© Мишина Надежда
Сфумато Мефистофель.
1
Это слова на обратной стороне холста. В принципе, они могли бы ничего не значить. Могли бы. Но что-то значили.
"Сфумато" - стиль написания, характерный для Да Винчи. Мефистофель - известная фигура, которая никак не вяжется с Да Винчи. Я бы не
обратила на них ни малейшего внимания, если бы эти слова не слишком явственно складывались из выступов нитей и проступившей на изнанке краски - холст был
староват и местами обветшал, как если бы кто-то постоянно прикасался к одним и тем же местам изображения и натирал их, как нос у бронзового памятника. Их,
капли и нитки, можно было ощутить пальцами, как шрифт Брайля для слепых или, в конце концов, как точки из детской книжки, которые соединяют линиями.
Я бросила биться над загадкой довольно давно, холст тоже потеряла... И все-таки - их кто-то сделал. Так какой стороне картины верить?
Лицевой или оборотной?
Сфумато. Неясный? Мнимый Мефистофель? "Фауста" перечитать, что ли?
А может они все же ничего не значат, эти слова?
2
Кто-то же задал этот вопрос! Но кто? Или он сам собою возник? "А что ты будешь делать, когда таблетки от головной боли перестанут
помогать?" И что тогда? Медные копья в виски? Молитвы за упокой бренного мозга, хлюпающего извилинами, как простуженный нос - соплями? Нет, этот вопрос
возник сам, но так и не дал на себя ответа...
Чёртов Мефистофель, вот ведь привязалась фразочка. Умею ли я слушать? А читать? А читать между строк? Может (опять-таки, только
вероятно), если бы (сослагательное наклонение) я увидела ту картинку вновь, я бы все поняла, но я ее потеряла в одном из "культ-походов".
Зверею, но читаю Гёте.
Сфумато... Ускользающий Мефистофель? Верткий. Скользкий. Таинственный. Что мне сделали бедные Да Винчи и Гёте, что я уже просклоняла их на
все лады?!
За дымкой тумана скрывает свой лик
И змей искуситель, во тьму проводник.
И талой росою скользит по щеке
Бесшумная лодка на бурной реке.
Стихи? Давно это у вас?
- Сфумато, Мефистофель!
Звучит как "Защищайтесь, сударь!" и "Гюльчатай, открой личико" одновременно. О-о-ох.
Как картину приобрела - помню. В бытность шатания по дискотекам дело было: вывалились с утра из клуба, а тут старичок дорогу преграждает
- купи и все тут. Рублей за пятьдесят отдал и спасибо сказал. Тьфу. Сказала же, со стихами завязываем.
3
Ночной кошмар выдернул из сна организм и бросил к раскрытому окну: то ли глотнуть свежака, то ли выброситься. Искушаешь, Мефисто?! Катись
ты. И спасибо, что разбудил. Не исключено, что сон - тоже твоих рук дело, как и головные боли, достающие с самого утра, и исчезающие картины с твоим
светящимся лицом...
Снится одно и то же: на дикой скорости летя по краю дороги, натыкаюсь на препятствие - и меня выбрасывает на дорогу. Она переполнена
грязью, снегом и солью, по ней пролегают две глубокие колеи, как после прошедшей тяжелой фуры. В одну из них я и приземляюсь. Вся эта каша едва не попадает
мне в рот, однако я увязаю в ней, как в трясине. А со спины на меня несется внедорожник, на чьей "морде" установлены всякие железные финтифлюшки вкупе с
впечатляющего размера рогами быка. Свет фар - как из гляз разъяренного тура. Не хватает перестука копыт, но его с успехом заменяет рев двигателя.
Скорей бы уже задавил, что ли, а то и грязи наедаюсь, и не высыпаюсь... Раз за разом эта дьявольская машина снится мне перед самым
пробуждением. Точнее, иногда кажется, что она-то меня и будит.
Растянувшись на ковре, уговариваю сердце биться тише, а то разбужу...
Впрочем, он уже проснулся и смотрит на меня. Я даже знаю, о чем он думает. Но это тоже уже не важно. Можно было бы облегчить ему жизнь и
самой его выгнать (чего он, сдается мне, ждет с нетерпением), но я не в настроении для таких подарков. Тем более - ради "этой" делать ему такое одолжение...
