Аннотация: Довольно часто фантасты и читатели начинают выяснять, что такое фантастика. Скучное занятие. Пришлось написать о том, что такое фантастика для меня. Теперь я смогу давать ссылку и не участвовать в пустых спорах.
Фантастика и будущее
1. Феномен предельного поиска
Фантастика намного больше связана с изучением будущего, чем об этом принято думать.
Но что такое фантастика? В Википедии дано следующее определение: "Фантастика -- жанр и творческий метод в художественной литературе, кино, изобразительном и других формах искусства, характеризуемый использованием фантастического допущения, "элемента необычайного", нарушением границ реальности, принятых условностей". У фантастов существует еще одно устойчивое представление: фантастика -- это произведение, где есть фантастическое предположение, чудо, тайна, достоверность.
Мне кажется, что этого мало.
Мое любимое определение фантастики, взято из книги Стругацких, таково: "Улавливать тенденции повышенным чутьем художника". Как же без этого? Это такая же важная работа, как... подставьте сюда самую важную работу, которая только придет в голову. Но дело в том, что с некоторых пор это улавливание встречается все реже. Нашлись более модные занятия. И в русской фантастике и в англо-американской, в любой. Словно никакого будущего не будет. Отсюда, кстати, любовь к сценариям конца света. А еще любовь к Нострадамусу, гаданиям, гороскопам и ясновидцам...
Что такое тенденции, создающие будущее? Это легко показать, обратившись к творчеству Жюля Верна, одного из основоположников фантастики. Первый слой -- те самые фантастические допущения: "Наутилус", полеты из пушки на Луну, плавучие острова и так далее. Но есть и главный слой, та самая тенденция развития, которая делает текст фантастическим. Чудесным образом тексты Жюля Верна стали появляться практически одновременно с началом Второй промышленной революции, начавшейся в 60-х годах XIX века. Добыча нефти, промышленное производство высококачественной стали, прокладка трансатлантического телеграфного кабеля, первые автомобили, возникновение массового производства благодаря распространению электричества и внедрению конвейера. Известно, что Жюль Верн следил за техническими достижениями. Но он понял и другое (уловил тенденцию), -- новый возникающий мир невозможен без новых людей: ученых, изобретателей, инженеров, предпринимателей, способных реализовывать самые удивительные проекты. Поскольку его герои не были похожи на привычных литературных героев той эпохи, их объявили "картонными" и "литературными неудачами". Но на самом деле, это были замечательные прозрения, сообщения из будущего.
Долгое время этим занималась философия. Но наступил момент, когда эта обязанность отошла науке и фантастике. Становятся понятны слова Шекли "Страна, в которой нет фантастики, лишена будущего".
Понятие предельного поиска -- является очень важным для понимания сути фантастики. Воспользуюсь цитатой из текста ЛНИ "Концепция многомерного человека", где рассказывается об этой грани фантастики:
"В современном мире функцию предельного поиска в какой-то мере взяла на себя научная фантастика. Представители технической интеллигенции высказываются в том духе, что им фантастика помогает иногда в решении проблем. Наверное, это иногда действительно так, но в основном читатели НФ не заняты изобретательством. Но среди них имеется множество людей, стремящихся предельно глубоко осознать грядущие пути человечества. Таким образом, НФ выполняет крайне необходимую функцию, может быть, жизненно необходимую, по поддержанию на достаточно высоком уровне поисковой активности общественного сознания.
Как известно, НФ в ее нынешнем виде зародилась в 19 веке, когда начал набирать стремительные темпы научно-технический прогресс. Тогда она демонстрировала людям область ближайшего развития, окружая чисто технические новшества ореолом человечности, предвещая наступление всеобщего счастья по мере их реализации. В те времена это был если и не предельный поиск, то метод расширения кругозора. Постепенно романтическое отношение к технике угасло, в наше время идеалы и методы былой фантастики воспринимаются как "мечта приземленная, бескрылая".
Дело, конечно, не в "романтическом отношении к технике", а в том, что мы больше не живем в индустриальном обществе, как не живем в аграрном. Новое постиндустриальное общество организовано по-другому. Например, в США 80 % ВВП обеспечивает сфера услуг. Знающие люди уже говорят о трансиндустриальном обществе, которое характеризуется нанотехнологиями, биотехнологиями, слабым и сильным ИИ, роботизацией, аддитивными технологиями, Интернетом вещей, отказом от массового производства.
