Проявленные негативы мне понравились. Отель смотрелся вполне сносно, улыбчивый служащий на ресепшене сиял всеми своими зубами, то есть на картинке, естественно, вместо зубов во рту имел место устрашающий абсолютной чернотой провал. Дальше шли кадры с прибоем и зонтиками на пляже. На следующей пленке пальмы поражали неохватной ребристостью своих стволов, бассейн зовуще искрился прохладной водой, а посетителям бара удавалось не выглядеть скучающими. Работа была сделана, в Нью-Йорке меня ждал гонорар от туристической компании, а здесь - еще три дня того, что в этой компании называлось "незабываемый отдых в райском уголке на краю океана", и с этим надо было что-то делать.
Рыбалка и пикник на каком-то богом забытом атолле никак не входили в мои планы, но в списке среди тех, кто отважился променять душную тоску отеля и шезлонг на пляже на еще более сомнительное развлечение, мне случайно удалось прочесть имя Виктора Лемана. Я тут же вспомнила его эстюрландские акварели на выставке у Фостера. Скалы, как будто башни, сложенные гигантскими троллями, невероятные цвета низкого неба и волны, разбивающиеся в радужную пыль. Словом, я решила, что будет забавно, если получится заснять то, что, возможно, вдохновит "непревзойденного мастера композиции света" на новые "интерпретации совершенства природы". Нет, правда, его акварели тогда мне очень понравились, хотя цена на них была просто неприличной, и это несмотря на то, что автор был еще жив и даже сравнительно молод. Теперь он сидел вместе со всеми в низком плетеном кресле бара и ждал представителя туристической фирмы. Все пили эспрессо, никакого другого напитка из кофейных зерен бармен предложить не мог, и я из вредности взяла себе стакан апельсинового сока.
Устроившись у распахнутого окна, я принялась совершенно бесцеремонно разглядывать моих будущих попутчиков и товарищей по приключению. В контражуре это делать не то чтобы вполне прилично, но удобно. Почему нет? Кто против солнца смог бы точно определить направление моего взгляда и выражение лица?
Вся наша команда пока состояла из семи человек. Кроме меня и Виктора на скрипучих сидениях расположились двое молодых парней на вид лет восемнадцати. Один покрепче, коротко стриженный, в цветастой рубахе, а второй - ботаник... Все, больше о нем нечего сказать. Ботаник без очков - исчерпывающая характеристика.
За соседним столиком устроился лысый пожилой дядя с роскошными седыми усами и с ним молодая брюнетка модельной внешности. Пожилого джентльмена я назвала дядей, потому что, как позже выяснилось, он, действительно, был родным дядей этой самой брюнетки. Что до девицы, то вряд ли она, в самом деле, была моделью. Те точно знают как себя подать, и в каком ракурсе их следует и будет позволено наблюдать окружающим. Хелен профессионально не владела этим искусством, но очень старалась. Кстати, Хелен - так звали юную спутницу дяди Джорджа. Вот, с ними, получается, я вас уже познакомила. А про тех парней, если хотите, можете запомнить, крепыша звали Мартином, а ботана - Эриком.
Последним был мужчина лет эдак под пятьдесят. Вот оно как, по меркам истории, пусть даже самой новейшей, мой возраст и возраст Хелен практически неразличим, но для меня мистер Саймон Брукс в свои сорок пять или, может быть, сорок восемь лет был мужчиной, а для нее - стариком. Старикашка был высок, загорел, несколько полноват, но, в целом, почти везде подтянут. Он мог быть и оперным басом, и солидным бизнесменом, но сейчас ему было наплевать на арии и проценты. Он, судя по шортам и рубашке с кучей карманов, надетым вместо делового костюма или смокинга, судя по удочкам, упакованным в особый чехол, взятым вместо того, что обычно требуется певцам и банкирам, в общем, судя по всему, он собрался на рыбалку.
Мой взгляд вернулся туда, откуда я начала осмотр компании. Виктор Леман пил свой кофе. Все пили кофе, дядя Джордж курил сигару, никто никуда не торопился, так уж заведено в этих широтах. Здесь время, прямо с утра дрожащее в полуденном мареве, неторопливое и густое как мед, служит главным национальным богатством. Его дешево, огромными партиями отправляют на экспорт, а внутри страны оно стоит и вовсе гроши. Каждый житель берет его столько, сколько ему требуется и отдает, не торгуясь.
