Миронов Алексей Васильевич : другие произведения.

Симфония

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Симфония" тоже романтический авангард

Симфония

   "...Затем пришли люди Медного века, ни в чем не схожие с прежними; все они были вооружены медным оружием. Ели мясо и хлеб, любили воевать, были грубы и жестоки. Черная смерть взяла их всех."

Роберт Грейвс, "Мифы Древней Греции".

   Мы как трепетные птицы,
   Мы как свечи на ветру.
   Дивный сон еще нам снится,
   Да развеется к утру...

Эдмунд Шклярский

Глава I

АРТОТРОГ

   В пятницу должен был зайти Артотрог. Он и зашел, с большой головой и седыми ушами. Идель еще спал и видел во сне симфонию печальных деревьев. Когда с них облетели последние листья, и пошел снег, Идель проснулся. Он сел на постели и посмотрел в окно. В черном стекле отразились запавшие глаза и взлохмаченные волосы.
  -- Да, - подумал Идель и попытался припомнить, что же было вчера.
   Но ничего не получилось.
   Нарушая царившую в комнате тишину, шли куда-то часы. В кресле напротив сидел Артотрог и курил
  -- Я чаю попью, - сказал Идель и, натянув на себя свитер, пошел на кухню.
   Там, свернувшись в мягкий пушистый клубок, у батареи спала кошка Пятнаша. Она была черная, с рыжими подпалинами. Идель очень любил свою кошку и подолгу мог играть с ней и разговаривать о всякой всячине. Ему и сейчас захотелось толкнуть тихонько этот теплый комок и спросить о чем-нибудь. Но он решил не тревожить спящее животное, а тихонько налил себе чая и закурил. За окном была ночь. Холодный ноябрь заставил съежиться осенние лужи. Земля готовилась к приходу снега. Идель вспомнил свой сон, и симфония снова зазвучала в нем.
  -- Послушай, - сказал он возникшему из-за спины Артотрогу. - Как здорово.
   Артотрог окутался клубами едкого дыма и ответил:
  -- Странно. Я не сплю уже восьмой день, но ничего похожего не слышал. Это действительно здорово.
   Под столом забегали измученные бессонницей мыши. Пятнаша открыла один глаз, но ей было ужасно лень просыпаться, поэтому глаз закрылся.
  -- Нам пора, - сказал Артотрог и, вынырнув из клубов дыма, направился к двери.
   Накинув коричневое пальто, Идель последовал за ним.
   Они шли очень долго дворами, затем через мосты, по крышам и опять дворами. Идель едва поспевал и боялся отстать. Артотрога же словно что-то несло.
  -- Я боюсь не успеть, - говорил он, кутаясь в свои седые уши, и все прибавлял шаг.
  -- I am hot, - отвечал ему Идель, но Артотрог его совсем не слушал и летел вперед.
   Наконец, завернув за угол обшарпанного дома и нырнув в подворотню, они остановились.
  -- Это здесь, - сказал шепотом Артотрог и уставился в звездное небо. Идель тоже закинул голову. Дома обступили их, словно стены глубокого колодца. Куда-то исчезли все звуки. Где-то бился в окно мотылек, пытаясь добраться до лампы. Капала из незакрытого крана вода. И вдруг Идель ощутил едва заметное дрожание воздуха. Из глаз потекли слезы, размазывая силуэт неба.
  -- Смотри! - закричал Артотрог. - Это она!
   И в ту же минуту упал, сраженный молнией, ударившей ему в глаза. Идель в ужасе бросился прочь. Ему мешали стены, постоянно выраставшие перед ним, улицы вдруг обрывались тупиками или никогда не кончались. Молнии, бившие с неба, обжигали его пятки. Он метался из одной подворотни в другую, стучался в двери. Но город словно вымер. В конце концов Идель выбился из сил и, прислонившись лицом к стене, стал ждать. Словно пытаясь укрыть его, с неба хлынули струи дождя.
  

Глава 2

ПРОКЛЯТИЕ

   Я снюсь ей белым днем. Ей страшно. Неровный лживый мерцающий свет расползается по стенам убогой комнатушки, выплывая из угла и делаясь похожим на дым.
   Она боится меня, как боится уродливого чудовища. Я преследую ее везде. Она не может укрыться в суматохе минут, и даже хаос облаков ее не спасет.
   Мысль обо мне будет преследовать ее три столетия. Всего лишь три. Ничтожно, мелко и так мало. Она будет мучиться мгновение по сравнению с тем, что выпало мне. Но хотя бы в нем я буду наслаждаться своей адской местью. За все счастье, за годы, выпавшие этому существу...
   Дождь, смой ее лик с затвердевшего, огрубевшего от времени воздуха и навсегда смешай его с грязью и пылью, прилипшей к подошвам моих башмаков. Я пройдусь по уставшей земле, согнувшейся под тяжестью своих детей и ставшей шаром, и везде оставлю ее тяжкий вздох. Лишь ветер, играя полами моего ветхого плаща, утешит ее. Пусть так. Пусть будет так...
   И он ушел, страшный как дьявол, мерзкое животное, снова унося с собой ее дух, обреченный на вечные мучения и связанный с ним навсегда.