Не удивительно, что фантастика поменяла объект своего интереса, потому что этого требует продолжение предельного поиска. Без которого, видимо, обойтись нельзя. Изменились условия существования, появились новые конфликты, люди, их образ жизни, работа, привязанности, мечты, стремления стали другими. Скоро изменятся и они, а ведь мы еще не успели к ним привыкнуть. Скорость изменения общества становится все быстрее. Вот и потребовалось фантастике сделать еще один шаг в будущее.
Можно ли утверждать, что фантастика справляется со своей задачей? Ответ утвердительный. У Эрика Дрекслера есть интересное рассуждение о книге Тоффлера.
"В семидесятые годы автор Элвин Тоффлер выпустил книгу "Шок будущего", в которой рассказал о том, насколько катастрофическими окажутся для людей неминуемые быстрые перемены. Книга стала бестселлером, но неужели изменения, происшедшие за последнее десятилетие, шокировали население? Похоже, что большинство людей довольно спокойно пережили последние два десятилетия, так и не испытав обещанных потрясений. Вместо того, чтобы испытывать шок, столкнувшись с новыми технологиями, они раздражены загрязнением окружающей среды и проблемами с транспортом.
Значит ли это, что Тоффлер ошибался в предсказании будущего шока? Нет. Конечно, это правда, что в последние двадцать лет технологии быстро развиваются во многих областях. Но рассмотрим частную жизнь обычного человека: как ускорившийся технический прогресс проявился в его доме? Многое изменилось, но, как правило, постепенно и незаметно, в отличие от начала столетия, когда изменения были очень даже заметны".
Есть основания считать, что это приспособление к "шоку будущего" стало возможно во многом благодаря фантастике. Сработала та самая "заблаговременная подготовка общественного сознания к потрясениям". Почти все уже читали про наступающее будущее в книгах, газетах и журналах, а еще больше людей видели его в кинотеатрах. Признаю, что это не единственная функция фантастики, но не стоит ее недооценивать.
2. Советская фантастика и будущее
Как фантастика обращается с будущим?
В свое время было два великих потока фантастики: "советская" (С) и "англоязычная" (А). У них было много общих тем: приключения и путешествия, космос, роботы, машины времени, грядущие чудеса науки и техники, подвиги настоящих героев, показательные злодеи, чудаковатые, стремящиеся к великим открытиям ученые, роковые страсти.
Были и непреодолимые отличия. Часто вызванные идеологическими разногласиями, столкновением двух отличающихся "правильных" представлений о будущем. Но будущее "правильным" не бывает. Оно не может быть построено по формуле. Для того, чтобы почувствовать его, к интеллектуальным построениям необходимо добавить человеческие чувства. А здесь без фантастики не обойдешься.
В фантастике А. будущее предопределено, оно мало отличается от настоящего, разве что, наличием технических новинок. Как тут не вспомнить знаменитую книгу Фрэнсиса Фукуямы "Конец истории и последний человек". Конечно, это окончательное будущее не избежит совершенствования, однако, свободное предпринимательство никуда не денется, а поддерживать его будет старый добрый капитализм, который при необходимости будет заменен какой-нибудь подходящей Галактической Империей. А это подразумевало жесткое разделение на элиту и остальное население, абсолютную власть корпораций, трущобы, высокие технологии и низкий уровень образования, освоение новых планет в стиле Дикого Запада. Вся жизнь - борьба за выживание и лишний доллар или, как у наиболее продвинутых авторов, за галактический кредит. Никакого будущего, как-то отличающегося от настоящего, не просматривалось. Более того, подчеркивалось, что в будущем будет намного хуже, чем сейчас, так что наслаждайтесь сегодняшним днем, пока будущее еще не подошло. Важнейшие направления: киберпанк, антиутопии, космооперы. Главной книгой о будущем в фантастике А. стала серия Айзека Азимова "Основание/Академия". Начиналась она с сомнительного утверждения, что будущее цивилизации можно рассчитать, а закончилась описанием весьма экзотических сообществ. В частности, общества-муравейника, где сознания всех обитателей были объединены в единый мозг. Подробнее о сюжетах фантастики А. советую прочитать в книге Станислава Лема "Фантастика и футурология".
В фантастике С. с будущим было сложнее. Конечно, провозглашалось, что рано или поздно на Земле наступит коммунизм, бесклассовое общество. Говорилось, что у коммунизма много стадий, что это не застывшее общество, а развивающееся, но как конкретно будет выглядеть хотя бы первая стадия, было неясно. Скажем так, фантазии на тему возможного будущего не одобрялись, поскольку это было задачей идеологического отдела ЦК. Была разрешена фантастика "ближнего боя" и пропаганда научных достижений. Об этом советую прочитать в книге Кира Булычева "Падчерица эпохи или Второе пришествие Золушки".
