Наташа шла в школу и боялась. Кто на этот раз? Почему, ну почему это случилось именно с её восьмым "Б", не слишком послушным, не очень организованным, но, в общем-то, вполне так себе ничего классом. Сколько спрашивается, их останется сегодня? Вчера их пришло только восемнадцать из двадцати пяти. Подумать только - всего восемнадцать! И не то, чтобы грипп косил учеников, не обходя ни малявок-первоклашек, ни взрослых амбалов из одиннадцатого, щеголявших усиками и бакенбардами (тоже ей, моду нашли, а-ля Пушкин!). Нет ведь. Дети пропадали среди белого дня. Пропадали совсем, не оставляя следов ни в школе, ни дома. Ни прощальных записок, ни пропавших вещей. Ничего. Первой месяц назад внезапно исчезла Маша Новикова. Тихоня в очках, она, как обычно, пришла утром в школу и села на своё место у окна. Минут через пятнадцать минут девочка подняла руку и попросилась выйти. Больше её никто не видел. А через два дня Мишка Ионников не пришёл на третий урок. А перед четвёртым пропал Женя Светлов. На следующий день в школу пришёл следователь, но его версия, что мальчишки просто договорились и сбежали, не оправдалась: ученики восьмого "Б" в один голос утверждали, что Мишка и Женька терпеть друга не могли и ни за что не отправились бы на поиск приключений друг с другом. В школе выставили круглосуточный пост охраны, понатыкали камер, закрыли все запасные входы и выходы - ничего не помогло. Дети исчезали тихо и незаметно.
- Какие новости? - Наташа с порога учительской обвела взглядом коллег, тех, что пришли раньше неё.
- В сто тридцать второй тоже началось, - подняла голову от журнала Нина Петровна, яркая блондинка, преподававшая английский в среднем звене. - Вчера пропали сразу четверо.
- Так значит дело не в нас! - радостно воскликнул молодцеватый физрук Филипп Эдуардович, которого за глаза вся школа звала просто "Филей" и тут же сконфуженно умолк под взглядами коллег.
Кто-то вздохнул с облегчением, кто-то только покачал головой. Чужой боли радоваться было грешно, так как своя, хоть и стала привычной, но покоя не давала. "Эпидемия", начавшаяся с восьмого "Б", охватила уже все параллели. Где не хватало пяти учеников, где трёх, где пока только одного, но все были уверены, что таинственные исчезновения не прекратятся.
"И правда, просто камень с души", - подумала Наташа, выслушивая подробности происшествия в сто тридцать второй. Хотя, какие ж это "подробности?.. Были дети - и нет детей, никто ничего не видел, никто ничего не знает. Всё как и у них.
- А наши-то, из десятого "А" игру себе придумали, - из угла донёсся шёпоток Инги Николаевны, полноватой химички в вечном коричневом жилете. - Эсэмэсками обмениваются - на выбывание. Просто "Десять негритят" какие-то...
Звонок оборвал тревожные разговоры. Наташа взяла с полки журнал восьмого "Б" в ярко-алой обложке и вышла в коридор. Ноги казались сделанными из ваты. Идти в класс жутко не хотелось. Страшно было даже представить, что вот сейчас она обведёт глазами своих учеников и найдёт среди них ещё одно пустое место. Пустое навсегда. Наташа забежала в кладовку за картами и вошла в дверь кабинета, стараясь хотя бы ученикам казаться спокойной и непринуждённой:
- Здравствуйте.
Подростки с разной степенью активности вылезли из-за столов, стоя приветствуя свою историчку.
- Садите... - начала Наташа и запнулась на полуслове, поймав взгляд девочки, сидящей у окна. - Маша!?
- Да, Наталья Викторовна?
Наташа обвела класс глазами. Гоша Лёвкин, пропавший последним, как ни в чём не бывало, резался в морской бой с Сидоровым. Этих двоих история не интересовала, впрочем, как и все остальные предметы школьной программы. Ионников увлеченно писал эсэмэску, а любимчик класса Женя Светлов как, и остальные, улыбался, глядя на растерянную учительницу.
