|
|
||
Досье на героев Штриха 3. |
© Мишина Надежда
С вечностью шутки плохи
Часть 1. Красавица и чудовище.
Все дело не в том, какая у тебя судьба, а в том, принимаешь ли ты ее. Тая Клейм.
1
Снова те же мысли, старые, надоедливые гости. Прерывистые и почти несвязные. ...По мнению некоторых 'одаренных' я была рождена убивать. Не помню уже, кто выдумал это первым. ...Появилась я на свет в семье Короля и Королевы, чьи имена знаю не дословно, в их чистом, благословенном союзе, который, по легенде, не помешал Королеве зачать меня от Колдуна: ее карета сломалась в какой-то глуши, а Король в то время оказался на охоте, на противоположной стороне острова и ни о чем не подозревал до самого моего рождения. Или делал вид. Конечно, меня не приняли, тем более что вскоре появилась законная наследница райского благолепия королевства. Меня тут же отдали на попечение нянькам, одна из которых - самая древняя, на мой неискушенный взгляд, - посоветовала от меня избавиться как можно скорее. ...Я была безумным ребенком, слово 'покой' было для меня равносильным 'смерти'. Королева, моя мать, билась в истерике каждый раз, как ей подносили меня на ежевечерний поцелуй перед сном. Уж лучше бы плевала в лицо. От чего ей было больно? Не от того, явно, что ее лишили такой дочери, как я. В конце концов, мать послушалась няньку, и меня упрятали в башню. В ту самую, куда когда-то пытались заточить моего настоящего отца. Я оказалась в комнате с еще одной старухой, даже более старой, чем та, что заботилась обо мне. 'Свинью к свиньям, дьявольское отродье к ...' - Напутствовали меня, швыряя через все помещение в чужие руки. Договорить не получилось, так как дверь - дубовая, толстая, окованная - с силой захлопнулась сама по себе. 'Вот мы и встретились'. - Проговорила уродливая старуха, поймавшая меня. Впоследствии выяснилось, что она мне родная. Тогда, правда, я еще ничего не понимала. Считала уродство - и свое, и бабки - нормой. А то, что она говорила и чему учила, - аксиомой. А разве не правда, что только очень жестокие люди могли заточить маленькую девочку в этой промозглой дыре, предварительно чуть не скормив ее львам? Разве не так? Воспоминание о львах почти стерлось, о них свидетельствовали только три шрама на моем лице: один начинался на лбу и обрывался на самом кончике носа. Два другие, тоже начинающиеся на лбу, ближе к вискам, заканчивались на скулах. Это был след, оставленный большой кошкой. Я чуть было не лишилась зрения, не говоря уже о жизни. Почему они это сделали? Разве не должна мать любить свое дитя? Но они тогда не вступились, более того: сидели в ложе, за ограждением, держа свою наследницу на руках и ожидая забавы. Но тогда, когда лев только-только начал играть со мной, катая, как мячик, тяжелой лапой, заверещала их малявка 'чистого' происхождения. Она вопила, как резаная, показывая на меня пальцем. Королевская чета быстро ушла, унося малышку с собой, а меня бросили сюда. ...Сколько мне лет? Не знаю точно. Но я уже умею летать и помногу дней обходиться без воды и еды. Старуха, воспитывающая меня, скоро умрет, так как беспрестанно болеет. Тогда мне не с кем будет поговорить, и обо мне окончательно забудут - я перестану представлять собой угрозу, коей являюсь, пока жива бабка, ведь она может обо мне рассказать. Но это заблуждение! Она говорит, все в долине и так знают, что у королевы есть внебрачная дочь, да молчат, боятся патриаршего гнева. ...Они живут в прекрасном замке. У них есть все: дары моря, окружающего их со всех сторон, дары земли и леса. Отсюда, со скального утеса, из высокой башни, окруженной вечными ветрами, виден небольшой клочок солнечной долины и верхушки башен замка. Там всегда тепло. Здесь всегда царит холод. Здесь решетки на окнах, холодная, сырая постель и мало еды. А что там? Бабка говорит, что там есть все: там, для них, даже солнце греет. Выйду ли я когда-нибудь отсюда? Утверждает, что 'в теле' - никогда. Она взялась научить меня, как выйти отсюда без него. Я еще плохо понимаю, как это происходит, но если это ведет к свободе... - Скоро все изменится. - Напутствовала она, обдавая гнилым дыханием приближающейся смерти. - Мы вернем себе свободу! И власть! - Каким образом? - Интересовалась я. Она отвечала, что сама все увижу, не доверяя мне деталей. Учила меня неистово, заставляя летать до падения, пока я уже не чувствовала себя от боли. ...Она постоянно бубнила слова, смысл которых не поддавался объяснению. Что это за заговоры: 'трансмутационный ген', 'тридцать первый век от падения Державы'? Кто такая, эта Держава, что от ее падения века меряют? Башня? Одна из лун? Бабка говорит, что это было еще до великой катастрофы, еще до того, как королевства стали возрождаться. - А потом, когда ты, наконец, будешь летать так, как я хочу, ты отыщешь отца! - Он жив?! Но где он? - Сюрпризы множились на глазах. - Пока скрывается. До перемен. Но он ждет тебя. Когда ты будешь готова... - Когда буду готова?! - Прохрипела я. - Если он жив, почему не спас нас? Почему не помог? Чем тогда он лучше Королей? - Ты не заслужила. Такая дочь ему без надобности. Учись. Мой отец жив и столько (сколько?) лет не мог помочь? Если он колдун, он все мог! Но что он за человек? Может, он еще хуже этой женщины? Моего физического здоровья не хватало на полеты с той частотой, которую требовала от меня старая мегера. Я заболела, но она так и не отстала, поднимая меня на ноги и все время требуя активности. Наверное, ее подгонял близкий конец.