Но в середине 50-х наступило послабление, и фантасты заговорили о будущем. В первую очередь, нужно вспомнить великую утопию Ивана Ефремова "Туманность Андромеды" (1956). И жанр утопии в фантастике С. прижился. Упомяну первое, что пришло на память. Ну, например, эпопея Сергея Снегова "Люди как боги" (1 часть - 1966). Или "Леопард с вершины Килиманджаро" (1965) Ольги Ларионовой. Таких попыток дотянуться до будущего было очень много.
Первыми от описания будущего как утопии отошли Стругацкие. Они стали писать о Мире Полудня - мире, в котором они хотели бы жить. Никто до них ничего подобного себе не позволял. Разница понятна. Утопия - "правильное" будущее, построенное по "законам общественного развития". Мир Полудня - личное желание авторов. А это уже настоящая революция в фантастике. И в советской, и в англосакской. Отныне не общество встраивало своими железными законами людей в будущее, а люди пытались придумать общество, которое было бы для них наиболее комфортным. А это уже не утопии и не антиутопии. Это новый уровень свободы в мечтах. Надо помнить, что и утопии, и антиутопии возможны только в тоталитарном обществе. Теперь появилась возможность обсуждать "реальное" будущее без идеологических шор.
Следующий шаг в будущее стал еще более удивительным. Начали появляться произведения, в которых будущее оказалось объектом исследования. И будущее это выглядело чужим и враждебным. Пришло осознание, что нельзя воздействовать на него или пытаться изменить, осталась надежда понять его.
Появились неправильные вопросы. Например, как будут жить в прекрасном будущем люди, которые не обладают особыми талантами? Об этом много писал Вадим Шефнер. Вот названия его произведений: "Скромный гений" (1963), "Девушка у обрыва, или Записки Ковригина" (повесть, 1963), "Счастливый неудачник (повесть, 1964), "Человек с пятью "не", или Исповедь простодушного" (повесть, 1966). И это огромный шаг в фантастике. Впервые заявлено, что будущее - это не технические новинки, а люди, которые будут там жить. К сожалению, это очевидное утверждение до сих пор нужно доказывать.
Талантливые люди очень быстро излечились от утопического взгляда на мир, повзрослели. Обостренное чутье подсказывало им, что не все так благостно в мире "научно" обоснованной мечты. Сначала, вслед за Станиславом Лемом, братья Стругацкие говорят очень важные слова: "Главное на Земле". Можно понять их так: когда исполнятся самые смелые мечтания, когда техника разрешит все без исключения материальные проблемы, останутся люди, а это означает, что обязательно появятся новые проблемы. Люди оказываются важнее сбывшихся мечтаний и технических достижений.
Выяснилось, что принцип: не делай другому того, что не хотел бы, чтобы он сделал тебе, имеет значение и в мире мечты.
И вот мы узнаем из повести братьев Стругацких "Трудно быть богом" (1964), что прогрессорам запрещены активные действия. Прогрессоры не имеют права вмешиваться в дела аборигенов, они должны оставаться наблюдателями. Оказывается, нельзя сделать счастливым против воли. Но запрет нарушен, а оценку этого авторы предоставляют сделать читателям. Кстати, само по себе приглашение читателю сделать свой нравственный выбор было огромнейшим достижением для советской фантастики. Думаю, это произошло впервые.
И почти сразу - "Понедельник начинается в субботу" (1965). Читатели с удивлением вычитали, что могущество всемогущих ограничено, им нельзя делать ничего такого, что принесло бы несчастье хотя бы одному существу во Вселенной.
Вот тут и пришел конец борьбе советской фантастики за всеобщее счастье, поскольку вернулась она в давно уже, казалось бы, отвергнутые ряды настоящей русской литературы.
Как там у Достоевского:
"Пока еще время, спешу оградить себя, а потому от высшей гармонии совершенно отказываюсь. Не стоит она слезинки хотя бы одного только того замученного ребенка".
Проснулась фантастика, почувствовала силу и стала использовать ее по назначению: "улавливать тенденции повышенным чутьем художника".
И понеслось...
3. Будущее и материальное благополучие
Фантастика продолжила исследование будущего.
Следующий шаг к пониманию феномена будущего был сделан Стругацкими в повести "Хищные вещи века" (1965). Выяснилось, что материальное благополучие, само по себе, не приводит к высокой нравственности. А ведь это главный фантом коммунистической утопии -- разорвутся цепи экономического угнетения, исчезнут голод и нужда и обретут свободные народы новую, небывалую дотоле нравственность. Оказалось, что не все так просто.
Вспомним эпизод из повести "Понедельник начинается в субботу" и подробное описание эксперимента профессора Выбегало с универсальным потребителем.