- Да, - Наташа взяла себя в руки. - Мы ведь все помним про родительское собрание. Сегодня в восемнадцать. Вы уже не маленькие, каждому в дневник записывать не стану.
Класс зашумел, высказывая одобрение, а Наташу внезапно прострелило. Ведь она не послала штатные эсэмэски родителям тех ребят, кто пропал, а сегодня по каким-то причинам вновь появился в классе. "Надо будет на перемене не забыть", - дала себе установку Наташа и, негромко постучала карандашом по учительскому столу, призывая к тишине.
- Всё, успокоились. Ничего сверхинтересного там не будет. Успеваемость свою вы и так знаете. Если кто от родителей скрыл - его проблема. А вот насчёт лета... есть у меня одна идейка...
- Какая? Что за идея? - послышались голоса.
- Завтра. У нас как раз классный час будет, там и поговорим. А сейчас...Ионников, напомни, что ты должен был выучить и мне тут изложить? Давай, давай, вместе будем на троечку наскребать. Всё, остальные молчат.
Урок прошёл как обычно - в меру шумно, в меру весело. Восьмой "Б" и раньше снисходительно относился к своей молоденькой классной руководительнице. А Наташа и не пыталась разыгрывать из себя строгого учителя. Миниатюрная и хрупкая, она выглядела почти ровесницей своим ученикам и вполне искренне пыталась с ними дружить, что не отменяло трепетного отношения к своей любимой истории.
Внезапное появление детей ощущалось чудом. Чудом хорошим, светлым, которое заставила хмурый день заиграть новыми красками, развеяло в душе Наташи мрак последних недель, сняло тягостное ощущение тоски и пустоты. Захотелось забрать своих архаровцев в Москву, в поездку, о которой она и намекнула в начале урока, договориться с каждым из родителей, доказав, что дети уже большие и она запросто с ними справится. Хотелось летать, дерзать, творить.
А ещё, ещё в учительской, куда она почти влетела, её ждала приятная неожиданность: на столе лежал огромный букет тигровых лилий. "Прости, был не прав. Вечером у тебя", - гласили выведенные знакомым почерком слова на прикреплённой к букету карточке.
- Высокий брюнет. Очень вежливый, - понимающе кивнула Инга Николаевна, когда Наташа подняла взгляд.
Фёдор. Вялотекущие отношения с ним, казалось, сошли на "нет" после того, как три дня назад он демонстративно хлопнул дверью. Фёдор так и не смог понять, почему она хочет ехать с детьми в Москву, а не с ним на Бали. Он бросил напоследок, что на её месте любая девушка прыгала бы от счастья... Она не была "любой".
Конечно же, она его простит. Подуется немного для вида, и простит. Ведь он всё-таки смог понять, переступив через свою гордость, что восьмой "Б" для неё - почти что семья. Да, приревновал, ну, вспылил. А на Бали они непременно слетают, но только потом. Когда поженятся.
Череда уроков промелькнула радостной лентой. Дети оказались на месте все. Словно не было пропаж и усталых милиционеров в холле. Словно утром в учительской она не слышала тревожных новостей. Потом - быстрый рейд по магазинам, ведь, если придёт Фёдор, надо хоть что-то на стол поставить, не вчерашними же макаронами кормить человека с искренними чувствами. И - собрание.
Когда она вошла в класс, присутствовали уже почти все из "её родителей". Были даже те из них, кто никогда на собрания и не ходит, даже те, эсэмэски которым она послала лишь сегодня, на большой перемене. Был даже отец Маши Новиковой, сутулый мужчина в сером стареньком пуловере с мозолистыми кулачищами, на одном из которых явственно виднелась старая татуировка. До этого Наташа видела его лишь один раз, когда он, критически осмотрев её, ставшую классным руководителем тогда ещё пятого "Б" процедил сквозь зубы всего одну фразу, - "Плохо учить будешь - убью". Плохо учить Наташа и не собиралась, но фраза запомнилась.
