Мизина Тамара Николаевна : другие произведения.

Ноша избранности гл 24

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Купец хочет сэкономить на охране, собачники атакуют караван а Лагаст решил что лекарка достойна высшей воинской почести. И если бы только это.

  Глава 24. На щите.
  
  К утру у раненого подскочила температура. До рассвета Аня и Ириша пытались сбить её, обтирая тело юноши водой. Старание было вознаграждено. С первыми лучами солнца Гастас открыл глаза, спросил чуть слышно:
  - Где я?
  - Здесь, - ответил побратиму, склонившийся над ним Лагаст. - Госпожа Анна крепко держит тебя.
  - Она своё дело знает.
  - Много говоришь, - перебила юношу Аня. - Это вредно тебе.
  Лагаст с усмешкой развёл руками:
  - На твоём месте, брат, даже я бы промолчал.
  Гастас прикусил губу, прикрыл глаза, чуть кивнул в знак согласия.
  - Надо сменить повязку ...
  - Значит, смените. Парни, помогите госпоже.
  Внутреннее кровотечение прекратилось. Аня прошлась по всем ранам и швам раствором макового молока. Всё-таки антисептик и обезболивающее. Гастас опять потерял сознание, но закисшая, конская моча на клочке шерсти приводила в чувство не хуже нашатыря.
  - Как? - спросил Лагаст, не отходивший от друга. Он был бледен так, словно боль пришлась на его долю.
  - Кровь остановилась. Это хорошо. Но начинается жар, - ответила Аня. - Жара не избежать, и он так же может убить, как и кровопотеря. Моё дело - питьё и обтирания, но главное - за ним. Надеюсь, Гастас не сдастся и выдержит этот бой.
  - Командир, - ворвался в беседу дружинник, - трёх коней нет! Щуп пропал и ещё двое...
  - Раззявы!
  - Откуда мы знали, что он ...
  - И что теперь делать?
  - Что делать? - Лагаст вздохнул так, что того и гляди: пламя из ноздрей полетит. - Теперь уже ничего. Не погоню же за ним слать. - Он ещё раз пыхнул яростью. - Ладно, мир не велик: где-нибудь встретимся.
   ..................................
  "Только бы не сепсис, только бы не сепсис, только бы не сепсис..." - повторила Аня как молитву весь день. Температура у Гастаса держалась вопреки всем её стараниям. Парень опять начал бредить. К вечеру ему стало хуже. Аня всю ночь обтирала водой тело юноши в надежде если не сбить, то хотя бы сдержать поднимающуюся температуру. Голый парень в повозке внёс в мысли Блонди некоторую нервозность:
  - Порядочные девушки ... - начала она наконец, но проговорить свою, традиционную фразу не успела.
  - Я - лекарка, - огрызнулась Аня. - Я делаю своё дело. А если ты - порядочная девушка, то будь добра, отвернись и не подглядывай.
  От такой отповеди Блонди онемела и больше к хозяйке повозки не приставала. Тина вообще помалкивала: понимала, что ситуация к дискуссии никак не располагает.
  День на ногах, ночь без сна, опять день на ногах. Ане казалось, что она удерживает нечто неощутимое, но реальное, так и норовящее выскользнуть из рук. Это ощущение воспринималось столь явно, что даже Ириша не могла уговорить свою учительницу немного отдохнуть. И всё-таки перед рассветом сон свалил её. Сознание выключилось, как свет в комнате.
  - Где Анна?
  Имя, пришедшее извне заставило девушку вскинуться. Ошибки быть не могло: вопрос задал Гастас.
  - Где Анна? - спросил юноша повторно у склонившейся над ним Ириши.
  - Я здесь. - Аня наклонилась над раненым, коснулась лба рукой. Температура, если и была, то небольшая, такая, которую без градусника не заметишь.
  - Есть что-нибудь поесть?
  От такого вопроса Аня подскочила едва сдержав радостное восклицание:
  - Да, сейчас, - она стиснула руку девочки. - побудь здесь.
   ..........................
  Гастас съел всего-то несколько ложек вчерашней каши, разведённой кипятком до полужидкого состояния, а устал, как после дневного, пешего перехода. В повозку постучали и заглянули Рысьис и Турий: перенесли раненого из повозки в носилки. Пора в путь. Аня хотела последовать за ними, но на ней, как клещ, повисла Ириша:
  - Госпожа, госпожа, отдохните. Я справлюсь...
  Одновременно в мозгу девушки всплыла мысль, что температура у парня поднимется не раньше, чем к полудню и вот тогда ...
  - Всем спать! - пробормотала она, падая на свою, перебуровленную постель. - Ириша, будет жар - буди.
   ......................................
  Только неделю спустя девушка почувствовала некоторую уверенность: дыхание у Гастаса наладилось и хотя во второй половине дня жар всё ещё преследовал юношу, бреда к него больше не было. Понемногу он начал вставать, потом - ходить, а ещё через неделю сел в седло.
  Степь не была безлюдной. Каравану время от времени встречались стойбища кочевников. Первое же встреченное племя при виде мощной охраны даже попыталось бежать. Айрисфед выслал парламентёров. Переговоры закончились мирным и взаимовыгодным торгом. Ткани и зерно поменяли на мясо и шкуры, Айрисфед приобрёл трёх рабов-подростков и девочку рабыню лет двенадцати, а пехотинцы купили пять объезженных коней: трёх верховых, взамен украденным Щупом, и двух - вьючных. Кочевники и путники разошлись довольные собой и друг-другом.
  Потом были ещё встречи. Вопреки утверждению, что "В Диком поле закона нет", - закон присутствовал и здесь, хотя и не всегда соблюдался. Как, впрочем, везде и во все времена.
  Конечно, кроме пастухов в степи обитали и разбойники. Аня штопала раны после ночных и дневных стычек, вырезала наконечники стрел, а в степи остались две безымянные могилы.
