страны.
   На стенах жалобно лязгнуло родовое оружие Урукхаев.
   - Н-да, - протянул Великий Орк, сочувственно погладив ржавое железо, потускневшее золото, подернутую зеленью медь. - Ну и досталось вам, как я погляжу! Узнали что-нибудь новенькое о земных мирах?
   - Да, Великий, - тихо отозвались артефакты. - Узнали. Мы побывали в стране простодушных мудрецов, мнящих себя искушенными ничтожествами, мы многое вобрали в себя, но не наша это магия, мы от нее болеем, Магарх. Исцели нас, ты же можешь...
   И тогда Великий Орк возложил свои царственные длани на Железную Боевую Челюсть. В кабинете горячо запахло кузницей, брызнули синие искры, оставляя черные оспины на паркете, жутко полыхнуло фиолетовое очистительное пламя, вспыхнула, опалив лица пыль, доселе мирно кружившаяся в воздухе, и стал артефакт таким, каким был прежде, только узорами пошел, словно старинный букетный булат.
   Орк полюбовался на возрожденный артефакт и бережно положил его на столешницу.
   После этого Владыка осторожно, словно больную женщину, взял в руки Алую Целовальную Челюсть и тихо поцеловал ее в старые, сморщенные губы. Тотчас же брызнуло по стенам кабинета бледно-алым шиповником, цепкие плети плюща оплели оружие и боевые трофеи, сделали свое дело - и пропали. И сразу же терпко и чисто пахнуло морской солью, пронзительно закричали чайки, встречая рассвет над океаном, и возродилась Алая в прежнем виде, только горькие морщинки в углах рта появились, как у много любившей, но так и не раскаявшейся женщины.
   Наконец, Магарх поднял над головой Парадную. И тотчас же ослепительный режущий свет разлился по кабинету, вырвался из витражных окон, швырнув на площадь очерченные черными линиями охапки цвета. Толпа под окнами растерянно вякнула и замолчала, а шатер гнума-распорядителя вспыхнул и осыпался черным пеплом. Свет, сделав свое дело, распался на маленькие замкнутые в кольца радуги-змейки, а потом и вовсе перешел в тихое спокойное сияние, исходящее от обновленного артефакта. Только нет-нет, да и мелькала среди чистых цветов неяркая полоска, словно пасмурные небеса далекой страны отражались в холодной текучей воде.
   Люди и гоблины враз облегченно вздохнули, а Танька тихонько шепнула Панзутию:
   - Вот это да! Вот это, я понимаю, Истинный Правитель!
   - А то, - довольно ответил шаман-шарлатан. - Стал бы я другому служить.
   Все молчали, словно завороженные, потом Старший Дознатец мелкими шажками приблизился к письменному столу и спросил:
   - В крокодилятник сразу отправляться, или можно после обеда?
   - Эх ты, а еще Базиль, - засмеялся Великий Орк. - Только мне и дела, что реликтовых крокодилов подданными кормить. - Ступай-ка, лучше прикажи собирать на стол. Сегодня время праздновать. А пока ты там хлопочешь, мне еще кое-что надо сделать.
  
   Тут надел Великий Орк Железную Боевую Челюсть и повернулся к своей стране. Гневный громовой рык разнесся по всему Междуземью, посыпались мертвые листья с эльфийских деревьев, обрушились древние сталактиты в гномьих пещерах, крупной стоячей рябью пошли реки и озера. И от одного только этого звука рассыпалось гнилое гнумское колдовство, урожденные гнумы в панике бросились в свои щели, не успевая и лопаясь на бегу, словно перезрелые грибы-дождевики, называемые у нас "дедов табак". Огнехвост, чихая, сорвался с башни, захлопав крыльями, словно обыкновенный петух, и испуганно взмыл в очищенное от мути небо. А обращенные в гнумство граждане затрепетали, болезненно выблевывая из своих душ чужое, гнумье и чувствуя, как просыпается пусть и слабая пока, но своя, исконная сущность. Остолбенели жители Междуземья, начиная понимать, чего чуть было не натворили по глупости и недомыслию. Остолбенели и ужаснулись сами себе.
   Осыпалась на землю ядовитыми грязно-белыми катышками зимняя небесная муть, посветлел и очистился воздух, сбросили наваждение и задышали эльфийские города-деревья, отворили каменные рты гномьи пещеры, сошли лавины с гор, побежали холодные ручьи с тролльих ледников. Природа раскрылась, сделала глубокий вдох, и выдохнула чисто и животворяще, наполнив Междуземье колдовством и магией.
   Всхлипнуло и забурлило Храм-озеро, выбрасывая из себя на берег сухие, похожие на старый пенопласт клочья чужой магии, зашевелись в его глубине русалки-жрицы, жадно хватая ртами очистившуюся воду. Волны радостно зашлепали могучими ладонями по дюралевым бортам мадмуазель Де Лярош, очищая их от скверны.
   Побелели, словно грибы-поганки, и полопались экраны телеприемников, шарахнулся прочь и дико завыл волколак Егорий, понимая, что здесь, в Междуземье, его карьера окончена. Завыл и заметался, отыскивая волчью тропу, обратно, в мир людей, но встретили его на тропе оркские псы - вагры и погнали назад, трепля за уши и сшибая наземь, пока волколак не подставил яремную вену, признавая себя слабейшим. Теледива Окосения быстренько собрала вещички и, встав на четвереньки, полезла в дыру, выходящую в заросли крапивы на даче нашего знакомого Кости Бонадветурова. Костя, кстати, как раз дошел до нужной кондиции и совсем уж хотел, было предложить покрытой гнумскими спорами и крапивными волдырями Окосении "улягнуть у койку", но передумал и вместо этого просто сказал: - Пойдем-ка, девка, в баню.
   На что полурусалка, кстати, с радостью согласилась. Эх, Костя, Костя...
   - Кажется, получилось, - сказал Великий Орк, окинув свою страну суровым взглядом воина -защитника.
   - Ну, Вы даете! - восхитился Иван-солдат. - Вот бы у нас такое сотворить, ан нет, пока не ничего не выходит.
   А Владыка надел Парадную Челюсть, повернулся к своим подданным и приказал:
   - А ну-ка, прибрать здесь все. Живо!
   И жители Междуземья очнулись и со всех ног бросились выполнять приказ своего Властителя. Гномы, эльфы, хоббиты, даже тролли, мыли, чистили, драили до блеска свою страну. Лопатами, граблями, некоторые даже алебардами и кирасами - кто чем, они сгребали высохшую нечистую, но уже почти безвредную магию гнумов в кучи, весело грузили на телеги и везли к вновь задышавшему истинным пламенем зеву Ородруина, чтобы сжечь навсегда. Вместе с оскверненными телегами. И даже когда последний комок нечистот был сброшен в жерло вулкана, жители не могли разойтись по домам, потому что ждали чего-то еще.
   - Прощаю, - разнеслось над страной. - Простите и вы меня, за... в общем, за то, что расслабился.
   И только получив прощение и простив, граждане Междуземья вернулись, наконец, к своим делам, которые, надо сказать, за время гнумства, изрядно-таки подзапустили, и стали приводить их в порядок. Да и самих себя тоже, чтобы впредь, как и должно, уважать прошлое, ценить настоящее и надеяться на будущее.
   - Вот это да! - воскликнул Даниил, - куда там нашему президенту да парламенту до такого властителя. - Воистину, где слово, там и дело!
   Великий Орк довольно ухмыльнулся, приблизил к лицу Алую Целовальную Челюсть и сросся с ней.
   Он посмотрел на свою страну и улыбнулся каждому ее жителю, будь то орк-воин, гном-ремесленник, эльф-рапсод или хоббит-садовник, и жители улыбнулись в ответ. А потом Великий Орк, Магарх, закрыл глаза и поцеловал Междуземье. Просто, потому, что любил свою страну, любил, как и подобает Истинному Правителю - бескорыстно и навсегда.
  