Смотрит, того и гляди - заговорит человеческим голосом. Юродствую про себя, поднимаясь и направляясь в ванную. Окликает. Оборачиваюсь. Он
что, всерьез рассчитывает в этой полутьме понять мой взгляд? Ну, давай! Скажи! Ты ведь не любишь ее! Ведь так?! Я это лучше тебя знаю, уж я-то не
обманываюсь. Но и со мной тебе тяжело. У тебя ощущение, что ты постоянно борешься. Причем не со мной, а из-за меня - со всеми. Вроде, и предъявить мне
нечего, но больно уж я для тебя тяжела.
Так ты думаешь, но опять задаешь этот глупый вопрос. Да, конечно, со мной все в порядке! Лучше, чем с тобой. Подождешь, когда заткнется
твоя совесть или сам заткнешь ее наконец?! Говорю из всего того, что думаю ежедневно о его поведении, только сотую часть. Впрочем, он знает, о чем я молчу.
Дохожу до ванной и умываюсь холодной водой. Что было бы, если бы я действительно бросилась в окно? Горевал бы? Мучился? По первости - да.
"Эта" бы его быстро утешила. И быстренько родила следующего, ага. Во утешение, а как же! Только чегой-то она не придет просить, чтобы я
оставила его и они спокойно бы поженились? Потому что знает, что не я его тут держу. Боится он за меня, почему-то, за мою неуравновешенную, творческую
психику. Или просто - гордая. Рожать вне брака - не гордая, а просить - гордая. Хочет, чтобы сам пришел. Пусть хочет дальше.
Удивительное свойство - спрашивать и отвечать за других. Мне и вопросы-то не нужны. Скоро подойду к некой грани. А за ней?
Мефисто, к чему ты меня толкаешь?
4
Утром он молча начал собирать вещи. Ничего не говоря, выложил свой ключ. К этому знаковому событию мое сердце подошло со спокойствием
коматозника, оно уже с месяц медленно умирало, так что этим - происходящим - удивить его было сложно.
Вот и этот отказался от меня. Передавила, пережала? Не исключено. Но ведь я права. И мне не хватило, в очередной раз, гибкости. Или ему -
духу, чтоб узнать, какая сила толкает меня к окну ранним утром. Я так и не спала после экстренного подъема. Похоже, он тоже. Ему хотелось бежать к "этой",
забыть всю эту давящую ответственность, которую надо было нести не за кого-то, а за самого себя. Значит, не наигрался.
Автоматически собралась, вышла. Поняла, что рано приехала, только тогда, когда охранник открыл дверь и по-человечески предложил кофе.
Пили молча, ничего друг другу не говоря. Так же молча уединились в его каморке, потом пошли по своим делам. Мы редко так поступали, но это не в оправдание,
это в подтверждение отсутствия вообще чего бы то ни было между нами.
У нас новенький. Мальчиш-плохиш, якобы. Типичный. Тут же стал всеобщим любимцем, как весьма смышленая крыска в лаборатории. Кто я такая,
спрашивал у остальных, а не у меня. Иногда косился, но знакомиться не лез - наверное, отсоветовали.
- Ну, как там Мефистофель? Препарировала? - Совершенно не обращая внимания на мое покойницкое выражение лица приветствовал меня
руководитель нашей "творческой группы".
- Нет пока. - Уклончиво ответила я, ковыряясь в бумагах без особого энтузиазма. Честно говоря, я уже минуту не могала вспомнить, что я
там ищу.
- Ты ищешь паспортные данные "Иванова Иван Иваныча". - Подсказал коллега. - Я тебя попросил, как последнюю, с ним работавшую.
Улыбался он сочувствующе.
Видимо, новичка в обед ввели в курс дела. Есть, оказывается, у нас один сотрудник, у которого явные проблемы с головой. Догадайся, кто
это? Ага. Так, она практически безобидна и местами полезна, если, конечно, не... И вот тут ему показывали список а ля "животное с рук не кормить", составленный
кем-то то ли в шутку, то ли для предупреждения остальным. Несколько пунктов, я их читала давным-давно, с основной симптоматикой дней, в которые лучше
держаться от меня подальше. Они не были лишены логики, но, на мой взгляд, могли быть применены к любому творческому человеку.