Спустя десять минут после назначенного срока появился наш туристический агент. Им оказался коротенький смуглый человечек в бежевом костюме и серой шляпе, мышиным оттенком разительно не попадающей в тон костюма. Человечка сопровождал рослый парень, по-видимому, пилот того гидросамолета, что покачивался у пирса.
Наш маленький бежевый предводитель улыбнулся неожиданно широкой, ослепительной улыбкой, а затем уставился на мой кофр с аппаратурой и чехол со спиннингами дельца-артиста.
Доброе утро, дамы и господа! Я - Майк, так и зовите, Майк. Если никто не станет возражать, я буду сопровождать вас в путешествии, я позабочусь о вашей удаче на предстоящей рыбалке, о вашем хорошем настроении и обо всем прочем, что только может понадобиться нам на месте. Также хочу познакомить вас с Алексом, он взялся доставить на своем самолете всю нашу экспедицию прямо к острову. Мисс, это ваш саквояж? - Теперь улыбка коротышки сияла для меня. - Я попросил бы вас сдать его в багаж. И вы, мистер... - турагент заглянул в свой список, - мистер Брукс, если вам нетрудно, вы тоже сдайте, пожалуйста, свои удочки, в кабине самолета нам с ними будет неудобно.
Раздав и остальным по улыбке и теплому приветствию, хотя в этой стране теплым было абсолютно все, Майк перешел к главному, то есть принялся без умолку тараторить о всевозможных впечатлениях и наслаждениях. Он так размахивал руками, показывая высоту пальм и размеры еще не пойманной рыбы, что снес со столика мою сумочку, из которой посыпалось на пол почти все, что в ней было. Майк тут же смутился, но не утратил красноречия, рассыпал в моем направлении не меньше десятка извинений, и сразу бросился подбирать косметику, очки, экспонометр, ключи, записную книжку и еще какую-то мелочь. Тем временем Алекс кивнул нам с мистером Бруксом и, легко подхватив наши вещи, направился к стойке портье, где скучали посыльные над чемоданами вновь прибывших гостей.
Лететь предстояло около двух часов, я думала вздремнуть в самолете, но не учла степень жесткости и неудобства кресел, а так же уровень шума и дребезжания того, что собиралось поднять нас в воздух. Майк сразу вполоборота уселся в первом ряду и погромче настроил свою глотку, чтобы перекричать гудение мотора. По словам гида, на острове нас ждала яхта, с борта которой мы сможем ловить рыбу. Моя сонливость прошла сама собой, как только поплавки оторвались от воды. Пытаясь сохранить остатки нелепого, иррационального спокойствия я закрыла глаза. Совсем не боюсь и даже люблю летать на самолетах... до этого дня не боялась.
* * *
Не знаю, меня одну мучило это предчувствие, или все остальные тоже были готовы заранее к тому, что двигатель сначала страшно загрохотал, а потом совсем заглох в небе в каких-то трех тысячах футов над самым конечным пунктом нашего прибытия, уже сверкавшим внизу тонким серпом белого песка, поросшим кокосовыми пальмами. Яхту тоже можно было разглядеть, если бы только кто-то захотел ее разглядывать в такую минуту.
Наверное, это нельзя назвать жесткой посадкой, мне лично кажется, что мы разбились. Самолет боком врезался в воду, говорят, что при ударе отломилось крыло и поплавок, я этого не заметила, мне было не до того. В одно мгновение все вокруг смешалось словно в стакане блендера: лица людей, крики, волна жаркого воздуха, скрежет и судорожная дрожь корпуса. Все полетели кувырком, откуда-то хлынула вода, но Алекс успел открыть дверь, теперь оказавшуюся сверху.
Сначала мне показалось, что до берега далеко, но очень скоро под ногами обнаружилось заросшее кораллами дно, и я заковыляла к острову, благословляя свои старые удобные босоножки почти что напрочь лишенные каблука. Автоматически сделав несколько шагов, я все же обернулась в сторону океана, туда, где об упавшем самолете уже ничего не напоминало, потом огляделась вокруг, стараясь сосчитать головы, а иногда уже и половинки фигур тех, кто смог выбраться наружу и выплыть. У меня получилось - шесть, я была седьмой, а от острова к горизонту уходила та самая обещанная нам яхта. Странно, такого спокойствия и отрешенности я давно не испытывала.