2
Я жевала сухой, плесневелый хлеб, запивала его водой и мечтала выбраться отсюда. Хотела погреться у камина, попробовать фрукты. Но вместо этого, как только стала более-менее сносно перемещаться, начала красть Книги, которые, научившись читать, пролистывала быстро и всегда возвращала. Даже в тот раз, когда меня уличили в краже. Девушка, что гуляла по ореховой роще, по рассеянности забыла ее на траве. Я подняла книгу посмотреть, что она читала, да так и осталась сидеть, завороженная иллюстрациями. Вернувшись, девушка сильно испугалась, даже румянец пропал со щек: как это, чтобы книжка висела в воздухе и, самостоятельно перелистываясь, еще и посмеивалась себе тихонечко. Видимо, она тогда сполна за мной пронаблюдала, чтобы даже в той полупрозрачности суметь различить черты моего лица. - Тая? - Позвала она. Для меня это было равнозначно 'брысь!'. Я отбросила книгу и постаралась стать совсем прозрачной. - Подожди! Мне больше не у кого просить помощи! - Она поискала меня глазами, не находя. - Я напишу. Если ты еще здесь, забери книгу. Пожалуйста! Потом уже, когда она ушла подальше, я снова взялась за чтение. То, что написала поверх страниц эта девушка, Жасмин, оказалось во сто крат интереснее самой книги. ...Бабка уже не вставала с постели, испуская ужасающий смрад, от которого я почти задыхалась. Стражник, старый гном с бородой до колен и горбом, в чужой, на размеры больше, кольчужной рубахе почти не заходил к нам теперь. Раньше он вносил хоть какое-то разнообразие в мою жизнь. Теперь он заглядывал в окошко, закрывал его снова и уходил, довольно посмеиваясь. Бабка бредила. В бойницу задувал ветер, и я зябко ежилась, бесполезно кутаясь в свое рубище. Зима здесь никогда не кончается. Она бредила все громче, перекрывая воем ход моих мыслей, взывая к тому, чтобы я, наконец, начала убивать. - Я не хочу никого убивать. - Прошептала я в ответ. Но, когда не надо, она услышала, взвилась и ухватила меня за горло своей когтистой, шершавой лапой. Мои ноги болтались в воздухе. Эта почти умирающая рухлядь обладала исполинской силой! Она держала меня спиной у окна, от чего меня всю продувало. Зубы начали стучать, руки стремительно синеть. - Ты будешь убивать - таково твое назначение! Твоя судьба - убивать! И ты будешь это делать! Я стала задыхаться, цепляясь за ее руку и пытаясь освободиться. - Ты поняла меня?! Уже на последнем издыхании, она бросила меня на мою жесткую, тонкую подстилку. - Ты поняла?! - Трясла она над моей головой сухими кулачками. - Чтоб ты сдохла! - Наши голоса стали похожи хрипением. - Посмотри на себя! Ты обезображена! Где ты прозябаешь! - Я оглянулась. - Единственная возможность отомстить тем, кто это сделал, - пролить их кровь! - Но как я могу... - Смогла же твоя мать сделать это с тобой? Ты выяснишь, как они живут. Все про них узнаешь и передашь мне. Это для начала! - Зачем? - Мне уже никуда не хотелось. Разве что узнать, каково спать на перине, есть пироги, а не каменный хлеб, пить лимонады, а не стухшую воду... Вряд ли убийцы могут позволить себе подобную роскошь. Впрочем, не начать ли тогда с этой ведьмы грязное ремесло? - Надо. - Отрезала она. Больше со мной не разговаривали. Живот болел и жалобно урчал. Я едва не плакала. - Прекрати ныть! - Она пнула меня. - Ты обращаешься со мной не лучше, чем они! - Но ты жива! И многое умеешь! И все - благодаря мне! Что за книгу ты украла? Опять эти слащавые писульки?! Она вырвала ее у меня и сожгла на глазах одним своим дыханием. Тепло коснулось лица. Хорошо, ей недосуг было открыть ее и пролистать: она бы скинула меня прямо на скалы за фривольно-игривое содержимое. Я бы и не стала вчитываться, но такую уж Жасмин выбрала для своего послания. - С твоими способностями тебя здесь быть не должно. - Понадеялась я в очередной раз, что она выберется и оставит меня в покое. А я скажу, что не смогла бежать: голова сквозь решетки не пролезла. - Всему свое время. - Ответила карга, прежде чем заставить меня снова взлететь. Каждый раз это было все больнее.
3
...Я летела над окраинными селениями. Почти нигде уже не горел свет. Много раз я спускалась и заглядывала в окна. Мамы укладывали своих детей в постель. Мужья, братья и отцы уже спали после длинного, тяжелого дня. Дело портили собаки, начинавшие громко лаять при моем появлении. И в этой темноте стоял залитый огнями королевский дворец. В вышине развивались флаги, ходила стража на стенах. Где-то там жила моя мама, сестра. Почему получилось почти как в древней сказке про 'Железную маску', только для меня пожалели даже маски. Меня просто выкинули, а ей, как святоше, досталось все: и дворец, и флаги, и огни. О, и мужчины. Каково это - испытывать любовь? Похоже ли это на утренний рассвет над морем, как однажды удосужилась объяснить мне колдунья? И это ли, по ее многократно высказанному мнению, мне надо убивать? Хотя КАК можно делать такое с 'рассветом'?(1) Вновь поймала себя на внутреннем протесте против бессмысленного убийства. Мне, мягко говоря, не нравилось, что со мной поступили с жестокостью львов... Но разве таким образом можно вернуть себе семью? Мне удавалось сопротивляться ожесточению, однако иногда (во снах, во время 'путешествий') овладевало бесконтрольное состояние злости, затягивающее в водоворот отчаяния и черной безысходности. Чувствовала себя обгладываемой до костей болью и ненавистью к этим людям. Никакого оправдания я им в такие моменты не находила. Еще, в подобные случаи, меня тянуло ворваться в кого-нибудь, у кого добрая и нежная душа, и выгрызть ее без остатка, чтобы утихомирить внутреннего монстра. Был момент, поддалась искушению, испытав ничем не выразимый триумф и огромное стыдливое облегчение от насыщения... Но это не продлилось долго: старая карга имела свои приемы против меня. Правда, после этого она заболела. Что тоже вызывало во мне радость, дикую, кровожадную и злорадную. Одно то, что я подорвала ее здоровье, вселяло в меня гордость за содеянное. Находясь в глубине сада, среди цветущего кустарника (луна была почти полная, небо чистое, на пустынных газонах все было хорошо видно), дождалась, пока первое кольцо стражи повернется спиной и полязгает прочь. ...На самом деле то, что меня охватывало в злые моменты, - это страшно. Когда осознала, какое мне с того удовольствие, какая безнаказанность, постаралась усмирить это в себе. До определенного момента позывы к греху (поощряемые самой ведьмой) были усыплены: я старалась пережидать их одна, отделенной от тела, чтобы и его не терзать, и не сделать чего со старухой в порыве гнева. Интересное слово 'грех' я не вычитала, а услышала под окнами церкви. На мессу приходили сами Король и Королева, чьих лиц было не сильно видно из-за капюшонов. Каялись, лили слезы. И все. Это был самый плохой день: стало понятно, что ни один из них не раскаивается, и что права была Жасмин. Одновременно с болью, по сердцу разлилась чугунная радость: мне теперь позволено делать все! Их лицемерие сняло ограничения, можно было мстить, раз их действия надо мной были осознанными. Значит, они должны быть готовы принять на себя последствия своих действий. И именно я есть тот рок, та посланница 'божья', что покарает их! Потому что ни один не знает их ложь так, как знаю ее я! Даже церковь, где меня так и не окрестили! Кто знает, к чему бы меня тогда привели размышления. Я уже была готова схватить сердце Королевы и сжимать его в своих холодных, прозрачных руках, пока она не 'возопиет' от боли. Но там же была и Жасмин. Она мне доверяла. Поэтому в церкви все прошло как всегда. Ища, на кого бы обратить свой гнев, я увидела падшую женщину, ведомую хмельным господином. Не ясно было по нему, чем он занимался, зато чувствовалось, что он собирался с ней сделать. Между ними еще не было ничего оговорено, а я уже подкрадывалась к нему и внушала ему развратные мысли и агрессию. Женщина стала сопротивляться, тогда он, мной науськанный, пообещал ей смерть, если она будет сопротивляться или кричать. Я никогда не испытывала такого наслаждения от подчинения себе слабого, от унижения, от чужих слез и страха. Этого было столько, что меня напитало и стало хватать на них двоих; я сама становилась то одним, то другим в этой парочке, то ее ужасом, то ее наслаждением, то его жестокостью, то его самоуничижительным, плаксивым раскаянием. Иногда, словно всплывая над собой, я понимала, что ломаю им судьбы, что он мог бы ее спасти от тяжкой участи и сам стать не одинок, но было поздно. Их тела содрогались друг с другом, а меня уже тошнило от их слабости, неумения справиться с 'грехом': в конце концов, они слились не где-нибудь, а на заднем дворе церкви! После, придя в себя, решила, что не хочу больше подобного, как бы мне хорошо от этого не было. Потому что, при всей видимой дозволенности, в том чувствовалось нечто неправильное, словно тщательно замаскированный изъян, не подающийся прямому озвучанию. Наверное, у ведьмы хорошо получалось закрывать на него глаза, если она всю жизнь посвятила своему ремеслу. В ту ночь я приняла решение помочь Жасмин.