  Степь менялась. Из-под жёлтых метёлок перестоявшей травы упрямо лезла насыщенная зелень. Рост травы не могли остановить даже заморозки - столько здесь было воды. Словно огромнейшая река растеклась тончайшей плёнкой по каменисто-глинистому ложу равнины, из которой горбами выпирали серо-зелёные, от вспучившегося мха камни. Берёза, дуб, ольха небольшими рощицами разбросанные среди травяного моря и разукрашенные осенними красками, делали пейзаж особенно ярким. Обилие трав привлекало животных: мощные, прогонистые туры, горбатые зубры, огромные лоси с размахом рогов под два метра, немногим уступающие им олени и антилопы паслись в таком количестве, что напомнили Ане фильмы про Африку. Хищники по численности немногим отставали от травоядных: львы, леопарды и гиены, волки, огромные медведи - все крупные, сытый, ленивые. Осень как никак.
  Череп висел на дереве так, что не заметить его было просто невозможно. Один из местных обычаев. Можно бы спокойно проехать мимо, если бы не клыки зверя. Неужели саблезубый тигр? Действительно, как в сказке: чем дальше, тем страшнее. Только слонов, ну или мамонтов с носорогами хватает.
  - Если подняться на север - там сплошные горы будут, - пересказывал услышанные истории Ярок, - а за горами - ледяное море! Огромное! По нему даже летом льдины плавают. Такие же, как горы. Огромные. Вода сквозь камень сочится.
  - Лёд и летом? - не верит мальчику Ириша.
  - Да на севере весь мир льдом покрыт! - не отступает тот.
  - Ледник что ли? - удивляется Алевтина. - Ледниковый период? Действительно, дикий мир.
  Аня отмалчивается, но перед глазами у неё, одна за другой, расстилаются многоводные реки степи. Если через них стекают воды тающего ледника - тогда всё понятно и объяснимо. И то, что леса здесь не так уж и много - тоже. Не успел он ещё вырасти. Интересно, какому же времени её мира соответствует здешняя эпоха? Жаль, что история её прежде не интересовала.
  Но прошло две недели и "древний мир" сменился привычной степью, рыжей от перезревшей травы, хотя и щедро расчерченной речками, речушками и ручьями. Гастас уже ехал верхом. Помня про его кровопотерю, Аня разводила кислым вином охру и заставляла парня ежедневно, по ложечке пить этот, железосодержащий препарат. И не только его. Отварная, баранья печень распределялась между всеми раненными, как лекарство. Неделя, ещё неделя ...
  После очередного ночного нападения, на "Медпункт" опять заявился Айрисфед, окинул брезгливым взглядом Аню с Иришей, накладывающих и меняющих повязки, воинов со свежими и заживающими порезами:
  - Разнежились! Каждую царапину заматываете! И это ... - он навис над парнем в носилках между двумя вьючными лошадьми, сменившим Гастаса. - Чего с покойниками возиться?
  - Человек жив и будет жить, - Окрысилась Аня, готовая отстаивать свои права, но в перепалку вклинился Лагаст:
  - Что, хозяин, до Буднего рукой подать? Платить не хочешь? А придётся.
  - За что платить? - Айрисфед, как всегда был пьян с утра и слов выбирать не собирался. - За то, что прокатились налегке от Белого Клина до Буднего?
  - Прокатился - это ты, хозяин, - врезался в спор подоспевший Неврис. - Каждую ночь жрал и пил в безопасности ...
  - Ты, наёмник, мои куски не считай!
  - А ты на наши не зарься! Каждому, кто до Буднего града доехал - два золотых полагается. Пусть даже едет он в носилках.
  - Два золотых - мертвяку? Не жирно?
  - Парень жив и свои деньги он честно отработал.
  - А это мне решать! Мои деньги!
  - Уже не твои. Они нам обещаны.
  - За что платить? Вы и нитки не добыли ...
  - Долю от дичи ты жрал без отказа ...
   ..................................
  Свара разгоралась, как костёр на ветру. Аня, стиснув зубы, заканчивала перевязку: как в родной мир попала. Там такие рассуждения в моде: мол, чего это хозяин должен свои деньги работнику отдавать? Аванс брала? Брала. Чем недовольна? Ладно уж, одну тысячу из трёх - отдам и хватит с тебя.
  Лагаст типа психует, хватается за меч. Это Лагаст-то? Неврис басит невозмутимо, порой даже придерживая "пехоту". Но не уступает никто. Они что? Сговорились? Очень похоже. И роли поделили: "добрый" - "злой", "нервный" - "спокойный". Классические роли.
   ....................................
  - Можете убираться! - Визжит купец, брызгая слюной. - Ни медяка платить не буду!
  - Э-э-э, хозяин, ты это напрасно, - басит Неврис. - А вдруг что случится? Что о нас люди подумают?
  - А случиться может многое ... - глаза Лагаста горят, пальцы так и пляшут на рукояти меча. - Только отойди чуток. В степи закона нет.
  - Ты мне угрожаешь?
  - Предупреждаю, хозяин.
  - Тише, друг, - вступает Неврис. - Само собой, хозяин, без охраны караван с места не сдвинется. Не позволим.
  - Как это: "Не позволим" ?! - Теперь визг Айрисфеда идёт из самой души.
  - Да так, хозяин, - разводит руками Неврис. - Не можем мы твой караван отпустить степнякам на разграбление. Так что распрягайте парни скотину.
  - Заплатишь, тогда поедешь.
  - Ах, ты, Волчара!
  Конь Айрисфеда взвивается на дыбы. Копья спутников Лагаста опущены и готовы поднять коня и седока:
  - Потише, купец: наедешь - не встанешь.
  Ситуация на грани, на нервах. Только вот у наёмников и нервы покрепче и позиция получше: не захотят они - караван действительно с места не сдвинется. А что? Место хорошее: вода - рядом, трава, пусть и жухлая, - в достатке, место тихое. Отчего не постоять пару - тройку дней? Все устали: и скотина, и люди. А то, что купец в город торопится - его хлопоты.
  Аню душит смех. Она давно в повозке и наблюдает за "разборкой" как за спектаклем из ложи: "Так его, парни, так! Нефиг по пьяни да по утрам людям настроение портить".
  - Что опять за галдёж? - брезгливо поинтересовалась наконец-то осмелившаяся выглянуть из повозки Алевтина. - Каждое утро одно и то же. Когда поедем?
  - На днях или немножко раньше.
  - В смысле?
  - Смотри сама.
  На происходящее можно только смотреть. Орут все. Даже Неврис, коему по роли полагалось выступать примирителем.
  - Чего они хотят?
