Учащенный пульс города шумно стучался в барабанные перепонки, войдя в немелодичный резонанс с моим высоким пульсом под конец пробежки. Хоть час был еще ранний, но уже не по-весеннему немилосердное солнце, осаждаемое тысячами прохожих и автомобилей, выливало им на головы бочки раскаленного добела света. Еще три-четыре часа, и в чане мегаполиса будет плескаться мясной бульон из его жителей, сваренный на их соленом поту и сдобренный еще не подернутой пылью зеленью парков.
Щеки горели нестерпимым огнем, казалось, еще сто метров бега - и на них повыскакивают волдыри. Да и легкие уже были выщерблены глубоким частым вдыханием городской пыли жаркого дня. Я решила завершить пробежку, ведь свою норму я выполнила, а продолжение тренировки грозило тепловым ударом. Я остановилась на ремонтируемой части тротуара рядом с местом замены труб, на донышке ямы которого плескалось немного жидкой грязи. Она, однако, выглядел в тени краев рытвины достаточно прохладной, чтобы проигнорировать уровень ее "стерильности" и нырнуть туда, рискуя сломать позвоночник. Хотелось поскорее если не залезть в душ, то хотя бы спрятаться в тень, но мне предстояло пройти еще пять сотен метров под палящим солнцем проспекта, и только потом свернуть в свой двор.
Совершив, наконец, этот навигационный маневр, я оказалась в тихой тишине двора многоэтажного дома. Цунами шумов широкой улицы дробились на тихие шорохи на волнорезах молодой листвы. Двери подъездов то и дело печально и грузно махали вслед покидающим их парам, где один человек всегда был повыше, но сутулый и одрябший, а второй маленький и юркий, но с горбом школьного портфеля за плечами. Бабушки-Квазимоды и дедушки-Квазимоды провожали юных внучков-Квазимозят в школы, каждый сгорбленный под весом своих нерешенных проблем, будь то несделанные уроки или ошибки прожитых лет. Над ними в пышных взбитых сливках цветущих яблоневых крон мирно чирикали птицы, увлеченные своими пернатыми заботами и не интересующимися миром людей до тех пор, пока тот не приносил им пищу из мусорных контейнеров (уже в этот час начинавших сладко благоухать на солнечной конфорке) или смерть под колесами машины.
Я присела на лавочку возле подъезда и с удивлением огляделась вокруг: казалось, только вчера тротуары еще были закованы в черные панцири грязного снега, а сегодня на дворе уже почти лето (а по температуре воздуха - вовсе не "почти"). В грудине проснулась печаль и стала ковырять сердце своими острыми коготками. То отзывалось болью укоризны. Ведь я же сама так хотела стать, наконец, "взрослой" и иметь такое количество дел, чтобы времени на восприятие изменчивой красоты окружающего мира не оставалось. И вот, я своего добилась: стихийное совершенство природы и выверенная гармония архитектуры родного города если и врывались в сознание, то как будто случайно ошибившись дверью в поисках такого разума, который еще способен остановить свою бешеную скачку на колеснице Рациональности и Эффективности. Где то нежное существо, способное расплакаться от созерцания величественного заката? Где тот, как любят говорить психологи, "внутренний ребенок, который рыдал, нарезая луковицу реальности на тонкие дольки визуальных, осязательных, тактильных и обонятельных впечатлений?
Надеюсь, он еще не умер под завалами своего рухнувшего в одночасье Хрустального замка. Что его еще может спасти бригада скорой медицинской помощи на реанимобиле "осознанности" (так любимой модными блоггерами), когда отдаешь себе отчет в исчерпании ресурса красоты в душе и необходимости его пополнения в срок, а не "опосля".