Глава 3

НОЧЬ ТРАВы

   Нарциссэ Монтуриоль проснулся поздно. Через пятнадцать минут, наскоро позавтракав и выпив чашку кофе, он уже надевал пальто и заматывал вокруг шеи длинный белый шарф. Натянув перчатки, он толкнул дверь и вышел из дома.
   В городе уже вовсю кипело веселье. Очень рано начавшийся карнавал наполнил собой все улицы, и, казалось, по ним совсем невозможно было пройти из-за огромного скопления людей. Отовсюду гремела музыка, и слышались радостные крики. То тут, то там раздавались глухие щелчки хлопушечных выстрелов, дождем сыпалось конфетти.
   Пробравшись сквозь толпу, Монтуриоль свернул с улицы Равэлли влево и оказался в узеньком переулочке, застроенном старыми каменными домами.
   Посреди переулка стояла огромная бочка с вином, к которой время от времени подходили гуляки со своими кружками и, осушив их, подходили снова.
  -- Выпей, молодой-красивый, за здоровье дядюшки Сохо, - предложила Нарциссэ цыганка, возникшая перед ним словно из-под земли в сиянии своих красных юбок.
   Монтуриоль выпил, поцеловал ее в губы и пошел дальше. Мимо бежали какие-то люди. Они дудели в дудки и били в барабаны. От этого грохота с хрустом лопались стекла в домах и падали с подоконников горшки с цветами. Миновав переулок, Нарциссэ свернул за угол и столкнулся нос к носу с полицейским. Постовой внимательно впился в Монтуриоля глазами, словно припоминая, где он мог видеть это лицо.
  -- Полицейский, - сказал Монтуриоль, - на улице дождь.
   Полицейский вытащил зонт и раскрыл его.
  -- Спасибо, мистер, - поблагодарил он, затем развернулся и побежал в сторону улицы Равэлли.
   Добравшись, наконец, до нужного дома, Монтуриоль поднялся на крыльцо и постучал в дверь железной подковой, висевшей на двери вместо звонка.
   На стук дверь открыл юноша в тюбетейке.
  -- Здравствуй, Салям, - сказал Монтуриоль, - у тебя трава есть?
  -- Найдем, - ответил медлительный Салям, - заходи.
   Нарциссэ вошел в дом и притворил за собой тяжелую дверь, издавшую протяжный скрип.
   В комнате на обшарпанном диване сидел Черношварц. Рядом с ним поместились безмозглый Шифер и маленький Епифан, в обнимку с котом по кличке Мораторий.
   Маленький Епифан о чем-то горячо просил Черношварца, и тот уже почти согласился поверить ему на слово, но вдруг передумал и сказал:
  -- Нет.
   Мораторий мягко потыкался носом в епифановский подбородок и что-то шепнул ему на ухо. Епифан замолк. Нарциссэ поздоровался со всеми и сел в кресло напротив дивана. Кот спрыгнул на пол, подошел к нему и, свернувшись клубочком в ногах, сладко засопел.
  -- Любят тебя коты, - заметил Епифан.
   Салям раскурил трубку, затянулся три раза, а потом передал ее Черношварцу. Тот бережно взял ее и поднес ко рту. Сделав свои три затяжки, Черношварц отдал трубку Шиферу, а сам откинул голову назад и закрыл глаза. Его широкое лицо выразило первую стадию блаженства.
  -- Кайф, - сказал Шифер и помотал головой.
   Трубка пару раз прошлась по кругу и, дойдя до Монтуриоля, кончалась. Салям набил новую и пустил ее обычным путем.
  -- Маловато, - высказался Черношварц, высосав последний глоток дыма из трубки и громко кашлянув, - не мешало бы добавить.
   Салям сходил на кухню и вернулся с алюминиевой кружкой в руках. В комнате запахло аптекой. Он протянул кружку Черношварцу...
   Через пятнадцать минут комната заполнилась глюками. Крыша поехала у всех, даже у Моратория. Он громко визжал и носился за огромным белым котом, как две капли походившем на него самого. Шифер сидел в окружении обнаженных дев, которые пытались увести его куда-то далеко, но он все отнекивался и не хотел уходить от заветной алюминиевой кружки, в которой еще немного осталось.
  -- Я угол дома, - говорил себе Черношварц, лежа на диване и дрыгая ногами.
  -- Я угол дома, - убеждал он себя, расчесывая грудь руками.
  -- Уйдите все, - сказал он наклонившимся над ним четырем высохшим старухам. - Я не знаю вас.
   Старухи молчали. Тогда он вскочил и бросился на стену. Но, ударившись о нее, сел на пол, обхватив голову руками и заплакал. Старухи окружили его и гладили по голове, успокаивая. Но он все плакал.
   Салям смастерил себе петлю, привязал веревку к крюку, на котором держалась люстра, и повесился. Тело его стало раскачиваться, медленно поворачиваясь в такт скрипам перекрутившейся веревки.
   Где-то раздобыв пятновыводитель, Епифан расцветил свои видения, и теперь они переливались всеми цветами радуги. Величавые павлины расхаживали перед ним по комнате, то и дело распуская хвосты. Шестигорбый верблюд стоял в углу возле вешалки, сверкая единственным глазом, и монотонно жевал.
   А Монтуриоль почувствовал прилив доброты. Весь вечер он просидел в кресле, разговаривая с маленькой девочкой, одетой в желтое платьице, о пчелах и о цветах. Девочка улыбалась ему, и от этого на душе у него становилось тепло и радостно. Он погладил девочку по голове, поцеловал ее в лоб и спросил:
  -- Чего ты хочешь?
   Девочка протянула ему книгу и попросила:
  -- Почитай мне.
   Монтуриоль взял книгу, раскрыл ее на первой странице и стал читать вслух.
   Никто в этом мире грязном
   В твою чистоту не поверит,
   Хоть ты и поешь свои песни
   От самого чистого сердца.
   Он вопросительно посмотрел на девочку.
  -- Читай, читай, - сказала она. - Я хочу послушать.
   Монтуриоль продолжил:
   Ты, поднимаясь,
   К синей уходишь туче.
   Я на дорогу
   К синей горе вернулся.
  -- Что это? - спросил Нарциссэ.
  -- Это стихи для детей, которые родятся чуть позже.
  -- Когда?
  -- Не знаю. Пока родилась одна я. А больше никого нет.
   Монтуриоль закрыл глаза, посидел так несколько секунд, потом снова открыл. В комнате стало пусто. Все видения исчезли. Растаяла и девочка. Осталось лишь тихое поскрипывание. Монтуриоль повернул голову. Посреди комнаты, подвешенный на крюке, мерно раскачивался Салям.
  -- Еще еду, - подумал Монтуриоль и укусил себя за палец. Но Салям никуда не исчезал, а продолжал медленно рассекать воздух, словно большой боксерский мешок.

Глава 4

ВНУТРЕННИЙ ДОЖДЬ

   С тех пор как Идель заразился дождями, прошло уже семь долгих недель. Он страдал ужасно. Внутренняя непогода мучила его постоянно. Дождь терзал, душил и выворачивал Иделя наизнанку. Всем напоказ. И эта пытка длилась уже семь недель!
  -- Боже мой, - голосил Идель, - за что же это, и со мной?!
   Его действительно можно было пожалеть. Он так старался, так хотел сохранить душу чистой, никем неизведанной, и вот теперь должен был мучиться до тех пор, пока не пойдет настоящий дождь.
   Он то и дело вскакивал с кровати и подбегал к окну, в надежде увидеть на небе хоть облачко. Но небо словно смеялось над ним. Оно оставалось безупречно чистым и нежно-голубым, вот уже семь недель...
   Внутри Иделя что-то гукнуло и протяжно громыхнуло. Затем он почувствовал легкое покалывание в районе восьмого позвонка. Идель прислушался, в груди нарастал какой-то вой.
  -- Так, - догадался он, - гроза начинается!
   Идель вспомнил, что прошлую грозу ему удалось пережить лежа в постели и запивая ненастье свежим кефиром. Только кефир обязательно, должен быть свежим, иначе могут возникнуть побочные эффекты. А что такое побочные эффекты при грозе, и какой мог быть исход - об этом Идель боялся и думать. Он бросился на кухню и дернул дверь холодильника на себя: кефира не было!
  -- Это конец, - подумал Идель, но жить хотелось как никогда.
   На нижней полке стояла бутылка пепси-колы.
  -- А вдруг поможет, - подумал Идель, схватил бутылку и побежал на кровать.
   Но не добежал.
   Ухнуло в обоих мозговых полушариях. Идель рухнул как подстреленный бегемот и забился в судорогах. Ниспадая откуда-то сверху, на него накатились громовые волны и широким потоком прошлись по трясущемуся распластанному телу. Сквозь вой и грохот Иделю показалось, что в нем что-то зазвенело. А потом вдруг все сразу стихло, и раскаты больше не повторялись.
  -- Обман, - думал Идель. - Врешь, не возьмешь... Мамочки, как жить-то хочется!
   Он рванулся всем своим ослабевшим телом и плюхнулся на кровать. И вовремя. Гроза снова дала о себе знать.
   Теперь раскаты грохотали по всему телу, но больше всего их собралось почему-то в левой ноге. Там так и стреляло. К тому же полил дождь, наполняя Иделя водой, от которой ему стало еще тяжелее. Такую погоду он мог выдержать не более часа, что будет дальше, он не знал. А проклятый дождь все шумел.
   На сороковой минуте Идель начал молиться:
  -- Матушка наша, Пресвятая Богородица, спаси и сохрани!... И тут он с ужасом ощутил в районе поясницы направленное движение электронов. Стекаясь в ручеек, они стремились к голове.
  -- Нет, - подумал Идель, - только не это! Но это назревало. И очень даже отчетливо. Прошло полчаса...
   Покалывания затянулись. С каждой минутой они становились все сильнее и ощутимее, приближали дело к развязке. Наконец один из уколов подбросил Иделя на метр в воздух. Обезумев от жуткой боли, он укусил подоконник и оторвал здоровенный кусок дерева. Грохнувшись на кровать, Идель выплюнул его и на секунду расслабился. И тут стрельнуло в ноге. Идель с воплем распрямил ее и вышиб спинку кровати.
  -- Ах, мама! - вздохнул он и откинулся...
   Он лежал лицом вниз и ждал. Накопившееся электричество бродило в нем из стороны в сторону, словно деревенская брага, и будоражило кровь.
  -- Скорей бы конец, - подумал Идель.
   Его мольбы были услышаны. Озверевшие частицы рванулись навстречу друг другу. И раздался гром небесный! Полыхнуло из обоих ушей. Две четкие синие молнии ударили в ночную тишину городского неба, пройдя сквозь стены.
   Во всем городе погас свет. Люди зажигали свечи и ругали монтеров. А монтеры были ни при чем. Они стояли возле столбов и любовались искрящимися проводами. Голубые линии протянулись сквозь весь спящий город. И это было так красиво!
   Наутро квартира Иделя была похожа на Шанхай после бомбардировки. Поломанная мебель стояла посреди разлившегося на полу озера кипяченой воды. А в углу на разрушенной кровати лежал Идель. Гроза кончилась. Он был жив.
  