  - Парни хотят, чтобы хозяин им заплатил, а купец платить не хочет. По крайней мере то, что полагается по договору. Ну и несёт полную чушь: мол раз охрана никого не разграбила, то полной оплаты им не полагается.
  - Так собачников они разграбили...
  - То у Айрисфеда не в счёт. Ту добычу он благополучно потратил и забыл.
  - А почему стоим?
  - Парни так решили. Пока купец не расплатится - они и сами с места не сдвинутся, и каравану сделать этого не позволят.
  - Ну, ... это всё-таки насилие ...
  - А кто виноват в том, что Айрисфед мошенничать вздумал?
  - Сама говоришь: время здесь такое и люди...
  - Время? - Аня развернулась к подруге. - А причём здесь время? Помнишь? Я после восьмого класса подрабатывать начала? Тогда хозяин в конце месяца заявил мне, что поскольку я работала без договора, то и платить мне он не станет. Ашот его, кажется, звали. Потом я у Щукина работала. Так тот сказал, что в магазине недостача. Сам, гад, спиртное с закусью из магазина вынес, а я ему это оплатить была должна.
  - Ну, это наши. Издержки дикого капитализма ...
  - Да все они, и без дикого капитализма, одинаковы! Вон, у итальянца, у Огюста, в Желатерии, думаешь лучше было? Он весь день в заведении сидел и всё сёк: если помада смазалась - штраф, если каблук ниже двенадцати сантиметров - штраф, если присядешь во время смены - штраф! А на двенадцатисантиметровых шпильках, двенадцать часов по-любому не выстоишь. Только Ларби, один, порядочным оказался и платил как положено, но ему просто некогда было нас доставать. Двенадцать забегаловок во всех концах города, а он ещё и расширяться хотел. В общем, работал человек, не сидел на попе ровно. Кстати, ты знаешь, что Айрисфед весь свой гарем раздарил и сбыл, а взамен накупил свежих девчонок лет по двенадцать-тринадцать и теперь "обучает" их?
  Тину передёрнуло:
  - Да, поганец ещё тот!
   ..............................
  Всадник ворвались в свару, весь горя от страшной вести: "Собачники!" Айрисфед замолк, пуча глаза, похоже осмысливая возможные последствия того, что обещала новость. Неврис с Лагастом, забыв про пустяки, вцепились в вестника. Аня спрыгнула с повозки и ввинтилась в толпу.
  - Собачники ... - объясняет гонец командирам.
  - Ты их видел?
  - Нет. Но парни из передового дозора видели и велели мне гнать во всю мочь...
  Толпа редеет на глазах. Воины спешно облачаются в доспехи. Все, кроме того, чьи раны слишком уж серьёзны. Его из носилок, тоже спешно перемещают в лекаркину повозку. Всадники седлают коней.
  - Далеко они?
  - В полудне пути. Перекрыли дорогу в город.
  - Сколько их?
  - Не знаю. Парни остались: разведают и сообщат. Но там только воины и псы. Ни повозок, ни баб с детьми, ни скотины парни не заметили...
  Поведение дозорных Ане понятно: псы в броне всё-таки достаточно тяжелы и неповоротливы, верхом да на хорошем коне от них несложно уйти, а чтобы победить врага - надо его знать.
  Второй вестник не заставил себя ждать. Он сообщил: да, собачники сели дозорным на хвост и идут к каравану. Там действительно только воины с собаками и потому спасаться от них на волах нет смысла.
  Повозки устанавливают двухрядным кольцом. На три ряда телег чуть-чуть не хватило. Это защита от атаки верховых и их стрел. Вопрос: где и как принимать бой? Под защитой возов? Для псов они не препятствие, а защитникам не будет размаха. В чистом поле? Собачников больше, чем воинов в охране. И собак у них немало. Могут обойти, замкнуть кольцо и ударить со всех сторон разом. Перед кольцом повозок? Тыл будет прикрыт и пехоте такое на руку. А вот коннице несподручно. Вперёд её пустить нельзя - собаки покалечат лошадей. Задвинуть в тыл, оставив напоследок? Одна пехота против массированного удара не устоит, а у конных не будет места для разгона. Притормозить бы нападающих. А как?
  - Притормозим, - голос Лагаста звучит не слишком уверенно. - Притормозим. - Повторяет он уже твёрдо. - Неврис, ставь своих в тыл и пусть луки готовят. А вперёд телеги выкатим.
  - Наши?
  - Наши.
  - Мало ...
  - Хватит. Поставим не сплошной линией, а в разбивку и полукругом. Остановить конницу не остановят, а манёвра её лишат и разгон погасят. Ну и моим парням кой-какая защита. Первый удар наш.
  - Тогда командуй, - соглашается Неврис с усмешкой и добавляет. - Айрисфед-то спрятался уже.
  - Повозки под собачьи брони готовит.
  - Точно.
  Наёмники быстро перестраиваются: вперёд выволакивают телеги, за ними - пехота, за пехотой - верховые. А вот и собачники. Летят во весь опор, обгоняя собственных псов. Все в азарте и предчувствии богатой добычи. Щиты - за спинами, копья наперевес. Добытчики.
  Вот между ними и лагерем - полёт стрелы, вот расстояние споловинено, вот они совсем рядом.
  - Пли!
  Сорок всадников в сёдлах рвут тетивы луков, посылая стрелу за стрелой в плотную массу атакующих. Стрелы тяжёлые, с медными наконечниками. Кто-то из нападающих успевает перекинуть щит, кто-то не успевает. Стрелы впиваются в дерево щитов, вязнут в костяных и роговых бляхах брони, прошивают дублёную кожу, находят незащищённое тело. Испуганно шарахаются, потерявшие наездников кони. Кто-то сам осаживает коня, наткнувшись на телегу, кто-то налетает на выставленные между повозками копья.
  В сущности, всё это мало что значит. Боя без потерь не бывает. Нападающих - много, разгон они взяли хороший и до противника - рукой подать, но ... собачники пришли не драться, не умирать, а грабить. Каждый из них мечтает набить в перемётные тюки побольше добра и благополучно вернуться к племени и в семью. Это добропорядочные, хозяйственный мужи и юноши, не чета оторвам - наёмникам, продающим мечи за золото, но всегда сражающимся лишь за свою жизнь.