- Здравствуйте. Надеюсь, остальные подойдут в ближайшие минут пятнадцать, - взглянув на золотые часики, подарок того же Фёдора, Наташа начала собрание. - Я сейчас пущу по рядам листочек, а вы все запишитесь, хорошо?
Наскоро покончив с успеваемостью и деньгами за охрану, она перешла к самому для неё интересному: к предстоящей поездке в Москву, план которой зрел у неё в голове уже не один месяц. Как раз в начале июня, пока ещё никто не разъехался, чтоб всем вместе, классом. Наташа оглядела мамочек, ища глазами среди них ту, которая первая бы согласилась на поездку, потянув за собой и остальных.
- Я поеду, - вдруг поднял руку отец Маши, - Дело стоящее. Москва - она столица как-никак. Не каждый ещё был. Да и за пацаньём пригляжу. С этими охламонами...
Наташа увидела, как сжался кулак Машиного отца, и тоже непроизвольно съёжилась вместе с ним.
-...строже надо. А вы такая воздушная...
Комплимент настолько смутил её, что она несколько секунд буквально хлопала глазами. Впрочем, её заминка прошла незамеченной для родителей, уже живо обсуждавших между собой план предстоящей поездки.
- А в Эрмитаж сводите их? - поинтересовалась вся в веснушках женщина, очень похожая на Ионникова. Раньше на родительских собраниях Наташа видела только старенькую бабушку Миши, сухонькую старушку с вечноподжатыми губами.
- В Третьяковскую Галерею. Эрмитаж - это в Санкт-Петербурге. Если поездка пройдёт успешно, то, возможно, следующим летом.
- Да-да, - засмущалась женщина, - Вам виднее, а я согласная. Если надо помочь чем - вот визитка, звоните, - протянула она чёрную с золотом карточку.
После собрания, когда за последним из родителей закрылась дверь, Наташа забрала из учительской букет и всё-таки отнесла карты в подсобку.
Троллейбус пришёл буквально через пару минут, и в нём почти никого не было. Наташа еле заметно улыбалась и мурчала про себя какую-то детскую песенку. На улице накрапывал дождь, но зонт девушка решила не доставать - на душе было светло и ясно, и даже мелкие капли на лице доставляли удовольствие.
Впрочем, оказалось, что разогналась она совсем даже напрасно. Трижды Наташа разогревала курицу, а Фёдора всё не было. Пару раз она хватала телефон, но тут же одёргивала себя, убеждая не волноваться: "Мало ли, может работа срочная. Если бы не смог - сам позвонил бы". Навязываться было не в её правилах.
Звонок в дверь раздался только в половине одиннадцатого. От Фёдора явственно пахло спиртным, он пошатывался, поводя вокруг стеклянными глазами.
- Ты выпил? - Закрыв за парнем дверь, Наташа помогла ему сесть на диван. - Что-то случилось? На работе?
Вместо ответа, рука Фёдора властно легла девушке на плечи, рывком он притянул её к себе и прохрипел:
- Раздевайся. У меня три дня никого не было.
- Ты что, только за этим пришёл? - Наташа дёрнулась, как от удара.- И цветы на работу?
Она попыталась встать.
- Какие, к чертям? - мужчина скривился, но тут его взгляд выхватил красовавшийся на столе букет. - Цветы, говоришь... - в его голосе появились угрожающие нотки.
- Я думала - это ты, - попыталась оправдаться Наташа, - Вон и записка...
- Ах ты, сучка! - Фёдор схватил её за волосы, притянул к своему лицу и заорал, брызгая слюной:
- Я значит за порог, а у неё новый хахаль! И как он тебя дрючит? Нравится? А ты ему подмахиваешь, да? И вот так стонешь, глазки прикрыв, - "А, а!". Шлюха, блин.
