Мирошниченко Никита Поликарпович : другие произведения.

Юность (Роман)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Автобиографический роман "Юность" - дань памяти студентам Одесского университета 1941 года выпуска, принявшими на себя основной удар немецко-фашистских захватчиков. Литературно-художественная реставрация содержания уникального духовного мира элиты советской молодежи и особенностей его формирования.
  ЮНОСТЬ
  (Роман)
  П.Я. Мирошниченко
  
  Памяти друзей моего детства Юрки Сенявина и Мишки Шахворостова, погибших в Великой Отечественной войне, посвящаю.
  
  ЧАСТЬ I.
  
  ГЛАВА 1.
  
  - Мир полон красивых женщин, - сказал Васька.
  - И дураков, которые не знают, как к ним подступиться, - дополнил его друг Сергей.
  Сквозь шутливость в голосе Васьки слышалась праздничная приподнятость, и слово "женщин" он произнес сочно, с "шиком", как нередко стараются говорить чистые юноши, втайне благоговеющие перед манящим и таинственным понятием "женщина".
  Сергей сделал свое дополнение с легкой назидательностью, которой он забыл придать шутливый характер, и несколько рассеянно, не выходя из потока своих мыслей. Снижать пафос своего друга сентенциями подобного рода, видимо, давно уже стало его привычкой.
  Они подходили к празднично освещенному яркими огнями корпусу университета, где сегодня был первомайский бал-маскарад. Это событие будоражило студентов всего города, так как в университете были самые интересные девушки (также как в Водном институте - самые интересные ребята).
  Оба друга были возбуждены самыми радужными ожиданиями. Уже слова "первомайский бал-маскарад" таили бездну неизведанных и восхитительных удовольствий. Будет множество по-праздничному красивых девушек, в маскарадных костюмах, в масках, и будут танцы - со всем их магическим и привлекательным для молодости значением.
  Но друзья по-разному ожидали радостей бала.
  Васька вот уже несколько дней был окончательно и безумно влюблен. Он теперь совершенно ясно увидел, чтo то, что казалось ему любовью к Клавке (как он теперь называл ее) Федосовой, была вовсе не любовь, а просто так. У нее совсем ничего особенного нет. Он, собственно, это все время понимал. Ну, ходили по вечерам, болтали, смеялись, даже целовались в темном парадном. Но теперь об этом даже вспоминать не хотелось. Это, конечно, типичное не то. А вот теперь он понял, что "влип" по-настоящему (ему и слово это - "влип" - нравилось, в нем был радостный для него трагизм безумной и безнадежной любви, ибо всякая истинно безумная любовь - любовь безнадежная). За эти несколько дней он, проявив массу ловкости и тонкой змеиной хитрости, выведал множество очень важных сведений о ней. И чем больше он разузнавал подробностей о Тане Гаевской, первокурснице филологического факультета, тем сильнее чувствовал, что он влип. Особенно его волновали сообщения о том, что и тот в нее влюблен, и тот, и тот. Когда Васька узнал, что у него много соперников, он понял, как он отчаянно влюблен. Но ему так и не удалось еще выведать самое главное - есть ли среди них ее избранник. Идя на бал, он и надеялся, во-первых, решить этот вопрос жизни и смерти и, во-вторых, познакомиться по-настоящему с ней.
  Васька был парнем 176 сантиметров роста, широким в костях, с большими кистями рук и ногами в туфлях 42 номера. Пошитый по моде коричневый в искорку костюм не мог скрыть его сильной, хорошо физически развитой фигуры, которая выглядела бы тяжеловатой, если бы не та легкость размашистых и точных движений, которая обнаруживала в нем спортсмена. Его манера при ходьбе ставить ступни параллельно и захлестывать назад кисть расслабленной руки говорили о том же. Лицо у него было круглое, с нежной, розоватой кожей, на щеках и верхней губе только начинал пробиваться светлый пушок. На этом лице со вздернутым остреньким носом, свежими губами, светлыми бровями и такого же цвета прямыми льняными волосами привлекали внимание большие, синие глаза с густыми, длинными, черными, слегка закрученными ресницами. Втайне очень недовольный своей недостаточно эффективной совсем не суровой и мужественной (как ему хотелось) физиономией, Васька иногда видел в глазах своих то необычное и привлекательное для девушек, что он хотел бы видеть в своем лице. А иногда и глаза казались ему девическими, а не мужественными. Если бы Васька знал, что при взгляде на его лицо невольно приходила мысль, какой он был, вероятно, очаровательный ребенок-пупсик, он был бы еще более огорчен своей внешностью.
  Таков был Васька (как его все именовали) Черныш.
  Шедший рядом Сергей Астахов был приблизительно одного с ним роста, но стройнее и потому казался выше. Элегантный, модный синий костюм подчеркивал широкие прямые плечи, высокую грудь, узкий таз. В его легкой походке и во всех движениях чувствовалась естественная и непринужденная сдержанность; в нем не было размашистости его друга.
  У него было смуглое, продолговатое, правильного овала лицо, тонкий прямой нос, чувственно красные, сильно извилистые губы и каштановые, слегка вьющиеся волосы. Большие, красивого разреза, глаза, глубоко сидящие под надбровными душами, были серые, сине-пепельного оттенка. Но иссиня черные брови и такие же черные прямые ресницы создавали впечатление темных глаз.
  Для его лица было характерно выражение спокойствия и невозмутимости, которому в душе завидовал и иногда стремился подражать Васька. Бывало еще в школе, во время жаркого ребяческого спора в классе, Сергей сидит и молча слушает. Только глаза неторопливо рассматривают спорщиков. И часто только по глазам - внимательным, любопытным или насмешливым - можно было определить его отношение к спору. Казалось, ему совсем не хочется вмешаться в прения. Спросят его мнение - он, не торопясь, рассудит, иногда совершенно неожиданно заметив ту сторону вопроса, которая никому и в голову не приходила - значит, пока ребята спорили, у него мысли своим путем развивались. Поэтому Васька и решил, в конце концов, что Сергей не кривляка, а характер у него такой - задумчивый, скрытный, неторопливый. Это, поначалу, и потянуло живого, открытого, экспансивного Ваську к Сергею. Иногда Васька думал, что тот просто флегматик с замедленной реакцией, но, когда они увлеклись спортом, оказалось, что у Сергея была идеальная реакция на стартовый выстрел, на мяч в волейболе, превосходная резкость в боксе.
  Сергей ни в кого не был влюблен. Он пребывал, как сам говорил, лояльным ко всем красивым девушкам. Пережив уже несколько "серьезных" побед, он охладел и разочаровался в любви, которую презрительно называл телячьим восторгом. Быть разочарованным в любви ему очень нравилось. Он знал, что многие юноши любят рядиться в печоринскую тогу "роковой" для женщин холодности и разочарованности, и нередко жестоко и изобретательно издевался над этим позерством. Но сам, в душе, не раз находил в себе с чувством самодовольства общее с лермонтовским героем. Он был холоден, сдержан и корректен; у него также были маленькие кисти рук, с тонкими, длинными, широкими на концах пальцами, с аккуратно подстриженными розовыми ногтями (какие, вероятно, были у Печорина). Маленькие кисти рук и ступни ног (40-й размер) с высоким подъемом - признак породы. Он тоже во время ходьбы не размахивал широко руками - признак скрытности характера. И тоже никого не любил (современные юные Печорины печоринствуют только в сфере амурных отношений общества). У него не было своей Веры, которой бы он внушил роковую страсть, но он не сомневался, что мог внушить такое чувство, если бы встретил женщину, способную на него.
  Сергей вовсе не был позером, он слишком полнокровно и интересно жил, был умен и наделен сильным чувством юмора, но когда вступал в ту огромную и таинственную сферу человеческих отношений, которую называют любовью, у него возникали эти тщеславные иллюзии, в которых он сам себе ни за что не признался бы. Уже хотя бы потому, что в нем очень сильно было развито чувство собственного "я". Он имел слишком высокое представление о качествах собственной особы, чтобы желать быть кем-нибудь, кроме Сергея Астахова.
  Он тоже с радостным возбуждением шел на маскарад. Потому что там будет много незнакомых красивых девушек, потому что его ждали увлекательные любовные приключения и знакомства. И, хоть это вовсе не соответствовало его печоринским иллюзиям, он мечтал встретить такую исключительную девушку, его идеал, в которую он по-настоящему влюбится. У него не было сомнений, что такая девушка существует и что он ее встретит. Ну, а на пути к ней он будет искать приключений. Это так интересно.
  Из больших раскрытых окон актового зала, на втором этаже, вырывалась ритмичная мелодия вальса и нестройный праздничный шум множества голосов.
  Ваську раздражало, что Сергей по-прежнему неторопливо шагал, с любопытством разглядывая обгонявших и шедших им навстречу девушек и ребят в маскарадных костюмах. Ваське казалось, что Сергей нарочно медлит, чтобы увидеть, как он, Васька, спешит и сыронизировать над его нетерпением предаться "телячьему восторгу". Он уже был не рад, что рассказал другу о своем увлечении, и, злясь, шагал так, чтобы не очень обгонять его.
  Подойдя к крыльцу, они надели черные полумаски, из-под которых незнакомо блестели их глаза и кончики носов.
  - Храм науки превратился в символ быстротекущих и мимолетных утех нашей жизни, - с иронической задумчивостью сказал Сергей, подымаясь на залитое светом рефлекторов крыльцо.
  - Тебе все известно наперед - вот что скучно, - с ядовитым сочувствием ответил Васька.
  - Как тебе не стыдно, Вася, кто же говорит, что мне скучно? Нужно быть медузой, чтобы скучать среди таких ножек и более высоких... материй.
  Они не спеша, поднимались по широкой лестнице в вестибюле, когда их, обдав волной тонких духов, обогнала маска в длинном кринолиновом платье с очень тонкой талией. Сергей вдруг осторожно удержал ее руку у локтя.
  - Милая девушка с самой изящной в мире талией... и прелестными губками, - добавил он с приятным изумлением, взглянув на Ваську, - не вы ли утеряли эту розочку? - И он ловко выдернул из петлицы у Васьки красную розочку, которую тот сегодня так старательно выбирал, отправившись специально для этого на базар.
  Маска пристально взглянула на Сергея, потом на Ваську, потом наверх лестницы - на высокого денди в цилиндре, который ее, вероятно, ждал, и, как-то вся весело затрепетав, протянула к розочке руку.
  - Позвольте, я сам вам ее приколю, - любезно предложил Сергей и ловко, так что маска не успела опомниться, стал закреплять цветок в ее волосах. Она застыла, боясь пошевелиться, чтобы не испортить прическу, и стояла, улыбаясь яркими губами своему положению, не уверенная, так ли нужно реагировать на все это. А Сергей спокойно и деловито, как будто в этой ситуации не было ничего странного, прикрепил розочку, полюбовался ею, склонив голову к плечу, и с серьезной задумчивостью спросил:
  - Вы верите в любовь с первого взгляда... на такую девушку, как вы?
  Она, почувствовав себя свободной, молча рассмеялась, показав ослепительные зубки, и, сверкнув из-под полумаски глазами, упорхнула, еще раз оглянувшись на повороте лестницы.
  Сергей не улыбаясь, с серьезным любопытством, поглядел ей вслед и, отметив про себя, что у нее изящная ножка, оглянулся на Ваську.
  Тот возлагал на свою розочку некоторые надежды; он много думал о словах, с которыми подарит розочку ей.
  Увидев, что Васька готов взорваться, Сергей перебил его:
  - Не благодари меня, это пустяк. Я с самого начала хотел оказать тебе эту услугу, не было только подходящего случая. Но дольше терпеть уже нельзя было. Увидев тебя с этим бутоном, она решила бы, что ты оделся сельским женихом; но стиль не соблюден - в таком случае нужно рубаху выпускать из-под пиджака. Лучше подарить цветочек красивой девушке.
  Васька смолчал, он признавал авторитет Сергея в вопросах шика и элегантности.
  Высокие, обычно угрюмые, холодные своды университетского вестибюля были ярко освещены и не казались ни холодными, ни угрюмыми. По широкой каменной лестнице скользили пестрые маски, сверкая улыбками, рассыпаясь смехом, кокетливо обмахиваясь веерами, обволакивая их ароматными струями духов. Из актового зала доносилась танцевальная музыка. Какой-то неузнанный ими Фальстаф, с огромным брюхом, в чулках и туфлях с пряжками, хохоча, обсыпал их конфетти и побежал вниз по лестнице, оглядываясь, не узнали ли его. Какие-то две изящные стройные маски, рассматривая их, что-то зашептали друг другу на ухо.
  Призрачная, необычайная, веселая атмосфера маскарада радостно и сладко кружила им головы и уносила в счастливое царство игривых, лукавых, манящих масок.
  Когда они поднялись на второй этаж, Васька оставил Сергея и ушел в комнату для переодевания. Ему захотелось избавиться от насмешливо резонерствующего друга. Он весь был серьезно и радостно поглощен ожиданием встречи с нею здесь, в этой волшебной атмосфере маскарада, где все так необычайно и "невозможное возможно и легко".
  План кампании Васька разработал очень хитро, с учетом своей и девической психологии. Сверх костюма он решил надеть монашескую сутану с капюшоном. В таком виде его никто не узнает, и он будет чувствовать себя совершенно свободно. А если он не будет стесняться, то все будет в порядке. А потом, когда познакомится с ней поближе и дело будет сделано, он сбросит сутану и предстанет перед ней во всем великолепии и шике своего нового костюма. Это будет операция по принципу нарастающего удара. (Он внимательно следил за военными действиями на Западе, это была весна 1941 года).
  
  ЖЖЖ
  
  Быстренько накинув черную сутану и капюшон, которые целиком скрыли его, Васька, внимательно вглядываясь во всех встречных девушек, двинулся в актовый зал - туда, где танцевали, где было больше всего людей.
  В зале он был немного ошеломлен музыкой, смехом, разноголосым праздничным шумом, пестрыми и красивыми нарядами, яркими улыбками, сверканием взглядов девушек. Почти все они казались необычайно красивыми. Он даже немного оробел и, почувствовав это, удивился - ведь он пасовал только перед нею, остальные его совершенно не интересовали. Он не улавливал скрытой логики своих мыслей: если все остальные, обыкновенные девушки, выглядят здесь так ослепительно, то какова же будет она!
  Убедив себя, что волноваться нечего, тем более что он в сутане и должен чувствовать себя свободно, он медленно двинулся по залу в поисках ее. Его толкали, дергали за сутану, осыпали конфетти, опутывали серпантином, с ним заигрывали маски, но он медленно шел не отвлекаясь.
  Увидев среди группы ребят в отличных модных костюмах каштановые волосы девушки, он замер, но тотчас же - по повороту головы - убедился, что это не она. Он опять с неудовольствием подумал, что глупо так волноваться, когда тебя все равно никто не видит. Потом подумал, что он должен быть сегодня смелым, находчивым, изобретательным, веселым. И тотчас, увидев среди стоявшей незнакомой компании ребят и девушек высокого "лорда" в цилиндре, подошел к нему сзади, снял цилиндр и влепил увесистый "шалабан". А когда "лорд" возмущенно обернулся, Васька умиротворяюще осенил его крестом. Его обступили, заглядывали в узкие прорези капюшона, но узнать не могли и он, благословив их, пошел дальше. Это развлекло его и еще раз убедило, что его не узнать. Он останавливался и долго рассматривал некоторые маски, которые могли скрывать ее, но потом, решив, что это не она, шел дальше, опять забывая, что должен быть веселым, смелым, изобретательным,
  по-маскарадному развязным.
  Не танцующие толпились по углам и краям огромного зала, а вся середина его до сцены, где сидел джаз (как тогда еще называли эстрадные оркестры) была занята танцующими. Васька подошел к кругу, в котором танцевало множество пар, и стал разглядывать их. Он уже хотел продолжать свои поиски в другом конце зала, как вдруг, среди танцующих танго пар, увидел со спины изящную девушку в черном шелковом платье и будто знакомый цвет волос. А полуповорот головы показывал совсем незнакомое лицо, закрытое черной полумаской и черной вуалькой до подбородка.
  Это было совсем не похоже на то, что он ожидал увидеть. Он почему-то представлял, что увидит ее такой, какой встретил последний раз на углу Пастера и Коминтерна. Он шел с ребятами с первого курса со спортзала, а она стояла с девушками. Ребята были ее сокурсниками, и он вместе с ними остановился около девушек. Посыпались шутки, "хохмы", поднялся тот радостный галдеж на всю улицу, который так легко создает буйная студенческая юность. Заговорили, кто в каких костюмах придет на маскарад. Наперебой предлагали самые сногсшибательные проекты маскарадных костюмов, стали интересоваться, в каких масках придут девушки. Здесь, стоя в одной компании, Васька впервые увидел ее в такой близи и, не знакомясь, заговорил с ней. Разошедшись, Васька сам удивлялся своей смелости и развязности (он очень старался быть развязным) и просил записать за ним первый вальс.
  Она стояла в сереньком клетчатом платье и желтых туфельках со шнурками, на невысоких каблуках, держа перед собой на опущенных руках аккуратный маленький желтый портфель, и смеялась и шумела, так же как и все, но совсем, совсем не так как все. Он слышал только ее звонкий смех и сам хохотал во все горло, и видел только ее изумительно темно-карие глаза и очень мило морщившийся при смехе носик.
  Заснул он, в ту ночь счастливо улыбаясь в сиянии этих глаз. И каждый раз, когда он вспоминал их, ему казалось, что он сам наполняется этим радостно волнующим сиянием.
  То, что он увидел сейчас, на маскараде, было совсем не похоже на то, что он видел позавчера и что ожидал увидеть сегодня. Ему было совсем незнакомо это очень красивое, черное, шелковое платье, и лаковые туфельки на высоких каблучках, и эта полумаска с вуалью. Но как только он увидел сзади, вполоборота ее головы, линию ее подбородка и открытой шеи, хотя он до сих пор на эти линии не обращал внимания, по тому, как у него упало сердце и всего его обдало жаром, он понял, что это она, и эти линии ему казались родными и давным-давно знакомыми.
  Она приближалась к нему спиной, ритмично и мягко ускользая по паркету от своего партнера. У Васьки было очень хорошее зрение, но он не замечал ни ее очень красивых, прямых, тонких в щиколотках ножек в шелковом нежном ажуре черных чулок, ни очень стройной гибкой талии, ни атласной нежности шеи. Он видел перед собой только что-то черное, гибкое, изящное, чуть ли не страшное в своей красоте. Зато он до мельчайших подробностей с чувством внезапно нахлынувшей горячей ревности видел его, ее партнера. Высокий, с широкими прямыми плечами великолепного серого костюма, квадратное, решительное лицо с выдающимися желваками. В опущенных к ней глазах внимательность парня, знающего толк в девушках и хорошо знающего свое дело. Ваське бросилась в глаза сильная кисть его руки, уверенно и грубо обнимающая ее тоненькую, гибкую, трепетную талию.
  Среди нахлынувших на него чувств и мыслей самые волнующие были о том, что теперь ему предпринять, чтобы по-настоящему познакомиться и сблизиться с нею. До этого он убеждал себя, что на маскараде все будет легко и просто. Вот теперь маскарад, вот и она. Теперь или никогда. Если он и в такой обстановке не сможет познакомиться, то он несчастный лопух и мымря, которому незачем и думать о такой девушке.
  Проще всего, конечно, подойти и пригласить ее танцевать. Но одно представление об этом бросало его в жар. Ему нужно будет быть остроумным, веселым, чтобы заинтересовать ее, подружиться с ней. Но в таком состоянии он решительно ни на что остроумное не способен. К тому же: удобно ли пригласить девушку, так красиво одетую, в этаком балахоне - таким чучелом?
  - Вот, в черном платье, с длинным в сером костюме.
  Вдруг он услышал голоса подошедших и ставших сзади него:
  - Где она?
  - А, в лаковых туфлях?
  - Да. Станочек, а?
  - Да - а, - как бы нехотя признал первый голос то, что действительно заслуживает внимания.
  Васька с первых же слов решил, что речь идет о ней.
  - Вот и займись. Только она девочка культурная, нужен подход. Даже Додик потянул у нее пустой номер.
  - Как ее зовут?
  - Таня, Гаевская.
  - Она у нас на первом курсе? - деловито спросил первый голос - лирический тенор, как будто ему не хватало только этих анкетных данных, чтобы подойти и тотчас покорить девушку.
  - Бедная девочка, она и не знает, что выбрана жрецом любви на алтарь сладострастия, - не то насмешливо, не то угодливо загнусавил второй, высокий горловой голос.
  Васька вскипел и резко повернулся к наглецам. Это были два аспиранта филолога, которых он немного знал. Глаза обоих блестели, они были уже "подпияхом". "Жрец" - высокий, с пышной, кучерявой шевелюрой и крупным прямым носом, маслянистыми, чуть навыкате, голубыми глазами с наглой серьезностью исподлобья следил за нею.
  Ваське нужно было дать выход своему чувству, и он двинулся прямо на "жреца". Тот не успел посторониться, и он сильно задел его плечом. "Жрец" пытался возмутиться, но Васька медленно, не оглядываясь пробирался среди толпившихся масок; спина его выглядела очень внушительно.
  Этот эпизод разозлил Ваську и несколько отвлек от мучительных мыслей, что ему предпринять. Но вслед за решением - при первом же подходящем случае отдуть своего слишком самоуверенного соперника - вновь стали возвращаться те же мысли и переживания.
  В это время оркестр заиграл вальс. Мелькнула мысль, что, если он вновь начнет раздумывать, то никогда не решится даже пригласить ее танцевать. Нужно быть смелее и без колебаний. И он с отчаянной решимостью двинулся туда, где на противоположной стороне круга, среди своих знакомых ребят и девушек, стояла она. Но он только успел выбраться из толпы, как тот же ее партнер снова пригласил ее, и она, с улыбкой, обращенной к своей собеседнице, положила свою руку ему на плечо.
  Васька остановился, сердце его сильно стучало, голова горела; он чувствовал, что задыхается от волнения и что за эти несколько шагов он полностью исчерпал всю свою решимость.
  Успокаиваясь и в то же время, сознавая свою беспомощность, он стал следить, как легко и красиво она вальсирует - как воздушно взлетает ее платье и туфельки, они, казалось, только для ритма танца еле касались паркета. Он должен был признать, что ее партнер довольно ловко ведет ее, смело и ловко вальсируя, в сутолоке вальса. Он, Васька, в нормальном состоянии мог бы не хуже вальсировать; и подумал, как было бы хорошо, если бы он сейчас кружил ее. Он знает одно очень интересное и красивое па. С ней это было бы особенно эффектно.
  Танцующие попросили зрителей немного расширить круг, и стена стоявших около Васьки немного подалась назад. Он же, увлеченный своим зрелищем и своими мыслями, остался на месте, немного впереди отступивших, на виду у всех соседей. Глазные прорези в капюшоне были маленькие и на значительном расстоянии от глаз, поэтому поле зрения у него было узкое; чтобы видеть кружащую пару, он должен был поворачивать за нею голову. Скоро соседи обратили внимание на стоящего впереди капуцина, голова которого медленно, но непрерывно вращалась. Заметили и куда направлены его взгляды. Не один Васька следил за этой парой, тем скорее он очутился в центре внимания. На него стали указывать стоявшие у круга и показывать, куда вертится его голова. Зашушукали, засмеялись, а он ничего не замечал.
  - Держись, батя, дух бодр, плоть же немощна, - вдруг услышал он сзади хорошо знакомый голос географа Рынды. Он оглянулся и увидел добродушно оскалившееся скуластое лицо с широким носом и светлыми небольшими глазами своего в доску парня. Вокруг были смеющиеся и лица и маски, обращенные к нему. Он вначале не понял, в чем дело. В это время вальс кончился, и Таня подходила к группе своих ребят, которые, смеясь, что-то говорили ей. Он увидел, как она оглянулась и удивленно поглядела на него. Тут только он догадался, почему он находится в центре внимания и понял, что он окончательно опозорен - и она, она видела его позор.
  Он постарался скорее скрыться в толпе, пробираясь среди смеющихся физиономий, заглядывающих ему в глаза. Все погибло, все погибло!
  Васька быстро вышел из зала и поспешил на улицу. Было приятно встречать на лестнице людей, которые наверняка не видели его страшного конфуза. Ему казалось, что его дурацкая фигура стала посмешищем всего зала и анекдотом. Он не решился сбросить сутану в университете и поспешил домой, оглядываясь, не идет ли кто за ним. Благо дом был недалеко.
  Ночь, свежий воздух, праздничные потоки людей, которым до него не было никакого дела, успокоили его. И он вдруг подумал, что ведь его никто не узнал, что достаточно сбросить этот нелепый мешок и он, Васька, ничего общего с дурацким капуцином не будет иметь. Эта мысль была таким приятным откровением, что он даже весело забежал домой, сбросил сутану и, с удовольствием оглядев зеркало свой новый костюм, поспешил в университет. Конечно, в этой нелепой сутане, этаким чучелом, и нельзя было приглашать танцевать такую девушку.
  