4
Миновав десятое кольцо стражи, заглянула в одно из окон дворца. Молодая девушка стояла на коленях, хватая сурового вида мужчину за камзол, рыдая и умоляя того о чем-то. Рядом стояла женщина, чье лицо было непроницаемо и так же непреклонно-сурово. Наверное, это и были Король с Королевой. И что за известие так огорчило Жасмин? От нее отказались? Нет, ее за что-то отчитывали. Назойливый гул из чащобы слева, за чертой города, мешал слушать, да и вообще: всячески перебивал мое сознание, намереваясь утащить к себе в логово. Поэтому я пропустила фразу, после которой девушка подбежала к окну, намереваясь выброситься. Королевская чета в четыре руки схватила ее и оттолкнула в тесные объятия дородных нянек. - Я не выйду за него! - Кричала принцесса постоянно. Терпение Короля лопнуло, и он вышел, хлопнув дверью. Королева прошлась по комнате, остановилась напротив девушки и одну за другой отвесила ей пару пощечин. - Лучше бы ты от МЕНЯ отказалась! - Из последних сил 'выплюнула' Жасмин в спину Королеве. Няньки с испугу ее и выпустили. - Надо было завести собак. Ты сделаешь то, что тебе велено. - Но я не хочу... - Тебе ясно?! Гул был почти невыносим. А я-то думала, это меня много лишили - оказывается, здесь положение не лучше. Да этой девочке нет (как это в здешних годах?) и семнадцати, так? - Я знаю, что она есть! - Сквозь слезы говорила она. - Как ты могла?! Идите от меня, я не выйду за него!!! - Отбивалась она от надсмотрщиц. Меня словно окутало тяжелым покрывалом. Сквозь шум в ушах я услышала противный голос бабки: "Возвращайся назад, в тело!"(2). ...Меня бил озноб. Что бы там эта древность не говорила, а у меня не было сил даже слушать, ни о какой сиюминутной мести не могло быть и речи! За что их убивать, если они сами роют себе могилу? - Что ты увидела? - Трясла она меня за плечо. Я проснулась и, открыв глаза, все ей рассказала, включая странное плотоядное гудение. ...Ту принцессу я увидела еще очень нескоро. То ли проклятье какое, то ли наговор, но я не могла шевельнуться, не говоря уже о том, чтобы подняться со своей скудной постели. Старуха ни разу ко мне не подошла с тех пор, большую часть времени проводя в странном состоянии, которое я назвала 'отсутствием'. Что там творилось, с кем она говорила? Сквозь удушливую пелену жара слышны были ее повизгивания. ...Не сразу поняла, что с ней не совсем хорошо. Когда же вбежал наш стражник, даже я забеспокоилась. На мои попытки встать, он глухим голосом приказал лежать. Старуха царапала когтями шею и кричала 'Изменник! Гореть тебе в аду!'. Потом попыталась вцепиться в горбуна, но тот, словно ожидая этого, успел перехватить скрюченные в последней судороге пальцы. Та никак не желала их разжимать, пока, наконец, не испустила дух. Горбун вздохнул с облегчением и отбросил когтистые руки на впалую грудь старухи. Он снял у нее с шеи цепочку, потер подвеску о плечо и нацепил ее на себя. Горб стал таять на глазах. Седая борода отвалилась. Волосы налились краской цвета воронова крыла. Он вырос почти вдвое и с удовольствием потянулся. Потом, помолодевший и изменившийся до другой личины, посмотрел на меня. Его черные с красными всполохами глаза испугали. Так ничего и не проронив, он вышел и снова запер дверь.