Он грязно выругался, сплюнул прямо на пол и нетерпеливыми руками принялся стягивать с Наташи кофточку, безжалостно обрывая не желающие расстёгиваться перламутровые пуговки.
Наташа уже не пыталась вырваться, смирившись с неизбежным. Она только закусывала губу и уговаривала себя потерпеть. Рано или поздно всё это кончится. Если Фёдор добьётся своего, он ведь успокоится. Должен успокоиться.
Сделав начатое, Фёдор, уже несколько протрезвевший, оттолкнул в сторону Наташу и поднялся с дивана. Он быстро оделся, брезгливо посмотрел на скрючившуюся, лежавшую почти без чувств девушку, и проговорил, слегка растягивая слова:
- Это тебе на до-олгую па-амять о настоящем мужике. По-омни, пока не сбрендишь совсем со своими... ученичками.
Дверь захлопнулась, а Наташа ещё долго находилась без движения и глядела в стену, на кремовые обои, которые когда-то они покупали вместе с Фёдором. Из глаз текли непрошеные слёзы. Счастье, улыбнувшееся с утра, рассыпалось разбитым ёлочным шариком.
- Я всё же буду счастливой! Буду, всем назло! - Твёрдо произнесла Наташа, глядя утром на своё помятое отражение. Ясно, что не с Фёдором, с кем-то другим, но уж точно - не вот так, как вчера. Быть побитой собакой, елозящей перед хозяином, она не собиралась.
Тёмные круги под глазами спрятал тональный крем, синяки на руках и шее - облегающая водолазка. Апрельское солнышко ласкало теплом, разгоняя мрачное настроение, и Наташа решила немного пройтись. Тем более, что сегодня у неё занятия начинались лишь с третьего урока.
Бетонные плиты бульвара имени Первого Мая уже частично повылезали из-под наплывов по-весеннему рыхлого снега, и Наташа в своих котильонах шла осторожно, стараясь наступать только на чистые участки. "Вот так и жизнь", - думала она, - "Где-то чисто и сухо, а где-то сплошная сырость и грязь. Но я в грязь не упаду, по сухому я пройду. Мир клином не сошёлся на одном подонке с манией величия". Девушка решительно в такт мыслям притопнула каблучком и приостановилась, чтоб достать из сумочки свой старенький телефон. Да, он был без наворотов, но своё дело знал на отлично. А от айфонов пускай млеют нежные розовые фифы. Она другая, она будет жить так, как хочет, не оглядываясь ни на кого. И она повезёт класс в Москву. И первому, кому она позвонит, будет отец Маши Новиковой. Он после собрания казался не таким уж и страшным.
- Алё, Александр Олегович, это вам звонит Наталия Викторовна, классная руководительница восьмого "Б", в котором учится ваша дочь...
То, что услышала Наташа, семантическому анализу поддавалось с трудом. Из гневной тирады, состоящей большей частью из нецензурных междометий, девушка вычленила, что Машу всё ещё ищет милиция и, скорее всего, уже не найдёт. Наташа хотела уже сказать, что вчера она сама видела девочку в школе и тут просто какое-то нелепое недоразумение, но монотонные гудки красноречиво засвидетельствовали, что слушать её на том конце провода никто не собирается.
Наташа стояла, чувствуя себя оплёванной. Как же так? Ведь она видела вчера Машу, да и её отец был вполне адекватным. Что-то не складывалось. Логика вещей рушилась. "Может, может, он просто пьян и ничего не помнит?" - попыталась хоть как-то оправдать реакцию собеседника Наташа и уже слегка дрожащими руками набрала второй номер, номер с чёрно-золотой визитки.
- Да, - сухой голос Мишиной бабушки спутать чьим-то другим было просто невозможно.
- Мне... Лидию Павловну... - несмело произнесла Наташа, не решаясь уже называться по телефону.
- Нет её, и не будет, - так же сухо и категорично звучало в ответ.
- А..., а почему? Когда мне перезвонить?