Приведу соответствующую цитату:
"Вот модель нашего с вами идеала. Мы имеем здесь универсального потребителя, который всего хочет и всё, соответственно, может. Все потребности в нём заложены, какие только бывают на свете. И все эти потребности он может удовлетворить. С помощью нашей науки, разумеется. Поясняю для прессы. Модель универсального потребителя, заключённая в этом автоклаве, или, говоря по-нашему, в самозапиральнике, хочет неограниченно. Все мы, товарищи, при всём нашем уважении к нам, просто нули рядом с нею. Потому что она хочет таких вещей, о которых мы и понятия не имеем. И она не будет ждать милости от природы. Она возьмёт от природы всё, что ей нужно для полного счастья, то есть для удовлетворённости. Материально-магические силы сами извлекут из окружающей природы всё ей необходимое. Счастье данной модели будет неописуемым. Она не будет знать ни голода, ни жажды, ни зубной боли, ни личных неприятностей. Все её потребности будут мгновенно удовлетворяться по мере их возникновения.
-- Простите, -- вежливо сказал Эдик, -- и все её потребности будут материальными?
-- Ну разумеется! -- вскричал Выбегалло. -- Духовные потребности разовьются в соответствии! Я уже отмечал, что чем больше материальных потребностей, тем разнообразнее будут духовные потребности. Это будет исполин духа и корифей!"
Разговор был продолжен в "Хищных вещах века". Надо сказать, что в этой повести братьям Стругацким удалось в наибольшей степени приблизиться к пониманию будущего, которое для нас оказалось настоящим, и его неизбежных проблем. Чем будут заниматься освобожденные от подневольного труда обеспеченные люди? Какие идеи возникнут в их головах? Понравятся ли нам их придумки? Признаем ли мы их образ жизни нравственным?
Восприятие книги первыми читателями было общим -- герои книги несчастные, духовно обделенные мещане. С жиру бесятся. Но с годами отношение к повести стало меняться. На наших глазах происходит глобальное изменение общественных отношений, потребность в работающих людях падает. Дешевле платить многочисленные пособия, монетизировать льготы, чем сохранять нерентабельные предприятия. Из года в год пополняется армия незанятых в общественном производстве людей, при этом уровень потребления остается достаточно высоким по сравнению, например, с 60-ми годами прошлого века.
Появились обеспеченные бездельники (в футурономии их называют долистами -- требующими свою долю и презирающие любой труд). Определение это ввел фантаст Дэвид Вебер в повести "Маленькая победоносная война"(1994).
Долистов давно уже больше, чем рабочих. Долистами становятся не только представители низших классов, но и вполне себе обеспеченные господа из среднего класса и элиты. Терпеть не могу термин "офисный планктон", но из песни слово не выкинешь. Легче придумать бессмысленные должности, обеспечивающие выкинутым из реального общественного производства людям безбедное существование, чем пополнять армию нищих, социально рассерженных социопатов. Их труд, способности и интеллект обществу больше не интересны. Но они остаются людьми. Чем-то им надо заниматься? В книге "Хищные веки века" об этом сказано так:
"В городе функционировали восемь гражданских обществ, в том числе "Общество Усердных Дегустаторов", "Общество Знатоков и Ценителей" и "За Старую Добрую Родину, Против Вредных Влияний". Кроме того, полторы тысячи человек входили в семьсот один кружок, где они пели, играли скетчи, учились расставлять мебель, кормить детей грудью и лечить кошек".
А еще появились неформальные объединения: рыбари, грустецы, интели, меценаты...
Книга читается, как глава из упоминаемой в тексте монографии "Инстинктивная социология разлагающихся экономических формаций". Само название подобного социального исследования провидческое.
"Работать надо"! -- говорит Иван Жилин.
Но где ее наберешься, работы этой, чтобы на всех хватило? И остается только признать, что искать себе применение человек должен сам. Никакой добрый дядя за него это не сделает.
И тут мы наталкиваемся на абсолютно темное для понимания будущего место. Какой выбор сделает не обладающий какими-нибудь выдающимися талантами интеллигент? Что окажется важнее для него: стабильное и обеспеченное существование или моральные ценности? Фантастам, которые исследуют будущее, важно было с этим разобраться. Напомню, что будущее -- это люди, которые будут там проживать.
Так появилась повесть "Второе нашествие марсиан". Может быть, самое незаметное произведение Стругацких, но крайне важное для понимания будущего. Авторов интересовали "цель, смысл, предназначение" человечества и "честь, достоинство, гордость" отдельных его представителей.