Руководитель осыпал меня поручениями, "ценными" и "особо ценными". Первыми надо было заняться "как только - так сразу", а вторыми "сразу,
если не вчера".
В девять вечера я оторвала глаза от монитора - кто-то отвлек. Меня настойчиво просили уйти домой. Поплелась, куда было велено. Охранник
проводил меня взглядом и словом и запер дверь. Уже другой. Предыдущего уволили. Он, видите ли, пускал обо мне нехорошие слухи в среде работников и общих
друзей. Надо же, какое удивление, а чем плохим я отличаюсь, кроме обычных странностей? Ах, я с ним спала! Я-то? Ага, ищите дураков, он мне редкие книги из
библиотеки таскал, с буквицами.
5
Странное создание на грани помешательства. И вместе с тем - неизъяснимо очаровательное и монолитно твердое. За такие души стоит
потягаться. Только Фауст с Гёте ни причем, не этим двум, уж точно, открывать тайны, которые они не поняли.
"Моя! Моя!" - Готов кричать, бывает, еженощно,
Но с блеском утра тают, словно дым,
Надежды овладеть запретной мощью
И насладиться телом молодым.
Иногда я ее кляну, иногда ею восхищаюсь. Она дала мне свободу, но отказалась от моих даров. Я иссушаю ее сердце и ломаю зубы о ее волю.
Ей ничего от меня не надо, хотя я могу дать ей многое, но, пока она зовет меня злом, то и идти моими тропами не хочет. Я обкрадываю ее со всех сторон, но
нахожу в своих ладонях дохлых мотыльков.
О, как же жалок человек,
И, в милосердье забываясь,
Он коротает долгий век,
Ежеминутно изменяясь.
Но чехардою голосов
Меня, сын божий, не обманешь!
Я отворю ее засов!
Ты (слышишь ли?) моею станешь!
6
Муть сознательной эволюции. Смешно звучит. Эта сознательность, вкупе с эволюцией, вбивают гвозди в распятое тело. Ну уж нет, больше я на
это не поведусь: никаких стихов! Но ритм иногда проскакивает... На этом "пути" главное, о чем надо помнить в моменты "утеснения", - они не навсегда. "Навсегда"
- это от дьявола. Тьфу ты, невежества! Нет никакого дьявола, а если и был, то сдох от скуки и похоронен в Ватикане. Или веселится, не просыхая. Найти бы ту
картину и заглянуть в его подернутые дымкой глаза.
Поверхностно пролистала "Фауста", вчитываясь лишь в те строки, что относились именно к нему. Сдается мне, весь Мефисто - персональный
дьявол-гид Фауста по материальному миру. Именно материю связывают с тьмой... С чего все началось? Наелся ли Фауст схоластикой, не знаю, но его опыт познания
был бы не полон без второй стороны нашего двойственного мира. Не удивительно, что Господь вверил дока чёрту: негодится Солнцу быть проводником в ночи, иначе
и не ночь она в принципе. Не удалось Фаусту отсидеться в светлой добродетели. Как я его понимаю! Пора прогуляться по темной стороне своей души...
Ф-фух. Тяжело. Не уж-то и ко мне преставили этакого экскурсовода? Тоже мне честь. Пока картина была у меня, никаких подвижек не было в
эту сторону. А теперь вот, поди ж ты, вспомнилась.
Сижу дома, как кролик в норе, и вылезать не собираюсь. Да и не зовут. Новенький внушает опасения. Не то, чтобы он был мне подозрителен,
просто... Наверное, это от переутомления. Допиваю сок со льдом. Не могу сосредоточиться на медитации, поэтому поворачиваюсь на бок и засыпаю.
Вскоре стала замечать воровство идей. Пропадают. И находятся, правда - в чужой голове. Все бы ничего, на здоровье, но следом за идеями
кочуют беспризорные стада денег клиентов. Суммы заставляют задуматься. То, что я "прозрела", безмерно обрадовало некоторых, кто уже заметил ситуацию.