  Соприкосновение молниеносно и кроваво. Наёмникам отступать некуда, а собачникам - есть. Они разворачивают коней и уходят от мощных копий, от прицельного, в упор ливня стрел, так и не сойдясь с наёмной сволочью, и открывая поле боя для своей главной, ударной силы: для бронированных псов.
  И опять четыре перекошенные повозки разбивают массовость натиска. Собаки обрушиваются на людей чуть-чуть не так, как могли бы. Передовые воины опускаются, почти падают на колено, прикрывшись щитами и вовсю работая медью мечей. Не все, к сожалению. У кого-то из новичков не выдерживают нервы и он, выпрямившись во весь рост встречает пса грудью. Кто-то вообще, потеряв сердце пытается бежать, подставляя мощным челюстям зверюг незащищённый затылок. Несколько псов огибают сутолоку боя и под повозками проползают в притихший и трепещущий стан. Но финал схватки предрешён. Пехотинцы добивают последних собак. Всадники объезжают место боя и вразнобой атакуют не очухавшегося от неожиданной перемены судьбы противника. Часть пехотинцев тоже спешит подняться в сёдла, чтобы поддержать атакующих, другая их часть продолжает зачистку поля боя, в том числе и за телегами, где лежат побитые и подбитые стрелами собачники, часть - лезет под телеги в лагерь на поиски прорвавшихся псов. Не полная победа - не победа.
  Пёс с трудом прополз под двумя повозками, выбрался на свободное пространство, встряхнулся, гремя тяжёлой бронёй. Огромная зверюга, метр с небольшим в холке, ширококостная, мускулистая и голодная. Сутки хозяин не давал ей есть, а сегодня отпустил с приказом: "Убей!"
  В лагере пустота и тишина. Люди залегли в повозках и под повозками, надеясь, что пёс их не учует или учует, но не их. Одна из кибиток стоит чуть в стороне, рядом - под котлом с водой горит костёр. Кипяток голодному псу не интересен, огня он не боится. Зверь встаёт на задние лапы, заглядывает в повозку. Обоняние и слух не обманули его. Здесь - люди. Чужие люди. Голодная слюна наполняет пасть.
  Два камня один за другим звонко отскакивают от бронированной спины хищника. Резко развернувшись, пёс бросается на Ярика сметая мальчика с ног и с голодной яростью вгрызаясь в горло парнишки, рвёт, терзает, поглощает, насыщаясь.
  Опять камень отскакивает от брони. Его сопровождает злой окрик, привлекающий пса-людоеда. Опять человек? Чужак? Мясо!
  Не раздумывая, тварь бросается на нового противника. Обрушивается с размаху на подставленный щит, приплюснув сжавшегося под ним человека к земле. Медный клинок со скрежетом скользит по бронзовым бляхам брони и с размаху входит собаке в пах, рассекая внутренности. Предсмертный вой вырывается из окровавленной пасти, щит отталкивает в сторону тяжёлую, бьющуюся в предсмертных судорогах тушу зверя. Один есть. Где ещё?
  Второй пёс обрушивается на человека сбоку, валит наземь, пытается дотянуться до горла. Рагаст выдирается из-под телег вторым и, не задумываясь бьёт псину мечом в незащищённую бронёй задницу, выпускает кишки, хватает за хвост, волочёт от опрокинутого товарища.
  Вирья поднимается с земли, зажимая прокушенную псом щёку. Рагаст молча машет рукой в сторону одиночной повозки, а сам спешит на шум драки, туда, где два прорвавшихся в стан пса рвут на части незадачливого слугу, пытавшего спрятаться под грузовой телегой.
  - Госпожа Анна, госпожа Анна ...
  Воин весь в крови. Аня привычно стискивает зубы, выбирается из повозки. Спирт - есть, кипяток - есть, инструменты - готовы. Надо работать.
  Смыть кровь, обработать рану, зашить, перевязать, стараясь не смотреть на растерзанное тело Ярика, на двух, мёртвых псов. К счастью, к фургону подходят ещё двое раненых. Тоже с прокушенными лицами. Обработка, штопка, перевязка. Кажется, парни форсят друг перед другом, соревнуясь в выдержке и невозмутимости. Верно. На людях держать себя легче.
  Всего в стан проникло семь псов. Кроме Ярика они загрызли пять купеческих рабов. А что было бы, если прорвались все? Об этом лучше не думать.
  Деловитая суета продолжается. Кольцо повозок разомкнуто. А вот и Лагаст. Он видит мёртвого мальчика, останавливается над ним. На лице - немой вопрос: "Как случилось?"
  - Собака в повозку лезла, - отвечает Аня с трудом справляясь с непослушными губами. - Ярик её отвлёк...
  Ей кажется, что она слышит хруст смыкающихся челюстей. Командир и в самом деле устал хоронить друзей.
  Мужчина молча снимает с себя перевязь с мечом, склоняется, надевает на мёртвого. И тут же, двое пехотинцев поднимают Ярика на его плаще, несут из стана. Словно привязанная, Аня идёт следом, давясь слезами. Мимо, на верёвках, воины волокут прочь зарезанных, ободранных псов.
  Яма готова. На плащах, с оружием воины опускают в неё трёх убитых: один - пробит копьём, у двоих - раздробленные лица. Первый бой с собаками стал для парней последним. Рядом со взрослыми дружинниками их товарищи кладут и Ярика. Смотреть на мальчика страшно: лица нет, взломана и опустошена грудная клетка. К ногам погибших летят головы собак, их хозяев. Трупов много. Целая гора. Обобранные и частью ободранные трупы собак свалены вперемешку с голыми телами людей.
  - Госпожа Анна?
  Аня оборачивается на голос. Гастас. Как и все, воин серьёзен и деловит. И кольчуга, и одежда на нём даже не измазаны - пропитаны кровью. Скорее всего - собачьей. Обнажённый меч пехотинца тоже в крови. Им он, для острастки, подкалывает пленного: светловолосого, посеревшего от страха юношу примерно таких же лет. Закрутил ему руку за спину и толкает перед собой.
  - Ярик, - шепчет Аня, указывая на яму.
  Толчок чуть не выворачивает пленному руку и вот он стоит на коленях над ямой и трясётся, как желе, не в силах отвести глаз от наваленных голов соплеменников. Победителю не до него:
  - Как случилось? Его же в лагере оставили?