  
   Рок-гусли, висевшие за спиной Васьки-гусляра, тихо зазвенели, и от этого звона все словно очнулись.
   Телла взвизгнула и страстно поцеловала обалдевшего братца Василия. Шаманка неожиданно для самой себя чмокнула Панзутия куда-то в бороду, отчего шаман-шарлатан попятился, и чуть было не выронил заветный посох.
   А мадмуазель Де Лярош сама собой взмыла в небо и принялась крылом к крылу с рассыпающим бутоны раскрывающихся в воздухе фейерверков, Огнехвостом выделывать фигуры высшего драконьего пилотажа.
   Поскольку остальные братья и гоблины особой склонности к поцелуям не испытывали, то они просто пожали друг другу руки. Крепко, по-мужски. И дружно отправились праздновать, потому что было что.
   Я, пожалуй, воздержусь от описания пира в палатах Великого Орка. Не то, что бы мне трудно его описать - да запросто! Только, боюсь, это будет неправильно. Один мой знакомый в студенческие годы, когда уж очень бурчало в животе, принимался изучать иллюстрации в роскошной поваренной книге, изданной еще при жизни друга всех кулинаров. Так вот, к этой самой книге я вас и отсылаю, ежели вам так интересно, что ели и что пили на пиру у владыки Междуземья. Можете сделать небольшие поправки на магию, впрочем, кулинария сама по себе магия, это я вам точно говорю, потому что сам этой магией не владею, и лопаю, что придется.
   В перерыве между рюмкой драконовки двойной очистки и маринованными хэньками-пэньками, Даниил спросил у Владыки:
   - А почему эти артефакты у нас в России не сработали? У нас ведь вообще черт-те что творится, вот бы нам в разум войти, да не знаем как.
   Великий Орк неторопливо принял из рук хоббита-лакея хрустальную рюмку "Гжелки", выпил, крякнул, закусил соленым рыжиком, и только после этого ответил:
   - Артефакты, конечно, мил-человек, штука полезная, а подчас и совершенно необходимая в государственном хозяйстве, только сами по себе артефакты мало на что способны. Они работают только в паре с тем, кто может их использовать. Это то же самое, что фиброусилитель в гуслях твоего братца, если усиливать нечего, то, как электроны с орбиты на орбиту не гоняй, все равно никакой музыки не получится. У каждого народа свои артефакты, и нет ни одного, даже самого захудалого племени, у которого бы их не было.
   Его Величество отхлебнул их бокала с грозовой водой и продолжил:
   - Я ведь, когда артефакты пропали, заинтересовался вашей страной. И вот что я выяснил. У вас полным-полно своих, очень могучих артефактов, только вы как-то странно ими распоряжаетесь. Один артефакт в ресторан превратили - просто позор какой-то! Другой артефакт даже по праздникам народу не показываете, говорите - моль, дескать, побила. А какой великий артефакт. Победный! В нем кровь героев, а вы...
   Или вон, в небе, ваша летучка с драконом кренделя выделывает, она ведь тоже, в сущности, артефакт!
   - Какой же это артефакт? - удивился Данька. - Это наша мадмуазель Де Лярош, авиатриса, тело отечественного производства, российское, конструкторское бюро имени Бериева разрабатывало, ну а душу, мы сами в нее вселили.
   - Кто это там обзывает меня "артефактом", - донеслось с небес. - Я, между прочим, женщина, и я живая. Что это еще за слово такое "артефакт"?
   - Артефакт - это чудо, воплощенное в чем-то материальном, машине, предмете, существе, - засмеялся Великий Орк. - Мадмуазель, надеюсь, вы признаете, что вы - чудо?
   - Разумеется, сир, - ответила авиатриса, на лету черпая из Храм-озера воду вместе с весело визжащими русалчатами, которым страсть как понравилось летать. - Впрочем, как и любая женщина.
   - Так значит, артефакты создаются обычными людьми? - спросил Даниил. - Я имею в виду, обычными мыслящими существами, челами, орками, и прочими?
   - Обычными людьми делаются только дети, да и то не всегда что-то путное получается, - возразил Урукхай. - Но что-то я здесь обычных людей не вижу. Все, как один, необычные. А уж в вашей России, куда ни плюнь - в демиурга попадешь. Это я, естественно, фигурально выражаюсь. Я куда попало, не плюю, и тем более в демиургов.
   - Ага, - сказал Даниил и крепко задумался.
   Праздник, как ему и полагается, продолжался до утра. А что утром? Сказано же, утро - время для дороги, и еще сказано - кому в путь - тому пора!
   Так что, с утра люди собрались восвояси. Ковать артефакты для родной страны, ну, и разумеется, присматриваться к окружающим, искать человека, достойного теми артефактами владеть. Вот с этим-то у нас всегда были проблемы.
   Сенечка-горлум решил, что смена обстановки ему не повредит, а кроме того, хотя Великий Орк и простил его, но прочие граждане Междуземья поглядывали как-то косо, а это Сенечке совсем не нравилось. Почему-то ему вдруг захотелось, чтобы его, ну, если не любили, то, для начала, хотя бы уважали. А потом, естественно, полюбили. Поэтому, поразмыслив немного, он решил отправиться в Россию и уже там напроситься в ученики к Безяйчику, который из жителей Растюпинска ему импонировал больше всех.
   Шаманка, кстати, осталась погостить у Панзутия. Надоело ей, видите ли, в Столице светскую жизнь вести. И вообще, светский образ жизни здоровым никак не назовешь. Ну, ладно, ее дело, она женщина мудрая, будем надеяться - не пропадет. Прощаясь, Танька вручила Телле ключики от столичного пентхауза - когда только и обзавестись успела - посмотрела на Ваську-гусляра да на компаньонку этаким материнским взглядом, в котором Васька прочел неизбежное. "Живите", - сказала, махнула татуированной рукой, да и отправилась с шаманом-шарлатаном в лес по живые мурашки. Весной в Междуземье запахло. Рано у них весна начинается, не то, что у нас.
  