Слегка опазадала, но клиент уже здесь. Один из тех, кто ну очень хорошо платит, но при этом очень качественно достает. А новенький,
Вадим, кстати говоря, уже его "окучивает". Подождала в коридоре, наслаждаясь тем, как Вадима "парят" по полной программе, а ему и сбежать не удается - он
остался в рабочей комнате один, остальные быстро сгинули в неизвестном направлении. Я их нашла в кабинете директора, где все, включая его, просто
наслаждались звуками перемалываемых мозгов нашего нового "рекомендованного специалиста".
Далее, пошла настраивать наш маленький кинозал. Только после того, как готово было все, зашла за заказчиком.
- Все готово, мил человек. - Приветствовала я.
- Как договаривались, пожестче?
- Конечно.
Ему надо было протолкнуть ручки на рынок. Престижные, дорогие. Товарищ любит употреблять слово "элитные", хотя сам еще только метит в
элиту. Но они малоизвестные и их надо было заставить покупать всех. Особенно тех, кто, как он, хочет казаться, а не быть. Впрочем, оставим это на его
совести.
Суть ролика сводилась к тому, что важный, но нудный клиент все никак не может закончить говорить. И договор на столе, и уже ручку, ту
самую, вытащил уговариваемый персонаж. Клиент пододвигает контракт поближе. А, назовем его директор, ставит роспись и, вместо точки, втыкает перо в стол,
прокалывая бумагу. И здесь показывается крупно лицо клиента, создается впечатление, что вместе с бумагой ему и руку продырявили. Полное моральное
удовлетворение "директора" после "промывки мозгов". Далее показывают ручку, торчащую из стола. Перо ничуть не погнулось.
Смотрю на лицо моего клиента, молчу: не намекать же ему, что сам хотел именно так, броско. Много у него было претензий к тому, что
слишком женственно, технологично и безлико представляют его ручки.
- Хорошо. - Наконец, выдавливает он, поднимаясь. В глаза не смотрит. Узнал себя? Заберет деньги?
Скользнула взглядом по лицу Вадима. Озадачен. Мой начальник потом пожал мне руку и передал подарок - ручку в футляре. Чуть выдержал
момент, вынул подписанный контракт.
- Учись. - Бросает он Вадиму, двусмысленно скалясь.
В пятницу засиделась: занималась своим проектом. Скидку мне сделали, на услугах дизайнеров я, считай, сэкономила - дали им меня в
нагрузку. Все остальное - оплачивала сама. Кое-где подключалось издательство. "Ять" стала весьма раскрученной, хотя все меньше имела ко мне отношение. Вот
этот-то проект я держала в наибольшем секрете: все в голове, до малейших деталей на обложке, до любого шелеста страницы. Когда все готово - сделать на раз и
в понедельник сдать. Иногда я и субботу, и воскресенье проводила здесь, на работе. К этому уже привыкли, если я, конечно, никуда не пропадала вообще.
К моему удивлению, в субботу здесь появился еще кое-кто. Вадим.
- О, я не один. - Улыбается и проходит, как к себе домой. - Будет клиент в двенадцать и до часу, оставишь нас?
- Нет.
- Почему?
- В будни не ухожу и в выходные не собираюсь.
- Да ладно, не будь врединой.
- Это мое природное свойство, не могу же я изменить себе ради твоей очередной победы.
- Брось ты!
- Если тебе, кроме обаяния, взять нечем...
Пререкания, понятное дело, ни к чему не привели. Я упорно штрих за штрихом побеждала материю, подстраивая ее под картинку в голове. Все-
таки я не компьютерный маг, бумаги на эскизы извела немеряно. Вадим не оплошал с дамой, надо сказать, но удовольствия личного характера я его лишила.
- Можешь ведь, даже когда не хочешь. - Подала я голос из-за монитора. Перед глазами от усталости плыли круги, но я продолжала воевать -
карандашами, бумагой и тэ дэ - с неповоротливой реальностью.
- Чем я тебе не угодил? Чего взъелась? Никто не запрещает и остальным работать в выходные. - Он ушел курить.
Сказала бы, что бесит, да где тебе, дураку, понять. Я задумалась, подошла к окну и настроилась. Когда он вернулся, намеренно пересеклась
с ним взглядом. У него стали ватными ноги, в ушах появился шум, голова едва не закружилась.