  - Собака. Лезла в мою повозку, а он спрыгнул с козел и давай её камнями ...
  Смертная тоска отражается на лице юного ветерана:
  - Воин. Он вас, всех спас. Всех, кто был в повозке. Хотя ... пёс мог выволочь только крайнего. Но мог и сам в повозку забраться.
  - Там пятеро было: Я, Ириша с Блонди, Сван и Тина. Сван в кровати лежал. А Алевтина - крайней была.
  - Значит, пятеро?
  - Да. Меч Ярику командир потом надел. По-моему, у Лагаста зубы от злости крошились, когда он на мальчика смотрел.
  - Лагаст прав: Ярик ушёл с честью и проводить его следует ... Да не вой ты, падаль!
  Последние слова относятся к пленному. Бедняга действительно начинает подвывать от ужаса. Хорошо видно, как под одеждой ходуном ходит всё его тело.
  - Гастас, ты его убьёшь?
  Парень отрицательно мотает головой, рывком ставит пленного на ноги:
  - Зачем? Голову снять? Так вон трупов - целая гора. Пошли, дохлятина.
  Трупов действительно целая гора. Кто-то с головами, кто-то без. Могильщики засыпают яму. Потом холмик аккуратно обложат дёрном и всё. Ни доски, ни камня, ни надписи на них. Безымянная могила. Такая ждёт в конце пути каждого наёмника. В "Конце дня" - как здесь говорят. И это ещё не худший вариант.
  Трупы в куче раздеты догола. Молодые, крепкие мужчины. Им бы жить да жить. Вот ведь как бывает, парни: пошли по шерсть, а вернулись... Да и не вернулись вовсе. У одного покойника прокушен затылок, раздроблены шейные позвонки. Что за казус?
  Преодолевая страх и отвращение, Аня поворачивает мёртвую голову. Лицо чистое и она сразу узнаёт Зырока - наёмника из Белого Клина. А он-то как здесь очутился? Ошиблись что ли парни?
  - Госпожа Анна ... - это опять Гастас. Отвёл пленного, привязал его к общей связке и вернулся к ней.
  - Он же ...
  - Он? - Гастас брезгливо разглядывает труп недавнего товарища. - Он бежал с поля боя. Пытался бежать.
  Пытался бежать? Аня вспоминает бронированного пса, его оскаленную пасть.
  - Он просто испугался. Как и те, которых похоронили с честью.
  - Нет, - на щеках воина гуляют желваки. - Он - бежал, а они - приняли бой. Госпожа Анна, - в глазах юноши тоска, - я ничего не забыл, я помню, как бежал от собак, как бросил вас. Это - мой долг и он всегда со мной. Но если люди перестанут различать честь от бесчестия, а трусость - от отваги, то мир рухнет. А мёртвые? Им всё равно.
  Что оставалось Ане? Только стиснуть челюсти. Наёмник-дикарь - прав. Ведь и её страна рухнула, когда люди перестали различать трусость от отваги, верность от подлости, честь от бесчестия, а добро от зла. И она тоже ничего не забыла. Только тому преступлению здесь нет свидетелей.
  Наверно девушка сильно побледнела, потому, что воин, в кои веки поддерживает её:
  - Госпожа Анна, пойдёмте отсюда. С мальчиком вы простились. Что вам ещё здесь делать?
  - А раненые?
  - Какие раненые? Эти вояки так перепугались, что и себя-то защитить не могли. Да и не пытались. Им только беззащитных да безоружных потрошить. Тут они храбрецы.
  - А если?
  - Кого-то зацепило невзначай? Сами подъедут и подойдут.
  А ведь воин опять прав. Вон, пятеро всадников возвращаются из степи, ведут на поводе с дюжину коней и гонят перед собой двух пленных. Гастас почти тащит её через недавнее поле боя. Лужи крови, растоптанные собачьи потроха. А вон и пленники. Где-то с десяток мужчин. На руках у всех - медные кандалы, на шеях - ошейники, соединённые общей цепью. Не иначе весь этот припас наёмники добыли из поклажи побеждённых. А до города, с его рынком рабов - рукой подать. Гастас недовольно ворчит:
  - Говорят, что кто-то всё-таки ушёл. Жаль.
  А в лагере - разборки: приплелись Сивый с Чернобородым. Оба вне себя.
  - Моя дочь! Она девственница! И в её повозке - мужчина!
  Это он раненого узрел. Не иначе.
  - Так забирай её нафиг! - срывается Аня. - Я - лекарка. Понятно? А повозка моя и мне решать кого я в ней повезу.
  - Тебе заплачено! - верещит Сивый.
  - Да подавитесь ... - Аня тянется к кошельку, но её останавливает Гастас, говорит с угрозой:
  - Путь пройден, дело сделано.
  - Мы не в городе, - речь Сивого звучит почти нормально. На окровавленного наёмника, да ещё и не остывшего после боя, лучше не орать.
  - Так и девку твою никто не гонит.
  - Она - невинная девица!
  - Тебе виднее.
  - Голый мужчина лежит в постели женщины, - начал привычную песню Чернобородый.
  - Они хотели раненого выкинуть, - подаёт голос Ириша. - В постель лезли, а я - не пустила. А они ...
  - Ударили тебя? Кто? - в голосе воина прорывается ещё не остывшая ярость боя. Пришельцы невольно отшатываются:
  - Надо понять чувства отца, - мямлит Чернобородый. У Сивого язык вообще прилип к гортани.
  - Кто вам позволил распоряжаться в моём жилище? - наступает на них с другой стороны Аня.
  - Я... Мы ... - Страх Сивого слишком силён. Даже для столь резкого спора. Чернобородый вертится, как червяк при виде крючка. Не смея более возражать, они пятятся, пытаясь спрятаться между людей и повозок. Ну да бог с ними. Отстали и ладно. Аня прекрасно поняла зачем эта парочка заявилась в фургон в её отсутствие, и что искала. Молодец, Ириша!
  - Девку свою они что-то забыли, - фыркает Гастас.
  - Они всегда так. Начинают вопёж: мол, невинную девицу обижают и тут же забывают о ней. Бедная девочка, по сути, им без надобности. Даже жаль бедолагу.
  - Жаль?
  - Ну да. Едет себе и едет. Никаких с ней хлопот.