Сюжет прост. Марсиане вторгаются на Землю, как у Уэллса, но вместо крови собираются отбирать у людей желудочный сок. К тому же неплохо за него платят. И пока сок поступает на приемные пункты, ведут себя мирно, на глаза землянам не показываются, тем более, что те и сами справляются с поставками ценного сырья. Жизнь внешне не меняется. И герои повести выбирают стабильное и обеспеченное существование.
"На донорском пункте меня ожидал приятный сюрприз: соответствующие анализы выявили, что в силу имеющихся у меня внутренних хронических заболеваний желудочный сок мой надлежит относить к первому сорту, так что за сто граммов сока мне будут теперь выплачивать на сорок процентов больше, нежели всем прочим. Мало того, дежурный фельдшер намекнул мне, что, употребляя в умеренных, но достаточных количествах синюховку, я смогу добиться перехода в сорт экстра и получать за сто граммов на семьдесят-восемьдесят процентов больше. Я боюсь сглазить, но, кажется, наконец, впервые в жизни мне немножечко повезло".
Оказывается, долисты были уже тогда, ждали, когда им немножко повезет.
4. Столкновение с будущим
А дальше стало еще интереснее. Естественное желание фантастов "подружиться" с будущим осталось без ответа. Стало казаться, что будущее не принимает помощь фантастов. Они словно натолкнулись на внушительную стену равнодушия, отделяющую мечты от наступающей действительности. Это было удивительно и обидно. Каждому хочется поучаствовать в строительстве будущего мира. Тем более, что очень многие считают себя совестливыми, прогрессивными и ответственными, а свои идеи достойными реализации. Но их предложения сотрудничать были проигнорированы, что для фантастов оказалось неприятным открытием. Оказалось, что они будущему не нужны.
В книге "Футурономия. Социум" об этом сказано так:
"Будущее покажется большинству из нас откровенно враждебным, то есть будет чуждо нашим представлениям, мыслям, идеям и желаниям. Оно их отбросит равнодушно и без сожалений, заменив своими выдумками, настолько диковинными, что мы, до поры до времени, не способны будем даже представить, что такое вообще возможно".
Не нужно особых усилий, чтобы понять это, достаточно просто поинтересоваться проявлениями реального будущего, которое уже наступает. Столкнулись с этим и фантасты. И, естественно, появились книги, в которых об этом было рассказано вполне определенно. Фантасты -- а они обычные люди -- хотели увидеть будущее, где были бы реализованы их представления о справедливости и добре, но ничего не получилось. И осталась только слабая надежда, что будущее им не враг, а просто не замечает их усилий, потому что у него насчет людей есть свои планы. Появился образ будущего как самостоятельной силы, подчиняющейся своим законам. Что-то вроде темной материи. И мы должны каждый день сдавать экзамен, на котором устанавливается, нужны ли мы будущему? Оставалась слабая иллюзия, что все-таки от нас зависит, впишемся ли мы в неизбежное будущее или нет. Усилия-то мы все равно будем предпринимать.
"И остается только надеяться, что Будущее не станет никого карать, не станет никого и миловать, а просто пойдет своей дорогой". (Б. Стругацкий)
Интересно проследить, как появлялось понимание этой неприятной ситуации. Легче всего это сделать, анализируя произведения братьев Стругацких, которые предприняли блестящую попытку разобраться с тем, насколько зависит будущее от наших целенаправленных усилий. Начиналось все с желания описать мир, в котором бы они хотели жить. Но с каждым текстом придуманный ими мир представлялся все более не достижимым и искусственным. Реализации мешали разнонаправленные человеческие стремления. То, что для одного благо, для другого страдания. Далеко не все представители человечества были такими же добрыми, честными и фанатично преданными своему делу как герои книг. Даже с обычным материальным благосостоянием возникли проблемы. Оказалось, что мир мечты можно построить только в том случае, если пожелания всех людей станут одинаковыми (обычная история с любыми утопиями). Возникла идея о необходимости создания Высокой теории воспитания, с помощью которой готовились бы люди для идеального общества. Но возможно ли это? Точнее, нужно ли это будущему?
В 1967 году братья Стругацкие написали повесть "Гадкие лебеди". Судьба у нее получилась трудная. Текст оказался неприкаянным с самого момента появления. Да и сейчас он не успокоился, поскольку нашел приют в очень странном месте -- в романе "Хромая судьба". Не уверен, что авторы назвали свой текст так, намекая на сложную историю "Гадких лебедей". Но то, что у этой повести судьба оказалась хромой, очевидно. Но сейчас не об этом. Лично я считаю эту повесть одной из лучших книг Стругацких и воспринимаю ее как самостоятельное произведение.
