Аннотация: Эта история о жизни,о любви к жизни, о боли, и о людях, которые могут эту боль преодолеть
Глава I
Нажимаю кнопку лифта, жду. Кабина с людьми проезжает мимо сначала вверх, потом вниз - терпеливо слушаю ее громыхание. Минуты томительного ожидания не проходят даром - двери распахиваются, и я сливаюсь с небольшой толпой людей, половина из которых незадачливо стоит в ненавистных белых халатах. Движемся вниз, с седьмого на первый. Выхожу в зал. Кто бы знал, какое негативное влияние оказывает это помещение на истерзанную лекарствами душу! Плач, глупые сельские лица, глаза, смотрящие с состраданием. Ненавижу!
-Здравствуй, папочка! Как у тебя дела?
-Нормально, я получил зарплату. Отдал долги, купил тебе поесть, и ничего не осталось. Ты как? Как себя чувствуешь? - Папа работает охранником в Социальном обеспечении, куда его устроила моя тетя (она еще нам встретится в повествовании). Его зарплата находится реально ниже прожиточного минимума. Это ощущается не только при осмотре нашего холодильника, но и по статистических данных. Да, когда-то он получал приличные деньги, но определенные обстоятельства семейной жизни лишили семью нормальной, средне - обеспеченной жизни.
-Уже лучше, теперь хоть передвигаться могу. Суставы болят, но мне лучше. - Замолкаю, чтобы подавить слезы. Самый ужасный период жизни находится в самом разгаре.
-Сейчас, вот, подбросили - ребятам надо было ехать в Самару, они меня и подвезли. Но я ненадолго - меня ждут. Тут колбасы тебе купил, пряников. Не знаю, что еще нужно. Извини, больше дать не могу - сами без денег. - Папе больно, я это вижу. Мне тоже. От сознания кошмара, который окружает, от физической боли, оттого, что больно моему обожаемому, любимому папочке. В эти минуты я его люблю еще больше, до рези в сердце и груди, до обволакивающей дымки тумана в голове.
Скоро Новый Год. Но он не приносит радости. Это будет Новый Год в больнице. Почти всех с отделения отпускают, но только не меня. Я особенная больная, тяжелая. Остаюсь в компании старушек и одного старичка. Из молодежи - учительница начальных классов. Да, приплюсовываем женщину 45 лет из Сызрани. Не правда ли, весьма радужные открываются перспективы?
Глава II.
--
Тетя Тома!!! Как вы здесь оказались?
--
Приехала поздравить с праздником. Держи, это тебе. - Моя добрая, щедрая тетя приехала поздравить с Новым Годом 31 декабря.
Улыбаясь широко и тепло, протягивает маленькую искусственную елочку, бутылку шампанского (при этом подмигивает хитро и заговорщитски), огромную коробку конфет. Передача поздравительного пайка сопровождается кучей приятных вещей, узнаванием моих маленьких, незаметных для огромного сумасбродного мира дел, и состояния подорванного здоровья. Папа стоит рядом молча. Мне жутко неудобно принимать шампанское - косвенное доказательство, которое я добровольно отдаю, подтверждающее, что я выпиваю, что стала почти взрослой.
Тетя внушает оптимизм, по крайней мере, цель ее приезда - именно это. И, как славно, получается ведь.
Глава III.
Высокий черный ворон - цыган смотрит недобро. Могу поспорить своей женской интуицией - не пройдет и двух дней как перейдет в открытую атаку.
Цыган лежит в больнице вместе с отцом, точнее, отец лежит, а Ворон его сторожит, приглядывает, как бы чего не случилось. Их палата- единственная в отделении столь высокого уровня. Еще одно, наверно, уже лишнее, доказательство того, что деньги могут все. Здесь, в пятиместке, находится всего два человека, не считая Ворона. Видик, куча кассет, высокий класс обслуживания.
Старик - цыган, как оказалось, Цыганский барон. Он вечно сидит словно мумия на кровати, важно так, надувшись. Бывает, иногда погладит отросшие седые усы, и все время молчит. Наверно, решает чертовски важные проблемы своего шумного и бестолкового народа. Хотя, бестолков он только с нашей стороны. А вот шумен со всех, с какой ни погляди (или не послушай - это уж кому как нравится).
Смотрим видик. Уже поздно. В палату идти не хочется, там скучно. Все, кроме меня и Ворона спят. Ладно я, а он что, никогда не дремлет? Разговаривать неохота, да и мыслей нет никаких. Откуда я тему возьму для разговора? Весь стандартный запас, домашние заготовки исчерпаны.