  Один скандал исчерпан - другой на очереди. Очухавшийся от выпивки и страха Айрисфед заявляется к наёмникам. Дележа требовать. Этот спектакль Аня смотрит даже с интересом:
  - Какая доля, купец? (Заметьте, не "хозяин", а именно "купец") - Лагаст в нюансах понимает. Аня теперь - тоже. - Ты же нас прогнал и не заплатил ничего.
  - Верно, прогнал, - поддерживает товарища Неврис. - Так что доли тебе не положено.
  - Я заплачу ...
  - Слово - не птица. Отпустил - не поймаешь.
  - Вы задержали мой караван ...
  - Думаешь зря? Лучше бы собачники им поживились?
  - Вы не должны были пропускать собак в стан. У меня они загрызли трёх рабов ...
  - Ты нас прогнал, - повторяет Лагаст. - Отказался платить и прогнал. Мы ничего не должны.
  Купец влип и сам это понимает: пожалел полтораста золотых и потерял ... Одна собачья броня стоит не меньше тридцати золотых, а всего наёмники взяли их шестьдесят две штуки. Да кони, да оружие, да пленные... Добыча знатная. Есть за что побороться.
  - Я расскажу всем в городе ...
  - Расскажи, расскажи. И мы расскажем. И про деньги, которые ты платить отказался: мол, слишком многие парни живыми до города дошли. И про Щупа. Ты его нам в командиры навязывал, а он - собачников на караван навёл.
  - Брешешь, Волчара!
  - Собака брешет. Про Щупа собачники рассказали.
  - Собачники? - Айрисфед смеётся. Точнее, пытается смеяться. - Да вы им сейчас пальцем погрозите и они вам любое имя назовут.
  - Имени они не знают и назвать не могут. Они приметы обсказали: людей и коней. С Щупом ещё двое парней было.
  - Удивительно!
  Но Лагаста подколкой не собьёшь:
  - Мы тоже удивились: чтобы собачники да безродного бродягу послушались! И послушались. А знаешь, почему, купец?
  Айрисфед морщится:
  - Ладно, командир, говори, не тяни.
  - У него был знак от Повелителя мёртвых.
  - От Чёрного? - Айрисфед осекается, глаза его лезут на лоб.
  - Да, купец, - кивает Лагаст серьёзно. - Рассказать тебе, как знак этот выглядел или ... - он выдерживает паузу, - ... рассказать об этом в городе? И ... не лучше ли тебе расплатиться с нами?
  - Лагаст, - в глазах купца радостный блеск, - если за деньгами всё дело ... Ну, сказал я глупость с пьяных глаз, а вы за обиду всё приняли ...
  - Только доли тебе всё равно не будет.
  - Как же так, Волчара!
  - А не нравится - иди куда хочешь. А мы тут отдохнём. Пару дней. Может быть...
  - До города рукой подать ... - из последних сил храбрится Айрисфед.
  - Не далеко, - соглашается Лагаст. Глаза его прищурены, взгляд - как у лучника перед выстрелом. - Только ведь Щуп-то ушёл. И знак при нём. А вдруг он ещё собачников приведёт? Да с собаками? Как ты думаешь, купец, много надо псов, чтобы тебя с твоей прислугой покромсать?
  В глазах Айрисфеда - ужас. Капли пота стекают по лицу. Он понимает, что воин - прав, что опасность - реальна и что он, уважаемый и богатый купец, полностью во власти дерзкого, безродного бродяги.
  - До утра мы гуляем, - Лагаст вколачивает слова, как гвозди. - Но если утром ты не принесёшь деньги ... - командир не озвучивает угрозу, оставляя место для воображения. - А теперь можешь идти.
  И купец уходит. Кажется, даже на полусогнутых. Так же тихо убираются его спутники: купцы помельче. Но не все. Двое задерживаются. Один из них подходит к Лагасту:
  - Для гулянки нужны мясо и пиво ...
  - Нужны.
  - У меня есть. И вино. Цена - всего на треть выше городской. Ну и до города бы дойти без опаски ...
  - Тебе и твоим товарам? Принято.
  - У меня тоже остались овцы и есть вино на продажу, - спешит с предложением второй купец. - Цена та же. И до города дойти...
  - Прислать к вам парней или ваши слуги все сами принесут? - уточняет Лагаст.
  - Всё будет доставлено.
  Неврис, не имеет ни сил, ни желания сдерживать свой восторг. Он хлопает товарища по плечу:
  - Друг! Да за тобой! ... - слов у рубаки больше нет. Он осекается, оглядывается по сторонам. - Парни! Щит!
  Восторг командира разделяют все всадники. Щит появляется мгновенно. Четверо воинов поднимают на нём Лагаста и несут вокруг костра под восторженные вопли и крики остальных наёмников. Лицо чествуемого сияет от осознания оказываемого ему почёта. Недавний командир крошечного отряда признан вождём всеми воинами каравана. На мгновение восхищённый взгляд Ани встречается с гордым взглядом триумфатора и лицо воина передёргивается. Но лишь на миг. Взмах руки, приказ:
  - Щит!
  Носильщики останавливаются в некоторой растерянности, но вот свободные воины приносят второй щит. Все смотрят на вождя.
  - Госпожа Анна, вы первая сразили первого пса. Вы, дева, научили мужей побеждать этих тварей. И наша победа - ваша победа. Щит, парни!
  Сказано красиво. Воины восторженно вопят, поднимают лекарку. Девушка пошатывается на колеблющейся под ногами круглой доске. Жёсткая рука воина ловит её за руку. Надёжная опора. Гастас в растерянности смотрит на пару снизу в верх. Товарищи вопят, колотят по щитам, выражая восторг и одобрение. Лагаст горделиво плывёт над толпой. Рядом с ним - Анна. Воины подняли девушку на щит - величайшая честь, величайший почёт. Здесь никто даже не слышал о подобном, но ...
  На пиру, у костра Аня сидит между Лагастом и Неврисом. Ей - лучшие куски. Ей - почти светское обхождение. В её чаше - чистое вино, терпкое, пахучее. Аня даже не догадывалась, что здесь уже умеют делать такое. В кружке рядом - горячий чай с мёдом. Всё по высшему разряду, только вот Гастас сидит у другого костра, и она может лишь изредка перехватить растерянный взгляд юноши.
