Мизрахи Александр : другие произведения.

Иракское кино

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Часть вторая, написанная не мной

  Меня уже несколько человек спрашивали: когда я допишу "Иракское кино". Пустыня вставила мозгов, понял - никогда. О войне надо писать не так, а так, как надо - не мне. Потому что это - не моя война. Не до конца моя.
   Поэтому вот вам глава о войне, написанная Анчаровым, из "Золотого дождя". Вот так пишут о своей войне, остальное - клюква.
  Игра словами и оружием. И, конечно, возможность что-то понять...
  А я? Доживу до старости - напишу мемуары
  
  ОДУВАНЧИКИ.
  
  
  Мы обрушились с неба, как ангелы, и опускались, как одуванчики.
  
  Некоторых из наших кончили в воздухе, и их намокающие парашюты несла медленная река, а все, кто остался жив, дотянули на стропах до весеннего кладбища.
  
  Три "тигра" выскочили из-за ограды и вертелись на тесных дорожках кладбища, давя памятники.
  
  Одного закидали противотанковыми, и он лопнул, выплеснув пламя, второй, проломив ограду, укатил в реку, третий бил термитными, и они увязали в мягкой весенней земле могил.
  
  Вылез четвертый танк и фукнул из огнемета. Сиплое пламя дымно скользнуло среди цветущих могил, и остался только задумчивый белый ангел. Вы видели когда-нибудь обожженных огнеметом? Нет?
  
  
  
  Автоматы выли, как суки в мороз. Сережа Ключарев придерживал рукой свисавший на щеку красный глаз, а правым, голубым, смотрел на вертевшуюся у его ног гранату-бутылку, которая через пять секунд должна была убить нас обоих, но он еще успел пинком сбить ее в воронку, и мы остались живы.
  
  
  
  Ванюша Демичев, бывшая морская пехота, бил по немцам в упор и беззвучно пел любимую песню: ?В бананово-лимонном Сипгапуре-пуре... когда у вас на сердце тишина... вы, брови темно-синие нахмуря... скучаете одна...? При его росте автомат его казался ручкой-самопиской, а на ляжке догорали маскировочные штаны.
  
  Метались какие-то гражданские фигуры, мечтавшие отсидеться в склепах от проблем жизни. Работать было трудно.
  
  Демичев изучил эту песню, когда мы две недели дохли се скуки перед выбросом десанта и слушали пластинки Вертинского, которые захватил с собой из Москвы Дима Сенявин, сын консульского работника в Шанхае.
  
  Меня беспокоили темные гражданские люди, которые куда-то пытались уползти из хорошо налаженного хаоса и скользили среди воронок и могил, и мне даже чудился детский крик.
  
  Меня прижимал к земле пулемет, хлеставший от подножия белого ангела, и это мешало мне командовать. Мы с Атабековым поползли, прикрывая лица лопатками, и меня кто-то, как в детстве, стеганул по заднице крапивой. К животу потекло что-то горячее. В две саперные лопатки мы покончили с пулеметчиком и развернули треногу в сторону ограды. Атабеков снял часы с протянутой вверх руки пулеметчика и стал бить короткими. Мы сверили время. Мы вполне могли продержаться пятнадцать минут. Нас оставалось еще достаточно. Народ все опытный, москвичи, культурные люди, свои в доску мальчики, ювелиры, и чужого оружия было завались.
  
  Пулемет из-под ангела действовал как часы, и я мог работать в спокойной обстановке. Подошел Демичев и прилег рядом - в него за всю войну ни одна пуля не попала. Мы трудились что есть сил. В паузах я слышал над ухом свирепые слова Вертинского:
  
  - И томно замирая... от криков попугая... как дикая магнолия в цвету... Демичев менял диск.
  
  - Вы плачете, Иветта... что ваша песня спета... что это лето где-то унеслось в... - Демичев пел непечатное слово. Он был из Марьиной рощи, а там это всегда любили.
  
  Они на нас полезли. Мы их не трогали, ведь так? И теперь мы пришли свести некоторые личные счеты. Демичев пел о бананово-лимонном Сингапуре, но даже ежу понятно, что это и была благородная ярость человека, ведущего священную войну с металлическими ?тиграми?, которые, в сущности, всегда оказываются в дураках, когда сталкиваются с человеком, хотя поначалу всегда кажется иначе.
  
  Нас хотели достать из-за ограды, но им мешали два парашюта, висевшие, как шелковое белье, и задумчивый ангел. За оградой знали свое дело. У ангела на лице появилась щербатая уродливая улыбка и постепенно отваливались крылья. Потом лицо ангела стало похоже на череп, он зашатался на одной ноге, а отлетевшая ступня другой ударила Демичева в коленку.
  