5
В таком состоянии я пробыла почти две недели. Сквозь жар и сон я слышала в башне голоса. Моя телесная оболочка, съедаемая каким-то недугом, в какой-то момент перестала препятствовать мне покидать ее. Расхаживая по этажам, винтовым лестницам, отсекам подвала, я всюду наблюдала вооруженных людей. В самой огромной подземной комнате я снова увидела того страшного человека. И он непонятным образом увидел меня. - Пшла отсюда! - Лихо сказал он, и меня против воли вернуло наверх. Снова холод. Тонкий слой льда образовывается на воде в глиняной кружке. Черствый, как булыжник, хлеб. Здесь нет даже крыс. Я заходилась в кашле и отхаркивала собственные внутренности. И здесь не было никого, кто бы смог помочь остановить это. Узенький проем в самом низу двери отодвинулся и сюда пролез поднос с виноградом. Я видела такой на базаре. Собрав оставшиеся силы, я подползла к двери, но когда хотела коснуться его, поднос исчез по ту сторону. Оттуда же донесся хохот пьяных оруженосцев, натравленных на меня новым хозяином башни. Они проделали эту шутку еще раз. Я попыталась ухватить поднос, высунув руку в щель, но они, гогоча пуще прежнего, на нее наступили грязным сапогом. Они дразнили меня! Что я им сделала? За что? - Дотянись! - Издевались они. Выдернула руку, ободрав кожу. Ссадины начало жечь. Кольнуло в районе сердца неприятным раздражением, развившимся в ураган плохо контролируемого бешенства. Вспомнилось со всей отчетливостью то, что было сотворено с ведьмой: эти, не в пример ей, защиты не знали. Они снова протолкнули поднос, как приманку. Ну, я им покажу... Затихла, положив ладони на дверь и приготовившись. Это, если они настолько глупы, вмиг отучит доводить меня! Не сообразив, в чем дело, двое приложили уши с той стороны, пытаясь угадать, что я задумала. В самый момент ударила, не жалея ладоней, так, что дверь содрогнулась, стоило только посланной волне пройти сквозь нее. Раздался шлепок, и две головы одновременно ударились об углы проема в противоположной стене. Наверное, я не рассчитала силы, потому что, судя по последующему грохоту, они в полном вооружении кубарем скатились по винтовой лестнице вниз. Выждав немного, заглянула в щель и увидела свою добычу - виноград. Просунула руку и почти дотянулась, когда мне снова отдавили ладонь. Я безвольно сжимала и разжимала пальцы. Струились горячие слезы, ручьями. Если это следующая череда насмешников, я их уничтожу!!! Виноград исчез, с руки милостиво сошли, а затем и дверь открылась. Там стоял этот человек и, облокотившись, на моих глазах ел мой виноград. Когда на кисти осталась одна ягодка, он бросил ее мне на колени. - Ну ешь. - Он оглянулся назад: с лестницы слышалось, как, охая и постанывая, шутники-оруженосцы поднимаются и идут к остальным. Давясь солеными от обиды слезами, я съела ее. Сладкий, непривычный вкус, я не думала, что он такой. Не успела его толком ощутить, а он уже кончился: я закашлялась, и эта маленькая, недожеванная ягодка оказалась на полу. - Ты все еще ребенок! Зачем ты мне, если не можешь отобрать то, что принадлежит тебе по праву? - Что я сделала? Что я такого всем сделала? - Пыталась я вытереть глаза. Его от отвращения передернуло. - Ты родилась. Теперь у тебя есть одна судьба, уродливая. - Нет, нет... Это не объяснение! - Я хотела хоть от него, кто бы он ни был, услышать не то, что прежде. - Нет? Если нет, тогда почему ты здесь? - Я не виновата! Меня... - Тебя 'обрекли', бросили, предали... Оправдывайся мне! Тебя отдали Смерти, но даже ей ты ни к чему. - Вы могли бы... - Я даже не понимала, о чем хочу его просить: выпустить меня, чтобы я окончательно стала неуправляемым чудовищем, или убить, чтобы я не чувствовала того, что меня гложет. Или, наверное, придумать за меня, как мне быть. - Я? Смерть отвергла тебя, что мне с тобой делать? - Раз я ей не нужна, значит, не умру. Я могу делать что-нибудь, что-то, что другие не могут, - и не умру. - То ли рассуждала, то ли подсказывала я ему. - Интересно. - Он заколебался, прежде чем закрыть дверь. - Я подумаю. А готова ли ты доставить удовольствие всем трем сотням воинов, что находятся здесь? - Удовольствие для воина, как я читала, умереть в бою. Я могу сразиться... - Додумалась я соврать, с ужасом вспоминая описанные в книжках Жасмин сцены 'ублажения'. - Нет. Я не об этом. - Со значением ответил он. - А о чем? - Я приложила все усилия, чтобы сказаться наивнее, чем есть. Если он бывший горбун, хоть и стражник бабки, вряд ли много обо мне знает. - Позже поговорим. - Задвинул он засов. Я так и не сказала то, что он хотел услышать, но это было не важно. Что угодно, если он выпустит меня отсюда. Всю. Лишь бы он не оказался умнее бабки или хотя бы посообразительнее: он из тех, кто вранье не прощает. С содроганием отвергла мысль, что врать мне тоже приятно. Даже если это реально опасно. Потом я провалилась в капустный суп беспокойного сна, не принесшего мне облегчения и отдыха. Чувствовала себя изношенной, как сама башня, где меня держали. Одно хорошо: жар спасал от чувства холода. Новый хозяин вернулся среди ночи в сопровождении незнакомого человека. У того, как только он меня увидел, отнялся язык и подкосились ноги. Мой обновленный стражник толкнул его в спину, а затем коснулся его глаз. - Я ослеп! Я ослеп! - Запричитал он, бесполезно тряся руками у лица. - Ты же не хотел ее видеть! - Резонно заметил бывший гном. - Лечишь или нет? - Да-да, конечно! - Лекарь испугался еще больше. С трудом он дошел до меня и опустился рядом на колени. Ощупал дрожащими руками. На ощупь залез в свой мешок, достал коробочку и велел засыпать содержимое в рот и запить водой. Я покосилась на стражника. - Делай, что велят. Порошок оказался кисло-горьким. Потом он дал мне еще один, на этот раз сладкий - я после него быстро уснула.
