Раньше он не плакал никогда. Ещё в детстве он усвоил, что плакать - недостойно мужчины, что слёзы - только для девчонок.
Но сейчас он сидел на широком, разогретом солнцем, камне и плакал.
Глаза Отта сквозь слёзы неотрывно смотрели туда, где совсем недавно было поселение их рода.
Было - потому что стряслась беда-несчастье. Чёрное дело свершилось - чужие воины, всадники, пришли набегом.
Ещё сегодня утром в полях пасся скот, росли сады, колосились хлеба.
А сейчас глаза Отта видели лишь дым и пепел, и слёзы текли по его лицу. Текли, размазывая по лицу Отта пыль и сажу.
Отт видел, что осталось от домов - пепелище.
Он видел, что стало с хлебами - сгорели на корню.
Что стало с садами - вырубили.
И не было больше скота - угнали.
Не было больше семьи - убили.
Крестьянин Отт плакал.
Сквозь чёрный дым ещё проглядывало солнце, но таким тусклым казалось оно! Можно было подумать, что солнце тоже сгорело, что от него тоже идёт едкий дым.
Отт чудом уцелел - уйдя с утра в лес по ягоды. Ещё в лесу слышал он шум - но не понял, что ж это?
И теперь казалось ему, будто кабы он не уходил - ничего этого не было б. Ему казалось, что он мог всё спасти, предотвратить, изменить.
А теперь оставалось лишь плакать.
Кто-то тронул его за плечо. Отт не отреагировал.
-Крепись, сын мой, - услышал Отт голос, - крепись.
-Уйди, поп, - без эмоций сказал крестьянин. Сказал так тихо, что словно и не сказал даже, а только подумал.
-Крепись, сын мой - повторил священник, - блаженны плачущие, ибо утешатся они.
Отт повернулся медленно лицом к священнику.
-Уйди. Уйди, поп. Уйди, оставь меня!
Священник промолчал.
-Уйди же! Убирайся! Ну! Убирайся! Я не хочу! Не хочу тебя видеть!
-Зачем же ты гонишь меня? - тихим голосом спросил священник.
-Ненавижу тебя! - кричал Отт, сжав кулаки. Руки его мелко тряслись, глаза были выпучены, челюсть чуть отвисла, нижняя губа оттопырилась, обнажив пожелтевшие нижние зубы.
-Зачем ты врал нам, поп?! - кричал Отт, - ты лгал! Про милость господа, который! Он защитит, добрый! И милосердный! Спасёт всех вас! Молитесь - и будет! И воздастся каждому по делам! Вседобрейший! Ты, ты всё, всё врал!
Отт отвернулся от священника, лицом к пепелищу, упал на колени и зарыдал, охватив лицо ладонями.
-Всё, всё, всё погибло, всё! За что?! Этого ли мы заслуживали? Об этом ли молились?! Отец, дети, жена, родные, друзья - никого! Никого не осталось! Никого, никого! За что?!
Отт ткнулся лбом в землю, стал молотить по ней кулаками. Он цеплялся руками за траву, царапал почву пальцами, ломая ногти, вырывая травинки с корнем, глухо повторяя: "За что? За что?!"
Священник опустился на землю рядом с ним, обнял Отта за плечи. Отт попытался было вырваться, как-то неловко ткнул локтем куда-то назад, но священник обнял его ещё сильней, прижал к себе, и вскоре Отт уже рыдал на груди у священника.
-За что, господи?! Уж лучше бы я! Лучше бы я сам умер! Господи! Почему они, а не я?! Почему не я вместо них?
-Не знаю, Отт, не знаю, - тихо сказал священник, - не думай так. Не для того спас тебе жизнь господь, что бы ты стремился умереть.
-А зачем мне жить? Жить-то зачем, когда всё вокруг умерло?
-Разве всё? Смертно лишь тело - душа же живёт вечно.
-Что?
Отт на мгновение замер, пристально глядя священнику в глаза. Затем Отт попытался подняться. Сперва ноги не послушались его, но затем он неуклюже, неловко, но встал.
-Ответь мне, поп, - сказал Отт, глядя на всё ещё сидящего на земле священника, - скажи мне, а что мне толку с того, что душа вечна? Что мне с того?! Смотри!
Отт, пошатываясь, поплёлся к догорающему поселенью. Священник поднялся, отряхнул со своей белой хламиды прилипшие травинки, и последовал за ним.
-Смотри, смотри, поп! - кричал Отт, шагая всё быстрее и быстрее, - смотри! Вот, посмотри!