Глава 5

ЛЕГЕНДА О ДОБЛЕСТНОМ ВОЙСКЕ АБЕНСЕРРАХОВ

   Когда в долине Венедов закончилась солнечная пора, и опали листья с деревьев, в городе снов появились они. Заполонив все улицы, убийцы в кожаных плащах и шлемах римских легионеров предались разбою и грабежам. От топота ног и блеска медного оружия стало трудно дышать. В воздухе теснились стоны раненых и терзаемых людей. Сотни трупов устлали улицы, плавая в собственной крови.
   Нашествие длилось три долгих месяца. За это время погибли почти все жители города снов, и, казалось, ничто не могло защитить их от жестоких убийц. Последняя горстка укрылась в королевском замке на горе Монхибелло и, мучаясь от голода, медленно умирала.
   Но когда чаша страданий переполнилась, на окраине издыхающего города явилось храброе войско Абенсеррахов. Предводителем которого был закованный в латы доблестный рыцарь - граф Ламбино де Юмикор, защитник всех униженных на земле.
   Пять дней билось малочисленное войско Абенсеррахов с полчищами разбойников. Кровь залила все земли окрест города снов и на три метра в глубину пропитала землю. Не выдержали грабители натиска храбрых Абенсеррахов и подоспевшей к ним на помощь дружины Алабесов. Пустились в бесславное бегство, бросая на пути все награбленное. Еще неделю преследовали их рыцари по дремучим лесам спящих деревьев и казнили всех. А кости разбойников достались в пищу воронам.
   Предав земле павших рыцарей, войско Абенсеррахов во главе с доблестным графом Ламбино де Юмикор, ушло туда, откуда явилось. А с небес спустился желтый дракон Хан Лу и с той поры поселился в пещере горы Монхибелло, под королевским замком города снов, став его вечным стражем.
  

Глава 6

ПРЕРВАННЫЙ СОН

   Когда Ольга пробудилась, ее долго не оставляло ощущение только что закончившейся сказки. Она лежала в постели с закрытыми глазами и наслаждалась этим чувством. Давно уже ей не снились такие прекрасные и интересные сны. Она бродила по полям, усеянным молодыми фиалками, и от их аромата у девушки кружилась голова. В небе пели птицы, и светило молодое солнце. Потом на ее пути возник, сверкая золотом крыш, город. Из ворот на белом коне выехал рыцарь и, посадив девушку перед собой, увез ее в замок с высокими башнями. Там она прожила десять прекрасных месяцев, окруженная заботой, словно королева. Давала балы в просторных залах замка, веселилась на пирах и выезжала на охоту. Все шло прекрасно до тех пор, пока один из гостивших в замке вельмож, по имени Органон, не влюбился в нее и не поссорился с хозяином замка, белым рыцарем Альморади. Органон оскорбил его и вызвал на поединок, который должен был состояться тут же, на главной площади. Все стены вокруг нее были увешаны боевыми знаменами и гербами обоих грандов. По краям площади выстроились их слуги. На западной стороне слуги и оруженосцы Альморади, на восточной - клевреты Органона. Ольга должна была наблюдать поединок из окна башни Желания, самой высокой в замке Альморади. Она не хотела смерти и пыталась примирить рыцарей, но все было напрасно. Герольды протрубили в трубы, возвестив о начале боя... Но тут кто-то тронул Ольгу за плечо, и она пробудилась. Это была мама.
  -- Оля, - пожурила она дочку. - Ну сколько можно спать? Тебе давно на работу пора. И так уже опоздала.
  -- О боже, - прошептала Ольга. - Встаю.
   И мысленно пожелала успеха Альморади.
  