Да, очень подозрительно то, что люди на яхте предпочли бросить нас на произвол судьбы. Да, жалко коротышку Майка и того парнишку, Мартина. Это их мы недосчитались позже. Наше будущее рисовалось мне не такими уж веселыми красками, но... После "но" ничего особенно позитивного на ум не приходило. И все-таки, я была рада, что выжила и бреду к берегу. Подобные переживания у большинства спасшихся заняли примерно равное количество времени. Думаю, минут сорок-пятьдесят, дольше на горячем песке было не высидеть и одежда на нас за этот срок почти высохла.
Самым первым пришел в себя мистер Брукс, он тут же прихватил с собой пилота отправился в экспедицию, дабы исследовать нашу терру икогнито, хотя нога Алекса, без сомнения, уже не раз ступала на нее до этого. После того как разведчики удалились, очнулся Эрик и сразу принялся нам доказывать, что Алекс привез нас не к тому острову. На карте наш остров был где-то на северо-западе, а самолет летел, судя по солнцу, на юг или на юго-запад. Виктор, в отличие от других, выслушал парня очень внимательно и тут же заявил, что, как бы там ни было, именно Алекс спас нам жизнь, а те люди на яхте, скорее всего, контрабандисты или кто-нибудь в этом роде. Опять же это никого совершенно не касается, разве что теперь искать нас будут намного дольше.
Затем настала моя очередь удивляться. Улучив момент, Виктор весьма галантно отвел меня в сторону и еще раз подтвердил догадку на счет не слишком легального бизнеса Майка и Алекса, предложив мне не беспокоиться за пропавшую вместе с самолетом очень недешевую фотоаппаратуру. Как будто это только и могло меня беспокоить в такой ситуации. Наблюдательный художник, оказывается, следил за погрузкой багажа в наш самолет и убедился, что в результате мои объективы и камеры оказались где угодно, только не у нас на борту. Вряд ли летчик с турагентом были заинтересованы в фотосъемке на берегу своего "острова сокровищ", и именно в этом было дело. А представление с моей опрокинутой сумкой должно было установить, нет ли у меня еще и там запасного фотоаппарата. Беспокоиться, по мнению Виктора, мне не следовало: "Думаю, когда наше путешествие благополучно закончится, вы сможете найти свой кофр в какой-нибудь камере хранения отеля или аэропорта, это уж как получится".
Понемногу, наверно, минут за пятнадцать, поднятая Эриком паника улеглась. Уверенность в том, что нас, несмотря ни на что, очень скоро найдут, завладела большинством спасшихся. Откуда бы взяться такому оптимизму, было непонятно, но раз на душевное состояние всей компании такая мысль действовала положительно, то я не видела причин сопротивляться общему настроению. И никто ему не сопротивлялся.
Надо было устраиваться. Некоторую надежду на будущее вселяло то, что наша экскурсия сюда, очевидно, была не первой. Как достопримечательность атолл и правда был привлекателен. Я за последнюю неделю успела порядком утомиться от пальм и океана, зато меня впечатлили краски, растворенные в воде безмятежной лагуны, переливающиеся от нежно-бирюзового до глубокого ультрамаринового. Однако, кроме художественной ценности, все мы были очень заинтересованы и в чем-нибудь более материальном, потому что на семерых у нас из движимого имущества при себе нашлось только три зажигалки, несколько промокших портмоне, пудреница Хелен, и десяток рыболовных крючков с мотком лески в карманах у Брукса. Не так уж мало, но если бы не оправдалась та надежда, про которую я говорила в начале абзаца, нас бы не спасли никакие карманные запасы.
Не знаю сколько мишленовских звезд полагается за колодец с солоноватой водой, я отдала бы их все. И колодец был не единственным творением человеческих рук на нашем острове. С ним в комплекте шло нечто из не оструганных досок, хижина или сарай, я плохо разбираюсь в архитектуре, внутри стол соответствующего стиля, старый топор и куча пустых консервных банок, и еще несколько затоптанных окурков. Все, теперь точно все.
Конечно, я сразу с завистью вспомнила Робинзона с его бесчисленными ящиками и бочонками всего самого и не самого необходимого. С другой стороны, этот герой из книжки был просто одержим манией цивилизаторства, и меня с ним легко могло померить одно только мое нежелание ничего выращивать и никого приручать, ни коз, ни попугаев.
Из этих же соображений я не стану вам рассказывать с каким удовольствием и с каким невероятным успехом Брукс снабжал нас свежей рыбой. Не буду упоминать и про несколько десятков кокосовых пальм, на которых, как известно, растут кокосовые орехи, про крабов и одну пойманную черепаху тоже не скажу ни слова. Существование наше можно было назвать вполне сносным, если только стараться не заглядывать в завтрашний день. Но мы и не заглядывали, рассчитывая на скорое спасение. Хотя где-то через неделю все втянулись в сложившийся неторопливый ритм и уже не всматривались целыми часами в линию горизонта, предпочитая более полезные или более приятные занятия.