  ЖЖЖ
  
  Сергей пошел не прямо в зал, откуда слышалась музыка и где танцевали, а на балкон актового зала. Он любил, проверяя свою выдержку, неторопливо осмотреться, прежде чем окунуться в события.
  Ему нравилось развивать в себе эту черту характера. По его мнению, это давало ему возможность взглянуть на вещи со стороны, по-философски. А его идеалом было соединить мудрость стариков (вычитанную в книгах) с жизнерадостностью и "половодьем чувств" молодости. Он хорошо понимал пословицу: "Если бы молодость знала, а старость могла!" Сергей считал, что в молодости, возможно, овладеть мудростью и умением стариков, хотя бы в исключительных случаях. И он не понимал, почему бы ему не быть таким исключением. Ведь он так хорошо понимал мудрейших, вроде Анатоля Франса.
  Под мудростью стариков он понимал, главным образом, их многолетний и поучительный опыт наслаждения любовью. Соединить философичность такого рода со свежестью и силой чувств молодости - к этому и стремился Сергей.
  На балконе было еще совсем пусто, а внизу танцы и веселье были уже в самом разгаре. Танцевать было еще просторно и, как всегда бывает вначале, танцевали "мастера" и наиболее смелые. Он узнал некоторых своих конкурентов по танцам и заметил несколько эффектных партнерш. Его потянуло вниз, к музыке, веселью, танцам, красивым девушкам, которых сегодня казалось очень много.
  И он неторопливо, сохраняя и под полумаской невозмутимость лица, стал опускаться вниз, в актовый зал. По приветствиям встречных, которые окликали его, он скоро понял, что, несмотря на новый костюм и полумаску, его легко узнают. Но это мало заботило его. Полумаску он все же не снял - так было необычней и интересней.
  В зале при звуках мягкой, ритмичной музыки, он ощутил во всем существе своем особую, праздничную легкость, как будто все струны его души зазвучали вместе с оркестром этой легкой, радостной музыкой, как будто ничего, кроме этих светлых, сладко волнующих нот в этих струнах не звучало. Медленно пробираясь среди шумной, красочной толпы, среди масок, полумасок, нарядных костюмов, он с наслаждением, по-философски, как ему казалось, любовался волшебной прелестью маскарада, превратившего всех девушек в очаровательных, игривых и таинственных незнакомок. Тонкая, нежная девичья шейка, красивая прическа, сияющий атлас оголенных рук - все это радостно волновало и электризовало его.
  Девушки обращали на него внимание. Он это угадывал и по тому, как они, взглянув на него и равнодушно отвернувшись, непроизвольно поправляли волосы, и по положению шеи, и по напряжению талии, и по кокетливо отставленной ножке. Когда дорогу ему преграждала изящная девичья фигурка, стоявшая к нему спиной, он осторожно брал ее повыше локтя и, вежливо прося прощения, протискивался мимо нее. Оглянувшись через плечо, девушки пропускали его, и он чувствовал, как рука, которой он слегка касался, оживает под его ладонью, делается гибче, мягче, податливее.
  Вот он заметил впереди хорошенькую фигурку в ярком костюме Кармен, с хорошо знакомой черной, красиво, высоко уложенной косой. Помахивая большим черным веером, она флиртовала с двумя гусарами в красных куртках с золотыми шнурками. Это Зоя, студентка мединститута - его последняя любовь. Они не виделись уже около месяца. Она знает, что он должен быть на маскараде и, возможно, своим успехом у других хочет вновь увлечь его - надеясь, что ревность сильнее любви. Но в нем и ревности не было. Пусть флиртует на здоровье. Он свернул в сторону, чтобы не встретить ее. Его манила неизвестность, укрытые масками тайные чары сверкавших глазок незнакомок. Среди них, возможно, есть одна, самая прекрасная, его идеал.... А может он не способен на этот телячий восторг, на любовь, на верность одной? Тогда пусть все собранные здесь праздником красивые девушки будут его любовью - количество перейдет в качество.
  Он вышел на край танцевального круга и стал рассматривать танцующих. Несмотря на маскарадные костюмы, он легко узнавал своих конкурентов в танцах - Димку Работникова, Лаврика Семенюту, Леську Пантака. Узнал и некоторых лучших университетских партнерш. Взыграло ретивое. Он любил танцевать и считался одним из лучших партнеров в университете. Нужно только выбрать подходящую партнершу, и он покажет этим ресторанным мастерам (он имел в виду Димку Работникова и Лаврика Семенюту, известных как завсегдатаев ресторанов, танцзалов и знатоков всех новых па).
  Он с удовольствием рассматривал всех танцующих, среди них было несколько очень милых фигурок. Особенно привлекла его внимание одна пара. Партнер, высокий крепкий парень был ему незнаком, но по тому, как он легко и плавно скользил, уверенно и красиво ведя партнершу в трудных па, Сергей увидел в нем одного из лучших сегодняшних танцоров. Но особенно внимание его привлекла партнерша. Она была на диво сложена, а красивое черное платье делало ее особенно изящной и грациозной. Заметив ее, нельзя было рассеянно перевести взгляд дальше. Сергей залюбовался ею и с наслаждением следил, как она то легко ускользала по паркету от своего партнера, то сливалась с ним в одну ритмичную, слаженную пару. Он радостно чувствовал, что эта девушка прекрасна и что это та красота, которая вызывает в нем не только восхищение, но и восхищенное уважение. И это чувство уважения к такой красоте было приятно ему - он видел в нем свое философское отношение к великолепию жизни. Девушка эта очевидно не была "профессиональной" партнершей, но в ее движениях было столько девической, строгой и в то же время радостной грации, что она была, пожалуй, лучшей из партнерш. Сергей решил, что он будет сегодня с ней танцевать.
  Как хорошо быть не влюбленным, можно свободно, полностью наслаждаться всем прекрасным, что встречается на пути.
  Он решил проследить, куда она пойдет после танца, чтобы определить, университетская ли она, или случайная гостья. Но он узнал это раньше. Сергей прислушался к разговору стоявшей рядом группы ребят. Они беспощадно донимали какого-то ковбоя за то, что его так "отбрили", что он не решается даже в маскарадном костюме пригласить ее танцевать. Сергей услышал имя Тани Гаевской - это было имя девушки, в которую влюбился Васька. Он с интересом прислушался к дальнейшему и узнал, что танцующая девушка в черном и есть Таня Гаевская.
  - Ишь ты, а у Васьки губа не дура! - подумал он, еще внимательнее приглядываясь к девушке, и все более находя ее очаровательной. Только у него, кажется, большая конкуренция. А где же Васька? Сергей не знал его маскарадного костюма и никого похожего вблизи не видел. Как бы Васька не стушевался перед такой феей. И тут же у него возникла идея: пригласить ее танцевать, познакомиться с ней и помочь Ваське. Идея понравилась - соединить приятное с полезным.
  Однако вокруг было восхитительно много соблазнов и ему не суждено было осуществить благое и заманчивое намерение. Он рассматривал окружающих и находил удивительно много интересных девушек. Это радостно возбуждало. Он подумал о том, что общественный психоз маскарада овладевает и им. Но тотчас потерял интерес к самоанализу - его внимание привлекла стоявшая слева недалеко, вдвоем с подругой, девушка в красном платье с высокой, эффектной прической светлых волос над красивым лбом нежной, матовой белизны; в черной полумаске и густой вуальке, закрывшей щеки и подбородок. Гладкое, по фигуре, ярко-красное платье, казалось, только не мешало видеть, как она хороша. Это была превосходная девичья фигурка того типа, который был очень близок к его туманному идеалу и который его всегда волновал. Он тотчас забыл о своем почтительном восхищении Таней Гаевской, как забыл обо всем прочем, в том числе и о своей особой, философской точке зрения на красоту.
  Сергей внимательно рассмотрел и высокие, очень красивые ноги, и гибкую, тонкую талию, и девический, только оформившийся бюст. Но никакого философского анализа деталей не получалось, так как он видел всю ее - как она хороша. И яснее всего видел какую-то особенную изящную, грациозную, непринужденную и властную манеру стоять, смотреть, медленно поворачивать голову. Эта очаровательная девичья властность красоты, знающей себе цену, чувствовалась и в тонкой, красивой, свободно опущенной, оголенной руке, сиявшей нежным легким загаром на фоне пурпура платья.
  Девушка, чуть наклонив голову, что-то говорила своей подруге, потом, вероятно, почувствовав его взгляд, повернула голову и взглянула на него. Встретив его внимательный взгляд из-под полумаски, она мгновенно остановилась на нем и вновь неторопливо отвернулась к своей собеседнице. То, как и сколько она глядела на него и как она отвернулась - особенно понравилось Сергею, так смотрят очень красивые девушки - не стреляя глазками, не робея и не смущаясь.
  Он давно уже заметил, что у блондинок часто бывают дивные фигуры при самых уродливых физиономиях. На маскараде легко попасть на такую. Но этот взгляд говорил, что ему сегодня, кажется, чертовски везет, - такая девушка стоит и ждет, чтобы ее пригласили танцевать!
  Правда сзади подруг стояла группа ребят, которые что-то весело и громко говорили, часто поглядывая на них. В это время оркестр заиграл медленный вальс. Один из ребят, улыбнувшись своим, двинулся, очевидно, к ней. Но Сергей опередил его и, скользнув по паркету, первый подлетел к девушке в красном. - Чур, моя, - весело сказал он, осторожно положив ладонь на прохладную нежность ее руки. Конкуренту ничего не оставалось, как пригласить ее подругу, которая, переглянувшись с его девушкой в красном, тотчас согласилась. А девушка в красном повернула к нему голову и холодно, даже удивленно взглянула на него.
  - Позвольте пригласить вас танцевать, - с веселой почтительностью сказал Сергей, показывая своей улыбкой, что он очень рад встретить такую очаровательную партнершу, но никаких фамильярностей с его стороны не будет. Она медленно сложила веер и протянула руку.
  В большом кругу для танцев было еще довольно просторно, и они легко закружились под плавные звуки медленного вальса. Танцевала она очень хорошо. Отдаваясь ритму танца и кружа свою партнершу, Сергей совсем не слышал веса ее тела, - только волнующее очень гибкой талии и сладко пьянящее облако ее, каких-то особенно тонких и ароматных, духов.
  - Вы великодушны, - заговорил Сергей, - я героически решился пригласить такую красивую девушку, а вы, вместо поощрения только окатили меня ледяным взглядом.
  Она взглянула на него молча, внимательно и холодно.
  - Простите, я забыл вас предупредить, - продолжал он, - я нервный. Несколько вот таких взглядов красивой партнерши - и у меня начинается сердцебиение; руки дрожат, потеют, ноги заплетаются и я, заикаясь, сообщаю, что сегодня душно. А если перед этим выпил стакан вина для храбрости, то заговариваю о том, что где-то видел вас и вы почему-то мне знакомы. Но заикаюсь еще сильнее. Хуже всего, что я при этом наступаю на ноги партнерше.
  - Может, вы пойдете, напьетесь холодной воды?
  - Боже мой, я погиб! Я надеялся искренностью тронуть вас и заслужить в награду ваше расположение...
  - Добродетель в себе самой должна искать награды.
  - Надеюсь, любовь вы не относите к числу добродетелей. Это было бы очень печально, если бы и она должна была искать награду в себе самой.
  - Бывает разная любовь.
  - Моя - совсем рядом с пороком.
  Ее холодный тон не только не обескураживал, но наоборот, возбуждал его, как шпоры коня. Ее короткие реплики говорили ему, что она, кажется, умна и остроумна, и он добродушно болтал всякий вздор, шутливо играя голосом, не скрывая своего восхищения ею и показывая всем своим поведением, что чем она строже, тем милее кажется ему. А когда она улыбнулась, он еще больше воодушевился. Вскоре они уж оба смеялись. Несколько раз при этом их взгляды встретились, и ему показалось, что сверкнувшие в разрезах полумаски лучи ее глаз осветили голубым, дивным сиянием всю его душу.
  Под конец танца темп вальса стал ускоряться. Все быстрее кружились они, скользя по паркету. Она откинулась на его руку и ему все приятнее было чувствовать в ее гибкой талии центробежную силу ее тела. Все сливалось в один большой круг - в особый, вихрем кружащийся мир, где на горизонте только недвижно мерцали черные звезды ее глаз. Потом они стали кружиться в обратную сторону, все быстрее и быстрее, все сильнее наклоняясь внутрь круга и все, более рискуя поскользнуться и свалиться на глазах у всех. Страшно и радостно. Под конец оркестранты разошлись вовсю, желая загнать наиболее отчаянных партнеров. В кругу осталось всего четыре пары, среди них была и Таня Гаевская со своим партнером. Но теперь Сергей с гордостью чувствовал, что его партнерша никому не уступит.
  Когда музыка вдруг оборвалась, зрители весело зааплодировали, а Сергей со своей партнершей вышли в коридор освежиться.
  Весело болтая, они спустились по лестнице в вестибюль, где тоже танцевали, и вышли на воздух. Медленно пошли они вдоль университетского корпуса, свернув на темную, тихую, пустынную улицу Щепкина. Сознание, что она согласилась выйти пройтись с ним на улицу, что она улыбается и отвечает на его болтовню, наполняло его ликованием. Впрочем, он уже заметил по ее репликам, что она очень смела, как бывают смелы очень красивые девушки, уверенные в своей власти и любящие ее испытывать.
  Сергей разошелся. В этот вечер он превзошел самого себя. Еще никогда, кажется, не болтал он такого веселого вздора.
  Ее чудный силуэт в игре ночных теней, запах ее духов и мелодичный голос все более чаровали его, а когда она поворачивала к нему голову, ему казалось, что он улавливает в темноте, в прорезях полумаски, в ее глазах веселый интерес к нему. Но когда он, между прочим, предложил ей познакомиться и назвать свое имя, она коротко спросила: - Зачем? Это его озадачило, и он немного обиженно ответил: - Наш Фома Борисыч на практических занятиях всегда поучает нас: "Если хотите сохранить научный подход к вопросу, всегда задавайте себе вопросы - "зачем" и "почему". А я как-то забыл о необходимости научно подходить к такому очаровательному вопросу, как вы.
  Ему стало немного обидно от такой ее холодности, но от этого она стала еще интересней в его глазах. С горечью он подумал, что если она хочет, чтобы их знакомство осталось завтра лишь только легким и приятным воспоминанием, то пусть будет так. В этой мимолетности есть своя прелесть. И он стал балагурить еще веселее.
  - Вы хитрая и беспощадная - вы знаете, что таинственность делает вас еще чудеснее. Только я вас насквозь вижу. Хотите, давайте поспорим, что я угадаю, что вы обо мне думаете?
  - А кто же судьей будет?
  - Вы сами.
  - Давайте, - улыбнулась она. - На что ж мы будем спорить?
  - Если я угадаю - я вас поцелую, ну, а, если не угадаю - тогда вы меня целуете.
  - О, нет, так я не спорю.
  И все же ему удалось поспорить с ней. Ей захотелось пить, он предложил повернуть и дойти к киоску на Преображенской; она сказала, что ближе дойти до киоска на углу Торговой.
  - Там киоска нет, - сказал он.
  - Нет, есть.
  - Нет, нет.
  - Нет, есть.
  - Нет, нет. Давайте поспорим, - смеясь, предложил он.
  - Давайте, только не на поцелуй.
  - Хорошо, давайте спорить на одно желание.
  Она мгновение поколебалась, но потом согласилась. Не ей платить, так как она только два дня тому назад пила воду в киоске на углу Торговой. Но когда они подошли туда, к ее изумлению и торжеству Сергея, киоска там не оказалось. Дело было в том, что Сергей случайно видел, накануне киоск оттуда увезли.
  Он радостно загоготал. Она изумленно доказывала, что киоск должен тут стоять, ведь она только позавчера пила в нем воду.
  - А-а! - ликовал Сергей, - теперь вы у меня в руках. Мое желание теперь - закон для вас!
  - Но ведь вы великодушный человек, - с лукавой вкрадчивостью сказала она.
  - Я - а? Великодушный человек? Хо-хо! ... Мерзавец! Плутяга..., жмот..., вымогатель..., шантажист... и еще, скажу вам по секрету, теперь уж незачем скрывать: раз-врат-ник!
  - Ну - у?
  - Да - а! ... Ну что? Прелестная гордячка-незнакомка! - теперь я рад - ночь, инкогнито и полумаска дают мне полную свободу!
  Всю дорогу назад он изобретательно рассказывал, какой он злодей, какое наслаждение он испытывает, когда в его руки попадает чистая, невинная, очаровательная девушка, и что он, например, может пожелать от нее.
  - А знаете, если бы я выиграла спор, я бы пожелала, чтобы вы только напоили меня.
  В это время они были уже у ворот университетского двора. Посреди него был небольшой, огражденный высокой железной решеткой, садик, густо заросший высокими кустами сирени, смородины и деревьями акации. Сергей вспомнил, что у ограды этого садика имеется кран. Они вошли во двор, и он научил ее способу пить из-под крана.
  Калитка в садик была открыта, темнота зарослей манила запахом сирени и свежей, политой зелени. Сергей предложил зайти туда. - А не пора ли нам возвращаться? - серьезно спросила она. Но он также серьезно ответил, не настаивая, а, предлагая заглянуть туда - там, кажется, хорошо.
  - А главное, - сказал он своим шутливо торжествующим тоном, - вам лучше здесь мое желание исполнить.
  Она спокойно вошла в садик и осторожно пошла в заросли. Они оба молчали, там действительно было очень мило. Совсем темно, только звезды в небе мерцали. Нежный, чистый аромат сирени... и тишина, в которой слышно из-за кустов мирное журчание плохо закрытого пожарного крана. Они наткнулись на уютно спрятанную в кустах садовую скамью и сели. Здесь он и объявил ей свое желание: чтобы она, сняв полумаску, позволила себя поцеловать. Она серьезно ответила, что это невозможно. Он настаивал, но она сказала, что если так, то она выполнит его желание, только после этого тотчас уйдет - и они больше не знакомы. Сергей доказывал, что это не по правилам. Согласились они на том, что он поцелует ее в полумаске.
  Он бережно и нежно привлек ее к себе. Она сама подняла вуальку, и он впился в ее свежие, прохладные губы.
  Очнулся он от поцелуя, ощутив на своих ушах ее руки, она осторожно отвела его голову. Он взял ее за руки и хотел еще поцеловать, но она отвернулась и с улыбкой сказала, что свои обязанности уже выполнила. Но руки свои забрала у него не сразу. Он уговорил ее сказать свое имя и узнал, что ее зовут необычно - Виола, и что она учится на первом курсе филфака.
  Сергей был то весело остроумен, то увлеченно красноречив и добился от нее свидания. Хотя она назначила его только на субботу - почти через неделю. Но, ошеломленный и очарованный, он вначале не обратил на это внимание.
  Вдруг она спохватилась, посмотрела на часы и заявила, что им пора идти, потому что ее, вероятно, давно уже ищет ее Павлик. И здесь Сергей устроил очень глупую, как он потом вспоминал, сцену ревности. Но после нескольких холодных и насмешливых ее слов размолвка их закончилась тем, что он просил прощения.
  Они пошли назад, в университет. Она даже шутя предложила познакомить его с Павликом. Но он отказался: - Боюсь растрогаться, у вас ведь такое единство чувств и интересов.
  Виола попросила, чтобы он зашел в здание несколькими минутами позже ее, чтобы он не следил за ней и холодно предупредила, чтобы не было никаких сцен с Павликом. Сергей ответил, что она может быть спокойна и что он ждет ее в субботу.
  Улыбнувшись, как ему показалось, на прощание, она исчезла в дверях. А он повернул и пошел по темной улице, где они только что шли вдвоем, ему хотелось наедине понять, что же с ним произошло.
  В голове был какой-то сумбур, не то блаженный восторг, не то ноющая боль. Какой-то Равлик - Павлик. Неужели он влопался и прямо - третьим лишним? Но сильнее всего были мысли о ней. Вот это, кажется, девушка! ... А вдруг у нее под маской уродливая физиономия? ... Нет, нет. Он ведь видел ее губки, подбородок. Красавица, смелая, остроумная, насмешливая, твердая и гибкая, холодная и нежная... он, кажется, влопался. Впрочем, может быть, такая впечатлительность - результат нервной усталости. Этот месяц он много работал - зачеты, приближаются экзамены, исторический кружок. Но этот анализ собственных переживаний совершался механически и самому казался неубедительным. Весь он наполнен был беспокойной, не совсем понятной, путанной, но яркой радостью. Его сильно потянуло туда, где была она, даже со своим каким-то Павликом. Он повернулся и быстро пошел назад, в университет.
  