Известный писатель Виктор Банев возвращается в родной город, в котором за время его отсутствия произошли большие перемены. Изменился климат, теперь здесь постоянно идет дождь. А в окрестности построили лепрозорий, где обитают или лечатся(?) особые пациенты. Их называют мокрецами, поскольку дождь для них лучшая погода. Банев не считал себя совершенным, но о своей чести и совести заботился. Так получилось, что он пришел на помощь мокрецам, не потому, что хотел совершить героический поступок, просто он по-другому поступить не мог.
Это потом выяснилось, что мокрецы, видимо, были людьми будущего, которые вернулись назад в прошлое, чтобы предотвратить ужасную экологическую и идеологическую катастрофу. На взрослых людей надежды не было. Мокрецы могли рассчитывать только на детей, которые быстро нашли с ними общий язык. Наверное, сработала та самая Высокая теория воспитания. И именно дети устроили Баневу жестокий экзамен от имени будущего.
"Какими бы вы хотели видеть нас в будущем"?
"Вы хотите, чтобы мы были умными, то есть, согласно вашему же афоризму, мыслить и чувствовать так же, как вы. Но я прочла все ваши книги и нашла в них только отрицание. Никакой позитивной программы".
"Изображаемые вами объекты совсем не хотят, чтобы их изменили. И потом они настолько запущены, так безнадежны, что их не хочется изменять. Понимаете, они не стоят этого. Пусть уж себе догнивают -- они ведь не играют никакой роли".
Это было обидно и несправедливо. И Банев стал объяснять, что "небритый, истеричный, вечно пьяный мужчина может быть замечательным человеком, которого нельзя не любить, перед которым преклоняешься, полагаешь за честь пожать его руку, потому что он прошел через такой ад, что и подумать страшно, а человеком все-таки остался. Всех героев моих книг вы считаете нечистыми подонками, но это еще полбеды. Вы считаете, будто я отношусь к ним так же, как и вы. Вот это уже беда. Беда в том смысле, что так мы никогда не поймем друг друга..."
Дети попробовали задать вопрос проще:
-- Вы не могли бы сказать, что такое прогресс?
Виктор почувствовал себя оскорбленным. Он считал, что ответ понятен и должен быть понятен даже этим детям.
"-- Прогресс, -- сказал он, -- это движение общества к тому состоянию, когда люди не убивают, не топчут и не мучают друг друга.
-- А чем же они занимаются? -- спросил толстый мальчик справа.
-- Выпивают и закусывают квантум сатис, -- пробормотал кто-то слева.
-- А почему бы и нет? -- сказал Виктор. -- История человечества знает не так уж много эпох, когда люди могли выпивать и закусывать квантум сатис. Для меня прогресс -- это движение к состоянию, когда не топчут и не убивают. А чем они будут заниматься -- это, на мой взгляд, не так уж существенно. Если угодно, для меня прежде всего важны условия прогресса, а достаточные условия -- дело наживное...
-- Разрешите мне, -- сказал Бол-Кунац. -- Давайте рассмотрим схему. Автоматизация развивается в тех же темпах, что и сейчас. Только через несколько десятков лет подавляющее большинство активного населения Земли выбрасывается из производственных процессов и из сферы обслуживания за ненадобностью. Будет очень хорошо: все сыты, топтать друг друга не к чему, никто друг другу не мешает... и никто никому не нужен. Есть, конечно, несколько сотен тысяч человек, обеспечивающих бесперебойную работу старых машин и создание новых но остальные миллиарды друг другу просто не нужны. Это хорошо?
-- Не знаю, -- сказал Виктор. -- Вообще-то это не совсем хорошо. Это как-то обидно... Но должен вам сказать, что это все-таки лучше, чем то, что мы видим сейчас. Так что определенный прогресс все-таки на лицо.
-- А вы сами хотели бы жить в таком мире?
Виктор подумал.
-- Знаете, сказал он, -- я его как-то плохо представляю, но если говорить честно, то было бы недурно попробовать.
-- А ваших героев, которых вы так любите, устроило бы такое будущее?
-- Да, конечно. Они обрели бы там заслуженный покой.
Бол-Кунац сел, зато встал прыщавый юнец, и, горестно кивая, сказал:
-- Вот в этом все дело, что для вас и ваших героев такое будущее вполне приемлемо, а для нас -- это могильник. Тупик. Вот потому-то мы и говорим, что не хочется тратить силы, чтобы работать на благо ваших жаждущих покоя и по уши перепачканных типов.
Вы никак не можете поверить, что вы уже мертвецы, что вы своими руками создали мир, который стал для вас надгробным памятником".