* * *
Алекс лежал на спине, закрыв глаза и широко раскинув руки, в правой он сжимал топор, а в левой ничего не сжимал, подставив раскрытую ладонь лучам послеполуденного солнца. Ветер потрепал его волосы, а затем взял и насыпал щепотку мелких песчинок на заросшую светлой щетиной щеку. Алекс не пошевелился, он был мертв. Он был мертв уже какое-то время, и кровь на коже вокруг раны и на расстегнутой рубашке успела превратиться в грязную красно-коричневую корку. Нижний край рубашки был измят и тоже испачкан кровью, хотя никакой раны под этим пятном не обнаружилось. Я еще подумала, что, похоже, убийца вытер свое оружие об одежду жертвы, но бесформенный вид пятна никак не намекал на форму клинка. Собравшиеся на берегу молчали, даже Хелен молчала, только иногда вздрагивала и судорожно глотала ртом воздух в борьбе с подступающей истерикой. Я тоже разок вздрогнула, когда мое буйное воображение нарисовало особенно жуткую картину. Очень бы мне не хотелось оказаться на месте этого высокого красавца. Я представила себя, лежащую на земле с облупившимся маникюром и просоленными океаном волосами, в тех обносках, в которые превратилась моя одежда за эти две недели, с разбитой как в детстве коленкой и уже дней десять назад обгоревшей, и теперь шелушащейся кожей на плечах. Фу! Нет! Я так не согласна!
Чтобы отвлечься от всей этой чепухи, упорно лезущей в голову, я принялась взглядом перебирать лица живых людей. Наверное, все думали об одном и том же. Кому и зачем понадобилось убивать пилота? Непонятно. И ведь Алекса убил кто-то из нас, больше некому. Причем взял и заколол его ножом или кинжалом, или чем там обычно закалывают? И откуда тогда взялся нож? Выходит, у кого-то есть нож, и в решающий момент этот кто-то им воспользовался. Кто убил летчика, по выражению лиц мне выяснить не удалось. Впрочем, в детективах, которые я читала, этот метод никогда не работал, у убийцы всегда очень ловко получалось скрыть свои чувства и не закричать при толпе ошеломленных свидетелей что-нибудь вроде: "О боже, что же я наделал!" Нет, ни у кого даже глаза не бегали... ну, не считая меня.
Пока Виктор и дядюшка Джордж осматривали труп, спорили надо ли раздеть покойника, потом пока тот же Виктор, но уже с Эриком рыли неглубокую могилу и засыпали мертвое тело песком и камнями, солнце успело нырнуть в океан и наступила наша шестнадцатая ночь на острове.
* * *
Мидии, сваренные с одной только солью, без лимона и без бокала шардоне, никак не могли считаться изысканным блюдом, зато этих продолговатых, бесхитростных моллюсков было много. Оказалось, Виктор - неплохой ныряльщик. Высокий и костлявый на следующее утро он стоял в шаге от набегающих волн и наблюдал, как я чищу и промываю его улов.
- Энни, мне кажется, или вы хотели меня о чем-то спросить? - Виктор попытался причесать ладонью мокрые темные волосы.
- Да, хотела. Мне любопытно, почему вы вчера отмалчивались, когда все только и спорили о том, как найти убийцу Алекса?
- Я молчал, потому что не заинтересован в его поимке.
- Подождите, не морочьте мне голову, - я хоть и бросила удивленный взгляд на ухмыляющуюся физиономию Виктора, но заниматься уже почти что вычищенными раковинами не прекратила. - Вы известный художник из Нью-Йорка, у вас не может быть никаких дел с контрабандистами с противоположного края света. Я уверена в вашей непричастности к этому убийству, или вы подозреваете в преступлении меня и по-рыцарски хотите защитить несчастную девушку? На что вы намекаете?
- Ну, посудите сами, зачем нам, нам всем, собравшимся на этом острове, нужен убийца загнанный в угол? По моему мнению, пусть этим делом потом занимается полиция.
- А улики, разные вещественные доказательства и все такое, разве полицейские смогут найти хоть что-нибудь спустя неделю или месяц, или сколько нам еще сидеть на этом проклятом атолле?