6
...Очередное утро началось с его неожиданного, 'настойчивого' присутствия рядом. Он ожидал моего пробуждения для какого-то неотложного, но неинтересного ему дела. Протянув мне кожаную маску, велел надеть. Когда я справилась с тонкими ремешками на затылке, он выпустил мне поверх них волосы. Нижняя часть лица осталась свободна, зато шрамы были скрыты. Потом его люди принесли большой чан с водой. Я с интересом наблюдала, как они стараются не смотреть на меня. Это было даже забавно: те двое, что злили меня, ходили с перевязанными головами, и старались вести себя послушнее рабов. Как же они боятся, тоже мне, воины. Я презрительно улыбнулась на них, но, поймав взгляд хозяина, спрятала это выражение лица. Стоило им, как ошпаренным, выскочить за дверь, мне кинули кусок сетки и что-то скользкое. - Мойся. - Оставил он меня одну. Однажды я видела, как мать купает свое дитя. Вода была холодная, но я все же ступила в нее. Когда я закончила сдирать с себя повисшую хлопьями грязь вместе, казалось бы, с кожей, он появился вновь и кинул мне большую сухую тряпку. Стоя в чане, укутавшись в простыню, я наблюдала, как мой повелитель, проводя рукой вдоль проема в стене, рисует в воздухе цветные стекла. Перестало дуть. Потом появилась кровать взамен подстилки и смертного одра ведьмы. Столик. На нем тарелка с виноградом. Одежда на кровати. - Вы колдун. - Решила я поделиться мыслями. - С чего ты взяла? - Старуха, говорила, что мой отец тоже колдун. Из-за этого я и оказалась здесь. - Считаешь, он виноват? - Вопрос-подвох. - Если бы он был жив... - Только и протянула я. Уж что-что, а будь он жив, я была бы где угодно, но не здесь. Может быть, даже на дне морском с камнем на шее. Но и это, в сравнении с подобным, благо. От себя хотелось спрятаться, настолько безжалостными были мысли, резавшие по-живому. Извращенное чувство удовольствия от боли других, желание зла - мне казалось это моим естественным состоянием, от которого, однако, я сама и мучилась. - То он спас бы тебя?! - Договорили за меня. Он принялся громко смеяться над тем, что казалось ему абсурдным. В его смехе было нечто такое, как если бы он видел мою наивность в этом вопросе, словно в чем-то меня обхитрил. Мне было непонятно. - Я бы хотела так думать. - Хорошо, что он мертв. Выпусти он тебя, то напугал бы всю округу. Он провел рукой по стене, от увиденного после я вскрикнула. - Что это? Что это? - Прекрати плескать воду. Это зеркало. - Зеркало? - Предмет, отражающий все, что видит. - А кто в нем? - Ты. Он еще что-то говорил, требуя, чтобы я не сбегала, если не хочу сделать себе хуже. - Ты поняла меня? - Да. - Отвечала я, не особо слушая, полностью завороженная увиденным. Когда все ушли, забрав чан, я оделась, постояла на одном месте, а затем приблизилась к 'зеркалу'. У меня отнялся язык. Это было отвратительно! Чудовищно! Слезы вновь потекли по щекам, на этот раз не оставляя следов. Дрожащими пальцами я провела по шрамам. Хозяин оказался прав с самого начала: куда еще спрятать такое безобразное лицо, если не сюда? Конечно, Королева не могла оставить такую дочь. Но как же я тогда попала ко львам? Ведь именно после неудавшейся казни в вольере я и превратилась в это. Значит ли, что теперь облик соответствует моей душе? То есть я такая же страшная, что и снаружи? Задаваясь этими вопросами, дошла в рассуждениях до того, что Король и Королева должны были или знать меня изнутри уже тогда, или, что вероятнее, кто-то им подсказал, что меня ждет в будущем, кем я стану. Как бы знать это наверняка? Я держала маску на ладонях и смотрела на нее, как на более правдивое зеркало. Лучше мне всю жизнь провести в этой башне, не снимая маску, и выходить отсюда иногда, по ночам. И то - без тела. Это, конечно, во многом меня ограничит, лишит многих гадливых, прилипчивых приятностей, но убережет меня на время до смерти от соблазна проливать кровь реками. - Ну почему же? - Ответил он на мои мысли. - Я могу научить тебя покидать башню с другим телом. - Как это? - Тебе понравился виноград? Я к нему даже не прикоснулась. - Я хочу, чтобы ты его съела. При одном виде ягод меня начинало тошнить. - Тебе надо научиться отделять его от своих чувств. Не важно, каким образом он попал к тебе, важно - что он твой. Ты же знаешь, что это вкусно. Попробовав запихнуть в себя ягодку, я не смогла остановиться, и жадно, отрывая сразу целую горсть, стала его поедать.
7
Когда ночью я уже вышла из своего тела, появился хозяин и велел мне этого не делать, иначе он отберет у меня все силы, накопленные после болезни. Я видела, что количество воинов увеличивалось с каждым днем. Они постоянно тренировались почти в кромешной темноте, развивая остроту зрения и реакцию. Хозяин запретил их пугать, хотя иногда очень хотелось посмотреть, как они будут себя вести. Но еще меньше хотелось обратно в комнату, где умерла бабка. Ее тело сожгли на костре, что немало развеселило и разнообразило жизнь здешних обитателей. Они даже порывались устроить вокруг пламенеющего одра пляски... Зачем они собирались здесь? Хозяин утверждал, для охраны королевства от готовящегося нападения. Я слушала его и не задавала вопросов, которые могли бы его огорчить или разозлить своей неуместностью. Или, что хуже, навести на раздумья о содержании моей головы. Благодаря ему моя жизнь стала немного посвободнее, в определенных рамках, конечно: за высоченные стены двора башни, в котором тоже шли тренировки, меня что-то не выпускали. Иногда, по большей части ночью, привозили обозы с едой. И с женщинами - их уводили куда-то первые, потом они возвращались и уходили со следующими и так далее. К утру на них было больно смотреть, ни одна больше не покидала башни среди скал. Исчезновения приписывали моей кровожадности. Это мне льстило, честно говоря, но на людоедство отваживаться не хотелось. После него возврата к себе-человеку не было. То, что я наблюдала в действиях пленниц и солдат, не вызывало во мне никаких эмоций. Устраивать относительно себя подобное никогда в голову не приходило. Их, зависимых друг от друга, даже не интересно как-то подстрекать на высвобождение темных начал. Жалкие, конвульсивные попытки перебороть инстинкт хоть на время. Грош цена такой армии. Если нас разгромят, меня это не удивит. Мое обучение шло днем, когда большинство воинов отсыпалось. Хозяин учил меня на верхней смотровой площадке превращаться в летучую мышь. На этой высоте, открытой на все стороны света, не возникало воспоминаний о прошлом заточении, поэтому и о бегстве как таковом я не думала. Волшебное было ощущение, когда каждая моя частица меняла свое строение. Задерживаться в таком состоянии надолго было опасно - тело теряло воспоминание о себе-истинном. Хозяин оказался в обучении не менее требовательным, чем старуха, и иногда даже жестче. Но мне очень хотелось его порадовать своими успехами, чтобы получить очередную кисть винограда.
8
Однажды ночью, во время полной луны, к нам в башню прибыл неизвестный, которого здесь ни разу не видели до этого. С ним, на удивление, был почтителен даже мой хозяин. Они долго совещались, никого к себе не пуская, и этой же ночью гость исчез обратно. Учитель сразу пришел ко мне, в приподнятом настроении, с подвижными огоньками-искорками в глазах, разбудил более вежливо, чем обычным ведром соленой морской воды. (Не лень же ему было колдовать или гонять за ним людей... Тем более что пару раз я успевала надеть данное ведро нерадивому исполнителю на голову. После этого за мной признали странноватое чувство юмора.) - Знаешь ли ты, что творится кругом? О тебе уже говорят: теперь очень многие знают о древнейшем проклятии королей! - Неплохое начало для некоего поручения. - Ты рождена на погибель вашему роду! В тебе - экстракт всех грехов за тысячелетнюю историю! - Они считают меня шерстлявым чудовищем? - Уточнила я, подразумевая этим 'все думают, что Королева родила монстрика?'. - Конечно, ведь не прекрасная же ты принцесса, которую собирается спасти принц! Надеюсь, у тебя нет в этом сомнений? - Выразительно увещевал он меня. - Нет. - Еще чего не хватало, быть принцессой: насмотрелась я тут на одну уже. - Тогда слушай, что от тебя, чудовище, требуется. Надо следить за дворцом людей, что тебя предали. Запоминать, что где находится, о чем они говорят - и все, абсолютно все, рассказывать мне. Могу я на тебя положиться? - Конечно. Но я хотела бы... я видела... - Что еще? - Он уже устремился было дальше. Я попросила украсить маску драгоценными камнями, которые видела на одной из привезенных сюда женщин. Просьба хозяина озадачила, но, вырвав у меня маску из рук, он провел по ней рукой. Тотчас ее снаружи покрыли расходящиеся из центра сплетенные между собой зерненные, филигранные завитки серебра. В каждом из таких завитков отливал черным камень цвета густой крови. Рубины образовывали несколько рядов точно в соответствии с тем, как находились шрамы на моем лице. Я порывисто схватила хозяина за руку и поцеловала ее. - Я едва не испепелил тебя! - Оттолкнул он меня, ставя виноград на стол. Виноград был сладким, без косточек, и его было очень много. Счастливее меня никого той ночью не было.