   Глава 26
   "Утром первосветным
   Утром, послелунным..."

Полное собрание пророчеств Оракула-из-бутылки

  
  
  
  
   - И все-таки, это негуманно, - говорил за завтраком Великий Орк братцу Даниилу. - Наш очух куда лучше вашего электроопохмела, все-таки, натуральное, экологически чистое средство, никакой химии или там электроники. Ваш Савкин, наверное, экзекутором работает, вот и изобрел специальную машинку для наказаний.
   - Кто бы говорил о гуманности, - возражал обиженный за другана-соавтора Данька. - Сам-то вон, крокодилятников сколько понастроил. Это, скажешь, гуманно?
   - Очень даже гуманно, - уверенно отвечал Владыка. - Реликтовые крокодила существа редкие, может быть и не такие нежные, как, скажем, драконы, но все-таки. Если о них не заботиться, не кормить, не холить, то они возьмут, да и вымрут. И наша фауна станет неполноценной.
   - А чем ты их кормишь? - сощурился Даниил. - Небось, инакомыслящими всякими? Вот и получается, что ты тиран и диктатор.
   Тут Великий Орк даже обиделся.
   - Еще чего! Стану я своих зверушек всякой гадостью кормить! Этак и зоофобом прослыть можно! В древности, правда, был такой обычай, кармливали бедных рептилий еретиками всякими, так они, то есть, крокодильчики, взбунтовались. Голодовку объявили. Бессрочную. Пришлось принимать меры. Не поверишь, я лично их с вилочки кашкой из говяжьих одуванчиков потчевал. А теперь вот из Австралии кенгурятину возим, ей и кормим. И насчет тирана ты погорячился. Тираны и диктаторы они, как грибы после дождика, после демократии разводятся, а у нас демократией отродясь и не пахло. У нас другое государственное устройство.
   - И что же у вас такое? - удивился Даниил.
   - Эй, Панзутий, - окликнул Великий Орк придворного шарлатана, который вместе с шаманкой любовался прирученными ранним утром первыми весенними мурашками. - Какое у нас государственное устройство, ты не помнишь?
   - Как не помнить, прогудел Панзутий. - У нас эта... Просвещенная Магархия, вот у нас что.
   И опять склонился над переливчатыми крылышками волшебной козявки.
   - Слышал, - обратился Великий к Даньке. - Вот то-то же! Магархия у нас, да еще не какая-нибудь, а просвещенная. Так что, бери назад своего тирана и диктатора, а то, я и в самом деле, обижусь.
   - Беру, - легко согласился Даниил. - Только что это такое, "Просвещенная Магархия" и с чем ее едят? Нам про это в школе ничего не рассказывали.
   - Это когда как аукнется, так и откликнется, причем, очень быстро, а иногда и в десятикратном размере, - охотно пояснил Панзутий. У нас в Междуземье такие ауки, что кого хочешь, живо к порядку призовут, ежели он свинить надумает. Магия у нас крепкая, и всеобщая, на всех хватает. А прочее - у каждого свое. Вот и получается - "Просвещенная Магархия". Каждый на просвет виден. А Великий Орк, стало быть, и есть Просвещенный Магарх. В официальной переписке так к нему и обращаются. Просвещенному Магарху Междуземья, Великому Орку из рода Урукхаев, и так далее...
   Даниил дал себе слово, на досуге разобраться, что же это за государственное устройство такое, "Просвещенная Магархия", а сейчас решил за благо не возражать. Еще аукнется, чего доброго! В десятикратном размере.
   Разговор этот происходил за завтраком, когда Даниил решил похвастаться перед жителями Междуземья достижениями Российской науки и техники, для чего подверг себя и братьев малоприятной процедуре электроопохмеления. В электроопохмеле, между прочим, на самом деле никакой надобности не было, головы ни у кого не болели, что говорило о натуральности всех принятых намедни внутрь продуктов и напитков. Просто хотел покрасоваться. А потом предложил Великому Орку в подарок последнюю модель электроопохмела в экспортном исполнении.
   Владыка подарок принял и приказал отнести его в пытошный музей, как пример орудия особо изощренной пытки, ну, Данька, естественно обиделся, и началось...
   Впрочем, как мы видим, разговор о гуманности, хорошем отношении к реликтовым крокодилам и государственном устройстве Междуземья закончился вполне мирно. А вместе с разговором закончился и завтрак. Пора было собираться домой.
   У трапа скучающей у бережка Храм-озера Мадмуазель Де Лярош сидел грустный Бугивуг, который по неизвестной причине куда-то подевался еще вчера, а сегодня вот, нашелся.
   - Ну что, полетели? - спросил его братец Иван. - Пора. Ты, братец, кстати, чего скуксился?
   - Да вот с Саньком попрощался, и сразу как-то грустно стало, - признался Бугивуг. - Совсем наш Санек омеждуземился, домой ни в какую не хочет, как я его не уговаривал. В своем отечестве, говорит, не бывает пророка, поэтому там я пополню ряды безработных, а здесь - я уважаемый всеми оракул. Подарил землякам собрание своих сочинений, - вон, в углу три ящика - еле погрузил, хоть бы помог кто-нибудь, так нет, все празднуют. Один Бугивуг работает. Эх, чует мое сердце, не увидимся мы больше с Саньком нашим! Я ведь всю ночь с ним толковал о том, да о сем. Его, между прочим, гнумы тоже достали. Однажды явилась целая делегация и предложила агитировать за гнумскую партию. Санек уж от них и так и эдак, ни к чему, говорит, поэту да оракулу в политику лезть, поэты они только под богом ходят, а больше ни под кем. Но те не слушают. Грозились нашего поэта мировой скорбью травануть, даже киллера подсылали. Да только бутылка-то у Санька односторонняя, что нальешь, то сразу снаружи оказывается, так что киллер теперь мировой скорбью мается, а поэту - хоть бы хны! В общем, подался тот киллер в кинокритики, там самое ему и место...
   - А Санек-то как? - перебил Иван разговорившегося гремлина.
   - Да ничего, стихи вот написал, про червяка, гремлин нырнул в люк и появился оттуда с бутылкой пива в одной руке и тетрадным листочком в другой. Вот, слушайте:
  
   Угрюмая река между строений низких
Как будто не течёт, застывши навсегда.
Угрюмый рыболов с ухмылкой сатанинской
Следит за поплавком с угрюмого моста.
   Угрюмым карасям чужда его забота,
Но вовсе не чужда приманка червяка.
Угрюмей всех червяк. Он с рыболовным спортом
Отныне на ножах. Он прав наверняка.
   Тоскует рыболов, что труд его напрасен.
Тоскуют караси, приманку разгадав,
   Но больше всех червяк тоской обезображен:
Распятому Христу он, в сущности, собрат.
   Когда тебе, мой друг, судьба назначит место
Бедняги карася, пусть сердце не болит:
Несчастнее чем ты, весь в мимике протеста,
Есть мученик червяк - Христа аппендицит!
  