И это уже был не мнение детей, а приговор, который будущее вынесло современным людям. Совестливым, прогрессивным, ответственным людям, ищущим справедливость, было заявлено, что в будущем они не нужны.
Банев стоял перед детьми и чувствовал себя болваном. "Самым трудным было то, что он так и не понял, как следует относиться к этим деткам. Они были ирреальны, они были невозможны, их высказывания, их отношение к тому, что он думал, и к тому, что он говорил, не имело никаких точек соприкосновения с торчащими косичками, взлохмаченными вихрами, с плохо отмытыми шеями, с цыпками на худых руках, писклявым шумом, который стоял вокруг. Словно какая-то сила, забавляясь, совместила в пространстве детский сад и диспут в научной лаборатории. Совместила несовместимое".
Дальнейшее предсказуемо. Мокрецы справились со своей проблемой и вернулись в свое будущее, захватив с собой всех детей. Дождь прекратился. Оставшимся было предоставлено право загнивать дальше, поскольку от них нет никакой пользы. И вот это желание разделить людей по критерию полезные -- не полезные заставляет относиться к прекрасному новому миру с опасением.
5. Столкновения с будущим - 2, - 3,- 4, - 5
У фантастов очень редко основанием для грусти и печали является тот прискорбный факт, что их не любят и игнорируют. Это не повод бросать работу. Правильнее, понять, что сделано не так, изучить сложившую ситуацию, а потом спокойно заниматься своим делом. Допустим, для будущего "вы уже мертвецы, поскольку своими руками создали мир, который стал надгробным памятником". Но это совсем не так, пока на свет появляются новые книги. Фантасты чувствуют себя достаточно деятельными и живыми (иначе они перестали бы быть фантастами), а это означает, что они продолжают "улавливать тенденции повышенным чутьем художника". И проблема у них одна -- отобрать те тенденции, которые позволят им (а также их читателям) наилучшим образом вписаться в новый мир. Изучить, понять и вписаться. Все просто.
Но как фантаст может изучить будущее? Он должен придумать подходящую модель, которая бы играла роль удобной аллегории, изображающей будущее, и подобрать группу персонажей, чья главная роль -- разобраться с артефактами, заложенными в модели.
Борис Натанович Стругацкий пишет:
"Мы знаем, что все движения наши -- и явственные, и физические -- управляются определенными законами. Мы знаем, что каждый человек, который пытается противостоять этим законам, рано или поздно будет сломлен, повержен, уничтожен, как был сломлен пушкинский Евгений, осмелившийся крикнуть Вершителю Истории: "Ужо тебе!.." Мы знаем, что оседлать Историю может только тот человек, который действует в полном соответствии с ее законами... Но что же тогда делать человеку, которому НЕ НРАВЯТСЯ САМИ ЭТИ ЗАКОНЫ?!"
С этим нужно разбираться. Действительно ли будущее определяется жесткими законами? Какое отношение они имеют к будущему?
Борис Натанович Стругацкий пишет:
"О Будущем -- если честно, если положа руку на сердце, -- о Будущем мы знаем сколько-нибудь достоверно лишь одно: оно совершенно не совпадает с любыми нашими представлениями о нем. Мы не знаем даже, будет ли мир Будущего хорош или плох -- мы в принципе не способны ответить на этот вопрос, потому что, скорее всего, он будет нам безмерно чужд, он будет до такой степени не совпадать с любыми нашими о нем представлениями, что к нему нельзя будет применять понятия "хороший", "плохой", "неважнецкий", "ничего себе". Он будет просто чужой и ни с чем не сравнимый, как мир современного мегаполиса ни с чем не сравним и ни с чем не сообразен в глазах современного каннибала с острова Малаита".
Но, повторюсь, дело фантаста создать модель и поиграть с нею, попытавшись найти ответы на вопросы или, по крайней мере, почувствовать тенденции.
В 1966 году братья Стругацкие написали повесть "Улитка на склоне". Получилась прекрасная модель для изучения будущего. Есть Управление, занимающееся исследованием и последующим использованием. Есть Лес -- объект исследования. Есть картины жизни, там, в Лесу.
Б. Стругацкий подробно рассказал о замысле. Это не только интересно, но и познавательно. Представления о будущем мало продвинулись с той поры. А ведь прошло больше пятидесяти лет.