- Все в порядке? - Закончила я осмотр быстрее, чем он пришел в себя.
- Да. Почему ты так на меня смотрела?
Пожала плечами: чёрт его знает.
Или не он?
Дома стала анализировать увиденное, но это было в воскресенье, поздно вечером. Я не была уверена, что выключила компьютер и удалила все
"улики" своего творчества.
Тихий шепот. "Ведь это я тебе такую силу дал...". Стих не запомнила, но ритм знаком до боли. Нет, только не это. Это ритм тех странных снов
и разговоров с чёртом. Остановиться. Что же я увидела в этом Вадиме? За всей этой гордостью и спесью, оказывается, есть душа. Причем, основательно
замурованная. Она окатила меня такой бурной радостью при встрече, что я опешила. Но душа "глубоко под", он ее почти похоронил. Лезть не хотелось, его дело.
Пусть ворует идеи, как-нибудь и это решится. И воевать на его "поле" тоже не хочу.
На завтра никого нет. Выспаться? Да, пожалуй. Темная тишина во сне обеспокоила меня еще больше, чем убийца-внедорожник. Я все
прислушивалась, нет ли во сне знакомых звуков двигателя. Лучше надоевший, родной кошмар, чем таящееся в глубине темноты ощущение близкого перелома. Теряется
ощущение, что я всего лишь человек.
Во вторник и среду мне никто ничего не сказал, но в четверг они не вытерпели, и потребовали ответа: почему я говорю стихами?
- "Фауста" начиталась. - Отшутилась я.
- Мефистофель охотится за твоей душой? Опять? Сколько можно! Хорошо, что тебе есть на что жить, а то с таким отношением к работе...
- Да, это хорошо. - Перебила я, пресекая дальнейшие пересуды. Когда стану мешать или на мое место найдут нового, более творчески
продуктивного сотрудника, тогда и уйду. Хотя, может быть, это и есть Вадим.
С ним, тем временем, начались метаморфозы: у него действительно "всплыл" талант - он практически ВИДЕЛ то, что от него хотели добиться,
словесно описывая идею. Воровать он прекратил, развернулся, завоевал доверие - и все это в месячные сроки. Шутили, что он работает свою "ставку" и половину
моей. Но я значусь на нашем сайте как "собственный проект" - мол, плохого не посоветуем. А он лишь штатный профи в стадии внутренней ломки. Смотрела на него,
как на себя в зеркало. Неужели и меня так изнутри выжигает?
- Ты присмотрись к нему. - Сказал как-то руководитель, когда я ему сдалава отчет.
- В смысле? - Не поняла я, вся находясь в каких-то своих выкладках.
- Мне все кажется, что у вас один чёрт на двоих.
Он не улыбался. Как обратить все эти намеки в шутку?
- Не смешно. - Не получилось у меня. На этом мы попрощались.
Сны. Головная боль. Сфумато. Сфумато - близко к ественному, рассеянному освещению. Очень жизненно, человечно, я бы сказала. Человечное
изображение чёрта? Свой "Мефисто" в каждом из нас?
Бассейн. Не думать. Физические нагрузки, магазин, мельком увиденный "бывший" с "этой". Хорошо смотрятся вместе. Так, я уже в магазине,
где кошелек?
- Помочь?
Вадим улыбается и помогает откатить тележку от кассы; у меня слабовольно опускаются руки.
- С чего это ты... вдруг?
- Ты ж без машины. Отвезти?
- Да, было бы неплохо. Если ты... не торопишься.
- Я сейчас. - Он расплачивается за себя.
В полнейшем недоумении иду за ним, он катит две телеги, мою и свою.
- Чего отстала? - Бросает, не оборачиваясь.
- Да нет, здесь я, следом. Иду.
Чувствую нарастающую неловкость. Быстро покидала все в пакеты, закинула в багажник, села и рассказала, куда ехать. Всю дорогу молчали.
"Спасибо" на прощанье.
Сны снились. Все тот же ужас.
7
Такая непонятная и близкая,
Ты хочешь устоять перед огнем.
Душа твоя, невыносимо чистая,
Мне на беду, не молится о нем:
Любви чужой давно не ищешь;
Религии тропинки - не твое.
Ты волком одиноким тихо рыщешь,
Не различая ни добро, ни зло.