- Улики? Хм... - Виктор снова ухмыльнулся и, запрокинув голову, глянул в нестерпимо синее небо. - Останутся показания свидетелей, их версии, тоже не так уж мало. Вот, лично мне было бы интересно выслушать вас. Не поделитесь со мной своей версией убийства, а я вам помогу со второй партией ракушек, идет?
- Идет, только готовой версии у меня нет.
- Ладно, давайте то, что есть, - Виктор присел рядом и ухватил первую раковину.
- Для начала, есть предполагаемое орудие убийства, точнее, оружие. Что само по себе кое-что может рассказать о личности преступника. Судя по всему, убийца - очень опасный человек и, видимо, как-то связанный с этой контрабандной историей.
- А можно задать глупый вопрос? - Виктор, изображая школьника, поднял руку. - У вас получается, что преступник в наших непростых, но обыденных обстоятельствах не пользовался ножом, зато чтобы убить человека, выбрал именно это орудие, а не камень или тот же топор, который, как говорится, находится у нас в открытом доступе, так?
- Возможно, так сложились обстоятельства. Не те "обыденные обстоятельства", другие. Например, на лице убитого над бровью имеется небольшая ссадина. Ее можно было бы объяснить следующим образом. Алекс, вероятно, о чем-то поспорил с преступником, тот ударил его в лицо кулаком. Пропустив удар пилот схватился за топор, тогда убийце пришлось вытащить нож. Что-то вроде этого.
- Кстати, - мой помощник показал себе за спину ракушкой зажатой в пальцах, - на затылке у Алекса тоже была небольшая ссадина, а еще я могу добавить, что ссадины выглядели небольшими из-за того, что гематомы просто не успели образоваться. Клинок попал точно в сердце. Значит, по вашему они дрались? - Я кивнула, а Виктор продолжил допрос. - А как на счет других, может быть, у кого-нибудь тоже есть какие-нибудь отметины на лице?
- Нет... - Я задумалась, - нет, ничего такого. Моя разбитая коленка не считается?
- Холодно, но уже теплее, что еще?
- Еще есть подвернутая нога дяди Джорджа, поцарапанная ладонь Эрика, я смотрела, она поцарапана довольно глубоко, но совсем не порезана, и у мистера Брукса имеется шишка на лбу, но она, кажется, уже второй день как имеется. Вроде все.
- Хорошо, Энни, я дам вам еще одну подсказку, самую последнюю...
- То есть, вы хотите сказать, что знаете кто убил Алекса? - Не утерпела я. Наверно мои глаза стали до неприличия круглыми от удивления.
- Скажем так, у меня есть некоторые предположения, нуждающиеся в проверке.
- А подсказка, - напомнила я.
- Я дам вам ее, если вы пообещаете без полиции не пытаться выводить преступника на чистую воду. Окей?
- Я согласна.
- Вы помните сколько консервных банок мы нашли на острове?
- Много, - я пожала плечами. - А вы разве помните?
- Двадцать восемь, Пятнадцать из них мы так или иначе используем как посуду, а еще тринадцать, неглубокие и маленькие, дюйма три в диаметре, так и валяются у задней стенки хижины. Только теперь там их двенадцать, - Виктор многозначительно показал мне свой длинный указательный палец, поднятый вверх.
* * *
Еще через шесть дней нас все-таки нашли. Произошло это совершенно неожиданно и буднично. Судно, не знаю можно ли назвать его сторожевым кораблем, но там кажется имелась какая-то пушка, и люди на палубе и на мостике были одеты по-военному. Вот этот корабль застыл в миле от нашего острова, и с него сразу спустили лодку. Никто не бегал по пляжу, размахивая одеждой, мы просто стояли и ждали спасателей на берегу. Я только сейчас поняла, как устала от нашего приключения, и, по-моему, каждый из нас в эти минуты испытывал похожие чувства, или правильнее будет сказать - отсутствие чувств.
Не знаю, как другие, а я пришла в себя гораздо позже, уже в том самом отеле, откуда нам "посчастливилось" отправиться на нашу затянувшуюся прогулку. Когда курчавый инспектор полиции с тонкой полоской усов на широком оливковом лице попрощался с Виктором, а молодой и очень серьезный подчиненный инспектора увел Эрика с руками, скованными за спиной, мы, наконец, смогли устроиться в том же баре, в тех же низких скрипучих креслах, чтобы выпить по чашке того же посредственного эспрессо. Когда я говорю "мы", я имею в виду нас с Виктором, остальные уже вовсю упаковывали свои чемоданы.