  Роскошный пир. Даже с музыкой. Но Лагасту этого не достаточно. Он кивком подзывает Рысьиса. Тот сегодня рядом с командиром на должности ординарца.
  - Землячку приведи.
  Аня вздрагивает, делает движение, желая подняться. Рука командира и признанного вождя удерживает её:
  - Негоже вашей землячке сидеть в повозке, когда все пируют. Пусть разделит нашу радость, как делила нашу пищу.
  Намёк ясен: Тину столько времени кормили ни за что. Пришёл срок отрабатывать.
  Алевтина, похоже, всё прекрасно понимает или перепугана до полного отключения вредности. Приходит она с минимальной задержкой и в нарядном платье, надеть которое ей, скорее всего, помогала Ириша.
  - Станцуйте нам, госпожа Алевтина, - приказ Лагаста не прикрыт даже намёком на вежливость. Тина не пытается спорить. Оглянувшись по сторонам, она отыскивает взглядом удобное для танца место. Звуки нескольких рожков сплетаются в кружево мелодии. Отблески заката и блики косторов играют на пёстрой ткани роскошного платья. Приватный танец для победителей. Во время долгой дороги танцовщица раздобрела и движения её уже не отличаются прежней выверенностью, но зрители в восторге: вопят, рукоплещут. Только Аня видит, как тяжело дышит её подруга. Да, Алевтина сдала: где надменное выражение лица, лукавый изгиб губ, взгляды, обжигающие, как пламя? На лице танцовщицы сейчас лишь покорность и страх, растущий по мере того, как нарастает возбуждение в толпе. А музыка всё вьётся и вьётся. Тина задыхается. Она не танцевала давным-давно. Лагаст это тоже видит и понимает. Взмахом руки он останавливает танец, жестом же подзывает танцовщицу и указывает ей место за скатертью, рядом с Неврисом.
  Алевтина тяжело дышит, жадно пьёт поданное в кружке вино. На большой, белой лепёшке перед ней - отличный кусок свежезажаренного мяса, но девушку эта роскошь местного масштаба не радует. Она трусливо дрожит и ничего не может с этой дрожью поделать.
  Лагаст оборачивается к Рысьису:
  - Не пора ли парням размяться?
  Тот кивает, передаёт приказ? Пожелание? Вождя нескольким пирующим. Те неохотно поднимаются из-за скатерти. Впрочем, танец дело такое. Главное здесь - начать. Не проходит и трёх минут, а танцоры уже разогрелись, вошли в раж. Их задор зажигает и сидящих. Танцуют, как говориться, все.
  Ане странно и неудобно просто сидеть на виду у всех, молчать и смотреть. Хорошо, что никто не требует от неё величественного вида. Да уж, оказывается должность "уважаемого человека" не такая и весёлая.
  - Лагаст, - не выдерживает она молчания, - А из Буднего Града вы куда?
  - Это как получится, госпожа Анна. Не мы дороги выбираем - они нас.
  - А на Запад? К Белым горам?
  - Туда богатые караваны не ходят.
  - А какие-нибудь ходят?
  - Караваны - нет, а торговцы - ходят. Но у них охрана своя, из местных. Да и охраной это назвать нельзя. Там всего-то человек пять: сам торговец и помощники. Но присоединиться к ним можно. Только повозку вам продать придётся. Там дороги узкие. Верхом - сподручнее. Ну, да верховая езда для вас не в новинку. Одежду надо тёплую и ... - чуть помешкав в задумчивости, воин тянется к кошельку. - Мы обещали вам в Буднем золотой. Так чего тянуть? Неврис? Слышал, о чём разговор? С вас монета. Или забыл?
  В растерянности, Аня вертит в руках два золотых.
  - Одна лошадь у вас есть, - продолжает Лагаст размышляя вслух. - Повозка тоже ваша. Вы за неё не меньше шести монет выручите...
  - Итого восемь, а нас - трое, а лошадь - одна, а ...
  - Лошадь в городе стоит не меньше трёх золотых. - Закончил Лагаст её мысль. - Это вы вовремя заметили. Неврис, а не выделить ли нам, для госпожи Анны двух коней из сегодняшней добычи? Взнузданных и с чепраками, разумеется? Вон как купец ругался. А он - прав. Благодаря лекарке многие наши парни сейчас пьют, едят и танцуют.
  - Про коней разговора не было, - упёрся командир всадников.
  - Да не жмоться, - сморщится Лагаст. - Сколько нам за коней купцы дадут? В лучшем случае, по золотому за голову. Меньше, чем пол цены. И твоим парням за спасённые жизни пол коня жалко? На всех? Жмотишься? Да?
  Он и сам-то порядком под хмельком, хотя и соображает влёт, но ведь и его собеседник тоже от души приложился к кружке с вином, поэтому и обиделся:
  - Я? Жмотюсь? А парни ...
  - Что парни? Или они думают, что лекарства ничего не стоят? Знаешь, сколько госпожа Анна за травы и снадобья в Белом Клине заплатила? А я - знаю. Я всё знаю. Госпожа Анна с нами ехала, наш хлеб делила и то: нам для неё коня не жалко. А вы, как Айрисфед, всё за так получить хотите? Может быть, ещё и жаловаться будете: "Многие дошли, живым меньше достанется..."
  - Тьфу на тебя! - не выдержал Неврис. - Хватит меня с купцом равнять! Пусть будет конь! Раз госпожа Анна научила вас собакам кровь пускать - значит это и её победа!
  - А вот это - по чести! - поддержал товарища Лагаст. - Негоже женщину с мужчиной равнять, но и обделять женщину - тоже чести нет. Два коня - честная доля! А повозку мы Сивому, перед городом продадим. Вот кто настоящую цену даст!
  Идея командира - просто блеск: продать повозку Сивому и без золотой начинки. Только как Блонди отвлечь, чтобы золото в тюк перепрятать?
  - Госпожа Анна, - возвращает её к реальности Лагаст, - а ваша-то землячка ... - Снисходительная усмешка мужчины красноречивее слов. Алевтина, как говорится, "дорвалась до бесплатного" и окосела, разумеется. Вольно ей хлебать вино полными кружками, как воду. Впрочем, всё, что делается - к лучшему. Пир отменный, но пора и честь знать:
  - Вы правы, господин Лагастас. Благодарю вас за оказанную мне честь и прошу разрешения удалиться. Я устала. Точнее, мы устали.