Глава 7

ОСЕННИЙ ПАРК

   Был дождь. Дорожки в парке покрылись лужами, трава промокла, а листья на деревьях обвисли. Сам парк погрустнел, насупился и стал абсолютно пустым. Ни одной живой души не было видно в его аллеях, лишь дождь пузырил лужи на асфальте.
   Монтуриоль стоял и смотрел в глубину парка, словно пытаясь там кого-нибудь разглядеть, и не мог. Его отрешенный взгляд блуждал между мокрых тополей, теряясь в них, и, заблудившись, не пытался вернуться обратно.
   Холодный ручеек стек по шляпе за шиворот. Нарциссэ вздрогнул и очнулся от задумчивости. Он обнаружил, что весь промок, и захотел согреться чем-нибудь.
  -- Да, здесь, кажется, было кафе, - вспомнил он и пошел по аллее в глубину парка, где стоял старый охотничий павильончик.
   Нарциссэ толкнул дверь и вошел во-внутрь. В гардеробе его сразу окутала низкая темнота.
  -- Черт бы побрал этих кооператоров, - подумал он. - Свет экономят, что ли?
  -- Эй, алле! - крикнул он в темноту.
   Никто не отозвался, только где-то в углу завозились и послышалось собачье повизгивание.
  -- А, ладно, - подумал Монтуриоль, - пойду одетым.
   Он открыл другую дверь, из под которой пробивалась полоска света, и вошел в кафе.
   Внутри почти никого не было. В уютном полумраке играла тихая музыка, и пахло шоколадом.
   Монтуриоль подошел к стойке и попросил кофе с мороженым. Бармен посмотрел на него изучающе и спросил:
  -- А вам шестнадцать есть?
  -- Есть, - ответил Монтуриоль, - даже больше.
  -- У нас кофе только по древне-вьетнамски.
  -- Давайте какое есть.
   Бармен недоверчиво покосился на Монтуриоля, затем перегнулся через стойку, поманил его к себе и тихо попросил:
  -- А ну, покажи зубы.
   Нарциссэ открыл рот. Бармен заглянул туда и остался доволен. Он вдруг заулыбался, подал кофе и пошел покурить. Монтуриоль сел в угол за столик и с блаженством стал потягивать густой напиток. Рядом кто-то громко зачавкал. Нарциссэ поднял глаза и увидел, что за соседним столиком сидит скелет и уплетает картофельные оладьи. Скелет был ужасно простужен. Он постоянно чихал, кашлял и кутался в клетчатый плед.
  -- Странно, - подумал Монтуриоль, - скелет, а оладьи ест.
  -- Ничего странного, молодой человек, - сказал громко скелет и чихнул.
  -- Ну, скелет, - вдруг обиделся он, - ну, оладьи ем. А вам какое дело?
  -- Да я ничего, кушайте, - сказал Монтуриоль и отвернулся.
   В другом углу сидела какая-то компания. К Нарциссэ подошел молодой брюнет в галифе и стройотрядовской куртке и спросил:
  -- У вас свободно?
  -- Конечно, конечно, - ответил Монтуриоль. - Я только рад буду компании.
   Брюнет отошел к стойке и вернулся с подносом.
  -- Голова Купидона, - радостно сообщил он, - абсолютно свежая и никакой химии.
   Монтуриоль оглядел поднос: там действительно лежала голова. Голова моргнула и уставилась на него.
  -- Не желаете отведать? - предложил брюнет. - Ну хотя бы глазик, левый, а?
   Нарциссэ посмотрел на левый глаз, тот был карий, а правый - голубой.
  -- Ну за компанию, а? - продолжал упрашивать брюнет.
  -- Ну, разве за компанию, - промямлил Монтуриоль. - Я, знаете ли, никогда не пробовал.
  -- И не пробуйте, - подал голос скелет. - Я однажды пробовал, потом неделю животом маялся.
  -- А ты, старый хрен, молчи! - рявкнул на него брюнет. - Не тебе предлагают. Ты в головах как свинья в апельсинах разбираешься.
  -- Да ты, Аполлинарий, не горячись, пошутил я, - струсил скелет.
  -- Меня Аполлинарием зовут, - сказал брюнет, обращаясь к Нарциссэ и застенчиво улыбнулся, обнажив передние клыки. - Вампир я по совместительству. А так - шофером работаю.
  -- Да я, собственно, кофе тут зашел попить, - растерялся Монтуриоль.
  -- Ах, кофе... - сказал вампир и заплакал. - Никто меня не понимает, не любит. Он так расстроился, что выронил поднос, и голова Купидона укатилась под стол. Аполлинарий полез за ней, и оттуда то и дело стали доноситься его всхлипывания:
  -- Никто меня не любит, не ценит.
   Монтуриоль хотел его успокоить, но тут в кафе веселой ватагой ввалились челюскинцы и стали требовать пива и женщин. Половина из них встала в очередь, а остальные расселись на столах и принялись петь песни и курить махорку. Из-за дыма у Нарциссэ закружилась голова, и он вышел из зала.
   В темном фойе он споткнулся и уронил зонтик, а когда нашел его, кто-то мягко положил ему руку на плечо.
  -- Тебе все приснилось, милый, - сказал задушевный голос.
  -- Хорошо, - ответил Монтуриоль, открыл зонтик и вышел на свет.
  

Глава 8

БЛУЖДАЮЩИЙ ПРОРАБ

   Когда душа его взошла на небо, оставив телесную оболочку на морском дне, он почувствовал себя счастливым. Но неразрешимую загадку таят в себе небеса, и потому не обрел он желанного покоя. Не для того был явлен миру. И носило его ветрами по всем векам от сотворения мира, до дней еще не известных и неслучившихся. Был он то воином, то пахарем, случалось становиться ему дубом столетним и дном морским. Но ненадолго. Потому что жизнь его заключалась в движении времени, которое не знает настоящего и течет, словно синяя река меж камней. Но вот на миг остановилась бешеная колесница, и сошел на землю блуждающий странник.
  
   Прораб СМУ-13, Ламбино де Юмикор, сидел на краю котлована и жевал бутерброд с колбасой. Он был ненавязчив, прост и доволен собой.
   Сегодня на стройку должны были подвезти сваи, и от радости прораб хотел петь. Даже летать он сейчас хотел. Потому что любил работать, а сваи не везли уже очень давно. И вот, наконец, этот день настал.
   Бульдозерист Вентимилья заглушил мотор своей машины и спрыгнул на земли. Присев на гусеницу бульдозера, он достал из кармана папиросу и закурил. Потом Вентимилья с интересом посмотрел на грязь, в которой, почти до колен, утопали его ноги. Подумав немного, он вытащил одну из них. С лакированных штиблет нежно-зеленого цвета стекала жидкая грязь. Шелковые чулки тоже немного пострадали.
  -- Ах ты, черт, - сказал Вентимилья, и стал стирать грязь со штиблет. Когда пряжка засверкала наконец веселой позолотой, он удовлетворенно крякнул и запел:
  -- Я один лишь такой, мне не нужен покой...
   Ламбино дожевал бутерброд и достал из холщовой сумки флейту. Он бережно поднес ее ко рту и помог Вентимилье довести арию до конца. Исполнение имело успех. Из окон соседних домов зааплодировали. Рукоплескание длилось минут пять. Потом окна захлопнулись, и на площадке снова воцарилась тишина.
   Вентимилья перестал кланяться в разные стороны, стоя по колено в грязи, вылез из котлована и сел рядом с Ламбино де Юмикором. Достал бутерброд и тоже стал жевать, глядя вдаль.
   С тихим скрипом позади них открылась дверь строительного вагончика, и на крыльцо выполз Альколео де Шонгуй, несколько навеселе. Его прыщавое лицо во все времена года выражало радость. Сейчас оно взирало на небо и радовалось дождю. Сидя в вагончике, Альколео вдруг вспомнил про сваи и захотел спросить о них у прораба, но язык его почему-то не слушался. Тогда Альколео решил подойти поближе к начальству. Он сполз, кряхтя, с крыльца и двинулся к котловану. Но преодолев всего метров пять, застрял в какой-то луже, абсолютно испачкав камзол, и заснул мертвым сном.
   Через час подошли ходившие в магазин крановщики Пабло де Мариваль и Эль-Куизо де Карманьола. Они принесли с собой буханку черного хлеба, мешок зеленого лука и три бутылки кефира. Кроме того, у Мариваля из кармана бридж торчал батон. А Эль-Куизо держал за пазухой две бутылки "Ркацители". Они уселись рядом с прорабом и бульдозеристом на краю котлована и принялись уплетать зеленый лук с хлебом и кефиром. "Ркацители" отложили до праздничного часа.
   Ожидание затянулось. В вагончике часы с пивными бутылками прозвонили шесть. Наступил вечер. Одна за другой стали зажигаться звезды. В воздухе почему-то запахло орхидеями, а сваи все не везли.
   Вскоре стемнело совсем. Мариваль допил бутылку кефира и бросил ее в котлован. Бутылка упала в жидкую грязь и с громким хлюпаньем погрузилась. Вентимилья вытер засаленные руки о штаны Эль-Куизо, поправил свое дырявое сомбреро, прилег и тут же засопел. Эль-Куизо уже давно спал, позабыв о "Ркацители". Вскоре отрубился и Мариваль. Не спал лишь Ламбино. Гордый прораб Ламбино де Юмикор.
   Он вдруг встал, и дома обступили его, и звезды отодвинулись. Он стоял на дне огромного бетонного колодца, широко расставив ноги, а где-то вверху, в маленьком кружочке, там, где кончался колодец, мерцали звезды. И ему вдруг стало наплевать, привезут ли сегодня сваи. И вообще наплевать на все сваи на свете, и на краны, и на машины, и на бетономешалки.
   Он вырос и стал огромным. Таким, что смог дотянуться до звезды. Она лежала у него на ладони и горела мягким светом. Она была удивительно прохладна, чиста и прозрачна. Ламбино почувствовал вдруг, что здесь его уже нет, что он опять уносится куда-то далеко и, возможно, никогда не вернется.
  -- Да, - подумал гордый прораб, - я всегда хотел быть таким.
  