- Года через три. Когда из тюрьмы выйдет.
Из тюрьмы? Как же так? Мать Миши в тюрьме? Ведь Наташа только вчера её видела и ... вот визитка, в конце концов. Солнышко больше не радовало. Наташа автоматически двигалась по бульвару, уже не разбирая, куда наступает. Школа. В школе она всё и узнает. Если дети на месте, значит что-то не так. Если детей нет... Абсурдность ситуации голова ещё не переварила, не осознала, но Наташа, по крайней мере, точно представляла, что ей надо делать.
Бегло кивнув на входе рыжеусому охраннику, рядом с которым сидел незнакомый мужчина в сером костюме, Наташа направилась к своему восьмому. Да, у них в расписании стояла математика, но она хотя бы пересчитает, все ли дети на месте, уяснит для себя ситуацию. Класс ещё не вошёл в кабинет и теснился кучками возле ближайших окон. Здоровенный Мельников, судя по склонённой спине и судорожно двигающемуся локтю, у кого-то списывал домашнюю работу. Худенький Останин, воровато оглядываясь, пририсовывал что-то на стенгазете, висящей в промежутке между окошек. Всё как обычно, но вместе с тем...
- Ребята, Новикова сегодня тут? Ионников? - взгляд Наташи бегло скользнул по лицам.
- Наталь Викторовна, да их уж сколько нет... - пробасил Мельников, не прерывая процесса списывания.
- Хорошо, хорошо, - задумчиво пробормотала Наташа и двинулась дальше по коридору. Значит - детей нет. Из этого следовало только то, что родители, которым она звонила утром, оказались правы, а она нет, и вчера всё было не так, как сегодня. А позавчера и даже вчера утром не так, как вчера. То есть - до уроков вчера детей не было, а потом они появились. Наташа шла, отрешившись, по школьному коридору, изредка кивая здоровавшимся с ней ученикам. Она пыталась вспомнить, что же произошло между теми двумя крайними точками пространства и времени. Вот она вышла из учительской, вот пошла за картами. Кладовка! Кладовка являлась единственным местом, куда она заходила до того, как "пропавшие" ученики" оказались в классе. А потом... карты она относила как раз после собрания. Шаги Наташи немного ускорились. Верна её версия или нет, но ведь никто не запретит ей снова зайти в то самое помещение. Зайти, выйти, а потом снова пройти мимо своих восьмиклассников. Времени до начала уроков было ещё предостаточно.
Поднявшись на третий этаж, Наташа сразу завернула в кладовку, копию ключа от которой она всегда носила с собой, постояла там некоторое время, не зная чем ещё занять себя, и вышла. И только после этого девушка поняла, что ещё не сняла плащик и проскочила сюда, миновав учительскую. Что же, к классу она успеет. Раз по пути, то сперва можно зайти и к коллегам.
Оглядываясь по сторонам, словно в незнакомом доме, Наташа дошагала до знакомой двери и остановилась. Сбылось ли? В каком она сейчас мире, с детьми или без них? Ещё момент и она всё узнает.
- Натали... - бархатный баритон, отвлёкший её от путавшихся мыслей, мог принадлежать только "Филе". - Будьте смелее. У нас никто не кусается.
- Ой, Филипп Эдуардович... Задумалась... - Улыбнулась Наташа, оглядываясь, - Что-то сегодня настроение такое. Не по погоде...
- А вот это неправильно! Сегодня же у Инги Николаевны день рождения. Так что - есть повод. И - не огорчайте её, улыбнитесь!
- И то правда, - Наташа подарила физкультурнику благодарный взгляд. С этой кутерьмой и пропавшими детьми она совсем забыла про все памятные даты. Как-то не до того было.
- Ой, а я, кажется, не вкладывалась... - Наташа схватилась за сумочку, - Кто собирает?
- Натали, пусть это будет маленьким презентом от меня, - физкультурник слегка подтолкнул её в сторону учительской и своей упругой походкой удалился в сторону спортзала.