  Мы покидали за ограду ?лимонки?, и ребята стали просачиваться в проломы. Там все стихло, и стало слышно, как хрипят наши батареи. Дело шло к концу. К ангелу упала граната и убила Атабекова, а Демичева нет. Ангел зашатался от воздушного толчка и начал падать, и мы с Демичевым отскочили. А когда ангел упал, мне опять почудился детский крик.
  
  - Посмотри, Ваня, - сказал я, потому что очень устал, зубы у меня лязгали, и я никак не мог разорвать индивидуальный пакет.
  
  Ваня перекинул автомат, подошел к скелету ангела и отвалил его в сторону. Потом он вытащил из-под него малыша, совсем живого, только ножка повреждена каменной смертью, и такого маленького, что по одежде было не разобрать, какого он пола. Он не плакал, а только разевал рот, и были видны три молочных зуба, а на вязаном комбинезоне у него были гномы и грибы.
  
  Дело, видимо, шло к концу. Мы отдали малыша в какой-то железнодорожный госпиталь, куда уже свозили ничейных немецких детей, найденных в развалинах, а сами двинулись искать начальство и еду.
  
  Город был разгромлен не очень, только всюду горела бумага, воняло газом и ветер шелестел страницами толстых томов в заляпанных грязью переплетах. И в городе, на одном бывшем перекрестке, я встретил парня, с которым я был знаком миллион лет назад, когда жил летом на Украине в Санжарах, а рядом был лагерь для даровитых детей - тогда это было модно, - все они или писали стихи, или были артистами, а музыканты играли в запрещенные игры - баскетбол, волейбол, хандбол тайком, потому что им нельзя было портить пальцы. А я ходил к ним в лагерь и рисовал на них карикатуры в стенную газету и пижонил ручным ястребом, который с неба прилетал на мой свист и ел лягушек.
  
  Мы вспомнили допотопные времена и молодость и пошли поискать выпить, но к цистерне спирта, которую атаковала пехота, подошла ?тридцатьчетверка? и, развернув башню, пальнула в воздух. Пехота отступила, а цистерну укатили железнодорожники. Тогда парень открылся мне и шепотом сказал, что он нашел дом, где есть потрясающие репродукции картин со всех музеев Европы, целые альбомы: Веласкес, Брейгель, Босх. Я наорал на него за тупость и легкомыслие, и мы дунули с такой скоростью, что у меня опять пополз бинт.
  
  И в этом доме я добыл цветную репродукцию ?Портрета папы Иннокентия? Веласкеса и увидел, наконец, как написан красный шелк его рясы, и это было как чудо, потому что общий цвет рясы создавался не теми красками, какими полагается, а совсем другими, и, оказывается, я, мальчишка, угадал этот цвет, когда раньше вглядывался в черно-белое фото этой картины. И первый немец, на которого я глядел нормальными глазами, был старенький хозяин этой квартиры, который все трясся и совал нам в руки альбомы с репродукциями.
  
  И я тогда понял, как получается фашизм. Сначала у человека длинными очередями из-за ограды отбивают крылья, потом делают его уродом, и лицо его становится похожим на череп, и тогда его только толкнуть - и он обрушивается на ребенка. И я понял навсегда, что памятники надо ставить только тем людям, которые спасают ребенка в каждом из нас, все равно - политическим деятелям, солдатам или художникам. Вот как, например, тому, задумчивому, который сказал: ?И долго буду тем любезен я народу, что чувства добрые я лирой пробуждал, что в мой жестокий век восславил я свободу и милость к падшим призывал?.
  
  Как- то этой весной, подходя к его памятнику, я услышал детский крик: ?Мама, мама, гляди -одуванчики...? И вспомнил о парашютах.
  
  
  
  БАЛЛАДА О ПАРАШЮТАХ
  
   Парашюты рванулись,
   Приняли вес.
   Земля колыхнулась едва.
   А внизу - дивизии
   ?Эдельвейс?
   И ?Мертвая голова?.
   Автоматы выли,
   Как суки в мороз,
   Пистолеты били в упор.
   И мертвое солнце
   На стропах берез
   Мешало вести разговор.
   И сказал господь:
   - Эй, ключари,
   Отворите ворота в сад.
   Даю команду
   От зари до зари
   В рай пропускать десант.
   И сказал господь:
   - Это ж Гошка летит,
   Благушинский атаман,
   Череп пробит,
   Парашют пробит,
   В крови его автомат.
   Он врагам отомстил
   И лег у реки,
   Уронив на камни висок.
   И звезды гасли,
   Как угольки,
   И падали на песок.
   Он грешниц любил,
   А они его,
   И грешником был он сам,
   Но где ты святого
   Найдешь одного,
   Чтобы пошел в десант?
   Так отдай же, Георгий,
   Знамя свое,
   Серебряные стремена.
   Пока этот парень
   Держит копье,
   На свете стоит тишина.
   И скачет лошадка, -
   И стремя звенит,
   И счет потерялся дням.
   И мирное солнце
   Топочет в зенит
   Подковкою по камням.
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"