"Что такое Управление -- в нашей новой, символической схеме? Да очень просто -- это Настоящее! Это Настоящее, со всем его хаосом, со всей его безмозглостью, удивительным образом сочетающейся с многоумудренностью, Настоящее, исполненное человеческих ошибок и заблуждений пополам с окостенелой системой привычной антигуманности. Это то самое Настоящее, в котором люди все время думают о Будущем, живут ради Будущего, провозглашают лозунги во славу Будущего и в то же время гадят на это Будущее, искореняют это Будущее, всячески изничтожают ростки его, стремятся превратить это Будущее в асфальтированную автостоянку, стремятся превратить Лес, свое Будущее, в английский парк со стрижеными газонами, чтобы Будущее сформировалось не таким, каким оно способно быть, а таким, каким нам хотелось бы его сегодня видеть..."
"Что такое Лес? Лес -- это Будущее. Про которое мы ничего не знаем. О котором мы можем только гадать, как правило, безосновательно, безосновательно, о котором у нас есть только отрывочные соображения, так легко распадающиеся под лупой сколько-нибудь пристального анализа.
Почему бы не представить себе, что в отдаленном будущем человечество сольется с природой, сделается в значительной мере частью ее? Человек перестанет быть человеком в современном смысле этого слова. Не так уж много для этого надо. Деформируйте у homo sapiens всего лишь один инстинкт -- инстинкт размножения. Этот инстинкт, как на фундаменте, стоит на гетеросексуальности, на двуполости вида. Уберите один из полов -- у вас получатся абсолютно новые существа, похожие на людей, но уже не люди. У них будут совершенно другие, чуждые нам нравственные принципы, совершенно другие представления о том, что должно и что можно, другие цели, другой смысл жизни, в конце концов..."
И вот придуман мир " Одержания и Славных подруг -- жутких баб-амазонок, жриц партеногенеза". Как потом будем сказано в другом произведении и при других обстоятельствах: "Расскажи им про высшие ценности гуманизма, не поверят". Что же видит человек Кандит, волей судьбы попавший в Лес?
"Там существует и властвует прогрессирующая цивилизация, биологическая цивилизация женщин. И есть остатки прежнего вида гомо сапиенс, которым суждено неумолимо и обязательно погибнуть под напором "передового, прогрессивного". Так вот наш землянин, наш собрат по виду, попавший в этот мир, -- как он должен относиться к открывшейся ему картине? Историческая правда здесь на стороне крайне неприятных, чужих и чуждых ему, самодовольных и самоуверенных амазонок. А сочувствие героя целиком и полностью на стороне этих туповатых, невежественных, беспомощных и нелепых мужичков и баб, которые его все-таки как-никак, а спасли, выходили, жену ему дали, хату ему дали, признали его своим... Что должен делать, как должен вести себя цивилизованный человек, понимающий, куда направлен ОТВРАТИТЕЛЬНЫЙ ему прогресс? Как он должен относиться к прогрессу, если этот прогресс ему -- поперек горла?!.
Для него "эти медлительные существа, всеми заброшенные, никому не нужные, становятся символом человечества, оказавшегося жертвой равнодушного прогресса".
И нет им помощи. Кандит умело убивает Мертвяков -- но это все, что он может сделать. Теперь он последний борец с прогрессом. Думал ли он, что такое возможно, в своем светлом коммунистическом мире Полудня?
***
В последующих книгах Стругацких ощущение от неизбежного поражения человечества от встречи с будущим только усиливается. В "Пикнике на обочине" (1972) людям позволяется покопаться на помойке, оставленной некими пришельцами. Радости мало, а уж возможность сделать всех даром счастливыми, почти наверняка приведет человечество к гибели.
В моей любимой книге "За миллиард лет до конца света" (1976) Мироздание защищает будущее от людей, запрещая заниматься определенными исследованиями. То есть, надежда, что будущее оставит нас в покое, не оправдывается.
Сказали мне, что эта дорога
Меня приведёт к океану смерти,
И я с полпути повернул обратно.
С тех пор все тянутся предо мною
Кривые, глухие окольные тропы...
И, наконец, в повести "Волны гасят ветер" (1985) внезапно наступившее будущее "разделит человечество на две неравные части по неизвестному нам параметру, меньшая часть его форсированно и навсегда обгонит большую, и свершится это волею и искусством сверхцивилизации, решительно человечеству чуждой".
Именно так и происходит в повести. Совершившие эволюционный скачок люди перестают быть людьми, теперь они людены. И судьбой остального человечества больше не интересуются.
Действительно ли все так мрачно и беспросветно? Нет, конечно. Еще Вечеровский говорил, что любое явление необходимо изучать и потом поставить на службу человечеству. Борис Натанович предложил исследовать будущее, он прочитал план работы, ознакомился с первыми результатами и одобрил их. Так появилась футурономия. Никто не собирается бороться с будущим, но понимать его мы обязательно научимся.