   - Ишь ты, - прокомментировал Даниил. - Шибануло его все-таки мировой скорбью. А бутылка Клейна и в самом деле на червяка похожа.
   - Не встретиться нам больше с Саньком, - опять заныл Бугивуг.
   - Да брось ты! - утешил его Васька-гусляр. - Никуда твой Санек не денется. Поэты, они, во-первых, бессмертны, а во-вторых - никогда насовсем не пропадают. Да и дорожку мы сюда уже накатали, в случае чего, мадмуазель Де Лярош нас мигом сюда забросит. Правда, Раймонда?
   Мадмуазель Де Лярош встрепенулась, как-то неопределенно пожала крыльями и, почему-то слегка зарделась.
   - Как же, подбросит она, - горестно ответил за нее Бугивуг. - Мадмуазель отвезет нас в Растюпинск и тут же обратно, в Междуземье, к жениху. Что я Мальчишу с Безяйчиком скажу?
   - К какому такому жениху? - хором спросили братья.
   А Телла промолчала, она все сразу поняла и выразительно посмотрела на Ваську-гусляра, мол, вот как порядочные мужчины поступают, эх ты, тюха провинциальная.... Васька поежился.
   Тут в лазоревом весеннем небе Междуземья, в самом зените, появилась маленькая яркая точка и вопрос о том, кто жених мадмуазель Де Лярош, отпал сам по себе. Через минуту рядом с путешественниками приземлился непривычно смущенный Огнехвост с букетом кассиопейских фанфарелл в правой лапе. Цветы он держал головками вниз, так что сыплющиеся с искрящихся энергобутонов туго свернутые шаровые молнии описывали изящные параболы, и только потом устремлялись в небо, словно маленькие пузырьки. Воздух приобрел явственный вкус нарзана.
   - Вот, - запинаясь, громыхнул дракон, протягивая букет авиатрисе. - С добрым утром, любимая.
   Кулачок обиженной Теллы больно врезался в ребра гусляра, но тот, казалось, ничего не заметил.
   - А как же вы с ней.... Ну..., в общем, мадмуазель Де Лярош, все-таки, самолет, а не драконица, или драконша, в общем, как... - нескромно поинтересовался братец Василий.
   Авиатриса еще больше покраснела, даже Огнехвост, и тот, похоже, растерялся. Положение спас Василий-Старший-Дознатец, лично принимавший самое деятельное участие в процедуре возвращения мужества одному несчастному дракону.
   - Эх, тезка, - сказал он гусляру. - Драконов корень, это знаешь, какая штука? Отведав его хоть разок, любая женщина на веки вечные превращается в драконшу, так что, ты за нашу мамзель не волнуйся. Кроме того, она уже почитай сутки в Храм-озере мокнет, а это, я тебе скажу, тоже способствует осуществлению желаний. У них еще и драконята выведутся, на реактивной тяге, так что - будь спок. О своей судьбе лучше подумай. Хочешь, я у тебя на свадьбе свидетелем буду?
   Васька-гусляр молча замотал головой, словно у него внезапно схватило живот, и полез с салон самолета. Телла сверкнула очами в сторону бестактного хоббита, обняла на прощание шаманку и последовала за Васькой.
   Иван пожал руку хоббиту Василию, гному Дробиле и орку Ватерпасу, легко закинул за плечи объемистый мешок с подарками и сувенирами, среди которых был знаменитый междуземский меч-щекотун, предназначенный для массового уничтожения сатириков-юмористов, и осторожно потрогал покрывшийся мелкими драконьими чешуйками борт воздушного судна. Покачал головой и поднялся по дюралевой лесенке в пассажирский салон.
   Даниил подошел к Великому Орку, вышедшему проводить гостей, поклонился и сказал:
   - Кажется, я понял, что надо делать.
   - Серьезно? - смеясь во весь парадный рот, спросил Урукхай. - Наверное, тебе просто кажется, что ты все понял, но это неважно. Главное, что ты будешь что-то делать. И будешь стараться делать это хорошо. А это - самое важное. Ну, до встречи, коллега!
   - До встречи, - сказал Даниил-умелец. - Пошли что ли, гастарбайтер ты наш нежданный - негаданный.
   После чего забросил в люк взвизгнувшего Сенечку-Горлума и вошел сам.
  
   Дверь за путешественниками закрылась, Мадмуазель Раймонда Де Лярош, будущая мадам Огнехвост, развернулась и, провожаемая стайкой русалок, осторожно вырулила на священные просторы Храм-озера.
   Русалки подхватили маленьких русалчат на руки, чтобы кто-нибудь ненароком не улетел в дальние края, и авиатриса, коротко вспенив тяжелые, светящиеся волшебством воды, круто ушла в распахнутое весеннее небо Междуземья. Огнехвост кувыркнулся в воздухе от полноты чувств, выпустил пару шаровых молний из ноздрей, и устремился за ней.
  
   А над Россией, серебристой птицей снов раскинулась зима. Удивительно, но утром они покинули Междуземье, и утром же прилетели в Россию. Причем, не тем ранним зимним утром, когда еще темно, и мрачные не выспавшиеся люди, подобно теням, спускающимся в Аид, торопятся на работу, а солнечным сверкающим ажурной сканью изморози утром, какое бывало только в детстве, да и то, разве что на Новый год.
   - Красиво, - вздохнул братец Василий, и нежно посмотрел на вамп-девицу, доверчиво вложившую хрупкую ладонь в Васькину руку. - Братцы, а кто знает, Новый год уже был, или как?
   - Похоже, что Новый Год мы пропутешествовали, - ответил братец Иван, вон в снегу возле подъездов осыпавшиеся елки стоят. Сейчас, наверное, уже февраль, а ведь, в Междуземье всего один день прошел.
   - Опять Эйнштейн шалит? - пробормотал Даниил. - Или это мы сами?
   Мадмуазель Де Лярош заложила вираж над чисто-белой Половойкой, на берегу которой пыхал паром черно-красный джипаровоз и пошла на посадку. Рядом с джипаровозом размахивали руками, и что-то кричали Мальчиш с Безяйчиком.
   Ну, вот мы и дома, сказал Даниил, спрыгивая на снег. - А ведь яблоками пахнет. И весной. Честное слово!
  
   Послесловие
   Написано по материалам пророчеств народного поэта Санька, работающего оракулом на берегу Храм-озера в Междуземье.
  