9
В полночь я уже была в пути. Крылья трепетали в воздухе, тело послушно огибало препятствия. Долетев до крыши дворца, я спускалась ниже, меняла облик и в своем естественном виде наблюдала за окнами. Выглядело это как постепенное становление летучей мыши иной формы и прозрачности. Предметы, что не часто переезжали со своего места, запомнила сразу, другое дело с тем, что постоянно передвигали - пушками, другими орудиями... Дворец мирно спал, стража совершала обход в другом месте. Принцесса сидела у себя перед зеркалом, а полусонная служанка расчесывала ее длинные волосы, похожие на золотистый шелк. - Уходи. - Недовольно прогнала она служанку. Когда та выбежала, вошла королева. - Ложись спать, ты должна хорошо выглядеть. Румян на тебя не напасешься! - А чем хуже моя красота? - Всем. Никому нет дела до твоей красоты! - Королева смотрела куда угодно, только не на собственную дочь. - Тогда и без румян обойдетесь. - Элегантным движением Жасмин столкнула коробочку с краской на пол. Та рассыпалась, образовав на светлом ковре красное пятно. Вышло жутко. - Да пойми же ты нас! Войди в положение! Ты уже не ребенок! - Что мне до вашего положения? Полна казна побрякушек, а вы все о долгах! - Не смей! Это королевские реликвии! Так вот что тут самое ценное... - Вот и ешьте их, раз королевские! - Только попробуй все снова испортить! - Шипела королева. - Обязательно! У нас чудовище в башне, могу позволить! - Опять тебе эти сказки рассказывают! Сколько можно... - Если это сказки, так что ж никто не проверит, что там? - Слушай больше досужих вымыслов. Надо же кем-то детей пугать, вот и пугают. А башня старая, рухнуть может в любой момент, никто туда тебя не пустит. В комнату вошел король, отчего королева просияла, как медный таз под лучами солнца. - Почему ты еще не в постели? Тебе надо быть готовой... - Говорил он таким голосом, словно этот разговор повторился уже тысячу раз. - Мне все равно! - Значит, вопрос решен. - Так же монотонно продолжил он. - Я сведу принца в могилу. - Пригрозила принцесса, понимая, что уже проиграла. - Твое дело. - Не удержавшись, вставила свое слово Королева. - За долги мною платите?! Король выпроводил королеву и замер рядом со сжавшейся дочерью. И стоял так ровно до тех пор, пока она не начала рыдать от безысходности. - На том и порешили. - Выпрямился он, отчего его тень полностью легла на дочь. Когда он вышел, я обернулась мышью и стала следить за ними, ориентируясь по свету канделябра, несомого слугой перед высокопоставленной четой. Принцесса в это время услышала что-то за окном, но, распахнув его, так никого и не обнаружила. Лишь стража чинно прогуливалась по залитой лунным светом дорожке. Засмотревшись вдаль, она увидела между склонами гор одинокий шпиль башни. Иногда там подозрительно вспыхивали огоньки. Если бы там кто-то и жил, то он давно умер от холода. Черная тень закрыла башню, словно там нет ничего. Ах, если бы этот слух снова спас ее от замужества! Еще один только, но именно этот раз! Ведь уже почти все готово...
10
Короля нельзя было узнать - глядя на него, пунцовая королева держалась за щеку. - Мои предки сжигали изменниц на костре, как ведьм! А я сжалился над тобой! И что? Ты не можешь совладать с собственным отродьем! Ни с одним, ни с другим! - А ты сам? Сколько твоих детей... - Не осталась королева в долгу. - Мои дети служат мне, а не позорят! Если и в этот раз 'воспитание' не поможет, я буду решать, что делать с вами обоими. - Добавил он тихо. Когда я рассказала услышанное хозяину, он довольно потер руки, пообещав виноград позже или завтра. Мне дали к хлебу кусок соленого мяса, которое было очень трудно, но весело жевать. Наверное, многих внизу мой смех испугал: одновременно с ним я пыталась разлепить зубы, застрявшие в мясе, и не захлебнуться слюной, потихоньку стекающей по подбородку... Я напоминала себе дикое животное, жующее свою добычу. Даже встала на четвереньки и, проглотив жесткий кусок, немного повыла для выражения переполняющих меня чувств. Вытье плавно перешло в вой и надрывный сип, будто меня резали на куски: до такой степени мне удалось стать для себя свирепым хищником, а потом с легкостью перевоплотиться в ощущения жертвы, только что мной съеденной. Кое-как собрав себя в кучу, я заползла под одеяло: на сегодня подвигов хватило. Не получив обещанного и на следующий день, вечером, после учения и мытарства бесплотным духом, я человечьими своими руками украла с обоза дыню. Тоже оказалось вкусно, если не грызть вместе с коркой. Хозяин, заметив меня, бранить не стал и даже подмигнул, после чего я сама взяла виноград, стянув его под носом у охраны. - Отстала от своих, цыпочка? - Заметил меня один из них, правда, не успев окончательно повернуть к себе лицом. Я ударила в висок локтем быстро и, как мне показалось, аккуратно, отчего воин повалился на землю (иногда я наблюдала их тренировки и пробовала повторить приемы - недаром). По сигналу с укрепленной среди скал смотровой вышки начался переполох внутри двора, послышался скрип ворот и стук копыт, все засуетились, выбежавший хозяин, успев перед этим шикнуть на меня, кинулся встречать гостя, чье лицо было скрыто черным капюшоном. Тот спешился, и они завели разговор прямо во дворе. Едва успев прокрасться в свою комнату с гроздью винограда и дыней подмышкой, я почти сразу встретилась с темными глазами вошедшего хозяина. Он сухо отчитал меня за то, что я сделала с его солдатом. Все так и должно быть: делать этого не стоило, теперь я буду 'интересно' наказана. Что бы это значило? Опять сюрпризы? Закончив со