Дверь тихо скрипнула, и Наташа вошла в помещение. То, что она не спросила про детей у "Фили", а тот на эту тему даже не заикнулся, было многообещающим. "Страшная тема" минорными аккордами звучала в последний месяц на устах у всего педсостава и новый день начинался исключительно с обсуждения "списка тех, кого уже нет".
- Здравствуйте! Ой, Инга Николаевна, какая вы сегодня нарядная! Вам так идёт! С днём рождения, с днём рождения! - Наташа ещё поворковала с минутку, повесила плащик в шкаф, и уже хотела идти проверять наличие своих детей, как её остановил голос Нины Петровны, достающей журнал.
- А вы знаете, кто нам только что звонил? Мать Ионникова. Говорит, что два автобуса для поездки в Москву она нашла. Дело только за вами теперь. Вы молодец, Наташа, что такое наметили. Я бы тоже своих свозила, но боюсь, что они ещё не дозрели.
- Ой, спасибо, - расцвела Наташа, - Я ей перезвоню. Зачем нам два автобуса, в самом деле... И одного хватило бы.
- Хорошего много не бывает, - улыбнулась Инга Николаевна, - Я вот что вам, Наташа, скажу: позовите вашу параллель. Кто там на "А" классе? Роман Павлович? Он согласится.
Строгий физик, носящий, словно чеховский "человек в футляре" стильный чёрный костюм в любую погоду, являлся отнюдь не тем человеком, с которым у Наташи сложились задушевные отношения, но она кивнула. А почему бы и нет? Если всё так чудно складывается, можно поехать всей параллелью.
Восьмой "Б" ещё толкался в дверях кабинета, когда Наташа подошла к ним. Останин, спина Мельникова... рыжие вихры Ионникова!
- Светлов, не дай боже на моё место сядешь! Урою! - прокричал в дверь Ионнников и, держа за оторванную лямку свой защитного цвета рюкзачок, нехотя подошёл к Наташе. - Чево, Наталь Викторовна, а?
- Миша, тут твоя мама насчёт автобусов звонила. В Москву. Я уж беспокоить её не стану. Передай ей большое "спасибо" от меня лично. Хорошо?
- Ага, - кивнул Ионников. - Маман - она может. Я б, наверное, в другой мир сбежал, если б её не было.
- Ну ладно... Иди...
"Сбежал в другой мир", - слова мальчишки, казалось, приоткрыли Наташе глаза. Может именно в этом разгадка, именно в этом причина того, что сегодня один, завтра другой, а послезавтра третий ребёнок пропадали без возврата. Может, просто нашлась тропка в какую-то иную реальность, где у них было это нечто сокровенное, где ребята оказались элементарно счастливы. Счастливы, в своём, ещё несколько детском понимании этой весьма сложной философской категории. Мишка Ионников убегал из мира, где его мать сидела в тюрьме в мир, где мать жила с ним. Маша... Новикова старшего Наташа видела дважды и, пожалуй, вполне даже могла понять эту тихую девочку. Улыбчивый Женя Светлов имел проблемы с почками. Гоша Лёвкин... Что было не так в жизни Гоши Наташа не знала, но, видно, какая-то проблема, от которой тот предпочёл скрыться из родного мира, тяготила мальчишку. А она? Что она сама? И не здесь и не там. Почему-то мир всеобщего счастья впустил её, а потом всё же дал уйти. Чем она отличалась? Тем, что взрослая или тем, что учит истории, хотя история то тут, вроде, уж совсем не при чём. А, может, своей неустроенностью, недосчастливостью? Да, после всех мерзопакостей вчерашнего вечера, она решила круто поменяться, обрести счастье не взирая ни на что. Но ей хотелось это сделать самой, без помощи волшебных палочек и крёстных с каретами, становящимися тыквами в самый неподходящий момент. А ребята... ребята хотели счастья сразу, вмиг. И нельзя их было за это упрекать в эгоизме. Да, они и были счастливы в этом мире, в мире, где всё хорошо. Вот только их не было там... Счастливых или несчастных, но не было. И тем, что их не было, они приносили, сами того не осознавая, ещё большее несчастье. Несчастье семьям, несчастье друзьям, всем тем, кто окружал пропавших. Даже милиционерам в холле, ведь их тоже отрывали от семей, от родных и близких. Круги несчастья расползались, а вместе с этими кругами всё больше детей "проваливалось" в мир розовых грёз.