   Вот и окончилась история трех артефактов из Междуземья, Железной Боевой, Алой Целовальной и Бело-розовой Парадной челюстей в нашем мире. Что же, с Междуземьем, похоже, все в порядке, а как же с нами-то? Что же такое понял братец Даниил после разговора с Великим Орком, Просвещенным Магархом из древнего рода Урукхаев? А может, ему только показалось, что понял, а на самом деле, ничего-то он не понял, а просто смирился?
   Хотя, с другой стороны, никто не станет отрицать, что после возвращения братцев из Междуземья в России, да и во всем мире кое-что изменилось. По-правде говоря, начались хотя и малозаметные, но форменные чудеса. Например, среди сильных мира сего распространилась мода на одушевленные автомобили с преобразователями Тесла. Каковые автомобили, как ни странно, нигде кроме, как в мастерских братца Даниила, производиться не желали. Уж какие только меры не принимали службы промышленного шпионажа всяких там "Мицубиси", "Форд-моторс", "Тойоты" и прочих автоконцернов, чтобы раздобыть уникальную российскую технологию - ничего не получалось. Видно, чтобы призвать чью-то душу, надо, прежде всего, иметь собственную, а без этого - никак. Душа к душе, как говорится.
   В лучшем случае, зарубежным умельцам удавалось в лабораторных условиях подсадить в концепт-кар мелкую душонку какого-нибудь клерка или лакея, в общем, мистера Смита. Душонка, как правило, оказывалась на диво прожорливой, скандальной, да вдобавок еще склочной и мстительной. Чуть что - сразу требовала адвоката. Куда там на такой, с позволения сказать, одушевленной машине президенту ездить или там кинозвезде, конфуз один, да и только!
   Кроме того, охранная фирма Мальчиша и Безяйчика при поддержке Ивана-солдата, сама была способна из кого хочешь душу вынуть за такие дела, так что выходило - себе дороже связываться с этими русскими.
   На экономические санкции Растюпинцы дружно плевали, посмеивались себе, и все тут, пусть их, тешатся, говорили, а нам некогда, нам работать надо. Время от времени озвучивались совершенно бредовые предложения - объявить Растюпинск зоной анормально активной мыследеятельности и взять под контроль мирового сообщества, для чего ввести туда войска НАТО, но и это международной общественности не обломилось. При попытке высадки десанта с двух самолетов типа "Геркулес", последние были атакованы неизвестным, чрезвычайно метко пыхающим плазмой и русским матом летающим объектом, после чего экипажи самолетов в полном составе уверовали в чудо и постриглись в православные монахи, для чего бравым вояками пришлось эмигрировать в Россию. Впрочем, неизвестный летающий объект ни от кого особенно не прятался, и однажды, по случаю рождения первого драконенка, расслабился настолько, что с удовольствием позировал фотографам и телеоператорам, пока настырные папарацци не попытались заглянуть объекту под хвост. Этого объект не стерпел, подхватил журналюг поперек животов, забросил себе в пузо и был таков. Вот уж, не знаю, как теперь живется пахарям желтых полос на планете Тренда в созвездии Шелудивых Псов, где распускание сплетен приравнивается к государственной измене и карается медленным усекновением желудка, но ведь сами же виноваты! Не надо было дракону заглядывать под хвост, драконам это, знаете ли, может и не понравиться. В этом драконы ничем не отличаются от нормальных людей.
   А самое удивительное, это то, что небезызвестный олигарх Капитоша вернулся в Россию.
   Однажды утром Капитоша проснулся на своей вилле в Ницце в страшной тоске. Он даже и не подозревал, что человеку может быть настолько худо, а главное, никаких объективных причин для этого вроде бы не было. А вот не радовала его жизнь, и все тут. Что хочешь, делай.
   Не радовала последняя покупка - команда горилл-биатлонистов, да не то что не радовала, а вызывала прямо-таки глубочайшее отвращение к самому себе, и к несчастным гориллам заодно, хотя те были совершенно не виноваты.
   Подергался Капитоша туда-сюда - ничто не помогает. Тоска и все тут. К каким только врачам не обращался, каких только экстрасенсов себе не выписывал, денег истратил - всех незамужних учительниц можно замуж выдать и с хорошим приданым. Более того, ослабленный вселенской тоской олигархический организм выкидывал разные фортели - то женился, то разводился, то вообще пускался во все тяжкие, дома призрения для террористов-инвалидов строил, реабилитационные центры для политиков-клептоманов, в общем, совершал бессмысленные, судорожные действия, не отдавая себе отчета об их возможных последствиях.
   Взялся было искусствам покровительствовать и даже, по наущению какого-то модного искусствоведа, заказал знаменитому художнику-авангардисту собственную статую из чистого золота. Статую Капитоша предполагал установить на искусственно созданном острове в геометрическом центре земной суши, на нахождение которого выделил немалые средства лозознатцам и первопроходимцам. Художник-авангардист, однако, подошел к заказу олигарха творчески и изваял его из входящего в моду материала, а именно - из чистого дерьма. Нечего было, и думать впиндюрить такой монумент в центр мироздания, да и содержать его было уж больно накладно. Кроме того, монумент пришелся по вкусу разве что мухам и прочим нечистым насекомым, даже голуби и те отказывались на него гадить.