Начинаются поползновения в мою сторону. Нет, извини, приятель, ничего у тебя не выйдет - в эту ночь я сплю одна. Мягко, по-кошачьи, уползаю в свою палату. Ловлю вдогонку злой, угрожающий блеск черных, сверкающих в темноте, глаз - угольков. Не поверите, мне все равно.
Глава V.
Игорь и его подруга Лена, я, Ворон, стол. Лена прошла в палату к своему мужу с бутылкой вина; после второго бокала (стакана), разговор пошел, как и полагается в лучших литературных произведениях, свободней. Я по выработанной невольно за последние недели привычке, жалуюсь и скулю:
-Меня посадили на преднизолон. Сначала назначили 8 таблеток, видят, лучше не становится, посадили на 10. Хотели дать 12, но одумались - проглядели улучшение.
-Игорь его тоже принимает, так ведь? -Лена с любовью смотрит на мужа.
-Ой, да. Я слышала, что от него полнеют. Это правда?
-В зависимости от специфики организма. Я наоборот похудел на 16 килограммов. - Игорь - худенький юноша интеллигентного вида, в очках и инвалидной коляске, которая совершенно не идет его юному, ласковому лицу с вечно улыбающимися, полными оптимизма и желания жить, глазами. Говорит он спокойно и уверенно, глядя на вращающийся бокал в руке.
Идем женским коллективом в курилку. Там в качестве большой тайны семейной жизни узнаю, что:
-Ребята познакомились на посвящении в институте, а этот хрупкий мальчик сразил невинную девушку своей мускулатурой;
-Никакое лекарство в мире не вылечит доброго парня, единственное предназначение таблеток - облегчить боль.
-Лена (великий человек) никогда и не думала бросить мальчишку из-за его болезни.
Возвращаемся к столу за продолжением разговора. Мне интересно находится с этой парой, проводить с ними время за умными разговорами не о чем. Не свершившиеся маркетологи появились словно кометы в моей жизни - неоткуда и ушли в никуда. Мы общались совсем немного - с неделю, потом они продолжили путь по жизни, оставив след в моей. Палата опустела.
Глава V.
Сквозь дрему слышу шаги по коридору. Это по мою душу. Тихонько открывается дверь, входит медсестра. Сегодня дежурит Аня. Высокая, слегка полноватая, я ее не очень люблю, хотя надо признаться - это обоюдно. Скользит между спящих больных, пробирается ко мне. Рефлекторно стаскиваю с себя одеяло, задираю майку. Вот я и готова. Маленький шприц, игла почти безболезненно входит в кожу, укол нового дня сделан.
Глава VI
Холодно, жутко холодно...
Ненавижу ехать куда-либо в час пик, рано утром зимой. Почему? А разве тебе не приходилось, отрываясь от самого сладкого сна, вставать, одеваться на автомате при помощи многолетней привычки, совершая движения в давно выработанной последовательности, а затем, двигаясь медленно и размеренно, выходить на улицу? Там идти, жадно хватая ртом холод на ходу, пробираясь сквозь тьму и сон, годы и десятилетия в ряду таких же как ты, завидуя тем, кто идет, не торопясь, в другую сторону? Я, например, чувствую себя в такие мгновения полным ублюдком.
Стою на остановке, кленя по чем свет себя и все на свете...Рядом топчутся от мороза шубы и пальто.
Кто придумал это ежедневное, нескончаемое убийство личности? Я бы его изувечила.
Долгожданный автобус, шубы готовы к атаке. Создается впечатление, что от этой движущейся махины, источающей шум и запах разбавленного бензина, зависят их судьбы. Неосознанно становлюсь также, настраиваюсь на победу, запрыгиваю при первой же возможности. Есть! Поход закончен, машина оседлана, смирилась и везет по заданному маршруту.
Выхожу, снова сливаюсь с зомбированной толпой похожих друг на друга людей, единения не чувствуется, ничего не чувствуется, кроме многолетней усталости и потерянности. Почему-то примешивается еще и злость. На кого? Не знаю. Мне кажется, это злость на себя, на свою слабость, неспособность перебороть коллектив и потребности коллектива, неспособность плюнуть коллективу в морду и выспаться, оставив Его заботы Ему, неспособность жить для себя, не завися ни от кого...
Глава VII
Школа. Собираюсь с силами. Впереди глаза, источающие сострадание и души, не знающие его. Глупые вопросы и ненавистное любопытство. Мой бывший класс. Он не был моим, а после того, как я заболела, он стал еще дальше.
Сегодня у меня два урока. Признаюсь, непривычно заниматься с учителями один на один.
