-Ты во сколько приедешь? - слова уходили в воздух, поднимаясь все выше вверх, растворяясь среди пустоты и холода.
-Я не знаю, скорее всего вообще не приеду. - Взгляд недоумения, такой знакомый, привычный и родной. - У меня нет желания никуда ехать.
Разговор оборвал перекресток.
Эти пререкания ни к чему бы не привели, но все равно подпитка, основа для них находилась всегда и у всех. Бесполезный спор, навязывание своих идей, мнений и суждений, с этим сталкивается каждый.
Вдохнув пустоту, я смело шагнула вперед, против движения безмозглых, зализанных, безжалостных машин, и пошла наперекор движению своих недавних спутников.
Мишура, улыбки, иголки, как я от всего этого далека...... Ощущение праздника. Где оно?
Стоя между машин, людей, снега, стояли две женщины, которых связал один человек. Женщины, которые стремились друг к другу из-за него, и из-за него не могли стать настоящими приятельницами. Женщины, между которыми всегда будут развиваться, расти страсти, безумные в своем исполнении.
-Я тебя очень прошу, пойдем. Выберем подарок для Саши.
-Куда, время уже пять! Мне в семь надо стоять здесь, на этом самом месте, на этой самой дороге. Ну, ладно, а куда? Если далеко, то я никуда не поеду. Хм. Ладно, пошли.
Средь падающего из черной неизвестности снега вырисовывается долгожданная "Газель", улыбаясь и подмигивая немытыми милыми фарами, маня уютным теплом и ласковым светом. Разгоняюсь, бегу, небольшой рывок, и вот я уже на ходу запрыгиваю в некоторое подобие общественного транспорта. Еду. Опаздываю страшно. Опаздываю жить. Новый год наступит через 5 часов, а у меня еще столько дел в этом, уходящем в неизвестность и историю. Историю человечества. Историю мира.
А через час люди, ждущие маршрутку, влезая в нее, с недоумением и недоверием смотрели в лица пассажиров, понимая, что эти люди явно не связаны между собой, что у них нет, и не может быть ничего общего, но что что-то явно их связывает. Какое-то происшествие сделало их близкими, знакомыми, улыбающимися друг другу и вновь прибывшим в их развеселую компанию.
Вот что делают предновогоднее настроение и пробки с людьми (укажем на отсутствие алкоголя в крови, и печени в частности).
В комнате все, кроме Саши и Оли. Странно. Двигаюсь из комнаты в общий коридор. Дом старый, представляющий историческую ценность для родины, для общественности. Скрипучие половицы, некрашеные доски, облезлые стены, кричащие о человеческой несправедливости и невежестве, я проходила по этому коридору так же, как и кто-то до меня сто с лишним лет назад. Осмотр коридора не дал никаких результатов. Подстраиваясь под ритм сердца, переживающего и волнующегося за свое затянувшееся счастье, двигаюсь дальше. Необъяснимое, чисто женское предчувствие подсказывает мне идти, пропуская комнату за комнатой по направлению к самой дальней, затихшей в тишине коридора, обстроившейся там давным-давно, наблюдающей за суетой мира. Открываю деревянную дверь, предо мной стена шифоньера и узкий проход, любопытство, вперемежку со страхом, заставляет заглянуть вовнутрь. Там, за своеобразной стеной, созданной кем-то будто специально для укрытия от чужих ненужных глаз, на диване распластались горе - любовники, освещенные светом зимнего солнца, пробивающегося через окно. Любовники, увлекшиеся игрой, распалившиеся в огне похоти, ушедшие в мир страсти. А дальше как в кино, старом таком, черно-белом, без звука и музыки на фоне картинки. Это когда ты включаешь телевизор, а там вовсю разворачивается ужасная слезная мелодрама для домохозяек, истосковавшихся по любовным страстям, поставленная бездарным режиссером, с фальшивыми декорациями и еще более фальшивыми, до омерзения, актерами. Такое мерзкое-мерзкое кино, противное и некрасивое до тошноты, до рези в глазах. Адреналин в кровь, кровь от сердца, и прямиком свинцом (или что там потяжелее?) в ноги.
Главное, ни слова. Без женских истерик, таких смешных и ненужных, о которых потом вспоминают с жалостью к истеричке, закатившей их, со смехом к их содержанию и цели. Буду молчать, держать слезы и обиду. Все это выплеснется, конечно, выплеснется, это невозможно сдержать. Но уже без свидетелей, самое главное без свидетелей. Без лишних глаз и ушей, без людей, которые радость свою скрывают за противнейшей маской сочувствия и понимания, лицемерия, веря в непогрешимость своего лицемерия.
Я не хотела бы оказаться на месте людей, что наблюдали меня в тот момент. Зрелище, скажу я вам откровенно, не для слабонервных персон. От прокаженных шарахались меньше, смотрели лучше. Зато невольные мои зрители спать будут просто замечательно. Закроют глаза поздно ночью, устроившись поудобнее в постели, вспомнят меня, никудышную, порадуются, что не с ними такое случилось, и с преспокойной совестью отойдут ко сну, светлому и чистому.