   А тоска все крепчала, усугубляясь воплями защитников окружающей среды и ехидными подначками желтой прессы.
   Капитоша уж и звезд мировой эстрады приглашал, чтобы тоску прогнать, и сиротам Междуземья миллионы жертвовал - ничего не помогало. Звезды побренчали, попрыгали, попели, получили денежки, да и отправились восвояси, зажимая носы. А с сиротами вообще конфуз получился. Капитошины миллионы пришли обратно за невостребованностью. А в сопроводительном письме так и было написано, дескать, сироты Междуземья ни в чем нужды не испытывают, шлют дяденьке олигарху урукхайский привет и его миллионы. Впредь просим не беспокоиться.
   В общем - тоска.
   Походил по соседям-олигархам - у всех одно и то же.
   На российских олигархов уже малые дети на улицах пальцами стали показывать.
   Потом слух прошел, что какой-то Капитошин коллега денежки свои из зарубежного банка все до последнего дайма вынул, да и вложил в строительство новейшего Российского завода по производству одушевленных подводных лодок. Лодки эти строились по несекретной, но неосуществимой нигде, кроме России, технологии, а имена им присваивались соответственно вселенным душам. Появление в океанах планеты первого подводного охотника "Маринеску" заставило содрогнуться командование некоторых подводных флотов. У адмиралов при упоминании об этом корабле непроизвольно поджимались пальцы на ногах, а в головах почему-то возникал бессмертный и такой привлекательный образ Робинзона Крузо. Демократическая пресса, конечно, сразу же ударилась в истерику, да как они смеют, такие-сякие, да мы им покажем и все такое. Да поздно было.
   Коллеге-олигарху, между прочим, сильно полегчало. Снова вкус к жизни появился, похудел без всякой липоксации, в глазах этакая чертовщинка, женщины перед ним так и расстилаются, и не из-за денег, между прочим. Раскатывает, ловкач этакий, по Ривьере на новеньком джипаровозе российского, между прочим, производства, с вселенной душой самого Стефенсона, продает ненужную недвижимость, казино всякие, горные курорты и прочую мелочевку, и, говорят, насовсем собирается на родину. Рехнулся, коллега, ясное дело, но ведь тоска-то пропала - факт.
   А потом другой приятель-олигарх куда-то сгинул. А через некоторое время у России появились новые истребители, самолеты с душами Уточкина, Нестерова, Покрышкина и Кожедуба. Много самолетов, ведь героев у русского народа всегда хватало.
   Тут уж по сытой глади Золотого Миллиарда крупная дрожь пошла. Бежать-то некуда, разве что на Луну или Марс, только русские как раз объявили о постройке нового космического корабля с душой Гагарина, так что, по всему выходило, что бежать некуда.
   В Куршавеле шале да гостиницы опустели, топ-модели бродят, как неприкаянные жирафы, некого эскортировать, некому досуг скрасить, один вон Капитоша сидит, да и тот смурной и пахнет от него нехорошо.
   Вот Капитоша и задумался. А поскольку, был он человеком неглупым, то сообразил, что если не можешь вложить во что-нибудь душу, то вложи хотя бы деньги, глядишь, душе-то легче станет. Вытащил Капитоша из кармана мобильный телефон, вспомнил заветный номерок, да и позвонил братцу Ивану, у которого когда-то российский автопром поднимал.
   - Черт с тобой, сказал Иван. - Приезжай, так и быть, занимайся делом, а то еще сдохнешь с тоски, меня совесть мучить будет.
   Прыгнул Капитоша в самолет и помчался в Россию. Пока русские не передумали.
   И покатились-побежали по дорогам нашей планеты одушевленные автомобили с преобразователями Тесла на капоте, "Победы", "Волги", "Аз-Агнии", "Руссобалты", в общем, всех не перечислить. И души у них были соответствующие - Фанхио, Кэмпбелл, Колька Снегирев.... У душ ведь нет национальности. А самый крутой представительский автомобиль, тот самый, на который шейхи да президенты за год в очередь записываются, потомок знакомого нам джипаровоза так и называется - "Капитон". Народ, когда его видит, говорит, смотрите, Капитоша поехал, ну, до чего справная тачка!
   И трудящийся олигарх понимает, что жил не зря.
   Группа "Страстный Зуб" сменила название и продюсера. Теперь антрепренером группы стала жена солиста, известная всей столичной богеме красавица вамп-дама Телла, а Кащей Ржов пошел в каскадеры и занимается спецэффектами, к чему проявил большие способности. Новое название группы вам, конечно, известно, оно, как говорится, и так у всех на слуху. Русский рок победно гремит во всех уголках нашего мира, а деловая хватка вамп-антрепренерши вошла в историю масс-культуры. Со сцен сами собой исчезли "фанерные" исполнители, конечно, в искусстве еще достаточно халтуры, но ведь искусство, как и жизнь, оно разное. Как говорится, халтурно жить не запретишь.