- Ну, теперь у вас больше нет повода молчать об этом убийстве? Давайте, выкладывайте все по порядку, иначе я на вас разозлюсь. - Я совсем не собиралась играть в "обаятельную блондинку", с Виктором это бесполезно. Проще было соблазнить туземного инспектора, и у него выведать все детали дела, но в качестве эксперимента стоило попробовать сначала нажать на бессовестного художника. - Почему Эрик? Причем тут контрабанда и консервная банка? Заметьте, я сдержала свое обещание, мне целую неделю было наплевать, кто на самом деле убил несчастного Алекса. Если сейчас я кроме вашей улыбки от вас ничего не получу, я... Я не знаю что сделаю, может быть, даже поменяю свой билет, чтобы не лететь с вами одним рейсом и никогда больше не приду на выставку к Фостеру, и ни на какую другую вашу выставку тоже не приду!
- Осторожней, Энн, мне совсем ничего не стоит открыть вам секрет этого убийства, все равно завтра, а не завтра, так послезавтра, все уже и так будет в газетах. Но если я опережу прессу, я же смогу потребовать от вас регулярного восхищения собой, или хотя бы своими "шедеврами". Вы пойдете на это?
- Давайте о моем восхищении поговорим позже, если вы сейчас же...
- Да, сейчас же, если только вы не станете меня перебивать. В первую очередь, о связи контрабандой, или еще бог знает с чем, возможно, и незаконным, но абсолютно недоказанным, в случае с убийством пилота речь идти не может. - Виктор положил ладонь своей правой руки на стол, как бы давая понять, что больше не намерен об этом говорить.
- А мотив, - встревожилась я, - какой тогда мотив?
- Мотив самый примитивный. Мы оказались на необитаемом острове, и спустя какое-то время один молодой человек решил, что это надолго, если только не навсегда. Парня подвели гормоны. Он рассчитывал добиться близости с Хелен при условии, что главный конкурент, Алекс, будет устранен.
- А вас он не считал конкурентом? - Я немного смутилась от некоторой наигранности собственного удивления. Или, может быть, это мое смущение было наигранным? Виктор улыбнулся.
- Меня он полагал надежно увлеченным вами, - теперь улыбка художника стала другой, зато моя повторила как в зеркале его предыдущую.
- А консервная банка, причем тут она?
- Банка? Давайте лучше начнем с другого конца. Алекс был убит ударом в грудь. Нож вошел точно между ребрами и достал сердце. На какую мысль должен навести подобный удар? Правильно, чтобы так точно ударить, обязательно надо мастерски владеть клинком. Значит, убийца - матерый зверь, а не какой-то тщедушный студент. На самом же деле, никакой драки не было. Эрик бьет Алекса сзади, скорее всего, камнем - ссадина на затылке. Пилот падает лицом вниз и получает ссадину над бровью. Потом Эрик переворачивает его на спину, расстегивает рубашку и вгоняет нож точно между ребер. Почему между ребер? Потому что воткнуть этот нож не так просто, Клинок Эрика свернут из жести. Помните геометрию, хоть чуть-чуть? Если имеется банка диаметром в три дюйма, то из боковой стенки при помощи топора можно изготовить лезвие длиной в девять-девять с половиной дюймов. Скорее всего рукоятка для этого оружия предусмотрена не была, оттого и царапины на ладони у убийцы.
- И вы хотите сказать, что эти ваши доводы убедили полицейских в виновности парня? - На этот раз мое недоверие было, действительно, искренним.
- Нет. Есть еще один маленький штрих. Орудие убийства так и не нашли. Мне думается, Эрик его попросту тут же выкинул в океан, согласитесь, такой поступок был бы естественным. Вопрос, в таком случае, зачем было вытирать клинок о рубашку Алекса?
- Не знаю, может быть, машинально? - Я пожала плечами.
- Машинально это мог сделать профессионал. Я предположил другое и не ошибся в своем предположении. Эрик испачкал в крови руку и ее вытер о рубашку убитого, только вот вместе с кровью Алекса на рубашке еще осталась и кровь самого убийцы из той царапины на ладони. Как вы думаете, такие доказательства смогли бы убедить полицейских? - Довольный собой Виктор откинулся на спинку жалобно застонавшего кресла. - Может быть у вас имеются еще какие-нибудь вопросы?
- Да. Только один остался. По мнению Эрика, вроде бы я там, на острове, интересовала вас больше, чем Хелен. Хотелось бы уточнить, на сколько больше? - Не скрою, целых четыре секунды мне было приятно наблюдать, как его самодовольная ухмылка снова превращается в смущенную улыбку.