-Андрей, только не лги мне, скажи правду, у Них до этого что-то было? Ведь было? - Мой жалостливый взгляд устремился в поисках человека, который знал ответы на все вопросы, мог знать их...
-Лена, ты только успокойся, не волнуйся...
-Андрей!!!!!!!!!
-Да, было. Но они не спали. Это я точно знаю.
-Поговорите вы, объяснитесь спокойно. - В надежде, что вечеринка продолжится, контакт наладится, неразумные помирятся, все будет хорошо, самые активные начали действовать.
-Господи, да что же это творится! Что здесь происходит?
Пара оплеух, которые к горькому моему сожалению, не явились неожиданностью, и на выход. Подальше от этого кошмара, что вырос из праздника.
-Оля, ну куда ты в таком состоянии? Я тебя никуда не пущу.
-Пусти, я все равно уйду.
-Оля! Ты никуда не пойдешь!
-Оля там лежит...
5 нестерпимых минут стыда и судорожного открывания предусмотрительно закрытой заботливым человеком двери и я на свободе. Нестерпимая, недобровольная свобода. Такая ненужная сейчас, невыносимая. Жалкая. Как и я.
Добралась до дома на автопилоте. По памяти, доставшейся от предков.
Новый год начался... Он перечеркнул предыдущий. Перечеркнул напрочь...
-Сколько у тебя было женщин после меня?
-Женщины четыре. Трахаться хотелось.
Удар по сердцу, уже не такой сильный, как когда-то, но глухой, гулкий, отзывающийся по всему телу томной, мазохистской болью. Думать это одно, а слышать - совсем другое. Тогда твое это ненавистное знание словно доходит до глубин сознания, превращаясь в ненужную, невыносимую боль. Даже утверждения, что нужна на самом деле только я одна, ни дают должного результата, они пусты, словно сердце того, кому принадлежало до недавнего момента мое. Так и заканчиваются самые яркие, красивые романы, так и расстаются люди, казалось, слепленные творцом друг для друга. После таких необдуманных заявлений рушатся последние ниточки, соединяющие людей, сплетенные трудом, интересом, нежностью, заботой, любовью. После таких разговоров появляются одинокие люди, рушатся семьи. Не выдержала наша любовь таких испытаний, не для того она была рождена долгими муками. Моя жизнь расходится с твоей. Прощай, я тебя любила, наверно. Ты был моим первым настоящим. Я тебя буду помнить, помни и ты меня так же. Сохрани в своей светлой голове меня такой, какой я была в самые светлые, радостные минуты, в те мгновения, когда я была прекрасной, когда ты меня обожал, пусть даже и не любил.
Между рождением и смертью один только миг. Жизнь - это и есть тот самый миг. Это может быть жизнь человеческая, жизнь любви, ненависти, дружбы, да чего угодно... Различие заключается в малейших деталях - секундах мига, да еще важности для нас, которая очень даже относительна. Но миг навсегда останется только мгновением.... Я люблю тебя, мое мгновение... Я ценю тебя, мое мгновение... Я помню тебя, мое мгновение...
Мы стояли, поеживаясь, выпучив глаза, совершенно ошалевшие от холода в центре города в три часа ночи, позабыв сразу и об усталости, и о сонливости. И ловили машину, которая все никак не хотела появляться на асфальтированной дороге, ведущей к отдыху, ведущей ко сну.
-Мне не нравятся наши с тобой отношения. Я не хочу free love. Это не для меня. - Я хотела разговора, я заводила разговор. И это, не смотря на мое отважное предложение, сделанное два часа тому назад с помощью робких слов, ясных по своему значению и направлению. Предложение расстаться насовсем. Предложение твердое, обдуманное, взвешенное.
-Почему тебя так напрягают наши отношения? У меня есть нехорошие подозрения, нам надо поговорить.
-Давай поговорим. - Разговор приобретал очень даже любопытный оттенок, любопытство бросилось в глаза, голос, изменило их, выдало чувства.
Странно, но все важные разговоры, жизненно важные, происходили у нас именно в авто. При случайном - нечаянном свидетеле - водителе. При этом мы как-то нечаянно не обращали на него никакого внимания, равно как и он на нас, грешных.
-У меня есть подозрение, что ты меня любишь. - Он смотрел прямо в глаза, смотрел взглядом, который я любила, который иногда ненавидела, но хотела ощущать на своей коже, на своем теле всегда, вечно.
-А что это меняет? Ты от этого будешь ко мне, бесспорно, относиться по-другому, но нужно ли это?
-Для меня это очень много меняет. Да, я буду относиться к тебе иначе. Но мне это надо знать.
-Да. Я тебя люблю. Но зачем мне это надо было тебе говорить, если это может быть ошибкой, если это может быть навсегда, если я навязываю тебе себя, если я становлюсь зависимой, если это изменит наши отношения.
-Прости меня. Я не знал. Прости, если сможешь меня простить...