   Сенечка-Горлум работает коммерческим директором в фирме Мальчиша и Безяйчика.
   Поэт Санёк прославился на оба мира, но из своей бутылки так и не вылез. Живет он по-прежнему в Междуземье, окруженный поклонниками своего таланта. Толкованиями его откровений традиционно занимаются три изумительно красивых женщины-пифии - блондинка, брюнетка и рыжая - все, как у Джубала Харшоу. К группе "Виагра" пифии не имеют никакого отношения, хотя иной продюсер душу бы заложил, чтобы заполучить такой составчик. Да только если у продюсера есть душа - он и так среди моря бездарей сумеет отыскать талантливого исполнителя, а если души нет - тогда и закладывать нечего.
   Иногда Санька сравнивают с Нострадамусом, но это несправедливо по отношению к поэту. Санёк является скорей противоположностью известному предсказателю. Нострадамус предсказывал всяческие бедствия, а Санёк - наоборот. Таким образом, в области пророчеств, хотя и с большим опозданием, установилось какое-то подобие равновесия.
   Медный Гоблин Парфен поначалу в промежутках между ежегодными праздниками "Урукхая" скучал и даже скандалил. Но когда черный эльф Абдулла поместил в Интернете рекламу, повествующую о чудесных восстановительных свойствах идола-Парфена, скучать бывшему половому беспризорнику стало некогда. Паломники из обоих миров повалили, что называется, валом. Продавцы всяких халтурных снадобий, якобы укрепляющих сексуальную силу, несколько раз пытались взорвать или, хотя бы изувечить Парфена, но ребята Абдуллы умеют охранять своих идолов и не жалеют медных тазов для нежелательных гостей.
   У Огнехвоста и Раймонды Де Лярош появился целая эскадрилья реактивных драконят. Иногда драконья семейка прилетает в Растюпинск, так что горожане учредили даже специальный праздник - день реактивного дракона. А к знаменитой книге "Драконология" пришлось выпустить дополнение, в котором подробно описаны физиологические особенности и нравы свирепых исполинских огнехвостых драконов. Автором дополнения стал, конечно же, хорошо известный нам шаман-шарлатан Панзутий.
   Светская Росомаха Татьяна некоторое время жила в Междуземье и, говорят, единственная из земных - ох, земных ли - женщин удостоилась звания старшей жрицы Храм-Озера. Как известно, воды Храм-озера обладают чудесными свойствами, поэтому, когда шаманка вернулась в столицу - светское общество было потрясено ее молодостью. Но, как выяснилось, шаманка возвращалась только затем, чтобы оживить дохлых мурашек и выпустить их на волю. Сказав "Прощай" расстроенному мужу, она сделала смуглой ручкой, звонко и молодо ударила в старый бубен, отчего открылся небольшой односторонний портал, и пропала среди колдовских миров.
   Бугивуг теперь технический директор научно-экспериментального центра по одушевления авиакосмической техники. Некоторые аспекты его работы полностью засекречены, хотя слухи о них все равно, так или иначе, появляются в Интернете. Например, недавно появилось неподтвержденное сообщение о вселении душ Юрковского, Дауге и Быкова в экспериментальные модели сверхсветовых звездолетов. Если это соответствует действительности, то мы имеем дело с прямым доказательством существования бессмертных душ у некоторых литературных героев. Конечно же, не у всех, но ведь и существование бессмертной души у каждого, кого называют человеком, тоже не доказано.
   Окосения женила-таки на себе нашего мимолетного знакомца Костю Бонадветурова. Надо же, человек пострадал только потому, что неудачно выбрал место для строительства дачного домика! Хотя, если разобраться, чем Окосения хуже других Женщин? Да ничем!
   Ну, что еще? Хоббит Василий так и не вернулся к прежней профессии дворецкого. Теперь он профессиональный Дознатец, но не в том смысле, что ловит преступников и раскалывает их с помощью Дробилы и Ватерпаса, а в том, что пытается дознаться, откуда пришла магия в мир Междуземья, да и в прочие миры тоже. Поэтому хоббит вместе с дружками ищет незапертые дверцы меж мирами и, если находит, не упускает случая, сунуть туда свой курносый нос. Однажды гоблины угодили в странный мир, в котором процветала жуткая цивилизация крыс-мутантов, управляемая урожденными гнумами. В интервью корреспонденту газеты "Солнце Растюпинска" знаменитый дознатец-путешественник сообщил, что гнумокрысы самым серьезным образом готовятся к завоеванию как Междуземья, так человеческого мира. При этом они утверждают, что подверглись насильственной депортации и требуют за это всеобщего покаяния и более чем солидной денежной компенсации. Надо заметить, что гнумские и крысиные элементы все-таки не окончательно исчезли из Междуземья и из нашего мира. Нет-нет, да и мелькнет на экране телевизора гнумско-крысиная физиономия. Так что, иногда вылазки неугомонной троицы приобретают разведывательный характер и сопряжены с нешуточной опасностью, но бравые гоблины не каются и, залечив синяки, вновь пускаются на поиски приключений. А как же иначе?
  