мной, он распахнул дверь, за которой все это время стоял недавний гость, тоже одетый в маску, но более простую. - Она сделает для вас все, что ни попросите. - Впустил его хозяин и закрыл дверь снаружи. А он ничего и не просил. Все сделал, что хотел, едва не сломав мне руки и обслюнявив всю шею. Приходилось помнить, что это друг Хозяина, который, ко всему прочему, порядочно раскошелился, чтобы попасть в мою комнату на эти сорок минут. Такой боли я никогда не испытывала: физической, неотвязной и ничем не заглушаемой, которая, к тому же, не выпускала из тела, заставляя переживать по-новой, раз за разом, все произошедшее. Учитель явно не за дыню и тупого солдата прогневался. Испугался паники в рядах? Чего? Ох, знать бы, как его одолеть, я бы за совершенное насилие стерла обоих в порошок!!! (И позже узнала!) Неизвестный давно ушел, а я боялась шевельнуться: низ живота и нутро горели огнем весь следующий день. Я слышала, как войско ходит, звенит оружием, смеется перед приближающимся временем наступления. - Сегодня пойдешь к замку бесплотным духом, в прошлый раз тебя едва не заметили. - Хозяин не выказал сочувствия, просто положил ладонь на живот и убрал боль. Ангел-спаситель нашелся... За что ты его пустил сюда вчера?! За дыню? Я же помогаю и никуда не бегу, как ты и велел! - Почему они так обращаются с ней? В чем она виновата? - Неужели он не видит, что мне больно от его бесчувственного отношения ко мне?! Словно я вообще ничего не ощущаю! - Ты о принцессе? - Рассеянно переспросил он, как будто сам не понял. - Так ее давно пора отдать в хорошие руки, раз родители не могут о ней позаботиться должным образом. - Но они действуют против ее воли. - Какая там воля! Она сама не знает, чего хочет, ей все равно. Интересы королей всегда выше ее собственных - и это правильно. Как то, что мои интересы - выше твоих. Ты ведь тоже не знаешь, чего хочешь. Поправочка: ТЕБЕ не известно, чего я хочу, и так пока и останется. - Я тоже в интересах королевства здесь? - Да, но не этого, а того, которое грядет. И ты поможешь прийти новому царству. Поможет и мой друг... И моя маленькая армия. - Он говорил шепотом, от которого приятно бежал холодок по коже. Тут он задумался. - Но моему другу вряд ли стоит знать подробно о своей миссии, он ведь простой человек, напутает еще чего. - Словно в задумчивости он склонился надо мной, глядя на меня, и одновременно видя что-то иное, затем поцеловал. Возникло торжественное ощущение приближенности и погружения в его тайну: хозяин мне открылся, я теперь тоже причастна к его миссии. Было очень приятно весь остаток ночи, не так, как с его знатным 'другом'. Казалось, ради хозяина я смогу все. И пусть ради меня он никогда не сделает того же - главное, он будет мной доволен. Одновременно где-то внутри я старалась сохранить направленность на свои цели. Разворот на задачи учителя грозил мне серьезным успехом в части развития нехороших черт характера. Может быть, мне даже готовили уютное местечко при владыке вместо его таинственного друга. Я держалась от соблазна, утешая себя тем, что сначала постараюсь для поверившей мне Жасмин. Странно, что ее зависимость от меня не раздражала. И не открывала мне пути к ее сердцу для издевательств. Видимо, должно быть что-то, ради чего мне еще стоит оставаться человеком. Не будь рядом Жасмин и ее ахового положения, возможно, я первей хозяина начала бы свою тиранию... Наверное, когда-нибудь, много позже, я смогу по достоинству оценить свой 'добрый поступок'. Интересно, как все пойдет, когда ей ничего не будет угрожать...
11
Дворец в долине приукрасился для встречи тех гостей, которые давненько прятались в башне, тогда как должны были прибыть из-за моря. Хозяин запретил выходить, чтобы посмотреть на прибытие кораблей. В это время принцесса спала, измученная истериками. Мне было велено высыпать порошок в бокал принцессы - это средство должно было ее успокоить. Стоило мне его добавить, как она тут же проснулась от жажды, как меня и предупреждали. Залпом осушив бокал, умиротворенная, Жасмин вновь заснула. Недалеко висело ее нарядное платье. Наши гости (по крайней мере тот, кто доставил мне столько боли) уже прибыли к королю, чтобы завтра участвовать в празднике. Войско, хотя в основной массе все еще пряталось в башне, потихоньку выдвинулось в долину. После того, как принцесса выпила воду, надо было проникнуть в спальню к нашему недавнему союзнику. Кондитеры, а также поломойки и декораторы все еще трудились, не смотря на поздний час. Затерявшись меж ними, огляделась: наверное, самые прекрасные дамы и кавалеры будут танцевать среди этого блеска и роскоши. А глупые и жестокие (жестокие оттого, что глупые) Король и Королева будут смотреть на все это и улыбаться. Принцесса все еще будет капризничать, как обычно, но к моменту появления епископа ей будет все равно - подействует порошок. Тихонько проскользнула в спальню гостя. Без маски он оказался 'красивым', словно ожившая статуя божества. Правда, я не понимаю вкуса тех, кто мог верить в такое 'божество'. Хозяин объяснил, что в дорожном сундуке у принца лежит бумага, которую надо забрать: он не доверяет этому человеку, хотя и называет другом. Что и верно, - тот собирался порвать соглашение, вступив на трон. Пора возвращаться. Хозяин, занятый своими делами, забрал бумагу и запер меня одну. Я ждала его позже, но ни в эту ночь, ни на следующий день он не пришел. После мне принесли богато украшенную драгоценностями одежду, передав требование одеться и спуститься. Говоривший ни разу не поднял на меня глаз. Меня уже ждали.