  ЖЖЖ
  
  Васька, вернувшись в университет и осмотревшись в зеркало в вестибюле, нашел себя в костюме, после монашеской сутаны, чуть ли не элегантным. Черная полумаска скрывала его вздернутый нос и слишком розовые щеки. Почему же такой молодой человек не может понравиться даже очень красивой девушке? Он знал немало случаев, когда самые интересные девушки встречались с ребятами, которые были гораздо уродливее его. Тем более что он ведь не урод, просто у него неказистая внешность. Но сегодня он выглядел не хуже многих других.
  Не приняв на этот раз никакого определенного плана, он решил посмотреть на нее со стороны. Так легче и придумать что-нибудь. Васька поднялся на балкон.
  Здесь было уже довольно людно. Многие, устав танцевать, приходили сюда отдохнуть. Одни дурачились, отдыхали в компаниях, другие, глядя вниз на танцующих, бросали туда конфетти, серпантин, записочки хорошеньким маскам.
  Подойдя к перилам балкона, Васька увидел знакомую костлявую спину в плохоньком, темном в серую полоску, пиджачишке. Протертый левый локоть пиджака был старательно, но не очень умело заштопан. Плечи парня были широки и прямы, но очень скромный, ширпотребовский покрой пиджака был тут не при чем. Васька знал цену этих плеч и глядел на них с уважением знатока. Перед ним был историк второкурсник Захар Бродяга. Познакомились они случайно этой весной. Группа, в которой занимался Бродяга, сдавала на стадионе нормы ГТО. В это же время там занималась университетская секция борьбы, куда время от времени наведывался и Васька, как любитель. Ребята из группы Захара стояли у ковра и с интересом смотрели за борющимися. Васька бороться любил, умел и был очень ловок. Он одного за другим бросил двух сильнейших борцов секции. Зрители одобрительно смеялись, но кто-то из них сказал, что их Захар и без всяких правил положит любого из "мастеров". Заспорили. Привели смущенно улыбавшегося Захара, уговорили его. Разделся он: в "семейных" трикотажных трусах, худой, костлявый, но плечи широкие, грудь высокая. Васька понял, что противник он, возможно, опасный. А уже первые мгновения схватки показали, что Захар - партнер очень сильный и ловкий. Впрочем, размышлять об этом долго не пришлось, так как, сделав попытку взять противника на прием, Васька неожиданно взлетел на воздух и, не поняв в чем дело, очутился на лопатках. Болельщики смеялись и громко аплодировали. Васька, подымаясь, бормотал, что он поскользнулся. Захар смущенно улыбался - ему было неловко, что его противник так быстро проиграл. Схватились еще раз. Теперь Васька был осторожнее и сам провоцировал партнера на риск. Но и эта тактика не помогла. На этот раз он понял, что его бросают через левое бедро, но было уже поздно. Опять он лежал на спине.
  С этих пор Васька, совсем не бывший завистливым, проникся к Захару самым искренним уважением и стал настойчиво агитировать его за участие в секции борьбы, суля ему самые блестящие перспективы; пытался привлечь его и в легкую атлетику - метателем. Но Захар отговаривался недосугом. У него действительно не хватало времени.
  Горький писал, что чудаки украшают мир. В этих словах глубокий смысл. Чем в обществе больше чудаков, тем он интереснее, ярче, талантливее. Чудаками обычно называют безвредно для общества увлекающихся чем-либо людей, увлекающихся до забвения обыденных и привычных каждому интересов еды, спанья, даже любви - и вообще жизненных удобств, а это и есть обычная форма проявления талантливости. Трудно себе представить чудаков в фашистской Германии (если доминирующее чувство каждого - страх или преданность фюреру - какие уж тут самозабвенные увлечения). История иезуитизма, фашизма и всякой антинародной диктатуры поражает историков бездарностью своих деятелей, совершенным отсутствием талантливости.
  Русь-матушка всегда была богата чудаками.
  Среди студенческой массы довоенного Одесского университета было много самых разнообразных чудаков. Одним из них был Захар Бродяга.
  Биография его была не совсем обычной, хотя и довольно типичной для той эпохи в жизни нашей страны. Судьба не особенно баловала его.
  Ему было всего несколько месяцев, когда отец - боец славной дивизии Котовского погиб при ликвидации одной из банд "зеленых". Мать осталась с ним в одном из приморских сел в районе Очакова. Все хозяйство их состояло из низкой хаты под глиняной крышей, тощей, с изъеденными зубами коровенки и веселого дворняги Жулика. Мать батрачила, а сын тоже уже с пяти лет зарабатывал - пас гусей, телят, а потом вышел в подпаски коровьего стада. Жили впроголодь. Пироги с пасленом - лучшее лакомство его детства. Ранней весной, еще талые воды не сбегут в обрывы, а он уже босиком. В море раньше всех ребятишек купался. Штаны постирает в морской воде, разложит на камнях, а сам - в воду бултых. И без всякой лихости. И никто не удивлялся - просто малец без присмотру живет.
  Рос тощим, но подвижным и сильным. Самых здоровых ребят на селе бросал на лопатки. "Жилавый черт", - говорили о нем. Но силой он никогда не хвалился. Особенно ловок был драться, хотя драчуном вовсе не был. Их ребята всегда дрались с соседним селом, чаще всего зимой, когда замерзал лиман, отделявший Павловку от Будяков. В драке он был очень подвижен и изумительно спокоен. За силу, ловкость, за то, что не чванился ими, все окрестные ребята очень его уважали. Он и в Будяки даже всегда сам без опаски ходил.
  Была в нем и еще одна черта, выделявшая его среди сверстников - неутолимое любопытство, превратившееся позже в страсть к книгам. Уже к шести годам он каким-то образом научился читать. Старушка-учительница сельской четырехлетки Татьяна Алексеевна удивилась, когда совсем еще маленький, худенький пастушок с сумкой через плечо и с бичом в руках стал "крутиться" около школы, оказывать ей всякие услуги, а потом спокойно, не очень робея, попросил книжку почитать (он знал, что она давала ребятам постарше читать книги). Она повела его к себе; при виде полок с книгами глазенки у него разгорелись. Оказалось, что он прилично читает. С этих пор он стал частым гостем Татьяны Алексеевны. К концу четвертого класса он перечитал почти всю ее библиотеку. В школе он учился блестяще, несмотря на то, что приходилось одновременно работать - и на поле, и с рыбаками в невод уезжать, а с пятого класса, к тому же, нужно было бегать в школу за пять верст.
  К концу десятого класса жить стало легче. Мать обжилась в колхозе, и они решили, что он попробует поступить в университет, в Одессу. Будет подрабатывать, ему не привыкать, да и стипендию там платят. Директор школы написал в университет письмо с самой похвальной характеристикой "талановитого хлопця", хотя его и так должны были принять без экзаменов, как круглого отличника.
  К этому времени он перечел не только все книги школьной библиотеки, но и почти все, что было дома у школьных товарищей. У него уже были свои серьезные интересы. Его интересовала философия, вскрывающая смысл жизни, и особенно - морально-этические проблемы - вопросы отношений между людьми.
  Этот интерес к философии был настоящим, большим, не осложненным посторонними интересами и соображениями личной выгоды, как это нередко бывает с интересами взрослых людей; одним из тех интересов, которые являются даром преимущественно настоящей, чистой и умной юности.
  Живя, ему хотелось вскрыть смысл жизни и помочь людям жить лучше. Уже за школьные годы он прочел много философских книг - от Платона и "Этики" Спинозы до классиков марксизма. Но это было хаотическое чтение, которое его не удовлетворяло. Он, как и многие поступавшие на исторический факультет университета, хотел последовательно изучить историю человечества, чтобы глубоко и до конца понять его жизнь. Став студентом, он с жадностью набросился на все, чему их учили и что можно было узнать в университете. Занимался он очень много, этим, собственно, только и жил. Его видели с раскрытой книгой и на перемене между лекциями, и на собраниях, и на улицах, и в трамвае. Но теперь он читал по системе, углубленно следуя за университетской программой.
  Больше всего его интересовала современная жизнь, но со свойственным юности стремлением к последовательности, логичности и с верой в то, что уму все доступно, он хотел понять и проследить жизнь человеческого общества с самого начала. Поэтому он и начал с древности; прочел не только всю рекомендованную литературу по истории культуры древнего мира, но и большое количество религиозных книг. Он считал, что, не поняв религиозных представлений людей, нельзя понять их жизнь и особенно этико-моральные проблемы. Поэтому он прочел только Махабхарату, но и Библию, Евангелие со всем Новым заветом, Талмуд, Коран и критическую литературу, посвященную толкованию этих книг; с большим интересом знакомился с сочинениями мудрецов Китая и мусульманского востока - вроде "Кабус-Наме".
  Уже в конце первого курса он изумил профессора древней истории знанием античных авторов. Маленький, аккуратненький, седой старик с бородкой клином - профессор Предко считал, что современная молодежь мало знает чудесную историю Эллады, Рима. На экзамене Захару попался сложный вопрос по истории культуры эллинизма. Каково же было удивление старика, когда сидевший перед ним деревенский парень с серьезным, но очень простым, вовсе не интеллигентным лицом, спокойно глядя в лицо экзаменатору, с видимым удовольствием, очень глубоко и логично излагал идеи Эпикура. Удивление профессора выросло, когда Захар по ряду спорных вопросов привел мнение Маркса из его ранней работы об Эпикуре. И старик совсем был поражен, когда отвечающий в подтверждение своих мыслей свободно проскандировал ему на память по-латыни стихи Лукреция Кара - ученика Эпикура, из его знаменитой "De rerum natura". Профессор, который с самого начала чувствовал симпатию к этому спокойному и вдумчивому деревенскому парню, видимо живущему только на стипендию, после такого ответа совсем растрогался. Он очень заинтересовался не совсем обычным студентом, они разговорились. И только когда столпившиеся у дверей кабинета стали шумно напоминать о себе, оба вспомнили, что они на экзамене. Как-то, встретив Захара при выходе из университета, профессор затащил его к себе домой. С этих пор они стали друзьями, и Захар получил разрешение свободно пользоваться превосходной библиотекой профессора.
  Чтобы обобщить изученный материал по древней истории в интересующем его вопросе, Захар на втором курсе работал над рефератом, который он писал для самого себя. Реферат был посвящен вопросу возникновения идей гуманизма. Рассматривая важнейшие явления истории древней культуры, Захар доказывал, что гуманистические идеи равенства людей, их равного права на счастье, идеи уважения к человеку, попытки разрешить проблему общества-коллектива равноправных не были свойственны цивилизации древности, они встречались там только спорадически, в зародышах. Он доказывал, что идеи гуманности впервые возникли в недрах революции рабов, приведших к гибели древнюю рабовладельческую цивилизацию. Жизнь и борьба трудящихся масс, по его мнению, обусловили возникновение идей гуманности. Эти идеи отразились в религии рабов - раннем христианстве. Высокие и светлые идеи гуманности, использованные христианской церковью, которая стала орудием нового класса эксплуататоров-феодалов, и стали той сильнейшей притягательной силой христианства, которая обусловила такие успехи этой религии - орудие подавления и обмана масс. Многие крупнейшие умы человечества, вроде Льва Толстого, например, изучая историю мировой культуры, ясно видели крупный скачок человечества вперед, в морально-этических вопросах, с началом нашей эры. Но они связывали этот скачок с христианством, в то время как он, в действительности, был порожден революцией масс, рабов.
  Профессор Предко, с интересом познакомившись с этой работой Захара, посоветовал подготовить ее для обсуждения на научном студенческом кружке.
  Поглощенный занятиями, своим рефератом, Захар очень редко заходил в красный уголок потанцевать или просто повеселиться, не заигрывал с девушками, не участвовал в студенческих пирушках. "Не пил, не курил и девушек не любил".
  Товарищи его очень уважали за глубокие знания, которыми он всегда охотно делился, за спокойный и очень терпимый нрав. Он никогда ни с кем не ругался, вовсе не из-за какого-то ангельского характера - просто у него была своя точка зрения на вещи. Когда он встречался с неблаговидным поступком товарища, то замолкал и внимательно, не то удивленно, не то изучающее глядел на того. От этого взгляда становилось совестно. При нем ребята были сдержаннее и осторожнее во всем, что могло вызвать его осуждение. Хотя знали, что, осуждая, Захар скажет только с недоумением: "От, баламут!"
  Несмотря на особенности своего "жития", Захар вовсе не был в стороне от жизни ребят. Наоборот, именно ему часто поверяли тайны, с ним говорили по душам, к нему обращались за третейским судом в спорах.
  Товарищам бросалась в глаза еще одна черта его: он был удивительный бессребреник; хотя, при его жизни, он, казалось, должен был знать цену копейке. Из дому ему почти ничем не помогали, жил он на стипендию да на "сторонний заработок" - нередко с такими же, как он "бедными студентами" ходил в порт подработать грузчиком при экстренных работах, летом отправлялся на уборочную трактористом. Иногда ему перепадали значительные для студенческого кармана суммы, но он все вкладывал в покупку книг - его хорошо знали букинисты - а сам сидел на скудном студенческом рационе и ходил в старом, хотя и аккуратно чинимом костюме, купленном на толкучке с чужого плеча и маловатом для него.
  Как это не показалось бы странным - у него всегда было много должников. Он удивительно легко давал взаймы. Друзья по комнате, зная его безденежье и, видя, как он, не сморгнув, иногда занимает какому-нибудь денежному кутиле, чтобы тот мог пойти на танцы в ресторан, ругались и считали это юродством; а он только добродушно улыбался.
  
  ЖЖЖ
  
  Васька с удовольствием увидел Захара. Сейчас ему было приятно встретить симпатичного умного человека, над которым он, Васька, чувствовал здесь, на балу, свое превосходство - именно в вопросах "светскости" и элегантности, которые его больше всего волновали.
  Он подошел к перилам и посмотрел вниз - в направлении взгляда, не замечавшего его Захара - и увидел среди танцующих Таню. Проследив за взглядом Захара, Васька убедился, что тот смотрит именно на нее. Такой соперник не возбуждал в нем вражеских чувств, Васька хлопнул его по плечу: - Привет Захар! - А, Василь, - оглянулся тот, повернув к нему широкое скуластое лицо с широким носом. У него были белесые брови и такого же цвета, прямые, с косым пробором волосы на голове. А в узких, глубоко сидящих глазах, можно было заметить, кроме обычного спокойного и даже ленивого добродушия, не совсем обычную теплоту и мягкость.
  - Ты что это на девицу в черном зайчики глазами пускаешь? - весело и покровительственно спросил Васька. Захар даже как будто немного смутился. - Могу познакомить, хочешь? - продолжал Васька.
  - Да мы знакомы, - улыбнулся Захар, говоря этой улыбкой, что он и сам понимает, что это недоразумение.
  Они действительно, были знакомы и познакомились при не совсем обычных обстоятельствах.
  Это было однажды вечером на берегу моря у Среднего Фонтана. Солнце только что село. Матовая морская бирюза слегка набегала на стоящую в нескольких метрах от берега скалу, с которой удил Захар. Выросший на берегу моря, он очень любил его и был страстный и умелый рыболов.
  Он был всецело поглощен поплавком, когда вдруг услышал на берегу легкие шаги сбегающего с обрыва человека, выглянул из-за скалы - это оказалась девушка.
  Подбежав к воде, она остановилась и стала быстро раздеваться. На берегу никого не было, и она увидела только голову рыболова, которая показывалась из-за скалы, и его длинное удилище. В сумерках и в тени обрыва и скалы она не разглядела лица его и, оставшись в купальнике, крикнула: - Дяденька, посмотрите, пожалуйста, за вещами, пока я скупаюсь. - Хорошо, - пробасил "дяденька". Когда она стала входить в воду, он опять посмотрел на нее и загляделся. Очень она была хороша.
  - Девушка, вы там ноги порежете - там скала, - обеспокоено предупредил он.
  - Ничего, я поплыву, - ответила она и бросилась в воду.
  Плыла она легко и быстро, видимо наслаждаясь своей легкостью и бодростью, сумеречной тихой далью горизонта, густой и приятно электризующей бирюзой моря, которая нежно обволакивала купальщицу впитанной за день теплотой и вечерней свежестью. Девушка плыла и плыла. Вот она уже превратилась в маленькую точку на фоне темнеющего горизонта "Молодец, хорошо плавает", следил за ней Захар, забыв о своей удочке, которая, впрочем, не клевала. Он сидел, глядел на темную точку в морской дали, и думал о странной красавице, одиноко уплывшей в темнеющий простор моря. Он думал о ней, стерег ее вещи, ожидал ее возвращения, и ему было хорошо. Словно какая-то связь существовала у него с этой совершенно неизвестной девушкой. Он даже начал беспокоиться, как бы с ней ничего не случилось, - а вдруг судорога! - и внимательно вглядывался вдаль. Но вот черная точка стала увеличиваться, скоро стали видны ее руки, которые ритмично работали, подымаясь из воды. Вот она уж подплыла к берегу и стала по грудь в воде, отдыхая.
  - Спасибо, дяденька! - весело крикнула она.
  - Не за что, - опять пробасил он, стараясь голосом походить на "дяденьку". Захар искоса поглядывал, как она, медленно выходя из воды, играясь, брызгается, и улыбается ее удовольствию.
  В это время послышался топот сбегающего с обрыва, за ним другой, потом третий.
  - Сеня! - радостно закричал первый, - тут девушка!
  - Хорошенькая?
  - Ночью все хорошенькие.
  Они захохотали.
  - Девушка, так мы сейчас вместе скупаемся!
  Они, смеясь быстро сбрасывали верхнее. Девушка в это время стала выходить из воды. Первый раздевшийся бросился к ней, когда она была по колени в воде. Парень хотел ее схватить, но она резко отклонилась, и он плюхнулся в воду. Два другие весело закричали: - Ого, Коля! Прошел мимо. За это ее поцеловать нужно! - Один из них поднял ее платье и спрятал его за спину, когда она подошла.
  - Отдай платье, - строго сказала она.
  Первый уже выскочил из воды и, подбежав к ней сзади, вдруг обнял ее. Она резко обернулась и хлестнула его пощечиной. Тот громко, матерно заругался и кинулся к ней. Два других, смеясь, расставили руки, чтобы не выпустить ее. Однако самый страстный из них, вдруг как-то странно икнув, как подкошенный, упал на песок. Двое друзей его, неожиданно увидев перед собой Захара, с яростью бросились на него. Девушка молниеносно дала одному подножку, и он со всего размаха хлопнулся у ног Захара. А подскочившего к нему он хватил своим тяжелым, стальным кулаком по уху и тот свалился. В это время Захара схватили за ноги, но он, привыкший к дракам, упал на колени и всей тяжестью ударил противника кулаком по челюсти. Тот вскрикнул и замолк.
  Все это произошло мгновенно. Когда Захар поднял голову, то увидел, как один из хулиганов убегал, а двое недвижно скрутились на песке.
  - Мы их убили? - взволнованно спросила девушка.
  - Нет,...я слегка... прочухаются!... Идемте, девушка, не бойтесь - это нокаут, по-боксерски, отлежатся и встанут.
  - Спасибо, - тут только опомнилась она и протянула ему руку. Он осторожно пожал ее. Девушка быстро оделась, он собрал свои снасти и они пошли вдвоем наверх.
  Захар узнал, что она живет здесь, на даче и сбежала выкупаться перед ужином. Девушка с радостью узнала, что он учится в университете, она тоже в этом году туда поступала.
  Несмотря на его сопротивление, она затянула его к себе на дачу. Они вместе поужинали, и Захар скоро почувствовал себя у нее очень удобно. Пришли ее друзья, некоторые из них тоже поступали в университет. Они расспрашивали его об университетской жизни и радостно удивлялись тому, что там целые полгода не спрашивают уроков. Захар, очевидно, понравился ребятам. Было шумно и весело.
  Об их приключении они с Таней никому не сказали ни слова.
  Прощаясь, она приглашала его почаще приезжать на дачу. Но увиделись они только, когда она тоже стала студенткой, в университете. Увидав его немного смущенную и все же спокойную добрую улыбку, она всегда приветливо здоровалась с ним. Однажды ей удалось затащить его к себе домой. Его очень заинтересовала большая библиотека ее отца. Таня обнаружила у этого очень смелого спокойного парня с деревенской физиономией глубокий, оригинальный ум и очень большую начитанность. Узнав о его реферате, она очень заинтересовалась им.
  Так у них зародилась не совсем обычная дружба.
  Таня любила общество уравновешенного и очень умного парня. Захар втайне восхищался ею, но, со свойственной ему твердостью и строгой логичностью, не допускавшей двусмысленных решений, считал, что она слишком красива, слишком прекрасна для него.
  - Ах, ты ж тихоня! - с удовольствием замечая, что Захара смущает эта тема, продолжал подтрунивать Васька, - мы думаем, что он там своих мертвецов ворочает, науку развивает, концепции создает, а он куры красивым девушкам строит.
  - Вот трепло.
  Ваське приятно было слышать, что он "трепло".
  - Да - а, так значит и ты Брут!.. к Тане неравно дышишь?.. А, может быть, мы там себе внизу шеи ломаем, а ты тут сидишь себе и только ухмыляешься?
  - Брось ты... Да тебе то что?
  - Я ревную. - Ему нравилось так легко, шутя говорить о том, что полчаса назад бросало его в жар.
  - С кем это она идет? - спросил он небрежно.
  - А кто его знает.
  - А что это за ребята, к которым они подошли?
  - Это филологи с ее курса.
  Таня почувствовала, что на нее смотрят, взглянула на балкон и увидела Захара. Она замахала рукой, приглашая его сойти вниз. Захар покраснел.
  - Ну, куда мне идти с такими латками, - пробормотал он, имея в виду свой костюм. Но Васька стал его энергично и резонно успокаивать, говоря, что здесь ведь все ребята.
  - Сейчас я его приведу! - крикнул он Тане вниз, заглушая шум.
  - Ты, пижон, иди, если такая девушка сказала, - обратился он внушительно к колебавшемуся Захару, толкая его кулаком под ребра. Тот медленно поднялся.
  По дороге, покровительственно подбодряя Захара и продолжая подсмеиваться над ним, Васька как-то забывал о своей робости перед ней. И все же, когда они подошли к ней, щеки у него сильно горели, а глаза ярко блестели. Но она смотрела на Захара, а Васька вспомнил, что на нем полумаска и его смущения не видно.
  - Вы почему на балконе сидите? - весело спрашивала она у Захара.
  - Да так, я фокстротов танцевать не умею.
  - Во-первых, танцевать не обязательно, а, во-вторых, мы вас быстро научим.
  Васька глядел, как она весело тормошит словами Захара, как ее высокий, эффектный партнер стоит рядом с непроницаемым лицом, хотя, очевидно, ему эта сцена не нравилась. Васька подумал, как он ловко очутился не только рядом с ней, но и в одной компании. У него мелькнуло даже довольство собой. Но как только он подумал, что теперь ему достаточно вмешаться в их разговор и сказать что-нибудь веселое и остроумное, чтобы остаться в ее кругу, он почувствовал, что голова у него опять деревенеет.
  К счастью в это время на эстраду вышел всегдашний конферансье и чтец-юморист Вадбольский. Он объявил, что сейчас начнется концерт художественной самодеятельности - чтобы в зале расставили скамьи и пригласили всех участников самодеятельности явиться за сцену.
  - Ну вот, мне нужно идти, я сегодня пою, - сказала Таня, обращаясь более всего к Захару. - Вы пока посидите, только не прячьтесь на балкон опять, а потом мы вас научим танцевать... Вы его не пускайте, - обратилась она к Ваське.
  - А вы меня тоже научите танцевать, - очень смело спросил он.
  - Но ведь вы умеете - как же вы меня на первый вальс приглашали? - улыбнулась она, показывая, что узнала его и помнит его шутку.
  Васька засиял, но от восторга не нашелся ответить.
  Она ушла, а он еще долго думал над этими значительными и полными смысла словами.
  
