Аннотация: Михаилу Анчарову и всем солдатам Победы -посвящяется.
Москва отмечает день Победы. И я, как и ты, читатель, отмечаю день победы. Брожу по Москве. Я ищу своего ветерана. У меня, на день Победы, всегда был свой ветеран, сколько я себя помню. Маленьким, я дарил своему ветерану цветы, которые покупал мне отец. В парке Культуры и Отдыха имени Горького собирались ветераны, тогда еще молодые, но казавшиеся мне, маленькому очень старыми. Их было много. Они были веселые и танцевали. И отец был весел. В киоске он покупал стакан вина, выпивал и закуривал свою единственную в году сигарету. Мой отец вообще не курит. С детства. В детстве он любил девушку, которая была совсем взрослой - ей было целых восемнадцать лет.
А он носил штаны со смешными лямками. И чтобы она не смеялась над лямками, как-то закурил при ней папиросу. Курить он не умел, но знал, что когда вырастет, обязательно на ней женится и надо было быть мужественным. А она отобрала папиросу и попросила больше никогда не курить. Это было в мае сорок первого. А в сентябре она ушла на фронт бомбить немцев. Она занималась в аэроклубе, и нужны были летчики, и ей разрешили пойти добровольцем на войну. Был целый полк таких летчиков. Летчиц.
Они летали на маленьких двухместных самолетах ПО-2. Полк ночных бомбардировщиков. Ночными эти бомбардировщики были потому, что днем их сбивали задолго до того, как они подлетали к цели. По-2 были очень старыми самолетами. А перед тем, как уйти на фронт, девушка, на которой отец хотел жениться, когда выростет, ее Таней звали, опять попросила его никогда не курить. Даже когда ему исполнится десять лет.
И обещала написать письмо с фронта. С фотографией. А девятилетний отец почти не плакал, а потом ждал письма с фронта. А девушка отцу так и не написала. Ее маленький, фанерный самолет подбила зенитка и он сгорел в воздухе. Еще одна девушка, штурман, успела выпрыгнуть с парашютом, а девушка отца была пилотом и ей надо было держать высоту. Поэтому она не прыгнула. И сгорела. Ее звали Таней.
А отец никогда не курил. И когда стал совсем взрослым, двенадцатилетним, и не надо было больше вставать на ящик, чтобы дотянуться до станка, в котором обтачивалась еще одна снарядная гильза, и в нетопленном цеху руки примерзали к железу, и писали газеты о концлагерях, но уже был Сталинград и салюты, и друзья курили и улыбались. А отец не курил. Никогда. Только на день Победы. Он так вспоминал свою девушку. Ты хорошо запомнил, читатель? Ее звали Таней. И ее надо помнить.
А я, когда был маленьким, точно знал, как найти своего ветерана. Моим был не тот ветеран, у которого было больше всего наград. Таким дарили цветы другие дети. А я искал самого гордого ветерана. Они все были горды, они сделали эту Победу, чтобы мы выжили и выжили сами, им было чем гордиться. Но я искал самого гордого. Как - я сейчас не помню. А ты помнишь? Ты ведь тоже дарил цветы ветеранам, иначе зачем ты это читаешь...
А сейчас я уже взрослый. И хожу по новой, праздничной Москве, ищу своего ветерана. Самого гордого.
Пока я становился взрослым, было по разному. Ледяные горы, в которых было жарко от огня и глубокие пещеры, в которых было светло от огня. И туда, где было больше всего огня, опускались одуванчики парашютов. Было очень много всего, но мне везло. И были друзья, которым не повезло так, как мне. Им тоже надо было держать высоту. И они так и не стали взрослыми.
А я стал. У меня длинные волосы и серьга в ухе. Мне плевать, что обо мне подумают. Тебе тоже плевать, что о тебе подумают, читатель? Если у тебя была своя высота, ты все о себе знаешь. И тебе есть, чем гордиться, читатель, но мы с тобой знаем о себе одну невеселую штуку
-нам никогда не стать такими гордыми как тот ветеран которого я ищу.
А я так и не могу найти своего ветерана. Их вообще мало осталось- ветеранов.
И не видно гордых. Кто-то очень подлый отобрал у них гордость. Этот кто-то построил новую жизнь, в которой -весело и интересно, построил новую, красивую Москву, которая не помнит светомаскировки и моего двенадцатилетнего отца у станка, он построил в память о войне Поклонную Гору, но он все равно очень подлый, если посмел отобрать гордость у ветеранов. Если смог их испугать. Этот кто-то совсем на нас не похож, читатель, но почему ты отводишь глаза?
Я брожу по Москве, по Коломенскому, по Парку Культуры и Отдыха и смотрю на ветеранов. Их испугали. У них осталась только их жизнь и ордена.
И их Победа. А самих их очень, очень мало. А народу вокруг - много. Праздник.
И люди празднуют. Одни помнят, что они празднуют, другие -не помнят.
Навстречу идет тетка с карапузом. На карапузе - солдатская пилотка старого образца и цветы в рученке. Тетка помнит, что празднует. И карапуз будет помнить. Парень идет, слегка пьяный. О, да на нем колодка ДРАгоценной медали! Этот точно помнит. Вот... Нет, эти не помнят. Навстречу, идет штук пять молодцов в форме летчиков-курсантов. При пиве и девицах. Пьяны и расхристанны. Идут шумно и... гордо? Вот, походя у старичка-ветеранчика выхвачен букет и выдан девице. Эти точно не помнят, что празднуют. И аллах с ними, читатель!
Но... Их пятеро, а я уже слишком взрослый, но мне наплевать, что....
Они смотрят на меня. Нет-не испуг-и не на меня смотрят-за спину-это мы знаем-не-обернусь-оборачиваюсь.
И вижу СВОЕГО ветерана.
От когда-то могучей фигуры - костяк. Прямой как шомпол. На нем -
парадная летная форма. Полковник. На обтянутом блестящей от старого ожога кожей лице, как дула - глаза, под фуражкой -копна седых волос. На голубых лычках одуванчики парашютов. Горел, видать, полковник, твой одуванчик... В руке - трость, на груди- иконостас, и какой, но я уже смотрю в эти дула- глаза. Глаза моего ветерана. Никогда не переставай, читатель, искать своего ветерана. У тебя мало времени, твой ветеран уже стар и не будет жить вечно, а тебе очень пригодится его взгляд. Когда нет сил держать высоту и когда просто - нет сил, тебе поможет взгляд твоего ветерана. Твоей чести.
Оглядываюсь. Молодцы уже далеко. Ушли. Стало стыдно? Они еще помнят, что такое - Победа? Мой ветеран смотрит вслед. А я? Я ЗАБЫЛ ЦВЕТЫ! Я стал слишком взрослым... Черт, теперь поздно...
Иду к своему ветерану.
Я взрослый, у меня длинные волосы и серьга в ухе, но мне наплевать на...
Я давно ему этого не говорил, моему ветерану, я не знаю, нужно ли ЕМУ это, но, Господи, как-же МНЕ это нужно!
И почему-то, из другой жизни, той, где я еще не был взрослым, с пяти шагов - равнение прямо, отмашку отставить, носок тянуть, честь не отдавать - к пустой голове руку не прикладывают, встал.
-Товарищ полковник, разрешите обратиться!
И этот взгляд:
- Воинское звание, подразделение.
Представляюсь. Говорю о себе то, что дает мне право встать перед ним по стойке смирно.