12
Дворец ликовал. Король и Королева отмечали победу над всеми долгами как над полчищами крыс в подвалах. Хозяин оставил меня одну без присмотра, кто-то подхватил меня и закружил в танце, потом второй, третий... Я попробовала вино, после которого все закружилось еще сильнее, даже без кавалеров. Когда очередной бокал ударил мне в голову, одновременно начался фейерверк на улице. Это было так весело, что я беззаботно рассмеялась, впервые ощущая себя свободной от всего, что было раньше. Но, встретившись взглядом с хозяином, вспомнила, кто я и вместе с кем веселюсь. - Тебе захотелось вина? - В его голосе была угроза. Он отвел меня в разбитый вокруг дворца парк, известный мне уже до тени последнего листочка, вывел с дорожки на траву за игольчатый кустарник, отчего мне захотелось постоять босиком, надавил на плечо, чтобы я встала на колени. Я почти с интересом ждала продолжения, уговаривая тревожное предчувствие молчать и подавляя свое желание исчезнуть вовсе: мне явственно казалось, что этот человек может полностью меня себе подчинить и использовать самым гнусным образом для своих дел. (Чем больше я за ним наблюдала до того, тем меньше мне хотелось ему подчиняться.) Потом, взяв меня за волосы, приставил плетеную бутыль вина к губам и смотрел, как я, захлебываясь, пью. Мелькнуло: зачем он это сделал? Может ли он что-то подозревать на мой счет? О чем он догадывается? Может быть, чем-то я себя выдала? И на коленях стоять я уже не могла: стоило ему меня отпустить, как я падала. Сосредоточиться на его лице тоже не получалось, оно ускользало от меня во всеобщей круговерти, дьявольски улыбаясь. Неожиданно я увидела мир его глазами. Остановившееся, мертвое движение Черного Солнца в ослепительном сиянии короны. Он давно ничего не испытывал, забавляясь с людскими судьбами, используя всех как инструменты, перестававшие быть нужными после того, как его дело завершено. А меня он собирался использовать как живой экспонат: если ему удастся заполучить мою душу, то он станет всесилен. Увидев себя его внутренним зрением, оценила исходящую от меня угрозу, такую заманчивую и настораживающую его... Вот почему он вел себя по отношению ко мне очень вкрадчиво, потихоньку приучая к тому, что он прав. Так наивно было думать, что я интересна ему сама по себе, без вот этого внутреннего стремления к коверканию всего и вся. Видимо, мое оцепенение его остановило, он ушел, оставив меня одну. Часы пробили, но я не смогла сосчитать, сколько, сбилась после шести ударов. Близилось хмельное венчание. Остались какие-то штрихи: принцесса и этот полубог... Все безостановочно плясало, как на углях, иногда проскальзывало Черное Солнце, манившее меня, обещавшее свободу от здравого смысла, меня сдерживающего... Но я не вслушивалась, так как хозяин уже шел ко мне. Он поднял меня, заведя руку за спину, и потащил в гущу народа, требуя томно улыбаться, а не скалиться. Горели белые свечи, звучала трогательная мелодия... Орган стоял в очень отдаленном помещении, где-то под землей. Сила звука инструмента была такова, что всех рядом с ним сдуло бы напрочь. А так, на высоких аккордах, половина народу вздрагивала, глядя себе под ноги, а вторая - хотя бы просыпалась. Дурман был повсюду, никто, похоже, кроме колдуна и его пособника, не замечали подозрительного оживления людей в форме. Двое уже стояли перед алтарем. По другую его сторону епископ зачитывал полагающееся ритуалу обращение к жениху и невесте, правда, тоном, каким детям поют колыбельную на ночь. Меня тоже стало клонить в сон, никакой орган не спасал. За спиной священнослужителя восседали Король и Королева, как можно более довольные. Все сгрудились вдоль дорожки к алтарю, кое-кого вино уже свалило с ног, но это никого не смущало - осевших от усталости потихоньку выносили на свежий воздух и постилали на травке. Хозяин воспользовался моей рассеянностью, поселился в моей душе и направил ее силы по своему усмотрению. Войско уже было в городе, стекаясь все ближе ко дворцу. Стража перебивалась с немыслимой скоростью и жестокостью. - Ради чего все это? - Спросила я. - Не ради этих людишек. Я посмотрела на принцессу: она стояла, понурив голову, ничего не замечая вокруг. Тихий шепот 'помоги' проскользнул в голове где-то за тенью, похожей на плащ, учителя. Странно, что я его вообще уловила, а услышал ли хозяин? Я внимательно присмотрелась к ней, стараясь почувствовать то же, что и она, словно продираясь через стену сильного ветра, дующего в лицо. А потом граница между нами лопнула, и я смогла из глубины своей души заглянуть в ее: она металась в клетке, созданной хозяином, стуча кулаками и беззвучно крича. Сонный порошок изолировал ее, мешая ей обрести контроль над собой. Она хотела бежать, но не могла сделать и шагу. Хотела кричать - ее губы были плотно сомкнуты. Она видела, что происходит, но не верила своим глазам. Епископ настоятельно требовал ее согласия. За каждой дверью этого 'да' ждали сотни воинов, а внутри - и хозяин, и королевская черта, и жених. А Жасмин только и смогла, что тихо прошептать... - Тая. Ее жених, приняв имя за согласие, повернулся к епископу, побелевшему от ужаса: его испугало, как девушка в маске, схватив за одежду замешкавшегося мужчину рядом, бросила его к противоположной стене - через себя, чудом не сломав вывернутую за спину руку. - Тая! - Звучало в моей голове. Принцесса все еще стояла, как статуя. Несостоявшийся король, прикрываясь ею, выставил против меня свой меч. Я сомкнула ладони с громким хлопком, не обращая внимания на хлынувших внутрь вооруженных людей, и резко отвела правую руку в сторону, тем самым убирая 'полубога' с пути: в колдовстве у меня все учителя были сплошь мастерами своего дела. Колдун-учитель приказал хватать всех без разбора, началась беспорядочная стрельба по паникующей знати. Я подбежала ближе к принцессе, с трепетом ожидавшей развития событий за ее спиной: она могла видеть лишь белые лица тех, кто был за алтарем. Гости отходили, уступая место бесконечному количеству вооруженных наемников. Колдун вышел на середину и попытался управлять и мной, но теперь это было смешно и невозможно. Выпавшая из рук короля держава моими стараниями, как пушечное ядро, ударила в толпу за спиной колдуна, сбив, при этом, жениха. - Ты принадлежишь мне! - Пытался колдун подавить мою волю, но принцесса нашла мою руку и сжала ее. Все встало на свои места. Я, едва не потеряв ориентир, снова его обрела. То, что дернулось внутри на помощь учителю, с той же легкостью обратилось против всех: внутренняя жажда разрушения была безлична, 'своих' для нее не существовало. Зато существовало с некоторых пор для меня. - Уничтожить! - Отдал он приказ. Плотное кольцо сжималось на глазах, но к всеобщему удивлению, стала подниматься королева. Я, почувствовав движение, обернулась, помощник колдуна натянул тетиву лука, целясь мне в спину. Она только открыла рот, а я уже знала, что она скажет. Не дожидаясь этого, я распустила крылья, не обращаясь полностью в летучую мышь, перехватила принцессу и, с первым взмахом, вырвалась на воздух. Стрела, пущенная помощником, не позволила королеве произнести мое имя, угодив ей прямо в сердце.