  ЖЖЖ
  
  
  Когда Сергей вернулся на бал и появился на балконе, в зале уже расставили скамьи и все, кому хватило мест, сидели. Он увидел недалеко от эстрады красное платье и светлые волосы Виолы. Рядом с ней сидел в темном костюме, очевидно, ее Павлик. Сверху хорошо видна была только его большая черная шевелюра. Сергей заметил, что она разговаривала не с ним, а со своей соседкой справа, с той девушкой, с которой она стояла, когда Сергей пригласил ее.
  Почувствовав его взгляд, Виола подняла голову вверх, на него, но тотчас нагнулась к Павлику и что-то зашептала на ухо. Сергей почему-то решил, что она дразнит его своей близостью со своим Павликом. Ему стало очень весело и захотелось шуметь и дурачиться.
  Он огляделся. Недалеко стояла, опершись на перила и смотрела на сцену Лора Шетлер - красавица с темно-синим, как ночное небо глазами на очень тонком, смуглом лице с пышной кучерявой прической черных волос. Дочь известного профессора-невропатолога, она всегда одевалась очень красиво, а сегодня была ослепительна - в белом бальном платье, которое очень шло к ее смуглости. Она занималась на первом курсе филфака; за ней ухаживал один из лучших его друзей - футболист Сашка Щербань, учившийся с ним на одном курсе. Сергей не был с ней до сих пор близко знаком, хотя они уже с начала учебного года заметили друг друга. Он не раз обращал внимание на очень красивую филологичку-первокурсницу; она вначале тоже иногда незаметно поглядывала на интересного историка, о котором их девчата много говорили, как об университетской знаменитости - чемпионе и очень интересном "мальчике". Однако Лора несколько раз встретила его с какой-то хорошенькой брюнеткой и стала при встречах глядеть мимо. А когда за ней стал ухаживать Сашка Щербань, то Сергею нередко случалось встречаться с ней то на стадионе, то на танцах, то в театре. Между ними установились ровные полудружеские отношения. Он всегда, болтая с ней, шутил легко и остроумно, как шутят с красивыми девушками, к которым не питаю глубоких и волнующих чувств.
  - Ваше сиятельство, не смотрите вниз - голова может закружиться, - сказал он, подходя к ней сзади и осторожно беря за руку повыше локтя. Она удивленно оглянулась, но, увидев его, улыбнулась. Сергей сделал растерянную мину.
  - Ах, это вы?! Я вас совсем не узнал. Вы каждый вечер надеваете новое платье, и каждый вечер заставляете вновь влюбляться в вас.
  - Для того чтобы иметь удовольствие каждый вечер вновь влюбляться, нужно после каждого вечера переживать горечь разочарования. Это, вероятно, очень тяжело.... Впрочем, ваше положение облегчается тем, что вы влюбляетесь, судя по вашим словам, в платья - такие страсти легко излечиваются.
  - Как вам не стыдно, Лора, смеяться над чувством. Вы ведь прекрасно понимаете, что платье - это форма, через которую проглядывает главное - содержание. Вот это содержание и увлекает меня в каждой форме.
  - Увлекает?
  - Ох, увлекает! - глубоко вздохнул он.
  Они оба рассмеялись.
  - Даже "ох увлекает", - смеясь, говорила она, - Вы опоздали. - И тень лукавой задумчивости скользнула по ее ресницам.
  - Опоздал? Но, я думаю, еще не все потеряно? - вкрадчиво спросил он.
  - Нет, уже все потеряно.
  - Все потеряно?! - с деланным отчаянием воскликнул он. Она взглянула в его смеющиеся глаза и, поняв это подчеркнутое "все", очень мило покраснела. Она хотела обидеться за сальность, но в его глазах было столько смеха и искренней симпатии к ней; кроме того, она ведь уже большая, это раньше, в школе, ей нельзя было слушать таких вещей. Поэтому она только строго сказала:
  - Сергей, я пожалуюсь Сашке, что вы мне дерзите.
  - Лоронька, - перебил он, - "но я другому отдана и буду век ему верна". Какие трагические слова... Лора! - шепотом перешел он в патетику, - но ведь Сашка не оценит вас. Ведь вы - черная роза в грубой руке варвара...
  - А-а, змей! - услышал он злорадный бас Сашки над своим ухом и почувствовал, как сильная рука взяла его "за шиворот". - "Любовник пламенный, игрушка маскерада" - под друзей уже стал подкапываться?!
  - Не бей меня, Саша, я и так несчастный. Ей богу. Это же не женщина, не взгляд, а северное сияние; она вздыхает норд-остом, у нее не сердце, а северный полюс... Саша, ну что у тебя общего с ней? Ты же горячий парень. Хочешь, я тебя могу познакомить с одной девушкой - вулкан!
  - А ты, каналья, северный полюс открывать отправишься?
  Сашка принес два стула. На один села Лора, а на краешек другого - Сашка, предложив Сергею тоже садиться.
  - Нет уж. Меня здесь никто не понимает. Нет отклика ни в ком моей страдающей душе. Пойду, пойду искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок.
  - Постой, постой, - задержал его за руку Сашка, - ты что думаешь делать сейчас?
  - Пойду куда-нибудь под сень струй стихи писать.
  - Нет, я серьезно. Ребята решили после концерта собраться у Лоры, там заканчивать вечер.
  - А кто эти ребята?
  - В основном ихняя братия - филологи.
  А Лора добавила: - Будут интересные девушки: Таня Гаевская, Наташа Горбачева, Виола Озерова, ну и другие.
  - А кто такая Виола Озерова?
  - О, это очень интересная девушка, только она "занята", за ней ухаживает один интересный молодой человек из Института связи. А почему именно она вас заинтересовала?
  - Я о ней что-то слышал, но не помню что.
  - Приходите с девушкой, если хотите.
  - Нет, если я приду, то сам. Люблю поражать красивых девушек блестящим одиночеством.
  - А за кем же вы будете ухаживать?
  - За самой хорошенькой.
  - Ну, самая хорошенькая у нас Таня. Но даже вы можете затеряться в толпе ее поклонников.
  -Да? Ну, если мне одному она будет не под силу, то я с Васькой объединюсь. Вдвоем мы ее как-нибудь завоюем.
  - А что будет потом?
  - Ну, что будет потом - это никогда влюбленных не интересует. Настоящие влюбленные подобны ревизионистам, для них цель - ничто, движение - все.
  - Интересно было бы посмотреть на вас в роли настоящего влюбленного.
  - Прогоните Сашку.
  - Ах, ты ж... - угрожающе повернулся к нему Сашка.
  
  ЖЖЖ
  
  - Сергей мне нравится, - сказала Лора, когда они остались с Сашкой вдвоем.
  - Еще бы, - с шутливой обидой ответил тот, - он всем девушкам нравится.
  - Сашка, ты мне дерзишь.
  - Серега прав - ты сегодня замечательно красивая, - ответил он, заглядевшись на нее, и хотел нежно взять ее об руку.
  - Саша! - тихо сказала она, так, что он забрал руку. А она, как ни в чем не бывало, продолжала: - Ты мне говоришь это при каждой встрече.
  Сашка встречался не с первой девушкой и думал, что он хорошо знает "их братию", но с Лорой было все не так, как с другими. Они вот уже месяца три знакомы, вместе гуляют, ходят в театр, кино; но она не позволила ему не только поцеловать ее, но даже и обнять, хоть легонько, наедине. Эта строгость была ему не совсем понятна, но он понимал, что она иначе не может, что она так воспитана. И эта ее девичья чистота особенно восхищала его. Он все сильнее влюблялся, а она только снисходительно к этому относилась, сухо одергивая его, когда он увлекался.
  Сергей решил спуститься в зал поглядеть на Ваську. Но потом сознался, что ему хочется быть поближе к Виоле и взглянуть на ее Павлика.
  Впечатление от ее очарования, аромата ее красоты, ни на минуту не оставляло его. Ясно, что, если бы она хотела, то могла бы назначить свидание и на завтра. Нет таких обстоятельств, в которых девушка не нашла бы времени для свидания. Ясно, что она хочет поиграть им. Это злило. Хочет набить себе цену, - цинично думал он, но цинизм этот не утешал и был даже неприятен. Такая девушка имеет право сама вести игру, если она этого хочет. Ну, что же: "дай боже нашому телятi вовка з'Їисти", - пытался он утешиться гордыней, но и это утешало. Бывают положения, когда и сам не знаешь, кем хочешь быть - теленком или волком.
  "Ишь ты, как она у меня засела. Ну что ж, поглядим, кто кого наиграет. "Вся наша жизнь - игра!" - тихонько пропел он и улыбнулся.
  "Что ж теперь делать?" - спросил он себя. И тотчас ответил: "Конечно, волочиться. В этом великая сермяжная истина". И он поправил полумаску. Не писать же стихи.
  
  ЖЖЖ
  
  Васька очень любил концерты художественной самодеятельности. А к сегодняшнему дню подготовили, вероятно, что-нибудь особенно интересное и веселое. И самое замечательное - будет петь она. Он помнил, какой восторг всего зала вызвало ее пение на прошлом концерте. А сегодня после концерта он будет танцевать с ней, и веселиться в одной компании. Чудесно. Вокруг столько красок, света, улыбок, смеха, столько ярких глазок под масками и без масок. И он тоже сверкающими глазами глядел по сторонам. Справа от него сидели две хорошенькие маски, которые о чем-то весело шушукались и поглядывали на него. Ему хотелось шутить и заигрывать с девушками. Разглядывая соседок, он локтем толкнул Захара и спросил так, чтобы они слышали: - Захар, какая тебе больше нравится?
  - Что? А-а... Они обе хорошенькие.
  - Ну, обе тебе будет слишком много.
  Девушки засмеялись, сверкнув зубками, и опять о чем-то зашушукались.
  - Видишь, они сговариваются. Сейчас я у них спрошу, кому ты больше нравишься.
  - Брось, - смутился Захар и потянул его за рукав. Но Васька, смеясь, наклонился к соседке и, заглядывая ей в глаза, спросил, кого она выбрала - его, Ваську или Захара. - Мы - парни оба ничего себе. Вдруг он громко воскликнул: - Галка! - и расхохотался вместе с маской. Это была Гала Жихарева, хорошо знакомая ему по стадиону, по поездкам на соревнования. Она была одной из лучших волейболисток и легкоатлеток университета. Он тем более обрадовался, что видел ее маску в одной компании с нею.
  - Я думала, что ты лучше умеешь с девушками заигрывать.
  Он был даже озадачен. Это была совершенно новая нота в их разговорах. Васька привык к ней относиться просто, как к товарищу по спорту, по команде. А сейчас, когда она в маске и не похожа на себя, он понял, что она не только хорошая спортсменка, но и хорошенькая девушка. Он улыбнулся на ее подначку и обещал поучиться еще. Она спросила, почему его не было видно среди танцующих.
  - А что, у тебя плохие партнеры были?
  - Нет, наоборот, очень хорошие. Я пришла сюда с Игорем Латышевым, мы с ним танцевали. Но он, кажется, увлекся Таней и оставил меня. А Ледика у меня отбила Наташка, - кокетничая, говорила она.
  - Что это за Игорь Латышев?
  - Ты его еще не знаешь? Это твой конкурент.
  - Конкурент? - смешался Васька, подумав, что Гала догадалась, почему он так интересуется партнером Тани.
  - Да, он недавно перевелся из Николаева в Водный институт. Он чемпион Николаевской области по прыжкам в высоту, тройному, по метанию диска и толканию ядра.
  - Ну, в Николаеве можно быть чемпионом сразу по всем видам легкой атлетики.
  - Нет, у него хорошие результаты. Он прыгает 180 и метает за 40 метров.
  180 сантиметров в высоту - это высокий результат для Васьки. Прошлой осенью на последних соревнованиях он взял 175, но ему самому этот результат еще казался случайностью. А ведь весной, в начале сезона результаты всегда ниже осенних.
  - А какой он? - спросил Васька лицемерно, так как он уже знал, что это и есть тот самый партнер Тани.
  - Вон - в сером костюме, наклонился к Мурочке Андросовой.
  Васька с еще большим интересом стал разглядывать сидевшего недалеко впереди своего конкурента вдвойне. Вероятно, он слишком внимательно вглядывался в него, так как Галочка спросила, не разволновала ли она его преждевременно.
  Почувствовав на себе пристальный взгляд, Игорь оглянулся, и они встретились взглядами. Васька увидел твердый, уверенный взор человека, привыкшего быть в центре внимания.
  - Ну, посмотрим, - значительно сказал он.
  Дело было в том, что через две недели должен был происходить, ставший уже традиционным, весенний матч Университета и Водного института по волейболу и легкой атлетике. Команды обоих вузов были очень сильны, поэтому соревнования всегда привлекали внимание всего города. Будет много болельщиков, ажиотаж, борьба из-за каждого сантиметра и каждой десятой доли секунды. Среди болельщиков будет, вероятно, и она. Ваське теперь казалось, что его спор с этим Игорем за Таню решится там - на стадионе и на волейбольной площадке. Он теперь, кажется, вспоминал, что видел Игоря в николаевской команде во время розыгрыша первенства Украины в их зоне. Если это тот, то он хорошо играет. Это опасный противник.
  Они начали с Галой очень интересный разговор о шансах в предстоящих соревнованиях, перебирая силы Водного и свои возможности.
  Но вот на сцене снова появился Вадбольский, зал затих и начался концерт. Программа была свежая, зал и исполнители были словно наэлектризованы. Зрители то покатывались от хохота, то грохотали аплодисментами, то замирали, и тогда в тишине слышался неторопливый голос рассказчика, чистая мелодия скрипки или свежий голос певца. А потом опять дружные аплодисменты.
  Васька был совершенно поглощен концертом, он громко хохотал над шутками и бешено аплодировал хорошим номерам и знакомым исполнителям. Сознание, что сейчас выйдет на сцену она и будет петь (он уже предвидел ее огромный успех), что впереди за нее и на ее глазах будет идти жестокая спортивная борьба с противником, что скоро она опять сойдет сюда к ним, и они будут в одной компании - это сознание переполняло его ликованием. Гала, посмотрев на него, заметила, что он сегодня очень хорошо настроен. Она не знала, что он такой хохотун.
  Он посмотрел на нее сияющими глазами, нагнулся и сказал ей на ухо:
  - Галочка, знаешь, я не догадывался до сих пор, что ты такая красивая девушка.
  Ему приятно было сказать ей лестный для нее комплимент, девушки это любят.
  Она засмеялась: - Я не знала, что ты комплименты можешь говорить.
  - Галочка, ей богу это не комплимент - от полноты чувств. - Он нежно взял выше локтя ее обтянутую шелком руку и легонько сжал. Ему было очень хорошо. Все вокруг такие интересные. Вот рядом с ним сидит Захар, милейшей души парень - умный, спокойный, добродушный силач; ему всегда нравилась сила. Недаром ведь даже она очень уважает его. И он чувствовал к Захару чуть ли не нежную привязанность. А вот Галочка - он ее уже давно знает; они столько раз ездили на соревнования, вместе переживали за судьбу команды и всегда хорошо, по-товарищески относились друг к другу, но только сейчас он понял, что она хорошенькая и такая милая. Столько раз он ее видел в спортивном костюме, на пляже и до сих пор не замечал, что у нее чудная фигурка; для этого ее нужно было увидеть в хорошо пошитом платье.
  Но вот опять вышел конферансье и объявил: - Студентка первого курса филологического факультета Таня Гаевская споет "Чайку".
  Зал радостно зааплодировал. Университетские зрители уже хорошо знали эту исполнительницу.
  Быстро, но неторопливо, просто улыбаясь, вышла она и стала у рояля.
  Увидев ее на сцене, Васька замер. Она была так нежно и в то же время величественно прекрасна, что он даже сразу не узнал ее без полумаски. Он чувствовал, что сейчас на нее с таким же восхищением смотрит и не может не смотреть весь зал. И от этого ему было умилительно радостно и вместе с тем страшно. Радостно за нее и страшно за себя (когда он думал, что хочет, чтобы эта красота сияла для него не так, как для всех).
  Она исполнила популярные песенки, цыганские романсы - то, что больше всего любил Васька, да и большинство зрителей.
  Уже с первых взятых ею нот он унесся в радостные, лучезарные дали, замирая от восторга.
  Пела она просто - без претензий на профессионализм - и поэтому хорошо. Голос у нее был свободный, ясный, девически чистый и задушевный, с очень приятными, мягкими низкими тонами.
  Убежденный, что весь зал также восторженно поглощен ею, как и он, Васька не очень ошибался. Немногое так же глубоко волнует каждого человека, как хорошая песня. А если поет о любви в атмосфере всеобщей праздничной влюбленности очаровательная девушка, и поет так чудесно, то она настоящая царица и повелительница всех замирающих от ее голоса сердец.
  Сергей сидел между двумя стульями своих приятелей у самой сцены, против рояля и видел Таню прямо перед собой.
  В ее пении, казалось, звучало все, что произошло у них с Виолой, что так волновало, и что он хотел временно заглушить волокитством. Он с упоением и радостной благодарностью утопал в ее голосе, и в то же время с новым, обостренным интересом разглядывал ее.
  Сильные лампы с рефлекторами освещали ее всю до мельчайших подробностей. Сдержанность каждого ее движения говорила о хорошем воспитании и уверенности на сцене. Он опять подумал - как грациозно каждое ее движение. Дивно сложена - объяснял он себе - при таком скелете и, вероятно, идеальном расположении мышц у нее и не может быть неграциозных движений.
  Теперь она была без маски, и он пристально вглядывался в ее лицо. Оно было очень тонко, чуть смугло, очень красивого овала, с прямым тонким носом и очень изящно изгибающимся вперед подбородком. Густые каштановые волосы, разделенные прямой линией пробора, были гладко стянуты вокруг головы и заплетены в две косы, уложенные высокой короной. Это, вместе с ее непринужденной и грациозной манерой держаться, и создавало впечатление величественной изящности ее фигуры.
  Сергей, заинтересованный в последнее время вопросами расовых признаков, решил, что она принадлежит к одной из разновидностей украинских красавиц; этот тип характерен и для южнославянских народов. Но тут же подумал, что она, как и всякая очень красивая девушка, не напоминала никакого типа и казалась совершенным исключением.
  Особенно были хороши ее темно-карие глаза. Обрамленные тонкими иссиня-черными бровями, они мягко сияли в сильных боковых лучах света, затененные густыми, черными, слегка изогнутыми ресницами.
  Когда зал гремел аплодисментами и раздавались крики особенно увлеченных слушателей, она стояла и спокойно улыбалась. Это не была милая улыбка красивой актрисы, знающей, что ею любуются; это не была и смущенная улыбка девушки, радостно чувствующей на себе восхищенные взгляды сотен пар глаз. Она улыбалась, так как была рада, что всем нравится то, что ей нравится и то, что она пела.
  Сергей с интересом отметил, что как он ни заглядывал ей в широко открытые глаза, с самого начала ее появления перед зрителем, там нельзя было заметить ни малейшей дрожи, ни малейшего волнения, что можно было видеть, в той или иной степени, у всех других исполнителей.
  Кончив петь под бурю аплодисментов и криков, она слегка поклонилась и ушла. Зал бушевал и конферансье пошел за ней. Она опять вышла, весело и спокойно поклонилась еще раз и ушла. И больше она на сцене не появлялась, несмотря, несмотря на долго не смолкавший в зале шум.
  - Она с характером, - подумал Сергей.
  
  ЖЖЖ
  
  После концерта растащили скамьи и веселье, танцы, "почта" продолжались еще пуще. Сергей подошел к кругу танцующих, ища глазами Виолу. Его внимание привлек громкий разговор. Рядом стояли два хорошо одетых незнакомых юноши без масок спорили. Он скоро понял, что спор шел о красоте и красивости и развивался в трансцендентальных высотах. Кружились пары, взрывались хохотом маски, хлопали трубочки с серпантином, а спорщики все горячее, глубже и тоньше развивали свою аргументацию, сосредоточенно слушая оппонента и с улыбкой превосходства разрушая его доводы. Около стояли две милых полумаски и, ожидая партнеров, время от времени оглядывались на спорщиков. Это, казалось, придавало их высокоинтеллектуальному разговору еще больше полемического пыла. Сергей повернулся к спорщикам и в упор, с ироническим любопытством разглядывал их розовые физиономии. Несмотря на то, что они обрушивали друг на друга солидные цитаты, в том числе латинские, немецкие и французские, они казались ему двумя глупыми щенками. Он уже не впервые встречал таких типов на вечерах, танцах, праздниках.
  Может это юные развратники интеллектуальных вакханалий, обуянные дьявольской гордыней и наслаждающиеся сознанием своего превосходства над всеми, кто так легкомысленно предается веселью, не зная доступных только им оргий чистой мысли. А может это просто очень застенчивые молодые люди, не знающие, какую нужно сказать цитату, приглашая девушку танцевать.
  От этих мыслей Сергея отвлек Сашка. Оказалось, что ребята уже ушли к Лоре. Сашка предложил зайти к нему в общежитие и взять оттуда вино и водку. Сергей и они оставили праздничный, шумный в этот вечер университет.
  