Тебе не надо ни от бога, ни от дьявола
Ни помощи, ни денег, ни любви:
Ты ищешь свет, природой спрятанный
В частице каждой твоей бешеной крови.
О, милое, мое упрямое дитя,
Я в каждой тени прячу лик,
И путая, и вдохновляя, и шутя.
Запомни: только я - твой проводник.
Нет страха тьмы или моей персоны,
Есть только страх, который так знаком!
Но ведь и мы с тобою ТАК знакомы,
Однако ж я как будто под замком.
О, не сдавайся: тоже наслажденье
Как бабочка противится огню.
Приду в твой сон и в ноту пробужденья
Опять твой крик испуганный словлю.
8
Хорошо, что живу одна. Распугала бы всех воплями. Никогда такого не было. Неизвестность пугает. Что по ту сторону темноты, льющейся из
сердца?
Вновь откидываюсь на подушку. Иногда себя смертельно жалко.
Озарение. Картинка сгорела: одна ли она была в своем роде? И кто ее рисовал?
Сфумато. Неточность линий и плавные переливы света. Расфокусировка... Увидеть ауру можно, если не концентрировать взгляд: неуловимая истина
избегает прямого взгляда. Потерла лицо, пытаясь проснуться окончательно.
Так жги, раз властелин огня,
Раз ты ему хозяин!
Зачем ты слушаешь меня,
Холста тюрьмой снедаем?
Оказывается, я опять задремала. Не с этих ли слов картинка вспыхнула, дав свободу Мефистофелю? Босыми ногами прошлепала в ванную, потом
начала собираться на работу.
Откуда-то образовалась очередь: заказчики шли один за другим вереницей. Не успела поесть за весь день ни разу. Под вечер сидела в
полнейшей апатии. С "обязаловкой" на следующую неделю вошел руководитель. Мне досталось разгребание архива - мы после переезда все досье так и не удосужились
разобрать.
- Ты домой идешь? Смотреть больно, где твой автомобиль?
Я уже открыла рот для ответа в духе "О чем вы? Я не водила никогда", но лица сотрудников и без того стали удручающими, не стала их совсем
уж ошарашивать. Они уверены, что я вожу автомобиль...
- Не помню. - Выдавила я, холодея от ужаса. Вспомнились страшные слова "прогрессирующая амнезия" из одного мужского журнала.
- Как это?! Ты же так радовалась, что в Торчковицы удачно съездила на Новый Год! А теперь - не помнишь?
Они уставились на меня, со всех сторон - словно под прицелом.
- Ладно, скажи честно, твой, который со шрамом на лице, случайно не стукнул тебя по голове и не угнал его?
До этого работавший Вадим, и тот обернулся, подозрительно меня оглядывая. Я положила ладони на стол, стараясь дышать как можно
размереннее.
Со шрамом? Я таких и не знаю.
- Не хочешь, не говори. - Тактично прикрыл тему руководитель, видя мою неадекватную реакцию.
Я умею водить? "Мой, который со шрамом"? Я три месяца и два дня ждала, когда свалит нынешний "кавалер ордена здорового эгоизма", так
когда же был этот, со шрамом? И уж тем более хотелось бы знать, когда я его на работу приводила?
- Бред какой-то! - Высказалась я, подозревая у всех совместные галлюцинации.
- Вот и я о том: и как тебе удалось так резко бросить курить?! - Зашел в рабочую комнату еще один сотрудник, не заставший звучавшего
ранее разговора.
- Зайди ко мне. - Пригласил руководитель.
Наверное, я с застывшим взглядом была похожа на чебурашку. Глазки-пуговки, ротик - ниточка, ушками - хлоп-хлоп.
- Можешь, наконец, объснить, что с тобой?
- Я не знаю.
- А кто знает? Я? Ты беременна?!
- Нет. - Этот вопрос подавил меня еще больше, хотя куда уж дальше: я еще, оказывается, и курила... Слезы потекли сами, без спросу и
разрешения.
- Что, сбой в нормальной жизни, о которой ты так мечтала?
- Что?! - Встрепенулась я, подняв голову.
- Кофе иди выпей, говорю. И в архив. Еще не хватало, чтобы ты расклеилась.