   Вот, в общем, и все послесловие. Вопрос только в том, можно ли верить поэтам и толкователям их творчества, хотя, лично зная Санька, я полагаю, что можно. Кому же тогда верить, не политикам же, в самом деле?
  
  
  
  
   Спупендайк Омар "Отпуск-блюз"
   Народный междуземский праздник, см. ниже.
   Средиземье и Междуземье - весьма разные миры. Об этом ниже.
   Подробнее об этих местах можно узнать из Интернета.
   Перевод Спупендайка Омара
   Подробнее о гнумах (не путать с благородными гномами) см. ниже.
   Национальная одежда Черных Карачунов. Продолговатая тыква с тесемками.
   Черные Карачуны - коренные обитатели описываемого местечка.
   Междуземская народная песня. Перевод Спупендайка Омара.
   Растюпинская народная песня
   Стихи Спупендайка Омара
   Бутылка Клейна - трехмерный вариант кольца Мёбиуса.
   Начальник послал
   Ну, неправильно Бугивуг записал слова, бывает. Все-таки, иностранец. Я тоже в детстве путался.
   Автор не помнит слов, но песня, в целом, подходящая.
   Да здравствует Чеслав Неман!
   Перевод Спупендайка Омара
   Подробно о хулимах можно прочитать в монографии "Карачуны, поваренное искусство, национальный костюм и прочие нравы"
   Женщины Черных карачунов, кстати, тоже носят хулим, только поворачивают его не наружу, как мужчины, а внутрь. Замужние женщины, согласно обычаю, пользуются хулимами своих мужей.
   Развяжи мое сердце, Рэй Чарльз. Песня более известна в исполнении Джо Кокера.
   Долбленые лодки-однодеревки.
   Гнумы, а не гномы.
   Райслинг. "Хэлло шкипер", сборник "Страсти небесные, силы Земные", из собрания Роберта Энсона Хайнлайна, пер. А. Молокина
   Стихи А. Молокина
   Ручной гранатомет калибра 125 мм. Длина трубы - 1.8 м. Для удобства переноски разбирается на две половины.
   Стихи Спупендайка Омара
   Слова и музыка А. Молокина и А. Балмасова.
   Слова и музыка А. Молокина
   Может быть, в тылу врага?
   Филирики - жаргонное прозвище ученых в смутные времена.
   Из цикла "Человек, умеющий кричать", автор - Алексей Молокин.
   Слова народной растюпинской песни. В особо торжественных случаях Мальчиш с Безяйчиком использовали ее в качестве сигнала для мобильного телефона.
   Стихи Спупендайка Омара
   Стихи Спупендайка Омара
  
   Не путать с гномами. Гномы - это вполне уважаемые существа.
   Незрелый очух не вытрезвляет, а совершенно наоборот.
   Омар Спупендайк. Песни
   Урожденные гнумы в отличие от огнумленных гнумов являются гнумами на генетическом уровне. ("Основы генетической магии" автор - Панзутий).
   Стихи Олега Барабанова
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   237
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"