  ЖЖЖ
  
  Они шли по темным улицам Одессы. Небо темного бархата, казалось, дружелюбно мерцало им сверкающими крупицами радости.
  По дороге Сашка рассказывал, что вечеринку решили организовать только сегодня. Собралась довольно большая компания, человек 15, сложились, кто, сколько мог, Лора предложила свою большую квартиру. Профессор Шетлер с женой проводили этот вечер у знакомых. Большая часть денег, собранных вскладчину, пошла на спиртное, а ужин организован главным образом за профессорский счет. Вино и водку купили днем и занесли пока к Сашке в комнату, в общежитие, но потом в спешке перед вечером так и не успели принести.
  В общежитии было тоже весело. Они заглянули в красный уголок. Там было полно народу, гремела музыка из радиолы и шли танцы.
  Зато на верхних этажах было пусто. По дороге завернули в "академку" и обнаружили там, к своему удивлению, сиротливо зубрившего студента. Это был Куцук, старавшийся всех перезаниматься.
  Сашка предложил ему занести для бодрости рюмку водки, но тот смущенно улыбаясь, сказал, что ему еще нужно прочесть для закрепления 57 страниц.
  Они пожелали ему поскорее окончить опиумную войну (тот зубрил учебник колоний и зависимых стран) и ушли улыбаясь. В "академку" доносилась музыка из красного уголка. Нелегко в таком музыкальном сопровождении закреплять события в Китае прошлого века. Страх перед грозным профессором Горчевичем доминирует над всем существом Куцука даже в этот праздничный вечер.
  - У нас еще нас один такой тип есть - Колька Белавенец. Они вдвоем, как соберутся в "академке", так и сидят до утра. Никто не хочет первым уйти. Иногда приду часа в три ночи домой, загляну в "академку", а они, друзья, сидят - пересиживают друг друга, - рассказывал Сашка. Оба "типа" учились с ним на одном курсе. На экзаменах отвечали отлично и хорошо, а авторитета толковых студентов среди ребят не имели.
  Наконец, на пятом этаже добрались до комнаты Сашки. От соседей доносился шум патефона и возбужденные голоса. Там гуляли. Сашкину комнату открыли ключом, дома никого не было. Под кроватью у него было полно разного рода бутылок; он почесал голову. Напитки сюда сносили по частям, и он не предполагал даже, что их так много. С трудом уложили их в большую корзину.
  Уходя, они уже заперли комнату и взялись за свою ношу, как вдруг дверь соседей отворилась и показалась высокая фигура одного из форвардов университетской команды Ромки Карпенка. Он на мгновение как бы остолбенел, а потом громко изумился: - Сашка! Яко тать в нощи! - В комнате на минуту затихло; в дверях показались несколько разгоряченных хорошей выпивкой лиц, послышались крики: - Сашка, Сашка Щербань! Их обоих моментально втащили в комнату и при виде Сашки вся комната взорвалась восторженным ревом здоровых глоток футболистов. Здесь собрались на дружескую выпивку всегдашние противники - игроки команды Водного и университета.
  Радостный рев, которым встретили Сашку, объяснялся не только количеством опустошенных бутылок под столом, но и настоящей популярностью его в кругах спортсменов и особенно футболистов. Его любили за открытый товарищеский характер и друзей у него был полон город.
  Известен он стал среди спортивной молодежи еще тогда, когда только приехал из далекого Краматорска. Однажды на стадионе он, тогда студент-первокурсник, всей душой болел, переживая перипетии футбольного матча Мединститут - Университет. К концу игры счет был 2:1 в пользу Университета. "Мединовцы" бешено атаковали ворота противника. Стадион замер, лишь кое-где раздавались бессознательные вскрики и стоны болельщиков. В такую минуту один из форвардов Мединститута в схватке за мяч незаметно для судьи дал подножку своему противнику, вывел мяч из свалки и занес уже ногу для верного удара по воротам, как вратарь университета бросился ему в ноги и отчаянным усилием захватил мяч. Рассерженный неудачей форвард со злостью и явно намеренно ударил лежавшего перед ним голкипера. Судья остановил игру. В это время возбужденные и негодующие зрители увидели, как через все поле к месту свалки мчится невысокий, плотный парень со злым лицом; он подлетел к застывшему в недоумении грубияну форварду и с хода махнул его длинным свингом по челюсти. Тот свалился в нокдаун, а паренек столь же быстро скрылся с другой стороны стадиона в публике.
  Зрители на мгновение замерли, а потом разразились хохотом и аплодисментами.
  Этим парнем был Сашка. Не выдержало его благородное сердце зрелища подлости в честной борьбе.
  Об этом случае долго вспоминали со смехом в спортивных кругах города. Потом имя Сашки стало известным благодаря его спортивным способностям. Он выдвинулся, как один из лучших форвардов города, а, кроме того, быстро рос и как хороший боксер.
  Возбуждение подвыпившей компании передалось и Сашке с Сергеем. Они тоже заулыбались и сейчас же были втянуты в спор, кто кого "понесет" в предстоящем розыгрыше - Университет Водников, или наоборот.
  - Сашка, честно, у кого больше шансов?- перекричал шум один из голосов.
  - Ясно - у нас, - убежденно и с недоумением по поводу такого наивного вопроса ответил Сашка.
  - Ура - а! - завопил десяток глоток.
  - Сейчас же налили "московской" и выпили за победу Университета. Пили и водники, так как не хорошо не пожелать друзьям удачи. Но они сейчас же взяли реванш и предложили тост за победу Водного. Это предложение было встречено не менее мощным ревом. Опять пили все.
  Чтобы восстановить истину и справедливость, Сашка предложил выпить за тех, кто выиграет. Тост был принят с восторгом.
  Вышли из общежития Сашка с Сергеем уже навеселе.
  
  ЖЖЖ
  
  У Лоры, хотя и не было еще горячительных напитков, как у веселых футболистов, но тоже было по-своему шумно и весело.
  Здесь, правда, далеко не было того единства настроений, которое господствовало у дружных противников, не разъедаемых в тот вечер женским обществом.
  Несмотря на то, что почти все девушки, собравшиеся у Лоры, были по-своему хороши, около Тани с самого начала собралась группа ее поклонников. Она то увеличивалась, то уменьшалась, но неизменный ее костяк составляли Игорь Латышев, Васька и Захар, хотя последний был, собственно на положении друга, а не поклонника. Таня отличала его и была с ним на товарищеской ноге. Впрочем, и со всеми остальными она держалась очень просто - внимательно слушала, глядя прямо в лицо своими прекрасными, умными и обаятельными глазами, и смеялась, если было смешно.
  Васька не мог выдержать ее взгляда и в то же время с замиранием сердца ожидал этих играющих смехом лучей ее глаз. Он был совершенно очарован и очень хотел понравиться ей. Он искал путей к ее сердцу; в голове даже мелькнуло старинное житейское правило: "Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей". Но мысль расставлять ей какие-то ловушки выглядела так фальшиво при ярком свете ее улыбок, и так жалко - перед чарующей тайной ее глаз.
  Конечно, чтобы понравиться ей, необходимо быть интересным, умным и остроумным.
  Еще с раннего детства он был неистощимым выдумщиком всяких фокусов и шуток; смелым и находчивым забиякой, не терявшимся ни при какой обстановке. Это и сделало его лихим атаманом ребят на Соборной площади. И сейчас стоило ему разойтись, как он своими выдумками и неожиданными превращениями заставлял покатываться от хохота всех окружающих.
  Но здесь все эти качества исчезли. Казалось все его органы, кроме глаз и ушей, которыми он воспринимал ее, атрофировались. Когда она смотрела на него своим лучистым смеющимся взглядом, он весь вспыхивал, и спасала его только она, отводя свои глаза.
  Попробуй, будь тут спокойным, выдержанным, находчивым и остроумным.
  Он завидовал выдержке Игоря. Тот умел очень уверенно сочетать всю возможную для первого знакомства галантную почтительность к Тане с грубоватой простотой, граничившей с небрежностью к ее другим поклонникам. Все его поведение, казалось, говорило им: "Я хороший и простой, свой парень, свой парень в доску, но не путайтесь под ногами, когда я облюбовал себе девушку. Вы же сами должны понять, что вам здесь делать нечего". На Захара он смотрел очень строго и некоторым недоумением, Ваську - старался по возможности не замечать; хотя и поддерживал разговор, но было видно, что это он делает как галантный кавалер, подчиняющийся капризам своей дамы.
  Захар хорошо улавливал холодную корректность Игоря, однако, однако тот его очень мало интересовал. Если он и догадывался о причинах холодности его, то считал ее совсем неосновательной. Сам он вовсе не считал себя подходящим кавалером для Тани. Соперничать в галантности ни с Игорем, ни с Васькой он и не помышлял. Он с явным удовольствием беседовал своим ленивым баском с Таней, добродушно воспринимая участие в разговоре и всех остальных.
  Начались танцы. Таня подняла смутившегося Захара, чтобы тотчас научить его несложному искусству танго. Васька горячо взялся помогать ей. Оба крутились вокруг Захара, который краснел, наступал на ноги то Тане, то Ваське, то путался в собственных ногах. Это было поводом для острот и хохота всех троих.
  Игорь вначале сидел со скучающим видом, глядя на капризы своей дамы, а потом пригласил танцевать Галу Серову. Самые эффектные па он делал около смеющихся вокруг Захара.
  Захар, собственно, быстро понял нехитрую механику танго. Но необходимость обнять Таню за талию приводила его в страшное смущение, и вся наука моментально вылетела у него из головы. В конце концов, он, раскрасневшись, махнул рукой и заявил, что этой мудрости он вместить не может.
  - Это же очень просто! - воскликнул Васька. - Вот смотри. Идемте Таня, - протянул он ей руку. И тут только понял, какое великое дело совершил - пригласил ее танцевать. Он хорошо танцевал, но сейчас - с трудом удерживал дрожание руки, которой еле касался ее талии; не слышал музыки, первые шаги сделал не в такт, смешался, наступил на ее ногу, испугался, и усилием воли заставил себя идти простыми шагами в ритме музыки. Но скоро нежная, ритмичная мелодия одного из его любимых танго захватила его, и они стали легко скользить по паркету, чувствуя каждое движение друг друга. Он был безгранично счастлив, как могут быть счастливы только влюбленные.
  Когда окончилась музыка, он не сразу возвратился в этот мир, где существуют и другие люди, кроме нее.
  Она что-то сказала ему, а он только молча посмотрел на нее сияющими глазами, в которых было столько счастья, что она опустила взгляд и на несколько мгновений задумалась.
  Захар встретил их, радостно улыбаясь. - Здорово у вас получается, - сказал он. Васька ничего не ответил, сел, но сейчас же поднялся и вышел на балкон. - Жарко, - проворчал он. Ему хотелось побыть одному.
  На балконе никого не было. Темное бархатное небо интимно мерцало блесками, которые казались искрами ее глаз. Он оперся на перила и зажмурился. А через несколько мгновений ему опять захотелось видеть ее, слышать ее голос, смотреть в ее глаза.
  "Только спокойнее и больше выдержки", - решил он, возвращаясь назад.
  Вокруг Тани собралась группа ребят и девушек, которые над чем-то смеялись, Игорь был там же. - Жарко, - улыбнулся Васька, подходя к Галочке Серовой.
  - Вы с Игорем, кажется, утешаетесь около меня, когда не можете быть около Тани. Мне это лестно.
  Васька сел, взяв ее ладонь, и прикрыл своей; лицо его расплылось в улыбке, хозяином которой он не был.
  - Она замечательная девушка - ты посмотри, как она улыбается. А обрати внимание на глаза - пропасть бездонная.
  - Да ну тебя, - улыбаясь, забрала у него свою руку Галочка, - очень мне приятно слушать твои дифирамбы, это ты ей поди скажи. Я думала ты мне комплименты говорить будешь, - шутя, надула она губки.
  Васька взглянул ей в глаза и засмеялся.
  - Галочка, да мы же с тобой... дай я тебя расцелую. - И он полез к ней целоваться, она стала защищаться; оба захохотали. На них обратили внимание, шум в зале немного утих и ясно раздался чей-то насмешливый голос:
  - Целоваться нужно хотя бы на балкон выходить.
  Он оглянулся и увидел, что они в центре внимания; Таня тоже насмешливо, как ему показалось, смотрела на него.
  - Мы шутим, - смешавшись, негромко пробормотал он.
  Но его услышали.
  - Знаем мы, такие шутки, раздался строгий бас географа Рынды.
  Все рассмеялись. Васька совсем смешался. Куда он не оглядывался, везде встречал насмешливые лица. - Вот видишь, что мы наделали, - пробормотал он. Галочка расхохоталась. Он посмотрел на нее и тоже рассмеялся. - Да ну вас, - махнул рукой.
  Видя, что инцидент исчерпан, кто-то включил радиолу, стали опять танцевать.
  - Да - а, натощак долго не протанцуешь, - пересилил радиолу рассудительный голос Рынды. С ним весело согласились.
  Лора, как хозяйка, объявила, что остановка только за ребятами, которые пошли за вином и которые почему-то долго не возвращаются.
  - Ну, с вином им спешить некуда.
  - А вина много? - спросил Рында.
  - Хватит, порядочно.
  - Тогда они совсем не дойдут. Я пойду за ними, - вызвался Рында.
  - Нет, нет, - закричали смеющиеся голоса, - тогда мы вина совсем не дождемся.
  - Пьют себе гаврики по дороге, им и горя мало, - громко завидовал Рында.
  Среди общего смеха послышались звонки в передней.
  - Это они, - с облегчением сказала Лора, которая чувствовала ответственность хозяйки за тоскующие желудки своих гостей.
  Действительно, это был Сашка и Сергей. Больше стакана водки, выпитой у футболистов, вызвали у них то настроение, которое называется "слегка навеселе". Всю дорогу они смеялись, заигрывали со встречными девушками и иногда беззлобно переругивались с их кавалерами. Помня о своем ценном грузе, они без приключений доставили его по назначению.
  "Профессор Шетлер" - увидели они выгравированную надпись на крупной медной доске, висевшей у двери парадного. Они поднялись на второй этаж - опять такая же надпись, только поменьше.
  - Инстинктивно лезешь в карман проверить, есть ли 75 рублей "за визит" профессору, - сказал Сергей, нажимая кнопку звонка.
  Послышались быстрые шаги, дверь отворила домработница Гаша. - Мальчики, - радостно воскликнула она, - где же вы пропадали?
  В переднюю поспешно вошла Лора, а за ней высокая, широкоплечая, костлявая, с длинными руками, фигура Рынды и еще ребята.
  - А-а, птенчики, - хитро улыбаясь скуластым лицом, пошел к ним навстречу Рында, - клюнули таки? А ну-ка дыхни! - обратился он к виновато улыбавшемуся при виде строгого лица Лоры Сашке. Тот попытался дышать через нос, но опытный Рында, сладко зажмурившись, объявил: - Аромат! Лучшие парижские духи. По-французски о-де-ви, по-русски водка.
  Обступившие их засмеялись.
  - Вы могли бы потерпеть немного, - с убийственным спокойствием сказала Лора, холодно глядя на Сашку. Улыбка у того стала совсем кислой. Собравшиеся затихли, увидев товарища в критическом положении. Лора повернулась, чтобы уйти. Сергей, до сих пор стоявший слегка улыбаясь, взял Лору за руку и пошел с ней. Она так же холодно взглянула на него:
  - И вы тоже! Я от вас не ожидала. Вы хотя бы в подворотню зашли, или прямо на улице?
  - Лора, вы сердиты и потому несправедливы. - И он рассказал об обстоятельствах их задержки и как они были вынуждены выпить по стопке водки.
  Лора посмотрела ему в глаза.
  - Вы мне не верите?
  - Нет, я вам верю, - подумав, сказала она. И обернулась к Сашке, который стоял за их спиной все еще с виноватой улыбкой.
  - Только воображаю, что это были за стопочки, - ворчливо сказала она.
  - Ма-аленькие, - с серьезным убеждением протянул обрадованный Сашка, показывая на кончик мизинца.
  Все трое засмеялись, и они пошли в зал.
  
  ЖЖЖ
  
  В большом красивом зале несколько пар танцевали под музыку из радиолы. Остальные сидели и стояли у стен оживленными группами.
  В центре одной из них Сергей увидел Виолу. Судя по смеху, несшемуся из этого кружка, там было весело. В центре другой группы была Таня. Там он увидел и Ваську.
  Виола хочет, конечно, затмить Таню, и успех свой мерит количеством очарованных ею. Нельзя сказать, чтобы он совершенно спокойно отметил, что она действует небезуспешно. Возбужденные голоса, горящие глаза, разрумянившиеся лица окружавших ее ребят говорили очень красноречиво, что взгляды из-под ее длинных ресниц и лукавые капризы очень красивой девушки не пропадали даром. "Лучше всего мы используем время до субботы, если будем понемногу волочиться за ее соперницей, Таней". Все это мелькнуло в мозгу, пока он бегло оглянул зал.
  Они медленно пошли вдоль стен, чтобы не мешать танцующим.
  - Как много хорошеньких девушек, - сказал он.
  - А кто вам больше всех нравится? - спросила Лора.
  - О той, которая мне больше всех нравится, я не смею говорить в присутствии этого неисправимого алкоголика, который вызвал сегодня ваш справедливый гнев.- И Сергей нежно, на глазах у Сашки, пожал ей руку.
  - Опять, змеюка! - добродушно ответил Сашка, глядя на улыбающуюся Лору, - ты запомни, что тебе в этом доме ходу нету. И вообще, Лора, его пора сдать кому-нибудь, а то с ним морока, он же не может стоять рядом с хорошенькой девушкой и не строить ей куры.
  - Ну, а кто вам нравится больше всех после вышеупомянутой особы? - продолжала Лора.
  - Знаете, здесь столько хорошеньких мордочек, что человек с моими взглядами на прекрасное оказывается в очень затруднительном, почти безвыходном положении.
  - Простите, - перебила она, - а что вы понимаете под выражением "и не только мордочки"?
  - В первую очередь ножки, "Дианы грудь, ланиты Лоры... - начал он с подъемом, но она, шутя, попыталась закрыть ему рот рукой. Он налету громко чмокнул ее ладонь. И в тот момент железные пальцы Сашки впились ему в шею. Сергей стал проситься и они опять все трое засмеялись.
  - И все же, с кем вас познакомить?
  - Конечно, если вы Лора, так же как и ваш Сашка, не умеющий оценить моих лучших чувств к вам, хотите избавиться от меня, то я попытаюсь найти кого-либо, кто оценит мои чувства по достоинству. Познакомьте меня с двумя самыми интересными девушками по вашему усмотрению.
  - Хорошо, только у вас будет сильная конкуренция.
  - Ничего, конкуренция - это интересно. Я только летом, когда очень жарко, люблю дачниц, - они не сопротивляются, и никакой конкуренции.
  Лора покраснела и отвернулась, а Сашка сердито и сильно штывнул его кулаком в бок, за спиной Лоры.
  - Ты чего дерешься? - недоуменно спросил Сергей.
  Они подошли к группе ребят и девушек, где находилась и Виола. Она в это время серьезно, опустив глаза, что-то неторопливо сказала. Окружающие громко рассмеялись. А она подняла свои ресницы и взглянула в упор на подошедших, слегка улыбаясь впечатлению своего рассказа. Сергей внимательно взглянул ей в глаза. Но никаких следов их приключения, так волновавшего его, там не было. Появление его особы не зажгло в ее зрачках ни единой искорки. Улыбнулась она только Лоре и улыбка эта, казалось, говорила: - "Как тебе нравятся мои успехи? Право, это очень нетрудно".
  - Виолонька, этот молодой человек просил меня познакомить его с двумя самыми интересными девушками.
  Виола при этом холодно и внимательно взглянула в лицо Сергея - так, как она, вероятно, всегда глядела в таких случаях. Ничего, кроме вынужденного вежливостью, любопытства, в нем не было. Сергей сумел ответить открытым взглядом, в котором ничего, кроме обыкновенной заинтересованности красивой девушкой, не было.
  Она вежливо улыбнулась (одним знакомым больше или меньше - это не так важно, - говорила эта улыбка) и молча протянула Сергею руку.
  - Ваше лицо мне почему-то знакомо, - просто улыбнулся Сергей.
  - Да? Я вас тоже где-то встречала, - вежливо, не сморгнуть взглядом, ответила она.
  - Вероятно во сне, - сострил Сергей.
  - О, нет, во сне мы не встречались, - с улыбкой, извиняющей не совсем удачную остроту, возразила Виола.
  - Я имею в виду не мой сон и даже не ваш, а Сашкин, - нашелся Сергей, - он всегда видит меня во сне с красивыми девушками.
  - Это правда? - с шутливой ревностью обратилась Лора к Сашке.
  - Не-ет, с разными каракатицами.
  - Да? Вы меня так оцениваете? - в свою очередь удивилась Виола, лукаво взглянув на Сашку.
  Все рассмеялись.
  - Теперь за вами дело, постарайтесь только не затеряться среди этой толпы, - кивнув на окружающих, сказала ему Лора.
  - Мне это как раз очень нравится, толпа поклонников около девушки говорит о ее одиночестве. (Он хорошо видел мрачные взгляды Павлика).
  - Вы так говорите, будто надеетесь рассеять это одиночество, - холодно заметила Виола.
  - Вы так говорите, что если у меня мелькнула такая радужная надежда, то она уже исчезла. И я уповаю только на то, что вы будете относиться ко мне не хуже, чем к большинству окружающих.
  -Если так, то вы зачисляетесь рядовым в мой полк.
  - Трудно выразить словами, как я счастлив, - с искусственной улыбкой поклонился он. - Теперь, если вы разрешите, я познакомлюсь с другой самой интересной девушкой.
  - Я разрешаю.
  Лора и Виола улыбнулись друг другу, и они пошли дальше.
  - Ну, как она вам нравится, - спросила Лора.
  - Она, конечно, очень интересная девушка, только ее слишком избаловали. - В душе он был восхищен ею. Она прекрасно держится.
  - Ты смотри не влюбись, а то... - заметил Сашка.
  - Что "и то"?
  - Будешь, как эти чижики чирикать, - кивнул Сашка назад.
  А Сергею действительно хотелось остаться среди этих "чижиков". Они подошли к группе ребят, где сидела Таня, но он все еще находился под впечатлением скользящего по лицу холодного взгляда чудных глаз. Вот это девушка.
  Возбуждение от разговора с Виолой искало выхода. Ему хотелось дурачиться и привлекать к себе ее внимание. Как мальчишка, влюбленный в соседскую девочку. - "Я любил Бузю, а она не верила, что я могу влезть на дерево", - вспомнил он, кажется, Шолом-Алейхема и улыбнулся.
  Музыка заиграла вальс. Уже знакомый высокий, эффектный партнер в сером костюме первым пригласил Таню. У Васьки неплохой вкус, снова подумал Сергей, с удовольствием следя за танцующей. Она действительно очень хороша. Волочиться за ней не только интересно, но и приятно.
  - Лоронька, - остановился он, - со второй самой интересной девушкой я познакомлюсь сам. А то боюсь, что я вам уже надоел.
  - О, нет, что вы! Но мне нужно бы взглянуть на стол. Ты останешься с Сергеем? - обратилась она к Сашке.
  - Да нет, мне бы тоже хотелось взглянуть на стол.
  - Желаю успеха, - улыбнулась Лора, направляясь с Сашкой в столовую.
  