Глава 9

ГРУСТНАЯ КОРОЛЕВА

   Весь день Ольга чувствовала себя как-то странно. Ночное видение не выходило у нее из головы. Оттого все и шло сегодня наперекосяк. Руки словно не слушались ее. Любимая работа абсолютно не трогала. За день она разбила пять тарелок, перепутала массу документов и забрызгала бразильским кофе пиджак режиссеру. Ее коллеги не могли понять, в чем дело.
   А Ольга в задумчивости бродила несколько часов по нескончаемым коридорам телецентра. Такого раньше с ней никогда не случалось. Она совсем не считала себя впечатлительной девушкой. Да и романтика умерла в ней два года назад. Теперь она просто жила. Кутила, веселилась как могла и старалась ни о чем не задумываться. Так легче жить. Да и зачем создавать себе лишние трудности. Но этот странный сон будто встряхнул ее. Там, в замке Альморади, она десять месяцев ощущала себя настоящей королевой. Ее любили, о ней заботились, ее носили на руках. Она никогда не представляла, что быть королевой так прекрасно. И теперь с грустью думала о том, как гнусно жить на свете. Сейчас ей все вокруг казалось пошлым и серым. Длинные зеленые коридоры пугали ее, а пьяницы-коллеги вызывали омерзение.
  -- Да пошли они все, - со злостью подумала Ольга. - Достали. А там, в замке, она впервые почувствовала, что она женщина. Очень красивая женщина. Из-за которой двое мужчин схватились на смерть. И тут она страстно захотела снова заснуть, чтобы увидеть поединок. Ведь Альморади мог погибнуть из-за нее. А Ольге этого совсем не хотелось.

Глава 10

БЕЛЫЕ МЫШИ

   Белые мыши кружатся над городом снов. Белые мыши летают над кладбищем дев. Бегу реки помешали десятки ржавеющих слов. Рыжие черви тревожат лежащих в земле королев. Рушится с неба зимы водянистая муть. Падают камнем с небес табуны облаков. Но королев никогда уже им не вернуть. Слишком тяжел замерзающих листьев покров. Белые мыши летают над городом снов. Белые мыши кружатся над кладбищем дев. Бегу реки помешали десятки ржавеющих слов. Рыжие черви тревожат лежащих в земле королев.
  

Глава 11

ВЕТЕР С ТИБЕТСКИХ ГОР

  
   Идель сидел дома и скучал. В квартире стояла полная тишина. Лишь на кухне из простуженного крана размеренно капала вода.
   Выкурив десятую сигарету, Идель взял в руки расстроенную гитару и, устроившись на диване, стал в задумчивости и тоске перебирать металлические струны. Гитара жалобно застонала, и звук этот принес недолгое утешение. Идель попытался спеть, но по причине дребезжания струн его голос был совсем не слышен, хотя он очень старался. Он пел гимн чукотских шаманов, нараспев повторяя их главное заклинание: - "Гет сур пуршур-шур". Заклинание подействовало, и комната до потолка покрылась снежными сугробами, вьюга заметалась по квартире, выстудив весь воздух. На кухне замерзла капавшая из крана вода. Отломав от носа сосульку, Идель заглянул под диван и обнаружил там молодые кустики ягеля.
  -- Ну вот, перестарался, - огорчился он. Затем подул на струны и, когда они немного оттаяли, спел другое заклинание: - "Гет сур пур бест, он шар увай". Мгновенно изменился климат, и в квартире началось таяние снегов. Когда половодье затопило диван, Идель взобрался на шкаф и втащил за собой гитару. Там уже сидела полярная сова Дашка, а рядом копошилось с десяток полярных мышей. Умная птица следила, чтобы мыши не разбежались, и то и дело сгоняла их в кучу мощным ударом крыла.
   ... Вода не спадала уже часа три. Идель за это время окончательно закоченел и страшно проголодался. Прямо под ним, рассекая мутную воду, проплывал в кухню благородный северный олень. Его ветвистые рога задели низко висевшую люстру, и осколки стекла со звоном обрушились вниз.
   "- Ах ты, черт, - подумал с грустью Идель, - где же я теперь новую достану." Половодье ему уже надоело, и он вдруг вспомнил про спасительную мелодию Даосяолинь, которую слышал однажды в исполнении Мен Цзяо. Мелодия вызывала великую сушь. Идель тут же заиграл ее, в надежде, что вода быстро испарится. И она действительно стала испаряться с огромной силой. В комнате повис водяной пар, а когда он наконец рассеялся, взору взмокшего Иделя предстал живописный вид пустыни Гуахиро. По истрескавшемуся бетонному полу ползали змеи и носились юркие ящерицы.
   От палящего зноя Дашка упала в обморок, а мыши попрыгали со шкафа и тут же были съедены подоспевшей змеей. Из туалета выскочил чукотский шаман и, подпрыгивая по раскаленному полу, побежал на кухню. Там он, сбросив меховое одеяние, нырнул в холодильник, прихватив с собой лишь шаманский бубен.
   В эту минуту Иделю захотелось, чтобы подул ветер с Тибетских гор и остудил зной. Но ветер не подул, а Идель так и остался сидеть на шкафу, умирая от жары.
  