Мне тяжело, .ничего не соображаю. Какие тут занятия? Сжимаю челюсти и терплю. Пытаюсь разбудить сознание и впитать хоть немного информации. Не получается. Еще дубль. Снова бесполезно, так продолжается каждый раз. Живу как во сне, в другом, рассеянном, заторможенном мире. Главное желание - чтобы меня никто не трогал, но ему, должно быть, не суждено сбыться.
На сегодня все. Домой.
Еду в переполненном автобусе. Не могу, мне плохо. Крикнуть на весь автобус: "Уступите место инвалиду!"? Сомневаюсь, что это что-нибудь изменит, сжимаю челюсти и терплю...
Глава VIII
-Подстригите меня коротко.
-Как? Совсем коротко Вам может и не пойти. Давайте, сейчас подстрижем коротковато, но не под мальчика, а если передумаете, то все легко можно будет исправить.
-Ну...
-Договорились?
-Ну...
Бумаги подписаны, назад хода нет. Буду подопытным кроликом.
Прохожу на 9 этаж. Здесь все сделано под евро. Только ничего не меняет - людские страдания не станут меньше.
Моя палата светлая, белая. С жалюзи. Мне предстоит пробыть здесь неделю, а затем "операция".
Глава IX
Медсестра! Медсестра, мне плохо! Сознание замирает, сердце стучит в висках, кишки пытаются пробраться наружу, им не выдержать в теле. Приносят тазик, вытаскивают иглу, убирают капельницу. Вот все, что они могут сделать. Непонятная реакция. Средство для вывода стволовых клеток в кровь со мной несовместимо, но врачи закажут другое, все будет хорошо. Сознание улетает, через щели приоткрытых глаз вижу маму. О, Господи, зачем она пришла именно сейчас, когда ее ребенку плохо?
Глава X
Пугают. Женщина в белом парике. Она говорит, что у нее тоже СКВ, что она была на операции по пересадке костного мозга(именно такая операция предстоит мне), но после стало только хуже. Пойду, сплетни ничего не меняют, мне нечего терять. Я ХОЧУ ЖИТЬ,А НЕ СУЩЕСТВОВАТЬ!
Глава XI
Инвалидная коляска. Старая медсестра с добрым лицом:"Садись"
-Зачем? Я пока и так передвигаться могу.
-Кто знает, что может случиться? Так положено. Сейчас поставят катетер. Едем, едем, нам надо в реанимацию. - Чувствую себя не лучшим образом в коляске. Нехорошие мысли так и роятся вокруг нее. Мне кажется, я их вижу, они атакуют, нападают. Их много и они берут верх тем, что не дают отдохнуть, обдумать ситуацию. Они похожи на ос. Крови эти "осы" выпили достаточно за время передвижения до места назначения.
Реанимация. Жуткое место. Холодно, как в могиле. Люди лежат без движения, кто-то из них его больше не познает. Ждем врача. Больной почти рядом со мной дрыгает ногами, руками - человек без сознания. Подходит медсестра.
-Ты что же это, сволочь такая, расплясался здесь? Лежать! Я тебе пошевелюсь. Еще чего выдумал, у него капельница, а он двигаться надумал.
Начинает колотить дрыгуна, у меня в ответ появляется желание бежать. Останавливают добрые глаза медсестры.
Заходит молодой хирург, торопится. Раздеваюсь и, стыдливо прикрывшись, ложусь на кушетку. Делают местную анестезию. Колотит по полной. От холода, от увиденного, от страха.
-Не двигайся. - Чувствую неприятное скрежетание на груди.
-Блядь, не идет. Говорю тебе, не двигайся, хуже будет.
Начинает орать, боюсь пошелохнуться. Из глаз тихонько капают слезы на подушку. Сколько умерло на этой кушетке в агонии людей? От большей истерики спасают только добрые глаза и рука, сжимающая мою. Сдерживаю желание наорать на врача, опять натыкаюсь на глаза, слышу еле уловимое "Все будет хорошо, потерпи немного".
-Какой немного! Меньше ерзать надо было! Теперь мучайся. Блядь. -Врач все корпеет над телом. Из груди вырывается фонтан крови, врач облегченно вздыхает, вся команда вместе с ним. Обессиленную сажают на коляску, везут обратно в отделение.
Глава XII
Закатывают в закрытое отделение. Проезжаю по пустому коридору. Направо двери в палаты. Там теплятся жизни. Там кому-то сейчас очень больно, а кто-то получил счастливый шанс стать живым.