  ЖЖЖ
  
  В кружке Тани было несколько знакомых Сергея, поэтому он, подойдя, широко улыбнулся всем: - Привет друзья! Привет Галочка! - сказал он, садясь на стул Тани около Галы Серовой. Та улыбнулась: - Тебе уже весело? Ты так жизнерадостно выглядишь.
  - Это потому, что мне приятно видеть среди своих знакомых такую очаровательную девушку. И он, шутя, взял ее руку для поцелуя. Она рассмеялась и вырвала руку.
  - Ты, кажется, выпил даже больше, чем говорят.
  - Это вино любви, - смеясь и с чувством ответил он. "Пу-ускай проходят века, но власть любви велика. Она-а..." - запел он, наклонившись к ней. - Я, Галочка, тоже влюблен и буду за тобой ухаживать. Хотя... за тобой, вероятно, ухаживает Захар, который ревниво смотрит в другую сторону. - Захар повернулся к ним и улыбнулся.
  - Захар ухаживает за Таней, - лукаво ответила Гала.
  - Это правда? - заинтересованно спросил Сергей.
  - Та нет, - начал краснеть Захар.
  - А-а, ну раз отрицаешь, значит, правда. А ты не красней, ты ж уже большой.
  - От, сатана, - не выдержал и рассмеялся Захар, а с ним и другие.
  - Значит, Захар за тобой не ухаживает, - продолжал Сергей, - наверно, товарищ Чеботарев, - кивнул он на аспиранта-филолога.
  - Он тоже за Таней.
  -Да? - удивился Сергей и внимательно посмотрел на того. Чеботарев попытался улыбнуться, но улыбка у него как-то не получилась.
  - Ну, тогда, наверное, избранник муз, - кивнул он на университетского поэта Семена Буривоя. - Он пел дифирамбы. Вероятно, очень приятно, когда признаются в любви в рифму.
  - Нет, он поет дифирамбы тоже Тане.
  Сергей еще больше изумился.
  - Ну, тогда значит Васька.
  - Нет, он тоже за Таней.
  - А-а, теперь мне ясно, за тобой ухаживает этот высокий широкоплечий красавец, танцующий с Таней.
  - Нет, он тоже за Таней.
  - Как, пять человек и все за Таней? Друзья мои, - взволнованно заговорил он, - это непонятно. Ведь это нелогично, следовательно, неразумно, ergo недопустимо. Ведь пять человек, питающих светлые чувства к одной, это, по меньшей мере, четыре трагедии, четыре разбитых сердца, четыре сломанных чувства, четыре растоптанных букета. Опомнитесь, друзья! Вы стоите над пропастью!
  - Как бы ты заткнулся, - с дружеской непосредственностью сказал Васька.
  - Что? Хотя... я понимаю, голос разума не дойдет сейчас до вас. Но наступит время, вы вспомните меня. И проклянете день и час, и ту минуту, в которую вы не послушали меня. Впрочем, что касается меня, - перешел он с пророческого на рассудительный тон, - то для меня данная ситуация, несомненно, выгодна. Если все молодые люди ухаживают за одной девушкой, то один, не лишенный привлекательности молодой человек, имеет возможность ухаживать за всеми девушками. Девушки! Как я вам нравлюсь? - И он принял соответствующую героически-меланхолическую позу.
  - Что с тобой? - спрашивала Гала. - Впервые вижу тебя в таком телячьем настроении. Чем это объяснить?
  - Cherchez Cez fammes, Галочка.
  Хотя, я, кажется, действительно слишком разошелся, думал он. Едва ли такой развязный человек сможет успешно волочиться за Таней. А вслух сказал:
  - Только не спеши обманываться внешностью, зри в корень. В каждой груди есть своя змея. Но кому повем печаль мою?
  - Как это интересно и даже таинственно, - насмешливо сказала она.
  - Я расскажу тебе очень правдоподобный случай в моей жизни, а сейчас трагичные сюжеты просто не вмещаются в моей голове.
  В это время растворились обе створки дверей в столовую, и Лора пригласила к столу.
  За столом он уселся между Галой и одной из подруг Тани. По другую сторону Галы сидел Захар, а далее Таня. Виола сидела на противоположной стороне стола, наискосок.
  Большая люстра, свисавшая с потолка, ярко освещала белоснежную скатерть. Столовое серебро пока еще холодно сверкало рядом с тонким фарфором, блюдами красиво приготовленных яств. Хрусталь бокалов застыл, готовый заискриться, запениться холодным огнем жгучей влаги.
  И вот все это оживилось, вспыхнуло, засверкало зайчиками, зазвенело ножами и вилками. Проголодавшаяся компания принялась с увлечением уничтожать вкусные блюда.
  Вначале разговор и шутки с трудом пробивали себе путь в горле, подавляемые пищей и обливаемые вином. Кое кто из ребят, не привыкших к такой роскоши, обстановки и сервировки стола, вначале осторожно оглядывались по сторонам, боясь ударить лицом в грязь.
  Захар вначале очень несмело приглядывался к своей тарелке, искоса поглядывая на Таню, ловко орудовавшую ножом и вилкой. Она пришла на помощь и наложила ему на тарелку разных вкусных вещей. Однако он, несмотря на то, что Таня деликатно отвернулась, продолжал мяться.
  - Захар, вы умрете с голоду, - улыбнулась она. Он пробормотал даже что-то того, что он не голоден.
  Сергей, искоса наблюдавший за ними, протянул вилку и стянул из тарелки Захара очень вкусно выглядевший, положенный ему Таней кусок. Захар заметил проделку Сергея, когда тот уже подносил уворованное ко рту, он даже сделал инстинктивное движение вслед за пропажей. - От, ирод, - вырвалось у него с искренним изумлением. Вокруг рассмеялись.
  - Ты Захар не зевай. Это такой друг, что из-под носа утянет, - подмигнул ему Сашка среди общего смеха.
  Такие проделки упрощали обстановку и стеснявшиеся чувствовали себя все свободнее. Скоро, после нескольких бокалов вина (любители пили водку) языки развязались. Как огоньки в костре вначале вспыхивают в разных местах и несмело лижут крупные холодные сучья, так и разговор вначале нерешительно звучал и замолкал то на одном, то на другом конце стола. Но огонь разгорается, скоро захватывает весь костер, и он вспыхивает, полыхает ярким пламенем; весело трещат самые толстые сучья и стреляют во все стороны яркими искрами-метеорами. Лица сгрудившихся вокруг радостно отражают танец огня, а из глаз их, кажется, вылетают веселые теплые искорки и вместе с пламенем и приятно ласкающими обоняние взметаются в темень неба.
  Разговор за столом скоро стал общим. Громкие голоса, шутки, остроты летали с одного конца до другого, сплетаясь в веселый гам пирующей студенческой компании. Там и сям возникавший смех все чаще разрастался в общий хохот.
  Только когда перешли к сладкому, немного затихли. Большинство выкричалось и высмеялось. Кто-то предложил устроить импровизированный концерт художественной самодеятельности - чтобы каждый по своему вкусу что-нибудь рассказал, спел, сыграл, плясал. То было встречено общим одобрением. Стихийно в роли конферансье оказался Сергей. Он устанавливал порядок выступлений и с веселыми комментариями представлял "публике" выступавших.
  Концерт получился очень интересный. Один рассказал веселый случай, другой - свежий анекдот о чудаке профессоре, третий - проделку на экзамене. Рында рассказал о случае с их студенткой Нелли Дидученко, которая отличилась изумительной способностью выступать на семинарах, совсем не готовясь к ним. Она как-то ухитрялась, отвечая смотреть в лицо преподавателю и одновременно слово в слово читать лежащий перед ней на столе конспект. А так как она всегда брала конспекты лучших студентов, то выступления у нее получались очень содержательные. Аудитория с трудом удерживалась от хохота, когда слишком доверчивый Ерепенин солидно разбирал ее выступления и хвалил за глубину изложения. А она скромно потупляла свои красивые невинные глазки. Казус получился, когда Ерепенин вызвал ее совершенно неожиданно для нее. Он, вероятно, забыл, что она отвечала на прошлом занятии; или ему еще раз захотелось послушать содержательный ответ. Нелька поднялась и даже темы занятия не знает. Ну, ребята схватили конспект Федьки Барабаша и положили перед ней. У Федьки конспект был хороший, но на отдельных листках из блокнота. А во время перемены ребята дурачились, бросались портфелями, и листки рассыпались. Петрига собрал их и опять уложил в портфель. Но листки оказались совсем перепутанными. Ну, начала Нелька уверенно, гладко; переворачивает листок и жарит дальше, но вдруг она сама остановилась, - поняла, что это не из той оперы, - и стала быстренько переворачивать бумажки. Ребята сообразили, в чем дело, некоторые потихоньку начали прыскать. Следующего листка она не нашла, тем более что они были не пронумерованы. Но она не растерялась и стала продолжать. Ерепенин, вероятно, думал о чем-то своем, - слушает ее и кивает головой. Ребята уже все поняли - переглядываются, подмигивают. Ну, а когда она с третьего листка стала, махнув на логику, уверенно продолжать совсем другой вопрос, Вадька Стрекуленко, есть у нас такой смешливый парнишка, не выдержал и как фыркнет, а у него был насморк. Тут уж никто не выдержал, все так и грохнули, так и легли. Ерепенин вскочил - не понимает в чем дело. Стал отчитывать Вадьку, а тот головы поднять не может, сидит, трясется весь и подвывает. Ерепенин обиделся, выгнал его и послал к декану. А мы хохочем, еле утихомирил нас. А Нельку посадил. - Вы, - говорит, - хорошо излагаете, только недостаточно продумали ответ, нужно больше стройности. А она хоть бы глазом моргнула. Опустила ресницы и даже обиженно села. А он чуть ли не извиняется перед ней - дескать, я понимаю, конечно, при такой дисциплине нелегко логично построить ответ.
  Отец Сеньки Бухало был одним из ближайших друзей Котовского, и Сенька рассказал два очень интересных эпизода из жизни легендарного полководца гражданской войны.
  Виола с огромным успехом спела, сама себе аккомпанируя, два новых танго. Читали Чехова, Мопассана, Васька прочел Маяковского - отрывок из "Облака в штанах". Сергей, помнивший многие страницы Ильфа и Петрова на память, прочел диалог Лоханкина и Варвары из "Золотого теленка". Читал он хорошо, и история ревнивого интеллигента Лоханкина вызвала общий смех. Вообще, большинство импровизированных выступлений было рассчитано не на слезы слушателей, а на смех. Всем хотелось или боевой революционной романтики, или здорового смеха молодости, бодро и светло глядящей на жизнь и видящей в ней так много и радостного и смешного.
  Ничто, пожалуй, так не сближает людей, как общий смех. Все становятся проще, открытее, дружелюбнее. Вероятно потому, что настоящая радость по своей природе коллективистична, ею хочется поделиться с друзьями. Смеясь вместе, люди громко высказывают себя и убеждаются, что они единомышленники.
  Для заключения концерта Сергей оставил Таню. Она, еще улыбаясь над Лоханкиным, подошла к роялю и уселась на табурет. Сергей еще раз подумал, как она хороша с этой улыбкой и яркими темными глазами, как ей идет и черное платье с красной розой у плеча, и сверкающий черный лак рояля.
  Она, немного подумав, ударила по клавишам и запела своим мягким, приятным голосом. Каждая нота ее пения завораживала чистым, глубоким и задушевным чувством. То, что она запела, прозвучало вначале немного неожиданно после танго, которые пела Виола - это была песня о Каховке. Слова и мелодия ее затрагивали самые живые, интимные струны души. В песне звучала родная каждому романтика революции и гражданской войны. Уже второй припев подхватили подруги Тани; ребята и девушки окружали рояль, сливали в одно свои голоса, пока они все не сплелись в едином мощном звучании хора.
  Получалось дружно и хорошо.
  Сергей вдруг заметил, что стоит, положив руки на плечи своим соседям, справа это был Игорь, а слева Ирочка, одна из подруг Лоры. И все так стояли, тесно сгрудившись, увлеченно и мечтательно глядя куда-то в даль. Было очень хорошо ощущать на плечах горячие руки товарищей и бездумно, радостно плыть по чистой, прозрачной и величественной реке звуков, поющих о революции, молодости и дружбе.
  Всем было жаль, когда песня кончилась. Посмотрев на лица окружающих, Таня вновь ударила по клавишам и запела старую революционную:
  "Наш паровоз летит вперед
  В коммуне остановка.
  Другого нет у нас пути,
  В руках у нас винтовка"
  
  Все радостно, дружно и мощно подхватили с детства родной мотив.
  - Ух, здорово у нас это получается, - радостно воскликнул кто-то из ребят, когда песня кончилась.
  - А вот за это мы еще не пили, - укоризной прозвучал бас Рынды.
  И хоть он не объяснил, что такое "это", но его все хорошо поняли.
  - Правильно, - послышались голоса, - за это нужно выпить.
  Быстренько наполнили бокалы и вновь собрались у рояля.
  - Только нужен тост.
  - Правильно!
  - Товарищи, - радостно крикнул Сенька Бухало, озаренный идеей, - есть предложение поручить произнесение тоста Тане.
  Все одобрительно зашумели.
  - Кто за это, прошу поднять бокалы.
  Голосование было единодушным. Улыбались - Сенька не забывает своей роли комсорга.
  Таня молча, чуть улыбаясь, поглядела на вновь сгрудившихся вокруг нее ребят, на их радостные, горячие лица и не стала отказываться. Она медленно подняла бокал и, глядя серьезно и задумчиво, заговорила:
  - Пить хорошее вино, праздновать в такой компании очень приятно. Все кажутся такими милыми.... И хочется говорить о дружбе, о самом задушевном.... Никогда так горячо не признаются в самых искренних чувствах, в вечной любви, никогда так искренно не лобызаются, как во время хорошей выпивки. Вино развязывает языки и освобождает от обыденных условностей,... Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке... выпив, мы, нередко, обнаруживаем то, что обычно таится спрятанное в глубине души подальше жизненной сутолоки. А у каждого там жажда чистой искренней дружбы, любви, человечности. Вот и изливают эту жажду на собутыльника. Тем легче, что он тоже искренен, задушевен, тоже жаждет самого лучшего. Но при этом забывает, что быть хорошим, когда все хорошо, во время выпивки, когда все празднуют, очень легко.... Это просто выгодно... Мне... и всем нам, хочется не пьяных застольных признаний, а настоящей дружбы.... Сегодня радио сообщило о новых крупных успехах германской армии. ... Все может быть.... Когда мир вокруг пылает и рушится, оглядываешься, всматриваешься в окружающих, хочешь разглядеть друзей.... Только что мы очень хорошо пели песни революции. Эти мотивы волнуют и сближают нас. Каждый в соседе чувствует единомышленника и друга. А дружба на почве идей революции, - чуть улыбнулась она казенности слов, - это хорошая, настоящая дружба. Давайте же выпьем не за пьяную, застольную, а за настоящую дружбу, за ту, которая расцветает в морозы, в бурях... в горе, во всех испытаниях жизни! - Она улыбнулась и медленно осушила бокал. Молча выпили все. Даже звук одобрения сказанному, казалось, был бы грубым прикосновением к самым интимным чувствам молодости, о которых говорить много и громко нельзя.
  Только через несколько минут Рында шуткой поставил одобрительную точку над сказанным: - Такой тост стоит пяти, одним бокалом его не запьешь.
  Все улыбнулись и зашевелились. Больше ни слова не было сказано о тосте. Но не сразу заговорили в полный голос; как будто не могли оторваться от мгновенно сверкнувшего сияния далекой зарницы светлой дружбы юности.
  
  ЖЖЖ
  
  Потом опять пели, русские, украинские народные, задушевные песни. Потом перешли на веселые, шуточные, пели с фокусами, неожиданными припевами. Захотелось гопака; здесь отличился разошедшийся Захар, который "по-парубоцькы" ударил "в закаблукы". Танцевали все, не умеющие лихостью и выдумкой заменяли умение, и всем было весело.
  Несмотря на то, что Сергей, как и большинство ребят, давно уже сбросил пиджак, ему стало жарко. Из открытой двери на балкон пахнуло приятной прохладой и он завернул туда, чтобы немного освежиться.
  Ночь была черная, мягкий, душистый весенний воздух тих и неподвижен; небо усыпано ярко и нежно сверкающими звездами. Кроны деревьев, поднимавшиеся до уровня балкона и окон второго этажа, выделялись, освещенные снопами света, лишившегося из окон. На противоположной стороне улицы смутно вырисовывались очертания каменной громады заснувшего дома, только под крышей светилось там одинокое окошко.
  Здесь было прохладно и хорошо.
  Сергей подошел к перилам и бездумно смотрел в ночь, наслаждаясь прохладой. Осмотрел темно-синий бархат неба и вдохнул полной грудью свежий воздух. "Я, кажется, ни о чем не думаю. Это верный признак счастливого состояния. "Блаженный нищий духом", - вспомнил евангельскую заповедь блаженства. Но этот иронический поток критицизма шел как-то механически, от постоянной привычки анализировать себя и других. Ему было хорошо и вовсе не хотелось заниматься "психологией и физиологией" этого состояния. "Хорошие ребята", - вот, пожалуй, и все, что приходило в объяснение этого состояния.
  В раскрытую дверь балкона и окна вырвался шум голосов и смеха. Слушать их было приятно. Сергей повернулся лицом к двери и, ни о чем не думая, глядел перед собой. Вот, в дверях, в щели, образуемой портьерами, мелькнуло красное платье Виолы и ее ножка в замшевой светлой туфельке. Ему захотелось выйти туда, к ней. В воображении очень ясно всплыла она, внезапно, лукаво и капризно вскидывающая ресницы и лишь одно мгновение холодно глядящая на него, чтобы тотчас бросить ему небрежную реплику. И сейчас ее душистый поцелуй; а потом опять - насмешливую улыбку и недоуменно-отчужденные глаза. Он заметил, что сейчас думалось о Виоле теплее и без той расчетливости, которая смущала его. Атмосфера дружбы и товарищества, оказывается, способствует расцвету любви в нежных сердцах. И все-таки, как хорошо быть немножко влюбленным! Ему хотелось покорно целовать ее пальцы. Это опасно; чтобы излечиться от этого, нужно поцеловать ее хотя бы в губы.
  "Мораль сей басни такова", - закончил он эти размышления, - "До субботы нога моя не должна быть около нее. Командовать парадом буду я", - вспомнил он Остапа Бендера. "Диспозиция прежняя - сегодня волочиться за Таней". Но тут же, ослепленный блеском своего гордого фатовства все же уловил, что мысль эта слегка коробит его; и сейчас же понял: слово "волочиться" по отношению к Тане режет ухо. Он стал примерять это слово к другим девушкам и задумался: есть ли что оскорбительное для девушки в намерении волочиться за ней.
  В это время послышался аккорд на рояле, и из зала полился в тихую весеннюю ночь приятный голос Тани. Она пела старинный цыганский романс "Глаза зеленые". Музыка и немудреные слова сладко и грустно волновали душу.
  Сергей очень любил цыганские романсы. В них слышится бескрайний простор русской степи под ночным звездным небом, дым костра, тоска, щемящая грудь молодую; в них звенит удаль лихая и волнует горячую кровь.... А над степным простором, над ночью - она, Виола, ее светлые глаза, а в них загадка - великая, горькая или сладкая тайна любви.
  Ему захотелось поблагодарить Таню за радость, которую приносило ее пение. Он вошел в зал и тихонько сел у рояля рядом с Галой.
  Таня спела еще, а потом, захлопнув крышку рояля, повернулась к слушателям: - Ну, кажется довольно.
  - Танечка, еще что-нибудь!
  - Вы очень хорошо поете, - сказал Сергей. Таня повернула к нему голову, продолжая тихо улыбаться.
  - А знаете, что, - продолжал Сергей, вдруг задумав что-то, - Вы поете "Лунную рапсодию"?
  - Пою, если есть настроение.
  - Давайте попробуем; мы с Галой станцуем под ваш голос.
  Она мгновенно задумалась, а потом согласилась. - Давайте попробуем.
  Гала была хорошей партнершей, она раньше училась в балетной школе, любила танцевать и умела. Им не раз приходилось танцевать вдвоем, даже отстаивая приоритет одесситов во время поездок их спортивной команды на соревнования в другие города. Сергей считал Галочку одной из лучших своих партнерш. В ней была та музыкальность движений танца, которая всегда так радует глаз и которая встречается так же не часто, как и музыкальность голоса.
  Окружающие с интересом смотрели, как Таня повернулась к роялю и заиграла аккомпанемент, а Сергей и Гала, слегка улыбаясь, заняли позицию и плавно, ритмично скользнули на середину зала. Таня запела. Грустная и нежная мелодия полилась по залу и в ритм ей, слегка покачиваясь, красиво скользила их пара, привлекая внимание всех присутствующих.
  Сначала взгляды зрителей немного смущали Галу, да и Сергей испытывал некоторую связанность, но потом мягкий задушевный голос, мелодия, ритм танца увлекли их, и они забыли обо всем, скользя и кружась, послушные только очарованию музыки. Они испытывали легкость и приятное воодушевление, сложные движения стали слаженными, эластичными, точными и красивыми. ... На них было приятно смотреть и Таня, следя за ними, тоже чувствовала, что она поет вместе с этой танцующей парой.
  Она чудесно спела, а они хорошо станцевали.
  К концу песни Сергей в затухающем темпе танца подвел Галлу к роялю и остановился вместе с заключенным аккордом музыки.
  - Мы с Галочкой хотим сказать вам спасибо, - обратился к Тане Сергей.
  - Я тоже с интересом смотрела на вас, у вас хорошо получается.
  - Рад слышать это, так как похвала относится отчасти и ко мне, тем более рад, что это, кажется, первый комплимент, который заслужил от вас на этом вечере молодой человек, это дает мне надежду, что вы оцените и другие мои качества, - шутя, ответил Сергей.
  - А вы не очень радуйтесь; когда девушка говорит комплимент молодому человеку, то это чаще всего значит, что она не предполагает в нем никаких других достоинств.
  - В таком случае я очень опечален, так как являюсь единственным молодым человеком, достоинств которого вы не признаете.
  - Как вам хочется быть единственным.... А что касается ваших чувств, то столь быстрый переход от радости к отчаянию обнадеживает, что вы столь же легко перейдете к радости.
  - Я хочу вас предупредить, что если вы будете продолжать третировать меня и ни в грош ставить мои чувства, я могу тоже влюбиться в вас.
  - Ну, это уж ваше сугубо личное дело. Я могу только напомнить вам плакат ваших любимых Ильфа и Петрова: "Спасение утопающих - дело рук самих утопающих"
  Вокруг засмеялись.
  - Над кем смеетесь? Над собой смеетесь! Кого хотел я чистым чувством тронуть? - декламировал Сергей близким к лоханкинскому ямбу размером. - О, я безумец!
  - Ты - лопух! - язвительно вставил Васька.
  - Вот дружбы приговор, - трагически продолжал Сергей. - Все рухнуло, и дружба и ...любовь. Таня! - проникновенно сказал он, подымаясь, - идемте танцевать!
  - Танцевать? Идемте, если вы не будете признаваться в любви.
  - Больше не буду.
  - Сергей дал в любви осечку, - подытожил кто-то среди смеха.
  А он, заметив холодный и равнодушный взгляд Виолы, которым она скользнула по нему, услышав о его любовной осечке, улыбнулся про себя и вспомнил: "Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей".
  