  Просьба своевременна и потому принята благосклонно. Аня уходит сама, Алевтину тащит в повозку Рысьис. Та пытается сопротивляться. Исключительно из пьяной вредности, но наёмник не намерен церемониться: перекинул красавицу через плечо и волочёт, как тюк. Тина, возмущённая таким пренебрежением начинает верещать, да так, что уши закладывает.
  - Ты чего? - спрашивает её Аня в момент между руладами, пока пьяная землячка собирается с силами и набирает воздуха.
  - А он щиплется!
  - Врёшь.
  - Значит я хочу и буду!
  - Ты просто напилась.
  - Да! Я напилась! - то, что Алевтина не верещит - уже благо.
  - Дура, - бурчит Рысьис - белобрысый громила под два метра ростом. Аня подозревает, что прозвище его никакого отношения к лесным кошкам не имеет, а перекликается со словом "рысый", или "рыжий". Тут кое-где звонкие гласные заменяют шипящими.
  - Я не дура! Не смейте оскорблять меня! - Алевтина опять переходит на визг.
  - Заткнись, а? - Вялый приказ сопровождает хлопок по заду. - Не будь ты землячкой госпожи Анны...
  - И не смей лапать меня! - Уже не вопит, рыдает оскорблённая собственным бессилием девушка. - Ань, ну скажи ты! Почему они со мной так?
  - Тина, ты себя прилично вести можешь? - обламывает Аня её скулёж. - Кто тебя сегодня оскорблял? Ну, попросили станцевать, угостили, как самую дорогую гостью, а ты взяла и надралась в хлам.
  - А что он волочёт меня, как тюк?
  - Потому, что тебя ноги не держат.
  - И за задницу меня хватает!
  - Кнопку ищет.
  - Какую кнопку?!
  - А чтоб нажать и ты замолчала.
  - Так чтобы она замолчала, это надо по голове... - вносит своё уточнение Рысьис. - беседа его откровенно забавляет. - Эх, если бы пёс тогда мне ногу прокусил, а не Гастасу...
  - И что? - настораживается Аня.
  Они у повозки. Парень закидывает в фургон свою ношу и обернувшись заканчивает фразу с откровенным сожалением:
  - Тогда бы вы со мной были и Лагаст бы сейчас не бесился. Но это всё поправимо. - Наёмник свою речь продумал и она течёт у него ровно и гладко. - Вы, конечно, на Гастаса сейчас оглядываетесь. Беды нет. Я торопить вас не буду. Потому, что Гастас за командиром из Буднего уйдёт. Они - побратимы, а Лагаст домой решил податься, и вы им там - обуза. Знаете, почему Гастас - безродный? Его отец с молодой женой застал. Не убил, только потому, что пролитую родную кровь Деды не простят. Зато волосы обрезал и велел на глаза не показываться. Впрочем, что за беда? Наша земля обширна, городов много: в одном жить нельзя, а в остальных - никто не запрещает.
  - А ты разве домой не хочешь?
  Рысьис не спешит отвечать, Аня его не торопит. Разговор-то ни о чём. Хорошо бы "ни о чём".
  - Я? - наконец отвечает воин не скрывая усмешки. - Нет. Я ведь почему ушёл? Земли там мало. Озёра одни. И когда Лагаст с парнями из Буднего уйдут - мы с вами тоже в путь тронемся. Я хочу к Перелазу на Валу вернуться. И место не дикое, и земли сколько хочешь, и пришлым там рады. Единственное, чего там не хватает: женщин, а без жены - дом не построишь. А я дом свой хочу, хозяйство, семью. Всё, как у людей. Добыча добрая была. Чего ещё судьбу пытать? И Иришу возьмём. С честью замуж там выдадим. С соседями породнимся. Она ведь вам, как кровная. Только землячка ваша мне без надобности. Так что вы - думайте, а я - подожду.
  И он уходит. Спокойно, с достоинством: бродяга и наёмник, живущий одним днём - лишний человек своего времени.
  - Анька! - В голосе Алевтины клокочет злоба. - Скажи, почему этот мир так несправедлив? Почему тебе здесь всё, а мне - ничего? Эта же оглобля белобрысая втюрилась в тебя! Почему? И Айрисфед по тебе сохнет. Ну, почему по тебе? Почему не по мне? Где справедливость?
  - Нет её, справедливости и успокойся, - бурчит Аня почему-то крайне недовольная собой, хотя она-то в чём провинилась?
  - Ага! - понимает её досаду подруга. - Не любишь ты их? "Умри, но не давай поцелуя без любви"? Долго думать будешь? - Быстро же она оживает, когда может гадость сказать.
  - Тут не думать, тут толкать надо, - огрызается Аня, исподволь меняя тему разговора. Пообщаешься с Алевтиной и не такому научишься.
  - Куда толкать? - с размаху влетает в психологическую ловушку подруга.
  - От повозки избавляться, - развивает тему Аня. - Прав Лагаст. Вот пусть и сделает: покупателя найдёт, продаст и деньги до медяка вернёт...
  - Так ты о деньгах?
  - Ну, да, - Аня забирается в повозку. Блонди притихла на своей лежанке. Спит? Не спит? Завтра будет ясно. В Аниной постели - раненый Сван. То ли сам уснул, то ли Ириша спиртом "усыпила". Девочка прикорнула у самой кровати, на полу, завернувшись в тёплый плащ. Как с ней-то быть? Тащить такого ребёнка в Белые горы не стоит однозначно. Как-никак дорога-то в один конец. Впрочем, вопрос решаемый. Были бы деньги, а они - есть. В темноте Аня отыскивает свой плащ, привычно заворачивается в него, мостясь на узкой лавке у стены.
  - Скромная ты наша, - чуть слышно бурчит Алевтина, но её можно и не расслышать. Кстати, с ней надо тоже что-то решать. В этом Рысьис прав. С собой, в Белые горы подругу брать нельзя. Путь верхом она не выдержит. А Гастас? Имя отдалось болью, и девушка привычно, чуть не с хрустом эту боль придавила: каждый выбирает свой путь сам. Здесь рыдать не о чем. О живых не плачут.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"