Глава 12

ФАНТОМ

   Монтуриоль сидел на мосту, свесив ноги вниз. Над пустынной рекой проплывали печальные облака. Они шли на восток. Вместе с ними уходила и осень. Последние листья уже давно облетели и, лежа на холодном асфальте, лишь ждали своего часа, чтобы умереть. Но их это совсем не пугало. А облака все плыли и плыли по свинцовому небу, слегка перешептываясь между собой. Им предстоял далекий путь до восточной страны, где можно будет пролежать всю зиму на теплой скале, отогревая белые бока. Но та страна находится далеко за горизонтом, а здесь, на мосту, сидел одинокий человек. Он был еще грустнее, чем облака.
   Темные скрипучие мысли бродили в голове Монтуриоля. Да, он был влюблен, но влюблен безнадежно. Эту девушку он даже никогда и не видел. Но чувствовал, что скоро увидит и это не прибавит ему радости. Потому что она принадлежит другому. Но он согласен был любить даже ее фантом и хотел этого так страстно, что тут же создал его из своих видений и лучших мыслей. Фантом вышел прекрасный: с длинными золотистыми волосами, разбросанными по плечам, стройна и хороша собой, но он хотел верить, что его создание превзошло оригинал по красоте. Когда мысли Нарциссэ пришли в стройное соответствие, фантом ожил. Эта новая жизнь получилась чудесной. Девушка открыла глаза и посмотрела на Нарциссэ. Затем улыбнулась ему и поцеловала в губы. У Монтуриоля перехватило дыхание. Он погладил девушку по волосам и вернул поцелуй. И тут же, повинуясь его желанию, на мосту возникла королевская карета с гербами на дверцах. Стройные вороные лошади рвались из узды, высекая копытами искры из мостовой.
  -- Госпожа, - промолвил Нарциссэ Монтуриоль, - карета ждет вас. Он поднял девушку на руки, а она обняла его за шею своими тонкими, нежными руками, и отнес в карету. Дверца захлопнулась. Возница хлестнул скакунов, и карета, сорвавшись с места, устремилась в небо, распугивая ленивые облака.
  

Глава 13

ЛЕТА

   Меж гигантских гор, за длинные и острые вершины которых цепляются за облака, течет, извивая свое змеиное тело, черная река Лета. К ней ведет из-за горизонта широкая тропа. На скале, над самой водой, стоит мерзкий страж, сложив за спиной перепончатые крылья и сжав в когтях камни. Словно муравьи, ползут по тропе тысячи людей, сдирая в кровь руки и ноги, но все же добираются до берега Леты. А там уже все равно. Они рушатся с обрыва и, погрузившись в черную воду, всплывают со дна, превратившись в восковые куклы. А страж со смехом кидается в них камнями. Но куклам не больно. Они тихо уплывают вниз по течению, уставившись застекленевшими глазами в небо, которого над Летой нет.
   И вдруг страж видит, что один из муравьев задержался на краю пропасти и обернулся назад. Страж спускает на него летающего змея. И змей, обвившись кольцами вокруг жертвы, приносит ее к ногам повелителя. Первый камень рассекает муравью висок, второй - темя. Муравей кричит и корчится от боли. Третий - вышибает глаз, и тот растекается по скале, теплый и синий. Страж удовлетворен.
  -- Почему ты не испил из Леты? - тихо произносит он, но муравей бьется в конвульсиях при звуках этого голоса. Рот его судорожно кривится. Четвертый камень вышибает зубы и рвет щеку. Муравей плюется кровью.
  -- Почему ты не испил из Леты? - повторяет страж. Единственный глаз муравья становится огромным и стеклянным. Страж видит в нем свое отражение и перестает смеяться и шепчет сквозь клыки, глядя на полудохлого муравья.
  -- Ты хотел величия? Но не хотел испить из Леты? Что ж, скоро ты будешь желать испить из нее, но никогда этого не получишь. А сейчас ты вернешься к муравьям и сделаешь то, что должен.
  -- И страж отвернулся от муравья, забыв о его существовании. А синий летающий змей, по имени Гиперборей, обвил муравья своим скользящим телом и унес сквозь ржавые облака к белеющей вдали земле муравьев.
  

Глава 14

ГРОЗА

  
   Не в силах терпеть больше зной, Идель слез со шкафа. Он достал из-под кровати кремневый пистолет, открыл окно и выстрелил в тучу в надежде на облегчение. Туча чихнула и пролилась. На соседней улице пошел дождь. Идель прицелился и выстрелил по второй, но та оказалась набитой только громовыми раскатами. Над городом прокатилось гулкое эхо, вспугнув разомлевшую от жары Дашку, но ни капли дождя больше не упало.
   Идель разозлился и стал палить по всем тучам, которые только видел. Что тут началось! От такого интенсивного обстрела тучи лопались сразу в нескольких местах, причем с таким грохотом, будто в небе над городом рвались десятки авиабомб. К великому огорчению Иделя, дождем были набиты всего несколько штук. Видимо из-за небесной неразберихи косяк с дождевыми тучами уполз на запад еще вчера вечером, хотя его прохождение над городом ожидалось лишь сегодня. Но тучи эти оказались ужасно интересными. Дождя в них было, конечно, мало, но зато они были набиты всякой всячиной, не имеющей к нему никакого отношения и неизвестно как туда попавшей. Из ближайшей к Иделю тучи вдруг посыпались тайные мысли Плутарха, которые он не доверял даже своим ученикам. Честно говоря, такого Идель не ожидал. Вслед за ними понеслись переговоры Германского Генштаба относительно положения на Украинском фронте, прерываемые мелодией из "Джентльменов удачи". Потом переговоры закончились, и некоторое время шел дождь. Вскоре он опять перестал, и над городом зазвучал голос Левитана.
   Двумя предупредительными выстрелами Идель отогнал эту милитаристскую тучу подальше от города, в леса, где она запуталась в верхушках сосен и осталась ночевать.
   Из туч, гулявших над центром города, выпала широкая душа Басым-бея, любимого сына Наджибулы эль Тугая, и, грохнувшись об асфальт, материализовалась в четырех сотнях его любимых жен. Жены, видимо, впервые попавшие в северный город и никогда раньше не видевшие троллейбусов, жутко испугались и стали с визгом носиться по Невскому, вызвав там страшный переполох. Их попыталась утихомирить милиция, но, потеряв в стычках двух постовых, унесенных неистовыми женами, плюнула на это дело и пустила его на самотек. ...Идель продолжал палить. В следующей туче оказался только что сформированный бронепоезд "Вся власть Советам!" и провожавший его отряд конных чекистов. Смекалистые красноармейцы тут же взяли приступом склад с сахаром и повесили на фонаре его директора, отказавшегося выдать продукт без талонов. Ворвавшиеся вслед за ним чекисты постреляли всех красноармейцев за мародерство, забрали сахар и скрылись в пригородных лесах. Бронепоезд остался стоять, покинутый всеми и забытый.
Изнывая от жары, Идель перенес огонь в небо над Петроградской, а потом - на Черную речку. На этот раз тучи оказались со снегом. Белыми хлопьями он укрыл весь район и укутал по уши Александра Сергеевича. Снег, правда, вскоре растаял. А талая вода, весело журча, растеклась по окрестным улицам, образовав озеро, которое жители назвали Широким, потому что Долгое у них уже было.
   Идель бросил раскалившийся пистолет в ведро с водой, выкинул на помойку пустой ящик из-под патронов и зашел к соседу - Василию Ивановичу. Дворник сидел на табуретке и потягивал горячий кофеек из пол-литровой чашки.
  -- А, это ты, - добродушно протянул дворник, - ну, заходи, милый. Идель налил себе кофе, взял чашку и подошел к раскрытому окну. По Невскому все еще бегали жены Басым-бея, они украли еще одного милиционера. Над озером молочной кисеей висел туман. Оттуда изредка доносились всплески весел. Идель облокотился о подоконник и отхлебнул глоток из чашки. Дворник поглядел на него и обо всем догадался.
  -- Ну, говори, чего маешься? - сказал он сочувственно.
  -- Дядя Вася, - признался Идель, - у меня патроны кончились.
  -- Ну, это не беда, - обрадовался дворник, полез в чулан и завозился там.
   Из чулана донеслось лязганье металла и глухое позвякивание. Через минуту Василий Иванович выкатил на середину комнаты новенький блестящий "Максим".
  -- С войны храню, - заявил он, - вещь надежная. Ты бери его.
  -- Да вы что, дядя Вася?!
  -- Бери, бери, тебе нужнее. Это презент. А может, и еще когда стариной тряхну.
   Ошалевший от такого подарка Идель помолчал немного, а потом робко произнес:
  -- Дядя Вася, дождей давно не было, может сейчас и испытаем?
   Дворник поглядел в окно. Его взгляд наткнулся на одиноко стоявший бронепоезд. По вагонам ползали дети и играли в войну.
  -- Да-а, - протянул он, - твоим револьвером тут много не наделаешь. - Он еще раз глянул в окно и увидел жен Басым-бея. Потом протянул палец и ткнул в оставшиеся тучи.
  -- Оттуда?
  -- Оттуда, - подтвердил Идель.
  -- Эх-ма! - снова обрадовался дворник. - Была не была! Тащи "Максим" к себе наверх. А ленты сейчас принесу.
   Он снова полез в чулан и завозился там. Идель взял пулемет и понес его к себе в квартиру. Он уже установил его на кухонной столе, когда в дверь позвонил дядя Вася.
   Дворника было не узнать. Серая солдатская шинель делала его тучную фигуру длиннее, хотя он был не высокого роста. Бравые фельдфебельские усы лихо закручивались вверх, а натянутые через плечо, крест-накрест, пулеметные ленты придавали ему геройский вид, которого совершенно не портили торчавшие из-под шинели валенки.
  -- Что, милок, - улыбнулся дворник, - не признал?
  -- Ну, дядя Вася, ты даешь! - обалдело сказал Идель. - Заходи. Они выпили по стакану кефира и уселись за пулемет. Было жарко и душно. Из озера теперь струился пар, отчего воздух казался каким-т смазанным и непрозрачным, будто Идель с дядей Васей сидели под водой.
   ... Слева, над Поклонной горой, показалось первое облако. Оно наползало медленно и осторожно, словно догадывалось о намерениях дяди Васи. Следом за ним потянулись огромные грозовые тучи, темно-синего цвета.
  -- Подожди, - сказал дядя Вася. - Пусть поближе подойдут. Когда вся стайка выползла на открытое место, дядя Вася выкинул в окно беломорину, помедлил еще несколько секунд и сказал:
  -- Ну, милый, с Богом. - Идель нажал на гашетку. Пулемет вздрогнул и загрохотал, посылая вдаль огневые заряды. Туча задергалась и стала сочиться. Идель сильнее налег на пулемет. И тогда она прорвалась.
   На выжженные солнцем улицы полилась долгожданная влага. Идель продолжал стрелять по остальным тучам, и дождь все нарастал. Вскоре он превратился в настоящий танец воды, прекрасный в своем неистовстве и безумно колошмативший по крышам, дорогам и головам. О такой грозе Идель не мог и мечтать.
   По улицам бегали обнаженные до пояса чекисты и палили из винтовок в воздух. Они прыгали по лужам и танцевали "яблочко". У них под ногами носились дети и тоже радовались дождю. Чекисты брали их на руки и кормили леденцами, которые приготовили из ворованного сахара. Жены Басым-бея помирились с милицией, вернули им украденных постовых и теперь по очереди ныряли с Кировского моста вниз головой, поражая иностранцев своим бесстрашием. А в окне, под самой крышей, около дымившего пулемета, стоял Идель и с радостью вдыхал свежий и вкусный воздух.