Отт присел возле лежавшего на земле лицом вниз мертвеца, из спины которого торчали две коричневые стрелы.
-Смотри, поп, - Отт медленно перевернул тело на спину, - это Хо! Он был моим другом! А теперь? Теперь его нет! Он мёртв! Понимаешь? Мёртв!
-Лишь тело его мертво, - сказал священник, присев рядом с телом Хо и аккуратным движением пальцев опустил ему веки, - душа же его продолжает жить.
-Да?! Да?! Продолжает жить, говоришь? А где? Где она теперь, где?!
-Один Господь знает то, - сказал священник, шепча прощальную молитву.
-О, да! Господь знает! Он всё знает, конечно! Но, ты знаешь, поп, мне от этого не легче! Может, его душа отправилась к Богу! Может, она родилась вновь - но я-то! Я-то остался здесь! И я потерял всех и всё!
Священник поднялся, выпрямился.
-Такова жизнь, Отт, - сказал он, - ничего не имея, приходим мы в этот мир и, уходя из него, ничего не берём с собой.
-Уходя... Господи, так за что же я-то тут остался! Если все, кого я уважал, любил и просто знал - ушли навсегда, то я-то? Зачем же и я не ушёл вместе с ними?
-Такова жизнь, - повторил священник, - Ибо сказано: "разлучен будет мной отец и сын, муж и жена, брат и сестра".
-Будь же проклята такая жизнь! - яростно вскричал Отт, - будь проклят тот, кто всё так устроил!
-Не богохульствуй!
-А что?! Будет хуже?! Да неужели?! Куда уж ещё хуже?! Я уже всё! Всё потерял! Одну только жизнь оставил мне Господь, но ты знаешь...
Отт подошёл к сященнику вплотную.
-Ты знаешь, поп, если Господь заберёт и её - то это будет мне благом! Благом! Потому как только смерть может избавить меня от этой муки!
-Дурень ты дурень... - тихо сказал священник, - для того ли разве жизнь нам отпущена, что бы отрекаться от неё.
-А для чего тогда? Для чего мне такая жизнь?! Что бы всё это терпеть?! Все эти муки?!
-Жизнь наша всегда полна страданий.
-Тогда... тогда я не хочу жить! Не хочу! Уж лучше сдохнуть!
Отт поднял своё посеревшее от сажи и копоти лицо к небу.
-Лучше сдохнуть! - крикнул он в небеса, - Сдохнуть!
Небеса молчали.
-Что бы всё это кончилось! - крикнул Отт.
Затем он замолчал, и, уже глядя в землю, тихо сказал:
-Что бы кончилось. Раз и навсегда.
-Ты ошибаешься, сын мой, - сказал священник, подойдя к Отту сзади и приобняв его за плечи, - Смерть - это вовсе не конец всему.
-Брось эти сказки, поп.
-Это вовсе не сказки, сын мой. Таков мир. Ты сам умирал и рождался, и повторялось это много и много раз.
-Вздор! - пренебрежительно фыркнул Отт.
-Не веришь? - спросил священник, - Тогда смотри!
Он положил пальцы на виски Отта.
В следующий миг земля ушла у Отта из-под ног, а перед глазами вспыхнул яркий белый свет.
* *
Он ощущал усталость - усталость чертовскую, усталость зверскую. В любое другое время он, ощущая подобное, послал бы всё далеко и надолго и, без сил, рухнул бы на диван. Но не сейчас.
Потому что сейчас он стоял на пьедестале почёта, на самой главной, на самой верхней ступени, на первой.
И теперь, какой бы выматывающей не была завершившаяся гонка - радость победы, такой долгожданной, такой желанной победы, затмевала собой усталость, подобно солнечным полуденным лучам, затмевающим тусклый свет свечи.
И оттого он, приняв из рук местного премьер-министра кубок победителя - массивный и солидный такой приз - легко вскинул этот самый кубок над головой.
Он держал приз над головой на вытянутых руках и смотрел вниз. Туда, где собрались все те, кого обычно называют одним словом "команда" - механики, инженеры и прочие. Они все смотрели на него, радуясь этой победе - одной на всех.
А когда торжественно и величаво зазвучал гимн в его честь - в честь победителя - он поставил выигранный трофей у ног, и, смущённо улыбнувшись, попытался сообразить, куда бы деть руки. В конце концов, он не придумал ничего лучше, чем заложить их за спину, и так стоял, слушая гимн и зная, что там, за его спиной неспешно и торжественно поднимается государственный флаг.
И всё это - в его честь
В честь победителя гран-при.
Он заслужил это сегодня. Своей победой.