  Музыка играла "Старинный вальс". Немного грустные, мягкие и лирические звуки плыли по залу. Медленно кружась и удерживая Таню на вытянутой руке, Сергей взглянул ей в лицо. Она задумчиво, из-под приспущенных ресниц смотрела куда-то в сторону. Вероятно, и ей было хорошо скользить в этих навевающих легкую задумчивость и приятную грусть звуках.
  - Хороший вальс, - тихо сказал он. Она кивнула головой, не взглянув на него.
  - Старинный вальс.... Представляете провинциальный городок... еще в прошлом веке... где-нибудь на Волге. Городской сад на высоком берегу, с красивым видом на далекую, зеленую луговую сторону великой реки. В беседке играет полковой оркестр. По аллеям чинно прогуливаются важные отцы семейств, позвякивают шпорами офицеры, браво взглядывая на проходящих красавиц. Отцы города, в белых, по-домашнему расстегнутых кителях, с фуражками в руках. Дамы, с высоко затянутыми, в рюмочку, талиями, в пышных платьях с фижмами и черными, интригующими вуальками, спускающимися со шляп.... Все чинно и благородно. "Солдатики" в оркестре с вытаращенными глазами, красные, с готовыми лопнуть щеками, дуют в медные трубы, и грустно плывет из сада на широкую Волгу такой вот мотив.... А где-нибудь в заросшем уголке сада, над самым обрывом... учитель гимназии, или семинарист с бледным лицом и горящим взглядом ожидает ее.... Приходит она... с застенчиво опущенными ресницами, в длинном платье, высоко затянутом в талии, с длинной косой... Он берет ее, не смеющую поднять глаза, за обе руки и они подходят к обрыву... высокому, заросшему буйной зеленью до самого берега. Они смотрят в обрыв, на Волгу и он горячо говорит ей о любви к народу, о готовности отдать за него всю жизнь, пойти в Сибирь. Она тоже думает... Плавно звучит старинный вальс... им хорошо... они счастливы...
  Сергей говорил тихо, задумчиво, с паузами, подыскивая слова, медленно кружась под звуки "Старинного вальса".
  Она танцевала молча, продолжая чуть задумчиво глядеть в сторону, а потом взглянула на него и улыбнулась: - Да, хороший вальс. - Когда они кончили танцевать и подошли к сидящим, их встретили улыбками. Сергей догадался, что это, вероятно, по его адресу. Оказалось, острили о причинах его меланхолии во время танца; особенно насмешливой и ехидной была физиономия Васьки. "Ревнует", - подумал Сергей.
  - Ты что-то Сережа не веселый, - в тон общему настроению, со скрытой иронией, спросил Рында.
  - Ну что ж, одним радость, другим горе, - смиренно согласился он.
  - А ты крепись, Серега, вспомни свои лучшие дни, вспомни пять медичек на свидании в один вечер.
  Незнакомые с этой историей услышали красочный рассказ его друзей о том, как он на вечере в мединституте назначили свидание пяти "соблазненным" им медичкам в одно время и в одном месте, и что из этого вышло.
  Дав слушателям высмеяться, Сергей обиженно сказал: - Вы, Таня, конечно, понимаете, что вся эта история вытащена на свет божий с целью скомпрометировать меня перед вами. Для восстановления истины необходимо напомнить, что все это происходило в дни моей туманной юности, еще на первом курсе...
  Не дослушав еще его оправдания, Сашка, охваченный приятными воспоминаниями, перебил его: - А помнишь..., - и он стал рассказывать о трюке, который они тогда устроили с Сергеем, на том же вечере в мединституте. Слушатели хохотали. Рассказ Сашки пробудил такие же воспоминания и у других. Последовали новые: "А помнишь?...", "А вот со мною был случай...", "Как-то однажды шли мы поздно вечером из читалки" и так далее. Посыпались смешные рассказы, приключения, анекдоты. Хохот то и дело взрывался над компанией. Постепенно танцы прекратились и все собрались в одну группу. Сидели, тесно сбившись в один кружок, с красными от смеха лицами. Не слышали, как отворилась дверь, и вошли вернувшиеся с вечера отец и мать Лоры. Им, очевидно, понравилась дружная компания.
  - Ну как, пели "Yaudeamus igitur", - весело спросил профессор.
  - Нет.
  - Ну вот, а еще студенты! А вот мы сегодня пели.
  - Ну, какие мы студенты? Вот вы студенты, это да! - ответил Сергей. Все рассмеялись.
  Профессорская чета ушла, предложив не стесняться их приходом и шуметь сколько угодно, так как в спальню к ним ничего не слышно. Уходя, мать Лоры улыбнулась и с веселой журливостью покачала головой Сергею. Она симпатизировала этому красивому смелому и находчивому юноше и предпочитала бы, чтобы он ухаживал за Лорой, а не грубоватый Сашка.
  Когда родные Лоры ушли, все увидели, что на дворе уже светает. Даже при ярком электрическом свете в зале стекла окон снаружи окрасились нежной синью рассвета. Однако расходиться никому не хотелось. Кто-то предложил пойти на Приморский бульвар встречать восход солнца. Все горячо поддержали это.
  ЖЖЖ
  
  Предрассветная тишина улицы была разбужена их криками и смехом. Голоса громко и далеко звучали на пустынных улицах. Шумной, смеющейся гурьбой пошли они к бульвару. На свежем воздухе хотелось резвиться. Стали дурачиться. По хохоту шедшего впереди Васьки Сергей понял, что тот разошелся. Слава богу, в таком состоянии он опасный соперник.
  Когда вышли на Соборную площадь, стало светлее. Цветы и трава, покрытые росой влекли своей нежной, сонной, холодной свежестью.
  Сергей шел вместе с Лорой и Сашкой позади всей компании. Недалеко впереди шла Виола, окруженная ребятами. Они перед ней наперерыв острили, дурачились, смеялись. Он видел, как она, слушая то одного, то другого, поворачивала голову. И тогда он на мгновение видел ее нежный полупрофиль и длинные ресницы, красиво выделявшиеся своей темнотой на фоне матовой белизны тонкого овала лица. Светлые, шелковистые волосы, красиво рассыпанные по плечам, слегка колыхались в такт ее шагам.
  Когда они еще выходили на улицу, в полутемном коридоре Сергей случайно столкнулся с ней лицом к лицу. Она взглянула на него своими большими, темными здесь глазами, и в ее расширенных в темноте бездонных зрачках Сергей не уловил ничего, кроме холодного любопытства. Теперь этот взгляд стоял перед ним и настойчиво вызывал вопрос: неужели она играет с ним. Значит и ему нужно играть, кто кого переиграет. Но это раздражало, злило. Значит, мои нервы не выдерживают - а это свинство. Вероятно, это результат бессонной ночи с большим количеством спиртного.
  - Очень красивая девушка, правда? - тихо сказала Лора, заметив, что он следил за Виолой.
  - Да, только, к сожалению, все красивые девушки уже заняты.
  Шумной гурьбой проходили они к бульвару. Звонкие голоса заполнили всю площадь Карла Маркса. Когда вышли на бульвар, солнце уже показалось из-за горизонта. Бронзовый Дюк, приветствуя восходящее светило, любезно приглашал его в Одессу. Окна верхнего этажа Дворца моряка радостно сверкали нежными лиловыми цветами восходящего солнца.
  Они подошли к гранитным ступеням Потемкинской лестницы и остановились, зачарованные красотой зрелища.
  Огромное море, уходящее в бесконечность, тихо и холодно сверкало в первых, розовых лучах величественно сиявшего полудиска, выплывшего из его таинственных глубин. Все замерло в эти торжественные минуты пробуждения дня. И они замолкали, растворившись в просыпающейся, освещенной безмятежной утренней улыбкой, природе.
  Эта околдованность длилась только мгновение, но оно было прекрасно.
  - Как хорошо, прошептала одна из девушек.
  - Танечка, позвольте в вашем лице расцеловать весь мир, - воскликнул Сергей. И тишина взорвалась смехом, хохотом, остротами, шутками. Звонкие голоса рассыпались по бульвару, неслись навстречу солнцу.
  
  ЖЖЖ
  
  Потом они долго провожали девушек по домам. Когда Сергей и Васька возвращались домой, город уже просыпался. Дворники мели улицы, выходили на базар самые расторопные домашние хозяйки, заходили в дома молочницы с бидонами.
  Друзья вначале шли молча, погруженные в свои мысли.
  Тогда они очень мало задумывались о своей дружбе и слово "друзья" по отношению к себе им приходилось слышать только от третьих лиц. А между тем, они были действительно друзьями, и даже больше - друзьями детства. В этом выражении очень много смысла. Ничто так не связывает людей, как общее воспитание, общие воспоминания о счастливой, невозвратимой поре детства.
  Они сдружились еще в 7-м классе 43-й школы, куда Ваську перевели к ним из другой школы. Буйный, непоседливый, изобретательный новичок сразу занял свое особое место в классе.
  Это было время поездок украинской футбольной команды во Францию, громких встреч ее с "Рессингом" и "Рэд-Старом". Об украинском голкипере одессите Трусевиче гремели газеты Франции. Трусевич стал самым популярным человеком в городе. О нем рассказывали легенды, ребятишки бредили им. Каждый втайне мечтал и себя проявить в смертельных бросках в верхние и нижние углы футбольных ворот.
  Никто в классе, да и в школе, не мог так отчаянно, самозабвенно, как Васька, хлопнуться о камни в школьном дворе, где играли в футбол. На него с уважением смотрели мальчишки из других школ во время жарких футбольных стычек где-нибудь на задворках.
  Эта почетная слава ничуть не кружила Ваське голову, он был совершенно лишен способности задирать нос. Поэтому у него всюду были друзья. Отсутствие зазнайства, вероятно, было следствием того, что он все делал из любви к самому делу, а не в ожидании наград. Хотя награды были и ему, конечно, приятны.
  Сергей и Васька и сблизились вначале на почве общей любви к спорту. Они, как и многие другие ребята из класса, любили все виды спорта: футбол, бокс, борьбу, дзю-до, гимнастику, легкую атлетику, теннис, волейбол, баскетбол, плавание. С 6-го класса они стали регулярно посещать гимнастические занятия в хорошем спортзале, куда их пригласил физрук, как самых способных. Они знали имена, особенности, качества и достижения всех чемпионов и рекордсменов мира и СССР во всех видах спорта. Петер Фик и Бойченко, Градополов и Марсель Тиль, Фред Пери и Негребецкий, Замора и Акимов, Оуэнс и братья Знаменские - все это были хорошо знакомые люди.
  Они в январе почти всем классом выезжали за город, на десятую станцию, играть в футбол на заброшенном стадионе. Собирали на пол-литра сторожу спортзала Дворца моряка, и он пускал их играть в волейбол и баскет до глубокой ночи. В этих детских спортивных перепалках они оба выделялись своими спортивными качествами. Чувство конкуренции не порождало между ними зависти, так как спорт по своей природе не способствует этому. Здесь побеждает сильнейший. Как бы ни мало было преимущество победителя, но оно всегда очевидно; и всегда побежденному ясно, что верх можно одержать, только подготовившись и сработав лучше. В спорте нельзя придти к победе черным ходом.
  Они сближались и благодаря духу коллективизма, который расцветает в спортивной борьбе. Здесь победа зависит не от одного, а от коллектива. Им часто приходилось находить друг в друге надежную опору и спасение в самых критических и волнующих перипетиях соревнований.
  В школе они занимались неодинаково. Васька учился средне, были "отлично", но были и "посредственно". Он был способным, но часто увлекался тем, за что хороших отметок не ставили.
  Сергей учился в большинстве на "отлично". Хорошие учителя по математике, химии, физике и истории определяли его увлечения. Он одно время мечтал о физмате и его сильно увлекали проблемы атомно-молекулярной теории и теории относительности. Нильс Бор, супруги Кюри, Резерфорд, Эйнштейн и Макс Планк были такими же близкими героями, как и Иван Поддубный и Джо Луис.
  Сергею все давалось легко. Он очень много читал. Чтение было, пожалуй, его самой сильной страстью в детские годы.
  К 9-му классу они оба сильно вытянулись и раздались в плечах. В это время волейбольная и баскетбольная команды их школы считались среди лучших в городе. После летних городских соревнований им обоим предложили заниматься в городской детской спортивной школе по легкой атлетике, и они стали с увлечением тренироваться под руководством лучших тренеров города.
  Оба одновременно поступили в комсомол. В пионерские годы Васька оставался в стороне от общественной жизни, тогда как Сергей на всех собраниях был одним из самых пламенных ораторов. В комсомоле положение изменилось. Васька стал выступать на собраниях, чаще всего доказывая пользу физкультуры и критикуя непонимающих этого. Сергей же в большинстве отсиживался, выражая свое несогласие чаще всего скептической улыбкой.
  В нем в это время происходила большая внутренняя работа. Сам не сознавая этого, из всего необозримого множества знаний он выбирал себе мировоззрение. Не переставая увлеченно тренироваться, он очень много читал без всякой системы, беспорядочно, но титаны само собою занимали свои места. Больше всего заставлял думать Горький, в особенности его литературно-критические статьи. Они заставляли критически относиться к читаемому и прочитанному. Страстная любовь к жизни, к человеку, пронизывающая всего Горького, направляла мысль Сергея, заставляла с интересом присматриваться к человеку и в литературе, и в жизни, помогала отыскать точку зрения.
  Лучшие произведения литературы толкали мысль к философии, к стремлению осмыслить жизнь. После 9-го класса Сергей повез на каникулы в деревню "Диалектику природы" Энгельса и "О монистическом понимании истории" Плеханова. Работой Энгельса он заинтересовался вследствие чтения научно-популярной литературы по вопросам физики и астрономии. Авторы многих книг ссылались на Энгельса, захотелось самому прочесть. К работе Плеханова привлекло ее название, очень хотелось отыскать объяснение смысла истории. Философское название книги сулило это. Энгельса он прочел с большим вниманием и интересом, от доски до доски, не пропуская ни одной мысли. Ясный, непоколебимо-убедительный взгляд на мир пришелся по душе. Юность беззаветно преклоняется только перед силой и логикой разума, а здесь он выступал во всем своем вселенском величии и могуществе. Книга давала ключ к пониманию жизни, а это было так важно.
  В работе Плеханова он нашел не совсем то, что ожидал найти, однако она целиком захватила его. Блеск, остроумие, стальная логика, полемический задор плехановской мысли покорили Сергея.
  Эти две книги были у него в деревне почти единственными, и они сильно врезались в память.
  А осенью на областных соревнованиях школьников их школа заняла первое место. Сергей легко выиграл бег на 1000 метров, прыжки в длину и толкание ядра и проиграл Ваське в упорной борьбе прыжки в высоту и диск. Их волейбольная команда заняла первое место в городе. Сергей был капитаном команды.
  10-й класс Сергей окончил с большинством отличных отметок, но хуже, чем предыдущие классы. Объяснялось это тем, что все свое время он делил между спортзалом и читалкой областной библиотеки. Читал он запоем, везде и во всех состояниях: на улице, в трамваях по пути на стадион, в раздевалке спортзала, на скучных уроках в школе.
  За это время он прочел уйму самой разнообразной литературы. Его интересовала эпоха французской революции 1789 года и наполеоновских войн. Маршал Гош, Клебер, Наполеон, Моро сильно занимали воображение, и он прочел все, что мог достать о них.
  После "Морского волка" Джека Лондона захотелось прочесть Спенсера. В беллетристике XX века часто приходилось встречать имена Шопенгауэра и Ницше. Он внимательно, с карандашом в руках прочел их. Ряд статей Спенсера, которые ему попались, показались ему скучными и неоригинальными. "Мир как воля и представление" Шопенгауэра он прочел с большим интересом, однако выписал оттуда только несколько метких и остроумных замечаний. В целом книга показалась каким-то очень солидным и обстоятельным мыльным пузырем.
  Здоровой логике и психике Сергея, подкрепленной авторитетом Энгельса и Плеханова, основная мысль Шопенгауэра казалась нелепой. "Так пел Заратустра" и другие работы Ницше он тоже прочел очень внимательно. Он тогда не смог полностью оценить значения этих книг, но впечатление худосочия болезненной мысли, прикрытой дешевым блеском словесных ухищрений, твердо определилось в его представлении и Ницше.
  Зато "18 брюмера Луи Бонапарта" произвело очень сильное впечатление. Он взял эту книгу случайно, когда читал литературу о Наполеоне I. Однако, убедившись, что здесь речь идет только о Луи Бонапарте, он все же не отрываясь, прочел ее до конца, выписав много интересных мыслей. После этого еще больше укрепилось желание, появившееся после чтения Энгельса и Плеханова, приняться за Маркса и марксистскую литературу; это казалось столь грандиозным, что он все время откладывал замысел на будущее.
  Но более всего Сергей был поглощен чтением художественной литературы, и в направлении этого чтения определенную роль сыграл и Васька. Аналогичный период духовного обогащения переживал и он. Все чаще беседы их о спорте или вокруг обычных мальчишеских тем сменялись вопросами о прочитанном, о литературе, кино. Однажды Васька дома у Сергея взял хрестоматию по русской литературе и прочел вслух "Трагедийную ночь" Безыменского. Сергею тоже понравилось. Нравились музыка и разнообразный ритм стиха, хлесткие выражения и само содержание, ярко изображенное средствами поэзии. Когда Васька ушел, Сергей еще раз вслух перечел "Трагедийную ночь". Это было первое стихотворное произведение, которое ему действительно понравилось, и к которому он снова и снова возвращался. Дня через два он уже знал его наизусть. А когда через несколько дней он зашел к Ваське домой, то прочел ему вслух из той же хрестоматии "Незнакомку" Блока. Новое открытие. Это было открытие целого особого мира поэзии, красоты поэтического чувства и слова. Собственные юношеские мечты о прекрасной незнакомке облекались здесь в чудесную поэтическую форму.
  
  "И медленно пройдя меж столиков
  Всегда без спутников, одна,
  Дыша духами и туманами,
  Она садится у окна.
  И веют древними поверьями
  Ее упругие шелка
  И шляпа с траурными перьями
  И в кольцах узкая рука".
  
  Это было немного печально, таинственно и очень красиво. Через день-два они уже знали наизусть "Двенадцать" Блока. Достали его сборник и с наслаждением новопосвященных в тайне прекрасного читали; больше всего, конечно, о прекрасной даме, о незнакомке.
  
  "И над мигом свивая покровы,
  Вся окутана звездами вьюг
  Уплываешь ты в сумрак снеговый,
  Мой, от века загаданный друг".
  