Глава 15

ПОЕДИНОК

  
   Первый удар нанес Органон. Со свистом резанув воздух, черный меч врезался в щит Альморади, украшенный родовым гербом, и едва не расколол его на двое. Ответный удар заставил Органона отступить на шаг назад.
   Рыцари на секунду остановились. Они стояли друг против друга, облаченные в тяжелые доспехи, и жаждали смерти. Один потому, что любил, другой потому, что ненавидел. Их окружала толпа челяди, притихшая в ожидании исхода поединка. Органон еще крепче сжал меч и с криком бросился на Альморади. Клинки скрестились со звоном. Органон наносил удар за ударом, но его противник был сильным бойцом, победившим многих рыцарей Гранады. Он парировал все удары, и в ответ нанес резкий удар в плечо, который достиг цели. Органон пошатнулся, но устоял. На его левом плече доспехи погнулись. Разъяренный, он снова бросился в бой и выбил щит из рук Альморади.
   У Ольги замерло сердце. Теперь Органон получил огромное преимущество. И потому зло усмехнулся сквозь забрало.
  -- Прощайся с жизнью, повелитель изнеженных дев. Пришла твоя смерть.
  -- Ты рано празднуешь победу, хранитель змей. Первым умрешь ты, - ответил Альморади и кинулся на противника. Его удары посыпались словно град на черного рыцаря. В исступлении Альморади рубил мечом воздух вокруг Органона, то и дело поражая противника. Щит Органона треснул в двух местах, из уязвленного бедра текла кровь. Панцирь прогнулся, будто жестянка. А меч Альморади все свистел над его головой, словно дожидаясь минуты, что бы поразить насмерть. Казалось, что Органон вот-вот будет повержен. Но ярость придала ему силы. Он поднял глаза и увидел в окне башни Желания Ольгу, с трепетом следившую за поединком.
  -- Тебе никогда не владеть этой женщиной. После твоей смерти она станет моей. И я сделаю с ней, что хочу! - крикнул Органон и, отбросив изрубленный щит, схватил меч двумя руками. Подняв его над головой, он нанес Альморади сокрушительный удар в плечо, сваливший рыцаря с ног. Падая, белый рыцарь ударился головой о камни мостовой, и сознание его помутилось. Он видел, словно во сне, подскочившего к нему Органона с занесенным для последнего удара мечом, но не мог пошевелить и пальцем. Время понеслось с неимоверной скоростью. Быть может, ему осталось жить одно мгновение. Перед его внутренним взором возникла, сияя золотом волос, Ольга. Она так мало прожила в замке, а он успел влюбиться в нее без памяти. И теперь он теряет ее навсегда.
  

Глава 16

ПРОБУЖДЕНИЕ

   Идель открыл глаза и сел на постели. В черное окно стучался ветер, а где-то далеко шумели деревья. Временем владела ночь. Он прислушался и понял, что в нем снова звучит симфония. Звуки ее кажутся белыми снежинками и завораживают, словно колдовство. Комната с задернутыми шторами наполнилась космическими звуками и засияла теплыми огоньками. Тени вещей ожили и, отделившись от своей основы, закружились в магическом танце, заставляя трепетать пламя вспыхнувшей свечи, стоявшей на полке камина.
  -- Откуда у меня камин? - подумал Идель, но решил оставить все как есть.
  