* *
Яркая вспышка света - и всё погасло. Исчезло. Растворилось, словно мираж. Отт почувствовал головокружение, а затем...
* *
Вместе с группой товарищей по контртеррористическому подразделению он бежал по территории складского терминала, где группа террористов захватила один из грузовых ангаров и удерживала там заложников.
Задача была ясна и понятна: заложников - освободить, а террористов, соответственно, уничтожить.
Они остановились возле высоченных железных ворот - входа в ангар. Один из бойцов резким рывком распахнул имевшуюся в воротах дверь - и внутрь ангара полетели световые и шумовые гранаты.
Вслед за разорвавшимися гранатами он кинулся в ангар. Один из террористов, явно ослеплённый и оглушённый взрывами стоял возле коричнево - красного пятитонного контейнера. Короткая очередь из автомата - цель поражена. Шаги сверху - беглый взгляд - второй бандит прятался сверху, под самым потолком - ещё одна очередь - с глухим шумом мёртвый террорист рухнул вниз.
Он побежал вперёд, свернул за угол и...
Сильный удар в грудь. Он падает назад, теряя сознание, успевая увидеть третьего террориста с автоматом в руках. И всё... и темнота...
* *
Это было странное ощущение, совершенно необычное и даже невероятное. Кто он? Что это за необычная форма существования? Не звериная, не человеческая.
Ощущение медленного полёта и музыка. И не ясно даже откуда она исходит, не то извне, не то снаружи.
Полёт. Плавное снижение. Вниз, вниз, вниз... а теперь чуть вбок, а музыка всё играет и играет - плотный, чуть ли не материальный звук, как бы обволакивающий собой.
А полёт всё продолжается. Он словно проваливается в пустоту.
А вслед за тем возникло ощущение вращения. Неотделимого от полёта вращения.
Приземление.
Он словно слился в единое целое с другими, подобными ему. Он чувствовал их всех - и они, несомненно, чувствовали его. И музыка, музыка...
Единство и гармония, хотя и с оттенком лёгкой незавершённости, однако вот, вот оно! Ещё один, такой же как он, такой же, как они все. Вот он коснулся их собой, слился с ними в единое целое.
Ощущение наполненности, завершённости - и вдруг - словно гром прогремел, серия ярких вспышек и исчезновение.
* *
Отт открыл глаза.
Он всё так же стоял рядом с разрушенным поселением, всё так же догорающим.
Священник всё так же стоял рядом.
-Что... что это? - спросил Отт, ошарашенно моргая, - что это было?
-Это был ты, сын мой, - ответил священник, - теперь ты убедился?
-Я? Всё это был я?!
-Да. Много и много раз ты рождался в этом мире и в прочих других мирах. И много раз ты умирал. Как день сменяет ночь, так рождение сменяет смерть. Ты увидел лишь малую часть, но было их много больше. Много раз были у тебя дом, родные, друзья - и многократно ты терял всё это. Терял, что бы вновь обрести.
Отт молчал. Священник вновь обнял его за плечи.
-Так скажи мне, сын мой, - сказал священник, - Стоит ли скорбеть о том, что не стоит слёз? Стоит ли возводить понапрасну хулу на господа нашего? И стоит ли желать себе смерти до срока? Живи, сын мой. Живи, и надейся на всевышнего. Он видит каждый наш шаг, слышит каждое наше слово.
-Даже сейчас?
-Да, даже сейчас.
* *
Священник ошибался, как ни грустно это признать. Их бог не слышал их.
На то, впрочем, были веские причины. Минуту назад в комнату, где находился их бог, вошла его мама и, не терпящим возражений тоном, велела идти обедать.
-И побыстрее, пока суп не остыл!
И их бог, поставив компьютерную игру на паузу, отправился обедать.
Мама же его подошла к столу, где стоял компьютер, и, в целях экономии, выключила монитор.
* *
Да, крестьянин Отт и священник были лишь персонажами компьютерной игры.
Играя, будь этой игрой какая-нибудь стрелялка или пошаговая стратегия, мы не слишком-то заботимся о компьютерных персонажах, эти игры населяющих. Мы не жалеем их, хотя бы потому, что увидев на экране надпись "гейм овер", игру можно запустить вновь. И для нас не имеет значения, думают ли бегающие по экрану человечки? А, если да, то о чём? Нам не важно, чувствуют ли они? И, если да, то что?
Мы лишь запускаем игру, когда нам этого хочется, играем, и, наигравшись, выключаем её. Остальное нас не касается.
Что ж, будем надеяться, что наш Господь окажется более милосердным к своим творениям, чем мы к своим.