- Да вы и не заметите, если я...
- Заметим. Заметили же, что ты лишь месяца два, когда пришла к нам из редакции, только-только в себя пришла, расцвела вся.
- Редакции? - Обернулась я уже в дверях.
- Сходи-ка ты к врачу. Все равно, если пропадаешь, когда вздумается. - Сухо заметил он и уткнулся в свои бумаги.
Пока дрожащими руками делала кофе, все пыталась сбросить противное ощущение, что вопрос о нормальной жизни задал кто-то третий, кто был в
кабинете. Или у меня в голове.
Что же со мной случилось? Что со мной было? Я однажды просто проснулась другим человеком, раз не помню ничего о себе? Или это уже
шизофрения? Чашка дрогнула в руке, но я ее удержала. Значит, я больна...
9
Я буду говорить с тобой твоим же языком,
Пускай по-твоему я мал и силой обделен,
Но вместе мы вдвоем желаем одного:
Чтоб от тепла ее души не стало ничего.
Готов свою тебе отдать в залог других имен.
Я, Человек...
Задумался, подбирая слова.
...отныне я тобою подчинен.
Во имя дел, другой судьбы и благ, конечно, я
Клянусь служить. Теперь твоя вовек душа моя.
Стихи не писались, ритм был, но слова впечатываться в него не хотели, хоть режь. Но что-то в этом было: детское обращение к дьяволу. Ну,
уж если он и сатанистам не приходит, то при эдаком стихоплетстве тем более бояться нечего!
Но холодок все же пробежал по спине: может, сатанисты еще не в курсе, что с ними?
Постоял еще над столом, затем скомкал лист и выбросил в мусорку.
- Идешь? - Спросил коллега, на ходу доставая сигареты.
- Вадим! Зайди потом ко мне. - Донеслось из кабинета начальника, когда они проходили мимо.
10
Они слышались как духи. Во сне Мефистофель утверждал, что это они и есть.
- Она меня раньше узнала, поэтому не будем нарушать последовательность! - Сказал один.
- Отлично: начать воспоминание с энергетических кишок на руках! - Резко ответил другой.
- Ну и что? Зато сразу поймет, кто она. - Поправил первый.
- Прекратите оба! - Подал голос третий, перекрыв своих оппонентов. - Дайте ей решить, как жить. Нельзя недооценивать сознание, даже
расщепленное.
- Овощ. - В сердцах заявил кто-то из них, и голоса стихли.
- Это духи?
- А кому же быть?
- Мефисто? - Уточнила я, правильно ли узнала присутствующего.
- Именно. Ты рада?
- Твой лик размытый нелегко забыть,
Но мне такого счастия не надо.
- Я даже не обижен, но (позволишь?)
Хотел бы оставаться невидим.
- К себе домой, в мой сон, приходишь,
Но ведь тебя никто не пригласил.
- Нет, ты звала.
- Не правда, лжешь, лукавый.
Хотела знать лишь, что ты натворил?!
- Я дал тебе, о чем всегда мечтала:
Я "как у всех" судьбу тебе открыл.
Проснулась среди ночи, мокрая, трясущаяся, как левретка на морозе. Сначала никак не могла согреться, потом - остыть. Остаток ночи провела
на ногах. Когда уже чуть начало светать, решительно села за стол, положила лист бумаги и начала писать, периодически поглядывая на часы: боялась опаздать.
Костры инквизиции уже не пугают,
Огнем очищение - вот дьявола суд!
Пока сонмы лжи саранчей налетают,
В негодность костры никогда не придут.
Пускай рассыпаюсь я пеплом по ветру,
Да только тебе меня не удержать:
Возьми в свои лапы исчадие света -
Ты будешь со мною сгорать.
Чего ты так жаждешь, чего так желаешь?
К себе душу Света привлечь?
Ты, чёрт, право, глуп: к себе завлекаешь
Свою же погибель и смерть.
Написала, сижу - жду. Лист словно бы в раздумьях, отвечать или нет. Уж не знаю, сработает ли этот метод, вроде как, до этого только во
сне говорили. Чем чёрт не шутит...
Едва подумала последнюю фразу, как нехотя, якобы с изнанки бумаги, стали проступать слова.