"А я? Я ведь тоже хочу быть счастливой. Хочу справлять дни рождения, получать букеты. Я хочу хоть на день, на два, а может и навсегда остаться тут. Хочу, но..."
Остаться казалось легко, так же легко, как тогда согласиться съездить на Бали. Остаться тут - значило примириться, поддаться, значило оставить её детей несчастными. А как, как их теперь вернёшь? Смогут ли они пройти вместе с ней через её воротца обратно или надо было менять ситуацию там? Наташа смело двинулась к кладовке. Мысли мыслями, а уроков никто не отменял. Своим отсутствием она, может быть, и осчастливит пару охламонов, но не настолько, чтобы это вызвало положительный эффект. И вообще, чтобы делать людей счастливыми, надо начинать в первую очередь с себя.
На урок к пятиклашкам Наташа вошла по-праздничному. Чем младше ребятня, тем тоньше она чувствует окружающих, тем выше напряжённость атмосферы, тем тревожнее глаза...
- И кто у нас тут скукожился? - с порога начала Наташа, - Тема-то у нас прямо, как за окном - "Пустыни". А по пустыням бегают дромадеры... Кстати, как вы думаете, кто они такие?
Атмосфера понемногу размораживалась и к концу урока пятиклашки разве что на ушах не ходили, изображая обитателей пустынь и разрисовывая самыми солнечными карандашами свои контурные карты.
"И вот такой я должна быть всегда! Начало положено!" - Наташа из класса не шла, а шествовала, довольная своей первой маленькой победой. А потом, потом она ворвалась в учительскую и организовала праздник Инге Николаевне, про который в этом неулыбчивом мире никто и не вспомнил. Она поставила учителей в хоровод, добилась, чтобы все вместе спели "Пусть бегут неуклюже...", Филипп Эдуардович даже сбегал в киоск за конфетами. В общем, праздник, может, получился и похуже, чем там, но ведь получился же! Оставалось самое сложное - дети.
Когда Наташа выходила из школы, от утреннего солнышка остались только воспоминания, низкие тучи суматошно метались по небу, изредка оголяя голубые проплешины небосвода. Она решила начать с самого трудного, с самого первого случая. Если она справится с ним - остальное тоже пойдёт, как по маслу. А значит - её ждало посещение Новиковых.
Двухэтажный домик барачного типа в трёх кварталах от школы притаился в глубине частых зарослей кустарника. По тропинке, пройти по которой без резиновых сапог казалось невозможным, Наташа пробралась к обшарпанной двери и нажала на кнопку болтавшегося на одном гвоздике дверного звонка.
Открыла Машина мама, худенькая шатенка с испуганным взглядом. Открыла, даже не спросив, кто за дверью.
- Здравствуйте, Анна Михайловна, - начала с порога Наташа.
- Проходите, - узнавшая учительницу женщина указала куда-то вглубь помещения. - На кухню. Здесь темно. Можете не разуваться.
Наташа прошла, в потёмках натыкаясь то на старый сундук, то на велосипед, висящий на стене. На кухне из-под пластмассового абажура лился неяркий свет шестидесятиватной лампочки. За покрытым клетчатой клеёнкой столом сидел Машин отец. Перед ним стояла ещё полная бутылка и два стакана.
- Садись, учителка. Выпьем, за упокой, - выдохнул он, разливая по стаканам "Столичную".