Предбанник. Переодеваюсь под освещение ультрафиолета, прохожу в палату. Это моя келья на месяц. Осматриваюсь. Снова ультрафиолет, жужжание. Откуда? Прослеживаю, исследую: кондиционер. Кровать, тумбочка. Вперед направо туалет. Здесь мне предстоит прожить месяц. Подстегивают тамагочу - умное создание рук человеческий, которое следит, чтобы в меня вошло именно нужное количество жидкости сомнительного содержания, и чтобы ни один миг я не жила без отравы.
Глава XIII
Объясняю заранее, чтобы, было вопросов потом. Курс лечения: десять дней химиотерапии, потом три недели восстанавливающей терапии.
6.30. Начинается утро в колхозе. Звенит во всю моя тамагоча, т.к. пора ставить новую капельницу. Вызываю медсестру, она прибегает с полным бутыльком, кучей шприцов. Встаю на весы, снова ложусь. Теперь очередь колоться. В пару шприцов набирают молодую горячую кровь, где наблюдается полное отсутствие всякого присутствия: нет тебе ни тромбоцитов, ни эритроцитов, ни лейкоцитов; содержимое остальных четырех штук шприцов пойдет в остатки "крови" через катетер.
По привкусу во рту могу определить содержимое каждого пузырька.
--
Звоню медсестре, прошу принести что-нибудь съестного, ставлю целлофановый мешочек рядом со столом. К завтраку готова.
Да здравствует жизнь! Завтрак удержался на месте. Ой, кажется, я это зря сказала...
Рядом неразлучный тамагоча. Мне с ним нескучно. Мы регулярно ездим в туалет сливать поставляемую в неимоверных количествах жидкость, разговариваем - он пищит, что кушать хочет, пузырек с лекарством, видите ли, кончился. Капельница капает потихоньку, доводя до состояния, близкого к панике.
Пузырьки ставят разные - маленькие и большие, на долгое время и не очень, вкусные и противные. И все принимаю, потому что так надо, потому что назначили.
На протяжении той недели, что лежу в изоляторе, многие лекарства капают изо дня в день. причем это не просто так, кое-какие из них оказывают сильное влияние на самочувствие... От чего-то начинается мигрень, от чего-то тошнит, от чего-то тянется наружу завтрак, которого и так давно нет в организме, а что-то сочетает все побочные эффекты, и от всего сразу лезут волосы. Причем все: на голове, ресницы, брови, в интимных местах.
Далее содержание моего обычного дня можно не описывать в подробностях. Я просто валяюсь, мечтаю, слушаю радио, читаю.
Пытаюсь удержать пищу в себе.
Меня довольно часто навещают родители. Я с ними разговариваю по телефону. Но один раз папу даже пустили в палату.
На него одели медицинский халат, штаны, тапочки, натянули повязку по самые уши, завели под руки в палату, посадили в самый дальний угол и оставили на 15 минут. Остались одни глаза, в которые смотреть было невыносимо - боль, она виделась и за те несколько метров, что стояли стеной между нами.
Глава XVI.
-Но ты же знаешь, что умерла бы без преднизолона? Так почему же не хочешь его принимать снова???
-Лучше умру, чем начну его пить. Я хочу жить, а не существовать. Да, он меня спас, но больше такого счастья не надо.
-Не понимаю, это же просто таблетки...
Для них, врачей, да, это просто таблетки, а я на себя год в зеркало смотреть не могла... И все из-за преднизолоновых щек.
Девочке - красавице, избалованной вниманием, которая мечтала сделать карьеру модели, и даже начала двигаться в этом направлении, было невероятно трудно принять новое, ограниченное во всех возможностях, "я", и она не приняла.
Глава XVII
Месяц домашней реабилитации и я уже готова выйти в свет - начать мудиться. Платок на голову, штаны, единственное что мне подходит по размеру после выписки (болтается, но не спадает), джемпер, и я готова идти в школу. Как морально не была подкована к встрече с "лучшими друзьями", но взгляды и вопросы по моему поводу, сплетни о том, что я заболела СПИДом и скоро умру, о том что у меня неизлечимая болезнь, выбивали из колеи всерьез и надолго.
Учеба всегда давалась легко. Пропущенный год был восполнен, пробелы закрашены в подобающий цвет. Жить стало легко и свободно от ставшего достижимым слова "буду". Я жила, а это было главным.
Дальше как у всех: экзамены, выпускной, университет. Постепенно, день за днем, месяц за месяцем, проходило чувство страха, что наступит момент и все вернется. Кошмар пугал близостью, смерть дышала в лицо."Все существующее сон, все что не сон - не существует".