Если камин существует, значит он нужен. Вдруг он заметил, что в комнате не один. Свеча, поднявшись в воздух, поплыла до середины комнаты и остановилась, плавно покачиваясь в воздушном течении. А вокруг нее танцевали десять прекрасных дев с маленькими золотыми коронами на головах. Идель завороженно смотрел на их танец и чувствовал что-то странное. Он вдруг увидел себя маленьким ребенком на берегу голубой реки. Он сидел на камне и наблюдал за рыбами, игравшими на солнце серебряной чешуей. А на другом берегу стояла красивая девочка и наблюдала за ним. Ее волосы мягко спадали на плечи, а улыбка казалась улыбкой весны. Идель не знал, откуда она пришла, и что ей было нужно. Но услышал ее мысли и понял, что она здесь ради него. Ей обидно, что он наблюдал за рыбами и совсем не обращал внимания на нее. И тогда он поднял глаза. Девочка все также стояла, но уже не улыбалась, скорее казалась грустной. Она помахала Иделю рукой и растворилась в искрящейся дымке, поднявшейся от воды. Но он уже знал, что судьба свела их навсегда.
   И вдруг небо раскололось над ним, обнажив беззвездную пустоту, поглотившую солнце. Ворвавшийся в комнату ветер задел свечу, умертвив танцующих королев, и погасил сияние. На пороге возникла черная фигура в длинном балахоне. Не касаясь пола, она вплыла на середину комнаты, и зазвучали слова:
  -- Я пришел. Встань и следуй за мной.
   Идель поднялся, повинуясь, и пошел следом за уплывающей фигурой. Покинув комнату, он очутился на незнакомом пустыре на окраине города. Под ногами хрустели замерзшая грязь и осколки битого стекла, смешанного с рваной бумагой. Достигнув середины пустыря, фигура в балахоне остановилась. Костлявые руки откинули капюшон, и Идель увидел лицо с рваной щекой и одним глазом. Но, несмотря на уродство, он узнал его. Да, это был он - гордый прораб, Ламбино де Юмикор.
  -- Я пришел для того, чтобы отнять у тебя все. И пока ты жив, нет мне покоя. А ее я никогда не прощу тебе, - выбросил слова в морозный воздух Ламбино де Юмикор. - И потому сейчас я убью тебя. Но не здесь.
   Непонятная сила подхватила их и, оторвав от земли, швырнула на Млечный путь. Идель оглянулся по сторонам. Далекая земля замерцала под ногами желто-голубым светом. Вокруг была вязкая пустота; почти все звезды на небе погасли. Идель поднял глаза и увидел стоящего по колено в тумане Ламбино де Юмикора, за спиной которого возвышались еще две уродливые фигуры с головами волков. Это были верные клевреты гордого прораба: Пабло де Мариваль и Эль-Куизо де Карманьола.
  -- Так не честно, - подумал Идель, и слева от него в блеске молний возник, явившийся с того света Артотрог, а справа - Нарциссэ Монтуриоль.
  -- Пора начинать, - произнес Ламбино, и, взглянув на спутников Иделя, добавил: - Что ж, я даю тебе возможность сопротивляться, потому что хочу видеть твои мучения. А потом, когда ты умрешь, насладиться ее болью.
   Иделю вдруг стало грустно и противно, что какая-то уродливая тварь, жаждущая его смерти, еще и унижает его, оскорбляя святое. И вдруг он почувствовал себя сильным, словно в нем слилась сила тысячи воинов, вставших на защиту светлых снов и дней. И он понял, что должен убить эту тварь, стереть, не оставив и следа в памяти живущих на земле. Изгнать это мерзкое животное снов, навсегда лишив черные мысли их черной окраски. И тогда крылья возникли у него за спиной и сверкающая струна в руке. И небо всколыхнулось от жуткого волчьего воя, огласившего беззвездные просторы тьмы.
   ... Первым пал Монтуриоль, пронзенный насквозь двадцатью желтыми когтями Эль-Куизо. Но испуская последний вздох, он вложил всю оставшуюся силу в удар сверкающей струны, снесшей мерзкую волчью голову. Они умерли вместе, слившись в предсмертном крике, и навсегда остались на небе, став созвездием Мертвого волка. Мариваль и Артотрог бились долго, потому что оба были уже давно мертвы. Они то сходились, осыпая друг друга разящими ударами, то исчезали, принимая обличие падающих комет, то вновь появлялись, чтобы продолжить бой. Раны их были бесполезны. Нельзя убить то, что уже не живет. И потому они были обречены на вечную битву и слились с пустотой.
   На Млечном пути остались лишь двое, ничего не замечающие вокруг в исступлении схватки. С каждой новой раной ярости в них все прибавлялось. Кровь Иделя, забрызгав звездный шлейф, смешалась с черной кровью Ламбино, отчего погасли тысячи звезд. Сверкающая струна отсекала у Ламбино правую руку с когтями. А пронзенное плечо Иделя терзала жуткая боль. Но ни один не хотел уступать. А когда ярость их достигла силы звенящего света, они оба обрушились с небес и устремились к желтой земле, теряя на лету свою сущность.
  
   Взгляд Альморади прояснился. В израненном теле вновь родились силы, и, рванувшись в сторону, он избежал страшного удара, раскроившего надвое камень. Схватив свое оружие, он вскочил на ноги. Органон уже летел на него, снова занося меч для удара. Но острие клинка Альморади нашло его грудь быстрее. Органон, пронзенный на вдохе, остановился, и глаза его остекленели, а тело обмякло. Альморади выдернул клинок из мертвого врага и поднял оружие вверх, издав победный крик. На секунду задержавшись, Органон рухнул лицом вниз на теплые камни, заливая все вокруг себя черной кровью. Последним видением его была страшная река, полная восковых фигур.
   Бросив свой меч, Альморади побрел к выходу из замка и, достигнув поля, опустился в изнеможении на траву. А следом за ним выбежала Ольга и, бросившись ему на шею, стала целовать в губы. И ничто на свете уже не могло помешать им.
  

ЭПИЛОГ

   На Покров пошел снег. Идель стоял у раскрытого окна и курил, наблюдая за падением снежинок и прислушиваясь к ночным шорохам. Где-то вдали, за домами, тускло горели фонари. По опустевшему проспекту прошумел и исчез запоздалый трамвай. Деревья, зеленые днем, теперь казались совсем черными, но еще не лишенными жизни. Падающий снег заставлял листья трепетать в такт друг другу, отчего рождалась прекрасная белая симфония, словно по мановению дирижерской палочки.
   Такие ночи существуют не для сна. Это Идель почувствовал давно. Поэтому, закрыв окно, он затушил сигарету и попытался записать эту музыку, что родилась у него в душе. Но музыка не получалась, а получились слова. Вернее, стихи. Он посвятил их любимой женщине, которая спала сейчас сладким сном на другом конце города. Она не могла услышать эту симфонию, но во сне видела все чудесные образы, рожденные падением снега и любовью Иделя, и оттого улыбалась. А Идель чувствовал себя счастливым. Он решил, что позвонит ей утром и поздравит с наступлением нового дня - дня ее рождения. Подарок ждал уже двенадцать часов. Это был совсем не колючий еж по имени Мюллер. Он стоял в шкафу и смотрел на мир своими желтыми глазами, словно все вокруг забавляло его: и картины на стенах, и стол, и стул, и даже сам хозяин квартиры.
  -- Пусть так, - размышлял Идель, - лишь бы подарок ей понравился. И еще я подарю ей цветы.
   С этой счастливой мыслью Идель решил пойти спать. И когда он коснулся щекой подушки, его мгновенно сковал глубокий сон. А снилась ему все та же белая симфония.

Май 1990 - Декабрь 1992

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"