  Иногда далеко за полночь они теперь говорили или спорили о красивом, о поэзии, о девушках.
  Васька стал следить за своей внешностью; модно пошитый костюм, модельные туфли, галстук - все это говорило о появлении новых мыслей. Так же, как уже давно, год тому назад Сергей, Васька стал посещать школу танцев. Если раньше он презирал девчонок, то теперь частенько смущался, терялся и краснел перед ними. С развязным смехом рассказывал Сергею, что его знакомый Димка Липницкий "имеет две бабы - одну для любви, а другую для удовольствия", а у самого глаза при этом необычно блестели и воровато разбегались. Видно, стремление к "молодечеству" и презрению к бабам нелегко увязывалось с искренней верой в любовь, с культом таинственной и прекрасной блоковской незнакомки.
  Очень нравился обоим Есенин с его волшебным, истинно поэтическим даром. А к концу десятого класса Васька перешел к Маяковскому и по-настоящему увлекся титанической силой его поэзии грандиозных масштабов. На выпускной вечер он явился очень похоже загримированным под Маяковского и во время концерта громовым голосом прочел "Во весь голос". И хорошо прочел. Сергей с удовольствием слушал Маяковского, но полюбил его гораздо позже. Для Сергея проза Лермонтова, весь Тургенев, Толстой, Чехов, Горький по-прежнему остаются любимым чтением. Он всегда увлекался романтикой революции, гражданской войны. Лавренев, Фурманов, рассказы о Дзержинском, Котовском производили самое волнующее впечатление. С увлечением читал современную литературу - Шолохова, Панферова, Соболева и многих других.
  В это время пантеон любимых писателей пополняется Стендалем, Мопассаном ("Милый друг" и новеллы), Джеком Лондоном. Хотя он, конечно, и раньше читал их.
  С большим интересом знакомится он с Ибсеном, Гауптманом, Метерлинком, Стефаном Цвейгом, Эмилем Верхарном. Читает Бодлера, Меларме, Поля Верлена, Бальмонта, Северянина, Пшибышевского и других декадентов.
  Всю эту массу литературы он прочел в основном в течение десятого класса и первого курса университета. В этом огромном потоке русской и мировой литературы не все струи были чистыми, немало было мутного, иногда прямо отвратительного. Однако он из этого потока вышел с ясной головой и не испорченным вкусом.
  Решающую роль в этом играла действительность, в которой жил Сергей. Советский народ был занят грандиозным делом построения социализма, осуществлял на практике мечты лучших людей всех времен и всех народов. На этом фоне нормальному, здоровому человеку бредовое в произведениях Бодлера, Пшибышевского и других, подобных так и казалось бредовым, мелкое казалось мелким. И, даже, несмотря на его возраст, характерная для многих французских писателей любовь с вечера до утра и с утра до вечера, с короткими перерывами для отправления естественных надобностей, казалась сексуальной галиматьей и вовсе не любовью. Огромную роль сыграло и то, что он был воспитан с раннего детства на благородных традициях русской классической литературы. Любя Чехова и Горького нельзя любить Бодлеров и Пшибышевских. Все это помогало нормальному здоровому уму Сергея отметать золото от грязи.
  Говоря о духовном развитии Сергея необходимо обратить внимание на одну, очень важную черту его характера, которая тоже помогала дать здравую оценку явлениям в жизни и литературе - этой чертой была любовь к смеху, иронии, остроумию. Он с детства воспитывался в атмосфере иронии и шутки. Отец, капитан дальнего плавания, дома очень редко говорил с Сергеем серьезно, большую часть его слов нужно было понимать в переносном смысле. Мать тоже была нрава добродушного и веселого. Когда приезжали братья отца - тоже моряки - квартира наполнялась рассказами, в которых смеха было обычно больше всего. Один из двоюродных братьев отца - дядя Петр - бедовый, видавший виды моряк был изумительным рассказчиком, в совершенстве владевшим тайной комизма. Когда приезжали отдыхать на лето в село, к родственникам матери, то и там попадали в атмосферу народного юмора и сарказма. И сколько наблюдательности, народной мудрости было в этих шутках. Неудивительно поэтому, что сатирическая и юмористическая литература стали предметом его сильнейшего увлечения. Еще в седьмом классе ему попался том Чехова, и с этого времени он становится его любимым автором. С каждым новым шагом своего развития Сергей открывал все новый смысл в его произведениях. В десятом классе попались записки Бруссона об Анатоле Франсе. Он заинтересовался этим писателем. "Харчевня королевы Гуселапы" и "Записки аббата Жерома Куаньяра" привели его в восторг. С этого времени Франс прочно входит в его пантеон писателей. Правда, в это время его больше всего привлекала бытовая сатира; многое в социальной сатире и Чехова и Франса еще ускользало от него. Однако "Ревизор" уже тогда стал любимым шедевром, который он читал и перечитывал. С большим интересом познакомился он с памфлетами Анри Рошфора и его "Фонарем". На первом курсе его восхитил Поль Курье, имя которого он встретил в одной из статей Горького. Понравился ему Лукиан, очень понравились "Похвала глупости" Эразма Роттердамского и "Гаргантюа и Пантагрюэль" Рабле.
  Таково было направление духовного развития Сергея. К концу десятого класса он твердо решил пойти на гуманитарный факультет университета.
  Несколько иначе развивался Васька. С раннего детства его интересовало все: и устройство человеческого организма, и природа звезд, и размеры луны, и наличие разума у животных. Он всегда экспериментировал - над собой, отцом, матерью, соседями, кошками, собаками. Гуманитарные вопросы психологии очень рано стали увлекать его. Уже в пятом классе он со своими дворовыми друзьями брали на руки соседнего годовалого младенца Юрика и больно щипали сзади за мягкое место, весело смеясь ребенку в лицо. Неискушенное в коварстве ближнего дитя оказывалось в сильном недоумении - плакать ему или смеяться.
  С годами характер Васькиной любознательности изменился, как и характер его экспериментов, но горячая заинтересованность во всем, что составляет жизнь, только росла. Поэтому он всегда готов был с увлечением беседовать об истории, литературе, кино, театре, музыке. Он много читал об этом, но гуманитарной науки, как специальности для себя не признавал. Ему хотелось видеть конкретные, осязательные результаты своего труда. Сергей доказывал, что историк, филолог, философ имеют объектом работы, исследования самое интересное для человека - самого человека. Однако Васька признавал это "производство языком" только для женщин.
  Отец его был инженер, изобретатель, милейшей души человек, к сожалению, слишком привязанный к спиртному. Страсть к изобретательству передалась от отца к сыну. Васька всегда что-нибудь выдумывал, строил, изобретал; летающие модели самолетов, планеры, электромоторы, радио. К дворовому товарищу он провел телефон, сконструировал своей системы радиоприемник. По целым дням, а иногда и ночам, сидел он, выдумывая, прикидывая, что-то сколачивал, прилаживал. В девятом классе прибавилось еще одно увлечение - химия; появились колбы, реторты, пробирки, резиновые трубки, химикалии. Детишки всех окрестных домов души в нем не чаяли. Он охотно допускал их к своим экспериментам. Мамаш серьезно беспокоила опасная привязанность сынишек, так как те часто с восторгом рассказывали о взрывах, фейерверках, молниях, которые устраивал Васька. Руки у него были изъедены кислотой, рубашки прожжены, свет в квартире иногда внезапно потухал; впрочем, он быстро исправлял неполадки в электросети.
  Однажды, в десятом классе, Васька сам взорвался на уроке истории. Преподаватель с подъемом что-то рассказывал, в классе была мертвая тишина. Вдруг что-то пыхнуло и парта, где сидел Васька, окуталась сизым дымом. Историк побледнел, и весь класс замер. Когда дым рассеялся, увидели испуганную физиономию Васьки, который хлопал по брюкам, пытаясь их потушить. Оказывается, у него в кармане вспыхнули какие-то химикаты. Когда обнаружили, что Васька отделался только незначительным ожогом, прожженными брюками и легким испугом, весь класс расхохотался, а историк из бледного сделался красным и изгнал смущенного экспериментатора из класса к директору.
  Нельзя сказать, чтобы его научно-технические эксперименты были оторваны от жизни. Он отнюдь не замыкался в сфере чистой науки. Наука и техника верно служили ему в каждодневной жизни. Его враги и противники частенько чувствовали его карающую десницу, вооруженную по последнему слову техники. У него по соседству в коридоре, например, жила девушка одних с ним лет - Бетти. Он ее сильно недолюбливал. Ее комната была отделена от Васькиной только тонкой перегородкой и забитой дверью. Поэтому Васька приходил в сильнейшее негодование, когда она, сильно фальшивя, с чувством пела романсы. Но это было не главное. К ней уже с восьмого класса приходили знакомые мальчики и девочки. Чинно и солидно проведя время у нее дома, они шли прогуляться. Ходили они об руку, тихо и с достоинством беседуя, совсем как взрослые. Это приводило Ваську в негодование, он терпеть не мог прилизанных тихонь, пай-мальчиков. И "Бетькины женихи", как с его легкой руки стали называть их все окрестные ребята, часто испытывали на себе это его искреннее негодование. В восьмом классе он их попросту ловил и давал им встрепку. Улепетывая, они, к его удовольствию, теряли всю свою солидность. Со временем, однако, такие примитивные орудия, как кулак и рогатка были оставлены; их заменили средства, созданные передовыми достижениями науки и техники. Специально сделанной кнопкой у ворот сообщали дворовые или окрестные ребятишки условленным сигналом Ваське в комнату о появлении на горизонте "Бетькиных женихов" и последних встречали на темной лестнице взрывы, электрические ловушки, западни.
  Впрочем, нужно сказать, что научно-техническая мысль Васьки работала не только в таком "военном" направлении. Приемник, сконструированный им, был действительно хорош, а в своей небольшой лаборатории он проделывал довольно сложные эксперименты.
  Сергей часто и с большим интересом засиживался в Васькиной лаборатории. До глубокой ночи иногда сидели они, в большинстве молча, погруженные в свою работу и соображая, изредка перебрасываясь деловыми репликами. А потом, когда весь город уже спал, долго провожали один другого по Дерибасовской, от Преображенской до Карла Маркса, споря или ведя задушевный разговор.
  Нередко Сергей участвовал и в конфликтах с "Бетькиными женихами". Интерес к философии легко уживался с мальчишеством. Правда, к концу десятого класса они оставили в покое "женихов" и потеряли вообще интерес к подобным затеям.
  Химия все больше занимала Ваську, он часто говорил о ее огромном значении в наше время, о ее будущем. Он твердо решил после окончания школы поступить на химический факультет университета.
  С такими интересами они пришли к окончанию школы. Обоим она дала очень много - научила понимать жизнь своей страны, цели, к которым шел народ, сделала идеалы социализма и коммунизма ясными, очевидными, своими. Это, пожалуй, было главное. А кроме этого, коллективизм, товарищество, чувство хозяина в государстве и, в связи с этим, сознание своих обязанностей по отношению к нему - все это воспитано было в них школой, пионерской и комсомольской организациями.
  Последнее время перед выпускными экзаменами прошло в горячке, зубрежке, которую хотелось поскорее окончить; а когда сдали последний экзамен, обоим взгрустнулось, не поняли, а почувствовали, что кончилась "счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства".
  Если в школьные годы, начиная с седьмого класса, не было почти ни одного дня, когда бы тот или другой из друзей не приходили к товарищу домой, или когда бы они не встречались где-либо после уроков, то в университете, учась на разных факультетах, они стали встречаться гораздо реже. Васька иногда целыми днями, а то и вечерами просиживал в университетской лаборатории. Сергей сидел в публичной библиотеке или продолжал свое запойное чтение дома. Нередко, заходя друг к другу, они не заставали товарища дома. У каждого появился новый круг друзей. Встречались они теперь чаще всего на стадионе или в спортзале, и то нередко выступали как противники в разных факультетских командах. Но, не встречаясь, они оба скучали один по другому. В школьный период приход товарища был чем-то само собою разумеющимся. Нередко Васька, занятый какой-нибудь работой в своей лаборатории, услышав стук Сергея, молча открывал ему дверь и, даже не взглянув на пришедшего, вновь садился за свое дело. Теперь, удалившись друг от друга на некоторое расстояние, всматривался в друга и все более осознанное чувствовал взаимную симпатию и освященную воспоминаниями детства душевную связь.
  
  ЖЖЖ
  
  Университетская программа направила развитие обоих по четко определенному руслу. Огромное значение для них имело ознакомление с работами классиков марксизма. Нельзя сказать, чтобы они произвели переворот в сознании, так как вся их жизнь в Советской стране была неразрывно связана с мыслями Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина. Однако то, что с детства было очевидными аксиомами, не требующими никаких доказательств, становилось научной исторической истиной, с непреклонной логикой, вытекающей из предшествующей истории. Молодость со своим беспощадным "почему" встретилась с учением, которое позволяло понять бесконечное многообразие жизни Земли, Вселенной, общества, человека. Непроходимые дебри истории многих веков, множества народов, космический хаос жизни человечества - все это, вдруг, как по мановению волшебной силы приобретало ясно осознанную закономерность, подчинялось понятным и неизбежным законам. Это было замечательно, так как этой волшебной силой оказывалась единственная, которую признает настоящая молодость - сила разума. Знание законов, которым подчиняется жизнь, превращает человека из слепо мятущегося существа в могущественного творца, имя которого звучит гордо.
  Сергей к этому времени научился ценить силу человеческого ума. Ему доставляло огромное наслаждение следовать по всем сложнейшим лабиринтам мысли людей-титанов; она подобно молнии пронизывала и озаряла мрак непонятных фактов; он с упоением смаковал ее изящнейшие разветвления, стальную логику и восхитительную стройность, благородную простоту и ослепительную яркость ее формул и умозаключений.
  С большим интересом он принялся за "Капитал" и с радостью чувствовал, что усваивает гораздо легче, чем ожидал. Работая над этим основным произведением Маркса, он быстрее уставал, чем над другими книгами, но усталость эта была приятной. Его не покидало чувство радостного изумления перед этим грандиозным памятником величия и могущества человеческого ума.
  Он с интересом законспектировал все рекомендованные по курсу Новой истории работы Маркса и Энгельса.
  Курс основ марксизма вел хороший преподаватель и Сергей не только конспектировал всю литературу, но и увлеченно участвовал в спорах на семинарских занятиях.
  Конспектируя рекомендованные работы Ленина по полному собранию сочинений, Сергей стал читать и другие его произведения. Так он прочел все, написанное Лениным в период нарастания и течения революции 1905-1907 г.г. Большинство работ носило боевой, полемический характер и читалось с большим интересом. Полемика с Масловым по аграрному вопросу была столь же интересна, как и работы, бывшие гораздо ближе Сергею по тематике. Тогда он впервые ощутил дыхание ленинского гения. Невольно сравнивал Ленина со своим кумиром Плехановым. У последнего замечательная эрудиция, чудесный ясный ум, опирающееся на глубокое проникновение в дух марксизма блестящее остроумие, все ярко и увлекательно.
  Ленин и проще и сложнее, как сама жизнь. Это было время, когда история России вдруг закружилась в бешеном вихре, сорвала все с насиженных мест и понесла... для многих неизвестно куда. Россия была подобна кораблю, мятущемуся среди ревущего пастями разверзающихся бездн океана, когда горизонта нет и вместо него из мглы на корабль опрокидываются горы тяжелой, как свинец воды. Эта буря была революцией. Только Ленин, большевики знали курс, видели, куда нужно вести корабль.
  Плеханов - это блестящий профессор в элегантном костюме с накрахмаленной манишкой и черным бантиком. Ленин, это шкипер, ведущий корабль в бурю, видящий то, чего никто не видит. Парадный костюм и внешний эффект ни к чему, он не читает лекцию, а работает, ведет корабль в жесточайшую бурю, ведет Россию в революцию, путями, которые видит только он. Оттого его слова увесисты, как слитки золота. Так думал Сергей, впервые ознакомившись с работами Ленина.
  "Вопросы ленинизма" открыли ему новую страницу науки. Здесь он встречался с теми явлениями, которые окружали его в жизни. Это было сегодня Сергея и его страны. Вопросы, которые волновали каждого сознательного человека, здесь выяснялись с поразительной ясностью и научной убедительностью. Умение увидеть в каждом, самом сложном явлении, самое главное и стальная логика бросались в глаза в произведениях Сталина. Каждая мысль и все ее разветвления приобретала географическую ясность. Сергей мог начертить на бумаге схему хода мысли каждого произведения с исходной точкой, развитием, основными узлами и ее разветвлениями.
  Учеба в университете занимала гораздо больше времени, чем в школе. Однако Сергей по-прежнему увлекался беллетристикой и большую часть свободного от учебы времени отдавал ей. Во время зимних каникул на третьем курсе он познакомился с Б. Шоу и О. Уайльдом. Оба очень понравились. Особенно Уайльд. Начав с "Портрета Дориана Грея", он перешел к пьесам и был в восхищении. Блестящее остроумие Уайльда покорило его, очень чувствительного к остроумию. Он даже задумывался, кому отдать пальму первенства в остроумии, Франсу или Уайльду. И решил, что Уайльд остроумнее, а Франс мудрее. Васька заметил, что странно в одном пантеоне иметь Горького и Уайльда. Но Сергей объяснял, что Уайльд относится к последней плеяде крупных писателей буржуазии, тех писателей, которые своими произведениями хоронят ее. И здесь он замечательной силы помощник Горького. Конечно, у Уайльда нельзя искать положительных идеалов. Он знал только одну мораль - буржуазную и блестяще показал ее маразм. На этом ему и спасибо. Новую мораль создали новые люди. Заговорив о новой морали в литературе, Сергей вспомнил "Педагогическую поэму" Макаренко. - Замечательная книга! С этим Васька полностью согласился. И они стали вспоминать чудесных "пацанов" Макаренко.
  Годы сильно сказывались на их разговорах, теперь в них иногда появлялись такие вопросы, которые раньше никогда не приходили им в голову. С радостью узнали о том, что приехал из деревни знакомый, который рассказывает, что в этом году колхозники получили по три килограмма хлеба на трудодень. Это становилось предметом очень интересной для обоих беседы о перспективах села. Или возникал вопрос о серии судебных разбирательств о воровстве завмагов, директоров "Гастрономов". И это вызывало оживленные рассуждения о причинах этих явлений и о том, что нужно сделать для борьбы с этим.
  Васька тоже с увлечением изучал основы марксизма-ленинизма, и они оба умели с достаточной глубиной взглянуть в суть подобных тем. Причем, в подобных вопросах между ними, обычно, серьезных разногласий не было и часто один подхватывал мысли другого. Это единодушие в больших жизненных вопросах еще больше сближало их.
  Хотя они и теперь спорили часто, подолгу и горячо. Нередко предметами спора были они сами и тогда они не давали друг другу пощады. В таких случаях, не смотря на всю словесную, полемическую ловкость, Сергею иногда приходилось туго. Язвительные нападения Васьки часто бывали очень основательны. Многое из того, что Сергей принимал в теории как азбучные истины было далеко в нем от осуществления на практике. И наоборот, его практика часто была очень далека от той теории, на которой он воспитывался. И это Васька подмечал очень чутко. Особенно ядовито обрушивался он на эгоизм Сергея. Не то чтобы Сергей был плохим товарищем, сухим и черствым себялюбимцем, поступавшим только из расчетов личной выгоды; в этом его обвинить было трудно. Товарищество было даже семейной традицией его, и отец и братья отца всегда отличались своим компанейским характером, типичным для настоящих моряков. И Сергей был очень хорошим товарищем, всегда готовым помочь друзьям в беде и поделиться последним. Это Васька хорошо знал, но он очень ясно улавливал, что, тем не менее, в Сергее сильна манера видеть себя в центре мира. Васька не раз убедительно доказывал, что многое в его действиях и мыслях исходит, в сущности, из этого эгоистического взгляда на жизнь.
  Часто они схватывались и не по вопросам их личной морали.
  Но как бы горячо ни спорили они, как бы язвительно и беспощадно ни высмеивали друг друга - это никогда не оставляло ни капли обиды и ничуть не отражалось на их отношениях. Слишком хорошо они знали друг друга, чтобы подозревать в критике товарища неискренность или недобросовестность. А частенько они спорили, или, точнее, препирались из-за свойственной им обоим манеры подзуживать товарища. Это для них было очень характерно. Такое подзуживание иногда было очень язвительным и беспощадным; бывало, что оно происходило на глазах у людей совсем посторонних. Однако при этом, по никогда не сказанному, но строго соблюдаемому правилу, ни в коем случае, материалом для колкостей не могло быть то, что они знали друг о друге из разговоров с глазу на глаз. Затрагивались подчас очень щекотливые вопросы, но только в той мере, в какой они были известны от третьих лиц. И в то же время, не смотря на самые ожесточенные перепалки, они всегда очень чутко и тактично умели приходить на помощь другу, или деликатно оказать нужную поддержку.
  Сергей с удивлением читал в одной из своих самых любимых книг - "Былом и думах" Герцена описание дружбы автора с Огаревым. Его удивляла мелодраматическая сторона этой дружбы: объятия, слезы и прочие сентиментальности. В этом он видел много шиллеровского, приторно-чувствительного и, как ему казалось, фальшивого. У них с Васькой ничего подобного не было и не могло быть ни в детстве, ни в студенческие годы.
  Пожалуй, нежные изъявления дружбы у них заменялись частыми препирательствами, иногда очень ожесточенными. Нечто подобное у них произошло и сейчас, когда они возвращались домой после празднично проведенной ночи.
  ЖЖЖ
  
  Вначале они оба были погружены в свои мысли, в воспоминания прошедшего вечера. Васька был совершенно восхищен Таней и, если можно так выразиться, был полон ею. Сильнейшее впечатление на него произвел ее тост. Он видел ее с бокалом в руке, медленно и задумчиво говорящей слова, каждое из которых находило горячий отклик в нем. Она высказывала его самые сокровенные мысли, которые он никогда бы не решился, да и не смог выразить так просто и задушевно. Перед ним сверкали ее глаза, такие яркие и вместе спокойные, насмешливые, внимательные и скептические. Сколько бесконечно разнообразных оттенков в выражении ее глаз. Облученный их сиянием, он весь чувствовал себя насыщенным энергией восторга.
  Васька вспоминал разговоры, в которых участвовали она и он, продолжал их, представлял, что она сказала бы, если бы он сказал так или иначе, придумывал яркие и красивые мысли и слова, которые понравились бы ей и заставили бы ее посмотреть ему в глаза внимательно и задумчиво. Он представлял себе этот ее взгляд и воображаемые лучи его, проникая в душу, рассеивались там нежно-волнующим сиянием.
  Эти мысли приносили радость, разбавленную неосознанной горечью - ведь это только мечты, очень далекие от жизни; он для нее не больше значит, чем любой другой ее знакомый. Хотелось говорить о ней, как будто слова больше приближали к ней, чем мысли.
  Сергей думал о Виоле; вспоминал, не совершил ли он каких промахов, которые бы испортили ему дорогу к ней. Вспоминал дразняще - красивые губы, умный, насмешливый, небрежно оценивающий взгляд, который он однажды уловил на себе. Он хорошо помнил ее всю - и тонкую прелестную фигуру, и высокие, стройные ножки. Неожиданно, горько вспоминалось, как они с Павликом, попрощавшись с остальными, завернули в темный переулок. Но эти мысли только попусту раздражали. Решение принято и точка.
  - А твоя Таня прехорошенькая и, кажется, интересная, - первый прервал он молчание.
  - Или! - коротко и многозначительно, с тоном превосходства и насмешки, ответил Васька.
  Он уловил иронию в слове "твоя", но поскольку она относилась к нему самому, он пропустил ее мимо ушей.
  - Я заметил, - продолжал он, - ты ей тоже пытался куры строить.
  - Ну, где нам, дуракам, чай пить, - ответил Сергей печоринской фразой.
  - Брось, брось, - довольно засмеялся Васька. А потом продолжал, убежденный, что теперь-то Сергей поймет его: - Послушай, а она действительно замечательная девушка! Без всяких преувеличений, - ни одна из твоих томных красавиц всех мастей не стоит ее мизинчика. Это настоящая девушка! - все более увлекаясь, говорил он, тем более что Сергей ему не возражал и, казалось, слушал с сочувствием. - А ее тост... Это и есть девушка с большой буквы!.. А знаешь, что она сказала Буривою? - и он, вспомнив об этом, расхохотался. Он с увлечением стал рассказывать Сергею о ее высказываниях, ответах, шутка, остротах. Ему доставляло удовольствие не только воспоминание о ней, но и то, что он рассказывает это Сергею, как человек, бывший в ее круге и близкий к ней, человеку, постороннему ей. Он знал, что не может считать себя близким к ней, но и то, что он к ней более близок, чем товарищ, доставляло ему чистую радость.
  - А какие у нее глаза! Знаешь, когда она как-то особенно, по-своему, взглянула на меня, мне захотелось, как щенку, опрокинуться на спину, заболтать лапами и блаженно завопить: "Караул! Не спасайте!"
  - Друг мой, - перебил восторженную речь холодный и слегка печальный голос Сергея, - ты стоишь на опасном пути... ты плохо начал; влюбленные, которые начинают с того, что представляют себе ее, вспоминая хорошенькие ножки и прочие достоинства скульптуры и анатомии, никогда не теряют ориентации и быстро достигают своего. Те же, которые начинают с глаз и тенистых ресниц, долго плутают по закоулкам любви, и очень часто совершенно безрезультатно.
  Сергей замолк, а Васька несколько мгновений не находил слов.
  - Ты лопух! - наконец сочно выпалил он. - Ух, ты кретин! - добавил он тотчас обозлено, удивляясь тупости товарища и не находя достаточно слов, чтобы определить чудовищную нелепость выходки того. Васька привык к насмешкам товарища, он и сам в долгу не оставался, но то, что Сергей посмел перевести на язык пошлости самые искренние и глубокие чувства, возмутило его.
  - Ты напрасно ругаешься, - спокойно возразил Сергей. - В настоящее время известно 703 способа охмуривать женщин, они очень разнообразны, но ни один из них не начинается с галлюцинаций о проникающих в душу взглядах.
  Васька хорошо знал, что чем больше он будет злиться, тем спокойнее и язвительнее будет Сергей.
  - Ты думаешь, что это остроумно? Остап Бендер знал 408 способов приготовления сои, а Сергей Астахов знает 703 способа охмуривать женщин. Ясно, что Сергей Астахов на 295 единиц остроумнее и ловчее Остапа Бендера.
  - В твоих словах, Базиль, много перцу, но мало истины. Во-первых, не Остап Бендер говорит о способах приготовления сои, а во-вторых, количество способов в том и в другом случае связано не с остроумием того или иного специалиста, а просто с тем, что охмуривать женщин легче, чем приготовлять сою.
  - Ну, и ты думаешь, что это остроумно? Это же самая банальная пошлятина!.. Ну, признайся сам, ведь это же пошлость? - заглянул Васька ему в глаза.
  Сергей рассмеялся. - конечно, теперь тебе с высоты возвышенных переживаний обычная рассудительность кажется пошлостью. Не дай бог, она ответит тебе взаимностью, тогда с тобой можно будет говорить о чем-нибудь... только трансцендентальном. "О, Базильдон! Ее глаза, сиянье их - лучей астральных интеграл... До дна испил я чашу наслаждений - после бессонной ночи узрел я на заре, в небес бездонной синеве, ее звезду. Хотел молитвенно приветствовать Аврору, да жаль, не знаю по-латыни разговору....И знаете, синьор, ее звезду возможно наблюдать, чтоб шею не сломать, лишь лежа на спине - так голову кружит ее возвышенный зенит! Беда с этими влюбленными!"
  - Ты просто пижон, - уже беззлобно сказал Васька.
  Им обоим было хорошо, и они шли, препираясь и смеясь, пока не расстались на углу Дерибассовской и Карла Маркса.
  Когда Сергей проходил по коридору своей квартиры, то в кухне уже шумели примуса. Из ванной вышел отец, его лицо и волосатая грудь, видневшаяся через разрез халата, были красными после растирания; он весело подмигнул: - Ну что, сынок, кутнули?
  Сергей вошел к себе в комнату, спать совсем не хотелось; но как только улегся и закрыл глаза, то сейчас же все видения этой ночи закружились в глазах, и он уплыл в сладкое забвенье. Слышал только, как мать на цыпочках вошла в комнату, закрыла ставни и тихонько подошла к нему; он хотел открыть глаза и улыбнуться ей, но сил уже не хватило.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"