Наташа присела. Новиков выпил. Под его тяжёлым взглядом Наташа тоже взяла стакан и, отхлебнув, закашлялась. Машина мать пододвинула ей блюдце с солёными огурцами, и учительница благодарно кивнула ей.
- Хорошая девочка была Маша, - начала Наташа, словно говоря о покойной, - Добрая, скромная. И училась хорошо. Ведь ни одной четвёрки не было. На медаль шла...
- Попробовала бы она четвёрки поприносить. Выдрал бы как Сидорову козу.
- Разве можно? - педагогические принципы всколыхнулись внутри девушки. Она, хоть и обещала себе не спорить с родителями Маши, тут сдержаться всё же не смогла.
- Можно. И нужно. И драл её, если надо было. Человека делал. Меня мой отец драл, так вот - стал человеком. Значит - и её.
- А может, она этого и не выдержала? Может, так с ней нельзя, а надо как-то иначе? - почти кричала Наташа, - Она же девочка, в конце концов! Вас что, тоже за четвёрки пороли, да?
- Нет... за пары... - собеседник Наташи слегка стушевался, углубился в себя, по всей видимости, вспоминая сцены из своего детства. - Но у неё же способности!
- Вот видите! Может, наоборот, хвалить надо? Поощрять? Ведь вы любите её.
- А то - не люблю! Одна она. Поступила бы в ВУЗ - вот с матерью бы радовались. Сам не смог - хоть она.
Мужчина снова налил себе водки, но пить не стал, перекатывая гранёный стакан в натруженных красноватых пальцах.
- А вы знаете... Кажется, у меня есть ниточка, как её найти. Только, только... дайте мне слово, что, если она придёт, она будет счастлива. Что...
Тяжёлая ладонь легла на стол.
- Учителка. Я не я буду, если что. Приведёшь... Вон мать пусть воспитывает. По гроб жизни должен буду. Что надо сделать - только скажи.
- Ждать. И помнить, если что не так... Маша может опять не вернуться.
- Да я сейчас... - казалось, мужчина готов был схватить бутылку за горлышко и бежать отбивать Машу от любых обидчиков.
- Молчи, Саш. Наталия Викторовна, если деньги какие нужны - скажите. Мы кредит возьмём...
Наташа улыбнулась:
- Нет, спасибо. Деньгами тут не поможешь. Ну, так как? Будет Маше хорошо?
- Будет, - кивнул Александр Олегович.
На следующее утро, уже привычно пройдя сквозь кладовку в "розовый мир", Наташа первым делом отыскала Машу Новикову среди одноклассников.
- Пойдём со мной, - отозвала она ученицу в сторону, - Карты поможешь отнести к пятиклашкам.
- От тебя они разбегутся. Да и руки у тебя не слишком чистые, - отшутилась Наташа, увлекая девочку за собой, - И вообще, может нам о своём посекретничать надо, а ты будешь третьим лишним.
Под смех восьмиклассников они удалились в сторону кладовки. "Операция" прошла успешно. Настолько успешно, что даже сама Наташа не поверила в то, что всё это она проделала сама.
А в восьмом "Б" родного мира их встретили всеобщим ликованием. При этом девочка словно бы и не заметила разницы, не заметила, что кого-то из одноклассников нет. А одноклассники... Они даже хотели пронести Машу на руках вокруг школы, словно та, вернувшись, сделалась флагом, символом их победы. Тут уж не выдержала сама Наташа и, ткнув в спину Мельникова, как самого рослого, строго приказала:
- Хотите праздника - домой Машу проводите. Кстати, там грязно, вот где на руках и покатаете.
Судя перемигиваниям и по тому, что её "архаровцы" принялись выворачивать карманы и сбрасываться на букет, праздник у Маши обещал продолжаться весь день.
Довольная собой, Наташа двинулась на урок. Произошедшее вселяло оптимизм. Если бы все проблемы, как эту, можно было решить одним разговором. Впрочем, она постарается, ведь счастье детей теперь зависело только от неё.